первая половина 1916 года

Информация о материале: Родительская категория: Ленин ПСС; Категория: Ленинские сборники

Содержание материала

Страница 9 из 12

ОППОРТУНИЗМ И КРАХ II ИНТЕРНАЦИОНАЛА²⁰⁶

Действительно ли перестал существовать II Интернационал? Авторитетнейшие его представители, как Каутский и Вандервельде, упорно отрицают это. Ведь ничего не случилось, за исключением разрыва сношений; все обстоит благополучно; такова их точка зрения.

Для того, чтобы выяснить истину, обратимся к Манифесту Базельского конгресса 1912 года, который относится как раз к данной империалистской мировой войне и был принят всеми социалистическими партиями мира. Следует отметить, что ни один социалист не посмеет в теории отрицать необходимость конкретно-исторической оценки каждой войны.

Теперь, когда война разразилась, ни откровенные оппортунисты, ни каутскианцы не решаются ни отрицать Базельский манифест, ни сопоставлять с его требованиями поведение социалистических партий во время войны. Почему? Да потому, что манифест полностью разоблачает и тех и других.

В нем нет ни единого словечка ни о защите отечества, ни о различии между наступательной и оборонительной войной, ни одного слова обо всем том, о чем теперь на всех перекрестках твердят миру оппортунисты и каутскианцы* Германии и четверного согласия²⁰⁷. Манифест и не мог об этом говорить, так как то, что он говорит, абсолютно исключает всякое применение этих понятий. Он вполне конкретно указывает на ряд экономических и политических конфликтов, которые подготовляли эту войну в течение десятилетий, вполне выявились в 1912 г. и вызвали войну 1914 г. Манифест напоминает о русско-австрийском конфликте из-за «гегемонии на Балканах», о конфликте между Англией, Францией и Германией (между всеми этими странами!) из-за их «завоевательной политики в Малой Азии», об австро-итальянском конфликте из-за «стремления к владычеству» в Албании и т. д. Манифест определяет одним словом все эти конфликты, как конфликты на почве «капиталистического империализма». Таким образом, манифест совершенно ясно признает захватнический, империалистический, реакционный, рабовладельческий характер данной войны, т. е. тот характер, который превращает допустимость защиты отечества в теоретическую бессмыслицу и практическую нелепость. Идет борьба крупных акул из-за поглощения чужих «отечеств». Манифест делает неизбежные выводы из бесспорных исторических фактов: эта война не может быть «оправдана ни самомалейшим предлогом какого бы то ни было народного интереса»; она подготовляется «ради прибылей капиталистов, честолюбия династий». Было бы «преступлением», если бы рабочие «стали стрелять друг в друга». Так говорит манифест.

Эпоха капиталистического империализма является эпохой созревшего и перезревшего капитализма, стоящего накануне своего крушения, назревшего настолько, чтоб уступить место социализму. Период 1789 — 1871 гг. был эпохой прогрессивного капитализма, тогда когда в порядке дня истории стояло низвержение феодализма, абсолютизма, освобождение от чужеземного ига. На этой почве, и только на ней, была допустима «защита отечества», т. е. защита против угнетения. Это понятие можно было бы применить и теперь к войне против империалистических великих держав, но было бы абсурдом применять его к войне между империалистическими великими державами, к войне, в которой дело идет о том, кто сумеет больше разграбить Балканские страны, Малую Азию и т. д. Поэтому нечего удивляться, что «социалисты», признающие «защиту отечества» в этой данной войне, обходят Базельский манифест, как вор то место, где он украл. Ведь манифест доказывает, что они — социал-шовинисты, т. е. социалисты на словах, шовинисты на деле, которые помогают «своей» буржуазии грабить чужие страны, порабощать другие нации. Это и есть существенное в понятии «шовинизма», что защищают «свое» отечество даже тогда, когда его действия направлены к порабощению чужих отечеств. Из признания войны войной за национальное освобождение вытекает одна тактика, из признания ее империалистской — другая. Манифест ясно указывает на эту другую тактику. Война «вызовет экономический и политический кризис», который надо «использовать»: не для смягчения кризиса, не для защиты отечества, а наоборот, для «встряски» масс, для «ускорения падения господства капитала». Нельзя ускорить то, для чего еще не созрели исторические условия. Манифест признавал, что социальная революция возможна, что ее предпосылки созрели, что она придет именно в связи с войной: «господствующие классы» боятся «пролетарской революции», заявляет манифест, ссылаясь на пример Парижской Коммуны и революции 1905 г. в России, т. е. на примеры массовых стачек, гражданской войны. Это — ложь, когда утверждают, подобно Каутскому, что отношение социализма к этой войне не было выяснено. Вопрос этот не только обсуждался, но и был решен в Базеле, где была принята тактика революционно-пролетарской массовой борьбы.

Является возмутительным лицемерием, когда совершенно, или в наиболее существенных частях, обходят Базельский манифест и вместо того цитируют речи вождей или резолюции отдельных партий, которые, во-первых, говорились до Базеля, во-вторых, не были решениями партий всего мира, в-третьих, относились к различным возможным войнам, только не к этой данной войне. Суть дела в том, что эпоха национальных войн между европейскими большими державами сменилась эпохой империалистических войн между ними, и что Базельский манифест впервые должен был официально признать этот факт.

Ошибкой было бы думать, что Базельский манифест пустая декламация, казенная фраза, несерьезная угроза. Так хотели бы поставить вопрос те, кого этот манифест изобличает. Но это неправда. Манифест есть лишь результат большой пропагандистской работы всей эпохи II Интернационала, лишь сводка всего, что социалисты бросали в массы в сотнях тысяч своих речей, статей и воззваний на всех языках. Он только повторяет то, что писал, напр., Жюль Гед в 1&99 г., когда он бичевал министериализм социалистов на случай войны: он говорил о войне, вызванной «капиталистическими пиратами» («Еп garde!»**, стр. 175); только то, что писал Каутский в 1909 г. в «Пути к власти», где он признавал окончание «мирной» эпохи и начало эпохи войн и революций. Представлять Базельский манифест в виде фразы или ошибки, это значит считать фразой или ошибкой всю социалистическую работу за последние 25 лет. Противоречие между манифестом и его неприменением потому так и невыносимо для оппортунистов и каутскианцев, что оно вскрывает глубочайшее противоречие в работе II Интернационала. Относительно «мирный» характер периода 1871 до 1914 г. давал питание оппортунизму сначала как настроению, потом как направлению и, наконец, как группе или слою рабочей бюрократии и мелкобуржуазных попутчиков. Эти элементы могли подчинять рабочее движение лишь таким образом, что они на словах признавали революционные цели и революционную тактику. Они могли завоевать доверие масс только путем клятвенных уверений, будто вся «мирная» работа является лишь подготовкой к пролетарской революции. Это противоречие было нарывом, который когда-нибудь должен был лопнуть, и он лопнул. Весь вопрос состоит в том, надо ли пытаться, как это делают Каутский и К0, снова вогнать этот гной в организм во имя «единения» (с гноем) — или же, чтобы помочь полному оздоровлению организма рабочего движения, надо как можно скорее и тщательнее удалить этот гной, несмотря на временную острую боль, причиняемую этим процессом.

Предательство социализма со стороны тех, которые голосовали за военные кредиты, вступали в министерство и защищали идею обороны отечества в 1914 — 1915 г., очевидно. Отрицать этот факт могут только лицемеры. Необходимо его объяснить.

Было бы нелепо рассматривать весь вопрос как вопрос о личностях. Какое это имеет касательство к оппортунизму, если такие люди, как Плеханов и Гед и т. д.? — спрашивал Каутский («Neue Zeit»*** 28 мая 1915 г.). Какое это имеет касательство к оппортунизму, если Каутский и т. д.? — отвечал Аксельрод от имени оппортунистов четверного согласия («Die Krise der Sozialdemokratie»****, Цюрих, 1915 г., стр. 21). Все это комедия. Чтобы объяснить кризис всего движения, необходимо рассмотреть, во-первых, экономическое значение данной политики, во-вторых, идеи, лежащие в ее основании, и, в-третьих, ее связь с историей направлений в социализме.

В чем состоит экономическая сущность оборончества во время войны 1914 — 1915 г.? Буржуазия всех крупных держав ведет войну в целях раздела и эксплуатации мира, в целях угнетения народов. Небольшому кругу рабочей бюрократии, рабочей аристократии и мелкобуржуазных попутчиков могут перепасть кое-какие крохи от крупных прибылей буржуазии. Классовая подоплека социал-шовинизма и оппортунизма одна и та же: союз небольшого слоя привилегированных рабочих со «своей» национальной буржуазией против масс рабочего класса, союз лакеев буржуазии с нею самой против эксплуатируемого ею класса.

Политическое содержание оппортунизма и социал-шовинизма одно и то же: сотрудничество классов, отказ от диктатуры пролетариата, отказ от революционных действий, безоговорочное признание буржуазной законности, недоверие к пролетариату, доверие к буржуазии. Социал-шовинизм — прямое продолжение и завершение английской либеральной рабочей политики, мильеранизма и бернштейнианства.

Борьба двух основных тенденций в рабочем движении, революционного и оппортунистического социализма, наполняет всю эпоху с 1889 до 1914 года. И теперь также во всех странах существуют два главных течения по вопросу об отношении к войне. Оставим буржуазную и оппортунистическую манеру ссылаться на личности. Возьмем направления в ряде стран. Мы возьмем десять европейских государств: Германию, Англию, Россию, Италию, Голландию, Швецию, Болгарию, Швейцарию, Бельгию, Францию. В первых восьми странах деление на оппортунистическое и революционное направления соответствует делению на социал-шовинистов и интернационалистов. В Германии опорными пунктами социал-шовинизма являются «Sozialistische Monatshefte» и Легин и К0; в Англии — фабианцы ²⁰⁸ и Рабочая партия ²⁰⁹ (I. L. Р. была всегда в блоке с ними, поддерживала их орган и в этом блоке всегда была слабее, чем социал-шовинисты, между тем как в В. S. Р. интернационалисты составляют три седьмых); в России это течение представлено «Нашей Зарей» (теперь «Наше Дело»), Организационным комитетом²¹⁰, думской фракцией под руководством Чхеидзе; в Италии — реформистами во главе с Биссолати; в Голландии — партией Трульстры; в Швеции — большинством партии, руководимым Брантингом; в Болгарии — партией «широких»; в Швейцарии — Грейлихом и К0. Именно среди революционных социал-демократов во всех этих странах уже раздался более или менее резкий протест против социал-шовинизма. Исключение составляют только две страны: Франция и Бельгия, в которых, однако, интернационализм также существует, но только очень слаб.

Социал-шовинизм, это — завершенный оппортунизм. Он созрел для открытого, часто вульгарного, союза с буржуазией и генеральными штабами. И именно этот союз дает ему большую силу и монополию легальной} печатного слова и обманывания масс. Нелепо до сих пор считать оппортунизм явлением внутрипартийным. Нелепо помышлять о проведении базельской резолюции вместе с Давидом, Легином, Гайндманом, Плехановым, Веббом. Единство с социал-шовинистами есть единство с «собственной» национальной буржуазией, эксплуатирующей другие нации, есть раскол интернационального пролетариата. Это не значит, что разрыв с оппортунистами повсюду возможен немедленно, это значит только, что исторически он назрел, что он необходим и неизбежен для революционной борьбы пролетариата, что история, которая привела от «мирного» к империалистическому капитализму, подготовила этот разрыв. Volentem ducunt fata, nolentem trahunt*****.

III

Умные представители буржуазии прекрасно это поняли. Поэтому они так хвалят теперешние социалистические партии, во главе которых стоят «защитники отечества», т. е. защитники империалистического грабежа. Поэтому правительства и оплачивают социал-шовинистических вождей то министерскими постами (во Франции и Англии), то монополией легального беспрепятственного существования (в Германии и России). Поэтому-то в Германии, где социал-демократическая партия была наиболее сильной и где ее превращение в национал-либеральную контрреволюционную рабочую партию было наиболее очевидным, дело дошло до того, что в борьбе между «меньшинством» и «большинством» прокуратура видит «возбуждение классовой ненависти»! Поэтому умные оппортунисты больше всего озабочены сохранением прежнего «единства» старых партий, оказавших такие большие услуги буржуазии в 1914 — 1915 г. Один из членов германской социал-демократии, опубликовавший в апреле 1915 г. под псевдонимом «Монитор» статью в реакционном журнале «Preussische Jahrbilcher» ²¹¹, с заслуживающей благодарности откровенностью выражает воззрения этих оппортунистов во всех странах мира. Монитор полагает, что для буржуазии было бы очень опасно, если бы социал-демократия пошла еще дальше вправо: «Характер рабочей партии с социалистическими идеалами она должна сохранить. Ибо в тот день, когда она откажется от этого, возникнет новая партия, которая воспримет программу, от которой старая прежняя партия отреклась, и придаст ей еще более радикальную формулировку» («Preus-sische Jahrbiicher» 1915, № 4, стр. 50 — 51).

Монитор попал в самую точку. Английские либералы и французские радикалы этого именно и хотели всегда: революционно звучащие фразы, чтобы обманывать массы, чтобы они оказывали доверие Ллойд-Джорджам, Самба, Реноделям, Легинам и Каутским, людям, способным проповедывать «защиту отечества» в грабительской войне.

Но Монитор представляет только одну разновидность оппортунизма: откровенную, грубую, циничную. Другие действуют скрыто, тонко, «честно». Энгельс однажды сказал: «честные» оппортунисты — наиболее опасные для рабочего класса...²¹² Вот один пример: Каутский пишет в «Neue Zeit» (26-го ноября 1915 г.): «Оппозиция против большинства растет; массы настроены оппозиционно». «После войны (только после войны? Н. Л.) классовые противоречия настолько обострятся, что радикализм среди масс возьмет верх». «После войны (только после войны? Н. Л.) нам угрожает бегство радикальных элементов из партии и отлив их в партию антипарламентских (?? надо понимать: внепарламентских) массовых действий». «Таким образом, наша партия распадается на два крайних лагеря, не имеющих ничего общего между собой». Во имя спасения единства Каутский старается уговорить большинство в рейхстаге, чтоб они позволили меньшинству произнести несколько радикальных парламентских речей. Это значит, что Каутский хочет при помощи нескольких радикальных парламентских речей примирить революционные массы с оппортунистами, которые «не имеют ничего общего» с революцией, которые уже давно руководят профсоюзами, а теперь, опираясь на тесный союз с буржуазией и правительством, овладели и партийным руководством. Чем по существу отличается это от «программы» Монитора? Ничем, кроме сладких фраз, проституирующих марксизм.

На заседании фракции рейхстага 18-го марта 1915 г. каутскианец Вурм «предостерегал» фракцию от «слишком сильного натягивания струны; в рабочих массах растет оппозиция против фракционного большинства; необходимо держаться марксистского» (?! вероятно, опечатка: надо читать «мониторского») «центра» («Klassenkampf gegen den Krieg! Material zum «Fall Liebknecht»». Als Manuskript gedruckt******. Стр. 67). Таким образом мы видим, что факт революционности масс был признан от имени всех каутскианцев (так называемого «центра») уже в марте 1915 г.!! А через 8V2 месяцев Каутский снова выступает с предложением «примирить» массы, которые хотят бороться с оппортунистической, контрреволюционной партией, и притом с помощью нескольких революционно звучащих фраз!!

Война часто тем полезна, что она вскрывает гниль и отбрасывает условности.

Сравним английских фабианцев с германскими каутскианцами. Вот что писал о первых настоящий марксист, Фридрих Энгельс, 18-го января 1893 г.: ...«шайка карьеристов, достаточно рассудительных, чтобы понимать неизбежность социального переворота, но ни в коем случае не желающих доверить эту исполинскую работу исключительно незрелому пролетариату... Их основной принцип — страх перед революцией»... (Переписка с Зорге, стр. 390²¹³).

А 11-го ноября 1893 г. он пишет: «Эти высокомерные буржуа, милостиво снисходящие к пролетариату, чтобы освободить его сверху, если бы только он захотел понять, что такая серая необразованная масса не может сама себя освободить и ничего не может достигнуть без милости этих умных адвокатов, литераторов и сентиментальных баб»... (там же, стр. 401)²¹⁴.

В теории Каутский смотрит на фабианцев с презрением, как фарисей на бедного мытаря. Потому что он ведь клянется «марксизмом». Но какая разница между ними на практике? Оба подписали Базельский манифест, и оба поступили с ним, как Вильгельм II с бельгийским нейтралитетом. А Маркс всю свою жизнь бичевал тех людей, которые стараются погасить революционный дух рабочих.

Каутский противопоставил революционным марксистам новую теорию «ультраимпериализма». Он понимает под этим вытеснение «борьбы национальных финансовых капиталов между собой» и ее замену «совместной эксплуатацией мира международным финансовым капиталом» («N. Z.» 30 апреля 1915 г.). Но добавляет: «у нас еще нет достаточных предпосылок для того, чтобы решить, осуществима ли эта новая фаза капитализма». Итак, на основании одних только предположений о «новой фазе», не решаясь прямо заявить, что она «осуществима», изобретатель этой «фазы» отвергает свои собственные революционные заявления, отвергает революционные задачи и революционную тактику пролетариата теперь, в «фазе» уже начавшегося кризиса, войны, неслыханного обострения классовых противоречий! Разве это не гнуснейшее фабианство?

Лидер русских каутскианцев, Аксельрод, видит «центр тяжести проблемы интернационализации пролетарского освободительного движения в интернационализации повседневной практики»: напр., «законодательство об охране труда и страховое законодательство должно стать объектом интернациональных действий и организации рабочих» (Аксельрод. «Кризис социал-демократии», Цюрих, 1915 г., стр. 39 — 40). Совершенно ясно, что не только Легин, Давид, Веббы, но даже сам Ллойд-Джордж, Науман, Бриан и Милюков вполне присоединятся к такому «интернационализму». Как и в 1912 г., Аксельрод для далекого, далекого будущего, готов преподнести самые революционные фразы, если будущий Интернационал «выступит (против правительств, в случае войны) и подымет революционную бурю». Скажите, пожалуйста, какие мы храбрые! Но когда дело идет о том, чтоб теперь поддерживать и развертывать начинающееся в массах революционное брожение, тогда Аксельрод отвечает, что эта тактика революционных массовых выступлений «имела бы еще некоторое оправдание, если бы мы стояли непосредственно накануне социальной революции, подобно тому, как это было, напр., в России, где студенческие демонстрации 1901 года возвещали приближающиеся решительные бои с абсолютизмом». А в данный момент все это — «утопии», «бакунизм» и т. д., совершенно в духе Кольба, Давида, Зюдекума и Легина.

Милейший Аксельрод забывает только, что в 1901 г. в России никто не знал и не мог знать, что первый «решительный бой» наступит через четыре года — не забудьте: через четыре года — и останется «нерешенным». И, тем не менее, тогда только мы, революционные марксисты, были правы: мы высмеивали Кричевских и Мартыновых, призывавших немедленно к штурму. Мы только советовали рабочим повсюду гнать в шею оппортунистов и всеми силами поддерживать, обострять и расширять демонстрации и другие массовые революционные выступления. Совершенно аналогично теперешнее положение в Европе: было бы бессмысленным призывать к «немедленному» штурму. Но было бы позором называться социал-демократом и не посоветовать рабочим разорвать с оппортунистами и всеми силами укреплять, углублять, расширять и обострять начинающееся революционное движение и демонстрации. Революция никогда не падает с неба совершенно готовой, и в начале революционного брожения никто никогда не знает, приведет ли оно и когда к «настоящей», к «доподлинной» революции. Каутский и Аксельрод дают рабочим старые, истасканные, контрреволюционные советы. Каутский и Аксельрод кормят массы надеждой на то, что будущий Интернационал уже наверное будет революционным, — только бы теперь охранить, прикрыть и приукрасить господство контрреволюционных элементов — Легинов, Давидов, Вандервельде, Гайндманов. Разве не ясно, что «единство» с Легином и К0 является наилучшим средством для подготовки «будущего» революционного Интернационала?

«Стремление превратить мировую войну в гражданскую войну было бы безумием», заявляет лидер германских оппортунистов Давид («Die Sozialdemokratie und der Weltkrieg» — «Социал-демократия и мировая война», 1915, стр. 172), отвечая на манифест Центрального Комитета нашей партии от 1-го ноября 1914 г. В этом манифесте между прочим сказано:

«Как бы ни казались велики трудности такого превращения в ту или иную минуту, социалисты никогда не откажутся от систематической, настойчивой, неуклонной подготовительной работы в этом направлении, раз война стала фактом»²¹⁵.

(Цитируется и у Давида, стр. 171). За месяц до появления книги Давида наша партия опубликовала резолюции, в которых «систематическая подготовка» разъяснялась следующим образом: 1. Отказ в кредитах. 2. Разрыв гражданского мира. 3. Создание нелегальных организаций. 4. Поддержка выражений солидарности в окопах. 5. Поддержка всех революционных массовых выступлений ²¹⁶.

Давид почти такой же храбрец, как и Аксельрод: в 1912 г. он не считал «безумием» на случай войны ссылку на Парижскую Коммуну.

Плеханов, типичный представитель антантовских социал-шовинистов, рассуждает о революционной тактике так же, как Давид. Он называет ее «грезофарсом». Но послушаем Кольба, откровенного оппортуниста, который писал: «Результатом тактики людей, окружающих Либкнехта, была бы доведенная до точки кипения борьба внутри германской нации». («Die Sozialdemokratie am Scheidewege» — «Социал-демократия на распутьи», стр. 50.)

Но что такое борьба, доведенная до точки кипения, как не гражданская война?

