Владимир Акимович Чебыкин

"В спорах о судьбах социализма в России"

 

ВВЕДЕНИЕ

Стремительным темпом движется вперед завершающее десятилетие XX века со своими глобальными проблемами, невероятно запутанными противоречиями, все еще ждущими выяснения и ответа спорными вопросами.

Постоянно подтверждается верность утверждения: без полемики и дискуссий невозможно развитие общественной мысли: Острые противоречивые процессы общественного развития; плюрализм мнений, порой яростное столкновение точек зрения и несходных позиций, кипение политических страстей — все это, безусловно, требует доказательности в спорах, умение убедить и вести за собой широкие слои населения, преодолевать предубеждение, которое «дальше от истины, чем незнание»¹.

Участников полемических схваток характеризуют неодинаковая степень конструктивности, проявления искренности при желании понять существо позиций и аргументацию оппонента, неодинаковые возможности синтезировать выводы, мужество признавать ошибочность своих утверждений, точки зрения, мнения, позиции. Спорящие одновременно обращаются к прошлому; характеризуют настоящее, пытаются прогнозировать будущее с его социальными и экономическими реалиями. Тут же проявляются основные функции полемики:

 — отрицательная, деструктивная;

 — положительная, конструктивная;

 — критическая;

 — созидательная;

 — убеждения.

Для реализации возможностей столкновения мнений по принципиальным вопросам следует соблюдать ряд требований. Одно из них сводится к тому, чтобы не торопиться с формулированием желаемых выводов. Такое, к сожалению, в наши дни наблюдается. Например, опираясь на факт краха великого и трагического социалистического эксперимента в нашей стране и в ряде других государств, иные оппоненты поспешно отреклись от социалистической идеи, в очередной раз объявили марксизм разбитым. А так ли это? Верной ли является точка зрения, согласно которой социализм — это одна из структур капитализма? В своих теоретических изысканиях правы ли оказались Э. Бернштейн, К. Каутский и другие западные социологи, взгляды которых якобы воплотились в шведской и других западноевропейских моделях социализма?

Дискутируются и иные вопросы громадной социальной значимости. В сфере столкновения мнений оказываются такие утверждения, которые не могут быть полностью доказаны, но и их невозможно полностью опровергнуть. Это чаще всего относится к гаданиям о несостоявшихся вариантах исторического выбора, которые по своей природе условны. Обращение к прошлому в подобной форме не может быть продуктивным.

Найти правильное решение помогает верное восприятие конкретных исторических условий. Давайте учитывать, что нынешние напряженные споры ведутся в обстановке переходного периода. Его суть в редакционном комментарии выражена такой формулой: «...старые консервативно-тоталитарные силы сломлены и, кажется, уже не в силах победить народившуюся демократию — демократические силы еще не в состоянии сделать необратимыми перемены, незамедлительно провести глубокие демократические реформы и образовать подлинно демократические структуры и институты государственной политической власти»².

В сложной обстановке истину не восстановить без обращения к опыту прошлого, без его глубокого осмысления. Ограничимся рамками первой четверти XX века. Чем дальше отодвигаются от нас происшедшие тогда разнообразнейшие события неодинаковой значимости и масштабности, тем больше чувствуется потребность в их всестороннем объективном изучении и основательном непредвзятом анализе. Необходимо это и для того, чтобы лучше понять истоки сегодняшних многочисленных и высокой сложности проблем. Бесспорна ценность ретроспективного анализа.

В предлагаемой вниманию читателей книге, насколько это окажется по силам, обратимся к тем спорам о судьбах социализма в России, интерес к которым сохраняется и ныне. Отдаем отчет в том, что это тема колоссальнейшего масштаба. Поэтому круг участников длительной полемики ограничим В. И. Лениным, Л. Мартовым, Г. В. Плехановым и Л. Д. Троцким. У всех этих сторонников развития социалистической мысли в тот период было немало общего. Все они имели разнообразные связи с международной социал-демократией, нередко читали одни и те же периодические издания. Последние давали возможно полную картину социальной жизни России и ряда зарубежных стран, расстановки классовых и партийных сил.

Надеемся, что обращение к прошлому с позиций объективных исследователей поможет лучше разобраться, именно на каком духовном фундаменте происходили события, предшествовавшие и связанные с тремя российскими революциями. В то же время отказ от тугих обручей догматизма и единомыслия поможет четче увидеть, в каких противоречиях и идейных столкновениях развивалась социалистическая идея, что предпринималось для ее реализации и что препятствовало этому. Понятно стремление больше узнать о диалектическом развитии прогрессивных взглядов, о противниках социалистических преобразований и об их аргументации, об исправленных и непреодоленных ошибках. Сможем увидеть, что для крупных исторических деятелей мера — это та полнота, с которой они выражают ведущие тенденции своей эпохи. Важны и другие обстоятельства.

Обращение к перипетиям полемики первых десятилетий заканчивающегося века помогает определить свое отношение к активнейшим участникам споров, в том числе к В. И. Ленину. К раздумьям подталкивают утверждения типа: «Никто — ни друзья, ни враги Ленина — не отрицает, что в этой трагической, противоречивой фигуре, гениальном мыслителе-гуманисте и жестком, подчас жестоком политике, как, может быть, ни в каком другом, отразились не только чаяния и стремления десятков миллионов людей, населявших Россию, но и бури всего  противоречивого XX века»³. Прослеживая ход словесных схваток, читатели больше узнают о Ленине-политике, чья научная деятельность была подчинена основному интересу — обоснованию возможных путей развития и задач пролетарской революции, создания социалистического общества.

Вместе с другими участниками споров В. И. Ленин предстает страстным полемистом. Активным бойцом проявил себя последовательный, но допускавший ошибки революционер, который в новых исторических условиях стремился отстаивать и развивать марксистское учение. Сравнительно недавно отмечена такая заслуга В. И. Ленина: «Будучи последовательным сторонником марксистского учения и обладая сильной логикой полемиста, он довольно легко обнаружил передержки, тенденциозные, а иногда и просто неверные оценки марксизма, содержащиеся в работах Михайловского, Кривенко и других народников, и подверг их обоснованной критике»⁴.

Возражая П. Б. Струве, находившийся в селе Шушенском ссыльный В. И. Ленин в работе «Еще к вопросу о теории реализации» писал о том, что система К. Маркса носит полемический характер потому, что она дает точное изображение в теории всех тех противоречий, которые имеются в жизни. Вот почему обречены на неудачу все попытки познать марксизм, не усваивая его полемического характера — точного отражения противоречивого характера капитализма. (См.: 4, 78). Именно такой характер связан с тем, что последовательно логичное выяснение истины часто бывает формой идейного и теоретического творчества. Это и метод внесения теоретического сознания в массы, активное и действенное средство их политического воспитания, один из способов формирования общественного мнения, убеждения, организации людей во имя прогрессивных преобразований и светлых идеалов.

Один из предметов споров — определение социализма. Свой вариант несколько лет назад предложил А. М. Ковалев, с которым, вернее всего, не все согласятся: «Социализм — это прежде всего идеал, нашедший свое выражение в теории социализма, которая ныне овладела многомиллионными народными массами во всех частях мира. Социализм — это и реальное движение трудящихся за улучшение условий своей жизни на основах социализма и коммунизма, находящее свое выражение в прогрессивных организациях и движениях, действующих в современной цивилизации.

Наконец социализм — это общество, основанное на подлинной свободе, равенстве и справедливости...»⁵

В бурных дискуссиях протекает современная фаза восприятия революционного политического и идейного наследия, процесса становления нового отношения к В. И. Ленину. Сегодняшнее обращение нашей мысли к опыту и принципам идейной борьбы и ленинской полемики уже не носит ритуального характера. В то же время ясно, что духовное наследие великих революционеров не исчерпано и не полностью еще осознано, что жестокие исторические обстоятельства, всевозможные нападки справа и слева не в состоянии были исказить и умалить духовные и нравственные силы Октябрьской революции.

Важно понять логику полемики Ленина, Мартова, Плеханова и Троцкого когда в обстановке гласности сегодня не остается запретных тем и мнений. Только желательно, чтобы последние как можно чаще были верными, не вступали в противоречие с объективными доводами и требованиями логики. Но пока очень часто не обходится без высказывания излишне категоричных утверждений типа: «Кризис коммунистической идеи у всех на виду, и только отпетый шулер, пойманный на крапленой карте, может попытаться уйти от ответа на вопросы, которые возникают у людей, доверчиво или послушно последовавших в свое время по предложенному им пути»⁶.

