Театр теней. Акт второй

Выше мы показали и доказали поддельность «документов Сиссона». Но не только и не столько в этом я вижу свою задачу. Ведь Эдгар Сиссон почти три недели решал главный для себя вопрос: являются ли Ленин и Троцкий прямыми агентами кайзеровской Германии, выполняют ли они указания из Берлина. Он лично знал вождей большевиков, разговаривал с ними, вынес определенное впечатление из этих бесед. В частности, мы помним, что в результате встречи с Лениным его уважение к главе советского правительства возросло. Ленин в разговоре с ним и Робинсом не побоялся сам заострить вопрос и сказать иронически: «И они называли меня германским шпионом!» Сиссон в мемуарах своих реконструировал внутренний монолог Ленина, правильно указав на его расчет использовать ресурсы и власть в России для революции в Германии. Но именно под влиянием полученных от Семенова фотокопий искусно выполненных подделок Оссендовского он нашел ответ на свой вопрос: да, большевистские лидеры — эго прямые немецкие агенты, переговоры с ними невозможны, это враги, а не бывшие союзники, их надо разоблачать и обращаться с ними как с врагами. Что же содержалось в этих документах такого, что убедило Сиссона? Он начал колебаться, ознакомившись еще в начале февраля 19] 8 г. с несколькими комплектами документов первой серии, но окончательное убеждение созрело в нем к концу этого месяца. 9 оригиналов, полученных им в результате мифического «рейда» и похищения из смольнинских ящиков, лишь подтвердили уже сложившееся убеждение, дали окончательные «доказательства». Не зря, получив их, он воскликнул: «Теперь я могу возвращаться, мне нечего здесь делать!»

Мог ли Сиссон разобраться в том, что перед ним подделки? Наверное, мог бы, хоть он и не был ни экспертом-криминалистом, ни историком-источниковедом. Но для этого необходимо было время, спокойная обстановка и непредвзятое, объективное отношение к «документам». Всего этого не было: время исчислялось днями, а потом часами, вместо спокойствия была возраставшая тревога, опасения, что через день-два немцы могут оказаться на улицах Петрограда. 3 марта 1918 г., как записано в дневнике Сиссона, город подвергся германскому воздушному налету. Недалеко от Таврического сада разорвалась бомба, но, к счастью, никто не пострадал. Наконец, не было никакой объективности, даже того состояния колебаний и сомнений, которые владели Сиссоном до получения им 2 февраля от Раймонда Робинса документов первой серии. Поэтому удовлетворенное желание получить улики против большевиков препятствовало любому критическому отношению к полученным «документам».

Чтобы понять, что же именно убедило Сиссона, придется и нам, вслед за ним, хотя бы бегло познакомиться с содержанием документов второй серии, которые потом Сиссон холил и лелеял, группировал в разные разделы и главы для своего Доклада и брошюры, а затем, несмотря на увеличивающуюся волну критики и разоблачений, до конца считал подлинными. Первой пробой было, конечно, «письмо Иоффе». Арест румынского посланника Диаманди в ночь на 1 января старого стиля 1918 г. был несомненным фактом, взбудоражившим весь дипломатический корпус. И пожалуйста, оказывается, он был произведен по прямому требованию генерала Гофмана! Но для нас «Письмо Иоффе» важно еще и тем, что оно раскрывает один из главных методов работы Оссендовского: изготовление документов под реальный, уже совершившийся факт. В этом случае, как мы хорошо помним, в «письме Иоффе» было несколько «этажей», сознательно надстроенных над очевидным фактом ареста Диаманди. Один «этаж» или особая тема: посылка агитаторов на Румынский фронт. Для того чтобы развить ее, Оссендовский создает еще один документ. На бланке «Контрразведки при Ставке» печатается следующее письмо, получающее дату 2 января 1918 г.: «В Комиссию по борьбе с контрреволюцией. Верховный главнокомандующий Крыленко поручил контрразведке при штабе Верховного главнокомандующего сообщить вам, что необходимо немедленно командировать на Румынский фронт следующих лиц: из Петрограда комиссара Куля, социалиста Раковского, матроса Гнесина и с фронта начальника штаба Красной гвардии Дурасова. Эти лица должны быть снабжены литературой и деньгами для агитации. Им ставится задача принять все меры для свержения румынского короля и устранения контрреволюционных румынских офицеров. Начальник контрразведки Фейерабенд. Секретарь Н. Драчев»¹.

Получив подобный документ, Сиссон должен был связать его с содержанием «письма Иоффе» и увидеть, что указание германского военачальника выполняется, да еще грозит самыми ужасными последствиями: свержением короля союзной державы, репрессиями по отношению к офицерам союзной армии! Ничего этого уже не произошло. Наоборот, на румынском фронте победили антисоветские силы. Но документ «разоблачал» замыслы большевиков, показывал их полное подчинение германцам и циничное отношение к бывшему союзнику. Значит, он годился!

