Содержание материала

 

 

§ 3. ИСТОКИ ОЦЕНОК И ПРЕДЛОЖЕНИЙ ЗАПИСОК ПО НАЦИОНАЛЬНОМУ ВОПРОСУ

Ряд фундаментальных оценок и предложений, сформулированных в записках «К вопросу о национальностях или об "автономизации"», вызвал удивление делегатов XII съезда. Делегаты пытались объяснить себе и другим очевидное противоречие между тем, что они знали о взглядах Ленина по этим проблемам и об отношении его к отдельным политическим деятелям, замешанным в этом конфликте, с одной стороны, и тем, что было написано в представленных им записках Ленина, — с другой. А.С. Енукидзе, например, был удивлен критикой, которой подвергся Г.К. Орджоникидзе, и считал, что она явилась результатом «односторонней неправильной информации», которая поступала к Ленину[1067]. А.И. Микоян говорил о странной теории, требовавшей «перегнуть палку» и пойти на формальное и фактическое введение неравенства между народами ради достижения правильных интернациональных связей между ними. Сталин указывал на «забывчивость» Ленина как на причину появления ряда упреков в записках. Если учесть, как Сталин ответил на письмо Фотиевой, в котором она сообщала ему о существовании «статьи» Ленина («он в это дело не вмешивается»)[1068], то можно предположить, что он сомневался в ленинском авторстве ее. Все это говорит о том, что многие современники, читая эту «статью», оказывались в трудном положении. И не верить в ленинское авторство нельзя, а если поверить, — сразу возникает вопрос о причинах таких перемен во взглядах Ленина. Искали ответ. В этих условиях для людей, посвященных в происходившую вокруг Ленина борьбу, вопрос об авторстве получал единственно возможное и, как казалось, естественное объяснение: болезнь и интриги сделали свое дело.

Если Ленин, не погрешив против истины, не мог сказать, что процесс образования СССР прошел мимо него, то возникает вопрос: кто из руководителей партии мог сказать, что эта проблема его миновала? Молотов и Куйбышев были сторонниками Сталина. Судя по всему, на близких позициях стоял и Рыков. Позиция Томского неизвестна, но как противник Сталина он о себе в это время никак не заявил. В той или иной мере против сталинского плана «автономизации» и в поддержку национал-уклонистов в сентябре—декабре 1922 г. выступали Каменев, Зиновьев, Бухарин и Калинин. Однако они принимали активное участие в подготовке объединения советских республик и в урегулировании конфликта в ЦК КП Грузии. Из членов Политбюро ЦК РКП(б) только Троцкий мог сказать о себе нечто подобное: он откровенно игнорировался Лениным в тех случаях, когда дискуссия о форме федерации приобрела наибольшую остроту; он не принимал активного участия в подготовке этого вопроса для октябрьского и декабрьского (1922) Пленумов ЦК РКП(б), для I съезда Советов СССР[1069]. Анализ текста записок не раз наталкивал нас на мысль о близости позиций их Автора со взглядами Троцкого. Совпадают также побудительный мотив, или предлог (конфликт в КПГ) и время обращения к проблематике Союза — после его образования. Оба пытаются использовать грузинский конфликт с тем, чтобы, придав ему принципиальное значение, поставить под сомнение целесообразность образования СССР.

Конечно, сказанного недостаточно, чтобы указать на Троцкого как на автора (или соавтора) этих записок. Нужны дополнительные аргументы. Нам представляется, что они есть. Они содержатся в комплексе материалов, наработанных комиссией в составе Н.П. Горбунова, Л.А. Фотиевой и М.И. Гляссер, созданной Лениным в конце января 1923 г. для изучения материалов комиссии Дзержинского, но фактически занимавшейся подготовкой политической атаки против Сталина. Материалы эти иногда использовались историками и публицистами, но исключительно как носитель политической информации и не анализировались в качестве исторического источника. Между тем такой анализ проливает свет на интересующую нас проблему.

В состав комиссии входили управляющий делами СНК РСФСР Горбунов, а также двое технических секретарей ленинского секретариата (далее мы будем называть ее комиссией Совнаркома). Считается, однако, что Ленин наделил ее огромными полномочиями — давать свои оценки решениям высших государственных и партийных органов, включая ЦК и его органы, Политбюро, Оргбюро и Секретариата. Но прямых указаний Ленина на этот счет нет. Невероятно, чтобы Ленин группу технических работников своего аппарата поставил над высшими партийными органами, отдал на их суд комплекс сложнейших политических проблем, вызывавших дискуссию в руководстве РКП (б) и национальных партийных организаций, а также острый конфликт в КП Грузии. К тому же сами члены ее, выполняя поручение Ленина и обращаясь в Политбюро за материалами, не называли себя «комиссией».

Впервые комиссия заявила о себе двумя записками, которые различаются адресатом и подписями: записка от 25 января адресована Сталину (имеет обращение — «т. Сталин») и подписана Фотиевой и Горбуновым, а записка от 27 января, подписанная Фотиевой, Гляссер и Горбуновым, адресована иначе:

«В Секретариат ЦК РКП

тов. Сталину».

Текст обеих записок одинаков: «По поручению т. Ленина, переданного им лично т. Фотиевой, просим Вашего распоряжения предоставить нам на необходимый срок все материалы Грузинской комиссии, имеющиеся в секретариате ЦК для детального изучения с обязательством сохранения их в строжайшей тайне»[1070].

