Информация о материале: Родительская категория: Ленин ПСС; Категория: Том 29

Ленин В.И. Полное собрание сочинений Том 29

АБЕЛЬ РЕЙ. «СОВРЕМЕННАЯ ФИЛОСОФИЯ»²¹⁵

ПАРИЖ, 1908

ПРЕДИСЛОВИЕ

[6—7] Наука, плод познания и разума, служит только для обеспечения нашей действительной власти над природой. Она только говорит нам, как использовать вещи, но ничего не говорит об их сущности...	\|\|
Таким образом, моя главная задача в настоящей работе заключалась в противопоставлении двух точек зрения: положительной, «наукообразной» и «прагматической». Я старался при этом быть, по возможности, беспристрастным...	\|NB

ГЛАВА I

СОВРЕМЕННЫЙ ЦЕНТР ФИЛОСОФСКИХ ДИСКУССИЙ

§ 5. ОСНОВНОЕ ПРОТИВОРЕЧИЕ СОВРЕМЕННОЙ ФИЛОСОФСКОЙ МЫСЛИ

[28—29] Каковы же, при современной постановке общей философской проблемы, возможные альтернативы? Альтернатива может быть только одна, ибо все дело в том, чтобы сохранить в возможно более тесном единстве науку и практическую деятельность, не жертвуя одной ради другой, не противопоставляя их друг другу. Значит, либо практическая деятельность будет выводиться из науки, либо, наоборот, наука из практической деятельности...В одном случае мы получим системы рационалистические, интеллектуалистические и позитивистские —догматизм науки. В другом случае получим системы прагматизма, фидеизма или активной интуиции (вроде бергсоновской) — догматизм действия. Согласно первым системам надо знать, чтобы действовать: познание произ-

476

|||

водит действие. Согласно вторым знание руководствуется потребностями действия: действие производит познание. Но да не подумает читатель, что эти последние системы хотят воскресить презрение к науке и философию невежества. Нет, лишь после серьезного исследования, на основе научной, зачастую превосходнейшей эрудиции, глубоких критических размышлений о науке и даже энергичного»мысленного вживания в науку», как любят выражаться некоторые из этих философов, приходят они к выведению науки из практики. Если они тем самым умаляют науку, то непреднамеренно; многие из них думают, наоборот, выявить таким путем всю ее ценность...

§ 6. ИНТЕРЕС СОВРЕМЕННЫХ ФИЛОСОФСКИХ СПОРОВ

[33—35] Допустим, однако, на минутку, что тезис прагматизма правилен и что наука есть только особое искусство, техническое средство для удовлетворения известных потребностей. Что тогда получится?

Прежде всего, истина сведется к пустому слову. Истинное положение окажется рецептом для успешного искусственного приема. А так как имеется несколько приемов, способных обеспечить нам успех при одних и тех же обстоятельствах, так как у разных индивидов потребности весьма различны, то мы должны будем принять тезис прагматистов: все предложения и рассуждения, приводящие нас к одним и тем же практическим результатам, равноценны и одинаково истинны, все мысли, дающие практический результат, законны в равной мере. Из этого нового смысла слова «истина» вытекает, что наши науки суть чисто случайные построения, что они могли бы быть совершенно иными и все-таки столь же истинными, т. е. столь же пригодными в качестве орудий действия.

(1)

(2)

||
||

Банкротство науки как реальной формы знания, как источника истины — вот первый вывод. Законность других методов, весьма отличных от методов интеллекта и разума, каково, например, мистическое чувство, вот второй вывод. Ради этих то выводов и была в сущности построена вся эта философия, которая по видимости увенчивается ими...

Как легко в таком случае обратить против этих вольнодумцев их же собственное оружие. Научные истины! Но ведь это истины только по названию. Это тоже верования, и к тому же верования низшего порядка, верования, которые могут быть использованы только для материального

477

действия; они имеют лишь ценность технического орудия. Вера ради веры, религиозный догмат, метафизическая или моральная идеология гораздо выше их.»

Во всяком случае им нечего стесняться перед наукой, потому что ее привилегированное положение рухнуло.

И действительно, большинство прагматистов спешит восстановить в его правах, в противовес научному опыту, моральный опыт, опыт метафизический и в особенности опыт религиозный...	\|\|	NB
[37] Для метафизиков это настоящая находка. Наряду с реставрацией религии прагматизм способствует реставрации метафизики. После Канта и Конта позитивизм мало-помалу захватил в течение XIX века почти всю область познания...		\|\|
[39—40] Итак, прагматистская позиция, равно как и другие позиции, которые, не будучи столь же философскими, оригинальными и интересными, приводят, однако, к сходным выводам, всегда имеют своим последствием реабилитацию отживших нормативных форм человеческой мысли, победоносно вытеснявшихся с середины XVIII века научным позитивизмом, — реабилитацию религии, метафизики, морального догматизма, т. е. в сущности социального авторитаризма. Вот почему это один из двух полюсов, между которыми колеблется все современное мышление, вся современная философия. Это полюс догматической реакции, духа авторитарности во всех его формах.		}

Наоборот, противоположный полюс новейшей философской мысли, чисто научная позиция, выводящая практику из знания и поэтому подчиняющая все науке, характеризуется главным образом стремлением к эмансипации и освобождению. Именно здесь мы встречаем новаторов. Они — наследники духа Ренессанса; их отцами и прямыми воспитателями являются в особенности философы и ученые XVIII века, великого века освобождения, о котором так правильно говорит Мах:

«Тот, кто хотя бы только по литературе имел возможность приобщиться к этому подъему и освобождению, навсегда сохранит по отношению к XVIII веку чувство меланхолического сожаления».

!!?

§ 8. МЕТОД. — РЕЗЮМЕ И ВЫВОДЫ

[48—49] Речь пойдет об ее [науки] объективном значении. Одни будут думать, что она бессильна исчерпать всю реальность, которая составляет ее объект, хотя бы они и допускали, с известной точки зрения, ее необходимость...

478

ГЛАВА II

ПРОБЛЕМА ЧИСЛА И ПРОТЯЖЕННОСТИ. КОЛИЧЕСТВЕННЫЕ СВОЙСТВА МАТЕРИИ

§ 2. СТАРЫЙ СПОР МЕЖДУ ЭМПИРИЗМОМ И АПРИОРИЗМОМ

((

[55] Но выключение всякого эмпирического элемента не есть ли также недосягаемый предельный случай? Математик, замечают рационалисты, мог бы по-прежнему умножать богатства своей науки, даже если бы материальный мир внезапно исчез. Да, бесспорно, если бы он исчез теперь; но мог ли бы он создать математику, если бы материального мира никогда не существовало?..

§ 3. СОВРЕМЕННАЯ ФОРМА ФИЛОСОФСКОЙ ПРОБЛЕМЫ ЧИСЛА И ПРОТЯЖЕННОСТИ. «НОМИНАЛИСТСКАЯ» и «ПРАГМАТИЧЕСКАЯ» ПОЗИЦИИ

[61—62] Бергсон, который, может быть, больше всех других способствовал распространению этих идей в философской литературе, не принял бы без оговорок выражение «искусственная уловка». В его глазах наука есть нечто большее и высшее, чем просто уловка по отношению к материи. Но материя для него не есть истинная реальность; это — реальность ущербленная, регрессивная и мертвая. По отношению же к истинной реальности, живой, духовной и творческой, математика и наука вообще уже не могут иметь другого характера, кроме искусственного и символического. Во всяком случае остается в силе, что воздействие на материю, а не познание ее сущности, было той целью, ради которой математика была создана интеллектом, этим первым орудием, выкованным под давлением практических потребностей перед лицом материи...

Не математика ли сильнее всех других наук склоняет в наши дни некоторые умы к прагматизму, к той софистике прагматизма, каковой является научный агностицизм? Действительно, именно в математике мы чувствуем себя наиболее далекими от конкретного и реального, наиболее близкими к произвольной игре формулами и символами, такой абстрактной, что она кажется пустой...

§ 4. РАЦИОНАЛИЗМ, ЛОГИЦИЗМ, ИНТЕЛЛЕКТУАЛИЗМ

[65] Застывшее и однородное пространство геометра недостаточно; нужно еще подвижное и разнородное пространство физика. Универсальный механизм природы

479

не означает, что в материи нет ничего, кроме геометрии. Он может, согласно современным гипотезам, также означать, что существует еще освобождение или преобразование энергии или движение электрических масс...

§ 5. ОБЩЕЕ ЗНАЧЕНИЕ ПРОБЛЕМЫ КОЛИЧЕСТВА: В ОСНОВЕ СВОЕЙ ЭТО — ПРОБЛЕМА РАЗУМА

[74] Прежде всего, не подлежит сомнению, что разум, как бы он ни был бескорыстен, имеет утилитарную функцию. Ученые не мандарины и не дилетанты. И прагматизм прав, когда он подчеркивает полезность разума, его исключительно высокую полезность. Только не ошибается ли он, утверждая, что у разума нет иной функции, кроме утилитарной? Не могут ли рационалисты весьма резонно возразить, что полезность разума тем и объясняется, что, выводя предложения из предложений, он вместе с тем выводит друг из друга отношения между фактами природы? Он позволяет нам тем самым воздействовать на эти факты; не то, чтобы в этом заключалась его цель, но это вытекает из него как следствие. Логика и наука о количестве, создаваемые умом, поскольку он просто анализирует воспринимаемые им отношения, распространяют свою власть на самые вещи, потому что количественные отношения суть одновременно законы вещей и ума.	\|\|	NB
Если знать значит уметь, то это не потому, как думают прагматисты, что наука была создана нашими практическими потребностями и ради них, так что вся ценность разума только в его пользе, — а потому, что наш разум, научаясь познавать вещи, дает нам в руки орудия для воздействия на них...	\|\|	NB

§ 6. ИДЕИ МАТЕМАТИКА ПУАНКАРЕ

[75—79] Великий математик Пуанкаре* особенно настаивает на этом произвольном характере математики.

Конечно, наша математика вполне соответствует реальности — в том смысле, что она приспособлена к символическому выражению известных соотношений в реальном; она не была, строго говоря, внушена нам опытом, опыт только послужил уму поводом для ее создания. Но наша математика, в том виде, как она постепенно образовалась для удобного выражения того, что нам надо было выразить, есть лишь одна из бесконечно многих возможных математики ли, вернее, частный случай некоторой гораздо

________

* Poincaré: La Science et l’Hypothese, livre I (Paris, Flammarion).

480

Пуанкаре

более общей математики, до которой старались подняться ученые XIX века. Отдав себе в этом ясный отчет, мы тотчас же уяснили себе, что математика, по своей сущности и природе, абсолютно независима от того применения, которое она получает в опыте, и, следовательно, абсолютно независима от опыта. Она — свободное создание ума, наиболее яркое проявление его собственной творческой силы.

Аксиомы, постулаты, определения, соглашения—все это в сущности синонимы. Поэтому любая из мыслимых математик может привести к выводам, которые, будучи выражены надлежащим образом с помощью подходящей системы соглашений, были бы совершенно так же применимы к реальному...

Эта теория правильно критикует абсолютный рационализм и даже смягченный рационализм Канта. Она показывает нам, что ум вовсе не должен был с неотвратимой необходимостью разработать именно ту математику, которая так хорошо приспособлена для передачи нашего опыта; иначе говоря, математика не есть выражение какого-то всеобщего закона действительности, будем ли мы понимать действительность (разумеется, ту, которая нам дана) по-декартовски, по-кантовски или еще как-нибудь иначе. Но у Пуанкаре этот вывод имеет совершенно другой смысл, чем в прагматизме.

Некоторые прагматисты и даже все комментаторы Пуанкаре, которых мне пришлось читать, совершенно не поняли, на мой взгляд, его теорию. Это превосходный пример интерпретаторского извращения. Они сделали из Пуанкаре — в этом пункте, как и в других, где их заблуждение еще глубже, — неназванного прагматиста... Для прагматиста не существует чисто созерцательной и бескорыстной мысли, не существует чистого разума. Есть только мысль, которая хочет овладеть вещами и с этой целью искажает свое представление о них в интересах наибольшего удобства. Наука и разум — служанки практики. У Пуанкаре же, наоборот, мысль берется до известной степени в аристотелевском смысле слова. Мысль мыслит, разум размышляет для своего собственного удовлетворения; и затем уже сверх того оказывается, что некоторые результаты его неисчерпаемого творчества могут быть полезными нам и для других целей, кроме чисто-духовного удовлетворения.

Пуанкаре и Кант

Можно не принимать целиком теорию Пуанкаре; но не следует извращать ее, чтобы затем ссылаться на его авторитет. Не обратили достаточного внимания на ее связь с кантианством,

481

из которого она вполне заимствует теорию синтетических суждений a priori, с той, однако, оговоркой (тут кантовский рационализм представляется Пуанкаре еще слишком застывшим), что эти синтетические суждения a priori, на которых покоится вся наша математика (эвклидовская), не должны считаться единственными возможными и необходимыми постулатами рациональной математики...

