Об ораторском искусстве

Составил А. Толмачев

(отрывки)

В. И. ЛЕНИН О МАСТЕРСТВЕ ПРОПАГАНДИСТА И АГИТАТОРА

 

ИЗ СТАТЬИ «ПОПЯТНОЕ НАПРАВЛЕНИЕ В РУССКОЙ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИИ»

...Агитация среди низших слоев рабочих должна предоставлять, конечно, наибольший простор личным особенностям агитатора и особенностям места, профессии и проч. «Не надо смешивать тактику и агитацию» — говорит Каутский в книге против Бернштейна.— «Способ агитации должен приспособляться к индивидуальным и местным условиям. В агитации надо предоставить каждому агитатору выбирать те средства, которые имеются у него в распоряжении: один агитатор производит наибольшее впечатление благодаря своему одушевлению, другой — благодаря своему едкому сарказму, третий — благодаря уменью приводить массу примеров и пр. Сообразуясь с агитатором, агитация должна сообразоваться также и с публикой. Агитатор должен говорить так, чтобы его понимали; он должен исходить из того, что хорошо известно слушателям. Все это разумеется само собой и применимо не к одной только агитации среди крестьян. С извозчиками надо говорить иначе, чем с матросами, с матросами иначе, чем с наборщиками. Агитация должна быть индивидуализирована, но наша тактика, наша политическая деятельность должна быть едина» (S.* 2—3). Эти слова передового представителя социал-демократической теории содержат превосходную оценку агитации в общей деятельности партии. Эти слова показывают, как неосновательны опасения тех, кто думает, что образование революционной партии, ведущей политическую борьбу, помешает агитации, оттеснит ее на второй план или стеснит свободу агитаторов. Напротив, только организованная партия может широко вести агитацию, давать необходимое руководство (и материал) для агитаторов по всем экономическим и политическим вопросам, использовать каждый местный успех агитации для назидания всех русских рабочих, направлять агитаторов в такую среду или такие местности, где они могут действовать с наибольшим успехом. Только в организованной партии люди, обладающие способностями агитаторов, будут в состоянии посвятить себя всецело этому делу,— к выигрышу и для агитации и для остальных сторон социал-демократической работы. Отсюда видно, что тот, кто за экономической борьбой забывает политическую агитацию и пропаганду, забывает необходимость организовать рабочее движение в борьбу политической партии, тот, помимо всего прочего, лишает себя даже возможности поставить прочно и успешно привлечение наиболее низких слоев пролетариата к рабочему делу.

1899. Сочинения, т. 4, стр. 259—260.

* Seiten — страницы.— Ред

 

ИЗ КНИГИ «ЧТО ДЕЛАТЬ?»

...Пропагандист, если он берет, например, тот же вопрос о безработице, должен разъяснить капиталистическую природу кризисов, показать причину их неизбежности в современном обществе, обрисовать необходимость его преобразования в социалистическое общество и т. д. Одним словом, он должен дать «много идей», настолько много, что сразу все эти идеи, во всей их совокупности, будут усваиваться лишь немногими (сравнительно) лицами. Агитатор же, говоря о том же вопросе, возьмет самый известный всем его слушателям и самый выдающийся пример,— скажем, смерть от голодания безработной семьи, усиление нищенства и т. п.— и направит все свои усилия на то, чтобы, пользуясь этим, всем и каждому знакомым фактом, дать «массе» одну идею: идею о бессмысленности противоречия между ростом богатства и ростом нищеты, постарается возбудить в массе недовольство и возмущение этой вопиющей несправедливостью, предоставляя полное объяснение этого противоречия пропагандисту. Пропагандист действует поэтому главным образом печатным, агитатор — живым словом. От пропагандиста требуются не те качества, что от агитатора. Каутского и Лафарга мы назовем, например, пропагандистами, Бебеля и Геда—агитаторами.

1902. Сочинения, т. 5, стр. 380.

 

ИЗ ПИСЬМА А. В. ЛУНАЧАРСКОМУ

2. VIII.05 г.

...Недостает ораторов на своих собраниях. Некому влить дух бодр, поставить вопрос принципиально, уметь поднять над женевским болотом повыше, в область интересов и вопросов посерьезнее. И все дело страдает. В политической борьбе остановка есть смерть... У нас сил невозможно мало. Вас. Вас. не знаю, когда будет писать, а как оратор и политический центр он ниже всякой критики, скорее сам распускает нытье, чем встряхнуть людей и дать им педагогической нахлобучки. Шварц в отсутствии: пишет он оттуда усердно и хорошо, даже как будто лучше, чем здесь, но только пишет. А лично воздействовать на людей и уметь направлять публику и собрания он редко в состоянии даже тогда, когда в Женеве... Личное воздействие и выступление на собраниях в политике страшно много значит. Без них нет политической деятельности, и даже само писанье становится менее политическим.

Сочинения, т. 34, стр. 277—278.

 

ИЗ БРОШЮРЫ «СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЯ И ИЗБИРАТЕЛЬНЫЕ СОГЛАШЕНИЯ»

...С.-д. должны уметь говорить просто и ясно, доступным массе языком, отбросив решительно прочь тяжелую артиллерию мудреных терминов, иностранных слов, заученных, готовых, но непонятных еще массе, незнакомых ей лозунгов, определений, заключений. Надо уметь без фраз, без восклицаний, с фактами и цифрами в руках растолковать вопросы социализма и вопросы теперешней русской революции.

1906. Сочинения, т. 11, стр. 262—263.

 

ИЗ СТАТЬИ «К ИТОГАМ ДУМСКОЙ СЕССИИ

«ВМЕСТЕ ДЕЛАЛИ»

Фамильярный тон — переходящий при всяком серьезном обороте событий в грубое третирование и даже насилие — вызывается тем, что не одни октябристы, но и кадеты только для красного словца, исключительно ради хлопка (это великолепно знают Столыпины) бросают такие фразы: «избави нас бог от таких друзей» (т. е. от Столыпиных), «а с врагами» (т. е., должно быть, и с правой реакцией и. с левой... как бы это помягче сказать?., «требовательностью») «мы сами справимся».

Не будь эти фразы только фразой, Россия была бы уже вполне и бесповоротно избавлена «от таких друзей». Но соль как раз в том, что кадеты бросают подобные фразы только в разгар «оппозиционных» выступлений — оппозиционно выступать с общегосударственной трибуны нельзя без какого-нибудь, хотя бы самого легкого, налета демократизма. Вот и срываются демократические заявления, которые так полезно сопоставлять с делами тех же кадетов. Историческая роль играющей в демократизм (или грозящей врагу справа демократизмом) буржуазии в том и состоит, что кое для кого из народных низов эта словесная «игра» служит иногда серьезную службу, пробуждает искреннюю и глубокую демократическую мысль. «Когда наверху играют на скрипке, внизу является желание потанцовать». Латинская пословица говорит: littera scripta manent — написанное не пропадает. И сказанное не всегда пропадает, даже если оно только ради фразы и эффекта сказано.

Отсюда не следует, конечно, что лицемерную фразу кадетов позволительно принимать за чистую монету, позволительно объявлять или считать демократизмом. Но отсюда следует, что всякой лицемерной фразой кадет в духе демократизма надо пользоваться, во-первых, для того, чтобы показать расхождение слова с делом у говорящего, а во-вторых, для того, чтобы показать настоящее, жизненное, непосредственное значение демократизма для тех «низов», до которых долетают эффектные фразы ораторов Таврического дворца.

Лицемерными приведенные выше рассуждения г-на Тесленко являются не потому, чтобы г. Тесленко лично лицемерил: он мог просто увлечься потоком своего оппозиционного красноречия. Лицемерие здесь в том, что слова представителя партии к.-д. расходятся с делами этой партии во все серьезные моменты новейшей русской истории.

1911. Сочинения, т. 17, стр. 177—178.

 

ИЗ СТАТЬИ «О ЛОЗУНГАХ И О ПОСТАНОВКЕ ДУМСКОЙ И ВНЕДУМСКОЙ С.-Д. РАБОТЫ»

О республике всякий с.-д., который держит где бы то ни было политическую речь, должен говорить всегда. Но о республике надо уметь говорить: о ней нельзя говорить одинаково на заводском митинге и в казачьей деревне, на студенческом собрании и в крестьянской избе, с трибуны III Думы и со страниц зарубежного органа. Искусство всякого пропагандиста и всякого агитатора в том и состоит, чтобы наилучшим образом повлиять на данную аудиторию, делая для нее известную истину возможно более убедительной, возможно легче усвояемой, возможно нагляднее и тверже запечатлеваемой.

1911. Сочинения, т. 17, стр. 304.

 

ИЗ СТАТЬИ «О РЕВОЛЮЦИОННОЙ ФРАЗЕ»

Когда я на одном партийном собрании сказал, что революционная фраза о революционной войне может погубить нашу революцию, меня упрекали за резкость полемики. Но бывают моменты, обязывающие поставить вопрос в упор и назвать вещи их настоящим именем, под угрозой причинения непоправимого зла и партии и революции.

Революционная фраза чаще всего бывает болезнью революционных партий при таких обстоятельствах, когда эти партии прямо или косвенно осуществляют связь, соединение, сплетение пролетарских и мелкобуржуазных элементов и когда ход революционных событий показывает крупные и быстрые изломы. Революционная фраза есть повторение революционных лозунгов без учета объективных обстоятельств, при данном изломе событий, при данном положении вещей, имеющих место. Лозунги превосходные, увлекательные, опьяняющие,— почвы под ними нет,— вот суть революционной фразы.