Если бы тактика нашего ЦК, которая в своих основных чертах совпадает с тактикой Циммервальдской левой, была «безумием», «мечтой», «авантюрой», «бакунизмом» — как это утверждали Давид, Плеханов, Аксельрод, Каутский и др. — она никогда не могла бы привести «к борьбе внутри нации», тем более доведенной до точки кипения. Анархические фразы нигде в мире не приводили к борьбе внутри нации. Зато факты говорят о том, что как раз в 1915 г., на почве кризиса, вызванного войной, растет революционное брожение в массах, растут стачки и политические демонстрации в России, стачки в Италии и Англии, голодные и политические демонстрации в Германии. Разве это не начало революционных массовых выступлений?

Поддержка, развитие, расширение, обострение массовых революционных действий, создание нелегальных организаций, без которых даже в «свободных» странах нет возможности сказать народным массам правду: вот вся практическая программа социал-демократии в этой войне. Все остальное является ложью или фразой, какими бы оппортунистическими или пацифистскими теориями оно ни украшалось*******.

Когда нам говорят, что эта «русская тактика» (выражение Давида) не подходит к Европе, тогда мы обычно отвечаем указанием на факты, 30 октября в Берлине в президиум партии пришла депутация товарищей, берлинских женщин, и заявила, «что теперь, при наличности большого организационного аппарата, можно гораздо легче, чем во времена закона против социалистов, распространять нелегальные брошюры и прокламации и устраивать «неразрешенные собрания»». «Недостатка в средствах и путях не имеется, но, очевидно, нет желания». («Berner Tagwacht»²¹⁷, 1915, № 271.)

Разве этих дурных товарищей сбили с пути истинного русские «сектанты» и т. д.? Разве настоящие массы представлены не этими товарищами, а Легином и Каутским? Легином, громившим в своем докладе 27 января 1915 года «анархическую» идею образования подпольных организаций; Каутским, который стал контрреволюционером до такой степени, что 26 ноября, за четыре дня до десятитысячной демонстрации в Берлине, квалифицировал уличные демонстрации, как «авантюру»!!

Довольно фраз, довольно проституированного «марксизма» а 1а Каутский! После 25 лет существования II Интернационала, после Базельского манифеста рабочие не станут больше верить фразам. Оппортунизм перезрел, он окончательно перешел в лагерь буржуазии, превратившись в социал-шовинизм: духовно и политически он порвал с социал-демократией. Он порвет с ней и организационно. Рабочие требуют уже «бесцензурной» печати и «неразрешенных» собраний, т. е. подпольных организаций для поддержки революционного движения масс. Только такая «война войне» — социал-демократическое дело, а не фраза. И, несмотря на все трудности, временные поражения, ошибки, заблуждения, перерывы, это дело приведет человечество к победоносной пролетарской революции.

Напечатано в январе 1916 г. в журнале „Vorbote" № 1 Подпись: Н. Ленин

На русском языке впервые напечатано в 1923 г. во 2 — 3 изданиях Сочинений В. И. Ленина, том XIX

Печатается по тексту Сочинений В. И. Ленина, изд., т. 22, стр. 96 — 104

* Речь идет не о личностях сторонников Каутского в Германии, а о том международном типе мнимых марксистов, которые колеблются между оппортунизмом и радикализмом, а в действительности служат лишь фиговым листочком для оппортунизма.

** - “На страже!»

*** — «Новое Время». Ред.

**** — «Кризис социал-демократии». Ред.

***** - Желающего судьба ведет, не желающего – тащит.

****** — «Классовая борьба против войны! Материал к «Делу Либкнехта»». На правах рукописи. Ред.

******* На Бернском международном женском конгрессе в марте 1915 г. представительницы ЦК нашей партии указывали на абсолютную необходимость создания нелегальных организаций. Это было отвергнуто. Англичанки смеялись над этим предложением и прославляли английскую «свободу». Но через несколько месяцев были получены английские газеты, как, напр., «Labour Leader» с белыми местами, а затем пришли известия о полицейских обысках, конфискациях брошюр, арестах и драконовских приговорах, вынесенных товарищам, которые говорили в Англии о мире, только о мире!

ИЗ СТАТЬИ:

„ПРЕДЛОЖЕНИЕ ЦЕНТРАЛЬНОГО КОМИТЕТА РСДРП 2-ой СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ КОНФЕРЕНЦИИ"

(Тезисы по пунктам порядка дня: 5, 6, 7а, 7b и 8, борьба за окончание войны, отношение к вопросам мира, к парламентской деятельности и к массовой борьбе, к созыву международного социалистического бюро).

(I. S. К.*, объявив о созыве им 2-ой конференции, пригласило организации обсуждать эти вопросы и присылать свои предложения. Нижеследующие тезисы представляют из себя ответ нашей партии на это приглашение).

_____________

1. Как всякая война есть лишь продолжение, средствами насилия, той политики, которую вели воюющие государства и господствующие классы в них долгие годы, иногда десятилетия, до войны, так и мир, заканчивающий любую войну, может быть лишь учетом и записью действительных изменений в силе, достигнутых в ходе и в результате данной войны.

2. Империалистская война, пока остаются неприкосновенными основы теперешних, т. е. буржуазных общественных отношений, может вести только к империалистскому миру, т. е. к укреплению, расширению и усилению угнетения слабых наций и стран финансовым капиталом, который особенно гигантски вырос не только перед данной войной, но и в ходе ее. Объективное содержание той политики, которую вели буржуазия и правительства обеих групп великих держав и до войны и во время нее, ведет к усилению экономического гнета, национального порабощения, политической реакции. Поэтому мир, заканчивающий данную войну, при любом исходе ее, не может не состоять в закреплении этого ухудшения экономического и политического положения масс, раз сохраняется буржуазный общественный строй.

Допускать возможность демократического мира, вытекающего из империалистской войны, значит — в теории — ставить вульгарную фразу на место исторического изучения той политики, которая велась перед данной войной и ведется во время нее; — значит на практике обманывать народные массы, затемняя их политическое сознание, прикрывая и прикрашивая действительную политику господствующих классов, подготовляющую грядущий мир, скрывая от масс главное, именно: невозможность демократического мира без ряда революций.

3. Социалисты не отказываются от борьбы за реформы. Они должны голосовать, напр., и теперь в парламентах за всякие, хотя бы небольшие, улучшения в положении масс, за увеличение пособий жителям разоренных областей, за ослабление национального гнета и т. п. Но простым буржуазным обманом является проповедь реформ для решения вопросов, которые историей и действительным политическим положением вещей поставлены революционно. Именно таковы вопросы, поставленные на очередь дня данной войной. Это — коренные вопросы империализма, т. е. самого существования капиталистического общества, вопросы об отсрочке краха капитализма путем нового раздела мира, соответственно новым отношениям силы между «великими» державами, которые развивались за последние десятилетия н-е только колоссально быстро, но и — что особенно важно — чрезвычайно неравномерно. Действительная политическая деятельность, изменяющая соотношение сил общества, а не обманывающая только массы словами, возможна теперь лишь в одной из двух форм: либо помогать «своей» национальной буржуазии грабить чужие страны (и называть эту помощь «защитой отечества» или «спасением страны»), либо помогать социалистической революции пролетариата, поддерживая и развивая то брожение среди масс, которое начинается во всех воюющих странах, содействуя начинающимся стачкам и демонстрациям и т. д., расширяя и обостряя эти, пока еще слабые, проявления революционной массовой борьбы в общий натиск пролетариата за свержение буржуазии.

Так же, как все социал-шовинисты обманывают теперь народ, затушевывая вопрос о действительной, т. е. империалистской, политике капиталистов, продолжаемой в данной войне, лицемерными фразами о «бесчестном» нападении и о «честной» обороне той или иной группы капиталистических хищников, — точно так же исключительно обману народа служат фразы о «демократическом мире», как будто бы грядущий мир, подготовляемый уже теперь капиталистами и дипломатами, мог «просто» устранить «бесчестное» нападение и восстановить «честные» отношения, а не был продолжением, развитием и закреплением той же, империалистской, политики, т. е. политики финансового грабежа, колониальных разбоев, национального угнетения, политической реакции, всяческого обострения капиталистической эксплуатации. Капиталистам и их дипломатам как раз и нужны теперь такие «социалистические» слуги буржуазии, которые бы оглушали, одурачивали и усыпляли народ фразами о «демократическом мире», прикрывали этими фразами ее действительную политику, затрудняли раскрытие глаз массам на ее суть, отвлекали массы от революционной борьбы.

4. Именно таким буржуазным обманом и лицемерием является та программа «демократического» мира, сочинением которой заняты теперь виднейшие представители II Интернационала. Например, Гюисманс на съезде в Arnheem ²¹⁸ и Каутский в «Neue Zeit»**, как одни из наиболее авторитетных, официальных и «теоретических» представителей этого Интернационала, формулировали эту программу: отказ от революционной борьбы до того времени, пока империалистские правительства заключат мир, а пока словесное отрицание аннексий и контрибуций, самоопределение наций, демократизация внешней политики, третейские суды для разбора международных конфликтов между государствами, разоружение, Соединенные Штаты Европы и т. д. и т. п. С особенной наглядностью действительное политическое значение этой «программы мира» обнаружил Каутский, когда в доказательство «единодушия Интернационала» по этому вопросу привел тот факт, что конференции Лондонская (II. 1915) и Венская (IV. 1915) единодушно признали главный пункт этой программы, именно: «самостоятельность наций». Каутский открыто санкционировал таким образом перед всем миром заведомый обман народа социал-шовинистами, которые соединяют словесное, лицемерное, ни к чему не обязывающее и ни к чему не ведущее признание «самостоятельности» или самоопределения наций с поддержкой в империалистской войне «своих» правительств, хотя эта война с обеих сторон ведется с систематическим нарушением «самостоятельности» слабых наций и ради укрепления и расширения гнета над ними.

Объективное значение этой, наиболее ходкой, «программы мира» состоит в укреплении подчинения рабочего класса буржуазии путем «примирения» начинающих развивать революционную борьбу рабочих с их шовинистскими вождями, путем затушевывания глубины кризиса в социализме ради возвращения к тому состоянию социалистических партий, которое было до войны и которое именно породило переход большинства вождей на сторону буржуазии. Опасность этой «каутскианской» политики тем сильнее для пролетариата, что она прикрывается благовидными фразами и ведется не в одной Германии, а во всех странах. Напр., в Англии эту политику ведет большинство вождей; во Франции Лонге, Прессман и др.; в России Аксельрод, Мартов, Чхеидзе и пр.; Чхеидзе прикрывает шовинистскую идею «защиты страны» в данной войне выражением «спасение страны» и, с одной стороны, одобряет на словах Циммервальд, с другой стороны, в официальном заявлении фракции восхваляет пресловутую речь Гюисманса в Arnheem’e и на деле не возражает ни с думской трибуны ни в печати против участия рабочих в военно-промышленных комитетах и продолжает состоять сотрудником газет, ведущих защиту такого участия. В Италии подобную же политику ведет Тревес: см. угрозу центрального органа итальянской социалистической партии «Avantl!» от 5. III. 1916 разоблачить Тревеса и других «реформистов-поссибилистов», разоблачить, «кто пустил в ход все средства, чтобы помешать действию правления партии и Оддино Моргари, направленному к Циммервальдскому объединению и к созданию нового Интернационала», и т. д. и т. д.

5. Главным из «вопросов мира» является в настоящее время вопрос об аннексиях. И именно на этом вопросе всего нагляднее видно как господствующее ныне социалистическое лицемерие, так и задачи действительно социалистической пропаганды и агитации.

Необходимо разъяснить, что такое аннексия, почему и как социалисты должны бороться с аннексиями. Аннексией нельзя считать ни всякое присоединение «чужой» территории, ибо социалисты, вообще говоря, сочувствуют устранению границ между нациями и образованию более крупных государств; — ни всякое нарушение status quo, ибо это было бы величайшей реакционностью и насмешкой над основными понятиями исторической науки; — ни всякое военное присоединение, ибо насилия и войны в интересах большинства населения социалисты отрицать не могут. Аннексией должно считать лишь присоединение территории вопреки воле ее населения; другими словами, понятие аннексии неразрывно связано с понятием самоопределения наций.

Но на почве данной войны, именно потому, что она является империалистской со стороны обеих групп воюющих держав, должно было вырасти и выросло то явление, что буржуазия и социал-шовинисты усиленно «борются» против аннексий, когда их совершает или совершило неприятельское государство. Ясно, что подобная «борьба против аннексий» и подобное «единодушие» в вопросе об аннексиях есть сплошное лицемерие. Ясно, что аннексионистами являются на деле и те французские социалисты, которые защищают войну из-за Эльзаса-Лотарингии, и те немецкие социалисты, которые не требуют свободы отделения Эльзаса-Лотарингии, немецкой Польши и т. п. от Германии, и те русские социалисты, которые называют «спасением страны» войну за новое порабощение царизмом Польши, требуя присоединения Польши к России во имя «мира без аннексий», и т. д. и т. д.

Чтобы борьба против аннексий не была лицемерием или пустой фразой, чтобы она действительно воспитывала массы в духе интернационализма, для этого необходима такая постановка этого вопроса, которая бы раскрывала массам глаза на царящий ныне обман в вопросе об аннексиях, а не прикрывала этот обман. Недостаточно, чтобы социалист каждой нации на словах признавал равноправие наций или декламировал, божился и клялся, что он против аннексий. Необходимо, чтобы социалист каждой нации требовал немедленно и безусловно свободы отделения колоний и наций, угнетенных его собственным «отечеством».

Без этого условия и в Циммервальдском манифесте признание самоопределения наций и принципов интернационализма останется, в лучшем случае, мертвой буквой.

6. «Программа мира» социалистов, равно как и их программа «борьбы за окончание войны», должна исходить из разоблачения той лжи насчет «демократического мира», миролюбивых намерений воюющих и т. п., с которой обращаются ныне к народу демагогические министры, пацифистские буржуа, социал-шовинисты и каутскианцы всех стран. Всякая «программа мира» есть обман народа и лицемерие, если она не базируется в первую голову на выяснении массам необходимости революции и на поддержке, содействии, развитии начинающейся повсюду революционной борьбы масс (брожение, протесты, братанье в траншеях, стачки, демонстрации, письма с фронта к родным, — напр., во Франции — чтобы они не подписывались на военный заем, и т. д. и т. п.).

Поддержка, расширение и углубление всякого народного движения за окончание войны есть долг социалистов. Но в действительности этот долг выполняют только те социалисты, которые, как Либкнехт, с парламентской трибуны призывают солдат сложить оружие, проповедуют революцию, превращение империалистской войны в гражданскую войну за социализм.

Как положительный лозунг, вовлекающий массы в революционную борьбу и разъясняющий необходимость революционных мер для возможности «демократического» мира, должен быть выставлен лозунг отказа от платежа государственных долгов.

Недостаточно того, что Циммервальдский манифест намекает на революцию, говоря, что рабочие должны нести жертвы ради своего, а не чужого дела. Необходимо ясно и определенно указать массам их путь. Надо, чтобы массы знали, куда и зачем идти. Что массовые революционные действия во время войны, при условии их успешного развития, могут привести лишь к превращению империалистской войны в гражданскую войну за социализм, это очевидно, и скрывать это от масс вредно. Напротив, эту цель надо указать ясно, как бы трудно ни казалось достижение ее, когда мы находимся только в начале пути. Недостаточно сказать, как сказано в Циммервальдском манифесте, что «капиталисты лгут, говоря о защите отечества» в данной войне, и что рабочие в революционной борьбе не должны считаться с военным положением своей страны; надо сказать ясно то, что здесь выражено намеком, именно что не только капиталисты, но и социал-шовинисты и каутскианцы лгут, когда допускают применение понятия защиты отечества в данной, империалистской, войне; — что революционные действия во время войны невозможны без угрозы поражением «своему» правительству, и что всякое поражение правительства в реакционной войне облегчает революцию, которая одна в состоянии принести прочный и демократический мир. Необходимо наконец сказать массам, что без создания ими самими нелегальных организаций и свободной от военной цензуры, т. е. нелегальной, печати немыслима серьезная поддержка начинающейся революционной борьбы, ее развитие, критика ее отдельных шагов, исправление ее ошибок, систематическое расширение и обострение ее.

Написано в феврале — марте 1916 г.

Напечатано 22 апреля 1916 г. в «Bulletin. Internationale Sozialistische Kommission zu Bern" № 4

На русском языке напечатано 10 июня 1916 г. в газете „Социал-Демократ“ № 54 — 55

Печатается по тексту Сочинений В. И. Ленина, 4 изд., т. 22, стр. 157 — 165

* — Internationale Sozialistische Kommission — Интернациональная социалистическая комиссия. Ред.

** — «Новое Время». Ред.

ИЗ КНИГИ:

„ИМПЕРИАЛИЗМ, КАК ВЫСШАЯ СТАДИЯ КАПИТАЛИЗМА

ПОПУЛЯРНЫЙ ОЧЕРК“²¹⁹

ИЗ „ПРЕДИСЛОВИЯ К ФРАНЦУЗСКОМУ И НЕМЕЦКОМУ ИЗДАНИЯМ"

Настоящая книжка написана, как указано в предисловии к русскому изданию, в 1916 году для царской цензуры. Я не имею возможности переделать весь текст в настоящее время, да это было бы, пожалуй, нецелесообразно, ибо основная задача книги была и остается: показать, по сводным данным бесспорной буржуазной статистики и признаниям буржуазных ученых всех стран, какова была итоговая картина всемирного капиталистического хозяйства, в его международных взаимоотношениях, в начале XX века, накануне первой всемирной империалистской войны.

Отчасти будет даже небесполезно для многих коммунистов в передовых капиталистических странах убедиться на примере этой, легальной с точки зрения царской цензуры, книжки в возможности — и необходимости — использовать даже те слабые остатки легальности, которые остаются еще для коммунистов в современной, скажем, Америке или во Франции после недавнего, почти поголовного ареста коммунистов, для разъяснения всей лживости социал-пацифистских взглядов и надежд на «мировую демократию». А самые необходимые дополнения к этой подцензурной книжке я попытаюсь дать в настоящем предисловии.

В книжке доказано, что война 1914 — 1918 годов была с обеих сторон империалистской (т. е. захватной, грабительской, разбойнической) войной, войной из-за дележа мира, из- за раздела и передела колоний, «сфер влияния» финансового капитала и т. д.

Ибо доказательство того, каков истинный социальный, или вернее: истинный классовый характер войны, содержится, разумеется, не в дипломатической истории войны, а в анализе объективного положения командующих классов во всех воюющих державах. Чтобы изобразить это объективное положение, надо взять не примеры и не отдельные данные (при громадной сложности явлений общественной жизни можно всегда подыскать любое количество примеров или отдельных данных в подтверждение любого положения), а непременно совокупность данных об основах хозяйственной жизни всех воюющих держав и всего мира.

Именно такие сводные данные, которые не могут быть опровергнуты, приведены мной в картине раздела мира в 1876 и 1914 годах (в § 6) и раздела желдорог всего мира в 1890 и 1913 годах (в § 7). Желдороги, это — итоги самых главных отраслей капиталистической промышленности, каменноугольной и железоделательной, итоги — и наиболее наглядные показатели развития мировой торговли и буржуазно-демократической цивилизации. Как связаны желдороги с крупным производством, с монополиями, с синдикатами, картелями, трестами, банками, с финансовой олигархией, это показано в предыдущих главах книги. Распределение желдорожной сети, неравномерность его, неравномерность ее развития, это — итоги современного, монополистического капитализма во всемирном масштабе. И эти итоги показывают абсолютную неизбежность империалистских войн на такой хозяйственной основе, пока существует частная собственность на средства производства.

Постройка желдорог кажется простым, естественным, демократическим, культурным, цивилизаторским предприятием: такова она в глазах буржуазных профессоров, которым платят за подкрашивание капиталистического рабства, и в глазах мелкобуржуазных филистеров. На деле капиталистические нити, тысячами сетей связывающие эта предприятия с частной собственностью на средства производства вообще, превратили эту постройку в орудие угнетения миллиарда людей (колонии плюс полуколонии), т. е. больше половины населения земли в зависимых странах и наемных рабов капитала в «цивилизованных» странах.

Частная собственность, основанная на труде мелкого хозяина, свободная конкуренция, демократия, — все эти лозунги, которыми обманывают рабочих и крестьян капиталисты и их пресса, остались далеко позади. Капитализм перерос во всемирную систему колониального угнетения и финансового удушения горстью «передовых» стран гигантского большинства населения земли. И дележ этой «добычи» происходит между 2 — 3 всемирно могущественными, вооруженными с ног до головы хищниками (Америка, Англия, Япония), которые втягивают в свою войну из-за дележа своей добычи всю землю.

III

Брест-Литовский мир, продиктованный монархической Германией, а затем гораздо более зверский и подлый Версальский мир, продиктованный «демократическими» республиками, Америкой и Францией, а также «свободной» Англией, сослужили полезнейшую службу человечеству, разоблачив как наемных чернильных кули империализма, так и реакционных мещан, хотя бы и называющих себя пацифистами и социалистами, которые воспевали «вильсонизм» ²²⁰, доказывали возможность мира и реформ при империализме.

Десятки миллионов трупов и калек, оставленных войной, войной из-за того, английская или германская группа финансовых разбойников должна получить больше добычи, и затем два этих «мирных договора» открывают глаза с невиданной прежде быстротой миллионам и десяткам миллионов забитых, задавленных, обманутых, одураченных буржуазией людей. На почве всемирного разорения, созданного войной, растет, таким образом, всемирный революционный кризис, который, какие бы долгие и тяжелые перипетии он ни проходил, не может кончиться иначе, как пролетарской революцией и ее победой.

Базельский манифест II Интернационала, давший в 1912 году оценку именно той войне, которая наступила в 1914 году, а не войне вообще (войны бывают разные, бывают и революционные), этот манифест остался памятником, разоблачающим весь позорный крах, все ренегатство героев II Интернационала.