§ 7. СООТНОШЕНИЕ МАТЕМАТИЧЕСКИХ НАУКИ ДРУГИХ НАУК О ПРИРОДЕ

[80] Придает ли теория Пуанкаре опыту то значение, которое ему, По-видимому, принадлежит? Странное дело! Мне хотелось бы сказать прагматистам, которые постоянно привлекали ее для своих целей и пользовались именем ее автора, как артиллерийским орудием, что я нахожу в ней очень мало прагматического...

|||

§ 8. УКАЗАНИЯ НА ОБЩУЮ ЭВОЛЮЦИЮ НАУЧНОГО МЕТОДА И ЗНАНИЙ

[87] И если наука развивается затем благодаря своей материальной полезности, то не следует забывать, что лишь ввиду своей полезности для ума и ради бескорыстного удовлетворения разума, стремящегося познать вещи, она высвободилась при своем зарождении из грубого эмпиризма, сделавшись таким образом истинной наукой. Она сначала дает нам познание действительности и уже только потом позволяет воздействовать на нее. И она непременно должна дать нам сперва познание, чтобы затем позволить нам действовать...

))

§ 9. ИДЕИ МАХА, РАЗУМ И ПРИСПОСОБЛЕНИЕ МЫСЛИ

[90—91] Не дает ли нам это драгоценного указания насущность и значение логики и рациональной мысли, чистой эманацией которых всегда считалась математика? И, может быть, также на сущность и значение разума? Мы недалеки здесь от мысли Маха, которого тоже часто объявляли неназванным прагматистом.	\|\|	NB
Нам он представляется гораздо более близким к рационализму — в том смысле, который по нашему мнению следует отныне вкладывать в этот термин, — к рационализму, который отнюдь не исключает психологической истории разума с ее извилистыми путями, а главное, нисколько не умаляет роль опыта,		\|\|

482

поскольку разум есть лишь кодифицированный опыт и вместе с тем необходимый и всеобщий кодекс всякого опыта, так что надо одновременно учитывать и момент эволюции и психологическую организацию человека...

[93—96] Итак, мы видим, что разум, подвергнутый абстрактному анализу в сознании разумного существа, способен согласоваться при помощи открываемых в нем принципов и их идеального развития с законами окружающей среды и способен выражать их. Мы видим далее, что, при данных свойствах нашего я и среды, разум не может быть иным, чем он есть: он, стало быть, действительно обладает как утверждают рационалисты, необходимостью и всеобщностью.

	\|	Он даже в некотором смысле абсолютен, но только не в том смысле, как это слово понимается традиционным рационализмом.
!! !!	\|\|	Для этого последнего оно означает, что вещи существуют так, как их понимает разум. С нашей же точки зрения, наоборот, нам неизвестно, как вещи существуют в самих себе, и поскольку кантовский или позитивистский релятивизм утверждает это, он по-своему прав...

NB
Сравни 93-94

Число и протяженность, несмотря на их отвлеченность, вытекают из природы реального, потому что реальность есть множественность и протяженность и потому что отношения между вещами суть реальные отношения, вытекающие из природы вещей.

||!

Математика, постепенно удаляясь от пространств, доступных чувственному восприятию и возвышаясь до пространства геометрического, не удаляется, однако, от реального пространства, т. е. от истинных отношений между вещами. Она скорее приближается к ним. Согласно данным современной психологии, каждое из наших чувств дает нам, По-видимому, протяженность и длительность(т. е. известные связи и соотношения реального) на свой собственный лад.

|||

Восприятие начинает элиминировать этот субъективный момент, зависящий от индивида или от случайных особенностей видовой структуры: оно строит однородное и единое пространство и равномерную длительность, эти синтезы, в которых объединяются все наши разнообразные чувственные представления о протяженном и текучем. Почему бы научной работе не продолжать это движение в сторону объективности? Во всяком случае ее строгость, ее точность, ее всеобщность (или необходимость, что одно и то же) свидетельствует в пользу объективности ее результатов. Стало быть,

483

число, порядок, протяженность могут, вопреки нашим критицистским и субъективистским навыкам мысли, рассматриваться как свойства вещей, т. е. реальные отношения, — и тем более реальные, что они постепенно освобождаются наукой от тех индивидуальных и субъективных искажений, с которыми они были первоначально нам даны в непосредственных конкретных ощущениях. То, что остается после всех этих абстракций, не следует ли в таком случае с полным основанием считать тем реальным и неизменным содержанием, которое навязывается существам всех видов с одинаковой необходимостью, потому что оно не зависит ни от индивида, ни от момента времени, ни от точки зрения?...

|||

§ 10. ЧЕМУ НАС УЧИТ МАТЕМАТИКА

[97—98] Психология показывает со своей стороны, что все наши ощущения (эти непосредственные и последние данные опыта) обладают одним свойством: экстенсивностью или протяженностью...

ощущение = последнее

Геометрическое пространство есть результат абстрактной интерпретации оптического пространства, — интерпретации, которая лишает индивидуальных свойств, обобщает и делает более доступными для ума отношения, заключающиеся в этом оптическом пространстве. Мы охотно дополнили бы мысль Маха утверждением, что цель этой операции — дать этим отношениям наиболее строгое и точное, всеобщее и необходимое и, стало быть, объективное выражение...

))

Мах + объективность

[100] Итак, математика открывает нам отношения между вещами с точки зрения порядка, числа и протяженности.

Анализируя реальные отношения, существующие между вещами, наш ум, естественно, приобретает способность образовывать аналогичные отношения благодаря ассоциации по сходству. Он может поэтому придумывать и такие комбинации, которые не встречаются в действительности, исходя из тех, которые в ней встречаются. Образовав сначала представления, являющиеся копиями реального, мы можем затем образовать такие, которые являются образцами, как в несколько ином смысле говорит Тэн.

|||

!!!

484

§ 11. РЕЗЮМЕ И ВЫВОДЫ

[103—105] Абсолютный рационализм имеет как будто полное основание утверждать, становясь на почву своего рода идеалистического реализма, что законы разума совпадают с законами вещей. Но не ошибается ли он, отрывая разум от вещей и полагая, что из одного себя, в блестящем одиночестве, разум черпает познание законов, управляющих вещами?

Да, анализ разума совпадает по своему объему с анализом природы. Да, математика, занимаясь первым, занимается вместе с тем и вторым или, если угодно, дает некоторые элементы, необходимые для второго. Но не проще ли объяснить это тем, что наша психическая деятельность образуется через приспособление к той среде и к тем практическим условиям, в которых она должна проявляться?..

|||

Если поэтому имеется огромное различие между абсолютным рационализмом и набросанной выше теорией по вопросу о генезисе математических понятий, то мы приходим, наоборот, к очень сходным выводам в вопросе о ценности и компетенции математики: эта ценность и эта компетенция абсолютны, в человеческом смысле слова. Что же касается сверхчеловеческого смысла и какой-то трансцендентальной точки зрения, то, признаюсь, я еще не проник в ее тайну и очень мало стремлюсь к этому. Если возможно достигнуть человеческого понимания вещей, дать их верный перевод на язык человека, то с меня этого достаточно...

Золотая середина!!

Не является ли этот вывод поверхностным и слишком мелким? Прагматизм, на мой взгляд, впадает в другую крайность, диаметрально противоположную той, в которую впал традиционный рационализм.

Этот последний принял конечный пункт за отправной и перенес свойства результата на начало. Прагматизм же, наоборот, приближает конечный пункт к отправному до их полного слияния и приписывает результату свойства начала. Не разумнее ли думать, что математика, возникнув на почве утилитарного антропоморфизма, постепенно вырвалась за тесные пределы этого своего первого горизонта? Неустанно совершенствуя свой анализ, она пришла к некоторым реальным, объективным, всеобщим и необходимым соотношениям вещей.

485

[107] Она имеет свое основание в природе вещей, точно так же, как наш разум и наша логика, частным приложением которых она является и которые образовались в сущности аналогичным образом.

Не все ли равно, каким путем мы подошли к действительности, если, исследуя ее шаг за шагом, мы в конце концов охватываем ее со всех сторон.

ГЛАВА III

ПРОБЛЕМА МАТЕРИИ

§ 1. ИСТОРИЧЕСКИЙ ОБЗОР И СОВРЕМЕННОЕ ПОЛОЖЕНИЕ ПРОБЛЕМЫ МАТЕРИИ

[109—111] Прежде всего, после неудач философов «физиков», великая философская традиция греков, с элеатами и Платоном во главе, подвергает сомнению самое существование материи. Материя есть только видимость или, по крайней мере, предельный минимум существования; наука о материальных вещах может быть, в свою очередь, лишь чисто относительной наукой, истинная наука существует только о духовных предметах. Так проблема материи начинает разрешаться посредством устранения самой этой проблемы. Материя может существовать только как неопределимая граница духа и в качестве функций духа, и все, что относится к материи, есть бытие низшего порядка...

|||

Таким образом споры о реальности внешнего мира, об идеализме, спиритуализме, материализме, механизме, динамизме, все больше производят впечатление устарелой и бесплодной игры, которую следует предоставить классической философии, понимая это выражение в том смысле, в каком его понимал Тэн, —в смысле философии для старших классов гимназии...

>
>

[113] Вульгарный материализм заимствует у нее [физики] и все, что в ней есть основательного, и все, что в ней преувеличено и чудовищно. Какая это находка для религиозного духа, если он сможет доказать, что физика ничего не знает о вещах, на которые она нам позволяет воздействовать, и что ее объяснения вовсе не есть объяснения!

))

486

§ 2. КРИЗИС ФИЗИКИ В КОНЦЕ XIX ВЕКА: ЭНЕРГЕТИЧЕСКАЯ ФИЗИКА

NB	\|\|\|	И действительно, в то время как эта философская надежда зародилась и стала крепнуть в уме образованных и искренне верующих, в физике все как будто складывалось так, чтобы способствовать ее оправданию и осуществлению...
	\|\|\|	[114—117] Против этой традиционной механистической физики выступает новая физика, физика энергетическая. — «Выступает против» — правильное ли это выражение? По отношению к большому числу физиков было бы, пожалуй, правильнее сказать: «употребляется безразлично» (смотря по надобности) наравне с механистическим методом.
NB NB	(( \|\|\|	Энергия есть, в самом деле, не что иное, как способность производить работу, это — понятие механическое, которое всегда может быть учтено механически, т. е. с помощью движения и наукой о движении. Гельмгольц, Гиббс и многие другие отнюдь не порывали с механистической традицией, прибавляя к механике новую главу, которая обобщала ее в ее применениях к физическим реальностям. Они ничего другого не хотели и фактически ничего другого не сделали, кроме исправления и дальнейшего развития механической концепции в соответствии с успехами физики, как это всегда делали со времен Галилея и Декарта...
!	\|\|\|	Итак, выражение «энергетика» имеет, Во-первых, такой смысл, согласно которому она составляет часть физики, как эта наука признается всеми учеными. Прибавим, что во Франции эта часть физики чаще называется термодинамикой, и хотя это слово по своему этимологическому составу слишком узко для обозначаемого им содержания, оно имеет то преимущество, что устраняет возможность всех недоразумений, вызываемых многозначностью слова «энергетика».

Второе значение, в каком употребляется это слово, относится уже не к одной какой-то части физики, а к общей теории физики, взятой в целом...

Этот закон не был несовместим с механической концепцией. Последняя могла с полным основанием утверждать, что различные обнаружения энергии это в сущности лишь различные явления, вызываемые одной и той же основной реальностью — движением...

487

[120—123]... Некоторые физики отказались видеть в физике лишь простое продолжение классической механики. Они захотели сбросить иго традиции, находя ее, как всякие настоящие революционеры, слишком узкой и слишком тиранической. Отсюда мелочная критика и затем ревизия основных принципов механики. Из этих усилий возникло новое понимание физики — может быть, и не настолько противоположное прежнему, как это иногда утверждали, но во всяком случае вносящее в него глубокие изменения.		()
Вообще можно сказать, что, найдя классическую механику недостаточной базой для физики, она [физика]перестала видеть в физических явлениях то, что в них видели всегда до тех пор: различные способы движения, как раз и составляющие предмет изучения классической механики. До сих пор объяснить физическое явление, изучить его, означало свести его к формам движения: к движениям материальных масс, атомов или к колебаниям мировой передаточной среды — эфира. Таким образом всякое физическое объяснение можно было изложить схематически с помощью геометрии движения.	\|\| \|\|\|	NB NB
Новая концепция, которой захотели теперь заменить прежнюю, заключалась, прежде всего, в полнейшем отказе от всех образных представлений, от тех «механических моделей», как говорят англичане, без которых когда-то не существовало настоящей физики. Мах сурово называет их просто «мифологией». Как всякая мифология, она есть нечто ребяческое; она могла быть полезна, когда мы не умели смотреть на вещи прямо; но кто может ходить сам, тот не станет пользоваться костылями. Отбросим же прочь костыли атомизма и эфирные вихри. Физика, достигнув зрелого возраста, уже не нуждается в грубых изображениях для почитания своих богов. Абстрактный язык математики один только способен приличествующим образом выразить результаты опыта. Он один сумеет нам поведать то, что есть, — ничего не прибавляя и не утаивая, с самой строгой точностью.	() \|\|	!!
Величины, определенные алгебраически, а не геометрически, и уж тем более не механически; варьирование числовых значений, измеряемое с помощью условной шкалы, а не чувственно воспринимаемые изменения, измеряемые перемещениями в пространстве относительно какой-нибудь начальной точки, — таковы материалы новой физики: это физика понятий в противоположность механистической или образной физике...	\|\|\|	NB

488

||
|

Эта новая общая теория физики, которую уже имел в виду Ранкин в 1855 г., была разработана в особенности Махом, Оствальдом и Дюгемом. «Цель всякой науки — заменить опыт возможно более короткими умственными операциями», — говорит Мах; эта формула может быть поставлена эпиграфом к Научной энергетике...

§ 3. ФИЛОСОФСКАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ ЭНЕРГЕТИКИ

[127] Ясно, как могла бы философия, желающая свести на нет почерпнутые из науки аргументы против некоторых определенных догматов и против религиозной позиции вообще, использовать эту остроумную интерпретацию. Вы выдвигаете известные физические истины против известных верований? Но ведь новая физика стремится только к одному — она хочет вернуться к представлениям великой эпохи веры. После бурного натиска трех столетий она возвращается, как блудный сын, в лоно самого ортодоксального томизма.

И, что еще хуже, видный ученый, известный математической точностью и математическим изяществом своих работ, известный в особенности своей активной пропагандой идей новой физики, удивительно ясной, чисто французской формой, в которой он их излагает, и прекрасными обобщениями в области энергетической механики, — этот ученый сам счел возможным примкнуть к этой философской интерпретации новых научных теорий. Мы говорим о Дюгеме. Конечно, он постарался при этом строго отграничить свои научные взгляды от своих метафизических представлений...

|||

[130—134] Развивая эту точку зрения, новая философия могла почти сразу вывести из современных попыток реформы физики чисто описательный, не претендующий ни на какое объяснение характер этой физики. Но это как раз и на руку «фидеизму». Наука бессильна выйти за пределы качеств; значит, она должна ограничиться их описанием. Она должна быть простым анализом ощущений, пользуясь выражением Маха, которое, однако, наша новая философия опасается заимствовать у него в его подлинном смысле, имеющем вполне «наукообразный» характер.

489

С современной литературе довольно часто можно встретить — в весьма различных по качеству изложениях — соображения такого рода: науки о материи ничего не говорят нам о реальном, ибо материя, как они ее понимают, сама материя, в вульгарном смысле слова, не существует. Уже простое обыденное восприятие искажает внешнюю реальность. Оно строит ее целиком согласно потребностям нашей деятельности. Наука перерабатывает затем дальше эти сырые материалы. То, что она нам показывает под названием материи, есть лишь грубая схема, в которой все живое богатство реального просеялось сквозь решето научных законов, или разнородная смесь абстрактных элементов, произвольно изолируемых или сочетаемых и целиком измышленных нами самими. Этим освобождается путь для оправдания самых мистических форм идеализма...

Не останавливаясь на этих крайних заблуждениях, можно все-таки заметить даже у серьезных и образованных умов стремление подойти к физическим наукам с критикой вроде той, которой Пуанкаре, вопреки его собственным энергичным уверениям, подверг математические науки. С этой точки зрения физика представляет собой, подобно математике, символический язык, цель которого — просто сделать вещи более понятными, делая их более простыми и ясными, более доступными для сообщения и, главное, более податливыми на практике. Сделать понятным означает, стало быть, систематически искажать наглядные представления, непосредственно получаемые нами от действительности, чтобы лучше использовать эту последнюю для удовлетворения наших потребностей.

|||

Понятность, рациональность не имеют ничего общего с природой вещей; это лишь орудия действия.

§ 4. КРИТИКА СОВРЕМЕННОЙ КРИТИКИ ФИЗИКИ

Это истолкование физической науки, несмотря на то, что огромное большинство физиков отнеслось к нему с молчаливым презрением, не может быть оставлено без внимания философской критикой. Если ученые имеют право сказать: собака лает, ветер носит, — то философская критика, по необходимости интересующаяся социальным и воспитательным значением доктрин, вынуждена здесь остановиться.

490

NB X	\|\|\|\|	[136—138] Большинство сторонников новой философии обращаются исключительно к ученым, стоящим за энергетическую физику и решительно отвергающим физику механистическую. Но крайние сторонника энергетической физики составляют в общем среди физиков весьма незначительное меньшинство. В большинстве своем физики остаются механистами; они, конечно, видоизменяют механические представления, чтобы согласовать их с новыми открытиями, ибо они ведь не схоластики. Но они все время пытаются изображать и объяснять физические явления с помощью движений, доступных чувственному восприятию.
\|\|		Не следует, с другой стороны, забывать, что если энергетика и дала ряд изящных теорий и изложений, то почти всеми великими открытиями последнего времени мы обязаны физикам-механистам, все эти открытия связаны с попытками представить себе материальное строение явлений. Над этим обстоятельством стоит призадуматься.
X		Стремясь сообщить теоретической физике геометрическую строгость, энергетика решила просто превратить ее в более сжатое и экономное изложение экспериментальных данных, — но может ли теория физики быть сведена к простому орудию экономного изложения? Может ли она совершенно изгнать гипотезу из науки, которая всегда оплодотворялась гипотезой? Не должна ли она постоянно ориентироваться на открытие реального с помощью теорий, которые, как мы это видим на механистических теориях, всегда являются предвосхищениями опыта, попытками наглядно представить себе реальное?
\|\|		Не следует ли отсюда, что строить философию физики, опираясь исключительно лишь на чисто энергетических физиков, значит непонятным образом суживать базу, на которой должна воздвигаться эта философия? Новая философия обращается в сущности за подтверждением своих идей только к тем, кто может быть расположен в ее пользу, а они составляют ничтожное меньшинство. Это, конечно, удобная уловка, но уловка.

Да и так ли уж они расположены в ее пользу, как она воображает?

Это более чем сомнительно. Почти все ученые, на которых ссылается прагматизм или так называемый номинализм, оградились от него серьезными оговорками, в том числе и Пуанкаре, Обратимся теперь к этим ученым,

491

§ 5. ЧТО ДУМАЮТ СОВРЕМЕННЫЕ ФИЗИКИ

[138—144] Физика есть таким образом наука о реальном, и если она стремится выразить это реальное «удобным» способом, то выражает-то она все-таки само реальное. «Удобство» заключается только в средствах выражения. Но то, что скрывается за этими средствами, которые ум может варьировать в поисках наиболее удобных, есть «необходимость» законов природы. Эта необходимость не устанавливается свободным произволением ума. Она связывает его, наоборот, заключает в тесные рамки его средства выражения. С точностью до погрешностей опытных данных и до небольших различий, всегда имеющихся между физическими явлениями, подчиненными одному и тому же закону, потому что они никогда не бывают тождественны, а лишь весьма сходны, — с этой точностью закон природы диктуется нам извне и самими вещами: он выражает реальное отношение между вещами.

|||

Дюгем скажет еще, что нельзя считать опыт физика за сколок с реальности. Всякий физический опыт состоит в измерениях, а измерения предполагают множество соглашений и теорий...

Эту истинность Дюгем никогда не отнимет у физических теорем: они представляют собой описание реального. Более того, физическая теория дает не только точное описание реального, она представляет собой его упорядоченное описание, ибо она всегда стремится к естественной классификации физических явлений — к естественной классификации, т. е. к такой, которая воспроизводит порядок природы. Ни один догматик, будь то Декарт, Ньютон или Гегель, никогда не требовал большего...

|||

ха-ха!!

А впрочем, если этот последний [Дюгем] и верит в необходимость метафизики наряду с наукой, то почему он примыкает непременно к томистской метафизике? Потому что ему кажется, что она лучше согласуется с выводами физики...		\|\| \|\|
«Сциентизм» Оствальда очень близок к позиции великого венского механика Маха, который на этом основании отказывается даже от звания философа.		X
Ощущение есть абсолютное. Посредством наших ощущений мы познаем действительность. Но наука есть анализ наших ощущений. Анализировать ощущения значит открывать точные отношения между ними, открывать	\|\|\|	NB

492

NB	\|\|	порядок природы, употребляя это выражение в его наиболее объективном смысле, ибо порядок природы есть не что иное, как порядок наших ощущений...
NB	\|\|	В критических статьях, написанных против Маха рационалистами, Маха упрекали иногда в тенденции к прагматизму. Его обвиняли в скептическом релятивизме.

Ощущение есть, очевидно, нечто человеческое. Тем не менее оно абсолютно, и человеческая истина есть абсолютная истина, потому что она для человека — полная и единственная истина, истина необходимая.

[147] Можно предположить существование микробов, хотя бы они и были невидимы вплоть до того момента, когда их обнаружит какой-нибудь реактив. Почему же мы не имеем права предполагать некоторую структуру материи, которую когда-нибудь сможет раскрыть опыт?

§ 6. МАТЕРИЯ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ СОВРЕМЕННОЙ ФИЗИКИ: ОБЩИЙ ОБЗОР

[148—150] Какой смысл имеет в таком случае поход, начатый Брюнетьером и продолженный религиозно-настроенными умами, правда искренними, но желающими уничтожить все, что могло бы послужить им камнем преткновения, — какой смысл имеет этот поход, приводящий если не к прагматизму, то во всяком случае к некоторому определенному виду прагматизма?...

|||

Подобно тому, как мы в математике обозначаем терминами порядка, числа и пространства известные группы отношений, от которых зависят наши ощущения, и подобно тому, как математические науки имеют своим предметом эти отношения, — так мы обозначаем далее весьма общим названием материя огромное число других отношений, гораздо более сложных, от которых тоже зависят наши ощущения. Физика изучает эти отношения. Только это мы и хотим выразить, когда говорим, что физика есть наука о материи...

[152] Многим могла бы показаться естественной мысль, что объектом физики служат элементы, которые способны охватываться этими отношениями, давая им реальное содержание и как бы наполняя их. Именно такова была мысль Спенсера в его классификации наук. Однако, эту мысль нельзя признать удачной. Элементы действительности констатируются нами прямо, непосредственно, как нечто такое, что не может не быть.

493

Их существование не нуждается в оправдании. Нельзя спрашивать, возможно ли, чтобы они были иными, чем они есть. Утверждать это значило бы восстановить старый метафизический идол вещи в себе, т. е. в сущности праздный вербализм в той или иной форме. Опыт надо просто принять. Он сам себе служит оправданием, ибо для положительного ума он и является, в научной сфере, оправданием всякого утверждения.

Суть агностицизма Рея

[154—155] Значит, агностическая критика науки все-таки справедлива? И существует какая-то вещь в себе, недоступная для науки? и т. д., и т. д. Перед нами снова метафизика с ее неизбежной игрой словами! Постараемся разобраться в этом вопросе как можно яснее.

Если относительное означает то, что имеет дело с отношениями, то физика относительна. Но если относительное означает неспособное проникнуть в основу вещей, то физика, как мы ее понимаем, уже не относительна, а абсолютна, потому что основу вещей, то, к чему неизбежно приходит анализ при их объяснении, составляют отношения или, вернее, система отношений, от которых зависят наши ощущения. Ощущения, данное, запечатлены субъективностью: эти мимолетные вспышки суть то, чем их делает система отношений, которая, вероятно, никогда уже больше не повторится в точно такой же форме и которой определяется мое состояние и состояние среды в рассматриваемый момент. Но тут появляется ученый и выделяет всеобщее, которое входит в состав этого индивидуального момента, те законы, сложным выражением которых он служит, те отношения, которые сделали его тем, что он есть.

S
>
S

Все научные законы говорят нам в сущности, почему и как данное таково, каково оно есть, чем оно обусловлено и создано, потому что они анализируют отношения, от которых оно зависит. И они откроют нам абсолютную человеческую истину, когда этот анализ будет полным, если он вообще может быть таковым.

ха-ха!

§ 7. КОНКРЕТНЫЕ ДАННЫЕ СОВРЕМЕННОЙ ФИЗИКИ

[156—161] Все отношения, от которых зависят преобразования, деградация, распыление или рассеяние энергии, сгруппированы в общей физической теории, которую называют энергетикой.

494

NB	\|\|\|	Эта теория ничего не говорит нам о природе рассматриваемых энергий, а следовательно и о природе физико-химических явлений. Она просто описывает, за счет чего, как и в каком направлении совершается физическое или химическое изменение состояния данного тела.
забавник этот «позитивист»	\|\|\|	Физики-энергетисты утверждают, что невозможно идти дальше, что энергетика дает нам полное, необходимое и достаточное объяснение материальных явлений, т. е. совокупность всех тех отношений, от которых они зависят. Чтобы придать большую объективность своему воззрению, не которые возводят даже энергию в своего рода субстанцию, которая будто бы и есть подлинная материальная субстанция, реальная действующая причина всех наших ощущений, тот образ, по которому мы должны строить наше представление о природе.