Документы Политбюро не дают оснований считать, что она воспринималась как комиссия, наделенная Лениным широкими политическими полномочиями. Со своей стороны Политбюро никаких политических прав ей не предоставляло. 1 февраля 1923 г. Политбюро действительно рассмотрело их заявление «о выдаче им материалов грузинской комиссии для изучения их по поручению т. Ленина» и решило: «Разрешить Секретариату ЦК материалы выдать», а «вопрос о докладе т. Ленину отложить до заключения проф. Ферстера»[1071]. Название «комиссия» появляется позднее, очевидно, в процессе работы, и зафиксировано в заголовке архивного дела, в котором собраны наработанные материалы («Черновые материалы по "грузинскому вопросу" комиссии Совнаркома, созданной по поручению В.И. Ленина в составе Н.П. Горбунова, Л.А. Фотиевой, М.И. Гляссер»)[1072]. Ее политическое положение и возможности определялись не положением Ленина, а тем, что это была «комиссия Совнаркома». Иначе говоря, комиссия не партийная. И это сразу много проясняет и в ее составе, и в ее компетенции. Она не могла играть самостоятельной политической роли, поскольку в существовавшей тогда системе власти именно компартия использовала государство как главное орудие осуществления диктатуры пролетариата. Но и положение ее как комиссии СНК должно быть уточнено. Решение СНК РСФСР о создании такой комиссии историкам неизвестно. Отсутствие официального статуса могло означать одно — Ленин не собирался придавать этой комиссии никакого политического самостоятельного значения и противопоставлять ее какой бы то ни было официальной партийной или государственной инстанции, в частности той же комиссии ЦК, с материалами которой она должна была ознакомиться. Остается только вспомогательная, чисто техническая роль — подготовить материал, чтобы довести его до Ленина в удобном для него виде. Это признавала и член комиссии М.И. Гляссер в письме Бухарину, так определяя ее задачи: «для ознакомления с материалами к[оми]ссии т. Дзержинского» (курсив наш. — B.C.)[1073].

Итак, задача, стоявшая перед этой комиссией Совнаркома, — подготовить материалы комиссии Дзержинского для ознакомления с ними Ленина. Границы «грузинского вопроса», как он понимался тогда, очерчивались достаточно определенно — конфликтом в ЦК КП Грузии, вызванным попытками части ЦК КПГ ревизовать решение октябрьского (1922) Пленума ЦК РКП(б), их критикой стиля и методов работы секретаря Заккрайкома РКП(б) Орджоникидзе, включая инцидент с пощечиной. Освещение именно этих вопросов мы вправе ожидать в материалах, которые накапливала и анализировала комиссия. Однако, как мы увидим далее, реальная ее работа существенно отличалась от задачи, поставленной перед ней при ее создании.

Переписка членов комиссии, а также черновые варианты документов, которые она готовила, позволяют увидеть запрограммированность работы ее членов, политическую направленность их усилий и поставить вопрос о связи между работой комиссии и записками «К вопросу о национальностях или об "автономизации"».

Считается, что работой этой комиссии руководил Ленин. Об этом в «Дневнике дежурных секретарей» оставили ряд записей Гляссер и Фотиева, однако их рассказы опровергаются записями дежурных врачей[1074]. В записи от 5 февраля Гляссер сообщает о 20-минутной беседе с Лениным. Она важна тем, что в ней зафиксированы распоряжения Ленина относительно задач и прерогатив этой комиссии. По уверению Гляссер, Ленин, охарактеризовав функции комиссии как «весьма неопределенные», поставил задачи на ближайшее время и предупредил, что комиссия должна учитывать вероятность «расширения» круга вопросов и объема работы за счет привлечения «дополнительных материалов». На будущее откладывалось («в ближайшие недели мы решим») планирование работы и определение сроков ее окончания, а также определение той «формы», которую следует придать подготовленным документам, а пока распорядился лишь «руководствоваться необходимостью составить общий обзор всех данных по тем вопросам, которые наметила комиссия, а также и по тем вопросам, которые он будет в течение работы нам задавать»[1075]. Если оценивать эти установки с позиций традиционной историографической схемы, то в политическом плане они означали желание Ленина иметь свободу манёвра, чтобы в полной мере использовать «грузинский инцидент» против Сталина. Однако врачи безжалостно сводят на нет все усилия Гляссер, констатируя, что после обеда (т.е. в то время, на которое указывает Гляссер) Ленин спал, «затем вечером читал»[1076]. Ленин действительно работал с секретарем в этот день, но утром. Утренняя работа зафиксирована записью Фотиевой, которая, однако, ничего не пишет о том, что обсуждался «грузинский вопрос». Эта сфабрикованная под дневник запись Гляссер очень важна для понимания истории работы так называемой «ленинской комиссии» — она служит единственным свидетельством о стремлении Ленина значительно расширить первоначально поставленные перед «комиссией» задачи, и, видимо, предназначена для объяснения появления среди ее материалов таких, которые выходят далеко за круг заявленных на Политбюро и зафиксированных в ее самоназвании функций. Эта запись Гляссер во многом обесценивает ее свидетельство о руководстве Лениным работой комиссии, содержащееся в ее письме Бухарину от 11 января 1924 г., о том, что Ленин «имел уже свое предвзятое мнение, нашей работой буквально руководил и страшно волновался, что мы не сумеем доказать в своем докладе то, что ему надо и он не успеет до съезда подготовить свое выступление» (курсив наш. — B.C.)[1077].

В качестве доказательства руководства Ленина работой комиссии используется запись вопросов, продиктованных якобы Лениным[1078]. Но документ этот не датирован*, не подписан и ничто не говорит в пользу ленинского авторства его. Уверенность в авторстве опирается только на авторитет работников ленинского секретариата, которого, как мы теперь понимаем, явно недостаточно для окончательного решения этого вопроса. Политическая направленность записки вполне созвучна запискам «К вопросу о национальностях...», что, на первый взгляд, указывает на ее принадлежность Ленину. Однако первые три вопроса касаются фактов, Ленину давно известных, а четвертый указывает на попытку связать рукоприкладство Орджоникидзе с подавлением политических противников. Такая установка требует объяснения, так как все поступавшие к Ленину свидетельства очевидцев, как было показано выше, исключают такую связь. Шестой вопрос сформулирован так, как будто автор его не имел разговоров по поводу этой истории с Дзержинским и Рыковым после их возвращения из Грузии. Только пятый вопрос — о «линии» ЦК при Ленине и в отсутствие его — кажется естественным, но он сам по себе не может свидетельствовать о ленинском авторстве записки, так как носит общий характер.