1918. Сочинения, т. 27, стр. 1

 

ИЗ СТАТЬИ «О ЧЕСОТКЕ»

Мучительная болезнь — чесотка. А когда людьми овладевает чесотка революционной фразы, то одно уже наблюдение этой болезни причиняет страдания невыносимые.

Простые, ясные, понятные, очевидные любому представителю трудящейся массы, кажущиеся бесспорными истины извращаются теми, кто заболел рассматриваемой разновидностью чесотки. Нередко это извращение происходит из самых лучших, благороднейших, возвышенных побуждений, «просто» в силу непереваренности известных теоретических истин или детски-аляповатого, ученически-рабского повторения их не к месту (не понимают люди, как говорится, «что к чему»), но от этого чесотка не перестает быть скверной чесоткой.

Сочинения, т. 27, стр. 17.

 

ИЗ БРОШЮРЫ «ВЕЛИКИЙ ПОЧИН

(О ГЕРОИЗМЕ РАБОЧИХ В ТЫЛУ. ПО ПОВОДУ «КОММУНИСТИЧЕСКИХ СУББОТНИКОВ»)»

Поменьше политической трескотни, побольше внимания самым Простым, но живым, из жизни взятым, жизнью проверенным фактам коммунистического строительства — этот лозунг надо неустанно повторять всем нам, нашим писателям, агитаторам, пропагандистам, организаторам и так далее.

1919. Сочинения, т. 29, стр. 386.

 

ОБ ОЧИСТКЕ РУССКОГО ЯЗЫКА

{РАЗМЫШЛЕНИЯ НА ДОСУГЕ. Т. Е. ПРИ СЛУШАНИИ РЕЧЕЙ НА СОБРАНИЯХ)

Русский язык мы портим. Иностранные слова употребляем без надобности. Употребляем их неправильно. К чему говорить «дефекты», когда можно сказать недочеты или недостатки или пробелы?

Конечно, когда человек, недавно научившийся читать вообще и особенно читать газеты, принимается усердно читать их, он невольно усваивает газетные обороты речи. Именно газетный язык у нас однако тоже начинает портиться. Если недавно научившемуся читать простительно употреблять, _как новинку, иностранные слова, то литераторам простить этого нельзя. Не пора ли нам объявить войну употреблению иностранных слов без надобности?

Сознаюсь, что если меня употребление иностранных слов без надобности озлобляет (ибо это затрудняет наше влияние на массу), то некоторые ошибки пишущих в газетах совсем уже могут вывести из себя. Например, употребляют слово «будировать» в смысле возбуждать, тормошить, будить. Но французское слово «bouder» (будэ) значит сердиться, дуться. Поэтому будировать значит на самом деле «сердиться», «дуться». Перенимать французски-нижегородское словоупотребление значит перенимать худшее от худших представителей русского помещичьего класса, который по-французски учился, но во-первых, не доучился, а во-вторых, коверкал русский язык.

Не пора ли объявить войну коверканью русского языка?

1919—1920. Сочинения, т. 30, стр. 274.

 

ИЗ ДОКЛАДА ЦЕНТРАЛЬНОГО КОМИТЕТА, СДЕЛАННОГО НА IX СЪЕЗДЕ РКП(б)

29 марта 1920 г.

...Ясность пропаганды и агитации есть основное условие. Если наши противники говорили и признавали, что мы сделали чудеса в развитии агитации и пропаганды, то это надо понимать не внешним образом, что у нас было много агитаторов и было истрачено много бумаги, а это надо понимать внутренним образом, что та правда, которая была в этой агитации, пробивалась в головы всех. И от этой правды отклониться нельзя.

Сочинения, т. 30, стр. 426—427.

 

ИЗ ТЕЗИСОВ ОБ ОСНОВНЫХ ЗАДАЧАХ ВТОРОГО КОНГРЕССА КОММУНИСТИЧЕСКОГО ИНТЕРНАЦИОНАЛА

...К массам надо научиться подходить особенно терпеливо и осторожно, чтобы уметь понять особенности, своеобразные черты психологии каждого слоя, профессии и т. п. этой массы.

1920. Сочинения, т. 31, стр. 168.

 

ИЗ РЕЧИ НА ВСЕРОССИЙСКОМ СОВЕЩАНИИ ПОЛИТПРОСВЕТОВ ГУБЕРНСКИХ И УЕЗДНЫХ ОТДЕЛОВ НАРОДНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

3 ноября 1920 г.

...Каждый агитатор и пропагандист нам необходим, он выполняет свою задачу, когда работает в строго партийном духе, но не ограничивается одной только партией, а помнит, что его задача — руководить сотнями тысяч преподавательского персонала, заинтересовать их, побороть старые буржуазные предрассудки, привлечь их к тому, что мы делаем, заразить их сознанием непомерности нашей работы, и, только перейдя к этой работе, мы можем эту массу, задавленную капитализмом, которую он оттягивал от нас, вывести на правильный путь.

Вот те задачи, которые должны преследовать каждый агитатор и пропагандист, работающий вне школьных рамок, и этих задач он не должен выпускать из виду. При решении их встречается масса практических трудностей, и вы должны помочь коммунизму и стать представителями и руководителями не только партийных кружков, но и всей государственной власти, которая находится у рабочего класса.

Наша задача — побороть все сопротивление капиталистов, не только военное и политическое, но и идейное, самое глубокое и самое мощное. Задача наших работников просвещения — осуществить эту переделку массы. Ее заинтересованность, ее тяга к просвещению и знанию коммунизма, которые мы наблюдаем, служат порукой тому, что мы окажемся и здесь победителями, хотя, может быть, и не так скоро, как на фронте, быть может, с большими трудностями, а подчас и поражениями, но в конечном итоге победителями будем мы.

Я хотел бы в итоге остановиться еще на одном: может быть, слово Главполитпросвет неправильно понимается. Постольку, поскольку здесь упоминается понятие политический, здесь политика есть самое главное.

Но как понимать политику? Если понимать политику в смысле старом, то можно впасть в большую и тяжелую ошибку. Политика — это борьба между классами, политика — это отношения пролетариата, борющегося за освобождение против всемирной буржуазии. Но в нашей борьбе выделяются две стороны дела: с одной стороны, задача разрушить наследие буржуазного строя, разрушить попытки раздавить Советскую власть, повторяемые всей буржуазией. До сих пор эта задача более всего занимала наше внимание и мешала перейти к другой задаче — задаче строительства. Политика в представлении буржуазного миросозерцания была как бы оторвана от экономики. Буржуазия говорила: работайте, крестьяне, чтобы получить возможность существования,, работайте, рабочие, чтобы получить на рынке все необходимое, чтобы жить, а политику хозяйственную ведут ваши хозяева. А, между тем, это не так, политика должна быть делом народа, делом пролетариата. И вот тут нам необходимо подчеркнуть, что мы 9/10 времени в нашей работе заняты борьбой с буржуазией. Победы над Врангелем, о которых мы читали вчера и о которых вы прочтете сегодня и, вероятно, завтра, показывают, что одна стадия борьбы приходит к концу, что мы отвоевали мир с целым рядом западных стран, а каждая победа на военном фронте освобождает нас для борьбы внутренней, для политики строительства государства. Всякий шаг, приближающий нас к победе над белогвардейцами, переносит постепенно центр тяжести борьбы к политике экономики. Пропаганда старого типа рассказывает, дает примеры, что такое коммунизм. Но эта старая пропаганда никуда не годна, так как нужно практически показать, как надо социализм строить. Вся пропаганда должна быть построена на политическом опыте хозяйственного строительства. Эта наша главнейшая задача, и если бы кто вздумал понимать это в старом смысле слова, тот оказался бы отсталым и не может вести работу пропаганды для массы крестьян и рабочих. Наша главная политика сейчас должна быть — экономическое строительство государства, чтобы собрать лишние пуды хлеба, чтобы дать лишние пуды угля, чтобы решить, как лучше использовать эти пуды хлеба и угля, чтобы не было голодных,— вот какова наша политика. И на ' этом должна быть построена вся агитация и вся пропаганда. Нужно, чтобы было поменьше фраз, так как фразами вы не удовлетворите трудящихся. Как только война нам даст возможность освободить центр тяжести от борьбы с буржуазией, от борьбы с Врангелем, с белогвардейцами, мы обратимся к политике экономики. И вот тут будет играть все возрастающую, громадную роль агитация и пропаганда.

Каждый агитатор должен быть государственным руководителем, руководителем всех крестьян и рабочих в деле экономического строительства. Он должен сказать, что для того, чтобы быть коммунистом, нужно знать, нужно прочесть вот такую-то брошюрку, вот такую-то книжку.

Вот как мы улучшим хозяйство и сделаем его более солидным, более общественным, увеличим производство, улучшим хлебный вопрос, более правильно распределим произведенные продукты, увеличим добычу угля и восстановим промышленность без капитализма и без капиталистического духа.

