Колпакиди А.И. Потапов Г.В.
Правда о последнем царствовании: за что расстреляли Николая Кровавого
2017
Читать книгу "Правда о последнем царствовании: за что расстреляли Николая Кровавого" в формате PDF
Содержание
Часть первая
За что
Глава 1. Ложь о молочных реках. Разбор мифов о развитии Российской империи
Глава 2. «Хозяин земли русской». Личные качества Николая II
Глава 3. Кровавое начало. «Бессмысленные мечтания», Ходынка, императорские дяди
Глава 4. Небожитель. Религиозность и жандармский плен императора
Глава 5. «Кровавые воскресенья». Условия жизни рабочих и 9 января 1905 года
Глава 6. Кровь и розги. Жизнь крестьян и расправы с ними
Глава 7. Кровавое «усмирение». Казни, карательные акции и поощрение их царем
Глава 8. Армия с поротым задом. Хозяйственность, произвол, дезертирство и распад императорской армии
Глава 9. Жизнь после смерти. Белый террор и царелюбивая пропаганда
Глава 10. Монархисты: от царя к фюреру. Поклонники Николая II в Великой Отечественной войне — от Третьего Рима к Третьему рейху
Часть вторая
Хроники
Расправы с рабочими. Расстрелы забастовщиков в Златоусте, Сосновицах, Иваново-Вознесенске, Лодзи, Ростове-на-Дону, Риге, Новороссийске, Екатеринославе, Ревеле, Коломне, Костроме и других местах
Расправы с крестьянами. Расстрелы крестьян в деревнях и селах Тамбовской, Саратовской, Самарской, Воронежской, Полтавской, Черниговской, Курской, Казанской, Рязанской и прочих губерний
Разгон демонстраций и другое. Расстрелы демонстраций в Минске, Севастополе, Баку, Ченстохове, Казани и других городах; а также казни и бессудные убийства
Погромы и карательные экспедиции. Китайские, еврейские, армянские, антиреволюционные, немецкие, продовольственные погромы и деяния карателей в Прибалтике, Сибири и Закавказье
Вооруженные восстания. Восстания в Андижане, Владивостоке, Лодзи, Севастополе, Москве, Ростове-на-Дону, Сормове, Кронштадте, Свеаборге, Камышине, Средней Азии, Петрограде и других местах; а также вооруженный террор
Отрывки из книги:
...В девяностые годы, когда громили идеологию добиваемого СССР, в качестве снарядов годилось все что угодно. Получив в руки эмигрантские идеи и эмигрантские книги, СМИ принялись раскручивать новую тему со всем неофитским пылом. Мнения Русской православной церкви никто не спрашивал — бал правили исключительно «зарубежники». Между тем РПЦ сопротивлялась канонизации до последнего, и в результате Романовы были канонизированы в России как страстотерпцы — то есть христиане, преданные мученической смерти, но не за веру, а просто так. Для иерархов, которым выкручивали руки «агенты влияния» как в церкви, так и в правительстве, такое решение можно считать гражданским подвигом.
... Важнейшим показателем промышленного развития, причем в начале ХХ века связанного с передовыми технологиями, является добыча нефти. В 1901 году Россия занимала по этому показателю первое место в мире (681 миллион пудов, или 50,6 % всего мирового производства). Соединенные Штаты в 1901 году добывали 555 миллионов пудов, или 41,2 %. В 1911 году добыча Соединенных Штатов увеличилась втрое — до 1794 миллионов пудов (63,1 % мировой добычи), а России — 559 миллионов пудов (19,6 %)3. Как видим, добыча «процветающей» Российской империи за десять лет упала не только в относительном, но даже и в абсолютном исчислении. По-видимому, стремительно богатеющая деревня с керосиновых ламп перешла на лучины — иначе как объяснить абсолютный спад?
... Что интересно: в двадцатые годы, пока еще не сделав ничего для улучшения жизни народа, большевистское правительство сумело уменьшить детскую смертность на четверть. Как это удалось? объяснение одно: за счет санитарного просвещения. Не было еще ни врачей, ни больниц, но были избы-читальни, и в них регулярно проводились лекции по основам гигиены. Другого объяснения просто нет...
... Не осознав того, что «элита» российской империи относилась к народу как к чему-то среднему между рабом и скотиной, мы вообще ничего в том времени не поймем.
... расстрелы тоже не были чем-то исключительным. Вот лишь несколько примеров. 9 марта 1902 года — расстрел рабочих в Батуме (15 убитых); 13 марта 1903 года — расстрел забастовщиков в Златоусте (69 убитых); 14 июля 1903 года — расстрел на станции Михайлово (18 убитых); в августе 1903 года — в Екатеринославе (14 убитых).
... Вот начало петиции, которую планировалось подать Николаю II:
«Государь!
Мы, рабочие города С.-Петербурга, наши жены, дети и беспомощные старцы-родители пришли к тебе, государь, искать правды и защиты.
Мы обнищали, нас угнетают, обременяют непосильным трудом, над нами надругаются, в нас не признают людей, к нам относятся, как к рабам, которые должны терпеть свою горькую участь и молчать.
Мы и терпели, но нас толкают все дальше и дальше в омут нищеты, бесправия и невежества; нас душат деспотизм и произвол, и мы задыхаемся. Нет больше сил, государь! Настал предел терпению!
Для нас пришел тот страшный момент, когда лучше смерть, чем продолжение невыносимых мук.
И вот мы бросили работу и заявили нашим хозяевам, что не начнем работать, пока они не исполнят наших требований. Мы немногого просили: мы желаем только того, без чего жизнь — не жизнь, а каторга, вечная мука.
Первая наша просьба была, чтобы наши хозяева вместе с нами обсуждали наши нужды, — но и в этом нам отказали; нам отказали в праве говорить о наших нуждах, находя, что такого права за нами не признает закон. Незаконными оказались также наши просьбы: уменьшить число рабочих часов до восьми в день, устанавливать цены на наши работы вместе с нами и с нашего согласия, рассматривать наши недоразумения с низшей администрацией завода, увеличить чернорабочим и женщинам плату за их труд до одного рубля в день, отменить сверхурочные работы, лечить нас внимательно и без оскорблений, устроить мастерские так, чтобы в них можно было работать, а не находить там смерть от страшных сквозняков, дождя и снега.
Все оказалось, по мнению наших хозяев, противозаконно, всякая наша просьба — преступление, а наше желание улучшить наше положение — дерзость, оскорбительная для наших хозяев.
Государь! Нас здесь больше трехсот тысяч — и все это люди только по виду, только по наружности; в действительности же за нами не признают ни одного человеческого права, ни даже права говорить, думать, собираться, обсуждать наши нужды, принимать меры к улучшению нашего положения.
Всякого из нас, кто осмелится поднять голос в защиту интересов рабочего класса, бросают в тюрьму, отправляют в ссылку. Карают, как за преступление, за доброе сердце, за отзывчивую душу. Пожалеть рабочего, забитого, бесправного, измученного человека — значит совершить тяжкое преступление!
Государь! разве это согласно с божескими законами, милостью которых ты царствуешь? и разве можно жить при таких законах? Не лучше ли умереть, — умереть всем нам, трудящимся людям всей России? Пусть живут и наслаждаются капиталисты и чиновники-казнокрады, грабители русского народа.
Вот что стоит пред нами, государь! И это-то нас и собрало к стенам твоего дворца. Тут мы ищем последнего спасения. Не откажи в помощи твоему народу, выведи его из могилы бесправия, нищеты и невежества, дай ему возможность самому вершить свою судьбу, сбрось с него невыносимый гнет чиновников. Разрушь стену между тобой и твоим народом, и пусть он правит страной вместе с тобой. Ведь ты поставлен на счастье народу, а это счастье чиновники вырывают у нас из рук; к нам оно не доходит, — мы получаем только горе и унижение!..»60
... писателя Максима Горького, который волею судьбы стал очевидцем этой бойни:
«толпу расстреляли почти в упор, у Троицкого моста. После трех залпов откуда-то со стороны Петропавловской крепости выскочили драгуны и начали рубить людей шашками. Особенно старался молодой голубоглазый драгун со светлыми усиками... до сего дня режет мне память визг драгуна, прыгает передо мною лицо убийцы, красное от холода или возбуждения, с оскалом стиснутых зубов и усиками дыбом на приподнятой губе. Замахиваясь тусклой полоской стали, он взвизгивал, а ударив человека — крякал и плевал, не разжимая зубов. Утомясь, качаясь на танцующем коне, он дважды вытер шашку о его круп, как повар вытирает нож о свой передник.
