Егор Яковлев и Дмитрий Пучков в цикле «От войны до войны» начинают повествование об одном из самых громких и мутных одновременно эпизодов отечественной истории в февральско-октябрьском промежутке 1917 г. – о корниловском мятеже. Сегодня – о том, какие обстоятельства и мотивы сопутствовали этому выступлению…
Дмитрий Пучков. Я вас категорически приветствую! Егор, здравствуй.
Егор Яковлев. Добрый день.
Д.П. На вопросы ответили, про что сегодня?
Егор Яковлев. Сегодня будем разговаривать про Корниловский мятеж, первая часть программы про Корниловский мятеж. Правда, сам термин «Корниловский мятеж» – это термин советской историографии, и сейчас его предпочитают называть «Корниловским выступлением». Но суть от этого не меняется: речь идёт о попытке генерала Корнилова установить в Петрограде военную диктатуру, то ли свергнув Временное правительство, то ли заключив с ним некое соглашение, точнее, заключив некое соглашение с его премьер-министром А.Ф. Керенским. История мутная, сложная, и мы сегодня попробуем в ней разобраться.
Но сначала пару слов про исторический контекст. Итак, после июльского кризиса партия большевиков была фактически разгромлена, её влияние было снижено серьёзно, а её лидер В.И. Ленин был вынужден уйти в подполье, ибо Временное правительство подписало приказ на его арест.
Д.П. Чем это грозило вообще?
Егор Яковлев. Это грозило... да чем угодно. Сам Ильич не сомневался, что его убьют, но он при этом первое время хотел даже выступить на суде с обличительной речью против своих обвинителей и в каком-то смысле принести себя в жертву, но потом соратники по партии уговорили его скрыться. Интересно, что приказ об аресте Ильича подписал небезызвестный в дальнейшем деятель советского государства Андрей Януарьевич Вышинский.
Д.П. К вопросу о том, как всех до единого расстреляли, да?
Егор Яковлев. Да, но, конечно, этот факт, я думаю, до конца жизни над Андреем Януарьевичем висел.
Д.П. Я думаю, все острили непрерывно.
Егор Яковлев. Ну видите, перед Ильичом там провинились многие, все – и Зиновьев с Каменевым, как я в прошлый раз рассказывал, выступали против... Октябрьского вооружённого восстания, «Иудушку Троцкого» Владимир Ильич клеймил, да что греха таить – и про Иосифа Виссарионовича был негативный отзыв, высказанный в письме к съезду, поэтому как карта повернулась, так эти факты и можно было бы использовать: победили бы Зиновьев с Каменевым, они могли бы авторитетом Ленина уничтожать Сталина, а получилось всё по-другому.
Д.П. Ну а Януарьевич, конечно, отжёг!
Егор Яковлев. Януарьевич удержался – это уникальный случай. Но партия большевиков своё влияние на время утратила, а проблема, которую пыталось решить Временное правительство, осталась, потому что проблема основная была не в большевиках – проблема была в солдатах и рабочих, на которых большевики приобретали всё большее и большее влияние. И вот как разбираться с этой стихией, Временное правительство всё равно не знало, оно было полностью дезориентировано. Стратегию Керенского можно охарактеризовать словами: «И нашим, и вашим», т.е. Керенский пытался лавировать между офицерством и буржуазией с одной стороны и массой рабочих и солдат, революционно настроенных, с другой, он пытался всё это как-то примирить.
Д.П. Те и другие хотели разного, да?
Егор Яковлев. Да, те и другие хотели кардинально разного, и...
Д.П. А можно в общих чертах – чего хотели буржуи и чего хотели солдаты?
Егор Яковлев. Да, конечно. Сейчас я расскажу. Ну это достаточно просто: солдаты хотели прекращения войны, солдаты в Петрограде, в первую очередь. Петроградский гарнизон и гарнизон Кронштадта – это были абсолютно революционные матросы, которые целиком и полностью стояли за немедленное прекращение войны. А рабочие имели другие претензии, я всех сразу отсылаю к замечательной монографии канадского исследователя Давида Манделя «Рабочие Петрограда в революции 1917 года», где на большом фактическом материале документальном показано действие рабочих между Февралём и Октябрём. Рабочие, которые вправе были считать себя решающей силой Февральской революции, потому что мы много говорили там о разнообразных заговорах, но зримо Февраль начался с выступления рабочих Путиловского завода, к которым присоединились другие рабочие Петрограда. И вот эти рабочие вправе были считать себя и считали себя творцами революции. Но как только острая фаза революции закончилась, рабочие неожиданно обнаружили, что революция вроде бы произошла в плане политическом, в том смысле что было свергнуто самодержавие, но в плане экономическом не всё так просто. Рабочие хотели перемен в своей жизни: 8-часового рабочего дня, рабочего контроля над производством, т.е. ограничения вот этих вот совершенно запредельных буржуазных аппетитов, которые в Петрограде были очень заметны, «пир во время чумы» промышленников был очень заметен, и рабочие...
Д.П. Ну т.е. это был промышленный центр, здесь было сосредоточено массовое производство, и здесь это было наиболее заметно, да?
Егор Яковлев. Это был не просто промышленный центр, а это была столица – как сейчас в Москве, так все богатые люди находились здесь, основные деньги крутились здесь и тратились тоже здесь. И когда эти большие деньги зарабатывались и тратились во время войны, которую правительство пыталось, в первый во всяком случае год, представить Отечественной, борьбой за Отечество, всё это на рабочих производило крайне отталкивающее впечатление и, конечно, разжигало то, что мы по праву можем называть классовой борьбой. Всё чаще и чаще происходили случаи, когда рабочие комитеты брали в свои руки попытку установить контроль над промышленниками, директора предприятий не выпускались из своих кабинетов, пока не предоставят отчётные ведомости - куда уходят деньги. Промышленники боролись с этим локаутами – объявляли о закрытии заводов или объявляли о невозможности выплачивать зарплату. Зачем это делалось – ну с очевидными целями: для того, чтобы либо принудить рабочих работать на тех условиях, которые выставили промышленники, потому что иначе вы будете выброшены на улицу, либо реально выбросить этих рабочих на улицу, а набрать тех, которые готовы работать на...
