Г. М. ЛЕПЛЕВСКИЙ
О РАБОТЕ В. И. ЛЕНИНА В СОВНАРКОМЕ
В 1921 — 1922 годах 1
Заседания Совнаркома и СТО посещались огромным количеством работников, принадлежавших к старому революционному поколению, а также и новыми молодыми кадрами, и все они проходили, в полном смысле этого слова, самую образцовую, великолепную школу государственного управления под руководством Владимира Ильича.
Очередные заседания Совнаркома происходили раз в неделю — по вторникам. Часто созывались и внеочередные заседания, ибо жизнь беспрестанно выдвигала новые вопросы, требовавшие немедленного разрешения.
Заседания Совета Труда и Обороны происходили: по средам — распорядительные и по пятницам — пленарные.
Владимир Ильич открывал заседания Совнаркома ровно в 6 часов, минута в минуту. За два года я не помню ни одного случая, чтобы заседание было открыто хотя бы с самым незначительным опозданием. Заседания открывались при любом числе присутствующих, что, естественно, обязывало всех членов Совнаркома являться точно к назначенному часу. В начале заседания просматривалась повестка, причем некоторые вопросы снимались с повестки или откладывались и ставились новые вопросы, не включенные ранее в повестку; таким образом, опоздавший член Совнаркома или СТО лишался возможности участвовать в этих решениях по повестке и, следовательно, влиять на включение в повестку или снятие тех вопросов, в которых он был заинтересован. В протоколах Совнаркома имеются отметки об опоздании членов Совнаркома с точным указанием количества минут опоздания. Появление в зале заседания опоздавшего члена Совнаркома Владимир Ильич встречал либо замечанием, либо укоризненным покачиванием головы, а при повторных опозданиях грозил выговором с опубликованием в печати.
Разумеется, излишне говорить о том, с какой требовательностью и строжайшей взыскательностью относился Владимир Ильич к работникам.
Мне помнится, что на одном из заседаний Совнаркома при появлении Брюханова (одного из самых аккуратных членов СНК), опоздавшего на полчаса, Владимир Ильич потребовал от него объяснения причины опоздания. Брюханов извинился и сослался на выполнение им ответственного поручения. Владимир Ильич строго указал ему, что никакие ссылки членов Совнаркома на те или иные поручения, откуда бы они ни исходили, не освобождают их от ответственности за приход не вовремя и что впредь по отношению к опаздывающим будут применяться соответствующие меры.
По возвращении Владимира Ильича к работе после первого тяжелого приступа болезни, то есть с октября 1922 года, начало заседаний было перенесено с 6 часов вечера на 5 часов. Это отступление было вызвано установленным для Владимира Ильича врачебным режимом, который требовал более раннего окончания работы Владимиром Ильичем. На первое многочисленное заседание 3 октября 1922 года (фотографический снимок которого стал впоследствии известен самым широким массам населения) ввиду указанного отступления многие опоздали. Опоздания, однако, в большинстве своем были небольшие. Горячее желание увидеть Владимира Ильича и радостное волнение собрало в коридор и приемную для докладчиков огромное количество работников. Не зная о перенесении начала заседания на 5 часов, они рассчитывали еще до открытия заседания поделиться своими мыслями друг с другом.
Заседания Совнаркома в 1921 —1922 годах редко кончались позже 10 часов. Можно определенно сказать, что к 10 часам Владимир Ильич уже чувствовал себя утомленным. То громадное внутреннее напряжение, с которым он вел заседание, к концу давало себя знать. Это явно обозначалось на лице Владимира Ильича, а также в нотках и тембре его столь богатого интонациями голоса.
Бывали случаи, когда заседание затягивалось до 11 —12 часов ночи. В моей памяти запечатлелся такой случай, имевший место при обсуждении в пленарном заседании СТО первого отчетного доклада Кржижановского о работе Государственной плановой комиссии.
Распорядительные заседания СТО, на которых рассматривались более мелкие вопросы, обыкновенно вел Аванесов; иной раз его заменял Андреев, входивший в состав СТО в качестве представителя ВЦСПС. Протоколы распорядительных заседаний СТО утверждались Владимиром Ильичем на другой же день, как и протоколы Малого Совнаркома, обычно между 10 и 12 часами утра. Когда Владимир Ильич отдыхал в Горках, протоколы на подпись посылались ему туда.
В пленарных заседаниях СТО председательствовал неизменно Владимир Ильич. Не раз бывали и такие случаи, когда во время обсуждения в распорядительном заседании СТО какого-нибудь сложного и неотложного вопроса, внесенного в распорядительное заседание членом Совнаркома или СТО по соглашению с Владимиром Ильичем, он выходил из своего кабинета и садился в свое обычное кресло (деревянное, с плетеным сиденьем) в зале заседания. В этом кресле он сидел с 1918 по 1922 год во время всех без исключения заседаний, происходивших в помещении Совнаркома. Распорядительное заседание СТО с появлением Владимира Ильича превращалось в пленарное, что сейчас же отражалось на всей обстановке заседания.
Время докладчику обычно предоставлялось не более 3—5 минут. В редких случаях, например для доклада по крупному вопросу или для отчетного доклада наркомата, делалось исключение, но и тогда давалось не более 10—15 минут. Такие исключения, однако, бывали чрезвычайно редкими, обычно строжайшим образом соблюдался жесткий регламент заседаний: 3—5 минут докладчику, 2—3 минуты оппонентам и другим участникам прений и незамедлительное вынесение решения.
