В. И. Старцев
Тайна октябрьской ночи
История долго была служанкой богословия. Многие века. Да и сегодня превращение ее во вполне независимую, объективную науку не закончилось и на Западе. У нас же с конца двадцатых годов история стала служанкой грозного генсека. Правдивый рассказ о событиях Великой Октябрьской социалистической революции был заменен мифом, высочайше утвержденным сначала «Кратким курсом», а потом и краткой биографией Сталина. В этом мифе не имели значения действительные факты, события, даты. Учитывалось лишь то, что возвеличивало роль Вождя, показывало его мудрость и политическое предвидение. В спущенной сверху схеме событий Ленину отводилось строго определенное место. Он был назначен «консультантом» и главным другом Вождя — давал советы и даже указания, но всю практическую работу по руководству восстанием «перепоручил» Сталину. Вот почему так важно знать, когда Ленин вернулся в Петроград из финляндского подполья.
Эйно Рахья, телохранитель и связной Ленина, а также и Александр Шотман, связной ЦК, утверждали, что Ленин вернулся в Петроград в конце сентября, без разрешения ЦК, Сталин об этом узнал случайно и был страшно раздосадован. Но с 1924 года известна и другая точка зрения: Ленин приехал 7 октября по старому стилю. Это утверждали хозяин конспиративной квартиры в Выборге Юхо Латукка и машинист паровоза, на котором Ленин пересекал границу, Гуго Ялава.
Последняя дата устраивала Сталина больше, тем более что и сам он «вспомнил», что встречался с Лениным сразу же после его возвращения в Петроград и было это 8 октября 1917 года. Так в нашей истории на 50 лет явилась дата 7 октября, да и сегодня от нее еще не вполне отказались.
Фантасты разработали тему параллельных вселенных, существующих одновременно с нами, но «в других измерениях». Вот такую, параллельную действительной историю мы создали в литературе конца тридцатых — семидесятых годов. Вместо решения уничтожить ленинские письма о восстании на заседании ЦК 15 сентября, оказывается, принималось решение полностью их одобрить! Вместо борьбы, которую большинство членов ЦК вело с Лениным, оно, оказывается, немедленно взялось за всестороннюю подготовку восстания. И было два штрейкбрехера, два негодяя, предавших, как и Иуда Троцкий, план восстания врагу. Но все равно стальное единство партии спасло положение, и победа была одержана. Выдрессированные и выученные Сталиным историки упорно защищали созданную ими мифическую картину единодушия и единогласия. Об одном из моментов рождения мифа рассказывается ниже.
СТАРЫЙ СПОР
«7 октября Ленин нелегально приехал из Финляндии в Петроград. 10 октября 1917 года состоялось историческое заседание ЦК партии, на котором было решено в ближайшие дни начать вооруженное восстание» («История ВКП(б). Краткий курс», с, 196). Эта первая официальная версия родилась еще в 1935 году. В 1938 году она была высочайше утверждена. На долгие годы в правильности этих утверждений не полагалось иметь сомнений. Но сегодня вопрос остается открытым.
В 1973 году вышел в свет четвертый том биографической хроники «Владимир Ильич Ленин». Его составители определили время возвращения Ленина в Петроград из Финляндии временем «между 3 и 10 октября 1917 года». При этом сделано следующее обширное примечание, которое мы приводим целиком: «О дате приезда Ленина в источниках и литературе имеются противоречивые сведения. В воспоминаниях современников — Н. К. Крупской, Г. Ялавы, Ю. Латукки приезд Ленина датируется 7(20) октября; Э. Рахьи, М. В. Фофановой, А. В. Шотмана — концом сентября (ст. стиль). В начале 20-х годов в исторической литературе фигурировали даты: конец сентября и 20 октября (2 ноября). Затем после опубликования (1927 г.) протокола ЦК РСДРП(б) от 10(23) октября появилась дата 9(22) октября. С 30-х годов в литературе утвердилась дата 7(20) октября; в конце пятидесятых — начале 60-х годов назывались также даты 22 сентября (5 октября) и 29 сентября (12 октября). В Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС в ноябре 1960 года было проведено специальное совещание по этому вопросу с участием историков Москвы, Ленинграда и старых большевиков. В ноябре 1962 года дата приезда Ленина обсуждалась в Ленинграде на Всесоюзной научной конференции, посвященной 45-летию Октябрьского вооруженного восстания. Разные точки зрения существуют и в настоящее время. Документальными источниками по этому вопросу являются протоколы ЦК РСДРП(б) от 3(16) (там записано: «принято решение предложить Ильичу перебраться в Питер, чтобы была возможной постоянная и тесная связь») и 10(23) октября (а в этот день на вечернем заседании ЦК Ленин уже выступал с докладом, зафиксированным в протоколе.— В. Ст.). Поэтому составители биохроники считают, что Ленин мог приехать в Петроград в один из дней между 3 и 10 (16 и 23) октября».
Эта сухая и осторожная справка не дает ни решения проблемы, ни намека на то, кто же прав. Но за ней скрываются жаркие споры. Вспоминаю сессию 13—16 ноября 1962 года в Ленинграде, в Большом конференц-зале Академии наук СССР, где шли страстные споры о том, когда же приехал Ленин в Петроград. Возмутителем спокойствия выступал тогда сотрудник Ленинградского отделения Института истории АН СССР П. Н. Михрин. Он громко бросал в лицо президиуму, что академик И. И. Минц в угоду Сталину в 1935 году сфальсифицировал записи в табель-календаре машиниста Гуго Ялавы, чтобы доказать, будто Ленин вернулся в Петроград 7 октября, ибо, по словам Сталина, 8 октября состоялась их встреча на квартире рабочего Никандра Кокко. Но авторитет Минца был непререкаем, и все с осуждением косились на Михрина. Редактор будущего сборника профессор А. Л. Фрайман, человек честнейший, но преданный академику до кончиков ногтей, попал в затруднительное положение. Выход нашли: за сообщением Михрина поместили сообщение не участвовавшей в сессии А. Я. Великановой, она доказывала правильность точки зрения Минца.
И все же опровергнуть главный козырь Михрина не удалось. Когда он наткнулся на противоречия в свидетельствах мемуаристов и заглянул в пресловутый табель-календарь, то увидел, что часть записей сделана карандашом и другим почерком. Ему удалось добиться экспертизы: «Отдел криминалистических исследований Института милиции Министерства внутренних дел в своем заключении, датированном 4 июня 1959 года, отметил, что записи в дневнике Ялавы за 22(9) августа и 20(7) октября отличаются от всех остальных записей по размеру и разгону почерка». О записи за 7 октября сказано, что установить, кем она выполнена, не представляется возможным.
Но тогдашние блюстители историко-партийной науки, получив акт экспертизы, сообразили, что Михрин замахивается на самое святое — на «великую дружбу Ленина и Сталина»! В 1960 году было проведено совещание в Институте марксизма-ленинизма, вскоре Михрина «турнули» из Ленинградского института истории партии.
За что же сражался Михрин? Какую позитивную точку зрения он отстаивал по существу? Дело в том, что еще с 1928 года М. В. Фофанова, хозяйка последней квартиры Ленина в Петрограде, в своих воспоминаниях писала, что хорошо помнит, как Ленин с Крупской пришли к ней вечером в одну из пятниц. После XX съезда и возвращения из ссылки Фофанова стала называть и дату — 22 сентября.
Михрин, изучив произведения самого Ленина, обратил внимание на то, что до 28 сентября включительно тот ссылается в своих статьях на материалы вчерашних петроградских[14]газет, а с пятницы, 29 сентября,— сегодняшних! Он нашел опору и в воспоминаниях А. В. Шотмана, связного ЦК, и в воспоминаниях Э. А. Рахьи, телохранителя Ленина, сопровождавшего его во всех переездах через границу. Они оба утверждали, что Ленин вернулся без разрешения в Петроград и произошло это «в конце сентября». Отсюда историк делал вывод: Фофанова права в том, что Ленин приехал в «пятницу». Только не 22, а 29 сентября!