Для нас уже не является неожиданностью многопартийность. Легко отличить разную социальную направленность политических партий и общественных организаций — от чрезмерно радикальных до откровенно реакционных. Между ними возникают диалоги, порой излишне эмоциональные. И не только с этим связано проявление своеобразия дискуссий. К примеру, много и до крикливости громко говорящие о кризисе социализма, об ошибках Великого Октября, о необходимости отказаться от марксизма и от ленинского творческого наследия довольно охотно критикуют очень сильную идеологизацию, которая в минувшие десятилетия пронизывала наши общественные науки и политику. Но почему они не хотят признаваться, что их собственные суждения и действия подчас тоже до предела идеологизированы? Разумно ли все превозносимое при руководящей роли КПСС теперь резко отвергать? При таком подходе нередко у оппонентов главенствуют эмоции, но очень малая роль отводится фактам и аргументам, логическому обоснованию собственных тезисов. Не на пользу общему делу идет и то, когда в ущерб истине предпочтение отдается преднамеренно заданным установкам, выводам, субъективным оценкам.

Опыт полемики первой четверти XX века свидетельствует: при словесном противоборстве политических сил обязателен учет всего спектра мнений, без какого-либо исключения. Богатая политическими событиями жизнь все больше дает возможности понять, что разномыслие является существенным фактором становления и развития подлинно демократического общества. Не будет забывать и о связи этого с правом человека на собственное мнение, на отстаивание именно той позиции, которую он считает верной.

 Участники выяснения истины в спорах вправе задать вопрос: «Как же добиваться того, чтобы основательная полемика способствовала конструктивному сотрудничеству левых демократических сил?». При стремлении к этому желательно создать атмосферу, в которой не мельчают полемика и дискуссии. Спорящим следует обязательно соблюдать несколько требований. В первую очередь выделим такие:

— сталкивать несовпадающие мнения лучше всего по узловым вопросам и по возможности на научной основе;

 — никто из спорящих не имеет права устанавливать монополию на истину, в какой-либо мере или форме ущемлять гласность;

 — непозволительно забывать о требованиях принципа правдивости;

 — не давать возможности эмоциям возобладать над разумом;

 — ни в коем случае впереди здравого смысла не ставить амбицию.

Общественная практика начала века и последующих лет показала, что достижению единства во взглядах по вопросам, обсуждаемым в периодической печати, при выступлении с рефератами, на собраниях и митингах подчас мешает отсутствие договоренности о едином понимании терминов. Каждый говорит о своем, не приближаясь в понимании к другому. В такой ситуации только впустую накаляются страсти да усиливается нетерпимость. Вот почему поучительно проследить, насколько логично, в корректной ли форме, взаимоуважительно, доказательно, результативно, признавая ошибки и извлекая из них уроки, полемизировали В. И. Ленин, Л. Мартов, Г. В. Плеханов и Л. Д. Троцкий.

В монографии намечено показать, как много значит строгое следование законам логики. Оно служит залогом истинной научности анализирующих и критических суждений в наступательном споре.

Обращение к опыту прошлого позволяет убедиться, что обоснованность, рассудительность, контролирование эмоций без нарушения логических законов в ходе полемики содействуют преодолению идеологического догматизма, дают возможность критически и непредвзято посмотреть на жизнь нашего общества. Понятно, что при этом ни одна из сторон не имеет права претендовать на истину в последней инстанции.

При работе над книгой исходили и из того, что все более распространяется диалоговая форма отыскания верного вывода. Люди, мнения которых далеки от совпадения, имеют неодинаковую методологическую подготовку. Больше надежды на успеху того, кто исходит из положения о том что логические формы и законы — «не пустая оболочка, а отражение объективного мира» (29,162).

Открытая демократическая дискуссия, участники которой последовательны в рассуждении и обосновании своих тезисов, может стать важнейшей гарантией того, что ни один серьезный вариант проекта законодательного акта при обсуждении на разных уровнях не останется вне поля зрения общественности. Тогда никому не придется сожалеть, что прошло немного времени, а из-за недоучета каких-то обстоятельств требуется вносить дополнения в закон или указ.

Изучение полемики Г. В. Плеханова, В. И. Ленина и других оппонентов подводит к выводу о том, что во всех словесных, дуэлях непозволительно игнорировать специфику диалектической логики. Неотразимая последовательность рассуждений полемиста с громадным опытом позволяет понять силу их воздействия на единомышленников и на политических оппонентов. В умелом использовании многообразных средств в первую очередь надо видеть секрет сокрушительного опровержения ненаучных посылок и не вяжущихся с логикой тезисов.

Не исключается и такая ситуация: при казалось бы очевидной правоте участников дискуссии создаются ситуации, нуждающиеся в серьезном осмыслении. Ограничимся одним примером. Десятилетиями познание процессов освободительной борьбы в России, развития ее общественной мысли протекало в нашей стране под воздействием концепций Г. В. Плеханова и В. И. Ленина. В наши дни, по мнению ученых, требуется вносить коррективы. Вот точка зрения, высказанная на страницах периодического изданий: «Ленин был прав: Россия к концу минувшего века действительно «выстрадала» марксизм. Но при этом оказались утраченными развитые Радищевым, Герценом, Огаревым, Чернышевским, Вл. Соловьевым, да и Достоевским идеи неизбежности и одновременно неуправляемости глубинных революций, необходимости их перевода в реформаторское русло. Плеханов в борьбе с религиозными поветриями в социал-демократии обвинил в «детской слабости» при рассмотрении отвлеченных вопросов Гоголя, Достоевского, Толстого — не только гигантов-художников, но и гигантов-мыслителей. Ленин при всей энциклопедичности его познаний, судя по всему, обошел стороной школу Шлоссера- — Чернышевского, «Историческую библиотеку», изданную «шестидесятниками» и наряду с другими пособиями (Т. Карлейля, И. Тэна) заложенную в фундамент ряда произведений Тургенева, Толстого, Достоевского. Резко негативную роль в судьбах большевизма сыграли содержавшиеся в ленинских работах очевидные «изъяны» в изучении якобинизма»⁷. При осмыслении всего этого, безусловно, не обойтись без обращения к полемике видных революционеров минувших десятилетий.

В книге также не оставим без внимания вопрос о том, как участники споров о судьбах социализма в России воспринимали иную точку зрения. Терпимость или нетерпимость к инакомыслию у В. И. Ленина определялась тем, насколько полезной для революционного дела он считал тот или иной спор. Непримиримость его позиции проявлялась тогда, когда разногласия с оппонентами касались принципиальных вопросов. Но нетерпимость не носила у Владимира Ильича личного, амбициозного характера. Она скорее всего была следствием, вытекающим из всей мировоззренческой, политической ленинской позиции, как бы органичным компонентом того дела, которому В. И. Ленин посвятил всю свою жизнь. Своеобразие к иному мнению характерно для Г. В. Плеханова, Л. Мартова, Л. Д. Троцкого.

Выбранный для исследования период полемики о судьбах социализма в России — это время поистине грандиозных, великих событий, накрепко сопряженных с трагическим, досадным, вызывающим сожаление. Это время создания и раскола рабочей партии на большевиков и меньшевиков, далеко не всегда ровных их взаимоотношений. Это время высокой активности и ухода с исторической арены целого ряда политических партий разной социальной направленности. Это время многопартийности, которая в силу разных причин надолго свелась к однопартийности. Это время трех революций, иностранной военной интервенции и жестокой гражданской войны. Это время напряженной борьбы и труда за осуществление чаяний миллионов тружеников и краха их надежд, крушения идеалов. Это время искреннего энтузиазма и страданий миллионов людей. Это время творческих поисков и ошибок разной значимости. Это время, когда верность теоретических постулатов строго выверялась небывало масштабной революционной практикой, но и проявлялся догматизм. Это время величия подвижников передовой идеи и отступничества неустойчивых, трусливых, подлых. Это время событии разной значимости и неодинаковой окрашенности, которые вошли в историю и которые в той или иной мере повлияли на характер последующих событий. Это время поставило такие вопросы, поиск ответов на которые продолжается поныне, вызывая бурные споры. Все перечисленное свидетельствует, что нужно по возможности проследить за ходом полемики о судьбах социализма в России, которую вели В.И. Ленин, Л. Мартов, Г.В. Плеханов, Л.Д.Троцкий. Ценность могут представить выводы, помогающие распутывать клубок сегодняшних сложнейших проблем.

Примечания:

¹ Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 10. С. 309. Далее ссылки на тома сочинений В. И. Ленина даются по теисту в скобках. Первая цифра указывает том, а вторая и последующие — страницы.

