Театр теней. Акт третий

Всякое сравнение хромает. Имеют свои недостатки и те сравнения из театральной жизни, к которым мы здесь прибегаем. Но у них есть и свои преимущества, так как вызываемые ими образы помогают лучше понять природу явления, с которым мы здесь имеем дело. Это и политика, причем самая высокая: отношения режимов двух великих держав; это и нравы, причем самые низкие: подделка, обман, мошенничество, шарлатанство; это горячие страсти и холодный расчет. Слоном, театр — вот что всего ближе к этой истории, которая вместе с глубиной человеческих страстей и заблуждений сохраняет черты фарса и буффонады, таинственность завязки и неожиданность финала. Первый акт был сыгран по всем правилам. Документы первой серии стали событием во внутриполитической борьбе в России. Они использовались в агитации и пропаганде антисоветских сил разных направлений еще до того, как Е. П. Семенов принес их в союзные посольства. Десятки машинописных копий этой серии, экземпляры, сделанные с помощью множительной техники, наконец, тысячи номеров газет нескольких наименований — все это создало огромную аудиторию для того представления, сценарий которого сочинил А. М. Оссендовский. Потом документы первой серии были переданы в Госдепартамент и учитывались при решении оперативных задач американской политики по отношению к России. А когда в октябре 1918 г. Эдгар Сиссон поместил их в приложение № 1 к основной части брошюры «Германо-большевистский заговор», материалы первой серии стали играть роль своеобразного пролога к 53-м «документам Сиссона».

Они-то и составили драматургическую основу для второго акта этой пьесы Оссендовского, которая разыгрывалась уже на подмостках всемирной истории. Момент для публикации «документов Сиссона» оказался не слишком удачным: молниеносно наступивший после этого крах кайзеровской Германии, революция в этой стране, подготовка и проведение Парижской мирной конференции, Версальский мир, Гражданская война в России — все это сорвало премьеру, и успех был не слишком велик. К тому же сразу высказались квалифицированные критики, усомнившиеся в том, что в основу пьесы положены подлинные события.

Но у определенной части публики в большинстве стран мира «документы Сиссона» и после этого вызывали постоянный и непреходящий интерес, подогревавшийся укреплением большевистской власти в России, деятельностью Коминтерна и нестабильностью в веймарской Германии. Только приход Гитлера к власти, а затем Вторая мировая война окончательно вытеснили этот спектакль с мировой сцены. В 1956 г. Дж. Кеннан, человек авторитетный и знающий, казалось, похоронил навсегда «документы Сиссона», показав их сфальсифицированность и обнажив имя настоящего творца «документов», уже полузабытого к тому времени писателя-поляка Фердинанда Оссендовского. А через два года появилась первая публикация подлинных документов из архивов императорской Германии, которая показала, что большевики все же получали какие-то деньги от немцев. И интерес к «документам Сиссона» снова стал оживать. Ослабление, а затем крушение господствующей коммунистической идеологии в СССР создало обстановку, при которой неразборчивые в средствах российские журналисты, падкие до свежих сенсаций, стали публиковать в газетах и журналах подлинные документы из германских архивов (увы, неясные и малоубедительные) вперемежку с такими выразительными и доказательными «документами Сиссона». Второй акт театра теней Оссендовского, таким образом, разыгрывается до сих пор.

Но сейчас мы переходим к либретто третьего акта, который был только написан, но гак пи разу и не поставлен на публике. Лишь узкий круг «театроведов в штатском», начиная с разведчиков Имбри и Бойса, знакомился с текстом, а главный режиссер — посол Фрэнсис — забраковал его на всякий случай. С тех пор текст «документов Акермана», или третьей серии, или серии Госдепартамент, оставался чтением для избранных чиновников Русского отдела. Они остались неопубликованными и совершенно неизвестными даже в Америке. Чем это объясняется? По нашему мнению, причин тут несколько. В отличие от «документов Сиссона», эта серия не имела такого горячего защитника, сторонника и пропагандиста входивших в нее документов, как предыдущая. Имбри, отправив документы в Вологду и убедившись, что они благополучно прибыли (и даже получив похвалу от посла Фрэнсиса!), как бы сбыл с плеч эту заботу. У Фрэнсиса же забот тоже было слишком много, чтобы он думал все время об этих документах. Поэтому, пообещав в письме Имбри, что он отправит их в Госдепартамент с заслуживающим доверия курьером, он не сдержал своего слова и не отправил документы сразу же. Они добрались до Русского отдела через Архангельск только поздней весной 1919 г. Это первая причина — документы опоздали. Если бы это произошло на год раньше, то Сиссон несомненно добился бы их включения в публикацию «Германо-большевистского заговора». Фрэнсис виноват в этой задержке, а причины поведения посла могли быть разными, в том числе и интуитивное недоверие хотя бы к некоторым содержащим «сливу-клюкву» документам.

Почему же документы не были опубликованы в 1919 г.? Во-первых, уже прекратил свое существование Комитет общественной информации Криля. Госдепартамент не хотел брать на себя ответственность за официальную публикацию. Во-вторых, совершенно изменилась международная обстановка. Война кончилась, Германия потерпела поражение. А с обличениями большевиков хорошо справлялась и изданная брошюра. Это, как нам кажется, вторая причина.

Наконец, третья, думается, была в той волне критики, которая поднялась после опубликования «документов Сиссона». Можно было не соглашаться с «красными» — Нуортевой и Джоном Ридом, с Чичериным и советскими «Известиями». Но английские эксперты разных уровней, разведчики и дипломатические чиновники сохраняли стойкий скептицизм в отношении «документов Сиссона». Поэтому ввязываться в новую историю, чреватую скандалом, Госдепартамент, видимо, не захотел. Таково наше чисто умозрительное объяснение того несомненною факта, что документы серии Госдепартамента остались неопубликованными и неизвестными даже исторической общественности.