Но ведь Гуго Ялава утверждал, что он перевез Ленина через границу ночью с 20 на 21 октября нового стиля, то есть с 7 на 8 октября («Ленинградская правда» 16 апреля 1924 года), и Юхо Латукка, в доме жены которого Ленин жил в Выборге (30 сентября — 20 октября), об этом дважды написал в автобиографии, датированной 13 февраля и 18 декабря 1924 года. Аналогичный текст появился в 1925 году в сборнике «Ленин в воспоминаниях финнов». Минц в то время еще и не помышлял, что он будет историком, не то что академиком! Указывая на это обстоятельство, Великанова была по-своему права.
АРГУМЕНТЫ АВТОРА
Я наблюдал тогда этот спор со стороны. И довольно равнодушно. Но позже заинтересовался подпольем Ленина в 1917 году. В связи с источниковедческим исследованием произведений Ленина, датируемых 5 июля—14 сентября 1917 года, предстояло определять время написания и последовательность работ, устанавливать обстоятельства их создания и прочее. Пришлось заниматься и переездом Ленина на паровозе Гуго Ялавы в Финляндию и обратно, самому изучить все доступные источники и литературу. И я пришел к убеждению, что самый главный источник по всем этим вопросам — сам Ленин. Он обладал колоссальной работоспособностью. Писал каждый день. Причем от руки. Если ему ничто не мешало, мог написать пол-листа в день и даже больше (11—14 страниц в переводе на машинописные). Это была, так сказать, его «норма». Когда он перешел на нелегальное положение и переехал в Разлив, то вплоть до возвращения в Петроград в октябре каждый день работал примерно в таком ритме.
Все переезды связаны были со значительными затратами времени. К счастью для исследователя, почти все, что написал Ленин с июля по октябрь, сохранилось. Поэтому, определив время создания каждой из известных за эти три с половиной месяца ленинских работ, строго расположив их в хронологическом порядке, мы обнаружим временные пустоты. Эти лакуны и будут днями ленинских переездов.
Так вот, с этой точки зрения и версия Фофановой, и версия Михрина при всем уважении к его научному бесстрашию не выдерживают критики. Ленина не могло быть в Петрограде ни 22 сентября, ни 29. Из ленинских произведений за конец сентября видно, что он отправляет их именно из Финляндии, о чем сам письменно упоминает. И Фофанова, и Михрин, объясняя это, пишут, что Ленин посылал рукописи в Финляндию, а потом они снова возвращались в Петроград. Делал он это якобы из конспиративных соображений, так как ЦК еще не разрешал ему возвращаться. Выходит, Ленин обманывал ЦК (?), удлинял сроки связи на 2—3 дня, в то время как обстоятельства требовали как можно более их сокращать? Это абсолютно не вяжется и с характером Ленина. Он мог вводить в заблуждение врага, но не своих, не партию, не ближайших соратников. Вообще он был искренен в письмах. И если утверждал, что данные строки написаны утром такого-то дня, то это так и было.
7 и 8 октября Ленин свою «норму» выполнил, а значит, передвигаться он не мог ни в один, ни в другой день. А вот за девятое октября пока ни одной строчки, написанной Лениным, не найдено. И за десятое, между прочим, тоже! Мы знаем, что вечером этого дня Ленин не только был в Петрограде, но уже и выступил на заседании ЦК РСДРП(б). Наиболее вероятным днем, когда Владимир Ильич мог переезжать из Выборга в Петроград, остается 9 октября 1917 года. Но может быть, он переехал шестого? А рукописи, относящиеся к 7—8 октября, написаны уже в Петрограде? Нет, и за 6-е, и за предыдущие дни нам известен полновесный ленинский рукописный «отчет».
В конце шестидесятых годов в Стокгольме было сделано важное открытие. Корреспондент газеты «Сельская жизнь» по Скандинавским странам Ю. Ф. Дашков нашел в архиве рабочего движения Швеции копию дневника Карла Харальда Вийка за 1917—1918 годы. Карл Вийк, депутат Финляндского сейма, член руководства Финляндской социал-демократической партии, по согласованию с русскими большевиками встречал и устраивал Ленина в Финляндии во время его последнего подполья в 1917 году. Вийк делал краткие ежедневные записи, куда вносил сведения о важнейших событиях дня.
Что поразило Дашкова в дневнике Карла Вийка? Полное несовпадение дат с тем, что говорилось в советской историко-партийной литературе. По тем книгам, которые имели хождение у нас в пятидесятых годах, получалось, что Ленин уехал из Петрограда со станции Удельная 22 августа нового стиля (9-го по старому) — это запись в дневнике Гуго Ялавы, а из Гельсингфорса в Выборг — 30 сентября нового стиля (17-го по старому). Вийк же писал, что 21(8) августа Густав Ровио просил его съездить к русским в Лахти, 22(9) августа он привез его к себе в местечко Маль под Гельсингфорсом, а 23(10) августа привел Ленина на встречу с Ровио на Хагнесскую площадь в Гельсингфорсе. Из других записей видно, что в четверг, 4 октября (21 сентября), Карл Вийк зашел на квартиру Ровио, где был Ленин, который «собирался вскоре ехать в Выборг, а оттуда, возможно, в Петроград».
Будучи человеком добросовестным, Дашков опубликовал выдержки из дневника Вийка с теми датами, которые там есть. И указал на их расхождение с «общепринятыми». Ему и в голову не приходило, что «официальные» даты могут быть липовыми и именно он держит в руках ключ к их опровержению. Ведь эти дневниковые записи сделаны непосредственно в ходе событий и поэтому имеют несомненный приоритет перед воспоминаниями. Мне была совершенно очевидна правота записей Вийка, но не воспоминаний Юхо Латукки — о 30(17) сентября, дате переезда в Выборг. Что касается записи в табель-календаре Гуго Ялавы о 22(9) августа, то сомнение в ее аутентичности подтверждено графологической экспертизой, предпринятой по инициативе Михрина. Но тогда рушатся и все предыдущие даты переезда Ленина из Ялкалы в Лахти, из Удельной в Ялкалу, да, собственно, и ухода из Разлива!(1)
Увы, о ленинском возвращении из Выборга в Петроград из дневника Вийка ничего нового нельзя извлечь. Лишь косвенно, путем аналогий, можно предполагать следующее. Во-первых, если дата 22(9) августа в качестве времени переезда Ленина из Удельной в Терийоки оказалась неверной, то, следовательно, неверна и следующая дата — 20(7) октября, да и графологическая экспертиза поставила под сомнение их обе. Во-вторых, оказалась неверной одна из дат проживания Ленина в Выборге, указанных Латуккой,— 30(17) сентября. Интересно, что Великанова в своей полемике с Михриным весьма самоуверенно писала, что «до сих пор никто еще не опроверг дату переезда В. И. Ленина из Гельсингфорса в Выборг 17 сентября 1917 г.»! Теперь, после публикации и признания Институтом марксизма-ленинизма дневника Карла Вийка как главного источника по последнему подполью Ленина в Финляндии, и это утверждение было опровергнуто, ибо 21 сентября старого стиля Вийк видел Ленина в Гельсингфорсе на квартире у Густава Ровио. Но это автоматически порождало сомнение и в 20(7) октября. Ленин не приехал в Петроград из Выборга 7 октября, ибо все вторичные подтверждения, в частности Крупской, основываются на мемуарах Латукки и Ялавы.
Я обратил внимание, что до января 1934 года в публикациях воспоминаний Гуго Ялавы называлось не 22 августа по новому стилю, а 22 июля — день, когда он перевез Ленина на своем паровозе в Финляндию. Этот же день назван и в первой публикации его воспоминаний («Ленинградская правда», 16 апреля 1924 года). Только после беседы Ялавы с Минцем в 1935 году появилась другая дата — 22 августа. Очевидно, Минц указал Ялаве на явную нелепость. Что такое 22(8) июля 1917 года? Как утверждала историко-партийная наука, тогда Ленин выехал из Петрограда в Разлив. Если же верить записям из дневника Ялавы, которые он приводил с 1924 по 1934 год, получается, что Ленин и в Разливе-то в шалаше не жил, а сразу уехал в Финляндию. Пришлось Ялаве «перенести» дату своего путешествия с Лениным на целый месяц вперед! Все это окончательно подорвало у меня веру в мифический табель-календарь...