² Свободная мысль. 1991. № 17. С. 3.

³ Ленин, о котором спорят сегодня. М., 1991.- С. 14.

⁴ Наше Отечество. Д. I. М, 1991, С. 193.

⁵ Ковалев А. М. Что же такое - социализм? М., 1991. С. 79 — 80.

⁶ Литературное обозрение, 1991. № 10. С. 51.

⁷ Свободная мысль. 1991. № 15. С. 69. 10

 

ПОЗИЦИЯ ОППОНЕНТОВ И ВЫЯСНЕНИЕ ИСТИНЫ

Каким был исторический фон в начале XX века, когда в России велась борьба за демократию и социализм и когда К. Марксом уже был сделан вывод о неизбежности революции в этой стране? Еще в 1870 году основоположник революционного учения написал, что «в России неизбежна и близка грандиознейшая социальная революция — разумеется, в тех начальных формах, которые соответствуют современному уровню развития Московии»¹. В каких конкретных исторических условиях вели споры В. И. Ленин, Л. Мартов, Г. В. Плеханов и Л. Д. Троцкий о судьбах социализма в России?

Поиск ответов на эти и другие вопросы облегчит научный подход к комплексу взаимосвязанных проблем. Разумеется, обязательно соблюдение нескольких требований. В первую очередь необходимо уяснить понятие социализма. В понимании К. Маркса и Ф. Энгельса социализм — это сознательно организуемое и планомерно развивающееся общество. В ленинском восприятии — это народовластие, самоуправление. Это общество, в котором должно существовать самодержавие народа и самоуправление трудящихся, которые выступают не только в качестве объектов управления, но прежде всего субъектами решения государственных и общественных дел. В последние годы речь пошла о гуманистическом социализме. Он понимается как общество свободных людей, общество человека труда и для человека труда, в котором человек — это «мера всех вещей», где последовательно проводится приоритетность человеческого измерения всех сфер общественной жизни, где утверждены идеалы демократии и социальной справедливости. Коммунистические идеи здесь воспринимаются не как простое литературное явление, а как выражение интересов людей труда. Коммунизм превращается в научно обоснованную теорию. Вспомним одно из марксистских положений: «Коммунизм для нас, — писали К. Маркс и Ф. Энгельс, — не состояние, которое должно быть установлено, не идеал, с которым должна сообразоваться действительность. Мы называем коммунизмом действительное движение, которое уничтожает теперешнее состояние»². Но это и в малой степени не означает принижения значимости социалистического идеала, который до сих пор не утратил способность действовать в качестве механизма мобилизации масс.

 В связи с этим закономерен вопрос о том, какой у нас социализм. Что же собой представляет общество, которое до недавних пор в общем восприятии было абсолютно ясным и незыблемым, казалось рассчитанным на века, но на глазах всего мира оказалось поставленным под сомнение в своей социальной природе? У одних оно все так же социалистическое, другие его именуют феодальным и даже рабовладельческим, третьи — антидемократическим и т. д. Есть утверждения о том, будто советское общество полностью выпало из системы координат, в которой реализуется пусть разная, но все же нормальная человеческая жизнь. Найти правильный ответ поможет обращение к полемике первой четверти нынешнего века.

Объективно охарактеризовать позиции оппонентов вряд ли удастся без возможно верного восприятия России начала двадцатого столетия. Разные авторы дают несходные, подчас значительно разнящиеся характеристики. Остановимся на некоторых из них. Ю. А. Красин исходит из того, что Россия — страна среднего развития экономики, опутанная полуфеодальными отношениями, зависимая от иностранного капитала в начале XX века стала одним из узловых средоточии основных противоречий империализма. Даже при технико-экономической отсталости монополистический капитализм достиг здесь довольно высокого уровня развития. Но продолжали сохраняться противоречия феодально-крепостнического строя. Однако и при их наличии по некоторым показателям Россия оказалась впереди Соединенных Штатов Америки. Так, к 1910 году на предприятиях с числом рабочих свыше пятисот было занято более 53 процентов российских рабочих, а на аналогичных предприятиях в США чуть больше 32 процентов. «Продамет», «Медь», «Продаруд», «Продвагон» и другие синдикаты сосредоточивали на своих предприятиях от 75 до 95 процентов производства важнейших видов промышленной продукции. Заслуживает внимания и такое обстоятельство: российская экономика рубежа двух веков являла картину постепенного вытеснения немецкого и увеличения доли французского и английского капиталов³.

Из сферы анализа не устранимо и то, что в российской экономике как бы переплетались два ряда параллельно существующих противоречий: унаследованных от феодально-помещичьего строя и собственно капиталистического строя. Это сближало две разнородные социальные битвы, которые шли в недрах общества. «В современной России, — писал об этом В. И. Ленин, — не две борющиеся силы заполняют содержание революции, а две различных и разнородных социальных войны: одна в недрах современного самодержавно-крепостнического строя, другая в недрах будущего, уже рождающегося на наших глазах буржуазно-демократического строя. Одна — общенародная борьба за свободу (за свободу буржуазного общества), за демократию, т. е. за самодержавие народа, другая — классовая борьба пролетариата с буржуазией за социалистическое устройство общества» (11, 282 — 283). В такой обстановке нельзя было быть революционным демократом, боясь идти к социализму.

При поиске ответов на серьезные вопросы будем исходить из того, что история — огненная реальность, продолжающая,  по мнению академика А. А, Ухтомского, жить своей совершенно самобытной законностью и требующая нас к себе на суд⁴.

Было бы неразумно игнорировать ценность исторического опыта нынешнего столетия. Ведь он ни с чем не сравнивается по испытаниям и потерям. Он перевернул многие предшествующие представления, превзошел многое, предсказанное гениальными людьми прошлого. «И если мы пренебрежем этим опытом, — сурово предупреждает В. Кожинов, — мы не только слишком много потеряем, но и наверняка обречем себя на гибель. А один из важнейших уроков этого опыта — ни в коем случае не руководствоваться в своем мышлении и действии самой что ни на есть привлекательной, «прелестной» (вспомним древний смысл этого, слова, означавшего сатанинский соблазн) «позицией». Ибо любая «позиция» — это орудие политиканства, а не реальной, творческой политики»⁵.

Научная методология предусматривает диалектический подход к решению конкретных задач в сложившейся обстановке, к суждению о тех или иных понятиях. Например, ленинские представления о социализме развивались, изменялись, причем порой весьма существенно. Под воздействием реальной действительности В. И. Ленину приходилось по-новому осмысливать кардинальные вопросы создания небывалого общественного строя, характеристику социализма. Связано это и с тем, что В. И. Ленин, Г. В. Плеханов, как и К. Маркс, считали нелепым претендовать на то, чтобы дать готовые рецепты на все случаи жизни, чтобы предвидеть все трудности и проблемы, которые возникнут в ходе созидания нового общества. Участники полемики исходили из того, что целостный облик социализма будет складываться из совместных усилий трудящихся различных стран, что опыт одной страны неизбежно будет носить в большей или меньшей мере односторонний характер. Требуется готовность отказаться от неподтвердившегося жизнью.

Одно из требований, которое обязательно должны соблюдать спорящие, — непременно брать во внимание важность единства исторического и логического, исходя из того, что логика полемики является логикой истории. Методология последовательных революционеров предполагает единство общесоциологического и конкретно-исторического подходов при основательном анализе общественных явлений, при усилении конструктивности разбора. Здесь конкретное выступает как закономерно связанная совокупность реальных фактов, их система, а важный методологический принцип осмысления и формирования действительности — принцип конкретно-исторического подхода к событиям и другим проявлениям действительности.

На характер полемики о судьбах социализма в России отпечаток накладывало то, что спорящие были марксистами, исходили из многосторонности революционного учения. Марксизм выступал одновременно в качестве учения, теории, социальной науки, а также в качестве общественно - политического движения, идеологии рабочего класса. При анализе марксизма как идейного течения требовалось обращать внимание прежде всего на диалектику конкретно-исторической формы существования учения, на динамику его существования как общественного политического явления. Стремясь выяснить конкретную динамику исторической связи взаимообусловленности марксизма и той социальной реальности, в которой он сразу же после своего возникновения играл возрастающую роль, В. И. Ленин прибегал к методологическому приему «погружения» марксизма в исторический поток общественной жизни. Такой подход позволяет объяснить основные движущие силы развития, конкретизировать диалектику теоретической, логической, социальной истории пролетарского учения.

Возникала необходимость критиковать доктринеров, которые без учета конкретных условий применяли истины марксизма.