Д.П. Ну т.е. многие нынче уже не знают, что такое: со стороны рабочих это называется «забастовка» или «стачка», когда рабочие отказываются работать, а со стороны владельцев это называется «локаут», когда мы закрываем завод, всё утром пришли – до свиданья, работать не надо, зарплаты не будет, ничего не будет, а вместо вас мы наймём т.н. штрейкбрехеров, которые будут работать, а вы останетесь без денег, без еды и без всего.
Егор Яковлев. Ну тут ещё круче – тут были не просто стачки и забастовки, а тут были попытки принуждения со стороны организованных, а часто и вооружённых рабочих, которых поддерживали классово близкие солдаты, жёстко надавить на...
Д.П. А тогда, отскакивая в сторону, тогда же продавали короткоствол свободно, да? Т.е. у каждого было по револьверу?
Егор Яковлев. Тогда было много вообще неучтённого оружия, но там такой бардак в армии уже наступил, что да, оружия в городе было очень много. Но буржуазия наносила ответный удар, и надо сказать, что среди предпринимательства были разные люди, все они по-разному оценивали ситуацию. Некоторые оценивали достаточно здраво, они пытались идти на компромисс со своими рабочими, но некоторые промышленники наоборот вели себя крайне неосторожно, например, известный магнат-предприниматель Рябушинский произнёс речь, которая стала достоянием всех левых газет – он обрушился на бессовестных демагогов от революции, которые не дают стране нормально развиваться, и предрёк, что в скором времени их ухватит за горло костлявая рука голода. И как справедливо пишет Мандель, Рябушинский после этой речи стал образцом капиталиста-локаутчика в глазах рабочего класса Петрограда. Глазами рабочих это выглядело так, что революцию осуществили...
Д.П. ... их руками.
Егор Яковлев. ... их руками в пользу вот этих вот элитариев, которые теперь будут продолжать на их горбу зарабатывать большие деньги.
Д.П. Фактически майдан, как сейчас!
Егор Яковлев. Да, рабочих это не устраивало, они стояли за углубление революции, и по этому, на самом деле, они пошли за большевиками, потому что большевики говорили, что да, так и есть – Ленин в «Апрельских тезисах» именно об этом и сказал. А эсеры и меньшевики пытались их успокоить, удержать. Логика у эсеров и у меньшевиков тоже была, потому что они не верили, что если они сейчас возглавят эту революционную волну, они сумеют управлять государством. Ну возьмут они власть в Петрограде – а дальше-то что? Они не верили, что без участия партий, которые представляют более обеспеченные, более образованные и более влиятельные слои общества, они смогут управлять государством, а большевики верили, что смогут.
Д.П. Есть такая партия. (с)
Егор Яковлев. Да, «есть такая партия», совершенно верно. Поэтому, нанеся серьёзный удар по большевикам в июле 1917 года, Временное правительство свои проблемы не решило. Но что бы ни происходило в Петрограде, ещё большая трагедия происходила на фронте, потому что пропаганда немедленного мира давала свои плоды, и войска постепенно разлагались, правда, параллельно они разлагали и немецкие войска, которые стояли напротив, и всё это скажется со временем. Но в реальных условиях 1917 года значительной части офицерства, в том числе и патриотического, храброго, проливавшего кровь в предшествующие годы войны за Родину, казалось, что наступают просто последние времена, никогда в истории России такого не было. Т.е. с их точки зрения, с точки зрения солдат, это выглядело, как будто их гонят на убой за Константинополь, за какие-то абсолютно чуждые им ценности, с точки зрения части офицеров казалось, что солдаты – трусы, предатели, дезертиры, негодяи, оголяют фронт Родины перед врагом, который идёт Родину завоевать. Вот из этого трагического недопонимания и родились последующие события. И поэтому уже с марта-апреля 1917 года появляются различные офицерские организации, в которых, во всяком случае, идёт обсуждение, как спасти страну. И собственно, решение только одно – это установить военную диктатуру, установить порядок: ликвидировать солдатские комитеты, запретить солдатам вмешиваться в решения офицеров, восстановить вообще авторитет офицеров в армии, навести порядок в тылу, поставить под контроль транспорт - подвоз продовольствия, боеприпасов и всех прочих вещей к фронту и поставить под контроль военную промышленность, т.е. вот тех самых... А промышленность, я напомню, была национализирована в очень малой мере. Генерал Маниковский начал этот процесс, но он его не закончил, потому что до самого последнего момента противились этому, и Николай Второй тут ему не особенно помог. Как это ни странно, офицеров в данной инициативе поддержал крупный бизнес.