Странно было видеть равнодушие солдат; серой полосою своих тел заграждая вход на мост, они, только что убив, искалечив десятки людей, качались, притоптывая ногами, как будто танцуя, и, держа ружья к ноге, смотрели, как драгуны рубят, с таким же вниманием, как, вероятно, смотрели бы на ледоход или на фокусы наездников в цирке.
Потом я очутился на Полицейском мосту, тут небольшая толпа слушала истерические возгласы кудрявого студента, он стоял на перилах моста, держась одною рукой за что- то и широко размахивая сжатым кулаком другой. Десяток драгун явился как-то незаметно, поразительно быстро раздавил, разбил людей, а один конник, подскакав к студенту, ткнул его шашкой в живот, а когда студент согнулся, ударом по голове сбросил за перила, на лед Мойки...
Мы подошли к Александровскому скверу в ту минуту, когда горнист трубил боевой сигнал, и тотчас же солдаты, преграждавшие выход к Зимнему дворцу, начали стрелять в густую, плотную толпу. С каждым залпом люди падали кучами, некоторые — головой вперед, как будто в ноги кланяясь убийцам. Крепко въелись в память бессильные взмахи рук падавших людей.
Близко от солдат, среди неподвижных тел, полз на четвереньках какой-то подросток, рыжеусый офицер не спеша подошел к нему и ударил шашкой, подросток припал к земле, вытянулся, и от его головы растеклось красное сияние.
Толпа закружила нас и понесла на Невский. Я попал на Певческий мост, он был совершенно забит массой людей, бежавших по левой набережной Мойки, в направлении к Марсову полю, откуда встречу густо лилась другая толпа. С Дворцовой площади по мосту стреляли, а по набережной гнал людей отряд драгун. Когда он втиснулся на мост, безоружные люди со свистом и ревом стиснули его, и один за другим всадники, сорванные с лошадей, исчезли в черном месиве. У дома, где умер Пушкин, маленькая барышня пыталась приклеить отрубленный кусок своей щеки, он висел на полоске кожи, из щеки обильно лилась кровь, барышня, всхлипывая, шевелила красными пальцами и спрашивала бегущих мимо ее:
— Нет ли у вас чистого платка?
Чернобородый рабочий, по-видимому, металлист, темными руками приподнял ее, как ребенка, и понес, а кто-то сзади меня крикнул:
— Неси в Петропавловскую больницу, всего ближе.
...Дома медленно ходил по комнате Савва, сунув руки в карманы, серый, похудевший, глаза у него провалились в темные ямы глазниц, круглое лицо татарина странно обострилось.
— Царь — болван, — грубо и брюзгливо говорил он. — Он позабыл, что люди, которых с его согласия расстреливали сегодня, полтора года тому назад стояли на коленях пред его дворцом и пели „Боже, царя храни..“
— Не те люди.
Он упрямо тряхнул головой:
— Те же самые русские люди. Стоило ему сегодня выйти на балкон и сказать толпе несколько ласковых слов, дать ей два, три обещания, — исполнить их не обязательно, — и эти люди снова пропели бы ему „Боже, царя храни“. <.>
Он сел рядом со мною и, похлопывая себя по колену ладонью, сказал:
— Революция обеспечена! Года пропаганды не дали бы того, что достигнуто в один день..»
... «Самарская губерния, 1903 год. Крестьяне села Мордовская Борковка, ссылаясь в подтверждение своего права на землю на жалованную грамоту царя Алексея Михайловича, самовольно запахали графские земли. Хозяева вызвали казаков. Те, приехав, 17 крестьян запороли насмерть, а 70 человек, запоротых до полусмерти, отправили в Ставропольскую тюрьму, где семь человек умерли от страшных истязаний»75.
... «Полтавская губерния. 4 января 1906 года. Село Кривая руда. Для подавления забастовки в село был послан карательный отряд во главе с Филоновым. Вечером 4 января он прибыл в село. Филонов потребовал к себе старшину, с которого сорвал знак и избил его палкой. Затем крестьян согнали на сход. По приказу Филонова началась массовая порка. Из толпы послышались возгласы: „Что это за закон? Значит, нас всех так будут бить и резать?!“. Тотчас после этих возгласов все, как один, поднялись с колен и побежали в разные стороны. Дав несколько выстрелов, за убегающими крестьянами погнались казаки. Они избивали безоружных крестьян нагайками и топтали лошадьми. Во время этой расправы были убиты три человека, один тяжело ранен (вскоре умер в больнице) и до 40 человек ранено»77.
«Самарская губерния. 1906 год. Массовой и жестокой расправе были подвергнуты крестьяне села Герасимовки за разгром хуторов Сапрыкина, Мжельского, Петрова, Субботиной и выступления против начальства. В этом селе телесному наказанию были подвергнуты 180 человек, трое запороты насмерть и многим нанесены ранения огнестрельным оружием»78.
... Десять лет спустя, в 1914-1916 годах, врачи, обследовавшие призывников, обнаружили, что у четырех из десяти крестьян-новобранцев когда-то были пороты задницы или имеются рубцы на спине от казацких нагаек или армейских шомполов82. 40 % поротых из тех, кто в 1906 году был еще очень молод. Сколько же таковых было в старшем поколении?
Выполняя свою работу, «усмирители» ссылались на власти вплоть до государя императора. А поскольку никто из них не был наказан, зато многие награждены, — какие выводы оставалось сделать поротой России? Мужику показали и его права, и его место в Российской империи. Он затаился, подчиняясь силе, однако ничего не забыл.
... Каратели прекрасно обходились без юстиции вообще.
«Как следует из документов того времени: «До 18 февраля 1906 года действиями военных отрядов были лишены жизни: в Эстляндской губернии при сопротивлении с оружием в руках убито — 50 чел. и расстреляно — 68 чел., на острове Эзель расстреляно — 2 чел.; в Лифляндской губернии убито при сопротивлении с оружием к руках — 14 чел., а при попытке бежать — 1 чел., расстреляно — 120 чел.; в Южном отряде убито при попытке бежать — 2 чел., расстреляно — 39 чел.; в Курляндской губернии убито при сопротивлении с оружием в руках — 36 чел., при попытке бежать — 37 чел. и расстреляно — 64 чел.; в отряде подполковника Принца убито при сопротивлении с оружием и руках — 5 чел., в отряде генерал-майора Безобразова расстреляно 63 чел. Всего убито при сопротивлении с оружием в руках — 105 чел., при попытке к побегу — 52 чел., расстреляно — 356 человек. За февраль 1906 года в Прибалтике карательными отрядами было расстреляно больше, чем за весь 1906 год казнено военно-окружными судами. ...
И это только Прибалтика.
... «12 января 1906 карательный отряд Меллера-Закомельского стрелял по митингу на станции Иланской, что недалеко от Красноярска. Это послужило основанием для запроса Государственной Думы правительству. Считается, что при этом погибло около 20 человек. Депутат от Енисейской губернии Н. Ф. Николаевский уточнял: „На другой день после этого за семафором, в 100 саженях от того места, где была бойня, нашли еще 7 трупов, и вот относительно этих трупов было недоумение, каким образом они оказались здесь. Это выяснилось через томских солдат, которых часть была взята Меллером-Закомельским в поезд, чтобы в Чите производить операции такого же рода. Когда Меллер-Закомельский вернулся, то эти солдаты тоже были возвращены в Канск и помещены для охраны канской тюрьмы. Вот они и сообщили, что эти семь человек были взяты в поезд Меллером-Закомельским. Для того чтобы узнать, насколько томские солдаты надежны в своих действиях, Закомельский велел вывести этих людей за семафор и приказал томским солдатам расстрелять их. Солдаты говорили, что положение их было ужасно: если они откажутся стрелять, то семеновцы (так в источнике. — Авт.) расстреляют и их, и тех семерых человек. Если же они их только подстрелят, то семеновцы добьют окончательно. В результате эти семь человек были расстреляны ими наповал“» ...
