М. А. Андреев
БЕСЕДА С В. И. ЛЕНИНЫМ О НАЦИОНАЛИЗАЦИИ НАДЕЖДИНСКОГО ЗАВОДА
(Отрывок из воспоминаний)
В конце 1917 г. приехали мы с председателем Центрального совета фабзавкомов Богословского горного округа тов. Курлыни-ным в Петроград искать управу на правление округа. Ходили мы по учреждениям, ходили, ничего для Надеждинского завода не выходили. Решили мы написать докладную записку на имя Председателя Совета Народных Комиссаров. Тут у нас спор вышел. Я говорю: ты пиши записку. А Курлынин говорит: нет, ты пиши. Взяли лист графленой бумаги, вынул я карандаш, наточил его, начал писать:
Председателю Совета Народных Комиссаров В. И. Ленину от представителей Богословского горного округа имярек. Написали мы, что представляет собой Богословский округ, какие там есть богатства, что производит наш завод, какие заводы он снабжал своей продукцией. Написали, что если мы сейчас сократим выпуск продукции или вовсе свернем производство, то и другие заводы, связанные с нашим заводом, должны будут сделать то же. Это вызовет безработицу и может привести к большим конфликтам, которыми безусловно воспользуются враги рабочего класса. Дальше мы упомянули о наших хождениях по учреждениям в Питере, о том, как принимали нас организации, и о том, что в Наркомате труда сидят еще всякие бюрократы, чиновники. Мы писали, что не раз были в Военно-промышленном комитете, указали, что в помощники нам дали меньшевика. Мы пожаловались на Шляпникова, на то, что у него не хватает времени хорошенько выслушать представителей рабочих, приехавших из далекой тайги. В заключение мы просили Ленина принять нас для личной беседы, чтобы мы могли посоветоваться с ним по ряду вопросов, не освещенных в нашей записке.
Когда все было написано, Курлынин прочитал и сказал, что надо выправить и переписать получше. А у меня рука устала, не писаря мы были: он — каменщик, я — слесарь. Было уже около пяти часов вечера, значит, в Совнарком идти уже поздно. А в общежитии у нас писать нельзя, так как там шумно, народу много, ребята с фронта приехали и жарят на гармошке целый день.
Чтобы переписать эту докладную записку, пришлось нам опять пойти в гостиницу «Хижина дяди Тома» и занять там номер. Посидели мы часов до 9 вечера. Чернил в номере не было, да чернилами я и писать не брался. Посадишь где-нибудь кляксу и все испортишь, а тут не кому-нибудь писали, а Председателю, да еще Совета Народных Комиссаров, да еще Ленину.
2 декабря 1917 года мы с утра забрались в Смольный, чтобы встретиться с Горбуновым и передать ему бумагу. Народу было много, особенно в той части здания, где происходили заседания ВЦИКа, а в те комнаты, где Совнарком заседал, пропускали поодиночке. Помню, тогда шло заседание ВЦИКа и тов. Свердлов делал доклад.
Часа в два на лестнице встретили тов. Горбунова, рассказали ему о своем деле.
— Где же бумага? — спросил он.
Я подал ему нашу докладную записку, а к ней приложил ответ правления Богословского горного округа.
— Зачем вы карандашом написали, ребята? Ну, ничего! Завтра придите, ждите там внизу, в столовой.
Третьего числа мы пришли часов в двенадцать, чтобы отыскать Горбунова. Курлынин смотрел в левую сторону, а я — в правую. Когда встретили Горбунова, было уже около трех часов. Горбунов сообщил нам, что Ильич примет нас пятого числа в одиннадцать часов вечера. В комендатуре нам выдали пропуска на указанный день. Радостные, мы отправили в Надеждинск телеграмму, сообщая, что 5 декабря будем на свидании у Владимира Ильича.
Дожидались мы пятого с нетерпением. Ходить нам больше было некуда, мы уже всюду побывали.
На улицах ключом била шумная питерская жизнь. Разъезжали автомобили, проходили красногвардейцы. На углах собирались летучие митинги. Но все это проходило мимо нас; мы, волнуясь, с нетерпением ожидали вечера. В Смольный мы пошли еще с девяти часов, бродили там по коридорам. Еще никого не было, часовые спрашивали нас: «Что шляетесь?»