Я перепечатываю поэтому этот манифест в приложении к настоящему изданию и обращаю внимание читателей еще и еще раз, что герои II Интернационала так же заботливо обходя те места этого манифеста, где говорится точно, ясно, прямо о связи именно этой грядущей войны с пролетарской революцией, — обходят так же заботливо, как вор обходит то место, где он совершил кражу.

_____________

VI. РАЗДЕЛ МИРА МЕЖДУ ВЕЛИКИМИ ДЕРЖАВАМИ

Географ А. Супан в своей книге о «территориальном развитии европейских колоний»* подводит следующий краткий итог этому развитию в конце XIX века:

Процент земельной площади, принадлежащей европейским колониальным державам (С. Штаты в том числе):

	1876	1900	Увеличение на
В Африке	10,8%	90,4%	+79,6%
„ Полинезии	56,8%	98,9%	+42,1%
« Азии	51,5%	56,6%	+ 5,1%
„ Австралии	100,0%	100,0%	—
„ Америке	27,5%	27,2%	— 0,3%

«Характеристичной чертой этого периода — заключает он — является, следовательно, раздел Африки и Полинезии». Так как в Азии и в Америке незанятых земель, т. е. не принадлежащих никакому государству, нет, то вывод Супана приходится расширить и сказать, что характеристичной чертой рассматриваемого периода является окончательный раздел земли, окончательный не в том смысле, чтобы не возможен был передел, — напротив, переделы возможны и неизбежны, — а в том смысле, что колониальная политика капиталистических стран закончила захват незанятых земель на нашей планете. Мир впервые оказался уже поделенным, так что дальше предстоят лишь переделы, т. е. переход от одного «владельца» к другому, а не от бесхозяйности к «хозяину».

Мы переживаем, следовательно, своеобразную эпоху всемирной колониальной политики, которая теснейшим образом связана с «новейшей ступенью в развитии капитализма», с финансовым капиталом. Необходимо поэтому подробнее остановиться прежде всего на фактических данных, чтобы возможно точнее выяснить как отличие этой эпохи от предыдущих, так и положение дела в настоящее время. В первую голову возникают здесь два фактических вопроса: наблюдается ли усиление колониальной политики, обострение борьбы за колонии именно в эпоху финансового капитала и как именно поделен мир в этом отношении в настоящее время.

Американский писатель Моррис в своей книге об истории колонизации** делает попытку свести данные о размерах колониальных владений Англии, Франции и Германии за разные периоды XIX века. Вот, в сокращении, полученные им итоги:

Размеры колониальных владений

Годы	Англии		Франции		Германии
Годы	площадь (милл. кв. миль)	население (милл.)	площадь (милл. кв. миль)	население (милл.)	площадь (милл. кв. миль)	население (милл.)
1815 — 1830	?	126,4	0,02	0,5	—	—
1860	2,5	145,1	0,2	3,4	—	—
1880	7,7	267,9	0,7	7,5	—	—
1899	9,3	309,0	3,7	56,4	1,0	14,7

Для Англии период громадного усиления колониальных захватов приходится на 1860 — 1880 годы и очень значительного на последнее двадцатилетие XIX века. Для Франции и Германии — именно на это двадцатилетие. Мы видели выше, что период предельного развития капитализма домонополистического, капитализма с преобладанием свободной конкуренции, приходится на 1860-ые и 1870-ые годы. Мы видим теперь, что именно после этого периода начинается громадный «подъем» колониальных захватов, обостряется в чрезвычайной степени борьба за территориальный раздел мира. Несомненен, следовательно, тот факт, что переход капитализма к ступени монополистического капитализма, к финансовому капиталу связан с обострением борьбы за раздел мира.

Гобсон в своем сочинении об империализме выделяет эпоху 1884 — 1900 гг., как эпоху усиленной «экспансии» (расширения территории) главных европейских государств. По его расчету, Англия приобрела за это время 3,7 миллиона кв. миль с населением в 57 милл.; Франция — 3,6 милл. кв. миль с населением в 36У2 милл.; Германия — 1,0 милл. кв. миль с 14,7 милл.; Бельгия — 900 тыс. кв. миль с 30 милл.; Португалия — 800 тыс. кв. миль с 9 милл. Погоня за колониями в конце XIX века, особенно с 1880-х годов, со стороны всех капиталистических государств представляет из себя общеизвестный факт истории дипломатии и внешней политики.

В эпоху наибольшего процветания свободной конкуренции в Англии, в 1840 — 1860-х годах, руководящие буржуазные политики ее были против колониальной политики, считали освобождение колоний, полное отделение их от Англии неизбежным и полезным делом. М. Бер указывает в своей, появившейся в 1898 г., статье о «новейшем английском империализме»***, как в 1852-м году такой склонный вообще говоря к империализму государственный деятель Англии, как Дизраэли, говорил: «Колонии, это — мельничные жернова на нашей шее». А в конце XIX века героями дня в Англии были Сесиль Родс и Джозеф Чемберлен, открыто проповедывавшие империализм и применявшие империалистскую политику с наибольшим цинизмом!

Небезинтересно, что связь чисто, так сказать, экономических и социально-политических корней новейшего империализма была уже тогда ясна для этих руководящих политиков английской буржуазии. Чемберлен проповедывал империализм как «истинную, мудрую и экономную политику», указывая особенно на ту конкуренцию, которую встречает теперь Англияна мировом рынке со стороны Германии, Америки, Бельгии. Спасение в монополии — говорили капиталисты, основывая картели, синдикаты, тресты. Спасение в монополии — вторили политические вожди буржуазии, торопясь захватить еще неподеленные части мира. А Сесиль Родс, как рассказывал его интимный друг, журналист Стэд, говорил ему по поводу своих империалистских идей в 1895 году: «Я был вчера в лондонском Ист-Энде (рабочий квартал) и посетил одно собрание безработных. Когда я послушал там дикие речи, которые были сплошным криком: хлеба, хлеба!, я, идя домой и размышляя о виденном, убедился более, чем прежде, в важности империализма... Моя заветная идея есть решение социального вопроса, именно: чтобы спасти сорок миллионов жителей Соединенного Королевства от убийственной гражданской войны, мы, колониальные политики, должны завладеть новыми землями для помещения избытка населения, для приобретения новых областей сбыта товаров, производимых на фабриках и в рудниках. Империя, я всегда говорил это, есть вопрос желудка. Если вы не хотите гражданской войны, вы должны стать империалистами»****.

Так говорил Сесиль Родс в 1895 г., миллионер, финансовый король, главный виновник англо-бурской войны; а ведь его защита империализма - только грубовата, цинична, по сути же не отличается от «теории» гг. Маслова, Зюдекума, Потресова, Давида, основателя русского марксизма и пр. и пр. Сесиль Родс был немножко более честным социал-шовинистом...

Для того, чтобы дать возможно более точную картину территориального раздела мира и изменений в этом отношении за последние десятилетия, воспользуемся теми сводками, которые дает Супан в названном сочинении по вопросу о колониальных владениях всех держав мира. Супан берет 1876 и 1900 годы; мы возьмем 1876 — пункт, выбранный очень удачно, ибо именно к этому времени можно, в общем и целом, считать законченным развитие западноевропейского капитализма в его домонополистической стадии — и 1914, заменяя цифры Супана более новыми по «Географически-статистическим таблицам» Гюбнера. Супан берет только колонии; мы считаем полезным — для того, чтобы представить полную картину раздела мира, — добавить сведения, вкратце, и о неколониальных странах и о полуколониях, к которым мы относим Персию, Китай и Турцию: первая из этих стран почти целиком стала уже колонией, вторая и третья становятся таковыми.

Получаем следующие итоги:

Колониальные владения великих держав: (милл. кв. клм. и милл. жителей)

	Колонии				Метрополии		Всего
	1876		1914		1914		1914
	кв. км.	жит.	кв. км.	жит.	кв. км.	жит.	кв. км.	жит.
Англия	22,5	251,9	33,5	393,5	0,3	46,5	33,8	440,0
Россия	17,0	15,9	17,4	33,2	5,4	136,2	22,8	169,4
Франция	0,9	6,0	10,6	55,5	0,5	39,6	11,1	95,1
Германия .	—	—	2,9	12,3	0,5	64,9	3,4	77,2
С. Штаты	—	—	0,3	9,7	9,4	97,0	9,7	106,7
Япония	—	—	0,3	19,2	0,4	53,0	0,7	72,2
Итого 6 великих держав	40,4	273,8	65,0	523,4	16,5	437,2	81,5	960,6
Колонии остальных держав (Бельгия, Голландия и пр.) . .							9,9	45,3
Полуколонии (Персия, Китай, Турция)							14,5	361,2
Остальные страны							28,0	289,9
Вся земля							133,9	1657,0

Мы видим тут наглядно, как «закончен» был на границе XIX и XX веков раздел мира. Колониальные владения расширились после 1876 года в гигантских размерах: более чем в полтора раза, с 40 до 65 миллионов кв. клм. у шести крупнейших держав; прирост составляет 25 милл. кв. клм., в полтора раза больше площади метрополий (I6V2 милл.). Три державы не имели в 1876 г. никаких колоний, а четвертая, Франция, почти не имела их. К 1914-му году эти четыре державы приобрели колонии площадью в 14,1 милл. кв. клм., т. е. приблизительно раза в полтора больше площади Европы, с населением почти в 100 миллионов. Неравномерность в расширении колониального владения очень велика. Если сравнить, напр., Францию, Германию и Японию, которые не очень сильно разнятся по величине площади и по количеству населения, то окажется, что первая из этих стран приобрела почти втрое больше колоний (по площади), чем вторая и третья, вместе взятые. Но по размерам финансового капитала Франция в начале рассматриваемого периода была, может быть, тоже в несколько раз богаче Германии и Японии, взятых вместе. На размер колониальных владений, кроме чисто-экономических условий, и на базе их, оказывают влияние условия географические и пр. Как ни сильно шла за последние десятилетия нивелировка мира, выравнивание условий хозяйства и жизнив различных странах под давлением крупной промышленности, обмена и финансового капитала, но все же разница остается немалая, и среди названных шести стран мы наблюдаем, с одной стороны, молодые, необыкновенно быстро прогрессировавшие капиталистические страны (Америка, Германия, Япония); с другой — страны старого капиталистического развития, которые прогрессировали в последнее время гораздо медленнее предыдущих (Франция и Англия); с третьей, страну наиболее отставшую в экономическом отношении (Россию), в которой новейше-капиталистический империализм оплетен, так сказать, особенно густой сетью отношений докапиталистических.

Рядом с колониальными владениями великих держав мы поставили небольшие колонии маленьких государств, являющиеся, так сказать, ближайшим объектом возможного и вероятною «передела» колоний. Большей частью эти маленькие государства сохраняют свои колонии только благодаря тому, что между крупными есть противоположности интересов, трения и пр., мешающие соглашению о дележе добычи. Что касается до «полуколониальных» государств, то они дают пример тех переходных форм, которые встречаются во всех областях природы и общества. Финансовый капитал — такая крупная, можно сказать решающая сила во всех экономических и во всех международных отношениях, что он способен подчинять себе и в действительности подчиняет даже государства, пользующиеся полнейшей политической независимостью; мы увидим сейчас примеры тому. Но, разумеется, наибольшие «удобства» и наибольшие выгоды дает финансовому капиталу такое подчинение, которое связано с потерей политической независимости подчиняемыми странами и народами. Полуколониальные страны типичны, как «середина» в этом отношении. Понятно, что борьба из-за этих полузависимых стран особенно должна была обостриться в эпоху финансового капитала, когда остальной мир уже был поделен.

Колониальная политика и империализм существовали и до новейшей ступени капитализма и даже до капитализма. Рим, основанный на рабстве, вел колониальную политику и осуществлял империализм. Но «общие» рассуждения об империализме, забывающие или отодвигающие на задний план коренную разницу общественно-экономических формаций, превращаются неизбежно в пустейшие банальности или бахвальство, вроде сравнения «великого Рима с великой Британией»*****.

Даже капиталистическая колониальная политика прежних стадий капитализма существенно отличается от колониальной политики финансового капитала.

Основной особенностью новейшего капитализма является господство монополистических союзов крупнейших предпринимателей. Такие монополии всего прочнее, когда захватываются в одни руки все источники сырых материалов, и мы видели, с каким рвением международные союзы капиталистов направляют свои усилия на то, чтобы вырвать у противника всякую возможность конкуренции, чтобы скупить, напр., железорудные земли или нефтяные источники и т. п. Владение колонией одно дает полную гарантию успеха монополии против всех случайностей борьбы с соперником — вплоть до такой случайности, когда противник пожелал бы защититься законом о государственной монополии. Чем выше развитие капитализма, чем сильнее чувствуется недостаток сырья, чем острее конкуренция и погоня за источниками сырья во всем мире, тем отчаяннее борьба за приобретение колоний.

«Можно выставить утверждение, — пишет Шильдер — которое некоторым, пожалуй, покажется парадоксальным, именно: что рост городского и промышленного населения в более или менее близком будущем гораздо скорее может встретить препятствие в недостатке сырья для промышленности, чем в недостатке предметов питания». Так, например, обостряется недостаток дерева, которое все более дорожает, — кож, — сырья для текстильной промышленности. «Союзы промышленников пытаются создать равновесие между сельским хозяйством и промышленностью в пределах всего мирового хозяйства; как пример можно назвать существующий с 1904 года международный союз союзов — бумагопрядильных фабрикантов в нескольких важнейших промышленных государствах; затем основанный по образцу его в 1910 году союз европейских союзов льнопрядильщиков»******.

Конечно, значение такого рода фактов буржуазные реформисты и среди них особенно теперешние каутскианцы пытаются ослабить указанием на то, что сырье «можно бы» достать на свободном рынке без «дорогой и опасной» колониальной политики, что предложение сырья «можно бы» гигантски увеличить «простым» улучшением условий сельского хозяйства вообще. Но такие указания превращаются в апологетику империализма, в прикрашивание его, ибо они основываются на забвении главной особенности новейшего капитализма: монополий. Свободный рынок все более отходит в область прошлого, монополистические синдикаты и тресты с каждым днем урезывают его, а «простое» улучшение условий сельского хозяйства сводится к улучшению положения масс, к повышению заработной платы и уменьшению прибыли. Где же, кроме как в фантазии сладеньких реформистов, существуют тресты, способные заботиться о положении масс вместо завоевания колоний?

Не только открытые уже источники сырья имеют значение для финансового капитала, но и возможные источники, ибо техника с невероятной быстротой развивается в наши дни, и земли, непригодные сегодня, могут быть сделаны завтра пригодными, если будут найдены новые приемы (а для этого крупный банк может снарядить особую экспедицию инженеров, агрономов и пр.), если будут произведены большие затраты капитала. То же относится к разведкам относительно минеральных богатств, к новым способам обработки и утилизации тех или иных сырых материалов и пр. и т. п. Отсюда — неизбежное стремление финансового капитала к расширению хозяйственной территории и даже территории вообще. Как тресты капитализируют свое имущество по двойной или тройной оценке, учитывая «возможные» в будущем (а не настоящие) прибыли, учитывая дальнейшие результаты монополии, так и финансовый капитал вообще стремится захватить как можно больше земель каких бы то ни было, где бы то ни было, как бы то ни было, учитывая возможные источники сырья, боясь отстать в бешеной борьбе за последние куски неподеленного мира или за передел кусков, уже разделенных.

Английские капиталисты всячески стараются развить производство хлопка в своей колонии, Египте, — в 1904 г. из 2,3 миллионов гектаров культурной земли в Египте уже 0,6 милл. было под хлопком, т. е. свыше четверти — русские в своей колонии, Туркестане, потому что таким путем они легче могут побить своих иностранных конкурентов, легче могут придти к монополизации источников сырья, к созданию более экономного и прибыльного текстильного треста с «комбинированным» производством, с сосредоточением всех стадий производства и обработки хлопка в одних руках.

Интересы вывоза капитала равным образом толкают к завоеванию колоний, ибо на колониальном рынке легче (а иногда единственно только и возможно) монополистическими путями устранить конкурента, обеспечить себе поставку, закрепить соответствующие «связи» и пр.

Внеэкономическая надстройка, вырастающая на основе финансового капитала, его политика, его идеология усиливают стремление к колониальным завоеваниям. «Финансовый капитал хочет не свободы, а господства», справедливо говорит Гильфердинг. А один буржуазный французский писатель, как бы развивая и дополняя приведенные выше мысли Сесиля Родса*******, пишет, что к экономическим причинам современной колониальной политики следует прибавить социальные: «вследствие растущей сложности жизни и трудности, давящей не только на рабочие массы, но и на средние классы, во всех странах старой цивилизации скопляется «нетерпение, раздражение, ненависть, угрожающие общественному спокойствию; энергии, выбиваемой из определенной классовой колеи, надо найти применение, дать ей дело вне страны, чтобы не произошло взрыва внутри»»********.

Раз идет речь о колониальной политике эпохи капиталистического империализма, необходимо отметить, что финансовый капитал и соответствующая ему международная политика, которая сводится к борьбе великих держав за экономический и политический раздел мира, создают целый ряд переходных форм государственной зависимости. Типичны для этой эпохи не только две основные группы стран: владеющие колониями и колонии, но и разнообразные формы зависимых стран, политически, формально самостоятельных, на деле же опутанных сетями финансовой и дипломатической зависимости. Одну из форм — полуколонии — мы уже указали раньше. Образцом другой является, напр., Аргентина.

«Южная Америка, а особенно Аргентина — пишет Шульце-Геверниц в своем сочинении о британском империализме — находится в такой финансовой зависимости от Лондона, что ее следует назвать почти что английской торговой колонией»*********. Капиталы, помещенные Англией в Аргентине, Шильдер определял, по сообщениям австро-венгерского консула в Буэнос-Айресе за 1909 г., в 8 3/4 миллиарда франков. Нетрудно себе представить, какие крепкие связи получает в силу этого финансовый капитал — и его верный «друг», дипломатия — Англии с буржуазией Аргентины, с руководящими кругами всей ее экономической и политической жизни.

Несколько иную форму финансовой и дипломатической зависимости, при политической независимости, показывает нам пример Португалии. Португалия — самостоятельное, суверенное Государство, но фактически в течение более 200 лет, со времени войны за испанское наследство (1701 — 1714), она находится под протекторатом Англии. Англия защищала ее и ее колониальные владения ради укрепления своей позиции в борьбе с своими противниками, Испанией, Францией. Англия получала в обмен торговые выгоды, лучшие условия для вывоза товаров и особенно для вывоза капитала в Португалию и ее колонии, возможность пользоваться гаванями и островами Португалии, ее кабелями и пр. и т. д.**********. Такого рода отношения между отдельными крупными и мелкими государствами были всегда, но в эпоху капиталистического империализма они становятся всеобщей системой, входят, как часть, в сумму отношений «раздела мира», превращаются в звенья операций всемирного финансового капитала.

Чтобы покончить с вопросом о разделе мира, мы должны отметить еще следующее. Не только американская литература после испано-американской и английская после англо-бурской войн поставили этот вопрос вполне открыто и определенно в самом конце XIX и начале XX века, не только немецкая литература, всего «ревнивее» следившая за «британским империализмом», систематически оценивала этот факт. И во французской буржуазной литературе вопрос поставлен достаточно определенно и широко, поскольку это мыслимо с буржуазной точки зрения. Сошлемся-на историка Дрно, который в своей книге: «Политические и социальные проблемы в конце XIX века» в главе о «великих державах и разделе мира» писал следующее: «В течение последних лет все свободные места на земле, за исключением Китая, заняты державами Европы и Северной Америки. На этой почве произошло уже несколько конфликтов и перемещений влияния, являющихся предвестниками более ужасных взрывов в близком будущем. Ибо приходится торопиться: нации, не обеспечившие себя, рискуют никогда не получить своей части и не принять участия в той гигантской эксплуатации земли, которая будет одним из существеннейших фактов следующего (т. е. XX) века. Вот почему вся Европа и Америка были охвачены в последнее время лихорадкой колониальных расширений, «империализма», который является самой замечательной характерной чертой конца XIX века». И автор добавлял: «При этом разделе мира, в этой бешеной погоне за сокровищами и крупными рынками земли, сравнительная сила империй, основанных в этом, XIX, веке, находится в полном несоответствии с тем местом, которое занимают в Европе нации, основавшие их. Державы, преобладающие в Европе, вершительницы ее судеб, не являются равным образом преобладающими во всем мире. А так как колониальное могущество-, надежда обладать богатствами, еще не учтенными, окажет очевидно свое отраженное действие на сравнительную силу европейских держав, то в силу этого колониальный вопрос — «империализм», если хотите, — изменивший уже политические условия самой Европы, будет изменять их все более и более»***********.

VII. ИМПЕРИАЛИЗМ, КАК ОСОБАЯ СТАДИЯ КАПИТАЛИЗМА

Мы должны теперь попытаться подвести известные итоги, свести вместе сказанное выше об империализме. Империализм вырос как развитие и прямое продолжение основных свойств капитализма вообще. Но капитализм стал капиталистическим империализмом лишь на определенной, очень высокой ступени своего развития, когда некоторые основные свойства капитализма стали превращаться в свою противоположность, когда по всей линии сложились и обнаружились черты переходной эпохи от капитализма к более высокому общественно-экономическому укладу. Экономически основное в этом процессе есть смена капиталистической свободной конкуренции капиталистическими монополиями. Свободная конкуренция есть основное свойство капитализма и товарного производства вообще; монополия есть прямая противоположность свободной конкуренции, но эта последняя на наших глазах стала превращаться в монополию, создавая крупное производство, вытесняя мелкое, заменяя крупное крупнейшим, доводя концентрацию производства и капитала до того, что из нее вырастала и вырастает монополия: картели, синдикаты, тресты, сливающийся с ними капитал какого-нибудь десятка ворочающих миллиардами банков. И в то же время монополии, вырастая из свободной конкуренции, не устраняют ее, а существуют над ней и рядом с ней, порождая этим ряд особенно острых и крутых противоречий, трений, конфликтов. Монополия есть переход от капитализма к более высокому строю.

