1. ПЕРЕД СТОКГОЛЬМСКИМ СЪЕЗДОМ
В конспиративном быту большевистского подполья Владимиру Ильичу Ленину присвоены были клички Старик, Отец... Кто из профессиональных революционеров впервые назвал так признанного уже тогда основателя и руководителя партии, трудно сказать.
Но в этих партийных кличках выражали чувства и отношение к своему вождю соратники по революционной борьбе.
Вспоминается 1906 год, когда я ехал на IV (Объединительный) съезд РСДРП, где в первый раз встретился с В. И. Лениным.
В Петербурге, в одной из лабораторий Технологического института,— на явке — нас, большевистских делегатов, встретила Надежда Константиновна Крупская. Она подробно расспрашивала о жизни и деятельности партийных организаций, не забывала получить сведения из наших биографий, внимательно узнавала, в чем нуждаемся, как подготовлены к поездке в отношении денег, одежды, состояния здоровья и т. п.
Н. К. Крупскую мы знали по переписке, так как почти в каждую партийную организацию она писала информационные и руководящие письма, которые объединяли большевистскую часть партии. (Такие письма я помню еще по работе в Казани с конца 1902 года.)
Нам, в первый раз едущим на партийный съезд большевикам — делегатам от молодого, поднимающегося в революционном движении Урала, она сказала, что В. И. Ленин хочет нас повидать, и каждому в отдельности конспиративно сообщила время и место встречи. Это сообщение взволновало и чрезвычайно обрадовало всех.
Через несколько дней, воскресным весенним утром, каждый из нас в приподнятом настроении ехал по Финляндской железной дороге. На станции Куоккала, убедившись, что ни за одним из нас не увязался шпион, мы объединились и парами, свободно, как гуляющие, но осторожно пошли по указанному адресу.
Оказалось, что на встречу с Владимиром Ильичем были приглашены не только молодые делегаты от Урала, но также молодые и впервые едущие на партийный съезд делегаты Донбасса, Иваново-Вознесенска, Харькова, Тулы. Мы узнали об этом только на станции. Всего нас было восемь человек.
А познакомились мы между собой еще на явке и, конечно, знали друг друга лишь по кличке да по первым беседам. Тут были: Арсений— Арсеньев (М. В. Фрунзе), Химик—Ретортин (А. С. Бубнов) — оба от Иваново-Вознесенска; Артем — Артамонов (Ф. А. Сергеев) от Харькова; Вениамин — Вениаминов — от Воткинска (его легальную фамилию не удалось установить); Егор — Егоров (С. И. Канатчиков) — от Нижнего Тагила; Назар — Н. Стодолин (Н. Н. Накоряков) — от Уфы , Игнат (И. И. Неверов) — от Тулы.
Четвертый уральский делегат — Яковлев (К. Т. Новгородцева — Свердлова) в этой встрече не участвовала, так как на несколько дней опоздала на съезд.
В скромной лесной дачке, она называлась «Ваза», нас просто и душевно встретили В. И. Ленин и Н. К. Крупская. Встреча была так сердечна, что мы сразу почувствовали себя давно знакомыми.
Разместились в светлой, чисто прибранной и довольно просторной комнате на нескольких простых табуретках и садовой скамейке. Кроме этой скромной мебели, в комнате с обеих сторон стояли аккуратно заправленные железные кровати, похожие на больничные. Обстановку дополнял небольшой столик в простенке, видимо заменяющий письменный.
Владимир Ильич сразу стал душой беседы: он живо интересовался революционным движением на местах, условиями жизни рабочих, нашими биографиями, нашим образованием, даже тем, что мы читали, какие собрания проводили с рабочими перед съездом, какие издавали листовки, как понимаем задачи партии в революции.
Меня В. И. Ленин в этой беседе поразил неожиданным вопросом:
— Вот вы работаете, и, кажется, не плохо, для того, чтобы на Урале создать большую, сильную большевистскую организацию... Но чем вы руководитесь при этом?..
Сначала я был озадачен... И понял значение вопроса только тогда, когда он пояснил:
— У нас есть основная задача — во всех промышленных районах, на крупнейших заводах создать крепкие большевистские организации, состоящие из рабочих от станка, способных руководить самоотверженной борьбой против самодержавия и капитализма!