Но еще раз оторвемся от этого документа и обратимся к тем ленинским работам, которые написаны 7 и 8 октября 1917 года, но не в Петрограде. С 6 по 8 октября Владимир Ильич работал над большой брошюрой «К пересмотру партийной программы». В одном месте Ленин замечает: «пишу это 6 октября 1917 года», а в самом конце — «Предыдущие строки были уже написаны, когда вышел №31 «Рабочего пути»...» (ПСС, т. 34, с. 374, 380). Этот номер вышел 8 октября 1917 года. Объем брошюры — почти полтора печатных листа. 6 октября упоминается во второй трети статьи. Значит, эта брошюра начата на день или полтора раньше, думаю, 4 октября. Кроме того, за 7 октября нам известно «Письмо[15] Питерской городской конференции для прочтения на закрытом заседании» объемом 0,2 авторского листа. За 8 октября — «Письмо к товарищам большевикам, участвующим на областном съезде Советов Северной области» (0,3 авт. л.) и «Советы постороннего» (0,1 авт. л.). Общий объем всех четырех работ — два авторских листа. В общем, четыре достаточно напряженных ленинских рабочих дня, которые, вероятно, охватывают 8, 7, 6, 5, а может быть, и часть времени 4 октября 1917 года.
Письмо к питерской городской конференции датируется по ленинским словам «Я могу опираться только на сведения утренних субботних газет». Суббота — это 7 октября 1917 года. Тут же упоминается созыв съезда Советов Северной области, назначенный на 8 октября 1917 года в Гельсингфорсе. Ленин настаивает также на ускорении ухода большевиков из Предпарламента. Следовательно, еще не знает о решениях ЦК РСДРП(б) от 5 октября 1917 года о том, что съезд переносится с 8 на 10 октября и созывается не в Гельсингфорсе, а в Петрограде. Это же заседание ЦК принимает решение: большевикам уйти из Предпарламента в первый же день его работы по прочтении декларации. Значит, вечером 7 октября Ленин еще никак не в Петрограде, а в Выборге.
Что нам известно о 8 октября? Ленин, во-первых, ссылается в последнем, девятом разделе брошюры «К пересмотру партийной программы» на номер «Рабочего пути» от 8 октября. Он узнает также о выходе большевиков из Предпарламента и о переносе съезда Советов Северной области в Петроград и открытии его 10 октября. Конечно, он мог узнать об этом и из газет за 8 октября. Но «Рабочий путь» через газетчиков не распространялся. Его посылали Ленину из Петрограда пакетами, по нескольку номеров сразу. Судя по всему, очередной пакет с номерами газеты «Рабочий путь» он получил после этого в Выборге только 8 октября.
В «Письме к товарищам большевикам, участвующим на областном съезде Советов Северной области», Ленин прямо сообщает: «Я пишу эти строки в воскресенье, 8 октября, вы прочтете их не раньше 10-го октября». Если бы он был в Петрограде, разве бы допустил, чтобы столь важное послание дошло до адресата только через день? Никогда! Более того, Ленин написал это не просто в воскресенье, а, видимо, вечером в воскресенье, ибо, кроме «Рабочего пути» за 8 октября, который ему был специально доставлен (и не ранее второй половины дня), он ссылается в этом письме и на статью Е. К. Брешко-Брешковской в эсеровской газете «Дело народа» тоже за 8 октября 1917 года. Утренние петроградские газеты появлялись в Выборге только во второй половине дня. Сам город Выборг дважды упоминается на страницах этого письма.
Наконец, 8 октября написано и знаменитое письмо «Советы постороннего», содержащее примерный план вооруженного восстания. Кстати, почему никто не хочет ответить на вопрос: отчего оно так странно называется — «Советы постороннего»? И подпись стоит — «Посторонний». Как нам кажется, Ленин так подписался именно потому, что он еще не в Петрограде, а к событиям, которых так нетерпеливо ждет, он не успевает. Письмо, как он полагал, придет раньше него.
Итак, фактический объем письменной ленинской работы, выполненной за 5—8 октября 1917 года, исключает многочасовые передвижения в эти дни, а анализ содержания его писем за 7 и 8 октября убеждает, что они написаны все еще не в Петрограде, а в Выборге. Наиболее вероятный день переезда Ленина из Выборга в Петроград — 9 октября 1917 года.
Установив для себя этот факт, я снова обратился к воспоминаниям участников переезда Ленина из Выборга в Петроград. Их было двое — Ялава и Рахья. Последний много раз рассказывал, что из Выборга они с Лениным ехали на одном поезде. А Латукка писал, что Ленин уехал из Выборга в 2 часа 35 минут дня. Такой поезд действительно был, как подтвердило расписание, опубликованное в выборгских газетах. Гуго Ялава водил поезда от Финляндского вокзала в Петрограде до станции Райвола (ныне — Рощино) и обратно. Поэтому они вышли из выборгского поезда в Райволе и провели там несколько часов. Рахья даже писал однажды, что они сходили в поселок (сейчас он отстоит от станции на 2—3 км). А затем, когда Ялава привел свой состав из Петрограда и готовился перецепляться к новому составу, Ленин забрался на отдельно стоявший паровоз.
Гуго Ялава неоднократно вспоминал, что в 1917 году водил дачный поезд № 71. Об обратном пути он писал: «7(20) октября я повез Ленина обратно в Петроград. Он вместе с Эйно Рахья приехал из Выборга на станцию Райвола за несколько минут до отхода поезда. Была полночь... На станции Удельная Владимир Ильич сошел с паровоза».
Я постарался уточнить расписание дачного поезда № 71 в 1917 году и парного к нему — 72-го, которым, по логике вещей, Ялава должен был ехать обратно. Из Финляндии через общество дружбы мне прислали ксерокопию расписания. Оказалось, что 71-й уходил из Петрограда по местному времени в 10 часов 30 минут вечера, на станцию Удельная прибывал в 10.44, а через минуту отправлялся. В Райволу же прибывал в 12 часов 9 минут ночи. Впрочем, все сходилось — «Была полночь...» Но дальше начались загадки. Поезд №72 отправлялся в Петроград только на следующее утро, в 7.45 из Райволы, и прибывал на станцию Удельная в 9.41 утра. Это означало, что Ялава, Рахья и Ленин должны были ночевать в Райволе и приехать в Петроград рано утром 10 октября. Но это полностью противоречило той картине, которую воспроизводят все мемуаристы: Ленин приехал поздно вечером или ночью. Кстати, сам Ялава никогда не упоминал о поезде № 72. И вообще не называл номер поезда, которым он повез Ленина обратно. А в своей первой публикации на русском языке в «Ленинградской правде» 16 апреля 1924 года называл другой номер — 77. Одним словом, попытки уточнить время приезда Ленина в Петроград 9-го или в ночь на 10 октября зашли в тупик.
ТАБЕЛЬ-КАЛЕНДАРЬ ГУГО ЯЛАВЫ ВООЧИЮ
Недавно я впервые взял в руки архивную папку, в которой был табель-календарь Гуго Ялавы. Как билось мое сердце, когда я развязывал тесемки! И вдруг... Черт возьми, вот тебе и «табель-календарь»! Да это обыкновенная записная книжка формата примерно 9 на 12 см! Внутри на каждой странице по порядочку дни недели обозначены, каждая страница горизонтально разграфлена. Такие книжки и сегодня еще выпускаются у нас в Ленинграде, мама мне их штук десять дарила к праздникам. Но здесь все надписи на финском языке. И календарь 1917 года. Издана до Февральской революции. Даже день рождения государя-императора пропечатан к сведению финнов. Типографски оттиснуто по-фински — «Календарь и записная книжка».
Мне хочется засвидетельствовать, возвращаясь к тем баталиям, которые шумели в 1962 году, что сам по себе календарь — вещь абсолютно подлинная. И подавляющее большинство записей там сделаны в 1917 году. Они выявляют весьма аккуратный и педантичный характер автора. Отражены все свободные дни, сверхурочные работы, стачки, в которых Ялава принимал участие, дни, пропущенные по болезни. Весь календарь — по новому стилю, соответственно и записи отмечают только новый стиль. По 14 января 1917 года они сделаны черными чернилами, а все последующие — в основном простым карандашом. Большинство этих «производственных» записей 1917 года. Вместе с тем к отдельным дням календаря имеются добавления, заметки для памяти об основных событиях революции. Вот они-то явно появились позднее, не в 1917 году. И это вполне понятно. Вспомним, что Ялава не раз совершал рискованные рейсы через русско-финскую границу. Он вполне мог подвергаться опасности обыска и поэтому не делал записей, которые могли бы его скомпрометировать политически. В том числе он, конечно, никак не мог в 1917 году писать о том, когда и как ехал «старик» (то есть Ленин) на его паровозе.