Сотрудники Русского отдела, укрывшиеся за сокращенными инициалами, терпеливо собирали всякие свидетельства, относящиеся к фактам и лицам, упоминающимся в «документах Сиссона», следили за откликами прессы. Сомнений прибавили результаты английских графических экспертиз, которым были подвергнуты подписи в документах, прежде всего подпись Рудольфа Бауэра, начальника пресловутого «Разведывательного бюро Большого Генерального штаба». Англичане заявили: подпись поддельна, выполнена не тем человеком, который должен был бы носить эту фамилию. А сотрудники Госдепартамента хорошо усвоили правило, сформулированное еще автором меморандума от 4 июня 1919 г. AJC: обе серии проверяются одной и той же исторической пробой — если подлинна вторая серия, то подлинна и третья. А в отношении «документов Сиссона» внутриведомственные сомнения существовали, несмотря на энергичные попытки Сиссона все годы, вплоть до выхода его мемуаров в 1931 г., снабдить Госдепартамент новыми доказательствами подлинности своих документов.

Для нас же, особенно в этой главе, данный вопрос уже не стоит. Все возможные доказательства фальсифицированности первой и второй серий документов уже приведены нами выше. Вопрос решенный: и документы третьей серии сочинены А. М. Оссендовским. В отличие от сиссоновских, где представлены были четыре немецких учреждения и несколько советских, в «документах Акермана» имеются «документы» только от «Разведывательного бюро БГШ» и «Контрразведки при Ставке». Последних всего 8 из общего числа документов в 39. Они охватывают период по своим датам с 5 марта по 5 апреля 1918 г. Все они являются оригиналами. Документы «Nachrichten Bureau» преобладают численно: их 25. Все они тоже являются оригиналами и относятся ко времени с 6 марта по 7 апреля 1918 г. Однако стоит заметить, что угловой штамп на бланках «Разведывательного бюро БГШ» данной серии отличается одной деталькой от тех, которые предоставлялись Сиссону. Там между номером документа и датой находилась «птичка», типографское украшение, которое присутствовало и на бланках Центрального отделения БГШ, и на бланках Генерального штаба флота открытого моря, что, кстати, давало нам основание утверждать, что все эти бланки выполнены в одной и той же типографии.

Теперь в бланках документов «Nachrichten Bureau» третьей серии «птичка» отсутствует. Следовательно, Оссендовскому пришлось повторить набор углового штампа и отпечатать новые бланки. При этом «птичку» поставить забыли. Между прочим, документ № 29 «Разведывательного бюро БГШ» от 9 марта со списком агентов на Дальнем Востоке и в Сибири, посланный вдогонку Э. Сиссону, уже был выполнен на этом, вновь напечатанном бланке. Сравнить новый и старый бланки и убедиться в отсутствии «птички» читатель может на примере факсимиле документов. №№ 26 и 29 в брошюре «Германо-большевистский заговор» (с. 13 и 14).

Заканчивая эту краткую характеристику состава «документов Акермана», скажем, что в них были включены и несколько настоящих делопроизводственных русских документов, иногда с добавлением фальшивых подписей и печатей, которые, как и турецкий и финский паспорта в «документах Сиссона», должны были удостоверить подлинность изготовленных к ним поддельных документов. Документы были пронумерованы в Госдепартаменте с № 1 по № 39. Соответственно и я в своих сносках буду называть их с № А-1 до № А-39. Один документ из выявленных в фонде «документов Сиссона», а именно письмо «Разведывательного бюро БГШ» от 6 марта 1918 г., относящийся к этой серии, был получен отдельно и не имеет внутреннего номера. Я даю ему номер А-0.

Мы не знаем, какие именно документы показал Акерман вице-консулу Имбри во время их второй встречи. Поэтому мы будем анализировать все документы серии как единое целое, выделив только первый документ от 9 марта 1918 г., догнавший Сиссона и включенный им под № 29 в свою брошюру. Факсимиле подлинника, как и его английский перевод, можно прочитать на с. 14 и 15. Но Имбри, перед тем как отдать документ генеральному консулу Тредвеллу, сделал с него «факсимильную» копию. Она, как и английский перевод, выполненный в Петрограде по указанию Имбри, хранится в составе всей серии Госдепартамента вместе с другими «документами Акермана»¹.

Письмо «Разведывательного бюро БГ1П» от 9 марта направлялось в «Комиссию по борьбе с контрреволюцией». Текст его гласил: «Настоящим сообщается, что наблюдением и в случае необходимости нападением на японских, американских и русских офицеров, командующих оккупационным корпусом в Восточной Сибири, заведуют наши агенты Штауфахер, Кригер, Гизе, Вальдгейм, Буттепгоф, Даттан и Скрибанович, к коим и надлежит обращаться как комиссару Кобозеву, так и командированным комиссией лицам. Адреса агентов указаны в списке № 3»². Слева от текста чернилами была сделана помета: «Дать список. Дз[ержинский]». Ниже в левом углу от руки по-русски было дописано:

«Справка по списку № 3.

1. Штауфахер — Владивосток, д. Панова.

2.  Р. Кригер. Никольск-Уссурийский.

3.  А. Гизе. Иркутск, аптека Жинжеровой.

4.  Вальдейн. Владивосток, соб. дом.

5. Буттенгоф. Хабаровск, торг. дом "Кунст и Альберс".

6.  Даттан А. Томск, Нечаевская ул.

7.  бар. Будберг. Харбин, Медиц. Упр. Кит.-Вост. ж. д.

8.  Скрибанович. Г. Благовещенск-на-Ам., дом "Кунст и Альберс".

9.  Панов. Владивосток, соб. дом»³

Наверху карандашом были сделаны новые пометы: «Телегр. Кобозеву (неразборчивая подпись). Телегр. Стренбергу»⁴. Прекрасный пример исторической критики этого «документа» дал Дж. Кеннан в своей статье 1956 г. Там он показал, что так называемые «немецкие агенты» — это люди, с которыми так или иначе сталкивался А. М. Оссендовский во время своей жизни на Дальнем Востоке или временных наездов туда. Многие из них были объектом его обвинений с начала Первой мировой войны, особенно Даттан и Панов и другие служащие фирмы «Кунст и Альберс». Кеннан опирался при этом на критический памфлет Панова, заслуженного русского морского офицера в отставке, проживавшего во Владивостоке, опубликованный им в 1919 г. Автор разоблачал Оссендовского как сочинителя части «документов Сиссона» и указывал на полную вздорность его обвинений⁵.