Анализ полемики о судьбах социализма в России считаем нужным предварить констатацией того, что до сих пор встречаются попытки искать ответы на конкретные вопросы в простом «логическом развитии» общих истин марксизма.

Теперь рассмотрим, как оппоненты руководствовались принципами, в первую очередь принципом конкретности истины. При этом будем исходить из того, что требование конкретности не означает недооценки общих теоретических принципов. Ведь плодотворный анализ отдельных условий возможен лишь на базе общей теории. Немаловажно и такое обстоятельство: ясность в общих теоретических вопросах помогает возвыситься над разрозненными условиями и проводить последовательную политическую линию в изменяющихся ситуациях. Вовсе не случайно в начале века В. И. Ленин заявил «о невозможности для социал-демократов хоть на минуту отказаться от своих строго социал-демократических принципов» (46, 38). Объясняется это и тем, что реальность всегда конкретна и требует выявления фактов с их последующим анализом. К тому же революционное учение исходит из объективной обусловленности метода исторической науки, нацеленного на раскрытие определенных форм общественного развития в его пространственных и временных связях, на познание непрестанно изменяющейся и развивающейся действительности.

Такие моменты учитывали представители передовой мысли еще задолго до рассматриваемого периода. Например, в ответе А. С. Хомякову литературный критик И. В. Киреевский писал: «Вопрос, обыкновенно предлагается таким образом: прежняя Россия, в которой порядок вещей слагался из собственных ее элементов, была ли лучше или хуже теперешней России, где порядок вещей подчинен преобладанию элемента западного? Если прежняя Россия была лучше теперешней, говорят обыкновенно, то надобно желать возвратить старое, исключительно русское, и уничтожить западное, искажающее русскую особенность; если же прежняя Россия была хуже, то надобно стараться вводить все западное и истреблять особенность русскую.

Силлогизм, мне кажется, не совсем верный. Если старое было лучше теперешнего, из этого еще не следует, чтобы оно было лучше теперь. Что годилось в одно время, при одних обстоятельствах, может не годиться в другое, при других обстоятельствах. Если же старое было хуже, то из этого также не следует, чтобы его элементы не могли сами собой развиться во что-нибудь лучшее, если бы только развитие это не было остановлено насильственным введением элемента чужого» ⁶.

Одно из требований рассматриваемого принципа — обязательность связи теории с конкретными фактами и процессами. В этом отношении образцом для участников полемики являются К. Маркс и Ф. Энгельс. В частности, их представления о будущем обществе явились точными выводами из исторических фактов и процессов развития и вне связи с конкретными фактами и процессами не представляют никакой теоретической и практической ценности. В связи с этим учтем обстоятельство, о котором до недавнего времени было не принято даже упоминать: часть того, о чем говорили и писали основоположники революционной теории, было значимым только в рамках своего времени и конкретных общественных условий. Поэтому не каждое слово К. Маркса и Ф. Энгельса, не любое их высказывание, характеристика или оценка имеют право на зачисление в разряд теоретических. Сами их авторы никогда не претендовали на это. Они вполне трезво, критически относились к своим сформулированным в разное время положениям, не забывая о преходящем, а то и случайном характере некоторых из них. Иметь в виду это должны участники споров, дискуссий, полемики.

К категории самоочевидных истин относится положение о том, что при выработке стратегических и тактических установок продвижения вперед необходим конкретный анализ действия общих законов в конкретной ситуации. Но, как показали споры о судьбах социализма в России, не все оппоненты в равной степени его учитывали. Не все при построении системы доказательства исходили из того, что некоторые черты революционного процесса являются общими для определенных исторических этапов, а другие — общими для всей эпохи, и проявляются они в разных исторических условиях не одинаково.

Действие принципа конкретности распространяется на сферу теоретических воззрений немарксистских течений социалистической и демократической мысли. Они не заслуживают высокомерно-пренебрежительного отношения. Пусть превосходство марксизма перед другими теориями доказывается не путем деклараций, а через более глубокое и всестороннее решение назревших проблем. Возможностей проявить себя здесь много, но они пока не все реализуются. Случается, что не стоящие на марксистских позициях силы в своем специфическом опыте раньше других нащупывают новые проблемы или ранее ускользавшие от теоретического осмысления аспекты уже обсуждавшихся проблем.

Такое напоминание актуально в связи с несколькими особенностями полемики В. И. Ленина, Л. Мартова, Г. В. Плеханова и Л. Д. Троцкого. Ее в первые десятилетия бурного века, вели на виду у всей Европы. Ведь большинство революционных изданий выходило за пределами страны. Спорные проблемы не были безразличны для европейских социал-демократических партий. По-разному проявлялись симпатии. Случалось, что некоторым участникам споров избирательно предоставляли возможность высказать свое мнение на страницах заграничных социал-демократических изданий немецких и других социалистов. Иногда издаваемые на русском языке газеты публиковали статьи видных деятелей социал-демократии Западной Европы.

В ходе полемических схваток проявление действий важнейшего принципа невозможно без сочетания конкретизации и абстрагирования. Тут многое значит умелое соединение анализа и синтеза — разработка отдельных частей, суммирование их, соединение в строго определенной последовательности. Совсем нет места для проявления моментов антиисторизма и метафизической абстрактности. Общественная практика дала немало примеров, когда не умеющие объяснить конкретного и специфического в явлениях оппоненты усердно раздувают всеобщие определения. Это совсем не приближает к истине. Иной результат дает обращение к методу восхождения от абстрактного к конкретному. В таком случае сначала анализируются простые и абстрактные моменты. Затем изучается специфическое системное содержание и роль, которую они играют в рассматриваемой системе. Только на такой основе, при охвате всей суммы отношений, реальной общественной жизни раскрываются конкретно-исторические формы. Именно так, например, К. Маркс последовательно изучал товар и процесс обмена, деньги и денежное обращение, труд, капитал и так далее.

Д. Лукач — венгерский философ и общественный деятель, один из интереснейших мыслителей, выдвинутых марксистской традицией — сформулировал тезис о том, что В. И. Ленин является единственным теоретиком рабочего движения, равновеликим К. Марксу. Точно так же, как основатель революционной теории в макрокосмосе английской фабрики рассмотрел макрокосмос капитализма в целом, продолжатель его дела в проблемах развития современной ему России разглядел проблемы эпохи в целом. Как и К. Маркс, В. И. Ленин никогда не обобщал ограниченный в пространстве или времени локальный российский опыт.

Владимир Ильич взглядом гения распознал коренную проблему нашей эпохи там и тогда, где и когда она обнаружила свою действенность, — проблему надвигавшейся на рубеже веков революции⁷. Такой подход дал возможность правильно понимать все российские и интернациональные явления, занять верную позицию в полемике с видными оппонентами.

Постоянно проявляется воздействие многообразных противоречий, отношение к которым — очень точный критерий культуры интеллекта. Они доставляют раздражающие неудобства догматическому уму. Совсем иное отношение у диалектических материалистов, которые исследуют всю палитру несовпадений и столкновений, улавливают новые потребности. Новаторство взглядов марксистов XX столетия, их отличие от взглядов основоположников теории научного социализма не выглядели как отход от марксизма благодаря тому, что последний не рассматривался ими в состоянии застывшей схемы.

Способность постоянно создавать новое сокрыта в самой сущности истории. Но новое не может быть досконально заранее рассчитано безошибочной теорией, а должно распознаваться в борьбе. Вот поэтому в задачу Г, В. Плеханова, В, И. Ленина и других полемизирующих не входило навязывание массам абстрактно надуманного образа действия. В такой ситуации политическая партия должна непрерывно учиться, быть активной и деятельной, подготавливать последующие революционные акции. Через столкновение мнений массам разъяснялись их собственные действия, чтобы не только сохранить последовательность революционного опыта пролетариата, но сознательно и активно способствовать его дальнейшему развитию. В целостной картине такого познания и вытекающих из него действий определяла свое место политическая партия.

Различаются не отдаленные глухой стеной исторический и логический способы исследования, в том числе характера и содержания полемики. Чрезвычайно актуально сегодня следующее положение Ф. Энгельса: «С чего начинается история, с того же должен начинаться и ход мыслей, и это дальнейшее движение будет представлять собой не что иное, как отражение исторического процесса в абстрактной и теоретически последовательной форме; отражение исправленное, но исправленное соответственно законам, которые дает сам действительный исторический процесс...»⁸.

