Книги о Ленине

 

ОТ СОРАТНИКОВ ПО БОРЬБЕ

Прежде всего хочется рассказать о книгах, авторы которых прошли вместе с Лениным долгий, тернистый путь революционной борьбы. Это о них Владимир Ильич писал в своем гениальном труде «Что делать?»: «Мы идем тесной кучкой по обрывистому и трудному пути, крепко взявшись за руки. Мы окружены со всех сторон врагами, и нам приходится почти всегда идти под их огнем»¹.

В разное время и при разных обстоятельствах встретились они с Владимиром Ильичем. Иногда одну встречу от другой отделяли годы. Кто-то в процессе сложнейшей борьбы занял неправильную позицию, и Ленин, не жалея времени и сил, разъясняет ее ошибочность, не теряет надежды, что товарищ вновь будет рядом в большевистском строю... Аресты, тюрьма, ссылка, опасности нелегальной работы, эмигрантская нужда, борьба за единство партии — за плечами соратников В. И. Ленина. Им есть что рассказать об истории партии, приведшей пролетариат к победе социалистической революции.

Первый, 25-летний, юбилей партии отмечался в 1923 году. Делегат исторического II съезда РСДРП М. Н. Лядов пишет книгу «25 лет Российской Коммунистической партии (большевиков). Ист. обзор развития и борьбы» и считает необходимым подарить ее Владимиру Ильичу, сопроводив надписью, выражающей его любовь и уважение: «Дорогому учителю В. И. Ленину. М. Лядов».

Два экземпляра «Воспоминаний» Феликса Кона, старейшего деятеля польского и российского революционного движения. На одном коротко: «Глубокоуважаемому Влад. Ильичу. Ф. Кон. 24/ХII» (книга вышла в1920 году в Харькове), на втором — надпись, за которой стоят три десятилетия знакомства и совместной работы: «Глубокоуважаемой и дорогой Надежде Константиновне на добрую память Минусинск — Цюрих — Москва. 24/ХII». Минусинск — это конец прошлого века и первые встречи ссыльных народовольцев с «молодыми» — в Минусинский уезд были высланы члены петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса»

В. Ульянов, Г. Кржижановский, В. Старков, А. Ванеев, М. Сильвин и другие. Жаркие споры, дискуссии, обмен новостями «из России», как говорили тогда в Сибири, и переход многих народовольцев на марксистские позиции. Цюрих — это годы эмиграции, совместная с Н. К. Крупской работа Ф. Кона в комитете помощи русским военнопленным (в годы первой мировой войны), связи со швейцарскими социал-демократами, работа для революции. Москва — победа Октября, нива народного просвещения, огромный, кропотливый труд.

И после революции молодой Республике Советов очень нужен опыт, партийная закалка, знания старых большевиков, их умение забывать себя во имя общего дела.

Интересно, что даже буржуазная пресса писала о первом Советском правительстве, возглавляемом В. И. Лениным, что по количеству книг, написанных его министрами, оно превосходит все европейские кабинеты министров. На различные государственные посты были выдвинуты люди не за высокое происхождение, знатность и богатство, их выдвижение определялось преданностью интересам народа, подлинными способностями, знаниями, организаторским талантом.

Многое тогда рождалось впервые, всему приходилось учиться в процессе непосредственной деятельности. По инициативе В. И. Ленина был организован Институт труда, где разрабатывалась научная организация труда (раздел «НОТ» специально выделен в библиотеке Владимира Ильича наряду с такими, как «Организация промышленного производства и управления», «Рабочий вопрос», «Зарплата и тариф»). Наиболее обширны в библиотеке разделы «Народное хозяйство», «Политическая экономия», «Статистика».

Член коллегии Наркомтруда, большевик-ленинец А. М. Стопани разрабатывает принципы социалистической экономической статистики. Перу Стопани принадлежат написанные еще до революции блестящие марксистские исследования в области экономической статистики. Опыт работы в новом комиссариате Стопани обобщил и изложил в книге, которая вышла в 1922 году,— «Работа конфликтных органов НКТ в центре и на местах. (На 1 сент. 1922 г.)». Автор не находит возможным сделать подробную надпись и на книге пишет просто: «т. В. И. Ленину от автора А. Стопани». Это даже не подарок, а скорее присылка материала, который, как он знал, интересовал Владимира Ильича, стремление помочь ему, избавить от хлопот по приобретению книги, сберечь его время.

Так же поступил и Григорий Иванович Петровский, послав Ленину книгу: «Год борьбы с голодом 1921 — 1922. Через делегатов VII Всеукр. съезда Советов всем трудящимся отчет Центр, комис. по борьбе с последствиями голода при ВУЦИКе». На ней надпись в несколько слов: «Тов. Ленину от ВУЦИК Петровский».

Г. И. Петровский вступил в партию большевиков в 1897 году. Не раз царская охранка бросала его в тюремные застенки, отправляла в ссылку. Но каждый раз, вырываясь оттуда, он вновь вставал в первые ряды борцов ленинской гвардии. В 1912 году от рабочих Екатеринославской губернии он был избран депутатом IV Государственной думы.

С думской трибуны Петровский разоблачал царское самодержавие и капиталистическую эксплуатацию. Многие из его речей были подготовлены при участии В. И. Ленина. Григорий Иванович участвовал в Краковском и Поронинском совещаниях ЦК РСДРП с партийными работниками.

Встречаясь с Владимиром Ильичем, Григорий Иванович поражался его необычайной прозорливости, гибкости ума, глубочайшему анализу происходящих процессов, знанию современной ситуации в рабочем движении и в партии. Ленин был признанным вождем большевистской партии, единственной подлинно марксистской партии пролетариата. Вместе с тем он оставался простым, обаятельным человеком. Его энергия и оптимизм притягивали к нему людей.

В тяжелейших условиях приходилось депутатам- большевикам вести работу в Думе. Против предложений большевистской фракции яростно выступали не только монархисты, представители буржуазных партий, но и социал-демократические делегаты — меньшевики и трудовики. Преодолевая сопротивление почти всей Думы, в неравной жестокой политической борьбе, оставаясь подчас в полном одиночестве, большевики-депутаты непреклонно проводили ленинские указания, разоблачая с открытой трибуны грабительскую политику царского правительства, обнажая бесправие рабочих. Часто Петровского, выступавшего с обличительными речами, освистывали, лишали слова. Владимир Ильич внимательно следил за работой депутатов-большевиков. Восторгаясь их мужеством, подбадривал, направлял их действия.

В июле 1914 года Григорий Иванович вновь едет в Поронино для встречи с Владимиром Ильичем, необходимо было обсудить тактику большевиков в связи с начавшимися в Петербурге мощными забастовками и баррикадными боями в Баку. Владимир Ильич встретил его как старого доброго друга. Слушая за чашкой чая новости из России, он вдруг встал и вышел из комнаты. В следующую минуту, смеясь, он показывал гостю письмо, присланное ему из Брюсселя товарищами. В нем сообщалось, что ходят слухи о том, что Ленин в Брюсселе, сидя в кафе, руководит работой русской группы бюро II Интернационала, собравшегося там на совещание. На заседании бюро якобы боится появиться, опасаясь ответственности за разобщение социал-демократического движения в России. Заразительно смеясь над этой нелепостью, Владимир Ильич неожиданно предложил: «Давайте пошлем отсюда, из Поронина, телеграмму Вандервельде за моей и вашей подписями. Таким образом, все сплетни о моем пребывании в Брюсселе лопнут, как мыльные пузыри»². Идея понравилась, решили так и сделать. Вскоре стало известно, что телеграмма, посланная лидеру II Интернационала, произвела должное впечатление. Она обескуражила и поставила в неловкое положение тех, кто распространял эти нелепые слухи.

Особенно трудной и опасной стала работа депутатов-большевиков в Думе с началом первой мировой войны. По поручению ЦК партии Петровский вместе с другими членами Думы — большевиками заявляет гневный протест против империалистической бойни. Их объявляют врагами России, изменниками за отказ голосовать за военные кредиты. Против них начинается травля. Царское правительство решает жестоко расправиться с непокорными. Вопреки депутатской неприкосновенности большевики-депутаты были арестованы и приговорены к смертной казни. Только под влиянием общественного мнения, протеста, поднявшегося во всех слоях русского общества, правительство Николая II вынуждено было заменить смертный приговор ссылкой на вечное поселение в Сибирь.

Владимир Ильич высоко оценил подвиг большевиков-депутатов:

«У нас в России с самого начала войны рабочие депутаты в Думе вели решительную революционную борьбу против войны и царской монархии. Пять рабочих депутатов: Петровский, Бадаев, Муранов, Шагов и Самойлов, распространяли революционные воззвания против войны и энергично вели революционную агитацию. Царизм приказал арестовать этих 5 депутатов, предал суду и приговорил к пожизненному поселению в Сибири. Уже месяцы вожди рабочего класса России томятся в Сибири, но дело их не разрушено, их работа в том же направлении продолжается сознательными рабочими всей России»³.

После завоевания власти пролетариатом Г. И. Петровский — член правительства, нарком внутренних дел. В 1919 году Григория Ивановича избирают председателем Всеукраинского Центрального Исполнительного Комитета (ВУЦИК). На этом высоком посту, как и прежде, он продолжает преданно служить великому рабоче-крестьянскому делу, оставаясь непоколебимым бойцом ленинской гвардии. Мужественно и упорно он ведет борьбу с нищетой и голодом — страшным наследием прошлого, разрушительной войны.

И книга о работе высшего органа власти Украины, присланная Петровским Ленину,— итог работы, желание отчитаться перед вождем, получить его совет, услышать его одобрение или критику. Ведь именно у Ленина учились они жить и работать, о чем Петровский позже писал: «Как личность, Владимир Ильич сыграл грандиознейшую роль... Он учил нас личным примером, работоспособностью, отвагой, мужеством всему — и теории, и великой революционной практике, и творчеству...»⁴

Среди профессиональных революционеров было немало талантливых, богато одаренных людей: блестящие публицисты, ученые-исследователи, дипломаты, стратеги и тактики революционной борьбы. Партия, Ленин старались использовать каждого товарища на том месте, где он мог принести большую пользу.

Партийный пропагандист, публицист Емельян Михайлович Ярославский проявил незаурядные способности военного организатора. Во время Октябрьского вооруженного восстания он входил в партийный центр по руководству восстанием в Москве, был первым военным комиссаром Кремля. После победы социалистической революции Ярославский назначается комиссаром Московского военного округа. Он много выступает в тылу и на фронте, в печати по самым важным, самым острым вопросам. 1921 год, переход к новой экономической политике. Далеко не сразу и не всеми была до конца осознана ленинская мысль о необходимости нэпа. Ленин, его соратники неустанно разъясняют массам сущность новой экономической политики, ее роль в укреплении союза рабочего класса с крестьянством, в возрождении народного хозяйства. Включился в пропагандистскую работу и Емельян Ярославский, написав брошюру «О продналоге». Однако издательство тормозило ее печатание. Ярославский обратился к Владимиру Ильичу, послав ему на отзыв свою книгу. Ленин внимательно прочел ее и нашел своевременной и важной. 8 мая 1921 года он пишет в государственное издательство: «По просьбе тов. Ярославского, сообщившего мне о существовании мнения, что брошюру его «О продналоге» распространять не следует, я считаю необходимым сообщить, что, по-моему, брошюра заслуживает распространения. Если есть другое мнение, надо внести вопрос официально в Цека РКП»⁵.

14 мая 1921 года Политбюро ЦК РКП (б) обсудило вопрос о брошюре Е. Ярославского «О продналоге» и постановило разрешить распространение брошюры. Написанная доходчиво, простым языком, она была издана большим тиражом и дошла до своих читателей — рабочих и крестьян Советской Республики.

Вот какая история кроется за короткой дарственной надписью на брошюре «О продналоге», стоящей на книжной полке личной библиотеки Ленина: «Дорогому товарищу В. И. Ленину Ем. Ярославский. 29.IV.21».