Текст приведенного «документа» показывает еще один характерный прием фальсификаторской работы А. М. Оссендовского: использовать вымышленные фамилии и должности вперемежку с реальными людьми. Фамилия румынского и болгарского социалиста, а затем и большевика X. Г. Раковского была хорошо известна. Более того, было известно, что он в составе какой-то группы был командирован на юг. В автобиографии Раковского читаем: «В декабре я был в Петрограде (приехав из Стокгольма. — В. С.) и в начале января уехал в качестве комиссара-организатора Совнаркома РСФСР на юг вместе с экспедицией матросов во главе с Железниковым. Пробыв известное время в Севастополе и организовав там экспедицию на Дунай против румынских властей, занявших уже Бессарабию, я отправился с экспедицией в Одессу»². Факт подтверждался: Раковский был на юге. Но не по приказу Крыленко, а тем более германских военных властей, не по приказу «Комиссии по борьбе с контрреволюцией», а по командировке самого Совнаркома. В биографической хронике В. И. Ленина в записи за 16 (29) января 1918 г. записано: «Ленин подписывает удостоверения М. Г. Бужору, X. Г. Раковскому, М. М. Брашовеану, В. Б. Спиро, А. К. Вороненому, Ф. И. Кулю (Полярному) и А. Г. Железникову (Железняку) о назначении их СНК комиссарами-организаторами по русско-румынским делам на юге России»³. Раковский вернулся из этой командировки и вновь беседовал с В. И. Лениным только 28 марта 1918 г., уже в Москве⁴. Среди этих комиссаров мы встречаем и Куля. Это вторая реальная фамилия, да и сам факт посылки группы на Румынский фронт из Петрограда по распоряжению Смольного во второй половине января реальный, к которому и изготовляется данный документ. Но уже фамилии матроса Гнесина и «начальника штаба Красной гвардии» Дурасова явно вымышленные. Как показывает наше исследование, они встречаются во всех изготовленных А. М. Оссендовским документах только по одному разу. Это же относится и к «секретарю контрразведки» Н. Драчеву.

Очень интересная история связана с фамилией Фейерабенда. Ее немецко-еврейский оттенок вполне соответствовал основному направлению «документов» Оссендовского, и она много раз употребляется им. Тем не менее, это реальное лицо. Хотя его роль и занятие не отвечают той тени, которую использует Оссендовский в своем театре. Некоторые сведения о В. А. Фейерабенде и его деятельности в Ставке и вокруг нее мы находим в монографии В. Д. Поликарпова «Пролог Гражданской войны в России» (М., 1976). Рядовой В. А. Фейерабенд являлся в ноябре 1917 г. членом Военно-революционного комитета 3-й армии, располагавшемся в Полоцке. Он принимал участие в совещании с петроградскими делегатами 15 ноября 1917 г. по разработке планов овладения Ставкой в Могилеве. В составе делегации революционных войск 18 ноября он был уже в Могилеве. Вместе с другими солдатами-большевиками, Н. Т. Хохловым и С. И. Зобковым, В. А. Фейерабенд вошел в состав Военно-революционного комитета Ставки, образованного в ночь на 19 ноября. Начальник гарнизона генерал М. Д. Бонч-Бруевич (фамилия его тоже будет часто использоваться Оссендовским в сочиненных им документах) признал власть ВРК, встречался с Фейерабендом и другими и работал с ними в полном контакте. Фейерабенд ездил в Оршу за помощью для разоружения ударников. И дальше, в ноябре-декабре 1917 г., В. А. Фейерабенд проходит по документам только как член ВРК, причем активный его член, но никакого отношения к «Контрразведке при Ставке» не имеющий. 22 ноября он избирается товарищем председателя ВРК при Ставке, комиссаром при дежурном генерале, затем делегируется членом Полевого штаба при Ставке. В конце ноября В. А Фейерабенд командируется в Жмеринку, чтобы содействовать продвижению советских войск в Донецкий бассейн. Затем он возглавляет боевой отряд и отправляется с ним на Дон, против Каледина⁵. Таким образом, увидев в газетах фамилию активного участника занятия Ставки и ее нового советского деятеля Фейерабенда, А. М. Оссендовский взял ее на заметку и решил использовать в своих документах. Рядовой солдат Фейерабенд не имел ничего общего со зловещей пронемецкой фигурой главы «Контрразведки при Ставке», органа, само существование которого документами никак не подтверждается, хотя нечто подобное в Могилеве и должно было быть.

В этом, видном только после скрупулезной исследовательской работы переплетении правды и обмана и состояла сильная и магическая сторона «документов», изготовленных Оссендовским. Он как бы добавлял скрытое знание к тому, о чем открыто говорилось в печати. Не зря Сиссон говорил, что ответ на его мучительные вопросы лежал в папках дел в Смольном. «Раскрывая» эти папки, Семенов с Оссендовским подсказывали ему ответ в том духе, в каком ему самому хотелось этот ответ получить.