Мы хотим тоже добавить несколько слов к этой обоснованной критике. Конечно, планы высадки союзных войск на русском Дальнем Востоке обсуждались руководителями стран Антанты еще с февраля 1918 г. Но 9 марта еще никакого «Оккупационного корпуса в Восточной Сибири», командуемого японскими, американскими и русскими офицерами, не существовало. Акерман принес этот документ консулу Тредвеллу 17 марта 1918 г., а первая японская дивизия высадилась во Владивостоке только 5 апреля! Оссендовский, как человек умный и с воображением, понял, что иного развития, чем высадка союзников во Владивостоке, быть не может, и «упредил» их своим «документом». Но так как документ исходил якобы от немецкой разведки, то американцы, получив его, были в настоящем шоке: оказывается, немцы уже проникли в их замысел! Вот почему с такой спешкой этот документ был отослан Сиссону для ускорения уже запланированной операции. Оссендовский же, угадав этот шаг союзников, решил воспользоваться им для мести своим врагам, против которых он давно точил свой нож.

Как всегда, он соединял правду и вымысел, подлинные фамилии и вымышленные, подлинные факты, которые он узнавал из газет или из частной информации, с сочиненными им самим. Так и здесь: фамилии Даттана, Панова, еще некоторых из названных им в списке № 3 были подлинными, но люди эти никогда не были немецкими агентами, а являлись лояльными русскими гражданами. Фамилия Дзержинского, чей автограф был подделан под пометой с требованием представить список № 3, была, понятно, подлинной, но такой документ он никогда в глаза не видел. Никакого Стренберга, насколько показала проверка по доступным указателям, видимо, не существовало. А вот комиссар Кобозев — фигура реальная. О нем интересно рассказать. Еще 30 января (12 февраля нового стиля) 1918 г. на заседании Совнаркома обсуждался вопрос об утверждении П. А. Кобозева как чрезвычайного комиссара Советского правительства в Оренбургской губернии, Тургайской и Уральской областях⁶. Соответствующий мандат выписывается ему 31 января⁷. Есть сведения, что его местопребыванием был Оренбург вплоть до мая 1918 г. Но сведения о назначении Кобозева «комиссаром на Восток» были опубликованы в печати. Смело опираясь на них, Оссендовский перемещает Кобозева дальше, в Восточную Сибирь!

Был изготовлен еще один документ: «список № 4 агентов нашего штаба на Дальнем Востоке и в Восточной Сибири». Он был напечатан на обычном листе бумаги, а не на бланке и имел в верхнем левом углу машинописную помету: «К № 856. 6 марта 1918 г.». Однако самого этого письма № 856 изготовлено не было. Либо Оссендовский решил, что и так сойдет, либо еще бланки не были готовы. Первый документ на новом бланке (без «птички») был датирован 8 марта 1918 г. и имел № 874 (А-20). В списке № 4 было 24 фамилии, что выглядело весьма внушительно. Однако среди них были и те, кто был включен в список № 3, написанный внизу письма от 9 марта 1918 г., опубликованного Сиссоном под № 29: Буттенгоф, Даттан, Гизе (Гезе), Скрибанович, Будберц Вальдейн. Следовательно, «новых» агентов было только 18. Все они имели немецкие имена и фамилии (среди них и один из владельцев фирмы «Кунст и Альберс» — Альфред Альберс)⁸. Без специального исследования трудно сказать, какие из этих, как правило, очень распространенных немецких фамилий относились к реальным людям, а какие к вымышленным.

Возможно, идея составления этих списков вынашивалась Оссендовским еще с ноября 1918 г. О том, что списки, «полученные» Оссендовским «из нейтрального источника» в ноябре 1918 г., он «передал Эдгару Сиссону» в феврале 1918 г., Семенов писал еще в своей первой статье от 6 апреля 1921 г. в «Последних новостях». Но всякий, кто возьмет в руки брошюру «Германо-большевистский заговор», убедится в том, что единственный список агентов и фирм — это тот, который написан внизу документа № 29 от 9 марта, полученного Сиссоном уже после его отъезда из Петрограда и переданного Георгом Акерманом.

Далее в документе говорилось: «Все означенные агенты имеют в своем распоряжении надежных людей как для агитационной, так и для активной деятельности. Комиссары для Сибири Кобозев и Стренберг, а также члены Военно-революционного комиссариата Шатов, Васильевский, Свечников и Шутко благоволят обратиться к названным агентам за содействием по наблюдению за американскими агентами в Сибири. Адреса перечисленных лиц указаны в списке "А"»⁹.

Относительно Кобозева и Стренберга мы говорили выше. Но вот фамилии членов Военно-революционного «комиссариата» вызывают определенный интерес. Свечников и Шутко были большевиками-подпольщиками, а в первые дни революции деятелями Петроградского и Петергофского советов. В указанное время К. И. Шутко работал в Наркомтруде и на Дальний Восток никогда не посылался¹⁰. Не был на Дальнем Востоке и в Сибири и Н. Ф. Свешников (Свечников)¹¹. Фамилия Васильевского скорее всего вымышленная, хотя в июльских событиях принимал участие К. А. Василевский, секретарь избранного рабочими милиционерами Совета Петроградской народной милиции, большевик с 1904 г.¹². Наиболее любопытной из упоминаемых фамилий является Шатов, Билл или Владимир Сергеевич, с 1907 г. по апрель 1917 г. проживавший в США и являвшийся там членом организации «Индустриальные рабочие мира». Билл Шатов был хорошо известен американским официальным властям как анархист-синдикалист. В мае 1917 г. он через Владивосток вернулся из США в Россию и стал известным анархистским деятелем в Петрограде. С 22 октября Шатов являлся членом Петроградского Военно-революционного комитета от Союза анархо-синдикалистской пропаганды. Посылался ли В. С. Шатов на Дальний Восток весной 1918 г., пока установить не удалось, но он определенно появился там в 1920 г. в связи с организацией Дальневосточной республики¹³. И последнее: Военно-революционный комитет просуществовал в Петрограде до начала декабря 1917 г., когда был упразднен Совнаркомом, а вот Военно-революционного комиссариата никогда не существовало.