Энергия заменяет здесь собой корпускулы атомистических теорий. Она играет такую же роль и обладает бытием того же рода: она есть основа вещей, их последняя природа, абсолютное...

Механисты versus энергетика.
NB.
Plus loin*, чем материалистически-толкуемая (стр. 157) энергетика!²¹⁶

Механисты утверждают, наоборот, что возможно идти дальше. Энергетика остается, по их мнению, как бы на поверхности вещей, и ее законы должны либо сводиться к другим, более глубоким законам, либо во всяком случае дополнять их, предполагая их в своей основе.

К механистической школе принадлежит, как уже было сказано, огромное большинство физиков и в особенности физиков-экспериментаторов, которым физика обязана своими новейшими успехами.

Сторонники этой школы критикуют, прежде всего, понятие энергии и показывают, что его нельзя возводить, как это делают некоторые, в какую-то физическую или метафизическую сущность.

_______

* — Дальше. Ред.

495

Энергия какой-либо системы означает лишь способность этой системы производить работу: она потенциальна, когда производимая работа не может быть обнаружена, она актуальна, или кинетична, в противном случае. Следовательно, понятие энергии соотносительно с понятием работы, а это последнее есть понятие механическое. Таким образом, энергия не может быть, очевидно, получена в опыте без обращения к механике и движению. Ноне должна ли в таком случае энергетика, если она хочет дать вразумительное объяснение физико-химических явлений, соединиться с механикой, излагаться в преемственной связи с нею и, стало быть, совмещаться с рассмотрением механических представлений?..	\|\|
Механика, физика и химия образуют с этой точки зрения обширную теоретическую систему, и механика составляет фундаментальную основу этой системы, как движение — последнюю сущность физико-химических явлений.	\|\|
Современные механисты, конечно, уже не утверждают, что нынешняя механика, равно как и законы, управляющие превращениями энергии, достигли своей окончательной формы, что наука нашла свои незыблемые основы. Соприкоснувшись с энергетической критикой, — этим успехом новейшая наука бесспорно ей обязана, — они отказались от узкого догматизма старых механистических и атомистических взглядов. Они полагают, что новые открытия должны расширить научный горизонт и вносить непрестанные перемены в представление внешнего мира. Не присутствуем ли мы последние пятьдесят лет при перестройке, почти при ниспровержении классической механики? Старые рамки были прорваны прежде всего принципом сохранения энергии (Гельмгольц) и принципом Карно.	))
Явления радиоактивности, позволив нам проникнуть глубже в природу атома, привели к мысли о возможности электрического строения материи и о необходимости восполнить принципы классической механики принципами электромагнетизма.	\|\|NB

И действительно, механистическое воззрение стремится теперь принять ту форму, которую обозначают, как электронную теорию. Электроны — последние элементы всякой физической реальности. Эти простые электрические заряды или же модификации эфира, симметрично распределенные вокруг одной точки, в совершенстве представляют, в силу законов электромагнитного поля, инерцию, т. е. основное свойство материи. Последняя есть, таким

Электронная теория = «механизм»

496

образом, не что иное, как система электронов. В зависимости от характера модификации эфира (модификаций пока еще неизвестных) электроны бывают положительными или отрицательными; материальный атом составлен из тех и других в равном количестве или по крайней мере обладает одинаковыми по величине положительными и отрицательными зарядами, причем положительный заряд находится, По-видимому, в центре системы. Отрицательные электроны или, может быть, не все, а только часть их, двигаются вокруг остальных, как планеты вокруг солнца. Молекулярные и атомистические силы являются, таким образом, лишь обнаружением движения электронов, равно как и различные формы энергии (свет, электричество, теплота). Отсюда следует замечательный вывод: понятие сохранения массы (или количества материи), которое вместе с понятием инерции лежало в основе механики, не может, По-видимому, быть удержано в механике электромагнитной: в этой последней весомая масса остается постоянной лишь при средних скоростях, меньших одной десятой скорости света; но, будучи функцией скорости, она увеличивается вместе с ней тем быстрее, чем больше мы приближаемся к скорости света. Эта гипотеза предполагает либо существование разноименных электрических зарядов и эфира, либо одного только эфира, простой модификацией которого является электрон.

Наконец, в наши дни труды доктора Лебона* и некоторых английских физиков позволяют нам, По-видимому, заключить, что ни количество материи, ни даже количество энергии не остаются постоянными. Та и другая представляют собой только отношения, зависящие от состояния эфира и от его движения**.

[163—171] В наше время ничего не остается и не должно остаться от этого представления. Мы пришли к диаметрально противоположному взгляду. Все физики готовы пересмотреть основные принципы своей науки или ограничить их применение, как только это становится необходимо благодаря появлению новых опытных данных...

________

* Gustave Le Bon: L'Evolution de la Matiere. — L'Evaluliondes Forces. (Flammarion, editeur.)

** По-видимому происходит превращение материи в энергию и энергии в материю. Под материей следует, конечно, понимать только весомую материю, а под энергией — только способность производить работу, которая может быть обнаружена...

497

Но следует ли из этого заключать, что физики тем самым оставляют надежду добраться до основных принципов и все более глубоких элементов, которыми будет объясняема и охватываема все более обширная часть данного? Такой вывод, хоть он и противопоставлен ошибке старинных механистов, явился бы не менее опасной ошибкой. Нынешний дух физико-химических наук, современный научный дух не таков, чтобы отступать перед неизвестным.	X
Передовые физики уже не боятся, как мы видели, ставить под сомнение принципы сохранения массы или весомой материи.	\|
Истина не дана готовой; она с каждым днем все больше складывается. Вот вывод, который следует повторять неустанно. Благодаря научной работе наш дух с каждым днем все ближе приноравливается к своему объекту и все глубже в него проникает.	Агностицизм = стыдливый материализм²¹⁷\|\|\|

Утверждения, которые, как нам казалось, мы могли выставить в результате изучения математических наук, и здесь предстают почти необходимым и по меньшей мере весьма естественным образом. Научный прогресс каждый миг устанавливает между вещами и нами соответствие одновременно и более тесное, и более глубокое. Мы постигаем и лучше и больше...

Спор между энергетистами и механистами, спор, зачастую весьма оживленный, особенно со стороны энергетистов, в сущности является лишь моментом прогресса физико-химических наук, притом моментом необходимым.

Прежде всего, энергетика предостерегала от некоторых злоупотреблений механическими моделями, от соблазна принять эти модели за объективные реальности. Затем она углубила термодинамику и хорошо показала универсальное значение своих основных законов, которые вместо того, чтобы ограничиться исследованиями, касающимися теплоты, имеют законное и необходимое применение к физико-химическим наукам в полном объеме. Расширяя значение этих законов, энергетика могуче содействовала уточнению их формулы. Мало того: если с точки зрения открытий энергетика показала себя менее плодотворной, чем механицизм, она все же представляется замечательным орудием изложения — трезвым, изящным и логичным. Наконец, и это особенно заметно у химиков, как Вант Гофф, Ван дер Ваальс

498

и Нернст, но все чаще встречается также и у физиков, охотно приемлются обе теории, причем в каждом случае избирается та, которая лучше всего поддается исследованию. Их применяют совместно; отправляются от общих уравнений механики, или от общих уравнений термодинамики, смотря по тому, кажется ли взятый таким образом путь более простым или более удачным. Дело в том, что физические теории в существенной мере суть гипотезы, орудия исследования и изложения, или же организации. Они суть формы, рамки, которое должны быть заполнены результатами опыта. А только эти последние и составляют истинное, действительное содержание физических наук.

На них то и сходятся все физики, и их непрестанно возрастающее количество, все более гармоничное и более совпадающее, характеризует, конечно, прогресс физики, ее единство и ее долговечность. Они — пробный камень теорий, гипотез, которые послужили к их открытию и которые стремятся их организовать, не затрагивая их действительного сродства, воспроизводя как можно точнее строй природы. И все же эти теории, хотя они всегда гипотетичны и, следовательно, всегда кое-что — а порою и много — теряют по мере того, как опыт приносит нам новые открытия, никогда не умирают окончательно. Они сливаются, преобразуясь в новые, более всеобъемлющие и более адекватные теории.

«... Мы должны считать выдающимся результатом кинетической теории перенесение атомистики в науку об электричестве... Посредством этого чудесного расширения своего горизонта атомистика пролила совершенно новый свет наряд физических и химических процессов...»*.

§ 8. РЕЗЮМЕ И ВЫВОДЫ

Если неизвестное беспредельно, все же было бы неправильным в наше время называть его непознаваемым, как это походя делалось несколько лет тому назад.

?		Повторные и непоправимые фиаско метафизических попыток заставили физику конституироваться в науку путем решительного исключения проблемы материи. Отныне она отыскивала лишь законы частных явлений. Это была «физика без материи»...
NB	\|\|\|	Сообразно с историей, неизменно повторяемой человеческим умом с той поры, как он силится познать вещи, наука берет у мира метафизических химер новый предмет изучения. Природа материи уже не метафизическая проблема, потому что она становится проблемой экспериментального и позитивного порядка. Правда, эта проблема

___________

* W. Nernst. Revue generate des Sciences, 15 mars 1908.

499

научно не разрешена; еще остается место для многих неожиданностей; но одно может казаться отныне достигнутым: разрешит ее наука, а не метафизика.

Я думаю, впрочем, и я старался показать это в другом месте, что кинетические представления всегда будут тесно связаны с прогрессом физики, потому что они представляют собой отменно полезное, если не необходимое орудие открытий, и потому, что они лучше приспособлены к условиям нашего познания. Вот почему я усматриваю будущее физики в продолжении механистических теорий. И вот почему я только что сказал, что энергетическая теория вероятно растворится, как и древний механизм, в кинетизме, более гибком и более суровом с точки зрения допущения гипотезы...

|||

ГЛАВА IV

ПРОБЛЕМА ЖИЗНИ

§ 1. ИСТОРИЧЕСКОЕ ВВЕДЕНИЕ

[173—174] С проблемой жизни мы подходим к основным разногласиям, которые могут разделять философию и науку. До сих пор спор был, можно сказать, по преимуществу теоретическим. Большинство философов, заслуживающих этого наименования, допускают, что практически научные результаты действительны для материи.

Если с умозрительной точки зрения они могли выставлять те или иные возражения против этой их действительности, они все же признают, что все происходит так, как если бы выводы науки были если не обоснованы по праву, то, по крайней мере, фактически приложимы к материальной действительности. Эта последняя в некоторой степени может быть выражена математическими, механическими и физико-химическими отношениями...	\|\|\|	NB
[177] Бартез и школа Монпелье, упорно веруя, что явления жизни могут обусловливаться лишь специальной причиной, относят их к жизненной силе, отличной и от материальных сил, и от души: откуда и взялось название витализма, данное этой теории...		\|\|\|

§ 3. ДЕМАРКАЦИОННАЯ ЛИНИЯ МЕЖДУМЕХАНИЗМОМ и НЕОВИТАЛИЗМОМ

[189—190] Если мы попытаемся некоторым образом синтезировать неовитализм по его главным представителям, ученым или философам, то придем, По-видимому, вот к чему;

500

критика, которой неовиталисты подвергают биологический механицизм, тесно переплетается с критикой, которой прагматистская, антиинтеллектуалистская или агностическая философия подвергали математические и физико-химические науки. Нам кажется, что мы меняем проблему, переходя от материи к жизни. В сущности же мы снова стоим, как намекнули в самом начале, перед той же основной проблемой, и эта проблема — все та же проблема ценности науки, поскольку она есть знание. Меняются только частные термины, в которых она ставится по существу.

В самом деле, что ставила в упрек математическим или физико-химическим наукам новая философия? Что они — произвольный и утилитарный символизм, созданный для практических надобностей нашего ума, нашего разума, каковые суть способности действия, но не способности познания. Таким образом, когда мы переносим на биологические факты физико-химический метод, мы, разумеется, переносим и те результаты, которых он нам позволяет достигнуть, те следствия, которые он подразумевает по части ценности этих результатов.

|||

Стало быть, физико-химический механицизм будет превосходной формулой, дающей нам практический охват жизненных вещей; он будет совершенно бессилен просветить нас насчет того, что есть сама жизнь. Как физико-химические науки в области материи, физико-химический механицизм в области жизни позволит нам действовать, и никогда — знать…

[192—194] Неотомисты воскрешают в материи силу, стремление, желание, вновь оживляют ее языческим, однако, дыханием гилозоизма, от которого греки, и в частности Аристотель, никогда, кажется, не могли отказаться вполне. Они, впрочем, искажают эллинскую доктрину. Для них материя не обладает иной активностью, помимо той силы, которую в нее вложил творец: памятка, так сказать, о своей созданности и неизгладимый знак ее, который она носит...