И все же была грань между этими лживыми комментариями задним числом к реально происходившим событиям и абсолютной выдумкой, которой являлись первые документы Доклада Сиссона, объединенные им в главе «Основной заговор» (The Basic Conspiracy). Как мог культурный и образованный человек, каким был Эдгар Сиссон, поверить в эти небылицы о подкупе большевистских лидеров, осуществленном Германией с начала войны и революции, понять трудно. Или обстановка войны, совсем еще новая для американцев, воевавших только с марта 1917 г., страхи шпиономании, опасение действий германских диверсантов и пиратства подводных лодок - все по отрицательно действовало на способность человека, тем более правительственного чиновника, критически относиться к окружающему? Слухи, неопределенность в отношении сепаратного мира между Россией и Германией — все это увеличивало нервозность ежедневной жизни американских представителей в Петрограде. Вот почему даже первая серия документов, изготовленных Оссендовским, давала какую-то точку опоры, предлагала свою версию, объяснение многих событий и обстоятельств, которые иначе казались загадочными и необъяснимыми.

Но вернемся к «Базовой конспирации». Эта первая глава брошюры Сиссона начиналась с докладной записки председателю Совета Народных Комиссаров от 16 ноября 1917 г. на бланке Народного комиссариата по иностранным делам, подписанной Ф. Залкиндом (настоящие инициалы: И. А.) и Е. Поливановым (Е. Д. Поливанов, приват-доцент, ранее сотрудничавший с Азиатским отделом МИД, а после предложивший свои услуги большевикам⁶). Текст ее гласил:

«В соответствии с резолюцией, принятой совещанием народных комиссаров в составе тт. Ленина, Троцкого, Подвойского, Дыбенко и Володарского, нами исполнено следующее:

1.  В архиве Министерства юстиции из дела об «измене» товарищей Ленина, Зиновьева, Козловского, Коллонтай и других изъят Приказ Германского Имперскою банка № 7433 от 2 марта 1917 г. об ассигновании денег товарищам Ленину. Зиновьеву, Каменеву, Троцкому, Суменсон, Козловскому и другим на пропаганду мира в России.

2.  Были просмотрены все книги "Ниа Банкен" в Стокгольме, содержащие счета товарищей Ленина, Троцкого, Зиновьева и других, которые были открыты по приказу Германского Имперского банка № 2754. Эти книги переданы товарищу Мюллеру, который был послан из Берлина.

Утверждено комиссаром по иностранным делам»⁷.

Как и многие другие документы, изготовленные А. М. Оссендовским, эта докладная записка являлась «многоэтажным» документом. Она имела солидную глубину и высоту. Во-первых, она подсказывала, что большевики во главе с Лениным, захватив власть, стали заметать следы своей зависимости от немцев. Во-вторых, она доказывала, что Временное правительство уже имело в своем распоряжении приказ Имперского банка № 7433 и держало его в деле об «измене». Этот приказ на самом деле сочинил Оссендовский и включил его в расширенную редакцию первой серии документов («документы Никифоровой»). В-третьих, снова приплетался стокгольмский «Ниа Банкен», который фигурировал в телеграммах между Суменсон и Фюрстенбергом. Теперь «доказывалось», что в этом банке действительно были открыты счета для Ленина, Троцкого, Зиновьева и других. Как книги этого банка оказались в Петрограде, дело темное, но вот «товарищ Мюллер» за ними из Берлина, оказывается, приехал! Это четвертый этаж. Пятый — Троцкий одобрил акцию по заметанию следов. Но есть и еще один «этаж»: на полях записки имеется помета: «В секретный отдел. В. У.». Сиссон однозначно расшифровывает эту помету в своем комментарии к данному документу⁸ как подпись Ленина. Сиссон ссылается на то, что имеет фотокопию этой записки. Далее приводится сам текст пресловутого приказа № 7433, который мы цитировали и критиковали выше.

Следующий документ, показывающий «базовую конспирацию», относится к 12 февраля 1918 г. Он претендует на то, что был послан несуществующим «Разведывательным отделением Большого Генерального штаба» Германии. Это секретное письмо адресовано прямо Ленину («г. Председателю Совета Народных Комиссаров»), Текст его такой:

«Разведочное отделение имеет честь сообщить, что найденные у арестованного кап. Коншина два германских документа с пометками и штемпелями Петербургского охранного отделения представляют собою подлинные приказы Имперского банка за № 7433 от 2 марта 1917 года (в "оригинале" опечатка— 1817. — В. С.) об открытии счетов гг. Ленину, Суменсон, Козловскому и другим деятелям на пропаганду мира по ордеру Имперского банка за № 2754. Это открытие доказывает, что не были своевременно приняты меры для уничтожения означенных документов»⁹.

