Б. Т. Бункин
ХЛЕБ РАБОЧИМ МОСКВЫ И ПИТЕРА В 1918 ГОДУ
Это было в 1918 году. Рабочее население городов, особенно крупных городов, испытывало крайнюю нужду в хлебе. В связи с этим постановлением Московского Совета в августе была разрешена рабочим организациям заготовка хлеба в плодородных губерниях (из расчета по 11 /2 пуда продовольствия на едока) и беспрепятственный провоз этого хлеба по железным дорогам в течение месячного срока. Для того чтобы массы мешочников не расстроили окончательно транспорт, на предприятиях столицы проводились общие собрания рабочих, на которых рекомендовалось воздерживаться от единоличных поездок за хлебом, а выделять представителей от коллективов для закупки хлеба организованным путем через местные продовольственные органы.
Через месяц, когда срок беспрепятственного провоза хлеба истек, оказалось: многие рабочие организации потратили большие средства, собранные с рабочих, на бесцельные поездки из района в район в поисках хлеба и вернулись в Москву с пустыми руками. Одни не смогли заготовить хлеб, другие не успели вывезти к сроку.
Нетрудно себе представить настроение рабочих, оказавшихся без хлеба. На предприятиях слышался ропот, подстрекаемый агентами контрреволюции. Враги нашептывали, что вот ведь мешочники и спекулянты в полной мере использовали право свободного провоза хлеба, а организованные рабочие, год тому назад совершившие революцию и продолжающие на фронтах ожесточенную борьбу за Советскую власть, остались без хлеба.
В октябре на заводе бывшем Крамер было организовано общегородское собрание делегатов рабочих организаций Москвы, не успевших заготовить и обеспечить хлебом свои коллективы. Мне был тогда 21 год. Я работал на Савеловской линии Северной железной дороги, коллектив которой тоже оказался в числе обездоленных. Военно-революционный комитет Савеловской линии направил меня на это собрание делегатов, предупредив, однако, чтобы я помнил недопустимость повторения губительного для транспорта мешочничества.
Среди делегатов общегородского собрания были представители рабочих: заводов бывших Крамер, Бромлей, «Проводник», фабрики «Дукат», Московского почтамта, Монетного двора, паровозных мастерских Николаевской (теперь Октябрьской) железной дороги, рабочих и служащих Московско-Курской, Северной и Казанской железных дорог, управления Московского арсенала, бывшего ситценабивного товарищества Коншина, Народного комиссариата по военным делам, ВСНХ, типографии газеты «Известия», Московского Совдепа, всех московских больниц, Главного артиллерийского управления и многих других организаций и учреждений. Были и представители немногочисленных коллективов, например: служащих Тургеневской читальни, сторожей храма Христа Спасителя, союза дворников и сторожей, бывшего пароходного акционерного общества Любимова (представители этой последней организации зарегистрировались под названием: «Флот Советской республики»). Всего собрались делегаты 467 организаций, почти от полумиллиона рабочих и членов их семей.
Все выступавшие требовали продления срока действия постановления о свободном провозе хлеба еще на 1 месяц. Зная о положении на транспорте, я пытался объяснить товарищам, что продление срока беспрепятственного провоза хлеба в поездах совсем разрушит железнодорожный транспорт, и без того страдавший от войны и мешочничества. Мое выступление было встречено криками неодобрения.
Собрание постановило: выбрать комиссию из трех человек и послать ее к В. И. Ленину для переговоров и разрешения вопроса о хлебе. В комиссию оказался выбранным и я.
Откровенно говоря, мне было страшновато участвовать в комиссии, которая пойдет к Владимиру Ильичу Ленину. Я сказал, что я беспартийный рядовой железнодорожник, уполномоченный только на участие в общегородском собрании, и попросил оставить одно место в комиссии за железнодорожниками, с тем чтобы в нее вошел товарищ, которого уполномочит ревком.
Военно-революционный комитет, которому я доложил о решении общегородского собрания, предложил мне участвовать в этой комиссии и выдал соответствующий мандат.
Комиссия составилась из трех человек: Е. Тюрина (фельдшера), П. Бемеля (механика) и меня. Я стал секретарем комиссии и получил задание подготовить письмо-доклад на имя В. И. Ленина. Поэтому члены комиссии раза два-три (точно не помню) приходили ко мне домой редактировать письмо.
Слухи о нас, «ходоках» к Владимиру Ильичу Ленину, быстро распространились по Москве. 25 октября поздно вечером ко мне домой из НКПС приехал какой-то товарищ и увез меня к наркому путей сообщения тов. Невскому. Нарком рассказал мне о положении с перевозками хлеба, с трудностями, которые встречают при этом железнодорожники, и просил, чтобы я все это хорошо запомнил на случай, если спросит Владимир Ильич.