Теперь еще два слова об имитации «делопроизводственной жизни» этого «документа». Она изображалась, как и в других случаях, путем нанесения на документ входящих номеров, резолюций получателя, помет исполнителей и пр. В левом нижнем углу, справа от оттиска печати «Nachrichten Bureau» имелась помета чернилами мелким почерком: «Дайте список "А". В. У.». Подобную помету Э. Сиссон в примечании к документу № 1 в своей брошюре расшифровывал как личную помету В. И. Ленина. Вверху в правом углу имелся на нее ответ карандашом, уже крупным размашистым почерком (все почерки на самом деле имитировались одним и тем же человеком — А. М. Оссендовским): «Список "А" в Комиссариате] Иностранных] Д[ел]». А в правом нижнем углу третьим почерком написано: «Вызвать Фейерабенда». Как мы помним, Фейерабенд у Оссендовского выступает в роли начальника или комиссара «Контрразведки при Ставке». Вот какая сложная и многосторонняя информация требовалась Оссендовскому для создания подобного «документа», вот сколько умения и подлинного таланта (правда, весьма специфического) он проявлял, чтобы создать бумагу, при первом и втором взгляде на которую у потенциального покупателя возникло бы убеждение в ее подлинности. А тот же Имбри был не просто взрослым человеком и опытным дипломатом, а еще и профессиональным разведчиком. Он должен был иметь определенные представления о русском делопроизводстве, следить за назначениями и перемещениями в правительстве и пр. И именно у Имбри-то ни капли сомнения никогда эти документы не вызывали.

Но между документом от 6 марта, открывающим серию Госдепартамента, и документом от 9 марта, завершающим сиссоновскую серию и в то же время представленным в виде копий и в данной серии, имеется еще один. Это письмо «Разведывательного бюро БГШ» «Господину Председателю Совета Народных Комиссаров» от 8 марта 1918 г. за № 876. Это весьма пространный документ на полутора машинописных страницах. Он тоже связан с дальневосточной картой, которую усиленно разыгрывал в это время для привлечения американцев к своим документам А. М. Оссендовский. «По донесениям наших агентов, находящихся на Дальнем Востоке, в Маньчжурии и в Восточной Сибири, — говорилось в письме (помним все время, что речь идет об агентах Германского Генерального штаба, которыми, как должны были верить американцы, уже наводнена вся Россия), — местное русское население весьма сочувственно относится к вопросу об оккупации русского Дальнего Востока японскими и американскими войсками»¹⁴. Тут Оссендовский еще не утверждает, что оккупация уже началась, как в предшествующем по дате документе, но, как нам кажется, излагает свой собственный стратегический и человеческий взгляд на этот вопрос и даже дает прогноз относительно того, что местное население встретит американцев и японцев хорошо. Он как бы поощряет американцев, излагая им от имени немцев предполагаемые настроения жителей Дальнего Востока. А вот-де как реагируют немцы: «По полученным отделением сообщениям Германского Генерального штаба, такое положение терпимо быть не может, так как оно не отвечает общему смыслу Брестского мирного договора. Вытекает последнее заключение из того, что русское население оказывает действительную поддержку отряду есаула Семенова и офицерам, командующим отдельными частями этого отряда, принадлежащим к предполагаемому иностранному оккупационному корпусу»¹⁵. Вот оно! Видите, германцы предполагают, что корпус уже высадился и пока послал своих офицеров к русским частям. Тут подтверждалась мысль, высказанная в документе от 6 марта и развиваемая затем в документе от 9 марта, что за этими офицерами нужно не только наблюдать, но и уничтожать их! Далее в документе следовал поразительный пассаж: «Есаул Семенов, пользуясь доносами местного населения, арестовал и казнил Попова, Краснова, Ружицкого и Галкина, под каковыми фамилиями скрывались, как это было известно Контрразведке при Ставке, находящейся ныне в распоряжении главнокомандующих на внутренних фронтах, — офицеры нашего штаба, посланные на Дальний Восток с особою миссией»¹⁶. Оссендовскому все сгодится. Казнил Семенов деятелей Советов. А это-де немецкие агенты под чужими фамилиями! Попутно он пристраивает на новом месте созданную им «Контрразведку при Ставке», чтобы объяснить наличие документов, исходящих от нее в своей новой серии. И верно: старой армии больше нет, старой Ставки — тоже. Куда девать «Контрразведку при Ставке»? А мы ее передадим «Главнокомандующим на внутренних фронтах»! Фронтов этих уже десятки, местопребывание этой «контрразведки» никому не известно, но будут ли в этом разбираться самонадеянные американцы?!

Вернемся еще раз к тексту. «Генеральный штаб просит Совет Народных Комиссаров, — говорилось далее в этом фантастическом документе, — срочно командировать во Владивосток, Иркутск, Читу и Харбин тех агитаторов, которых укажет комиссар Володарский, сделавший уже свой доклад представителю нашего штаба. Эти агитаторы должны поднять движение против японцев и американцев и всеми мерами стараться столкнуть их между собою»¹⁷. Как видим, в Оссендовском пропал недюжинный государственный деятель: он видел насквозь инструменты внешней политики современных ему государств. Но обращает на себя внимание фамилия В. Володарского. С 1913 г. по май 1917 г. Володарский (М. М. Гольдштейн) жил в США, стал там членом социалистической партии, во время войны проявил себя как интернационалист, вместе с Л. Д. Троцким являлся автором русскоязычной нью-йоркской газеты «Новый мир». Он также был на учете у американской администрации, и упоминание его фамилии в этом документе должно было насторожить американских представителей и добавить доверия к документу в целом. Володарский должен был быть хорошо известным и Оссендовскому. Он действительно являлся комиссаром в это время, но комиссаром по делам печати, пропаганды и агитации Петроградского Совета, а затем и Северной области¹⁸. Упоминание его в связи с посылкой агитаторов на Дальний Восток (в чем он, конечно, никогда не участвовал) выглядело весьма правдоподобным. Но утверждение о том, что Володарский делал доклад представителю Германского Генерального штаба, показалось бы невероятным для любого непредубежденного человека.

