Книги о Ленине

 

Фейта Файвеловна Каплан¹

В советской историографии Каплан называли террористкой, правой эсеркой, стрелявшей 30 августа 1918 года в В. И. Ленина. Этого утверждения придерживалось и большинство зарубежных историков. Человеком, стрелявшим в Ленина, назвал эсерку Каплан А. И. Солженицын².

Одним из первых, поставившим под сомнение участие Каплан в покушении на Ленина, стал Б. М. Орлов, историк-эмигрант, ныне сотрудник Русского исследовательского центра Тель-Авивского университета. В статье “Миф о Фанни Каплан” он назвал Л. В. Коноплеву в качестве возможной убийцы Ленина³, но отказался от источниковедческого анализа документов. Семен Ляндрес в статье на ту же тему подтвердил гипотезу о том, что стреляла не Каплан, но не назвал фамилии возможного террориста⁴.

Он обосновывал свое предположение двумя обстоятельствами: полуслепотой Каплан и тем, что по свидетельству задержавшего ее Бакулина она находилась во время выстрелов позади него, а он сам в 15 - 20 шагах от Ленина. Тогда как выстрелы были произведены почти в упор. Оба аргумента не могут быть приняты с достаточным основанием. Несмотря на плохое зрение, Каплан свободно передвигалась по улицам, видела лица и узнавала знакомых. Потому Каплан вполне могла стрелять в упор, и выстрелы с такого близкого расстояния (не более метра) скорее свидетельствовали против нее, чем за то, что стреляла не она. С другой стороны, его свидетельство о том, что в момент выстрелов он находился в 10 или 15 шагах от Ленина, а Каплан за ним, говорит скорее о ее алиби, нежели обвинении. Ведь невозможно одновременно находиться рядом с Лениным и в 10 - 15 и более шагах от него. Бакулин оставил разные показания, причем второе перечеркивает первое. Вначале он писал, что задержал Каплан в заводском дворе, затем, что на улице. Неизвестно, кто его просил написать повторно о задержании Каплан, и почему он изменил свои первоначальные показания, сделав их похожими на все остальные свидетельства очевидцев, утверждавших, что арест Каплан произошел вне заводского двора. Разумеется, всегда хочется верить тому, чему хочется, но вера не есть юридическое доказательство...

29 августа 1990 года в “Комсомольской правде” была опубликована статья преподавателя Оренбургского пединститута В. Войнова “Отравленные пули”, в которой ставилось под сомнение участие Каплан в прямом покушении на Ленина (следить за Лениным могла, стрелять - нет), и в качестве возможного террориста назывался эсер, рабочий В. Новиков. Возразивший ему в этом же номере “Комсомольской правды” научный сотрудник Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС С. Кудряшов так же пришел к выводу, что причастность Каплан к покушению неоспорима, “в остальном же твердой уверенности быть не может”. В1991 -1993 гг. увидели свет несколько статей юриста Е. Данилова о покушении на вождя. Он убежден, что стреляла не Каплан и что “некто весьма могущественный был заинтересован в сокрытии тайны”⁵.

Заметим, что сомнения в том, кто стрелял, возникли еще в годы гражданской войны. В следственном деле о покушении на Ленина, публикуемом в настоящем сборнике, находятся следующие документы: 27 сентября 1919 года чекист Горячев сообщал, что работая по делу о готовящемся восстании в Москве, слышал, что в покушении на Ленина участвовала Зинаида Легонькая, “причем эта Легонькая якобы и произвела выстрелы”. Легонькая была арестована и на допросе сказала, что ей 23 года, она член партии большевиков с 1917 года, рабочая. Выяснилось, что именно 3. И. Легонькая была среди обыскивавших Каплан, но в момент покушения находилась в инструкторской коммунистической школе. Во время перерыва в школу пришел курсант и сказал, что стреляли в Ленина; она побежала в военкомат, где тогда служила. Свидетели подтвердили ее полное алиби. Важно другое: чекисты нашли необходимым арестовать и допросить человека по обвинению в покушении на Ленина спустя год после того, как Каплан была расстреляна по этому же обвинению. Следовательно, полной уверенности, что стреляла в Ленина именно Каплан - не было⁶. Об этом свидетельствует и возвращение к делу о покушении на Ленина во время судебных процессов над лидерами партии правых эсеров (1922 год) и по делу “антисоветского правотроцкистского блока” (193В год). На последнем государственный обвинитель А. Я. Вышинский настойчиво добивался признаний в покушении на Ленина не только правых, но и левых эсеров, - Н. И. Бухарина и других. Бухарин согласился со многими оговорами в свой адрес, но участие в покушении на Ленина отрицал решительно⁷.

Биография Каплан малоизвестна и достаточно запутана ее собственными показаниями. В статейном списке, составленном киевской тюремной инспекцией 30 июня 1907 года, отмечалось, что по ее собственному заявлению она происходит “из мещан Речицкого еврейского общества”, но при проверке это не подтвердилось (док. № 53). На допросах в 1918 году она заявляла, что родилась в 1887 году в Волынской губернии, но уезд не помнит, что ее отец был еврейский учитель, что родители уехали в США в 1911 году; у нее было четыре брата и три сестры и все они рабочие, а сама она получила домашнее воспитание. На этом же допросе Каплан сказала, что под этой фамилией она жила с 1906 года (док. № 73). Ляндрес полагает, что смена фамилии произошла в связи с замужеством, и что ее мужем мог быть большевик Макс Каплан, работавший в 1918 году в крымском подполье⁸. Но в письме 1916 года (док. № 45) родители Каплан подписались этой фамилией, а сама она в 1907 году считала себя незамужней девицей (док. № 53).

В 1995 году “Общая газета” (31 августа - 6 сентября) опубликовала сообщение о новых материалах по делу Ф. Каплан, найденных Я. Леонтьевым. Среди них рапорт киевского губернатора П. Г. Курлова от 23 декабря 1906 года: “Киевский полицмейстер донес мне, что 22 сего декабря, в 7 часов вечера на Волошской улице на Подоле в доме № 9, в одном из номеров 1-й купеческой гостиницы произошел сильный взрыв. Из этого номера выскочили мужчина и женщина и бросились на улицу, но здесь женщина была задержана собравшейся публикой и городовым Плосского участка Брагинским, а мужчина скрылся. При обыске у задержанной женщины найден револьвер “браунинг”, заряженный 8-ю боевыми патронами, паспорт на имя Фейги Хаимовны Каплан, девицы 19 лет, модистки, выданный Речицким городским старостой Минской губернии 16 сентября 1906 года за № 190, а также чистый бланк паспортной книжки, обложка которого испачкана свежей кровью”. Леонтьев предположил, что этот паспорт был фальшивым и что он был одолжен Фейгой Ройтблат у эсерки Фани Каплан - реальной фигуры, известной минскому жандармскому управлению в году. Документ, найденный Леонтьевым, нашел подтверждение в публикации В. Тополянского (“Новое время”. 2002. Сентябрь. № 35. С. 30 - 32). Согласно обнаруженным им документам, взрыв прогремел вечером 22 декабря 1906 года в одном из номеров 1-й купеческой гостиницы на Подоле. Из помещения выбежали мужчина и женщина. Последнюю задержали. У нее нашли браунинг, фальшивый паспорт на имя Каплан Фейги Хаимовны, 19 лет, мещанки из г. Речицы Минской губернии. Врач обнаружил у нее легкие ранения правой руки, левой голени и правой ягодицы. Назвать настоящее имя она категорически отказалась. Весной 1908 года полиция задержала ее подельника. Им оказался Виктор Тарский, сын сапожника из Молдавии, тогда с паспортом на имя Якова Шмидмана, известного бандита, грабившего магазины в Кишиневе в 1906 - 1907 гг., затем ставшего членом южнорусской группы анархистов-коммунистов. Он признался тогда же в том, что принес бомбу в купеческую гостиницу и в том, что осужденная по этому делу Каплан не имеет к факту взрыва никакого отношения. Тогда на вопрос, что случилось? Каплан ответила: “Я не делала этого... Это была не я... Оставьте меня в покое”. У нее были все основания сказать, что это сделала не она.

Но это признание Гарского никак не повлияло на каторжную судьбу Каплан. Тополянский сообщал о вполне благополучной жизни Гарского после прихода к власти большевиков. Он стал одним из них, его принимал Свердлов, он занимал различные партийно-советские посты вплоть до своей кончины в Москве на 68 году жизни в 1956 году. Каплан судил военно-полевой суд киевского гарнизона. Она была признана виновной в “изготовлении, хранении, приобретении и ношении взрывчатых веществ, с противной государственной безопасности и общественному спокойствию целью”. Ее приговорили к бессрочной каторге, с датой выхода на поселение в 1926 году (док. № 53). Срок наказания исчислялся с 30 декабря 1906 года.

В 1907 году Каплан появилась в Мальцевской тюрьме Нерчинской каторги в Восточной Сибири. Эта тюрьма по воспоминаниям бывших каторжанок Ф. Радзиловской и Л. Орестовой с февраля 1907 года и вплоть до весны 1911 года была сосредоточием всех женщин, осужденных по политическим статьям к каторжным работам в Сибири. К августу 1907 года их было четырнадцать, в мае года - тридцать три, а весной 1911 года - шестьдесят две. Большинство каторжанок - эсерки (М. Спиридонова, А. Биценко, А. Измайлович и другие), были большевички, меньшевички, бундовки, анархистки. Бывшие каторжанки подробно описывали свой тюремный быт и отмечали тяжелые приступы болезни у М. Спиридоновой и слепоту у Ф. Каплан. О последней они писали так: “В смысле заболевания был у нас в Мальцевской один, поистине трагический случай. Одна из мальцевитянок Фаня Ройтблат (Каплан. - A. Л.) еще до своего ареста была ранена в голову осколком взорвавшейся бомбы. Так как прошло около двух лет после взрыва, и рана зажила, то никто из нас, да и она сама никогда не думали о каких-либо осложнениях от ранения. Мы привыкли видеть ее всегда здоровой и жизнерадостной.

Вдруг, однажды вечером, кажется летом 1909 года в тюрьме поднялась тревога: с Фаней неожиданно случился странный припадок — она перестала видеть. Глядела широко раскрытыми глазами и ничего не видела вокруг себя. Маруся Беневская (отбывавшая с Каплан свой срок на каторге. - A. Л.) пересмотрела все медицинские книги, какие только были в тюрьме, предположила причину слепоты повреждением зрительного нерва при ранении, но непосредственной помощи оказать не могла. Через день или два припадок слепоты кончился, Фаня опять увидела свет, но мы поняли, что дело может принять печальный оборот. И действительно, через короткое время она совсем потеряла зрение. У нее по-прежнему оставались прекрасные серые лучистые глаза, такие ясные и чистые, что по внешнему виду трудно было определить, что она слепая.

В течение долгого периода Фаня надеялась, что слепота пройдет, что все это временно, и ни за что не хотела приспособиться к своему новому положению. Она перестала совсем выходить на прогулку, молча сидела или лежала на кровати в своей одиночке в околодке и, уйдя в себя, углубленно думала о том ужасном, что с ней стряслось. Слепота так ее потрясла, что она хотела лишить себя жизни. Пока особо острый период не миновал, мы ни на минуту не оставляли ее одну.

Когда прошел месяц, другой и ничего не изменилось, она постепенно начала приспосабливаться к своему новому положению. Стала учиться читать по азбуке для слепых, без посторонней помощи приучилась обслуживать себя. Так странно было видеть, как она, выйдя на прогулку, быстро ощупывала лица новеньких, которых она не знала зрячей. Веселье и жизнерадостность к ней не вернулись в прежней мере, она теперь больше ушла в себя.

Неоднократно к ней вызывались тюремные врачи, но их мнение долго сходилось на одном, что она симулирует слепоту. Так она прожила в течение многих лет слепой, и только в 1913 году она была переведена в Иркутск для лечения. Оказалось, что ее слепота все-таки поддается лечению. После лечения зрение ее не стало конечно вполне нормальным, но во всяком случае это уже не был тот полный мрак, в котором она жила столько лет”⁹.

Эти воспоминания дополнила А. Пирогова, бывшая с Каплан в Нерчинске: “В камере с нами была бессрочни- ца Каплан, временно потерявшая зрение еще в Мальцевской. Врачей-окулистов на каторге не было, вернется ли зрение или нет, никто не знал. Однажды Нерчинскую каторгу объезжал врач областного управления, мы попросили его осмотреть глаза Фани. Он очень обрадовал нас сообщением, что зрачки реагируют на свет, и сказал, чтоб мы просили перевода ее в Читу, где ее можно подвергнуть лечению электричеством. Мы решили, будь что будет, а надо просить Кияшко (губернатор, приезжал на каторгу с инспекцией. - А. Л.) о переводе Фани в Читинскую тюрьму для лечения. Тронула ли его красивая молодая девушка с незрячими глазами, не знаю, но только мы сразу увидели, что дело нам удастся. Расспросив нашу уполномоченную, он громогласно дал слово перевести Фаню немедленно в Читу на испытание”¹⁰.

Несмотря на небольшие разночтения, бывшие каторжанки утверждали о слепоте Каплан и о том, что зрение полностью к ней не вернулось. Документы, публикуемые в этом сборнике, дают диагноз болезни Каплан и подтверждают выводы ее сокаторжанок.

Заметим, что воспоминания бывших каторжанок писались и публиковались в конце двадцатых, начале тридцатых годов, когда писавшим было известно о трагической судьбе Каплан. Более того, Ф. Н. Радзиловская была вызвана 1 сентября 1918 года в ВЧК для опознания Каплан, дала ей положительную характеристику. Она сразу же выразила недоумение: “Я познакомилась с Фанни Каплан на Нерчинской каторге, где я пробыла с ней три года. Каплан ослепла в августе 1908 года, а может быть в 1909 году...” (док. № 79). И позже в воспоминаниях бывшие каторжанки продолжали тепло вспоминать Каплан, хотя официальная пресса была полна проклятий в ее адрес и клеймила ее как эсеровскую убийцу...

В марте 1917 года из Акатуйской каторги в Читу на тройках отправились десять каторжанок, освобожденных Февральской революцией: А. Биценко, А. Измайлович, Ф. Каплан, М. Спиридонова, Н. Терентьева, А. Пирогова, А. Шумилова, П. Шакерман, А. Шенберг, В. Штольтерброт. Перед отъездом они навестили могилу декабриста Лунина, а 8 марта были торжественно встречены в Чите.

Из Читы Каплан отправилась в Москву и некоторое время жила у своей знакомой по каторге Анны Пигит по адресу: Б. Садовая, д. 10, кв. 5. А. С. Пигит сообщила на допросе Кингисеппу 31 августа 1918 года: “Я заявляю, что предъявленная мне, содержащаяся под стражей во Всероссийской чрезвычайной комиссии женщина, называющая себя Фани Каплан, есть действительно Фани Каплан бывшая каторжанка, вместе со мной бывшая на Нерчинской каторге. Она была приговорена к бессрочной каторге. Я застала ее уже на каторге в 1907 году. Я не помню, по какому именно делу она была осуждена. Она была приговорена по какому-то делу анархистов. По освобождении с каторги между нами, бывшими каторжанками, сохранились старые отношения, и Фанни Каплан ко мне неоднократно заходила. Мы партийно разошлись. Я левая эсерка, и мы встречались не часто. Полагаю, что она последнее время проживала в Москве”. Допрошенный тогда же ее брат Давид Пигит сказал: “Я лично знаю Фанни Каплан. Познакомился с ней в апреле прошлого года, когда она вернулась с каторги вместе с моей сестрой и гостила у нас за неимением пристанища. Вскоре она уехала в Крым для лечения. После этого я с ней больше не встречался. Мне неизвестно, сколько времени она пробыла в Крыму. Я не знаю подробностей того дела, по которому она была осуждена на каторгу. Знаю только, что она ослепла от взрыва бомбы, а потом вновь прозрела”. Были допрошены и другие сокаторжанки (В. Штольтерброт, В. Тарасова), признавшие в задержанной Фанни Каплан (док. № 91, 92).

В Крыму Каплан лечилась в санатории для политзаключенных в Евпатории. Октябрь 1917 года застал ее в Харьковской офтальмологической клинике, где она восстанавливала зрение у знаменитого профессора Л. Л. Гиршмана". “Этой революцией я была недовольна, - говорила она на допросе Петерсу, - встретила ее отрицательно. Я стояла за Учредительное собрание и сейчас стою за это. По течению в эсеровской партии я больше примыкаю к Чернову” (док. № 58).

После Харькова был Симферополь, где Каплан пробыла до февраля 1918 года, работая заведующей курсами по подготовке работников волостных земств и получая зарплату 150 рублей в месяц. По воспоминаниям В. Е. Баранченко он познакомился с Каплан летом 1917 года в Крыму, в санатории, там же с ней встретился Д. И. Ульянов. Ему понравилась Каплан, по его рекомендации она поехала в Харьков и частично восстановила зрение после операции, стала видеть силуэты. Баранченко позже стал мужем Ф. Ставской, на процессе 1922 года сообщившей о встрече с Каплан в Крыму¹².

В конце февраля или марта 1918 года Каплан вернулась в Москву, где жила на квартире Пигит и встречалась со своими подругами по каторге. О ее политических взглядах в то время судить трудно. На допросах по этому поводу она высказывалась достаточно противоречиво, путая хронологическую последовательность событий. Каплан говорила Петерсу о том, что в Акатуе была вместе со Спиридоновой и Биценко и стала из анархистки социалисткой-революционеркой. “В своих взглядах я изменилась потому, что я попала в анархистки очень молодою... Самарское правительство принимаю всецело и- стою за союз с союзниками против Германии. Стреляла в Ленина я. Решилась на этот шаг еще в феврале. Эта мысль у меня назрела еще в Симферополе, и с тех пор я начала подготавливаться к этому шагу” (док. № 58).

Решение Каплан примерно в это время участвовать в покушении на Ленина подтвердил В. Зензинов, член ЦК партии эсеров. В книге о событиях 1918 года он вспоминал, что Каплан предложила свои услуги в Москве Нилу Фомину, впоследствии расстрелянному колчаковцами. Он предложил Зензинову весной 1918 года “организовать вместе с Дорой Каплан покушение на Ленина. Партия тогда отказалась воспользоваться этим предложением, и позднее Дора Каплан на свою собственную ответственность стреляла в Ленина и тяжело ранила его”¹³. Эти воспоминания невозможно проверить, хотя следует учесть, что возникли они уже после того, как о Каплан писали с ссылками на советские газеты многие другие. Так утверждалось мнение, что стреляла в Ленина именно она. Ссылались и на ее собственные признания, хотя часть протоколов допросов не подписана. Н. А. Скрыпнику, заведующему отделом ВЧК по борьбе с контрреволюцией, Каплан сказала 30 августа 1918 года, что “стреляла по собственному побуждению” (док. № 76. Протокол допроса Ф. Каплан не подписала). Председателю Московского ревтребунала А. М. Дьяконову она говорила: “Стреляла в Ленина я потому, что считала его предателем революции и дальнейшее его существование подрывало веру в социализм. ...Я считаю себя социалисткой, сейчас ни к какой партии не отношусь”. И снова Дьяконову: “Меня задержали у входа на митинг. Ни к какой партии не принадлежу. Я стреляла в Ленина, потому что считаю, чем дольше он живет, он удаляет идею социализма на десятки лет. Я совершила покушение лично от себя” (док. № 76. Подписать этот протокол допроса Ф. Каплан отказалась).

