Егор Яковлев и Дмитрий Пучков в цикле «От войны до войны» от корниловского мятежа плавно и логично переходят к Октябрьскому восстанию. Сегодня – о том, какие события осени 1917 года внутри и вне России ему предшествовали, в какой обстановке и с какими мотивами большевики приходили к решению взять власть…
Дмитрий Пучков. Я вас категорически приветствую! Егор, добрый день.
Егор Яковлев. Добрый.
Д.П. Что в продолжении?
Егор Яковлев. Продолжаем обсуждать события, которые произошли в России после Корниловского мятежа. Сегодня вплотную подойдём к Октябрьскому вооружённому восстанию.
Но прежде чем обсуждать события непосредственно в Петрограде, хотелось бы сделать краткий обзор международного положения нашей страны в середине 1917 года. Надо сказать, что оно было чрезвычайно сложным, и связано это было в первую очередь с тем, что союзники, с одной стороны, недовольные развалом российской армии и её неспособностью совершать успешные наступательные действия против Германии, а с другой стороны, в каком-то смысле очарованные открывшимися в связи с февральской революцией перспективами по финансовой колонизации, начали плести интриги за спиной Временного правительства. В общем-то, тренд на это был заметен с самого начала, уже 6 апреля 1917 года в швейцарской деревушке Сен-Жане прошло первое тайное совещание представителей союзников без участия России. На совещании участвовали представители Англии, Франции и Италии. Наиболее активной участницей этого собрания была Италия, в этот момент она ощущала себя очень важным членом Антанты и выставила определённые требования по отношению к союзникам. Требования эти касались участия Италии в предстоящем разделе Турции. Как мы помним, в это время Россия сама фактически отказывалась в участии в послевоенном разделе мира, массы выступали за немедленный демократический мир без аннексий и контрибуций, а в Сен-Жане наоборот мир продолжали делить. Так вот, Италия хотела получить свою долю в разделе турецкого пирога, в частности, у неё были планы получить некую территорию в Малой Азии. Союзники – Англия и Франция – пообещали Италии эти территории и впоследствии её обманули, данный пример нам много расскажет о способностях западных держав брать свои слова назад. Любопытен предлог, под которым Италии в результате было отказано. Дмитрий Юрьевич, как вы думаете, под каким предлогом Италии отказали удовлетворить её?
Д.П. А кто вы такие?
Егор Яковлев. Отказали под совершенно крючкотворским таким предлогом: дело в том, что поскольку Антанта была коалицией, то дать согласие на послевоенный раздел могли только все державы, т.е. решение могло вступить в силу, только если оно принято коллегиально. Вот Англия его одобрила, Франция тоже, но ведь была ещё и Россия, а Россию-то на собрание не позвали, поэтому Россия это обещание не одобрила, а когда дошло дела до дележа, то России, с которой можно было договариваться, уже не было, поэтому Италии тактично отказали, и своей доли в разделе Турции она не получила.
Д.П. Отлично! Чувствуется тысячелетняя школа европейской политики. Молодцы!
Егор Яковлев. Да, это косвенным образом намекает нам на возможную судьбу Константинополя и проливов в том случае, если бы он не был фактически взят русскими войсками, они не были фактически заняты русскими войсками.
Кроме того, на этом собрании обсуждалась будущая судьба Греции, и это было тоже достаточно болезненным для российской дипломатии моментом, потому что традиционно Россия считалась одной из держав-покровительниц Греции, и то, что её судьба обсуждалась без участия России, было прямым вызовом русской дипломатии. Но самое главное, что там обсуждалось – там обсуждалась уже собственно судьба России, в частности планы русской дипломатии заключить мир с Австрией, потому что Австрия уже изнывала от тягот войны, она находилась экономически уже на последнем издыхании, и австрийцы зондировали, конечно, возможность сепаратного мира и с западными державами, и с Россией. Англия, в принципе, была не против заключить с Австрией мир, но против была Франция и особенно, опять же, молодая дерзкая Италия – ей-то как раз хотелось Австрию как следует пограбить, поэтому она выступала не за какой-то там умеренный мир, а за самый настоящий аннексионистский мир с целью прирастить свою территорию. Поэтому Италия и Франция были против, а раз Италия и Франция были против, значит, они и России не могли позволить заключить какой-то там сепаратный мир. Соответственно, обсуждались возможности давления на Россию с целью, чтобы она никакого мира не заключала. И вот, доподлинно мы этого не знаем, но дипломат Набоков впоследствии рассказывал известному печально военачальнику Куропаткину, я думаю, вы помните по истории Русско-японской войны, но вот в Первой мировой он тоже принимал участие, правда, тоже неудачно крайне, так вот Набоков рассказывал, что речь шла о возможности принудить Японию к вторжению в Россию с целью не допустить выйти из войны путём сепаратного мира, т.е. Япония, японская военная сила выступала фактором шантажа в этой истории.