В чем состоит коммунизм? Вся пропаганда его должна быть поставлена так, чтобы дело свелось к руководству практически государственным строительством. Коммунизм должен стать доступным рабочим массам, как собственное дело. Это дело ведется плохо, с тысячами ошибок. Мы этого не скрываем, но сами рабочие и крестьяне должны при нашей помощи, при нашем небольшом и слабом содействии выработать и выровнять наш аппарат; для нас он уже перестал быть программой, теорией и заданием, для нас это дело сегодняшнего фактического Строительства. И если мы терпели в нашей войне самые жестокие поражения от наших врагов, то мы зато учились на этих поражениях и достигли полной победы. И теперь в каждом поражении мы должны черпать знания, мы должны помнить, что надо учить рабочих и крестьян на примере проделанной работы. Указывать на то, что у нас плохо, чтобы в дальнейшем этого избежать.

На примере этого строительства, повторяя его большое количество раз, мы добьемся того, что из плохих начальников- коммунистов мы создадим настоящих строителей, прежде всего нашего экономического хозяйства. Мы добьемся всего, что надо, преодолеем все препятствия, которые нам остались от старого строя и которые сразу откинуть нельзя, надо перевоспитать массы, а перевоспитать их может только агитация и пропаганда, надо связывать массы с строительством общей хозяйственной жизни, в первую голову. Это должно быть главным и основным в работе каждого агитатора-пропагандиста, и когда он себе это усвоит, тогда успех его работы будет обеспечен.

1920. Сочинения, т. 31, стр. 345—348.

 

ИЗ ДОКЛАДА О ДЕЯТЕЛЬНОСТИ СОВЕТА НАРОДНЫХ КОМИССАРОВ НА VIII ВСЕРОССИЙСКОМ СЪЕЗДЕ СОВЕТОВ

..Я прочту только итоговые цифры, да и то с округлением, потому что цифры читать и особенно слушать трудно.

1921. Сочинения, т. 31, стр. 475.

ПРИЛОЖЕНИЕ

В. И. ЛЕНИН КАК ОРАТОР

(Из воспоминаний современников)

 

список источников

Н. К. Крупская, Ленин как пропагандист и агитатор, Госполитиздат, 1957.

А. В. Луначарский, Ленин и литературоведение, М. 1934. И. В. Сталин, Сочинения, т. 6.

М. Горький, Собрание сочинений, т. 17, Гихл, 1952.

 

Н. К. Крупская

ЛЕНИН КАК ПРОПАГАНДИСТ И АГИТАТОР⁷⁰

ЛЕНИН КАК ПРОПАГАНДИСТ

Ясность пропаганды и агитации есть основное условие. Если наши противники говорили и признавали, что мы сделали чудеса в развитии агитации и пропаганды, то это надо понимать не внешним образом, что у нас было много агитаторов и было истрачено много бумаги, а это надо понимать внутренним образом, что та правда, которая была в этой агитации, пробивалась в головы всех. И от этой правды отклониться нельзя.

В. И. Ленин

 

Промышленность в России стала развиваться позднее, чем в других капиталистических странах — в Англии, во Франции, Германии. Поэтому и рабочее движение у нас стало развиваться позднее — только в 90-х годах прошлого столетия приняло оно массовый характер. Международный пролетариат к этому времени уже имел богатый опыт борьбы, пережил уже ряд революций, в огне революционного движения выковались такие величайшие мыслители, как Маркс и Энгельс. Их учение освещало путь, которым должен идти пролетариат, они доказали, что буржуазный строй обречен на гибель, что пролетариат неизбежно должен победить, взять власть и по-новому перестроить всю жизнь, создать новое, коммунистическое общество.

Ознакомившись в молодости с учением Маркса, Ленин глубоко его продумал, понял, что это учение — руководство к действию для рабочего класса России, что оно поможет русским рабочим из темных, забитых, безгранично эксплуатируемых рабов стать сознательными, организованными борцами за социализм, что оно поможет рабочему классу России вырасти в мощную силу, поможет повести за собой всех трудящихся и положить конец всякой эксплуатации.

Учение Маркса помогло Ленину ясно увидеть, куда идет общественное развитие. Горячо был убежден Ленин в правильности взглядов Маркса и Энгельса, считал, что необходимо как можно лучше, как можно шире вооружить массы знанием учения Маркса, и пропаганде этого учения отдавал он все свои силы.

Пропаганда основ марксизма имела большой успех в рабочей массе. Наша пропаганда, говорил Ленин, имеет такой успех не потому, чтобы мы были уже такими искусными пропагандистами: она имеет успех потому, что то, что мы говорим,— правда.

Глубокая убежденность — вот что было характерной чертой Ленина как пропагандиста.

Ленин прекрасно изучил учение Маркса, по многу раз перечитывал каждое его произведение. Его работа о Марксе, написанная им в 1914 г. для Энциклопедического словаря Граната, снабженная богатой библиографией, как нельзя лучше говорит: о всестороннем знании Лениным учения Маркса. Об этом красноречиво говорят и все другие произведения Ленина.

Глубокое знание предмета было второй характерной чертой Ленина как пропагандиста.

Но Ленин не только знал теорию марксизма, он умел брать ее во всех связях и опосредствованиях.

В начале рабочего движения, в 1894 г., он пишет книжку «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?», где показывает, как теория Маркса должна быть применена в наших условиях, начиная с первых шагов рабочего движения. Это писалось тогда, когда большинство революционеров считало, что в русских условиях рабочий класс ^не сможет сыграть сколько-нибудь крупной роли.

В 1899 г. вышла книжка Ленина «Развитие капитализма в России», где он на массе фактического материала доказал, что и у нас в России развивается капитализм, несмотря на отсталость нашей страны.

В 1902 г. Ленин выпускает книжку «Что делать?», где показывает, какой должна быть в наших условиях партия рабочего класса, чтобы быть в состоянии повести рабочий класс по правильному пути.

В 1905 г. он пишет брошюру «Две тактики социал-демократии в демократической революции».

В 1907 г., когда ясно уже вырисовывалось поражение революции 1905 г., одною из причин которого была недостаточная смычка рабочего движения с крестьянским, Ленин пишет большую работу «Аграрная программа социал-демократии в первой русской революции», в которой на основе опыта этой революции он подчеркивает необходимость укрепления боевого союза рабочего класса с крестьянством.

И дальше — каждый узловой вопрос, связанный с рабочим движением, особенно тщательно разрабатывался Лениным, увязывался им с теорией Маркса. Все знают, какое громадное значение имела книга Ленина об империализме, написанная им в разгар мировой войны, и книга «Государство и революция», написанная накануне Октябрьской революции. Особенностью ленинских работ было то, что он теорию умел связывать с практикой, не отрывал ни одного практического вопроса от теории и каждый теоретический вопрос умел так тесно связать с переживаемым моментом, с живой действительностью, что теория становилась читателю близкой и понятной. И в своих научных работах и в своей устной и письменной пропаганде Ленин умел глубоко связывать теорию и практику*.

Таким образом, особенностью Ленина как пропагандиста было также его уменье связывать теорию с живой действительностью, что делало теорию понятной и осмысливало окружающую действительность.

Теорию и окружающую действительность Ленин изучал не просто потому, что это интересно. Освещая действительность светом марксистской теории, Ленин всегда стремился сделать из этого необходимые выводы, которые служили бы руководством к действию. Пропаганда Ленина всегда была тесно увязана с тем, что нужно делать в данную минуту. Делая в Швейцарии доклад после Февральской революции 1917 г. о Парижской Коммуне, Ильич не только рассказывал о том, как парижские рабочие в 1871 г. захватили власть, не только приводил оценку Марксом Парижской Коммуны,— он делал выводы о том, что должны делать русские рабочие, когда захватят власть. Всегда умел Ленин превратить теорию в руководство к действию.

Итак, особенностью Ленина как пропагандиста было уменье превращать теорию в руководство к действию.

Несмотря на то, что Ленин обладал громадными знаниями, что у него был обширный опыт как у пропагандиста — он делал массу докладов, писал много пропагандистских статей,— он к каждому своему выступлению, к каждому докладу, к каждой лекции тщательно готовился. Сохранилось множество конспектов ленинских выступлений, докладов. Видно, как заботливо обдумывал Ленин каждое свое пропагандистское выступление. По этим конспектам мы видим, как содержательны были выступления Ленина, как умел он выпятить самое нужное, самое главное, иллюстрировать каждую мысль яркими примерами.

Тщательная подготовка к пропагандистским выступлениям присуща была Ленину как пропагандисту.

В своих пропагандистских выступлениях Ильич не обходил больных вопросов, не затушевывал их, напротив — ставил их со всей резкостью и конкретностью. Он не боялся резких слов, нарочно заострял вопрос; он не считал, что речь пропагандиста должна быть бесстрастна, уподобляться мирному журчанью ручейка; его речь была резка, грубовата часто, но зато врезалась в память, волновала, увлекала.

Ленин как пропагандист резко ставил вопросы и увлекал своей страстностью аудиторию.

Владимир Ильич всегда тщательно изучал массы, знал условия их труда, быт, конкретные вопросы, которые их волнуют. Выступая перед массами, он всегда ориентировался па аудиторию. Но он учитывал в самом процессе доклада, лекции, беседы, что в данный момент особенно волнует данную аудиторию, что ей непонятно, что ей кажется особенно важным. По степени внимания, по вопросам, репликам, выступлениям Ильич всегда умел уловить настроение аудитории, умел пойти навстречу интересу аудитории, ответить на неясные вопросы, овладеть аудиторией.