Да и номиналисты, состоящие в весьма близком родстве с этим неосхоластическим движением*, и прагматисты, то и дело кокетничая с этими философиями веры (слишком часто их скорей

___________

* Неосхоластики, или неотомисты, в особенности тщатся реабилитировать схоластические интерпретации аристотелианства, стало быть — философские доктрины св. Фомы. — Номиналисты настаивают на символическом, искусственном и абстрактном характере науки, на огромной пропасти, зияющей между действительностью и ее формулами. — У прагматистов сходная доктрина, но опирающаяся па более общую метафизику. Всякое познание направлено к действию; следовательно, мы знаем лишь тo, что интересует наш способ действия. Все эти философии агностичны в том смысле, что отрицают для нас возможность достичь, с помощью наших умственных способностей, адекватного и точного познания действительности...

|||

501

приходится назвать философиями верующих), считали себя вправе сказать, что науками о материи не исчерпывается содержание их предмета. Чтобы воистину знать, надо «идти дальше»...

Для виталиста жизнь играет роль творческой силы; но именно потому, что она зависит, кроме того, от материальных условий, она совсем не является творением из ничего. В результате своего действия она даст, конечно, что-нибудь новое и непредвиденное, но, чтобы прийти к этому, она будет действовать на предшествующие элементы, которые она скомбинирует, и в особенности начиная с предсуществующих элементов, к которым она добавит свои.

Мутации, наблюдавшиеся ботаником де Фризом (который, будучи механистом, сам объясняет их иначе), были бы здесь даже проявлением и доказательством этих творческих добавлений.

§ 4. НЕОВИТАЛИЗМ И МЕХАНИЗМ РАЗЛИЧАЮТСЯ ТОЛЬКО ФИЛОСОФСКИМИ ГИПОТЕЗАМИ, ДОПОЛНЯЮЩИМИ НАУКУ

[204] Но в виталистическом методе энтелехии и доминанты не имеют ничего общего с изображаемыми иносказательными элементами: цели не поддаются изображению, потому что они не существуют материально — по крайней мере еще не существуют, ибо они находятся в процессе становления, постепенного осуществления.

|||

проговаривается!

§ 6. МЕХАНИЗМ ТАКЖЕ ЛИШЬ ГИПОТЕЗА

[216—218] Но было бы противно всем урокам опыта утверждать, что в жизненных явлениях все может быть сведено к физико-химическим законам и что механицизм был проверен экспериментально во всем своем объеме. Мы, напротив, очень мало знаем о жизни...

К чему в таком случае возиться с механистическими теориями, напрашивается мысль? Не следует ли изгнать из науки эти очень общие гипотезы, проверка которых предполагает полное завершение науки? Мы здесь опять встречаемся с мнением, исповедуемым, как мы уже видели, некоторым числом физиков по поводу физики и как раз

|||

502

|||

по поводу механистических теорий в физике. Припомним, что некоторые энергетисты хотели изгнать из физики механистические гипотезы как обобщения, не поддающиеся проверке, бесполезные и даже опасные. И среди биологов мы встречаем некоторых ученых, занимающих ту же позицию и непосредственно примыкающих к этим физикам-энергетистам...

un aspect timide du mecanisme*

В биологии энергетическая школа различается от механистической школы менее отчетливо, чем в физике. Скорей она представляет собой лишь робкий взгляд механизма, ибо противопоставляется телеологии и постулирует соответствие явлений жизни неорганическим явлениям.

||NB

§ 7. ОБЩИЕ ВЫВОДЫ: УКАЗАНИЯ ПО БИОЛОГИИ

[223—224] Живая материя явным образом обнаруживает свойства, связанные с привычкой и наследственностью: все происходит так, как если бы она помнила все свои предыдущие состояния. Между тем неодушевленная материя, говорят, никогда не обнаруживает этого свойства. Было бы даже противоречием воображать себе нечто подобное. Все материальные явления обратимы. Все биологические явления необратимы.

В этих выводах забывают, что второй принцип термодинамики мог бы быть назван принципом эволюции или наследственности**...

Приближение к диалектическому материализму

|||

[227] Наука не может решиться считать навсегда изолированными различные разряды фактов, ради которых она разбилась на особые науки. Это деление имеет вполне субъективные и антропоморфические причины. Оно возникает единственно из потребностей исследования, побуждающих размещать вопросы рядами, сосредоточивать внимание отдельно на каждом из них, начинать с частного, чтобы прийти к общему. Природа сама по себе есть целое.

___________

* — робкий взгляд механизма. Ред.

** Клаузиус назвал это принципом энтропии, что точно соответствует слову эволюция, но заимствованному не из латинского, а из греческого.

503

ГЛАВА V

ПРОБЛЕМА ДУХА

§ 2. СТАРИННЫЙ ЭМПИРИЗМ И СТАРИННЫЕ АНТИМЕТАФИЗИЧЕСКИЕ КОНЦЕПЦИИ: ПСИХОФИЗИОЛОГИЧЕСКИЙ ПАРАЛЛЕЛИЗМ

[242—246] Хотя метафизический рационализм составляет великую философскую традицию, его старинные утверждения априорно не могли не вызвать возражений критических умов. Да и во все времена мы видим философов, пытающихся сопротивляться рационалистическому и метафизическому течениям. Это прежде всего сенсуалисты и материалисты, затем ассоциационисты и феноменисты. В общем смысле их можно назвать эмпириками.

Вместо того чтобы противопоставить дух природе, они пытаются вновь поместить дух в природу. Но только они продолжают понимать дух так же упрощенски и интеллектуалистски, как и те, кого они критикуют...

Эмпирическая теория представляла себе дух приблизительно так же, как атомизм изображает материю. Это психологический атомизм, в котором атомы заменены состояниями сознания: ощущениями, представлениями, чувствами, эмоциями, ощущениями удовольствия и страдания, движениями, волевыми состояниями и т. д....

Таким образом, наши психологические состояния суть лишь совокупность элементарных сознаний, соответствующих атомам, из которых составлены наши нервные центры. Дух параллелен материи. Он выражает в присущей ему форме, своим языком то, что материя выражает, в свою очередь, в присущей ей форме и другим языком. Дух с одной стороны, материя с другой, два взаимнообратных перевода одного и того же текста.

Для идеалистов первоначальным текстом является дух; для материалистов это материя; для спиритуалистов-дуалистов оба текста равно первоначальны, так как природа пишется одновременно на обоих языках; для чистых монистов — нам приходится делать два перевода первоначального текста, который от нас ускользает...

§ 3. СОВРЕМЕННАЯ КРИТИКА ПАРАЛЛЕЛИЗМА

[248—249] Когда говорят, что сознание едино и непрерывно, то нужно остерегаться мысли, будто этим воскрешается теория единства и тождества «я», составлявшая краеугольный камень старинного рационализма. Сознание едино, но оно никогда не остается тождественным себе, как, впрочем, и всякое живое существо. Оно постоянно изменяется, не как вещь, созданная

504

раз навсегда и остающаяся сама собой, но как существо, которое постоянно создается: эволюция является творческой. В понятии тождества и постоянства была бы надобность лишь тогда, когда нужно было бы для обретения реальных видимостей наложить на многообразные состояния, открываемые, как кажется, под этими видимостями, связь синтеза и единства. Но если предположить, что действительность по существу непрерывна и что находимые в ней пробелы искусственны, надобность апеллировать к принципу единства и постоянства отпадает.

	\|\| \|	Теории англо-американского прагматизма чрезвычайно родственны этим вышеописанным. Эти теории весьма разнородны, особенно в моральных и логических приложениях, которые пытались из них вывести. Но то, что составляет их единство и позволяет группировать их вместе, заключается именно в общих чертах решения, которое они дали проблеме сознания. У. Джемс, великий психолог прагматизма, придал этому решению его наиболее отчетливую и наиболее законченную форму. Его концепция одновременно противоречит, и почти по одинаковым основаниям, и концепции метафизического рационализма, и концепции эмпиризма...
«Теория опыта» Джемса	\|\|\|	[251—252] У. Джемс утверждает еще, что пришел он к этой теории только потому, что следовал с предельной строгостью правилам опыта: и он называет ее «теорией радикального эмпиризма», или «чистого опыта». Для него старинный эмпиризм оставался пропитанным метафизической и рационалистской иллюзиями. Он старался совершенно освободить его от них.
NB Джемс, Мах и попы	\|\|\|	Эти новые теории сознания бесспорно снискали в очень короткий срок весьма большие симпатии: англичане — Шиллер, Пирс, американцы — Дьюи и Ройс, во Франции и в Германии — ученые вроде Пуанкаре, Герца, Маха, Оствальда, а с другой стороны почти все те, кто хочет обновить католицизм, сохранив ему верность, могут быть ассоциированы с идейным течением, наиболее систематическое изложение которого дано Бергсоном и Джемсом. Бесспорно, кроме того, что эти симпатии кажутся в большой мере заслуженными..
	\|\|\|	[254—255] Мы увидим, в связи с проблемой познания и истины, что прагматизм действительно нередко приводил к скептическим выводам, но эти выводы далеко не являются необходимыми. Сан

505

Джемс, который в иные моменты кажется стоящим весьма близко к скептическому иррационализму, заметил как то, что при строгом истолковании опыта не следует считать, будто опыт дает нам понятие только об изолированных фактах, но он еще дает, и в особенности дает, понятие об отношениях, существующих между фактами...

Таким образом новая ориентация, которая проявилась в философии и которая была названа именем прагматизма, отмечает, По-видимому, бесспорный прогресс в научных и философских концепциях духа.

§ 4. ОБЩАЯ КОНЦЕПЦИЯ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

[256—261] Теперь пришлось бы уточнить, в чем состоят отношения, образующие психологический мир, и как они различаются от отношений, составляющих остальную природу и опыт. По этому предмету венский физик Мах дал, пожалуй, наиболее ясные указания*. Во всяком опыте то, что дано, зависит от множества отношений, которые, прежде всего, делятся на две группы: те, которые тождественно проверены всеми организмами, внешне аналогичными нашему, т. е. всеми свидетелями; и те, которые различаются, смотря по свидетелю. Психология имеет своим предметом все эти последние, и их совокупность образует то, что мы называем психологической деятельностью. Говоря точнее — первые не зависят от нашего организма и биологической деятельности. Вторые зависят от них интимно и неизбежно...

Математика, механика, физика, химия, биология — все это науки, из коих каждая выделяет группу отношений из совокупности отношений, заключенных в данном, и которые независимы и должны рассматриваться независимо от нашей организации. Это объективные отношения, предмет науки о природе, идеалом которой является исключение из данного всех отношений, делающих это данное зависимым от нашего организма...

Опыт показывает нам взаимное влияние биологического и психологического, систему отношений между ними. Почему бы не рассматривать каждый из этих двух порядков фактов как два порядка фактов природы, которые действуют и откликаются один на другой, как все другие порядки естественных фактов: явления тепловые, электрические, оптические, химические и др.? Между всеми этими порядками не больше и не меньше разницы, чем между порядком биологическим и порядком психологическим. Все явления должны рассматриваться в одном и том же плане и считаться могущими обусловливать одни другие.

_________

* Annie psychologique 1906, XII-е аnnёе. (Pans, Schleicher.)

506

«опыт есть факт»

Без сомнения, против этой концепции выставят то возражение, что она не объясняет, почему есть опыт и знание организмом этого опыта. Но не кажется ли, что можно было бы и должно было бы ответить, что этот вопрос, как все метафизические вопросы, есть вопрос дурно поставленный, несуществующий? Он проистекает из антропоморфической иллюзии, всегда противопоставляющей дух мирозданию. Нельзя говорить, почему есть опыт, ибо опыт есть факт и навязывает себя как таковой...

Опыт, или, беря менее двусмысленный термин, данное, до сих пор казалось нам зависимым от математических, механических, физических и других отношений. Когда мы анализируем эти условия, нам оно кажется, кроме того, зависящим от некоторых отношений, о которых в общем можно сказать, что они его искажают, смотря по индивидууму, которому оно дано: эти искажения составляют субъективное, психологическое. Можем ли мы установить — разумеется, все еще очень грубо и издалека — общий смысл этих новых отношений, этих искажений, т. е. направление, в котором научный анализ, прогрессируя ряд веков, дерзает открывать самые общие (принципы), подразумеваемые ими?

Опыт социально-организованных индивидов

Почему, другими словами, данное, вместо того чтобы быть тождественным для всех индивидов; вместо того чтобы быть непосредственно данным, составляющим лишь одно целое с знанием, которое о нем имеют, субъективно искажается? Искажается до такой степени, что изрядное число философов и здравый смысл дошли до того, что разбили единство опыта и выдвинули непреодолимый дуализм вещей и духа, являющийся не чем иным, как дуализмом опыта как он имеется у всех, в меру того, как науки его поправляют, и опыта как он искажен в частном сознании...

[271—272] Образы не тождественны с ощущениями, как это утверждал субъективизм, если придавать этому слову, двусмысленному по обширности своего значения, смысл непосредственных переживаний. В этом пункте анализ Бергсона был далеко не бесплоден. Образ есть результат некоторых отношений, уже содержащихся в непосредственном опыте, т. е. в ощущении. Но только это последнее содержит немало и других. Пусть будут даны только отношения, составляющие систему «образа» (система частичная, если сравнить ее со всей системой ощущения и

507

непосредственного опыта), — точнее говоря, пусть будут даны только те из отношений всей системы, которые влекут за собой для данного зависимость от организма, и тогда мы получим именно образ, воспоминание.