...Случай получил огласку, стал предметом думского запроса. Как поплатился генерал? а никак! В 1906 году стал генерал-губернатором Прибалтики, потом был членом Государственного совета.
... «16 декабря я вышел на дежурство с бригадой. На вокзале — войска. Времени 9 час. утра. Я осмотрел поезд, а в товарные вагоны вкатили два орудия, для чего пропилили стенки вагонов и выбили окна. В передние классные вагоны поставили два пулемета...
Вот и Сортировочная. Следы погрома. Вагоны разгромлены. Товары, мука, хлеб разбросаны по путям. Около погромленных вагонов были люди: кто с лошадью, кто с санками — они забирали грузы; некоторые, завидя нас, кричали: „Да здравствует свобода!“.
Солдаты стреляли в них из окон, а некоторые с площадок. Стреляли без разбору. Люди падали, бились на снегу, ползли, оставляя кровавые следы. Вот народ бросил все и побежал в поле, а кто остался у лошадей и саней, тех всех перебили. Женщина укрылась за сарай ассенизации со своими санками. Муж ее убежал, а ее застрелили.
Был полдень. Направо у станции Перово забор мастерских и роща. Шли люди вдоль полотна и около забора, приличные, человек шестьдесят.
— Ни с места! Руки вверх! — наведя револьвер, закричал им с площадки вагона Риман. Люди продолжали путь. Риман остановил поезд. Солдаты начали в них палить. Когда сосчитали убитых, то оказалось их шестьдесят три человека. Некоторые, услышав выстрелы, поднимали руки, но их били. Все солдаты вышли из поезда, а его, пустой, приказали двинуть на станцию. Солдаты пошли в наступление с двух сторон. Влево загремели выстрелы. Я остался в поезде с бригадой. Видно было, как падали люди.
Когда поезд остановился около платформы, мы услыхали крик: штыком прикололи помощника начальника станции в то время, когда он говорил по телефону.
...
Поехали дальше. Захватили арестованного слесаря и дорогой его пристрелили и выбросили из вагона на путь...
В Голутвино прибыли около трех часов дня. По платформе шел машинист Харламов. У него нашли револьвер без барабана — вывели на станцию и расстреляли.
В это время фельдфебель какого-то полка, возвращавшегося с войны, подошел к Риману и сказал:
— Удивляюсь, ваше высокоблагородие, как можно без суда расстреливать?
— А, ты лезешь учить! — и пристрелил его. (Эта скотина, Риман, ни в одной войне не участвовал, служил в Петербурге! — Авт)
Народу была полна станция. Всех задерживали, обыскивали. Расстреляли у штабелей с камнем 23 человека. Взяли начальника станции Надежина и его помощника Шелухина — старые, уважаемые всеми люди. Повели гуськом: Шелухина — впереди, сзади — Надежина, который шел рядом с Риманом и просил его:
— Пожалейте, хоть ради детей.
Риман приказал солдату велеть ему замолчать, и солдат ударил кулаком старика по шее. Их расстреляли в числе двадцати трех у штабелей.
На обратном пути в Ашиткове тоже были расстрелы; между прочим, расстреляли начальника станции и телеграфиста. Останавливались на некоторых станциях, но нигде никого больше не убили. Да и станции были пусты и окрестности тоже: будто все вымерло.
Подъезжая к Москве, Риман призвал нас и приказал молчать о том, что видели. Прибыли в Москву в 10 ч. утра 19 декабря. Вернувшись домой, я долго не мог прийти в себя — все плакал. А кондуктор Маркелин, ездивший с нами, сошел с ума»102
... помимо дневников, после Николая осталось множество бумаг: докладов, отчетов, рапортов и донесений, на которых начертаны его резолюции.
«Витте докладывает о „переизбытке усердия“ Рихтера, командующего карательной экспедицией в прибалтийских губерниях. Его жандармы порют поголовно крестьян, расстреливают без суда и следствия, выжигают деревни. Следует высочайшая резолюция на записке: „Ай да молодец!“»106.
«Министерство внутренних дел представило царю доклад о забастовочном движении, указав, где и сколько стачек сорвано с помощью штрейкбрехеров, сколько подавлено силой. Николай предписывает: „и впредь действовать без послаблений“»107.
«Херсонский губернатор в годовом отчете сообщает, что участились случаи „правонарушений“ в рабочих районах. На полях резолюция: „розги!“»108.
«Дальневосточное командование сообщает в Петербург, будто из центра страны прибыли в армию „анархисты-агитаторы“ с целью разложить ее. Не интересуясь ни следствием или судом, ни даже простым подтверждением факта, царь приказывает: „Задержанных повесить“»109.
«По действовавшему в империи „Положению о телесных наказаниях" местный полицейский начальник мог по своему усмотрению выпороть любого крестьянина. За отмену „Положения“, как позорного, выступил Государственный совет. На отчете о дискуссии в совете надпись: „Когда захочу, тогда отменю“»110.
«На докладе уфимского губернатора о расстреле рабочей демонстрации и о гибели под пулями 47 человек Николай надписывает: „Жаль, что мало“»111.
«Во время доклада Витте о положении в стране царь подошел к окну и, глядя на Неву, сказал: „Вот бы взять всех этих революционеров да утопить в заливе“»112
... Мы уже писали о Римане и Мине. По итогам карательной деятельности первый был награжден орденом св. Владимира, а второй получил чин генерал-майора и премию, как написали в газетах, «с присовокуплением царского поцелуя».
И таких расстрельных случаев уйма. Неспроста все общество было на стороне народовольцев, когда они убивали царских генералов.
...Так вот, напрямую, уподобить смертного человека Христу — другого такого случая в истории церкви сразу и не припомнишь. точнее, случаев-то сколько угодно — но вслед за этим сразу следует появление секты. И нынешний прецедент — не исключение.
На этом уподоблении, как на фундаменте, стоит так называемое «царебожие» — современная ересь, уже породившая и собственную «церковь». Впрочем, большая часть царебожников разумно прикидывается православными. Но их можно легко узнать по терминологии. Если услышите о «царе-искупителе», о «всенародном грехе русского народа» перед царем, о «царственных великомучениках» — скорее всего, перед вами либо сектанты, либо замороченные ими православные. «Царебожцы» пытаются говорить как бы от лица русской православной церкви, но в РПЦ царская семья — страстотерпцы, и не более того. И таинства помазания на царство в РПЦ тоже не существует. И уж никоим образом никогда ни один православный не поставит смертного человека рядом с Христом.
Впрочем, расстрелянный сто лет назад бывший русский царь во всей этой современной вакханалии уж точно не виноват. Фальшивый образ Николая II используется олигархией и правящей бюрократией для одурачивания народа и насаждения всяческого мракобесия.
... когда современные фальсификаторы истории распинаются насчет ужасного советского агитпропа, якобы коварно оклеветавшего Николая II, имеет смысл поинтересоваться — где же изданные в СССР книги и статьи с цифрами и фактами царского террора против народов России?
... С начала XX века народы России стали все более настойчиво заявлять о своих правах на жизнь и счастье. В ответ именно при императоре Николае II в российской империи утвердилась практика массовых убийств и государственного насилия. Эту политику сегодня кое-кто хотел бы возродить, заранее оправдывая ее. Вот почему из всех царей, включая зверски убитого Павла, именно Николая II объявили святым. Именно его прославляют и восхваляют из каждого утюга, именно ему ставят памятники, именно о нем пишут бесчисленные книги и статьи, снимают фильмы и телепередачи.