Среди докладчиков, разумеется, зачастую попадались люди новые, лично незнакомые Владимиру Ильичу. В таких случаях Владимир Ильич запиской осведомлялся у Фотиевой о фамилии и месте работы неизвестного ему докладчика от ведомства. Ответ на такие записочки требовался немедленный. Фотиева или по ее поручению ее помощницы частенько обращались к тем или иным членам Совнаркома или к председателю Малого Совнаркома, который, естественно, по характеру своей работы вынужден был знать огромное количество людей от различных ведомств и организаций (на каждом из заседаний Малого Совнаркома проходило не менее 60 докладчиков, а иной раз и больше). При этом каждый новый работник, впервые выступавший в Совнаркоме с дельным, продуманным предложением или делавший верное, дельное замечание, вызывал пристальное внимание со стороны Владимира Ильича. В этих случаях он закладывал за ухо указательный палец и «вникал» в слова выступавшего. Недаром любимейшими словечками Владимира Ильича было: «Надо вникнуть». Сколько таких новичков выходило потом на арену широкой политической, профессиональной и государственной деятельности!
Несмотря на образцовый порядок и напряженную тишину, в зале заседаний Совнаркома часто звучали веселые шутки и гремел освежающий, задушевный и громкий смех Владимира Ильича. Бывало и так, что Владимир Ильич своим смехом заражал буквально всех участников заседания. Тогда на короткий миг все как бы забывали и тему прений, и причину, вызвавшую смех.
Поводом к смеху иной раз служили неудачно подобранные слова докладчика, неправильные ссылки и ответы невпопад. Зачастую это имело место, когда тот или иной наркоматский работник или член Совнаркома допрашивался «с пристрастием» Владимиром Ильичем о принятых им по делу мерах, причем выявлялись волокита и бюрократические извращения аппарата. Бездействие, нежелание перенести дело в высшую инстанцию, неумение добиться правильного решения либо жестоко осуждались Владимиром Ильичем как преступление, либо встречали его поучительную иронию.
Прения в заседаниях затягивались только в редких случаях. Обычно после трех-четырех выступлений брал слово Владимир Ильич, а иной раз он брал слово тут же после докладчика. Владимир Ильич вносил предложение к порядку или подвергал анализу обсуждаемый вопрос, чаще всего сам предлагал прекращение прений, несмотря на громадный напор желавших продолжения прений. В подавляющем большинстве случаев предложение Владимира Ильича о прекращении прений принималось, и тут же с невиданной, буквально молниеносной быстротой Владимир Ильич диктовал стенографистке решения в своих несравненных, безукоризненно отточенных формулировках, при этом сосредоточенно спрашивал: «Усвоили? Успели записать?» Часто тут же стенографистка по его требованию оглашала запись, причем Владимир Ильич говорил: «Я буду строго взыскивать за неточную запись: если не знаете или в чем-нибудь сомневаетесь, спрашивайте». После одобрения Владимиром Ильичем редакции решения Совнарком переходил к следующему вопросу. Ни одна минута не должна быть даром потеряна — таков был принцип Владимира Ильича при ведении заседаний.
Во время прений Владимир Ильич каким-то непонятным образом успевал внимательно слушать выступающих, прочитывать ту или иную лежавшую около него газету, книгу, журнал, писать многочисленные записки участникам заседания, прочитывать их ответы, записками отдавать то или иное распоряжение Фотиевой, Горбунову. Это порой казалось неправдоподобным и вызывало изумление, особенно тогда, когда Владимир Ильич в своих выступлениях точно и остро отмечал и положительные и отрицательные стороны в выступлениях тех или иных товарищей.
Его короткие речи и реплики представляли неисчерпаемое богатство мыслей и практических советов, указаний. Стенограммы докладов и прений, к глубокому нашему огорчению, не велись. Такова была воля Владимира Ильича. Слушая Владимира Ильича, каждый из нас убеждался, что ни одна деталь не ускользала от его напряженного внимания.
После ранения Владимира Ильича в 1918 году врачи запретили ему работать в накуренной комнате, поэтому курить в зале заседаний категорически воспрещалось, и ни один из товарищей не позволял себе нарушить этот порядок. Курили за печкой, по очереди, выпуская дым в отдушину. В зале заседаний железной рукой неутомимого председателя поддерживалась строжайшая тишина. Замечая разговаривающих в зале заседания, Владимир Ильич обычно предлагал им обмениваться друг с другом записками, а ни в коем случае не нарушать порядка и тишины. Нарушавших этот порядок он обрывал. Не раз раздавался его сердитый голос в напряженной тишине зала заседаний: «Нарушителей порядка я буду беспощадно удалять из зала заседаний».
Слово участникам заседания Владимир Ильич предоставлял в порядке строжайшей очереди, по записи, которую он обыкновенно вел на узеньких листках специально заказанных блокнотиков. На этих листках можно было не раз прочитать его собственное имя, которое тщательно вписывалось им в порядке той же строжайшей очереди. Я не могу припомнить никакого отступления от этого жесткого правила.
Владимир Ильич тщательно следил за тем, чтобы в заседаниях Совнаркома и СТО ни в коем случае не участвовали лица, не имевшие права по регламенту присутствовать на заседаниях Совнаркома и СТО. Таким правом пользовались наркомы, руководители центральных учреждений, приравненных к наркоматам, их замы и члены коллегий наркоматов. Приглашаемые докладчики участвовали только в обсуждении того вопроса, по которому вызывались, и по окончании его тотчас же должны были уходить из зала заседаний.