Если все же допустить, что эти вопросы принадлежат Ленину, то не уйти от вывода, что многое им было уже забыто. Последнее не исключено, но в этом случае обесцениваются выводы и предложения, содержащиеся в записках «К вопросу о национальностях...» Однако документы, продиктованные Лениным в декабре 1922 — начале февраля 1923 г., говорят, что не следует переоценивать влияния болезни на его интеллектуальные способности. Это обстоятельство — аргумент против ленинского авторства записки. Кто же ее автор?

В материалах комиссии Совнаркома имеется еще одна очень интересная записка, отражающая внутреннюю работу комиссии, ее методы. В Полном собрании сочинений В.И. Ленина эта записка опубликована с некоторыми искажениями[1079]. Как и первая, она не подписана, не датирована и не зарегистрирована. Считается, что в ней выражена ленинская воля. Однако ее содержание заставляет усомниться в ленинском авторстве.

Записка состоит из трех разных блоков. В первом содержится установка, которую нельзя оценить иначе, как интригу или давление на Председателя ЦКК А.А. Сольца. В ней проявляется не лояльное отношение к другим членам ЦК. Нет никаких оснований считать, что Ленину, чтобы повлиять на решение вопроса, который он считал важным и принципиальным, приходилось прибегать к намекам Сольцу и еще вдобавок «кому-либо». Вопросы второго блока связаны с пунктом 1 первого блока, посвященного рукоприкладству Орджоникидзе, и вызывают удивление, так как фиксируют незнание Ленина отношения Сталина к этой истории («Знал ли Ст[алин]?» «Почему не реагировал?»). Понять эти вопросы, если их ставил Ленин, трудно, так как он знал ответы на них — они в решении Политбюро направить комиссию Дзержинского для расследования конфликта в КП Грузии. Что касается третьего блока, то трудно понять, почему упрек в уклоне к шовинизму и меньшевизму свидетельствует о наличии этого «греха» у великодержавников. Эта мысль в работах Ленина опоры не находит. К тому же если считать, как принято в традиционной историографии, что главным «великодержавником» считается Сталин, и принять на веру тезис о том, что этот пункт направлен против него, то на его счет придется отнести и упрек в склонности к меньшевизму. Возникает вопрос, какое отношение Сталин имеет к меньшевизму? Нам ничего неизвестно о том, чтобы Ленин когда-либо ставил ему в упрек меньшевизм или склонность к нему. Зато хорошо известно, кто усиленно эксплуатировал тезис о том, что Сталин был плохим большевиком в 1917 г. Это Троцкий. Все это заставляет сомневаться в ленинском авторстве записки, во всяком случае, его авторство пока что нельзя считать доказанным.

Как установка для работы членов комиссии Совнаркома выглядит запись, хранящаяся в ее рабочих материалах и черновиках: «Групп[ировать] матер[иал] не столько в защиту уклонистов, сколько в обвинение великодержавников»[1080]. Она чрезвычайно важна для понимания того, чем в действительности занималась группа во главе с Горбуновым. Дело в том, что Ленину запись не принадлежит, так как датирована 12 марта 1923 г. — временем, когда его состояние исключало любую возможность отдавать какие-либо указания по причине утраты дара речи. В тексте ее нет каких-либо указаний на то, что в ней содержится запись отданных ранее Лениным распоряжений. Принципиально важно отметить следующее: из текста ясно, что ее автор мало был озабочен защитой взглядов грузинских национал-уклонистов. Его интересует иное — как уязвить Сталина, Орджоникидзе и других так называемых «великодержавников», иначе говоря, сторонников образования СССР как федерации с сильным центром. Эта позиция вполне гармонирует со взглядами Автора записок «К вопросу о национальностях или об "автономизации"», но не имеет опоры в ленинских документах. Известно, что Ленин резко осудил грузинских национал-уклонистов за то, что после октябрьского (1922) пленума они начали борьбу против решений пленума об образовании СССР[1081].

Итак, указание, явно не ленинское и в то же время вполне гармонирующее с текстом записок по национальному вопросу, является руководящим для членов комиссии. Более того, оно говорит о том, что кто-то направлял ее работу на подготовку «бомбы для Сталина» уже после того, как Ленин утратил всякую работоспособность. Ясно, что эта записка — след политической интриги под прикрытием имени Ленина.

Сказанное, конечно, не означает, что мы отрицаем самый факт работы Ленина с членами комиссии и его руководства их работой. Однако надо признать, что у нас нет достоверной информации о том, как именно осуществлял Ленин это руководство, в каком направлении он ориентировал ее членов, и нет оснований говорить, что он направлял их работу на подготовку «бомбы для Сталина».

Можно ли указать на какого-либо политика, тесно связанного с ленинскими секретарями, который бы не поддерживал требований Мдивани и его сторонников относительно форм федерации республик и вместе с тем был заинтересован в том, чтобы использовать их борьбу лично против Сталина? Да, можно. Хорошо известно, что Троцкий, имевший тесные контакты с ленинскими секретарями, именно в это время (февраль—апрель 1923 г., в период подготовки XII съезда РКП(б)) активизировал свои атаки на позиции, занимаемые Сталиным и большинством Политбюро и ЦК партии, в защиту грузинских национал-уклонистов (не ударив при этом палец о палец для их защиты на XII съезде партии). Троцкий поэтому является если не единственным, то главным претендентом на роль Автора этой «статьи».