Этот «документ» принесли Сиссону в оригинале и тем самым окончательно убедили его в том, что данные приказы Имперского банка действительно существовали. Между тем одна ссылка на «пометы и штемпеля Петербургского охранного отделения» позволяет сразу же усомниться в подлинности этого документа. Такие пометы и штампы могли появиться только в том случае, если данный приказ был отдан 2 марта 1917 г. по новому стилю, то есть за 10 дней до Февральской революции. И после этого он волшебным образом попал в Петроград (из Берлина!) и оказался в Охранке. Уже 28 февраля (13 марта) 1917 г. помещение Охранки было захвачено толпой восставших, а весь его архив разграблен и сожжен. Эти же два «немецких» документа чудесным образом спаслись и перекочевали в архивы Временного правительства. Почему же в таком случае Козловский и Суменсон, легально проживавшие в Петрограде, не были арестованы еще Охранкой как немецкие шпионы, а Ленин и другие были беспрепятственно пропущены в Петроград, хотя Временное правительство знало о том. что они получают деньги от германского государства?

Повторяем, одно это обстоятельство доказывало бы поддельность данного документа, даже взятого отдельно от других. Но Сиссону были невдомек все эти тонкости, Оссендовский же, наверное, успел забыть, когда там брали Охранку год назад. Сиссон делает такой вывод: «Документ № 2 доказывает аутентичность (приказа № 7433. — В. С.) одновременно любопытно и абсолютно»¹⁰.

Для пущей важности на документе, как и в других случаях, имеются пометы. Секретарь Совнаркома М. Н. Скрыпник якобы написала: «В комиссию по борьбе с к.-р.» после того, как Н. П. Горбунов, «главный» секретарь Совнаркома, сделал свою помету: «Была [в] комиссии?» (привожу по факсимиле в брошюре, поскольку Сиссон счел помету Горбунова нечитаемой).

Третий документ этого раздела имел своей целью подтвердить подлинность циркуляров Большого Генерального штаба от 9 июня и Генерального штаба флота открытого моря от 28 ноября 1914 г., которые Оссендовский в русском варианте включил еще в первую серию документов, а теперь перевел на немецкий язык и отпечатал типографски. Это был протокол от 2 ноября 1917 г. Кстати, все эти даты не должны никого смущать. Они ни в коей мере не соответствуют реальному времени и последовательности создания А. М. Оссендовским своих документов. Хотя, как мы покажем в последующих главах, он вел определенный учет датам и исходящим номерам и крайне редко сбивался со счета. Но в случае с документами второй серии, полученными лично Сиссоном, все они делались не ранее конца января и начала февраля 1918 г., после того как Фрэнсис и Сиссон проглотили приманку и взяли «письмо Иоффе» от 31 декабря 1917 г. Так вот, и этот протокол родился позднее этой даты, хотя, по расчетам Оссендовского, для того чтобы подтвердить подлинность изготовленных им циркуляров 1914 г., он должен был бы быть датирован первыми днями существования новой власти. В нем говорилось:

«Сей протокол составлен нами 2 ноября 1917 года в двух экземплярах в том, что нами с согласия Совета Народных Комиссаров из дел Контрразведочного отделения Петроградского округа и бывш. Департамента полиции, по поручению представителей Германского Генерального штаба в Петрограде изъяты:

1.   Циркуляр Германского Генерального штаба за № 421 от 9 июня 1914 г. о немедленной мобилизации всех промышленных предприятий в Германии и

2.  Циркуляр Генерального штаба флота открытого моря за № 93 от 28 ноября 1914 г. о посылке во враждебные страны специальных агентов для истребления боевых запасов и материалов.

Означенные циркуляры переданы под расписку в Разведочное отделение Германского штаба в Петрограде»¹¹.

Протокол был «подписан» И. Залкиндом, Механошиным, Е. Поливановым и А. Иоффе в качестве «уполномоченных Совета Народных Комиссаров».

Затем следовала расписка: «Означенные в настоящем протоколе циркуляры №№ 421 и 93, а также один экземпляр этого протокола получены 3 ноября 1917 г. Разведочным отделом Г. Г. Ш. в Петербурге. Адъютант Генрих». Вверху имелась помета: «В[оенный] К [омиссариат] Д. № 323. 2 приложения»¹².

Подобным образом Оссендовский опять убивал нескольких зайцев. Во-первых, подтверждал подлинность своих циркуляров. Во-вторых, вмешивал в дело Совнарком и Ленина как исполняющих прямые германские приказы. В-третьих, подтверждал данные другого своего «документа» о том, что уже 25 октября 1917г. «Разведывательное бюро БГШ» обосновалось в Петрограде. Протокол был составлен просто на листе бумаге, а не на каком-нибудь бланке. Механошин представлял Военное ведомство, а остальные три — НКИД. Подписи их были скопированы с реального документа, вывешенного в проходной Наркоминдела и украденного Семеновым, о чем он сам хвастливо поведал в своей статье в «Последних новостях» 6 апреля 1921 г. Еще один вывод следовал из этого документа — что данные циркуляры уже находились ранее в царском Департаменте полиции и контрразведке штаба Петроградского военного округа. Этим как бы еще раз подтверждалась подлинность типографских циркуляров. Вспомним, что и в документах первой серии указывалось, что циркуляры взяты из архивов контрразведки.