Если бы необходимо было дать как можно более короткое определение империализма, то следовало бы сказать, что империализм есть монополистическая стадия капитализма. Такое определение включало бы самое главное, ибо, с одной стороны, финансовый капитал есть банковый капитал монополистически немногих крупнейших банков, слившийся с капиталом монополистических союзов промышленников; а с другой стороны, раздел мира есть переход от колониальной политики, беспрепятственно расширяемой на незахваченные ни одной капиталистической державой области, к колониальной политике монопольного обладания территорией земли, поделенной до конца.

Но слишком короткие определения хотя и удобны, ибо подытоживают главное, — все же недостаточны, раз из них надо особо выводить весьма существенные черты того явления, которое надо определить. Поэтому, не забывая условного и относительного значения всех определений вообще, которые никогда не могут охватить всесторонних связей явления в его полном развитии, следует дать такое определение империализма, которое бы включало следующие пять основных его признаков: 1) концентрация производства и капитала, дошедшая до такой высокой ступени развития, что она создала монополии, играющие решающую роль в хозяйственной жизни;

2) слияние банкового капитала с промышленным и создание, на базе этого «финансового капитала», финансовой олигархии;

3) вывоз капитала, в отличие от вывоза товаров, приобретает особо важное значение; 4) образуются международные монополистические союзы капиталистов, делящие мир, и 5) закончен территориальный раздел земли крупнейшими капиталистическими державами. Империализм есть капитализм на той стадии развития, когда сложилось господство монополий и финансового капитала, приобрел выдающееся значение вывоз капитала, начался раздел мира международными трестами и закончился раздел всей территории земли крупнейшими капиталистическими странами.

Мы увидим еще ниже, как можно и должно иначе определить империализм, если иметь в виду не только основные чисто-экономические понятия (которыми ограничивается приведенное определение), а историческое место данной стадии капитализма по отношению к капитализму вообще или отношение империализма и двух основных направлений в рабочем движении. Сейчас же надо отметить, что, понимаемый в указанном смысле, империализм представляет из себя, несомненно, особую стадию развития капитализма. Чтобы дать читателю возможно более обоснованное представление об империализме, мы намеренно старались приводить как можно больше отзывов буржуазных экономистов, вынужденных признавать особенно бесспорно установленные факты новейшей экономики капитализма. С той же целью приводились подробные статистические данные, позволяющие видеть, до какой именно степени вырос банковый капитал и т. д., в чем именно выразился переход количества в качество, переход развитого капитализма в империализм. Нечего и говорить, конечно, что все грани в природе и обществе условны и подвижны, что было бы нелепо спорить, напр., о том, к какому году или десятилетию относится «окончательное» установление империализма.

Но спорить об определении империализма приходится прежде всего с главным марксистским теоретиком эпохи так называемого второго интернационала, т. е. 25-тилетия 1889 — 1914 годов, К. Каутским. Против основных идей, выраженных в данном нами определении империализма, Каутский выступил вполне решительно и в 1915-ом и даже еще в ноябре 1914-го года, заявляя, что под империализмом надо понимать не «фазу» или ступень хозяйства, а политику, именно определенную политику, «предпочитаемую» финансовым капиталом, что империализм нельзя «отождествлять» с «современным капитализмом», что если понимать под империализмом «все явления современного капитализма», — картели, протекционизм, господство финансистов, колониальную политику — то тогда вопрос о необходимости империализма для капитализма сведется к «самой плоской тавтологии», ибо тогда «естественно, империализм есть жизненная необходимость для капитализма» и т. д. Мысль Каутского мы выразим всего точнее, если приведем данное им определение империализма, направленное прямо против существа излагаемых нами идей (ибо возражения из лагеря немецких марксистов, проводивших подобные идеи в течение целого ряда лет, давно известны Каутскому, как возражения определенного течения в марксизме).

Определение Каутского гласит:

«Империализм есть продукт высокоразвитого промышленного капитализма. Он состоит в стремлении каждой промышленной капиталистической нации присоединять к себе или подчинять все большие аграрные (курсив Каутского) области, без отношения к тому, какими нациями они населены»************.

Это определение ровнехонько никуда не годится, ибо оно односторонне, т. е. произвольно, выделяет один только национальный вопрос (хотя и в высшей степени важный как сам по себе, так и в его отношении к империализму), произвольно и неверно связывая его только с промышленным капиталом в аннектирующих другие нации странах, столь же произвольно и неверно выдвигая аннексию аграрных областей.

Империализм есть стремление к аннексиям — вот к чему сводится политическая часть определения Каутского. Она верна, но крайне неполна, ибо политически империализм есть вообще стремление к насилию и к реакции. Нас занимает здесь однако экономическая сторона дела, которую внес в свое определение сам Каутский. Неверности в определении Каутского бьют в лицо. Для империализма характерен как раз не промышленный, а финансовый капитал. Не случайность, что во Франции как раз особо быстрое развитие финансового капитала, при ослаблении промышленного, вызвало с 80-х годов прошлого века крайнее обострение аннексионистской (колониальной) политики. Для империализма характерно как раз стремление к аннектированию не только аграрных областей, а даже самых промышленных (германские аппетиты насчет Бельгии, французские насчет Лотарингии), ибо, во-1-х, законченный раздел земли вынуждает, при переделе, протягивать руку ко всяким землям; во-2-х, для империализма существенно соревнование нескольких крупных держав в стремлении к гегемонии, т. е. к захвату земель не столько прямо для себя, сколько для ослабления противника и подрыва его гегемонии (Германии Бельгия особенно важна, как опорный пункт против Англии; Англии Багдад как опорный пункт против Германии и т. д.).

Каутский ссылается в особенности — и неоднократно — на англичан, установивших будто бы чисто-политическое значение слова империализм в его, Каутского, смысле. Берем англичанина Гобсона и читаем в его сочинении «Империализм», вышедшем в 1902-м году:

«Новый империализм отличается от старого, во-первых, тем, что он на место стремлений одной растущей империи ставит теорию и практику соревнующих империй, каждая из которых руководится одинаковыми вожделениями к политическому расширению и к коммерческой выгоде; во-вторых, господством над торговыми интересами интересов финансовых или относящихся к помещению капитала»************.

Мы видим, что Каутский абсолютно неправ фактически в своей ссылке на англичан вообще (он мог бы сослаться разве на вульгарных английских империалистов или прямых апологетов империализма). Мы видим, что Каутский, претендуя, что он продолжает защищать марксизм, на деле делает шаг назад по сравнению с социал-либералом Гобсоном, который правильнее учитывает две «исторически-конкретные» (Каутский как раз издевается своим определением над исторической конкретностью!) особенности современного империализма: 1) конкуренцию нескольких империализмов и 2) преобладание финансиста над торговцем. А если речь идет главным образом о том, чтобы промышленная страна аннектировала аграрную, то этим выдвигается главенствующая роль торговца.

Определение Каутского не только неверное и не марксистское. Оно служит основой целой системы взглядов, разрывающих по всей линии и с марксистской теорией и с марксистской практикой, о чем еще пойдет речь ниже. Совершенно несерьезен тот спор о словах, который поднят Каутским: назвать ли новейшую ступень капитализма империализмом или ступенью финансового капитала. Называйте, как хотите; это безразлично. Суть дела в том, что Каутский отрывает политику империализма от его экономики, толкуя об аннексиях, как «предпочитаемой» финансовым капиталом политике, и противопоставляя ей другую возможную будто бы буржуазную политику на той же базе финансового капитала. Выходит, что монополии в экономике совместимы с немонополистическим, ненасильственным, незахватным образом действий в политике. Выходит, что территориальный раздел земли, завершенный как раз в эпоху финансового капитала и составляющий основу своеобразия теперешних форм соревнования между крупнейшими капиталистическими государствами, совместим с неимпериалистской политикой. Получается затушевывание, притупление самых коренных противоречий новейшей ступени капитализма вместо раскрытия глубины их, получается буржуазный реформизм вместо марксизма.

Каутский спорит с немецким апологетом империализма и аннексий, Куновым, который рассуждает аляповато и цинично: империализм есть современный капитализм; развитие капитализма неизбежно и прогрессивно; значит, империализм прогрессивен; значит, надо раболепствовать перед империализмом и славословить! Нечто вроде той карикатуры, которую рисовали народники против русских марксистов в 1894 — 1895 годах: дескать, если марксисты считают капитализм в России неизбежным и прогрессивным, то они должны открыть кабак и заняться насаждением капитализма. Каутский возражает Кунову: нет, империализм не есть современный капитализм, а лишь одна из форм политики современного капитализма, и мы можем и должны бороться с этой политикой, бороться с империализмом, с аннексиями и т. д.

Возражение кажется вполне благовидным, а на деле оно равняется более тонкой, более прикрытой (и потому более опасной) проповеди примирения с империализмом, ибо «борьба» с политикой трестов и банков, не затрагивающая основ экономики трестов и банков, сводится к буржуазному реформизму и пацифизму, к добреньким и невинным благопожеланиям. Отговориться от существующих противоречий, забыть самые важные из них, вместо вскрытия всей глубины противоречий — вот теория Каутского, не имеющая ничего общего с марксизмом. И понятно, что такая «теория» служит только к защите идеи единства с Куновыми!

«С чисто экономической точки зрения — пишет Каутский — не невозможно, что капитализм переживет еще одну новую фазу, перенесение политики картелей на внешнюю политику, фазу ультраимпериализма»**************, т. е. сверхъимпериализма, объединения империализмов всего мира, а не борьбы их, фазу прекращения войн при капитализме, фазу «общей эксплуатации мира интернационально-объединенным финансовым капиталом»***************.

На этой «теории ультраимпериализма» нам придется остановиться ниже ²²¹, чтобы подробно показать, до какой степени она разрывает решительно и бесповоротно с марксизмом. Здесь же нам надо, сообразно общему плану настоящего очерка, взглянуть на точные экономические данные, относящиеся к этому вопросу. «С чисто-экономической точки зрения» возможен «ультра-империализм» или это ультра-пустяки?

Если понимать под чисто-экономической точкой зрения «чистую» абстракцию, тогда все, что можно сказать, сведется к положению: развитие идет к монополиям, следовательно, к одной всемирной монополии,, к одному всемирному тресту. Это бесспорно, но это и совершенно бессодержательно, вроде указания, что «развитие идет» к производству предметов питания в лабораториях. В этом смысле «теория» ультра-империализма такой же вздор, каким была бы «теория ультраземледелия».

Если же говорить о «чисто-экономических» условиях эпохи финансового капитала, как об исторически-конкретной эпохе, относящейся к началу XX века, то лучшим ответом на мертвые абстракции «ультра-империализма» (служащие исключительно реакционнейшей цели: отвлечению внимания от глубины наличных противоречий) является противопоставление им конкретно-экономической действительности современного всемирного хозяйства. Бессодержательнейшие разговоры Каутского об ультра-империализме поощряют, между прочим, ту глубоко-ошибочную и льющую воду на мельницу апологетов империализма мысль, будто господство финансового капитала ослабляет неравномерности и противоречия внутри всемирного хозяйства, тогда как на деле оно усиливает их.

Р. Кальвер в своей небольшой книжке «Введение, в всемирное хозяйство»**************** сделал попытку свести главнейшие чисто-экономические данные, позволяющие конкретно представить взаимоотношения внутри всемирного хозяйства на рубеже XIX и XX веков. Он делит весь мир на 5 «главных хозяйственных областей»: I) среднеевропейская (вся Европа кроме России и Англии); 2) британская; 3) российская; 4) восточно-азиатская и 5) американская, включая колонии в «области» тех государств, которым они принадлежат, и «оставляя в стороне» немногие, нераспределенные по областям, страны, напр., Персию, Афганистан, Аравию в Азии, Марокко и Абиссинию в Африке и т. п.

Вот, в сокращенном виде, приводимые им экономические данные об этих областях:

Главные хозяйственные области мира	Площадь (милл. кв. килом.)	Насе- ление (милл.)	Пути сообщения		Торговля (ввоз и вывоз вместе) (млрд. марок)	Промышленность
			жел. дор. (тыс. км.)	торговый флот (милл. тонн)		Добыча (милл. тонн)		число веретен в хл.-бум. пром. (милл.)
			жел. дор. (тыс. км.)	торговый флот (милл. тонн)		кам. угля	чугуна	число веретен в хл.-бум. пром. (милл.)
1) ср.-европ.	27,6 ¹⁶*(23,6)	388 (146)	204	8	41	251	15	26
2) британск.	28,9 ¹⁶*(28,6)	398 (355)	140	11	25	249	9	51
3) российск.	22	131	63	1	3	16	3	7
4) вост.-азиат.	12	389	8	1	2	8	0,02	2
5) америк.	30	148	379	6	14	245	14	19

Мы видим три области с высоко развитым капитализмом (сильное развитие и путей сообщения и торговли и промышленности): среднеевропейскую, британскую и американскую. Среди них три господствующие над миром государства: Германия, Англия, Соединенные Штаты. Империалистское соревнование между ними и борьба крайне обострены тем, что Германия имеет ничтожную область и мало колоний; создание «средней Европы» еще в будущем, и рождается она в отчаянной борьбе. Пока — признак всей Европы политическая раздробленность. В британской и американской областях очень высока, наоборот, политическая концентрация, но громадное несоответствие между необъятными колониями первой и ничтожными — второй. А в колониях капитализм только начинает развиваться. Борьба за южную Америку все обостряется.

Две области — слабого развития капитализма, российская и восточно-азиатская. В первой крайне слабая плотность населения, во второй — крайне высокая; в первой политическая концентрация велика, во второй отсутствует. Китай только еще начали делить, и борьба за него между Японией, С. Штатами и т. д. обостряется все сильнее.

Сопоставьте с этой действительностью, — с гигантским разнообразием экономических и политических условий, с крайним несоответствием в быстроте роста разных стран и пр., с бешеной борьбой между империалистическими государствами — глупенькую побасенку Каутского о «мирном» ультра-империализме. Разве это не реакционная попытка запуганного мещанина спрятаться от грозной действительности? Разве интернациональные картели, которые кажутся Каутскому зародышами «ультра-империализма» (как производство таблеток в лаборатории «можно» объявить зародышем ультра-земледелия), не показывают нам примера раздела и передела мира, перехода от мирного раздела к не-мирному и обратно? Разве американский и проч. финансовый капитал, мирно деливший весь мир, при участии Германии, скажем, в международном рельсовом синдикате или в международном тресте торгового судоходства, не переделяют теперь мир на основе новых отношений силы, изменяющихся совсем не-мирным путем?

Финансовый капитал и тресты не ослабляют, а усиливают различия между быстротой роста разных частей всемирного хозяйства. А раз соотношения силы изменились, то в чем может заключаться, при капитализме, разрешение противоречия кроме как в силе? Чрезвычайно точные данные о различной быстроте роста капитализма и финансового капитала во всем всемирном хозяйстве мы имеем в статистике железных дорог******************. За последние десятилетия империалистского развития длина железных дорог изменилась так:

	Железные дороги (тыс. клм.)
	1890		1913		+
Европа	224		346		+ 122
Соед. Штаты Америки...	268		411		+ 143
Все колонии	82	125	210	347	+ 128	+222
Самостоят. и полусамост. государства Азии и Америки	43	125	137	347	+ 94	+222
Всего	617		1104

Быстрее всего развитие железных дорог шло, следовательно, в колониях и в самостоятельных (и полусамостоятельных) государствах Азии и Америки. Известно, что финансовый капитал 4 — 5 крупнейших капиталистических государств царит и правит здесь всецело. Двести тысяч километров новых железных дорог в колониях и в других странах Азии и Америки, это значит свыше 40 миллиардов марок нового помещения капитала на особо выгодных условиях, с особыми гарантиями доходности, с прибыльными заказами для сталелитейных заводов и пр. и т. д.

Быстрее всего растет капитализм в колониях и в заокеанских странах. Среди них появляются новые империалистские державы (Япония). Борьба всемирных империализмов обостряется. Растет дань, которую берет финансовый капитал с особенно прибыльных колониальных и заокеанских предприятий. При разделе этой «добычи» исключительно высокая доля попадает в руки стран, не всегда занимающих первое место по быстроте развития производительных сил. В крупнейших державах, взятых вместе с их колониями, длина железных дорог составляла:

	(тыс. клм.)
	1890	1913
С. Штаты	268	413	+ 145
Британская империя . . .	107	208	+101
Россия	32	78	+46
Германия . .	43	68	+25
Франция	41	63	+22
Всего в 5 державах	491	830	+339

Итак, около 80% всего количества железных дорог сконцентрировано в 5 крупнейших державах. Но концентрация собственности на эти дороги, концентрация финансового капитала еще неизмеримо более значительна, ибо английским и французским, напр., миллионерам принадлежит громадная масса акций и облигаций американских, русских и других железных дорог.

Благодаря своим колониям Англия увеличила «свою» железнодорожную сеть на 100 тысяч километров, вчетверо больше, чем Германия. Между тем общеизвестно, что развитие производительных сил Германии за это время, и особенно развитие каменноугольного и железоделательного производства, шло несравненно быстрее, чем в Англии, не говоря уже о Франции и России. В 1892 г. Германия производила 4,9 миллиона тонн чугуна, против 6,8 в Англии; а в 1912 году уже 17,6 против 9,0, т. е. гигантский перевес над Англией!******************* Спрашивается, на почве капитализма какое могло быть иное средство, кроме войны, для устранения несоответствия между развитием производительных сил и накоплением капитала, с одной стороны, — разделом колоний и «сфер влияния» для финансового капитала, с другой?

Написано в январе — июне 1916 г

Впервые напечатано в апреле 1917 г отдельной брошюрой Петроград

Печатается по тексту Сочинений В. И. Ленина, 4 изд. т. 22, стр. 177 — 180, 241 - 262

* A. Supan: „Die territoriale Entwicklung der europaischen Kolonien", 1906, стр. 254 (А. Супан. „Территориальное развитие европейских колоний". Ред.).

** Henry С. Morris: „The history of colonization", N. У., 1900, vol. II, pp. 88; I, 419; II, 304 (Генри К. Моррис. „История колонизации». Нью- Йорк, 1900, т. II, стр. 88; I, 419; II, 304. Ред.),

*** „Die Neue Zeit“, XVI, I, 1898, S. 302.

**** Там же, с, 304.

***** С. P. Lucas: „Greater Rome and Greater Britain», Oxf. 1912 (4. П. Люкас. „Великий Рим и Великая Британия". Оксфорд, 1912. Ред.) или Earl of Cromer: „Ancient and modern imperialism", L. 1910 (Кромер. „Древний и современный империализм". Лондон, 1910. Ред.).

****** Schilder, н. с., с. 38 — 42.

******* См. настоящий том, стр. 467. Ред.

******** Wahl: „La France aux colonies” (Валь. „Франция в колониях». Ред.), цитировано у Henri Russier: „Le Partage de l’Oceanie», P. 1905, p. 165 (Анри Рюссие. „Раздел Океании». Париж, 1905, стр. 165. Ред.).

********* Schulze-Gaevernitz: „Britischer Jmperialismus und englischer Freihandel zu Beginn des 20-ten Jahrhunderts» Lpz. 1906, c. 318 (Шульце- Геверниц. „Британский империализм и английская свободная торговля к началу 20-го века». Лейпциг, 1906. Ред.). То же говорит, Sartorius v. Waltershausen: „Das volkswirtschaftliche System der Kapitalanlage im Auslande“, Berlin, 1907. S. 46 (Сарториус фон Вальтерсхаузен. „Народнохозяйственная система помещения капитала за границей». Берлин, 1907, стр. 46. Ред.).

********** Шильдер, н. с., 1 т., с. 160 — 161.

*********** J.-E. Driault: „Problfemes politiques et sociaux“. P. 1907, c. 299 (Ж.-Э. Дрио. „Политические и социальные проблемы". Париж. Ред.).

************ «Die Neue Zeit», 1914, 2 (32 т.), с. 909, от 11 сентября 1914 г. Ср. 1915, 2, с. 107 слл.

************* Hobson: «Imperialism», L. 1902, p. 324 (Гобсон. «Империализм», Лондон, 1902, стр, 324. Ред.).

************** «Die Neue Zeit», 1914, 2 (32 т.), с. 921, от 11 сентября 1914 г. Ср. 1915, 2, с. 107 слл.

*************** «Die Neue Zeit», 1915, 1, с. 144, от 30 апреля 1915.

**************** R. Calwer: «Einfuhrung in die Weltwirtschaft». Brl. 1906,

***************** 9 скобках площадь и население колоний.

***************** Stat. Jahrbuch fiir das deutsche Reich, 1915; Aichiv fiir Eisenbahnwesen, 1892 (Статистический ежегодник Германского государства, 1915; Архив железнодорожного дела, 1892. Ред.), за 1890 год небольшие частности относительно распределения железных дорог между колониями разных стран пришлось определить приблизительно.

******************* Ср. также Edgar Crammond: «The Economic Relations of the British and German Empires» в «Journal of the Royal Statistical Society», 1914, July, pp. 777 ss. (Эдгар Крэммонд. «Экономические стмсшения между Британской и Германской империями» в «Журнале королевского статистического общества», 1914, июль, стр. 777 слл. Ред.).

О БРОШЮРЕ ЮНИУСА

Наконец-то в Германии вышла нелегально, без приспособления к подлой юнкерской цензуре, социал-демократическая брошюра, посвященная вопросам войны! Автор, принадлежащий, очевидно, к «леворадикальному» крылу партии, подписался Юниус ²²² (что значит по-латыни: младший) и назвал свою брошюру: «Кризис социал-демократии». В приложении напечатаны те «тезисы о задачах международной социал-демократии», которые были уже внесены в Бернскую ИСК (Интернациональную социалистическую комиссию) и напечатаны в номере 3-ем ее бюллетеня; они принадлежат группе «Интернационал», издавшей весной 1915 г. один номер журнала под этим заглавием (со статьями Цеткиной, Меринга, Р. Люксембург, Талгеймера, Дункер, Штребеля и др.) и устроившей зимой 1915 — 1916 г. совещание социал-демократов из всех частей Германии ²²³, принявшее эти тезисы.