Вместе с тем, чем дальше заходила ситуация, тем больше союзники задумывались о сепаратном мире за счёт России, и такие сведения получала русская контрразведка, такие сведения шли по дипломатическим каналам. В Женеве прошла встреча представителей крупного бизнеса Британии, Франции, Австрии и Германии, на которой обсуждались разные возможности, зондировались разные возможности сепаратного мира, при этом обсуждалось, что Прибалтика должна отойти Германии, но за это англичане и французы хотели отвода немецких войск из Франции и Бельгии и разрешения вот этого болезненного для англичан бельгийского вопроса. Но немецкая элита в тот момент отказалась обсуждать такого рода перспективы, потому что немцам на какой-то момент показалось, что война складывается для них удачно - это как раз, напомню, вторая половина 1917 года: в России произошла революция, русская армия разваливается, немцы смотрят на Восточный фронт чрезвычайно оптимистично, на Западном фронте проваливается наступление союзников, известное в истории, как «бойня Нивеля», и немцы на какой-то момент переживают эйфорию, они надеются, что на будущих переговорах могут выторговать для себя более почётный мир, нежели в данный момент предлагают союзники.
Слухи об этих сепаратных переговорах, тайных от России, они всё равно проникают и в нашу страну, и даже кадетская газета «Речь», которая, в общем, в целом отстаивает идею продолжения войны до победного конца, публикует информацию о том, что проходят переговоры, на которых имеется в виду расчленить Россию, отторгнув от неё громадную территорию.
Но державы Антанты переходят и к более практическим решениям по поводу России. В первую очередь это происходит на переговорах в США, куда едет министр иностранных дел Британии Бальфур, министр иностранных дер Франции Вивиани. Там они встречаются со спецпредставителями правительства США, в частности, с полковником Хаусом, и обсуждают в том числе и будущую судьбу России. И вот на этом совещании принимается решение разделить Россию на сферы взаимопомощи, в первую очередь между Англией и США: Англия берёт себе русский север - Мурманск, Архангельск, а США претендуют на контроль за Транссибирской магистралью и Владивостоком. Там же вновь поднимается вопрос о возможном участии Японии. Япония видится, как поставщик живой силы – ну поскольку русская армия разваливается, надо кого-то срочно отправлять на фронт. Англичане думают, что единственная боеспособная сила, которую можно легко было бы отправить на Восточный фронт – это японцы, пусть они там вместо русской армии подопрут фронт. Но американцы против, потому что американцы понимают, что если сюда придут японцы, то японцы что-то за это попросят, и возможно, это "что-то" - это будет Сибирь и Дальний Восток, а американцы уже сами...
Д.П. А он уже американский, да?
Егор Яковлев. Да-да, они уже сами там собираются защищать свои интересы, поэтому они говорят: нет, японцев не надо, давайте рассмотрим вариант, что это будут американские дивизии – так мы не против. И последствием вот этих вот тайных переговоров становится активное участие союзников в реальном управлении Россией и прибытие ряда миссий, которые должны были этим управлением руководить. Американцы направили в Россию миссию сенатора Элиу Рута и ещё одну миссию, разведывательную, которая была замаскирована под миссию американского Красного Креста, руководил ею полковник Томпсон, Уильям Томпсон, который был крупным предпринимателем с широкими связями в американском деловом мире. С другой стороны, англичане тут же присылают в Архангельск эскадру под командованием адмирала Кемпа, эскадра быстро в Архангельске осваивается и берёт на себя командование всеми местными морскими силами, причём договорённости, которые существуют между Россией и Англией, ничего такого не предусматривают, совсем наоборот - это русские местные силы должны англичанами командовать, но Англия фактически узурпирует эту власть, и Временное правительство ничего не может с этим поделать.
С другой стороны, в Петроград приезжает Уильям Сомерсет Моэм, о котором я начал говорить в прошлый раз. Сомерсет Моэм – это бывший резидент британской разведки в Швейцарии, ему поставлена задача дать реальную картину происходящего и разработать программу недопущения большевиков к власти, потому что главная головная боль для англичан - это, конечно, Ленин, это большевики и их намерения объявить демократический мир. Моэм - ну это к разговору о том, что Керенский тоже английский шпион – Моэм не ногой открывает дверь к премьер-министру, он встречается сначала со своей знакомой Александрой Кропоткиной – дочерью князя Кропоткина, известного революционера-анархиста, который уже очень пожилой и недавно, после Февральской революции вернулся в Россию из эмиграции. И Моэм проникает на приём к Керенскому, знакомится с ним и выносит крайне негативное впечатление от этого общения. По оценке Моэма, Керенский абсолютно деморализован, нервичен, он не имеет никакой реальной власти и не имеет энергии, чтобы её сохранить. Единственное, о чём говорит Керенский, он прямо признаётся Моэму, что он долго держаться не сможет, что ему нужны деньги и помощь Великобритании. Получив эту информацию, Моэм едет в Англию на приём к Ллойд Джорджу с письмом от Керенского, где вся эта программа изложена, но Ллойд Джордж, прочитав это письмо, говорит, что он ничем не может помочь.