Далее одном поистине программном (для воззрений самого Оссендовского) письме содержалось требование ускорить принятие в русское подданство 11 300 германских и 6500 австрийских военнопленных и была ссылка на декрет о создании Красной Армии от 28 января 1918 г. нов. стиля. Созданные отряды будут находиться под общей командой «майора Ниссена, уже прибывшего в Красноярск». «Штаб наших вооруженных сил, — утверждалось далее, — остается в Иркутске, аптека Жинжеровой, а склад оружия и припасов будет находиться в Красноярске». Ничего подобного в отношении военнопленных советскими властями еще не было сделано, но Оссендовский предугадал политику Москвы в отношении «воинов-интернационалистов» на многие месяцы вперед. В тот же момент все эти сведения били в одну точку: немцы уже захватили Сибирь под свой контроль! Они должны были побудить американцев, по мысли Оссендовского, к более решительным действиям против Советской власти.

Наконец, А. М. Оссендовский высказывал свой взгляд и на положение в Маньчжурии, конечно с точки зрения якобы германских властей. «В Харбине, — продолжал документ, — агитаторы должны свидеться с бар. Будбергом и лейт. Хемнитц, которые получили инструкции на предмет возбуждения недовольства среди китайцев. Необходимо убедить их в том, что Китайско-Восточная железная дорога должна перейти к Китаю, а также и вся Южная Маньчжурия, что теперь, благодаря соревнованию Японии и Америки, невозможно, так как все это перейдет к иностранцам. Необходимо также поддержать хунхузов и направить их против японцев и американцев, освещая в печати это движение как восстание китайского пролетариата»¹⁹. Вот каким он был многогранным, наш герой, как легко входил в роль то генерала, то дипломата, то планировщика газетной кампании!

Дальневосточная тема, к которой американцы оказались столь чувствительными, разрабатывалась в «документах Акермана» особенно обстоятельно. Ей посвящались как документы, выпущенные от имени «Nachriehten Bureau», так и от имени «Контрразведки при Ставке». Так, письмо последней от 12 марта 1918 г. на имя «г. Председателя Совета Народных Комиссаров» гласило: «В порядке срочности прошу распоряжений по следующему вопросу. Начальник Разведочного отделения Германского Генерального штаба в России майор Рудольф Бауэр обратился ко мне с предложением выдать русские паспорта для четырех японских граждан, которые должны быть командированы в порты Соединенных Штатов. Имена этих граждан Акино Гоши; Икедо Минезо; Такехара Кийши; Ниго Кунизо. Ввиду частных донесений нашей разведки, означенные японские граждане находятся на службе у германских военных властей, поэтому предоставление им русских паспортов может повлечь за собою крупные политические осложнения. На мой запрос по этому поводу Народный комиссариат по иностранным делам указал на необходимость обращения за разъяснением к председателю Совета Народных Комиссаров. Заведующий контрразведкой Фейерабенд. Комиссар Ив. Алексеев»²⁰.

Опять мы имеем дело с несколькими «этажами», или планами, в одном и том же документе. Во-первых, подтверждалось существование «Разведывательного отделения» Германского штаба в России и лично его главы — майора Рудольфа Бауэра, поскольку фамилия Фейерабенда, как реальная, была союзникам известна. Во-вторых, подтверждалась зависимость русских властей всех степеней от этих немецких резидентов. В-третьих, вносилась смута в умы американцев и подозрительность по отношению к их японским союзникам. (Сам Оссендовский тоже не любил японцев еще с 1904 года!) В-четвертых, давалось понять, что русские чиновники остаются патриотами и не хотят действовать под немецкую диктовку, а вот вожди большевиков их к этому принуждают. Это же показывали и пометы на данном письме. От имени якобы Ленина секретарем Совнаркома М. Н. Скрыпник было написано: «Запросить тов. Троц.» А ниже: «Переговорено. Л. Т.».

Конечно, американцам было невдомек, что 11 марта 1918 г. Совнарком уже переехал в Москву и данный документ, если бы он был настоящим, должен был бы плутать недели полторы между никому не известным местом пребывания «Контрразведки при Ставке», Петроградом и Москвой. Они могли не обратить внимания на то, что Л. Д. Троцкий сложил с себя обязанности народного комиссара по иностранным делам еще 22 февраля 1918 г. 4 марта он был назначен председателем Высшего военного совета, а 13 марта — народным комиссаром по военным делам²¹. Поэтому на данном документе он никак не мог сделать помету в качестве народного комиссара по иностранным делам (равно как и на оригиналах «документов Сиссона» конца февраля 1918 г.).

Но Оссендовского, видимо, все-таки беспокоил вопрос о легитимации «Контрразведки при Ставке» в новых условиях, хотя он и «пристроил» ее ранее к «главнокомандующим на внутренних фронтах». И если в предыдущем документе он подтверждал существование немецкого «Разведывательного бюро» через русскую «контрразведку», то в документе А-12 он проделывал обратную операцию: подтверждал существование «Контрразведки при Ставке» через письмо немецкого «Разведывательного бюро». В этом документе, с датой от 19 марта 1918 г., Рудольф Бауэр писал: «По полученным Отделением сведениям, Контрразведка при Ставке является в настоящее время учреждением, объединяющим все разведочные и контрразведочные учреждения на внутренних фронтах России, хотя и сохраняет прежнее свое название и старую печать. Ввиду этого Разведочное отделение просит назначить следующих германских офицеров в качестве помощников заведующего контрразведкой Макса Фейерабенда: фон Бельке, Бихман, Шиллер, Дампф и Бурх. Расходы по их содержанию Отделение принимает на свой счет. Все названные офицеры должны быть снабжены русскими паспортами»²². Письмо было направлено «Господину Председателю Высшего военного совета». Тут, как видим, Оссендовский учел перемену поста Троцким, хотя еще и не знал о его самом последнем назначении, полученном уже в Москве.

Но данный документ ценен еще одним свидетельством: Оссендовский называет Фейерабенда Максом, в то время как инициалы настоящего Фейерабенда были, как мы знаем, В. А.²³ Таким образом, сделанное нами ранее предположение о том, что Оссендовский просто использовал подходящую для его «дела» фамилию, и факт, что она упоминалась в связи с событиями в Ставке, вполне подтверждается.