Слова В. И. Ленина сразу перед каждым из нас поставили ясную цель: мы должны не просто организовать людей, но иметь при этом определенный принципиальный план.
На Стокгольмском съезде от Урала присутствовали 4 делегата-большевика, на Лондонском съезде было уже 22 уральца-большевика. Причем большинство делегатов были представителями рабочих от станка, и сам Владимир Ильич был выбран делегатом на съезд рабочими Верхнекамских уральских заводов. Это и было выполнение ленинского плана строительства партии на Урале!
В беседе с В. И. Лениным особое внимание уделялось 1905 году. Невольно возникли рассказы о событиях на Талке ', о Горловском вооруженном восстании (Донбасс)... Завязался спор об «особой революционности» уральских рабочих, примером чего некоторые из нас считали и многочисленные бунты, и создание боевых уральских дружин.
Владимир Ильич удивил нас большой и всесторонней осведомленностью в революционном движении и в положении уральских рабочих, он дополнял и поправлял нас в оценках особенностей движения рабочего класса на Урале. Беседа носила оживленный характер рассказов, взаимных вопросов и ответов. Постепенно мы перешли к обсуждению порядка дня предстоящего съезда.
В. И. Ленин незаметно руководил беседой, приближая ее к основным вопросам идейной борьбы с меньшевиками. Вывод напрашивался сам собой: мы, большевики, не должны позволять меньшевикам принижать роль пролетариата и его партии в развитии революции.
Центром своих направляющих замечаний в этой беседе В. И. Ленин сделал именно защиту большевистской оценки революции 1905 года и перспектив ее дальнейшего развития. Он обращал наше внимание на то, что борьба на съезде должна быть принципиальной.
Его короткие, но яркие высказывания произвели на всех нас неизгладимое впечатление. Мы получили действенную и крепкую зарядку... Едва ли вся литература, прочитанная нами при подготовке к съезду, дала нам столько, сколько эта беседа с Лениным. Мы были буквально очарованы силой революционной убежденности, простотой и доступностью Владимира Ильича.
Мы не замечали времени... Только тогда, когда нас позвали пить чай, мы увидели, что прошло больше трех часов, что наступил вечер.
За чаем было не менее оживленно. Мы сидели в комнате, «меблированной» некрашеным большим кухонным столом, табуретками и садовой скамейкой, но чай, приготовленный тут же на керосинке и поданный с баранками, казался очень вкусным.
За чаем В. И. Ленин, как он сам сказал, «освидетельствовал» каждого из нас, каждому посоветовал, как приодеться, как держать себя в дороге и на улицах иностранного города; добродушно посмеялся над некоторыми отечественными деталями нашей одежды — кар-тузиками, часовыми цепочками, вышитыми рубашками-косоворотками, чесучовыми манишками «фангази» под галстук, шнурочками с шариками,— сразу же выдающими «русаков». Он посоветовал нам принять обычный вид средних европейских рабочих. А в заключение с теплой улыбкой добавил:
— Берегите себя и теперь и после, вы — «ценнейшее наше партийное имущество».
Даже посоветовал в море потеплее одеваться (поездка, как мы тут узнали, предполагалась пароходом в Стокгольм).
Уходили мы с чувством бодрости и уверенности в глубокой правильности всей линии большевиков, с непоколебимой убежденностью, что народ в дальнейшей борьбе пойдет за нами. Владимир Ильич умел цементировать партию — авангард рабочего класса.
На этом внимание В. И. Ленина к нам, делегатам, не прекратилось, оно сопровождало нас и дальше, до последнего момента отъезда.
Мы отплыли из финляндского порта Ханко в Стокгольм ранним утром в начале апреля. Был туман... Приблизительно через полчаса наш пароход наскочил на камни. Это вызвало тревогу. Делегаты съезда предполагали, что пароход нарочно посадили на камни, чтобы военное сторожевое судно могло арестовать большевиков за пределами финской территории. В самой Финляндии царская полиция тогда не показывалась, так как революционное движение было на подъеме, а финская рабочая Красная гвардия являлась еще грозной силой, которой враги боялись.