Д.П. У меня есть достаточное количество книжек гражданина Моэма, он на самом деле Мом, что характерно. Книжки, ну типа такие замечательные произведения, как «Луна и грош», «Театр», куча рассказов и, в частности, рассказы про секретную службу. Я всегда думал, что это всё придуманное, а оказывается, эвон какой был!
Егор Яковлев. Да, но ничего особенного сделать ему не удалось. Хотя интересный факт: дело в том, что телеграммы Моэма должны были идти помимо Джорджа Бьюкенена, он не имел возможности их читать, и это намекает нам на то, что английское руководство хотело иметь информацию, не зависимую от той, что посылали Бьюкенен, Нокс, Сэмюэль Хор и другие агенты Англии в России. Мне кажется, что доверие к Бьюкенену, в принципе, снижалось, потому что его предшествующие прогнозы не оправдались: Бьюкенен был большим сторонником союза с Милюковым и Гучковым, которые не удержали власть, и в какой-то момент на Бьюкенена стали смотреть как немножко на неудачника или на человека, который неадекватно оценивает происходящее. Для Джорджа Бьюкенена возникновение Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов было шоком, он никак этого не предвидел - вот этого широкого народного движения. И впоследствии он свою миссию объективно провалил – большевики к власти пришли, когда он вернулся, он до конца своих дней считался полным неудачником. Ещё ему в вину ставили участие в заговоре против Николая Второго – что это он тут все винтики отвинтил, после чего началась катастрофа.
Но поведение англичан всё это время было достаточно двусмысленным, потому что немцы развивали свой успех, напомню, что они взяли Ригу, и решили нанести ещё и удар на Балтийском море, захватив острова Моонзундского архипелага. Им это удалось, а т.к. им это удалось, то, в принципе, вопрос о взятии Петрограда встал на повестку дня. Т.е., по большому счёту, немцам ничто и не мешало больше взять столицу. И многих современников очень удивило, поразило в самом неприятном смысле поведение англичан во время этой Моонзундской операции. Дело в том, что, как известно, Англия – это морская держава, и не без оснований русские политики надеялись, что Англия каким-то образом своим флотом поддержит оборону Моонзунда, но ничего такого не произошло, и как писал немецкий адмирал Шеер, «отвлечение столь значительных морских сил от главного театра войны и их длительное пребывание на Балтийском море должно было категорически выяснить для нас, насколько в намерение английского флота входит помешать этой операции. Английский флот не проявил активности и не пытался отвлечь нас от завоевания островов». Т.е. речь здесь идёт о том, что Германия вынуждена была послать в Балтийское море т.н. «флот открытого моря» – этот флот, в общем, был предназначен для обороны немецкого побережья, и хотя Англия символически обозначила присутствие своего флота у берегов Германии, но она не произвела ни бомбардировки немецких берегов, не попыталась прорваться в Балтийское море, мотивируя это тем, что это очень сложно, в общем, не сделала практически ничего, чтобы хотя бы обозначить свою поддержку союзнику. Это произвело самое удручающее впечатление. Министр иностранных дел Терещенко умолял Бьюкенена что-либо предпринять, но Бьюкенен довольно грубо ему ответил, что мы не можем рисковать своим флотом в то время, как ваша огромная армия, которая численно превосходит противника, бездействует, разлагается и предаёт союзников. Наши солдаты погибают, проливают кровь за Россию, а ваши тут грабят винные лавки в Петрограде. Терещенко было ответить на это нечего, но впечатление это произвело самое неблагоприятное, и вот почему: дело в том, что поражения были очевидны, и чем дальше поражения заходили, тем больше все участники внутреннего российского конфликта обвиняли друг друга. В среде «правых» господствовало убеждение, что во всём виноваты «левые», которые ведут мирную пропаганду, пропаганду демократического мира в войсках. А среди «левых» трактовалось происходящее совсем иначе, там это трактовалось, как хитрый план сдать Петроград немцам и тем самым задушить революцию. Россия – огромная страна, а очаг революции – это, безусловно, Петроград: во-первых, там рабочие, во-вторых, там революционный гарнизон Петрограда и Кронштадта, ну и в-третьих, там центр политической жизни. Вот если этот центр политической жизни уничтожить, то и революция будет задушена. Насколько эта мысль отвечала истине, мы не знаем, были ли у кого-то такие идеи или нет. Некоторые представители истеблишмента её высказывали, например, об этом сказал бывший председатель Государственной Думы Родзянко, тоже, так сказать, имел неосторожность заявить публично о том, что если Петроград будет взят, то ничего плохого с Россией не произойдёт. Как он выразился, «погибнут те учреждения, от которых России никакого добра не было».