Ленин-пропагандист умел овладеть аудиторией, установить с ней необходимое взаимопонимание.

И, наконец, необходимо отметить, какую силу пропаганде Ленина придавало его отношение к массе. Он подходил к рабочему, к крестьянину — бедняку и середняку, к красноармейцу не свысока, а как к товарищу, как к равному. Они были для него не «объекты пропаганды», а живые люди, много пережившие, над многим думавшие, требующие внимания к своим запросам. «Он говорит с нами всерьез»,— говорили про него рабочие и особенно ценили его простой, товарищеский подход. Аудитория видела, что вопросы, которые он объясняет, близки ему самому, волнуют его, и это больше всего убеждало аудиторию.

Уменье просто разъяснить свои мысли, товарищеский подход к обслуживаемой аудитории составляли силу ильичевской пропаганды, делали ее особо плодотворной, эффективной, как говорят теперь.

Между пропагандой, агитацией и организацией нет каменных стен. Умеющий заражать огнем своего энтузиазма аудиторию пропагандист является в то же время и агитатором. Пропагандист, умеющий превращать теорию в руководство к действию, несомненно, облегчает работу организатора.

В пропаганде Ленина сильны были нотки агитации, силен был организаторский момент, но это не ослабляло силы и значения этой пропаганды.

Будем учиться у Ильича-пропагандиста.

* Вот как описывает метод ведения занятий Ленина-пропагандиста один из его слушателей — рабочий-революционер И. В. Бабушкин:

«Кружок составился из шести человек и седьмого — лектора, и начались занятия по политической экономии, по Марксу. Лектор излагал нам эту науку словесно, без всякой тетради, часто стараясь вызывать у нас или возражения, или желание завязать спор, и тогда подзадоривал, заставляя одного доказывать другому справедливость своей точки зрения на данный вопрос. Таким образом, наши лекции носили характер очень живой, интересный, с претензией к навыку стать ораторами; этот способ занятий служил лучшим средством уяснения данного вопроса слушателями. Мы все бывали очень довольны этими лекциями и постоянно восхищались умом нашего лектора, продолжая острить между собой, что от слишком большого ума у него волосы вон лезут. Но эти лекции в то же время приучили нас к самостоятельной работе, к добыванию материалов. Мы получали от лектора листки с разработанными вопросами, которые требовали от нас внимательного знакомства и наблюдения заводской и фабричной жизни. И вот во время работы на заводе часто приходилось отправляться в другую мастерскую под разными предлогами, но на деле — за собиранием необходимых сведений посредством наблюдений, а иногда, при удобном случае,— и для разговоров. Мой ящик для инструмента был всегда набит разного рода записками, и я старался во время обеда незаметно переписывать количество дней и заработков в нашей мастерской» (см. «Воспоминания Ивана Васильевича Бабушкина», Госполитиздат, 1955, стр. 44.— Ред.).

 

ЛЕНИН КАК АГИТАТОР

Каждый агитатор должен быть государственным руководителем, руководителем всех крестьян и рабочих в деле экономического строительства. Он должен сказать, что для того, чтобы быть коммунистом, нужно знать, нужно прочесть вот такую-то брошюрку, вот такую-то книжку.

В. И. Ленин

 

«Наше учение — не догма, а руководство к действию»,— говорили Маркс и Энгельс. Ленин часто повторял эти их слова. Вся его деятельность была направлена на то, чтобы не на словах, а на деле сделать марксизм руководством к действию широчайших масс рабочего класса.

Приехав в 1893 г. в Питер, он сразу же пошел в рабочие кружки и объяснял рабочим, как оценивал Маркс существующее положение вещей, как смотрел он на то, куда идет общественное развитие, какое значение придавал Маркс рабочему классу, его борьбе с классом капиталистов, почему считал, что победа рабочего класса неизбежна. Ленин старался говорить как можно проще, приводил примеры из жизни русских рабочих; он видел, что рабочие слушают с громадным интересом и хорошо усваивают основы учения Маркса, но в то же время он чувствовал, что мало только говорить — «нужно широко развернуть классовую борьбу», надо показать, как эту классовую борьбу развертывать, около каких вопросов ее организовывать. Задача заключалась в том, чтобы взять те факты, которые особенно волновали рабочую массу, осветить их и показать, что надо делать, чтобы устранить их, изменить их. Вначале, в 90-х годах, рабочих больше всего волновали вопросы длинного рабочего дня, штрафы, вычеты из заработной платы, грубое обращение. И вот кружок Ленина пошел по такому пути: на отдельных фабриках приходивший к рабочим товарищ помогал им формулировать определенные требования к администрации, эти требования объяснялись и печатались в особых листках. Листки сплачивали рабочих, они дружно, единодушно поддерживали требования, выставленные в листках.

Агитация активизировала рабочую массу.

«В неразрывной связи с пропагандой стоит агитация среди рабочих, выдвигаясь естественно на первый план при современных политических условиях России и при уровне развития рабочих масс,— писал Ленин в 1897 г. в работе «Задачи русских социал-демократов».— Агитация среди рабочих состоит в том, что социал-демократы принимают участие во всех стихийных проявлениях борьбы рабочего класса, во всех столкновениях рабочих с капиталистами из-за рабочего дня, рабочей платы, условий труда и проч. и проч. Наша задача — слить свою деятельность с практическими, бытовыми вопросами рабочей жизни, помогать рабочим разбираться в этих вопросах, обращать внимание рабочих на важнейшие злоупотребления, помогать им формулировать точнее и практичнее свои требования к хозяевам, развивать в рабочих сознание своей солидарности, сознание общих интересов и общего дела всех русских рабочих, как единого рабочего класса, составляющего часть всемирной армии пролетариата».

В 1906 г., говоря о том, как надо вести социал-демократическим уполномоченным и выборщикам агитацию среди крестьян, Ленин писал: «...недостаточно одного повторения слова «классовый» для того, чтобы доказать роль пролетариата, как авангарда в современной революции. Недостаточно изложить наше социалистическое учение и общую теорию марксизма, чтобы доказать передовую роль пролетариата. Для этого надо еще уметь показать на деле при разборе жгучих вопросов современной революции, что члены рабочей партии всех последовательнее, всех правильнее, всех решительнее, всех искуснее защищают интересы этой революции, интересы ее полной победы».

Агитация, по учению Ленина, связывает теорию с практикой. В этом ее сила.

Агитация сыграла очень крупную роль в деле экономической борьбы рабочих, научив их использовать стачку как метод борьбы с капиталистами, дав ряд завоеваний в деле улучшения положения рабочего класса.

Но успехи экономической борьбы вызвали среди социал-демократов целое направление «экономизма», выразившееся в недооценке марксистской теории, в преклонении перед стихийностью, в стремлении ограничить задачи пролетариата лишь борьбой за улучшение своего экономического положения и отсюда в стремлении сузить политическую агитацию среди рабочих масс.

«Без революционной теории не может быть и революционного движения,— писал Ленин, возражая экономистам, в 1902 г. в работе «Что делать?».— Нельзя достаточно настаивать на этой мысли в такое время, когда с модной проповедью оппортунизма обнимается увлечение самыми узкими формами практической деятельности».

Агитация — метод активизации масс, применяемый не только марксистами: у буржуазии издавна имелся громадный опыт по части агитации. Но агитация агитации рознь. Только «верное теоретическое решение обеспечивает прочный успех в агитации»,— говорил Ленин на II съезде партии.

Недооценка теории, умаление ее значения — «совершенно независимо от того, желает ли этого умаляющий или нет»,— означает «усиление влияния буржуазной идеологии на рабочих». Таким образом, главное, чему придавал значение Ленин,— это содержание агитации.

Он боролся против того, чтобы агитация сводилась к одним призывам, а требовал, чтобы она была связана с разъяснительной работой.

Силу агитации Ленин видел в правильно поставленной разъяснительной работе, ясной и простой по форме. Надо «уметь говорить просто и ясно, доступным массе языком, отбросив решительно прочь тяжелую артиллерию мудреных терминов, иностранных слов, заученных, готовых, но непонятных еще массе, незнакомых ей лозунгов, определений, заключений»,— писал Ленин в 1906 г. в статье «Социал-демократия и избирательные соглашения».

Конечно, это не значит, что Ленин, отвергал пользу лозунгов. «Избирательную платформу социал-демократии олень часто бывает полезно, а иногда и необходимо, завершить выставлением краткого общего лозунга, пароля выборов, выдвигающего самые коренные вопросы ближайшей политической практики, дающего самый удобный, самый близкий повод и материал для развертывания всесторонней социалистической проповеди»,— писал Владимир Ильич в 1911 г. Никакой демагогии, игры на разжигании в массах дурных инстинктов, на их темноте, неосведомленности Ленин не допускал. Он говорил: «...я никогда не устану повторять, что демагоги худшие враги рабочего класса». Демагогия, ложные обещания всегда вызывали в Ленине негодование. Чего-чего, например, не обещали крестьянству эсеры.

Ленин никогда не обещал крестьянству ничего такого, во что сам глубоко не верил. Он не допускал в целях успеха никакого замалчивания наших социалистических целей, нашей строго классовой позиции. И масса чувствовала это и понимала, что он говорит с ней «всерьез» (выражение одного рабочего, вспоминавшего об агитационных выступлениях Ленина в 1917 г.).