Другой военный «спец» партии — в дни Октябрьского восстания председатель Петроградского военно-революционного комитета, один из руководителей штурма Зимнего — Николай Ильич Подвойский проводил большую работу по организации рабоче-крестьянской Красной Армии. На своей книге «О милиционной организации вооруженных сил Российской Социалистической Федеративной Советской Республики» автор написал: «Дорогому моему учителю Владимиру Ильичу Н. Подвойский. Очень прошу на втором экземпляре сделать свои замечания. Н. П.»

Однако в библиотеке Ленина был обнаружен только этот экземпляр книги, на шмуцтитуле которого Владимир Ильич написал фиолетовым карандашом: «Подвойский (о милиции)». Возможно, что существует и дубликат с замечаниями Ленина, отосланный автору. Сколько возможностей для исследователя!

Соратники великого Ленина... Мы внимательно вчитываемся в написанные ими строки, хотим знать о них как можно больше и через них лучше понять гениальную личность вождя. Помогают этому и дарственные надписи на книгах ленинской библиотеки.

Из раздела «Электрификация» извлекли работники музея толстый фолиант — «Труды 8 Всероссийского электротехнического съезда в Москве 1—10 октября 1921 года» (вып. 2 «Электрификация районов») — с лаконичной надписью: «В. И. Ульянову-Ленину» — и, может быть, не обратили бы на нее особого внимания, если бы эксперты не определили: надпись сделана рукой Глеба Максимилиановича Кржижановского.

 

СЧАСТЬЕ ОСУЩЕСТВЛЕННОЙ МЕЧТЫ

Старая, широко известная историческая фотография — семеро молодых мужчин в непринужденных позах спокойно сидят перед объективом фотоаппарата. Они почти одного возраста, разница в два-три года. Имя одного из них — сидящего в центре группы — через несколько лет станет известно не только в России, но и в международном революционном движении, а потом и всему миру — это Владимир Ильич Ульянов. Вокруг товарищи, вместе с ним только что вышедшие из тюрьмы,— члены петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». Решили сфотографироваться на память. Кто знает, как сложится жизнь? Рядом с Владимиром Ильичем — Глеб Максимилианович Кржижановский, молодой инженер, недавний выпускник Технологического института. Он знает Ульянова уже четыре года. Романтик и поэт в душе, Кржижановский восхищается его эрудицией, твердостью убеждений и целеустремленностью, видит в нем настоящего революционного лидера. Из тех, кого мы видим на фотографии, только Г. М. Кржижановскому и В. В. Старкову посчастливится увидеть идеи Ленина воплощенными в жизнь. Умрет в ссылке от туберкулеза А. А. Ванеев, тяжелая болезнь вырвет из рядов партии П. К. Запорожца, отойдет от политической борьбы А. Л. Малченко, станет злейшим идейным противником Ю. О. Мартов-Цедербаум.

А тогда, в феврале 1897 года их ждала Сибирь. Край далекий, но и там можно жить и работать во имя общего дела. Только бы не разбросала их судьба далеко друг от друга! А трудности, лишения — их они не пугают, они к этому готовы. Можно ли совершить революцию, сидя в мягком кресле у камина! Они же мечтали поднять на борьбу с царским самодержавием огромную многомиллионную страну.

Пройдет 20 лет, и тот, кого друзья уже в 23 года называли «Стариком» за мудрость, глубину знаний, умение смотреть далеко вперед, тот, кому противоборствовал весь механизм царского строя — с его чиновниками, жандармами, тюрьмами, провокаторами,— от имени созданной и сплоченной им революционной марксистской партии пролетариата произнесет с трибуны Всероссийского съезда Советов исторические слова: «Товарищи! Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, совершилась»¹. А через три года Ленин поручит старому другу возглавить государственную комиссию по электрификации России (ГОЭЛРО). На нее была возложена разработка первого в истории научного перспективного плана восстановления и развития народного хозяйства — плана электрификации России...

В феврале 1897 года они двинулись в Сибирь. Встретились в начале апреля в Красноярске, ждали отправки парохода. Енисей еще не полностью освободился ото льда. Здесь впервые услышал Владимир Ильич новую песню, которая сразу завоевала его сердце,— «Вихри враждебные веют над нами...» Это была «Варшавянка», русский текст которой сочинил Глеб Кржижановский. На всю жизнь останется она одной из самых любимых песен Ленина. В ссылке, в разных городах Европы, куда ни забросит Владимира Ильича жизнь революционера- эмигранта, он будет вдохновенно петь с друзьями:

Но мы поднимем гордо и смело
Знамя борьбы за рабочее дело,
Знамя великой борьбы всех народов,
За лучший мир, за святую свободу.

Весна вступила в свои права, могучий поток нес воды на север, к морю... Ссыльные тоже отправлялись в путь, только против течения. Сколько было радости, когда узнали, что в один округ — Минусинский — назначены Ульянов, Ванеев, Старков, Лепешинский и Кржижановский!

Три года ссылки заполнены большой работой — они не оторваны от революционного движения, получают массу книг, газет, журналов, налажена переписка. Ссыльные обмениваются друг с другом информацией, встречаются под разными предлогами. Часто в письмах из Сибири пишет Владимир Ильич о Глебе Кржижановском, о его приездах в Шушенское, о совместных прогулках, охоте, беседах, спорах, планах на будущее.

Через много лет Кржижановский вспоминал: «...напряженный темп работы этого необыкновенного человека, который на наших глазах не пропускал ни одного дня, чтобы так или иначе, но несколько продвинуться вперед в смысле расширения своего умственного багажа, действовал на нас необычайно подбадривающим и подтягивающим образом. Каждому в его присутствии хотелось быть лучше, чем он есть, и вместе с тем так тянуло быть ближе именно к этому яркому и жизнерадостному человеку»².

В ссылке Владимир Ильич пишет более тридцати работ, заканчивает большой теоретический труд «Развитие капитализма в России». Здесь он продумал и разработал план издания нелегальной общероссийской газеты «Искра», создания подлинно революционной партии в России. При встречах многое обсуждалось с друзьями. О чем мечтали они на неоглядных просторах енисейских берегов? Заглядывали вперед на четверть века или еще дальше? Могли представить себе философ и инженер, что, слившись вместе, их планы преобразования России сбудутся? Они верили в победу и жили ради нее.

Кончился срок ссылки Владимира Ильича и Глеба Максимилиановича, но их женам предстояло, по выражению Крупской, «добывать» в ссылке еще год. Надежда Константиновна проживет этот год в Уфе и потом уедет к Владимиру Ильичу за границу. Кржижановские перебираются на станцию Тайга Томской губернии, где Глеб Максимилианович получил место помощника начальника участка службы тяги. Через год, получив свободу, Кржижановские поехали в Мюнхен, к «Ильичам». «Искра» действовала, надо было получить инструкции, найти свое место в общей работе. Возвратившись в Россию, работали в Самаре. С их приездом заметно активизировалась местная группа содействия «Искре». Здесь Кржижановский многое успел сделать. По поручению Ленина провел совещание искровских практиков, на котором было создано Бюро Русской организации «Искры». Велась энергичная подготовка к созыву II съезда партии.

Вести со съезда Кржижановские получили уже в Киеве, куда пришлось срочно перебраться. Глеб Максимилианович на съезде заочно был избран членом ЦК партии. Радость от того, что съезд состоялся, создана партия, приняты ее программа и устав, омрачалась известиями о партийном расколе. По просьбе Ленина Кржижановский едет в Женеву, туда, где кипят страсти, где бывшие друзья и единомышленники, ставшие теперь политическими противниками, делают невозможной нормальную работу ЦК и «Искры». Он пытается разобраться, примирить всех, мечется от Плеханова к Ленину, затем к Мартову и Дану. Страстно желая примирения и призывая каждую сторону идти на уступки, он никак не хотел понять, что никакие прежние хорошие отношения не могут уничтожить пропасть, разделившую теперь тех, кто когда-то начинал вместе.

Вернувшись в Киев, Кржижановский скоро понял, как вредит Ленину его примиренческая позиция, но сделал из этого неправильный вывод: он решает выйти из Центрального Комитета. Владимир Ильич пытался его удержать, но нервы Глеба Максимилиановича не выдержали, он подал в отставку. К этому времени другие члены ЦК, твердые ленинцы, оказались в тюрьме. ЦК стал меньшевистским.

Чувство вины и боль за ошибки никогда не оставляли его, и много лет спустя Глеб Максимилианович писал: «Прошло еще несколько недель, и мы получили в Киеве целый ряд писем из-за границы с приложением надлежащей литературы, которые свидетельствовали о бесповоротном разрыве между сторонами. Бой вновь разгорелся по всей линии с той лишь разницей, что обе стороны изрядно и поделом поливали меня за мою «болотную» попытку, а дальнейшие события наглядно показали, что зорким в историческом смысле оказался действительно только один Владимир Ильич. И если гениальность заключается именно в предвидении событий, когда таковые познаются за много и много лет до понимания их сущности обычной массой средних людей, то именно в этом раннем распознавании революционного грехопадения меньшевиков с особенной наглядностью сказалась гениальная историческая прозорливость Владимира Ильича»³.

Кржижановский по-прежнему преданно служил партии, доставал деньги на партийные нужды, писал прокламации. В октябре 1905 года он возглавил забастовочный комитет на Юго-Западной железной дороге. По разработанной им технологии восставшие изготовляли самодельные бомбы. Тяжело переживал он поражение революции. Ильич опять вынужден уехать в эмиграцию. Реакция наступает. Для прикрытия нелегальной деятельности Леонид Красин устроил Кржижановского на работу в «Общество электрического освещения 1886 года».

Новая профессия инженера-электрика увлекла Глеба Максимилиановича, он остался предан ей и в дальнейшем. Быстро постигнув азы профессии, Кржижановский проявил большие способности в новом деле. Вскоре он уже заведовал в Москве кабельной электросетью, участвовал в проектировании и строительстве первой в России электростанции на торфе «Электропередача».

Мировая война неожиданно выдвинула Г. М. Кржижановского на высокий пост. Из «Общества электрического освещения», принадлежавшего немецкой компании, изгнали немцев, и Глеб Максимилианович стал ведущим сотрудником — коммерческим директором общества. В ноябре 1915 года он делает один из основных докладов — «Областные электрические станции на торфе и их значение для Центрально-промышленного района России» — на электротехническом съезде в Москве.

В своих мечтах Глеб Максимилианович видел будущую новую Россию покрытой сетью электростанций. И приближал это будущее своей революционной большевистской деятельностью.

После победы Октябрьской революции Кржижановский работал над восстановлением и развитием энергохозяйства Москвы.

В мае 1918 года наконец состоялась встреча Кржижановского с В. И. Лениным. Они не виделись почти 12 лет. Впервые Глеб Максимилианович переступил порог кабинета Председателя Совнаркома, с волнением вглядывается он в знакомые черты. Но сейчас не время предаваться воспоминаниям. Ленин не позволяет расслабиться ни себе, ни другим. Разговор идет о важнейших для страны вопросах.

Многократно в эти первые советские годы Владимир Ильич обращался к Кржижановскому за консультацией по различным техническим проблемам, в связи с тем или иным изобретением, вызвавшим его интерес. Огромное значение придавал Ленин развитию электроэнергетического хозяйства страны. Уже тогда, на заре развития электрификации, Владимир Ильич определил ее значение как «наиболее важной из всех великих задач, стоящих перед нами»⁴.

Для руководства энергетикой страны необходим опытный специалист, преданный партии человек. Таким человеком Владимир Ильич считает Кржижановского. В 1919 году Глеб Максимилианович возглавил Главное управление электротехнической промышленности ВСНХ. Страна переживала неимоверные трудности. При поддержке Ленина Кржижановский проводит в жизнь решения правительства о закреплении рабочих кадров на электростанциях, о принятии чрезвычайных мер по снабжению людей топливом и продовольствием, привлекает к работе в Главэнерго старых специалистов.

