С Владимиром Ильичем Лениным я познакомилась через Надежду Константиновну Крупскую. Мы обе были учительницами воскресных школ для рабочих, а затем работали в Подвижном музее учебных пособий, который учительницы сами и основали. В те годы мы ощущали большой недостаток в наглядных пособиях. Желая создать фонд Подвижного музея, мы, учителя и учительницы воскресных школ, внесли все то, что было у каждого из нас: у одного — гербарии, у другого — какие-либо спиртовые препараты, у третьего — коллекция минералов, у четвертого — волшебный фонарь и картины к нему и т. д. Все это мы расположили в небольшой комнате при библиотеке Рубакина, которая в то время помещалась на Большой Подьяческой улице, в доме № 39.
Позднее мы занимали в том же доме самостоятельную квартиру, а впоследствии один из наших абонентов — Панина построила для музея дом на углу Тамбовской и Прилукской улиц. В этом здании, в лекционном зале, в 1906 году впервые открыто выступил В. И. Ленин под именем Карпов. С тех пор моя связь с Надеждой Константиновной не прекращалась, несмотря на то что трудности, связанные с пребыванием в подполье, крайне не благоприятствовали этому.
После ссылки Владимир Ильич, а потом и Надежда Константиновна выехали за границу. Мы стали переписываться, и до 1905 года у нас все время шла очень активная переписка по партийным делам. Нам пришлось тогда вести большую борьбу с «экономистами», а позднее с меньшевиками. Вспоминаются письма Владимира Ильича из-за границы в Россию в 1902—1905 годах. Когда вследствие арестов товарищи выбывали из наших рядов, мы с большой осторожностью привлекали новых людей, опасаясь проникновения в наши ряды противников, а в письмах к Владимиру Ильичу мы жаловались на недостаток работников. И вот в одном из писем в Питер Владимир Ильич резко осудил нас за это. «Нужны молодые силы,— писал он.— Я бы советовал прямо расстреливать на месте тех, кто позволяет себе говорить, что людей нет. В России людей тьма, надо только шире и смелее, смелее и шире, еще раз шире и еще раз смелее вербовать молодежь, не боясь ее. Время военное. Молодежь решит исход всей борьбы, и студенческая и еще больше рабочая молодежь»1.
Между прочим, студенческая молодежь Петербурга в то время оказывала нам большие услуги, давая помещения для явок. Одна из них была в столовой петербургского университета, другая — в столовой Технологического института. В этой столовой Розалия Самойловна Землячка имела свою явку.
Дальше в письме Владимир Ильич пишет: «Бросьте все старые привычки неподвижности, чинопочитания и пр. Основывайте из молодежи сотни кружков впередовцев и поощряйте их работать вовсю»'. В этих замечательных ленинских словах выражается глубокая и страстная вера в могучие революционные силы российского пролетариата.
В бурные дни русской революции, уча нас тому, как нужно подготовлять вооруженное восстание против царского самодержавия, В. И. Ленин писал: «Идите к молодежи. Основывайте тотчас боевые дружины везде и повсюду и у студентов, и у рабочих особенно, и т. д. и т. д. Пусть тотчас же организуются отряды от 3-х до 10, до 30 и т. д. человек. Пусть тотчас же вооружаются они сами, кто как может, кто револьвером, кто ножом, кто тряпкой с керосином для поджога и т. д.»2.
Наша переписка с Владимиром Ильичем продолжалась до осени 1905 года, когда начался судебный процесс Баумана, Ленгника, Белянчикова, Медведевой (жены Баумана), Стасовой и др. Однако судебная палата отложила дело ввиду неявки на суд Ленгника и Платона Александрова, а потом после царского манифеста в октябре 1905 года оно было вообще похоронено. В конце августа 1905 года по поручению члена ЦК Богдана Кнунянца я выехала в Женеву, чтобы ведать всей техникой Центрального Комитета партии. Тогда я впервые увидела Владимира Ильича. По приезде в Женеву я сразу пошла к «Ильичам» — так мы называли квартиру, где Ленин жил вместе с Надеждой Константиновной и ее матерью Елизаветой Васильевной. Дома я застала только Владимира Ильича. Он меня сразу потащил в общую комнату, которая была одновременно и кухней, и столовой, и засыпал вопросами о том, что творится в Питере, в России, в Центральном и Петербургском комитетах партии, а потом вдруг вскочил и говорит: «Подождите...» Я подумала, что-нибудь случилось. А Владимир Ильич подошел к буфету, вынул оттуда чайник, налил в него воду, зажег газовую плиту и, только приготовив все к чаю, продолжал беседу со мной. Владимир Ильич часто хозяйничал сам. Так было принято в их семье: хозяйничал тот. кто был свободен.