В тех случаях, когда тот или иной докладчик вызывал своим выступлением особый интерес Владимира Ильича или когда сообщалось в заседании что-нибудь новое и интересное, но при этом выступающий работник проявлял нерешительность или робость, Владимир Ильич обычно с веселой улыбкой обращался к нему с восклицанием: «Ну-те, ну-те!» Это было его обычное подбадривающее восклицание.
Принимая решения по докладам образованных Совнаркомом комиссий по тем или иным спорным или сложным вопросам, Владимир Ильич, выслушав доклад председателя комиссии, неизменно спрашивал: «Напомните, кто входил в состав комиссии» — и за докладчиком повторял имена, загибая пальцы на руке, начиная с большого: «Цюрупа, Лежава, Аванесов, Радченко...» И видно было, что при этом Владимир Ильич с невероятной быстротой делал приблизительную оценку того или иного решения.
Бывали такие случаи, когда тот или иной член Совнаркома и не собирался выступать, но Владимир Ильич считал необходимым выслушать его мнение. Прения считались уже закрытыми, но Владимир Ильич вносил свое предложение: «Выслушаем еще т. Цюрупу и прения закроем». Цюрупа, обычно несколько сконфуженный, заявлял: «Я не просил слова». Владимир Ильич с хитрой усмешкой отвечал ему: «Мы вас просим».
На заседания Совнаркома по указанию Владимира Ильича часто вызывались представители местных Советов. Большей частью приглашались на обсуждение тех или иных вопросов, в которых были заинтересованы места, представители президиумов столичных Советов — Московского и Петроградского.
Внимание Совнаркома неотступно приковывали к себе вопросы распределения продовольственных запасов, лесозаготовок, использования местных топливных ресурсов, коммунального хозяйства и пр. Излишне говорить, насколько существенно эти дела затрагивали местные интересы. Мнения местных работников и их высказывания, само собой разумеется, имели немалое значение. Все это делало актуальным участие местных Советов в законодательной работе правительства. Вот почему в состав Малого Совнаркома с 1922 года были введены члены президиумов Московского и Петроградского Советов. Зачастую как на заседания Большого Совнаркома, так и Малого Совнаркома приезжали и председатели Совнаркомов национальных республик.
Владимир Ильич выслушивал их с исключительным вниманием. При этом часто справлялся о том, как наша конституция (это было еще до образования СССР) регламентирует взаимоотношения между центральными и местными органами власти. Но по вопросам продовольственным, топливным и транспортным, когда всем членам Совнаркома была абсолютно ясна необходимость принятия строго централизованных мероприятий и соблюдения жесткой дисциплины в проведении того или иного закона всеми местными Советами, задаваемый Владимиром Ильичем вопрос о конституции звучал едко и насмешливо, особенно в тех случаях, когда местные работники проявляли вредные, чисто местнические тенденции.
Здесь уместно особенно подчеркнуть то исключительное внимание, какое Владимир Ильич проявлял по отношению к огромному кругу постоянно вызывавшихся на заседания работников всевозможных ведомств, учреждений. Владимир Ильич строжайше следил за тем, чтобы свести к возможному минимуму время на ожидание в приемной для доклада. По этому поводу имеется немало записок, адресованных Горбунову, Смольянинову, Фотиевой, председателю Малого Совнаркома, в которых Владимир Ильич писал о необходимости выработать такой порядок вызова докладчиков, при котором максимально сокращалась бы трата времени на ожидание. Больше всего Владимир Ильич рекомендовал не вызывать докладчиков предварительно, организовать дело таким образом, чтобы докладчики от ведомств, продолжая работать у себя, могли быть своевременно вызваны по телефону.
Чрезвычайно интересна манера Владимира Ильича ознакомляться во время заседания с существом всевозможных законопроектов, предлагавшихся ведомствами по вопросам, обсуждавшимся на заседаниях Совнаркома и СТО. С какой изумительной быстротой он всегда находил тот пункт, который являлся центральным в этом проекте, наиболее яркие стороны проекта, а чаще всего — наиболее слабые или в политическом смысле неправильные пункты! Независимо от объема проекта Владимир Ильич всегда быстро находил и подчеркивал ненужные, нецелесообразные и вредные пункты и останавливался на правильных, необходимых для данного момента.
Следует заметить, что при том количестве декретов и постановлений, которые принимались правительственными органами в первые годы существования Советской власти, вносимые проекты часто страдали большими редакционными недостатками и отсутствием увязки с прежним законодательством. С переходом к новой экономической политике особенно остро встал вопрос о необходимости редакционной и кодификационной работы. Поэтому с середины 1921 года Владимир Ильич неоднократно выдвигает мысль
0 правильной постановке кодификационной работы в Совнаркоме.
1 ноября 1921 года при рассмотрении в заседании Совнаркома вопроса о тарифной политике Владимир Ильич внес предложение: «Обязать Наркомюст найти лицо, специально посвящающее себя участию в заседаниях Большого Совнаркома для проверки вносимых законопроектов с точки зрения кодификационной. Доклад о подходящих кандидатурах т. Курскому представить в следующий вторник».