Сиссон получил «оригинал» этого протокола в результате «рейда» конца февраля — начала марта 1918 г. вместе с типографскими экземплярами циркуляров и был счастлив. Он получил свидетельство того, как немцы, в предвидении неминуемого дня расплаты, тоже заметают следы своей вины за развязывание мировой войны¹³. Еще одно «свидетельство» заметания следов предлагал документ № 4. «Разведывательное бюро БГШ» извещало 17 января 1918 г. Наркоминдел, что оно получило точную информацию о том, что лидеры правящей сейчас в России «социалистической партии» через Фюрстенберга и Радека находятся в переписке с Шейдеманом и Парвусом на предмет уничтожения следов их деловых отношений с имперским правительством. В этих сношениях-де немецкие социал-демократы видят опасность для мирового социализма. Начальник немецкого Разведбюро в Петрограде Р. Бауэр (о нем разговор еще впереди) имеет честь просить обсудить этот вопрос в присутствии представителя Германского Генерального штаба и г-на фон Шенемана¹⁴. Очевидно, Оссендовскому все социалисты в мире были в этот момент одинаково противны. Иначе он сообразил бы, что интернационалисты- большевики никак не могли находиться в какой-то переписке с правым социал-шовинистом Шейдеманом, даже по поводу их тайных «сношений» с имперским правительством. По Сиссон все это принимал за чистую монету. Он ссылался в своем примечании на документ первой серии из приложения № 1 к брошюре, в котором якобы Шейдеман сообщает Ольбергу в Стокгольм об ассигновании через «контору Фюрстенберга» 150 ООО крон для «Новой жизни» М. Горького. Но в январе 1918 г., поясняет Э. Сиссон, Ганецкий-Фюрстенберг находился в Петрограде. И вот он помогает Шейдеману скрыть старые следы!¹⁵ Этот пример показывает, что Сиссон совершенно не разбирался в тонкостях взаимоотношений социалистов разных течений в странах, которые вели между собой мировую войну.

Но рекорд по нелепости ставит документ № 5. Судите сами. От имени Секции М Центрального отделения Большого Генерального штаба Германии выпускается документ от 25 октября 1917 г. на имя правительства Народных Комиссаров. Ни Оссендовского, печатавшего эту несусветную глупость, ни Сиссона, ее с восторгом принимавшего, все это не смущает. Правительства такого еще не существует, только к вечеру 25 октября Ленин с Троцким, чтобы отличаться от Временного правительства Керенского, предлагают взять название Совет Народных Комиссаров для Временного (до Учредительного собрания) рабоче-крестьянского правительства, а в Берлине уже знают обо всем этом и посылают этому правительству свои указания.

Но содержание документа еще нелепее, чем его адрес и дата. Вот уж где, можно сказать, Оссендовский прямо расписывается в своем авторстве «документов Сиссона»! Читаем начало документа: «В соответствии с соглашением, заключенным в Кронштадте в июле сего года между представителями Генерального штаба и лидерами русской революционной армии и демократии г-ми Лениным, Троцким, Раскольниковым и Дыбенко, Русское отделение нашего Генерального штаба, действующее в Финляндии, посылает в Петроград офицеров для организации Разведывательного бюро штаба»¹⁶. Вспомним омское письмо А. М. Оссендовского лета 1919 г., где он похваляется, что открыл «убежище» Ленина в июле 1917 г. в Кронштадте, где и было создано революционное правительство, развернувшееся потом в Совет Народных Комиссаров! Мы пока опускаем выдуманные фамилии мифических офицеров немецкой разведки, «в совершенстве владеющих русским языком и знакомых с русскими условиями». Далее в письме говорилось: «Разведывательное бюро в соответствии с соглашением с г-ми Лениным, Троцким и Зиновьевым установит наблюдение за иностранными посольствами и военными миссиями и контрреволюционным движением, а также будет выполнять разведывательную и контрразведывательную работу на внутреннем фронте, для каковых целей будут назначены агенты в различные города»¹⁷. Вот те раз! Еще и взятие власти не завершено, еще не ясно, будет ли контрреволюция, а Германия уже обещает большевикам помощь в борьбе с нею, всю секретную работу на еще не существующем «внутреннем фронте». Чтобы покрепче припечатать большевиков, Оссендовский добавляет в конце документа: «Одновременно сообщается, что в распоряжение правительства Народных Комиссаров назначены консультанты: для Министерства иностранных дел г-н фон Шенеман, для Министерства финансов г-н фон Толь».