Тесно связанный с принципом конкретности истины историзм требует видения теоретических взглядов в органической связи с достижениями и потребностями развития революционной мысли. «Принцип историзма, в котором концентрируется единство новаторства и преемственности, — отмечает Ю. А. Красин, — необходим для понимания самой ленинской концепции революции, Эта концепция имела свою историю, отражавшую этапы революционного движения в России и во всем мире. Поэтому ее нельзя понять и тем более нельзя верно применять, если свести к простой сумме, к застывшему кодексу правил, положений, рекомендаций вне развития общественной практики, классовой борьбы, идейной полемики»⁹. Этот же автор исходит из того, что логику и творческий характер ленинской концепции революции можно понять и раскрыть только в связи с конкретно-историческими условиями ее развития, вникая в живое биение ленинской мысли, которая оттачивалась в полемике с буржуазной идеологией, оппортунизмом и левым доктринерством.

Закономерен вопрос: почему конкретно-историческому подходу уделяется столь много внимания? Дело в том, что принцип конкретности истины является главным в материалистической диалектике. Его громадное теоретическое и практическое значение состоит в том, что он помогает понять существо связи теории и практики, которая дает возможность проверить истинность отражений, теоретических положений, увязать проблему с реализацией определенной задачи. Теоретическая мощь революционных и общественных деятелей основывается и на том, чтобы всякую категорию, даже абстрактно-философскую, рассматривать с точки зрения ее действенности в рамках человеческой практики. Опыт общественной деятельности свидетельствует: даже самая лучшая теоретическая выучка, если она застревает на уровне всеобщих истин, не может принести пользы. Чтобы стать практически действенной, она должна найти свое выражение в решении возникающих проблем, в том числе сугубо специфических.

Успеху при выяснении истины способствует умение с помощью конкретного анализа конкретной ситуации находить особенное в общем и общее в особенном, в новом моменте каждой ситуации — то, что связывает его с предыдущим процессом.

 Многочисленные оппоненты в разное время забывали и забывают, нередко преднамеренно, об обязательности ориентироваться на определенные условия. Поступают так, чтобы получить возможность жульничать, подтасовывать аргументы, затуманивать истину, подталкивать к неверным выводам. В итоге понижается методологическая культура, появляются грубые ошибки. Такое, к примеру, наблюдается при выяснении конкретного понимания социализма. Выяснилось, что любая попытка прийти к нему вне диалектического взаимодействия с повседневными проблемами классовой борьбы делает из понимания социализма метафизику, утопию, нечто чисто созерцательное, а не практическое. Непозволительно упускать из виду, что речь ведется о живом творчестве масс, об обществе человека труда и для человека труда, который не является абстрактной единицей, а принадлежит к тем или иным социальным, национальным, профессиональным общностям, выступает носителем определенных интересов. Опыт последних лет убедительно свидетельствует, что попытки обновить общество, найти смысл существования в отрыве от конкретной человеческой жизни, в мертвом царстве отвлеченных, идеальных и сугубо идеализированных фантазий являются ущербными. Обновление революции как коренное преобразование экономических, политических, моральных и иных отношений и условий возможно только при задействовании механизмов социальной мотивации человека, коллектива, общества.

В своей полемической практике В. И. Ленин, Л. Мартов, Г. В. Плеханов, Л. Д. Троцкий неодинаково исходили из необходимости учитывать конкретно-историческую ситуацию, особенности и определенность исторического периода. Так, В. И. Ленин никогда не стремился устанавливать некие всеобщие правила, пригодные для применения в самых различных случаях. Его тезисы, умозаключения, выводы явились продуктом, итогом конкретного анализа конкретной ситуации, проведенного посредством диалектического рассмотрения истории. П. М. Керженцев обратил внимание на то, как Владимир Ильич неоднократно повторял слова о необходимости конкретного анализа положений и реальных интересов борющихся классов¹⁰. В качестве одного из замечательных примеров можно взять рассмотрение конкретной эпохи в ленинских статьях о Л. Н. Толстом.

Оправданного осуждения заслуживает бессодержательный эклектизм, когда нет четко определенного изучения данного спора, данного вопроса, данного подхода к нему. Напротив, стремление к конкретизации, к определенности исключает двоякость толкования, что очень важно для достижения успеха в полемическом столкновении. Именно поэтому возмущают любители золотой середины, особенно если у них не хватает смелости прямо выступить против того, с чем они не согласны. Они предпочитают изворачиваться, вносить частичные поправки, ходить вокруг да около частностей. Вот объяснение такому поведению: «... открытая формулировка контртезиса сразу разоблачила бы автора, и ему приходится прятаться» (30,100).

При исследовании проблемы не обойтись без постановки вопроса: достаточным ли теперь является то, что вполне отвечало требованиям некоторое время назад, но уже не является истинным сегодня? Возможен только отрицательный ответ. Вот пример. В. И. Ленин поставил в вину П. Б. Струве, что тот свой взгляд на теорию реализации К. Маркса излагал так, что смешивал абстрактную теорию «с конкретными историческими условиями реализации капиталистического продукта в той или другой стране в ту или другую эпоху. Это все равно, как если бы кто-либо смешал абстрактную теорию земельной ренты с конкретными условиями развития земледельческого капитализма в той или другой стране» (4,68).

Несоблюдение принципа конкретности не является безобидным. Оно приводит исследователя к шаблону, абсурду и даже к извращенному восприятию действительности. Вот почему опытные полемисты при выяснении истины рассуждают определенно, целенаправленно, а отвлеченные рассуждения расценивают как преднамеренную попытку отвлечь внимание читателей и слушателей от существа спорных вопросов, за частоколом мелочей спрятать суть расхождений, сделать незаметными собственные ошибки. Можно привести множество примеров, подтверждающих, что в ленинских печатных и устных выступлениях обо всем сказано определенно, все акценты, как правило, расставлены по предназначенным для них местам. О четкости позиции свидетельствуют высказывания: «..мы хотим больше всего ясности...» (38, 346), «...никаких двусмысленностей оставлять мы не имеем права» (43, 44)... С этим же связано требование сначала точно выяснить понятия, а потом уже полемизировать; всесторонне и основательно изучить вызвавший споры вопрос, а потом браться за определенную работу.

Рассмотрению разнообразных спорных вопросов В. И. Лениным, Л. Мартовым, Г. В. Плехановым и Л. Д. Троцким предпошлем краткую характеристику взаимоотношений между ними на рубеже двух веков.

Не всегда ровными были многолетние отношения Г. В. Плеханова и В. И. Ленина. Не обошлось "без идейных столкновении с человеком, которого в письме К. Марксу П. Л. Лавров представил одним «из самых ревностных Ваших учеников»¹¹, который назвал историю величайшим диалектиком и понимал то, что революционная партия нуждается в философском углублении. Выдающийся деятель русского и международного рабочего движения, «самый знающий по философии марксизма социалист» (23, 119), литератор, журналист и видный пропагандист марксизма был одним из редакторов и авторов «Искры» и «Зари». Георгий Валентинович выступал также на страницах газет «Социал-Демократ» (1910 — 1914), «Рабочая Газета», «Звезда», «Правда» (1912 — 1914), журнала «Мысль».

Весной 1895 года в Лозанне В. И. Ленин получил адрес видного пропагандиста марксизма. Осенью того же года представитель старшего поколения борцов с самодержавием написал В. Либкнехту рекомендательное письмо, в котором представил нового знакомого одним из своих лучших русских друзей.

В тот период В. И. Ленин уже руководил в Петербурге «Союзом борьбы за освобождение рабочего класса» и провел совещание нескольких революционных марксистов со сторонниками Л. Мартова. Обсудили вопрос о слиянии обеих групп в единую социал-демократическую организацию и о развертывании массовой политической активности среди рабочих. Так началась совместная деятельность с другим будущим оппонентом. Оба были в числе руководителей той организации, которой по сегодняшний день уделяют внимание не только исследователи в нашей стране. На это так указал А. Ф. Бережной: «В работах многочисленных советологов содержится оценка деятельности В, И. Ленина в период петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», «Искры», «Правды» и т. д. Историки нашей партии без особого труда установили, что не только общее направление, но и манера «доказательств» новоявленных специалистов по советской жизни прямо восходит к противникам ленинизма в лице «экономистов», «легальных марксистов», меньшевиков, к идеям Б. Н. Кричевского, Л. Мартова и П. Б. Струве»¹².

Как отметил В. И. Ленин, слияние русского социализма и рабочего движения исторически отражено в брошюре Л. Мартова «Красное знамя в России. Очерк истории русского рабочего движения», изданной за границей осенью 1900 года. Ее заключительная часть была озаглавлена «Слияние движения с социализмом. Ближайшие задачи рабочей социал-демократической партии».