Как мы уже отмечали не раз выше, А. М. Оссендовский для придания большей убедительности своим «документам» использовал и попадавшие к нему в руки разными путями подлинные документы, как правило, личного происхождения. Но в данной серии мы находим и несколько подлинных делопроизводственных документов, относящихся в периоду до Февральской революции и находившихся когда-то в делах различных учреждений царской России. В обстановке нового хаоса, вызванного не только Октябрьской революцией, но и поспешным бегством Совнаркома из столицы государства в Москву, получить такие документы, как свидетельствуют и Е. П. Семенов, и А. М. Оссендовский, было, видимо, легко.

Один из таких несомненно подлинных документов: часть докладной записки, представленной Верховному главнокомандующему (им в этот момент был Николай II. — В. С.) 26 февраля 1917 г. и одобренной начальником штаба Верховного главнокомандующего генералом М. В. Алексеевым²⁴. Она представлена в «документах Акермана» в виде копии, сделанной самим Оссендовским от имени «Разведочного отделения» на пяти с половиной машинописных страницах и заверенной адъютантом Генрихом и двумя печатями этого мифического учреждения. Содержание записки весьма интересно, но имеет мало отношения к изучаемой нами теме. Важнее сопроводительное письмо, датированное 10 марта 1918 г. и «отправленное» «Господину Председателю Совета Народных Комиссаров» от имени начальника «Nachrichten Bureau» Р. Бауэра. В ней говорилось: «Народный комиссар Крыленко переслал в Разведочное отделение обширную докладную записку, представленную двумя лицами 26 февраля 1917 г. на имя Верховного главнокомандующего. Копия заключительной части означенной записки, одобренной начальником штаба Верховного главнокомандующего ген. М. В. Алексеевым, при настоящем отношении сопровождается. Записка эта была рассмотрена в марте бывшим министром Гучковым, который приказал приступить к практическому ее осуществлению. В настоящее время из дел Генерального штаба записка эта поступила в Высший военный совет, где, по нашим сведениям, она в главных чертах пользуется одобрительным к себе отношением. Отделению известно, что та часть записки, которая останавливается на организации германской разведочной службы в Китае, Японии и С. А. С. Штатах, в настоящее время служит предметом обсуждения. По предписанию Германского Генерального штаба имею честь просить немедленно снять с обсуждения упомянутую записку и не поднимать этого вопроса, несомненно ухудшающего отношения между Германской империей и Россией»²⁵.

Этим путем Оссендовский замарывал и Н. В. Крыленко, который, оказывается, верноподданнически посылает документ о германском шпионаже не Дзержинскому или непосредственно Ленину, а сначала в германскую разведку, которая уже указывает Совнаркому, что делать. М. Н. Скрыпник «помечает»: «Снять копию с зап. и отн.», а Н. П. Горбунов «пишет»: «В Малый Совет».

Дальневосточная тема составляла главное содержание и письма «Nachrichten Bureau», датированного 14 марта 1918 г. В нем народному комиссару по иностранным делам приказывалось «немедленно под видом красногвардейцев перекинуть весь отряд, сформированный майорами фон Бельке и Энгельмайером в Ростове-на-Дону, в Красноярск и Иркутск под предлогом борьбы с есаулом Семеновым и другими противниками Советской власти»²⁶. Отряд этот вместе с «вооруженными уже через бар. Будберга и Гезе германскими и австро-венгерскими военнопленными составит ядро [против] будущей и несомненной оккупационной кампании Японии и Соединенных Штатов против Российского правительства. В Иркутске все инструкции нашего штаба будут получаться через революционных, преданных Советской власти казаков Триполитова, Кольцова и Ружина, а также через известного комиссариату Муратова. Всем этим лицам комиссариат благоволит выдать новые русские паспорта на иные имена, дабы предохранить этих полезных людей от непредвиденной опасности»²⁷. Итак, «немецкие агенты» Будберг и Гезе и немецкие майоры формируют отряды под видом Красной гвардии, вооружают их, готовятся к отражению оккупационных сил союзников на Дальнем Востоке.

Но и Запад не был забыт Оссендовским в этом письме. Начало его прямо смехотворно: «По поручению нашего Генерального штаба имею честь просить экстренно довести до сведения представителя Российского правительства в Англии г. Литвинова, что к нему явятся гг. Вознесенский и Сузуко, которые передадут ему указания, где и каким образом на восточном побережье Англии надлежит немедленно установить наблюдение и сигнализацию». Хорошо, что М. М. Литвинов никогда не видел этого документа и не знал о его существовании, иначе с ним, наверное, случился бы удар. На документе была помета: «Сообщить тов, Подвойскому». Так еще один советский военный руководитель становился в ряд «немецких агентов»²⁸.

Тема антиамериканской деятельности немцев при помощи русского правительства была, без сомнения, главной для документов, приобретенных Имбри от Акермана. Оссендовский нажимал на все педали: тут и использование в качестве агентов русских, японцев, китайцев; тут и промышленная конкуренция, и перехватывание заказов от американских фирм, и многое другое. У нас нет возможности подробно изложить содержание каждого документа. Мы приводим текст всех 39 «документов Имбри-Акермана» в приложении № 4 к данной книге. Тем не менее несколько характерных примеров нам хотелось бы еще привести.

Так, в письме одного из «агентов контрразведки» на имя народного комиссара по иностранным делам от 25 марта (на бланке «Контрразведки при Ставке», но без исходящею номера) в частности, говорилось: «Довожу до сведения комиссариата, что сегодня германский разведчик Бауэрмейстер имел продолжительное совещание с заведующим нашей контрразведкой т. Фейерабендом и с тов. Крыленкой. Дебатировался вопрос о том, чтобы в состав русской делегации, отправляющейся в Соединенные Штаты для ревизии военных заказов, ввести двух лиц: датчанина Гансена и рекомендованного т. Ганецким — Пельтенбурга, снабдив их русскими паспортами»²⁹. Цель поездки: проникнуть к американским изобретателям и разработчикам новых типов оружия. Об изощренности фантазии Оссендовского говорит, например, письмо адъютанта «Разведывательного бюро» Генриха «народному комиссару господину Володарскому» от 5 апреля 1918 г. под грифом: «Секретно. Лично». «Прошу Вас, — говорилось в письме, — доставить несколько русских паспортов на бурятские фамилии для отправляемых в Манджурию и на Дальний Восток агентов-китайцев для исполнения плана нашего штаба относительно создания конфликтов между Соединенными Штатами Северной Америки и Японией во время их оккупационной кампании на берегах Тихого Океана. Прошу исполнить настоящую просьбу в порядке большой срочности»³⁰. Хотя Володарский не был никогда народным комиссаром, а просто комиссаром и никакого отношения к выдаче паспортов тоже не имел, но неизвестной рукой без подписи на документе оставлена помета: «Михайлову». Кто Михайлов, думайте сами.