8 ноября Совнарком по этому вопросу заслушал доклад Курского, причем было постановлено, как видно из протокола, запросить Михайлова (бывшего в то время секретарем ЦК ВКП(б)).
22 ноября Курский предложил кандидатуру Бернштейна, которая Совнаркомом была утверждена.
* * *
Еще в середине 1922 года составление повесток заседаний не было поставлено на должную высоту. Я хорошо помню еще то время, когда повестка составлялась на самих заседаниях Малого Совнаркома по заявлению приходивших на заседания народных комиссаров, их заместителей или членов коллегии. Повестки всегда были загружены огромным количеством вопросов. Иной раз количество вопросов на повестке Малого Совнаркома и распорядительных заседаний СТО достигало 45—50. Предварительной рассылки материалов, на основании заранее составленной повестки, не было ни в Большом, ни в Малом Совнаркоме, ни в Президиуме ВЦИК. Не существовало тех справок и заранее рассылаемых материалов, без которых сейчас немыслимо, кажется, ведение ни одного правительственного заседания. Борьба за внедрение этого принципа продолжалась довольно долго. Это дело продвигалось с большим трудом. Владимир Ильич и в этом деле (рассылка кратких справок, излагающих существо вопроса, и отзывов заинтересованных наркоматов) проявлял живой интерес и нажим; постепенно такой порядок твердо установился. И не раз затем на самих заседаниях можно было слышать едкие критические замечания Владимира Ильича уже по существу самих справок. Бестолковости и безрукости на первых порах было немало. Владимир Ильич всегда отмечал дефекты в работе, высмеивал и осуждал их и давал практические указания для лучшей постановки дела.
* * *
Владимир Ильич самым тщательным образом читал протоколы Малого Совнаркома по отдельным пунктам и требовал, чтобы каждый пункт был подписан всем наличным составом Малого Совнаркома. Члены Малого Совнаркома, возражавшие или остававшиеся при особом мнении, тут же отмечали свое мнение путем приложения к протоколу особой записки. К каждому пункту протокола и к пунктам проекта, в которых Владимир Ильич находил те или иные изъяны, он неизменно прикладывал свои узенькие, всем хорошо знакомые записки, в которых находились самые ценные и жизненно необходимые указания. Нередко в этих записках Владимир Ильич жестоко критиковал предложения, не наполненные конкретным содержанием, абстракции, «прожекты» или административные увлечения.
Владимир Ильич не оставлял также без внимания неточность записей или формулировок. Обычно протоколы Малого Совнаркома представлял на утверждение Ленину секретарь Малого Совнаркома. Но в тех случаях, когда на утверждение Владимира Ильича представлялись сложные или важные законопроекты, он вызывал для доклада председателя Малого Совнаркома или его заместителя. Нередко вызывались также и те члены Малого Совнаркома, которые оставались при особом мнении или представляли свои возражения.
В первой половине 1921 года в Малом Совнаркоме сохранился еще такой порядок, существовавший ряд лет, при котором решения Малого Совнаркома при наличии возражений хотя бы одного члена Малого Совнаркома не утверждались Владимиром Ильичем, а переносились на рассмотрение Большого Совнаркома с обязательным участием возражавших членов Малого Совнаркома. Этот порядок чрезвычайно затруднял необходимую быстроту в принятии решения и не всегда был целесообразен. Чаще всего такой метод решений приносил вред, затягивая разрешение срочных дел. По инициативе Киселева был поставлен перед Владимиром Ильичем вопрос о выработке нового положения о Малом Совнаркоме, в котором было решено предусмотреть порядок принятия Малым Совнаркомом постановлений большинством голосов. Члены Малого Совнаркома могли, оставаясь при особом мнении, приложить его к протоколу. Право перенесения возражений ца рассмотрение Большого Совнаркома было оставлено только за председателем Малого Совнаркома. Владимир Ильич не сразу согласился с новым порядком, советовался с рядом работников и наконец спустя один-два месяца согласился на внесение в Большой Совнарком только тех решений Малого Совнаркома, которые опротестовывались каким-либо членом Совнаркома, СТО или же председателем Малого Совнаркома.
Большим новшеством явилось также предложение ряда основных работников Малого Совнаркома о введении в состав Малого Совнаркома таких работников, которые не были связаны по существу своей работы с каким бы то ни было ведомством. Подбор состава Малого Совнаркома по ведомственному принципу был также незыблем на протяжении ряда лет. Хотя формально каждый член Малого Совнаркома не был обязательно связан мнением своего ведомства по тому или иному вопросу и в необходимых случаях мог голосовать против того ведомства, которое он представлял, но, само собой разумеется, в подавляющем большинстве случаев члены Малого Совнаркома защищали интересы представляемого ими ведомства. Это не могло гарантировать правильных, объективных решений этого важного органа, подготовлявшего решения правительства и проводившего большую часть черновой работы его.
Предложение о введении двух-трех вневедомственных членов Малого Совнаркома было одобрено Владимиром Ильичем. Это предложение чрезвычайно энергично поддерживал и заместитель Владимира Ильича по Совнаркому А. Д. Цюрупа.
Все эти новшества нашли свое отражение в новом положении о Малом Совнаркоме, принятом 18 октября 1921 года Совнаркомом под председательством Владимира Ильича.
* * *
Остановлюсь на отдельных, сохранившихся в памяти моментах работы Владимира Ильича, связанных с работой Малого Совнаркома.