Сосланный в Шушенское В. И. Ленин посчитал крайне важным привлечь Г. В. Плеханова к развернувшейся в русской печати борьбе против неокантианства. Одновременно использовал плехановские труды в наступательной полемике с либеральными народниками и «экономистами», при разработке первой программы РСДРП. Одобрил выступление Георгия Валентиновича против Э. Бернштейна.

Усиленно занимаясь философскими проблемами, Владимир Ильич внимательно перечитал произведения видного и авторитетного пропагандиста марксизма. Опыт в этом отношении уже был, так как свое марксистское воспитание революционер с Волги начал с изучения работы «Наши разногласия» еще в 1889 году. Как свидетельствует А. Н. Потресов, В. И. Ленин хвалебно отозвался о книге «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю». В то же время далее было замечено, что Плеханов выражался как нельзя более сдержанно о литературных способностях Ленина, не почувствовал в нем потенциального властителя дум целого поколения людей¹³.

После значительного перерыва в научный оборот снова введено высказывание А. М. Деборина: «Ленин в философии, конечно, является «учеником» Плеханова, о чем он сам неоднократно заявлял. Но то обстоятельство, что он учился у Плеханова, не мешало Ленину самостоятельно подходить к целому ряду вопросов и в некоторых существенных пунктах исправить Плеханова. Оба эти мыслителя в известном смысле дополняют друг друга. Плеханов прежде всего — теоретик, Ленин же прежде всего — практик, политик, вождь. Но оба они чрезвычайно много сделали для развития и углубления нашего миросозерцания»¹⁴.

О том, какое влияние Г. В. Плеханов оказал на развитие последовательного революционера, несколько раз вспоминала Н. К. Крупская. Отметила, в частности, что Владимир Ильич не противопоставлял себя более старшему по возрасту марксисту, что Плеханов «сыграл крупную роль в развитии Владимира Ильича, помог ему найти правильный революционный путь, и потому Плеханов был долгое время окружен для него ореолом; всякое самое незначительное расхождение с Плехановым он переживал крайне болезненно», что это «не мешало ему воевать вовсю с Плехановым, когда он видел, что Плеханов неправ, что его точка зрения вредит делу», хотя очень нервировали «ссоры и споры с Плехановым»; напомнила Надежда Константиновна также о том, что В.И.Ленин «знал и слабые стороны Плеханова», что в книге «Материализм и эмпириокритицизм» «отзыв о Плеханове лестный. Однако мешала ли Ленину эта оценка им Плеханова критически подойти к произведениям Плеханова? Ни в коей мере»¹⁵.

Вот еще одно свидетельство о характере отношений между двумя великими людьми. Л. Г. Дейч писал, что чествование Г. В. Плеханова в 1903 году в связи с 25-летием его революционной деятельности было проведено по инициативе Владимира Ильича: «...он предложил мне по пути — в Цюрихе, Берне и Женеве потолковать с нашими местными группами содействия Заграничной лиге Социал-демократической рабочей партии, чтобы они чествовали этот день устройством митингов...»¹⁶. В декабре юбилей отметили в Женеве. Торжественные собрания также состоялись в Берне, Париже, Цюрихе и других городах. Редакция «Искры» пожелала, чтобы это празднование послужило «укреплению революционного марксизма, который один только способен руководить всемирной освободительной борьбой пролетариата и противостоять натиску так шумно выступающего под новыми кличками вечно старого оппортунизма. Пусть послужит это празднование к укреплению связи между тысячами молодых русских социал-демократов, отдающих все свои силы тяжелой практической работе, и группой «Освобождение труда»...» (5, 368).

Группа «Освобождение труда» полемизировала с редакцией «Рабочего Дела». Так, П. Б. Аксельрод показал несостоятельность попыток этого издания отождествить позиции революционной социал-демократии и заграничных «экономистов».

Объективный подход в то же время обязывает констатировать: патриарх российской социал-демократии и активный пропагандист марксизма далеко не всегда был последовательным, допускал довольно серьезные колебания и ошибки. Порой его относили к числу выразителей настроений мелкой буржуазии. Проявлялись и симптомы покладистости, граничащей с беспринципной уступчивостью, что давало тяжелые последствия. К сожалению, далеко не всегда делались соответствующие моменту выводы из ленинского предупреждения: «...я глубочайше убежден, что уступка в настоящий момент — самый отчаянный шаг, ведущий к буре и буче гораздо вернее, чем война с мартовцами» (46, 313).

Как отметил профессор Ю. Красин¹⁷, Плеханов внес свой вклад в канонизацию учения К. Маркса и Ф. Энгельса. «То, что внесено было в эти области их предшественниками, — написал Георгий Валентинович, — должно быть рассматриваемо лишь как подготовительная работа собирания материала... То, что сделано было в тех же областях последователями Маркса и Энгельса, представляет собою лишь более или менее удачную разработку отдельных... вопросов»¹⁸. Выходило: не нужно было обращаться к воззрениям предшественников К. Маркса, если там нет ничего, кроме подготовительного материала, а в целостной и законченной форме истина изложена в марксистском учении. Таков, по мнению Ю. Красина, первый этап канонизации. Все возможное в общественной теории после Маркса — это, в сущности, комментарии и дополнения по отдельным вопросам. Таков второй шаг в «обожествлении» марксова учения. Марксизм вырывался из исторического потока общественной мысли, ставился над ним как нечто не подвластное истории, как выражение абсолютной истины.

Одним из деятельных устроителей искровских организаций в России зарекомендовал себя Л. Мартов. Он побывал во многих городах. Крестьянам для чтения по программном вопросам В. И. Ленин рекомендовал книгу этого автора «Рабочее дело в России». В первом номере «Зари» Л. Мартов опубликовал сатирический «Гимн новейшего русского социалиста», в котором высмеял «экономистов» с их приспособлением к стихийному движению. В связи с расхождением в мнениях появились разногласия. Летом 1902 года П. Б. Аксельрод послал письмо В. И. Засулич. В нем адресант, адресат и Дейч представлены одной стороной, против которой якобы вместе с В. И. Лениным стал выступать Л. Мартов.

Примем к сведению утверждение сестры революционера Л. О. Цедербаум-Канцель, летом 1902 года арестованной в Москве по делу «Искры»: жандармы много говорили о Ленине и Мартове, что на них двоих держится революция.

Случалось и так, что в затеваемых им дискуссиях Л. Мартов заставлял участвовать третьих лиц. В их числе оказывается Л. Д. Троцкий. Затрагивая его ошибочные взгляды, приводя обрывки цитат, Мартов преподносил читателям целый ряд недоразумений. Ленин был вынужден показывать ошибочность тех рассуждений Троцкого, которые успел одобрить Мартов. Все это делалось с обязательным учетом конкретных условий и предмета спора.

Сам Л. Д. Троцкий долгие годы был активным оппонентом В. И. Ленина.

В последние годы начал пересматриваться вопрос о роли Л. Д. Троцкого. А. И. Матвеев спросил: «Хотелось бы восполнить пробел в своих знаниях о Троцком. Что это была за фигура, его взгляды при жизни В. И. Ленина, его позиция по вопросам строительства социализма в нашей стране?»¹⁹. А через несколько месяцев в периодическом издании констатировалось: «Нужна большая исследовательская работа, чтобы отрешиться от укоренившихся стереотипов при оценке... взглядов и позиций Г. Е. Зиновьева, Л. Б. Каменева, А. И. Рыкова, Л. Д. Троцкого, А. Т. Шляпникова и других деятелей большевистской партии»²⁰.

Среди громадного количества документов многие годы в архиве Троцкого хранилось написанное Н. К. Крупской письмо. Оно датировано 19 января 1924 года, но в нашей стране не публиковалось очень долго. В нем есть такие слова: «...то отношение, которое сложилось у Владимира Ильича к Вам тогда, когда Вы приехали к нам в Лондон из Сибири, не изменилось у него до самой смерти»²¹.

Почему же тогда его так резко критиковал В. И. Ленин, называл Иудушкой? Дело в том, что были серьезные поводы для принципиальной полемики и резкой критики, как и для совместных действий в разные периоды. Никуда не деться от того, что Троцкий в наиболее концентрированном виде выражал настроения тех членов партии, которые пытались опереться на догматически трактуемые ими традиции классического марксизма  XIX века. Многое проясняет самокритичное признание непоследовательного человека: «...я делал большие ошибки против Ленина и партии...»²².