Как важна была Ленину поддержка друга! Как прекрасно, что можно доверить товарищу не только трудную, ответственную работу, но и свою мечту. В это время Кржижановский часто встречается с Владимиром Ильичем. В продолжительных беседах, консультациях с учеными рождается идея о составлении единого государственного плана развития народного хозяйства на базе электрификации. Грандиозный, невиданный план электрификации России!

В условиях жесточайшей разрухи надо было прежде всего ослабить топливный голод. Из-за отсутствия топлива останавливались предприятия, замирало движение транспорта, мерзли в домах люди. «Кризис топлива,— вспоминал Глеб Максимилианович,— принимал такие острые формы, что Ленину приходилось лично следить за каждым вагоном с топливом, подходившим к Москве. При такой обстановке ему, конечно, особенно наглядна была значимость для всей жизни красной столицы такой станции на торфе, какой являлась «Электропередача». Ленин очень интересовался проблемой торфа и его ролью в электрификации страны»⁵.

В конце декабря 1919 года в одной из бесед с Лениным Глеб Максимилианович дал подробную характеристику возможного значения торфа в топливном балансе страны и роли торфодобычи в улучшении электроснабжения городов и деревень. Через несколько часов после возвращения домой Кржижановский получил от Ленина записку:

«Глеб Максимилианович!

Меня очень заинтересовало Ваше сообщение о торфе.

Не напишете ли статьи об этом в «Экономическую Жизнь» (и затем брошюркой или в журнал)?

Необходимо обсудить вопрос в печати.

Вот-де запасы торфа — миллиарды. Его тепловая ценность.

Его местонахождение — под Москвой; Московская область.

Под Питером — поточнее.

Его легкость добывания (сравнительно с углем, сланцем и проч.).

Применение труда местных рабочих и крестьян (хотя бы по 4 часа в сутки для начала).

Вот-де база для электрификации во столько-то раз при теперешних электрических станциях.

Вот быстрейшая и вернейшая-де база восстановления промышленности...»⁶

В конце записки Владимир Ильич настаивал: «Необходимо тотчас двинуть вопрос в печать».

Кржижановский сразу же взялся за статью, и уже 10 января 1920 года она появилась в «Правде» под заголовком «Торф и кризис топлива». Поддержка и внимание Ленина вдохновляют его, и буквально через несколько дней он посылает Владимиру Ильичу рукопись новой статьи — «Задачи электрификации промышленности»⁷.

Статья Ленину очень понравилась. Он пишет Кржижановскому:

«Глеб Максимилианович!

Статью получил и прочел.

Великолепно.

Нужен ряд таких. Тогда пустим брошюркой. У нас не хватает как раз спецов с размахом или «с загадом»...»

Придавая огромное значение пропаганде идей электрификации, Владимир Ильич дает автору ряд советов, направленных на то, чтобы увлечь массы «ясной и яркой (вполне научной в основе) перспективой».

«Нельзя ли добавить план не технический (это, конечно, дело многих и не скоропалительное), а политический или государственный, т. е. задание пролетариату?

Примерно: в 10 (5?) лет построим 20—30 (30—50?)станций, чтобы всю страну усеять центрами на 400 (или 200, если не осилим больше) верст радиуса... Через 10 (20?) лет сделаем Россию «электрической».

Я думаю, подобный «план» — повторяю, не технический, а государственный — проект плана, Вы бы могли дать...

Если бы еще примерную карту России с центрами и кругами? или этого еще нельзя?

Повторяю, надо увлечь массу рабочих и сознательных крестьян великой программой на 10—20 лет...»⁸

В ленинских строчках уже звучали основные идеи будущего плана ГОЭЛРО.

По заданию В. И. Ленина Кржижановский пишет брошюру «Основные задачи электрификации России» и прилагает к ней карту строительства проектируемых электростанций. Эпиграфом к брошюре он ставит слова: «Век пара — век буржуазии, век электричества — век социализма»⁹. С большим трудом брошюру удалось в срочном порядке отпечатать, и делегаты 1-й сессии ВЦИК VII созыва вовремя ее получили, чтобы подготовиться к обсуждению этого важнейшего вопроса.

2 февраля 1920 года, выступая на заседании сессии с докладом, В. И. Ленин говорил: «...чтобы показать населению и в особенности крестьянству, что мы имеем в этом отношении (широкое промышленное строительство, электрификация России.— Л. Ш.) широкие планы не из фантазии взятые, а подкрепленные техникой, подготовленные наукой,— для этого, я думаю, мы должны провести,— я надеюсь, что ЦИК одобрит это,— резолюцию, предлагающую ВСНХ и Комиссариату земледелия в соглашении между собой выработать проект по вопросу об электрификации России» ¹⁰.

Зимой 1920 года Владимир Ильич бывал дома у Кржижановских. В это время кабинет Глеба Максимилиановича в отделе электротехнической промышленности и квартира на Садовнической улице стали настоящим штабом комиссии ГОЭЛРО. В квартире был установлен аппарат для прямой связи с кабинетом Ленина в Кремле¹¹. И когда Владимир Ильич и Надежда Константиновна бывали у старых друзей в Садовниках, разговор неизменно касался волновавшей их всех темы. Ленин и Кржижановский подолгу и горячо обсуждали проекты плана, еще и еще раз склонялись над картой, обсуждали выводы комиссии, ее предложения.

Среди книг Кржижановского были все новейшие труды, связанные с достижениями электротехники. Много их и в библиотеке Председателя Совета Народных Комиссаров в разделе «Электрификация», и среди них работы самого Г. М. Кржижановского.

Труды 8-го Всероссийского электротехнического съезда появились в библиотеке Владимира Ильича не случайно. За неделю до открытия съезда, в конце сентября 1921 года, Ленин навестил находившегося на отдыхе в совхозе «Ледово» Г. М. Кржижановского. Владимир Ильич беседовал с ним о предстоящем электротехническом съезде, которому придавал большое значение¹².

Грандиозность плана электрификации России поразила современников. У одних этот план вызывал восхищение, другие не могли поверить в его реальность — 6 октября 1920 года в Кремле состоялась беседа Владимира Ильича с английским писателем Гербертом Уэллсом. Ленин познакомил гостя с планом ГОЭЛРО. Автор фантастических романов считал, что Ленин «впал в утопию электрификации». Да и внутри страны пришлось столкнуться с непониманием плана. Констатируя разброд мнений по поводу плана электрификации, Владимир Ильич писал: «Непонимание дела получается чудовищное, слышатся речи: сначала восстановим хоть частью старое, прежде чем строить новое; электрификация похожа на электрофикцию; почему не газификация; в «Гоэлро» буржуазные спецы, мало коммунистов... Насмешечки над фантастичностью плана, вопросы насчет газификации и пр. обнаруживают самомнение невежества. Поправлять с кондачка работу сотен лучших специалистов, отделываться пошло звучащими шуточками, чваниться своим правом «не утвердить» — разве это не позорно?» ¹³

Ленин неутомимо, страстно и последовательно ведет пропаганду идеи электрификации. Именно Владимир Ильич был инициатором включения доклада об электрификации РСФСР в повестку дня VIII съезда Советов. Доклад было поручено сделать Г. М. Кржижановскому. Чтобы все реально представили себе, что даст стране план ГОЭЛРО, была сделана огромная карта России, на которой цветными лампочками отмечены этапы электрификации по районам. Карту монтировали несколько дней, и к открытию съезда она была повешена на сцене Большого театра. Электростанция Москвы была тогда так слаба, что для освещения карты пришлось на полчаса отключить ток во всем городе.

В зале — посланцы рабочих и крестьян, лучшие из лучших — им предстоит донести принятые решения во все уголки России. У карты невысокий человек в скромном костюме, в белоснежной рубашке — типичный ученый. Негромко, но внятно, с внутренним напряжением он говорит съезду об итогах работы Государственной комиссии по электрификации России. Время от времени прикасается указкой к карте, и тогда на разных ее концах зажигаются лампочки, освещающие места строительства будущих электростанций. Они будут работать на торфе, угле, гидроэнергии. Иногда докладчик поворачивает лицо к президиуму, и его глаза встречаются с сияющими глазами Ильича. Им обоим эти цифры кажутся мощной симфонией невиданной стройки, воплощением заветной мечты. Доклад окончен, молчит некоторое время в оцепенении зал, потом в едином порыве все встают, и восторженные овации сотрясают стены театра...

С трибуны съезда Владимир Ильич, объясняя необходимость принятия плана, произнес пророческие слова: «Коммунизм — это есть Советская власть плюс электрификация всей страны... Для проведения плана электрификации нам необходим будет, быть может, срок в десять или двадцать лет, чтобы осуществить преобразования, вырывающие корни возвращения к капитализму. И это будет невиданным еще в мире примером быстроты общественного развития» ¹⁴.

Пройдут годы, и Глеб Максимилианович станет свидетелем воплощения в жизнь ленинских предначертаний. Видный ученый — руководитель Госплана, вице-президент Академии наук, председатель Комитета по высшему техническому образованию — коммунист Кржижановский на любом посту все силы отдавал делу строительства социализма, осуществлению ленинской мечты.

 

«...ЯРЫЙ БОЛЬШЕВИК — ВОИНОВ, ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ ОРАТОР, ПИСАТЕЛЬ»

Надежда Константиновна Крупская не раз упоминала, что Владимир Ильич особенно оживлялся, когда беседовал с Луначарским, они как бы «заряжали» друг друга, понимая один другого с полуслова.

Отношения Ленина и Луначарского не были легкими и безоблачными. Иногда разница воззрений отдаляла их друг от друга на годы, но чуткое внимание, заинтересованность Владимира Ильича — с одной стороны, и умение преодолевать и признавать свои ошибки, политическая честность Анатолия Васильевича — с другой, вновь соединили их, сделали соратниками в деле построения невиданного здания социализма.

В кремлевской библиотеке Ленина, где собраны книги, изданные до 1923 года, 26 книг, принадлежащих перу Анатолия Васильевича Луначарского. Кроме того, здесь более 20 работ разных авторов, сборников, вышедших под его редакцией, с его предисловием или послесловием. Ряд из них относится к годам эмиграции, и на них стоит экслибрис Владимира Ильича — «VI. Oulianoff», эти книги приобретены вскоре после выхода в свет. Четыре книги имеют дарственные надписи Ленину, одиннадцать подарены Надежде Константиновне.

В нескольких словах автографа Анатолий Васильевич стремился выразить те чувства преклонения, восхищения и любви, которые переполняли его сердце. На титульном листе книги «Революционные силуэты» (1923 год) читаем: «Владимиру Ильичу Ленину с глубочайшим уважением и горячей любовью А. Луначарский. 14/V».

Посвящение четвертого издания книги «Основы позитивной эстетики» напоминает о начале их знакомства: «Дорогому Владимиру Ильичу работа, которую он, кажется, когда-то одобрял, с глубокой любовью А. Луначарский 10/III— 1923». Ленин высоко ценил талант Луначарского и его познания в области искусства. В годы, когда Анатолий Васильевич встал на позиции махизма, Ленин отделял его философские заблуждения от эстетических взглядов, в которых всегда просматривался революционер.

Надписывая в январе 1922 года Ленину титульный лист своей драмы «Освобожденный Дон-Кихот», Луначарский хочет знать мнение Владимира Ильича, которым очень дорожит. Понимая, как занят Ильич, он все же надеется на его внимание, когда пишет: «Дорогому Вл. И. Ленину с просьбой найти время прочитать».

Глубокой тревогой за здоровье Ленина проникнута надпись, сделанная на книге «Проблемы народного образования»: «Дорогому Владимиру Ильичу с пожеланием скорого выздоровления А. Луначарский. 30/VII». Очевидно, Надежда Константиновна привезла книгу больному Владимиру Ильичу в Горки, где он жил с мая 1923 года.

Эту книгу Луначарский посвятил Н. К. Крупской — «душе Наркомпроса», «своей наставнице на педагогическом поприще», как он ее называл. Их товарищеские отношения, совместная работа продолжались до конца жизни.