Д.П. Что это за учреждения, интересно?
Егор Яковлев. Ну видимо, он имел в виду Петроградский Совет, в первую очередь, вообще Советы. Но впечатления от таких неосторожных слов были очень серьёзными, т.е. это было воспринято как подтверждение коварных планов русской «правой» верхушки, которая решила отдать Петроград немцам и таким образом уничтожить революцию. И похоже, что Ленин в это верил, потому что в документах, которые вышли из-под его пера вот в этот период сентября-октября 1917 года, постоянно говорится об угрозе Петрограду, постоянно говорится о том, что Керенский сдаст Петроград, что у него повернётся рука сдать нашу столицу, для того чтобы уничтожить революцию. И это, в свою очередь, Ленина сподвигает на то, чтобы очень активно ратовать за вооружённое восстание и взятие власти.
Пару слов надо сказать о финансово-экономическом положении России: оно всё дальше и дальше уходит, развивается в сторону зависимости от держав Антанты, и в первую очередь Англии. За 1917 год доля Англии в русском экспорте увеличилась с 35% до 48%, Англия вывозит в огромных количествах лес, лён, зерно, причём английские фирмы получают монопольное право на вывоз этих русских товаров. Параллельно британский генерал Декандоль обследует железные дороги, в частности, на Украине, уже звучит предложение о создании некоего комитета по правильной эксплуатации железных дорог с участием иностранных специалистов, потому что русские специалисты не справляются, нужно обязательно пригласить иностранцев. Долг России по отношению к Англии достигает 5 миллиардов рублей, это очень крупная сумма. 18 августа Терещенко издаёт циркуляр о расширении концессий, и, в принципе, открываются широкие возможности для финансовой колонизации России.
Д.П. Неплохо граждане подходят! Я смотрю, вообще ничего не меняется: все уже тут как тут и к дележу с ножами вокруг стоят.
Егор Яковлев. Да, вот как раз Терещенко ведёт с американцами переговоры о Транссибирской магистрали, американцы уже очень хотят поучаствовать финансово в её развитии, и в общем, непонятно, каким образом такая вот Россия буржуазно-республиканская, Россия Временного правительства, Россия Терещенко и Коновалова, будет из этого выбираться.
Ну а что происходит с «левым» лагерем: конечно, поражение Корнилова резко повысило акции большевиков, потому что большевики, если и не возглавляли, то во всяком случае крайне решительно действовали в условиях наступления «правых» сил на Петроград, большевики активно участвовали в вооружении Красной Гвардии, большевики много участвовали в Советах, организовывали советские органы для отпора, и в какой-то момент возникли условия для создания широкой коалиции между всеми «левыми» партиями, т.е. меньшевиками, эсерами и большевиками, и наступления на буржуазные партии, на буржуазную партию, точнее - к тому времени остались одни кадеты. Керенский это понимал, но он попытался пойти на уступки демократическим силам и даже 1 сентября 1917 года провозгласил Россию республикой, чтобы усыпить, так сказать, чтобы дать понять советской демократии, советским органам, что ни в коем случае не будет никакой реставрации монархии, вот у нас есть республика, никаких «правых» сил. И вот в этот момент Ленин пишет статью «О компромиссах» и впоследствии ещё несколько статей, в которых предлагает пойти на компромисс с меньшевиками и эсерами.
Д.П. Как называется?
Егор Яковлев. Вот так и называется – «О компромиссах». Ленин предлагает пойти на компромисс с другими «левыми» партиями, компромисс этот заключается в том, что выступление Корнилова продемонстрировало всем, что союз с буржуазией невозможен: буржуазные партии рано или поздно, улучив подходящий момент, расправятся с демократией и установят диктатуру, поэтому договариваться с ними нечего, нужно брать власть и между собой решать. И это обеспечит мирное развитие революции, т.е. только на основе советской власти, потому что только советская власть, власть Советов поддержана большинством народа, только на основе поддержки Советов, а в Советах только «левые» партии находятся, только при условии поддержки Советов можно обеспечить мирное развитие революции, потому что любое участие буржуазных партий окончится предательством буржуазии и попыткой установления диктатуры. И соответственно, тактическая программа большевиков заключается в том, чтобы окончательно оторвать меньшевиков и эсеров от буржуазии. Но несмотря на то, что момент для этого был подходящий, и буржуазия этого не хотела, и в рядах меньшевиков и эсеров было много сомневающихся. Ну понятно, что и сам Керенский на это идти не хотел. Меньшевистских и эсеровских лидеров отчасти можно понять: они находились в плену иллюзий о том, что если они решительно разорвут с деятелями буржуазии, то начнётся гражданская война, а Ленин им как раз говорил, что нет, наоборот, если вы не порвёте, начнётся гражданская война. Этот вопрос должен был решиться на т.н. Демократическом совещании.