Бывших каторжанок А. Пигит, Ф. Радзиловскую, В. Тарасову по распоряжению ведшего следствие В. Э. Кингисеппа привезли в ВЧК, на квартире Пигит оставили засаду. В нее попадет зашедшая к Пигит ее подруга по каторге Вера Штольтерброт и тоже будет доставлена в ВЧК. Но все они удостоверяли личность Каплан, о себе заявили, что политической работой не занимаются. Потому допрашивавший их Кингисепп постановил всех освободить и засаду в квартире Пигит снять. Ф. Радзиловская сообщила 1 сентября: “В июле я была в отпуске. Приехала 25 июля... Видела Каплан 3-4 раза. Она заходила ко мне, раз я ее видела кажется на улице. В последний раз она была у меня недели полторы назад. На политические темы мы не говорили. Я ни разу у нее не была. Ее адреса не знаю. Она вернулась из Крыма в конце мая или начале июня. За точность не ручаюсь. Мне кажется, что она одно время искала занятий, но я не знала, служила ли она где-нибудь. При встречах она производила на меня впечатление вполне уравновешенного человека”. Ее показания подтвердил Л. Я. Черномордик, проживающий по адресу: Леонтьевский переулок, д. 12, кв. 9, сказавший, что к квартирантке Фане Радзиловской приблизительно неделю назад (22 - 23 августа 1918 года) приходила женщина, имевшая сходство с предъявленной ему фотокарточкой (док. № 78,79).

Каплан сообщила Петерсу и наркомюсту Курскому, что виделась после приезда из Крыма с А. Биценко, сокаторжанкой, членом ЦК партии левых эсеров, но не спрашивала ее, как попасть к Ленину, что правого эсера Зензинова равно как и других не знает, что не слыхала ничего про организацию террористов, связанную с Савинковым. Эти показания Савинков позже подтвердил: “В 1918 году предполагалось покушение на Ленина и Троцкого. Но делалось очень мало... К делу Доры Каплан наш союз не имел никакого отношения”¹⁴.

С А. А. Биценко дело обстояло сложнее. Анастасия Алексеевна Биценко (1875 - 1938) была вместе с Каплан на каторге, в 1917 году и до июля 1918 года являлась членом ЦК партии левых эсеров. На допросе 17 февраля 1938 года она сообщила следователю НКВД, что в августе 1918 года ходила в Кремль к арестованной М. А. Спиридоновой, и та ей говорила о встрече с Каплан и о решимости последней стрелять в Ленина. В обвинительном заключении Биценко инкриминировалось знание в 1918 году о готовящемся покушении на Ленина и не предупреждении такового. Биценко была расстреляна 16 июня 1938 года. Во время реабилитации Биценко в 1961 году выяснилось, что к Спиридоновой она не ходила, что левые эсеры к покушению на Ленина не имели отношения¹⁵.

Первое воззвание ВЦИК в связи с покушением на Ленина было подписано Я. М. Свердловым и датировано 30 августа 1918 года, то есть сразу же после выстрелов в вождя. В нем говорилось: “Несколько часов тому назад совершено злодейское покушение на тов. Ленина... По выходе с митинга тов. Ленин был ранен. Задержано несколько человек. Их личность выясняется. Мы не сомневаемся в том, что и здесь будут найдены следы правых эсеров, следы наймитов англичан и французов”¹⁶. Так были определены заказчики преступления: англичане и французы, правые эсеры. Для большевиков использовать случившееся в политических целях было необычайно важно. Гнев “народа” следовало направить на врагов, которым было выгодно убрать вождя, остановить “сердце революции”.

Руководство ВЧК исходило из современной им политической обстановки. Чекисты полагали, что в связи с “заговором послов” и арестом Р. Локкарта, организатором покушения, могла выступить британская разведка. С целью выявления знакомства Петерс привел Каплан в камеру на Лубянке к арестованному британскому посланнику. Локкарт позже вспоминал: “В шесть утра в комнату ввели женщину. Она была одета в черное платье. Черные волосы, неподвижно устремленные глаза обведены черными кругами. Бесцветное лицо с ярко выраженными еврейскими чертами было непривлекательным. Ей могло быть от 20 до 35 лет. Мы догадались, что это была Каплан. Несомненно большевики надеялись, что она подаст нам какой-либо знак. Спокойствие ее было неестественно. Она подошла к окну и стала смотреть в него, облокотясь подбородком на руку. И так она оставалась без движения, не говоря ни слова, видимо покорившись судьбе, пока за ней не пришли часовые и не увели ее. Ее расстреляли прежде, чем она узнала об успехе или неудаче своей попытки изменить ход истории”¹⁷. Каплан не признала Локкарта своим сообщником. Тогда стала активно разрабатываться версия о том, что покушение организовали правые эсеры.

Политическая конъюнктура в конце лета 1918 года сложилась так, что левые эсеры к этому времени были разгромлены, их лидеры арестованы. Истеричная и больная Каплан заявляла многим о своем желании убить Ленина и о своей приверженности идее Учредительного собрания. Может быть поэтому один из арестованных вместе с ней, бывший левый эсер Александр Протопопов был вероятно расстрелян сразу же после ареста¹⁸.

В конце лета 1918 года наиболее опасным для большевиков был Восточный фронт республики, где военная удача сопутствовала народной армии созданного 8 июня 1918 года в Самаре Комитета членов Учредительного собрания и поддерживавшему ее чехословацкому корпусу. К началу сентября бои шли в районе Казани, где красными руководил лично наркомвоен Л. Д. Троцкий. Потому во время допроса Петерс упорно пытался выяснить у Каплан, по чьему наущению она выполнила этот акт, кто стоял за ее спиной, кто ее сообщники, с какой парторганизацией она связана и так далее. И он, и другие следователи пытались своими вопросами предопределить ее ответы. Они не хотели верить в то, что Каплан - террористка-одиночка, они искали организацию и сообщников. Сообщения, помещаемые от имени ВЧК в газетах, были больше направлены на разжигание страстей и ненависти к врагам, дабы оправдать готовящееся постановление о красном терроре, чем на поиск истины.

На Каплан оказывалось психологическое давление.

31 августа 1918 года Кингисепп допросил сокаторжанку Каплан В. М. Тарасову-Боброву, которая рассказала многое из биографии Каплан. Кингисепп передал протокол допроса Петерсу. Ему удалось разговорить Каплан, узнать, что она была анархисткой. Но о своем участии в покушении на Ленина не сказала ничего вразумительного. Зачем оказалась на митинге? Кто ей помогал? Об этом - ни слова.

- Я думаю, у Вас есть еще много что сказать.

- Я сказала все.

- Я не ошибусь, - сказал Петерс. - Вы утаиваете главное - сообщников и руководителей покушения...

Этот допрос Петерс проводит в 2 часа 25 минут ночи с 30 на 31 августа. Позже он вспоминал, как 30 августа вечером ему сообщили о ранении Ленина и он отправил туда группу чекистов во главе с Г. Беленьким. “Через некоторое время они привезли в ВЧК женщину лет 30, которая оказалась Каплан, стрелявшая во Владимира Ильича. В это время в ВЧК приехали тов. Курский, Свердлов и Аванесов и началось выяснение. Кругом было страшное возмущение. Тов. Курский начал допрашивать Каплан, но она в своем первом показании дала чрезвычайно мало. Потом, когда тов. Курский ушел, уже поздно ночью я снова начал допрашивать Каплан, и тут она стала давать кое-какие сведения о себе, откуда она приехала. Было установлено, что фамилия, которую она дала, является неправильной, но она отказалась назвать настоящую фамилию. Только на второй или на третий день удалось установить, что она бывшая анархистка, арестована молодой девушкой после взрыва в Киеве, потом попала на каторгу и сидела вместе со Спиридоновой и там, на каторге, превратилась в эсерку, что ее настоящее имя Фанни Каплан. Ночью, когда я ее допрашивал, она стала говорить больше. Я долго ей доказывал, что преступление, которое она совершила..., чрезвычайно тяжелое, и мы с ней долго спорили по этому вопросу. В конце концов она заплакала, и я до сих пор не могу понять, что означали эти слезы: раскаяние или утомленные нервы”. Каплан ничего не сказала о своих соучастниках в преступлении, - сетовал Петерс¹⁹.

1 сентября 1918 года Петерс от имени ВЧК опубликовал в “Известиях ВЦИК” сообщение: “Из предварительного следствия выяснено, что арестованная, которая стреляла в товарища Ленина, состоит членом партии социалистов-революционеров черновской группы... Она упорно отказывается давать сведения о своих соучастниках и скрывает, откуда получила найденные у нее деньги... Из показаний свидетелей видно, что в покушении участвовала целая группа лиц, так как в момент, когда тов. Ленин подходил к автомобилю, он был задержан под видом разговоров несколькими лицами...”. Особо подчеркивалось, что в распоряжении ВЧК имеются данные, указывающие на связь покушавшейся с организацией, подготавливавшей покушение, и в этом направлении продолжается энергичное расследование; что “определенно устанавливается связь ее с самарской организацией”.

Петерс сразу же попытался придать происшедшему большое политическое звучание, указав на “организацию” и самарский Комуч как главных виновников преступления. Однако от этих выводов пришлось тогда же отступить. “Известия ВЦИК” 3 сентября 1918 года сообщали: “Каплан проявляет признаки истерии. В своей принадлежности партии эсеров она созналась, но заявляет, что перед покушением будто вышла из состава партии”. Но в протоколах допросов Каплан такого признания нет. В них тому же Петерсу она заявила о сочувствии Учредительному собранию, Чернову, но ничего о своем членстве в эсеровской партии. Не удалось тогда ВЧК установить и связь Каплан с какой-либо организацией, расстреляна была она одна, остальных арестованных по этому делу (ее сокаторжанок, женщин, беседовавших с Лениным во время выстрелов, и других) освободили за отсутствием состава преступления. Неизвестно, на каком основании появилось утверждение Петерса о деньгах, найденных у Каплан. В следственном деле Каплан нет официально оформленного протокола произведенного у нее обыска. Но в записке 3. Легонькой, производившей личный досмотр арестованной и ее вещей, деньги не упоминаются. Вряд ли можно предполагать, что Петерс писал сообщение в газету и не знал о результатах обыска. Тогда остается лишь думать, что жесткий текст газетного извещения нужен был для нагнетания политического психоза против правых эсеров, воевавших тогда во имя Учредительного собрания с большевиками.

Следствие не доказало принадлежность Каплан к эсеровской партии, хотя это чекистское утверждение вошло во многие издания. На допросах Каплан называла себя социалисткой, но к “какой социалистической группе принадлежу, сейчас не считаю нужным сказать” (док. № 76).

ЦК партии правых эсеров заявил о своей непричастности к покушению. ЦК партии левых эсеров 31 августа 1918 года призвал в ответ на выстрелы в Ленина перейти к террору против “цитадели отечественного и международного капитала”, а лидер левых эсеров М. Спиридонова, хорошо знавшая Каплан по каторге, в письме, написанном в ЦК партии большевиков, упрекала Ленина за расстрел сокаторжанки²⁰. Версия Петерса об эсеровской принадлежности Каплан, выдвинутая из конъюнктурнополитических соображений в начале сентября 1918 года, получила подтверждение на судебном процессе 1922 года над лидерами партии правых эсеров. Дело Каплан было в основе обвинений партии правых эсеров в террористической деятельности.

На следственном деле № 2162 надпись: “составлено к процессу над ЦК партии правых эсеров в 1922 году и является приложением к т. 4 материалов этого суда”. Действительно, 18 мая 1922 года заведующая следственным производством по делу правых эсеров Е. Ф. Розмирович, рассмотрев присланное из ГПУ дело по обвинению Каплан, принимая во внимание, что Каплан была правой эсеркой, - постановила: “Считать дело Каплан вещественным доказательством при деле правых эсеров”.

Однако участники процесса не были столь категоричны, и те правые эсеры, которые к тому времени еще не сотрудничали с ВЧК, всячески оспаривали утверждение о членстве Каплан в партии правых эсеров.

Рассмотрим показания на процессе 1922 года только в той части, где они касаются Каплан и покушения на Ленина 30 августа 1918 года. Заметим лишь, что о возможности покушения на их жизнь, Ленин и Троцкий говорили не раз²¹.

В Центральном архиве ФСБ РФ хранятся 113 томов материалов следствия, стенограммы суда, агентурного обслуживания, документы о деятельности партии правых эсеров. Активная ликвидация этой партии началась в 1921 году секретным отделом ВЧК, когда были арестованы многие члены ЦК этой партии. Следствие было закончено 21 апреля 1922 года. Верховный трибунал при ВЦИК заседал 48 дней (8 июня - 7 августа 1922 года). К процессу было привлечено 177 человек, но судили 34 руководителя этой партии. Этому судебному процессу, проходившему в Колонном зале Дома союзов в Москве, предшествовала мощная пропагандистско-разоблачительная кампания и следствие, ведомое известным в свое время мастером политического сыска Яковом Аграновым. Наиболее обличительные материалы о террористической деятельности правых эсеров содержались в брошюре Г. Семенова “Военная и боевая работа партии социалистов-революционеров за 1917 -1918 гг.”, изданной в 1922 году в Берлине и напечатанной в типографии ГПУ на Лубянке, д. 18 в Москве; а также в письме в ЦК РКП(б) Л. В. Коноплевой. Григорий Иванович Семенов (Васильев) был в 1918 году руководителем боевой эсеровской группы, а Лидия Васильевна Коноплева - активным ее членом.

Голландский историк Марк Янсен, специально исследовавший материалы правоэсеровского процесса 1922 года, полагает, что Семенов и Коноплева писали свои “разоблачения” по поручению чекистов²². Действительно, они были арестованы осенью 1918 года, а в 1919 году освобождены и вскоре стали членами РКП(б). Полностью амнистированы они были и во время процесса 1922 года. В зарубежной историографии показания-воспоминания Семенова и Коноплевой не пользовались особым доверием, в советской - подтвержденные обвинительным заключением процесса над эсерами 1922 года - приняты как наиболее достоверные описания террористической деятельности этой партии. Обвинения, выдвинутые Семеновым и Коноплевой, не признали в 1922 году ни эмигрантская группа ЦК партии эсеров, ни судимые члены ЦК А. Гоц, Е. Тимофеев и другие. С. Ляндрес пишет о них как о самых отъявленных провокаторах. “Будучи в прошлом непосредственными участниками преступлений, Семенов и Коноплева, - писал Д. Л. Голинков, - открыли факты использования эсерами в борьбе с Советской властью диверсий, экспроприации и индивидуального террора в отношении виднейших деятелей большевистской партии и Советского государства”²³. Бывший следователь Голинков в четырех изданиях книги о борьбе с антисоветским подпольем верил Семенову и Коноплевой. В. Воинов в “Комсомольской правде” (29 августа 1990 года) назвал Семенова “двуликим Янусом эсеровской партии”.

Показания Семенова и Коноплевой не были документально аргументированы. Им возражали такие же участники событий. Но организаторы этого первого большого политического процесса в стране имели видимо целенаправленные политические, а не правовые установки. Они верили тому, кому хотели верить, и в этом смысле напоминали тех, кто в середине тридцатых годов говорил об отсутствии вещественных доказательств, а оговоры подшивал в дело как свидетельство виновности тех, против кого они были направлены...

Брошюра Семенова стала одним из оснований для предания эсеров суду за проведение терактов. Ее рукопись хранится в материалах процесса с чернильной пометкой И. В. Сталина: “Читал. И. Сталин. (Думаю, что вопрос о печатании этого документа, формах его использования и, также о судьбе (дальнейшей) автора дневника должен быть обсужден в Политбюро). И. Сталин”. Написание рукописи Семенов завершил 3 декабря 1921 года²⁴.

Семенов в брошюре, изданной накануне процесса, рассказал о том, как эсеры в Москве готовили покушение на Ленина и Троцкого. “Особое значение, - писал Семенов, - я придавал в тот момент убийству Троцкого, считая, что это убийство, оставив большевистскую армию без руководителя, значительно подорвет военные силы большевиков... Покушение на Ленина я расценивал как крупный политический акт...”. Он указал на свое знакомство в Москве с Каплан, которая после революции вошла в партию эсеров (хотя это в 1918 году не удалось доказать Петерсу). Каплан произвела на Семенова сильное, яркое впечатление революционерки-террористки. Он даже предложил ей войти в свою группу и получил согласие. И тут же сообщал: “Представление о терроре у них (видимо у членов группы. - А. Л.) было совершенно дикое. Они, например, считали возможным отравить Ленина и Троцкого, вложив что-нибудь в соответствующее кушанье, или подослать к ним врача, который привьет им опасную болезнь. Предполагалось, что исполнителем будет Фаня”²⁵. По Семенову, покушение на Ленина готовили эсеры. Каплан встречалась с Д. Д. Донским, членом ЦК эсеровской партии - следовательно преступление санкционировалось ЦК (это было важно для судебного процесса 1922 года). Более того Д. Д. Донской и Е. М. Тимофеев, члены ЦК партии с.-р., встречались с представителями французской военной миссии на квартире, где жила Каплан, то есть в покушении были задействованы и интервенты...

Коноплева вспоминала, как она вместе с Каплан готовила покушение на Троцкого и осматривала дорогу, по которой тот ездил на дачу, и что выстрелы Каплан были санкционированы от имени ЦК партии эсеров А. Р. Гоцем и Д. Д. Донским²⁶.

В газетном варианте стенограммы и в сохранившихся многотомных следственных делах процесса Евгения Ратнер и Евгений Тимофеев, хорошо знавшие состав московской правоэсеровской организации, категорически отрицали членство Каплан в эсеровской партии и свое знакомство с ней.

Показания подсудимых эсеров противоречивы во всем, что касается Каплан, и к ним нельзя относиться с доверием, трудно предпочесть те или иные характеристики. Член боевой московской организации с.-р. И. С. Дашевский говорил о Каплан: “Она производила впечатление глубокой и чрезвычайно упорной натуры. Переубедить ее в чем-либо, что она для себя решила, было трудно”. Д. Д. Донской о ней же: “Довольно привлекательная женщина, но без сомнения сумасшедшая и в дополнение к этому с различными недугами: глухота, полуслепота, а в состоянии экзальтации - полный идиотизм”²⁷.