Среди материалов комиссии хранится черновик документа, имеющий название «Краткое изложение письма губкомам и обкомам о конфликте в компартии Грузии», в основу которого легло письмо ЦК РКП (б) губкомам и обкомам о конфликте в компартии Грузии от 5 февраля 1923 г.[1082] Это машинописный текст, также датированный 5 февраля 1923 г.[1083] Очевидно, это был первый документ, созданный комиссией. Следующая фаза ее работы отмечена документом «Главные пункты расхождений с Заккрайкомом, по которым ЦК КПГ[рузии] получил название "уклонистов"». Текст машинописный, с рукописной правкой, не датирован, не подписан[1084]. Отложившиеся документы свидетельствуют, что в течение февраля комиссия собирала материалы. Она получила письма сторонников Мдивани из КП Грузии с обвинениями в адрес Орджоникидзе и 22 февраля направила их ему с сопроводительным письмом, в котором говорилось, что Ленин поручил членам комиссии «изучить все имеющиеся материалы по грузинскому вопросу для доклада ему» с просьбой дать ответ по существу поднятых в них вопросов. Орджоникидзе категорически отверг обвинения в свой адрес. «Что касается инцидента с Кабахидзе, — писал он, — я бы предложил запросить ЦКК и тов. Рыкова, очевидца этого инцидента, — так будет объективнее»[1085]. Комиссия запросила Рыкова, и в результате в ее материалах появилось его свидетельство (о котором говорилось в первой части книги). Тогда же в ЦКК была направлена просьба прислать все материалы по этому конфликту, на которую пришел ответ — заявление о пощечине от Кабахидзе в ЦКК не поступало[1086].

В ходе работы комиссия подготовила не один документ, как считается, а ряд отдельных справок, каждая из них имеет собственную нумерацию листов. Вместе с тем они составляют единый блок текстов, на что указывает то, что текстам предпослан перечень подготовленных документов, а подписи стоят только под последним из них[1087]. Это позволяет рассматривать справки как единый документ. Первая справка имеет название «Краткое изложение конфликта в Груз[инской] Компартии» (это название принимается за название единого документа). В ней, в частности, говорится, что члены старого ЦК КП Грузии (т.е. группа Мдивани) опирались в своей работе на указания Ленина и Сталина и расходились с политикой, проводимой Орджоникидзе. Утверждается, что ЦК КП Грузии старого состава ушел в отставку из-за травли со стороны Орджоникидзе, что комиссия ЦК РКП(б) под председательством Дзержинского имела свое мнение еще до выезда из Москвы, что ЦК РКП(б) утвердил заключение комиссии Дзержинского, которое не разрешило конфликт в КП Грузии, в результате чего кризис обострился[1088]. Вторая справка «Краткое изложение главнейших разногласий, по которым группа ЦК КПГ[рузии] получила название "уклонистов", и решения 1-го съезда Советов Союза Советских Социалистических Республик» — представляет собой перечень основных разногласий между Орджоникидзе и старым составом ЦК КП Грузии. При этом Сталин как виновник обострения конфликта в КП Грузии или защитник ошибочных действий Орджоникидзе в них никак не просматривается. Утверждалось, что Заккрайком и новый состав ЦК КП Грузии ведет травлю работников старого состава, чем обостряет положение в партии и республике[1089]. В следующей справке — «Борьба с "уклонами"» — утверждалось, что после отставки старого состава ЦК КП Грузии положение в партии по вине Заккрайкома и нового состава ЦК значительно обострилось, склока разрастается[1090]. Данный вывод основывается на заявлениях членов старого состава ЦК КП Грузии, мнение противостоящей стороны игнорируется, что говорит о пристрастности членов комиссии и одностороннем характере их выводов. Кроме того, все выводы они основывают только на бумагах, не зная реальной обстановки на месте. Следующая справка называется так: «"Некоторые примеры" злоупотреб[ений истинно-русского свойства» (См. статью В.И. Ленина "К вопросу о национальностях или об "автономизации"»)». В нем содержится ряд мелких фактов, объективно призванных оправдать позицию и поведение членов старого состава ЦК КП Грузии г.е. группы Мдивани)[1091]. Далее следуют справки «Обвинения в плохом проведении земельной реформы» и «Обвинения в слабости борьбы с меньшевиками», а за ними — «Цитаты из речей группы Заккрайкома и членов комиссии Дзержинского», содержащие критику позиции национал-уклонистов в области национально-государственного строительства, которые дают представление о накале политической борьбы и способах ее ведения[1092], этот комплекс завершается текстом, имеющим название «О выводах комиссии Дзержинского», в котором работе ее дается негативная оценка. В конце его стоят подписи Фотиевой, Горбунова и Гляссер. Ниже в левом углу листа дата — «3/III—1923 г.»[1093].

Вопрос о том, был ли Ленин ознакомлен с этими материалами, остается открытым. В литературе существует точка зрения, что документы были представлены Ленину 3 марта 1923 г.[1094]. Однако никаких достоверных сведений на этот счет нет. Молчат об этом «Дневники» дежурных секретарей и врачей. Состояние здоровья Ленина в эти дни заставляет скептически отнестись к возможности его ознакомления с достаточно объемным комплексом документов. Кроме того, 1 февраля Политбюро постановило, что без разрешения Ферстера документы Ленину сообщены быть не могут. «Дневник» врачей не фиксирует ни такого разрешения, ни даже самой постановки вопроса.

Лучше понять характер и общую направленность работы комиссии позволяют черновики, первоначальные и промежуточные варианты готовившихся ею документов[1095]. Собранные материалы показывают, что в своей работе члены комиссии далеко вышли за рамки, очерченные, как они уверяют, самим Лениным, и вторглись в принципиальные вопросы объединения советских республик. На это указывает наличие в деле перечня автономных республик и областей, перечня решений ЦК РКП(б) и других материалов, относящиеся к 1921 — началу 1922 г. Например, «Справки о разногласиях между ЦК РКП (б) и ЦК КПГ 1921 —1922 гг.» или просьбы, с которой 27 февраля 1923 г. Фотиева обратилась к Сталину, о присылке ей первоначальных предложений по объединению советских республик в СССР на принципах «автономизации» (Сталин прислал ей текст своих тезисов)[1096]. Ясно, что этот материал собирался не для Ленина, так как информация, содержащаяся в них, была ему хорошо известна. С другой стороны, в итоговые документы вошли не все собранные комиссией материалы, отражающие суть и развитие конфликта в КПГ и позволяющие всесторонне оценить его. Тенденциозно подбирая документы и пристрастно освещая проблему, они искажали картину конфликта и работу комиссии Дзержинского. Показательно, что в подготовленных якобы для Ленина документах отсутствовали протоколы (обзор или упоминание их) заседаний комиссии Дзержинского во время ее пребывания в Тифлисе[1097]. Об этом же говорит и сокрытие ими от Ленина факта (упоминание о нем отсутствует в подготовленных комиссией справках, хотя соответствующие документы имеются среди собранных ею материалов) передачи из старого ЦК КПГ за границу секретных материалов, относящихся к подготовке образования СССР и конфликту в ЦК КПГ: текстов секретного доклада Махарадзе, шифротелеграмм Ленина и Сталина в ЦК КПГ, а также секретаря ЦК КПГ Сабашвили в ЦК РКП (б), которые были опубликованы в издававшемся в Берлине меньшевистском журнале «Социалистический вестник» (№ 2 за 1923 г.). Скрыли они и постановление Секретариата ЦК РКП (б) от 25 января 1923 г., поручавшее Заккрайкому расследовать это дело, обновить состав исполнительных органов ЦК КП Грузии, установить строгий контроль за сохранением секретности и снять Сабашвили с поста секретаря ЦК КПГ[1098]. Подготовленный комиссией Совнаркома документ (блок справок) объективно оказался направлен против линии ЦК РКП (б) в области национально-государственного строительства.