Володарский попался на зуб Оссендовскому и в третий раз. В письме «Nachrichtcn Bureau» от 7 апреля на имя «господина председателя Совета Народных Комиссаров» несуществующий Рудольф Бауэр рекомендовал поручить комиссару Володарскому «составление прокламаций на русском и английском языках», обвиняющих Японию в аннексионистских замыслах против России³¹. Напомним, что к этому моменту телеграф уже донес весть о высадке японской дивизии во Владивостоке.

Примером того, как Оссендовский использовал попавшие ему в руки недействительные личные удостоверения, могут служить три документа, связанные с фамилией солдата Николая Ракитина. У Оссендовского оказались два удостоверения солдата Сводной пехотной дивизии Николая Ракитина. Первое, выданное ему председателем дивизионного комитета от 2 декабря 1917 г. о том, что он действительно является «гражданином солдатом» этой дивизии с приложением подлинной печати Военно-революционного комитета Сводной пехотной дивизии³². А второе — удостоверение городского лазарета о том, что солдат Сводной пехотной дивизии отправляется на родину в город Барнаул сроком на шесть недель для поправления здоровья³³. Справка машинописная по форме, куда вписывались только фамилия и место назначения. На обороте первого удостоверения значилось: «Явлен 1918 г., февраля 17 дня в Управление комиссара 2-го района г. Острова Псковской губернии». То же написано в соответствующих графах подлинного оттиска мастичного штампа. Оба удостоверения были погашены диагональными чернильными линиями. Следовательно, вместо них солдат Николай Ракитин уже получил какое- то новое удостоверение. А эти оставил в том месте, из которого их незаконно получил Оссендовский. И что делает с ними последний?

Он сочиняет письмо от «Разведывательного бюро БГШ» на имя комиссара внутренних дел Петроградской трудовой коммуны от 3 апреля 1918 г. следующего содержания. «Настоящим честь имею просить Вас заменить прилагаемое при сем свидетельство № 495, выданное обер-лейтенанту Линденау на имя солдата Николая Ракитина, на иное свидетельство, так как обер-лейтенант Линденау получил срочную командировку на Дальний Восток для наблюдения за японскими и американскими оккупационными властями и для руководства нашими агентами, выполняющими наш план на Дальнем Востоке. Совершить вторую поездку с прежним документом признано опасным, так как в штабе комиссара Западной Сибири на обратном пути обер-лейтенант Линденау встретил значительные затруднения при предъявлении прилагаемого свидетельства, а в Саратове был арестован по подозрению в шпионстве»³⁴. Таким же путем Оссендовский поступал и с другими попавшими к нему подлинными личными документами. Каждое такое произведение — план целого романа или, во всяком случае, повести. Неиссякаемое воображение писателя работало здесь со столь неблаговидной и безнравственной целью.

Кроме главной, дальневосточно-американской темы, в документах этой серии разрабатывалась и другая, финляндская. Она в основном прослеживалась через документы «Контрразведки при Ставке». Тут прежде всего хотелось бы упомянуть письмо комиссара Ивана Алексеева, датированное 22 марта 1918 г. Оно адресовалось в «Военно-революционный комиссариат Петроградской трудовой коммуны». Письмо было коротеньким: «При сем препровождаю три экземпляра германского циркуляра за № 93, найденные в папке штаба Свеаборгской крепости нашим агентом в Гельсингфорсе»³⁵. Этих трех «оригиналов», приложенных к письму, среди «документов Акермана» не было, вместо них была фотокопия этого циркуляра от 28 ноября 1914 г.³⁶. Документ этот уже хорошо известен нашему читателю. Он был среди документов первой серии на русском языке. Потом, как мы отмечали выше, он был переведен Оссендовским или кем-то по его поручению на немецкий язык, набран в русской типографии на немецкой гарнитуре, переснят на фотографию и в виде фотокопии представлен Сиссону. В этом совпадении Сиссон видел подтверждение подлинности не только своих документов, но и документов первой серии. Он дал фотокопию данного циркуляра на с. 7 брошюры «Германо- большевистский заговор». Вероятно, Оссендовский рассчитывал на то, что включение еще одной фотокопии этого уже известного американцам циркуляра в документы третьей серии (а на этом типографском оттиске циркуляра были сделаны новые пометы перед фотографированием) тоже будет еще одним свидетельством в пользу подлинности всей серии. Поэтому был указан такой необычный источник для этого документа, как штаб Свеаборгской крепости.

Этот штаб еще раз упоминался в письме «Nachrichten Bureau», датированном 4 апреля 1918 г. на имя председателя Совнаркома. «Разведочное отделение, — говорилось там, — уполномочено заявить протест против доказанного участия в боях с финскими белогвардейцами моряков команды "Грифа", а равно против спешного вывоза архива штаба Свеаборгской крепости и, в частности, Контрразведочного отделения штаба командующего Балтийским флотом. Все дела названного отделения должны быть переданы нашим офицерам в Гельсингфорсе во избежание того, чтобы дела отделения сделались достоянием гласности»³⁷. Данное требование подтверждалось донесением контрразведчика П. Кораблева (на бланке «Контрразведки при Ставке» и с исходящим номером) от 5 апреля 1918 г. председателю Высшего военного совета. «Исполняя Ваше личное распоряжение, — говорилось там, — сообщаю, что в Гельсингфорсе из Отдела морской контрразведки германские офицеры через матросов Кириллова и Кайсу изъяли все дела о вербовке финнов на службу Германии в 1914-15 гг. и о доставке в Финляндию оружия. Мне с большим трудом удалось получить лишь следующие документы, которые сопровождаю»³⁸. Далее следовал подлинный документ: рапорт подполковника Волобуева на бланке коменданта города Або 5-го участка Финляндской пограничной охраны начальнику этого участка от 3 июля 1915 г. о вербовке финских уроженцев в качестве германских агентов на случай вторжения германских войск в Финляндию³⁹. Прилагаемый к этому подлинному рапорту доклад того же подполковника представлял собой уже копию, выполненную Оссендовским от имени «Контрразведки при Ставке» и заверенную «комиссаром Ив. Алексеевым» и поддельной печатью⁴⁰. Таким путем, как обычно, Оссендовский достигал своей цели — внушить мысли о том. что все документы являются подлинными.