Ниже есть приписка: «В комиссариат иностранных дел. Названные в данном письме офицеры были приняты в Военно-революционном комитете и согласовали с Муравьевым, Бойе и Данишевским условия их взаимной деятельности. Она будет осуществляться под руководством Комитета. Консультанты появились в своих ведомствах. Председатель Военно-революционного комитета А. Иоффе. Секретарь П. Крушавич. 27 октября 1917 г.»¹⁸

Итак, уже 27 октября немецкие офицеры в Петрограде, «Разведывательное бюро Большого Генерального штаба» Германии начинает работу, согласует свою деятельность с Военно-революционным комитетом Петроградского Совета. Немецкие консультанты на ключевых постах, марионетки-большевики послушно выполняют их команды. Сиссон получил только фотографию этих уникальных бумаг. Получил их, видимо, в середине февраля, когда события конца октября уже чуть подзабылись, да и сам он, впрочем, тогда в Петрограде не был, а проверять все это по газетам ему и в голову не приходило. Документ же прекрасно показывал начало «базовой конспирации». Оссендовский здесь, как всегда, старается соблюсти правдоподобие как ситуации, так и упоминания действующих лиц. В 1960-е годы было опубликовано несколько десятков документов, которые А. А. Иоффе подписывал в качестве председателя ВРК (постоянного председателя не было, есть документы ВРК, подписанные даже Лениным и Троцким, а также другими видными деятелями Октябрьского восстания)¹⁹. Полковник М. А. Муравьев руководил боевыми действиями против войск Керенского — Краснова в пот момент. Полковник Бойе был введен в состав четверки, командовавшей войсками Петроградского гарнизона. Вот только «секретаря Крушавича» нигде отыскать не удалось. Рядом с фамилиями реальных лиц Оссендовский всегда для массовости называл и выдуманные. Да и с Данишевским вышла накладка. Т. Данишевский был довольно известным деятелем Солдатской секции и Исполкома Петроградской) Совета, но совсем не большевиком. Никаких следов его участия в Военно-революционном комитете не имеется.

Документ № 6 от 19 ноября 1917 г. от имени «Разведывательного бюро БГШ» рекомендовал Совнаркому восемь офицеров из числа немецких военнопленных в «качестве военных советников». Подобное предложение вполне можно показаться Э. Сиссону правдоподобным. Не надо забывать, что в Петрограде с конца 1917 г. реально действовала немецкая военная комиссия по делам военнопленных, сотрудничавшая с советскими властями. А в коридорах «Европы» Сиссон даже столкнулся с проживавшим на том же этаже графом Вильгельмом Мирбахом! Но всего этого казалось мало Оссендовскому, и в эту правдоподобную ситуацию он вплетает и фантастический элемент: офицеры направлялись, «как было согласовано на совещании с Лениным, Зиновьевым и другими в Стокгольме во время возвращения в Россию»²⁰.

Но самый смехотворный документ из этих семи, образующих первую главу брошюры «Германо-большевистский заговор», это последний — № 7. «Разведывательное бюро БГШ» дает указание «комиссару по иностранным делам» о том, что «по приказу местного отделения Германского Генерального штаба следующие лица должны быть переизбраны в состав ВЦИК...» Документ датирован 12 января 1918 г.²¹ В это время проходил Третий Всероссийский съезд Советов. Хотя большевики уже доминировали на нем, но там все еще продолжалась ожесточенная политическая борьба. Эсеры, меньшевики всех оттенков были среди делегатов и были избраны, хотя и в небольшом числе, в состав ЦИК. Но оказывается, это Германский штаб решал, кого избрать в ЦИК, а Ленин и Троцкий послушно выполняли его волю! Большевики и сочувствующие им составляли только 647 делегатов из 1130, или 57,3 %. Там были 281 левый эсер и сочувствующий им, 19 эсеров-максималистов, 41 правый эсер и центрист, 18 меньшевиков-интернационалистов. 24 прочих меньшевика²². В новом ЦИК, реально избранном съездом, из 306 человек 160 были большевиками, 125 — левыми эсерами, 7 — эсерами-максималистами, 7 — правыми эсерами, 2 — меньшевиками. 2 — меньшевиками-интернационалистами, 3 — анархистами²³.

Присмотримся теперь к фамилиям, названным Оссендовским. Кроме известных большевистских лидеров — Троцкого, Ленина, Зиновьева, Каменева, Иоффе, Свердлова, Луначарского, Коллонтай (все они. заметим, кроме Свердлова, были скомпрометированы приобретенными Сиссоном «документами»), упоминались также «замаранные» документами первой серии Мартов и Стеклов. А дальше среди оставшихся 14 человек шли немецко-еврейские фамилии: Гольман, Фрунзе, Ландерс, Мильк, Соллерс, Штудер, Гольберг, Петере, Фабрициус. Далее шли «уличенные» в связях с немцами Раскольников и Володарский. Таким образом, подсказывался вывод, что и высший орган власти Советской России формируется под немецким контролем и из германских агентов разного рода.