Ещё один участник процесса появился – это, безусловно, Англия, которая, напомню, главная цель которой заключается в том, чтобы Россия держала фронт, ни в коем случае не выходила из войны, не заключала сепаратного мира. Это основная цель Англии, которой она придерживается с 1916 года, интригуя сначала против царя, потому что считала, что он или за его спиной императрица стремится к сепаратному миру, а теперь интригуя против Советов, и ключевой фигурой в поддержке офицерства становится лидер военной миссии Англии генерал Нокс. Но кто будет вождём военного переворота – вот главный вопрос. Назывались разные фамилии. С надеждой смотрели на генерала Алексеева, но он не подал никаких сигналов к тому, чтобы возглавить этот военный переворот, и вообще он занимал такую не то, чтобы соглашательскую, но взвешенную позицию. Но Алексеев покинул пост Верховного Главнокомандующего ещё после апрельского кризиса, после ухода Гучкова и Милюкова, и Главнокомандующим стал Брусилов. Брусилов тоже занимал взвешенную позицию и стремился изо всех сил не допустить гражданской войны на фронте. Грубо говоря, его главная цель была – чтобы солдаты не перерезали офицеров, потому что солдатов было банально больше, и угроза такая существовала постоянно. Поэтому Брусилов вёл себя, как революционный генерал, он стоял вместе с Керенским, махал красным флагом, произносил слова о том, что русская армия ведёт исключительно оборонительную войну, никаких завоевательных целей у нас нет - только вот чтобы кровопийца Вильгельм нас не завоевал, вот только за этим. Но всё равно Брусилову не удалось остановить процесс разложения армии, она всё равно разлагалась, что проявилось ярко во время июльского наступления. Несмотря на отдельные успехи, в которых как раз хорошо очень себя показал Корнилов, командующий 8-ой армией на Юго-Западном фронте, но вот это тот случай, когда один в поле точно не воин, и в результате русская армия потерпела тяжёлое поражение и вынуждена была оставить все эти территории, которые заняла во время Брусиловского прорыва, и было понятно, что следующий удар будет нанесён по Риге, и если Рига падёт, то откроется фактически прямой путь на Петроград. В общем, вся эта ситуация была очень угрожающей, и в этих условиях в Могилёве в Ставке произошло совещание высших чинов Временного правительства во главе с Керенским и командующих фронтами, и Главнокомандующего Брусилова. Совещание было призвано выработать какую-то программу преодоления кризиса, но, как писал один из очевидцев, «вышло не совещание, а прямо руготня». Одним из первых выступал генерал Деникин, который прямо сказал Керенскому, что он думает про усилия Временного правительства, про приказ № 1, про то, что они вообще здесь натворили, про все предшествующие реформы. Как пишет очевидец, «Керенский начал резко оправдываться, Деникин трагично махал руками, а Керенский истерично взвизгивал и хватался за голову». В общем, толку никакого из этого совещания не было, в конце концов Керенский взял себя в руки, пожал Деникину руку, сказал: «Я благодарю вас, генерал, за честные слова о нашем Отечестве», но толку никакого не было, кризис углублялся.
И вот в этих условиях на авансцену выходит Борис Савинков. Борис Савинков – очень колоритный персонаж, эсер, один из организаторов убийства великого князя Сергея Александровича в 1905 году, один из организаторов убийства царского министра внутренних дел Плеве.
Д.П. Террорист.
Егор Яковлев. Да, настоящий террорист, который и воспоминания-то свои написал...
Д.П. «Конь бледный», или что-то такое?
Егор Яковлев. «Конь бледный» – это другая, это его художественное произведение, а у него есть «Воспоминания и записки террориста».
Д.П. Я бы многим незнающим заметил, что политический терроризм практически у нас придумали: т.е. конец XIX века – они там так наяривали, наши соотечественники!
Егор Яковлев. Нет, придумали его, конечно, не у нас, политическому терроризму не одна сотня лет, и много разных проявлений у него было: убийство Генриха Третьего, например, или Генриха Четвёртого – все вот эти покушения времён религиозных войн в Европе, их там тоже было очень много, и они были изощрённые, но безусловно, размах революционного террора в России был очень широким, богатой историей. Вот Борис Савинков – это один из ярких персонажей данной страницы нашей истории. Но после Февральской революции Савинков стал не изгоем, а вполне респектабельным государственным деятелем...
Д.П. Какой кошмар.
Егор Яковлев. Он запросто входил в правительственный кабинет, ногами открывал двери приёмных министров, в общем, с войной, с военным делом его связало то, что он был назначен комиссаром 7-ой армии, тоже на Юго-западном фронте. В каждую армию был назначен комиссар уже при Временном правительстве, который должен был следить, насколько там революционные реформы в армии выполняются.
Д.П. Т.е. даже комиссаров не большевики придумали?
Егор Яковлев. Нет, не большевики.
Д.П. Многие опять-таки не знают: создаётся комиссия, а члены комиссии называются «комиссары».
Егор Яковлев. Вот, значит, Савинков следил, а в соседней армии – 8 -ой – командовал Корнилов, там тоже был свой комиссар по имени Максимилиан Филоненко. Максимилиан Филоненко, как и многие его современники, был одержим параллелями с Французской революцией, ему даже нравилось, что его зовут Максимилиан, как Робеспьера, и он чувствовал своё призвание сыграть особую роль в революционных событиях в России. А поскольку он был комиссаром у Лавра Георгиевича Корнилова, то ему казалось, что вот – судьба его направила к человеку, который будет русским Наполеоном, т.е. нужный человек, который всю эту революционную стихию усмирит, и вот он передо мной. Так думал Филоненко, и как-то они познакомились сначала с Савинковым вдвоём и пришли к выводу, что действительно Л.Г. Корнилов – это человек, который сможет одновременно и сохранить завоевания революции, а с другой стороны, закончить войну и навести порядок, чтобы все революционные перегибы были при его участии устранены. И вот Борис Савинков и предложил, а Борис Савинков вошёл в новое Временное правительства в качестве товарища военного министра. Пост военного министра А.Ф. Керенский взял себе, но реально военным министерством он не управлял, управлял его товарищ – вот как раз Савинков. И вот Савинков начал энергично продвигать в Главнокомандующие Л.Г. Корнилова, а Корнилова в тот момент Керенский знал не очень хорошо, поверил Савинкову и сделал его Главковерхом. Вот так вот Лавр Георгиевич вознёсся к вершинам военного служения.