Но, как выяснилось, авария оказалась случайностью. Между тем надо было снимать груз и освобождать пароход от пассажиров, чтобы он мог сам подняться с камней.
Среди нас нашлась небольшая группа бывших моряков, мы предложили свою помощь матросам при спуске пассажиров по веревочным лестницам в шлюпки. Здоровые спускались сами, для осторожности прихваченные концами веревок. А больных, слабых и особо нервничавших прикрепляли на спину матроса или здорового товарища и при поддержке веревкой спускали парами. Помню, мне выпало на долю спускаться с Ю. Лариным, у которого были парализованы руки.
Вся эта процедура, несмотря на морское волнение, проходила довольно успешно и быстро. Одновременно с другого борта парохода лебедками снимали тяжелый груз на подошедший портовый катер.
Через несколько часов мы благополучно добрались до берега. К своему удивлению, среди встретивших нас вновь увидели Владимира Ильича Ленина.
Зрители этой аварии волновались, пожалуй, даже больше нас, хотя и мы тоже были в тревоге. Что будет дальше?!
В этой обстановке бросалось в глаза, что среди собравшихся один Владимир Ильич, несколько замаскированный финской кепкой и морским бушлатом, сохранял полное спокойствие: он деловито расспрашивал нас о происшедшем, о самочувствии, подшучивал над нами — большевиками, которым пришлось «спасать друго-врагов» — меньшевиков, и тут же спокойно вел переговоры с товарищами финнами, организовавшими наш отъезд.
Он с мягкой иронией упрекнул их за неудачу и настойчиво требовал скорейшей отправки съездовцев или на новом пароходе, или на том же, если он будет быстро снят с камней.
— Надо, чтобы газеты не успели разболтать! — подчеркнуто сказал он друзьям-финнам.
Так оно и вышло: к ночи мы вновь погрузились и благополучно отбыли, сохранив навсегда в памяти внимание Владимира Ильича к нашей судьбе, подбодренные его спокойствием. Ленин уехал последним по направлению к Або, чтобы отправиться в Стокгольм другим путем.
2. НА ЛОНДОНСКОМ СЪЕЗДЕ
В. И. Ленин часто говорил, особенно обращаясь к молодым товарищам по партии, что нужно избегать «высоких» фраз, нужно бояться искусственного жеста. Разговор Владимира Ильича с народом был для нас образцом ораторского искусства.
О разговоре Ленина с народом лучше всего сказал Алексей Максимович Горький — неповторимый мастер языка, требовательный знаток влияния слова на людей. После того как он больше трех недель пробыл на V Лондонском съезде партии, часто общаясь с Владимиром Ильичем, слышал многократно его выступления, Горький сказал нам — молодежи, что он никогда не думал, что о самых сложных политических вопросах можно говорить так просто и воодушевленно, так ясно и вдохновенно.
Владимир Ильич умел любить горячо. Он крепко любил Горького и всегда стремился уберечь его от ошибок и шатаний. Он горячо любил старого, преданного большевика Миха Цхакая... Надо было видеть, как он обнял и расцеловал его при встрече на съезде после долгой разлуки!
Среди делегатов-большевиков из рабочих (а они составляли большинство фракции), мне помнится, не было ни одного, с которым бы Владимир Ильич обстоятельно не поговорил о его жизни, работе в партии, образовании и даже о семейном положении. Это было какое-то особое, почти отеческое внимание.
С А. М. Горьким у Владимира Ильича на Лондонском съезде была просто дружеская близость. Они часто уходили после окончания заседания и приходили вместе, жили поблизости на Кингстон-сквере. Владимир Ильич во время перерывов чаще всего беседовал с Алексеем Максимовичем, в редкие часы отдыха они ходили вместе в Гайд-парк, в Британский музей. Владимир Ильич сам приглашал Алексея Максимовича на фракционные заседания, сообщал о вопросах, которые будут обсуждаться. А по организационным вопросам съезда (о средствах на продолжение съезда, об откликах печати на съезд, о поведении фотокорреспондентов и т. п.) обстоятельно советовался и привлекал Горького на помощь. Именно В. И. Ленин вел все переговоры с А. М. Горьким об устройстве денежного займа для продолжения Лондонского съезда.