В этом документе комиссии обнаруживается любопытная связь с записками «К вопросу о национальностях или об "автономизации"». Мысль об ответственности Орджоникидзе за все проблемы в КП Грузии, проходящая красной нитью через документы, подготовленные комиссией, в записках нашла свое «классическое» выражение: Орджоникидзе дал пощечину — значит, вся политическая линия неверна[1099]. Если принять традиционную версию первенства «ленинской статьи» по сравнению с документами, наработанными «ленинской комиссией», то придется признать, что составлявшие ее технические работники Совнаркома не только без зазрения совести присвоили себе мысли Ленина относительно Орджоникидзе, сформулированные в «статье», но и настойчиво пытались убедить его в «зловещей» роли Орджоникидзе, уже вполне в «статье» оцененной. Собирая компромат на него, они «ломились в открытую дверь». Зачем? Смысл эта работа приобретает только в том случае, если собранные ею материалы предшествовали появлению записок «К вопросу о национальностях или об " автономизации"».

В материалах комиссии Совнаркома, как и в записках по национальному вопросу, самая критика Орджоникидзе является только средством и способом «зацепить» более глубокие пласты политики в области национально-государственного строительства и обосновать необходимость ее радикального изменения.

Если перед членами комиссии действительно стояла задача подготовки «бомбы для Сталина»**, то придется признать, что она эту задачу выполнить не смогла. Ее члены не нашли ничего, что могло бы скомпрометировать Сталина, представив его человеком, покрывающим недостойное поведение Орджоникидзе, ответственным за него. Оказывается, наоборот, наиболее жесткие меры организационного характера в отношении Орджоникидзе предлагал принять именно Сталин. Вот рассказ Зиновьева: «Серго виноват на 20%.

Заключение ком[иссия] (Дзержинского. — B.C.) имела еще до выезда из Москвы. Если бы не авторитет ЦК, Махарадзе имел бы большинство в партии. Намечается компромисс (Зин[овьев] со Сталиным). На их съезд (II съезд КПГ. — B.C.) посылают двух автор[итетных] тт. Куйбышева и Бухарина или Каменева. Не согласны с линией Ордж[оникидзе] Зиновьев, Троцкий, Бухарин, Каменев (колеблется). Письмо*** послано при большинстве воздержавшихся.

Компромисс [—] вернуть часть уклонистов.

Зиновьев [считает] — Ордж[оникидзе] необходимо оставить.

Сталин — можно [его] послать на год в Туркестан»[1100].

Предложение направить провинившегося на работу в Туркестан в подобных случаях рассматривалось как своего рода партийная ссылка. Никакими документальными данными не подтверждается тезис о том, что комиссия Дзержинского до отъезда из Москвы «имела заключение», хотя свое мнение ее члены, конечно, иметь могли (поскольку конфликт тянулся давно). Тезис о виновности Орджоникидзе на 20% тоже говорит о том, что его вину в этом конфликте Зиновьев не расценивал как главную. Интересно признание Зиновьева, что если бы не авторитет ЦК РКП(б), то Махарадзе имел бы большинство в КПГ. Сама формулировка свидетельствует об определенном сожалении автора по поводу наличия у ЦК такого авторитета среди грузинских коммунистов и выдает в нем сторонника грузинских национал-уклонистов. Мог ли Ленин сожалеть по поводу невольного признания силы авторитета ЦК, ставить его в упрек Сталину и поддерживать тех, кто боролся против авторитета ЦК партии, который сам Ленин рассматривал как важнейший фактор сохранения партией своей власти в стране? Более чем сомнительно.

Возможно, эта записка потому и не была включена в окончательный текст подготовленных документов, что ни против Сталина, ни против Орджоникидзе она серьезного компромата не содержала. Отметим в связи с этим, что в записях «К вопросу о национальностях или об "автономизации"» упреки в адрес Сталина и Орджоникидзе также остались не проработанными, не аргументированными.

Но самое важное то, что в готовившихся документах содержится ряд политических положений, которые позволяют не просто поставить под сомнение ленинское авторство записок «К вопросу о национальностях...», а аргументировать утверждение, что Ленин не был их автором.

Первый машинописный вариант готовившегося документа (не датирован)[1101] заканчивается очень интересным выводом: «В заключение наша комиссия приходит к выводу, что товарищи из старого состава ЦК Грузии неправильно ставят вопрос и ослабляют свою позицию, когда говорят, что у них нет принципиальных разногласий с группой Заккрайкома, а есть только тактические. Поскольку Заккрайком в своем стремлении бороться с "уклонизмом" проявил уклонизм в сторону великодержавности, что нам  кажется достаточно выяснившимся из материалов, — разногласия носят характер политический и должны быть выдвинуты на предстоящем съезде компартии» (выделено нами. — В.С.)[1102].