Горячо выступал Ленин против экономистов, пытавшихся сузить содержание агитации. Еще в произведении «Задачи русских социал-демократов» (в 1897 г.) он писал: «Если нет такого вопроса рабочей жизни в области экономической, который не подлежал бы утилизации его для экономической агитации, то точно так же нет и такого вопроса в области политической, который бы не служил предметом политической агитации. Эти два рода агитации неразрывно связаны в деятельности социал-демократов, как две стороны одной медали. И экономическая и политическая агитация равно необходимы для развития классового самосознания пролетариата, и экономическая и политическая агитация равно необходимы как руководство классовой борьбой русских рабочих, ибо всякая классовая борьба есть борьба политическая».

«...Всесторонняя политическая агитация есть именно фокус, в котором совпадают насущные интересы политического воспитания пролетариата с насущными интересами всего общественного развития и всего народа в смысле всех демократических элементов его. Наш прямой долг — вмешиваться во всякий либеральный вопрос, определять свое, социал-демократическое, отношение к нему, принимать меры к тому, чтобы пролетариат активно участвовал в решении этого вопроса и заставлял решать его по-своему».

«Можно ли ограничиться пропагандой идеи о враждебности рабочего класса самодержавию? Конечно, нет. Недостаточно объяснять политическое угнетение рабочих (как недостаточно было объяснять им противоположность их интересов интересам хозяев). Необходимо агитировать по поводу каждого конкретного проявления этого угнетения (как мы стали агитировать по поводу конкретных проявлений экономического гнета). А так как это угнетение падает на самые различные классы общества, так как оно проявляется в самых различных областях жизни и деятельности, и профессиональной, и общегражданской, и личной, и семейной, и религиозной, и научной, и проч. и проч., то не очевидно ли, что мы не исполним своей задачи развивать политическое сознание рабочих, если мы не возьмем на себя организацию всестороннего политического обличения самодержавия? Ведь для того, чтобы агитировать по поводу конкретных проявлений гнета, надо обличить эти проявления (как надо было обличать фабричные злоупотребления, чтобы вести экономическую агитацию)?»

Политические обличения в то время брала на себя нелегальная газета «Искра», издававшаяся за границей. По замыслу Ильича, ее задача была стать коллективным пропагандистом, коллективным агитатором и коллективным организатором, помогать вливать активность рабочих масс в единое русло, выдвигать те вопросы, которые имели наиболее важное значение. «...Вся политическая жизнь,— писал в 1902 г. в работе «Что делать?» Ильич,— есть бесконечная цепь из бесконечного ряда звеньев. Все искусство политика в том и состоит, чтобы найти и крепко-крепко уцепиться за такое именно звенышко, которое всего меньше может быть выбито из рук, которое всего важнее в данный момент, которое всего более гарантирует обладателю звенышка обладание всей цепью...»

Под руководством Ленина «Искра» умела выбирать самые важные вопросы, около которых развертывалась самая широкая агитация.

Правильно поставленная, охватывающая широкие рабочие массы политическая организация повышала и роль агитатора.

Агитатор — учил Ильич — это народный трибун, умеющий говорить с массой, зажигать ее огнем своего энтузиазма, брать выпуклые, говорящие факты. Речь такого народного трибуна находит отзыв в массах, подхватывается и поддерживается энергией революционного класса. Таким агитатором, таким народным трибуном был и сам Ленин.

Летом 1905 г. в брошюре «Две тактики социал-демократии в демократической революции» Ленин отмечал, что «вся работа Российской социал-демократической рабочей партии вполне отлилась уже в прочные, неизменные рамки, безусловно обеспечивающие сосредоточение центра тяжести в пропаганде и агитации, летучках и массовках, распространении листков п брошюр, содействии экономической борьбе и подхватывании ее лозунгов».

Но то, что агитация вошла уже в практику работы, отлилась в вполне определенные рамки, не означает, что Ленин хоть на минуту допускал ее шаблонизацию.

Он требовал уменья подходить по-разному к различным слоям населения. «О республике всякий с.-д., который держит где бы то ни было политическую речь, должен говорить всегда. Но о республике надо уметь говорить: о ней нельзя говорить одинаково на заводском митинге и в казачьей деревне, на студенческом собрании и в крестьянской избе, с трибуны III Думы и со страниц зарубежного органа. Искусство всякого пропагандиста и всякого агитатора в том и состоит, чтобы наилучшим образом повлиять на данную аудиторию, делая для нее известную истину возможно более убедительной, возможно легче усвояемой, возможно нагляднее и тверже запечатлеваемой»,— писал Ильич в декабре 1911 г. Конечно, это не значит, что одним надо говорить одно, а другим — другое. Вопрос лишь в подходе.

Я помню, мы жили в эти годы в Париже и усиленно ходили по избирательным собраниям, причем Владимир Ильич особенно интересовался, как выступают социалисты на разного типа собраниях. Помню, мы слушали одного социалиста на рабочем собрании, а потом слушали его же на собрании интеллигенции, учителей по преимуществу. Докладчик говорил на втором собрании прямо обратное тому, что говорил на рабочем собрании. Он хотел получить побольше голосов на выборах. Я помню, как возмущался Владимир Ильич этим фактом: радикал перед рабочими, оппортунист перед интеллигенцией!

Чрезвычайно важным считал Ленин уменье расшифровывать общие лозунги на основе местного материала. «Надо стараться всячески использовать ЦО в местной агитации не только перепечаткой, но и пересказом в листках мыслей и лозунгов, развитием или видоизменением их сообразно местным условиям и проч. Это важно чрезвычайно для сотрудничества между нами и вами на деле, для обмена мнений, для поправок наших лозунгов, для ознакомления массы рабочих с тем, что у нас есть постоянный ЦО партии»,— писал Ленин в 1905 г. от имени редакции «Пролетария» в газету «Рабочий».

О необходимости изучать массу, чтобы умело подходить к ней,— об этом твердил Ленин все время. Сам он неустанно изучал массу, умел слушать массу, умел понимать то, что она говорит, схватывать суть того, что старается высказать рабочий, крестьянин.

Говоря о диктатуре пролетариата, о том, как коммунистам надо готовиться к ней повсюду,— в «Тезисах об основных задачах II конгресса Коммунистического .Интернационала» (в июле 1920 г.) Ленин писал: «Диктатура пролетариата есть самое полное осуществление руководства всеми трудящимися и эксплуатируемыми, которые угнетены, забиты, задавлены, запуганы, раздроблены, обмануты классом капиталистов, со стороны единственного класса, подготовленного к такой руководящей роли всей историей капитализма. Поэтому подготовка диктатуры пролетариата должна быть начата повсеместно и немедленно посредством следующего, между прочим, приема». Сказав о необходимости образования коммунистических ячеек, Ленин продолжает: «...причем эти ячейки, тесно связанные между собой и с центром партии, обмениваясь своим опытом, осуществляя работу агитации, пропаганды, организации, применяясь решительно ко всем областям общественной жизни, решительно ко всем разновидностям и подразделениям трудящейся массы, должны систематически воспитывать такой разносторонней работой и самих себя, и партию, и класс, и массы». И далее: «...к массам надо научиться подходить особенно терпеливо и осторожно, чтобы уметь понять особенности, своеобразные черты психологии каждого слоя, профессии и т. п. этой массы»

Учиться подходить к массе — в этом видел Ильич подготовку партии к диктатуре пролетариата. Этому учился он сам всю жизнь с особым упорством.

Точно так же не допускал Ленин никакой шаблонизации при выборе лозунгов, вокруг которых велась агитация. Делу выбора лозунгов он придавал особое значение. Докладывая на собрании партийных работников в ноябре 1918 г. о мелкобуржуазных партиях, Владимир Ильич указывал на то, что «всякий лозунг получает способность затвердевать больше, чем нужно». Гибкости, уменью в области агитации на каждом этапе выбрать из цепи фактов именно то звено, за которое необходимо ухватиться, чтобы вытащить всю цепь, осветить всю сумму явлений,— этому Ильич придавал исключительное значение.

Когда я в самом начале 90-х годов попала в студенческий кружок, когда я еще не была марксисткой, товарищи по кружку дали мне прочесть «Исторические письма» Миртова (Лаврова). Они произвели на меня сильное впечатление. И вот несколько лет спустя, уже в шушенской ссылке, был у нас с Ильичем разговор на эту тему. Я очень «мягко» о них отзывалась. Ильич их критиковал с марксистской точки зрения. И вот последним моим аргументом было: «разве не прав Лавров, когда говорит: «Знамя, революционное в один момент, может стать реакционным в следующий»?» Ильич согласился, что эта мысль правильная, но добавил, что это не делает правильной всю книжку в целом.

На протяжении всей деятельности партии ей приходилось,-, оставаясь верной своим основным принципам, постоянно менять лозунги в зависимости от изменившихся условий. А условия работы менялись все время.

Вот летом 1905 г. приходилось Ильичу писать в Россию о важности знакомить рабочих с тем, что где-то за границей существует ЦО (центральный орган партии), издававшийся нелегально в паре тысяч экземпляров, нелегально перевозившийся через границу, нелегально распространявшийся. Лишь отдельные экземпляры доходили до рабочих. Но уже через несколько месяцев в корне изменились условия. «Теперь самой широкой трибуной для нашего воздействия на пролетариат является ежедневная питерская газета (мы в состоянии будем поставить издание в 100 ООО экземплярах и довести цену до 1 копейки за номер)»,— писал Ленин Плеханову в конце октября 1905 г.