Манера слушать и расспрашивать у Владимира Ильича была особенная: задавая вопросы, он направлял рассказывающего идти именно по тому пути, который был ему нужен, заставлял затрагивать те вопросы, которые его интересовали. Владимир Ильич усиленно расспрашивал меня о том, что происходило в России.
Как раз весной и летом 1905 года в России происходили съезды врачей, учителей, адвокатов и других групп интеллигенции; они создали союзы, образовавшие «Союз союзов». Владимир Ильич живо интересовался этими съездами. Я была участницей съезда учителей и могла подробно рассказать ему о том, как он проходил, о том, как мы боролись с либералами на всех съездах и в союзах. Владимир Ильич выслушал меня и сказал:
— Знаете что, вы должны сделать доклад об этом нашей здешней русской колонии в Женеве.
Я смутилась, потому что докладов до тех пор мне не приходилось делать, я работала нелегально, и единственная возможность выступать у меня была только в воскресной школе, где я могла делать небольшие сообщения своим ученикам. Сделать же доклад перед всей русской женевской колонией мне казалось непосильным. Но Владимир Ильич ободрил меня, сказав, что поможет в этой работе. Во время подготовки к докладу я убедилась, каким замечательным учителем и товарищем был Владимир Ильич. Он терпеливо указывал мне на недостатки в плане, а затем несколькими меткими замечаниями дополнил тезисы. На собрании он председательствовал. Наконец, уже после доклада Владимир Ильич сделал некоторые замечания по докладу и сказал:
— А знаете ли что, я думаю, из вас должен выйти хороший докладчик, потому что по вашему первому опыту я вижу, что вы лучше сделали доклад, чем Ортодокс (Аксельрод).
На собрании русских социал-демократов 20 октября (2 ноября) 1905 года я впервые услышала Владимира Ильича как оратора. Это его выступление произвело на меня огромное впечатление. Ленин выступил с рефератом о политических событиях в России.
Что поразило меня в докладе Владимира Ильича? На докладе присутствовала вся колония, то есть не только большевики, но и меньшевики и эсеры. Однако во время всего доклада не было ни одной реплики, никаких возгласов. Когда доклад кончился и председатель спросил, имеются ли вопросы, то никаких вопросов задано не было. Что же, в самом деле у меньшевиков и эсеров было полное согласие с положениями доклада? Конечно, нет! Но сила ленинской логики была такова, что все ей подчинялись. Даже противники ничего не могли сразу возразить. Лишь на следующий день меньшевики, опомнившись, начали оспаривать положения, высказанные в докладе Ильича.
Я слушала Владимира Ильича с затаенным дыханием. Внешне Владимир Ильич говорил очень просто. Он обычно похаживал взад и вперед, иногда закладывал большие пальцы рук за проймы жилета, прятал руки в карманы брюк или закладывал их за спину.
Слушая впоследствии Плеханова, я невольно сравнивала его с Ильичем. Плеханов был блестящим оратором, говорил красиво, с понижением и повышением голоса и многочисленными жестами, как актер, но у него не было ленинской силы логики, силы убеждения.
Владимир Ильич всегда был исключительно внимателен к товарищам. Расскажу об одном случае из моей личной жизни, имевшем место в конце октября того же 1905 года. Я жила тогда в пансионе в Женеве. Однажды Владимир Ильич зашел ко мне и стал расспрашивать, как мы работали с Бауманом в Москве, как вместе сидели в тюрьме. Я рассказала, что Бауман сидел в изоляторе и мы в тюрьме искали способа, чтобы связаться с ним и держать его в курсе всех событий. После того как судебная палата отклонила слушание нашего дела, мы хлопотали, чтобы Баумана выпустили на поруки, но добиться этого не удалось. Выслушав меня, Владимир Ильич сказал:
— А Наде (Речь идет о жене Н. Э. Баумана, Капитолине Поликарповне Медведевой, которая носила подпольную кличку Надежда Константиновна Кузьмина. Е. С.) удалось добиться, чтобы Николая Эрнестовича выпустили, но это не было к счастью, потому что вскоре же после освобождения из тюрьмы он был убит черносотенцем.
Только после этого Владимир Ильич передал мне английскую газету, в которой сообщалось об убийстве Баумана. Зная о моей дружбе с Бауманом, Владимир Ильич не хотел, чтобы я узнала о его смерти из газеты...