Вообще надо сначала пару слов о Корнилове: это выдающийся человек, безусловно, очень интересная биография – он сын казака, родился на территории современного Казахстана, поступил в Омский кадетский корпус блестяще его закончил и затем стал известен в военных кругах, как выдающийся военный разведчик. Поскольку его матерью была казашка, у него было такое восточное лицо, и это позволило ему выполнять особо опасные разведывательные задания в Туркестане – переодеваясь в туркмена, он осматривал позиции английских укреплений и таким образом выполнил немало важных секретных заданий. Также он стал известен впоследствии, как выдающийся картограф – он совершил путешествие не только по Туркестану, но и по Персии, по Афганистану, составил карты неизвестных ранее местностей, написал глубокие географические исследования по этому вопросу, поэтому к Корнилову нужно отнестись крайне серьёзно – это человек с большим жизненным фундаментом, у него был очень большой жизненный опыт. Он далее закончил Николаевскую академию Генерального Штаба. Между академией и своими разведывательными миссиями он ещё успел поучаствовать в Русско-японской войне, где зарекомендовал себя, как очень храбрый командир. Вообще основная положительная черта Корнилова - это его храбрость, доходящая до безрассудства. Он получил орден Святого Георгия 4 степени за то, что организовал прорыв из окружения: его подразделению пришлось пойти в штыковую атаку, он был во главе, и хотя их всё, считали погибшими, тем не менее, Корнилову удалось вырваться и бойцов своих вывести, поэтому боевой орден был им получен вполне заслуженно. Потом была академия, а потом началась Первая мировая война, и там Корнилов тоже проявил все свои основные качества, но там есть разные оценки ситуации, в которой он был пленён: некоторые считали, что он всё делал правильно, некоторые считали, что он не подчинился приказу и вследствие этого попал в плен. Но так или иначе, в плену он вёл себя чрезвычайно достойно, и я должен сакцентировать внимание зрителей, что это вообще единственный русский генерал, который во время Первой мировой войны из плена бежал.
Д.П. Я уже только хотел спросить, как он оттуда выбрался?
Егор Яковлев. Сейчас у нас есть любители сравнивать плен во время Первой мировой и во время Второй мировой, я должен сказать сразу: плен во время Первой мировой войны был значительно мягче, чем плен во время Второй мировой, особенно в 1941 году это был целенаправленный измор, убийство миллионов, во время Первой мировой всё было значительно проще, особенно среди генералов, т.е. они находились фактически под очень мягким арестом, разрешалось выходить в город под честное слово, но вместе с тем, несмотря на это зафиксирован только один случай побега генеральского - это побег Корнилова, причём - надо отдать ему должное – он пытался трижды. Первые 2 попытки успехом не увенчались, увенчалась только третья.
Д.П. Ну соответственно, следили, и, я так думаю, условия содержания ужесточали, чтобы он не питал даже надежд убежать, и если с третьего раза убежал, то, наверное, уж совсем там какую-то смекалку проявил.
Егор Яковлев. Да нет, ему там удалось договориться, у него был охранник, один из конвоиров - чех, который согласился просто его выпустить. Чех был не особо сочувствующий Австро-венгерской монархии, и поэтому Корнилова он в итоге отпустил. Корнилов сумел добраться до Родины и снова отправился на фронт. Но в скором времени, кто смотрел предшествующие программы, помнит, что он был сразу после Февральской революции назначен командующим Петроградским военным округом и в этом качестве совершил несколько важных для российской истории актов: во-первых, он арестовал императрицу Александру Фёдоровну, правда, надо сразу отметить, что Корнилов сделал это чрезвычайно деликатно, никто из современников не мог отметить, что он как-то оскорбительно, надменно относился к бывшей царице и её детям, и многие трактовали этот акт со стороны Корнилова, как попытку спасти царскую семью вообще от расправы толпы. Но для монархистов участие в аресте царской семьи стало несмываемым преступлением,и Корнилов так до конца со многими общего языка и не нашёл впоследствии. Потом это, конечно, ещё один акт – это вручение унтер-офицеру Кирпичникову Георгиевского креста, ну а третье важное событие – это во время Апрельского кризиса, когда, помните, я рассказывал, спровоцированного неосторожной нотой Павла Николаевича Милюкова, которую революционные массы истолковали, как призыв к продолжению войны за Константинополь, за захватнические цели, Корнилов решил применить оружие против восставших и не смог это сделать, потому что войска потребовали подтверждения Петроградского Совета. Для Корнилова это было просто дико, и он отправился назад на фронт, участвовал вот в этом июльском наступлении. Июльское наступление провалилось, несмотря на его частичные успехи, и вот тут как раз пришло назначение на пост Верховного Главнокомандующего, пролоббированное Борисом Савинковым и не без участия Максимилиана Филоненко, который мнил себя «серым кардиналом».
Вообще, обсуждая фигуру Корнилова, надо иметь в виду, что его во многом, конечно, делала свита, и вот эти люди – Савинков и Филоненко – они будут играть огромную роль в событиях августа 1917 года. И был ещё один человек, которого тоже можно полноправно считать «серым кардиналом», стоящим отчасти за спиной Корнилова – это некий Степан Забойко. Это вообще тоже удивительный герой, такое только во время революции бывает: это предприниматель, довольно успешный, совладелец нефтеперерабатывающей компании «Эмба и Каспий», партнёр промышленника Путилова, который в возрасте 42 лет решил надеть военную форму и принять участие в военных действиях. Тоже, видимо, не без революционной романтики персонаж, он целенаправленно стремился именно к Корнилову и в итоге убедил его сделать себя своим ординарцем. Филоненко Забойко не любил, у них была взаимная неприязнь. Забойко был человеком более правых взглядов, вот это его партнёрство с Путиловым о многом, на самом деле, говорит. Есть даже версия, что Забойко был послан некими промышленными кругами, внедрён специально к Корнилову, чтобы через него лоббировались мысли о правом перевороте, потому что всё-таки Филоненко и Савинков изначально ставили целью некий синтез, т.е. Корнилов им был нужен только для того, чтобы проявить волю и убрать революционные перегибы, а людям, которые были в промышленности, вообще эта революция, по большому счёту, нужна была только в том смысле, что уничтожается самодержавие, им никакие Советы были не нужны. Их цель была - начисто уничтожить какое бы то ни было самоуправление рабочих и солдат. И вот эти люди боролись, и не без успеха, за влияние на Корнилова.
Корнилов – это был человек, который по большому счёту от политики-то был далёк.
Д.П. Ну как нормальный военный.
