Александр Майсурян
Из истории культов личности. Ленин
25 мая 1919 года. В.И. Ленин на параде войск Всевобуча. Эта фотография особенно интересна тем, что на заднем плане виден большой портрет Владимира Ильича. Между тем отрицательное отношение самого В.И. к такого рода вещам известно
От культов, возникавших вокруг А.Ф. Керенского и Н.И. Махно, перейдём к культу, который ещё при жизни стремился сложиться вокруг Владимира Ильича Ульянова-Ленина. Между прочим, эти примеры показывают три различных отношения людей к собственным культам. И все они чётко связаны с их классовым самоопределением. Александр Фёдорович, будучи мелкобуржуазным вождём, пожалуй, прямо поддерживал свой культ (накануне Октября он с гордостью сообщал своим коллегам по кабинету министров: «Знаете, что я сейчас сделал? Я подписал 300 своих портретов»). Нестор Иванович, будучи крестьянским вожаком, хотя и испытывал некоторое неудобство и смущение, но не препятствовал своему возвышению и почитанию в среде крестьянства. А Владимир Ильич, считая себя представителем пролетариата, сознательно выступал против собственного культа, «ломал» его уже самой своей манерой держаться.
Любопытное свидетельство на этот счет оставил Иосиф Сталин. В 1924 году Сталин рассказывал о своей первой встрече с Лениным на конференции большевиков в Таммерфорсе (в Финляндии) в 1905 году: «Принято, что «великий человек» обычно должен запаздывать на собрания, с тем, чтобы члены собрания с замиранием сердца ждали его появления, причем перед появлением «великого человека» члены собрания предупреждают: «тсс... тише... он идёт». Эта обрядность казалась мне не лишней, ибо она импонирует, внушает уважение. Каково же было моё разочарование, когда я узнал, что Ленин явился на собрание раньше делегатов и, забившись где-то в углу, по-простецки ведёт беседу, самую обыкновенную беседу с самыми обыкновенными делегатами... Не скрою, что это показалось мне тогда некоторым нарушением некоторых необходимых правил. Только впоследствии я понял, что эта простота и скромность Ленина, это стремление остаться незаметным или, во всяком случае, не бросаться в глаза и не подчеркивать своё высокое положение, – эта черта представляет одну из самых сильных сторон Ленина, как нового вождя новых масс, простых и обыкновенных масс глубочайших «низов» человечества». Сходным чувством от знакомства с Лениным делился и Максим Горький: «Я ожидал, что Ленин не таков. Мне чего-то не хватало в нём. Картавит и руки сунул куда-то под мышки, стоит фертом. И вообще, весь – как-то слишком прост, не чувствуется в нём ничего от «вождя».
Характерно, что ещё более явно похожее отношение проявляли к Ленину... старые кремлёвские швейцары, долгие годы служившие до этого царской семье. Об этом рассказывал советский комендант Московского Кремля Павел Мальков: «Прелюбопытный народ были эти самые швейцары. Насчитывалось их в Кремле несколько десятков, все старики лет за шестьдесят, а то и больше, бывшие николаевские солдаты... Жили старики в Кремле испокон веков, помнили не только Николая II, но и Александра III. К обязанностям своим относились чрезвычайно ревностно. Не давали сесть и пылинке ни на одно кресло, ни на одно зеркало. Как занимались они своим делом в прежние времена, так занимались и теперь, после революции. К Советской власти большинство из них относилось поначалу с открытой неприязнью: какая, мол, это власть? Ни тебе пышности, ни величавости, с любым мастеровым, любым мужиком – запросто. Только со временем, присмотревшись к Ленину, Свердлову, Дзержинскому, Цюрупе, к другим большевикам, начали понимать старики природу нового, советского строя и горячо, искренне привязались к нашим руководителям, хотя я поругивали их втихомолку за излишнюю, с точки зрения бывших царских служителей, скромность и простоту.
— Не то! — вздыхал порой тот или иной старик швейцар, глядя на быстро идущего по Кремлю Ильича в сдвинутой на затылок кепке или Якова Михайловича в неизменной кожаной куртке. — Не то! Благолепия не хватает. Ленин! Человек-то какой! Трепет вокруг должен быть, робость. А он со всяким за руку, запросто. Нет, не то».
Замечательная критика! Но ведь примерно так чувствовали не одни царские швейцары, а целые классы общества: «Нет, не то. Не то! Благолепия не хватает». И стремились, в меру своего понимания, добавить «благолепия», чтобы было в самый раз.