Определяя так воспоминание, мы лишь отразили новейшие результаты экспериментальной психологии и в то же время древнейшие идеи здравого смысла: воспоминание есть органическая привычка. Общим у воспоминания с примитивным ощущением являются лишь органические условия.

Ему недостает всех содержащихся в ощущении неорганических отношений с тем, что мы называем внешней средой.

))

Эта полная зависимость образа и эта частичная зависимость ощущения от органических условий позволяют также понять иллюзию, обман чувств, сновидение и галлюцинацию, когда отношения с внешней средой бывают до некоторой степени ненормально прерваны, и для индивида опыт оказывается сведенным к тому, что происходит в его организме, т. е. к отношениям, зависящим от последнего, следовательно, к чисто психологическому, к чисто субъективному...

))

§ 5. ПРОБЛЕМА БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО

[280] Наша жизнь, вполне сознательная, составляет лишь весьма ограниченную часть всей совокупности нашей психологической деятельности. Она является как бы центром световой проекции, вокруг которой располагается более широкая область полутени, постепенно переходящей в абсолютный мрак. Старинная психология делала очень крупную ошибку, считая психологической деятельностью лишь вполне сознательную деятельность.

Но если трудно преувеличить объем, занимаемый бессознательным в нашей организации, то и не следовало бы, как это очень часто делала некая прагматистская психология, преувеличивать качественное значение этого бессознательного.

Согласно некоторым прагматистам, ясное сознание, интеллектуальное и разумное сознание, является самой поверхностной и самой ничтожной частью нашей деятельности...

§ 6. ПСИХОЛОГИЯ И ПОНЯТИЕ ЦЕЛЕУСТРЕМЛЕННОСТИ

[285—286] Для непосредственного и поверхностного наблюдения высшая психологическая жизнь, конечно, кажется сплошь запечатленной целеустремленностью. Обобщая известным приемом от известного к неизвестному, мы видим, что издавна делались попытки и телеологического истолкования всей низшей

508

психологической жизни. Простейший рефлекс, как мигание глазом при слишком ярком свете, простейшие физические удовольствия и страдания, примитивные эмоции — не кажутся ли все эти факты предписанными интересом сохранения и прогресса вида, или же сохранением и прогрессом индивида? Начиная от амебы, этого зачаточного комочка протоплазмы, тянущегося к некоторым световым излучениям и старающегося избегать других, не относится ли вся деятельность, которую считают возможным называть сознательной, всегда к категории наклонности, а наклонность не есть ли целеустремленность в действии?

|||

Не приходится также удивляться, что Джемс, Тард и многие другие заключают из этих фактов, что психологические законы носят совсем иной характер, чем другие законы природы. Это телеологические законы...

|||

Телеологическая концепция психологического закона в сущности есть не что иное, как научная облицовка, наложенная на метафизические концепции, делающие из наклонности, волн к жизни, инстинкта, воли и действия основу всего существующего. Она была к тому же усвоена, разъяснена и развита прагматистами, сторонниками примата действия. Для них функциональная психология и психология финалистская суть однозначные термины...

§ 7. ПРОБЛЕМА БЕССМЕРТИЯ

[294—296] Антитеза неподдающихся анализу деятельности, действительности, с одной стороны, и отношения, с другой, сходит на нет, и как для духа, так и для материи должна быть сдана в категорию хлама устарелой метафизики. Все данное есть лишь синтез, анализом которого занимается наука, восстанавливающая его в его условиях и, в дальнейшем, разлагающая его на отношения.

Но в таком случае, что станется с бессмертием духа, особенно его личным бессмертием, ибо, вот уже две тысячи лет, это нам важнее всего. Не следовать закону вещей, не следовать закону всех живущих, не исчезать, не уничтожаться в другом! Подвергаться этому прекрасному риску, запоздало изобретенному плохим игроком, каким является человек, плохим игроком, который желает выиграть красавицу и требует, чтобы в его пользу подделали кости!

Несомненно, что система отношений едва ли может казаться вечной или бессмертной. Однако в этом нет ничего, что было бы абсолютной невозможностью. Невероятно — да! Невозможно — нет! Но только нужно было бы, на почве, на которой мы здесь стоим, чтобы опыт разрушил невероятность или, по крайней мере, превратил ее в вероятность.

509

Нужно было бы, чтобы он заставил нас открыть за субъективным условия, которые существовали бы после исчезновения организма, отношения, которые делали бы его частично зависимым от чего-то иного, чем этот организм. Это должен решить опыт. Один он способен устранить сомнения. Априорно говоря, ничто не препятствует тому, чтобы были открыты некоторые условия, некоторые отношения, которые повлекли бы за собой —частичную по крайней мере — неразрушимость одной части данного, например, сознания.

Но нужно ли это говорить? Опыт еще никогда не показывал нам подобного. Мне не безызвестно, что спириты утверждают противное. Но это только утверждение. Их опыты — по крайней мере те, которые не построены на трюках и на обмане (а таких не меньшинство ли?) — в нынешнем положении вещей могут, самое большее, внушить мысль, что существуют некоторые силы природы, некоторые механические движения, проявления которых мы знаем очень плохо, а условия и законы — еще хуже. Представляется даже вероятным, что они зависят от человеческого организма и относятся просто к бессознательному психологическому и к биологической деятельности организма.

И пред убожеством мнимых экспериментальных проверок загробной жизни теория бессмертия души может сохранить лишь форму, которую ей придали уже Сократ и Платон: это риск, на который приходится идти, — это призыв к неизвестному, и такой призыв, на который мало шансов получить когда-либо ответ...

бессмертие и агностицизм Рея

ГЛАВА VI

ПРОБЛЕМА МОРАЛИ

§ 1. ИРРАЦИОНАЛЬНАЯ МОРАЛЬ: МИСТИЦИЗМ ИЛИ ТРАДИЦИОНАЛИЗМ

[301—306] Новые философии, стало быть, прежде всего являются моральными учениями. И, кажется, эти учения можно определить так: мистицизм действия. Это позиция не новая. Она была позицией софистов, для которых также не существовало ни истины, ни заблуждения, а просто успех. Она была позицией после аристотелевских про бабилистов и скептиков, позицией некоторых номиналистов во времена схоластики, позицией субъективистов XVIII века, а именно — Беркли.

||NB

|||NB

510

Доктрины интеллигентских анархистов, как Штирнер и Ницше, опираются на те же предпосылки.

Таким образом, в реквизите нынешнего номинализма и прагматизма слова новее вещей...

Когда некоторые модернисты, как Леруа, находят в прагматизме оправдание католицизма, они там не видят, пожалуй, того, что некоторые философы — основатели прагматизма — хотели в нем почерпнуть. Но они черпают в нем выводы, которые могут быть из него сделаны законным образом и которые, впрочем, из него сделали, или почти сделали, выдающиеся прагматисты, как У. Джемс и философы чикагской школы. Кажется, я могу сказать даже больше того. Я думаю, что Леруа делает единственные выводы, которые законным образом должны были бы быть сделаны из этого образа мыслей...

Для прагматизма характерно то, что истинно все, что удается и что так или иначе приспособлено к моменту: наука, религия, мораль, традиция, обычай, рутина. Все должно приниматься всерьез, и всерьез должно приниматься то, что осуществляет цель и позволяет действовать...

Чем до сих пор разрушались традиции и догмы? Наукой, или, если предпочесть орудие изделию, разумом. Наука живет свободой; разум есть не что иное, в конце концов, как свобода обсуждения. Притом наука и разум прежде всего революционны, и построенная на них греко-западная цивилизация была, есть и будет цивилизацией бунтарей. Бунт доселе был нашим единственным средством освобождения и единственной формой, в которой мы могли познать свободу. Я имею в виду духовный бунт разума, господствующего над собой, а не грубый бунт, который был лишь оболочкой — часто полезной, порой необходимой — драгоценного металла, каким является первый.

		Таким образом, главной помощью, которую можно оказать традиции, сохранению древних моральных ценностей, пользуясь модным термином, является обесценение науки. Вот почему прагматизм, номинализм должны были иметь логическим следствием, как это очень хорошо видело большинство тех, которые к нему примыкали, при разумном понимании дела оправдание некоторых мотивов действия: религиозных, сентиментальных, инстинктивных, традиционных.
NB	\|\|\|	В той же плоскости, что и мотивы действия, почерпнутые в научном познании, или, еще логичнее, в более высоком плане, ибо наука имеет в виду лишь промышленное действие, новая философия должна была привести к узаконению иррациональной морали: порыв сердца или подчинение авторитету, мистицизм или традиционализм. Традицио-

511

нализм иногда даже заходит так далеко, что некоторые (У. Джемс, например) не колеблются возвращаться в морали к абсолютному рационалистских теорий морали...

§ 4. НАУКА О НРАВАХ

[314]... Для того чтобы была возможна эта концепция морали, как рационального искусства, очевидным образом необходимо, чтобы была возможной наука о нравах. Здесь-то метафизика вновь окрыляется надеждой. В самом деле, социология, лишь участком которой является эта наука о нравах, едва только народилась. Она все еще находится, как и психология, но гораздо менее ее подвинувшись вперед, в периоде, когда нужно оспаривать у метафизиков метод, предмет науки и ее право на жизнь. Кажется, впрочем, что вопрос здесь, как и в других местах, в конце концов будет решен в пользу научных усилий. Нельзя помешать болтовне метафизиков, но можно дать свободу словам и действиям. И вот социология, благодаря трудам Дюркгейма и его школы, работала и действовала...

ГЛАВА VII

ПРОБЛЕМА ПОЗНАНИЯ И ИСТИНЫ

§ 1. ТРАДИЦИОННЫЕ РЕШЕНИЯ

[325—326] Ученые, чисто ученые, довольно мало занимаются, правду сказать, этим вопросом об истине. С них достаточно прийти к утверждениям, которые получают всеобщее согласие и, следовательно, представляются необходимыми. Для них всякий опыт, методически проведенный и должным образом контролированный, является истинным. Экспериментальная проверка — вот, говорят они, критерий ИСТИНЫ. И ученые совершенно правы, ибо практика всегда оправдывала эту позицию. Предполагать, что она не всегда будет ее оправдывать, значило бы воображать нелепое, сомневаться ради удовольствия сомнения...

|||

[328—332] Современные рационалисты энергично защищались от нападений прагматизма, когда он утверждал, что разум рационалистов в конечном счете имел результатом обеспечение нашему духу верной копии действительности. И действительно, прагматизм упрекал рационализм в том, что он раздваивает познание на две синхронные части: предметы, или вещи в себе, и представления, которые о них составляет себе дух...

|||

512

§ 2. КРИТИКА ПРАГМАТИСТОВ

||
||

... Джемс утверждает, что истинно все, что оказывается проверенным на опыте, а в другие моменты все то, что обеспечивает какой бы то ни было успех нашей деятельности. И если принять это последнее предложение, то почти с необходимостью напрашивается вывод, что истины уже не существует. Ибо то, что удается сегодня, может не удаться завтра: случай, нередкий в практике, как это доказывают изменения законов и права, нравственных правил и религиозных верований, ученых мнений. Нынешняя истина — завтрашнее заблуждение; истина по сю сторону Пиренеев — заблуждение по ту сторону. Тема банальная. И эти выводы, которые основатель прагматизма Пирс решительно отстранил и с которыми боролся, от которых великая прагматическая философия, в частности Джемс, пыталась уйти при помощи тончайших уверток, — это те выводы, которые в общих чертах приняты большинством эпигонов. Кроме того, в связи с проблемой истины прагматизм стал синонимом скептицизма, как по части морали или веры он стал синонимом иррационального традиционализма.

sic!

|||

И все же, как во всякой критике, есть, конечно, доля правды в критике, которой прагматизм подвергает рационализм. О нем можно сказать то, что часто приходится говорить о критических теориях: разрушительная часть превосходна, но созидательная часть оставляет многого желать. Несомненно, что теория духа зеркала вещей и истины копии грубо поверхностна.

ха!

Эволюция научных истин чрез все ошибки, которым усеян путь науки, это доказывает.

С другой стороны, когда мы рассматриваем самих себя как организм, действующий в среде мироздания, верно, что мы не можем отделить область практики от области истины, ибо по всему, что мы говорили раньше, и после всех уроков науки мы не можем отделить истины от экспериментальной проверки. Истинны только те концепции, которые имеют успех. Но надо еще узнать, истинны ли они потому, что имеют успех, или они имеют успех потому, что истинны. Прагматизм всегда склоняется к тому, чтобы разрешить альтернативу в первом смысле. Здравый смысл, по-видимому, может разрешить ее только во втором...