Вопросы поставлены и возникают новые. Ответы на них получить легче, по возможности проследив за тем, как Л. Д. Троцкий участвовал в спорах о судьбах социализма. Материалов для анализа довольно много. Появилась политическая биография. Политический портрет Троцкого дан в его книге «К истории русской революции», изданной в 1990 году. Справку о ближайших родственниках революционного деятеля дал журнал «Известия ЦК КПСС» (1990, №2).

Вспомним, что в одной из бесед с А. М. Горьким В. И. Ленин сказал о Л. Д. Троцком, что этот человек с нами, а не наш.

Неоднозначный деятель знал В. И. Ленина с 1902 года, встречался с ним на съездах партии и международных социалистических конференциях, после Великого Октября работал рядом с Владимиром Ильичем.

 В письмах Л. Мартова, относящихся к концу 1902 года, Троцкий представлен как очень неопытный человек, которому надо дополнить свое образование, особенно теоретическое. Вот мнение Ф. В. Ленгника о революционере с псевдонимом «Перо»: «Нужны массами брошюры на программные темы и способные агитаторы, которые могли бы разъезжать по городам для разъяснения этих же вопросов: вот бы Перо нам теперь как пригодилось бы!»²³.

Неоднозначным, с преобладанием критических акцентов, в 1903 году было мнение Г. В. Плеханова: «Говоря по правде, перо «Пера» мне пока не так чтобы уж очень понравилось. Оно хочет быть очень колким, но большой колкости не выходит: больше шуму, чем сути. А некоторые выражения прямо неудачны; они могли бы подать повод к насмешкам»²⁴.

По подсчетам составителей сборника «Возвращенная публицистика» Р. А. Ивановой, И. В. Кузнецова и Р. П. Овсепяна, огромное журналистское наследие Л. Д. Троцкого превысило сорок томов. Только с ноября 1902 по июль 1903 года в «Искре» были опубликованы его статьи «Шулера славянофильства», «Законная оппозиция беззаконному правительству», «Опекаемое студенчество», «Бобчинские в оппозиции», «Еще о тартюфах», «Зубатовщина в подпольной печати» и другие. Все это дало В. И. Ленину основание поставить вопрос о том, чтобы активного журналиста ввести в состав редакции общероссийской газеты. По этому поводу 10 марта 1903 года Л. Мартов так писал П. Б. Аксельроду: «Вл. Ильич предлагает нам принять в редакционную комиссию на полных правах известное Вам «Перо». Его литературные работы обнаруживают несомненное дарование, он вполне «свой» по направлению, целиком вошел в интересы «Искры» и пользуется уже здесь (за границей) большим влиянием, благодаря недюжинному ораторскому дарованию. Говорит он великолепно — лучше не надо. В этом убедились и я, и Вл. Ильич. Знаниями он обладает и работает над их пополнением. Я безусловно присоединяюсь к предложению Владимира Ильича»²⁵.

Отмечено и то, что в дооктябрьскую пору в Троцком верх брал меньшевизм. «Сила вещей, — констатировал Л. Мартов, — заставляет Троцкого идти меньшевистским путем вопреки его надуманным планам о каком-то «синтезе» между историческим меньшевизмом и историческим большевизмом. Благодаря этому и благодаря противоречию его движения по намеченной им схеме он не только попал в лагерь «ликвидаторского болота», но и вынужден занимать в нем самую «драчливую» позицию по отношению к Ленину²⁶.

При разных позициях, с которых выступали В. И. Ленин, Л. Мартов, Г. В. Плеханов и Л. Д. Троцкий, их в первую очередь объединяло стремление осуществить социалистические идеалы, умение страстно отстаивать свои убеждения, использовать разнообразные средства для усиления критических выступлений: Использование иронии, убийственных характеристик и сравнений, других полемических средств, делавших противника смешным и одиозным, характерно для стиля названных полемистов. Для примера возьмем статью Л. Троцкого «Зубатовцы в подпольной печати». В ней зло высмеяно правительство Николая II, вынужденное доказывать рабочим неизбежность рабочего движения, посредством нелегальных произведений, но направленных против социализма. В этом автор «Искры» увидел знамение разложения «устоев» царского самодержавия.

Взяв одно из зубатовских «произведений», Троцкий высмеял ухищрения авторов теории полицейского социализма. Они вынуждены признать, что рабочее движение возникло естественно, как борьба вновь народившегося класса, вытекает из склада самой жизни и ничем нельзя остановить неизбежное, неудержимое противостояние. В каких формах оно осуществляется? Зубатовцы с готовностью пояснили, что есть путь эволюции и путь революции, путь «планомерного восхождения» и путь «фантастических скачков». Здесь же стали убеждать читателей, что-де второй путь уже давно скомпрометировал себя в глазах всемирного пролетариата. Привели пример французской революции. Далее анонимные авторы «произведения» подвели к выводу: путь революции — не путь рабочего класса, которому нужен союз с царским правительством и с «общественным мнением». Затем при оценке критики социализма Троцкий использовал непосредственное обращение, сопровождаемое вздохом глубокого сожаления: «Эх, г. Зубатов, надо бы поискать более приличного теоретика! Кто же в наши дни, когда всюду и везде распространены социал-демократические издания, не знает, что социализм не означает раздел земли и фабрик, что только мелкобуржуазные демократы вдыхают об «уравнительном» распределении земли? Социал-демократы требуют перехода всех средств производства в общественную собственность». С высоты сегодняшнего опыта мы могли бы покритиковать автора статьи «Зубатовцы в подпольной печати» за высказывание мысли об уничтожении товарного хозяйства, когда для этого еще нет условий.

 Разбирая очередной тезис оппонентов, Троцкий посчитал нужным напомнить, что для социал-демократов политическая свобода - это свобода дальнейшей революционно-пролетарской борьбы за социализм. Сообщил о неустанной работе над созданием самостоятельной пролетарской партии. Напомнил, почему в борьбе с зубатовской демагогией социал-демократия должна резко отделять себя от революционеров, склонных к буржуазно-демократической демагогии, от революционеров, способных говорить массам, будто после низвержения самодержавия наступят на Руси мир и всеобщее равенство. Вызов звучит в заключительном абзаце: «Самодержавие не дает места нашей революционной печати на вольном воздухе. И что же? Оно само оказывается вынужденным спуститься к нам в подполье... Милости просим, милости просим... Тут мы впервые померяемся «на равных правах»! — Слово против слова»²⁷.

 Нередко в сферу споров о судьбах социализма в России втягивался видный немецкий социал-демократ К. Каутский. К нему в разное время у русских социалистов было неодинаковое отношение.

 Находившемуся в сибирской ссылке В. И. Ленину понадобилась статья К. Каутского «Конец Польши?», опубликованная в двух номерах журнала «Ноес цайт». Потом Владимир Ильич возмутился тем, что в статье С. Булгакова «К вопросу о капиталистической эволюции земледелия» Каутский не излагался, а прямо извращался, что в наезднических наскоках не было систематизированных воззрений. Статья также неприятно поразила «своей резкостью и необычным в полемике между близкими по направлению писателями тоном» (4, 100).

«Творчество Ленина и Каутского, — отмечают исследователи, — развивалось в русле марксистской традиции, объединявшей в годы до первой мировой «войны представителей различных по своим политическим программам течений в международном рабочем движении. Ленина и Каутского объединяло убеждение в том, что объективной тенденцией развития капиталистического общества является движение к социализму, что социализм — это обобществленное производство, ликвидация эксплуатации, что победа социалистической революции невозможна без политической революции, которую осуществит пролетариат, что социализм — это реальный гуманизм»²⁸.

Не будем забывать и о том, что между видными представителями партий России и Германии были существенные различия в подходах к философской проблематике, к толкованию категорий диалектического и исторического материализма, роли рабочего класса и его партии в осуществлении социалистического переустройства общества. Скорее, бедой, а не виной Каутского является следующее обстоятельство: он так и не смог найти ответ на больной для марксистов конца XIX — начала XX века вопрос: какие же факты могут свидетельствовать о готовности общества к социализму, о правомерности осуществления социалистической революции. В данном случае позиция В. И. Ленина, ориентированная на революционную практику, на революционное преобразование существующих отношений, ускорение исторического движения к социализму, оказалась более жизненной и дееспособной.

