М. И. Санаев ПОСЕЩЕНИЕ В. И. ЛЕНИНА
В 1918 году я работал в Сергачском уезде Нижегородской губернии.
Уезд чисто крестьянский, один из хлебороднейших в Нижегородской губернии. Сильна была власть кулачества, крепкую организацию имела партия с.-р. (эсеров). Нам пришлось преодолевать невероятнейшие трудности по уничтожению засилья кулачества, го созданию организаций бедноты и партийной коммунистической организации. К тому же Сергач являлся центром не только своего v зда, но и прилегающих местностей других уездов: Арзамасского, нягининского, Васильсурского (Нижегородской губернии), Кур-мышского и Ардатовского (Симбирской губернии). Кулаки нашего уезда связывались с кулаками соседних уездов, и это увеличивало наши трудности, так как зачастую эсеровский центр действовал из соседних уездов или, разбитый у нас, скрывался в ближайшие селения соседнего уезда. Вот почему нам часто приходилось подавлять кулацкие восстания не только в своем уезде, но и переходить границы соседних уездов, подавляя кулацкие и белогвардейские восстания там (Васильсурский уезд — воскресенское и андреевское восстание в Курмыше и Басурманах; в Ардатовском уезде — восстание Невского).
В конце концов к сентябрю 1918 года мы в основном уничтожили кулацкие гнезда, создали комитеты бедноты, крепкие при них боевые дружины, наладили партийную организацию и провели даже уездную конференцию нашей партии (первые из всех уездов нашей губернии).
Но, конечно, борьба с кулачеством продолжалась. Усугублялась она еще тем, что чехословацкие войска подходили к Алатырю (100 верст от нас); с другой стороны, Сергач лежит на железной дороге Арзамас — Шихраны — Казань, то есть на той железной дороге, которая была у нас тогда единственной для связи с фронтом под Казанью. Штаб Восточного фронта помещался в Арзамасе. К перерыву сообщений по этой железной дороге были направлены усилия белогвардейцев. Особенно нужно было охранять железнодорожные мосты через Суру (группа ВЧК Лациса находилась одно время в Пильне, на границе нашего уезда с Курмышским, который тогда входил в Симбирскую губернию). Нам же нужно было разорять кулацкие и белогвардейские гнезда вокруг этой железной дороги.
15 сентября 1918 года созывалась партийная конференция Московской центрально-промышленной области (это была последняя областная конференция, после нее Московского областного комитета не стало, а на конференции было избрано лишь бюро).
Уездной конференцией нашей организации делегатом на эту областную партконференцию был избран я.
И вот в связи с моей поездкой в Москву мне было поручено сделать доклад о положении в уезде председателю ВЦИК Я. М. Свердлову.
На областной партконференции Яков Михайлович делал доклад по организационному вопросу. Голос его гулко разносился по залу:
— Когда ЦК находился в Петрограде, там был ликвидирован областной комитет. Теперь ЦК находится в Москве, существование Московского областного комитета излишне.
— Нам нужно создать опорные пункты в каждой деревне. В конце заседания я подошел к Якову Михайловичу:
— Я командирован из уезда, чтобы сделать вам доклад. Когда можно прийти к вам?
— Да когда угодно,— ответил Яков Михайлович,— я сижу с 10 часов утра до часу ночи, приходите лучше от 10 до 12 утра, я буду ждать.
Яков Михайлович смотрел приветливо сквозь стекла пенсне и улыбался.
Делегаты партконференции окружили нас, слышали ответ Якова Михайловича о времени его занятий, начали шутить, смеяться: «Что, достается, Яков Михайлович?»
Свердлов отшучивался:
— Приходится, ничего не поделаешь.
На другой день я отправился в Президиум ВЦИК, в комнату 37 здания б. Судебных установлений.
Приемная была забита посетителями. Медленно проходил по комнате высокий Аванесов, в пенсне, с блокнотом в руках. По пути выслушивал заявления посетителей, останавливался, что-то записывал и медленно шел дальше.
Меня почти немедленно провели в кабинет Якова Михайловича.
Яков Михайлович сидел за небольшим письменным столом, по углам комнаты сидели машинистки. Яков Михайлович им что-то диктовал и передавал для размножения бумаги. Прошла через кабинет тов. Новгородцева, также с пачкой бумаг в руке.
Мой доклад длился около часа. Яков Михайлович очень им интересовался, что-то все записывал в небольшую книжечку. Сказал:
— Сейчас мы вырабатываем инструкцию о превращении комитетов бедноты в Советы. Комитеты бедноты свое дело сделали, а основная форма у нас — Советы. Вот вам теперь на местах придется проводить эту работу.
Мы начали обсуждать, как построить Советы через комитеты бедноты. Комитеты бедноты своей деятельностью вытеснили Советы, которые потеряли тогда свое значение. Надо было Советы укрепить, но через использование комитетов бедноты (впоследствии такой закон был издан).
Коснулись во время разговора снабжения беднейшего крестьянства хлебом и товарами. Я передал Якову Михайловичу докладную записку председателя нашего уездного Совета тов. Родионова, который излагал, как это устроить.