26 октября мы отправились в Кремль, предварительно заготовив себе «мандаты». Документы наши были без каких-либо штампов и печатей. Подписались — Тюрин как председатель комиссии, я как секретарь.
Дежурный в проходной будке у Троицких ворот Кремля позвонил по телефону в Совнарком Л. А. Фотиевой, и с ее разрешения нам выдали пропуск в здание правительства. В пальто, с портфелями в руках мы поднялись на третий этаж, в приемную. Ознакомившись с нашими самодельными «мандатами» и выяснив цель нашего прихода, Л. А. Фотиева пошла доложить о нас товарищу Ленину.
Странным, дерзким, диким казалось нам потом наше решение пойти к Ленину, занятому выше головы большими государственными и партийными делами. И вместе с тем абсолютно понятно становится решение рабочих пойти именно к Ленину, к любимому вождю и другу всех трудящихся, в которого рабочий класс беспредельно верил.
Через несколько минут нас пригласили в другую комнату, в которую мы попали через небольшой коридор. Мы чувствовали, что встреча с Лениным приближается, и нас охватило волнение. Мы не знали, что делать, что говорить, куда девать руки, головные уборы, и вообще было очень неловко.
Вдруг отворилась небольшая дверь, против которой мы стояли, и в комнату вошел самый обыкновенный человек, невысокого роста, в простом, далеко не новом костюме и в таких же ботинках.
— Здравствуйте, товарищи! — сказал он мягким и теплым голосом, протягивая нам руку.
Это был Владимир Ильич Ленин.
Вероятно, благодаря простоте обстановки и приему волнение, охватившее нас вначале, прошло, и мы почувствовали себя как обычно, будто пришли к хорошему товарищу побеседовать о своих делах.
Я изложил нашу просьбу и передал Владимиру Ильичу письмо-доклад, который вызубрил наизусть. Он бегло просмотрел письмо и сказал: «Во всем виноваты железнодорожники!», и еще кое-что нелестное в адрес железнодорожников.
Я, напичканный накануне в НКПС цифрами и фактами, заявил:
— Владимир Ильич! Перед вами стоит железнодорожник. Помню, как у меня тогда пробежали мурашки по спине. Мои товарищи с ужасом смотрели на меня, думая, что я все дело им испортил, но останавливаться было уже поздно, и я стал оправдывать железнодорожников и обвинять во всем продовольственные органы.
— С какой дороги? — спросил Владимир Ильич. Я ответил:
— С Северной.
— А, та самая, которая саботирует?
Эта фраза до того меня огорошила, что я позабыл все, что заучил, и не знал, что же говорить дальше. Товарищи мои тоже растерялись и молчали.
Владимир Ильич, дочитав наш доклад, сказал:
— Мы сделаем это иначе. Подождите меня здесь.— И ушел к себе в кабинет.
Через раскрывшуюся дверь я увидел письменный стол Ильича, плетеное кресло и сзади — книжный шкаф.
Прошло несколько минут, Владимир Ильич снова вышел к нам, подал записку и сказал:
— Вот эту записку отнесите в Наркомпрод к товарищу Брюха-нову, а рабочим скажите, что удовлетворить их хлебом мы теперь сможем здесь, в Москве.
Прощаясь с нами, Владимир Ильич попросил Л. А. Фотиеву, чтобы она угостила нас обедом, а затем, обращаясь ко мне, вдруг спросил:
— Вы член партии?
Я еще больше смутился и ответил:
— Нет, Владимир Ильич, извините, но я беспартийный. Владимир Ильич похлопал меня по плечу и сказал:
— Чего ж тут извиняться? Честный беспартийный дороже иного партийца.
На этом наша беседа закончилась, и нас проводили в столовую. Там нас накормили вкусными щами, а что было на второе — не помню.
В столовой мы прочитали записку В. И. Ленина. Вот ее содержание:
«Тов. Брюханов! Податели хотят разрешения купить по 1 1/2 пуда после срока, ввиду того, что не успели закупить. Я думаю, надо помочь им иначе, ибо восстанавливать полуторапудников невозможно, а теперь мы в состоянии помочь им иначе. Надо придумать, как это сделать. Сегодня напомните мне в СНК.
Председатель СНК В. Ульянов (Ленин)»1
Прямо из Кремля мы поторопились в Наркомпрод, помещавшийся в Верхних торговых рядах (теперь здесь ГУМ), и немедленно были приняты заместителем наркома продовольствия Н. П. Брюха-новым (нарком тов. Цюрупа в то время был болен).