Необходимо хоть что-то противопоставить этому потоку лжи. И мы надеемся, что наша книга внесет в народное сознание хоть каплю правдивой информации о деяниях режима Николая Кровавого и о той царской России, которую потеряли Говорухины.
... В 1936 году Архиерейский синод РПЦЗ установил такую формулу поминовения на церковных службах Гитлера и его режима: «1. На великой ектении: „о христолюбивом вожде народа германскаго, правительстве и воинстве его Господу помолимся“.
- На сугубой ектении: „Еще молимся о христолюбивом вожде народа германскаго, о державе, победе, пребывании, мире, здравии, спасении их и Господу Богу нашему наипаче поспешати и пособити им во всех и покорити под нозе их всякаго врага и супостата"161.
Как утвержденное архиерейским Синодом, данное поминовение вскоре распространилось в РПЦЗ и за пределами германской епархии и продолжалось вплоть до окончания войны»162.
Такую же линию РПЦЗ продолжала и в годы Второй мировой войны. Вот воззвание к пастве митрополита Берлинского и Германского Серафима (Ляде), которое печаталось в виде листовки в июне 1941 года: «Во Христе возлюбленные братья и сестры! Карающий меч Божественного правосудия обрушился на советскую власть, на ее приспешников и единомышленников. Христолюбивый Вождь германского народа призвал свое победоносное войско к новой борьбе, к той борьбе, которой мы давно жаждали, — к освященной борьбе против богоборцев, палачей и насильников, засевших в Московском Кремле... Воистину начался новый крестовый поход во имя спасения народов от антихристовой силы. Наконец-то наша вера оправдана!.. Поэтому, как первоиерарх Православной церкви в Германии, я обращаюсь к вам с призывом. Будьте участниками в новой борьбе, ибо эта борьба и ваша борьба; это — продолжение той борьбы, которая была начата еще в 1917 году, — но увы! — окончилась трагически, главным образом, вследствие предательства ваших лжесоюзников, которые в наши дни подняли оружие против германского народа. Каждый из вас сможет найти свое место на новом антибольшевицком фронте. „Спасение всех“, о котором Адольф Гитлер говорил в своем обращении к германскому народу, есть и ваше спасение — исполнение ваших долголетних стремлений и надежд. Настал последний решительный бой. Да благословит Господь новый ратный подвиг всех антибольшевицких бойцов и даст им на врагов победу и одоление. Аминь!»163.
И белогвардейцы откликнулись на призывы. «Сколько же эмигрантов и их взрослых детей пошли в формируемые гитлеровцами „русские части“? Анализ разрозненных данных позволяет с определенной долей уверенности говорить, что речь идет примерно о 30 % способных носить оружие эмигрантов в возрасте от 18 до 60 лет, проживавших в оккупированных немцами или союзных им странах.
...Вот записи в дневнике Йозефа Геббельса: «01.0737- Читаю ужасающую книгу о России. Солоневич „Потерянные“ („Россия в концлагере“ в переводе на немецкий. —Авт.). Фюрер тоже хочет ее прочитать. Следующий партсъезд будет опять посвящен борьбе с большевизмом. Мне фюрер дает тему Испании.
Фюрер поговорил с нашим московским послом Шуленбургом, который рисует очень мрачную картину России. Только террор, интриги, убийства, предательство, коррупция. И это родина рабочего класса!
05.07.37. Потрясенно продолжаю чтение „Потерянных“ Солоневича.
22.07.37. Дочитал „Потерянных“ Солоневича до конца. Жуткая хроника. Вот он, большевизм в чистом виде.
14.10.37. С ужасом читаю вторую часть „Потерянных“ Солоневича. Да в России просто кромешный ад. Стереть с лица земли. Пусть исчезнет.
22.10.37. Читаю „Потерянных“ дальше. Ужасно, ужасно, ужасно! Мы должны защитить Европу от этой чумы.
... Зато имеется информация о «чудесной помощи» Николая II нацистским пособникам и предателям России. Вот она: «В 1947 году в русской эмиграционной печати появилось сообщение о дерзновенном молитвенном обращении к Царской Семье во время Второй мировой войны в Югославии. Небольшой отряд казаков с обозом, в котором находились раненые, женщины, дети, старики и один священник, потерял связь с главными силами и оказался окруженным с трех сторон врагом и прижатым к непроходимому болоту. Это случилось в день Тезоименитства Государя Императора. Священник о. Илья, призвав всех к молитве, отслужил молебен „Мученику Николаю, Государю Российскому" с призывом: „Святые мученики Дома Царского, молите Бога о нас“. Пел весь отряд и все, находившиеся в обозе. На чье-то возражение, что Царственные Мученики еще не прославлены и чудеса от Них еще не явлены, о. Илья ответил: „А вот молитвами Их и выйдем... Указание вам в житиях святых чтите, когда на телесах святых мучеников, без всякого прославления, христиане храмы строили, лампады возжигали и молились таковым яко предстоятелям и ходатаям..."
И действительно, чудесным открытием о. Ильи отряд и обоз вышли в полном составе из окружения, пройдя ночью через болото, прямо к месту расположения главных сил, с которыми они и соединились. Из окрестных жителей никто не хотел верить, что прошли они этим путем. Утром неприятели не могли установить и следа, куда ушел отрезанный отряд, который считали своей верной добычей»186.
Так с каким «ветераном» толковала Поклонская? Уж не с ветераном ли нацистского коллаборационистского русского охранного корпуса?
Ведь большинство беглых монархистов вообще и поклонников Николая II в частности сражались во Второй мировой войне на стороне держав фашистской «оси». Логично, что их «небесный покровитель» Николай II тоже по мере сил способствовал им в борьбе с СССР.
... Французский историк Сильвен Марешаль высказал в XIX веке точную мысль: «Чувствительные люди, проливающие потоки слез над ужасами революции, пролейте хотя бы несколько слезинок над ужасами, ее породившими».
... Советский период истории России тотально очерняется для того, чтобы люди не задавали простого вопроса: если в СССР можно было хорошо жить и работать без дворян и банкиров, то зачем нужны дворяне и банкиры?
... По свидетельству художника В. А. Серова, наблюдавшего за происходившим из окон академии художеств, „то, что пришлось видеть мне из окон академии художеств 9 января, не забуду никогда — сдержанная, величественная, безоружная толпа, идущая навстречу кавалерийским атакам и ружейному прицелу, — зрелище ужасное“.
... Всего за 9 января войсками были произведены залпы на Шлиссельбургском тракте, у Нарвских ворот, близ Троицкого моста, на 4-й линии и Малом проспекте Васильевского острова, у Александровского сада, на углу Невского проспекта и улицы Гоголя, у Полицейского моста и на Казанской площади. По данным полицейских докладов и военных рапортов, стрельба во всех случаях была вызвана нежеланием толпы подчиниться требованию остановиться или разойтись. За день несколько военных были избиты, однако ни один военный не погиб. Два полицейских, убитых у Нарвской заставы, — Жолткевич и Шорников — были убиты залпами 93-го пехотного Иркутского полка, что подтверждается свидетельствами очевидцев, данными полицейских докладов и результатами вскрытия.
... «Частное расследование (как это было во все времена и при всех режимах, в данном случае это была Комиссия присяжных поверенных, собиравшая информацию у очевидцев расстрела на фабриках и заводах, в больницах Петербурга и обследовавшая кладбища в первые недели после трагедии) называло более 4,5 тыс. пострадавших, из них — более 1200 убитых и умерших от ран»240
... В ночь с 28-го на 29 октября в Малиновке были сожжены дома церковного причта (священника и дьякона). Провокация была частью плана действий по подавлению восстания, который приняли реакционеры на собрании, состоявшемся 27 (28) октября, в имении помещицы Свиридовой. На собрании присутствовали местные помещики — Н. Н. Лихарев (бывший земский начальник 8-го участка Сердобского уезда), Десницкий, и. С. Симонов, духовенство — священник малиновской церкви Николай Николаевский, псаломщик Кирилл Архангельский, дьякон Дмитрий Селезнев, хлеботорговцы (например, Белоусов), лавочники, полицейские, зажиточные крестьяне, а также полковники В. А. Янишевский и Н. Д. Свиридов, назначенный земским начальником.