В декабре 1911 г. Ильич писал об огромном значении «Гос. думы, как агитационной трибуны». Это значение понимали , также и либералы, кадеты, которые еще во II Государственной думе требовали все время, чтобы большевики покинули свою точку зрения на Думу, как на трибуну для агитации.

В зависимости от менявшихся условий, повторяю, менялись и лозунги.

В 1897 г. в брошюре «Задачи русских социал-демократов» Ленин писал, что не надо разбрасываться, надо все силы сосредоточить на работе среди городского пролетариата. Идти с агитацией в деревню значило бы в тот момент даром растрачивать силы. А в 1907 г. Ильич писал: «Надо удесятерить работу нашей агитации и организации среди крестьянства — и того, которое голодает в деревне, и того, которое послало на военную службу прошлой осенью своих сыновей, переживших великий год революции».

Уменье по-марксистски подходить к оценке момента, брать,, события во всех связях и опосредствованиях, брать их в их. развитии, определять, что в данный момент нужно рабочему классу для победы,— одним словом, диалектический, марксистский подход к оценке момента вооружил партию уменьем правильно выбирать лозунги, браться за надлежащее звено.

Ленин особенно много дал в деле анализа задач партии на каждом этапе. Правильный выбор лозунгов — это то, что увязывало теорию с практикой, что делало агитацию особенно успешной. Лозунг мира, лозунг о земле, выдвинутые большевиками перед Октябрем, были лозунгами, которые обеспечили победу рабочему классу, лозунгами, глубоко волновавшими всю крестьянскую и солдатскую массу. Лозунги, хотя бы и очень яркие, но которые не основаны на учете действительного положения вещей, Ленин называл революционной фразой.

Когда в 1918 г. встал вопрос о необходимости принять очень тяжелые условия мира с Германией и некоторые выступали против заключения мира и говорили о необходимости революционной войны, Ленин выступил против них в статье «О революционной фразе»:

«Революционная фраза есть повторение революционных лозунгов без учета объективных обстоятельств, при данном изломе событий, при данном положении вещей, имеющих место. Лозунги превосходные, увлекательные, опьяняющие,— почвы под ними нет,— вот суть революционной фразы»,— писал Ленин. «Кто не хочет себя убаюкивать словами, декламацией, восклицаниями,— продолжает Ленин,— тот не может не видеть, что «лозунг» революционной войны в феврале 1918 года есть пустейшая фраза, за которой ничего реального, объективного нет. Чувство, пожелание, негодование, возмущение — вот единственное содержание этого лозунга в данный момент. А лозунг, имеющий только такое содержание, и называется революционной фразой».

«Работа политической агитации никогда не пропадает да- ром,— писал Ильич в 1908 г., в разгар реакции.— Успех ее измеряется не только тем, удалось ли нам сейчас же и сразу добиться большинства или согласия на координированное политическое выступление. Возможно, что мы этого не добьемся сразу: на то мы и организованная пролетарская партия, чтобы не смущаться временными неудачами, а упорно, неуклонно, выдержанно вести свою работу хотя бы при самых трудных условиях».

Жизнь показала, как прав был Ильич. В 1912 г. начался революционный подъем и ожили традиции 1905 г., они помогли рабочим провести в ответ на Ленские события грандиозную массовую забастовку. Рабочие сразу подняли, оживили эту традицию.

Революционную массовую забастовку Ленин называл пролетарским методом агитации.

«Русская революция,— писал он в июне 1912 г.,— впервые развила в широких размерах этот пролетарский метод агитации, встряхивания, сплочения и вовлечения в борьбу масс. И теперь пролетариат снова и еще более твердой рукой применяет этот метод. Никакая сила в мире не могла бы осуществить того, что осуществляет этим методом революционный авангард пролетариата. Громадная страна с 150-миллионным населением, разбросанным на гигантском пространстве, раздробленным, придавленным, бесправным, темным, отгороженным от «зловредных влияний» тучей властей, полиции, шпионов,— эта страна вся приходит в брожение. Самые отсталые слои и рабочих и крестьян приходят в прямое и косвенное соприкосновение с забастовщиками. На сцене появляются сразу сотни тысяч революционных агитаторов, влияние которых бесконечно усиливается тем, что они неразрывно связаны с низами, с массой, остаются в.их рядах, борются за самые насущные нужды всякой рабочей семьи, соединяют с этой непосредственной борьбой за насущные экономические нужды протест политический и борьбу с монархией. Ибо контрреволюция внесла в миллионы и десятки миллионов острую ненависть к монархии, зачатки понимания ее роли, а теперь лозунг передовых столичных рабочих — да здравствует демократическая республика! — тысячами каналов идет да идет, вслед за каждой стачкой, в отсталые слои, в глухую провинцию, в «народ», «во глубину России»». Массы убеждаются фактами, верят не словам, а делам. Выступая на III съезде Советов, Ленин говорил: «Мы знаем, что в народных массах поднимается теперь другой голос; они говорят себе: теперь не надо бояться человека с ружьем, потому что он защищает трудящихся и будет беспощаден в подавлении господства эксплуататоров. Вот что народ почувствовал, и вот почему та агитация, которую ведут простые, необразованные люди, когда они рассказывают о том, что красногвардейцы направляют всю мощь против эксплуататоров,— эта агитация непобедима».

Во время гражданской войны агитация приняла необычайно широкий размах. Тогда были созданы при ВЦИК агитационные поезда и пароходы. Владимир Ильич уделял им много внимания, давал указания о подборе людей, о характере агитации, об учете проделанной работы.

Громадное значение, пропагандистское и агитационное, получили декреты Советской власти. Ленин писал: «...если бы мы отказались от того, чтобы в декретах наметить путь, мы были бы изменниками социализму. Эти декреты, которые практически не могли быть проведены сразу и полностью, играли большую роль для пропаганды. Если в прежнее время мы пропагандировали общими истинами, то теперь мы пропагандируем работой. Это — тоже проповедь, но это проповедь действием — только не в смысле единичных действий каких-нибудь выскочек, над чем мы много смеялись в эпоху анархистов и старого социализма. Наш декрет есть призыв, но не призыв в прежнем духе: «Рабочие, поднимайтесь, свергайте буржуазию!». Нет, это — призыв к массам, призыв их к практическому делу. Декреты, это — инструкции, зовущие к массовому практическому делу. Вот что важно».

Ильич ставил агитацию в тесную связь не только с пропагандой, но и с организацией. Агитация помогает массам организовываться — об этом говорил Ленин с самого начала,— сплачивает их, помогает дружно действовать. Громадное организующее значение имела агитация в моменты революции, не меньшее значение она имеет и в деле строительства социализма. Формы агитации меняются, но агитация продолжает иметь организующее значение, и именно агитация делом, работой, примером.

Владимир Ильич особое значение придавал агитации примером. В статье «Очередные задачи Советской власти», написанной в марте — апреле 1918 г., Ильич подчеркивал то агитационное значение, которое приобретает пример при Советской власти. «При капиталистическом способе производства значение отдельного примера, скажем, какой-либо производительной артели, неизбежно было до последней степени ограничено, и только мелкобуржуазная иллюзия могла мечтать об «исправлении» капитализма влиянием образцов добродетельных учреждений. После перехода политической власти в руки пролетариата, после- экспроприации экспроприаторов дело меняется в корне и,— согласно тому, что многократно указывалось виднейшими социалистами,— сила примера впервые получает возможность оказать свое массовое действие. Образцовые коммуны должны служить и будут служить воспитателями, учителями, подтягивателями отсталых коммун. Печать должна служить орудием социалистического строительства, знакомя во всех деталях с успехами образцовых коммун, изучая причины их успеха, приемы их хозяйства, ставя, с другой стороны, «на черную доску» те коммуны, которые упорно хранят «традиции капитализма», т. е. анархии, лодырничанья, беспорядка, спекуляции».

Придавая громадное значение агитации примером, Ильич придавал поэтому громадное агитационное значение соцсоревнованию.

Когда гражданская война близилась к концу, Ильич подчеркивал необходимость перевести пропаганду и агитацию на новые рельсы, как можно теснее увязывая ее с задачами социалистического строительства и особенно с задачами хозяйственного строительства, с задачами планового хозяйства.

«Пропаганда старого типа,— говорил Ленин,— рассказывает, дает примеры, что такое коммунизм. Но эта старая пропаганда никуда не годна, так как нужно практически показать, как надо социализм строить. Вся пропаганда должна быть построена на политическом опыте хозяйственного строительства... Наша главная политика сейчас должна быть — экономическое строительство государства... И на этом должна быть построена вся агитация и вся пропаганда...

Каждый агитатор должен быть государственным руководителем, руководителем всех крестьян и рабочих в деле экономического строительства».

От агитпоездов ВЦИК он требовал усилить экономическую и практическую часть работы поездов и пароходов включением в их политотделы агрономов, техников, отбором технической литературы, соответствующего содержания кинолент, требовал изготовления кинолент на сельскохозяйственные и промышленные темы, заказов соответствующих фильмов за границей.