Один из первых всплесков возвеличивания Владимира Ильича возник после покушения на него в 1918 году. Газета «Правда» 1 сентября вышла под шапкой: «Ленин борется с болезнью. Он победит её! Так хочет пролетариат, такова его воля, так он повелевает судьбе!». Когда выздоровевший после покушения Ленин вновь принялся за работу, он искренне возмутился реакцией общества на свою болезнь.
«Часов в десять он пришёл в кабинет и сейчас же принялся за просмотр газет, — вспоминал Владимир Бонч-Бруевич. — Не более как через полчаса ко мне раздался тревожный его звонок, повторенный несколько раз. Предполагая, что что-нибудь случилось дурное, я со всех ног бросился в кабинет. Вхожу, вижу: Владимир Ильич сильно побледнел, встречает меня взволнованным взглядом и с упрёком говорит мне:
— Это что такое? Как же Вы могли допустить?.. Смотрите, что пишут в газетах?.. Читать стыдно. Пишут обо мне, что я такой, сякой, всё преувеличивают, называют меня гением, каким-то особым человеком, а вот здесь какая-то мистика… Коллективно хотят, требуют, желают, чтобы я был здоров… Так, чего доброго, пожалуй, доберутся до молебнов за моё здоровье… Ведь это ужасно!.. И откуда это? Всю жизнь мы идейно боролись против возвеличивания личности, отдельного человека, давно порешили с вопросом героев, а тут вдруг опять возвеличивание личности! Это никуда не годится. Я такой же, как и все… Лечат меня прекрасные доктора. Чего же больше!.. Массы не пользуются таким вниманием, таким уходом, леченьем, мы ещё не успели дать им всё… А тут стали меня так выделять… Ведь это же ужасно.
Я не мог вставить ни одного слова в эту взволнованную речь, и, боясь, что Владимир Ильич сильно повредит себе таким волнением, я тихонько, как только он остановился, стал говорить ему о том, что любовь масс именно к нему беспредельна… что Управление делами и я лично осаждены бесконечными телефонными запросами, письмами, телеграммами, депутациями от фабрик, заводов, союзов: все хотят знать о его здоровье, и вот это всеобщее, всесоюзное желание рабочих, крестьян, красноармейцев, матросов, постановивших выслать с боевых кораблей воинские наряды для личной его охраны, — всё это и отражается, как на фотографической пластинке, в газетах, в статьях, письмах...
— Всё это в высшей степени трогательно… Я не знал, что я причинил столько волнений и беспокойства повсюду… Но надо это сейчас же прекратить, никого не обижая. Это не нужно, это вредно… Это против наших убеждений и взглядов на отдельную личность… Знаете что: вызовите Ольминского, Лепешинского и сами приходите все ко мне. Я буду просить вас втроём объездить сейчас же все редакции всех больших и маленьких газет и журналов. И передать то, что я вам скажу: чтобы они умненько, с завтрашнего дня, прекратили бы всё это...»
Когда вызванные явились, Ленин сказал им:
— Пожалуйста, поезжайте поскорее и прекратите сейчас же это безобразие… В какие-то герои меня произвели, гением называют, просто чёрт знает что такое!
— А патриарх Тихон, — пошутил Лепешинский, — пожалуй, чего доброго, причислит Вас к лику святых. Вот уж доходный будет святой. Мне так и хочется вспомнить Женеву и нарисовать всё это…
В Женеве, в период эмиграции, старый большевик Пантелеймон Лепешинский нарисовал серию известных карикатур на Владимира Ильича и меньшевиков, где он изображался в виде кота, а они — в виде мышек — «Как мыши кота хоронили». Также он изображал Ильича в виде «мальчика без штанов», показывающего кукиш Августу Бебелю в ответ на его попытки устроить примирение большевиков с меньшевиками.
— Вот это правильно, — подхватил Владимир Ильич… — Пантелеймон Николаевич, разутешьте… Нарисуйте, как всегда, хорошую карикатуру на тему «ерой» и толпа, — к тому же и народников вспомните с Михайловским во главе…
Одна из серии карикатур П. Лепешинского «Как мыши кота хоронили». Серия была отпечатана и широко распространялась большевиками, причём вызвала возмущение Г.В. Плеханова, страдавшего мышебоязнью. Супруга Плеханова Розалия Марковна выговаривала автору рисунков: «Это что-то невиданное и неслыханное ни в одной уважающей себя социал-демократической партии. Ведь, подумать только, что мой Жорж и Вера Ивановна Засулич изображены седыми крысами... У Жоржа было много врагов, но до такой наглости еще никто не доходил...» «Плеханов, — вспоминал В. Бонч-Бруевич, — который органически не переваривал мышей, о чем, конечно, тов. Лепешинский не знал, до последней степени был потрясён и возмущён изображением его в неподобающем мышином виде».