В помещение Совнаркома мы пошли, чтобы встретить там Ленина, позднее, и я очень боялся, чтобы чего доброго свидание не сорвалось. Мы следили, не пройдет ли в здание Горбунов, но потом выяснили, что он живет там, так что пройти не мог. Наконец мы решили пройти в приемную Совнаркома, но нас не пустил часовой, не то латыш, не то из кавказских народностей. По-русски он не говорил, а только наставлял на нас свою винтовку. Пропуска свои показываем — ничего не действует, не разговаривает даже. Мы начали требовать вызова караульного начальника. На шум вышел тов. Горбунов и велел пустить нас. Часовой все равно не пускает. Тогда вызвали караульного начальника, и нас пропустили.
Я был очень удивлен, что в Совнаркоме такая приемная. Мы бывали в других приемных, например у Шляпникова в Мраморном дворце. Там приемная — огромный зал с большими окнами, висят бархатные портьеры, стены обиты шелковой материей и т. д. А тут — комната метров 40, стены, как в учебном заведении, выбелены известкой, дальше — деревянная заборка. Всю мебель комнаты составляют некрашеный стол и шесть табуреток.
— Вы подождите здесь, к вам выйдет Владимир Ильич,— сказал нам Горбунов.
Ни я, ни Курлынин никогда не видели портрета Ленина. Я представлял себе Владимира Ильича могучим человеком с большой шевелюрой, наподобие Карла Маркса. Курлынин рисовал себе Ленина в этом же роде, только волосы, ему казалось, должны быть не такие, как у Маркса, а поменьше и по-другому причесаны.
Минут через пять вышел человек среднего роста, коренастый. Я на голову посмотрел: волос совсем мало, большая лысина. Он быстро, улыбаясь, подошел к нам:
— Здравствуйте, я Ленин.
Не помню, что мы ему пробормотали в ответ. Он сказал:
— Садитесь и говорите, в чем дело.
Мы, перебивая друг друга, стали излагать свое дело.
— Я читал вашу записку,— сказал Ленин,— Жаль, что вы сидите здесь безрезультатно, когда у вас на местах столько дела. А вы не арестовали членов правления?
— Нет.
— Плохо, плохо. Разве можно так? Сейчас ведь пролетариат у власти.
Мы говорим, что были у Шляпникова.
— Что Шляпников? Вы же представители рабочего класса, а Шляпников — одно лицо.
Ленин спросил нас, как обстоят дела на заводе.
Мы сообщили, что рабочим не платили вот уже два с половиной месяца, что никаких известий с завода мы не имеем. Спросив, как работает завод, что вырабатывает, куда идет продукция, Ленин задал такой вопрос:
— А как вы сможете перейти на мирное производство?
Я ответил, что для этого у нас, по сути дела, в рельсопрокатном цехе никаких изменений не потребуется, снарядную мастерскую придется переделать на механическую для токарных работ, сортопрокатка может катать совершенно другую проволоку, листока-тальный цех также можно пустить. На рудниках тоже никаких изменений не потребуется.
— Я,— сказал Ленин,— про рудники и не спрашиваю, а про завод. Так что никакой особой передряги не будет?
— Нет, не будет.
— Плохо, что вы не арестовали членов правления. А справится с вашим правлением мы поможем. Не беспокойтесь, через день смотрите в газете, будет постановление.
Как раз в это время Шляпников проходил на заседание. Ильич остановил его:
— Как же это так, Александр Гаврилович? Люди приехали из далекой провинции, из самого дальнего угла, ведь дальше Надеждинска такого крупного завода нет. А вы с ними так поступаете!
Шляпников старался оправдаться тем, что очень занят, и просил нас прийти к нему на следующий день.
— К сожалению, я больше говорить не могу, так как сейчас начнется заседание Совнаркома,— произнес Владимир Ильич.
Мы простились.
На меня произвело большое впечатление, что Ленин одновременно слушал нас обоих и задавал вопросы.
7 декабря 1917 года в «Известиях ВЦИК» было напечатано постановление правительства о национализации Богословского горного округа со всем его имуществом, в том числе и пароходством.
История заводов. Сборник. М., 1934. Вып. 1—2. С 138—140
АНДРЕЕВ МИХАИЛ АНАНЬЕВИЧ (1892—1945) — член партии с апреля 1917 г. В 1905—1918 гг.— рабочий Надеждинского механического завода. С 1914 г. вел революционную работу, за распространение нелегальной литературы находился под надзором полиции. С 1918 по 1920 г.— председатель Надеждинского заводского союза металлистов, с 1920 по 1924 г.— председатель райкома союза горнорабочих в Екатеринбурге. В 1924—1926 гг. был членом правления треста «Урал-платина», зав. секцией Областной контрольной комиссии и РКИ (Свердловск). В 1926—1941 гг.— на руководящей хозяйственной работе. С сентября 1941 г. в Красной Армии.