Обвинение лидеров партии правых эсеров в покушении на Ленина суд начал рассматривать 19 июля 1922 года, когда председательствующий Г. Л. Пятаков предоставил слово Семенову для изложения своей опубликованной версии. Многие выступавшие подвергли сомнению его главное утверждение, что покушение состоялось по указанию и с разрешения ЦК партии правых эсеров. М. Я. Гендельман, депутат Учредительного собрания и член ЦК, первым выразил сомнение в том, что К. А. Усов, боевик и приятель Семенова, отказался стрелять в Ленина без санкции ПСР и поручил это сделать Каплан: “В моей морали такое не укладывается”. Усов и Семенов сказали, что о намерении Каплан стрелять в Ленина знали Гоц и Донской. Гоц этого не подтвердил: “Никогда в беседе с Семеновым я не говорил ему о Фани Каплан как об истеричке. Я никогда Фани Каплан не знал, лично с ней не встречался и поэтому я не мог ее так квалифицировать. Я никак не мог ее связать с именем Семенова, потому что не знал, какие могли существовать отношения и взаимоотношения между ним и Каплан. Поэтому, прочтя эту фамилию, я решил, что дело Фани Каплан - ее индивидуальное дело, которое она замыслила и выполнила”. Далее Гоц выразил сомнение в том, стреляла ли в Ленина Каплан. Ведь при встрече с ним Семенов говорил, “что он тут не при чем, что это дело одного из дружинников, который на свой страх и риск это делал”, что Семенов никогда не говорил ему о своем знакомстве с Каплан. “Подробности я узнал из брошюры, которую следователь Агранов мне предъявил и на которой есть клеймо - сфабриковано в Германии... Донской и Морозов говорили мне, что Каплан не имела никакого отношения к партии с.-р.”, - подчеркивал Гоц. Из его показаний ясно, что Семенов знал, кто на самом деле стрелял в Ленина 30 августа 1918 года, но он в показаниях и брошюре назвал фамилию не “дружинника”, а Каплан, тем более, что ее не было к тому времени в живых.

Семенов, возражая Гоцу, заявил: “Здесь гражданин Гоц говорил, что мои показания - миф. Я считаю нужным заявить, что все показания гражданина Гоца и иже с ним сознательная ложь...”. И повторил написанное в брошюре утверждение, что покушение на Ленина было организовано с ведома Гоца. О Каплан и “дружиннике” не сказал ничего.

Донской удостоверил встречу Каплан с Семеновым между 24 - 26 августа 1918 года на одном из московских бульваров, заметив, что это была их единственная встреча. Он подтвердил, что Каплан говорила ему о своих террористических замыслах. Донской ответил: “Подумайте хорошенько”. Донской настаивал на том, что поступок Каплан носил индивидуальный характер, что он предупредил ее, что если она займется террором, то будет вне партии. В октябре 1922 года Донскому устроили очную ставку с Фаней Ставской. Последняя заявила, что знала Каплан по работе в Симферополе, что встречалась с Донским в Москве и тот сообщил ей о готовящемся покушении, которое не было предотвращено. Донской с мрачным юмором заметил, что действительно разговаривал со Ставской и “тогда еще имел основания ей верить как подруге Каплан”, и что он в присутствии Семенова пытался отговорить Каплан, но не смог этого сделать.

Донской заметил, что после покушения, о котором он узнал на следующий день из газет, начался разгром в партийной среде на легальных и полулегальных квартирах, что именно он написал обращение о том, что партия правых эсеров не имеет отношения к покушению. После этого Донской сказал, что Каплан стреляла как частное лицо, и сделал выговор Семенову за то, что тот дал ей револьвер²⁸.

Эти показания Донского не были приняты во внимание, и в обвинительном заключении утверждалось, что именно он дал Семенову санкцию на производство террористических актов против Ленина, Троцкого, Володарского, Зиновьева и Урицкого²⁹.

Обвинение на процессе поверило не Донскому и Гоцу, а Семенову, Коноплевой, Дашевскому и другим, показания которых оправдывали сам судебный процесс. В обвинительном заключении не ставилось под сомнение, что покушение на Ленина произвела Каплан и, более того, “Каплан имела санкцию от имени Бюро ЦК на производство террористических актов против деятелей Советской власти”³⁰. Тогда, в 1922 года, судебным разбирательством и решением было подтверждено то, что не успели, не смогли или не захотели сделать чекисты в начале сентября 1918 года.

Однако стенограмма правоэсеровского процесса 1922 года и представленное чекистами следственное дело о покушении на Ленина оставили открытым вопрос о том, была ли Каплан членом партии эсеров, более того, стреляла ли она?

В показаниях главных обвинителей Семенова и Коноплевой, бывших эсеров, позже сотрудничавших с ВЧК и ставших в 1921 году большевиками, много лжи и фальши. Это они придумали миф об отравленных пулях, террористической группе под руководством Каплан, это они на правоэсеровском процессе не могли ответить на прямо поставленные вопросы и не потому, что не знали на них ответа, а потому, что этот ответ не вписывался в заранее подготовленный сценарий. Так Семенов ничего по существу не мог ответить Гоцу, утверждавшему, что Каплан непричастна к выстрелам в Ленина, и напомнившему Семенову его же сообщение о том, что это сделал “дружинник”. Кто был этот дружинник? Расстрелянный 30 августа 1918 года Протопопов или фигурировавший в книге Семенова и на процессе Василий Алексеевич Новиков (1883 - 1937), который позже станет еще одним автором легенды о встрече с Каплан в 1932 году в свердловской тюрьме?³¹

Ведь на процессе желание некоторых бывших эсеров все “свалить” на Каплан было столь тенденциозным, что доходило до курьезов. Когда Евгения Ратнер попросила Дашевского, уверявшего о знакомстве с Каплан, описать ее внешность, тот затруднился это сделать, хотя до этого утверждал, что именно он познакомил Семенова с Каплан.

Обвинительное заключение Верховного революционного трибунала ВЦИК РСФСР летом 1922 года с утверждением о том, что Каплан была членом партии правых  эсеров и стреляла в Ленина именно она, было основано на свидетельских показаниях, подтверждавших этот вывод³². Вещественных доказательств не было. Свидетельские показания, утверждавшие обратное или выражавшие сомнения, не были приняты во внимание.

В качестве документального доказательства фигурировало следственное дело Каплан. Это дело под № 2162 хранится в архиве бывшего КГБ на Лубянке в Москве и полностью публикуется в настоящем сборнике. В нем всего 124 листа, фотографии Каплан, здания завода Михельсона, где проходил митинг 30 августа 1918 года, отметка, что автомобиль Ленина находился от здания на расстоянии 9 саженей, мандат А. Я. Беленького, кому было поручено забрать “арестованных, стрелявших в тов. Ленина, из Замоскворецкого комиссариата”. В деле - протоколы допросов Каплан, знавших ее людей, свидетельские показания. Вел следствие по поручению Свердлова член ВЦИК В. Э. Кингисепп³³. Свидетельские показания датированы с 30 августа по 5 сентября, основные свидетели С. К. Гиль, шофер машины Ленина, и С. Н. Батулин, помощник военного комиссара 5-й Московской советской пехотной дивизии, давали показания дважды. Все свидетели утверждали, что стреляла женщина, зная что Каплан арестована и призналась, но ни один не мог подтвердить, что стреляла именно Каплан³⁴.

Среди исследователей явственно выделились те, кто традиционно уверял, что в Ленина стреляла эсерка Каплан и те, кто полагал, что Каплан не была эсеркой и не стреляла в Ленина. Анализ следственного дела Каплан и стенограммы обсуждения этого вопроса во время судебного процесса над лидерами правых эсеров в 1922 году позволяют признать близкой к истине вторую версию. Каплан же была “подставлена” организаторами покушения, знавшими многие ее высказывания о готовности убить вождя, предлагавшей себя в качестве исполнителя. Ее знали как больную женщину, истеричку, полуслепую, но верную традициям политкаторжан брать вину на себя. С этой точки зрения ее кандидатура удовлетворяла организаторов покушения: никого не выдаст, тем более никого не знает, но “примет удар на себя”. Все знали лишь те, кто организовывал, кто не дал завершить следствие, а позже из следственного дела выбрал часть страниц (последний раз дело прошнуровывалось в 1963 году).

Ведь ныне известно, что Ленин и Свердлов в случае с царской семьей сделали все, чтобы не допустить открытого суда и возможности сохранить жизнь хотя бы детям Романовых. В сообщениях ВЧК той поры говорилось как минимум о шести - семи подозреваемых в покушении на Ленина, но широко известно лишь о расстреле Каплан³⁵. С. Ляндрес высказал предположение, что Каплан была послана заговорщиками на заводской двор как инвалид и без оружия для прикрытия действительного террориста³⁶.

По существующей официальной версии главными действующими лицами, организаторами покушения на Ленина были руководители правоэсеровской боевой группы Семенов, Коноплева и исполнительница Каплан.

Эта версия в девяностые годы подверглась сомнению со стороны историков и публицистов. 19 июня 1992 года Генеральная прокуратура России, учитывая общественный интерес к делу о покушении на Ленина 30 августа 1918 года, по заявлению ульяновского писателя А. Авдонина начала проверку обоснованности расстрела Каплан. Ю. И. Седов, в то время прокурор отдела по реабилитации жертв политических репрессий Генеральной прокуратуры РФ, которому поручили ведение нового следствия, говорил в интервью сотруднику газеты “Труд” Ю. Дмитриеву о том, что в сохранившемся следственном деле Каплан “много неясностей и неточностей, разночтений”, так как в 1918 году следствие было проведено “без соблюдения элементарных правил юриспруденции”. Тогда не было проведено психиатрического изучения состояния ее здоровья, хотя было известно, что она была почти слепа, весьма экзальтирована, перенесла ранение и многолетнюю каторгу. Показания свидетелей очень противоречивы. Вот поэтому, подчеркнул прокурор, предстоит фактически реконструировать те давние исторические события. Расследование тогда было поручено следственному управлению Министерства безопасности РФ в связи с вновь открывшимися обстоятельствами. “Никаких обстоятельств, - заметила корреспондент “Известий” Э. Максимова, - собственно не было. Были граждане в разных концах страны, правоведы, литераторы, историки, просто любознательные люди, которые, едва приоткрылись государственные архивы, уразумели по газетам и журналам бездоказательность и безответственность короткого трехдневного дознания, очевидные не только для юристов - для любого грамотного человека”.

В 1994 году дело Каплан принял к производству прокурор-криминалист Генеральной прокуратуры В. Н. Соловьев. Он поставил задачу выяснить, кто стрелял из браунинга, из него ли выпущены две пули, ранившие Ленина. По его мнению следовало провести серию экспертиз: ситуационную - взаиморасположение людей, возможность совершения покушения именно Каплан с учетом ее невысокого роста; почерковедческую — не сфальсифицированы ли протоколы допросов; необходимо было исследовать пиджак и пальто Ленина, медицинскую характеристику ранений и так далее.

Позже Соловьев сообщил о тщательном осмотре пальто и костюма Ленина, а также браунинга. Последний оказался в боеспособном состоянии. После баллистической экспертизы криминалисты пришли к выводу, что в Ленина стреляли из браунинга, который был подброшен и который позже Кузнецов принес Кингисеппу. По мнению Соловьева в Ленина стреляла Каплан, которая была расстреляна Мальковым, а ее останки сожжены в железной бочке с бензином. Доказательств того, что из этого браунинга стреляла именно Каплан, Соловьев не назвал³⁷.

Повторное следственное дело о вине Каплан в покушении на Ленина, начатое в 1992 году, было завершено спустя четыре года - в 1996 году. Следователь ФСБ РФ В. А. Шкарин, ведший это дело, в интервью корреспонденту “Московского комсомольца” Е. Лебедевой (7 октября 1998 года) сообщил некоторые подробности. Он подтвердил заключение экспертов о том, что стреляли действительно из подброшенного браунинга, что выстрелов было четыре, что обойма браунинга состояла из семи патронов, но восьмой патрон был в патроннике, что стрелял один человек. Заметим лишь, что нет данных о том, что Каплан когда-либо пользовалась оружием, и явно браунинг с полной обоймой и патроном в патроннике готовила к бою не она.

Ответ на вопрос, кто стрелял, выглядит в интервью следователя не столь убедительно. Свидетельства очевидцев, на которые он ссылается, мало что дают в этом плане. Шофер Ленина С. К. Гиль заявил в показании, написанном 30 августа 1918 года, что после первого выстрела заметил женскую руку с браунингом, но была ли это рука Каплан? Батулин, задержавший Каплан, сообщил 5 сентября 1918 года, что “человека, стрелявшего в тов. Ленина, я не видел”. Поэтому, когда следователь Шкарин утверждает, что “свидетели покушения, видевшие стрелявшую женщину в черной одежде, узнали ее в предъявленной им на следствии Фани Каплан”, он явно лукавит. Ее увидели только после задержания, но стрелявшего или стрелявшую не видел никто из давших тогда показаний. Столь же неубедительно звучит и его заявление о том, что Ленин наверное был единственным человеком, который не мог видеть покушавшегося и поэтому его вопрос об убийце-мужчине был скорее стереотипен. Почему? Ведь Ленин энергично двигался и, по мнению доктора Б. С. Вейсборда поворот головы “спас его от смерти”. Следователь заявил, что покушение совершила Каплан, так как “в ходе изучения дела и всех архивных фондов не установлено ни одного человека, на которого могло пасть подозрение”. Подобный вывод может лишь удивить, поскольку он ничего не доказывает. Более того, с самого начала подозреваемых было несколько, в том числе и неизвестный “дружинник”, на которого указывал, но не назвал Г. И. Семенов.

Видимо корреспондента газеты также не убедили доводы следователя, и она обратилась за разъяснениями к начальнику отдела реабилитации жертв политических репрессий Г. Ф. Весновской, которая сообщила, что в соответствии с российскими законами человек может быть признан виновным только по решению суда. В сентябре 1998 года редакция “Московского комсомольца” обратилась с заявлением в Генеральную прокуратуру с просьбой дать оценку материалам уголовного дела в отношении Фанни Ефимовны Каплан (Ройд) с учетом закона о реабилитации жертв политических репрессий. Чем завершилась работа по этому заявлению и будет ли суд, - мне неизвестно. Известно другое. Опубликованные газетные материалы о ходе расследования дела Каплан с моей точки зрения не дали убедительных доказательств ее вины в покушении на Ленина 30 августа 1918 года. Тогда же “Московский комсомолец” предложил версию захоронения останков Каплан не в Александровском, а в Тайнинском саду.

Современные исследователи проблемы отстаивают две точки зрения: есть те, кто по-прежнему полагает, что в Ленина стреляла эсерка Каплан, и те, кто считает, что Каплан не была эсеркой и не стреляла в Ленина. Последние называют тех, кто мог бы тогда это совершить: Л. Коноплева, 3. Легонькая, А. Протопопов, В. Новиков. Согласно брошюре Г. Семенова именно Л. В. Коноплева, член эсеровской боевой группы, предложила в 1918 году “произвести покушение на Ленина” и одно время “мыслила себя” “исполнительницей”. Но данных, подтверждающих это, нет. Есть другие - о ее вступлении в РКП(б) в 1921 году, разоблачении своих бывших коллег по партии в 1922 году, работе в 4-м управлении штаба РККА. В 1937 году ее арестовали и расстреляли, в 1960 году реабилитировали. Она признавалась публично в организации покушения на Ленина, но как исполнительница не обвинялась.

3. И. Легонькая (1896 - ?), водитель трамвая, большевичка, участвовала в обыске Каплан, видимо рассказывала об этом. В сентябре 1919 года по доносу была арестована как “принимавшая участие в покушении на Ленина”. Она быстро представила алиби о том, что в день покушения находилась на занятиях в инструкторской коммунистической школе красных командиров. Узнав о покушении на Ленина, побежала вместе с другими курсантами в военкомат Замоскворецкого района, где Дьяконов предложил ей участвовать в обыске Каплан.

Следы А. Протопопова после 6 июля 1918 года теряются. Ясно, что в августе 1918 года он не был “высокопоставленным сотрудником ЧК”, а скорее всего был арестован или находился “в бегах”. Его имя возникло в связи с тем, что согласно официальному сообщению 30 августа 1918 года были “задержаны несколько лиц”. Одним из них был А. Протопопов. В. А. Новиков в брошюре Семенова называется эсером, помогавшим Каплан осуществить покушение. Во время пристрастного допроса в НКВД в декабре 1937 года Новиков признался лишь в одном: он показал Каплан Ленина, а сам во двор завода не заходил и ждал “результатов” на улице.

С. В. Журавлев, автор биографического очерка о Г. И. Семенове, пишет, что 7 октября 1937 года на закрытом заседании Военной коллегии Верховного суда СССР, рассматривавшем дело, Семенов сказал правду, назвав себя организатором покушения на Ленина, “перед смертью” он признался. Поэтому, заключает Журавлев, “можно считать окончательно установленным, что убийство Володарского и покушение на Ленина в 1918 году имели место и были подготовлены именно группой эсеров-боевиков во главе с Семеновым”³⁸. Думаю, что вывод это не окончательный. Семенов писал об этом в брошюре, говорил публично на процессе 1922 года. Он повторил это и в 1937 году, возможно рассчитывая на то, что поскольку это признание сохранило ему жизнь в 1922 году, то наверное сохранит и сейчас. Ведь признался он в этом до вынесения приговора о расстреле.

Более осторожны в своих заключениях С. А. Красильников и К. Н. Морозов, когда говорят не о боевом отряде эсеров Семенова в 1918 году, а о группе рабочих из петроградских боевых дружин и нескольких революционерах-интеллигентах, которые занимались подготовкой террористических актов и проведением экспроприаций. Они убеждены, что текст брошюры Семенова был инспирирован властями для успешного завершения процесса, и отметили множество фальсифицированных данных. В комментариях составители сборника документов “Судебный процесс над социалистами-революционерами (июнь - август, 1922 год)” попытались ответить на вопросы о том, существовал ли в реальности отряд Семенова, в какой степени руководство партии эсеров несет ответственность за террористические акты членов этого отряда прошв советского руководства? Действительно ли Каплан стреляла в Ленина, или это был какой-то другой террорист? Была ли Каплан террористом-одиночкой или выполняла поручение? Ответы на эти вопросы неоднозначны. Авторы комментариев правы, утверждая, что в ходе процесса 1922 года ни Семенову, ни Коноплевой, ни обвинению не удалось доказать факт дачи Гоцем и Донским санкции ЦК ПСР на террористический акт против Ленина. Трудно не согласиться с ними и в том, что в дискуссии о том, стреляла ли Каплан, сложилась патовая ситуация. Веских доказательств и свидетельств в пользу того, что стреляла она - нет. Но она принимала участие в этом покушении в каком-то ином качестве. Наверное во дворе завода находились и другие боевики кроме Каплан и Новикова. Оценка трагической фигуры Каплан по мнению составителей названного сборника со временем подвергнется такому же пересмотру, как “подверглось пересмотру отношение к недавнему кумиру нашего общества, на которого она подняла руку”³⁹.