— Хорошо, я эту записку прочту,— сказал Яков Михайлович. (Он ее прочитал, она ему понравилась. Когда потом, в начале
1919 года или в конце 1918 года, Яков Михайлович был в Нижнем, в губкоме, он говорил обо мне и Родионове, дав хорошую характеристику. Об этом мне передавал тов. Сергушев, бывший тогда секретарем Нижегородского губкома. Но это — между прочим.) Доклад мой кончился, Яков Михайлович задумался. Я решился:
— Яков Михайлович, а нельзя мне увидеть товарища Ленина?
— Вот об этом я как раз и думал. Владимир Ильич очень любит такие доклады, непосредственный голос с мест. Вот все мы что-нибудь можем упустить, а Владимир Ильич использует все как нужно. Особый дар у него на это. Нам что-нибудь покажется мелочью, а Владимир Ильич и ухватится как раз за эту мелочь. Да вот только может ли он принять, лишь вчера приступил к работе. Мы его сейчас спросим.
Яков Михайлович позвонил по телефону.
— Владимир Ильич? Приехал товарищ из самой гущи деревенской работы. Рассказывает очень много важного. Можете принять?
Потом мне:
— Пойдемте, зовет.
Мы пошли по внутренним переходам. Яков Михайлович отпирал ключом попадавшиеся двери.
Перед кабинетом Владимира Ильича сидел красноармеец. Мы вошли в кабинет. Я не видел до того Владимира Ильича. Представлял его по портретам того времени: монгольский тип, с остро напряженными глазами. А тут ходит по кабинету среднего роста человек, крепкий, пропорциональный. Лицо симпатичное, благодушное. Глаза смотрят спокойно, и никакого напряжения во взгляде, как изображалось на портретах. Одет в костюм синевато-черного цвета, не первой свежести. Право, простой человек.
Все это мелькнуло у меня мгновенно. И все-таки я волновался.
Рукопожатие Владимира Ильича — крепкое, спокойное, рука — мягко-упругая, теплая. Левая рука забинтована, согнута в повязке.
Владимир Ильич пригласил нас сесть. Я сел. Яков Михайлович ушел, пригласив меня потом зайти к нему.
Владимир Ильич продолжал ходить по кабинету.
Письменный стол стоял направо от входа. Владимир Ильич, когда занимался за ним, сидел спиной к двери. Стены кабинета были увешаны большими географическими картами. На одном углу (левом) стола стоял телефон, на другом (правом) лежала кипа бумаг.
— Как вы себя чувствуете, Владимир Ильич? — начал я.
— Теперь ничего. Скоро повязку с руки снимут. Только вот пуля внутри сидит, но врачи говорят, что со временем вынут.
Дальше я хотел сказать, какое впечатление на нас произвело покушение на Владимира Ильича, какие чувства мы к нему испытываем, но он осторожно отвел меня от этой темы, начав прямо расспрашивать, что делается в деревне.
Я понял, что Владимир Ильич не хочет выслушивать излияния чувств к нему. Приступил к деловому докладу. Владимир Ильич, ходя по кабинету, задавал мне вопросы: «Как организуется деревенская беднота? Как борется с кулачеством? Не проникают ли кулаки в комбеды? На основании чего мы устанавливаем разделение крестьян на кулаков, середняков и бедняков?»
Я изложил подробно всю нашу борьбу с кулачеством, привел факты, как задолго еще до издания декрета (11 июня 1918 года) об организации комитетов бедноты стихийно возникали бедняцкие организации и давали себе название «комитеты бедноты», как кулаки убивали участников этих комитетов «всем сходом», «обществом». Привел такой случай: после убийства в селе Большом Андросове «обществом» организатора комитета бедноты тов. Краснова уездная следственная комиссия повела следствие и дело об убийстве тов. Краснова прекратила, организаторов же комитета бедноты постановила привлечь к ответственности за образование «незаконной организации погромного разбойничьего характера». Мы, конечно, разогнали эту следственную комиссию, а все дело передали уездной чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией.
Владимиру Ильичу очень понравилось, что комитеты бедноты создавались самими бедняками еще до издания декрета от 11 июня 1918 года.
Проникают кулаки в комбеды? Да. Мы издали в уезде положение, что товары будут отпускаться только через комитеты бедноты. Это положение, кроме толчка к организации комбедов, породило ту ненормальность, что комитеты бедноты начали организовываться только для отвода глаз, формально, избирались на сходах, и в них входили те же кулаки, прикинувшиеся «беднотой». Но мы были готовы на борьбу с таким явлением, мы его предвидели. При помощи существующих действительных комитетов бедноты мы наводили справки о каждом члене вновь возникшего комитета бедноты. Если комитет бедноты оказывался неправильным, мы его распускали и организовывали другой таким путем, что начинали с единиц, группы сознательных бедняков и распространяли вербовку далее. Мы производили раскол в селении, группы противопоставляли одна другой и утверждали комитет, возникший из группы бедняков. При таком способе организации получались крепкие комбеды, которые, выковавшись в борьбе с кулачеством и выступив открыто против него, уже не сходили с этого пути. Ведь сколько решимости надо было иметь бедняку, чтобы открыто стать на борьбу с кулачеством. В тогдашних условиях, под угрозой расправы кулачества, это было действительно революционное действие. И в комитеты бедноты шли крепкие, стойкие, революционные бедняки.