Д.П. А что это такое?
Егор Яковлев. Демократическое совещание – это съезд представителей всех «левых» партий, который прошёл в Петрограде в Александринском театре, он открылся 12 сентября 1917 года. Но ещё до этого большевики одержали большую победу в политическом процессе – они сумели избраться в президиум ЦИК Петроградского Совета. Раньше там заправляли меньшевики, но теперь, после Корниловского мятежа, большевики, как последовательные противники корниловцев получили там не просто представительство, но и большинство, и вместо Чхеидзе председателем ЦИК стал Лев Давидович Троцкий. Это очень важный момент, потому что Троцкий стал первым большевиком, который получил реальный пост, причём очень влиятельный, т.е. Троцкий стал по сути государственной фигурой в этот момент. Напомню, что Ленин в этот момент никаких государственных постов, естественно, не занимает и, более того, находится в подполье в Финляндии.
И вот 12 сентября, ой, я прошу прощения – 14 сентября в Александринском театре открывается Демократическое совещание, на котором большевики надеются оторвать меньшевиков и эсеров от буржуазии. Причём уже внутри самой большевистской партии существуют разные представления о том, как должен развиваться политический процесс, есть две позиции: одна позиция принадлежит Троцкому, другая принадлежит Каменеву. Троцкий считает, что власть должна быть передана Советам, и советская демократия, как более совершенная форма демократии, должна стать принципом власти в России. Каменев считает, что это слишком резко, что так не нужно, что пусть остаётся старое Временное правительство, но оно будет составлено исключительно из представителей «левых» партий – меньшевиков, большевиков и эсеров. А ленинское предложение – вообще это был довольно важный большой компромисс: Ленин считал, что, возможно, пусть будет Временное правительство, которое состоит только из меньшевиков и эсеров, а большевики будут легальной оппозицией, но они выйдут из подполья и смогут участвовать в агитации.
Ну вот происходит это Демократическое совещание, на Демократическом совещании выясняется, что всё-таки большая часть «левой» демократии не готова порвать с буржуазией, а голосование с небольшим перевесом отдаёт победу идее всё-таки о коалиции с буржуазией, и это, конечно, торпедирует планы большевиков. Прослышавший об этом Владимир Ильич пишет своим соратникам директиву не продолжать никакие переговоры с оппортунистами, а брать власть – надо брать власть прямо сейчас! Они пишет: «Организовывать штаб повстанческих отрядов, распределить силы, двинуть верные полки на самые важные пункты, окружить Александринку, занять Петропавловку, арестовать генеральный штаб и правительство... мобилизовать вооруженных рабочих, призвать их к отчаянному последнему бою, занять сразу телеграф и телефон, поместить наш штаб восстания у центральной телефонной станции, связать с ним по телефону все заводы, все полки, все пункты вооруженной борьбы...»
Д.П. Грамотно подходил.
Егор Яковлев. Когда большевики в Петрограде это получили, они просто обалдели, почему – только что Ленин писал, что нужно идти на компромисс, и тут он меняет свою позицию, да ещё настолько резко, т.е. к взятию власти просто никто не готов – как это? И вот тут начинается удивительная история: ЦК партии большевиков начинает саботировать указания Владимира Ильича.
Д.П. А кто там был?
Егор Яковлев. ЦК состоял из чуть больше 20 человек, там были Троцкий, Дзержинский, Сталин, Каменев, Коллонтай – ну, влиятельные и старые большевики. Но они приходят к выводу, видимо, коллегиально, что поворот от предложения компромисса к вооружённому восстанию был бы лишком резким, что возможности найти общий язык с меньшевиками и эсерами не исчерпаны, и есть ещё шансы договориться, вооружённое восстание может погубить всё. Короче, Ленина они не слушают, и мало того, что они не слушают Ленина – в это время до Петрограда доходят статьи Ленина, которые он писал ещё тогда, когда позиция меньшевиков и эсеров ещё не определилась, эти статьи достаточно компромиссны, и в газете «Рабочий путь», где оглашается точка зрения большевиков на происходящий политический процесс, вместо новейшей точки зрения Ильича публикуется уже устаревшая, таким образом у рядовых представителей партии и у масс создаётся ощущение, что Ленин до сих пор выступает за компромисс.
Д.П. Какой ловкий подлог, а?!