От политпросветов он требовал широкой постановки производственной пропаганды, набрасывал тезисы по этому вопросу, требовал изучения форм производственной пропаганды и агитации за границей, особенно в Америке, опыта применения этих методов у нас. В связи с докладом ГОЭЛРО он требовал втягивания в работу по электрификации широчайших масс рабочих, придания всей агитации за единый план электрификации политического характера, требовал расширения политехнического кругозора рабочих, без которого нельзя понять сути планового хозяйства.

Страстно мечтал Ленин о том, чтобы превратить Страну Советов в своеобразный агитпункт, действующий примером, показом,— в факел, который светил бы пролетариату всего мира.

Печатается по тексту брошюры, изданной Госполитнздатом в 1957 г.

 

К. Цеткин

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ О ЛЕНИНЕ

Ленин берет слово⁷¹. Его доклад—мастерской образец его искусства убеждать. Ни малейшего признака риторических прикрас. Он действует только силой своей ясной мысли, неумолимой логикой аргументации и последовательно выдержанной линией. Он кидает свои фразы, как неотесанные глыбы, и возводит из них одно законченное целое. Ленин не хочет ослепить, увлечь, он хочет только убедить. Он убеждает и этим увлекает. Не при помощи звонких, красивых слов, которые пьянят, а при помощи прозрачной мысли, которая постигает без самообмана мир общественных явлений в их действительности и с беспощадной правдой вскрывает «то, что есть».

То как свистящие удары бича, то как сокрушающие удары меча обрушиваются рассуждения Ленина на голову тех, кто из «охоты за теорией» сделал себе своего рода спорт, кто не понимает того, что именно обеспечивает нам победу.

- Только когда мы в процессе борьбы сумеем привлечь на нашу сторону большинство трудящихся масс, и не только большинство рабочих, но и большинство эксплуатируемых и угнетенных, только тогда мы действительно победим.

Каждый чувствовал — сейчас был дан решающий бой. Когда я, охваченная восторгом, пожимала ему руку, я не могла удержаться, чтобы не сказать ему:

«Послушайте, товарищ Ленин, у нас председатель какого-нибудь собрания в каком-нибудь уездном городишке боялся бы говорить так просто, так непритязательно, как вы. Он боялся бы казаться «недостаточно образованным». Я могу сравнить ваше искусство говорить только с одним: с великим искусством Толстого. У вас та же крупная, цельная, законченная линия, то же непреклонное чувство правды. В этом — красота. Может быть, это специфическая отличительная черта славянской натуры?»

- Этого я не знаю,— ответил Ленин.— Я знаю только, что, когда я выступал «в качестве оратора», я все время думал о рабочих и крестьянах как о своих слушателях. Я хотел, чтобы они меня поняли. Где бы ни говорил коммунист, он должен думать о массах, он должен говорить для них...

«Воспоминания о В. И. Ленине», т. 2, стр. 470—471.

 

ИЗ КНИГИ «ЛЕНИН И ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ»

Ленин очень часто и чрезвычайно удачно иллюстрировал свои статьи и речи цитатами и образцами из различных писателей. Особенно охотно цитирует он Щедрина, но также Гоголя, Гончарова, Толстого, Тургенева, Помяловского, Короленко, Чехова, даже Андреева и, наконец, Маяковского.

Манеру Маяковского Ленин не любил. Ему вообще претила чрезмерная напряженность, неестественность всяких ультрасовременных изысков. Но стихотворение Маяковского «Прозаседавшиеся», в котором с большим юмором высмеивалась страсть даже хороших большевиков к заседаниям, вызвало веселое настроение Ленина и использование этих острых строк для своих публицистических целей.

Несомненно, если бы у Ленина было время ближе познакомиться с творчеством Маяковского, в особенности с творчеством последних лет, свидетелем которого он уже не был, он бы в общем положительно оценил этого крупнейшего союзника коммунизма в поэзии.

Скажем здесь несколько слов о глубочайшей простоте ленинской манеры изложения, простоте, неразрывно соединявшейся с убедительностью. Ленин с негодованием относился ко всякому сюсюканию с рабочими, к замене серьезного обсуждения вопроса «прибаутками или фразами». В речах и статьях Ильича рабочие всегда видели, что Ильич, как выразился один рабочий, говорит с ними «всерьез».

«Ленин и литературоведение», стр. 89 —90.

 

И. В. Сталин

СИЛА ЛОГИКИ

ИЗ РЕЧИ НА ВЕЧЕРЕ КРЕМЛЕВСКИХ КУРСАНТОВ 28 января 1924 г.

Замечательны были две речи Ленина, произнесенные на этой конференции ⁷²: о текущем моменте и об аграрном вопросе. Они, к сожалению, не сохранились. Это были вдохновенные речи, приведшие в бурный восторг всю конференцию. Необычайная сила убеждения, простота и ясность аргументации, короткие и всем понятные фразы, отсутствие рисовки, отсутствие головокружительных жестов и эффектных фраз, бьющих на впечатление,— все это выгодно отличало речи Ленина от речей обычных «парламентских» ораторов.

Но меня пленила тогда не эта сторона речей Ленина. Меня пленила та непреодолимая сила логики в речах Ленина, которая несколько сухо, но зато основательно овладевает аудиторией, постепенно электризует ее и потом берет ее в плен, как говорят, без остатка. Я помню, как говорили тогда многие из делегатов: «Логика в речах Ленина — это какие-то всесильные щупальцы, которые охватывают тебя со всех сторон клещами и из объятий которых нет мочи вырваться: либо сдавайся, либо решайся на полный провал».

Я думаю, что эта особенность в речах Ленина является самой сильной стороной его ораторского искусства.

Сочинения, т. 6, стр. 55.

 

В. И. ЛЕНИН

(ОТРЫВОК ИЗ ОЧЕРКА)

Не всегда важно — что говорят, но всегда важно, как говорят. Г. В. Плеханов в сюртуке, застегнутом на все пуговицы, похожий на протестантского пастора, открывая съезд⁷³, говорил, как законоучитель, уверенный, что его мысли неоспоримы, каждое слово — драгоценно, так же как и пауза между словами. Очень искусно он развешивал в воздухе над головами съездовцев красиво закругленные фразы, и когда на скамьях большевиков кто-нибудь шевелил языком, перешептываясь с товарищем, почтенный оратор, сделав маленькую паузу, вонзал в него свой взгляд, точно гвоздь.

Одна из пуговиц на его сюртуке была любима Плехановым больше других, он ее ласково и непрерывно гладил пальцем, а во время паузы прижимал ее, точно кнопку звонка,— можно было думать, что именно этот нажим и прерывает плавное течение речи. На одном из заседаний Плеханов, собираясь ответить кому-то, скрестил руки на груди и громко, презрительно произнес:

- Х-хе!

Это вызвало смех среди рабочих-большевиков, Г. В. поднял брови, и у него побледнела щека; я говорю: щека, потому что сидел сбоку кафедры и видел лица ораторов в профиль.

Во время речи Г. В. Плеханова в первом заседании на скамьях большевиков чаще других шевелился Ленин, то — съеживаясь, как бы от холода, то — расширяясь, точно ему становилось жарко; засовывал пальцы куда-то под мышки себе, потирал подбородок, встряхивая светлой головой, я шептал что-то М. П. Томскому. А когда Плеханов заявил, что «ревизионистов в партии нет», Ленин согнулся, лысина его покраснела, плечи затряслись в беззвучном смехе, рабочие, рядом с ним и сзади его, тоже улыбались, а из конца зала кто-то угрюмо и громко спросил:

- А по ту сторону — какие сидят?

Коротенький Федор Дан говорил тоном человека, которому подлинная истина приходится родной дочерью, он ее родил, воспитал и все еще воспитывает. Сам же он, Федор Дан, является совершенным воплощением Карла Маркса, а большевики — недоучки, неприличные ребята, что особенно ясно из их отношения к меньшевикам, среди которых находятся — «все выдающиеся теоретики марксизма», сказал он.

- Вы — не марксисты,— пренебрежительно говорил он,— нет, вы не марксисты! — И толкал в воздух, направо, желтым кулаком. Кто-то из рабочих осведомился у него:

- А когда вы опять пойдете чай пить с либералами?

Не помню, выступал ли на первом заседании Мартов. Этот удивительно симпатичный человек говорил юношески пламенно, и казалось, что он особенно глубоко чувствует драму раскола, боль противоречий.

Он весь содрогался, качался, судорожно расстегивал воротник крахмальной рубашки, размахивал руками; обшлага, выскакивая из рукава пиджака, закрывали ему кисть руки, он высоко поднимал руку и тряс ею, чтобы водрузить обшлаг на его законное место. Мне казалось, что Мартов не доказывает, а—упрашивает, умоляет: раскол необходимо изжить, партия слишком слаба для того, чтобы разбиваться на две, рабочий прежде всего нуждается в «свободах», надобно поддерживать’ душу. Иногда его первая речь звучала почти истерически, обилие слов делало ее непонятной, а сам оратор вызывал впечатление тяжелое. В конце речи и как будто вне связи ее, все-таки «боевым» тоном, он все так же пламенно стал кричать против боевых дружин и вообще работы, направленной к подготовке вооруженного восстания. Хорошо помню, как на скамьях большевиков кто-то изумленно воскликнул:

- Вот те и раз!