Брошюра написана в апреле 1915 г., как говорит автор в введении, помеченном 2 января 1916 г., и печаталась «без всяких изменений». Издать ее раньше помешали «внешние обстоятельства». Посвящена она не столько «кризису социал-демократии», сколько анализу войны, опровержению легенды о ее освободительном, национальном характере, доказательству того, что это — империалистская и со стороны Германии и со стороны других великих держав война, затем революционной критике поведения официальной партии. Написанная чрезвычайно живо, брошюра Юниуса, несомненно, сыграла и сыграет крупную роль в борьбе против перешедшей на сторону буржуазии и юнкеров бывшей социал-демократической партии Германии, и мы от всей души приветствуем автора.

Русскому читателю, который знаком с социал-демократической литературой, напечатанной по-русски за границей в 1914 — 1916 гг., брошюра Юниуса не дает принципиально ничего нового. Когда читаешь эту брошюру, сопоставляя с аргументами немецкого революционного марксиста то, что было изложено, например, в манифесте Центрального Комитета нашей партии (сентябрь — ноябрь 1914)*, в бернских резолюциях (март 1915 г.)** и в многочисленных комментариях к ним, приходится убедиться только в большой неполноте аргументов Юниуса и в двух ошибках его. Посвящая дальнейшее критике недостатков и ошибок Юниуса, мы должны усиленно подчеркнуть, что делаем это ради необходимой для марксистов самокритики и всесторонней проверки взглядов, которые должны послужить идейной базой III Интернационала. Брошюра Юниуса в общем и целом — прекрасная марксистская работа, и вполне возможно, что ее недостатки носят до известной степени случайный характер.

Главным недостатком брошюры Юниуса и прямым шагом назад по сравнению с легальным (хотя и запрещенным тотчас после выхода) журналом «Интернационал» является умолчание о связи социал-шовинизма (автор не употребляет ни этого термина, ни менее точного выражения социал-патриотизм) с оппортунизмом. Автор вполне правильно говорит о «капитуляции» и крахе германской социал-демократической партии, об «измене» «официальных вождей» ее, но далее не идет. А между тем уже журнал «Интернационал» дал критику «центра», т. е. каутскианства, вполне справедливо осыпав насмешками его бесхарактерность, проституирование им марксизма, лакейство перед оппортунистами. И тот же журнал начал разоблачение действительной роли оппортунистов, опубликовав, напр., важнейший факт, что 4-го августа 1914 г. оппортунисты явились с ультиматумом, с готовым решением голосовать во всяком случае за кредиты. Ни в брошюре Юниуса ни в тезисах не говорится ни об оппортунизме ни о каутскианстве! Это теоретически неверно, ибо нельзя объяснить «измены», не поставив ее в связь с оппортунизмом, как направлением, имеющим за собой длинную историю, историю всего II Интернационала. Это практически-политически ошибочно, ибо нельзя ни понять «кризиса социал-демократии», ни преодолеть его, не выяснив значения и роли двух направлений, открыто-оппортунистического (Легин, Давид и т. д.) и прикрыто-оппортунистического (Каутский и К0). Это шаг назад по сравнению, напр., с исторической статьей Отто Рюле в «Vorwarts»*** от 12 января 1916 г., где он прямо, открыто доказывает неизбежность раскола социал-демократической партии Германии (редакция «Vorwarts’a» ответила ему повторением слащавых и лицемерных каутскианских фраз, не найдя ни единого аргумента по существу против того, что налицо уже две партии и что примирить их нельзя). Это — поразительно непоследовательно, ибо в 12-ом тезисе «Интернационала» говоритсяпрямо о необходимости создать «новый» Интернационал ввиду «измены» и «перехода на почву буржуазно-империалистской политики» «официальных представительств социалистических партий руководящих стран». Ясно, что говорить об участии в «новом» Интернационале старой социал-демократической партии Германии или партии, мирящейся с Легином, Давидом и К0, просто смешно.

Чем объясняется этот шаг назад группы «Интернационал», мы не знаем. Величайшим недостатком всего революционного марксизма в Германии является отсутствие сплоченной нелегальной организации, систематически ведущей свою линию и воспитывающей массы в духе новых задач: такая организация должна была бы занимать определенную позицию и по отношению к оппортунизму и по отношению к каутскианству. Это тем более необходимо, что у немецких революционных социал-демократов отняты теперь две последних ежедневных газеты: бременская («Bremer Burger-Zeitung») и брауншвейгская («Volksfreund» ²²⁴), которые обе перешли к каутскианцам. Только группа: «Интернациональные социалисты Германии». (I. S. D.) остается на своем посту — ясно и определенно для всех.

Некоторые члены группы «Интернационала» ²²⁵, видимо, скатились опять в болото беспринципного каутскианства. Напр., Штребель дошел до того, что в «Neue Zeit»**** расшаркивался перед Бернштейном и Каутским! А совсем на-днях, 15 июля 1916 г. он поместил в газетах статью «Пацифизм и социал-демократия», с защитой пошлейшего каутскианского пацифизма. Что касается Юниуса, он восстает против каутскианского прожектерства в духе «разоружения», «уничтожения тайной дипломатии» и т. п. самым решительным образом. Возможно, что в группе «Интернационал» есть два течения: революционное и колеблющееся в сторону каутскианства.

Из ошибочных положений Юниуса первое закреплено в 5-ом тезисе группы «Интернационал»:... «В эпоху (эру) этого разнузданного империализма не может более быть никаких национальных войн. Национальные интересы служат только орудием обмана, чтобы отдать трудящиеся народные массы на службу их смертельному врагу: империализму»,.. Начало 5-го тезиса, который оканчивается этим положением, посвящено характеристике данной войны, как империалистской. Возможно, что отрицание национальных войн вообще есть либо недосмотр либо случайное увлечение при подчеркивании совершенно правильной мысли, что данная война есть империалистская, а не национальная. Но так как возможно и обратное, так как ошибочное отрицание всяких национальных войн по случаю облыжного представления данной войны в виде национальной замечается у различных социал-демократов, то на этой ошибке нельзя не остановиться.

Юниус совершенно прав, когда подчеркивает решающее влияние «империалистской обстановки» в данной войне, когда он говорит, что за Сербией стоит Россия, «за сербским национализмом стоит русский империализм», что участие, напр., Голландии в войне было бы тоже империалистским, ибо она, во-1-х, защищала бы свои колонии, а, во-2-х, была бы союзницей одной из империалистских коалиций. Это бесспорно — по отношению к данной войне. И когда Юниус подчеркивает при этом особенно то, что для него в первую голову важно: борьбу с «фантомом национальной войны», «который в настоящее время господствует над социал-демократической политикой» (стр. 81), то нельзя не признать рассуждения его и правильными и вполне уместными.

Ошибкой было бы лишь преувеличение этой истины, отступление от марксистского требования быть конкретным, перенесение оценки данной войны на все возможные при империализме войны, забвение национальных движений против империализма. Единственным доводом в защиту тезиса: «национальных войн больше быть не может» является тот, что мир поделен между горсткой «великих» империалистских держав, что поэтому всякая война, хотя бы она была вначале национальной, превращается в империалистскую, задевая интересы одной из империалистских держав или коалиций (стр. 81 у Юниуса).

Неправильность этого довода очевидна. Разумеется, основное положение марксистской диалектики состоит в том, что все грани в природе и в обществе условны и подвижны, что нет ни одного явления, которое бы не могло, при известных условиях, превратиться в свою противоположность. Национальная война может превратиться в империалистскую и обратно. Пример: войны великой французской революции начались как национальные и были таковыми. Эти войны были революционны: защита великой революции против коалиции контрреволюционных монархий. А когда Наполеон создал французскую империю с порабощением целого ряда давно сложившихся, крупных, жизнеспособных, национальных государств Европы, тогда из национальных французских войн получились империалистские, породившие в свою очередь национально-освободительные войны против империализма Наполеона.

Только софист мог бы стирать разницу между империалистской и национальной войной на том основании, что одна может превратиться в другую. Диалектика не раз служила — и в истории греческой философии — мостиком к софистике. Но мы остаемся диалектиками, борясь с софизмами не посредством отрицания возможности всяких превращений вообще, а посредством конкретного анализа данного в его обстановке и в его развитии.

Что данная империалистская война, 1914 — 1916 гг., превратится в национальную, это в высокой степени невероятно, ибо классом, представляющим развитие вперед, является пролетариат, который объективно стремится превратить ее в гражданскую войну против буржуазии, а затем еще потому, что силы обеих коалиций разнятся не очень значительно и международный финансовый капитал создал повсюду реакционную буржуазию. Но невозможным такое превращение объявить нельзя: если бы пролетариат Европы оказался лет на 20 бессильным; если бы данная война кончилась победами вроде наполеоновских и порабощением ряда жизнеспособных национальных государств; если бы внеевропейский империализм (японский и американский в первую голову) тоже лет 20 продержался, не переходя в социализм, напр., в силу японо-американской войны, тогда возможна была бы великая национальная война в Европе. Это было бы развитием Европы назад на несколько десятилетий. Это невероятно. Но это не невозможно, ибо представлять себе всемирную историю идущей гладко и аккуратно вперед, без гигантских иногда скачков назад, недиалектично, ненаучно, теоретически неверно.

Далее. Не только вероятны, но неизбежны в эпоху империализма национальные войны со стороны колоний и полуколоний. В колониях и полуколониях (Китай, Турция, Персия) живет до 1 000 миллионов человек, т. е. больше половины населения земли. Национально-освободительные движения здесь либо уже очень сильны, либо растут и назревают. Всякая война есть продолжение политики иными средствами. Продолжением национально-освободительной политики колоний неизбежно будут национальные войны с их стороны против империализма. Такие войны могут повести к империалистской войне теперешних «великих» империалистских держав, но могут и не повести, это зависит от многих обстоятельств.

Пример: Англия и Франция воевали в семилетнюю войну из-за колоний, т. е. вели империалистскую войну (которая возможна и на базе рабства и на базе примитивного капитализма, как и на современной базе высокоразвитого капитализма). Франция побеждена и теряет часть своих колоний. Несколько лет спустя начинается национально-освободительная война Северо-Американских Штатов против одной Англии. Франция и Испания, которые сами продолжают владеть частями теперешних Соединенных Штатов, из вражды к Англии, т. е. из своих империалистских интересов, заключают дружественный договор с восставшими против Англии Штатами. Французские войска вместе с американскими бьют англичан. Перед нами национально-освободительная война, в которой империалистское соревнование является привходящим, не имеющим серьезного значения, элементом, — обратное тому, что мы видим в войне 1914 — 1916 гг. (национальный элемент в австро-сербской войне не имеет серьезного значения по сравнению с все- определяющим империалистским соревнованием). Отсюда видно, как нелепо было бы применять понятие империализм шаблонным образом, выводя из него «невозможность» национальных войн. Национально-освободительная война, напр., союза Персии, Индии и Китая против тех или иных империалистских держав вполне возможна и вероятна, ибо она вытекает из национально-освободительного движения этих стран, причем превращение такой войны в империалистскую войну между теперешними империалистскими державами будет зависеть от очень многих конкретных обстоятельств, ручаться за наступление которых было бы смешно.

В-третьих, даже в Европе нельзя считать национальные войны в эпоху империализма невозможными. «Эпоха империализма» сделала теперешнюю войну империалистской, она порождает неизбежно (пока не наступит социализм) новые империалистские войны, она сделала насквозь империалистичной политику теперешних великих держав, но эта «эпоха» нисколько не исключает национальных войн, напр., со стороны маленьких (допустим, аннектированных или национально-угнетенных) государств против империалистских держав, как не исключает она и национальных движений в большом масштабе на востоке Европы. Про Австрию, напр., Юниус судит очень здраво, учитывая не одно только «экономическое», а и своеобразно политическое, отмечая «внутреннюю нежизнеспособность Австрии», признавая, что «габсбургская монархия есть не политическая организация буржуазного государства, а лишь слабо связанный синдикат нескольких клик общественных паразитов», и что «ликвидация Австро-Венгрии исторически есть лишь продолжение распада Турции и вместе с ним является требованием исторического процесса развития». С некоторыми балканскими государствами и с Россией дело обстоит не лучше. И при условии сильного истощения «великих» держав в данной войне или при условии победы революции в России вполне возможны национальные войны, даже победоносные. Вмешательство империалистских держав осуществимо на практике не при всех условиях, это с одной стороны. А с другой стороны, когда рассуждают «скандачка»: война маленького государства против гиганта безнадежна, то на это приходится заметить, что безнадежная война есть тоже война; а затем, известные явления внутри «гигантов» — напр.. начало революции — могут «безнадежную» войну сделать очень «надежной».

Мы остановились подробно на неверности положения, будто «больше не может быть национальных войн», не только потому, что оно явно ошибочно теоретически. Было бы, конечно, глубоко печально, если бы «левые» стали проявлять беззаботность к теории марксизма в такое время, когда создание III Интернационала возможно только на базе не-вульгаризованного марксизма. Но и в практически-политическом отношении эта ошибка очень вредна: из нее выводят нелепую пропаганду «разоружения», ибо будто бы никаких войн, кроме реакционных, быть не может; из нее выводят еще более нелепое и прямо реакционное равнодушие к национальным движениям. Такое равнодушие становится шовинизмом, когда члены европейских «великих» наций, т. е. наций, угнетающих массу мелких и колониальных народов, заявляют с якобы-ученым видом: «национальных войн более быть не может»! Национальные войны против империалистских держав не только возможны и вероятны, они неизбежны и прогрессивны, революционны, хотя, конечно, для успеха их требуется либо соединение усилий громадного числа жителей угнетенных стран (сотни миллионов в взятом нами примере Индии и Китая), либо особо благоприятное сочетание условий интернационального положения (напр., парализованность вмешательства империалистских держав их обессилением, их войной, их антагонизмом и т. п.), либо одновременное восстание пролетариата одной из крупных держав против буржуазии (этот последний в нашем перечне случай является первым с точки зрения желательного и выгодного для победы пролетариата).

Надо заметить однако, что было бы несправедливо обвинять Юниуса в равнодушии к национальным движениям. Он отмечает, по крайней мере, в числе грехов социал-демократической фракции ее молчание по поводу казни за «измену» (очевидно, за попытку восстания по случаю войны) одного вождя туземцев в Камеруне, подчеркивая в другом месте специально (для гг. Легинов, Ленчей и т. п. негодяев, числящихся «социал-демократами»), что колониальные нации суть тоже нации. Он заявляет с полнейшей определенностью: «социализм признает за каждым народом право на независимость и свободу, на самостоятельное распоряжение своими судьбами»; «международный социализм признает право свободных, независимых, равноправных наций, но только он может создать такие нации, только он может осуществить право наций на самоопределение. И этот лозунг социализма — справедливо замечает автор — служит, как и все остальные, не к оправданию существующего, а как указатель пути, как стимул к революционной, преобразующей, активной политике пролетариата» (стр. 77 и 78). Глубоко ошиблись бы, следовательно, те, кто подумал бы, что все левые немецкие социал-демократы впали в ту узость и карикатуру на марксизм, до которой дошли некоторые голландские и польские социал-демократы, отрицая самоопределение наций даже при социализме. Впрочем, о специальных голландско-польских источниках этой ошибки мы говорим в другом месте.

Другое ошибочное рассуждение Юниуса связано с вопросом о защите отечества. Это — кардинальный политический вопрос во время империалистской войны. И Юниус подкрепил нас в том убеждении, что наша партия дала единственно правильную постановку этого вопроса: пролетариат против защиты отечества в этой, империалистской войне ввиду ее грабительского, рабовладельческого, реакционного характера, ввиду возможности и необходимости противопоставить ей (и стремиться превратить ее в) гражданскую войну за социализм. Юниус же, с одной стороны, прекрасно вскрыл империалистский характер данной войны, в отличие от национальной, а с другой стороны впал в чрезвычайно странную ошибку, пытаясь за волосы притянуть национальную программу к данной, не национальной, войне! Это звучит почти невероятно, но это факт.

Казенные социал-демократы, как легиновского, так и каутскианского оттенка, лакействуя перед буржуазией, которая всего более кричала об иностранном «нашествии», чтобы обмануть народные массы насчет империалистского характера войны, повторяли с особенным усердием этот довод о «нашествии». Каутский, уверяющий теперь наивных и доверчивых людей (между прочим, через российского окиста, Спектатора), что он с конца 1914-го года перешел к оппозиции, продолжает ссылаться на этот «довод»! Стараясь опровергнуть этот довод, Юниус приводит поучительнейшие исторические примеры, чтобы доказать, что «нашествие и классовая борьба в буржуазной истории являются не противоречием, как гласит официальная легенда, а одно является средством и проявлением другого». Примеры: Бурбоны во Франции вызывали иностранное нашествие против якобинцев, буржуа в 1871 г. — против Коммуны. Маркс писал в «Гражданской войне во Франции»:

«Высший героический подъем, на который еще способно было старое общество, есть национальная война, и она оказывается теперь чистейшим мошенничеством правительства; единственной целью этого мошенничества оказывается — отодвинуть на более позднее время классовую борьбу, и когда классовая борьба вспыхивает пламенем гражданской войны, мошенничество разлетается в прах» ²²⁶,«Классическим примером всех времен является — пишет Юниус, ссылаясь на 1793-ий год, — великая французская революция». Изо всего этого делается вывод: «Вековой опыт доказывает, следовательно, что не осадное положение, а беззаветная классовая борьба, которая пробуждает самоуважение, героизм и нравственную силу народных масс, является лучшей защитой, лучшей обороной страны против внешнего врага».

Практический вывод Юниуса: «Да, социал-демократы обязаны защищать свою страну во время великого исторического кризиса. И как раз в том и состоит тяжкая вина социал-демократической фракции рейхстага, что она торжественно провозгласила в своей декларации 4 августа 1914 г.: «В час опасности мы не оставим без защиты нашей родины», а в то же самое время отреклась от своих слов. Она оставила родину без защиты в час величайшей опасности. Ибо первым долгом ее Перед родиной в этот час было: показать родине истинную подкладку данной империалистской войны, разорвать сеть патриотической и дипломатической лжи, которой было опутано это посягательство на родину; громко и ясно заявить, что для немецкого народа в этой войне и победа и поражение одинаково губительны, сопротивляться до последней крайности удушению родины посредством осадного положения; провозгласить необходимость немедленного вооружения народа и предоставления народу решать вопрос о войне и мире; требовать со всей решительностью перманентного (беспрерывного) заседания народного представительства на все время войны, чтобы обеспечить бдительный контроль народного представительства за правительством и народа за народным представительствам; требовать немедленной отмены всех политических правоограничений, ибо только свободный народ может с успехом защищать свою страну; наконец, противопоставить империалистической программе войны, — программе, направленной к сохранению Австрии и Турции, т. е. к сохранению реакции в Европе и в Германии, — старую истинно национальную программу патриотов и демократов 1848-го года, программу Маркса, Энгельса и Лассаля: лозунг единой великой немецкой республики. Таково было знамя, которое следовало бы развернуть перед страной, которое было бы истинно национальным, истинно освободительным, находилось бы в соответствии с лучшими традициями Германии и международной классовой политики пролетариата»... «Таким образом тяжелая дилемма между интересами родины и международной солидарностью пролетариата, трагический конфликт, который побудил наших парламентариев «с тяжким сердцем» встать на сторону империалистской войны, есть чистое воображение, буржуазно-националистическая фикция. Напротив, между интересами страны и классовыми интересами пролетарского Интернационала существует и во время войны и во время мира полная гармония: и война и мир требуют самого энергичного развития классовой борьбы, самого решительного отстаивания социал-демократической программы».

Так рассуждает Юниус. Ошибочность его рассуждений бьет в глаза, и если наши открытые и прикрытые лакеи царизма, господа Плеханов и Чхенкели, а может быть даже гг. Мартов и Чхеидзе, с злорадством ухватятся за слова Юниуса, помышляя не о теоретической истине, а о том, чтобы вывернуться, замести следы, набросать песку в глаза рабочим, то нам надо остановиться подробнее на выяснении теоретических источников ошибки Юниуса.

Империалистской войне он предлагает «противопоставить» национальную программу. Передовому классу он предлагает повернуться лицом к прошлому, а не к будущему! В 1793 и 1848 гг. и во Франции и в Германии и во всей Европе объективно стояла на очереди буржуазно-демократическая революция. Этому объективному, историческому положению вещей соответствовала «истинно-национальная», т. е. национально-буржуазная программа тогдашней демократии, которую в 1793 г. осуществили наиболее революционные элементы буржуазии и плебейства, а в 1848 г. провозглашал от имени всей передовой демократии Маркс. Феодально-династическим войнам противопоставлялись тогда, объективно, революционно-демократические войны, национально-освободительные войны. Таково было содержание исторических задач эпохи.

Теперь для передовых, крупнейших государств Европы объективное положение иное. Развитие вперед — если не иметь в виду возможных, временных, шагов назад — осуществимо лишь к социалистическому обществу, к социалистической революции. Империалистски-буржуазной войне, войне высоко развитого капитализма объективно может противостоять, с точки зрения развития вперед, с точки зрения передового класса, только война против буржуазии, т. е. прежде всего гражданская война пролетариата с буржуазией за власть, война, без которой серьезного движения вперед быть не может, а затем — лишь при известных, особых, условиях, возможная война в защиту социалистического государства против буржуазных государств. Поэтому те большевики (к счастью, совсем единичные и немедленно сданные нами призывцам), которые готовы были стать на точку зрения условной обороны, обороны отечества под условием победоносной революции и победы республики в России, оставались верны букве большевизма, но изменяли духу его; ибо втянутая в империалистскую войну передовых европейских держав Россия и в республиканской форме вела бы тоже империалистскую войну!