Егор Яковлев. Да. В результате Демократическое совещание заканчивается двумя результатами: перовое – на нём принимается решение о создании некоего предпарламента, который впоследствии переродится в полноценный парламент. В этот предпарламент на самом Демократическом совещании избираются 300 с лишним депутатов этого предпарламента от «левых» партий, а к ним ещё потом будут присоединены 160 буржуазных депутатов. Вот это будет парламент, там формируются фракции большевиков, идёт спор, участвовать ли большевикам в предпарламенте, решается, что голосовать будет большевистская фракция вот этого Демократического совещания, и голосование фракции большинством голосов принимает решение, что да, большевики будут участвовать в этом предпарламенте и сотрудничать, соответственно, и с буржуазными партиями, и с «левыми». А второе решение, которое принимается по итогам Демократического совещания – Керенский принимает решение составить новое коалиционное правительство, в котором будут представители и «левых» партий, и буржуазии, причём от буржуазии участвуют такие одиозные фигуры, как олигарх Терещенко, он вновь получает пост министра иностранных дел, заместителем Керенского становится крупный промышленник Коновалов, и ещё один пост получает кадет Кишкин, который имеет в рядах рабочих и солдатских депутатов репутацию одного из главных корниловцев, что, естественно, массы не может порадовать. Т.е. если, скажем, представители крестьянских Советов, на которых огромное влияние имели эсеры, они более или менее лояльно восприняли это новое правительство, то солдаты и рабочие были крайне недовольны. Но больше всех был недоволен Владимир Ильич. Когда он узнал, что его соратники пошли на такое соглашательство, да ещё и опубликовали устаревшую его точку зрения на происходящее, он пришёл просто в негодование, и это очень интересный момент, потому что Ленин здесь проявил себя именно как политик-практик. Он был не просто теоретик, который раздавал указания, он сумел из этой ситуации очень хитро вывернуться, он показал себя, как тяжеловес политического процесса. Ленин предпринимает несколько вещей: 1. Поняв, что ЦК игнорирует его указания, он посылает в ЦК письмо, в котором пишет: «Видя, что ЦК оставил даже без ответа мои настояния в этом духе с начала Демократического совещания, что Центральный Орган вычеркивает из моих статей указания на такие вопиющие ошибки большевиков, как позорное решение участвовать в предпарламенте, как предоставление места меньшевикам в президиуме Совета – видя это, я должен усмотреть тут «тонкий» намек на нежелание ЦК даже обсудить этот вопрос, тонкий намек на зажимание рта, и на предложение мне удалиться. Мне приходится подать прошение о выходе из ЦК, что? я и делаю, и оставить за собой свободу агитации в низах партии и на съезде партии. Ибо мое крайнее убеждение, что, если мы будем «ждать» съезда Советов и упустим момент теперь, мы погубим революцию».
Но Ленин не просто обиделся и вышел из ЦК, он тут же отправил соответствующее послание в петроградскую партийную организацию и в московскую. Надо пояснить, что в петроградской партийной организации были более «левые» большевики, чем в ЦК, в ЦК были боле умеренные, а вот в Петроградской партийной организации были такие – более радикальные, связанные с рабочей массой. Ну и вот большевики в петроградской рабочей организации получили сообщение, из которого узнали, что точка зрения Владимира Ильича совсем не такая, как им рассказывают, что ЦК опубликовал устаревшую точку зрения, и вообще Владимир Ильич призывает к вооружённому восстанию. В Петрограде поднялся скандал из-за этого, ЦК в каком-то смысле оказался дискредитирован. Владимир Ильич, кстати, сначала обратился с просьбой в ЦК разрешить ему вернуться из подполья, а ЦК ему не разрешил.
Д.П. Мешаешь, да?
Егор Яковлев. Разъярённый Ильич вместо того, чтобы подчиниться, естественно, помчался в Петроград, но сначала он прибыл в Выборг. Он просто понял, что там всё решают без него, но Ильич был не таков – он прибыл в Выборг и тайно связался, у него было, видимо, два человека, которым он наиболее доверял – это были Свердлов и Крупская, естественно. Он им сообщил, что находится в Выборге, и в Выборге произошла судьбоносная встреча, которая во многом определила последующие события: в Выборге Владимир Ильич встретился с Михаилом Степановичем Свечниковым.
Кто такой Свечников – это командир 106-ой пехотной дивизии, герой Первой мировой войны, Георгиевский кавалер, обладатель Георгиевского оружия, он участвовал в знаменитой 9-месячной обороне Осовца, там, где как раз произошла знаменитая «атака мертвецов» т.н., он был одним из 95 дипломированных на тот момент разведчиков в Российской империи, окончил Николаевскую академию Генерального штаба, уже были посланы документы на представление его к званию генерал-майора, но не успел получить и в данный момент оставался полковником. После Осовца он был назначен в Финляндию, должен был организовать оборону Финляндии от возможного вторжения немецких войск. Был крайне толковым командиром, судя по всему, сумел сохранить свою дивизию в полной боеспособности, но при этом дивизия была абсолютно на большевистских либо лево-эсеровских позициях, все бойцы были распропагандированы в «левом» духе.