Итак можно утверждать, что о покушении на Ленина 30 августа 1918 года нам по-прежнему известно немного. Фактами стали выстрелы в него и ранение, неоспоримыми доказательствами - две пули и браунинг, из которого стреляли. Вопрос о том, кто стрелял, остался на версионном уровне. На таком же вариативном уровне находится и определение возможного заказчика преступления.

В ходе следствия в 1918 и 1922 годах искали организаторов преступления среди правых эсеров и представителей Антанты. Доказать связь Ф. Каплан с ними не удалось, согласиться с тем, что покушение совершил террорист-одиночка, - трудно. Поэтому ныне отдельные исследователи в качестве рабочей гипотезы выдвинули другую, противоположную первой, версию: покушение стало возможным вследствие “кремлевского заговора”, в котором были замешаны председатель ВЦИК Я. М. Свердлов и в какой-то мере Ф. Э. Дзержинский. Наиболее полно эта версия представлена в работах историка-эмигранта Ю. Г. Фельштинского⁴⁰.

Россиянам многие годы упорно внушали идею о монолитности большевистского руководства, хотя репрессии против многих его представителей, особенно в 1930-1940 годах, сильно поколебали эту веру. В 1960 - 1980 годах ряд политиков и историков выступили с разъяснениями о делении советской истории на “хорошую” при Ленине и “плохую” при Сталине, и что монолит большевизма был неколебим при первом вожде. В девяностых годах историки поняли, что поделить историю страны даже оценочно нельзя, она едина. Борьба за власть велась в стране различными политическими группировками всегда: и при большевиках, и сейчас в постсоветское время.

Следствие изучало и выявляло уголовную сторону дела, тогда как покушение на Ленина было прежде всего политической акцией. Ведь фактом покушения на Ленина воспользовались более других большевики, 2 сентября 1918 года объявив страну единым военным лагерем, а 5 сентября узаконив введение красного террора. Тем самым большевистское руководство заявило об усилении террора и насилия для укрепления своей политической власти⁴¹. Эти выстрелы и пропагандистская кампания против правых эсеров во имя восстановления власти Учредительного собрания сделали эсеров обороняющейся стороной, способствовали их дискредитации в глазах населения. Эта акция активизировала красный и белый террор, создание “террора среды”, когда симметрия действий сторон становилась неминуемо схожей, когда человеческие жертвоприношения становились буднями.

Для обострения борьбы за власть среди кремлевских руководителей в конце лета 1918 года имелось политическое основание. Положение правящей партии к тому времени становилось критическим: численность РКП(б) уменьшилась до 150 тысяч человек; крестьянские мятежи, рабочие забастовки, ухудшение материального положения населения, военные неудачи свидетельствовали о возможности потери власти. Выборы в местные советы в июне - августе уменьшили число большевиков в них по сравнению с мартом 1918 года с 66 процентов до 44,8 процента⁴². Подобная ситуация вызвала у большевистской элиты стремление любыми способами укрепить свое пошатнувшееся положение. Настроение того времени Троцкий в разговоре с германским послом В. Мирбахом охарактеризовал так: “Собственно мы уже мертвы, но еще нет никого, кто мог бы нас похоронить”.⁴³

О кризисе большевистской властной структуры лета 1918 года известно намного меньше, чем о таковом во время подписания Брестского мирного договора, но сами факты убийства Урицкого и покушения на Ленина в известном смысле слова свидетельство этого.

Во время заключения Брестского мирного договора с Германией (март, 1918 год) все лидеры большевизма, в том числе и Ленин, исповедывали идею мировой революции. Но для Ленина тогда было важнее сохранить власть большевиков в стране, поэтому ради этого он был готов заключить мир на унизительных условиях с оставлением больших территорий, выплатой контрибуций и так далее. В данном случае прагматическое решение взяло верх над идеологией. Среди противников подписания Брестского договора были те, кто мыслил категориями мировой революции (Н. И. Бухарин, Ф. Э. Дзержинский и другие), те, кто полагал, что следует затянуть подписание мира, надеясь тем самым на скорые революции в европейских странах, особенно в Германии (Л. Д. Троцкий и другие). Обстановка была настолько серьезной и критической, что в качестве последнего аргумента в случае отказа от подписания мирного договора Ленин пригрозил собственной отставкой. Справедливости ради отметим, что тогда Ленина поддержал Свердлов, но голосование в ЦК РСДРП(б) он выиграл одним голосом Троцкого⁴⁴. Заметим лишь, что даже возможная отставка Ленина не заставила тогда левых коммунистов отказаться от идеологической доктрины мировой революции. О большевистском единстве в то время можно было только мечтать.

По наблюдениям Ю. Г. Фельштинского с конца лета 1918 года на фоне кризиса советских властных структур и роста недоверия к ним со стороны населения начинает усиливаться влияние Свердлова с одновременным падением авторитета Ленина⁴⁵. Летом 1918 года большевики начинают ликвидировать социалистическую оппозицию: в июне запретили участвовать в работе советов меньшевикам и правым эсерам, в июле разгромили и изгнали с правящих должностей левых эсеров. В стране стала устанавливаться однопартийная система. Тогда же активно стала подвергаться критике позиция Ленина на сохранение перемирия с Германией. Достаточно вспомнить убийство германского посла В. Мирбаха (июль, 1918 год) в Москве и растущие антигерманские настроения. Ранение Ленина на какое-то время отстраняло его от власти и ставило перед ним вопрос о почетном уходе из жизни смертью Марата.

К лету 1918 года в руках Свердлова сосредоточилась вся партийная и советская власть. Он был председателем ВЦИК и секретарем ЦК РКП(б), именно он рекомендовал и утверждал ведущие партийно-советские кадры и относился по характеристике Троцкого к тем властным людям, которые всегда знают, чего хотят и добиваются реализации своих решений. По словам Троцкого Свердлов пытался придать президиуму ВЦИК политическое значение и на этой почве у него возникали трения с Совнаркомом и отчасти с Политбюро. Он же отмечал, что в решении политических вопросов Свердлов предпочитал обращаться за советом к Ленину, в решении практических вопросов - к Сталину⁴⁶. Свердлов был властным и решительным человеком. Это он открывал Учредительное собрание и руководил его разгоном, предлагал при помощи оружия отбирать хлеб у крестьян (май, 1918 год) и был за резкое усиление террора, мало чем в этом отношении отличаясь от Ленина. Он занимался и подбором чекистских кадров. Это по его настоянию 19 мая 1918 года было заслушано сообщение Дзержинского “о необходимости дать в Чрезвычайную комиссию ответственных товарищей, могущих заменить его”. И опять-таки Свердлову было поручено поговорить о переходе на работу в ВЧК с Лацисом, Яковлевой и Стуковым⁴⁷. К концу лета 1918 года большевистская элита, явно переживая кризис власти, но вкусив ее в течение почти годичного правления, делала все возможное, дабы ее не потерять.

О признаках кризиса власти в Москве сообщали тогда и германские дипломаты. После убийства левыми эсерами германского посла в Москве графа Мирбаха его сменил Карл Гельферих. В течение недели придя к заключению о том, что положение большевиков безнадежно, он покинул Россию, посоветовав Германскому правительству искать других союзников. Тогда вновь в головах германских генералов возникла идея об интервенции и захвате Петрограда. В Москве осталось генеральное консульство, которое занималось эвакуацией немецких подданных и военнопленных. Возглавлявший консульство Герберт Гаушильд (1880 -1928) писал 16 сентября 1918 года германскому канцлеру о разгуле террора в советской России и о расколе московского правительства. На панические настроения в Москве в начале августа 1918 года указывал Альфонс Пакет, оставивший записи о своем пятимесячном пребывании в столице.

Винфрид Баумгарт, посвятивший свои работы исследованию немецкой восточной политики в 1918 году и отдельно миссии графа Мирбаха, на основе документов германского МИДа написал о переводе в августе 1918 года “значительных денежных средств" из советской России в швейцарские банки, о том, что многие большевистские руководители просили тогда для своих семей дипломатические паспорта (14 августа, 1918 год). По его мнению в июле - августе 1918 года “воздух Москвы был пропитан покушением как никогда”⁴⁸.

Специалисты по истории эсеровского террора в России полагают, что не только кадровый состав, но и сама технология покушения на Ленина с точки зрения предшествующего опыта боевой эсеровской организации не выдерживают критики. Руководители эсеровских боевых организаций с начала XX века предпочитали пистолетным выстрелам бомбометание в субъект покушения. Они полагали, что осуществить такое покушение в 1918 году было неизмеримо проще и легче, чем до революции, так как намного снизилась квалификация сыскных и филерских кадров; охраны у Ленина почти не было (он приехал на завод Михельсона только с шофером Гилем), определить машину Ленина было несложно как и маршрут передвижения. Если бы ЦК ПСР решил осуществить убийство Ленина, то при помощи двух - трех метальщиков бомб это было бы сделано с первой попытки. Но они понимали, что только удачное покушение посеяло бы панику среди правящей большевистской элиты, а сорвавшаяся попытка или ранение Ленина создали бы для большевиков повод для ужесточения карательной политики и ослабления позиции эсеров, что и произошло на самом деле⁴⁹. Если покушение организовали не эсеры, то кто?

Заметим, что из шести известных протоколов допроса Каплан ею подписано только два. Из протоколов явствует, что покушение осуществила она одна, действуя из идейных побуждений: “существование” Ленина “подрывало веру в социализм”. Множество пробелов в ведении следствия в 1918 году, отсутствие конкретных данных о завершении следствия в 1996 году оставляют надежду на открытый суд по этому делу, где свои сомнения и версии могли бы высказать юристы и историки, и было бы принято взвешенное решение по вопросу, до сих пор волнующему общественное мнение.

* * *

В настоящем сборнике впервые полностью публикуются два дела Ф. X. Каплан: каторжное и следственное. Оба хранятся в ЦА ФСБ РФ: следственное с 1918 года, каторжное - с середины 30-х годов, когда было ликвидировано общество бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев и его центральный музей. Дела хранятся под № 2162, части 1 и 2. Следственное дело значится еще и как приложение к тому 4 по делу судебного процесса над лидерами партии правых эсеров в 1922 году.

Составители сочли возможным использовать современную орфографию, а вместо неподдающихся расшифровке слов ставить отточие. Расположение материалов следствия сохранено в том порядке как документы пронумерованы в деле 1918 года.

Комментарии

1 Известна под именами Фани и Дора; отчествами Ефимовна и Хаимовна; под фамилиями Ройд и Ройтман. Как явствует из публикуемого в данном сборнике письма, родителей звали Файвел и Сима Каплан (док. № 25).

2 Солженицын А. Архипелаг ГУЛАГ. // Новый мир. 1989. № 9. С. 85, 102; см. также: Yoldman Е. Niedergang der russishen Revolution. Berlin, 1987. S. 25, 26 и др.

3 Юрлов Б. Миф о Фани Каплан. // Время и мы. Тель-Авив, 1975. № 2,3. Он же. То же. // Источник, 1993. № 2. С. 71.

4 Lyandres S. The 1918 attempt on the life of Lenin: a new look at the evidense. // Slavic Review, 1989, v. 48. № 3- P. 432 - 448.

5 Данилов E. Тайна “выстрелов” Фани Каплан. // Звезда Востока. Ташкент. 1991. № 1. С.113 -130. Он же. Три выстрела в Ленина или за что казнили Фанни Каплан. // Нева. 1992. № 5, 6. С. 306 - 324. Он же. Покушение на вождя: сигнал к террору. // Огонек. 1993. № 35, 36. С. 10-16.

6 Подробнее см.: Литвин А. Л. Кто стрелял в Ленина? // Megapolis- Continent. 1991.30 мая. Он же. Дело № 2162 и другие дела. // Собеседник. 1991. № 42.

7 Судебный отчет по делу антисоветского “право-троцкистского блока”. М., 1938. С. 195, 227.

8 Slavic Review, 1989, v. 48, № 3. P. 435. См. также: В борьбе за советский Крым. Воспоминания старых большевиков. Симферополь, 1958. С. 10; Баранченко В., Гавен. М., 1967. С. 97,100.

9 Радзиловская Ф., Орестова Л. Мальцевская женская каторга. 1907 -1911 гг. // Каторга и ссылка. 1929. Кн. 59. С. 122,123. Они же сообщили, что жили тогда коммуной: все полученные деньги, посылки и книги становились общей собственностью и шли в общее пользование. //Тамже. С. 118.

10 Пирогова А. Я. На женской каторге. // На женской каторге. М., 1932. С. 195. Тополянский полагает, что причиной слепоты Каплан стало полученное ею в 1908 г. сообщение об аресте ее подельника и видимо возлюбленного В. Гарского. У нее, пишет он, была корковая слепота как результат истерического расстройства. В 1917 г. после операции в Харьковской глазной клинике у профессора Л. Л. Гирш- мана она видела силуэты. // Тополянский В. Любовный роман Фани Каплан. Слепые чувства первой злодейки большого советского мифа.

Новое время. 2002. № 35. С. 32.

11 "Документальные данные о лечении Каплан в клинике Л. Л. Гиршмана не обнаружены.

12 Подробнее об этом см.: Резник С. Тайна покушения Фанни Каплан. // Литературные записки. М., 1991. № 1. С. 102, 103. Легенда о любовной истории между Д. И. Ульяновым и Ф. Каплан, созданная знавшими ее В. Баранченко и его женой Ф. Ставской, продолжает длительное время муссироваться на страницах периодики, не имея на то фактических оснований. Известно, что в конце 1917 г., начале 1918 г. Д. И. Ульянов служил военным врачом в Севастополе, и его встреча с Каплан, жившей недолгое время в Евпатории и Симферополе, маловероятна. См., например: Львовский М. Фанни Каплан была любовницей брата Ленина? Неизвестные подробности из жизни легендарной террористки и Дмитрия Ульянова.// Комсомольская правда. 2002. 29 марта.

13 Зензинов В. Государственный переворот адмирала Колчака в Омске 18 ноября 1918 г. Сб. документов. Париж, 1919. С. 152.

14 Дело Б. Савинкова. Л., 1924. С. 56.

15 Центральный архив Федеральной службы безопасности Российской Федерации (далее - ЦА ФСБ РФ), д. 17358. А. А. Биценко. С.17, 25, 76. Петерс спрашивал Каплан на допросе, просила ли она Биценко провести ее к Ленину в Кремль. Каплан на этот вопрос ответила отрицательно (док. № 80).

16 “Известия ВЦИК” 31 августа 1918 г. перепечатали обращение председателя ВЦИК Я. М. Свердлова, датированное 10 час. 40 мин. вечера 30 августа, в котором было отличие: говорилось об аресте нескольких человек. И тут же сообщение ВЧК, уже установившей, что в Ленина стреляла женщина, “отказавшаяся назвать свою фамилию”, но эсерка, связанная с “самарской организацией”.

17 Локкарт Р. Мемуары британского агента. М., 1991. С. 293, 294. Локкарт был арестован в ночь на 1 сентября 1918 г. Никак не аргументированную версию о том, что покушение на Ленина было делом рук английской разведки, поддержал специалист по ее истории Филипп Найтли в книге “Ким Филби - супершпион КГБ”. М., 1992. С. 114.

18 О Протопопове сведения скудны. Известно, что он из матросов. В марте 1918 г. - начальник контрразведки красного советско-финского отряда, ставшего в апреле 1918 г. отрядом ВЧК. В июне 1918 г. отрядом стал командовать левый эсер Д. И. Попов, Протопопов был назначен его заместителем. Он активно участвовал в действиях отряда во время выступления левых эсеров в июле 1918 г. Когда Дзержинский приехал в отряд для ареста Блюмкина, к нему подошел член ЦК партии левых эсеров Ю. С. Саблин и потребовал сдать оружие. Дзержинский отказался. Тогда к нему подошел Протопопов, схватил за руки и обезоружил. // ЦА ФСБ РФ, № Н-8, т. 1, л. 150; т. 11, л. 4, 94.

19 Петерс Я. Воспоминания о работе в ВЧК в первый год революции. // Былое. Париж, 1933. Т. 2. С. 121,122; а также см. одноименные воспоминания Я. X. Петерса в “Пролетарской революции”. 1924. № 10. С. 30, 31.

20 М. А. Спиридонова писала: “И неужели, неужели Вы, Владимир Ильич, с Вашим огромным умом и личной безэгоистичностью и добротой не могли догадаться и не убивать Каплан. Как это было бы не только красиво и благородно и не по царскому шаблону, как это было бы нужно нашей революции в это время нашей всеобщей оголтелости, остервенения, когда раздается только щелканье зубами, вой боли, злобы или страха и... ни одного звука, ни одного аккорда любви”. // Родина. 1990. № 5. С. 50.

О реакции Ленина сообщила А. Балабанова, хорошо знавшая семью вождя и навестившая Ленина в сентябре 1918 г.: “Когда мы говорили о Доре Каплан, молодой женщине, которая стреляла в него и которая была расстреляна, Крупская была очень расстроена. Я могла видеть, что она глубоко потрясена мыслью о революционерах, осужденных на смерть революционной властью. Позже, когда мы были одни, она горько плакала, когда говорила об этом. Сам Ленин не хотел преувеличивать эпизод. У меня сложилось впечатление, что он был особенно потрясен казнью Доры Каплан, так как это имело отношение к нему самому; что решение было бы более легким, если бы жертвой ее пули был один из народных комиссаров. Позднее, когда я выразила свои чувства по поводу казни группы меньшевиков, обвиняемых в контрреволюционной пропаганде, Ленин ответил: “Неужели Вы не понимаете, что если бы мы не расстреляли этих нескольких лидеров, мы могли быть поставлены в положение, когда нам придется расстрелять десятки тысяч рабочих?” Его тон не был ни жестоким, ни безразличным, создалось впечатление трагической необходимости, которая глубоко поразила меня в то время”. // Balabanoff A. My life as a Rebel. London, 1973. P. 187,188. Балабанова сочувствовала Ленину, а не Каплан, оправдывала его жестокость, показывала его решимость любыми средствами добиться цели. В другом варианте воспоминаний А. Балабанова говорила, что она интересовалась у Ленина судьбой стрелявшей женщины, и Ленин, слегка смутившись, ответил: “Центральный комитет решит”. Позже она узнала, что Дора Каплан сослана в Сибирь. // Angelica Balabanoff. Impressions of Lenin. The University of Michigan Press, 1968. P. 11,12. Местные эсеровские издания злорадствовали по поводу покушения, но ни одно не писало о том, что его совершила представитель эсеровской партии. “Тяжело ранен Ленин... Политическое убийство грозит оборвать эту роковую для России жизнь”, - сообщало “Новое казанское слово” 3 сентября 1918 года. В. М. Чернов в Самаре рассказал корреспонденту эсеровской газеты “Народ”, что пробивался в город через множество деревень. “В некоторых местах в среде крестьян, - говорил он, - вместе с недовольством большевиками просачивается антисемитская агитация, особенно в связи с нападением большевиков на церкви и монастыри, однако, когда мужики узнали, что убийцами Ленина и Урицкого являются евреи Ройд-Каплан и Канегиссер, они свою ненависть к большевикам уже не стали относить к евреям”. По впечатлениям Чернова “относительно покушения на Ленина крестьяне в массе не выражают ни радости, ни печали, а лишь равнодушное любопытство”, и единственным откликом на это событие были вопросы: “Что же теперь чуточку получше будет, или еще кто-нибудь злее найдется?”. // ГАРФ, ф. 4370, on. 1, д. 37, л. 7, 8.