§ 3. КОСВЕННОЕ УКАЗАНИЕ НА РЕШЕНИЕ ПРОБЛЕМЫ ИСТИНЫ

[333—334] Все знания, которые нам дает опыт, связаны между собой и систематизируются. Но они систематизируются не так, как в рационализме, силой деятельности, стоящей над ними, и которая навязала бы им свои формы. Эта концепция, желая

513

обеспечить прочность науки, приводит, наоборот, к скептицизму, ибо она делает из познания дело духа, а этот дуализм с неизбежностью ставит вопрос о том, не искажает ли данного это творение духа, познание. Здесь, напротив, наши знания систематизируются совершенно таким же образом, как они нам даются, и отношения данного имеют такую же ценность, как и само данное. В действительности непосредственное данное и содержащиеся в нем отношения составляют единое и не могут быть разделены. Все акты познания имеют одну и ту же природу и одинаковую ценность...

§ 4. ПРОБЛЕМА ЗАБЛУЖДЕНИЯ

[336—347] В [абсолютном реализме], в котором мы движемся до сих пор, нет, кажется, места заблуждению. Но вспомним, что мы отождествляли опыт и знание лишь в отправной точке. Настало время показать, что означает это ограничение.

()

realisme absolu*
(= исторический материализм)

Факт, установленный опытом, — что познания различных индивидуумов не являются в точности одинаковыми. Этому можно дать двоякое объяснение: либо существует столько различных действительностей, сколько есть индивидуумов (что нелепо: мы впали бы в субъективизм), — либо же, и к этой альтернативе мы вынуждены, следовательно, примкнуть, поскольку данное единственно и одно и то же для всех, то различия между познаниями, которые индивиды о нем приобретают, проистекают от условий, в которых они находились и находятся, иначе говоря, от некоторых индивидуальных отношений, которые существуют между ними и данным и которые научный анализ может выявить. Это вывод, к которому нас привели другие соображения при обсуждении проблемы сознания.		X
Мы видели, что данное содержало отношения, независимые от познающего индивида — объективные отношения, — и отношения, по которым данное зависит от познающего организма, — отношения субъективные.	\|\|\|	!
Допустив это, мы видим, что в опыте, и уже не в отправной точке, но по мере того, как мы его анализируем, происходит раздвоение между фактором познания и объектом познания. Это отношение, согласно сказанному	\|\|\|	NB

_______

* — абсолютный реализм. Ред.

514

нами, имеет ту же ценность, что и само данное. Оно навязывается нам с таким же правом, что и данное; откуда вытекает, что различие между духом и предметом недолжно ставиться, как нечто первоначальное, но как продукт анализа, как два очень общих отношения, которые анализ открывает в данном (У. Джемс); и это различие черпает свою ценность в ценности, приданной с самого начала опыту, взятому в целом, опыту единому и неделимому...

теория познания Рея =стыдливый материализм

()

|||

Истина — это объективное. Объективное — это совокупность отношений, не зависящих от наблюдателя. Практически это то, что признается всеми, что составляет предмет всеобщего опыта, всеобщего согласия, понимая эти слова в научном смысле. Производя анализ условий этого всеобщего согласия, ища за этим фактором право, отыскиваемое им, причину, обосновывающую его, мы приходим к такому выводу: научная работа имеет целью «рассубъективировать», обезличить опыт, растягивая и продолжая его методически. Следовательно, научный опыт продолжает грубый опыт. И между научным фактом и грубым фактом нет различий в характере.

Иногда говорили, что научная истина есть лишь абстракция. Конечно, она лишь абстракция, если рассматривать грубый, т. е. субъективный и индивидуальный опыт, ибо она исключает из этого опыта все, что зависит единственно от индивидуума, который познает посредством опыта.

|||

Но эта абстракция, напротив, имеет целью вновь обрести данное таким, как оно есть, независимо от изменяющих его индивидуумов и обстоятельств, открыть объективное, конкретное по преимуществу, реальное.

Интересно было бы постараться проверить эту общую теорию путем анализа некоторых знаменитых заблуждений. Например, система Птолемея показывает нам опыт, загроможденный индивидуальными представлениями, зависящими от земных условий астрономического наблюдения: это звездная система, как она видна с земли. Система Коперника — Галилея гораздо более объективна, так как она упраздняет условия, зависящие от того факта, что наблюдатель помещается на земле. В более общем смысле Пенлеве сделал замечание, что причинность в механике, в науке эпохи Возрождения и в науке нашего времени, обнимала

515

условия появления феномена, независимые от пространства и времени. Но дело в том, что условия положения в пространстве и во времени охватывают, особенно в механике, почти всю совокупность субъективных условий, которые уже недостаточно грубы, чтобы их исключать упрощенными соображениями.

Важный вывод: заблуждение не есть абсолютная антитеза истины. Как это утверждали очень многие философы, оно не носит положительного характера, оно скорее негативно и частично, оно есть в некотором смысле меньшая истина. Обнажая его, благодаря опыту, от подразумеваемого им субъективного, мы постепенно приходим к истине. Истина же, в полном смысле слова, раз уже достигнута, представляет собой абсолютное и предел, ибо она есть объективное, необходимое и всеобщее. Но только этот предел далек от нас почти во всех случаях. Он представляется нам почти математическим пределом, к которому мы все больше приближаемся, не имея возможности никогда дойти до него. Притом же история науки показывает нам истину в становлении развития; истина не сложилась, но она складывается. [Быть может] она никогда не сложится, но она будет складываться все больше и больше.

истина и заблуждение (приближение к диалектическому материализму)

|||||

Напоследок может быть поставлен еще один вопрос — не одержимы ли мы еще, вместо того чтобы довольствоваться тем, что есть, все той же старинной метафизической иллюзией, заключающейся в стремлении дознаться, почему существуют вещи. Почему опыт имеет субъективные условия? Почему познание его не является для всех непосредственно едиными тождественным? Мы имеем как будто право отказаться от ответа; но тут благодаря психологии можно было бы, кажется, дать положительное указание.

языкоблудие с «опытом»

Если бы полный опыт имел в какой-нибудь мере знание о себе самом, как бог пантеистов, это знание действительно было бы непосредственно единым и тождественным. Но в опыте, как он нам предстает, знание опыта дается отрывочно, и только для этих отрывков опыта мы являемся собой.

||«опыт»

516

l'experience = le milieu?*

(

Биология и психология учат нас, что мы сложились или, вернее, складывались в то, что есть, путем приспособления, непрерывного равновесия со средой. Из чего можно в общем заключить, что наше познание должно, прежде всего, откликаться на потребности органической жизни. Кроме того, вначале оно бывает ограниченным, смутным, весьма субъективным, как в инстинктивной жизни. Но раз сознание появилось в игре всемирных энергий, оно сохраняется и усиливается по причине своей практической полезности. Эволюционируют и развиваются всеболее и более сложные существа. Сознание становится более точным, более определенным. Оно становится умом и рассудком. И вместе с тем более полным становится приспособление к опыту, соответствие ему. Наука — лишь высшая форма этого процесса. Она имеет право надеяться, даже если она его никогда не достигает, на познание, составляющее уже только одно целое с данным, абсолютно, адекватным предмету: объективное, необходимое и всеобщее. Теоретически ее притязание оправдано, потому что оно лежит в направлении эволюции, происходившей до сих пор. Практически же это притязание, по всей вероятности, никогда не будет удовлетворено, ибо оно отмечает предел эволюции, и для того чтобы его достигнуть, нужно было бы состояние мироздания, совершенно отличное от нынешнего состояния, и род отождествления между мирозданием и опытом познания...

)

Наиболее искусственная из всех абстракций та, которая исключает из опыта результаты разумного труда и успеха эволюции.

Эта эволюция определенно направлялась практикой и к практике, ибо она передается и осуществляется благодаря непрерывному приспособлению существа к своей среде. Кто стал бы это отрицать в наши дни? Это ведь одна из самых решающих побед прагматизма над ископаемым отныне рационализмом. Но она не означает, что истинное определяется функцией полезности и успеха. Она, напротив, означает, что полезное, успех суть следствие обладания истиной...

______

* — опыт = среда? Ред.

517

Чтобы толково и точно выразить соотношения практики и истины, По-видимому, следовало бы, таким образом, говорить не: истинно то, что удается, но удается то, что истинно, т. е. то, что сообразно с действительностью, поскольку дело касается попытки к действию. Прямое действие является результатом точного знания реальностей, в среде которых оно совершается. Мы поступаем правильно в меру нашего действительного знания.

стыдливый материализм

§ 5. ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ

Все согласятся, я полагаю, что мы утверждаем в качестве истинного и объективного то, что не зависит от индивидуального коэффициента, встречающегося у каждого индивида в акте познания. Но там, где обнаруживаются расхождения, придется сказать, в какой момент исчезает индивидуальный коэффициент. Могу ли я, перед лицом какого бы то ни было экспериментального утверждения, провести деление между тем, что констатировано всеобщим образом, и тем, что констатировано только мной?

Мы говорили, в общем смысле, что наука как раз во всех случаях стремилась провести это деление. В сущности, у науки нет другой цели. Она смогла бы определить себя этим признаком. Практически же у нас уже имеется первый способ отличить то, что истинно и объективно, от того, что субъективно и иллюзорно.

Истинным будет то, что будет получаться при помощи строго примененных научных методов. На ученых возложена задача выработать, уточнить и определить эти методы. Этот первый критерий строже слишком туманного правила, которое мы давали до сих пор: всеобщего согласия. Ибо всеобщее согласие может быть всего лишь всеобщим предрассудком...

|путает

Нужно условиться: истина, которой человек может достигнуть, есть человеческая истина. Этим словом мы не хотим сказать, что она релятивна в скептическом смысле слова. Но мы хотим сказать, что она зависит от строения человеческого вида и действительна только для этого вида...

X
релятивна в скептическом смысле!!!

518

ха!

(
|||

[[

Впрочем, нужно раз навсегда покончить с некоторыми софизмами: истина, действительная для всего рода человеческого, человеческая истина, для человека является абсолютной истиной, ибо если предположить, как это делают сторонники внечеловеческого абсолютного, что она не является отпечатком действительности, она, по крайней мере для человека, все же есть единственно возможный точный перевод, абсолютный эквивалент ее...

[351—352] Один современный ученый, Пуанкаре, утверждал...что физика никогда не имеет дела с тождественными фактами, а просто с фактами, очень похожими одни на другие. В таком случае, на что нам наука, ибо если она хочет быть строго точной, то каждый новый факт требует нового закона?

Это возражение носит тот же характер, что и следующее: каждый факт охватывает бесконечное. Следовательно, нам нужна была бы полная наука, чтобы о малейшем предмете иметь малейшее точное знание. Оно разрешается таким же образом и почти само собой...

финал = стыдливый материализм

((

В итоге — данное есть научный объект, ибо оно поддается анализу, и этот анализ открывает нам условия его существования. Наука достоверна потому, что всякий производимый ею анализ постепенно приводит нас к экспериментальным интуициям, имеющим ту же ценность, что и данное; так что наука имеет ту же степень достоверности, что и существование объясняемой ею вселенной и мое собственное существование, также познаваемое мной экспериментальной интуицией.

ГЛАВА VIII

ОБЩЕЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ: ФИЛОСОФИЯ ОПЫТА

[354—357] Мы то и дело, с самого начала эллинской философской мысли, находим все те же две или три общие ориентации метафизического духа. Это ориентации, по которым все учебники обычно еще классифицируют философские системы под наименованиями материализма, спиритуализма и идеализма.

В сущности — если рассматривать вещи с очень общей точки зрения, на которую мы здесь становимся,

519

т. е. с точки зрения «особой шкалы ценности», которую нам дает каждая из этих ориентаций — поскольку спиритуализм и идеализм часто представляют самые близкие аналогии, можно сказать, что метафизика всегда ставила нас перед лицом двух больших ценностных шкал: материалистической шкалы и идеалистическо-спиритуалистической шкалы. Эти две шкалы взаимнопротивоположны, и каждая почти является перевернутым изображением другой.

|||

В идеалистическо-спиритуалистической шкале наверху лестницы находится дух; это он придает смысл и ценность всему остальному, либо вместе с идеализмом представляя единственную реальность, так как материальные видимости создаются им или существуют только для него, либо вместе с спиритуализмом являя, сверх материальной действительности, которая составляет лишь его опору или его окружение, высшую действительность, в которой природа завершается и которою она объясняется. — В материалистической шкале, напротив, все исходит от материи и все к ней возвращается. Она — вечный и [неизменный] творец всех зрелищ вселенной, включая и зрелище жизни, и зрелище сознания. Жизнь лишь особый — среди бесконечного множества других — вид комбинаций, которые слепой случай извлекает из первичной материи. Сознание, мысль суть лишь явления жизни; мозг выделяет их, как печень выделяет желчь...

суждение об идеализме и материализме

|||вздор!

Мысль или, на худой конец, нечто из порядка нематериального и свободного духа необходимы и как высший принцип объяснения, и как существенное начало бытия и творения. Поставьте дух, и в природе все станет понятно. Уничтожьте его, и природа станет непонятной. Она испарится в ничто.