Свечников познакомился с Лениным, когда Владимир Ильич возвращался из эмиграции, он ехал через территорию Финляндии, и вот там произошло их знакомство. И тогда же, возможно, после этой встречи Свечников вступил в РСДРП(б), т.е. он стал большевиком. И вот в Выборг Свечников приезжает к Ленину, там они встречаются и начинают... Ленин, понимая, что курс на вооружённое восстание в Петрограде ЦК брать не особенно собирается, Ленин готовит запасной вариант: у него есть крупный военный практик, ветеран боевых действий, ну считается вообще, что в будущем Свечников станет родоначальником советского спецназа. Есть боеспособная дивизия, которая готова стать ударной силой будущего восстания, и Ленину, в принципе, не особенно-то там и нужны вот эти все. Ну т.е. ему, конечно, нужно, чтобы в Петрограде что-то произошло, но тут он готовит свой собственный запасной вариант, причём про который особо никто не знает, а у него тут уже и войска есть. Участвует в этом руководитель армейского и флотского комитета Финляндии Ивар Смилга – такой прибалтийский большевик, который по партийной иерархии стоит выше Свечникова, но не по военной. И Ленин явно планирует, что если в Петрограде всё-таки ЦК не одумается, то решающий удар нанесут вот эти боеспособные силы из Финляндии. После того, как план вооружённого восстания Ленин и Свечников оформляют, Ленин направляется в Петроград, предварительно выслав в массы своё послание следующего содержания:
«Товарищи! Посмотрите кругом себя, что делается в деревне, что делается в армии, и вы увидите, что крестьяне и солдаты терпеть дольше не могут...
Товарищи! Знайте, что Керенский ведёт опять переговоры с корниловскими генералами и офицерами, чтобы вести войска против Советов рабочих и солдатских депутатов, чтобы не дать власти Советам!..
Идите же все по казармам, идите в казачьи части, идите к трудящимся и разъясняйте народу правду:
Если власть будет у Советов... в России будет рабочее и крестьянское правительство, оно немедленно, не теряя ни дня, предложит справедливый мир всем воюющим народам..
Если власть будет у Советов, то немедленно помещичьи земли будут объявлены владением и достоянием всего народа...
Нет, ни одного дня народ не согласен терпеть больше оттяжек!..
Долой правительство Керенского, который сговаривается с корниловскими генералами-помещиками, чтобы подавлять крестьян, чтобы стрелять в крестьян, чтобы затягивать войну!
Вся власть Советам рабочих и солдатских депутатов!»
Под влиянием такого послания ещё до возвращения Ленина в Петроград питерский комитет партии давит на ЦК и требует созыва общего совещания. В общем, под давлением низовых партийных организаций ЦК принимает решение о том, что участие в предпарламенте было ошибкой, нужно из него уходить. И на первом совещании фракция большевиков демонстративно из предпарламента уходит. Власть, надо сказать, воспринимает это, как вызов, и начинает ожидать в ближайшее время вооружённого восстания.
И вот 10 октября 1917 года наконец-то происходит совещание ЦК, впервые за долгое время с участием Ленина. Но Ленин туда приходит и, конечно, начинает всех честить. С его точки зрения, пока его не было, здесь происходил полный бардак, все оппортунисты, предатели, не исполняли указаний, пошли на соглашательство с меньшевиками и эсерами, участвовали в буржуазном предпарламенте, чуть не опозорили, значит, чуть всё не загубили.
Д.П. Кот из дома – мыши в пляс!
Егор Яковлев. Да-да. Ну большей части, не знаю, стыдно, не стыдно - в общем Ленин без проблем уговаривает большую часть ЦК, только два противника - Зиновьев и Каменев, они считают, что народ не пойдёт за большевиками...
Д.П. Эксперты.
Егор Яковлев. ... что власть может взять Совет, но не большевики, потому что если они возьмут власть, это будет узурпация, и в итоге они проиграют. А Ленин им отвечает, что если мы будем ждать съезда Советов, то нас задушат – Керенский стянет верные войска, большевиков уничтожат, либо сдадут город немцам, мы ждать не можем, нужно брать власть.
Надо сказать, что Временное правительство, конечно, понимает, к чему всё идёт, конечно, тут даже разговоров быть не может. Понимают это и союзники. Бьюкенен приходит к Керенскому и прямо ему говорит, что настало время решительных действий, почему вы до сих пор не раздавили большевиков? А Керенский играет свою игру: по сути, он тоже боится, он думает, что если он начнёт прямо сейчас давить большевиков, то он устроит гражданскую войну. Ему нужен повод – нужно, чтобы большевики выступили сами, и он сам тогда их раздавит, но первым он не начнёт, ему нужно, чтобы он был не виноват, чтобы он отвечал.