Как мы определяем кулаков? Мы, уездные работники, сами крестьян того или другого селения не знаем, конечно, подробно. И тут мы пользуемся работниками партийных ячеек и комитетов бедноты. В деревне каждый знает друг друга до тонкости. А работники ячеек и комбедов — все местные люди. Вот через них мы и выявляем кулаков, тех крестьян, которые создавали свое хозяйство через закабаление других крестьян. Торговцев, ростовщиков, мироедов, нанимателей работников все знают в деревне. Вот через местных комбедовцев и партийцев мы этих лиц и выявляем.
— Не попадает ли от вас середнякам? — спросил Владимир Ильич.
Я признался, что иногда попадает, когда они замешиваются в восстание. Я начал рассказывать, где и какие были восстания.
Владимир Ильич подошел к карте, висевшей на передней стене, и начал отмечать пункты восстаний, расспрашивая подробно причины каждого восстания и способы его подавления.
Выслушав ответы, Владимир Ильич сказал:
— Тяжела борьба с кулаками, а надо довести ее до конца. К весне обязательно закончить. Зимой нас беспокоить особенно не будут, а с весны капиталисты и белогвардейцы двинутся со всех сторон. Они нас в кольцо возьмут, вот так.
И Владимир Ильич на карте начал показывать линии предполагаемого окружения Советской России. И знаменательно, что эти линии почти совпали с теми путями, по которым белогвардейские полчища действительно двинулись весной 1919 года.
— Белое море откроется,— продолжал Владимир Ильич.— Белогвардейцы наплывут. Если кулаков к весне не уничтожим, у нас в тылу они такую бучу поднимут! Кончайте к весне с кулаками.
— Мы придавим их окончательно, Владимир Ильич,— ответил я.
Владимир Ильич отошел от карты и снова зашагал по кабинету. Я уже давно оправился от первоначального волнения. Любовно смотрел на двигавшуюся передо мной фигуру вождя. Так хорошо быть в комнате с Лениным, смотреть на него, говорить с ним, да так просто, как с близким, дорогим человеком. За все время в комнату никто не входил, не раздавалось и телефонного звонка. Видимо, оберегали Ильича, только что второй день вышедшего на занятия. Сколько времени я был у Ленина? Долго. Не меньше двух часов.
— Надо, чтобы ваш доклад был напечатан. Идите в «Правду» и там расскажите все, я сейчас дам вам записку.
Владимир Ильич сел к столу, пододвинул к себе бланк «Российская Федеративная Советская "Республика — Председатель Совета Народных Комиссаров», положил забинтованную руку на стол, взял другой ручку и приготовился писать. В этот момент взгляд его изменился; спокойный до этого, взор его получил ту напряженность, что изображалась на портретах того времени.
Перо быстро забегало по бумаге.
— Как ваше имя и отчество?
Я сказал. Владимир Ильич не расслышал отчества, я увидел, что он писал «Николаевич» вместо «Иванович», но разве это имеет значение? Потому я ничего и не сказал Владимиру Ильичу по этому вопросу.
— Вот,— подал мне Владимир Ильич исписанный лист бумаги размером в поллиста писчей.
Разгонистым почерком с сокращениями слов, с подчеркиванием отдельных слов, с вбиранием в скобки, по старой орфографии, на одной странице было написано:
В редакцию «Правды»
18 IX 1918 г
Податель тов. Михаил Николаевич Санаев, председатель Сергачского уездного комитета партии (и член исполкома), рассказывает очень интересный материал о классовой борьбе в деревне и комитетах бедноты.
Крайне важно, чтобы именно такой фактический материал с мест появился в газете (а то чересчур много «общих» рассуждений). Очень прошу записать со слов товарища и напечатать.
Я попрощался с Владимиром Ильичем, пожелав ему скорейшего выздоровления.
С запиской я отправился в редакцию «Правды». Там кончились занятия, сотрудники уходили. Из редакции в это время не было никого, мне предложили зайти вечером. Но вышло так, что вечером я не смог, на другой день был у Я. М. Свердлова и Н. К. Крупской, когда же опять зашел в редакцию, снова никого не застал. Ждать больше не мог, так как не было хлеба. Кормили меня рязанцы, а они уже уехали. Поэтому я поспешил на поезд домой. А записка Ильича так и осталась у меня.
23 марта 1929 г., г. Симферополь.
Вопросы истории КПСС. 1967. № 10. С 131—134
САНАЕВ МИХАИЛ ИВАНОВИЧ (1894—1938) — член партии с 1918 г. С мая 1918 г. по март 1919 г.— председатель Сергачского уездного комитета РКП (б) Нижегородской губернии и член исполкома уездного Совета. Впоследствии — начальник политотдела войск ВОХР Украины и на партийной и советской работе в Крыму и Саратовской области, работал заместителем председателя Главсуда Крыма. Был необоснованно репрессирован. Реабилитирован посмертно и восстановлен в партии.