Впервые Ленин и Луначарский встретились в тяжелейший для большевиков период. Раскол, произошедший на II съезде, углубился, разгорелась жестокая внутрипартийная борьба. Для Ленина была неприемлема сама форма борьбы, избранная меньшевиками,— склока, дрязги, использование в полемике недостойных приемов и нападок личного характера. Они шли на все, вплоть до кражи партийных документов и их фальсификации. Вот как описывает создавшуюся ситуацию П. Н. Лепешинский: «Середина лета 1904 г. была кульминационным пунктом большевистских поражений. Все цитадели перешли к меньшевикам... По части литераторов и ораторов мы были бедны, как испанский гидальго по части золотых монет. Около нашего вождя, ушедшего в себя, замкнувшегося в своем предместье и решительно отказывавшегося от публичных выступлений, сгрудилась небольшая лишь кучка «твердокаменных», готовая бороться до последнего издыхания. «Но тих был наш бивак открытый...» Зато у меньшевиков было все: не говоря уже о партийных центрах, они имели на своей стороне всю литературную партийную братию и огромную аудиторию из «сочувствующей» студенческой молодежи»¹.

Поэтому понятно, что появление каждого нового сторонника, тем более владеющего пером и ораторским искусством, было для большевиков огромным событием.

Летом 1904 года кончался срок вологодской ссылки А. В. Луначарского, где он уже проявил себя талантливым литератором, написавшим ряд литературно-критических, философско-полемических и беллетристических работ. Очевидно, за широкий круг интересов и полемический задор получил он странно звучащую подпольную кличку «Миноносец Легкомысленный», под которой и фигурировал в нелегальной переписке.

Уехав после ссылки за границу, Анатолий Васильевич остановился в Париже, он хотел разобраться в причинах раскола. Владимир Ильич прислал ему два письма, звал в Женеву, но их первая встреча состоялась все-таки в Париже, куда в начале декабря 1904 года Ленин приехал читать реферат о внутрипартийном положении. Анатолий Васильевич вспоминал:

«...В одно раннее весеннее*  утро ко мне в дверь комнаты в отеле «Золотой лев» около бульвара Сен-Жермен в Париже постучались. Я встал. На лестнице было еще темно. Я увидел перед собою незнакомого человека в кепке, с чемоданом, поставленным около ног.

Взглянув на мое вопросительное лицо, человек ответил:

— Я Ленин»².

Владимир Ильич сразу произвел на Луначарского неизгладимое впечатление и за несколько дней первого общения породил в его сердце то восхищение и преклонение, которое останется в нем навсегда.

Как человека с яркими художественными наклонностями, Луначарского поразила внешность Ленина — «контур колоссального купола лба», «полные иронии, блещущие умом и каким-то задорным весельем» глаза. Он привел Владимира Ильича к французскому скульптору Аронсону, а тот, отметив сходство Ленина с Сократом, попросил разрешения сделать его скульптурный портрет. (Позднее такой бюст был сделан скульптором по наброскам и мгновенным зарисовкам. Сейчас он находится в Центральном музее В. И. Ленина.)

В Париже Луначарский впервые услышал Ленина как оратора. Позднее он вспоминал об этом: «Здесь Ленин преобразился. Огромное впечатление на меня произвела та сосредоточенная энергия, с которой он говорил... эта плавно текущая и вся насквозь заряженная волей речь...

Уже и тогда для меня было ясно, что доминирующей чертой его характера, тем, что составляло половину его облика, была воля, крайне определенная, крайне напряженная воля, умевшая сосредоточиться на ближайшей задаче, начертанной сильным умом, воля, которая всякую частную задачу устанавливала как звено в одной огромной цепи, ведущей к мировой политической цели»³.

Владимир Ильич настаивал на скорейшем приезде Луначарского в Женеву, где большевикам так нужен был сильный союзник. Анатолий Васильевич последовал его совету и уже через несколько дней после приезда ринулся в бой. На 24 декабря был назначен реферат нового оратора от большевиков, окрещенного ими кличкой «Воинов», которая отражала сущность его личности — боевой, страстной, полемичной. Для его дебюта большевики сняли самый большой женевский зал. В афишах, расклеенных по городу, специально оговаривалось, что президиум собрания не будет избираться, а назначается устроителями. Эту меру пришлось принять из-за того, что любопытствующая публика и зеленая молодежь могли пойти на поводу у меньшевиков, и враждебный президиум, конечно, сорвал бы дело, потопив его в обычной эмигрантской дискуссии.

Теперь, когда читаешь об обстановке на этом собрании, понимаешь, какой волей, самоотверженностью надо было обладать Ленину и его соратникам, чтобы пройти через это. В зале собралось около 700 человек — шли послушать нового оратора. Явились и меньшевики во главе с Мартовым. Для начала они устроили у входа дебош, не желая платить 20 сантимов за входной билет. Когда их пустили бесплатно, они потребовали выборности президиума. Но за столом на возвышении уже сидела назначенная тройка: П. А. Красиков—председатель, члены президиума — П. Н. Лепешинский и В. Д. Бонч- Бруевич. Мартовцам было заявлено, что об условиях собрания было объявлено и если это их не устраивает, они могут покинуть зал. Начался необычайный шум. Топот, оскорбительные выкрики, грохот палок и тростей. Нейтральная публика со страхом и любопытством наблюдала за происходящим. Президиум невозмутимо ждал. Наконец, крикуны утомились, наступила минута затишья. Элегантный, прекрасно владеющий собой Петр Ананьевич Красиков объявил: «Слово предоставляется товарищу Воинову!» Оратор сделал шаг к трибуне — новый шквал криков всколыхнул зал. Хозяин зала выключил часть освещения. Мгновение тишины. «Слово предоставляется товарищу Воинову!» — так же спокойно провозглашает председатель и так же спокойно делает шаг вперед докладчик... Волна шума поднимается с новой силой. И вдруг Мартов замечает, что великолепный карикатурист Лепешинский, рисунки которого убивали меньшевиков наповал и с которыми не было средств бороться, держит в руках блокнот и карандаш и рисует именно его — Мартова, причем на лице художника саркастическая улыбка. Этого лидер меньшинства не вынес, по его команде крикуны бросились к выходу и потребовали возврата денег, которых не платили. Но отнять кассу им не удалось, и посрамленные, они покинули помещение. Наконец Воинов смог начать доклад...

К сожалению, на таких собраниях выступления и доклады не стенографировались, а сами ораторы, как правило, писали лишь план или тезисы. Мы знаем, о чем говорил в тот вечер Анатолий Васильевич, благодаря Владимиру Ильичу. Сохранился конспект выступления, написанный рукой Ленина. Возможно, эта запись была сделана Владимиром Ильичем во время доклада Луначарского, а может быть, это план, составленный им для Луначарского предварительно, очерчивающий круг вопросов, которые желательно осветить. Вот что записал Ленин:

«[24 декабря 1904 г. Женева]

1) Рус[ское] безвр[е]м[ен]ье (Чехов).

2) 60 и 70 гг. Пораж[ение] р[е]в[олю]ц[ионной] интеллигенции.

3) Раб[очее] дв[ижение] 90 гг. Заря р[е]в[олю]ции.

4) Р[а]зв[итие] к[апитали]зма и мил[итари]зма.

5) Война с Яп[онией] (колон[иальная] война).

6) К[оне]ц безвр[е]м[е]нья. Зад[ачи] пр[о]л[етариа]та в руфкой] р[е]в[олю]ции.

7) Пр[о]л[етариа]т и с. д. Партийный] кр[и]з[и]с.

8) Р[е]в[олю]ции, как звенья диалектического] развития.

9) Кружки и партийность в нашей с[оциал]д[емокра]тии.

10) Ни печалиться, ни удивляться партийному] кр[и]-з[и]су.

11) «Сила» м[еньшинст]ва? Проскрипции и Сулла.

12) Горч[ичное] зерно (вся с[оциал] д[емокра]тия в голове М[арк]са.

13) Практицизм.

Ближайшие задачи б[ольшинст]ва»⁴.

Доклад был прочитан блестяще, имел колоссальный успех, об этом свидетельствуют воспоминания присутствовавших в зале П. Н. Лепешинского, В. Д. Бонч-Бруевича, М. С. Ольминского.

Надежда Константиновна на следующий день после этого выступления, находясь под сильным впечатлением от него, сообщала в письмах товарищам о новом бойце в рядах большевиков. Р. С. Землячке: «...у нас сейчас работа кипит вовсю. Приехал Миноносец и бросился с головой в бой. Оратор он великолепный и производит фурор. Вообще у нас теперь недурно...»⁵ А. И. Ульяновой- Елизаровой: «Скажу только, что мы, решившись на революционный образ действий — издание органа, образование бюро,— чувствуем себя гораздо лучше. Работа закипела, и мы не сомневаемся в успехе. Только просим и молим россиян напрячь все силы, чтобы поставить как можно лучше корреспондентскую часть и связаться с нами как можно теснее. Переписка идет очень плохо, и не по нашей вине. Денег у нас тоже нет, а дорог буквально каждый рубль. Но сейчас настроение у нас у всех приподнятое благодаря приезду нового товарища — блестящий оратор, талантливый писатель, он буквально наэлектризовывает публику. Меньшевики рвут и мечут, устраивают скандалы... Старик ожил и помолодел за последние дни...»⁶ М. К. Владимирову: «У нас тут сейчас повышенное настроение. Приехал один ярый большевик — Воинов, великолепный оратор, писатель».

Крупская не раз отмечала особую ленинскую черту — влюбленность в талантливых и преданных делу людей, умение помочь им раскрыть свои способности и самому получить от них что-то новое и важное. Глубокая симпатия к Анатолию Васильевичу зародилась именно тогда, в тяжелом 1904 году. Начался плодотворный период совместного сотрудничества в газетах «Вперед» и «Пролетарий». Владимир Ильич предлагает Луначарскому темы статей и брошюр, помогает в подыскании необходимых материалов, редактирует его работы, привлекает к активному участию во всех сферах партийной жизни. В это время между ними идет активная переписка.

Владимир Ильич, чувствуя особенности таланта Луначарского, подсказывал ему именно те темы и жанры, которые тому наиболее удавались. Порой Ленин, давая Луначарскому поручение, излагал подробный план будущей статьи или брошюры.

Тесное общение с Владимиром Ильичем оказало огромное влияние на Луначарского, утвердило его на большевистских позициях.

Немало сделал Анатолий Васильевич для подготовки и проведения III съезда партии. Он объезжал русские эмигрантские колонии, выступал с докладами и рефератами, участвовал в жесточайших диспутах с меньшевиками. По поручению Ленина Луначарский выступил на съезде по одному из важнейших вопросов — о вооруженном восстании. Доклад был обсужден и согласован с В. И. Лениным.

Осенью 1905 года Владимир Ильич вызвал Луначарского в Петербург для работы в газете «Новая жизнь». Редакторами газеты были А. М. Горький и Н. М. Минский, официальным издателем — М. Ф. Андреева. Первое время в газете сотрудничали многие друзья Минского — декаденты, анархисты, представители литературной богемы. Однако, по воспоминаниям Луначарского, большевистская часть редакции очень скоро поняла, что запрячь «большевистского коня» в одну колесницу с полудекадентской «трепетной ланью» невозможно, и произошел ряд конфликтов. Постепенно вся эта братия покинула «Новую жизнь», и оттого, что газета стала сугубо большевистской, ее тираж и успех у широкой массы читателей неизмеримо вырос. «Заинтересовалось» ею и царское правительство. В декабре газета была закрыта. Но одна за другой у большевиков появляются новые газеты — «Волна», «Вперед», «Эхо». В этот период контакты Ленина и Луначарского были постоянными и самыми тесными. «Владимир Ильич,— вспоминал Луначарский,— все время продолжал оставаться главным редактором и по-прежнему с величайшим вниманием следил за всеми отделами. Как в «Новой жизни», так долгое время и в этих небольших, сменявших друг друга газетках я вел отдел обзора печати, и не было ни одной самой маленькой моей заметки или вырезки, которая не была бы просмотрена Владимиром Ильичем. В большинстве случаев весь материал, кроме телеграмм, хроники и т. д., зачитывался вслух на редакционном совещании под руководством Ленина. Он и сам также читал нам свои статьи и чрезвычайно охотно выслушивал всякие замечания и советы. Ленин вообще очень любил коллективную работу в самом подлинном смысле этого слова...»⁷

Отлив революционной волны после поражения декабрьского восстания заставил Луначарского уехать в Италию. Здесь, оторванный от большевистских центров, от непосредственного ленинского воздействия, Луначарский увлекся субъективно-идеалистическими идеями Маха и Авенариуса, перешел в области теории на позиции, чуждые революционному марксизму.