Согласно принятому плану, волостной старшина В. С. Панкрашкин выехал в Змеевку и Ерышовку, а староста Иван Власович Гурьянов — в Бахметьевку, Сафоновку и Песковатку, где они начали агитацию против бунтовщиков, обвиняя „забастовщиков“ в намерении осквернить и сжечь церковь, называя их „безбожниками“. Под предлогом защиты церкви от осквернения и кощунства, насилия над духовенством со стороны безбожников и бунтовщиков планировалось поднять верующих, а затем в шуме и суматохе устранить зачинщиков грабежа дворянских имений. Из домов причта были заранее вынесены вещи, а сами священники отбыли в Змеевку „будоражить людей“, настраивая их против бунтовщиков.
Утром 29 октября началось избиение „забастовщиков" и погром их домов. В расправе над бунтовщиками участвовали крестьяне „черной“ половины Малиновки, совместно с крестьянами из соседних сел — Змеевки, Песковатки и Крутца. Вооружившись ружьями, топорами, вилами, ножами и ломами, они окружили Малиновку, перехватили все дороги»375.
«Под покровом ночи поп Николаевский и дьякон Селезнев перенесли свои вещи в кулацкие дома. Сами отбыли в Змеевку, где будоражили людей, „искали спасения от готовившейся будто бы над ними расправы“. А рано утром подвох святых отцов раскрылся. Дома их загорелись изнутри, хотя были на запоре. Над Малиновкой зарделось зарево. Загудел тревожный набат. Толпа, заранее организованная богатеями, двинулась по улице. Впереди — торговцы, кулаки, уголовники, сынки помещиков. Полковники Свиридов и Янышевский снабдили их огнестрельным и холодным оружием — револьверами, берданками, шашками, вилами, ломами, тесаками, скребками, резаками, кувалдами, кольями, ножами. В руках у первого громилы кулака Гурьянова — палка с насаженной на конце гайкой. С тех пор так и прозвали его Иваном Гайкиным. В волостном правлении, мимо которого проходила толпа, был буфет. Бесплатно угощали всех. „Пейте водки сколько хотите. Только порешите всех бунтовщиков, врагов царя и православной церкви“, — напутствовал псаломщик Архангельский. Из толпы вышел старик Егор Молоканов с ружьем. „Старшина Панкрашкин и батюшка уверяли, что забастовщики всех обращают <в шайтанскую веру> и жгут храм божий. Церковь же стоит невредимая. Обман. Здесь затевается грязное дело...“ — и Молоканов увел в Змеевку многих сбитых с толку людей, одурманенных проповедями о конце света и приходе дьявола. Мимо волостного правления ехал на коне С. Н. Шатаев. Староста Гурьянов остановил его и подал руку. Шатаев протянул свою. Гурьянов рванул его вниз, опрокинул на землю и ударил палкой. Налетели другие, воткнули в грудь вилы и добили кувалдой. Следом сняли с повозки Г. Макеева и убили его. Вывели из арестантской и убили М. Талалайкина. На шум на улице вышли посмотреть А. Ершов, П. Горин и А. Панкрашкин. Их тут же убили ударами тесака в голову. С. Поверинов с поднятыми руками шел навстречу толпе, пытаясь остановить убийства. Пьяные бандиты ударили его колом по голове, а торговец Ф. Грачев выстрелил из револьвера в лицо. Добили кувалдами, до полусмерти избили жену Поверинова Анну. Из дома вышел П. Серебряков и тут же получил пулю из револьвера. Соседка П. Суворова закричала: „Что вы делаете? За что убиваете?“. Ее со всего размаху ударили дубиной, и она свалилась, мертвая, рядом с П. и. Серебряковым. Глухонемой Ф. Воронков доставал из колодца воду. Его ударили дубиной, воткнули в грудь вилы, а Грачев добил гирей. Плотник И. Серебряков шел на станцию Салтыковка. На огороде убили. Старшина В. Панкрашкин увидел своего племянника — Тихона Степановича и закричал: „Убейте Тихона, он из бунтарей!“. В Тихона выстрелили из ружей. Довершили: Гурьянов — палкой, садист Александрочкин ножом перерезал горло. Все это делалось в присутствии жены и маленькой дочери Тихона. Жестоко расправились черносотенцы и с Синевым. Федор Емельянович вышел навстречу пьяной ватаге и только успел спросить убийц, понимают ли они, что творят. Грачев прервал его слова выстрелами в лицо. Раненому вонзили в грудь вилы. Труп обезобразили. В избе Г. Мирошкина бандиты потребовали сына Кузьму. Его не оказалась дома. Гурьянов приказал старику открыть рот и сунул ему дуло ружья, готовясь выстрелить. Подошел Тарас Емельянович Синев и опросил: „За что казните Мирошкина?“. Гурьянов обрадовано крикнул: „Вот он, ура!“ — и ударил Тараса палкой. Мирошкина оставили, а Тарасу выстрелили в лицо и раскололи голову тесаками. Племянника Ф. Е. Синева, семнадцатилетнего Артемия, двумя выстрелами убил Честнов. Отца Артемия Степана Емельяновича вывели к толпе на улицу, и Грачев выстрелил ему в глаз. Добили кольями и гирей. В избе Ф. Е. Синева разбили окна, посуду, вещи, вытряхнули из мешков муку, крича: „Она с забастовки“. Искали детей — Павла и Герасима, но они успели уйти из села. Жену Синева — Домну Пименовну мучили, затем семь суток держали в кутузке без пищи и воды. Жена П. С. Чигирева, Анна, приходилась двоюродной сестрой Гурьянову. Она на коленях умоляла ворвавшихся в избу погромщиков: „Не убивайте Павла Степановича. Иван Власович, пощади!". Гурьянов наотмашь ударил Анну по лицу, а Павлу Степановичу вонзил вилы в грудь. Окровавленного за руки и ноги вытащили на улицу и там добили. Все это видел 15-летний Ваня Панкрашкин и со слезами закричал: „Что дядя Павел вам сделал?“. Кулак Шустров спокойно произнес: „Кто убьет этого щенка, плачу 25 рублей“. Из толпы послышался голос: „Мало“. „Плачу вдвойне“, — ответил Шустров. Раздались два выстрела из дробовиков прямо в лицо мальчика. Ваниного отца — Е. Панкрашкина с двух сторон вилами подхватили Гурьянов и Стариков, подняли и на полу добили. М. Д. Лисенкова растерзали на глазах жены, шестерых малых детей. С. Шубенина, И. Старикова, И. Шубенина, В. Талалайкина убили на окраине села и изуродовали их трупы. На выгоне перехватили И. П. Потрясова, Ф. Т. Корявова, троих из Песковатки — И. П. Петрова и его братьев. Их зверски убили. П. Литовкина и М. Смирнова привели к волостному правлению и прикрутили к коновязи. Гурьянов, Стариков, Честнов, Шустров, Грачев и псаломщик Архангельский, как в спортзале на тренировке, с разбега и с размаху втыкали им вилы в грудь, а Александрочкин кинжалом распорол жертвам животы. Двое суток — 29-30 октября — пьяные черносотенцы глумились над семьями бедноты. На улицах Малиновки валялись 42 трупа честных тружеников. У них были выколоты глаза, отрезаны уши и носы, отрублены кисти рук, расколоты черепа, вспороты животы. Родных к трупам не подпускали, хоронить не разрешали. Тела подпольщиков стащили в овраг и свалили в общую яму. Более 50 домов в „соломенном крае“ села было разграблено и сожжено»376.