Эта карикатура П. Лепешинского, нарисованная в эмиграции, была опубликована только в 1924 году. Германский социал-демократ («мальчик в штанах») ласково уговаривал Ленина: — Иди, милый драчунишка, сюда, я тебя помирю с твоими камрадами... Но Ленин («мальчик без штанов») в ответ непочтительно показывал увесистую дулю: — На-тко, выкуси!
По словам автора, эта карикатура «заставила Ильича хохотать до упаду».
«И Владимир Ильич повеселел, смеялся и тут же приговаривал: «Поезжайте, поезжайте!.. Шутки в сторону: вопрос-то серьёзный; надо сейчас же прекратить это возвеличивание личности… И мы отправились по всем редакциям, начиная с «Правды» и «Известий», передавая всем отрицательное, негодующее мнение Владимира Ильича по этому вопросу, и предложили редакциям всё спустить на тормозах».
Анатолий Луначарский так передавал слова Ленина в тот день: «С большим неудовольствием я замечаю, что мою личность начинают возвеличивать. Это досадно и вредно. Все мы знаем, что не в личности дело. Мне самому было бы неудобно воспретить такого рода явление. В этом тоже было бы что-то смешное, претенциозное. Но вам следует исподволь наложить тормоз на всю эту историю». Тут любопытна тонкая деталь: даже самолично «воспретить» собственный культ Владимир Ильич считал нескромным. Луначарский к этому добавлял: «Я думаю, что Ленин, который терпеть не мог культа личности, всячески его отрицал, в последующие годы понял и простил нас. Тут уж ничего не поделаешь, — мы всей огромной массой любили его горячо, не только чтили его, а именно, были влюблены в его моральный облик, и не только в его великий ум вождя, — всё вместе сливалось в обаятельный и гигантский образ».
Между прочим, в шутке Лепешинского насчёт объявления Ленина святым со стороны патриарха Тихона была только доля шутки. Крестьянское сознание (а Россия в 1918 году оставалась крестьянской страной) вполне серьёзно видело в Ленине святого, наподобие прежних православных святых. Вот любопытный «Заговор от всех болезней», сочинённый 24-летней солдаткой Марьей Недобежкиной. Он был опубликован журналом «Крокодил» в 1924 году — в траурном номере по случаю смерти Владимира Ильича. Болезни красная колдунья изгоняла священными именами Троцкого и Ленина...
Как видим, дело зашло даже дальше, чем предполагал Ленин: он ожидал только молебнов за своё здоровье, а люди принялись исцелять собственные хвори его святым именем...
В ноябре 1918 года на бывшем заводе Михельсона Ленин увидел памятник... самому себе. Рабочие украшали кумачом деревянную колонну, увенчанную глобусом, на том месте, где двумя месяцами ранее в Ленина стреляли.
— Что вы здесь делаете? — спросил Владимир Ильич.
Рабочие ответили, что они огородили место, где его ранили, и поставили деревянный обелиск. Ленин поморщился:
— Напрасно, это лишнее... Пустяками занимаетесь!
Владимир Ильич испытывал неловкость, когда его встречали аплодисментами. «Он просто не знал в это время, что ему на трибуне делать, — замечал большевик Андрей Андреев. — Он то показывал делегатам на свои часы: мол, время уходит, но аплодисменты только усиливались, то вытаскивал носовой платок, хотя в этом не было надобности, искал что-то в карманах жилета и т.п.» Он укоризненно качал головой, звонил в колокольчик, а иногда грозил с трибуны пальцем или даже кулаком, если видел, что знакомые ему люди кричат «ура!». Мог сердито выкрикнуть в разгар оваций: «Довольно!». Как-то прочёл слушателям целую нотацию: «Допустимо ли, чтобы на никому не нужные аплодисменты вы потратили почти пять минут! Вы у меня отняли пять минут. Нехорошо так с вашей стороны. Надо ценить время. Теперь я вынужден сократить свой доклад...»
Летом 1920 года Владимир Ильич в очередной раз оказался посреди восторженной толпы, и раздался выкрик: «Качать, качать товарища Ленина!»
«Не тут-то было, — вспоминал очевидец этого эпизода большевик Сергей Зорин. — Ленин заупрямился.
— Только не это... Только не качать... Я вас очень прошу...
И, уже сидя в автомобиле, он говорил:
— До чего вредна эта буржуазная культура. Как заразительна она. Я никогда не думал, чтобы этот гимназический приём качанья мог проникнуть в массы рабочих. Откуда у них эта интеллигентская затея?..»
Вполне вытекало из всего сказанного и отношение Ильича к собственным портретам. «Когда Владимир Ильич находил в помещении для работы свои портреты, — писала Лидия Фотиева, — он немедленно давал указание убрать их».