Он вошел в фракционную группу «Вперед», которая проповедовала «богоискательство» и «богостроительство». Со всей страстностью и научной беспощадностью обрушился Ленин на попытки подменить материализм идеализмом. Их переписка обрывается письмом Ленина от 16 апреля 1908 года, где Владимир Ильич пишет: «Насчет философии приватно: не могу Вам вернуть комплиментов и думаю, что Вы их скоро назад возьмете. А у меня дороги разошлись (и, должно быть, надолго) с проповедниками «соединения научного социализма с религией» да и со всеми махистами» ⁸.

Одними из самых тяжелых моментов в жизни Ленина были те, когда приходилось рвать отношения с людьми еще недавно близкими, товарищами по борьбе, нужными партии. Но компромиссы, уступки в важнейших вопросах революционной теории для него были невозможны. Через много лет Надежда Константиновна писала: «Владимир Ильич любил людей. Он не ставил себе на стол карточки тех, кого он любил, как кто-то недавно описывал. Но любил он людей страстно... Личная привязанность к людям делала для Владимира Ильича расколы неимоверно тяжелыми... Если бы Владимир Ильич не был таким страстным в своих привязанностях человеком, не надорвался бы он так рано. Политическая честность — в настоящем, глубоком смысле этого слова,— честность, которая заключается в умении в своих политических суждениях и действиях отрешиться от всяких личных симпатий и антипатий, не всякому присуща, и тем, у кого она есть, она дается не легко» ⁹.

В своей книге «Материализм и эмпириокритицизм» Ленин подверг сокрушительной критике философию богостроительства. Наступивший длительный перерыв в отношениях Ленина с Луначарским был вызван глубокими идейными и политическими разногласиями. Вместе с остальными членами группы «Вперед» Луначарский выступает за отказ от легальных методов борьбы, за отзыв большевистских депутатов из Государственной думы. В его воспоминаниях об этом есть горькие и мужественные строки: «Часть из нас, продолжавших находиться под впечатлением революционных событий, не сумевших вовремя понять необходимость радикального изменения тактики, к которому обязывали события и которое было намечено Лениным, пошли тем ложным путем, который некоторых из нас вывел потом за пределы нашей партии, а других заставил вернуться в нее с повинной головой и признать всю мудрость ленинской тактики» ¹⁰.

Резко критикуя ошибки Луначарского, Ленин верил в его преданность революционному делу, надеялся на его возвращение в ряды большевиков. «Луначарский вернется в партию»,— говорил он Горькому на Капри.

Оба они страдали от разрыва и, когда в 1910 году встретились на Международном социалистическом конгрессе в Копенгагене, были рады, что почти по всем вопросам копенгагенской программы стоят на близких позициях. Сам Луначарский писал позднее: «Не доезжая Копенгагена, уже в Дании, мы встретились с Лениным и дружески разговорились. Мы лично не порвали отношений и не обостряли их так, как те из нас, которым приходилось жить в одном городе»¹¹.

В годы первой мировой войны их позиции еще больше сближаются в связи с антиимпериалистическим, интернационалистским подходом к ней А. В. Луначарского.

Влияние Ленина на Луначарского было огромным и благотворным, во многом определило его судьбу в революции, и сам Луначарский понимал это и высоко ценил. Он писал: «Хорошо, что после дальнейшего блуждания по левым ошибкам, подход новой грандиозной революционной волны бросил меня опять на правильные пути, на которых я нашел приветливый прием со стороны Ленина» ¹².

Как только в Цюрих, где жил тогда В. И. Ленин, пришли первые сообщения о Февральской революции, большевики начали искать пути возвращения на родину. Надежда Константиновна рассказывала, как заволновался Владимир Ильич, как стал рваться в Россию, какие планы легального и нелегального проезда рождались у него, вплоть до совершенно фантастических: перелететь на аэроплане или ехать по шведскому паспорту под видом немого. Страны Антанты категорически отказались пропустить русских эмигрантов через свои территории. С помощью швейцарского социалиста-интернационалиста Фрица Платтена удалось получить согласие германского правительства на проезд, оговоренное рядом условий.

Луначарский примчался в Цюрих, чтобы повидаться с Лениным. Он писал жене об этой встрече: «Ленин произвел на меня прекрасное, даже грандиозное, хотя и трагическое, почти мрачное впечатление. Впрочем, настоящая беседа с ним будет у нас только завтра. Однако согласиться с ним я не могу. Он слишком торопится ехать, и его безусловное согласие ехать при согласии одной Германии безо всякой санкции из России я считаю ошибкой, которая может дурно отозваться на будущем его... Во мне говорит еще и то, что я все равно ехать в среду с Лениным не могу, а то я, пожалуй, из одной солидарности решил бы разделить его участь, несмотря на всю очевидную для меня опасность его шага в смысле целой тучи нареканий». И в конце письма еще раз: «Но Ленин грандиозен. Какой-то тоскующий лев, отправляющийся на отчаянный бой»¹³.

27 марта первый поезд с политэмигрантами отправляется в Россию. Последние рукопожатия, напутственные слова. Сердца тех, кто остается, рвутся туда, за медленно набирающим скорость составом. «Ленин ехал спокойный и радостный,— вспоминал Луначарский.— Когда я смотрел на него, улыбающегося на площадке отходящего поезда, я чувствовал, что он внутри полон такой мыслью: «Наконец, наконец-то пришло то, для чего я создан, к чему я готовился, к чему готовилась вся партия, без чего вся наша жизнь была только подготовительной и незаконченной» ¹⁴.

В начале мая и сам Луначарский был в революционном Петрограде. В решающий момент, преодолев колебания, он безоговорочно отказывается от всех разногласий с Лениным и большевиками и становится на их сторону. 22 мая, присутствуя в качестве гостя на заседании Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, Луначарский после выступления Керенского посылает записку в президиум: «Присутствую как гость, но, быть может, президиум найдет возможным предложить собранию выслушать мои возражения гражданину министру». За 10 минут, которые были ему даны для выступления, он разрушил все аргументы Керенского, пытавшегося оправдаться, защититься от критики обвинявших его в продолжении войны, восстановлении в армии смертной казни, в отказе дать автономию Финляндии.

Выступление Луначарского произвело сильное впечатление. Керенский в ответной речи снова стал оправдываться. «Театрал и истерик...— писал о нем на следующий день в письме к жене Анатолий Васильевич.— Он, вероятно, сломит себе шею на половинчатой позиции. Для буржуазии он и его все еще огромная популярность — ширма, и последняя позиция ее обороны, он последнее орудие империалистов» ¹⁵.

Жизнь в Петрограде бурлила. Было горячее время митингов. Один из крупнейших ораторов партии, Луначарский в эти дни вел агитацию на заводах, в казармах, на площадях.

После Октября Луначарский — нарком просвещения в первом правительстве Советской Республики. Непочатый край работы — новой, трудной, самой разной.

Начинать с самого начала... Это трудно, но вместе с тем и прекрасно. Революция открыла невиданные в истории возможности для развития народного образования и культуры.

Преодоление саботажа чиновников и налаживание работы нового комиссариата, спасение художественных ценностей, пайки ученым и отопление театров, зарплата учителям и национализация музеев, новые учебники и Пролеткульт, бесплатное питание для детей и открытие изб-читален, библиотек, неутомимая пропаганда идей партии в самых различных слоях общества — это далеко не все, чем приходилось заниматься Луначарскому в первые годы Советской власти.

При разрешении многих вопросов работники только что созданных наркоматов сталкивались с неимоверными трудностями. Обращались за поддержкой к Ленину. «Когда приходилось слишком горько,— вспоминал Луначарский,— когда казалось, что отсутствие средств денежных и человеческих делает положение отчаянным, я отправлялся жаловаться ему, требовать внимания и помощи, добивался того, чего добиться при тогдашних горьких условиях было можно, а вместе с тем видел его спокойную, радостную улыбку и слышал от него какую-нибудь из тех замечательных фраз, которые так и остались у меня в сознании...» ¹⁶.

Давно порвав под влиянием В. И. Ленина со своими «богоискательскими» заблуждениями, Луначарский много выступал по вопросам антирелигиозной пропаганды. Большим успехом пользовались его публичные диспуты с митрополитом Александром Введенским. Церковники пытались использовать против него его прежние ошибки. Об одном из таких эпизодов рассказывал К. И. Чуковский. Митрополит Введенский на диспуте, зачитав несколько «богоискательских» строк из старой книги Луначарского, обратился к аудитории с вопросом:

- Знаете ли вы, кто написал эти благочестивые строки?

И, выдержав эффектную паузу, ответил:

- Нарком Луначарский.

Луначарский возразил ему не сразу. Он долго говорил о другом и, лишь сойдя с трибуны и шагнув к выходу, вдруг словно спохватился:

- Ах, да. Я совсем позабыл ответить моему оппоненту... вот о тех строках, которые он сейчас процитировал. Строки эти действительно были написаны мною. Помню, прочтя их, Владимир Ильич сказал: «Как вам не совестно, Анатолий Васильевич, писать такую чушь! Ведь за нее всякий поганый попик схватится».

И ушел под ураган аплодисментов ¹⁷.

Роль Луначарского в организации народного просвещения в молодой Республике Советов поистине огромна. Свой талант, энергию вложил он в дело культурного преобразования нашей страны. О. Ю. Шмидт рассказывал, что ему пришлось слышать отзыв В. И. Ленина о Луначарском в 1921 —1922 годах, то есть в самые трудные годы перестройки работы Наркомпроса. В ответ на какие-то упреки в адрес Луначарского Владимир Ильич сказал: «Этот человек не только знает все и не только талантлив — этот человек любое партийное поручение выполнит, и выполнит превосходно» ¹⁸.

Человек энциклопедических знаний, теоретик нового, социалистического искусства и литературы, блестящий критик, оригинальный драматург, публицист, Луначарский внес огромный вклад в дело строительства новой культуры.

Бывало, что В. И. Ленин спорил с увлекающимся, порой фантазирующим Луначарским, поправлял его, но в главном всегда поддерживал. Их переписка советских лет обширна и необыкновенно значительна и интересна.

Работа под непосредственным руководством В. И. Ленина, обсуждение с ним широкого круга вопросов культуры позволили Луначарскому собрать и популяризировать ленинские идеи в области культуры.

История и наш народ обязаны Луначарскому еще и тем, что он привлек ряд художников и скульпторов к работе над образом вождя. Благодаря ему мы имеем сделанные с натуры зарисовки Ф. Малявина, Н. Андреева, Н. Альтмана, И. Бродского и других. Стоило большого труда получить у Владимира Ильича разрешение на то, чтобы художник находился в его рабочем кабинете или на заседаниях Совнаркома, но Анатолий Васильевич был настойчив, понимая, что эти портреты бесценны для будущих поколений. Он призывал кинематографистов и фотографов чаще, больше снимать Ленина, просил товарищей делать записи о встречах с Владимиром Ильичей и сам написал о Ленине прекрасные статьи, со страниц которых встает перед нами немеркнущий образ великого вождя пролетариата, мыслителя, ученого, человека высочайшей культуры.

* Луначарский ошибается: встреча состоялась зимой (см.: Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника, т. 1, с. 559).