«Избиение „красной“ части села Малиновки продолжалось два дня — 29-го и 30 октября. После оно перекинулось и на смежные селения. Всего, не считая большого количества искалеченных, было убито: в Малиновке 42 человека, в Песковатке — четыре и в Крутце — два человека.
...30 декабря К К. Максимович совместно с губернатором Столыпиным, решившим самолично изучить малиновское дело, и отрядом казаков прибыл в Малиновку в качестве следователя. Казаки перекрыли все дороги и тропинки, держали под наблюдением балки и овраги, чтобы никто не мог укрыться или уйти из Малиновки. Волостной староста Панкрашкин и староста Гурьянов передали Столыпину список случайно оставшихся в живых 48 „неблагонадежных“ крестьян-бедняков»377.
Шуя говорите? А когда грабили имущество армянской церкви?
...Елизаветполь. 1903.
«29 августа 1903 года. Демонстрация рабочих, служащих, учащихся и мелких торговцев в знак протеста против закона от 12 июня 1903 года о секуляризации армянского церковного имущества. Демонстранты собрались во дворе церкви и требовали не передавать имущество в ведение правительства. Произошло столкновение с войсками и полицией, убито и ранено около 80 человек, 45 человек арестовано, из них 23 человека впоследствии были осуждены к лишению свободы»558.
Тифлис. 1903.
«31 августа 1903 года. Демонстрация около 2000 рабочих, служащих, учащихся, мелких торговцев в знак протеста против закона от 12 июня 1903 года о секуляризации армянского церковного имущества и расстрела демонстрации в Елизаветполе 29 августа. Полиция разогнала демонстрантов, были убитые и раненые, произведены аресты»559.
Баку. 1903.
«2 сентября 1903 года. Демонстрация рабочих и другого армянского населения с протестом против решения правительства о секуляризации имущества армянской церкви по закону 12 июня 1903 года. Демонстранты собрались на площади Парапет у Армянского собора. Произошли столкновения с вызванными казаками и полицией. Было пять убитых и 12 раненых, произведены аресты»560.
Шуша. 1903.
«12 сентября 1903 года. Елизаветпольская губерния. Шушинский уезд. Город Шуша. Демонстрация рабочих, ремесленников и местных жителей с протестом против секуляризации армянского церковного имущества. Демонстранты, собравшись во дворе церкви, направились затем к дому уездного начальника, выкрикивая антиправительственные лозунги. Произошло столкновение с полицией и казаками, один человек был убит и несколько ранено»561.
... «На Девичьем поле, в Казанской церкви, состоялась обедня, после которой публика гурьбой побрела по домам. В силу приказа стрелять по группам свыше трех человек солдаты открыли огонь — в результате несколько человек ранено и убит диакон»587
... Петроград. Москва. 1916.
«Исследования 1913-1915 годов показали, что качество черного хлеба в столице еще более ухудшилось. Большинство проб признавались недоброкачественными вследствие плохой выпечки: мякиш был маркий, малоупругий, с избытком воды (50-54 %). В 1915 году количество влаги в мякише иногда доходило до 60,61 %, в представленных образцах были найдены личинки мучных жучков, тараканы, грязное сено, навоз, капля дегтя, окурок с махоркой, плесень, семена куколя и сорных трав, крысиный помет, песок. Лишь 18 проб (6,5 % от проверенных) оказались удовлетворительны. Неудивительно, что периодически фиксировались случаи отравления хлебом. Например, за пять дней декабря 1915 года в московские больницы обратились 225 человек (евших за обедом ржаной кислый хлеб, купленный в булочных Ф. Тихомирова и его пекарне) с признаками токсического гастрита, но в действительности пострадавших было значительно больше»653
... Томск. 1905.
«18 октября 1905 года занятия еще шли в одном только Коммерческом училище. И утром этого дня 300-400 учащихся средне-учебных заведений, собравшись у мужской гимназии, двинулись по направлению к Коммерческому училищу. Версты три прошла молодежь с пением революционных песен. Администрация не вмешивалась. Дойдя до Коммерческого училища, толпа, значительно выросшая, выбрала делегатов, которые направились к директору училища и потребовали прекращения занятий. Требование было удовлетворено, но выпуск учеников производился преднамеренно медленно.
Учащиеся собирались уже двинуться в обратный путь, как неожиданно налетела сотня казаков, предводимая полицмейстером. Команда: „в нагайки!“ — и началась дикая расправа. Били нагайками, шашками, топтали лошадьми, гимназисток хватали за косы, поднимали на воздух. Многие дети увезены были с поля битвы тяжело избитыми, окровавленными»691.
...«20 октября 1905 года около часа дня у здания полицейского управления собралась толпа в 200-300 человек. Взяв из помещения полиции портрет Николая, толпа двинулась через Базарную площадь в направлении к городской управе. Побив здесь камнями окна, она двинулась к дому архиерея. По дороге толпой были убиты: Яропольский, Гейльман, студент Евстафьев и ученик железнодорожного училища Шарыгин. Полиции не было, толпы никто не сдерживал. У дома архиерея толпу благословлял сам Макарий, после чего толпа двинулась к собору, где по распоряжению Макария началось молебствие. По мере приближения к Соборной площади толпа увеличивалась. Внутри расположенного на той же площади здания Главного управления Сибирских железных дорог (большой трехэтажный каменный корпус) собрались в это утро несколько сот служащих, пришедших за получением жалованья (накануне начальник дороги инженер Штукенберг заявил, что жалованье будет выдаваться 20 октября). Настроение собравшихся служащих было спокойное. Толпа манифестантов возбуждала только любопытство. Но, когда распространился слух о совершенных толпой убийствах, началась паника. Некоторые из служащих стали уходить. Выходившие подвергались избиению, избит был в это время архитектор Оржешко. Вскоре к зданию Управления подошел отряд милиционеров человек в 50 (30 человек вооруженных управой, часть вооруженных томским комитетом, остальные добровольно примкнувшие со своим оружием). Когда отряд приблизился к толпе, стоявшей между собором и губернским правлением, толпа кинулась на отряд с палками, камнями. Начальник отряда студент Нордвиг приказал дать залп в воздух. Толпа быстро отступила: остался лежать один раненый черносотенец (кто-то выстрелил в толпу). Раненый был подобран студентом Зеленским, который на случайно проезжавшем извозчике повез его в расположенную вблизи больницу. Толпа кинулась преследовать Зеленского и камнями убила раненого. Спустя короткое время толпа стала вновь собираться. Молебствие в соборе окончилось. Вышедшие из собора, двинулись с портретом Николая в сторону, противоположную от здания Управления. Видя это, некоторые служащие стали расходиться, но были избиты, а некоторые убиты на крайних углах площади. Здесь был убит Д. Д. Вольфсон. Между тем уходящая толпа была встречена казаками и пехотой, с которыми повернула назад к зданию Управления. Казаки, заняв угол Почтамтской улицы и Соборной площади, спешились и стали готовиться к стрельбе по милиционерам. Пехота, расположившаяся за оградой собора, также направила ружья на милиционеров. Милиции пришлось укрыться в здании Управления в надежде, что ей удастся через черный ход выйти на боковую улицу. Оказалось, что и во дворе стоял караул, который никого не пропускал. Около 3 часов дня на соборной ограде взвился белый флаг с вызовом парламентера. Нордвиг в сопровождении одного милиционера с поднятым белым платком пошел на переговоры. К нему вышел офицер и потребовал сдачи оружия и ареста милиции. Предложение это было отвергнуто. Постепенно черносотенная толпа начала облегать здание и, не встречая противодействия со стороны войск, стала громить здание, бить стекла и уничтожать все, делая попытки прорваться внутрь здания. Поняв грозящую опасность, попавшие в осадное положение скрылись на второй этаж и забаррикадировали вход на этот этаж тяжелыми шкафами с книгами, оставив на лестнице первого этажа пять милиционеров