21 Троцкий вспомнил о разговоре с Лениным, состоявшемся между ними уже в первые дни после прихода к власти:

“ А что, - спросил меня совершенно неожиданно Владимир Ильич, - если нас с вами белогвардейцы убьют, смогут Свердлов с Бухариным справиться?

- Авось не убьют, - ответил я, смеясь.

- А черт их знает, - сказал Ленин и сам рассмеялся”.

Троцкий также ссылается на рассказ Семенова, подтвердивший планы эсеров взорвать поезд председателя реввоенсовета республики. // Троцкий Л. Д. Моя жизнь. Т. 2. С. 60,151.

В начале 1918 г. план пленения или убийства Ленина разработал Ф. М. Онипко, эсеровский депутат от Ставрополя и член военной комиссии Союза защиты Учредительного собрания. Но когда Онипко обратился за одобрением в ЦК эсеровской партии, члены ЦК пришли в ужас от самой идеи покушения, доказывая, что убийство эсерами Ленина и Троцкого обрушит на партию ярость рабочих. После этого Онипко распустил свою террористическую группу. //Минувшее. М., 1991. Т. 4. С. 110,111.

13 декабря 1918 г. в ВЧК допрашивали летчика-офицера Д. Д. Хризосколес-де-Платан. Выяснилось, что в апреле - июле 1918 г. он был в Казани командиром 6-го авиапарка. Во время наступления чехословацких легионеров на Казань (июль 1918 г.) уговаривал летчиков перелететь к комучевцам и предлагал за это 2 тысячи рублей. Стало известно, что он вместе с другими офицерами готовил в 1917 - 1918 гг. покушение на Ленина и Троцкого. В декабре 1918 г. Хризосколес-де-Платан бежал из Таганской тюрьмы и скрылся. // ЦА ФСБ РФ. Обзорная справка о покушении на В. И. Ленина.

22 Янсен М. Суд без суда. 1922 г. Показательный процесс социали- стов-революционеров. М., 1993- С. 44,45.

23 Голинков Д. Л. Крах антисоветского подполья в СССР. М., 1986. Кн. 2. С. 207.

24 Л. Коноплева, ознакомившись с брошюрой Семенова, писала в ЦК РКП(б) о том, что в ней содержится “ряд фактических ошибок и искажений, которые лишают известной доли ценности доклад как документ исторический”. К ним она относила уточнение данных о возникновении первой террористической группы для убийства Ленина под ее руководством, об отравлении пуль ядом кураре и др. // ЦА ФСБ. № Н-1789, т. 4, л. 530.

25 Как опытный боевик, Семенов, консультируясь с мастером провокации чекистом Аграновым, нарисовал “достоверную” и логическую схему “охоты на Ленина”: “Город разбивался на четыре части, назначаются четыре исполнителя... В часы, когда идут митинги, районный исполнитель дежурит в условленном месте, на каждом крупном митинге обязательно присутствует кто-нибудь из боевиков. Как только Ленин приезжал на тот или другой митинг, дежурный на митинге боевик сообщал об этом районному исполнителю и тот немедленно должен был явиться на митинг для выполнения акта. Среди исполнителей Семенов лучшей назвал Каплан, а также сообщил, что в их числе были Коноплева, Федоров, Усов (последний вскоре был исключен). В тот день к заводу Михельсона, где Ленин должен был выступать на митинге, были посланы Каплан и “хороший боевик, старый с.- p., рабочий Новиков”.

А дальше события, по Семенову, развивались так: “Ленин приехал на завод Михельсона. Окончив говорить, Ленин направился к выходу. Каплан и Новиков пошли следом. Каплан вышла вместе с Лениным и несколькими сопровождавшими его рабочими. Новиков нарочно столкнулся и застрял в выходной двери, несколько задерживая выходящую публику. На минуту между выходной дверью и автомобилем, к которому направлялся Ленин, образовалось пустое пространство. Каплан вынула из сумочки револьвер, выстрелила три раза, тяжело ранив Ленина. Бросилась бежать. Через несколько минут она остановилась и, обернувшись лицом к бегущим за нею, ждала, пока ее арестуют (думаю, что Каплан остановилась, вспомнив свое решение не бежать и овладев собою). Каплан была арестована. На Новикова никто не обратил внимания”. // Семенов (Васильев) Г. Военная и боевая работа партии социалистов-революционеров за 1917 - 1918 гг. С. 34, 35.

Семенов (Васильев) Г. И. (1891-1937), из семьи акцизного чиновника, уроженец г. Юрьева, по образованию - самоучка. Эсер с 1915 г. После февральской революции 1917 г. - комиссар 3-го конного корпуса, член военной комиссии при ЦК партии с.-р., член петроградского комитета партии эсеров, в конце 1917 -1918 гг. - руководитель боевой группы партии эсеров. В сентябре 1918 г. был арестован чекистами. Об этом позже говорил Агранову: “В тюрьме я пробыл 9 месяцев, все это время у меня происходил глубокий внутренний процесс, шла коренная переоценка. В результате мои политические взгляды изменились коренным образом. Я пришел к признанию необходимости диктатуры пролетариата”. На поруки его взял А. Енукидзе. В 1919 г. Семенов примкнул к эсеровской группе “Народ”, вероятно с этого времени работал в ВЧК. В январе 1921 г. по рекомендации А. С. Енукидзе, Л. П. Серебрякова и Н. Н. Крестинского вступил в РКП(б). 5 декабря 1921 г. Семенов писал в ЦК РКП(б), что уже в конце 1920 г. пришел к “мысли о необходимости открыть белые страницы прошлого партии с.-р.”, что он был за границей, следил за работой эсеров и понял, что из всех партий эсеры - “безусловно единственная реальная сила, могущая сыграть роковую роль при свержении советской власти”, потому решил “разоблачить партию с.-р. перед лицом трудящихся, дискредитировать ее..., открыв темные страницы ее жизни, неизвестные еще ни РКП(б), ни большинству членов партии с.-р.” - “Это и было основной причиной, побудившей меня написать доклад”. // РГАСПИ, ф. 17, оп. 84, д. 45, л. 8 -10.

21 января 1922 г. Политбюро ЦК РКП(б) поручило И. Уншлихту принять меры, чтобы известная ему рукопись Семенова вышла из печати за границей не позже, чем через две недели. // РГАСПИ, ф. 17, оп. 3, Д. 256, л. 2. В1922 г. Семенов был осужден и амнистирован. Позже работал в разведуправлении РККА. Семенов был арестован НКВД 11 февраля 1937 г. по обвинению в том, что с 1928 г. являлся участником нелегальной антисоветской организации правых и был связан с Н. И. Бухариным; был руководителем “боевой и террористической организации правых, по поручению Бухарина создал ряд террористических групп из числа бывших эсеров-боевиков; что силами этих групп подготавливал совершение терактов против руководителей ВКП(б) и советского правительства”. 8 октября 1937 г. Военная коллегия Верховного суда приговорила Г. И. Семенова к расстрелу, и в тот же день он был расстрелян. Военная коллегия 22 августа 1961 г. дело Семенова прекратила за недоказанностью предъявленных ему обвинений. В определении Военной коллегии говорилось: “Проверкой дела установлено, что Семенов никаких террористических групп после 1918 г. не создавал и с эсерами связан не был. Будучи арестованным 11 февраля 1937 г., Семенов до 15 июня 1937 г. отрицал свою вину и 4 июня 1937 г. на очной ставке с уличающим его арестованным Усовым К. А. (Усов был членом эсеровской группы Семенова в 1918 г. - A. Л.) заявил: “Вы Усова замучили угрозами. Смотрите, на кого он похож? Потому он и дает такие показания”. За это заявление Семенов был водворен в карцер, после чего 15 июня 1937 г. написал заявление на имя Н. И. Ежова о том, что вину свою признает и обещает дать подробные показания. По делу установлено, что бывший сотрудник НКВД М. Л. Гатов, руководивший следствием и допрашивавший Семенова, в 1939 г. был осужден за фальсификацию следственных дел и антисоветскую деятельность в органах НКВД”. // ЦА ФСБ РФ, следственное дело № 11401, т. 1.

В. Шкловский писал о встрече с Семеновым: “Это человек небольшого роста, в гимнастерке и шароварах, но как-то в них не вложенный, со лбом довольно покатым, с очками на небольшом носу и рот небольшой, говорит дискантом и рассудительно. Верхняя губа коротка. Тупой и пригодный для политики человек. Говорить не умеет”. // Шкловский В. Сентиментальное путешествие, М., 1990. С. 144. Семенов хотел написать в 1922 г. продолжение своей брошюры с разоблачением группы “Народ”.

Н. И. Бухарин протестовал 20 февраля 1937 г. в письме на имя Пленума ЦК ВКП(б) против обвинения в участии в какой-либо террористической деятельности. В доказательство таковой, среди прочих, ему предъявили выбитые у Семенова в начале февраля 1937 г. показания, где тот “признавался” в сотрудничестве с Бухариным на террористической ниве. “Нельзя пройти мимо чудовищного обвинения меня в том, что я якобы давал Семенову террористические директивы... Здесь умолчано о том, что Семенов был коммунистом, членом партии... Семенова я защищал по постановлению ЦК партии. Партия наша считала, что Семенов оказал ей большие услуги, приняла его в число своих членов”. И подчеркивал: “Семенов фактически выдал советской власти и партии боевые эсеровские группы. У всех эсеров, оставшихся эсерами, он считался “большевистским провокатором”. Роль разоблачителя он играл на суде против эсеров. Его эсеры ненавидели и сторонились его как чумы”. // Материалы февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б) 1937 г. // Вопросы истории. 1992. № 2,3. С. 27,28.

Подробнее о Г. И. Семенове см.: Литвин А. Л. Азеф второй. // Родина. 1999. № 9. С. 80 - 84; Журавлев С. В. Человек революционной эпохи: судьба эсера-террориста Г. И. Семенова (1891 - 1937). // Отечественная история. 2000. № 3. С. 87 -105.

Коноплева Л. В. (1891 -1937) из семьи учителя. Училась в Архангельской женской гимназии, участвовала в революционном движении. В партию эсеров вступила в 1917 г. Летом 1917 г. работала секретарем газеты “Земля и воля” в Петрограде, в конце года вошла в военную организацию, в 1918 г. - в боевую дружину, в начале 1919 г. - в группу “Народ”. В том же 1919 г., по ее словам, от работы в партии с.-р. отошла и никакой политической работой не занималась. В 1921 г. по рекомендации Бухарина, Шкирятова, И. Смирнова вступила в РКП(б). На допросе в 1922 г. сказала Агранову: “Начавшаяся у меня после покушения на Ленина... утрата веры в партию, сознание пагубности ее политики заставили меня уйти совсем от партийной работы”. Вероятно с осени 1918 г. Коноплева сотрудничала с ВЧК. У нее хранилась часть эсеровского архива и составленная для чекистов инструкция по “подрывной химии”. В 1922 - 1924 гг. работала в 4-м управлении штаба РККА. Позже работала в Московском отделе народного образования, в издательствах “Работник просвещения” и “Транспечать”. Арестована в Москве 30 апреля 1937 г., обвинена в связях с Бухариным и Семеновым, расстреляна 13 июля 1937 г. 20 августа I960 г. реабилитирована “за отсутствием состава преступления”. // ЦА ФСБ РФ, следственное дело № 11401.

В. Шкловский: “В Москве видел Лидию Коноплеву, это блондинка с розовыми щеками. Говор - вологодский”. // Шкловский В. Указ. соч., с. 157.

26 См. кн.: Пионтковский С. А. Гражданская война в России. Хрестоматия. М., 1925. С. 175,176; см. также: Судебный процесс над социалистами-революционерами (июнь-август 1922 г.). Подготовка. Проведение. Итоги. Сборник документов. М., 2002. С. 148 - 161,177,178.

Донской Д. Д. (1881 - 1936), военный врач, член ЦК партии эсеров, депутат Учредительного собрания. После января 1918 г. руководил военной комиссией партии эсеров. Неоднократно арестовывался. На процессе 1922 г. приговорен к расстрелу, исполнение которого было приостановлено и поставлено в зависимость от поведения находящихся на свободе членов ПСР. В сентябре 1924 г. выслан в Нарымский край сроком на 3 года, где заведовал больницей в селе По- ратель; с 1933 г. - в ссылке в Уральской области. 24 сентября 1936 г. покончил с собой в ожидании ареста. См. подробнее: Дмитрий Дмитриевич Донской. // Сост. Я. А. Яковлев. Томск, 2000; Бондаренко А., Красильников С. Узник Нарымского края. Жизнь и судьба Дмитрия Донского - эсера и ссыльного. // Родина. 2000. № 8. С. 64 - 66.

Гоц А. Р. (1882 - ?) в партии эсеров с 1902 г. Учился в Берлинском университете философии, с 1907 г. - на российской каторге. После февраля 1917 г. - лидер фракции эсеров Петроградского совета, член Президиума 1-го Всероссийского съезда Советов, осудил захват власти большевиками, председатель Комитета спасения Родины и революции, депутат Учредительного собрания. Весной 1918 г. вошел в военный штаб “Союза возрождения” в Петрограде. В 1920 г. арестован, в 1922 г. на суде приговорен к расстрелу, замененному ссылкой в 1925 г. в Ульяновск, в 1931 г. - в Семипалатинск, с 1935 г. в концлагере, в 1937 г. доставлен в Алма-Ату для допросов. В мае 1937 г. в Алма-Ате был обвинен в том, что вместе с М. И. Либер-Гольдманом и С. О. Ежовым-Цедербаумом пытался в 1935 г. “создать единую социалистическую антисоветскую партию”. По всей вероятности тогда же, в 1937 г., расстрелян. По другой версии умер в Красноярском лагере 4 августа 1940 г. // Минувшее. М., 1992. Т. 7. С. 201, 202.

Тимофеев Е. М. (1885 - 1941), член ЦК партии эсеров с декабря 1917г. До этого не раз арестовывался за террористическую деятельность. Весной 1918 г. вместе с И. Дашевским, В. Зензиновым и Б. Моисеенко организовал военную комиссию ЦК в Москве. В 1920 г. арестован. В 1922 г. приговорен на суде к расстрелу, замененному ссылкой. В 1925 г. Тимофеев в Коканде, затем Лубянская тюрьма, ссылка в Уральск, в 1929 г. - в Казань, затем в Самарканд. До ареста в 1936 г. написал более 10 исследований об экономике сельского хозяйства и гидрологии. Расстрелян И сентября 1941 г. в Медведевском лесу на окраине Орла вместе с М. Спиридоновой и др. // Известия ЦК КПСС. 1990. № 11. С. 128. См. также о Е. М. Тимофееве: Е. М. Тимофеев и другие члены ЦК ПСР после процесса 1922 г. Публикация М. Янсена. // Минувшее. М., 1992. Вып. 7. С. 193 - 214; Красильников С. А. Евгений Тимофеев и Макс Гельц: несостоявшийся обмен политзаключенными в 20-е годы. // Гуманитарные науки в Сибири. Новосибирск, 1994. № 2. С. 59-66.

27 ЦА ФСБ РФ, № Н-1789. Стенограмма судебного процесса по делу ЦК ПСР, т. 10, л. 596.

Е. М. Ратнер (1886 -1931), член ЦК ПСР, в 1922 г. судом приговорена к расстрелу, замененному ссылкой в Самарканд. В 1931 г. умерла во время операции (рак) в Ленинграде. // Минувшее, т. 7. С. 209.

И. С. Дашевский (1891 - 1937), член боевой группы партии с.-р., в 1921 г. вышел из партии правых эсеров. Во время суда в 1922 г. был амнистирован. На суде говорил, что он познакомился с Каплан у Семенова. В момент ареста 30 апреля 1937 г. работал замначальника сектора кадров Всесоюзного автогенного треста. Расстрелян 13 июля 1937 г. // ЦА ФСБ РФ, д. 11401, т. 1, л. 312.

28 ЦА ФСБ РФ, № Н-1789. Стенограмма, т. 10, л. 471, 562, 563, 565, 574,591,596,625. А. Р. Гоц рассказывал суду о том, что в середине июля 1918 г. поселился на станции Удельная под Москвой, а 30 - 31 июля вместе с Б. Рабиновичем поехал в Казань. 2 августа на станции Алатырь был опознан и арестован. Решил, что лучше к Дзержинскому в Москву, чем к Лацису в Казань, где был бы сразу расстрелян. За это время видел Семенова один раз. Семенов приезжал в Удельную, спрашивал об отношении к террору. Гоц сказал, что ЦК ПСР ныне за Волгой, и отправил Семенова к Тимофееву, который ведал военной работой в Москве (л. 550). В1937 г. Гоц снова заявил следователю, что никогда не знал Ф. Каплан. // ЦА ФСБ РФ, № Н-13598, л. 150,151.

М. Я. Гендельман (1881 - 1938), член ЦК ПСР, на 2-м съезде Советов (25 октября 1917 г.) выступил с предложением от фракции эсеров отказаться от решения споров силой оружия. Арестован в 1921 г., суд приговорил его в 1922 г. к расстрелу, замененному ссылкой, затем тюрьмой. Расстрелян 3 октября 1938 г. Реабилитирован в 1989 г. // Политические деятели России. 1917. Биографический словарь. М., 1993, с. 77,78.

Ф. Е. Ставская (1890 - 1937), эсерка, занималась террористической деятельностью, была на каторге, в 1917 г. в Крыму, видела Каплан, жена большевика Баранченко. В 1922 г. вступила в РКП(б) по рекомендации Бухарина, Пятакова и Серебрякова. В 1937 г. перед арестом и расстрелом - директор Государственной библиотеки при историческом музее. // ЦА ФСБ РФ, д. 11401, т. 1, л. 228.

Эсерка Б. А. Бабина (1894 - 1983) встретила Донского в Бутырской тюрьме в феврале 1922 г. и задала ему вопрос: “Как могло случиться, что эсерка Фанни Каплан по заданию ЦК пошла убивать Ленина?” Донской сказал ей, что Каплан не была эсеркой, хотя он с ней и встречался: “Женщина довольно красивая, но несомненно ненормальная, да еще с разными дефектами: глухая, полуслепая, экзальтированная вся какая-то. Словно юродивая! Меньше всего мне приходило в голову отнестись к ее словам серьезно. Я ведь в конце концов не психиатр, а терапевт. Уверен был - блажь на бабенку напала!.. Помню, похлопал ее по плечу и сказал ей: “Пойди-ка проспись, милая! Он - не Марат, а ты не Шарлотта Корде. А главное наш ЦК никогда на это не пойдет. Ты попала не по адресу. Даю добрый совет - выкинь это все из головы и никому больше о том не рассказывай!” // Бабина Б. А. Февраль, 1922. // Минувшее. М., 1990. Т. 2. С. 24 - 25, 76.