 

«ОТ СТАРОГО ТОВАРИЩА»

«Ближайшая моя цель по приезде — повидаться с Ильичем,— рассказывал о своем возвращении в революционный Петроград в конце ноября 1917 года старый большевик П. Н. Лепешинский.— Иду в Смольный. Сейчас же соображаю, что делаю глупость. Все мне говорят, да это и без того было понятно, что Ильич безумно занят, что без надобности отнимать у него дорогие минуты его времени прямо-таки грешно. Ну что ж, я и сам знаю, как это нехорошо, но Ильич пообещал мне подарить 10— 15 минут свидания, и я ни за что не откажусь от этого подарка судьбы»¹.

Впервые они встретились в сибирской ссылке в 1898 году, куда Лепешинский попал за участие в социал-демократических кружках. Еще по дороге в ссылку, куда он ехал вместе с Кржижановским, Старковым, Ванеевым, Запорожцем, Лепешинский много наслышался в высшей степени почтительных отзывов о Старике. Об Ульянове говорили как о революционном деятеле крупного масштаба, высокообразованном марксисте, имеющем бесспорное право на роль вождя русской социал-демократии.

Вскоре Пантелеймон Николаевич и сам смог убедиться в правоте этих отзывов. Но если он заочно почему-то составил себе мнение о Владимире Ильиче как о человеке малодоступном для простых смертных, то первая же личная встреча без следа развеяла представление о Ленине как о «генерале».

«Он совершенно не давал чувствовать своего интеллектуального превосходства,— вспоминал П. Н. Лепешинский,— охотно делился с нами своими задушевными мыслями и настроениями, своими взглядами на ту или иную только что прочитанную им книжку, сведениями о политических новостях... ему хотелось бы, чтобы мы столь же страстно, с таким же горением пламенной мысли воспринимали тот или иной теоретический вклад в наше мировоззрение, с каким обычно и он искал новое в прочитываемой или изучаемой им книжке»².

Иногда ссыльным, расселенным по разным местам Минусинского округа, удавалось встретиться и провести время в дружной товарищеской семье. И тогда, казалось, не будет конца разговорам, спорам по самым важным для всех них вопросам. Но находились часы и для отдыха: дружно пели революционные песни, ходили на охоту, катались на коньках.

Лепешинский яростно сражается с Владимиром Ильичем за шахматной доской. Друзья считают и того и другого прекрасными шахматистами. До сих пор Пантелеймон Николаевич обыгрывал здесь всех партнеров. Но теперь он проигрывает одну партию за другой. И даже когда трое — Лепешинский, Старков и Кржижановский — объединяются, получив возможность сообща выбирать нужный ход, им все-таки не удается победить Владимира Ильича. Создав выгодную для себя ситуацию, друзья бурно торжествуют, не замечая глубокой сосредоточенности, собранности противника, несколько точных ходов, и уже ничего нельзя изменить, победа на стороне Владимира Ильича.

Об этих шахматных баталиях Лепешинскому вспомнилось вдруг и во время той памятной встречи в Смольном. Множество мыслей хотелось уложить в тот 15-минутный разговор. Не покидало ощущение, что за такое короткое время ничего значительного и нужного не успеет сказать.

«И вот язык выкрикивает какие-то незначительные фразы со справками о здоровье, о самочувствии и т. п., и только глаза не теряют даром времени и стараются пытливо прочесть на дорогом ильичевском лице повесть о пережитых волнениях, о бессонных ночах, о чувстве великой ответственности перед историей...

- А что, Владимир Ильич,— спрашиваю я шутливо,— не сыграть ли нам как-нибудь в шахматишки, а? Помните старые-то времена?

Боже мой, какой веселый взрыв раскатистого хохота удалось мне исторгнуть своей фразой из груди Ильича! Его глаза перестали смотреть вдаль и привычно залукавились, оглядывая того чудака, который так «вовремя» вспомнил о шахматах.

- Нет,— сказал он наконец серьезным тоном, немного успокоившись от охватившего его смеха.— Теперь уж не до шахмат. Играть больше, вероятно, не придется» ³.

В минусинской ссылке П. Н. Лепешинский стал верным единомышленником В. И. Ленина. На его квартире в селе Ермаковском в 1899 году проходило известное совещание ссыльных социал-демократов, выступивших с протестом против манифеста экономистов «Credo». Именно Владимир Ильич сумел тогда убедить многих, что «Credo» очень симптоматично, что прозевать это явление нельзя, что «экономизм» — грядущая болезнь социал-демократии ⁴.

По окончании ссылки Лепешинский с женой и маленькой дочкой направился в Псков, где должен был обосноваться по совету В. И. Ленина и стать агентом будущей «Искры». По дороге он заезжал к В. И. Ленину, вернувшемуся из ссылки несколько раньше, в Подольск за получением от него инструкций для выполнения новых партийных обязанностей.

Позднее из Пскова к Ленину за границу шли регулярно письма, корреспонденции для «Искры», информация о ходе работы искровских агентов. Псков играл роль активно действующего почтового ящика, служил пересыльным пунктом нелегальной литературы для социал-демократических организаций. Далеко не всегда эта литература прямым путем доходила до адресатов. Часто приходилось выручать посылки, застрявшие где-нибудь далеко от Пскова. Это было связано с немалым риском.

Как-то Пантелеймон Николаевич узнал, что ехавшая из-за границы девица довезла порученный ей чемодан с нелегальной литературой до Выборга, но через финляндскую границу побоялась его перевезти, бросила чемодан «на хранение» на вокзале и сама сбежала.

Что делать? В Выборг едет жена Лепешинского Ольга Борисовна. Получает по квитанции чемодан и отправляется домой. Но беда в том, что он совершенно пустой. Вся тяжесть — за двойным дном, как объяснить пустоту тяжелого чемодана жандармам или таможенным чиновникам при вскрытии его на границе? Денег на покупку приличного камуфляжа нет. Накупила Ольга Борисовна выборгских кренделей и сама открыла чемодан перед жандармами:

— Ничего особенного, как видите, кроме кренделей.

Конечно, пришлось поволноваться, но все обошлось благополучно. И как радовались они потом в Пскове, разбирая драгоценные «папиросные» листки номеров «Искры» и «Зари», которых оказалась в чемодане целая кипа⁵.

На квартире Лепешинских осенью 1902 года состоялась партийная конференция, выбравшая новый (взамен арестованного) Организационный комитет по созыву II съезда партии.

Вскоре после этого Лепешинский был арестован, заключен в тюрьму, а потом выслан в Енисейскую губернию. Не дожидаясь окончательного приговора, который грозил восемью годами якутской ссылки, он совершает побег и в начале 1904 года уезжает за границу.

В Женеве Лепешинскому был известен только один адрес — Плеханова, по которому он и отправился. Здесь он узнает о расколе, который произошел на II съезде партии. Из разговора с Плехановым он понимает, что «попал не к своим, не к Ленину, а в лагерь врагов, ибо и Плеханов, несмотря на его гордое заявление, что он стоит вне драки... на самом деле уже целиком и полностью ушел «по ту сторону баррикады»⁶. Пытались обрабатывать Лепешинского и Мартов с Даном.

Но вот появляется Петр Ананьевич Красиков и ведет Пантелеймона Николаевича к Владимиру Ильичу, чтобы тот разрешил все его сомнения. Однако Ленин ни в чем убеждать Лепешинского не стал и вообще не говорил с ним о съезде. Просто посоветовал самому внимательно прочитать протоколы съезда и сделать собственные выводы.

Изучив протоколы и разобравшись в вопросах расхождения между большевиками и меньшевиками, Пантелеймон Николаевич самоопределился как большевик и оставался им до последнего дня своей жизни.

В тяжелейшей внутрипартийной борьбе, разгоревшейся после II съезда, Лепешинский всегда был рядом с Лениным. Он нашел свое особое очень действенное оружие в борьбе против меньшевиков — политическую карикатуру. Первым поводом явилась статья Мартова «Вперед или назад?» с подзаголовком «Вместо надгробного слова», которая была направлена против работы В. И. Ленина «Шаг вперед, два шага назад». Пантелеймон Николаевич вспоминал: «В далекой юности я забавлялся рисованием карикатур... И вот теперь я снова схватился за перо. «Надгробное слово» Мартова, вздумавшего политически хоронить Ленина, навело меня на мысль о мышах, хоронивших повешенного за лапки кота. Через полчаса карикатура «Как мыши кота хоронили» была набросана. Эффект для меня получился неожиданный. Ильич хохотал над моим.рисунком до упаду и потребовал, чтобы я издал своих «мышей» с помощью литографского камня. С этих пор ни одна моя последующая карикатура, издаваемая на средства нашей большевистской кассы, не проходила без советов и санкций Владимира Ильича, который, по-видимому, одобрительно отнесся к нашим методам борьбы с меньшевиками... требуя только, чтобы мы не переходили за грань политических выпадов и не опускались до уровня обывательского хихиканья по поводу каких-нибудь личных качеств того или иного противника»⁷.

В Женеве Лепешинские организовали столовую, где питались в основном русские политэмигранты. Небольшой доход, который удавалось получать, шел в партийную кассу. Но главное — теперь у большевистской фракции было место для собрания ее членов.

События 9 января 1905 года в России всколыхнули всех. Крупская рассказывала: «Весть о событиях 9 января долетела до Женевы на следующее утро. Мы с Владимиром Ильичей шли в библиотеку и по дороге встретили шедших к нам Луначарских. Запомнилась фигура жены Луначарского, Анны Александровны, которая не могла говорить от волнения и лишь беспомощно махала муфтой. Мы пошли туда, куда инстинктивно потянулись все большевики, до которых долетела весть о питерских событиях,— в эмигрантскую столовку Лепешинских. Хотелось быть вместе. Собравшиеся почти не говорили между собой, слишком все были взволнованы. Запели «Вы жертвою пали...», лица были сосредоточены. Всех охватило сознание, что революция уже началась...» ⁸

Осенью Ленин, а за ним и многие другие большевики уехали в Россию. Лепешинские тоже ликвидировали свою столовую и отправились в революционный Питер. Разгром первой русской революции, отъезд Лепешинского в эмиграцию надолго разлучили Пантелеймона Николаевича с Владимиром Ильичем, но он неуклонно работал в партийных организациях, проводя в жизнь указания Ленина. И вот 1917 год, Октябрьская революция, встреча в Смольном, радостная, товарищеская...

Как ни был занят Владимир Ильич, не прерывались дружеские связи. Хоть редко, но удавалось встречаться старым товарищам, вспомнить молодость, поговорить о сегодняшних проблемах. И заразительно, по-молодому снова хохотал Владимир Ильич над новыми карикатурами Лепешинского, посвященными неурядицам в Наркомпросе, где Пантелеймон Николаевич работал в 1918 году. Именно Владимир Ильич почувствовал, что Лепешинского эта работа не удовлетворяет, поддержал его в решении поехать в провинцию, где катастрофически не хватало опытных, закаленных партийных кадров.

В 1921 году в семью Лепешинских пришла тревога: у их единственной дочери Оли, которую Владимир Ильич и Надежда Константиновна знали буквально с первых лет ее жизни, сильно пошатнулось здоровье. Предполагали острую форму туберкулеза. Нужно было ехать на юг, но как это сделать при нехватке средств, трудностях с транспортом, с устройством на месте. Конечно, одолевали мрачные мысли, родители искали пути спасения дочери. В один из таких дней в квартире Лепешинских появился улыбающийся Михаил Степанович Ольминский.

— Что это у вас такие грустные лица? Собираться на Кавказ пора, а они сидят и ничего не делают!

В ответ на удивленные взгляды хозяев гость достал и положил на стол записку:

«Тов. Фрумкину, Ростов Н/Д и тов. Орджоникидзе, Тифлис или Баку или их заместителям.

Очень прошу вас помочь устроить на лечение Ольгу Пантелеймоновну Лепешинскую, больную туберкулезом. А равно позаботиться о лучшем устройстве ее родителей, Пантелеймона Николаевича и Ольги Борисовны Лепешинских, старых большевиков, которые сами постесняются обратиться за помощью. А поддержать их и помочь им следует.

Прошу черкнуть мне, что удалось сделать для помощи им.

С ком. пр. Ленин»⁹.