Документы №№ 4-7 были переданы Э. Сиссону в виде фотокопий, следовательно, он получил их во второй половине февраля 1918 г В это время он уже сделал выбор и готов был верить всему, что подсовывал ему Е. П. Семенов. Насколько можно судить по поведению Сиссона, его письмам, которые я читал в значительном количестве в его фонде в Национальном архиве США, и содержанию его мемуаров, он был в общем-то человеком порядочным и простым, даже доверчивым. И в то же время абсолютно не подготовленным к той миссии, для выполнения которой его послали в Россию. В русском социализме, который стал главной отличительной чертой страны после Февральской революции, он совершенно не разбирался. Поэтому встреча с таким мощным и изощренным интеллектом, каким обладал А. М. Оссендовский, оказалась для Сиссона роковой. Получаемые от Семенова документы были липкими, как паутина, они вцеплялись кошачьими когтями и в душу, и в разум. Их сложная многоэтажная структура, сочетание реальных событий, «под которые» они создавались постфактум, с вымышленными, но отвечавшими ожиданию клиента, употребление фамилий, которые были упомянуты в прессе или были у всех на слуху, вперемежку с гораздо большим количеством фамилий придуманных — все это убеждало в подлинности предъявленных документов, в раскрытии страшных секретов и тайн, покоряло, брало в плен. В этом эмоциональном поединке А. М. Оссендовский и его подручные взяли верх над практичным, но лишенным критической научной жилки американцем. Буйная, питавшаяся ненавистью и обидой фантазия романиста оказалась сильнее рационального ума порядочного человека, к тому же американского патриота и противника Германии.

Мы подробно разобрали семь документов первой главы Доклада Сиссона, чтобы показать, какими средствам и добивались Оссендовский и Семенов желаемого результата от своих контрагентов, и прежде всего от Э. Сиссона, а также продемонстрирован., как под ударами клавиш его пишущих машинок рождались уродливые образы циничных и трусливых калифов на час, приведенных к власти германскими деньгами, изменников. предающих союзников и друзей своей страши, превращающих родину в колонию хищнического германского империализма.

Как мы и говорили, в нашу задачу не входил подробный анализ всех «документов Сиссона». Пожалуй, с точки зрения методики работы главного фальсификатора А. М. Оссендовского важно познакомиться еще с документами №№ 32 и 43. Документ № 32 является «совершенно секретным письмом» «Разведывательного бюро БГШ» народному комиссару по иностранным делам от 6 февраля 1918 г. Начальник бюро Р. Бауэр просит немедленно выдать турецкому подданному Карпу К. Миссирову русский паспорт «вместо отобранного у него, выданного ему в 1912 г. на основании прилагаемого к сему национального паспорта». Паспорт действительно приложен. Он, как и само это письмо, были в оригинале доставлены Э. Сиссону. Миссиров, видимо, был реальным лицом, и данный турецкий паспорт действительно принадлежал ему когда-то. Но еще в 1912 г. он был сдан в обмен на русский паспорт, о чем на обороте турецкого и сделана соответствующая надпись. Каким путем этот подлинный документ попал в руки Оссендовского, мы не знаем. Но он подал ему счастливую идею: «Агент К. Миссиров, — говорится далее в "немецком" документе, — направляется в штаб русского Верховного командования, где согласно происшедшим переговорам между ген. Гофманом и комиссарами Троцким и Иоффе он будет вести наблюдение за деятельностью начальника штаба ген. Бонч-Бруевича в качестве помощника комиссаров Кальмановича и Фейерабенда»²⁴. Логично было бы, чтобы к письму был приложен не этот, давно погашенный турецкий паспорт, а тот, который был у него «отобран». Но Сиссона это не смутило: «Обратите внимание, — пишет он в своем примечании к факсимиле этих документов, — на свежую печать Nachrichten Bureau!» И действительно. Оссендовский проделывает следующие операции на обороте турецкого паспорта Миссирова: внизу в правом углу делается пометка от имени этого бюро о взятии паспорта и прикладывается его печать. А выше по-русски написано: «Л» 873. На имя Михаила Петровича Теряева». Затем фамилия зачеркивается и вместо нее вписывается; «Петра Лукича Ильина». Теперь вернемся к письму «Разведывательного бюро». На нем вверху якобы от имени Троцкого сделана помета: «Запросить т. Иоффе. Л. Т.». Ниже: «Согласно условию подлежит исполнению. А. Иоффе». И наконец: «Паспорт на имя П. Л. Лукина выдан. 7. II.». Оссендовскому не откажешь в изобретательности. В дело годилась и «гнилая веревочка». Вот и турка Миссирова (Турция-то ведь тоже вражеская держава, и ее представители сидели в Брест-Литовске) он посылает в Могилев следить за русским патриотом генералом М. Д. Бонч-Бруевичем в дополнение к двум евреям-комиссарам. Сиссон сделал к этому примечание о том, что Троцкий и Иоффе в сговоре с Гофманом «предали командующего русской армии, когда он попытался защитить Россию против Германии»²⁵.