В марте 1919 года Ленин получил сообщение из Царицына (ныне Волгоград) о том, что служащая жилищного отдела Царицынского исполкома Валентина Першикова арестована за изуродование его, то есть Ленина, портрета. И дал телеграмму:
«Царицын. Губисполкому. Копия ЧК. Некая Валентина Першикова, 17 лет, арестована будто бы за мой портрет. Сообщите, в чём дело.
Предсовнаркома Ленин». Ему ответили, что дочь бывшего лесопромышленника В. Першикова вырвала из брошюры с биографией Ленина его портрет и изуродовала его — исчертила и разрисовала. В связи с чем она как социально чуждый элемент была арестована. Ленин написал телеграмму: «Царицын. Предгубчрезкома Мышкину. За изуродование портрета арестовывать нельзя. Освободите Валентину Першикову немедленно, а если она контрреволюционерка, то следите за ней. Предсовнаркома Ленин». В этот же день он дал поручение секретарю: «Напомнить мне, когда придёт ответ предчрезвычкома (а материал весь потом отдать фельетонистам)».
В приведённых выше замечаниях Ленина нам, разумеется, особенно интересны моменты классового анализа. Конечно, он не случайно вспомнил Николая Михайловского с его знаменитой теорией «героев и толпы», с которой столько спорили марксисты, и других народников, и предложил Лепешинскому в очередной раз их высмеять. Народники всегда рассматривались марксистами как выразители интересов крестьянства и мелкой буржуазии. Столь же не случайно и указание Ильича на «буржуазную культуру» и «интеллигентскую затею» качанья, и удивление, что этот приём проник в среду пролетариата. Иначе говоря, Ленин считал рабочих наиболее далёкими от практики «возвеличивания личности», а буржуазию и интеллигенцию — наиболее предрасположенными к этому. Крестьянство и стремившиеся выражать его интересы народники, очевидно, также тяготели к идее «героев».
И, разумеется, на примере Владимира Ильича мы ещё яснее можем видеть, как «возвеличивание личности», вопреки даже стойкому нежеланию самой этой личности, но по воле определённых классовых сил, неуклонно пробивает себе дорогу.
О духе времени многое говорит и то, что в 1924 году журнал «Крокодил» в траурном номере счёл уместным опубликовать подборки из отечественных и иностранных карикатур на Владимира Ильича
P.S. Неплохой иллюстрацией отношения к Ленину и другим вождям в 20-е годы может послужить рисунок советского художника Константина Елисеева (1890—1968) из журнала «Красный перец» за 1923 год:
Он был помещён со следующей короткой заметкой:
"Ко дням революционных праздников наблюдается громадный спрос на портреты вождей революции. Красный Перец, идя навстречу интересам художников молодых и старых, начинающих и кончающих, не жалея последней страницы, даёт здесь руководство к массовому и недорогому изготовлению подобных портретов.
Для этого берётся за основу лицо, лишённое особых примет, и служит шаблоном (№ 1). В дальнейшем поступают так: портрет т. Ленина получается путем прибавления к шаблону (№ 1) комплекта особых примет под № 3, что и приводит к желанному результату (№ 2). Принадлежности №№ 5, 6 и 7 дают т. Калинина (№ 4). Реквизит № 9 и 10 (кроме очков, которые берутся взаймы у т. Калинина) создаёт т. Радека (№ 8). Т. Троцкий (№ 11) делается гримом № 12. Наконец, приложения № 14, 15, 16 создают Карла Маркса (№ 13). Таким же образом изготовляются любые прочие лица, для чего необходимо бойко подписать под портретом: тов. такой-то. Это увеличивает сходство портрета. Наконец, предлагаемый способ незаменим в том смысле, что даёт возможность комбинировать принадлежности из разных комплектов. В этом случае получаются портреты, которым обеспечен самый широкий сбыт во всех серьёзных изданиях, если под ними четко подписать что-нибудь в роде: неизданный портрет Степана Халтурина (из частной коллекции NN) и т.п. Один из таких "синтетических" портретов показан под № 17.
Благодарности и поздравления соответствующих художников по случаю опубликования вышеизложенного руководства принимаются в редакции «Красного Перца» ежедневно с 3 до 5 ч. дня".
https://maysuryan.livejournal.com/1213991.html
От авторов сайта: тему можно продолжать долго. В вождизме Ленина начали обвинять еще в 19 веке, потому что он не склонялся перед авторитетами, если чувствовал свою правоту. Ленин видел гораздо дальше своих современников, многие это поняли и приняли на основании собственного опыта. Поэтому его авторитет к концу жизни был огромным, и не в ЦК, а в народе