Какие же записи, фиксирующие политические события 1917 года, есть в табель-календаре Гуго Ялавы? Так, за 8 марта (23 февраля) записано: «начало стачки». Все верно, 23 февраля было первым днем февральской забастовки в Петрограде, первым днем Февральской буржуазно-демократической революции. Но тут же рядом: «Дума распущена». А вот это уже неточность. Только вечером 26 февраля (11 марта по новому стилю!) Председатель Совета Министров Н. Д. Голицын вставил в заполненный бланк царского указа о перерыве в работе Думы дату — с 27 февраля 1917 года. Это убедительное доказательство, что записи о хронике событий 1917 года делались позднее самих событий, по памяти, без консультации с газетами или книгами.
13 апреля (31 марта) записано — «Плеханов приехал», а за 16(3) апреля — «Ленин приехал из-за границы». Обе эти записи сделаны химическими чернилами, позднее карандашных записей 1917 года.
К записям за 16(3) и 17(4) июля вписано в каждую графу: «Большевистский заговор». Ялава имеет в виду события 3—4 июля, которые антибольшевистская пресса трактовала как «заговор большевиков».
А вот дальше начинается самое интересное. Запись, за 22(9) июля — «вапаа» — свободен — сделана по стертому резинкой карандашному тексту. Изучение следов этой стертой записи с помощью обыкновенной лупы показывает, что раньше в этой графе было «81—82—73» — номера поездов, которые Гуго Ялава вел своим паровозом. Но потом цифру «73» стерли и над ней написали «71». Это уже было первой ложью, потому что 23(10) июля сам он записал номера поездов: «74, 143/144». Поезд 73—74 был парным, ночным. Ялава приводил его в Райволу за полночь, а поезд № 74 уводил утром следующего дня. Но упоминание о 71-м поезде[16]нужно было потому, что, как казалось машинисту, он твердо помнил, что Ленина перевозил на паровозе, когда вел поезд №71. А то, что исправление было связано именно с этим обстоятельством, подтверждается следующими словами стертой записи: «Укко мёни» — «старик ушел». При этом записан и номер паровоза: «Н 297». Эти записи, судя по почерку, появились в календаре тогда же, когда и все «прочие заметки о революционных событиях. В частности, рядом с графой 16 и 17 июля о «большевистском заговоре». Вероятно, Ялава силился поточнее вспомнить, когда же он перевозил Ленина через границу. Он даже поменял номер поезда — 73-й на 71-й, то ли не заметив, то ли пренебрегая тем, что разрушил поездную «пару» — 73—74 (на самом деле он вел ее поздно вечером 9 июля и рано утром 10 июля старого стиля). И все это было сделано достаточно давно, без всякой связи с исторической и собирательской деятельностью Минца. Читатель помнит, что этой версии, о том, что он перевез Ленина именно в ночь с 22 на 23 июля нового стиля 1917 года, Гуго Ялава придерживался 10 лет (с 1924 по начало 1934 года).
В отличие от Ялавы Минц знал, что 9 июля старого стиля 1917 года Ленин только-только ушел из квартиры Аллилуевых и поехал в Разлив вместе с Зиновьевым. Несомненно, он указал на это Ялаве и постарался его убедить, что тот просто ошибся на месяц. Мы не знаем точно содержания их беседы по этому поводу, но очевидно, что она была: в последующих воспоминаниях Гуго Ялава стал писать, что перевез Ленина 22 августа. А чтобы сомнений не оставалось, взял да и стер в своем табель-календаре старую запись за 22 июля и перенес ее в графу 22 августа!
Первоначально в самом табель-календаре за 22 августа было написано: «вапаа» — свободен. Те записи, которые Ялава делал в 1917 году, выполнены с наклоном вправо, а те, которые вписывал позднее,— прямо, без наклона. Запись «вапаа» в графе табель-календаря Гуго Ялавы за 22 августа сделана без наклона. Но он ее стер в 1935—1936 годах. И над ней уже химическим карандашом: «81—82—71 (укко мёни) Н 293» (то есть поезда 81 —82, 71, старик ушел, паровоз 293). Так впервые появился паровоз 293 в связи с перевозом Ленина через границу, в то время как в первоначальной записи от 22 июля говорилось о паровозе 297!
Интересно, что и запись за 23 августа тоже была стерта Ялавой, а вместо нее написано химическим карандашом: «74/юлимяа мяйнен юна». То есть Ялава перенес сюда содержание записи о работе за 23 июля. А с 25 августа по 1 сентября записи об отпуске по болезни. Полагаю, что и стертая карандашная запись за 23 августа нового стиля, где мне удалось разобрать только начальные буквы двух слов — «с...» первого и «ка...» второго, должна выглядеть как «сайраслома каусаласса» — «отпуск по причине болезни». Тут, следовательно, мы имеем дело со вторым намеренным искажением истины со стороны самого автора табель-календаря Гуго Ялавы, но никак не академика Минца.
Но досмотрим «постреволюционные» записи до конца. 11 сентября (29 августа) 1917 года дописано: «корниловский мятеж». Тут ошибка минимум в один день. Мятеж-то начался 27-го, а в газетах о нем сообщили 28 августа! Тут тоже Ялава писал на память. Конец мятежа отмечен 13 сентября (31 августа по старому стилю). В графе календаря за 8 октября (25 сентября) — латинскими буквами «Над. Констант.». Двух мнений быть не может — это Надежда Константиновна. Известно, что она дважды ездила к Владимиру Ильичу в Гельсингфорс. Но как раз 25 сентября Ленин был уже в Выборге, туда Надежда Константиновна к нему не приезжала. А может быть, Ялава пытался вспомнить день ее поездки, о котором он был оповещен, или речь идет о каком-то поручении?
Мы подходим к записи за 20(7) октября 1917 года. В тот самый день, 20 октября, когда-то было написано только «юлим — 75—76» (то есть «сверхурочно, поезда 75—76»). Затем номер паровоза — «193». После это химическим карандашом исправлено на «293» и дописано прямым почерком «укко тули» — «старик пришел». Все записи потом еще раз обведены химическим карандашом. На мой взгляд, все эти дополнения вносил сам Гуго Эрикович Ялава.
За 26(13) октября 1917 года стояло: «81, 82, 73», то есть номера поездов, которые Ялава водил в Райволу и обратно, пожалуй, чаще других поездов. А за следующий день 27(14) октября первоначальные записи — «74, 113—124», то есть обычное утреннее возвращение на парном 74-м поезде, и еще поездка в Райволу и обратно. Потом перед «74» было приписано «собрание» и поставлены номера: «1, 2, 3, 4», после чего три вопросительных знака, а над ними простым карандашом дописано: «5, 6, 7» и затем еще «8, 9». Это событие Ялава отмечал в своих воспоминаниях как собрание членов ЦК большевистской партии у него на квартире в Ломанском переулке с участием Ленина (его он отметил под номером «I»). Никаких других источников о времени проведения этой встречи мы пока не имеем, и здесь Ялаве приходится верить на слово, полагаться на его память, которая, как мы видели, неоднократно его подводила.
Наконец, за 7 ноября (25 октября) Ялава записал на пустом месте (вообще записей в его табель-календаре за период с 3 ноября по 8-е, то есть с 21 по 26 октября, в 1917 году сделано не было): «Начало И-й революции». Но и здесь неточность: она началась 24-го, хотя празднование первой годовщины было проведено именно 7—8 ноября 1918 года.
Полагаю, что все записи, касающиеся революционных событий в Петрограде в 1917 году, сделаны самим Гуго Ялавой позднее этих событий: скорее всего, не ранее первой годовщины Октябрьской революции. Что же касается записей о времени переездов Ленина через границу, то они, возможно, появились еще позднее, в январе 1924 года, после кончины Владимира Ильича. Они сделаны по памяти и неточно. И дата 7(20) октября — день возвращения Ленина в Петроград — противоречит таким важнейшим источникам, как собственные произведения Ленина, написанные 7 и 8 октября 1917 года.
КОГДА ЖЕ ВЕРНУЛСЯ «СТАРИК»?