Такая же операция проделывается Оссендовским с паспортом № 3681 финляндского гражданина Вадьтера Невалайнена. На нем делается помета о явлении паспорта «в контрразведочном отделении Ш. В. Главноком. 25 января 1918 г.». Далее ставится подпись комиссара Е. Соколова. И пишется письмо в Совет Народных Комиссаров (!) от имени Центрального отделения Большого Генерального штаба, в котором говорится: «По поручению Верховного командования Германской армии имею честь напомнить, что надлежит немедленно приступить к отозванию и разоружению русской Красной гвардии из Финляндии. Штабу известно, что главным противником этой меры является начальник финской Красной гвардии Ярво Хаапалайнен, имеющий большое влияние на русских товарищей. Прошу командировать для борьбы с Хаапалайненом предъявителя финского паспорта за № 3681. нашего агента Вальтера Невалайнен (Невалайселле), и снабдить его паспортом и пропусками)'²'. От имени Н. Горбунова, секретаря СНК. делается помета: «Переслать в Комиссариат по иностранным делам и исполнить». А ниже: «Пасп.№ 21 372», и подчеркивается фамилия Невалайнена. Вся канцелярская рутина вроде бы соблюдена.

И если подлинный старый паспорт Миссирова должен был убедить (и убедил!) Сиссона в том, что Троцкий предает собственных генералов в угоду немцам, то и здесь подлинный паспорт Невалайнена должен был убедить его в том, что большевики под влиянием Германского Генерального штаба готовы выдать с головой и своих союзников, красных финнов. Этот прием — использование подлинных документов (прежде всего — личных) для придания подлинности документам поддельным — будет широко использоваться А. М. Оссендовским при изготовлении документов третьей серии.

В библиотеке Стэнфордского университета я нашел биографию Оссендовского, написанную польским эмигрантским писателем, живущим в Канаде, Витольдом Станиславом Михаловским. Она имела характерное название — «Тайна Оссендовского». Признаюсь, я сам хотел назвать так данную книгу, но Михаловский опередил меня, издав свою работу еще в 1983 г. Автор придерживается открыто националистических взглядов, и биография писателя выдержана в апологетических тонах. Михаловский признает во введении склонность своего героя к «мистификации, даже больше, к шарлатанству». И в качестве примера этого приводит «так называемые документы Сиссона». Их автором был не кто иной, как Оссендовский²⁷. Но в глазах писателя-националиста это качество Оссендовского скорее предмет гордости, а не осуждения. Он называет этого поляка одним из самых способных фальсификаторов XX века, сравнивает его «документы» с «находкой» останков так называемого пильтдаунского человека, подделанных одним иезуитским монахом, который являлся также знаменитым католическим мыслителем и писателем²⁸. Думаю все же, что с точки зрения морали фальсификаторство А. Оссендовского все равно заслуживает осуждения, какими бы ссылками на борьбу между красными и белыми оно ни прикрывалось. Это была тайна человека, ставшего вскоре знаменитым польским писателем, но тайна, не делающая ему чести.

Примечания:

¹The German-Bolshevic Conspiracy. Issied by Committee on Public Information. 1918. P. 17.

² Раковский, Христиан Георгиевич (автобиография)// Деятели СССР и революционного движения в России. Энциклопедический словарь Гранат. М.: Советская энциклопедия, 1989. Стб. 185.

³ Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника. Т. 5. М., 1974. С. 209.

⁴ Там же. С. 344.

⁵ Поликарпов В. Д. Пролог Гражданской войны в России. М., 1976. С. 227, 238, 240, 267-269, 277, 278, 281, 352, 363.

⁶ См.: Ирошников М П. Создание Советского центрального государственного аппарата: Совет Народных Комиссаров и народные комиссариаты. Октябрь 1917 г. — январь 1918 г. М.-Л., 1966. С. 166.

⁷ The German-Bolshevic Conspiracy... P. 5.

⁸ Ibid.

⁹ Ibid.

¹⁰ Ibid. P. 6.

¹¹ Ibid.

¹² Ibid.

¹³ Ibid. P. 7.

¹⁴ Ibid. P. 7-8.

¹⁵ Ibid. P. 8.

¹⁶ Ibid.

¹⁷ Ibid.

¹⁸ Ibid.

¹⁹ Петроградский Военно-революционный комитет. Документы и материалы. В 3 т. Т. 3. М., 1967. С. 678.

²⁰ The German-Bolshevic Conspirasy... P. 8.

²¹ Ibid.

²² Смирнов H. H. Третий Всероссийский съезд Советов. Л., 1988. С. 60.

²³ Там же. С. 114.

²⁴ The German-Bolshevic Conspirasy... P. 18-19.

²⁵ Ibid.

²⁶ Ibid. P. 24.

²⁷ Michalowski. W. S. Tajemnica Ossendowskiego. Montreal-Toronto, 1983. P. 3.

²⁸ Ibid. P. 15-18.