Егор Яковлев. Он долгое время вообще ничем особенно не интересовался, и даже современники уже потом, во время Гражданской войны, до конца не понимали, в чём заключается политическая программа. Там политическая программа Корнилова, которая будет написана потом, во время т.н. Быховского сидения, уже когда Корниловский мятеж провалится, и он и его сподвижники окажутся в тюрьме, эта политическая программа, по большому счёту, будет Деникиным написана. А Корнилов просто видел бардак и хотел его преодолеть, навести порядок – вот основная цель Корнилова. Причём образцы бардака, которые Корнилов перед собой видел, были, действительно, выдающимися. После своего назначения на пост Главковерха Корнилов сразу начал давать Керенскому понять, что нужно немедленно наводить порядок. Первая вещь, которую он пролоббировал, это восстановление смертной казни на фронте. Правда, Корнилов хотел ещё и в тылу, но в тылу ему Керенский блокировал это решение, и в этом была своя логика, потому что столь резкие... Керенский очень боялся принять некий закон, некое распоряжение сделать, которое приведёт к гражданской войне, потому что он искренне верил, не без оснований, что его положение очень шаткое, и здесь в Петрограде его могут смести запросто. Но Корнилов не унимался, это решение было принято, но Корнилов постепенно продумывал, что нужно сделать для того, чтобы страна могла продолжать войну, и понимал, что для этого в первую очередь нужно уничтожить солдатские комитеты, т.е. отменить приказ № 1. А солдатские комитеты уже были созданы повсеместно, т.е. отмена солдатских комитетов - это неизбежный конфликт с огромной солдатской массой, неизбежный, и по факту гражданская война внутри армии. Для того, чтобы изложить более системно свои взгляды, Корнилов приехал в начале августа в Петроград и участвовал здесь в заседании Временного правительства. Когда он делал доклад, рассказывая о состоянии армии, Борис Савинков обратился к Керенскому со словами, которые все слышали. Савинков спросил: «А стоит ли рассказывать совершенно секретные сведения, ведь они могут быть переданы в товарищеском порядке нашему противнику?» Корнилов не понял, о чём это, потом ему разъяснили, что в помещении, в комнате, где идёт заседание министров, могут находиться немецкие шпионы. Имелся в виду министр земледелия и лидер эсеровской партии Виктор Чернов, но поскольку Ленин победил, все помнят про то, что немецким шпионом провозгласили Ленина, а вообще слухи о немецких шпионах, которые занимают какие-то видные посты в руководстве страны, касались практически всех деятелей, а в первую очередь тех, которые вернулись после февраля из эмиграции. Одним из тех, кто вернулся из эмиграции, был Чернов, хотя не в опломбированном вагоне вернулся, но тем не менее, это был человек, возвратившийся из-за рубежа. И Корнилов, когда услышал это во время заседания правительства, его просто холодный пот прошиб: что здесь вообще происходит? При том, что до сих пор не найдено никаких доказательств, что Чернов работал на немецкий Генштаб, на разведку, но тем не менее в тот момент это звучало для Корнилова просто дико, и когда он вернулся назад в Могилёв, он вызвал с Румынского фронта 3-ий конный корпус, передвинул он его под Великие Луки, и для большинства военных стало понятно, что корпус передвигается с целью похода на Петроград, т.е. корпус занимает позиции для похода на столицу. Вместе с ним пришла Дикая дивизия – туземная дивизия, состоящая из кавказцев, которая была наиболее, как тогда им казалось, она была наиболее надёжна, с её помощью можно было подавить любые выступления. А 3-им конным корпусом командовал генерал Крымов. Генерал Крымов знаменит тем, что это был, может быть, самый убеждённый военный, который принимал участие в заговоре против Николая Второго. О его взглядах подробно написано на первых страницах «Воспоминаний» Врангеля. Сам Крымов внешне не совсем соответствовал облику лихого кавалериста – он был очень полный, и вместе с тем это был очень экспрессивный человек, очень увлекающийся, порывистый, он не всегда справлялся с собой, не владел собой, и за это его враги называли «Слон в экстазе». Крымов – это был человек, который просто рвался в бой, т.е. он был такой правый... ну не экстремист, но не было сомнений, что если Крымов дойдёт до Петрограда с военной силой, то он там всех перережет и по фонарным столбам развесит. Вот сложилась такая ситуация. Потом через несколько дней Корнилов ещё раз поехал в Петроград, пытаясь убедить Керенского начать реформы добровольно, наводить порядок добровольно, но Керенский по-прежнему боялся это сделать, и Корнилов укреплялся в мысли, что нужно действовать военной силой, что Керенский дряблый, вялый, он порядок навести не способен. А Керенский в свою очередь боялся, что если они сейчас тут начнут наводить порядок, то...
Д.П. Станет ещё хуже.
Егор Яковлев. Да, станет ещё хуже, т.е. пока не будем трогать. Тем более, что у Керенского была запланирована грандиозная пиар-акция, целью которой было продемонстрировать общественности крепкость его положения - это было т.н. Государственное совещание в Москве. Государственное совещание - это конференция, на которую были приглашены самые широкие круги общественности, депутаты всех составов Государственной Думы, промышленники, военные, деятели интеллигенции, представители иностранных миссий. Были запланированы выступления разных лидеров государства, с помощью которых Керенский планировал добиться атмосферы некоего общественного согласия, что не получилось. Причём Корнилову он даже не сказал, что пройдёт такое мероприятие, но Корнилов об этом узнал сам и решил туда поехать.
Д.П. Ну раз не зовут – надо.