Все это хорошо, скажет читатель. А когда же все-таки Ленин вернулся в Петроград в октябре 1917 года? Ответить на этот вопрос можно... на основании все того же табель-календаря Гуго Ялавы.
22(9) октября Ялава вел из Петрограда поезд № 105 в Райволу. И обратно — № 106, Райвола — Петроград. Вот на этом поезде и прибыл Ленин на станцию Удельная, где был встречен Эмилем Кальске. Втроем — третьим был Эйно Рахья — они пришли на квартиру Кальске, в которой все еще жил Зиновьев. Пока нельзя сказать, на каком именно паровозе ехал Ленин, хотя Ялава в своих воспоминаниях и пишет всегда о паровозе № 293. На самом деле в записи за 22 июля говорилось о паровозе № 297, в первоначальной записи за 20 октября — о паровозе № 193.
Табель-календарь Гуго Ялавы надо изучать и дальше, он не раскрыл еще всех своих тайн. И хотя все три записи о Ленине, сделанные в добросовестной попытке припомнить действительные факты, оказались неточными, именно подлинные номера пригородных поездов, которые Ялава водил в осенние дни 1917 года по маршруту Петроград — Райвола — Петроград, помогают установить точную дату возвращения Ленина из финляндского подполья.
Хочется особенно подчеркнуть, что исследование этого документа, даже в нынешней его неполной форме, уже позволяет снять необоснованные подозрения с Минца в фальсификации табель-календаря, в искусственном навязывании нашей науке даты 7(20) октября 1917 года. Если Минц в чем-то и виноват, то только в том, что, указав на одну ошибку Ялавы (22 июля), побудил его сделать другую — совершенно «с потолка» взять в качестве даты первого переезда Ленина в Финляндию 22(9) августа 1917 года.
Установление каждого нового факта, связанного с жизнью и деятельностью Ленина, имеет важное значение и само по себе, и в связи с общей, непростой историей нашего государства. А таких фактов десятки! Многие из них не выяснялись по политическим причинам, другие в связи с недостатком документов, которые надо искать, а большая часть — по лености и неумению работать. Пора снять полицейские оковы с ленинских документов. Пора дать людям, которые хотят и умеют работать, возможность это сделать. И тогда мы приблизимся к научной биографии Ленина, к воссозданию его человеческого облика.[17]
1. Составители четвертого тома Биохроники Ленина отказались от старых дат. На основании ксерокопии дневника Карла Вийка, поступившего в ЦПА ИМЛ, они вынуждены были теперь признать, что Ленин переехал в Лахти 7—8 августа, а из Разлива ушел и жил в деревне Ялкала «не позднее 6 августа». Точнее время установить они не решились. Но и это много! Исследователям были развязаны руки.
http://yroslav1985.livejournal.com/116864.html
М. В. Фофанова
"О дате возвращения В.И. Ленина из Финляндии в Петроград в 1917 году"(1)
Считаю необходимым разобраться, наконец, основательно во всех имеющихся в нашем распоряжении данных с тем, чтобы установить дату возвращения В. И. Ленина из Финляндии в Петроград в 1917 г.
Рассмотрим вначале, на чем основывались имеющиеся в литературе даты этого важного факта из биографии В. И. Ленина.
Во втором и третьем изданиях Сочинений В. И. Ленина в предисловии к XXI тому (написанном в октябре 1928 г.) сказано: " Точных, документально засвидетельствованных дат перехода Ленина на нелегальное положение и последовательных его переездов из окрестностей Петрограда в Гельсингфорс и затем в Выборг и обратно в Петроград установить не удалось. Существующие многочисленные воспоминания участников событий противоречат одно другому, и на их точность положиться нельзя. Поэтому соответствующие даты обозначены только приблизительно»(2).
Тем не менее, в этом же томе, в "Датах жизни и деятельности В. И. Ленина" сказано, что В. И. Ленин переехал из Выборга в Лесной под Петроградом 9 (22) октября(3).
Такой вывод был сделан на основании письма В. И. Ленина "Советы постороннего», начинающегося словами: «Я пишу эти строки 8 октября и мало надеюсь, чтобы они уже 9 были в руках питерских товарищей»(4). Отсюда было сделано следующее заключение: 8 октября Ленина еще не было в Петрограде, а так как достоверно известно, что 10 октября он безусловно был в Петрограде (руководил историческим заседанием ЦК), то, следовательно, он приехал в Петроград 9 октября.
Однако устанавливать даты на основании тех или иных утверждений, взятых из писем В. И. Ленина, написанных в условиях конспирации, по меньшей мере наивно. Известно, что пребывание Владимира Ильича в Петрограде тщательно скрывалось, и в ряде своих писем он умышленно писал так, чтобы нельзя было догадаться о его местопребывании.
Так, в «Письме к товарищам», написанном после заседания ЦК 16 октября, в котором, как известно, Ленин принимал самое активное участие, он пишет: «Мне удалось только в понедельник, 16-го октября, утром увидеть товарища, который уча[166]ствовал накануне в очень важном большевистском собрании в Питере и подробно осведомил меня о прениях»(5)
В "Письме к членам партии большевиков" по поводу штрейкбрехерства Каменева и Зиновьева В. И. Ленин прибег к подобному же приему: он пишет 18 октября, что не имел еще возможности получить питерские газеты от среды, 18 октября, что полный текст выступления Каменева и Зиновьева в газете "Новая жизнь" ему передали "по телефону" и что "издалека" он не может судить, насколько испорчено дело их штрейкбрехерским выступлением(6) и т . п.
Ввиду явной необоснованности утверждения о приезде В. И. Ленина в Петроград 9 октября, от этой даты пришлось отказаться. При подготовке 4-го издания Сочинений В. И. Ленина ее заменили датой 7 октября.
О том, как была установлена эта дата, сообщает И. И. Минц в своей лекции «Октябрьская социалистическая революция и тактика большевиков», приводя три аргумента.
Первый — запись в книге-календаре, сохранившейся у машиниста-финна, которому было поручено привезти Владимира Ильича из Выборга в Петроград. В этой книге под датой 7 октября записано: "Старик приехал", что означает приезд В. И. Ленина.
Второй — запись в дневнике жены хозяина, скрывавшего Владимира Ильича в Выборге, где было сказано, что 7 октября Ленин уехал в Петроград.
Третий аргумент цитирую дословно: «Уже после этого нам удалось найти еще одно свидетельство того, что Ленин был в Петрограде уже до 9 октября. На второй день после своего приезда в Петроград Ленин встретился с товарищем Сталиным; встреча состоялась 8 октября»(7).
Должна сказать, что аргументация И. И. Минца меня не удовлетворяет. Я имею основания сомневаться в достоверности записей, на которые он ссылается, а последний аргумент сам по себе нуждается в доказательствах.
Мне представляется необходимым внести ясность прежде всего в основной вопрос, а именно, возвратился ли Ленин в Петроград после решения ЦК, состоявшегося 3 октября 1917 г.(8), или до этого решения?
Я утверждаю, что Ленин возвратился в Петроград до решения ЦК, т.е. до 3 октября.
О том, что В.И.Ленин приехал в Петроград "без разрешения ЦК", пишет также Е. Д. Стасова в своем письме на мое имя от 29 июля 1957 г.
Об этом же говорят воспоминания ряда товарищей, наиболее близко связанных в то время с Лениным, а также фраза из книги "Ко дню пятидесятилетия со дня рождения Владимира Ильича Ульянова (Ленина)", изданной исполкомом Моссовета в 1920 г. и преподнесенной Владимиру Ильичу в день его рождения.
В этой книге, содержащей вехи жизни и деятельности В. И. Ленина, на стр. 37 сказано: " В. И. стремится сбросить правительство Керенского и передать всю полноту власти в руки организованных рабочих и крестьянских масс: "Необходимо скорее брать власть, не то будет поздно",— говорит он своим партийным товарищам. Во время Демократического совещания он пишет ЦК партии: "Довольно тянуть канитель, нужно окружить войсками Александринку, разогнать всю шваль и взять власть в свои руки". Ц.К. не соглашается в В. И. Он покидает свое убежище в Финляндии и, рискуя попасть в руки агентов Керенского, "самовольно" приезжает в СПб для организации восстания".[167]
Я уже писала, что при получении от В. И. Ленина упомянутой выше книги я обратила его внимание на слова о «самовольном» приезде в Петроград, и Владимир Ильич, улыбнувшись, дважды подчеркнул красным карандашом это место(9).