29 Обвинительное заключение по делу центрального комитета и отдельных членов иных организаций партии социалистов-революционеров по обвинению их в вооруженной борьбе против советской

власти, организации убийств, вооруженных ограблений и в изменнических сношениях с иностранными государствами. М., 1922, с. 110. М. Янсен пишет, что процесс развивался по сценарию: часть бывших эсеров обвинила своих бывших товарищей по партии. Суд несмотря на отрицание обвинений, связанных с покушением на Ленина, принял версию Семенова. // Огонек. 1990. № 33. С. 16.

30 Обвинительное заключение..., с. 97. Обвинение поддержали те правые эсеры, которые перешли к сотрудничеству с большевиками. Они говорили во время процесса 1922 г.:

Григорий Ратнер: До материалов, опубликованных Семеновым и Коноплевой, верил, что выстрелы в Ленина были индивидуальным актом озлобленной фанатички, причем актом, “определенно запрещенным ЦК”.

Константин Буревой: По приезде в Москву из Самары в начале февраля 1919 г. слышал от Донского, что Каплан обратилась в ЦК с предложением об убийстве Ленина, причем ЦК отверг это предложение, в связи с чем Каплан вышла из партии и самостоятельно совершила преступление.

Константин Рабинович: Летом 1918 г. (июнь - август) у меня на квартире проживала Фанни Каплан. Я не знал о ее причастности к боевой организации партии с.-р.

Э. Вандервельде, бельгийский социалист, защищавший эсеров во время процесса 1922 г., тогда же сообщал газете “Голос России” (Берлин, 1922. 25 июня), что обвинения в покушении на Ленина основываются на показаниях Семенова и Коноплевой и носят такой характер, что ни один нормальный суд не смог бы принять их во внимание. “Весь оговор Семенова основан на том, что он якобы с согласия ЦК устраивал покушения, которые затем ЦК дезавуировал. Однако после этого он снова устраивал покушения, и снова от него отрекались. Совершенно очевидно, что все это было придумано впоследствии совместно с теми, кто его инспирировал”. Он назвал Семенова и Коноплеву провокаторами.

31 В. А. Новиков на допросе 15 декабря 1937 г. заявил, что в июле 1932 г. в пересыльной тюрьме во время прогулки встретил Каплан, которая числилась там под фамилией Ройд Фаня. Проверка, проведенная НЩ, ничего подобного не обнаружила. Запросы в свердловскую и новосибирскую тюрьмы установили, что среди заключенных Каплан ни под какими фамилиями не числилась. // Источник. 1993- № 2. С. 86-87. Замнаркома НКВД Фриновский приказал по обнаружении Каплан доставить ее в Москву “спецконвоем в отдельном купе арестантского вагона”. Заметим, что слухи о помиловании Фани Каплан Лениным и вхождении ее в сибирских лагерях или Казанской специальной психиатрической больнице имели довольно широкое распространение. Так при подготовке данного сборника был выявлен факт, свидетельствующий о том, что в 1949 - 1952 гг. отделом по борьбе с терроризмом МГБ СССР проводилась тщательная проверка заявления московское управдома о проживании в одной из квартир родственников Каплан. Заявление выглядело “правдоподобным”, так как отец, проживавший в доме Каплана, в прошлом был эсером и умер, находясь под следствием в московской тюрьме в середине 30-х гг. В ходе проверки никто из родственников Ф. Каплан в СССР разыскан не был.

В. А. Новиков (1883 -1937) сообщил на допросе 15 декабря 1937 г., что был в 1918 г. членом боевой эсеровской группы Семенова, что знал Ф. Каплан, стрелявшую в Ленина. Во время митинга он показал Ф. Каплан вождя, так как до этого она его никогда не видела, а сам остался на улице и после выстрелов и ареста Каплан уехал в Томилино, к Семенову. Новиков во время допроса “вспомнил” о том, что Семенов у него на глазах “распиливал пули браунинга для того, чтобы начинить их ядом стрихнина”. Новиков был в списке эсеров, которые должны был выступить на процессе 1922 г., но в г. Старый Оскол Курской об.., где он тогда жил, его не нашли. Арестовали только в 1925 г. в Ленинграде, когда его случайно опознали.

Среди обвиняемых в покушении на Ленина был и член боевой организации партии эсеров в 1918 г. К. А. Усов (1895 -1937). Он даже вошел в историю террора своим отказом стрелять, потому что “убивать тов. Ленина для того, чтобы власть взял Чернов, я как рабочий не должен, был я в этом нисколько не заинтересован”. // Судебный процесс над социалистами-революционерами. Сб. документов. С. 626. Дочь Усова Л. К. Танкаева убеждена, что в конце лета - осенью 1918 г. ее отца не было в Москве, он был в Колпино, но на процессе 1922 г. он почему-то не использовал свое алиби, а стал говорить о том, что не мог стрелять в Ленина, подтверждая версию брошюры Семенова. // Танкаева Л. К. Дойти до самой сути. М., 1997. С. 17,18.

Семенов и Коноплева в публикациях и на процессе утверждали, что пули были отравлены ядом кураре. На вопрос, почему же яд не действовал, отвечали, что не знали его свойств терять свое воздействие при высокой температуре. Однако тогда же привлеченный в качестве эксперта профессор Д. М. Щербачев 18 апреля 1922 г. дал заключение о яде “кураре”, заявив, что “высокая температура 100°С и даже выше яда не разрушают”. // ЦА ФСБ РФ, № Н-1789, т. 4, л. 11. Мнение эксперта во время процесса не было принято во внимание. Были и иные мнения, совпадающие с точкой зрения Семенова. Однако М. Я. Гендельман во время процесса заявил о том, что вся история с отравлением пуль является выдумкой. Кроме того тогда же Коноплеву и Семенова уличили во лжи и путанице при определении места, где занимались отравлением пуль. // Судебный процесс над социалистами-революционерами. С. 652,653.

В 1990 г. академик Б. В. Петровский, ознакомившись с делом о болезни Ленина, пришел к выводу: “Не было и отравления, которое якобы несли с собой “отравленные” пули. Хотелось бы кстати заметить, что пули в то время не начиняли ядом..., ни о каких отравленных пулях речи не могло быть...”. // Правда. 1990. 25 ноября.

32 В работах Н. Д. Костина “Суд над террором” (М., 1990. С. 4), “Кто стрелял в Ленина” // Родина. 1993- № 10. С. 64, утверждается правильность обвинительного заключения суда 1922 г. Но дополнительная аргументация не приводится.

Ныне можно утверждать, что многое на процессе было сфальсифицировано. Об этом подробно пишет Марк Янсен, подтверждая мнение писателя В. Шаламова о том, что во время политических процессов только “правые эсеры уходили из зала суда, не вызывая жалости, презрения, ужаса, недоумения...”. // Огонек. 1990. № 39. С. 17. Янсен полагает, что процесс провалился. В защиту правых эсеров выступил М. Горький, А. Франс и другие. // Флешман Л., Хьюз Р., Раевская-Хьюз О. Горький и дело эсеров. // Дружба народов. 1990. № 12. С. 231 - 239. На процесс приехали представители II Интернационала, но вскоре западные адвокаты стали сомневаться в необходимости своего участия в “странном суде”. // Янсен М. Первый показательный. // Независимая газета. 1992. 4 сентября.

4 мая 1922 г. на заседании Политбюро ЦК РКП(б) была выделена тройка для “детальной разработки вопроса о защитниках с.-р.” Этот протокол подписан Сталиным. Защитниками на процессе были Бухарин, Томский, М. Н. Покровский и др., которые не столько защищали, сколько обвиняли подсудимых. О ходе процесса Сталину докладывал Бухарин, который участвовал в процессе в качестве представителя ЦК, а не был “защитником Семенова в индивидуальном порядке”. Ведь это “защитник” Бухарин тогда организовал слушателей коммунистического университета для устройства “кошачьего концерта” на вокзале против приезда Вандервельде и др. // ЦА ФСБ РФ, д. 17358, л. 33,34.

Оценка обвинительных материалов против эсеров на процессе сложна и неоднозначна, - подчеркивают С. А. Красильников и К. Н. Морозов, авторы предисловия к сборнику документов о судебном процессе над социалистами-революционерами, - так как его правовая обоснованность была весьма уязвима. Факт участия эсеров в вооруженной борьбе с большевиками в 1917 - 1920 гг. неоспорим. Но все они были амнистированы, а партия легализована. Их участие в террористических актах, в том числе в покушении на Ленина, не имело доказательств кроме свидетельств Семенова и Коноплевой, которых многие считали провокаторами. В ходе процесса стали преобладать политические аспекты, что превратило суд в судилище. // Судебный процесс над социалистами-революционерами. С. 39,42,84.

“Обвинения против эсеров на процессе были построены на весьма сомнительных фактах, а во многих случаях и абсолютно голословны”, - утверждает профессор А. И. Юрьев. // Юрьев А. И. Последние страницы истории партии социалистов-революционеров. // Отечественная история. 2001. № 6. С. 129.

33 Протоколы допросов Каплан с небольшой литературно-стилистической правкой без искажения смысла, а также показания некоторых свидетелей были изданы. // К истории покушения на Ленина (Неопубликованные материалы). // Пролетарская революция. 1923. № 6, 7. С. 275,285. Покушение на Ленина 30 августа 1918 г. М., 1924; 2-е изд. М., 1925. Выстрел в сердце революции. М., 1983. Покушение. // Новое время. 1987. № 33. Источник. 1993. № 2 и др.

В. Э. Кингисепп (1888 -1922), большевик с 1906 г. В1918 г. работал в ревтрибунале и ВЧК. С1920 г. на подпольной работе в Эстонии. 4 мая 1922 г. расстрелян эстонской охранкой.

А. Я. Беленький (1883 - 1942), большевик с 1902 г., в 1919 - 1924 гг. начальник охраны Ленина, член коллегии ВЧК.

34 Гиль С. Показания, данные 30 августа А. М. Дьяконову, председателю Московского революционного трибунала: “Я приехал с Лениным около 10 часов вечера на завод Михельсона. Когда Ленин был уже в помещении завода, ко мне подошли три женщины. И одна из них спросила, кто говорит на митинге. Я ответил, что не знаю. Тогда одна из трех сказала, смеясь: “узнаем”. По окончании речи Ленина, которая длилась около часа, из помещения, где был митинг, бросилась к автомобилю толпа, человек 50, и окружила его. Вслед за толпой в 50 человек вышел Ильич, окруженный женщинами и мужчинами, и жестикулировал рукой. Среди окруживших его была женщина блондинка, которая меня спрашивала, кого привез. Эта женщина говорила, что отбирают муку и не дают провозить. Когда Ленин был уже на расстоянии трех шагов от автомобиля, я увидел, что сбоку, с левой стороны от него, на расстоянии не больше трех шагов, протянутую из-за нескольких человек женскую руку с браунингом, и были произведены три выстрела, после которых я бросился в ту сторону, откуда стреляли, но стрелявшая женщина бросила мне под ноги револьвер и скрылась в толпе...”. Тогда же Гиль поправился: женщина спрашивала, не кто говорит на митинге, а кого привез; женскую руку не с револьвером, а браунингом заметил после первого выстрела. Ленин приехал на завод Михельсона не в 10 вечера, а раньше - в 18 час. 30 мин. // Выстрел в сердце революции. С. 69. Гиль опровергал показания Семенова, утверждавшего, что Новиков в дверях устроил давку, и Ленин вышел в пустой двор. Согласно показаниям Гиля никакого затора в дверях цеха не было.

2 сентября в более развернутых показаниях Г иль писал: “Стрелявшую я заметил только после первого выстрела. Она стояла у переднего левого крыла автомобиля. Тов. Ленин стоял между стрелявшей и той, в серой кофточке, которая оказалась раненой”.

В двух показаниях Гиля речь шла только о женской руке, которую он увидел после первого выстрела. Лицо стрелявшей Гиль “вспомнит” много лет спустя, когда напишет воспоминания, где желаемое выдаст за действительное и где многое будет противоречить его прежним показаниям. Нельзя согласиться, например, с таким “воспоминанием” Гиля: “Раздался еще один выстрел. Я мгновенно застопорил мотор, выхватил из-за пояса наган и бросился к стрелявшей. Рука ее была вытянута, чтобы произвести следующий выстрел. Я направил дуло моего нагана ей в голову. Она заметила это, ее рука дрогнула...”. // Гиль С. К. Шесть лет с Лениным. Воспоминания личного шофера Владимира Ильича Ленина. М., 1957. С. 18.

Оставалось недоказанным еще одно обстоятельство: мог ли Гиль, сидя за рулем машины со включенным мотором в заводском дворе, заполненном людьми (около 8 часов вечера), увидеть руку, которую он определил как женскую, хотя все время путал в показаниях браунинг с револьвером...

Следственный эксперимент провели 2 сентября сотрудники ВЧК Я. М. Юровский и В. Э. Кингисепп. На машине Гиля они приехали на завод. Н. Я. Иванов, председатель заводского комитета и председательствовавший на митинге, рассказал: “Кингисепп попросил показать по возможности точнее, где стояла машина, когда товарищ Ленин выходил после митинга... Я показал, а Гиль подтвердил, что машину он оставил именно здесь. Кингисепп сказал Гилю: “Поставьте машину так, как она тогда стояла”. Гиль поставил... Тогда Кингисепп спросил меня, видел ли я раненого товарища Ленина. Я видел. Я показал место, где товарищ Ленин упал... Кингисепп велел Гилю сесть за руль, а нам с Сидоровым сказал, чтобы мы встали там так, как в момент выстрела стояли Владимир Ильич и та женщина, которая о муке спрашивала. Это, объяснил Кингисепп, нужно для следствия... Мы встали. Чекист, сопровождавший Кингисеппа, сделал несколько снимков. Снимал он нас в разных положениях...”. // См. также: Глазунов М. М., Митрофанов Б. А. Следователь по важнейшим делам. // Советское государство и право. 1988. № 8. С. 102. Некоторые снимки сохранились в следственном деле Каплан.

В ходе эксперимента, проведенного с большим запозданием, уточнили, что стрелявшая Каплан находилась у передних крыльев автомобиля со стороны входа в помещение для митингов, что Ленин был ранен в тот момент, когда он был приблизительно на расстоянии одного аршина, то есть менее метра, от автомобиля (а не трех шагов, как ранее утверждал Гиль), немного вправо от дверцы автомобиля. Только 2 сентября был проведен тщательный осмотр места преступления. Все говорили о трех выстрелах, но найдено было четыре стреляных гильзы. Браунинг, из которого стреляли, был брошен под ноги Гилю, тот ногой отбросил его под машину.

И тут же в следственном деле иное утверждение. “2 сентября, - писал Кингисепп в протоколе, - ко мне явился тов. Александр Владимирович Кузнецов (живет: Москва, Щипок, 22), показал удостоверение фабрично-заводского комитета и членский билет партии коммунистов № 713 и подал письменное заявление о том, что у него находится револьвер-браунинг, из которого 30 августа стреляла Каплан”. Кузнецов передал следователю браунинг № 150489 и обойму с четырьмя патронами. Он сказал, что поднял его “тотчас же по выронении его Каплан”. Браунинг был приобщен к делу о покушении на Ленина. В заявлении Кузнецов писал о том, что “прорвался сквозь кучу людей”, когда “Ленин еще лежал” (то есть машина стояла на месте), недалеко от него было брошено оружие, из которого были сделаны три выстрела. Он указал, что по прочтении 1 сентября в “Известиях ВЦИК” просьбы о возвращении браунинга принес его в ВЧК, хотя еще 31 августа заявил товарищам из Замоскворецкого военкомата, что оружие у него. Затем Кузнецов сообщал, что подняв браунинг, бросился догонять убийцу и принял участие в задержании женщины (док. № 100, 101).

Показания Кузнецова вызывают ряд вопросов, из которых по крайней мере два представляются принципиальными: 1. Где лежал браунинг - под машиной (Гиль) или рядом с упавшим после выстрела Лениным? (Кузнецов). 2. Кузнецов принес семизарядный браунинг с четырьмя оставшимися в обойме пулями. Три из них поразили Ленина и стоящую рядом с ним женщину. Как объяснить происхождение четвертой гильзы? Если согласиться с утверждением Кузнецова, то показания Гиля ставятся под сомнение и наоборот. В семизарядном браунинге при оставшихся в обойме четырех пулях не могло быть восемь зарядов. Следовательно, или браунингов было два, или стреляли не из представленного Кузнецовым браунинга.

К сожалению в материалах следствия нет ни этих, или похожих вопросов, нет и ответов на них. В следственном деле нет дактилоскопической экспертизы (отпечатки пальцев Каплан не сличались с оставленными на браунинге), видимо ее не проводили вовсе. Позже, когда сравнили пули, извлеченные при операции Ленина в 1922 году и при бальзамировании тела вождя в 1924 году, выяснилось, что они разные. Следовательно, или стреляли в Ленина двое, или из разных наганов. // Московский комсомолец. 1992.19 сентября. Интервью научного сотрудника Музея Ленина в Москве Д. Малашенко. Позже следствие доказало идентичность пуль. В следственном деле Каплан есть справка санитарного отдела ВЧК на имя Кингисеппа о том, что стоявшая рядом с Лениным М. Попова имела сквозное огнестрельное ранение локтевого сустава левой руки. Но нет сведений ни о том, что у нее была извлечена пуля, ни о ее поисках на месте ранения и идентификации с пулями из обоймы браунинга.

Гиль сообщил еще о двух заслуживающих внимания факт ах. Один из них о том, как он с револьвером в руках кинулся к лежащему Ленину. В это время женщина, как оказалось фельдшерица, схватила его за руку, полагая, что он хочет стрелять в раненого человека. Эта фельдшерица и еще двое помогли ему положить Ленина в автомобиль. И еще. “Я опустился перед Владимиром Ильичем на колени, наклонился к нему, - вспоминал Гиль. - Какое счастье: Ленин был жив, он даже не потерял сознания. - Поймали его или нет? - спросил он тихо, думая

очевидно, что в него стрелял мужчина”. В другом варианте воспоминаний Гиль объяснил: “Он очевидно думал, что в него стрелял мужчина”. // Гиль С. К. Шесть лет... С. 19; см. рассказ Гиля в кн.: Бонч-Бруевич В. Три покушения на В. И. Ленина. М., 1930. С. 95.