После короткой беседы о количестве зарегистрированных организаций и числе едоков тов. Брюханов сказал, чтобы мы пришли к нему завтра, а сегодня он переговорит с товарищем Лениным.
Счастливый и радостный, я вернулся домой. Все и всё, окружавшее меня, выглядело тогда как-то по-другому, светло и радостно. Захлебываясь, я рассказывал матери, отцу, братьям и сестренке о том, как мы пришли в Кремль, и о том, как я разговаривал — с кем, вы думаете? — с самим Лениным, и что Ленин меня похлопал по плечу и как бы похвалил, ободрил. Прибегали соседи послушать меня, счастливца, и я по нескольку раз рассказывал все, со всеми подробностями.
На другой день Н. П. Брюханов сказал нам, что по предложению В. И. Ленина рабочие организации, не успевшие привезти хлеба для своих коллективов до 25 сентября, будут удовлетворяться хлебом в Москве из запасов государства. Вопрос о том, какие организации и в каком размере удовлетворять хлебом, будет решать Наркомпрод совместно с нами, членами комиссии, для чего нам отведут в наркомате комнату для работы и приема посетителей.
Тут же был разработан порядок рассмотрения и удовлетворения ходатайств учреждений и рабочих организаций Москвы. Решено было исходить из следующего: 1) Полностью удовлетворить заявки тех организаций, которые заготовили хлеб на местах, но не вывезли его. 2) Неполностью удовлетворять заявки организаций, которые не заготовили хлеб по причинам, от них не зависящим, причем внимательно разбираться в каждом отдельном случае. 3) Заявки организаций, не имеющих документов о поездке за хлебом, должны быть отклонены.
Наша комиссия принимала от организаций и учреждений заявления и все необходимые документы, рассматривала их и подготавливала решения. Были заготовлены специальные бланки, мы их заполняли, затем давали на подпись заместителю наркома тов. Брю-ханову, председателю нашей комиссии и представителю Военно-продовольственного бюро. После этого представители организаций могли идти в Московский продсовет и получать там хлеб или муку по твердой цене.
Коллектив рабочих и служащих Савеловской железнодорожной линии, выделивший меня в комиссию, имел 9 тысяч едоков и был удовлетворен Наркомпродом из расчета по 30 фунтов на едока. Таким образом, семья рабочего или служащего, состоявшая из 4— 5 человек, получила одновременно от 120 до 150 фунтов (или 3— 4 пуда) муки. Если учесть, что хлеб по карточкам выдавался тогда из расчета 1/2 фунта на человека на день, то вполне понятен будет восторг и одобрение рабочих, получивших сразу такой запас хлеба. На митинге рабочих и служащих Савеловской линии, где я докладывал о том, что мы были у Ленина и что по указанию Владимира Ильича каждый рабочий и служащий может получить сегодня же со склада по 30 фунтов муки на едока, шум восторгов, гром аплодисментов долго не давали мне закончить речь. В резолюции митинг приветствовал и благодарил «вождя пролетариата товарища Ленина, так горячо отозвавшегося на нужды рабочих». В резолюции говорилось: «Рабочие были уверены в том, что у них есть вождь, который не забудет тружеников...»
Вскоре к нам в комиссию стали прибывать представители от организаций и учреждений уездов Московской губернии, также не успевших воспользоваться постановлением Моссовета о заготовках и провозе по I 1/2 пуда хлеба. Однако по указанию Наркомпрода мы не могли принимать заявления от иногородних организаций. В ноябре приехала большая делегация рабочих Петрограда, которая крепко поругала нас, комиссию, за «сепаратное выступление», как заявили петроградские товарищи, и потребовала немедленно включить в списки получающих хлеб организации Петрограда и уездов Московской губернии.
Решено было собрать второе общее собрание представителей рабочих московских организаций совместно с представителями из Питера. Это собрание было назначено на час дня 16 ноября в Сокольниках, на Ермаковской улице, в помещении большого концертного зала Работного дома. Комиссия пригласила на собрание Н. П. Брюханова. Он ответил так: «Прибыть едва ли найду время. Вопросы на общих собраниях не могут решаться. Решать вопросы надо с документами в руках».