Почти такие же близкие взаимоотношения были у Владимира Ильича с руководителями польской и латышской делегаций: очень часто можно было наблюдать, как Владимир Ильич горячо обсуждал вопросы съезда с Тышкой и Азисом, окруженными польскими и латышскими делегатами. О таких беседах Ленин частенько рассказывал и нам на фракциях, так как держал нас в курсе решающих течений, представленных на съезде.
После речи Розы Люксембург он, с радостью потирая руки, поздравлял нас на фракции и оценивал ее речь как особо ценное событие в жизни нашей партии. «Поляки и латыши нас крепко поддержали в исторической борьбе с меньшевиками»,— это был итог, который Владимир Ильич с радостью не раз подводил в товарищеских беседах, считая его важным фактором дальнейшего развития революции и жизни нашей партии.
Но Владимир Ильич помнил и самых простых, незаметных людей.
Однажды в воскресенье вместе с В. И. Лениным и А. М. Горьким пришли мы в Британский музей. Владимир Ильич в разговоре с нами назвал этот музей скоплением колоссальных богатств, награбленных Англией из колониальных стран. Он говорил, что это ценнейшее учреждение для изучения всего процесса развития капитализма.
Владимир Ильич хорошо знал музей и был для нас прекрасным гидом. Когда мы вошли в музей и стали снимать пальто, он обратился к тому, кто нас раздевал, со словами: «Здравствуйте, мистер Уэтер»1.
Фамилию, возможно, я воспроизвожу неточно, так как прошло много лет. Н. Н.
Оказывается, работая ранее в Британском музее, Владимир Ильич запомнил этого трудолюбивого, внимательного к посетителям человека и считал своим долгом с ним поздороваться, обменяться рукопожатием. Вот так он относился к людям труда. Он всегда помнил таких людей, но и сам оставлял у них на всю жизнь глубокий след. Это было видно по тому, как гардеробщик обрадовался встрече и оживленно приветствовал Ленина как старого и дорогого знакомого.
С людьми, которые стояли «по ту сторону баррикад», В. И. Ленин умел держаться и говорить иначе. Я вспоминаю один инцидент. Известно, что Лондонский съезд был назван «путешествующим съездом», потому что мы сначала ехали в Копенгаген, но там нам отказали в гостеприимстве. Социал-демократы Дании предварительно обещали нам полное содействие в устройстве съезда, и мы уже разместились было по гостиницам Копенгагена. Потом те же социал-демократы — депутаты парламента пришли и заявили, что в связи с международной обстановкой и ввиду близкого родства царского дома России с датской королевской династией правительство не может допустить наш съезд на территории королевской Дании...
Надо сказать, что все эти представители социал-демократов были рослые, с виду респектабельные люди. Держались они несколько высокомерно.
Владимир Ильич был меньше их ростом, проще одет, но он вдруг в представлении нашем — свидетелей разговора — вырос. Он просто сказал им на хорошем немецком языке: «Мы понимаем, что некоторые семейные связи, особенно с царской Россией, для некоторых политических деятелей сильнее, чем международная солидарность!.. Поэтому мы понимаем, что нам надо выехать из Дании, и мы готовы к этому».
И рослые люди как-то осели, потеряли свою представительность... Владимир Ильич вежливо раскланялся и сказал нам: «Пойдемте готовиться к отъезду».
Мы уехали из Копенгагена в Швецию, но и там получили отказ
от шведского правительства, и только в Лондоне представилась возможность открыть съезд...
Воспоминания, 1900—1922 годы. М., 1963. С. 65-71
НАКОРЯКОВ НИКОЛАЙ НИКАНДРОВИЧ (1881 — 1970) — участник революционного движения с 1899 г. После II съезда РСДРП — большевик. Работал в комитетах РСДРП Казани, Самары; делегат IV съезда партии, сотрудничал в нелегальной и легальной прессе; подвергался арестам и ссылке. В 1911 г. эмигрировал в Америку, где редактировал газету меньшевистского направления «Новый мир», издаваемую русскими эмигрантами. Во время мировой империалистической войны — оборонец. В 1917 г. вернулся в Россию; работал в издательствах в Харькове, Сибири и Москве. В 1925 г. вступил в партию; заведовал Государственным издательством художественной литературы.