А, кажется, М. П. Томский спросил:

- Может нам и руки обрубить, для того чтоб товарищ Мартов успокоился?

Повторяю: не уверен, что Мартов говорил на первом заседании, я упомянул о нем только для того, чтоб рассказать, как говорили.

После его речи рабочие, в помещении перед залом заседания, угрюмо беседовали:

- Вот вам и Мартов! А — «искрист» был!

- Линяют товарищи интеллигенты.

Красиво, страстно и резко говорила Роза Люксембург, отлично владея оружием иронии. Но вот поспешно взошел на кафедру Владимир Ильич, картаво произнес «товарищи». Мне показалось, что он плохо говорит, но уже через минуту я, как и все, был «поглощен» его речью. Первый раз слышал я, что о сложнейших вопросах политики можно говорить так просто. Этот не пытался сочинять красивые фразы, а подавал каждое слово на ладони, изумительно легко обнажая его точный смысл. Очень трудно передать необычное впечатление, которое он вызывал.

Его рука, протянутая вперед и немного поднятая вверх, ладонь, которая как бы взвешивала каждое слово, отсеивая фразы противников, заменяя их вескими положениями, доказательствами права и долга рабочего класса идти своим путем, а не сзади и даже не рядом с либеральной буржуазией,— все это было необыкновенно и говорилось им, Лениным, как-то не от себя, а действительно по воле истории. Слитность, законченность, прямота и сила его речи, весь он на кафедре,— точно произведение классического искусства: .все есть и ничего лишнего, никаких украшений, а если они были — их не видно, они так же естественно необходимы, как два глаза на лице, пять пальцев на руке.

По счету времени он говорил меньше ораторов, которые выступали до него, а по впечатлению — значительно больше; не один я чувствовал это, сзади меня восторженно шептали:

- Густо говорит...

Так оно и было; каждый его довод развертывался сам собою — силою, заключенной в нем.

Меньшевики, не стесняясь, показывали, что речь Ленина неприятна им, а сам он — более чем неприятен. Чем убедительнее он доказывал необходимость для партии подняться на высоту революционной теории для того, чтобы всесторонне проверить практику, тем озлобленнее прерывали его речь.

- Съезд не место для философии!

- Не учите нас, мы — не гимназисты!

Особенно старался кто-то рослый, бородатый, с лицом лавочника, он вскакивал со скамьи и, заикаясь, кричал:

- 3-загово-орчики... в з-заговорчики играете! Б-бланкисты!

Одобрительно кивала головой Роза Люксембург; она очень

хорошо сказала меньшевикам на одном из следующих заседаний:

- Вы не стоите на марксизме, а сидите, даже лежите на нем.

Злой, горячий ветерок раздражения, иронии, ненависти гулял по залу, сотни глаз разнообразно освещали фигуру Владимира Ильича. Незаметно было, что враждебные выпады волнуют его, говорил он горячо, но веско, спокойно; через несколько дней я узнал, чего стоило ему это внешнее спокойствие.

Было очень странно и обидно видеть, что вражду к нему возбуждает такая естественная мысль: только с высоты теории партия может ясно увидеть причины разногласий среди ее. У меня образовалось такое впечатление: каждый день съезда придает Владимиру Ильичу все новые и новые силы, делает его бодрее, уверенней, с каждым днем речи его звучат все более твердо и вся большевистская часть членов съезда настраивается решительнее, строже...

Собрание сочинений, т. 17, стр. 11—14.

 

А. А. Андреев

ЛЕНИН, КАКИМ ОН БЫЛ НА ТРИБУНЕ

Представляется необходимым высказать несколько замечаний о Ленине как ораторе, о стиле и характере его речей.

Взять хотя бы его доклады на IX, X, XI съездах, на конференциях партии и конгрессах Коминтерна. Он обычно говорил около часа и редко несколько больше. И все же, несмотря на краткость и сжатость его выступлений, каждый раз оставалось впечатление, что он сказал все, что нужно; все остальное, чего он касался лишь вскользь или совсем не касался, имело второстепенное значение. Это оттого, что он всегда говорил о главном, выбирал основное звено, на котором и нужно было сосредоточить все внимание. Речь его была цельная, как глыба, как слиток. Он ставил основную задачу, и все другие вопросы, которых он касался, находились в сцеплении, в прямой связи с главной темой выступления, одно положение — в тесной, неразрывной связи с другим.

Выступал он обычно или совсем без записи, или имея в руках лишь небольшую бумажку с наброском плана речи, с заметками и вопросами, о которых он хотел сказать. Вот Ленин выходит для доклада; у него с собой краткий конспект, да и то в ходе речи он в него очень редко заглядывает. Но видно по всему, что его доклад не экспромт, а результат большой предварительной работы мысли. Все основные положения он заранее продумывал, а аргументы в значительной мере у него рождались уже на трибуне. Обладая колоссальной памятью, огромным запасом знаний, будучи замечательным диалектиком, он поражал свободой и железной логикой своих выступлений, необыкновенной способностью всесторонне охватывать события и видеть далеко их развитие.

Стиль его выступлений не тезисный. Речь очень живая, острая, меткая и всегда глубоко принципиальна. Теоретические положения перемежаются с практическими соображениями и доводами. Его речь обычно пересыпана примерами, сравнениями, но не цифрами. Подтверждая свои доводы, он часто употребляет меткие словечки, ходовые народные поговорки; в этом смысле, кажется, никто так не пользовался богатством русского языка, как Ленин.

Особенно он оживлялся во время полемики, если ему кто-либо попадал «на зубок». Идейных противников — оппортунистов, меньшевиков, эсеров и других — он буквально уничтожал логикой своих доводов, иронией, высмеивал метким, острым словом. В то же время в ходе полемики он высказывал, как бы походя, глубокие, гениальные мысли. Если Ленин считал какой-либо вопрос особенно важным, он не считался с повторением и в ходе речи по разным поводам возвращался к нему по нескольку раз.

Я думаю, каждый, читая произведения Ленина, испытывает большое удовлетворение. Но можно себе представить, какое чувство приходилось испытывать, слушая Ленина! Во время речи он весь жил и находился в движении. Говорил он обычно вне трибуны, она его стесняла. Вот он выходит на трибуну для доклада, но после первых же фраз ее покидает. Весь он устремился вперед; переходя с места на место, сопровождая речь живой жестикуляцией, то наклонясь, то откидываясь всем корпусом в зависимости от хода мысли, он старается крепче вложить в сознание слушателей свои доводы. Вся его фигура полна энергии и огромной внутренней силы.

Где бы Ленин ни выступал — на съезде или на митингах, он с первых же слов полностью захватывал, брал в плен аудиторию; все взоры, все внимание уже неотрывно и до конца сосредоточивались на Ленине. Тут действовали важность вопроса, прямота, сила правды, глубокая убежденность и страстность, звучавшие в первых же фразах речи, соединенные с огромным личным обаянием Ленина и доверием к нему.

Он был страшен для врагов своей невероятно разящей силой правды. Да и теперь слово Ленина приводит в трепет всех и всяческих врагов социализма. В то же время он был и остается необыкновенно близким, родным для простых людей всего мира.

Его речь по форме была всегда проста, но глубока по своему содержанию, связана с действительностью, с вопросами, волнующими миллионы людей, поэтому она сразу же доходила до сознания самого простого человека.

В его речах, так же как и в статьях, нет отвлеченных рассуждений или положений. Теоретические положения, высказываемые Лениным, всегда связаны с жизнью, он их сопровождает живыми примерами. В каждой его речи или статье есть что-то новое, оригинальное и даже ранее уже приводимая мысль повторяется в новой форме или в другой связи.

Он мог во время выступления не глядеть на свои записи, но не мог забыть свои часы, которые обыкновенно держал в руке, часто поглядывая, не затянул ли он свою речь, и, если по его расчету время истекало, он начинал заметно торопиться.

Его речь не была равномерной: то он призывает, то беседует и рассуждает. Вот он говорит о нашей победе над всемирным капиталом в Октябре или в гражданской войне, о больших задачах социалистического строительства. Говорит он об этом с подъемом и пафосом. Но этот пафос не ораторского свойства, в нем нет и тени преувеличения. Ленин терпеть не мог фальши, фразерства или напускного пафоса. Пафос в его речах был действительным отражением великих побед пролетарской революции. Вместе с тем он всегда со всей прямотой говорил о наших недостатках и о трудностях, которые предстояло преодолеть в решении той или иной задачи.

Трудно подыскать точное определение для ленинских выступлений. Скорее всего это было похоже на порыв, призыв. Говорил ли он об успехах, недостатках, задачах, он всегда как бы звал вперед. После каждой речи Ленина люди испытывали какое-то необыкновенное удовлетворение, становилось как-то легко, светло и все ясно.

«Воспоминания о В. И. Ленине», т. 2, стр. 32—34.

 

ПРИМЕЧАНИЯ

⁷⁰ Брошюра Н. К. Крупской «Ленин как пропагандист и агитатор» выпущена Госполитиздатом отдельным изданием в 1957 г.— 229.

⁷¹ К. Цеткин рассказывает о выступлении В. И. Ленина в 1921 г. на III Всемирном конгрессе Коминтерна.— 245.

⁷² Таммерфорсская конференция, состоявшаяся в декабре 1905 г.— 247.

⁷³ Речь идет о V (Лондонском) съезде РСДРП.— 248к