30 мая 1921 года Малый Совнарком поручил Народному комиссариату юстиции произвести обследование деятельности междуведомственной комиссии по отчуждению складов и имуществ иностранцев, существовавшей при Главпродукте.
Обследование вел следователь ВЧК Васильев. 16 сентября Малый Совнарком слушал доклад ВЧК и, усмотрев недостаточно вдумчивое и внимательное отношение к делу Васильева, постановил: «Предложить ВЧК следователя Васильева от ведения дела устранить и заменить его другим лицом». Это решение Малого Совнаркома вызвало большие дебаты среди членов Малого Совнаркома и было принято большинством голосов при резких возражениях оставшихся в меньшинстве. Вследствие этого, а также ввиду решительного протеста ВЧК дело перешло на рассмотрение Большого Совнаркома.
Дело слушалось в Большом Совнаркоме три раза. Первый раз — 8 ноября, по моему докладу.
Прохождение этого дела характеризует умение Владимира Ильича при обсуждении какой-нибудь важной детали поднять ее на большую принципиальную высоту и таким образом подойти к разрешению больших вопросов. Владимир Ильич проявил к этому делу огромный интерес. Он подробно расспрашивал представителей ВЧК — Крыленко и Уншлихта — о мотивах, вызвавших столь решительный протест против решения Малого Совнаркома. На заседании присутствовал также допущенный по просьбе заместителя председателя ВЧК Уншлихта следователь ВЧК Васильев. Крыленко и Уншлихт настаивали на том, что отстранение следователя ВЧК не входит в компетенцию Малого Совнаркома и что решение Малого Совнаркома по этому вопросу является незаконным. Такое заявление вызвало резкий протест Владимира Ильича. Он со всей силой своего авторитета разъяснил, что Малый Совнарком по своему положению вправе слушать доклад любого ведомства, отменять и изменять, с утверждения Совнаркома, любое распоряжение наркомата. После этого разъяснения Крыленко и Уншлихт выдвинули другой мотив — нецелесообразность замены в самом ходе следствия одного следователя другим. Довольно оживленный обмен мнений не привел, однако, к принятию окончательного решения. Совнарком постановил временно оставить следователя Васильева и отложить слушание дела до следующего заседания.
Как видно из протокола заседания от 8 ноября, решено было оставить временно следователя Васильева. Это решение о «временности» работы Васильева говорило о том, что Владимир Ильич готовился в следующем заседании отстаивать решение Малого Совнаркома.
10 ноября дело слушалось вторично на заседании Большого Совнаркома. С неослабным вниманием Владимир Ильич слушал и на этом заседании все обстоятельства дела, вникал и взвешивал все «про» и «контра».
Само собой разумеется, что уже на втором заседании Совнаркома мне было ясно, что этот, по сути дела, небольшой вопрос о следователе расширяется до более общего вопроса — о пределах компетенции различных органов государственной власти, и я был сильно поколеблен в той позиции, которую лично защищал (оставление следователя Васильева).
«С пристрастием» был допрошен Владимиром Ильичем член коллегии Наркомюста Саврасов, входивший от Наркомюста в коллегию ВЧК для установления тесного контакта между органами юстиции и ВЧК. Все объяснения, которые давал Саврасов о своей работе как представителя Наркомюста в президиуме ВЧК, ни в какой степени не удовлетворяли Владимира Ильича. Он добивался от Саврасова точного и ясного ответа на следующие вопросы: когда и по каким делам он как представитель Наркомюста опротестовывал те или иные незаконные действия ВЧК, кому он протесты и жалобы писал? Таких письменных жалоб и протестов не оказалось. Саврасов жаловался на невозможность по своему положению опротестовывать те или иные действия следственного аппарата. Саврасов подвергся жестокому обстрелу. Затем Курский должен был дать объяснения и ответы на ряд вопросов, поставленных Владимиром Ильичем. В результате по предложению Ленина Совнарком поручил Курскому к следующему вторнику представить общий доклад о том: «1) Какие существуют нормы в советском законодательстве, регулирующие надзор как за следственным аппаратом в общих судах, так и за следственным аппаратом ВЧК, в частности о значении и юридическом положении вхождения в президиум ВЧК представителей НКЮста, 2) не нуждаются ли эти нормы в дополнениях и изменениях и 3) в случае необходимости этих изменений — представить проект».
Однако вопрос о пересмотре постановления Малого Совнаркома об отстранении следователя Васильева было решено перенести на заседание Совнаркома в следующий вторник с обсуждением его в полном составе Совнаркома и с обязательным вызовом докладчика от ВЧК. И на этом втором заседании предложение Малого Совнаркома об отстранении Васильева не получило большинства голосов членов Совнаркома. Не присутствовал народный комиссар по продовольствию Брюханов, к которому дело имело непосредственное отношение, ибо междуведомственная комиссия находилась при Наркомпроде.
В третий раз продолжалось в Совнаркоме обсуждение этого же дела 15 ноября. Утром в тот же день я был уведомлен по телефону секретарем Совнаркома о том, что Владимир Ильич просит еще и еще раз вникнуть во все детали дела и представить более подробный доклад по делу в целом. Я самым тщательным образом готовился к докладу.