А. В. Шотман поддерживавший связь между В. И. Лениным и ЦК партии, в своих воспоминаниях пишет: "Когда я однажды собрался в очередную поездку в Выборг навестить Владимира Ильича, я встретил на Финляндском вокзале Эйно Рахья, который хитро улыбаясь, сообщил мне, что нет смысла ехать в Выборг, так как Владимир Ильич переехал в Петроград. Затем с виноватым видом покаялся, что привез его в Питер без ведома ЦК и теперь боится, что ему за это попадет. Я его, конечно, основательно выругал, сказал, что попадет ему от ЦК, как полагается, побежал в ЦК и рассказал покойному Я. М. Свердлову об этой "неприятной" истории. После продолжительной с ним беседы решили: "так оставить".
Проживая с конца сентября в Лесном, Владимир Ильич время от времени встречался с некоторыми членами ЦК, то на квартире М. И. Калинина, то на квартире Н. Кокко, рабочего завода "Айваз""(10).
Шотман пишет, что примерно за полмесяца до этой встречи с Рахьей, он (Шотман) сообщил в ЦК, что Ленин настойчиво требовал устроить ему переезд из Гельсингфорса в Петроград. Но когда Шотман подробно рассказал какому риску подвергался Владимир Ильич при переезде в Финляндию, как тщательно проверяют документы всех переезжающих границу, особенно приезжающих из Финляндии, ЦК постановил до поры до времени задержать приезд Владимира Ильича, поручив Шотману подготовить переезд с полной гарантией безопасности.
Эйно Рахья, являвшийся организатором переезда В. И. Ленина из Выборга в Петроград, рассказывает: "Шотман меня не вызывал, он меня не видел в то время, а приходила Надежда Константиновна ко мне на квартиру... Она входит и заявляет мне, что Владимир Ильич передал мне привет... Она передает мне записку... а там сказано: "Приготовить переезд из Выборга в Петроград до станции Удельная, квартирой обеспечивает Надежда Константиновна. Исполнить немедленно".Я не знал его адреса. Она говорит , что Владимир Ильич сказал, чтобы дать мне адрес, ехать туда-то.
Шотмана не было. Шотман был откомандирован на Урал, и мне не с кем было говорить, потому что я знал, что это очень секретное дело, и я не знал, к кому из членов ЦК прийти и сказать. Я их знал. Все они меня тоже знали. Владимир Ильич был для меня все, и я решил, что раз Владимир Ильич пишет, то надо делать"(11). На вопрос, когда это было, Рахья ответил: «По-моему, в сентябре месяце. Надежда Константиновна пишет, что это было в октябре, нет, это было в сентябре"(12).
Эйно Рахья рассказывает далее, что, когда он, по заданию Владимира Ильича, пошел на другой день после его приезда к Сталину для передачи приглашения Ленина о встрече, Сталин сказал, что не может ехать к Владимиру Ильичу в Финляндию. Когда же Рахья пояснил, что он уже доставил Ленина в Петроград, Сталин рассердился. «Какое ты имел право? — заявил он мне. Начал ругать меня. А и не знаю, за что он меня ругает"(13).
Таким образом, все вышесказанное подтверждает мое утверждение о том, что В. И. Ленин приехал в Петроград до 3 октября, в сентябре 1917 г.
Между прочим, в качестве одного из доводов в пользу даты 7 октября обычно приводят тот факт, что эта дата имеется у Н. К. Крупской в ее воспоминаниях о Ленине, вышедших в 1931 г.[168]
Когда Надежда Константиновна писала последние главы II части своих воспоминаний, она мне читала их, и мы вместе вспоминали события, связанные с последним подпольем Владимира Ильича. Дата возвращения Владимира Ильича из Выборга в Петроград была там указана - в сентябре; не помню точно, в каких выражениях это было написано.
Рукопись была сдана в издательство. Через некоторое время Надежда Константиновна позвонила мне и говорит: "Маргарита, мы с Вами ошиблись насчет даты приезда Владимира Ильича к Вам на квартиру, оказывается, настаивают на дате 7 октября". Я посоветовала ей оспаривать, не соглашаться, в противном случае ей придется изменять и выкидывать некоторые события, чтобы не попасть впросак.
В тот же день вечером я была у Надежды Константиновны; снова мы вместе читали, и я предлагала ей выкинуть эпизод о парне, который стучался в дверь моей квартиры и которому Ильич подал голос,- парнем этим был студент Политехнического института Е. Флоров, который приходил ко мне за своими вещами перед отъездом на практику, в Одессу (в октябре Флорова уже в Петрограде. не было). На это Надежда Константиновна сказала мне, что она этот эпизод выкидывать не будет, так как хорошо помнит, что он был.
Для подтверждения сказанного мною нужно сверить последнюю главу воспоминаний по рукописи Надежды Константиновны. Необходимо принять меры для разыскания этой рукописи.
Вопросом об установлении даты приезда В. И. Ленина из Выборга в Петроград в 1917 г. занимается также ленинградский исследователь П. Н. Михрин, который согласен с высказанными мною в настоящем письме соображениями по этому вопросу и с выводом о том, что В. И. Ленин приехал в Петроград в конце сентября 1917 г. Что касается точной даты возвращения В. И. Ленина, то в этом вопросе между нами нет полного согласия. Я утверждаю, что Владимир Ильич возвратился в Петроград 22 сентября, П. Н. Михрин отстаивает дату 29 сентября.
Для установления даты приезда В. И. Ленина в Петроград следует внимательно проанализировать его приписку к статье "О героях подлога и об ошибках большевиков": "Писано до окончания Совещания: первую фразу переделать - напр., "в сущности, кончилось", и т.п."(14).
Изучая статью в рукописи, хранящейся в Архиве ИМЛ, я обратила внимание на то, что приписка сделана и другим пером, и другими чернилами, чем вся статья. Приписка могла быть сделана только 23 сентября, после того как Владимир Ильич прочел в утренних газетах об окончании (накануне, 22 сентября) Демократического совещания, так как уже 24 сентября статья появилась в газете "Рабочий путь" №19. Статья, как известно, была напечатана в сокращенном виде, надо полагать, что до сдачи в набор она была подвергнута в редакции тщательному обсуждению, на что также требовалось известное время.
Из всего этого следует, что В. И. Ленин утром 23 сентября безусловно находился в Петрограде, куда он прибыл накануне в пятницу 22 сентября вечером. О том, что день приезда Владимир Ильича была пятница, я помню совершенно точно, так как он пришел ко мне на квартиру в момент, когда у меня происходило совещание группы педагогов, работавших вместе со мной по внешкольному образованию подростков, а эти совещания происходили у нас по пятницам.[169]
1. От редакции. В связи с опубликованием в нашем журнале (1956, № 4) воспоминаний М. В. Фофановой "Последние подполье В. И. Ленина", редакция получила ряд писем от читателей по вопросу о дате возвращения В. И. Ленина из Финляндии в Петроград. Мы обратились к М. В. Фофановой с просьбой изложить более подробно свою аргументацию по этому вопросу. Публикуя полученный от нее ответ, редакция считает, что вопрос о дате возвращения В. И. Ленина из Финляндии в Петроград в 1917 г. нуждается в дальнейшем изучении.
2. В. И. Ленин. Соч., 3 изд., т. XXI, стр. VII— VIII.
3. См. там же, стр. 578.
4. В. И. Ленин. Соч., т. 26, стр. 151.
5. В. И. Ленин. Соч., т. 26. стр. 166.
6. См. там же, стр 185 и 187. Следует отметить, что телефон в моей квартире, в которой находился В. И. Ленин, отсутствовал.
7."В помощь марксистско-ленинскому образованию", 1939, № 5-6, стр. 45.
8. 3 октября 1917 г. состоялось следующее решение ЦК партии: "Предложить Ильичу перебраться в Питер, чтобы была возможной постоянная и тесная связь" (Протоколы Центрального Комитета РСДРП. Август 1917 г.— февраль 1918 г., М.— Л.,1929, стр. 87).
9. "Исторический архив", 1956, № 4, стр. 172
10. А. Шотман. Как от искры возгорелось пламя. Изд. "Старый большевик", М., 1934. с. 348-349.