Другие документы обоих «учреждений» в совокупности с проставленными на них пометами, касающиеся финляндских дел, должны были создавать впечатление того, что представители русского народа в лице моряков Балтийского флота сопротивляются противоестественному союзу с недавним врагом, стремятся всюду, где могут, демонстрировать свою воинственность, и только большевистские правители России заставляют их, сдерживая свои чувства, наблюдать, как Германия устанавливает контроль над всей страной.

А. М. Оссендовский, используя различные события тогдашней политической жизни, стремился кое-чем подкрепить и свои доказательства, по выражению Сиссона, «базовой конспирации» между большевиками и германскими властями. В этом отношении большой интерес представляет письмо «Nachrichten Bureau» от 2 апреля 1918 г. № 1345 на имя управляющего делами Совета Народных Комиссаров. «По поручению Генерального штаба, говорилось там, — Разведочное отделение имеет честь просить сообщить все обвинения против г. председателя Центрального Исполнительного Комитета Совета рабочих и солдатских депутатов Свердлова и бывшего Верховного главнокомандующего Крыленко, возбужденные бывшим морским комиссаром Дыбенко в следственной комиссии по делу последнего. Отделение особенно интересуется показаниями комиссара Дыбенко об участии гг. Свердлова и Крыленко в совещаниях с представителями нашего Генерального штаба в июле 1917 года»⁴¹. Да, фактом является то, что П. Е. Дыбенко за сдачу Нарвы 3 марта 1918 г. был привлечен к ответственности и в мае того же года судим. Но он был по суду оправдан⁴². Насколько можно установить, никаких заявлений указанного выше свойства Дыбенко в процессе следствия не делал. Надо еще добавить, что с 5 июля по 5 сентября он сидел в тюрьме. Тогда же в Могилеве был арестован и Н. В. Крыленко и находился в Петрограде в тюрьме вплоть до середины сентября 1917 г. Но, выдвинув свое ложное обвинение против большевиков еще в «документах Сиссона», Оссендовский всячески старался подтвердить его столь же ложными приемами.

Мы коснулись лишь части «документов Имбри - Акермана», или серии Госдепартамента. Они, как и документы Сиссона, а может быть даже и более, заслуживают самостоятельного исторического и источниковедческого исследования. Публикуя их в приложении к данной книге, мы открываем такую возможность и для других исследователей. Заканчивая же их характеристику, хочется сказать, что «документы» этой серии были более уязвимы для критики, поскольку состояли только из бумаг одного «германского» и одного «русского учреждения», в равной степени вымышленных. Все они были «оригиналами», и возникал естественный вопрос о том, каким образом они изымались из дел в Москве и доставлялись в Петроград. Чтобы как-то компенсировать этот недостаток, Оссендовский стремился насытить серию вышедшими из употребления подлинными делопроизводственными и личными русскими документами.

Примечания:

¹ The National Archive of The USA (NA). RG-59. Sisson Documents (SD). Box 3. File on Miscellanious Documents 11.

² The German-Bolshevik Conspiracy. Issued by The Committee oil Public Information. 1918. P. 14.

³ Ibid.

⁴ Ibid.

⁵ Кеппап G. F. The Sisson Documents // The Journal of Modern History. Vol. XXVI11. 1956. Jure. P. 143-153.

⁶ Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника. Т. 5. М., 1974. С. 246.

⁷ Там же. С. 247.

⁸ NA. RG-59. SD. Box 3. File on Miscellanious Documents 11. A-0.

⁹ Ibid.

¹⁰ 1917. Герои Октября. Биографии активных участников подготовки и проведения Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде. Т. 2. Л., 1967. С. 614-615.

¹¹ Там же. С. 361-362.

¹² Старцев В. И. Очерки по истории Петроградской Красной гвардии и рабочей милиции. М.-Л., 1965. С. 82-92.

¹³ Политические деятели России. 1917: Биографический словарь. М., 1993. С. 356-357.

¹⁴ NA. RG-59. SD. Box 3. File on Miscellanious Documents II. A-21.

¹⁵ Ibid.

¹⁶ Ibid.

¹⁷ Ibid.

¹⁸ 1917. Герои Октября... Т. 1. Л., 1967. С. 245-247.

¹⁹ NA. RG-59. SD. Box 3. File on Miscellanious Documents II. A-21.

²⁰ N A. RG-59. SD. Box 1. File IX (Akerman). А-11.

²¹ Политические деятели России... С. 324.

²² NA. RG-59. SD. Box 1. File IX. А-12.

²³ Поликарпов В. Д. Пролог Гражданской войны в России. М., 1976. С. 414.

²⁴ N A. RG-59. SD. Box 1. File IX. А-2.

²⁵ Ibid. A-l.

²⁶ N A. RG-59. Box 3. File on Miscellanious Documents II. A-22.

²⁷ Ibid.

²⁸ Ibid.

²⁹ N A. RG-59. Box 1. File IX. A-27.

³⁰ Ibid. A-36.

³¹ Ibid. A-38.

³² Ibid. A-33.

³³ Ibid. A-34.

³⁴ Ibid. A-32.

³⁵ Ibid. A-3.

³⁶ Ibid. A-4.

³⁷ Ibid. A-7.

³⁸ Ibid. -8.

³⁹ Ibid. A-9.

⁴⁰ Ibid. A-10.

⁴¹ Ibid. A-6.

⁴² Политические деятели России... С. 108.