Собрание, как надо было предполагать, было многолюдным (около 2 тысяч человек от 525 организаций) и очень бурным. Открыл собрание председатель нашей комиссии тов. Тюрин. Никого из нас, членов комиссии, в президиум не избрали. Инициативой завладели петроградцы. Слово для внеочередного заявления было предоставлено тов. Алексееву от Петроградского арсенала. Он предложил считать собрание съездом и пригласить на него зам наркомпрода Брюханова или кого-либо из членов коллегии наркомата. Мне предложили огласить письмо, которым комиссия приглашала Брюханова на собрание, и резолюцию Брюханова с отказом приехать. Собрание делегировало трех человек для разговора с Брюхановым по телефону, но и на этот раз он отказался приехать или послать кого-либо из Наркомпрода.
Атмосфера на собрании накалялась. Вносились предложения — обсудить вопрос на общих собраниях фабрик и заводов и вынести резолюции с требованием продлить срок действия постановления Московского Совета.
Только благодаря удачному выступлению Тюрина, рассказавшего о внимательном приеме нас В. И. Лениным, о его чутком отношении к нуждам рабочих, собрание успокоилось. Затем была принята следующая резолюция (привожу ее по протоколу):
«Съезд делегатов от организаций, не закупивших 1,5 пуда продовольственного пайка, постановил:
I. Ходатайствовать перед ЦИК и Московским С.Р.К.Д. и тов. Лениным об удовлетворении полностью все организации, получившие разрешения на закупку хлеба, согласно постановления Московского Совета, истратившие массу товарищеских денег и не закупивших хлеба по причинам, от них независящим. Одновременно послать эту резолюцию во ВЦИК и Московский Совет Р.К.Д., а к товарищу Ленину вновь делегировать тов. Бункина, Бемеля и Тюрина, уже посещавших его.
II. Возложить все ходатайства на комиссию, работавшую до сих пор, пополнив ее двумя представителями: одного от Петрограда тов. Алексеева делегата от Арсенала и тов. Корелова от Орехово-Зуевского района».
На другой день представители Петрограда пришли к нам в Верхние торговые ряды и вновь в очень резкой форме выражали недовольство тем, что мы действовали сепаратно, только от имени московских организаций, и потребовали, чтобы я пошел с ними к Брю-ханову. Возбужденные рабочие резко разговаривали с ним, требуя разрешить свободный провоз хлеба или отпустить хлеб из запасов государства. Брюханов ответил, что прежде всего надо поднять производительность труда и провозоспособность железных дорог.
На этом разговор и прекратился. Но петроградские товарищи не успокоились, а потребовали от меня: «Веди нас к Ленину». Мне не дали даже возможности зайти в комнату нашей комиссии. Кто-то принес мне пальто и фуражку, и мы пошли, вернее меня повели, в Кремль. Я был против этого и очень волновался. Из будки Троицких ворот через дежурного позвонил Л. А. Фотиевой и просил принять по срочному делу группу петроградских рабочих. Нас пропустили в Кремль, и мы поднялись в приемную Совнаркома. Пока петроградцы разговаривали с девушкой, сидевшей за столом в приемной, я рассказал обо всем Л. А. Фотиевой, просил ее не пропускать нас к Владимиру Ильичу, чтобы не обременять его, но иметь в виду, что требования товарищей справедливы и могут быть разрешены без вмешательства В. И. Ленина. Тов. Фотиева переговорила с рабочими и направила нас к председателю ВЦИК тов. Я. М. Свердлову, который незамедлительно нас принял в своем кабинете.
Делегаты из Петрограда уселись за столом для заседаний, а я у письменного стола Я. М. Свердлова. Я откровенно рассказал обо всем и о том, как мы, москвичи, были у Ленина, и о работе нашей комиссии при Наркомпроде, и о проходившем на днях общем собрании, и о разговорах Брюханова с петроградскими рабочими.
Яков Михайлович спокойно и тепло поговорил с делегатами, рассказал нам о положении в стране с хлебом и топливом, спросил о положении и настроениях в Петрограде, затем обещал поговорить с Владимиром Ильичем и дать указание Наркомпроду, чтобы претензии петроградских рабочих были удовлетворены так же, как и московских. По окончании беседы Яков Михайлович попрощался со всеми за руку и предложил нам пообедать в совнаркомовской столовой.
Успокоенные и ободренные, мы выходили из Кремля.
На другой день делегаты питерских рабочих уехали к себе домой, а вскоре вслед за ними были отправлены в Петроград вагоны с хлебом.
Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине. М., 1957, Ч. 2. С. 426—433
Примечания:
1. Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника. Т. 6. С. 185.
БУНКИН БОРИС ТИМОФЕЕВИЧ (род. 1897) — работал на железнодорожном транспорте более сорока лет. Награжден знаком «Почетный железнодорожник» и медалями.