Говоря, что классовая борьба есть лучшее средство против нашествия, Юниус применил марксову диалектику лишь наполовину, сделав один шаг по верному пути и сейчас же уклонившись с него. Марксова диалектика требует конкретного анализа каждой особой исторической ситуации. Что классовая борьба есть лучшее средство против нашествия, — это верно и по отношению к буржуазии, свергающей феодализм, и по отношению к пролетариату, свергающему буржуазию. Именно потому, что это верно по отношению ко всякому классовому угнетению, это слишком обще и потому недостаточно по отношению к данному особому случаю. Гражданская война против буржуазии есть тоже один из видов классовой борьбы, и только данный вид классовой борьбы избавил бы Европу (всю, а не одну страну) от опасности нашествий. «Великогерманская республика», если бы она существовала в 1914 — 1916 гг., вела бы такую же империалистическую войну.

Юниус вплотную подошел к правильному ответу на вопрос и к правильному лозунгу: гражданская война против буржуазии за социализм и, точно побоявшись сказать всю правду до конца, повернул назад, к фантазии «национальной войны» в 1914, 1915, 1916 годах. Если взглянуть на вопрос не с теоретической, а с чисто-практической стороны, то ошибка Юниуса станет не менее ясна. Все буржуазное общество, все классы Германии вплоть до крестьянства стояли за войну (в России, по всей вероятности, тоже — по крайней мере большинство зажиточного и среднего крестьянства с очень значительной долей бедноты находилось, видимо, под обаянием буржуазного империализма). Буржуазия была вооружена до зубов. При таком положении «провозгласить» программу республики, перманентного парламента, выбора офицеров народом («вооружение народа») и пр. значило бы на практике — «провозгласить» революцию (с неверной революционной программой!).

Юниус говорит здесь же, вполне правильно, что революции «сделать» нельзя. Революция стояла на очереди в 1914 — 1916 гг., таясь в недрах войны, вырастая из войны. Надо было «провозгласить» это от имени революционного класса, указать до конца, безбоязненно, его программу: социализм, невозможный в эпоху войны без гражданской войны против архиреакционной, преступной, осуждающей народ на несказанные бедствия, буржуазии. Надо было обдумать систематические, последовательные, практические, безусловно осуществимые при всяком темпе развития революционного кризиса действия, лежащие по линии назревающей революции. Эти действия указаны в резолюции нашей партии: 1) голосование против кредитов; 2) разрыв «гражданского мира»; 3) создание нелегальной организации; 4) братание солдат; 5) поддержка всех революционных выступлений масс*****. Успех всех этих шагов неминуемо ведет к гражданской войне.

Провозглашение великой исторической программы имело, несомненно, гигантское значение; только не старой и устаревшей для 1914 — 1916 гг. национально-германской программы, а пролетарски-интернациональной и социалистической. Вы, буржуа, воюете для грабежа; мы, рабочие всех воюющих стран, объявляем войну вам, войну за социализм, — вот содержание речи, с которой должны были выступить 4 августа 1914 г. в парламентах социалисты, не изменившие пролетариату, как Легины, Давиды, Каутские, Плехановы, Геды, Самба и т. д.

Повидимому, двоякого рода ошибочные соображения могли вызвать ошибку Юниуса. Несомненно, Юниус решительно против империалистской войны и решительно за революционную тактику: этого факта не устранят никакие злорадства гг. Плехановых по поводу «оборончества» Юниуса. На возможные и вероятные клеветы этого рода необходимо ответить сразу и прямо.

Но Юниус, во-первых, не освободился вполне от «среды» немецких, даже левых социал-демократов, боящихся раскола, боящихся договаривать до конца революционные лозунги******. Это — ошибочная боязнь, и левые социал-демократы Германии должны будут избавиться и избавятся от нее. Ход их борьбы с социал-шовинистами приведет к этому. А они борются с своими социал-шовинистами решительно, твердо, искренне, в этом их громадное, принципиальное, коренное отличие от гг. Мартовых и Чхеидзе, которые одной рукой (а 1а Скобелев) развертывают знамя с приветом «Либкнехтам всех стран», а другой рукой нежно обнимают Чхенкели и Потреcова!

Во-2-х, Юниус хотел, повидимому, осуществить нечто вроде меньшевистской, печальной памяти, «теории стадий», хотел начать проводить революционную программу с ее «наиболее удобного», «популярного», приемлемого для мелкой буржуазии конца. Нечто вроде плана «перехитрить историю», перехитрить филистеров. Дескать, против лучшей обороны истинного отечества никто не может быть: а истинное отечество есть великогерманская республика, лучшая оборона есть милиция, перманентный парламент и пр. Будучи раз принята, такая программа сама собой повела бы, дескать, к следующей стадии: социалистической революции.

Вероятно, подобные рассуждения сознательно или полусознательно определили тактику Юниуса. Нечего и говорить, что они ошибочны. В брошюре Юниуса чувствуется одиночка, у которого нет товарищей по нелегальной организации, привыкшей додумывать до конца революционные лозунги и систематически воспитывать массу в их духе. Но такой недостаток — было бы глубоко неправильно забывать это — не есть личный недостаток Юниуса, а результат слабости всех немецких левых, опутанных со всех сторон гнусной сетью каутскианского лицемерия, педантства, «дружелюбия» к оппортунистам. Сторонники Юниуса сумели, несмотря на свое одиночество, приступить к изданию нелегальных листков и к войне с каутскианством. Они сумеют пойти и дальше вперед по верному пути.

Написано в июле 1916 г.

Напечатано в октябре 1916 г. в „Сборнике Социал-Демократа» № 1

Подпись: Н. Ленин

Печатается по тексту Сочинений В. И. Ленина, 4 изд., т. 22, стр. 291 — 305

* См. настоящий том, стр. 339 — 445. Ред.

** См. настоящий том, стр. 371 — 376. Рид.

*** — «Вперед». Ред.

**** — «Новое Время». Ред,

***** См. настоящий том, стр. 373.

****** Та же ошибка в рассуждениях Юниуса на тему: что лучше, победа или поражение? Его вывод: оба одинаково плохи (разорение, рост вооружений и т. д.). Это не точка зрения революционного пролетариата, а пацифистского мелкого буржуа. Если говорить о «революционном вмешательстве» пролетариата — -а об этом, хотя, к сожалению, слишком обще, говорит и Юниус и тезисы группы «Интернационала», — то обязательно было поставить вопрос с иной точки зрения: 1) возможно ли «революционное вмешательство» без риска поражения? 2) возможно ли бичевать буржуазию и правительство своей страны без того же риска? 3) не говорили ли мы всегда и не говорит ли исторический опыт реакционных войн, что поражения облегчают дело революционного класса?

Г. ЗИНОВЬЕВУ

Статья Бухарина безусловно не годна ²²⁷. Ни тени «теории империалистического государства» нет. Есть сводка данных о росте государственного капитализма, и только. Заполнять этим легальнейшим материалом нелегальный журнал — абсурд. Надо отклонить (архивежливо, обещав всякое содействие легальному помещению)*.

Но подождать, пожалуй, статьи Юрия ²²⁸ — не писать пока Бухарину.

Подождать и с письмом Бухарину об их «фракции», иначе он подумает, что отказали из-за «фракционности».

---
---
---

Ставить вопрос об «эпохе» и «данной войне», — как «крайности», именно и значит впадать в эклектизм. Точно наша задача — взять «середку» «между крайностей»!!!

Задача — определить верно отношение эпохи к данной войне. Это и сделано как в резолюциях, так и в моих статьях: «данная империалистическая война не исключение, а типичное явление в империалистическую эпоху».

[[Типичное не единственное.]]

Нельзя понять данной войны, не поняв эпохи.

Когда так говорят об эпохе, это не фраза. Это верно. И ваши цитаты из старых моих статей говорят только это. Они верны.

Но когда стали отсюда выводить: «в эпоху империализма не может быть национальных войн», это вздор. Это явная ошибка и историческая и политическая и логическая (ибо эпоха есть сумма разнообразных явлений, в коей кроме типичного есть всегда иное).

И вы повторяете эту ошибку, когда пишете в замечаниях:

|||«маленькие страны не могут в нынешнюю эпоху защищать отечество».|||

[= вульгаризаторы]

Неверно!! Это и есть ошибка Юниуса, Радека, «разоруженцев» и японцев ²²⁹!!

Надо сказать: «Я маленькие страны не могут в империалистических войнах, особенно типичных для современной империалистической эпохи, защищать отечество».

Это разница.

В этой разнице вся суть против вульгаризаторов. А вы как раз суть и не заметили.

Гримм повторяет ошибку вульгаризаторов, а вы потакаете ему, давая неверную формулировку. Надо, напротив, именно теперь (и в разговорах и в статьях) опровергнуть перед Гриммом вульгаризаторов.

Мы вовсе не против вообще «защиты отечества», не против вообще «оборонительных войн». Никогда этого вздора ни в одной резолюции (и ни в одной моей статье) не найдете.

NB|||Мы против защиты отечества и обороны в империалистической войне 1914 — 1916 гг. и в другие империалистические войны, типичные для империалистической эпохи. Но в империалистическую эпоху могут быть и «справедливые», «оборонительные», революционные войны

[[именно: 1) национальные; 2) гражданские; 3) социалистические и т. п.]]

Написано в августе 1916 г.

Направлено из Флюмса в Берн (Швейцария)

Впервые напечатано в 1932 г.

Печатается по тексту Сочинений В. И. Ленина, 4 изд., т. 35, стр. 180 — 181

* Приватно, от себя, я добавлю Бухарину совет: изменить заглавие и оставить одну экономическую часть. Ибо политическая совсем не доделана, не додумана, никчемна.

ОТВЕТ П. КИЕВСКОМУ (Ю. ПЯТАКОВУ)²³⁰

Война забивает и надламывает одних, закаляет и просвещает других, — как и всякий кризис в жизни человека или в истории народов.

Эта истина дает себя знать и в области социал-демократического мышления о войне и по поводу войны. Одно дело — поглубже вдуматься в причины и значение империалистской войны на почве высокоразвитого капитализма, в задачи тактики с.-д. в связи с войной, в причины кризиса социал-демократии и так далее. Другое дело — дать войне подавить свою мысль, перестать рассуждать и анализировать под гнетом ужасных впечатлений и мучительных последствий или свойств войны.

Одной из таких форм подавленности или придавленности человеческого мышления войной является пренебрежительное отношение «империалистического экономизма» к демократии. П. Киевский не замечает, что красной нитью через все его рассуждения проходит эта придавленность, запуганность, отказ от анализа по случаю войны. Ну, чего уж тут толковать о защите отечества, когда перед нами такая зверская бойня! чего уж тут говорить о правах наций, когда царит простое и сплошное удушение! Какое уж тут самоопределение, «независимость» наций, когда — посмотрите — что сделали с «независимой» Грецией! к чему вообще говорить и думать о «правах», когда везде попирают все права во имя интересов военщины! к чему говорить и думать о республике, когда ни малейшей, прямо- таки абсолютно никакой разницы между самыми демократическими республиками и самыми реакционными монархиями не осталось, не видно и следа вокруг нас, во время этой войны!

П. Киевский очень сердится, когда ему указывают на то, что он дал себя запугать, дал себя увлечь до отрицания демократии вообще, — сердится и возражает: я вовсе не против демократии, а только против одного демократического требования, которое считаю «плохим». Но, как ни сердится П. Киевский, как ни «уверяет» он нас (а может быть и самого себя), что он вовсе не «против» демократии, его рассуждения — или вернее: его беспрерывные ошибки в рассуждениях — доказывают обратное. Защита отечества есть ложь в империалистской войне, но вовсе не ложь в демократической и революционной войне. Разговоры о «правах» кажутся смешными во время войны, ибо всякая война ставит прямое и непосредственное насилие на место права, но из-за этого нельзя забывать, что бывали в истории в прошлом (и наверное будут, должны быть в будущем) войны (демократические и революционные войны), которые, заменяя на время войны всякое «право», всякую демократию насилием, служили по своему социальному содержанию, по своим последствиям, делу демократии и следовательно социализма. Пример Греции кажется «опровергающим» всякое самоопределение наций, но этот пример, если хотеть думать, анализировать, взвешивать, а не оглушать себя звоном слов, не давать себя запугивать гнетом кошмарных впечатлений от войны, — этот пример ничуть не более серьезен и убедителен, чем насмешки над республикой по поводу того, что «демократические», самые демократические республики, не только Франция, но и Соединенные Штаты, и Португалия, и Швейцария во время этой войны установили и устанавливают совершенно такой же произвол военщины, как и Россия.

Это факт, что империалистская война стирает разницу между республикой и монархией, но выводить отсюда отрицание республики или хотя бы пренебрежительное отношение к ней значит давать себя запугать войной, значит позволять придавить свою мысль ужасам войны. Так же рассуждают многие сторонники лозунга «разоружения» (Роланд-Гольст, швейцарские молодые, скандинавские «левые» ²³¹ и пр.) — дескать, чего уж тут толковать о революционном использовании войска или милиции, когда, посмотрите, есть ли разница между милицией республик и постоянным войском монархий в этой войне? — когда милитаризм делает повсюду вот какое ужасное дело?

Это все один ход мысли, одна и та же теоретическая и практически-политическая ошибка, которую не замечает П. Киевский, делая ее буквально на каждом шагу своей статьи. Он думает, что спорит только против самоопределения, он хочет спорить только против него, а выходит у него — вопреки его воле и сознанию, в этом-то и курьез! — выходит так, что ни единого аргумента он не приводит, который с таким же основанием не мог бы быть приведен против демократии вообще!

Действительный источник всех его курьезных логических ошибок, всей путаницы — не только по вопросу о самоопределении, но и по вопросу о защите отечества, по вопросу о разводе, по вопросу о «правах» вообще, — состоит в том, что его мысль придавлена войной и в силу этой придавленности в корне извращено отношение марксизма к демократии вообще.

Империализм есть высокоразвитой капитализм; империализм прогрессивен; империализм есть отрицание демократии; «значит», демократия «неосуществима» при капитализме. Империалистская война есть вопиющее нарушение всякой демократии одинаково и в отсталых монархиях и в передовых республиках; «значит», ни к чему разговоры о «правах» (т. е. о демократии!). Империалистской войне можно «противопоставить» «только» социализм; «выход» только в социализме; «значит», выставлять демократические лозунги в программе-минимум, т. е. уже при капитализме, есть обман или иллюзия или затемнение, отдаление и т. п. лозунга социалистического переворота.

Вот действительный, не сознаваемый П. Киевским, но действительный источник всех его злоключений. Вот — основная логическая ошибка его, которая, именно потому, что она лежит в основе, будучи не сознана автором, и «взрывает» на каждом шагу, как гнилая велосипедная шина, «выскакивает» то на вопросе о защите отечества, то на вопросе о разводе, то в фразе о «правах», в этой великолепной (по глубине презрения к «правам» и по глубине непонимания дела) фразе: не о правах будет идти речь, о разрушении векового рабства!

Сказать такую фразу и значит обнаружить непонимание отношения между капитализмом и демократией, между социализмом и демократией.

Капитализм вообще и империализм в особенности превращает демократию в иллюзию — и в то же время капитализм порождает демократические стремления в массах, создает демократические учреждения, обостряет антагонизм между отрицающим демократию империализмом и стремящимися к демократии массами. Свергнуть капитализм и империализм нельзя никакими, самыми «идеальными» демократическими преобразованиями, а только экономическим переворотом, но пролетариат, не воспитывающийся в борьбе за демократию, неспособен совершить экономического переворота. Нельзя победить капитализма, не взяв банков, не отменив частной собственности на средства производства, но нельзя осуществить этих революционных мер, не организуя демократическое управление захваченными у буржуазии средствами производства всем народом, не привлекая всей массы трудящихся, и пролетариев и полупролетариев и мелких крестьян, к демократической организации своих рядов, своих сил, своего участия в государстве. Империалистская война есть тройное, можно сказать, отрицание демократии (а — всякая война заменяет «права» насилием; б — империализм вообще есть отрицание демократии; в — империалистская война вполне приравнивает республики к монархиям), но пробуждение и рост социалистического восстания против империализма неразрывно связаны с ростом демократического отпора и возмущения. Социализм ведет к отмиранию всякого государства, следовательно, и всякой демократии, но социализм не осуществим иначе как через диктатуру пролетариата, которая соединяет насилие против буржуазии, т. е. меньшинства населения, с полным развитием демократии, т. е. действительно равноправного и действительно всеобщего участия всей массы населения во всех государственных делах и во всех сложных вопросах ликвидации капитализма.

Вот в этих «противоречиях» и запутался П. Киевский, забыв учение марксизма о демократии. Война, фигурально выражаясь, придавила его мысль до того, что он агитационным криком «вон из империализма» так же заменил всякое размышление, как криком «вон из колоний» заменяют анализ того, что, собственно, значит — экономически и политически — «уход» цивилизованных народов «из колоний».

Марксистское решение вопроса о демократии состоит в использовании ведущим свою классовую борьбу пролетариатом всех демократических учреждений и стремлений против буржуазии в целях подготовки победы пролетариата над буржуазией, свержения ее. Это использование не легкое дело, и «экономистам», толстовцам и т. п. оно часто кажется такой же незаконной уступкой «буржуазному» и оппортунистическому, как П. Киевскому незаконной уступкой буржуазному кажется отстаивание самоопределения наций «в эпоху финансового капитала». Марксизм учит, что «борьба с оппортунизмом» в виде отказа от использования буржуазией созданных и буржуазией извращаемых демократических учреждений данного, капиталистического, общества есть полная сдача перед оппортунизмом!

Лозунгом, который указывает и быстрейший выход из империалистской войны и связь нашей борьбы против нее с борьбой против оппортунизма, является гражданская война за социализм. Только этот лозунг правильно учитывает и особенности военного времени — война затягивается и грозит вырасти в целую «эпоху» войны! — и весь характер нашей деятельности в противовес оппортунизму с его пацифизмом, с его легализмом, с его приспособлением к «своей» буржуазии. Но кроме того гражданская война против буржуазии является демократически организуемой и ведомой войной масс бедноты против меньшинства имущих. Гражданская война есть тоже война; следовательно, и она неминуемо должна ставить насилие на место права. Но насилие во имя интересов и прав большинства населения отличается иным характером: оно попирает «права» эксплуататоров, буржуазии, оно неосуществимо без демократической организации войска и «тыла». Гражданская война насильственно экспроприирует, сразу и прежде всего, банки, фабрики, железные дороги, крупные сельскохозяйственные имения и т. д. Но именно для того, чтобы экспроприировать все это, надо ввести и выбор всех чиновников народом и выбор офицеров народом и полное слияние армии, ведущей войну против буржуазии, с массой населения, и полную демократию в деле распоряжения съестными припасами, производства и распределения их и т. д. Целью гражданской войны является завоевание банков, фабрик, заводов и пр., уничтожение всякой возможности сопротивления буржуазии, истребление ее войска. Но эта цель недостижима ни с чисто военной ни с экономической ни с политической стороны без одновременного, развивающегося в ходе такой войны, введения и распространения демократии среди нашего войска и нашего «тыла». Мы говорим массам теперь (и массы инстинктивно чувствуют нашу правоту, когда мы говорим им это): «вас обманывают, ведя на войну ради империалистского капитализма и прикрывая ее великими лозунгами демократии». «Вы должны вести и вы поведете войну против буржуазии действительно демократически и в целях действительного осуществления демократии и социализма». Теперешняя война соединяет и «сливает» народы в коалиции посредством насилия и финансовой зависимости. Мы в своей гражданской войне против буржуазии будем соединять и сливать народы не силой рубля не силой дубья, не насилием, а добровольным согласием, солидарностью трудящихся против эксплуататоров. Провозглашение равных прав всех наций для буржуазии стало обманом, для нас оно будет правдой, которая облегчит и ускорит привлечение на нашу сторону всех наций. Без демократической организации отношения между нациями на деле, — а, следовательно, и без свободы государственного отделения — гражданская война рабочих и трудящихся масс всех наций против буржуазии невозможна.

Через использование буржуазного демократизма — к социалистической и последовательно-демократической организации пролетариата против буржуазии и против оппортунизма. Иного пути нет. Иной «выход» не есть выход. Иного выхода не знает марксизм, как не знает его действительная жизнь. Свободное отделение и свободное соединение наций мы должны включить в этот же путь, а не отмахиваться от них, не бояться, что это «загрязнит» «чисто» экономические задачи.

Написано в августе — сентябре 1916 г.

Впервые напечатано в 1929 г. в журнале „Пролетарская Революция" № 7 (90)

Печатается по тексту Сочинений В. И. Ленина, 4 изд., т. 23, стр. 10 — 15

ИЗ РАБОТЫ:

„О КАРИКАТУРЕ НА МАРКСИЗМ И ОБ «ИМПЕРИАЛИСТИЧЕСКОМ ЭКОНОМИЗМЕ»»

1. МАРКСИСТСКОЕ ОТНОШЕНИЕ К ВОЙНАМ И К „ЗАЩИТЕ ОТЕЧЕСТВА»

П. Киевский уверен сам и хочет уверить читателей, что он «несогласен» только с самоопределением наций, с § 9 нашей партийной программы. Он очень сердито пытается отбросить обвинение в том, что он коренным образом отступает от марксизма вообще в вопросе о демократии, что он является «изменником» (ядовитые кавычки П. Киевского) марксизму в чем-либо основном. Но в том-то и суть, что, как только наш автор принялся рассуждать о своем якобы частном и отдельном несогласии, принялся приводить аргументы, соображения и пр., — сейчас же оказалось, что он именно по всей линии идет в сторону от марксизма. Возьмите § b (отд. 2) в статье П. Киевского. «Это требование» (т. е. самоопределение наций) «прямым путем (!!) ведет к социал-патриотизму» — провозглашает наш автор и поясняет, что «предательский» лозунг защиты отечества есть вывод, «с полнейшей (!) логической (!) правомерностью делаемый из права наций на самоопределение»... Самоопределение, по его мнению, есть «санкционирование предательства французских и бельгийских социал-патриотов, защищающих эту независимость» (национально-государственную независимость Франции и Бельгии) «с оружием в руках — они делают то, что сторонники «самоопределения» только говорят»... «Защита отечества принадлежит к арсеналу наших злейших врагов»... «Мы решительно отказываемся понимать, как можно быть одновременно против защиты отечества и за самоопределение, против отечества и за него».