Ну и конечно, важный вопрос, кто именно будет большевиков давить? Для этого нужно вернуть доверие армии. Эту задачу пытается выполнить новый военный министр Александр Иванович Верховский. В начале Первой мировой войны он был агентом на Балканах, и я упоминал его в первых передачах, к октябрю 1917 года он дослужился до военного министра, сделал блестящую карьеру. Надо сказать, что Верховский был довольно толковым администратором, у него были здравые мысли, вообще он видел, что армия разбегается, поэтому он подумывал о том, чтобы в принципе сократить её численность и дать самым отмороженным элементам просто уйти в отпуск формально, не просто дать им разбежаться, а формально хотя бы оформить это, как отпуск. Он начал процесс сокращения армии, параллельно налаживая дело пропаганды, но всё зашло уже слишком далеко, поэтому, по большому счёту, у Верховского ничего особенно не получилось.
И 18 октября произошло судьбоносное: сначала происходило совещание военной комиссии, на которой Верховский сцепился с министром иностранных дел Терещенко. Речь шла о том, что Россия, в общем-то, воевать не может, потому что наступает зима, армия к этому моменту насчитывает 10,5 миллионов человек. Тёплой одежды, полушубков, содержится 1,5 миллиона, т.е. недостача 8,5 миллионов. С продовольствием вообще ничего не понятно, потому что запасы иссякают, транспорта для подвоза нет. Союзники обещали прислать паровозы - прислали только 10% от необходимого количества. Как воевать, неясно, единственный выход Верховский видит в том, чтобы немедленно предложить Германии демократический мир. Надо сказать, что Верховский уже и раньше это предлагал, он говорил, общаясь с руководителем английской военной миссии Ноксом и с самим Бьюкененом, неоднократно им говорил: давайте, нам нужно как-то воспитывать солдат и офицеров, нужно их как-то мобилизовывать, давайте мы сейчас предложим демократический мир и таким образом покажем, что мы хотим мира, а немцы нам откажут, и тогда люди поймут, за что мы воюем. Думается, что в этом предложении Верховского была некоторая хитрость, и такие люди, как Нокс и Бьюкенен сразу же её понимали. Хитрость заключалась в том, что а вдруг немцы согласятся? Англичан, которые там уже всё поделили, это категорически не устраивало, и поэтому они Верховского постоянно отчитывали и призывали его к каким-то другим методам. В итоге разъярённый Верховский так прямо и сказал Терещенко, что необходимо прямо сейчас предлагать немцам демократический мир даже и без согласия союзников.
Всё это спровоцировало отставку Верховского, его обвинили в измене фактически, хотя он просто дал беспристрастный анализ текущего положения. Но самое трагичное, что произошло – это утечка этой информации, т.е. её не удалось удержать в тайне, и она была опубликована в газете известного публициста Бурцева. И собственно, оттуда данная информация разошлась широко и дошла до Владимира Ильича, а Владимир Ильич, которые про это узнал, воспринял отставку Верховского как окончательное решение Керенского сдавать Петроград немцам, потому что по-другому... продолжать войну Россия не может, значит, если даже Керенский не захочет сдавать Петроград, но из анализа Верховского было понятно, что его всё равно придётся сдать, если прямо сейчас мир не заключить, потому что армия российская просто не способна будет вести боевые действия в зимних условиях. Собственно, это и обусловило желание В.И. Ленина срочно взять курс на вооружённое восстание. Т.е. узнал об этом, там слухи просочились в начале 20-ых чисел, и 24 октября вечером Ленин пишет знаменитую записку к ЦК с требованием срочно начинать вооружённое восстание.
Д.П. «Сегодня рано, а завтра будет поздно».
Егор Яковлев. Да-да, совершенно верно. Но о том, как оно прошло, мы поговорим в следующий раз.
Д.П. Да что же такое, ты на самом интересном всё время... ?!
Егор Яковлев. Ну чтобы интереснее. Следующая программа будет последней в этом году, и там мы подробно расскажем, как проходило Октябрьское вооружённое восстание.
Д.П. Ильич был хитёр, ёлы-палы. Это сидючи чёрт-те где, ни твиттера тебе, ни фейсбука – и так всё знать! Телефоном пользовался, наверное, или телеграфом, да?
Егор Яковлев. Ну у него были свои осведомители, но конечно, я уже говорил, что Ильич проявил себя, как политический тяжеловес – он просто был разъярён, когда понял, что ЦК не действует в соответствии с его указаниями, и будет ещё разъярён во время самого восстания.
Д.П. Берсерк-стайл. Молодец!
Егор Яковлев. Да, он, конечно, был человеком недюжинной энергии, и по сути Октябрьское восстание - это его личное творение, он лично им руководил и всё ввёл в то русло, которое было нужно ему. Т.е. как политик, Ленин был абсолютным монстром.
Д.П. Спасибо. Ждём финала. А на сегодня всё. До новых встреч.
Источник: "История России"