11. Э. А. Рахья. Владимир Ильич в последние дни перед Октябрьским восстанием 1917 г.: Стенограмма от 7 февраля 1935 г. Отдел фондов Ленинградского филиала Центрального музея В.И.Ленина, д. 289, лл. 3-4.
12. Там же.
13. Там же, л. 20
14. В. И. Ленин. Соч., т. 26, стр.31
http://yroslav1985.livejournal.com/117054.html
Р.Ш. Ганелин.
П.Н. Михрин и вопрос о возвращении В.И. Ленина в Петроград осенью 1917 г.
Старое ЛОИИ — так некогда называлось наше учреждение, Ленинградское отделение Института истории АН СССР, ныне Санкт-Петербургский институт истории РАН, помещавшееся до 1966 г. в здании Библиотеки АН СССР, включало в себя, кроме коридора, заставленного величественными старыми бюро, прозванными рундуками, между которыми проводили «присутственные» часы сотрудники, три не занятых под архивохранилища небольшие комнаты — кабинет заведующего, канцелярию с бухгалтерией и еще одну, служившую читальным залом архива и попеременно с директорским кабинетом и местом для заседаний. Мебель была дореволюционного происхождения, отнятая у Н.П. Лихачева вместе с коллекциями, составившими основу нашего архива. (С.Н. Валк рассказывал, что когда Н.П. Лихачев вернулся из ссылки и пришел в отнятый у него архив, акад. А.С. Орлов, директор Института книги, письма и документа, нашего предшественника, сидя в лихачевском домашнем кресле, строго предупреждал сотрудников о необходимости присмотра за бывшим владельцем всего этого состояния.) Наши нынешний директор и ученый секретарь и сейчас сидят за столами, возвращенными вместе со всем остальным в бывший лихачевский особняк. Тогда оба стола стояли напротив друг друга в директорском кабинете, а в столе ученого секретаря Н.Е. Носова один из ящиков был отведен мне, потому что наш заведующий М.П. Вяткин руководил и сектором истории СССР, в котором я был секретарем, и мне приходилось иногда выполнять эти обязанности, сидя напротив него, становясь слушателем его телефонных разговоров.
Так, однажды в самом конце 1959 или начале 1960 г. раздался звонок из Москвы, и зав. отделом ЦК КПСС Снастин по поручению М.А. Суслова дал указание о приеме на работу в ЛОИИ П.Н. Михрина. Тут же последовал звонок из Президиума АН СССР о выделении для этого штатной единицы. Затем появился он сам, инвалид войны, с протезом вместо ноги, потерянной им вследствие ранения в бою. (Он служил в морской пехоте на полуострове Рыбачий.) П.Н. в 1935 г. заочно окончил Ленинградский институт журналистики и работал газетным корреспондентом в разных районах страны. После войны он был направлен в Академию общественных наук при ЦК КПСС, защитил в 1950 г. кандидатскую диссертацию «Борьба Ленина и Сталина за большевистскую партию после Пражской конференции». Он работал в Институте истории партии при Ленинградском обкоме, но вступил в конфликт с его директором С.П. Князевым и заместителем директора А.П. Константиновым. Формы этого конфликта не были дипломатическими. А.Н. Цамутали рассказывал, что, идя с ним по длинному коридору в Смольном и увидев двигающегося навстречу одного из своих руководителей, Михрин, произнеся: «Осторожно, Алексей Николаевич!», устремился вперед, подняв палку и подтверждая свои намерения самыми выразительными словами. Внутрипартийный конфликт был разрешен Сусловым уже известным читателю способом.[348]
Павел Николаевич Михрин (1912—1963) оказался человеком для нашего коллектива не совсем обычным. Профессионализм его был несколько специфическим, он был, конечно, учеником советской исторической школы, но большой выучки и опыта работы не имел. Это, в частности, выражалось в том, что обычная плановая исследовательская деятельность была ему не совсем по нутру. Но в одном отношении недостатки его профессионализма оказывались необыкновенно полезными для интересов дела: ему была чужда повышенная осмотрительность, составлявшая неотъемлемую часть тогдашнего профессионализма историка. Время располагало к некоторым вольностям. Не в кардинальных, разумеется, вопросах, а в таких, которые после XX съезда, казалось, подлежали свободному обсуждению и могли не иметь обязательного для всех решения. Впрочем, часто бывало так, что вопрос по мере углубления в него оказывался связанным с жизненно важными для историографической доктрины обстоятельствами, и исследователь попадал в запретную зону. С П.Н. Михриным случилось именно это, но, хотя позади уже был устроенный ЦК КПСС скандал с панкратовско-бурджаловскими «Вопросами истории», по отношению к нему настоящая строгость со стороны властей проявлена не была. Ему пришлось встретить сопротивление со стороны тех, кто занимался историей Октябрьской революции и поддерживал официальную ее трактовку, с трудом поддававшуюся пересмотру в некоторых ее частях.
Вскоре после нашего с ним знакомства он дал мне для прочтения три машинописных текста объемом в несколько авторских листов каждый. Первый из них назывался: «Исследование», второй — «Дополнительное исследование» и третий — «Историографическое исследование». Куда делись эти тексты после смерти автора, я не знаю.
Суть дела сводилась к тому, что в отличие от апрельского приезда Ленина в Петроград его осеннее возвращение в покинутый им летом город было тайным, и дата его нигде не была отмечена. Причины конспирации сомнений как будто не вызывали, их видели в тех преследованиях со стороны властей Временного правительства, которые вынудили Ленина покинуть Петроград летом. П.Н. Михрин считал, однако, что приезд Ленина был неожиданным для большевистского руководства, не желавшего этого ввиду разногласий с ним по поводу восстания и взятия власти. 3 октября ЦК разрешил Ленину возвращение. Это был тот краеугольный камень, «официальный партийный документ», на который опирались те, кто отстаивал в качестве даты возвращения Ленина 7 октября, во главе с акад. И.И. Минцем. П.Н. Михрин не был единственным их противником. М.В. Фофанова, хозяйка квартиры, у которой поселился Ленин в Петрограде, утверждала, что он приехал к ней в конце сентября. Позиция ее и Михрина, заявленная ими на многолюдных научных собраниях в конце 1962 г., нашла отражение в изданиях, появившихся в 1964 г., как и полемика с ними. Что же касается работ, отстаивавших сентябрьскую дату, то найти их не удалось (не имею здесь в виду воспоминания, вышедшие в 1920-1930-х гг.). Не нашел я и отчета о специальном совещании по этому поводу, известном по упоминаниям(1).[349] Но Ю.К. Милонов, член большевистской партии с 1912 г., отстаивая на Всесоюзном совещании историков сентябрьскую дату, в частности сказал: «Заслуга в выяснении этого вопроса принадлежит скромному исследователю, не имеющему ни ученого звания, ни ученой степени, — Дмитрию Васильевичу Романовскому»(2). Это имя в известной мне литературе так и не появилось. «Некоторые очень уважаемые историки шутили, — продолжал Ю.К. Милонов, — что по этой проблеме существуют две научные партии: "октябристов" и "сентябристов". Надо понять, что это не просто два научных течения. Утверждение, что В.И. Ленин в сентябре не был в Петрограде, равнозначно признанию, что не он руководил подготовкой к совершению Октябрьской революции»(3). Частично острота вопроса, действительно, этим и объяснялась. Однако он имел и более широкое значение. Некоторые цекисты в Петрограде вообще сомневались в целесообразности вооруженного восстания и захвата власти, по крайней мере, в ближайшем будущем. Об этом много писали в советские годы, сводя дело к позиции Г.Е. Зиновьева и Л.Б. Каменева, считавшейся предательской. В действительности в числе других этой позиции сочувствовал и Сталин, поэтому формула о Ленине и Сталине как «вождях Октября» была совершенно искусственной. После выхода в свет в 1967 г. двухтомника ЛОИИ « Октябрьское вооруженное восстание. Семнадцатый год в Петрограде» на обсуждении его в редакции журнала «История СССР» (я был на этом заседании) П.В. Волобуев, снимая с Зиновьева и Каменева обвинение в предательстве, заявил, что их нерешительное поведение, колебания и проч. были продиктованы чувством политической ответственности. Идя на переворот такого значения, как взятие власти в стране в результате вооруженного восстания, говорил он, следовало действовать именно по тому правилу, которого они придерживались: «семь раз отмерь, один раз отрежь»(4). Отсутствие Ленина в Петрограде этому способствовало, поскольку он все сомнения решительно отвергал. А после смерти Ленина для его соратников стало заманчивым изображать дело так, что они и сами, без Ленина, вели дело к взятию власти.