для первой встречи в случае нападения. Нордвигу удалось по телефону связаться с городской управой. Но городской голова Макушин сообщил, что на его просьбу очистить площадь от толпы и увести войска губернатор ответил решительным отказом, а городская управа сама ничего предпринять не может и поэтому предлагает осажденным самим выпутаться из создавшегося положения. Около 4 часов дня вошли в Управление полицмейстер, комендант города и начальник гарнизона. Они предложили отряду милиции сдаться, а если отряд этого не желает, то пусть не задерживает тех, кто намерен уйти, особенно женщин. Представители власти гарантировали уходящим безопасность. Отряд заявил, что сдаваться не будет, но, не желая в то же время брать на себя ответственность за других, предложил прибывшим подняться на второй этаж для личных переговоров с осажденными. Представители власти большого доверия к себе не внушали, но все же нашлось несколько человек, которые направились вместе с прибывшими к выходу. Через несколько минут в здание были брошены тела только что вышедших: некоторые были тяжело ранены (инженер Клионовский и другие), а остальные были убиты. В числе убитых был инженер Шварц. Сидевшие в засаде поняли всю безнадежность выбраться из здания и решили остаться, рассчитывая на сравнительную безопасность в каменном здании с бетонными сводами первого этажа. Стемнело. Было пять часов. Толпа все больше зверела от беспрестанно чинимых избиений и убийств. На площади появился большой костер (был мороз в 10°). и вдруг в толпе родилась адская мысль поджечь осажденных. Ворвавшись в правую половину первого этажа, толпа быстро сложила гигантский костер из ломанной мебели, шкафов с книгами, облила его бочкой керосина и подожгла. Одновременно подожжено было здание и с другой стороны, возле которой стоял военный караул. Вскоре подожжен был и расположенный рядом театр. Огонь стал быстро распространяться, вырываться в окна, ярко освещая площадь. Внутри Управления раздались крики: „горим!“. Началась паника. Осажденные стали рваться к выходу. Свободными от огня были только выходы во двор. Первые же выбежавшие были схвачены толпой, раздеты донага и растерзаны. Удалось прорваться группе в 60-70 человек, окруженных отрядом милиции, но далеко не всем. Среди убитых в это время был и начальник отряда Нордвиг. В течение часа-полутора огонь держался в нижнем этаже, затем по лестнице проник в верхние этажи. Осажденные подымались все выше— на третий этаж, наконец, на чердак. Некоторые думали найти спасение на крыше, но падали, сраженные пулями солдат. Расстреливались и те, кто кидался к окнам, хотел спастись по дождевым трубам. На площади в это время стояла пожарная команда и бездействовала: войска не давали пожарным приступить к работе. Около 8 часов вечера, вследствие усилившегося огня, толпа отступила от здания, и тогда явилась возможность оцепить здание солдатами. Однако всякий, кто выскакивал из здания, убивался выстрелами солдат. Огонь подымался все выше. К 11 часам пламя вырывалось изо всех окон, а вскоре рухнула крыша, похоронив тех, кто оставался в живых... В это время в соборе заканчивал молебствие сам Макарий, а перед собором опьяненная кровью толпа с диким ревом кружилась вокруг костра. И тут же рядом торжествовал победу местный губернатор и, изображая из себя Нерона, любовался со своего балкона чудным зрелищем. На настоятельные со всех сторон требования прекратить ужасы, у него был один ответ: „ничего сделать не могу, всем теперь дарована свобода“. В результате этого погрома были убиты 66 человек и 129 ранены. Возможно, число жертв достигало и нескольких сотен. Были единичные жертвы и в последующие дни, когда разыгралась вакханалия разгромов и грабежей. В награду за успешное выполнение приказа „жги и бей“ власть бросила лозунг „громи и грабь“. С 21-го по 24 октября шел разгром еврейских магазинов, лавок, квартир и предприятий. Громила черная сотня вместе с казаками, солдатами и полицией. Из окружающих Томск деревень массами стекались крестьяне, которые обозами увозили из города награбленное. Все наиболее ценное и негромоздкое оставалось в руках громил городских. Никаких мер к остановке разгрома власть не принимала. Он был прекращен только 24 октября. В этот день у разбитых пустых магазинов и лавок была поставлена „охрана“»692
... Москва. 1915.
«26-28 мая 1915 года. Начало погрому положил „бабий бунт“ 26 мая. Среди женщин, лишившихся возможности подрабатывать в Комитете великой княгини Елизаветы Федоровны (сестры императрицы), распространился слух, что заказы переданы австрийской фирме „Мандль“. Начались демонстрации, полиция не рискнула разгонять буянов, действующих под прикрытием патриотических плакатов, портретов императора и государственных флагов. К тому же полицейские знали, как их ненавидят за освобождение от мобилизации в армию. Беспорядки разрослись под влиянием рабочих фабрики Гюбнера, потребовавших удалить с предприятий „немцев-эльзасцев“. После разгрома фабрики р. Шредера и зверского убийства четырех „немок“ вечером 27 мая ситуация вышла из-под контроля. 28 мая московский градоначальник А. А. Адрианов предложил рабочим составить перечень всех служащих-немцев, что подлило масла в огонь. В тот же день была разгромлена аптека Ферейна на Никольской улице, из ее подвалов извлекли пять пудов спирта и распили его. Затем демонстранты собрались на Красной площади, требуя отречения императора, пострижения императрицы в монахини и передачи престола великому князю Николаю Николаевичу. После разгрома водочной фабрики Шустера погромщики разъярились еще больше. На Мясницкой улице толпа совершала обход магазинов, руководствуясь имеющимися „путеводителями“. Магазины православных и евреев не трогали. Но скоро „идейные“ установки были нарушены. За два часа было разгромлено восемь „неприятельских“ магазинов и семь контор; заодно — русский и французский магазины»753.
О декабрьском восстании 1905 года, когда правительство применило против народа артиллерию
... По сведениям 47 московских больниц, в ходе восстания погибли 1059 человек. Причем самих дружинников-повстанцев было убито только 13. (просто восставшие не обращались в больницы). Из числа их противников погибли 35 человек: 18 солдат, десять городовых, пять офицеров и два жандарма. А остальные 1011 жертв московского вооруженного восстания были мирными жителями, погибшими в основном от беспорядочных артиллерийских обстрелов. По социальной принадлежности убитые делились так:
1) 705 рабочих, крестьян, мещан и ремесленников;
2) 122 работницы, крестьянки и служанки;
3) 23 чиновника, 21 студент и учащийся,17 купцов, 11 лиц неизвестного звания, пять врачей, три женщины-врача, два адвоката, артист, дьякон, инженер, литератор, учительница;
4) восемь мальчиков до трех лет, 78 мальчиков от трех до 15 лет, 11 девочек до 15 лет»808
Вы говорите, красные расстреляли царских детей? И сколько лет было тем детишкам?
... «8 декабря 1905 года. Декабрьская забастовка в Ростове-на-Дону.
... 13 декабря в 2 часа дня без каких-либо предупреждений раздались пушечные залпы, направленные в Темерницкое поселение, где жили рабочие.
Первые выстрелы попали в церковь, училище, в частные жилища и, наконец, шестой заряд попал в толпу. Этим снарядом было убито шесть и ранено восемь человек. В разбегавшуюся толпу выпущено было еще 15 зарядов. В то же время в городе появились казаки, которые стреляли без всякого предупреждения по всем улицам, убив и ранив около ста человек. Собрание руководителей организаций призвало боевые дружины организоваться для самообороны во время погромов, к охране митингов и трупов убитых товарищей. Во время военных действий власть переходила к начальникам боевых дружин.
На следующий день снова начался обстрел Темерницкого поселения, однако из 30 выпущенных зарядов только несколько попало в здание столовой, где тысячная толпа готовилась к похоронам убитых товарищей.
... Безданы. 1908.