На указанном заседании Совнаркома кроме представителей ВЧК, участвовавших в прежних заседаниях, был лично Дзержинский — народный комиссар внутренних дел и председатель ВЧК. К началу обсуждения вопроса на заседание Совнаркома явились: Сталин, Каменев — члены Политбюро и Калинин — кандидат в члены Политбюро. Дело обсуждалось в Совнаркоме с большой страстностью. Весьма активное участие в обсуждении вопроса принимал Дзержинский. Дзержинский попросил у Владимира Ильича разрешение выйти из зала заседаний во время голосования по той причине, что он хотел дать возможность голосовать двум своим заместителям (Фомину — по Наркомпути и мне — по Нар-комвнуделу). Владимир Ильич заявил, что нарком может и, присутствуя в зале заседаний, не участвовать в голосовании и, естественно, в этом случае голосует его заместитель. Голосование по этому вопросу дало следующие результаты: 7 членов Совнаркома голосовали за отмену решения Малого Совнаркома об отстранении следователя Васильева, 6 членов голосовали за утверждение решения Малого Совнаркома.
На том же заседании по докладу Курского о существующих в советском законодательстве нормах, регулирующих надзор за следственным аппаратом, единогласно было принято предложение Владимира Ильича об образовании комиссии — под председательством Курского, а затем под председательством Дзержинского — для рассмотрения вопроса о взаимоотношениях ВЧК с органами юстиции. Эта комиссия работала до реорганизации ВЧК в ОГПУ.
* * *
26 апреля 1921 года Большой Совнарком с участием Владимира Ильича обсуждал вопрос об отделе культов при Наркомюсте, который был известен как отдел по отделению церкви от государства,
Совнарком постановил: «Установить в составе Наркомюста отдел по отделению церкви от государства». На том же заседании было поручено Малому Совнаркому «проверить, не получится ли параллелизма и трений в работе НКЮста и НКВнудела по вопросу об отделении церкви от государства, и сделать доклад в СНК через 2 месяца (1 июля)».
Рассматривая в конце 1922 года положение о Наркомюсте, Малый Совнарком полагал, что настало время для упразднения указанного отдела. Малый Совнарком при этом исходил главным образом из того, что с началом распада старой церкви и нарождением в церковных кругах новых группировок (живая церковь и т. п.) задача наблюдения за культами значительно расширялась, что надо предоставить этим новым течениям и группам максимальную возможность борьбы и ускорения процесса распада авторитета и влияния церкви на отсталые массы населения. Отдел культов при Наркомюсте Малый Совнарком не считал способным к разрешению новых задач.
Владимир Ильич в то время был уже тяжело и серьезно болен. Он проводил в стенах Совнаркома, на работе, последние дни и часы.
Красиков, недовольный решением Малого Совнаркома, послал личное письмо Владимиру Ильичу через Фотиеву. И вот 5 декабря 1922 года, насколько мне помнится, в последние дни работы Владимира Ильича в Совнаркоме, я был вызван к нему. Я ожидал приема в зале заседаний Совнаркома. Не прошло и пяти минут, как открылась дверь кабинета и Владимир Ильич, чрезвычайно утомленный, с серым и крайне болезненным лицом, вышел в зал в своей тужурке хаки, подошел ко мне, поздоровался и тут же извинился за то, что беседа состоится здесь, а не в его кабинете (в кабинете у Владимира Ильича кто-то был на приеме), и сразу же приступил к делу.
Владимир Ильич попросил подробно изложить ему все мотивы членов Малого Совнаркома и мои личные, легшие в основание решения об упразднении отдела культов Наркомюста. Я отчетливо помню, что с большим волнением (мне не хотелось занимать подробным докладом и деталями Владимира Ильича) я постарался объяснить мотивы решения Малого Совнаркома. Я говорил о том, что процесс отделения церкви от государства должен считаться законченным, что именно это было главной задачей отдела Красикова, что для охвата новых тенденций, обнаружившихся в делах церкви, потребовалась бы иная, гораздо более мощная государственная организация.
Владимир Ильич в спокойных и рассудительных тонах убеждал меня и просил передать всем членам Малого Совнаркома, что такое увлечение революционным максимализмом в иные моменты может оказаться вреднее революционного минимализма (доподлинные слова Владимира Ильича), что такой максимализм есть чаще всего результат государственной неопытности и желания выскочить из неприятной действительности. Предложение о создании специальной государственной организации по делам церкви он в мягких тонах, но твердо и решительно отвел и заявил, что небольшой аппарат отдела культов, достаточно квалифицированный, приобрел за эти годы большой опыт, что искать более квалифицированного нет в этом случае нужды.
Затем Владимир Ильич с тонкой и иронической усмешкой заметил:
— Что касается утверждения, что процесс отделения церкви от государства завершен, то это, пожалуй, и так; церковь от государства мы уже отделили, но религию от людей мы еще не отделили.
И тут же Владимир Ильич спросил меня, сидевшего в молчаливом раздумье:
— Как вы намерены с этим делом поступить?
Я ответил, что вечером состоится заседание Большого Совнаркома, где я от имени Малого Совнаркома, предварительно поговорив с его членами о результатах беседы, заявлю о необходимости отменить решение Малого Совнаркома. Вечером, в начале заседания, в процессе рассмотрения повестки, я так и сделал, получив предварительно согласие всех членов Малого Совнаркома. И Совнарком, не приступая к обсуждению дела, вынес следующее постановление: «В отмену постановления Малого Совнаркома от 28 ноября 1922 г. (пр. № 956, п. 7) сохранить отдел культов при Наркомюсте».