Таковы были причины, по которым ЦК стремился продлить отсутствие Ленина в Петрограде, а затем была начата игра с неоднократными изменениями даты его приезда (ей-то и была посвящена рукопись П.Н. Михрина, озаглавленная: «Историографическое исследование»). Ввиду отсутствия его рукописей я попытаюсь реконструировать их основное содержание, пользуясь двумя опубликованными выступлениями (его и М.В. Фофановой), о которых уже было сказано, и своими воспоминаниями об этих рукописях и о его выступлении на научной сессии в Ленинграде в ноябре 1962 г.(5) И П.Н. Михрин, и М.В. Фофанова убедительно, с моей точки зре[350]ния, показали, что все напечатанное по этому поводу при жизни самого Ленина сводилось к тому, что он приехал в сентябре и сделал это самовольно. Именно так изображал дело в «Правде» в 1921 г. А.В. Шотман, причем в том же номере, где была напечатана статья самого Ленина о значении золота. Вероятно, первым, еще в 1918 г. о том, что Ленин приехал «самочинно», заявил Зиновьев. Затем в 1920 г. появилось слово «самовольно». Рассказывая об этом на Всесоюзном совещании историков, М.В. Фофанова огласила тот отрывок со стр. 37 выпущенной Моссоветом под редакцией Каменева в 1920 г. книжки «К пятидесятилетию со дня рождения В.И. Ульянова-Ленина. 1870—1920 гг.», который она прочитала Ленину, книжки еще не читавшему, в присутствии Каменева. Она цитировала:
«В.И. Ленин стремится сбросить правительство Керенского и передать всю власть организованным рабочим и крестьянам Необходимо скорее брать власть, не то будет поздно. Он говорит своим товарищам и во время Демократического совещания пишет: "Довольно тянуть канитель, надо окружить Александринку и сбросить всю эту шваль." ЦК не соглашается. И вот он покидает свое убежище и, рискуя попасть в руки Керенского, самовольно приезжает в С.-Петербург для организации восстания».
«Когда я это прочитала, — продолжала М.В. Фофанова, — Владимир Ильич взял у меня из рук книгу, дважды подчеркнул карандашом слово "самовольно" и возвращает ее мне. Я заканчиваю читать, переворачиваю страницу и обращаюсь к Каменеву: "Вы не все еще написали: почему Вы говорите о самовольном приезде, а не говорите о 24-м октября, когда он самовольно ушел в Смольный?" Каменев, показав на В.И. Ленина, ответил: "Если все писать о нем, то этому конца не будет". "Ладно, ладно", — говорит Владимир Ильич. Эта книжка с пометками Ленина хранится у меня. Вот ее фотография. Разве это не документ?»(6).
И Михрин, и Фофанова изложили то объяснение происхождения постановления ЦК, которое дано было Е.Д. Стасовой на конференции в 1960 г. «Стасова тогда разъяснила, что постановление ЦК от 3 октября — вынужденное постановление, связанное с необходимостью легализации Ленина», — сказала Фофанова(7). По словам Михрина, Стасова, как и он, считала, что смысл решения 3 октября состоял в том, чтобы отменить прежнее, запрещавшее Ленину возвращение, и сообщила, что, кроме Я.М. Свердлова, никто из восьми человек, присутствовавших на заседании 3 октября, не знал, что Ленин уже в Петрограде. Стасова не соглашалась с датой 22 сентября, которую одно время называла Фофанова, и отдавала предпочтение, как и Михрин, следующей пятнице — 29-му (Фофанова ссылалась на то, что Ленин приехал именно в пятницу, когда у нее собирались гости)(8).
Одним из аргументов в пользу даты 7 октября считалась запись в табель-календаре машиниста Гуго Ялавы за 7 октября, гласившая на финском языке: «старик при[351]шел». Но предпринятая по инициативе Михрина графологическая экспертиза поставила под сомнение принадлежность этих слов руке Г. Ялавы. С другой стороны, в табель-календаре был отмечен внеочередной рейс в Финляндию 29 сентября(9).
М.В. Фофанова, подчеркивая остроту разногласий между ЦК и Лениным, апеллировавшим против ЦК к Петербургскому и Московскому комитетам, отмечала произвольное обращение с ленинскими текстами при их публикации. Помню, что П.Н. Михрин в одной из своих рукописей воспроизводил корректурную правку, с помощью которой в число адресатов ленинского письма, содержавшего обращение к местным организациям, был ради смягчения остроты дела вставлен ЦК.
Разумеется, обнаружение материалов П.Н. Михрина, Д.В. Романовского, М.В. Фофановой, стенограмм или иных записей совещания 1960 г. сделало бы картину предоктябрьских дней и ярче, и реалистичнее. Выступления П.Н. Михрина и М.В. Фофановой в 1962 г. всколыхнули было зеркальную поверхность пруда, но к тому времени, когда в 1964 г. оба выступления были опубликованы, дело было приведено в первоначальное состояние с нерушимой опорой на решение ЦК 3 октября как официальное(10).
Будь П.Н. Михрин жив, он бы с этим не примирился. Так мне тогда казалось. И, по-видимому, не только мне. Сейчас же после его кончины раздался телефонный звонок из ЦК КПСС с вопросом, действительно ли он умер и на каком кладбище и когда похоронен.[352]
1. П.Н. Михрин говорил о выступлении Е.Д. Стасовой на научной конференции в Институте марксизма-ленинизма 16 ноября 1960 г. (Ленин и Октябрьское вооруженное восстание в Петрограде. Материалы Всесоюзной научной сессии, состоявшейся 13—16 ноября 1962 г. в Ленинграде. М., 1964. С. 123). М.В. Фофанова упоминала о выступлениях Е.Д. Стасовой и своем на конференции в Доме ученых (Всесоюзное совещание о мерах улучшения подготовки научно-педагогических кадров по историческим наукам. 18—21 декабря 1962 г. М., 1964. С. 282). И.И. Минц говорил о специальном совещании в 1961 г., продолжавшемся «чуть ли не три дня» (там же, с. 292). Итоги его, сказал И.И. Минц, были доложены в ЦК, где согласились с тем, что оснований для пересмотра даты нет, поскольку постановление ЦК — официальный документ, но допустили возможность дальнейших поисков, т. е. разномыслие полностью запрещено не было.
2. Всесоюзное совещание. С. 246.
3. Там же.
4. Вообще обвинение в предательстве после ХХ съезда стало вызывать сомнения потому, что речь шла о статье в газете, редактировавшейся Н. Сухановым, в квартире которого было принято то решение ЦК, в оглашении которого в этой статье и обвинялись Зиновьев и Каменев. В официальных изданиях появились составленные не без стыдливости примечания о том, что квартиру предоставила жена Суханова большевичка Г.Я. Флаксерман, а его самого во время заседания дома не было.
5. Выступление П.Н. Михрина, которое произвело на аудиторию необыкновенно яркое впечатление, появилось в уже упоминавшемся сборнике «Ленин и Октябрьское вооруженное восстание в Петрограде», вышедшем в свет после его кончины, в значительно сокращенном виде. Вслед за ним была помещена статья А.Я. Великановой (с. 124—139),содержавшая квалифицированную полемику с Михриным, хотя и игнорировавшая ряд его аргументов, поданная как выступление на сессии, хотя, по воспоминаниям моим и других присутствовавших на сессии лиц, А.Я. Великанова там не выступала. В Сборнике отсутствует прозвучавший после речи Михрина ответ И.И. Минца, несколько растерянно упрекавшего своего оппонента, которому он оказал, по его словам, теплый прием, в неблагодарности, но уклонившегося от полемики.
6. Всесоюзное совещание. С. 281.
7. Там же. С. 282.
8. Ленин и Октябрьское вооруженное восстание в Петрограде. С. 123.
9. Там же. С. 122.
10. См.: Всесоюзное совещание. С. 296; Ленин и Октябрьское вооруженное восстание в Петрограде. С. 460.
http://yroslav1985.livejournal.com/116525.html