Сколько внимания и заботы в этой короткой записке, как хорошо он знал старых товарищей! И типичное для Ленина правило — все доводить до конца, проверять исполнение. Характерное ленинское «прошу черкнуть» исключало возможность невыполнения его просьбы. «В этих немногих строках,— писал П. Н. Лепешинский,— сказался весь Ильич, с его отеческой заботливостью о старых товарищах».

В 1922 году Пантелеймон Николаевич издал книгу «На повороте». Излагая в ней события от конца 80-х годов прошлого века до первого революционного взрыва 1905 года, он рассказал о том, как происходил переход, поворот от раздробленных социал-демократических кружков к созданию боевой революционной партии. Г. М. Кржижановский отмечал, что эти воспоминания отличаются «правдивостью, искренностью, художественной зоркостью их автора, исторической значимостью описываемых им событий».

И конечно, эти воспоминания неразрывно связаны с именем Ленина. Со страниц книги встает образ Ленина не только вождя, но и человека большой души. Найденные автором подробности и детали «дают нам почувствовать,— писал Кржижановский,— несравненное обаяние личности живого Ленина. В этом — главная ценность воспоминаний».

«Дорогому Ильичу от старого товарища. П. Лепешинский 9/V-22 г.»,— написал Пантелеймон Николаевич на обложке своей книги «На повороте», посланной В. И. Ленину.

 

«ДА ЗДРАВСТВУЕТ ТАКОЕ «ПРИНУЖДЕНИЕ»!»

На письменном столе Владимира Ильича в его кремлевской квартире лежит книга в коричневом кожаном переплете. На ее титульном листе читаем: «И. Степанов. Электрификация РСФСР в связи с переходной фазой мирового хозяйства. Предисловия Н. Ленина и Г. Кржижановского». Сверху через всю страницу черными чернилами написано: «Дорогому тов. В. И. Ленину-Ульянову автор, засаженный за работу в порядке беспощадного «принуждения» и неожиданно нашедший в ней свое «призвание». Да здравствует такое «принуждение»! И. Степанов, 23/Х 1921—29/III 1922».

Надпись сделана в полушутливой форме. Так написать Ленину мог человек, который не только хорошо зналего, по был с ним в дружеских отношениях. Но почему «принуждение» и почему автор благодарит за него Ленина? На эти вопросы можно ответить, зная историю написания данной книги.

Они познакомились в 1906 году. Владимир Ильич приехал в Москву в марте 1906 года. Поездка была небезопасной, но крайне необходимой. Полным ходом шла подготовка к проведению в Стокгольме IV (Объединительного) съезда РСДРП. На нем предстояла упорная борьба с меньшевиками по важнейшим вопросам тактики партии. Жестокая расправа царского правительства с восставшим пролетариатом внесла некоторую растерянность в ряды партии. В сложившейся ситуации большевикам необходимо было выработать новую тактику. Поэтому Ленин и предпринял рискованную поездку в Москву. Реально оценить ситуацию на месте, воочию убедиться в необходимости выработки новых действий он считал задачей первостепенной важности.

Приехав утром на Николаевский (ныне Ленинградский) вокзал, Владимир Ильич отправился по адресу, который ему дали товарищи. Добираться пришлось довольно долго. Указанный дом находился в центре города, в Большом Козихинском переулке (ныне улица Остужева). Здесь жил известный среди московской социал-демократии большевик Иван Иванович Скворцов (за которым позднее укрепился партийный псевдоним «Степанов»).

Поднявшись по лестнице, Владимир Ильич остановился перед дверью нужной ему квартиры. Убедившись, что за ним никто не следит, он постучал. На условный стук дверь открыли. Владимир Ильич увидел человека, с которым давно хотел познакомиться. Его поразила необычайная бледность и худоба Ивана Ивановича (позднее он узнал, что Скворцов тяжело болен туберкулезом легких). Лысоватый, с густой бородой, Скворцов в свои тридцать с небольшим лет выглядел значительно старше.

И только живые, пронзительные глаза говорили об огромном запасе душевной молодости и неистраченной энергии.

В преданности этого человека делу рабочего класса и партии не приходилось сомневаться: не раз царская охранка бросала его в тюрьму, отправляла в ссылку. Вспомнился Владимиру Ильичу и случай, о котором ему рассказывал Алексей Максимович Горький. Как-то в 1900 году на квартире одного московского либерала собралась местная интеллигенция. Долго и нудно рассуждали о положении в России. И вдруг среди наступившей тишины раздался резко прозвучавший голос молодого человека, стоявшего в углу: «Задача сегодняшнего дня — организация рабочего класса, борьба против самодержавия». В этом молодом голосе уже чувствовалась сильная, бескомпромиссная натура бойца, закаленного суровой борьбой. Это был Скворцов. «Таким прямодушным, честнейшим юношей,— говорил позднее Алексей Максимович,— он остался для меня на всю его прекрасную и трудную жизнь борца, непоколебимого большевика»¹.

Давно ждал Иван Иванович встречи с Владимиром Ильичем. Имя организатора «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», блестящего пропагандиста марксизма, руководителя большевистской части русской социал-демократии было хорошо известно в Москве. И теперь, когда Владимир Ильич, уставший после дороги, сидел у него в квартире и с удовольствием пил крепкий чай, Скворцов был счастлив представившемуся случаю поговорить с Лениным о наболевших вопросах.

Разговор завязался сразу. Владимир Ильич знал, что путь Скворцова в партию был не из легких. Знал о его увлечении народничеством. Владимир Ильич невольно улыбнулся, вспомнив, как обрадовался он, узнав от Бонч-Бруевича, приехавшего в Женеву, что Скворцов полностью порвал с народническими идеями и окончательно перешел в партию большевиков.

Ленина очень интересовало мнение собеседника о теперешнем положении в Москве. Он засыпал его бесчисленными вопросами о настроении среди рабочих, о положении в партийной организации Москвы после декабрьских событий 1905 года. «С жгучим вниманием относился Владимир Ильич ко всему, связанному с московским восстанием,— вспоминал позднее Иван Иванович.— Мне кажется, я еще вижу, как сияли его глаза и все лицо освещалось радостной улыбкой, когда я рассказывал ему, что в Москве ни у кого, и прежде всего у рабочих, нет чувства подавленности, а, скорее, наоборот. Организация частично глубже ушла в подполье, но вовсе не отказалась и от открытой агитации и пропаганды. Никто не думает отрекаться от того, что большевики делали в последние месяцы. О панике, об унынии не может быть речи. От повторения вооруженного восстания нет оснований отказываться»². Все это звучало оптимистично, и особенно отрадно было Владимиру Ильичу услышать такой рассказ от человека, который прекрасно знал настроение московского пролетариата.

Пребывание Владимира Ильича в Москве в то время было крайне опасным. После подавления восстания в городе особенно усилился надзор за политически «неблагонадежными». Часто среди ночи в квартиры взятых на подозрение лиц врывались жандармы. Скворцов уже давно был на учете в полицейском участке, поэтому оставаться Владимиру Ильичу у него на квартире было нельзя. Тогда же вечером решили, что он перейдет на жительство в более безопасное место. Роль провожатого взял на себя Иван Иванович. Он и позднее не раз сопровождал Владимира Ильича, подбирая ему новые конспиративные квартиры.

По просьбе Ленина Скворцов познакомил его с некоторыми руководителями московской социал-демократии, и Владимир Ильич провел ряд важных совещаний по подготовке к очередному партийному съезду и выборам в I Государственную думу. Было решено в числе других товарищей послать на съезд в Стокгольм и Скворцова. Он был выдвинут от московских большевиков и в Государственную думу.

В эти дни Владимир Ильич встречался с членами литературно-лекторской группы Московского комитета РСДРП, деятельности которой он придавал большое значение. Ленин считал, что в тот момент главным было «развивать сознание масс, выяснять им политическое значение восстания. Но этого мало. Надо, кроме того, звать массы на вооруженную борьбу, сейчас же начать вооружаться и организоваться в отряды революционной армии»³.

Этими задачами и занималась лекторская группа МК. Ведущую роль в ней по праву играл Скворцов-Степанов. Среди других лекторов группы его выделяли прекрасные ораторские способности, глубокая убежденность и великолепное знание марксизма. Товарищи о нем отзывались как о человеке с большим темпераментом, колоссальной начитанностью и редкой работоспособностью, это был ядовитый и остроумный полемист в прессе и публичных выступлениях. Все эти качества выдвинули его уже тогда в число видных теоретиков московской социал-демократии. Позднее, вспоминая о Скворцове-Степанове того периода, В. Д. Бонч-Бруевич писал: «...особенно выгодно выделялась теоретическая стойкость Ивана Ивановича, который всегда всем сомнениям и шатаниям противопоставлял широкое обоснование научных марксистских знаний, и его вполне справедливо называли основным теоретиком социал-демократической организации Москвы» ⁴.

Приезд Ленина в Москву в марте 1906 года имел огромное значение для сплочения марксистских сил города, для всего революционного движения России. В лице Владимира Ильича российский пролетариат видел своего вождя. «Конечно, мы тогда еще не предполагали, что Ленин вырастет в колоссальную мировую величину,— вспоминал позднее Скворцов-Степанов.— Но уже тогда он занимал в нашей партии совершенно исключительное положение»⁵.

Эта встреча произвела на Ивана Ивановича огромнейшее впечатление. Личное знакомство с Лениным положило начало их глубокому взаимному уважению и большой дружбе. Отныне вся жизнь и деятельность Скворцова-Степанова проходила под влиянием Владимира Ильича.

Ленин высоко ценил яркий талант публициста, эрудицию и большую культуру Ивана Ивановича, его совершенное владение пером во всех литературных жанрах: будь то статья или крупное научное исследование, полемическая заметка или фельетон на злобу дня. Отличное знание иностранных языков давало Скворцову-Степанову возможность заниматься исследованием зарубежной литературы и переводом ее на русский язык. Вот почему именно ему, убежденному и образованному марксисту, Владимир Ильич рекомендует взяться за перевод «Капитала» Карла Маркса. Позднее эта работа, получившая высокую оценку Ленина, стала важнейшим делом жизни Скворцова-Степанова, его научным подвигом, одной из главнейших заслуг перед марксизмом.

На книжной полке рабочего кабинета Владимира Ильича можно видеть несколько томов «Капитала» в переводе и под редакцией Скворцова-Степанова. Это был не только перевод гениального творения с языка оригинала на русский язык, но и поистине научное исследование с глубочайшим изучением всех нюансов и тонкостей бессмертного произведения Маркса. Этому переводу предшествовала колоссальная подготовительная работа — пришлось сделать многочисленные переводы работ Маркса по вопросам истории, экономики, социологии и философии. Эти переводы, переизданные в советское время, были приобретены Владимиром Ильичем и в числе необходимой литературы находились в его рабочем кабинете. О том, что Ленин постоянно обращался к этим книгам, «советовался» с Марксом, говорит огромное количество ленинских пометок на их страницах.

Философия для Скворцова-Степанова всегда имела особое значение в ряду других общественных наук. К истинному марксистскому мировоззрению он пришел, поборов увлечение махизмом и эмпириокритицизмом. Это высоко оценил Владимир Ильич. Когда в 1909 году (при содействии Скворцова-Степанова) был издан его знаменитый философский трактат «Материализм и эмпириокритицизм», он попросил старшую сестру Анну Ильиничну подарить книгу Скворцову-Степанову. В письме к ней Ленин писал: «Писателю» (один из псевдонимов И. И. Скворцова-Степанова.— Л. Ш.) тысяча благодарностей за согласие помочь. Он, кажись, все же марксист настоящий, а не «марксист на час», как иные прочие. Немедленно преподнеси ему от меня мою книгу»⁶.

Владимиру Ильичу импонировали необычайная работоспособность, неиссякаемая энергия и идейная стойкость Ивана Ивановича, качества, которые он считал необходимыми для революционера-бойца. Он как-то с восторгом сказал В. Д. Бонч-Бруевичу: «Вот что значит сила величайшей убежденности, сам кашляет, температурит, задыхается, худой, желтый, а всегда весел, жизнерадостен... Это замечательное качество. Это очень хорошо. Смотрите, как он на всех прекрасно влияет»⁷.