Егор Яковлев. Да, решил туда поехать и сказать всё, как есть. Проходило оно с 12 по 15 августа 1917 года в Большом театре в Москве. Интересно, что отмечено это Государственное совещание было грандиозной забастовкой – в Москве не работала большая часть заводов, не работал транспорт, например, и для того, чтобы, не дай Бог, чего не случилось, пришлось оцепить Большой театр тройным кольцом юнкеров. Само Государственное совещание прошло без внешних эксцессов, т.е. никто прорваться туда не пытался, но зато с большими внутренними. Сначала всё вроде бы шло хорошо, даже был некий такой символический жест, когда бывший депутат Государственной Думы промышленник Бубликов пожал руку представителю меньшевиков, т.е. Совета, Церетели – многие это отметили, но Корнилов как раз всё испортил. Т.е. с точки зрения пиара, всё шло хорошо. Всё испортил Корнилов. Корнилов приехал в Москву, был встречен правыми кругами, как спаситель: он вышел из поезда, его подхватили на руки и понесли, далее он отправился к Иверской часовне молиться Иверской иконе Богоматери, и было отмечено, что он поступил так же, как и многие императоры – первым делом, приехав в Москву, туда ехали. И вообще приезд Корнилова был обставлен чрезвычайно театрально. Тут включились в дело партнёры из Британской военной миссии - они отпечатали брошюрку с биографией Корнилова, из которой следовало, что это - спаситель России, 100%. Она раздавалась бесплатно, по Москве висели афишки, напоминающие, кто твой лидер – всё это было отпечатано на английские деньги. И в общем, Корнилов представал стараниями англичан и правых кругов единственной надеждой страны на преодоление кризиса. Керенский его демонстративно не замечал, но послал Юренева, одного из министров Временного правительства, договориться, чтобы Корнилов в своём выступлении не касался политических вопросов – пусть выйдет и расскажет про армию, как он там воюет, но чтобы никаких политических предложений он не делал. Ну Корнилов, естественно, Юренева послал куда подальше, Керенский сам ему позвонил вечером и попытался с ним договориться, но Корнилов сказал, что он будет говорить в своей речи то, что пожелает. И действительно, так и произошло - он произнёс короткую чёткую речь: он рассказал о том, что армия разложена, привёл конкретные факты убийств солдатами офицеров, которые шокирующее просто впечатление произвели на собравшуюся публику, нарисовал картину гибели страны и грамотно подвёл к тому, что необходимо срочно наводить порядок.
Д.П. А за что солдаты убивали офицеров?
Егор Яковлев. Офицеры отвечали за многолетнюю ненависть, которая копилась к офицерскому составу за рукоприкладство, за оскорбления, ну за социальный расизм фактически. Погибнуть мог любой офицер. Был убит, например, военный комиссар Линде, он был убит, несмотря на то что он был участником апрельских событий, он возглавлял массу, которая шла против Временного правительства, против Милюкова и Гучкова, значит, он был сам участником революции. Но пытаясь восстановить дисциплину на фронте, он употребил грубые слова, был тут же идентифицирован солдатами, уходящими с боевых позиций, как контра, и забит прикладами. Это не единичный такой случай был, поэтому офицеры, конечно, боялись, они действовали очень осторожною Были офицеры, которые ходили в большом авторитете, которых солдаты сами избирали, а были офицеры, которых либо знали плохо, либо были знамениты плохими...
Д.П. Которых знали хорошо, да?
Егор Яковлев. Да, которые успели себя соответствующим образом зарекомендовать. И убийства офицеров были не редкостью, но даже по отношению к тем офицерам, которые не дозволяли себе вот этого социального расизма, они всё равно находились в опасном положении, потому что всегда мог найтись какой-нибудь заводила, который мог подбить своих товарищей на убийство просто по принципу вот этой социальной мести. Это было достаточно распространённое явление, и это явление, к сожалению, это трагедия нашей страны, но это явление ещё даст о себе знать и в 20-е, и в 30-е годы. Но оно не на ровном месте появилось, а оно проистекало из вопиющих недостатков старой армии, построенной по сословному принципу и пронизанной социальным расизмом. Особенно ярко это проявилось на флоте, и он этом честно пишет Деникин в своих воспоминаниях.
Речь Корнилова произвела очень сильное впечатление, например, Марина Цветаева написала стихотворение, переложила его в стихах:
«...Сын казака, казак... Так начиналась – речь. – Родина. – Враг. – Мрак. Всем головами лечь».
Очень проникновенные стихи, которые передают вот эту атмосферу: Россия на краю. Но на Керенского, естественно, другое впечатление эта речь произвела –Керенский просто впал в какой-то экстаз: он произносил речь, и такое ощущение, что у него начался приступ бурного помешательства, это была какая-то истерика. Где-то к середине речи перестало быть понятным, о чём он говорит, т.е. если в начале ещё было понятно, что он угрожает неким людям, которые расшатывают лодку, то в конце уже было вообще непонятно, и в этом сходятся все современники, которые там на московском совещании присутствовали – они писали, что это просто какой-то...
Д.П. Позор!
Егор Яковлев. ... какой-то фарс. Вот отрывок из речи, как она заканчивалась, попробуем понять, о чём Александр Фёдорович говорит: «Но пусть будет то, что будет, пусть сердце станет каменным, пусть замрут все струны веры в человека, пусть засохнут все те цветы и грёзы о человеке, над которыми сегодня с этой кафедры говорили презрительно и их топтали. Так сам затопчу, не будет этого! Я брошу далеко ключи от сердца, любящего людей, я буду думать только о государстве, и пусть знают, что всё, чего вы хотели и чего не было, может быть!»
Д.П. А у него с головой всё хорошо было, нет?
Егор Яковлев. Ну мне кажется, что господин Кличко имел достойных предшественников.
Д.П. Переволновался, видимо, всё уже пошло вообще из рук вон плохо.
Егор Яковлев. Да, в общем, Керенский был шокирован, он понимал, что власть уходит из его рук, и в общем, никто ничего не понял, о чём он говорил, но поняли, что тут содержались некие угрозы в адрес Корнилова. А между тем Корнилова поддержали крупные представители бизнеса, в первую очередь, вот тут появляется у нас Путилов, видимо, всё-таки Забойко не случайно был с ним рядом. Непонятно только, заранее ли Забойко был внедрён в окружение генерала или впоследствии осуществил эту связь, но как раз вот в эти дни московского совещания произошла встреча Путилова и Корнилова. Вместе с Путиловым был ещё один предприниматель – Вышнеградский, и Корнилов им прямо сказал, что мы готовим захват Петрограда, разгром Советов, но для того, чтобы сделать всё эффективно, нам будет недостаточно внешних военных сил. Вот Крымов готов, но нужны нам свои люди ещё и в Петрограде, а для того, чтобы осуществить восстание в самом Петрограде, нам нужны деньги. Готовы ли вы спасти Россию? Путилов и Вышнеградский сказали, что, конечно, готовы, у нас есть единомышленники, которые готовы будут профинансировать. Вот так была установлена связь между крупным бизнесом и военными.