Так пишет П. Киевский. Он явно не понял наших резолюций против лозунга защиты отечества в данной войне. Приходится взять то, что черным по белому написано в этих резолюциях и разъяснить еще раз смысл ясной русской речи.

Резолюция нашей партии, принятая на бернской конференции в марте 1915-го года и носящая заголовок: «О лозунге защиты отечества», начинается словами: «Действительная сущность современной войны заключается» в том-то и том-то.

Речь идет о современной войне. Яснее нельзя этого сказать по-русски. Слова «действительная сущность» показывают, что надо отличать кажущееся от действительного, внешность от сущности, фразы от дела. Фразы о защите отечества в данной войне облыжно выдают империалистскую войну 1914 — 1916 годов, войну из-за раздела колоний, из-за грабежа чужих земель и т. д., за национальную войну. Чтобы не оставить ни малейшей возможности исказить наши взгляды, резолюция добавляет особый абзац о «действительно-национальных войнах», которые «имели место особенно (заметьте: особенно не значит исключительно!) в эпоху 1789 — 1871 годов».

Резолюция поясняет, что «в основе» этих «действительно» национальных войн «лежал длительный процесс массовых национальных движений, борьбы с абсолютизмом и феодализмом, свержения национального гнета»...*

Кажется, ясно? В теперешней империалистской войне, которая порождена всеми условиями империалистской эпохи, т. е. явилась не случайно, не исключением, не отступлением от общего и типичного, фразы о защите отечества суть обман народа, ибо это война не национальная. В действительно-национальной войне слова «защита отечества» вовсе не обман и мы вовсе не против нее. Такие (действительно-национальные) войны имели место «особенно» в 1789 — 1871 годах, и резолюция, ни словом не отрицая их возможность и теперь, поясняет, как надо отличать действительно-национальную войну от империалистской, прикрываемой обманно-национальными лозунгами. Именно — для отличения надо рассмотреть, лежит ли «в основе» «длительный процесс массовых национальных движений», «свержения национального гнета». В резолюции о «пацифизме» говорится прямо: «социал-демократы не могут отрицать позитивного значения революционных войн, т. е. не империалистских войн, а таких, которые велись, например» (заметьте это: «например»), «от 1789 до 1871 г. ради свержения национального гнета»...** Могла ли бы резолюция нашей партии в 1915-ом году говорить о национальных войнах, примеры коих бывали в 1789 — 1871 гг., и указывать, что позитивного значения таких войн мы не отрицаем, если бы такие войны не признавались возможными и теперь? Ясно, что не могла бы.

Комментарием к резолюциям нашей партии, т. е. популярным пояснением их, является брошюра Ленина и Зиновьева: «Социализм и война». В этой брошюре на стр. 5-ой черным по белому написано, что «социалисты признавали и признают сейчас законность, прогрессивность, справедливость защиты отечества или оборонительной войны» только в смысле «свержения чуженационального гнета». Приводится пример: Персия против России «и т. п.» и говорится: «это были бы справедливые, оборонительные войны независимо от того, кто первый напал, и всякий социалист сочувствовал бы победе угнетаемых, зависимых, неполноправных государств против угнетательских, рабовладельческих, грабительских «великих» держав»***.

Брошюра вышла в августе 1915 г., издана по-немецки и по-французски. П. Киевский ее отлично знает. Ни разу не возразил нам ни П. Киевский ни вообще кто бы то ни было ни против резолюции о лозунге защиты отечества, ни против резолюции о пацифизме, ни против истолкования этих резолюций в брошюре, ни разу! Спрашивается, клевещем ли мы на П. Киевского, говоря, что он совершенно не понял марксизма, если этот писатель, с марта 1915 г. не возражавший против взглядов нашей партии на войну, — теперь, в августе 1916 г., в статье о самоопределении, т. е. в статье якобы по частному вопросу, обнаруживает поразительное непонимание общего вопроса?

П. Киевский называет лозунг защиты отечества «предательским». Мы можем спокойно уверить его, что всякий лозунг является и всегда будет являться «предательским» для тех, кто будет механически повторять его, не понимая его значения, не вдумываясь в дело, ограничиваясь запоминанием слов без анализа их смысла.

Что такое «защита отечества» вообще говоря? Есть ли это какое-либо научное понятие из области экономики или политики и т. п.? Нет. Это просто наиболее ходячее, общеупотребительное, иногда просто обывательское выражение, означающее оправдание войны. Ничего больше, ровнехонько ничего! «Предательского» тут может быть только то, что обыватели способны всякую войну оправдать, говоря «мы защищаем отечество», тогда как марксизм, не принижающий себя до обывательщины, требует исторического анализа каждой отдельной войны, чтобы разобрать, можно ли считать эту войну прогрессивной, служащей интересам демократии или пролетариата, в этом смысле законной, справедливой и т. п.

Лозунг защиты отечества есть сплошь да рядом обывательски-несознательное оправдание войны, при неумении исторически разобрать значение и смысл каждой отдельной войны.

Марксизм дает такой анализ и говорит: если «действительная сущность» войны состоит, например, в свержении чуженационального гнета (что особенно типично для Европы 1789 — 1871 гг.), то война прогрессивна со стороны угнетенного государства или нации. Если «действительная сущность» войны есть передел колоний, дележ добычи, грабеж чужих земель (такова война 1914 — 1916 гг.), — тогда фраза о защите отечества есть «сплошной обман народа».

Как же найти «действительную сущность» войны, как определить ее? Война есть продолжение политики. Надо изучить политику перед войной, политику, ведущую и приведшую к войне. Если политика была империалистская, т. е. защищающая интересы финансового капитала, грабящая и угнетающая колонии и чужие страны, то и война, вытекающая из этой политики, есть империалистская война. Если политика была национально-освободительная, т. е. выражавшая массовое движение против национального гнета, то война, вытекающая из такой политики, есть национально-освободительная война.

Обыватель не понимает, что война есть «продолжение политики», и потому ограничивается тем, что-де «неприятель нападает», «неприятель вторгся в мою страну», не разбирая, из-за чего ведется война, какими классами, ради какой политической цели. П. Киевский совершенно на уровень такого обывателя опускается, когда говорит, что вот-де Бельгию заняли немцы, значит, с точки зрения самоопределения «бельгийские социал-патриоты правы», или: часть Франции заняли немцы, значит «Гед может быть доволен», ибо «дело доходит до территории, населенной данною нациею» (а не чуженациональной).

Для обывателя важно, где стоят войска, кто сейчас побеждает. Для марксиста важно, из-за чего ведется данная война, во время которой могут быть победителями то одни то другие войска.

Из-за чего ведется данная война? Это указано в нашей резолюции (основывающейся на политике воюющих держав, которую они вели десятилетия до войны). Англия, Франция и Россия воюют за сохранение награбленных колоний и за грабеж Турции и пр. Германия за то, чтобы отнять себе колонии и самой ограбить Турцию и пр. Допустим, немцы возьмут даже Париж и Петербург. Изменится от этого характер даш ной войны? Нисколько. Целью немцев и — это еще важнее: осуществимой политикой при победе немцев — будет тогда отнятие колоний, господство в Турции, отнятие чуженациональных областей, напр., Польши и т. п., но вовсе не установление чуженационального гнета над французами или русскими. Действительная сущность данной войны не национальная, а империалистская. Другими словами: война идет не из-за того, что одна сторона свергает национальный гнет, другая защищает его. Война идет между двумя группами угнетателей, между двумя разбойниками из-за того, как поделить добычу, кому грабить Турцию и колонии.

Коротко: война между империалистскими (т. е. угнетающими целый ряд чужих народов, опутывающими их сетями зависимости от финансового капитала и пр.) великими державами или в союзе с ними есть империалистская война. Такова война 1914 — 1916 гг. «Защита отечества» есть обман в этой войне, есть оправдание ее.

Война против империалистских, т. е. угнетательских держав со стороны угнетенных (напр., колониальных народов) есть Действительно-национальная война. Она возможна и теперь. «Защита отечества» со стороны национально-угнетенной страны против национально-угнетающей не есть обман, и социалисты вовсе не против «защиты отечества» в такой войне.

Самоопределение наций есть то же самое, что борьба за полное национальное освобождение, за полную независимость, против аннексий, и от такой борьбы — во всякой ее форме, вплоть до восстания или до войны — социалисты не могут отказаться, не переставая быть социалистами.

П. Киевский думает, что он борется с Плехановым: Плеханов-де указал на связь самоопределения наций с защитой отечества! П. Киевский поверил Плеханову, что эта связь действительно такова, какою изображает ее Плеханов. Поверив Плеханову, П. Киевский испугался и решил, что надо отрицать самоопределение, дабы спастись от выводов Плеханова... Доверчивость к Плеханову большая, испуг тоже большой, но размышления о том, в чем ошибка Плеханова, нет и следа!

Чтобы выдать эту войну за национальную, социал-шовинисты ссылаются на самоопределение наций. Правильная борьба с ними только одна: надо показать, что это борьба не из-за освобождения наций, а из-за того, кому из великих хищников угнетать больше наций. Договориться же до отрицания войны, действительно ведомой ради освобождения наций, значит дать худшую карикатуру на марксизм. Плеханов и французские социал-шовинисты ссылаются на республику во Франции, чтобы оправдать «защиту» ее против монархии в Германии. Если рассуждать так, как рассуждает П. Киевский, то мы должны быть против республики или против войны, действительно ведомой ради отстаивания республики!! Немецкие социал-шовинисты ссылаются на всеобщее избирательное право и обязательное обучение всех грамоте в Германии, чтобы оправдать «защиту» Германии против царизма. Если рассуждать как рассуждает Киевский, то мы должны быть либо против всеобщего избирательного права и обучения всех грамоте либо против войны, действительно ведомой ради охранения политической свободы от попыток отнять ее!

К. Каутский до войны 1914 — 1916 гг. был марксистом, и целый ряд важнейших сочинений и заявлений его навсегда останутся образцом марксизма. 26 августа 1910 года Каутский писал в «Neue Zeit» по поводу надвигающейся и грозящей войны:

«При войне между Германией и Англией под вопросом стоит не демократия, а мировое господство, т. е. эксплуатация мира. Это — не такой вопрос, при котором социал-демократы должны были бы стоять на стороне эксплуататоров своей нации» («Neue Zeit», 28. Jahrg., Bd. 2, S. 776****).

Вот — прекрасная марксистская формулировка, вполне совпадающая с нашими, вполне разоблачающая нынешнего Каутского, повернувшего от маркеизма к защите социал-шовинизма, вполне отчетливо выясняющая принципы марксистского - отношения к войнам (мы еще вернемся в печати к этой формулировке). Войны суть продолжение политики; поэтому, раз имеет место борьба за демократию, возможна и война из-за демократии; самоопределение наций есть лишь одно из демократических требований, ничем принципиально не отличающееся от других. «Мировое господство» есть, говоря кратко, содержание империалистской политики, продолжением которой является империалистская война. Отрицать «защиту отечества», т. е. участие в войне демократической, есть нелепость, не имеющая ничего общего с марксизмом. Прикрашивать империалистскую войну применением к ней понятия «защиты отечества», т. е., выдавая ее за демократическую, значит обманывать рабочих, переходить на сторону реакционной буржуазии.

2. „НАШЕ ПОНИМАНИЕ НОВОЙ ЭПОХИ»

П. Киевский, которому принадлежит взятое в кавычки выражение, постоянно говорит о «новой эпохе». К сожалению, и здесь его рассуждения ошибочны.

Резолюции нашей партии говорят о данной войне, порождаемой общими условиями империалистской эпохи. Соотношение «эпохи» и «данной войны» поставлено у нас марксистски правильно: чтобы быть марксистом, надо оценивать каждую отдельную войну конкретно. Чтобы понять, почему между великими державами, многие из которых стояли в 1789 — 1871 гг. во главе борьбы за демократию, могла и должна была возникнуть империалистская война, т. е. по ее политическому значению самая реакционная, антидемократическая, чтобы понять это, надо понять общие условия империалистской эпохи, т. е. превращения капитализма передовых стран в империализм.

П. Киевский это соотношение «эпохи» и «данной войны» совершенно извратил. У него выходит, что конкретно говорить значит говорить об «эпохе»! Это как раз неверно.

Эпоха 1789 — 1871 гг. есть особая эпоха для Европы. Это бесспорно. Нельзя понять ни одной национально-освободительной войны, которые особенно типичны для этого времени, не поняв общих условий той эпохи. Значит ли это, что все войны той эпохи были национально-освободительны? Конечно, нет. Сказать это значило бы договориться до абсурда и на место конкретного изучения каждой отдельной войны поставить смешной шаблон. В 1789 — 1871 гг. бывали и колониальные войны и войны между реакционными империями, угнетавшими целый ряд чужих наций.

Спрашивается: из того, что передовой европейский (и американский) капитализм вступил в новую эпоху империализма, вытекает ли, что войны теперь возможны лишь империалистские? Это было бы нелепым утверждением, неумением отличить данное конкретное явление от всей суммы разнообразных возможных явлений эпохи. Эпоха потому и называется эпохой, что она обнимает сумму разнообразных явлений и войн, как типичных, так и нетипичных, как больших, так и малых, как свойственных передовым, так и свойственных отсталым странам. Отмахиваться от этих конкретных вопросов посредством общих фраз об «эпохе», как делает П. Киевский, значит злоупотреблять понятием «эпоха». Мы сейчас приведем один из многих примеров, чтобы не быть голословным. Но сначала надо упомянуть, что одна группа левых, именно немецкая группа «Интернационал» в своих тезисах, опубликованных в № 3 Бюллетеня бернской Исполнительной комиссии (29 февраля 1916 года), выставила в § 5 явно неправильное утверждение: «В эру этого разнузданного империализма не может быть более никаких национальных войн». Мы разобрали это утверждение***** в «Сборнике Социал-Демократа» ²³². Здесь отметим лишь, что, хотя всем, интересующимся интернационалистским движением, давно знакомо это теоретическое положение (мы боролись с «им еще на расширенном собрании бернской Исполнительной комиссии весной 1916 г.), но до сих пор ни одна группа не повторила его, не приняла его. И П. Киевский в августе 1916-го года, когда он писал свою статью, ни звука не сказал в духе такого или подобного утверждения.

Это надо отметить вот почему: если бы такое или подобное теоретическое утверждение было высказано, тогда можно было бы говорить о теоретическом расхождении. Когда же никакого подобного утверждения не выставляется, то мы вынуждены сказать: перед нами не иное понимание «эпохи», не теоретическое расхождение, а только с размаху брошенная фраза, только злоупотребление словом «эпоха».

Пример: «Не похоже ли оно (самоопределение) — пишет П. Киевский в самом начале своей статьи — на право бесплатного получения 10 000 десятин на Марсе? Ответить на этот вопрос нельзя иначе, чем вполне конкретно, в связи с учетом всей нынешней эпохи; ведь одно дело — право наций на самоопределение в эпоху формирования национальных государств, как наилучших форм развития производительных сил на тогдашнем их уровне, иное дело- — это право, когда эти формы, формы национального государства, стали оковами их развития. Между эпохой самоутверждения капитализма и национального государства и эпохой гибели национального государства и кануна гибели самого капитализма — дистанция огромного размера. Говорить же «вообще», вне времени и пространства — не дело марксиста».

Это рассуждение — образец карикатурного употребления понятия «империалистская эпоха». Именно потому, что это понятие ново и важно, надо с карикатурой бороться! О чем идет речь, когда говорят, что формы национального государства стали оковами и т. д.? О передовых капиталистических странах, Германии, Франции, Англии прежде всего, участие которых в данной войне сделало ее в первую голову империалистской войной. В этих странах, которые до сих пор вели человечество вперед, особенно в 1789 — 1871 гг., закончился процесс образования национального государства, в этих странах национальное движение есть безвозвратное прошлое, воскресить которое было бы нелепой реакционной утопией. Национальное движение французов, англичан, немцев давно завершено; на исторической очереди здесь стоит иное: нации освобождавшиеся превратились в нации угнетательницы, в нации империалистского грабежа, переживающие «канун гибели капитализма».

А другие нации?

П. Киевский повторяет, как заученное правило, что марксисты должны рассуждать «конкретно», но не применяет его.

А мы в своих тезисах нарочно дали образчик конкретного ответа, и П. Киевский не пожелал указать нам нашей ошибки, если он видел тут ошибку.

В наших тезисах (§ 6) говорится, что надо различать, чтобы быть конкретным, не менее трех разных типов стран по вопросу о самоопределении. (Ясно, что о каждой отдельной стране в общих тезисах говорить нельзя бы было.) Первый тип — те передовые страны запада Европы (и Америки), где национальное движение — прошлое. 2-ой тип — восток Европы, где оно — настоящее. 3-ий — полуколонии и колонии, где оно в значительной степени — будущее ²³³.

Верно это или нет? П. Киевский сюда должен был направить свою критику. Но он даже не замечает, в чем состоят теоретические вопросы! Он не видит, что, пока он не опроверг указанного положения (в § 6-ом) наших тезисов, — а опровергнуть его нельзя, ибо оно верно, — его рассуждения об «эпохе» похожи на то, что человек «замахивается» мечом, но удара не наносит.

«В противоположность мнению В. Ильина ²³⁴ — пишет он в конце статьи — мы полагаем, что для большинства (!) западных (!) стран национальный вопрос не решен»...

Итак, должно быть национальное движение французов, испанцев, англичан, голландцев, немцев, итальянцев не завершено в XVII, XVIII, XIX веке и раньше? В начале статьи понятие «эпохи империализма» извращено так, будто национальное движение завершено вообще, а не только в передовых западных странах. В конце той же статьи «национальный вопрос» объявляется «не решенным» именно в западных странах!! Это ли не путаница?

В западных странах национальное движение — давнее прошлое. «Отечество» в Англии, Франции, Германии и т. д. уже спело свою песню, сыграло свою историческую роль, т. е. прогрессивного, поднимающего к новой экономической и политической жизни новые массы людей, здесь национальное движение дать не может. Здесь на исторической очереди дня стоит не переход от феодализма или от патриархальной дикости к национальному прогрессу, к культурному и политически свободному отечеству, а переход от изжившего себя, капиталистически-перезрелого «отечества» к социализму.

На востоке Европы дело обстоит иначе. Для украинцев и белоруссов, напр., только человек, в мечтах живущий на Марсе, мог бы отрицать, что здесь нет еще завершения национального движения, что пробуждение масс к обладанию родным языком и его литературой — (а это необходимое условие и спутник полного развития капитализма, полного проникновения обмена до последней крестьянской семьи) — здесь еще совершается. «Отечество» здесь еще не спело всей своей исторической песни. «Защита отечества» еще может быть здесь защитой демократии, родного языка, политической свободы против угнетающих наций, против средневековья, тогда как англичане, французы, немцы, итальянцы лгут теперь, говоря о защите своего отечества в данной войне, ибо не родной язык, не свободу своего национального развития защищают они на деле, а свои рабовладельческие права, свои колонии, «сферы влияния» своего финансового капитала в чужих странах и пр.

В полуколониях и колониях национальное движение еще моложе исторически, чем на востоке Европы.

К чему относятся слова о «высокоразвитых странах» и об империалистской эпохе; в чем «особое» положение России (заглавие § д во 2-ой главе у П. Киевского) и не одной России; где национально-освободительное движение есть лживая фраза и где оно есть живая и прогрессивная действительность, ничего этого П. Киевский абсолютно не понял.

Написано в августе — октябре 1916 г. Впервые напечатано в 1924 г. в журнале «Звезда” №№ 1 и 2 Подпись: В. Ленин

Печатается по тексту Сочинений В. И. Ленина, 4 изд., т. 23, стр. 17 — 28

* См. настоящий том, стр. 372. Ред.

** См. настоящий том, стр, 374. Ред.

*** См. настоящий том, стр. 418. Ред.

**** — «Новое Время», 28 год изд., том 2, стр. 776. Ред,

***** См. настоящий том, стр. 486 — 491. Ред,

ВОЕННАЯ ПРОГРАММА ПРОЛЕТАРСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ²³⁵

В Голландии, Скандинавии, в Швейцарии из среды революционных социал-демократов, которые борются против лжи социал-шовинистов о «защите отечества» в теперешней империалистской войне, раздаются голоса в пользу замены старого пункта социал-демократической программы-минимум: «милиция» или «вооружение народа» — новым: «разоружение».

«Jugend-Internationale»* открыл дискуссию по этому вопросу и поместил в № 3 редакционную статью за разоружение. В новейших тезисах Р. Гримма ²³⁶ мы также, к сожалению, находим уступку идее «разоружения». В журналах «Neues Leben» ²³⁷ и «Vorbote» ²³⁸ открыта дискуссия.

Присмотримся к позиции защитников разоружения.

Основной довод заключается в том, что требование разоружения является самым ясным, самым решительным, самым последовательным выражением борьбы против всякого милитаризма и против всякой войны.

Но в этом основном доводе и состоит основное заблуждение сторонников разоружения. Социалисты, не переставая быть социалистами, не могут быть против всякой войны.