Здоровье Ивана Ивановича, подорванное ссылками, огромным напряжением, все чаще стало сдавать. Врачи констатировали обострение хронического туберкулеза легких. В 1918 году у него начался опасный для его состояния плеврит. Несмотря на это, Скворцов-Степанов продолжал неистово работать. Бонч-Бруевич вспоминал: «...я поехал к нему, и что же увидел? Иван Иванович полусидел в постели, окруженный высокими подушками, потому что при малейшем снижении его бил ужасный кашель, продолжавшийся нередко по несколько минут, так что на бьющегося в этом припадке кашля Ивана Ивановича было тяжело и больно смотреть. Вся его кровать была завалена книгами и бумагами. Он пристроил какую-то дощечку у своей груди и продолжал на ней писать. Все мои уговоры о том, что он себе крайне вредит таким напряжением, ни к чему не привели. Он мило и ласково улыбался и говорил, что не писать не может, это просто его вторая натура, потребность»⁸.

Навещал больного и Владимир Ильич. Они беседовали на самые разные темы, общение доставляло им взаимную радость. От глаз Ленина не укрылись, конечно, тяжелые условия жизни старого партийца: плохонькая квартирка при хроническом недуге. Скромность, щепетильность Ивана Ивановича не позволяли ему хлопотать об улучшении своих жилищных условий. Зная это, Ленин сам взялся за устройство его быта. Однажды, вернувшись от Скворцова-Степанова, Ленин написал записку руководителю хозяйственного аппарата Кремля и Домов Советов А. П. Платонову: «Категорически настаиваю на том, чтобы т. Скворцову была немедленно предоставлена квартира. Председатель Совета Народных Комиссаров В. Ульянов (Ленин)»⁹.

Необычайно насыщен событиями в жизни Скворцова- Степанова был 1920 год. Иван Иванович, несмотря на физическое недомогание, просит послать его на фронт для агитационной работы в войсках. Он уезжает на Западный фронт и вместе с частями Красной Армии участвует в стремительном марш-броске на запад. Итогом почти двухмесячного пребывания в рядах сражающейся Красной Армии стала его новая книга «С Красной Армией на панскую Польшу. Впечатления и наблюдения», вышедшая в 1920 году. В библиотеке Владимира Ильича есть экземпляр и этой книги Ивана Ивановича.

1920 год подходил к концу. Позади три года тяжелейшей гражданской войны и иностранной интервенции. Выдержала это испытание, устояла молодая Советская Республика. На востоке Красная Армия еще добивала последние остатки контрреволюционных банд и войск Антанты, а в Москве партия большевиков намечает немыслимо дерзкую по тому времени программу преобразования России путем электрификации всего народного хозяйства. План ГОЭЛРО (как его стали потом называть) должен был обсуждаться на VIII Всероссийском съезде Советов.

Москва готовилась к этому съезду. Повсюду на улицах и площадях чувствовалась праздничная приподнятость. Украшено здание Большого театра, где должен проходить представительный форум.

22 декабря 1920 года в 12 часов дня открывается первое заседание съезда. С докладом ВЦИК и СНК о внешней и внутренней политике страны выступал Председатель Совнаркома Ленин. Встреченный бурей оваций, Владимир Ильич поднимается на трибуну. В наступившей тишине он начинает свой доклад.

Говоря об огромном значении электрификации России, Ленин назвал план ГОЭЛРО «второй программой партии». Политическая программа «должна дополниться второй программой партии, планом работ по воссозданию всего народного хозяйства и доведению его до современной техники». Заканчивая свой доклад, Владимир Ильич сказал: «Надо добиться того, чтобы каждая фабрика, каждая электрическая станция превратилась в очаг просвещения, и если Россия покроется густой сетью электрических станций и мощных технических оборудований, то наше коммунистическое хозяйственное строительство станет образцом для грядущей социалистической Европы и Азии» ¹⁰.

Ленинский научно обоснованный план преобразования России был полностью одобрен и принят VIII съездом Советов. Но российскому пролетариату и крестьянству необходимо было доходчиво объяснить значение плана ГОЭЛРО, показать грандиозность выдвинутой идеи, привлечь к ее выполнению миллионы трудящихся.

Владимир Ильич считал необходимым организовать в печати самую широкую пропаганду плана ГОЭЛРО. Он искал людей, обладающих необходимыми для этого знаниями и способных включиться в эту большую работу. Он искал литераторов, которые могли бы написать популярную книгу на эту тему.

Однажды в дружеской беседе Владимир Ильич предложил написать такую книгу Скворцову-Степанову. Не считая себя специалистом в этой области, Иван Иванович упорно отказывался. Человек высочайшей требовательности к себе, он не считал себя вправе браться за такой ответственный труд. Однако, зная его партийную принципиальность, талант публициста, Ленин сумел убедить его, что он справится с темой.

Скворцов взялся за работу. Прежде всего необходимо было изучить десятки специальных трудов, справочников, проштудировать тысячи страниц литературы по энергетике. Дело двигалось медленно, мешала большая загруженность в Госиздате, где Скворцов-Степанов был заместителем председателя редакционной коллегии. С самого начала Владимир Ильич внимательно следил за этой работой. 17 июля 1921 года он запрашивал из Горок телефонограммой: «Прошу Вас сообщить мне, как двигается и когда закончится обещанная Вами работа»¹¹.

Внимание и участие вождя было для автора книги необходимым. Испытывая душевную и физическую усталость, он писал Владимиру Ильичу: «Надо увидать Вас, когда будете в Москве, по обыкновению на 5 минут, чтобы подвинтить себя» ¹². В этих встречах и беседах с Лениным Скворцов черпал творческие силы.

И все-таки дела в Госиздате изрядно отвлекали, да и со здоровьем было не все в порядке. Поэтому Иван Иванович решился, хотя это было не в его правилах, обратиться к Владимиру Ильичу с просьбой предоставить ему двух-трехмесячный отпуск для написания книги. Ленин пишет письмо в Оргбюро ЦК РКП (б): «Ввиду просьбы Ив. Ив. Скворцова (Степанова), прошу отменить его командировку и сослать его вместо этой командировки в один из подмосковных совхозов, на молоко, чтобы он в 1—1 1/2 месяца, не отвлекаясь другими делами, кончил предпринятую им литературную работу» ¹³. Ильич дает также указание управляющему делами Совнаркома Н. П. Горбунову оказать Скворцову-Степанову помощь в получении нужной литературы.

Теперь Иван Иванович полностью погрузился в работу. Он трудился много, с увлечением. Уже видны очертания будущей книги. В январе 1922 года Скворцов-Степанов писал Ленину: «Дорогой Владимир Ильич, по- прежнему яростно электрифицирую. Вполне определился уклон от Вас к Кржижановскому: не брошюра из разряда пресловутой «производственной пропаганды», а более обстоятельная работа, захватывающая и вопросы «экономики переходного времени» и «новый курс экономической политики» и т. д. Зато получите действительное руководство для совпартшкол и для наших лекторов...» ¹⁴

Вскоре книга была написана. Автор посылает свою рукопись Ленину. Прочитав едва половину текста, Ленин приходит в восторг. Написанная за рекордно короткое время, всего за полгода, книга представляет собой глубокий научный труд и в то же время популярно излагает сложнейшие экономические и технические вопросы. 19 марта 1922 года Ленин посылает автору письмо с благодарностью и восхищением, поздравляя его с большим успехом: «Сейчас кончил просмотр 160 страниц Вашей книги. Насколько бешено... я Вас ругал за то, что Вы способны теперь сидеть месяцы за опровержением Кунова, настолько от этой книги я в восторге. Вот это дело!.. Еще раз: привет и поздравления с великолепным успехом»¹⁵. Ленин назвал ее образцом того, как надо «учить с азов, но учить не «полунауке», а всей науке».

В марте 1922 года, к открытию XI съезда партии книга И. И. Скворцова-Степанова «Электрификация РСФСР в связи с переходной фазой мирового хозяйства» увидела свет. Еще до ее выхода в газете «Правда» было опубликовано предисловие к книге, написанное В. И. Лениным. Давая высокую оценку этому труду, он писал: «От всей души рекомендую настоящую работу тов. Степанова вниманию всех коммунистов. Автору удалось дать замечательно удачное изложение труднейших и важнейших вопросов. Автор прекрасно сделал, что решил писать книгу не для интеллигентов (как у нас принято писать книги, подражая худшим манерам буржуазных писателей), а для трудящихся, для настоящей массы народа, для рядовых рабочих и крестьян» ¹⁶.

Книга была не только прекрасным учебником для миллионов рабочих и крестьян, не только «пособием для школ», как ее назвал Владимир Ильич, но и настоящим партийным публицистическим произведением.

Поздравляя Скворцова-Степанова с успешным завершением работы над книгой, Владимир Ильич делает ему новое предложение: «...напишите еще (отдохнув сначала, как следует) такой же томик по истории религии и против всякой религии... с обзором материалов по истории атеизма и по связи церкви с буржуазией» ¹⁷. Владимир Ильич не случайно обратился к Ивану Ивановичу с этой темой. Авторитет его в области атеистической пропаганды был велик, так как Скворцов-Степанов не раз уже страстно выступал по вопросам научного атеизма. Научно-атеистическую пропаганду он вел умно, доходчиво и понятно для простого человека. Емельян Ярославский писал: «Скворцов-Степанов умел подходить к самому темному человеку, разъясняя ему большую мысль... Скворцов-Степанов прекрасно знал так называемое «священное писание», библию, евангелие. Читал он внимательно и «житие святых». Он дал нам, безбожникам, образцы умелого пользования религиозными литературными произведениями, религиозными и народными сказаниями для антирелигиозной пропаганды»¹⁸.

Владимир Ильич был знаком с атеистической деятельностью Скворцова-Степанова. В его библиотеке имеется около десятка книг, написанных писателем-атеистом, на некоторых из них можно видеть пометки Ленина и Крупской.

Ко дню рождения Ильича Скворцов-Степанов дарит ему книгу «Благочестивые размышления. (Об аде и рае, бесах и ангелах, грешниках и праведниках и о путях ко спасению)» с такой надписью: «Дорогому В. И. Ульянову (Н. Ленину) в день его пятидесятилетия благословение от автора, кандидата в патриархи большевистской церкви. 23.IV. 1920». На суперобложке Владимир Ильич написал черным карандашом: «И. И. Степанов о попах».

Есть в библиотеке Ленина и еще несколько книг Ивана Ивановича, подаренных Владимиру Ильичу и Надежде Константиновне с теплыми, часто шутливыми дарственными надписями.

Круг интересов ученого, публициста Скворцова-Степанова, диапазон изучаемых им проблем был необычайно широк. Среди работ, написанных автором (около пятидесяти его книг хранится в библиотеке Ленина в Кремле), имеются книги на самые различные темы.

По-особому дорога была Скворцову-Степанову небольшая, тонкая книжка «Жан-Поль Марат и его борьба с контрреволюцией (1743— 13 июля 1793 г.)». Ее высоко оценил В. И. Ленин. В его библиотеке хранится несколько ее изданий. Сам Иван Иванович рассказывал:

«С этой книжечкой для меня связаны большие воспоминания... В конце 1921 или в начале 1922 г., когда книжечка вышла уже 5-м московским изданием (были перепечатки и в других городах), Владимир Ильич, к которому я забежал по какому-то делу, сказал мне:— Сегодня ночью я еще раз прочитал вашего Марата. Превосходная книжечка! Ее надо перевести.

Читатели поймут, что я тут почувствовал. При жизни Владимира Ильича я никогда не сказал бы ему, что он — действительный герой этой книжки, что в ней я вел борьбу за него и за нашу партию, за ленинскую партию. Как же я был счастлив, когда узнал, что он прочитал книжечку и оценил ее боевое значение» ¹⁹.

Все эти книги хранят память о прекрасной дружбе единомышленников, соратников по борьбе за великие коммунистические идеалы.