Вот ведь куда занесло технических секретарей вкупе с управделами СНК! Надо по достоинству оценить этот политический перл.  Его авторы берут на себя ответственность за критику работы комиссии Дзержинского, которая на месте изучала этот конфликт и лишь подтвердила мнение тех, кто прежде разбирался с этой проблемой. Политическая смелость, удивительная для этой комиссии с техническими функциями, проявляется часто. Так, например, Заккрайком, избранный компартиями Грузии, Армении  и Азербайджана, объединяющий и координирующий их деятельность, у членов комиссии уже превратился в «группу». Сами они до этого додумались или написали под чью-то диктовку? Кто мог стоять за спиной членов этой «комиссии»? Видимо, за техническими работниками ленинского секретариата стояла значительная  политическая фигура. Сейчас назвать кого-либо конкретно мы не  можем, однако обращает на себя внимание то, что в последующем в ходе внутрипартийных дискуссий представители различных оппозиционных групп, в том числе и Троцкий, не раз прибегали к этому приему — объявляя противостоящее им большинство партии фракцией, а находящиеся под контролем этого большинства органы партии — фракционными органами.

Ленину ли адресовался совет изменить оценку разногласий и  внести вопрос на съезд партии? Судя по всему, нет. Если он был автором записок «К вопросу о национальностях...», то зачем ему надо доказывать, что разногласия между ЦК РКП (б) и национал-уклонистами носят принципиальный характер? Автор записок личный конфликт Орджоникидзе и Кабахидзе уже вывел на  уровень принципиальный: «Если дело дошло до того, что Орджоникидзе мог зарваться до применения физического насилия... то можно себе представить, в какое болото мы слетели. Видимо, вся эта затея "автономизации" в корне была неверна и несвоевременна»[1103].

Здесь эта мысль повторена не раз****, хотя и не сформулирована столь определенно. Более того, с нее записки начинаются: Автор решает вступить в борьбу со сторонниками «автономизации» именно на фазе подготовки партийного съезда, который, в принципе, мог вернуться к этому вопросу и пересмотреть его и в ходе подготовки II съезда Советов, на котором планировалось принятие конституции СССР*****. Если принять на веру ленинское авторство этих записок, то придется признать, что члены комиссии переписывали для Ленина сформулированные им положения как свои. Зачем убеждать Ленина в том, в чем он сам убеждает других?

Важно отметить и то, что в своем противостоянии с ЦК партии члены комиссии занимают гораздо более боевую и радикальную позицию, чем Мдивани, Махарадзе и другие грузинские национал-уклонисты. Только так и можно понять их указание о том, как следует вести борьбу против принятых ЦК РКП(б) решений, т.е. отказаться от формального признания решений октябрьского и декабрьского (1922) Пленумов ЦК РКП(б) и открыто атаковать их. Практически они предлагают начать эскалацию политической борьбы не только внутри ЦКРКП(б), но и в партии. Они предлагают национал-уклонистам отбросить как вредную теперь маскировку своей истинной позиции разговорами об ограничении разногласий тактическими подходами к решению проблемы и наращивать силу своего давления на ЦК. Время вспомнить, что в октябре 1922 г. Мдивани писал Кавтарадзе о необходимости использовать именно этот метод маскировки своих намерений. Это письмо было в распоряжении комиссии, и ее члены, естественно, его знали. Получается, что члены комиссии предлагали Ленину использовать тот же метод в борьбе против ЦК, какой Мдивани и его сторонники использовали в своей борьбе против ЦК и Ленина! Если мы учтем, что Ленин знал это письмо Мдивани, то неизбежен вопрос, Ленину ли предназначался этот совет?

Утверждение, что «Заккрайком в своем стремлении бороться с "уклонизмом" проявил уклонизм в сторону великодержавности» (выделено нами. — B.C.)[1104], также перекликается с известным положением записок «К вопросу о национальностях, или об "автономизации"»: тот, кто «пренебрежительно швыряется обвинением в "социал-национализме" (тогда как он сам является настоящим и истинным не только "социал-националом", но и грубым великорусским держимордой), тот... в сущности, нарушает интересы пролетарской классовой солидарности»[1105]. На первый взгляд, ничего удивительного в этом нет. Просто члены комиссии, знавшие ленинские записки, повторили положение, сформулированное в них, придав ему более четкую формулировку. Прост ответ, да не так прост вопрос. Почему технические секретари Ленина вкупе с Горбуновым сообщают Ленину об этом как о чем-то новом для него, как о выводе, сделанном именно ими на основании изученного материала (который Ленин не знал и только ожидал ознакомления с ним в их обработке). Зачем они доказывают Ленину, что борцы с уклонизмом сами являются уклонистами, если Ленин уже давно продиктовал им это? Если бы они заимствовали это положение из ленинской статьи, то мы вправе были бы ожидать, что они как-нибудь укажут на то, что их вывод является лишь подтверждением вывода, сделанного Лениным. Но по контексту ясно, что члены комиссии не напоминают Ленину его вывод, они убеждают Ленина в верности своего вывода. Значит, этот совет комиссии появился до того, как были созданы записки по национальному вопросу. И предназначался он не Ленину.

Не менее показательно и то, что члены комиссии, если принять всерьез ленинское авторство записок «К вопросу о национальностях...» и время их создания (30—31 декабря 1922 г.), ломятся в открытую дверь.

В связи с оценкой работы комиссии Дзержинского члены комиссии Совнаркома ставят задачу «исправления неправильных и пристрастных суждений»[1106]. В записках «К вопросу о национальностях...» это положение тоже имеется и выглядит так: «Доследовать или расследовать вновь все материалы комиссии Дзержинского на предмет исправления той громадной массы неправильностей и пристрастных суждений, которые там, несомненно, имеются»[1107]. И снова вопрос: зачем убеждать Ленина в том, в чем он был убежден давно, в чем он сам старался убедить других, из чего исходили его якобы установки членам комиссии?