Материализм, напротив, утверждает — если мне позволено будет применить тот же упрощенный прием, — что каждый опыт, объясняющий нам психологический факт, сводит его к органическим фактам. Органическая материя мало-помалу сводится к неоргани-

3 000 лет идеализма и материализма
\

520

ческой материи. Сила есть не что иное, как побуждение к толчку; это движение, составное с другим. Стало быть, в основе вещей мы находим лишь грубое и слепое движение.

И вот скоро уже три тысячи лет, как эти ценностные системы подхватываются в каждом поколении, развиваются, иногда уточняются, очень часто затемняются ухищрениями мысли, которая никак не хочет признать себя побежденной. А мы почти так же мало подвинулись вперед, как в самом начале.

Не значит ли это, в таком случае, что вопросы, дебатируемые этими противоречивыми системами, праздны и плохо поставлены? Желание установить между вещами объяснительную иерархию не есть ли вполне антропоморфический предрассудок? И не принадлежит ли этот предрассудок в гораздо большей степени к стремлениям индивидуального чувства, нежели к рациональной дискуссии?

ха!!	\|\|	В сущности эти системы ставятся и противопоставляются одна другой в целях, весьма отличных от объективного познания, и забота о них не имеет ничего общего с беспристрастным исканием истины. И так как они не имеют отношения к позитивной дискуссии, не будем больше заниматься их обсуждением.
	((	Либо я сильно ошибаюсь, либо современная философия в своих живых и мощных течениях, каковые суть позитивизм и прагматизм, клонится к этому выводу*...

[358—362] Если под философией подразумевать те умозрения, которые по ту или по эту сторону опыта ищут начала, конца и природы вещей, бесполезных основ науки или действия, отягчая то, что прямо известно, непознаваемым, которое должно его оправдать, если, одним словом, подразумевать старинные диалектики, будут ли они рационалистические или скептические.

________

W. James о прагматизме

)

* У. Джемс, определяя прагматизм, настаивает на мысли, что это система, отворачивающаяся от априорных объяснений, от диалектики и метафизики, чтобы постоянно обращаться к фактам и опыту.

521

идеалистические пли материалистические, индивидуалистические или пантеистические, эти ученые, кажется, одержали победу. У всех этих метафизик уже только один эстетический интерес, который, впрочем, может быть захватывающим для тех, кто питает к ним пристрастие: это индивидуальные грезы возвышенных и мало практичных умов...	\|\|
Науки складываются одновременно из совокупности некоторых экспериментальных результатов и из теорий целого, совокупности, которые всегда в какой-то мере являются гипотезами. Но эти гипотезы необходимы науке, ибо, предвосхищая будущий опыт и неизвестное, именно им мы обязаны успехами науки. Они систематизируют все известное так, чтобы пролить свой свет на неизвестное.
Почему бы философии не быть, таким же образом, общим синтезом всех научных знаний, усилием представить себе неизвестное функцией известного, чтобы помочь его открытию и поддержать научный дух в его настоящей ориентации?	\|блягер!*
Она бы отличалась от науки лишь большей общностью гипотезы; философская теория, вместо того чтобы быть теорией группы изолированных и хорошо разграниченных фактов, была бы теорией совокупности фактов, которые нам являет природа, системой природы, как говорили в XVIII веке, или же по крайней мере прямым вкладом в теорию такого рода.	дура!
Философская точка зрения не противопоставляется научной точке зрения; она с ней сопоставляется. Даже когда ученый прилагает все усилия к тому, чтобы достигнуть позитивности, он есть философ, ибо сама позитивность есть философия...	бим, бам!
Наука не должна отличаться от философии ни предметом (он один и тот же: дать отчет об опыте), ни методом (он должен быть такой же, ибо научная дисциплина по самому своему определению есть единственная дисциплина, которою наш разум мог бы быть удовлетворен).
Нет, различие между ними лишь в точках зрения, а отличает, и единственно должно отличать, научную точку зрения от философской то, что последняя гораздо более обща и всегда немножко предстает как авантюра....	уф!

[364—369] История показывает нам, что, когда наука слишком отдаляется от самых общих человеческих забот, составляющих суть

________

* — blagueur (франц. ) — хвастун, враль. Ред.

522

защита от материализма

большинства философских проблем, когда бремя ответа на эти заботы она оставляет другим умозрениям или традиционным верованиям по необходимости или в излишнем благоразумии, она прозябает или приходит в упадок. Нужно, значит, и непременно нужно, чтобы завоевания науки и научного духа были защищены, в случае надобности наперекор им самим, от чрезмерной самонадеянности или от авантюры, когда они превышают свои права. Ибо чрезмерная смелость — какую являют нам, например, некоторые материалистические обобщения, — у здравых и прямых умов не менее опасна для науки, чем у простонародья его робость и опасливый ум. Стало быть, одна из существенных задач философии заключается в том, чтобы поддерживать общую атмосферу, необходимую для развития науки, для нормального поддержания и распространения научного духа...

Но, конечно, философия сможет выполнить двойную миссию, к которой она нам кажется призванной: координировать усилия ученых и служить открытиям вдохновляющими гипотезами, с одной стороны, а с другой создать атмосферу, необходимую для прогресса науки, — только в том случае, если она будет стремиться быть лишь организующим синтезом наук, рассматриваемых и понимаемых так, как их видят и понимают ученые, словом, синтезом, сделанным исключительно в научном духе.

(

Приятно, однако, видеть, в меньшей степени, конечно, в прагматизме, но все же еще в достаточно высокой степени, что нынешние философские изыскания, решительно порывая с метафизическими блужданиями предшествующего периода, весьма добросовестно осведомлены о научных работах, стараются сообразоваться с ними и черпают в них свое вдохновение.

Бесспорно, что в наши дни складывается очень живое и очень четкое научное чувство, которое у одних развивается параллельно-религиозному или моральному чувству и как бы в иной плоскости, где столкновение невозможно, и которое у других заменило это религиозное чувство и служит к полному удовлетворению их потребностей. Этим, по прекрасному выражению Ренана, наука дала символ и закон. Они заняли истинно позитивную позицию, сохранившую от старинного рационализма его непоколебимую веру в человеческий разум, восприяв вместе с тем от

523

	бесспорного триумфа экспериментального метода тот бесспорный результат, что разум есть лишь непрерывное усилие духа приноровиться к опыту и все глубже познать его, взаимопроникновение объективной действительности и субъективной мысли.		\|\|
	Мне кажется, что будущее философии лежит на этой стороне, ибо с этой стороны находится истина. Как и во всех пророчествах, здесь есть только акт веры. Оправдается ли оно, скажет будущее. И так как это акт веры, то я считаю законными все другие акты веры, при условии, что те, которые их совершают, так же поступят по отношению ко мне. Я считаю даже счастьем, что одно идейное течение имеет перед собой поток противоположных идей; оно утончается, развивается, исправляется и уточняется благодаря критике противников.
	Философскую позицию, которая была набросана на протяжении этих кратких очерков, можно было бы назвать рационалистическим позитивизмом, абсолютным позитивизмом или сциентизмом. Во избежание всякой двусмысленности, может быть, лучше было бы назвать ее экспериментализмом, что указывало бы одновременно и на то, что она целиком покоится на опыте — но, в противовес старинному эмпиризму, на контролируемом опыте, являющемся плодом научного экспериментирования, — и на то, что она отказывается в своем абсолютном реализме и в своем экспериментальном монизме выходить за пределы опыта.	\|\|	!! позитивизм, экспериментализм, реализм = «позитивизм абсолютный или рационалистический»
\|\|	Опыт — это прежде всего и непосредственно совокупность наших ощущений, то, что мы называем явлениями.	\|\|	опыт =сумма* ощущений

Но он начинается с анализа самого себя, как только им займутся внимание, размышление, ибо эта совокупность ощущений есть лишь грубое и очень поверхностное видение данного. Почти тотчас же в нем и под ним распознаются некоторые из отношений, которые в нем содержатся и составляют его истинную суть. Наука старается постепенно производить этот анализ, все глубже проникающий в природу данного.

___________

* — сумма. Ред.

524

«chose en soi»?*	>	Если хотят представить непосредственно данное точкой, то для того, чтобы получить изображение реального данного, нужно представить себе, что эта точка есть лишь проекция прямой, продолжающейся за нею. Эта прямая может разбиваться на несколько отрезков, из которых каждый будет охватывать, при отсутствии между ними непроницаемых перегородок, семейства отношений, от которых зависит непосредственное данное.
	↑	Каждое из этих семейств будет образовано в силу определения, которое будет опираться на природные сродства, которыми эти отношения объединены между собою. Это будут отношения числа и положения, отношения механические, физические и т. д. и, наконец, отношения психологические, определяемые своей зависимостью от организма, к которому относится данное. Сколько подобных групп отношений, столько же особых наук.
↑		Философия, напротив, пытается представить себе прямую по всей ее длине и во всей ее непрерывности. Но линия во всей ее совокупности, как и точка, при помощи которой она проектирует себя, непосредственное данное, как и отношения, которые его дополняют по мере анализа, носят один и тот же характер.

Это суть данные опыта. И их совокупность составляет один и тот же опыт: человеческий опыт. Это наша психологическая конституция, а не природа вещей отличает мир от восприятия, вселенную от науки; и это отличие временно и случайно.

Стало быть, опыту нужно лишь быть объясненным. Объяснить его — значит просто изложить отношения, которые он содержит и которые сам собой доводит до нашего сведения, если мы умеем воспринимать его уроки. А наука начинает заниматься ими. Но, будучи всей действительностью, опыт не нуждается в оправдании: он существует.

Конец.

_____________

* — «вещь в себе»? Ред.

525

СОДЕРЖАНИЕ

.......

— § 6. Идеи математика Пуанкаре. Пуанкаре.

......

Стр. 6—7; 28—29 = две линии

33 = истина = ? для прагматизма и 35

49 = объективная ценность науки = центр

Математика и прагматизм — 62

80: прагматисты тащили к себе Пуанкаре;

и Мах 90

Рей = чистый агностик 94 (93)

98: Max + объективность = Рей?!

100: Понятия = копии реальности

Объективность 105

113: вульгарный материализм*

Замечания написаны в 1909 г.

Впервые напечатаны в 1933 г. в книге «Философские тетради»

Печатаются по подлиннику

________

* Написано В. И. Лениным на полях приложенного к книге А. Рея издательского объявления о выходе новых книг. Ред.

Ленин: революционер, мыслитель, человек

Сайт о жизни и деятельности В. И. Ленина

Абель Рей. «Современная философия»

Ленин В.И. Полное собрание сочинений Том 29

АБЕЛЬ РЕЙ. «СОВРЕМЕННАЯ ФИЛОСОФИЯ»²¹⁵

ПРЕДИСЛОВИЕ

ГЛАВА I

СОВРЕМЕННЫЙ ЦЕНТР ФИЛОСОФСКИХ ДИСКУССИЙ

ГЛАВА II

ПРОБЛЕМА ЧИСЛА И ПРОТЯЖЕННОСТИ. КОЛИЧЕСТВЕННЫЕ СВОЙСТВА МАТЕРИИ

ГЛАВА III

ПРОБЛЕМА МАТЕРИИ

ГЛАВА IV

ПРОБЛЕМА ЖИЗНИ

ГЛАВА V

ПРОБЛЕМА ДУХА

ГЛАВА VI

ПРОБЛЕМА МОРАЛИ

ГЛАВА VII

ПРОБЛЕМА ПОЗНАНИЯ И ИСТИНЫ

ГЛАВА VIII

ОБЩЕЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ: ФИЛОСОФИЯ ОПЫТА

СОДЕРЖАНИЕ

Ленин: революционер, мыслитель, человек

Сайт о жизни и деятельности В. И. Ленина

Абель Рей. «Современная философия»

Ленин В.И. Полное собрание сочинений Том 29

АБЕЛЬ РЕЙ. «СОВРЕМЕННАЯ ФИЛОСОФИЯ»215

ПРЕДИСЛОВИЕ

ГЛАВА I

СОВРЕМЕННЫЙ ЦЕНТР ФИЛОСОФСКИХ ДИСКУССИЙ

ГЛАВА II

ПРОБЛЕМА ЧИСЛА И ПРОТЯЖЕННОСТИ. КОЛИЧЕСТВЕННЫЕ СВОЙСТВА МАТЕРИИ

ГЛАВА III

ПРОБЛЕМА МАТЕРИИ

ГЛАВА IV

ПРОБЛЕМА ЖИЗНИ

ГЛАВА V

ПРОБЛЕМА ДУХА

ГЛАВА VI

ПРОБЛЕМА МОРАЛИ

ГЛАВА VII

ПРОБЛЕМА ПОЗНАНИЯ И ИСТИНЫ

ГЛАВА VIII

ОБЩЕЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ: ФИЛОСОФИЯ ОПЫТА

СОДЕРЖАНИЕ

АБЕЛЬ РЕЙ. «СОВРЕМЕННАЯ ФИЛОСОФИЯ»²¹⁵