Этот ленинский вопрос даже не рассматривался как следственная версия. Он наверное был единственным, кто мог видеть стрелявшего. Ведь первой пулей была ранена стоявшая рядом и разговаривавшая с ним женщина - М. Г. Попова. Ленин обернулся, и это спасло ему жизнь. Лечившие Ленина врачи писали об этом. Б. С. Вейсборд подчеркивал, что “лишь случайный и счастливый поворот головы спас его от смерти”; В. Н. Розанов отмечал: “Уклонись эта пуля на один миллиметр в ту или другую сторону, Владимира Ильича конечно уже не было бы в живых”. // Воспоминания о Ленине. М., 1984, т. 3. С. 309; т. 4. С. 184.

Степень опасности ранения была в описаниях врачей преувеличена: Ленин самостоятельно поднялся по крутой лестнице на третий этаж и лег в постель. 1 сентября врачи признают его состояние удовлетворительным. // Тополянский В. Кто стрелял в Ленина? Изнанка покушения. // Литературная газета. 1993.10 ноября.

Показания свидетелей, данные 31 августа, мало что добавили нового по сравнению с рассказом Гиля. Все они достаточно противоречивы. Все они давались после признания Каплан и исходили из того, что стреляла женщина, часто путали Каплан с Поповой, разговаривавшей с Лениным.

П. С. Груздев, рабочий часового магазина, был на митинге. Он видел, как к Ленину подошли “две дамы” и одна из них заговорила с ним. Стоявшая около будки “третья дама” подошла ближе к Ленину, и в это время раздалось несколько выстрелов (то есть подход “третьей дамы” был сигналом для выстрелов, или же она сама стреляла - из показаний не ясно). Но далее для Груздева уже понятнее: “Была ранена одна из дам, разговаривавших с Лениным, а стрелявшая бросилась бежать”. Груздев побежал за ней, но ее уже задержали.

И. И. Воробьев, студент университета, член РКП(б). В момент покушения по его словам был “почти рядом”. После выстрелов Ленин упал, его, Воробьева, толпа оттеснила от места покушения. Однако он все-таки пробрался к лежащему Ленину и задал ему вопрос: “Что с Вами, товарищ Ленин?'’. Лежащий до сих пор навзничь Ленин повернулся и сказал: “Оцепите скорее район” (этот эпизод опровергается показаниями Гиля, который говорил, что во время выстрелов толпа разбежалась, и он первый подбежал к Ленину и кроме фельдшерицы никого к нему не подпустил, угрожая наганом). Воробьев, воспроизводя обстановку покушения, сообщил: “Почти около дверцы автомобиля в тов. Ленина стали стрелять (буквально в упор). Товарищ Ленин бежать не мог, его окружала толпа. Увидеть, кто стрелял, было невозможно, но зато была ясно видна рука со средним браунингом. Первые два выстрела были сделаны в упор, а следующие на некотором расстоянии, когда тов. Ленин падал... Разговаривавшая с тов. Лениным женщина была ранена в руку, она плакала и была страшно перепугана” (Воробьев слышал не три, больше выстрелов, что как-то объясняет появление четвертой гильзы).

М. И. Янкевиц, член РКП(б): “В день покушения около десяти часов вечера, проходя мимо завода Михельсона, где произошло покушение, я остановился у толпы, прислушался к разговору, который велся в толпе по поводу покушения на убийство тов. Ленина, и услышал, как один молодой человек лет 15 — 16 говорил, что он прекрасно знает женщину, которая подошла к тов. Ленину, спрашивала у него насчет хлеба и была впоследствии ранена. Я предложил этому молодому человеку пойти со мной, чтобы дать более определенные показания, но он упорно отказывался, тогда я просил его, чтобы он сообщил мне свою фамилию и адрес, но он и от этого отказался и после он исчез. Я не мог принять мер к задержанию его, так как я не был вооружен, вокруг была толпа и не было лиц, на которых я мог бы положиться”. Речь шла о М. Поповой, раненой вместе с Лениным.

М. Г. Попова, кастелянша Павловской больницы: “В пятницу 30 августа я вышла из дома в шестом часу вечера вместе с Семичевым и его племянником Володей, фамилии не знаю, он впервые приехал из деревни. Рассталась я с ними у Петропавловского переулка на Полянке. Оттуда я направилась к Московкиной. Я снесла ей кружку молока и сшить рубашки. Я попросила Московкину Клавдию Сергеевну зайти ко мне ночевать, так как я была одна. Мимоходом мы зашли на митинг и подоспели под самый конец речи Ленина. Когда кончилась речь, я вместе с Московкиной направилась к выходу и очутилась возле Ленина. Я обратилась к Ленину: “Вы разрешили, а муку отбирают!” Он ответил: “По новому декрету нельзя! Бороться надо!” Раздался выстрел, я упала. Я находилась по правую руку Ленина, несколько сзади”. Попова сказала, что была ранена первой пулей.

А. И. Хворов, член следственной комиссии Московского ревтрибунала, член РКП(б): “Видел раненую женщину на митинге, побежал за ней, чтоб она не ускользнула, и хотел ее отправить в ближайшую аптеку, но она просилась в больницу, в которой служила. В больнице присутствовал при перевязке. Через некоторое время ее отправили в Замоскворецкий военный комиссариат”. Указал, что когда с митинга пошли за Лениным, в дверях, в проходе началась сильная давка “как будто кто-то задерживал, и я, взойдя на верхнюю ступень, увидел как раз ту раненую теперь женщину, которая взяла как будто бы Ленина за руку и что-то говорила”.

Следственная версия о том, что Попова имела какое-либо отношение к покушению, быстро отпала. Были допрошены все названные ею лица, ее дочери, подруги и все освобождены, засада с квартиры быстро снята. В постановлении о ее невиновности Кингисепп и Юровский писали 2 сентября: “М. Г. Попова заурядная мещанка и обывательница. Ни ее личные качества, ни интеллектуальный уровень, ни круг людей, среди которых она вращалась (тщедушный чиновник Семичев, Клавдия Московкина - забитая швейка и другие), не указывают на то, что она могла быть рекрутирована в качестве пособницы при выполнении террористического акта”. Было указано, что побудительным мотивом ее обращения к Ленину было то, что ее дочери Нина и Ольга поехали за мукой, а она боялась, что ее отберут. В заключение говорилось: “Признать Попову лицом, пострадавшим при покушении на тов. Ленина, и поместить ее в лечебницу для излечения за счет государства. Предложить СНК РСФСР назначить Поповой единовременное пособие” (док. № 94).

И. Александров, беспартийный: “При выходе на двор из здания завода я заметил, что к тов. Ленину подошла какая-то женщина и начала о чем-то говорить (о чем - мне не удалось расслышать). Недалеко от автомобиля тов. Ленин остановился. В это время навстречу к нему подошла другая женщина и через плечо мальчика, который стоял около тов. Ленина, в него выстрелила. Толпа, разбежавшаяся в панике, сбила меня с ног, и я только слышал остальные два выстрела. Когда я поднялся на ноги, стрелявшая уже успела убежать. Я бросился за ней еще с некоторыми другими товарищами. Через некоторое время мы ее заметили уже идущей спокойно. Она остановилась и потом начала быстро собирать какие-то бумаги с земли. Тут мы ее задержали. Здесь же она и созналась в том, что произвела выстрелы”. Какие именно бумаги собирались - неизвестно.

А. А. Сафронов, фельдшер эвакогоспиталя, был на митинге. Показания дал в 12 часов ночи 30 августа: “...Во дворе завода к нему пристали две женщины..., стали спрашивать его, почему у них отбирают муку. Тов. Ленин ответил, что этого быть не может. К этому времени народ стал прибывать, меня оттиснули от него несколько назад, немедленно раздались выстрелы, не помню сколько раз: 3 или 4. Стреляли в тов. Ленина сзади... Толпа раздалась, рассеялась, я увидел тов. Ленина, лежащего вниз лицом. Около него уже был шофер, и подошел еще товарищ, служащий завода или в отделе тов. Троцкого. Подошла какая- то женщина, которая назвалась фельдшерицей. Я подошел оказать помощь тов. Ленину. Мы посадили его в автомобиль; я его спросил: “Ранены ли Вы, товарищ?” Он ответил, что ранен в руку. Я перевязал ему руку платком носовым (чистым), чтоб не было кровотечения... Шофер решил ехать непосредственно в Кремль, куда мы и отправились”.

А. Сухотин, милиционер: “Когда толпа начала выходить вслед за тов. Лениным во двор, раздались три выстрела. Я увидел раненого Ленина, лежащего на земле в шагах шести от автомобиля” (по другим показаниям Ленин упал вблизи от автомобиля). “Шагах в четырех от Ленина на земле лежала женщина на вид лет 40. Последняя кричала: МЯ ранена, ранена!” А из толпы кричали: “Она убийца!” Я бросился к этой женщине вместе с тов. Калабушкиным, подняли ее и отвели в Павловскую больницу”. Там ее обыскали, перевязали и увезли в военкомат”. Речь шла о Поповой.

Е. Мамонов: “Ленин взялся за ручку автомобиля. В это время из ворот навстречу тов. Ленину подходила женщина (довольно спокойно). В руке она держала чемодан (больше ни у кого чемодан не запомнился), приблизившись на расстояние приблизительно трех шагов от тов. Ленина, начала в него стрелять. Три раза ей удалось выстрелить. В этот момент к ней подбежал шофер автомобиля, на который садился Ленин, и выбил из ее рук револьвер” (Гиль этот эпизод использовал в своих поздних воспоминаниях, хотя он был придуман. В показаниях он заявлял, что сразу побежал к раненому Ленину). “Она тогда бросилась бежать. Побежал за ней. Я видел, как она из чемодана разбрасывала бумаги, затем остановилась и начала собирать бумаги, чтобы отвлечь подозрение. Однако же мы ее узнали, задержали и отвели в комиссариат”.

И. А. Богдевич сообщил, что первым выстрелом была ранена остановившаяся женщина. Стреляла в Ленина женщина в черном.

Примерно то же сообщили и И. Н. Калабушкин, Г. Я. Ромбальский, М. 3. Прохоров, К. С. Московкина, Д. А. Романычев, А. М. Бычков, В. Л. Щепокин, В. В. Ильин, В. М. Громов. Подтвердили показания Поповой ее знакомый, начальник 1-й городской почтово-телеграфной конторы Н. С. Семичев, и его племянник В. Д. Никишин.

Все показания сходились в одном - стреляла женщина, многие утверждали, что участвовали в ее задержании. Все свидетели писали свои показания Дьяконову после признания Каплан (они знали об этом, видели, как ее увозили), часть видимо хотела преувеличить свое участие в поимке террористки, другие - передавали слухи, разговоры, которыми делились ошарашенные происшедшим люди, выдавая версии за факты, ведь лица стрелявшей или стрелявшего никто не видел.

Многие заявляли о том, что они помогали задержать Каплан и только двое сказали, что это заслуга каждого из них в отдельности. Хотя показания помощника военного комиссара 5-й Московской советской пехотной дивизии С. Н. Батулина и председателя заводского комитета Н. Я. Иванова достаточно противоречивы.

30 августа в первом варианте показаний Батулин заявил, что был в 10-15 шагах от Ленина, когда услышал три выстрела и увидел Ленина, лежащего ничком на земле. И когда от выстрелов люди стали разбегаться, он заметил женщину, которая вела себя странно. На его вопрос зачем она здесь и кто она, Каплан ответила так, как тогда в юности во время взрыва гранаты в киевской гостинице: “Это сделала не я”. Их окружили люди из толпы и стали кричать, что это она стреляла. Каплан согласилась, и чтобы избежать самосуда ее окружили вооруженные красноармейцы и отвели в Замоскворецкий военкомат.

Можно допустить, что Каплан покинула то место, с которого стреляла, и “призналась”, испугавшись самосуда возмущенной толпы. Тем более, что во втором варианте показаний, написанных 5 сентября уже после расстрела Каплан, Батулин признал, что не слышал выстрелов, полагая, что это обычные моторные хлопки, и что человека, стрелявшего в Ленина, он не видел. Теперь он написал, что увидел Каплан не на заводском дворе, а на Серпуховке, куда он выбежал в поисках террориста. Добежав до “стрелки”, он заметил двух девушек, “которые по моему глубокому убеждению бежали по той причине, что позади их бежал я и другие люди”. В это время он увидел возле дерева женщину, которая привлекла его внимание “странным видом”. Она не бежала, а стояла с портфелем и зонтиком в руках. “Я спросил эту женщину, зачем она сюда попала?” На эти слова она ответила: “А зачем Вам это нужно?” Тогда я, обыскав ее карманы и взяв ее портфель и зонтик, предложил ей идти за мной. По дороге я ее спросил, чуя в ней лицо, покушавшееся на тов. Ленина: “Зачем Вы стреляли в тов. Ленина?” На что она ответила: “А зачем Вам это нужно знать?” Что меня окончательно убедило в покушении этой женщины на тов. Ленина”.

Где же была Батулиным задержана Каплан: во дворе завода или на Серпуховке? Почему она сначала заявила, что стреляла не она, а затем “призналась”? Что здесь преобладало: испуг перед самосудом? старое правило каторжанки - тянуть время, брать вину на себя, чтобы дать возможность убежать настоящему преступнику? Ее не совсем нормальное, истеричное состояние в экстремальных ситуациях, умноженное на полуслепоту и глухоту? Наверное ответа на эти вопросы мы не найдем никогда.

Иванов 2 сентября сообщил Кингисеппу, что видел женщину, стрелявшую в Ленина, на заводе, у стола, где продавалась литература, по внешности она напоминала ему партийную работницу. И ничего о задержании. Иванов “вспомнил” о том как задерживал Каплан во время процесса над эсерами в 1922 г., когда заявил, что догнал ее на улице, опознал при помощи кричавших детей возле остановки трамвая. Тогда же он рассказал и о своем вопросе и ответе Каплан: “Почему Вы стреляли в нашего великого вождя? - Я сделала это как социалист-революционер”. // См.: У великой могилы. М., 1924, с. 90.

Этот ответ отвечал намерениям суда, и Иванов долгое время в советской историографии был человеком, задержавшим Каплан, хотя первое показание Батулина намного ближе к истине, а Иванов к задержанию скорее всего не имел отношения.

Каплан привели в Замоскворецкий военкомат, заперли в комнате, стали звонить в ВЧК. Она села на диван, ей показалось, что в ботинке гвоздь колет ногу. Она сняла ботинок, взяла со стола несколько серых конвертов со штемпелем военкомата, положила в ботинок и снова надела его. Позже будут искать ее сообщника в военкомате, не поверят, что она сама использовала конверты в виде стелек. Потом этот розыск сообщника прекратят. Более того, 1 сентября было вынесено по этому поводу специальное заключение: “1) Признать, что найденные при вторичном обыске арестованной Фанни Каплан в ее ботинках служившие стельками два конверта со штампами военного комиссариата Замоскворецкого района взяты ею в этом помещении уже после ареста и обыска ее. 2) Признать посему, что не имеется никаких данных для возбуждения следствия, имеются ли соучастники Ф. Каплан в составе Замоскворецкого военного комиссариата. 3) Красноармейцам, охранявшим Каплан и допустившим, что она взяла для стелек конверты, сделать строгое замечание”. На всякий случай были допрошены сотрудники военкомата Неманский, Осовский, Удотова, Легонькая (в деле сохранились протоколы допросов и образцы конвертов).

В военкомат приехал Дьяконов с чекистами Беленьким, Захаровым и Степным. Это Дьяконов приказал вторично обыскать Каплан, так как первый обыск носил поверхностный характер. В комнату на третьем этаже, где происходил обыск, вошли три женщины, у дверей поставили трех вооруженных красноармейцев. Одна из них, Зинаида Легонькая, через год вспоминала: “Дьяконов сказал мне: “Вы обязаны исполнить поручение: обыскать женщину, которая покушалась на тов. Ленина...”. Вооруженная револьвером, вместе с двумя другими женщинами я приступила к обыску...”. Она сообщала, что в портфеле у Каплан были найдены: “браунинг, записная книжка с вырванными листами, папиросы, билет по ж. д., иголки, булавки, шпильки и всякая мелочь..., а во время того, когда ее совсем раздевали догола, то не могу вспомнить, нашли чего-нибудь или нет”. Заметим, что Легонькая, год спустя после обыска Каплан вспомнившая о наличии браунинга в ее портфеле, сразу поставила несколько вопросов, на которые трудно ответить. По признаниям Гиля и Кузнецова, стрелявшая (стрелявший) бросила браунинг, потом Кузнецов сдал его следователям. Если верить отчету Легонькой, в портфеле Каплан оказался еще один браунинг. Отсюда вопросы: у нее их было два? Или стреляла и бросила оружие не она? Или Легонькая его придумала? Во всяком случае в сохранившемся следственном деле нет данных о проверке этого второго браунинга, неизвестно, стреляли ли из него и какова его судьба.

Железнодорожный билет был до Томилино, профсоюзный билет на имя Митропольской. Легонькая обыскивала и Попову.

В протоколе допроса другой женщины, Д. Бем, записано, что именно она обнаружила в ботинках Каплан стельки из конвертов военкомата, брошку, шпильки и булавки. Третья, Зинаида Удотова, свидетельствовала: “Мы раздели Каплан донага и просмотрели все вещи до мельчайших подробностей. Так рубцы, швы просматривались нами на свет, каждая складка была разглажена, были тщательно просмотрены ботинки, вынуты оттуда и подкладки, вывернуты. Каждая вещь просматривалась по два и по несколько раз. Волосы были расчесаны и выглажены, но при всей тщательности обнаружено что-либо не было. Раздевалась она частично сама, частично с нашей помощью”.

После обыска в комнату вошли Дьяконов, Беленький, сотрудники Замоскворецкой ЧК Захаров и Степной, работник военкомата Осовский. Дьяконов допросил Каплан, сообщившую, что она стреляла в Ленина "по собственному убеждению". Протокол подписать отказалась, тогда по просьбе Дьяконова, на нем расписался Батулин и рабочий А. Уваров, отметивший: “Показания Фанни Каплан сделаны при мне”. По указанию Петерса ее отправили на Лубянку в ВЧК. В легковой машине ее охранял чекист Григорий Александров. В карете Красного Креста отправились на Лубянку Попова и Легонькая. В ВЧК Каплан допрашивал Курский, Петерс и другие. В. Бонч-Бруевич вспоминал, что поздно ночью к нему пришел член коллегии наркомата юстиции М. Ю. Козловский и сказал, что Каплан произвела на него “крайне серое, ограниченное, нервно-возбужденное, почти истерическое впечатление. Держит себя рассеянно, говорит несвязно и находится в подавленном состоянии”. // Бонч-Бруевич В. Три покушения на Ленина, с. 89.

Следствие быстро разобралось и с членским билетом № 1387 Всероссийского профсоюза конторских служащих железных дорог на имя сотрудницы отдела статистики М. М. Митропольской. Было установлено, что бланк и печать настоящие, но в списках членов союза Митропольская не значилась. Под номером 1387 был записан И. А. Юрупов. Поэтому было решено билет считать подложным. Правлению союза было указано на плохое хранение бланков. Протокол подписали Д. Курский, В. Аванесов, Я. Петерс и Н. Скрыпник.