«26 сентября 1908 года. Боевая группа, возглавляемая будущим главой Польши Юзефом Пилсудским, напала на почтовый поезд, перевозивший деньги из Варшавы в Петербург, на станции Безданы, недалеко от Вильно. Группа состояла из двадцати человек — 16 мужчин и четырех женщин. Среди них была и будущая вторая жена Юзефа Пилсудского Александра Щербинская, трое будущих премьер-министров Польши Томаш Арцишевский, Александр Пристор, Валерий Славек и другие видные деятели будущей Польской республики. 26 сентября четверо из боевиков ехали на поезде пассажирами, а остальные ждали на станции Безданы. Когда поезд прибыл на станцию, боевики бросили бомбу в поезд. В короткой перестрелке был убит один русский солдат из охраны и пятеро ранено, после этого охрана прекратила сопротивление. Боевики взорвали почтовый вагон и сейфы в нем динамитом, переложили деньги в мешки и скрылись. Сумма экспроприированного составила 200 812 рублей»888.
... Новониколаевск. 1914.
«21 июля 1914 года четырехтысячная толпа мобилизованных двинулась от вокзала к воинскому присутствию. К ним присоединились рабочие. Был поднят красный флаг. В ответ на выстрелы полицейских собравшиеся разграбили оружейный магазин и вступили в перестрелку с правоохранителями, в помощь которым прибыли солдаты местного гарнизона. В ходе столкновения двое призванных были убиты, еще двое ранены, ранения получили два десятка солдат и полицейских, офицер и пристав. 23 июля при отправке эшелона с мобилизованными произошло еще одно серьезное вооруженное столкновение, в ходе которого погибло 16 и ранено 25 чел. 24 июля на железнодорожной станции произошел еще один кровавый инцидент. Запасным из проходящего эшелона, во избежание столкновений, запретили выходить из вагонов. Последние отказались выполнять приказ, и в результате начавшейся перестрелки с вызванной воинской командой погибло девять человек, 22 получили ранения (четверо из них умерли)»904.
... «При подавлении волнений во время всеобщей мобилизации с 19 июля по 1 августа 1914 года были убиты 247 человек и ранены 258 человек. Полиция и войска потеряли 12 человек убитыми и 94 ранеными»912. Несомненно, что никакого особого энтузиазма война с Германией и Австро-Венгрией среди масс трудящихся не вызывала.
Как при царе казаки бунтовали, а инородцы их подавляли
... Гомель. 1916.
«Восстание солдат 22-26 октября 1916 года на распределительном пункте в Гомеле. ...
Ближайшим поводом к выступлению солдат послужило приказание об аресте казака 40-го Донского казачьего полка Никифора Басакина, не отдавшего чести начальнику пункта. Казаки заступились за своего товарища, заявили начальству, что не допустят ареста Басакина, и „вызывающе" кричали: „Мы на войне кровь проливаем, а вы здесь за что-то арестовываете“. В то же время со стороны казаков раздалось обращение к другим „нижним чинам“: „Что же вы, братцы, смотрите, мы, вот, здесь страдаем, а они вот что делают“. Увещевания офицеров были безуспешны. По приказанию начальника пункта прапорщик Кузмичев с командой в составе десяти „нижних чинов“ пытался арестовать Басакина. Но когда прапорщик Кузмичев явился к бараку № 1, то он увидел, что барак окружен громадной толпой солдат, которая кричала, что „не дадут товарища“, и призывала других „нижних чинов“, в числе около 3000 человек, помогать им. Особенно выдавался „по своей дерзости“ казак Жорин. Жорин, по словам обвинительного акта, „открыто возбуждая толпу“, говорил, что он однажды „задал двум пехотным офицерам так, что они всю жизнь будут помнить казацкую нагайку“. На слова начальника пункта: „Помни, ты за свое поведение будешь повешен“ — Жорин ответил: „Помирать все равно один раз, а пока мы вас поучим“. Толпа, поддерживая Жорина, кричала: „Бей их, кровопийцев, довольно войны“. Толпа протестантов росла. Начальник пункта и дежурный офицер пытались все же арестовать Басакина и успокоить бушевавшую толпу при помощи еще верных военным властям „нижних чинов“. Офицеры были встречены ружейной пальбой, а затем было брошено в одного из них несколько кирпичей. Часть толпы кинулась на гауптвахту, обезоружила находившихся там часовых и, разбив окна в камерах арестованных, освободила их. В это время подошла вызванная для усмирения беспорядков 1-я рота 483-й пешей Московской дружины, которая, согласно полученному приказанию, оцепила караульный двор, чтобы воспрепятствовать побегу оставшихся еще там арестованных. По прибытии роты толпа восставших частью рассеялась, частью же двинулась к главным воротам, где находилась прибывшая на усмирение караульная команда. Нахлынувшая толпа восставших оттеснила за ворота прибывшую на усмирение караульную команду, которая отбежала к гарнизонной гауптвахте, где была остановлена выбежавшим навстречу ей фельдфебелем Бондаренко. По приказанию фельдфебеля команда была рассыпана в цепь и открыла огонь по восставшим. Последние, в свою очередь, дали несколько залпов по караульной команде. Спустя некоторое время прибыли вызванные для усмирения две роты „инородцев“, которым удалось рассеять восставших. Подавление восстания не прекратило, однако, брожения на пункте. Солдаты продолжали волноваться. Начальник пункта, обеспокоенный „неблагонадежным“ настроением пересыльных солдат, обратился к начальнику гарнизона с просьбой сделать распоряжение, чтобы полиция оказывала содействие военным властям в деле наблюдения за солдатской массой, вышедшей из повиновения командному составу. По требованию начальника гарнизона 26 октября 1916 года от полиции был выслан наряд, который производил обыски в домах близ пункта. Бродившие в этой местности солдаты, заметив полицию, стали собираться в группы. Полицейский наряд на Первой Госпитальной улице был встречен толпой вооруженных камнями и палками „нижних чинов“ человек в двести, которые с криками „Ура! Бей полицию!“ кинулись на полицейский наряд. Последний бросился бежать; трое городовых забежали в один из дворов на Госпитальной улице и заперли за собой ворота. толпа стала ломиться в ворота и бить стекла в этом доме. Один из городовых произвел два выстрела. Толпа с криком „двоих наших убила полиция“ бросилась к пункту. Услышав шум и крики, дежурный офицер тотчас же доложил об этом начальнику пункта, с которым и вышел во двор, где у барака собралась кучка пересыльных. На вопрос начальника пункта: „В чем дело, ребята?“ — послышались крики: „Нас убивают, не дадим. Городовые двух солдат убили“. Раздался звон разбиваемых стекол, и из бараков в панике выбегали „нижние чины“. На вопросы офицеров: „Что случилось?“ — солдаты отвечали: „из бараков выгоняют палками, шашками, кирпичами“. Толпа протестантов росла, и „приказание разойтись, — по словам начальника пункта, — не производило никакого впечатления“. Начальник пункта поставил у ворот взвод от кадра „инородческих команд“ и донес по телефону о вспыхнувшем среди „пересыльных“ волнении начальнику гарнизона. Толпа восставших ворвалась на гауптвахту, захватила винтовки караульных, освободила арестованных и разгромила вновь канцелярию судной части. Толпа (около 1000 человек) остановилась посреди двора и открыла пальбу. Завязалась перестрелка между ротой кадра „инородцев“ и „мятежниками“. Прошло полчаса. Часть восставших направилась к 143 тыловому этапу, но не была туда допущена выставленной охраной. „Мятежники“, рассчитывая на поддержку других частей, квартировавших в Гомеле, направились к 224-й роте 43-го рабочего батальона и требовали присоединения ее к возмутившимся. Но эта попытка не имела успеха. Затем восставшие, в числе 500 человек, решили отправиться на вокзал, где имели в виду получить оружие для невооруженных „нижних чинов“. Прибывшие в это время в распоряжение начальника пункта „свежие части“ рассеяли восставших и произвели массовые аресты среди солдат. По показаниям некоторых свидетелей, в этом восстании принимали участие и „агитаторы“, в числе которых называли главным образом добровольца 194-го пехотного запасного батальона Георгия Римского-Корсакова. По делу о восстаниях на гомельском распределительном пункте было расстреляно 11 человек»983.