Кроме того, в этот момент появился ещё один любопытный персонаж, роль которого до конца не ясна - это был депутат первой Государственной Думы Аладьин, который приехал прямо в Москву из Лондона. Чем Аладьин интересен: Аладьин был кадровым офицером британской армии в этот момент. Он эмигрировал из царской России после разгона первой Государственной Думы, поступил в британскую армию и был уже британским подданным в этот момент. Он в середине 1917 года адресовал лорду Миллеру, известному нам персонажу, просьбу отпустить его в Россию, и вот до сих пор непонятно, чья там была инициатива – либо это была личная инициатива Аладьина, либо это была инициатива самого Миллера, но так или иначе Аладьин в Россию приехал, и Керенский считал его полноценным английским агентом, т.е. человеком, который получил конкретные рекомендации: поддержать Корниловский мятеж. Но ходили слухи, что Аладьин был курьером, который привёз от Миллера письмо генералу Ноксу, руководителю военной миссии, с санкцией поддержать Корнилова. И это не исключено, потому что для поддержки Корнилова британская военная миссия выделяла бронедивизион капитана Оливера Локер-Лэмпсона, правда, Джордж Бьюкенен в своих воспоминаниях пишет, что к нему заявился председатель одного из петроградских банков и просил у него эти броневики и вообще поддержку. Бьюкенен ему отказал. Видимо, этим человеком, который приходил к Бьюкенену, является Путилов, хотя не все учёные с этим согласны, но Бьюкенен пишет, что он резко отказал и вообще выступил против какого бы то ни было мятежа. Но Бьюкенен на самом деле это и не решал - это решал генерал Нокс, и Керенский в своих воспоминаниях пишет, что уж наверное, Оливер Локер-Лэмпсон не по собственной воле решился поддерживать Корнилова и привёл свои броневики. А вот этот бронедивизион был специально, это как дивизия «Нормандия-Неман» во время Второй мировой войны, точно так же англичане передали своё подразделение в состав русской армии, чтобы он сражался на Восточном фронте.
Д.П. Но он был почему-то в Петрограде, да? Или я чего-то не расслышал?
Егор Яковлев. Нет, он был не в Петрограде, он был на фронте, просто сам Корнилов-то тоже был на фронте, у него же в Могилёве Ставка находилась. Вот они оттуда и планировали выступать. Планировалось, что сначала наступает Крымов и Дикая дивизия, восстание в Петрограде, а потом Корнилов с другими силами подходит. В общем, Аладьин тоже становится одним из самых близких Корнилову людей, и оформляется такая вот группа, которая настраивает Корнилова на необходимость действовать немедленно. Керенский это понимает, но в этот момент он просто деморализован, и тут в игру снова вступает Савинков. Савинков сохраняет самообладание, он понимает, что если сюда придёт Крымов, то их вообще тут всех перережет, потому что Крымов - это человек, который вообще разбираться не будет: большевик, не большевик. Тут будет жёсткая военная диктатура. А Савинков же не простой человек - он революционер, он идейный, он стоит за завоевания революции и он думает: ага, надо договориться. Вот у Савинкова была, видимо, мечта всё-таки создать согласие между Керенским и Корниловым, потому что как Филоненко, Филоненко и Савинков мыслили примерно одинаково, Филоненко разговаривал с Корниловым, Корнилов его несколько раз спрашивал: что же, типа, можно ввести единоличную диктатуру в России? И Филоненко ему честно сказал, что вы, Лавр Георгиевич, очень талантливый военный, у вас много достоинств, но вы довольно наивны в политических вопросах, и если вы возьмёте диктатуру в свои руки, то править от вашего имени будет придворная камарилья, которая будет вас просто дурить. Поэтому и Савинков, и Филоненко мыслили следующим образом: что нужно каким-то образом создать согласие между двумя вождями. Савинков всё-таки сломил Керенского и отправился в ставку в Могилёв договариваться с Корниловым. Произошло это 23 августа. В принципе, они друг друга поняли, Савинков объяснил, что Керенский готов поступиться частью своей власти, но вы должны дать определённые гарантии: во-первых, мы разгоним большевиков, но давайте не будем устраивать кровавую баню в Петрограде, а чтобы гарантировать отсутствие кровавой бани, давайте-ка мы Крымова уберём с поста командующего 3-им конным корпусом и назначим кого-нибудь другого, потому что Крымов - все про это знают - идёт палачествовать. А уж там мы как-нибудь договоримся, возможны компромиссы, наводим порядок, допустим, военная власть у Корнилова, но гражданская власть пусть остаётся у Керенского. Корнилов, конечно, упирался, он говорил, что Керенский не способен - вы посмотрите, кто там у вас в правительстве, Чернов там сидит, вы сами про него говорите как про немецкого шпиона, надо разогнать всю эту шушеру. Но худо-бедно – они договорились, и Савинков уехал в Петроград.