Во-первых, социалисты никогда не были и никогда не могут быть противниками революционных войн. Буржуазия «великих» империалистских держав стала насквозь реакционной, и войну, которую теперь ведет эта буржуазия, мы признаем реакционной, рабовладельческой и преступной войной. Ну, а как обстоит дело с войной против этой буржуазии? Например, с войной угнетаемых этой буржуазией и зависимых от нее или колониальных народов за свое освобождение? В тезисах группы «Интернационал», в параграфе 5-м, мы читаем: «В эру этого разнузданного империализма уже не может быть никаких национальных войн» — это очевидно неправильно.

История XX века, этого века «разнузданного империализма», полна колониальных войн. Но то, что мы, европейцы, империалистские угнетатели большинства народов мира, со свойственным нам гнусным европейским шовинизмом, называем «колониальными войнами», это часто национальные войны или национальные восстания этих угнетенных народов. Одно из самых основных свойств империализма заключается как раз в том, что он ускоряет развитие капитализма в самых отсталых странах и тем самым расширяет и обостряет борьбу против национального угнетения. Это — факт. И отсюда неизбежно следует, что империализм должен в нередких случаях порождать национальные войны. Юниус, защищающий в своей брошюре упомянутые «тезисы», говорит, что в империалистскую эпоху всякая национальная война против одной из империалистских великих держав приводит к вмешательству другой, конкурирующей с первой и также империалистской великой державы, и, таким образом, всякая национальная война превращается в империалистскую. Но и этот довод неправилен. Это может быть, но это не всегда так бывает. Многие колониальные войны в годы 1900 — 1914 пошли не этим путем. И было бы просто смешно, если бы мы заявили, что, напр., после теперешней войны, если она закончится крайним истощением воюющих стран, «не может» быть «никаких» национальных, прогрессивных, революционных войн со стороны, скажем, Китая в союзе с Индией, Персией, Сиамом и т. д. против великих держав.

Отрицание всякой возможности национальных войн при империализме теоретически неправильно, исторически явно ошибочно, а практически оно равняется европейскому шовинизму: мы, принадлежащие к нациям, угнетающим сотни миллионов людей в Европе, Африке, Азии и т. д., мы должны заявить угнетенным народам, что их война против «наших» наций «невозможна»!

Во-вторых. Гражданские войны — тоже войны. Кто признает борьбу классов, тот не может не признавать гражданских войн, которые во всяком классовом обществе представляют естественное, при известных обстоятельствах неизбежное продолжение, развитие и обострение классовой борьбы. Все великие революции подтверждают это. Отрицать гражданские войны или забывать о них — значило бы впасть в крайний оппортунизм и отречься от социалистической революции.

В-третьих, победивший в одной стране социализм отнюдь не исключает разом вообще все войны. Наоборот, он их предполагает. Развитие капитализма совершается в высшей степени неравномерно в различных странах. Иначе и не может быть при товарном производстве. Отсюда непреложный вывод: социализм не может победить одновременно во всех странах. Он победит первоначально в одной или нескольких странах, а остальные в течение некоторого времени останутся буржуазными или добуржуазными. Это должно вызвать не только трения, но и прямое стремление буржуазии других стран к разгрому победоносного пролетариата социалистического государства. В этих случаях война с нашей стороны была бы законной и справедливой. Это была бы война за социализм, за освобождение других народов от буржуазии. Энгельс был совершенно прав, когда в своем письме к Каутскому от 12 сентября 1882 года ²³⁹ прямо признавал возможность «оборонительных войн» уже победившего социализма. Он имел в виду именно оборону победившего пролетариата против буржуазии других стран.

Только после того как мы низвергнем, окончательно победим и экспроприируем буржуазию во всем мире, а не только в одной стране, войны станут невозможными. И с научной точки зрения будет совершенно неправильно и совершенно нереволюционно, если мы будем обходить или затушевывать как раз наиболее важное: подавление сопротивления буржуазии, — наиболее трудное, наиболее требующее борьбы при переходе к социализму. «Социальные» попы и оппортунисты всегда готовы мечтать о будущем мирном социализме, но они как раз тем и отличаются от революционных социал-демократов, что не хотят думать и помышлять об ожесточенной классовой борьбе и классовых войнах для осуществления этого прекрасного будущего.

Мы не должны допустить, чтобы словами нас вводили в обман. Напр., понятие «защита отечества» многим ненавистно, потому что откровенные оппортунисты и каутскианцы прикрывают и затушевывают им ложь буржуазии в данной хищнической войне. Это факт. Но из этого не следует, что мы должны разучиться размышлять над значением политических лозунгов. Признавать «защиту отечества» в данной войне значит считать ее «справедливой», соответствующей интересам пролетариата, — и ничего больше и еще раз ничего, потому что вторжение не исключается ни в какой войне. Было бы просто глупо отрицать «защиту отечества» со стороны угнетенных народов в их войне против империалистских великих держав или со стороны победившего пролетариата в его войне против какого-нибудь Галифе буржуазного государства.

Теоретически было бы совершенно ошибочно забывать, что всякая война является только продолжением политики другими средствами; теперешняя империалистская война является продолжением империалистской политики двух групп великих держав, и эта политика порождена и питается совокупностью отношений империалистской эпохи. Но та же эпоха необходимо должна породить и питать и политику борьбы против национального угнетения и борьбы пролетариата против буржуазии, а потому и возможность и неизбежность, во- первых, революционных национальных восстаний и войн, во- вторых, войн и восстаний пролетариата против буржуазии, в-третьих, объединения обоих видов революционных войн и т. д.

К этому присоединяется еще следующее общее соображение.

Угнетенный класс, который не стремится к тому, чтобы научиться владеть оружием, иметь оружие, такой угнетенный класс заслуживал бы лишь того, чтобы с ним обращались, как с рабами. Не можем же мы, не превращаясь в буржуазных пацифистов или оппортунистов, забыть, что мы живем в классовом обществе и что из него - нет и быть не может иного выхода, кроме классовой борьбы. Во всяком классовом обществе, — будь оно основано на рабстве, крепостничестве или, как теперь, на наемном труде — угнетающий класс бывает вооруженным. Не только теперешнее постоянное войско, но и теперешняя милиция — даже в самых демократических буржуазных республиках, напр., в Швейцарии — есть вооружение буржуазии против пролетариата. Это — такая элементарная истина, что особенно останавливаться на ней едва ли есть надобность. Достаточно напомнить употребление войска против стачечников во всех капиталистических странах.

Вооружение буржуазии против пролетариата есть один из самых крупных, основных, важнейших фактов современного капиталистического общества. И перед лицом такого факта революционным социал-демократам предлагают, чтобы они выставили «требование» «разоружения»! Это равносильно полному отказу от точки зрения классовой борьбы, отречению от всякой мысли о революции. Нашим лозунгом должно быть: вооружение пролетариата для того, чтобы победить, экспроприировать и обезоружить буржуазию. Это — единственно возможная тактика революционного класса, тактика, вытекающая из всего объективного развития капиталистического милитаризма, предписываемая этим развитием. Лишь после того, как пролетариат обезоружит буржуазию, он может, не изменяя своей всемирно-исторической задаче, выбросить на слом всякое вообще оружие, и пролетариат, несомненно, сделает это, но только тогда, никоим образом не раньше.

Если теперешняя война вызывает у реакционных христианских социалистов, у плаксивых мелких буржуа только ужас и запуганность, только отвращение ко всякому употреблению оружия, к крови, смерти и пр., то мы должны сказать: капиталистическое общество было и всегда является ужасом без конца. И если теперь этому обществу настоящая реакционнейшая из всех войн подготовляет конец с ужасом, то мы не имеем никаких оснований приходить в отчаяние. А не чем иным, как проявлением именно отчаяния, является, по своему объективному значению, «требование» разоружения — вернее сказать: мечтание о разоружении — в такое время, когда на глазах у всех силами самой буржуазии подготовляется единственно законная и революционная война, именно: гражданская война против империалистской буржуазии.

Кто скажет, что это оторванная от жизни теория, тому мы напомним два всемирно-исторических факта: роль трестов и фабричной работы женщин, с одной стороны, Коммуну 1871 года и декабрьское восстание 1905 года в России, с другой.

Дело буржуазии — развивать тресты, загонять детей и женщин на фабрики, мучить их там, развращать, осуждать на крайнюю нужду. Мы не «требуем» такого развития, не «поддерживаем» его, мы боремся против него. Но как боремся? Мы знаем, что тресты и фабричная работа женщин прогрессивны. Мы «е хотим идти назад, к ремеслу, к домонополистическому капитализму, к домашней работе женщин. Вперед через тресты и пр. и дальше них к социализму!

Это рассуждение применимо, с соответственными изменениями, и к теперешней милитаризации народа. Сегодня империалистская буржуазия милитаризует не только весь народ, но и молодежь. Завтра она приступит, пожалуй, к милитаризации женщин. Мы должны сказать по поводу этого: тем лучше! Скорее вперед! Чем скорее, тем ближе к вооруженному восстанию против капитализма. Как могут социал-демократы давать себя запугать милитаризацией молодежи и т. п., если они не забывают примера Коммуны? Это не «оторванная от жизни теория», не мечта, а факт. И было бы поистине совсем уж плохо, если бы социал-демократы, вопреки всем экономическим и политическим фактам, начали сомневаться в том, что империалистская эпоха и империалистские войны неизбежно должны вести к повторению таких фактов.

Один буржуазный наблюдатель Коммуны писал в мае 1871 года в одной английской газете: «Если бы французская нация состояла только из женщин, какая это была бы ужасная нация!». Женщины и дети с 13 лет боролись во время Коммуны наряду с мужчинами. Иначе не может быть и при грядущих битвах за низвержение буржуазии. Пролетарские женщины не будут смотреть пассивно, как хорошо вооруженная буржуазия будет расстреливать плохо вооруженных или невооруженных рабочих. Они возьмутся за оружие, как и в 1871 году, и из теперешних запуганных наций — вернее: из теперешнего рабочего движения, дезорганизованного более оппортунистами, чем правительствами, — вырастет несомненно, рано или поздно, но абсолютно несомненно интернациональный союз «ужасных наций» революционного пролетариата.

Теперь милитаризация проникает собой всю общественную жизнь. Империализм есть ожесточенная борьба великих держав за раздел и передел мира, — он неизбежно должен поэтому вести к дальнейшей милитаризации во всех странах, и в нейтральных и в маленьких. Что же будут делать против этого пролетарские женщины?? Только проклинать всякую войну и все военное, только требовать разоружения? Никогда женщины угнетенного класса, который действительно революционен, не помирятся с такой позорной ролью. Они будут говорить своим сыновьям: «Ты вырастешь скоро большой. Тебе дадут ружье. Бери его и учись хорошенько военному делу. Эта наука необходима для пролетариев — не для того, чтобы стрелять против твоих братьев, рабочих других стран, как это делается в теперешней войне и как советуют тебе делать изменники социализма, — а для того, чтобы бороться против буржуазии своей собственной страны, чтобы положить конец эксплуатации, нищете и войнам не путем добреньких пожеланий, а путем победы над буржуазией и обезоружения ее».

Если отказаться от ведения такой пропаганды и именно такой пропаганды в связи с теперешней войной, то лучше вовсе не говорить больших слов о международной революционной социал-демократии, о социалистической революции, о войне против войны.

III

Сторонники разоружения выступают против программного пункта «вооружение народа», между прочим, потому, что это последнее требование будто бы легче ведет к уступкам оппортунизму. Мы рассмотрели выше самое важное: отношение разоружения к классовой борьбе и к социальной революции. Рассмотрим теперь вопрос об отношении требования разоружения к оппортунизму. Одной из важнейших причин неприемлемости этого требования является именно то, что оно и порождаемые им иллюзии неизбежно ослабляют и обессиливают нашу борьбу с оппортунизмом.

Нет сомнения, эта борьба — главный очередной вопрос Интернационала. Борьба против империализма, не связанная неразрывно с борьбой против оппортунизма, есть пустая фраза или обман. Один из главных недостатков Циммервальда и Кинталя ²⁴⁰, одна из основных причин возможного фиаско этих зародышей III Интернационала состоит как раз в том, что вопрос о борьбе с оппортунизмом не был даже поставлен открыто, не говоря уже о решении его в смысле необходимости разрыва с оппортунистами. Оппортунизм победил — на время — внутри европейского рабочего движения. Во всех крупнейших странах образовалось два главных оттенка оппортунизма: во-первых, откровенный, циничный и поэтому менее опасный социал-империализм господ Плехановых, Шейдеманов, Легинов, Альбертов Тома и Самба, Вандервельдов, Гайндманов, Гендерсонов и пр. Во-вторых, прикрытый, каутскианский: Каутский — Гаазе и «Социал-демократическая трудовая группа» ²⁴¹ в Германии; Лонге, Прессман, Майерас и пр. во Франции; Рамсей Макдональд и др. вожди «Независимой рабочей партии» в Англии; Мартов, Чхеидзе и пр. в России; Тревес и др. так называемые левые реформисты в Италии.

Откровенный оппортунизм открыто и прямо против революции и против начинающихся революционных движений и взрывов, в прямом союзе с правительствами, как бы ни были различны формы этого союза, начиная от участия в министерстве и кончая участием в военно-промышленных комитетах (в России) ²⁴². Прикрытые оппортунисты, каутскианцы, гораздо вреднее и опаснее для рабочего движения, потому что они прячут свою защиту союза с первыми при помощи благовидно звучащих тоже-«марксистских» словечек и пацифистских лозунгов. Борьба против этих обеих форм господствующего оппортунизма должна быть проведена на всех поприщах пролетарской политики: парламентаризм, профессиональные союзы, стачки, военное дело и т. д. Главная особенность, отличающая обе эти формы господствующего оппортунизма, состоит в том, что замалчивается, прикрывается или трактуется с оглядкой на полицейские запреты, конкретный вопрос о связи теперешней войны с революцией и другие конкретные вопросы революции. И это — несмотря на то, что перед войной бесчисленное количество раз указывалось на связь именно этой грядущей войны с пролетарской революцией и неофициально и в Базельском манифесте официально. Главный же недостаток требования разоружения состоит именно в том, что здесь обходятся все конкретные вопросы революции. Или сторонники разоружения стоят за совершенно новый вид безоружной революции?

Далее. Мы никоим образом не против борьбы за реформы. Мы не хотим игнорировать той печальной возможности, что человечество переживет — на худой конец — еще вторую империалистическую войну, если революция не вырастет из данной войны, несмотря на многочисленные взрывы массового брожения и массового недовольства и несмотря на наши усилия. Мы сторонники такой программы реформ, которая тоже должна быть направлена против оппортунистов. Оппортунисты были бы только рады, если бы мы предоставили им одним борьбу за реформы, а сами удалились в заоблачные выси какого-нибудь «разоружения», спасаясь бегством из печальной действительности. «Разоружение» есть именно бегство из скверной действительности, а вовсе не борьба против нее.

В подобной программе мы бы сказали приблизительно так: «Лозунг и признание защиты отечества в империалистской войне 1914 — 1916 гг., это только коррупция рабочего движения буржуазной ложью». Такой конкретный ответ на конкретные вопросы был бы теоретически правильнее, много полезнее для пролетариата, невыносимее для оппортунистов, чем требование разоружения и отказ от «всякой» защиты отечества. И мы могли бы прибавить: «Буржуазия всех империалистических великих держав, Англии, Франции, Германии, Австрии, России, Италии, Японии, Соединенных Штатов, стала настолько реакционной и настолько проникнута стремлением к мировому господству, что всякая война со стороны буржуазии этих стран может быть только реакционной. Пролетариат должен быть не только против всякой такой войны, но и должен желать поражения «своего» правительства в таких войнах и использовать его для революционного восстания, если не удастся восстание с целью воспрепятствовать войне».

По вопросу о милиции мы должны были бы сказать: мы не за буржуазную милицию, а только за пролетарскую. Поэтому «ни одного гроша и ни одного человека» не только на постоянное войско, но и на буржуазную милицию, даже в таких странах, как Соединенные Штаты или Швейцария, Норвегия и т. п. Тем более, что мы видим в самых свободных республиканских странах (напр., в Швейцарии) все большее и большее опруссачение милиции, особенно в 1907 и 1911 гг., проституирование ее для мобилизации войска против стачечников. Мы можем требовать: выбора офицеров народом, отмены всякой военной юстиции, уравнения в правах заграничных рабочих и туземных (особенно важный пункт для тех империалистических государств, которые, подобно Швейцарии, все в большем числе и все бесстыднее эксплуатируют иностранных рабочих, оставляя их бесправными), далее: права каждой, скажем, сотни жителей данной страны образовывать свободные союзы для изучения всего военного дела, со свободным выбором инструкторов, с оплатой их труда на казенный счет и т. д. Только при таких условиях пролетариат мог бы изучать военное дело действительно для себя, а не для своих рабовладельцев, и такого изучения безусловно требуют интересы пролетариата. Русская революция доказала, что всякий успех, хотя бы даже и частичный успех революционного движения, — напр., завоевание известного города, известного фабричного поселка, известной части армии, — неизбежно заставит победивший пролетариат осуществить именно такую программу.

Наконец, с оппортунизмом нельзя бороться, само собой разумеется, посредством одних программ, а только посредством неуклонного наблюдения за тем, чтобы они действительно проводились в жизнь. Самая крупная, роковая ошибка обанкротившегося II Интернационала состояла в том, что слово не соответствовало делу, что воспитывалась привычка к лицемерию и бессовестной революционной фразе (см. теперешнее отношение Каутского и К0 к Базельскому манифесту). Разоружение, как социальная идея, — т. е. такая, которая порождается известной социальной обстановкой и может действовать на известную социальную среду, а не остается личной причудой, — порождена, очевидно, особыми, в виде исключения «спокойными» условиями жизни отдельных мелких государств, которые стояли в сторонке довольно долгое время от кровавой мировой дороги войн и надеются так и остаться в сторонке. Чтобы убедиться в этом, достаточно вдуматься, напр., в аргументацию норвежских сторонников разоружения: «мы-де страна маленькая, войско у нас маленькое, мы ничего не можем поделать против великих держав» (а поэтому также бессильны против насильственного вовлечения в империалистский союз с той или иной группой великих держав)... «мы хотим остаться в покое в своем уголке-захолустье и продолжать вести захолустную политику, требовать разоружения, обязательных третейских судов, постоянной нейтральности и т. п.» («постоянной» — должно быть вроде бельгийской?).

Мелкое стремление мелких государств остаться в сторонке, мелкобуржуазное желание быть подальше от великих битв Мировой истории, использовать свое сравнительно-монопольное положение для пребывания в заскорузлой пассивности — вот объективная общественная обстановка, которая может обеспечивать идее разоружения известный успех и известное распространение в некоторых маленьких государствах. Разумеется, это стремление реакционно и покоится сплошь на иллюзиях, ибо империализм так или иначе втягивает мелкие государства в водоворот всемирного хозяйства и мировой политики.

Швейцарии, напр., ее империалистская обстановка объективно предписывает две линии рабочего движения: оппортунисты стремятся в союзе с буржуазией к тому, чтобы сделать из Швейцарии республикански-демократический монопольный союз для получения прибыли от туристов империалистской буржуазии и чтобы эта «спокойное» монопольное положение использовать как можно выгоднее, как можно спокойнее.

Действительные социал-демократы Швейцарии стремятся использовать относительную свободу и «международное» положение Швейцарии для того, чтобы помочь победить тесному союзу революционных элементов рабочих партий Европы. Швейцария говорит, слава богу, не на «своем самостоятельном» языке, а на трех мировых языках, и как раз на таких, на которых говорят в граничащих с ней воюющих странах.

Если бы 20 000 членов швейцарской партии вносили еженедельно 2 сантима в качестве «чрезвычайного военного налога», то мы получали бы в год 20 000 франков, — более чем достаточно для того, чтоб вопреки запрещениям генеральных штабов периодически печатать и распространять на трех языках среди рабочих и солдат воюющих стран все то, что содержит правду о начинающемся возмущении рабочих, об их братании в окопах, об их надеждах на революционное использование оружия против империалистической буржуазии их «собственных» стран и т. д.

Все это не ново. Как раз это делается лучшими газетами, как «La Sentinelle» ²⁴³, «Volksrecht», «Berner Tagwacht», но, к сожалению, в недостаточной мере. Только путем такой деятельности прекрасное постановление партейтага в Аарау²⁴⁴ может стать чем-то большим, чем просто прекрасное постановление.

Интересующий нас сейчас вопрос стоит так: соответствует ли требование разоружения революционному направлению среди швейцарских социал-демократов? Очевидно, нет. Объективно, «разоружение» есть самая национальная, специфически-национальная программа мелких государств, отнюдь не интернациональная программа интернациональной революционной социал-демократии.

Написано в сентябре 1916 г.

Впервые напечатано в сентябре и октябре 1917 г. в газете „Jugend-Internationale" №№ 9 и 10 Подпись: N. Lenin

На русском языке впервые напечатано в 1929 г. во 2 — 3 изданиях Сочинений В. И. Ленина, том XIX

Печатается по тексту Сочинений В. И. Ленина, 4 изд., т. 23, стр. 65 — 76

* — «Интернационал Молодежи». Ред.

Ленин: революционер, мыслитель, человек

Сайт о жизни и деятельности В. И. Ленина

В. И. Ленин. О войне, армии и военной науке. Том 1 - первая половина 1916 года

Содержание материала

ПОПУЛЯРНЫЙ ОЧЕРК“²¹⁹

Ленин: революционер, мыслитель, человек

Сайт о жизни и деятельности В. И. Ленина

В. И. Ленин. О войне, армии и военной науке. Том 1 - первая половина 1916 года

Содержание материала

ПОПУЛЯРНЫЙ ОЧЕРК“219

ПОПУЛЯРНЫЙ ОЧЕРК“²¹⁹