* * *
Изумительное чутье политического вождя и руководителя правительства находило свое отражение как в больших, так и в малых делах. К концу 1921 года, когда вся обстановка, вытекавшая из дальнейшего развития и укрепления начал новой экономической политики, толкала на отыскание путей установления твердой валюты, Владимир Ильич был инициатором самых первых попыток введения сметно-бюджетной дисциплины. Сметы, составлявшиеся в редких случаях по ведомству на длительный период в дензнаках в астрономических цифрах того времени, по сути дела, базировались на беглых, наспех составленных планах распределения денежных знаков среди всех потребителей. Большинство ведомств или почти все ведомства не умели и не знали еще путей составления более или менее близкой к реальной действительности сметы на год. Сметная работа проводилась под непосредственным руководством Владимира Ильича одновременно с настойчивым и энергичным сокращением чрезвычайно разбухшего государственного аппарата. Владимир Ильич являлся самым горячим защитником и сторонником всех решений Малого Совнаркома по внедрению сметной дисциплины и сокращению штатов. Были случаи, когда на заседаниях Большого Совнаркома наркомы дружно проваливали предложения Малого Совнаркома по сметным и штатным вопросам. Такую позицию членов Совнаркома Владимир Ильич охарактеризовал как «блок наркомов» и всеми средствами и силами отстаивал необходимость проведения жесткой и твердой линии в деле сокращения штатов и обязательного составления смет. Владимир Ильич не раз открыто предлагал председателю Малого Совнаркома опротестовывать решения Большого Совнаркома по указанным вопросам в ЦК партии.
Насколько серьезно Владимир Ильич поставил перед наркомами вопрос о сметах, видно из того факта, что 5 июля 1921 года по его предложению Совнарком обязал все ведомства в установленные сроки представить сметы и свои месячные заявки и за неисполнение подвергнуть трехдневному аресту виновных лиц. Большинство ведомств не соблюло установленных сроков, и 12 июля 1921 года Совнарком слушал доклад РКИ об исполнении наркоматами постановления Совнаркома об аресте лиц, виновных в пропуске установленных правительством сроков. Оказалось, что только четыре наркомата исполнили постановление Совнаркома об аресте виновных за срыв сроков. В частности, я помню, что мною был подвергнут аресту заведующий финансовым отделом Наркомвнудела на трое суток за нарушение постановления правительства. Остальные наркомы упорно не пожелали прибегнуть к этой мере, и поэтому Совнарком подтвердил свое постановление от 5 июля и дал распоряжение Аванесову продолжать наблюдение за исполнением указанного решения.
* * *
С введением новой экономической политики началось оживление торговли. Рамки местного товарооборота постепенно расширялись, и торговля все более начинала приобретать всероссийский характер. Всякие рогатки и препоны, сковывавшие развитие торговли, уничтожались законодательными актами.
Одной из помех в развертывании торгового оборота являлась разрешительная система на выезд граждан из одного пункта в другой. Эта система, как известно, проводилась в каждом отдельном административном центре довольно строго и жестко и имела своей целью борьбу с мешочничеством и сохранение транспорта, находившегося в те времена в тяжелом состоянии.
После того как в Большом Совнаркоме был принят закон о железнодорожных тарифах, ознаменовавший переход от бесплатных перевозок грузов и пассажиров на платность, Малый Совнарком, обсуждая проект декрета об оплате частных грузов, рассмотрел теснейшим образом связанный с этим проектом декрета вопрос о разрешительной системе перевозок частных грузов и проезда пассажиров.
На этом заседании последовали бурные и длительные прения.
Малый Совнарком, насколько помнится, довольно единодушно постановил разрешительную систему отменить. Владимирский от имени Наркомвнудела внес протест на это решение Малого Совнаркома.
На заседании Большого Совнаркома 5 июля Владимир Ильич особенно внимательно выслушал ту часть декрета, которая касалась вопроса о дальнейшем сохранении разрешительной системы, и настолько убедительно высказался в защиту этого решения, что Владимирский, пришедший с намерением всячески отстаивать необходимость отмены решения Малого Совнаркома, отказался от слова и воздержался от голосования.
Через два-три дня Владимирский лично выехал вместе со мной на ряд пунктов по выдаче пропусков, на вокзалы, где был свидетелем громадных очередей пассажиров, ночевавших тут же и ожидавших получения разрешения на выезд. После личного опроса на месте железнодорожных работников, пассажиров и подробного выяснения дела Владимирский заявил мне, что теперь он считает ошибкой Наркомвнудела опоздание с отменой системы выдачи пропусков на выезд.
Мне вспоминается еше такой случай из законодательной практики. Малый Совнарком, с участием представителей Моссовета, единодушно принял «Положение о домоуправлениях». Указанное положение было в обычном порядке представлено на утверждение Владимира Ильича. Владимир Ильич не утвердил его, а вернул на вторичное рассмотрение Малого Совнаркома со специальным указанием: «Обдумать, нужен ли этот закон». Малый Совнарком вопрос вторично рассмотрел и подтвердил свое первоначальное решение. Но Владимир Ильич не согласился с необходимостью принять «Положение о домоуправлениях» и вернул его нам с сопроводительной запиской весьма сердитого содержания. В этой записке Владимир Ильич писал, что сейчас речь идет совсем не о том, чтобы иметь «Положение о домоуправлениях», что дома наши находятся в безобразных, антисанитарных условиях. Я хорошо помню, в мою память врезалась такая фраза Владимира Ильича: наши дома загажены до последней степени, до подлости. Владимир Ильич предложил нескольких комендантов домов арестовать в административном порядке и об этом опубликовать и просил выделить одного или двух членов Малого Совнаркома, которые могли бы особо заняться этим делом.