В Женеве мне пришлось работать с Владимиром Ильичем очень недолго, потому что в России началась революция и Ленину не сиделось за границей. В октябре 1905 года царским правительством был издан манифест, о котором народ сложил едкое четверостишие:
Царь расщедрился,
Издал манифест:
Мертвым свободу,
Живых — под арест.
И хотя живых сажали под арест, но все же некоторая свобода была дана. При первой же возможности Владимир Ильич уехал в Россию. Первое, что он сделал, приехав в Петербург,— направился на Преображенское кладбище, где были похоронены жертвы Кровавого воскресенья. Это показывает, какое огромное значение придавал Владимир Ильич событиям 9 января 1905 года.
Вновь я увидела Владимира Ильича только в январе 1906 года, потому что им на меня была возложена ликвидация всех технических дел партии в Женеве, и я попала в Россию уже после Декабрьского восстания в Москве.
Особенно ярко в моей памяти запечатлелось возвращение Владимира Ильича со Стокгольмского съезда РСДРП. По пути в Петербург он остановился на некоторое время в Ханко, где работал над статьей о кадетах.
В это время ко мне приезжали многие товарищи из Закавказья, направлявшиеся за границу для покупки оружия. Один из этих товарищей рассказал мне интересные факты о том, как действовали кадеты в Тифлисе.
Выслушав его, я подумала, что Владимиру Ильичу пригодится этот материал для статьи, и я направила этого товарища к Ленину, не сказав, к кому я его направляю... Пришедший к Ленину смутился, но потом со свойственной ему горячностью увлекся и рассказал все Владимиру Ильичу. А меня он упрекнул, почему я ему не сказала, что посылаю к Ленину. Я ему ответила: «Зачем было говорить тебе. Узнав, что я посылаю тебя к Ленину, ты стал бы сочинять свой доклад, вместо того чтобы все рассказать ему просто и ясно, как мне». И я, конечно, достигла своей цели.
После Стокгольмского съезда в Петербурге начались выборы в Государственную думу. Проводя предвыборную агитацию, мы посылали на фабрики и заводы агитаторов. Среди них был и Владимир Ильич Ленин. Я вспоминаю, как меньшевики досадовали, что у них нет такого оратора в Петербурге. Они мне говорили: «У вас есть такой оратор, он безотказно идет, куда вам нужно...» И действительно, следует отметить исключительную дисциплинированность В. И. Ленина. Не было такого случая, чтобы Владимир Ильич не явился на явку (мы ведь работали нелегально), чтобы узнать, куда он должен пойти для выступления, точно так же, как не было случая, чтобы он не пошел на доклад или опоздал на собрание. На следующий день Ильич обычно подробно сообщал нам о том, как прошел его доклад, сколько народу было на собрании, какие вопросы были заданы и какие недостатки в той организации, куда мы его направили.
Вспоминается мне городская партийная конференция в 1906 году. Вначале ее заседания происходили в Петербурге, на Загородном проспекте, а затем в Териоках.
На конференции выступали ораторы и от большевиков, и от меньшевиков. Вспоминаю выступление Федора Дана. Он говорил высокомерно, как бы снисходя к аудитории, подобно тому как говорил бы старый царский генерал с солдатами. Яркая, образная и вместе с тем простая, доходчивая речь выступившего вслед за ним Владимира Ильича захватила аудиторию. После выступления его со всех сторон обступили. Помимо того что Владимир Ильич был нашим руководителем, он вместе с тем был для нас самым близким другом, к которому мы могли прийти со всякой бедой, со всяким недоумением, со всяким вопросом — не только политическим, но и личным...
Стасова Е. Учитель и друг. М., 1956. С 5—8, 10—12
СТАСОВА ЕЛЕНА ДМИТРИЕВНА (1873—1966) — член партии с 1898 г. Вела подпольную революционную работу в Петербурге, Киеве, Минске, Орле, Смоленске, Вильно, Москве. Участница революций 1905—1907 гг. и Октябрьской 1917 г., была секретарем Петербургского комитета партии, секретарем Северного бюро ЦК. За революционную деятельность неоднократно подвергалась арестам, тюремному заключению и ссылке в Сибирь. С февраля 1917 до марта 1920 г.— секретарь ЦК партии. В 1920—1921 гг. находилась на ответственной партийной работе в Петрограде, а затем в Баку. В 1921 —1937 гг. работала в Коминтерне, МОПР и ЦКК; участвовала (1934 г.) в создании Всемирного антивоенного и антифашистского женского комитета. С 1938 по 1946 г.— редактор журнала «Интернациональная литература» на английском и французском языках. С 1946 г. вела большую общественную и литературную работу.