Но не успев начаться, следствие было свернуто, оно не было завершено; на ряде показаний дата 5 сентября, к этому дню Каплан уже не было в живых. Более того, в деле сохранились пометки следователей, которым кто-то мешал вести следствие. На повторном показании Батулина от 5 сентября подпись синим карандашом Кингисеппа от 24 сентября: “Документ примечателен по своему 19-ти дневному странствованию”; 18 сентября Н. Скрыпник писал Кингисеппу, что посылает ему два документа по делу о покушении на Ленина, “которые очевидно после долгого странствования по комиссиям попали вчера ко мне. Если они ничего не дали нового, переправьте их обратно ко мне для приобщения к делу Ройд-Каплан”. Содержание документов не сообщалось.

Каплан была расстреляна в 4 часа дня 3 сентября 1918 г., если не раньше. Долгое время была жива легенда, согласно которой “милосердный” вождь сохранил Каплан жизнь. Публикация воспоминаний коменданта Московского Кремля П. Д. Малькова в известной мере рассеяла эту иллюзию. Мальков рассказал, “как по указанию секретаря ВЦИК В. А. Аванесова он привез Каплан из ВЧК в Кремль и посадил в полуподвальную комнату под детской половиной Большого дворца. Аванесов же вскоре предъявил ему постановление ВЧК о расстреле Каплан.

- Когда? - коротко спросил я Аванесова.

У Варлама Александровича всегда такого доброго, отзывчивого не дрогнул ни один мускул.

- Сегодня, немедленно.

И минуту помолчав:

- Где, ты думаешь, лучше?

Мгновенно поразмыслив, я ответил:

- Пожалуй, во дворе Автобоевого отряда, в тупике.

- Согласен.

После этого возник вопрос, где хоронить. Его разрешил Я. М. Свердлов:

- Хоронить Каплан не будем. Останки уничтожить без следа” (также поступили с царской семьей в Екатеринбурге. - A. Л.). Мальков велел начальнику Автобоевого отряда выкатить из боксов несколько грузовых автомобилей и запустить моторы, а в тупик загнать легковую машину, повернуть ее радиатором к воротам. В воротах гаража он поставил вооруженную охрану - двух латышских стрелков. Сам привел Каплан, подал ей команду: “К машине!” И выстрелил. Присутствовал при этом и Демьян Бедный. Это он будет пособлять Маль- кову осуществлять кремацию Каплан (без всякого медицинского освидетельствования) в металлической бочке с бензином... А затем, почувствовав запах горелой человечины, Д. Бедный упадет в обморок. // Мальков П, Д. Записки коменданта Московского Кремля. М., 1959. С. 159,160. Огонек. 1989. № 30. С. 27.

4 сентября 1918 г. “Известия ВЦИК” сообщали: “Вчера по постановлению ВЧК расстреляна стрелявшая в тоВ. Ленина правая эсерка Фани Ройд (она же Каплан)”. Спешили. Зачем? Кто был в этом заинтересован?

Б. М. Сударушкин, предпринявший попытку документально расследовать запутанное дело Ф. Каплан, смог по этому поводу лишь задать очевидные вопросы: почему из ВЧК Каплан перевезли в Кремль? Почему постановление ВЧК о расстреле Каплан исполнили не чекисты, а комендант Кремля Мальков? Почему приговор вынес Свердлов? Чего опасались организаторы расстрела? Может быть, она стала в Кремле кому-то давать показания, которые испугали Свердлова, или это было связано с возвращением из Петрограда Дзержинского? // Фанни Каплан: “Я стреляла в Ленина” (попытка документального расследования покушения на Ленина). Сост. и авт. комментариев Б. М. Сударушкин. Рыбинск, 1990. С. 63.

Каплан была расстреляна по постановлению ВЧК, об этом сказано в газете и подтверждено в “Еженедельнике чрезвычайных комиссий” (27 октября 1918 г., № 6, с. 27). В последнем издании опубликован список расстрелянных (публикуется в сборнике, док. № 143). В нем Каплан значится под № 33; в том же списке в числе казненных: протоиерей Восторгов, бывший министр юстиции И. Г. Щегловитов, министр внутренних дел А. Н. Хвостов, директор Департамента полиции С. П. Белецкий и другие. Рядом с фамилией Каплан пометка: за покушение на тов. Ленина. Сведение о смерти Каплан есть и в алфавитном списке лиц, расстрелянных ВЧК в 1918 -1919 гг., который вел чекист Г. Беленький (в нем лишь фамилии более или менее известных лиц. Список хранится в архиве бывшего КГБ СССР).

Но в протоколах заседаний Президиума ВЧК никаких сведений (постановлений) о расстреле Каплан не имеется. Мальков свидетельствовал, что непосредственный приказ о расстреле Каплан он получил от Свердлова и Аванесова - руководства ВЦИК, то есть они были прежде всего заинтересованы в казни Каплан еще до завершения следствия, без суда и соблюдения прочих правовых норм. В чем была эта заинтересованность - можно лишь догадываться и предполагать, что здесь были политические мотивы, а возможно и личные. Ведь говорил Свердлов горделиво Бонч-Бруевичу: “Вот, Владимир Дмитриевич, и без Владимира Ильича все-таки справляемся”. // Бонч-Бруевич В. Три покушения..., с. 102.

По мнению Ю. Фельштинского к покушению на Ленина был причастен Свердлов. // Фельштинский Ю. Вожди в законе. Ленин и Свердлов. // День и ночь. Литературный журнал. Красноярск, 1997. С. 121 -142.

О. Васильев полагает, что покушение было инсценировкой, нечто вроде “поджога рейхстага”, о чем было сговорено между Лениным и Свердловым. Его поразило, что организаторы покушения Семенов и Коноплева, сами сознавшиеся в этом, практически не были наказаны и попали не под “красный”, а лишь под “большой” террор. Он обращал внимание на то, что “следы пули на пиджаке не совпадали с ранениями на теле” Ленина. На это обратил внимание и Е. Данилов. Он пишет: “Со стороны спины на пальто (Ленина) - четыре отметины крестиками: две красные обозначают попадание пуль, причинивших ранение, две белые - попадание, не задевшие тело (а всюду отмечаются три выстрела. Откуда взялось отверстие от четвертого “выстрела?”...)... Посадить пули из пистолета (или револьвера) с такой кучностью боя может только твердая натренированная рука профессионального стрелка”. Васильев указал на излишнюю драматизацию опасности ранения Ленина, который уже 3 сентября встал с постели, и на то, что пули, находившиеся на поверхности тела, извлекли не сразу. //Васильев О. Покушение на Ленина было инсценировкой. // Независимая газета. 1992. 29 августа; Данилов Е. Тайна “выстрелов" Фани Каплан. // Звезда Востока. Ташкент, 1991. № 1. С. 122,123.

Доводы Фельштинского о том, что к заговору против Ленина причастен Свердлов, могут стать лишь основанием для дальнейшего изучения этой версии. Они достаточно тенденциозны и не всегда аргументированы. Достаточно рассмотреть лишь несколько его утверждений, чтобы убедиться в этом.

Первый допрос Каплан состоялся в Замоскворецком военном комиссариате, куда ее привели после задержания. Допрос проводил председатель Московского революционного трибунала А. М. Дьяконов. Как свидетели при этом присутствовали С. Н. Батулин, приведший Каплан, и рабочий завода Михельсона Андрей Уваров. Их подписи наряду с подписью Дьконова стоят под протоколом допроса. Когда Фельштинский пишет, что на допросе присутствовали чекист А. Я. Беленький, а также видимо сотрудник ВЧК И. А. Фридман и Я. М. Свердлов (// День и ночь, с. 123), это вызывает возражения. Беленький вечером 30 августа 1918 г. получил мандат ВЧК “забрать арестованных, стрелявших в тов. Ленина, из Замоскворецкого комиссариата” (док. № 56). Можно предположить, что он успел приехать во время первого допроса, но об этом нет упоминаний в документах, кроме рассказа 3. И. Легонькой 24 сентября 1919 г. В первом варианте отчета об обыске Каплан (док. № 124) она не отметила присутствия Беленького и факта обнаружения в портфеле Каплан мифического браунинга, все это появится при повторном воспроизведении ею виденного год назад (док. № 139). Столь категоричное доверие к повторному воспоминанию Легонькой об обыске Каплан не обосновано ни Н. Костиным (// Источник. 1993. № 2. С. 81), ни Фельштинским.

На первом допросе Каплан не было ни Свердлова, ни Фридмана. Свердлов присутствовал на допросе Каплан в ВЧК, когда его вел Петерс. Чекист И. А. Фридман был часовым во время этого допроса и вряд ли мог много лет спустя назвать вопросы Свердлова к Каплан, так как сам не слышал их, занимая пост охраны снаружи кабинета, где шел допрос. (// См.: Зубов Н. И. Они охраняли Ленина. М., 1984. С. 94, 95; Сударушкин Б. М. Указ. соч. С. 50, 51).

Трудно согласиться и с тенденциозно-категоричным выводом Фельштинского о времени совершения покушения на Ленина. В воспоминаниях и литературе указано различное время. Точно известно следующее: 28 августа 1918 г. “Известия” опубликовали объявление о проведении в пятницу 30 августа митингов с выступлениями В. И. Ленина, Л. Б. Каменева, Н. И. Бухарина, Я. М. Свердлова и др. Первым в объявлении значился Замоскворецкий район, завод Михельсона, поэтому нетрудно было догадаться, что именно туда поедет Ленин. В объявлении говорилось, что все митинги начнутся в 6 часов вечера. Известно, что Свердлов подписал свое обращение с указанием на то, что “несколько часов тому назад совершено злодейское покушение на тов. Ленина”, 30 августа в 10 час. 40 мин. вечера. Известно также, что Гиль назвал время приезда на завод вместе с Лениным -10 час. вечера. Первый допрос Каплан датирован 11 час. 40 мин. Все даты официальные, кроме указанной Гилем. Сопоставляя эти временные указания, Фельштинский приходит к выводу: митинг начался в 10 часов вечера, продолжался примерно час, то есть закончился около И часов вечера, а обращение Свердлова датировано 10 час. 40 мин., то есть оно подписано председателем ВЦИК еще до совершения покушения, а потому “не остается ничего иного, как предположить, что Свердлов умышленно допустил покушение на Ленина, а может быть через ВЧК и Дзержинский являлся его непосредственным организатором”. (День и ночь, Указ соч. С. 128).

Согласимся со всеми официальными временными указаниями и поставим под сомнение только время, названное Гилем. Причин сомневаться в том, что Ленин приехал на завод в 10 часов вечера довольно много: митинг был назначен на 6 час. вечера, вряд ли Ленин опоздал бы на 4 часа, и его бы все время ждали рабочие. Каплан на допросе сообщила, что приехала на митинг “часов в восемь” (док. № 73). М. Г. Попова, вторая потерпевшая от выстрелов Каплан, сообщила, что вышла из дома в шестом часу вечера, зашла ненадолго к знакомой, и они вместе пошли на митинг, куда “подоспели под самый конец речи Ленина” (док. № 65). Ее знакомая К. С. Московкина в показаниях следствию 30 августа 1918 г. сообщила, что они вышли от нее около 6 часов вечера, “я незадолго до выхода посмотрела на часы”. По дороге зашли на митинг, “Ленин уже говорил” (док. № 132). Если рассчитать время пути от 1-го Бабьегородского переулка, где жила Московкина, до завода Михельсона, то это могло занять не более часа.

Думается, что Ленин приехал на завод в 7 - 8 часов вечера, а выстрелы прозвучали около 9 часов. Показания Гиля недостаточно достоверны, чтобы им доверять абсолютно. Довольно много времени ушло и на пребывание Каплан в военкомате: она сидела в охраняемой комнате, вкладывала в ботинки военкоматские серые конверты в качестве стелек, чтобы не кололи гвозди; затем ждали приезда Дьяконова, проводили обыск, шли телефонные согласования и готовился текст обращения. Странно другое: все высокопоставленные лица, допрашивавшие Каплан, не сомневались в том, что стреляла именно она и никто другой... С той поры возможный самооговор стал “царицей доказательств” и был возведен на многих советских политических процессах в ранг бесспорного свидетельства несовершенного преступления.

Заслуживают внимания вопросы, заданные Фельштинским: зачем понадобилось Свердлову давать указание перевезти Каплан из здания на Лубянке в Кремль? Чем вызвана такая спешка с ее расстрелом, ведь следствие еще не было закончено? Чего опасался Свердлов, требуя уничтожить даже останки расстрелянной без суда и законченного следствия женщины? Нет ответов на эти вопросы, и в данном случае трудно не согласиться с выводами Фельштинского о личном (или каком-то другом) интересе Свердлова в уничтожении наиболее важной улики во всем этом деле - самой Каплан. (День и ночь. Указ соч. С. 131).

Так же трудно объяснить, зная нравы советской эпохи, каким образом могли Семенов и Коноплева, открыто называвшие себя организаторами покушения на Ленина и других террористических актов против большевистских лидеров, сделать блестящую для 1920 -1930 гг. чекистскую и советскую карьеры. Ведь в то же самое время происходили массовые аресты бывших эсеров и меньшевиков, которые давно отказались от всякой политической деятельности и вели себя лояльно по отношению к властям.

35  Савинков во время суда над ним акцентировал: “Не мы, русские, подняли руку на Ленина, а еврейка Каплан. Не мы, русские, убили Урицкого, а еврей Канегиссер. Не следует забывать об этом”. Не удержался и провозгласил: “Вечная слава им”. // Б. Савинков перед Военной коллегией Верховного суда СССР. Полный отчет по стенограмме суда. М., 1924. С. 54.

36 Slavic Review, 1989, v. 48. № 3- P. 447.

37 Труд. 1992. 3 ноября; Родина. 1993- № 10. С. 77; Источник. 1993. № 2. С. 88; Известия. 1994. 4 марта; Экспресс-газета. 1999. 8 ноября; Российская газета. 2002.1 марта.

38 Отечественая история. 2000. № 3- С. 103; Журавлев С. Человек революционной эпохи. Судьба эсера-террориста. //Независимая газета. Приложение. 2000. 31 марта.

39 Судебный процесс над социалистами-революционерами. Сб. документов. С. 21, 23, 620, 629, 640 - 642. Замечу, что предисловие к сборнику документов “Фани Каплан. Или кто стрелял в Ленина?” (Казань, 1995) было написано А. Литвиным. Другие составители названного сборника имели иную точку зрения о виновности Каплан относительно версии о заказчиках покушения и так далее. Поэтому в данном случае, говоря о составителях сборника документов о процессе эсеров, представляется корректным упомянуть именно автора предисловия и комментариев (с. 640, 642).

40 Фельштинский Ю. Вожди в законе. Ленин и Свердлов. // День и ночь. Красноярск, 1997. № 4. С. 121 -142. Он же. Выстрел в вождя. Участвовал ли Свердлов в организации покушения на Ленина. // Труд. 1998. 6 февраля.

41 Выстрелы в Ленина сначала вызвали панику: Бонч-Бруевич, опасаясь нападения на Кремль, привел в боевую готовность его гарнизон, усилил караулы. // Бонч-Бруевич В. Три покушения... С. 79,80. Тогда же на волне массовых протестов и призывов к отмщению было принято 5 сентября 1918 г. Постановление СНК РСФСР “О красном терроре”, начались аресты и расстрелы. Н. Берберова как “общеизвестные цифры назвала 31 489 арестованных ВЧК в августе – сентябре 1918 г. Из них было расстреляно 6185, посажено в тюрьмы - 14 829, сослано в лагеря - 6407, взято заложниками - 4068. ...Это был ответ на выстрелы Каплан”, - заключала она. // Берберова Н. Железная женщина. М., 1991. С. 93.

Врач Р. Донской вспоминал, как он зашел через несколько дней после покушения на Ленина в Лефортовский военный госпиталь и там во дворе анатомического театра увидел разостланный огромный брезент, на котором лежали 24 трупа с раздробленными от выстрелов в упор черепами. Вскоре привезли еще 40. “Это было самое начало террора в ответ на покушение на Ленина”, - пишет он. // Донской Р. От Москвы до Берлина в 1920 г. // Архив Русской революции. Берлин, 1921. Т. 1. С. 195,196. Подобных описаний довольно много.

42 Спирин Л. М. Классы и партии в гражданской войне в России. 1917-1920 гг. М., 1968. С. 29,174.

43 Цит. по: Алданов М. А. Собр. соч. в 6-ти томах. М., 1991. Т. 6. С. 517.

44 См. подробнее: Чубарьян А. О. К истории Брестского мира 1918 г. // Этот противоречивый XX век. М., 2001. С. 133,137.

45 Фельштинский Ю. Брестский мир. М., 1992. С. 375, 376. После смерти Свердлова в марте 1919 г. его личный несгораемый шкаф не вскрывали 16 лет. Вскрыл его в июле 1935 г. нарком внутренних дел СССР Г. Ягода. 27 июля 1935 г. он писал Сталину, что обнаружил в шкафу золотых монет царской чеканки на 108 525 руб., 705 золотых изделий, многие из которых с драгоценными камнями, чистые бланки паспортов царского образца, семь заполненных паспортов, в том числе на имя Я. М. Свердлова. Кроме того царских денег в сумме 750 тыс. рублей..// Источник. 1994. № 1. С. 4. Это лишь подтверждает факт готовности одного из вождей к обеспечению будущего в случае неудачи своих планов в России.

46 Троцкий Л. Политические силуэты. М., 1990. С. 218. Он же. Портреты революционеров. Benson, 1988. С. 50, 240.

47 Деятельность ЦК партии в документах. // Известия ЦК КПСС. 1989. № 4. С. 146.

Яковлева В. Н. (1884 - 1941), член коллегии ВЧК с марта 1918 г., “левый коммунист”. Стуков И. Н. (1887 - 1937), в 1918 г. “левый коммунист”, член Московского обкома РКП(б).

48 Paquet A. In Kommunistischen Russland. Briefe aus Moskau. Jena, 1919, s. 54; Baumgart W. Deutsche ostpolitik. 1918. Wien und Munchen, 1966, s. 238; Ваглин А. Паника. Советская Россия осени 1918 года глазами немца. // Родина. 2002. № 9. С. 78, 81.

4 мая 1918 г. посол Мирбах писал рейхсканцлеру о том, что спросил у Г. В. Чичерина о возможности покушения на Ленина и Троцкого. Чичерин ответил: “Партия уже стала слишком сильной, чтобы потеря даже обоих руководителей могла привести к краху всей системы”. // Viezteljahrshefte fur Zeitgeschichte. Stuttgart, 1968. S. 79.

49 Судебный процесс над социалистами-революционерами. Сб. документов. С. 629, 630.

А. Литвин