* * *
Интересно остановиться еще на одном моменте, характеризующем прием и методы разрешения Лениным дел в Совнаркоме и СТО. Вследствие загруженности повесток большим количеством вопросов иногда прения по тому или иному важному вопросу, естественно, не могли развернуться с достаточной полнотой. Бывали случаи, когда Владимир Ильич считал более правильным предоставить возможность тому или иному наркому перенести свои разногласия на разрешение Президиума ВЦИК. В редких случаях, когда голоса разбивались поровну, Владимир Ильич сам предлагал перенести вопрос на разрешение высшей законодательной инстанции. При этом Владимир Ильич писал на имя председателя и секретаря ВЦИК специальные письма, безукоризненные по форме и стилю. В этих письмах и записках Владимир Ильич просил давать спорящим сторонам не менее 20 минут для высказывания, и при этом цифра 20 неизменно подчеркивалась двумя-тремя чертами, что означало, что Владимир Ильич придавал этому особое значение. Порой в этих письмах Владимир Ильич излагал кратко и сущность дела и просил о принятом решении поставить в известность Совнарком.
* * *
Всегда заботясь об улучшении работы госаппарата, в середине 1922 года Владимир Ильич обратил внимание на ненормальность в работе высших законодательных органов, состоявшую в том, что Совнарком, СТО и Малый Совнарком обросли огромным количеством временных и постоянных комиссий. Некоторые товарищи были настолько загружены комиссионной работой, что не приходилось говорить о нормальной внутриведомственной работе при таком положении. А жизнь настойчиво выдвигала вопрос о рациональном использовании времени работников, об улучшении всей постановки работы ведомств. И Владимир Ильич решил в первую очередь начать с центральных правительственных аппаратов. Письмом на имя А. Д. Цюрупы Владимир Ильич предложил заняться пересмотром всех временных и постоянно действующих комиссий при Совнаркоме. А. Д. Цюрупа с присущей ему напористостью и тщательностью занялся этим делом. Им была образована специальная комиссия по пересмотру дейстьовавших комиссий в составе Ава-несова, Горбунова и Леплевского. Из 120 комиссий было признано необходимым упразднить 104. Владимир Ильич считал этот вопрос настолько важным, придавал ему настолько большое значение в смысле улучшения, упрощения и рационализации работы высших законодательных органов, что счел нужным сообщить о результатах работы указанной комиссии XI съезду партии в своем политическом отчете. Он говорил:
«На днях была произведена чистка комиссий. Насчитали 120 комиссий. А сколько оказались необходимыми? 16 комиссий. И это — не первая чистка. Вместо того чтобы отвечать за свое дело, вынести решения Совнаркому и знать, что ты за это держишь ответ,— прячутся за комиссии. В комиссиях черт ногу сломает, никто ничего не разберет, кто отвечает; все спуталось, и, в конце концов, выносится такое решение, в котором все ответственны».
Вскоре после упразднения многочисленных временных и постоянных комиссий при Совнаркоме А. Д. Цюрупа по инициативе Владимира Ильича выдвинул вопрос о постановке работы Совнаркома и СТО по-новому. Им был разработан с участием ряда заинтересованных работников новый регламент заседаний Большого и Малого Совнаркома, в законодательном порядке был установлен порядок приема поступающих дел в Совнарком и СТО от наркоматов и их рассмотрения на заседаниях правительства.
* * *
Большой интерес представляет освещение руководства Владимира Ильича такими важными вопросами, как перевод в 1921 году на платность железнодорожных перевозок, введение платности коммунальных услуг, внедрение начал хозяйственного расчета в промышленность и др. Особенно интересно было бы обрисовать роль Владимира Ильича в составлении первого бюджета в довоенных рублях. Ознакомление с материалами со всей очевидностью показывает, насколько Владимир Ильич своим предвидением определил всю последующую работу по проведению в 1924 году валютной реформы. Установлением твердой червонной валюты и связанным с этим громадным успехом хозяйственной политики партии мы обязаны необыкновенной прозорливости и своевременной инициативе Владимира Ильича.
Но освещение столь важных мероприятий партии и правительства в период нэпа требует внимательного изучения подлинных документов, которыми я в настоящее время еще не располагаю.
Ленин на хозяйственном фронте: Сборник воспоминаний. М., 1934. С. 81 — 96, 98—105
Примечания:
1. Воспоминания публикуются с некоторыми сокращениями. Ред
ЛЕПЛЕВСКИЙ ГРИГОРИЙ МОИСЕЕВИЧ (1889—1939) — член партии с марта 1917 г. После Февральской революции 1917 г.— член Исполкома Гомельского Совета, после Октябрьской социалистической революции — его председатель. Принимал участие во II и III Всероссийских съездах Советов. С марта 1918 по 1920 г. работал в Самаре заместителем председателя губисполкома и горсовета. В Г921— 1923 гг.— член Малого Совнаркома, а затем его председатель. В последующие годы на работе в СНК СССР. В 1934—1939 гг.—заместитель прокурора СССР. Был необоснованно репрессирован. Реабилитирован посмертно.