И тут произошёл казус, до сих пор историки не до конца понимают, как там что произошло, что случилось. Есть теория заговора, которая объясняет всё неким заговором, а есть теория, я бы назвал её «теорией идиотизма, глупых случайностей» – тут в игру вступил бывший обер-прокурор Синода Владимир Николаевич Львов. Этот человек был знакомым Керенского, бывший депутат Госдумы, он был знаменит тем, что это был страшный путаник и персонаж не от мира сего. Он явился к Керенскому, пока Савинков был в Ставке, и сказал, что услышал, что против Керенского готовится страшная интрига, страшная расправа - всё, нужно срочно примиряться с Корниловым. Керенский покивал, сказал, что да-да, конечно, нужно. Львов из этого разговора вынес для себя, что он должен взять на себя миссию примирения, которую на самом деле уже Савинков, и он поехал в Ставку вслед за Савинковым. Он приехал в Ставку в статусе бывшего депутата Государственной Думы и представился там посланником Керенского, хотя Керенский его не посылал. Но Львов решил взять инициативу на себя и начал уже повторно обсуждать с Корниловым вопрос спасения страны, и высказал там свою точку зрения о том, что возможны некоторые варианты, с его точки зрения: либо Керенский должен уйти из правительства и зажить частной жизнью, а Корнилов стал бы диктатором единоличным, либо надо создать синтетическое правительство, в котором бы Корнилов был председателем правительства, а Керенский - его замом, например, либо Временное правительство должно полностью уйти, а должна быть провозглашена военная диктатура вообще, в принципе. Корнилов сочувственно кивал, говорил, что возможны все эти варианты, и тут они дошли до важного момента: Львов спросил: «А как же судьба Керенского может сложиться, ведь вы говорите, что большевики готовят восстание в Петрограде?» А действительно, заговорщики планировали инсценировать восстание большевиков, т.е. большевики сами в августе ничего физически не могли сделать, они были настолько ослаблены, что в августе сделать они ничего не могли, но чтобы добить Совет, корниловцы планировали инсценировать восстание большевиков и таким образом получить моральное право разогнать Совет. И Корнилов, видимо, об этом Львову сказал. А Львов, который, видимо, искренне добродушно питал к Керенскому добрые чувства, он сказал: «Так а что же будет с Керенским-то, если большевики восстание поднимут против него?» А Корнилов ему ответил, что я не знаю, но я приглашаю Александра Фёдоровича и Бориса Савинкова к себе в Ставку, и здесь-то им точно ничего угрожать не будет. Львов сказал: «Прекрасная идея, я сейчас передам Александру Фёдоровичу это! Верьте мне». И он пошёл в поезд назад, окрылённый, а он не знал о миссии Савинкова, и Савинков не знал о его миссии. Львов пошёл к поезду, его провожал Завойко, и между ними случился там разговор. Львов опять же добродушно спросил у Завойко: «А как вы думаете, всё-таки сумеет ли генерал Корнилов Лавр Георгиевич спасти Александра Фёдоровича?» А Завойко ему сказал: «Да где же ему?», типа: как это произойдёт? И Львов, совсем уже измученный, подумал, что Корнилов зазывает Керенского, чтобы его убить здесь или арестовать. В результате Львов приехал назад в Петроград и явился к Керенскому. А Керенский первому его визиту даже не придал какого-то значения, и тут Львов ему сообщил, что он был у Корнилова, что привёз вот такие новости, что тут и большевики готовятся выступить, и что вот предложения от Корнилова исходят такие: либо мы тут устанавливаем военную диктатуру, либо вы становитесь вторым лицом в правительстве, либо вы уходите на покой, а Корнилов становится председателем Временного правительства. Керенский от такого предложения обалдел, и видимо, в его голове тут же оформилась интрига, наверное, ему показалось в этот момент, что Корнилов его обманывает, он не поверил, что Корнилов, когда Петроград будет взят, они всё-таки его каким-то образом уберут: либо уберут его физически, либо устранят его от власти. Но в этот момент Керенский никак не сможет обороняться, потому что сейчас он может сказать: «Я деятель революции, революционные матросы, солдаты, защищайте революцию!» А когда революционные матросы и солдаты будут разгромлены, к кому Керенский обратится? Ни к кому. Но кроме того, у него было ещё серьёзное подозрение: дело в том, что Корнилов-то тоже нарушил своё слово – он хоть и пообещал Крымова снять, и даже формально назначил командующим конным корпусом небезызвестного нам генерала Краснова, но реально Крымов оставался в Великих Луках и реально продолжал возглавлять корпус, и реально он пойдёт, именно Крымов поведёт 3-ий конный корпус на Петроград. Поэтому у Керенского были некоторые основания подозревать Корнилова в нечестности, и он в этот момент, когда поговорил со Львовым, видимо, сделал выбор всё-таки в пользу разрыва с Корниловым.
Ну и дальше он достаточно цинично всех подставил: он назначил переговоры по аппарату Юза – это такой суперсовременный телеграф, с Корниловым. Он приехал к аппарату первым, связался с Могилёвым и начал задавать Корнилову провокационные вопросы: про 3 пункта якобы ультиматума, на самом деле это были предложения, которые сам Львов изложил Корнилову, но приехав к Керенскому, Львов изложил их, как ультиматум Корнилова.
Д.П. Вот персонаж, блин!
Егор Яковлев. Не оглашая этих 3 пунктов, Керенский начал задавать Корнилову достаточно провокационные вопросы, он его спрашивал: «Всё ли верно, что Владимир Николаевич мне передал? Посылали ли вы Владимира Николаевича, говорили ли вы с ним?» Корнилов на всё соглашался. Дальше Керенский спросил: «Звали ли вы меня в Ставку?» Корнилов ответил утвердительно. Всё, на этом переговоры закончились, Керенский отдал приказ о смещении Корнилова с поста Главнокомандующего, объявил его заговорщиком, а Львова тоже арестовали, как предателя революции.
Д.П. Отлично!
Егор Яковлев. И Керенский тут же организовал грандиозную кампанию, это он умел делать, грандиозную пиар-компанию «Революция в опасности!» Он тут же взял Совет и советские органы к себе в союзники, а Корнилов, который по сути-то даже и не понял ещё, что происходит, сразу стал врагом государства, даже есть такое замечание: потом, когда бывший Николай Второй, Николай Александрович прочитал в газетах о том, что Корнилов предатель, он сказал: «Это Корнилов-то изменник?»
Но как только Корнилов понял, что его «кидают», он, естественно, тут же объявил, что это предательство Родины, выступаем. И собственно, дальше и начались события, которые станут известны, как Корниловский мятеж или Корниловское выступление. Но о том, как там всё разворачивалось, мы поговорим во второй части в следующий раз.
Д.П. Во навернули - ужас! Ужас! Как-то в школе мы не это проходили, как-то тут глубже, богаче. Спасибо, Егор. А на сегодня всё. До новых встреч.
Источник: "История России"