Можно было бы понять, если бы все эти оценки и советы содержались в документе, адресованном кому угодно, но только не Ленину. Сообщать ему его же собственные выводы, сделанные одним-двумя месяцами раньше, как оригинальные выводы членов комиссии? В это трудно, вернее, невозможно поверить. Члены комиссии могли использовать содержащиеся в записках положения как угодно, за одним исключением, а именно: они не стали бы доказывать Ленину то, что он уже доказал. Иначе в чем же состояла их помощь, в чем был смысл их работы? Если бы совпадение между «более ранними» записками «К вопросу о национальностях...» и «более поздними» документами комиссии было единичным, можно было бы допустить, что оно случайно. Но таких совпадений много и они касаются только принципиальных вопросов, тех, которые в записках несут наибольшую политическую нагрузку. Тех, по которым Ленин, с одной стороны, и Автор заметок — с другой, занимали различные позиции.

Все это дает нам право сделать допущение (пока что только допущение), что данная рукопись предшествовала появлению записок «К вопросу о национальностях или об "автономизации "» или они создавались практически одновременно — в период не ранее февраля—марта 1923 г. Следовательно, время работы Ленина над записками, а также самый факт его авторства легендарны. Мы вправе предположить, что члены комиссии Совнаркома были причастны к процессу создания записок, автором которых Ленин не был. Что сформулированные членами комиссии или записанные ими с чужих слов положения приобрели потом вид «ленинских» записок «К вопросу о национальностях или об "автономизации"».

Если мы учтем, что некоторые рабочие записи членов комиссии Совнаркома датированы временем, когда Ленин уже утратил всякую работоспособность, то это допущение перерастает в уверенность. Для кого работает комиссия? Ясно, что не для Ленина. Для чего? Выше был проанализирован один документ комиссии, датированный 12 марта[1108]. О том, что комиссия Совнаркома, возможно, продолжала работать в конце марта 1923 г., говорит отложившаяся в фонде ленинского секретариата переписка между членом комиссии, техническим секретарем Политбюро Гляссер и Троцким на заседании Политбюро 26 марта 1923 г. по поводу протокольной записи выступления Троцкого на этом заседании. На просьбу уточнить формулировку его заявления Троцкий ответил, что после речи Орджоникидзе его сомнения относительно правильности его политики «усилились в сто раз»[1109].

Записка Гляссер и ответ Троцкого — автографы на блокнотном листе, не датированы[1110]. Эта переписка — документ, относящийся к делопроизводству Политбюро, поэтому требует объяснения самый факт нахождения его в материалах ленинского секретариата среди тех документов, которые поступали в него уже после того, как Ленин утратил всякую работоспособность******. Могут сказать: он там отложился случайно. Гляссер принесла и забыла. В принципе это не исключено, но в данном случае принять такое объяснение невозможно по той простой причине, что Орджоникидзе, о выступлении которого пишет Троцкий, на заседании Политбюро не присутствовал. В его работе участвовали члены Политбюро Зиновьев, Каменев, Сталин, Троцкий, Томский, Рыков, кандидаты — Молотов и Бухарин, а также приглашенные члены ЦК РКП (б) Рудзутак, Дзержинский, Н.И. Смирнов и заместитель председателя СНК РСФСР Цюрупа[1111]. Рассмотрев предложение Троцкого «об отзыве т. Орджоникидзе», Политбюро решило отклонить его пятью голосами против двух, поддержавших Троцкого[1112]. Орджоникидзе в этот день находился в Тифлисе, куда Сталин направил телеграмму с информацией о том, что Пленум ЦК назначен на 31 марта 1923 г. и адресату необходимо на него приехать[1113].

Таким образом, Троцкий не мог слушать выступление Орджоникидзе, следовательно, эта переписка — фальсификация более позднего происхождения*******. В этом случае становится понятным, почему эти документы Политбюро оказались в материалах комиссии Совнаркома: к документам Политбюро подложить их было невозможно, так как в архиве функционирующей организации подлог мог быть обнаружен, а в материалы формирующегося фонда секретариата Ленина — можно********.

Эти факты вместе с информацией о состоянии здоровья Ленина 3—6 марта фактически исключают возможность ознакомления Ленина с подготовленными комиссией документами. Следовательно, нет оснований считать, что он решил, что «бомба для Сталина» уже готова, что пора рвать с ним всякие отношения и для этого обратился к Троцкому за поддержкой, что наконец-то наступило время открыто поддержать группу Мдивани и пр. и пр. А вместе с этим под сомнение попадает история передачи Троцкому по инициативе Ленина записок «К вопросу о национальностях или об "автономизации"», а также направления им 5 и 6 марта 1923 г. писем для Троцкого и Мдивани и др.

Если комиссия работала над документами уже после того, как Ленин полностью прекратил политическую деятельность, когда не мог воспользоваться ими, то для кого же предназначались подготовленные ею справки? Очевидно, для того, кто мог реализовать эти установки на XII съезде партии и дать бой сторонникам линии на образование СССР как единого государства.

Имена наиболее активных бойцов, шедших в этой борьбе дальше всех, известны: Мдивани, Раковский, Бухарин и др. В феврале 1923 г. в процессе подготовки XII съезда РКП (б) к ним присоединился Троцкий, открыто выступивший в поддержку грузинских национал-уклонистов. Как раз в это время началась работа комиссии Совнаркома, продолжавшаяся вплоть до конца марта, т.е. практически до кануна съезда — до того момента, когда записки «К вопросу о национальностях...» были «вброшены» в политическую жизнь членом этой комиссии Фотиевой и засвидетельствованы Троцким. Не для него ли трудились Горбунов, Фотиева и Гляссер под прикрытием легенды о подготовке для Ленина материалов по «грузинскому конфликту?*********

 

* В Полном собрании сочинений Ленина авторы примечаний этот документ «привязывают» к записи за 1 февраля 1923 г. «Дневника дежурных секретарей» (Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 607). Эта датировка не аргументирована.

** О том, что такая задача перед ними ставилась и ими решалась, говорят приведенные выше материалы комиссии, а также Гляссер в своем покаянном письме Бухарину от 11 января 1924 г.

*** Имеется в виду, видимо, письмо ЦК РКП(б) губкомам партии по поводу грузинского конфликта, принятое 27 января 1923 г. (РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 32. Л. 5—6; Ф. 17. Оп. 3. Д. 341. Л. 9—15), краткое изложение которого для Ленина было подготовлено членами его комиссии.

**** Она звучит также в письмах Троцкому, Мдивани и др., якобы продиктованных Лениным 5 и 6 марта.

***** Конечно, странно, что он не обращается к I съезду Советов СССР, который открылся как раз 30 декабря. Но это, в конце концов, его, Автора, дело.

****** Они находятся в деле, материалы которого посвящены положению в КП Грузии в первые месяцы 1923 г. (РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 1. Д. 34) и тематически связаны с теми проблемами, над которыми работали члены этой комиссии.

******* Обращает на себя внимание интересная перекличка с «Письмом к съезду» — там сомнения являются основой для перемещения Сталина с должности генсека, здесь тоже сомнения влекут за собой предложение о перемещении Орджоникидзе с должности секретаря Заккрайкома.

******** Если принять версию, что в записках «К вопросу о национальностях или об "автономизации"» отразились политические интересы Троцкого, то получает естественное объяснение факт присутствия среди критикуемых за поступок Орджоникидзе Дзержинского — «без вины виноватого». Троцкий, вынужденный «отдать» НКПС Дзержинскому, в это время негативно относился к нему. Столкновение по вопросу о комиссии Ломоносова тоже не способствовало улучшению их отношений. Политически Дзержинский в это время твердо стоял на позициях Ленина, поддерживая его взгляды на НЭП.

********* Кроме того, при подготовке записок по национальному вопросу, возможно, использовались какие-то другие документы. Очевидна перекличка оценок, содержащихся в письме Н.Н. Нариманова Ленину от 19 февраля 1922 г. Из письма ясно, что настроения и взгляды, выраженные Автором записок, имели в республиках Закавказья широкое хождение, использовалась и свойственная ему терминология. Нариманов, в частности, писал: «Я имею устные и письменные доклады о положении и отношении всех окраинных автономных республик к нам. Во всех докладах говорят о колонизаторской политике Советской России (курсив наш. — B.C.)». Нариманов писал, что ЧК терроризирует местных работников, что представители Центра сами являются «первыми грубыми националистами». «Верят только Вам», — признает Нариманов. А подобное положение терпели только до тех пор, пока шла война.

С этим письмом были ознакомлены члены Политбюро ЦК РКП (б). Возражений по существу оценок Нариманова не было, а Каменев написал, что Нариманов на три четверти прав (РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 24503. Л. 1—1 об.). Заметим, о Сталине и Орджоникидзе здесь нет ни слова.

На «кавказское» происхождение (или «кавказское» влияние) некоторых положений записок указывает то, что для ее Автора актуальной была проблема объединения железнодорожного транспорта. Для всех республик, кроме закавказских, она уже не являлась политически и экономически злободневной.

Примечания:

 

 

 

[1066] Там же. С. 158.

 

[1067] Двенадцатый съезд Российской Коммунистической партии (большевиков). Стенограф. отчет. С. 541.

 

[1068] Известия ЦК КПСС. 1990. № 9. С. 156.

 

[1069] РГАСПИ. Ф. 17. 2. Д. 84. Л. 1; Д. 87. Л. 1.

 

[1070] Там же. Ф. 5. Оп. 2. Д. 32. Л. 1, 3.

 

[1071] Там же. Ф. 17. Оп. 3. Д. 332. Л. 5.

 

[1072] Там же. Ф. 5. Оп. 2. Д. 33.

 

[1073] Известия ЦК КПСС. 1990. № 9. С. 163.

 

[1074] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 476—478, 480—481; Вопросы истории КПСС. 1991. № 9. С. 50; Кентавр. 1991. Октябрь—декабрь. С. 100, 102.

 

[1075] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 480–481.

 

[1076] Кентавр. 1991. Октябрь—декабрь. С. 100—101.

 

[1077] Известия ЦК КПСС. 1990. № 9. С. 162–163.

 

[1078] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 606—607.

 

[1079] РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 32. Л. 22 об. –23; Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 607.

 

[1080] РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 33. Л. 96.

 

[1081] См.: Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 54. С. 299—200.

 

[1082] РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 32. Л. 5–6.

 

[1083] Там же. Д. 33. Л. 37–38.

 

[1084] Там же. Д. 32. Л. 7–17.

 

[1085] Там же. Л. 46, 48, 50.

 

[1086] Там же. Л. 19–19 об.

 

[1087] Там же. Л. 52, 73.

 

[1088] Там же. Л. 53–54.

 

[1089] Там же. Л. 55–57.

 

[1090] Там же. Л. 58—60.

 

[1091] Там же. Л. 61–62.

 

[1092] Там же. Л. 63–68.

 

[1093] Там же. Л. 69–73.

 

[1094] Буранов Ю.А. К истории ленинского «политического завещания» (1922—1923 гг.) // Вопросы истории КПСС. 1991. № 4. С. 55; Ненароков А.П. Семьдесят лет назад: национальный вопрос на XII съезде РКП(б) // Отечественная история. 1993. №  6. С. 116.

 

[1095] РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 33.

 

[1096] Там же. Л. 2, 3, 6–9.

 

[1097] Там же. Л. 106–109.

 

[1098] Там же. Л. 1.

 

[1099] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 356.

 

[1100] РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 32. Л. 42–42 об.

 

[1101] Там же. Л. 39–50.

 

[1102] Там же. Л. 50.

 

[1103] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 356.

 

[1104] РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 32. Л. 50.

 

[1105] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 360.

 

[1106] РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 33. Л. 96.

 

[1107] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 361.

 

[1108] РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 33. Л. 96.

 

[1109] Известия ЦК КПСС. 1990. № 9. С. 153.

 

[1110] РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 2. Д. 34. Л. 2–2 об.

 

[1111] Там же. Ф. 17. Оп. 3. Д. 343. Л. ?

 

[1112] Там же. Л. 3.

 

[1113] Там же. Ф. 558. Оп. 1. Д. 2523. Л. 1.

 

Joomla templates by a4joomla