При необходимости В. И. Ленин вставал на сторону зарубежного деятеля. Так, в частности, было, когда последнего «разнес» В. Чернов «на все корки на страницах «Русского Богатства» и сборника в честь г. Н. Михайловского «На славном посту». Было бы несправедливостью, если бы мы не отметили некоторые перлы этого разноса» (5, 147). Далее Владимир Ильич отметил заслугу Каутского: он предпочел толково и ясно рассказать, в чем же состоят новейшие агрономические открытия, опустив ничего не говорящие большинству читателей ученые имена. Чернов же облыжным обвинением немецкого социал-демократа в незнании этих самых имен замял атаку буржуазной экономии на социалистическую идею об уничтожении противоположности между городом и деревней. Последовало ленинское предупреждение о том, что уничтожение следует представить себе не в форме одного акта, а как целую систему мер.

Одобрительно было встречено в нашей стране наблюдение Каутского, связанное с быстрым возрастанием революционных потенций российского пролетариата. В 1902 году в статье «Славяне и революция» он отметил, что «в царской империи растет могучий пролетариат, который сам рождает героев и дает опору героям — революционерам из других слоев народа, опору, которой они до сих пор были лишены»²⁹.

Внимательным, доброжелательным было отношение в России в то время к другим работам К. Каутского. Это не исключало появление замечаний.

Были в стране разнообразные общественные организации, движения и периодические издания, в той или иной степени причастные к спору о судьбах социализма.

Проявлялись попытки либеральной буржуазии увести рабочий класс в сторону от организации своей самостоятельной политической партии. Первым крупным шагом в деле программного и организационного оформления либерализма как политической организации в общенациональном масштабе явилось основание нелегального журнала «Освобождение». С лета 1902 года до осени 1905 года он издавался в Штутгарте под редакцией П.Б. Струве.

На страницах периодического издания борьба велась на два фронта. С одной стороны, либералы надеялись убедить правительство пойти на разумный компромисс с обществом и «сверху» дать конституцию; хотели, с другой стороны, найти общий язык с революционной демократией. Этим во многом объяснялась непоследовательность, противоречивость выступлений журнала. Вряд ли осуществимым было программное заявление, сформулированное в первом номере: «Отличие нашего органа от других заграничных изданий (имелись в виду «Искра» и эсеровская «Революционная Россия») заключается в том, что мы предполагаем объединить те группы русского общества, которые не имеют возможности найти исход своему возмущенному чувству ни в классовой, ни в революционной борьбе. Мы желаем выражать исключительно бессословное общественное мнение и на него опираться»³⁰.

Летом и осенью 1903 года заявили о себе «Союз освобождения» и «Союз земцев-конституционалистов». Перечень этим не исчерпывается.

Разные социальные силы, неодинаковые устремления, несовпадающие стратегические цели и тактические установки. Г. В. Плеханов посчитал нужным неодобрительно отозваться об иных деятелях: «Плохи люди, сидящие сложа руки и возлагающие все свое упование на естественный ход событий. Это трутни истории. От них никому ни жарко, ни холодно. Но немногим лучше их и те, которые упорно смотрят назад, не переставая говорить о поступательном движении народа. Эти люди осуждены на неудачи и разочарования, потому что они добровольно поворачиваются, спиною к истории»³¹.

В статье «На пороге двадцатого века» Г. В. Плеханов поставил вопросы о том, что рабочему классу дало XIX столетие и что можно ожидать от двадцатого. Автор не скрыл трудности, поражения и разочарования, ожидающие рабочий класс в его борьбе. Но окончательное торжество трудящихся не может подлежать сомнению. С оптимизмом констатировалось, что социалистический идеал все глубже проникает в среду пролетариата, развивая его мысль и удесятеряя его нравственные силы. Борцам за революционное преобразование буржуазия могла противопоставить голое насилие (значит, не большевики являются виновниками его применения!) да недостаточную сознательность части трудящихся. В заключительной части провидчески утверждалось, что политическая свобода будет первым крупным культурным завоеванием России XX века.

В статье «Карл Маркс», опубликованной в № 35 «Искры» в день 20-летия со дня смерти основоположника научного социализма, наряду с другим, указано на необходимость вести полемику. Одно из обстоятельств: когда либеральное народничество сошло с исторической арены, а его старозаветные теории превратились в груду безобразных развалин, непоследовательные марксисты решили, что марксизм уже сделал свое дело и его пора подвергнуть строгой критике. На деле они совершили попятное движение. Далее, окруженные со всех сторон мелкобуржуазными теоретиками, социал-демократы в интересах пролетариата были обязаны беспощадно критиковать мнимых друзей, в том числе эсеров. Беспощадную критику не должно было остановить возмущение добродушных, но недалеких друзей мира и согласия между различными революционными партиями, организациями. Рекомендовалось исходить из того, что учение К. Маркса — «алгебра революции».

Для В. И. Ленина уже с последних лет XIX века капиталистическое развитие страны являлось объективной реальностью, которую требовалось исследовать, понять для последующего политического использования в интересах борьбы за социализм. Громадную роль сыграла ленинская книга «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?». Ее положения развивались в последующих работах. Но все ли вопросы были основательно освещены? Нет. Например, до сих пор требует основательного изучения проблема взаимовлияния и борьбы двух основных течений в российском освободительном движении на рубеже XIX и XX веков — народничества и его преемников-эсеров и находившегося на иных позициях большевизма. Один из вопросов, ждущих основательного подхода к исследованию, - допустили ли марксисты России историческую ошибку, недооценив революционный потенциал народнической стратегии? Верно ли считает итальянский исследователь и публицист Франко Баттистрада, что даже в критические моменты революции Ленину не удалось осознать оживший революционный потенциал русской общины? Итальянский исследователь далее утверждает, будто Владимир Ильич не сумел «найти в недрах антиякобинского опыта народничества русский метод преодоления громадных трудностей, возникающих в процессе постепенного социалистического строительства. Именно в этом состоит просчет Ленина, большевизма. Впоследствии он помешает разработать и осуществить на практике меры по преодолению установок III Интернационала, в которых крестьянским массам неизменно отводилась второстепенная роль»³².

 Необходимость создания в России рабочей партии, безусловно, понимал Г. В. Плеханов, но формулировал эту проблему, не всегда конкретно. О довольно крупном логическом просчете свидетельствовало плехановское умозаключение о том, что либеральная интеллигенция должна стать руководительницей рабочего класса в освободительном движении, ясно представлять политические и экономические интересы пролетариата и их взаимную связь. А мыслящая часть общества обязана «всеми силами стремиться к тому, чтобы в первый же период конституционной жизни России наш рабочий класс мог выступить в качестве особой партии с определенной социально-политической программой»³³. Обращает на себя внимание абстрактность формулировки: трудно определить, как и какие именно политические и экономические интересы должна интеллигенция разъяснять рабочему классу, как подготовить его (хотя в плехановской интерпретации не являлся гегемоном в надвигавшейся революции) к самостоятельной роли. Трудно уяснить и то, как целиком весь класс может выступить в качестве особой партии. Ведь в такой ситуации политическая организация лишится возможности проявить авангардную роль, поскольку растворится в общей массе или же сольется с ней. Получалось, что Плеханов повторял ошибки авторов «Кредо», у которых налицо было смешение класса с партией. Распространялись повторяемые в наши дни рассуждения о том, что о политической борьбе с царизмом можно будет говорить только после политического дозревания всего рабочего класса. С ним значительно расходилось другое мнение. При разработке теории социализма в условиях начала XX века В. И. Ленин отказался от традиционного подхода. Он выдвинул новаторскую идею: начать с создания в стране таких предпосылок цивилизованности, как завоевание власти трудящимися, а уже затем на основе рабоче-крестьянской власти и советского строя догонять другие народы.

 Не мог В. И. Ленин согласиться с плехановским утверждением, будто русские социал-демократы должны были дорожить поддержкой непролетарских оппозиционных партий без их принципиальной оценки. В то же время отмечалось, что Г. В. Плеханов был противником софистов, о чем, наряду с другим, свидетельствует фраза: «Я не знаю такой политической мысли, которая, будучи правильна сама по себе, не могла бы быть использована искусным софистом для подкрепления ложных и вредных выводов»³⁴.

Отметим и такое обстоятельство. При обсуждении первоначального варианта теоретической части проекта программы РСДРП в редакции «Искры» дали себя знать разногласия П. Б. Аксельрода, В. И. Засулич и Г. В. Плеханова с В. И. Лениным. Примечательно, что здесь Владимир Ильич при высказывании критических замечаний в адрес оппонентов обращал внимание на обеспечение «полного благосостояния и свободного всестороннего развития всех членов общества» (6, 232). Социал-демократам адресовался призыв быть верными духу учения К. Маркса, «воспользоваться приемами марксистского исследования для анализа новой политической ситуации» (7, 237). Полемисты получили своего рода методологический ключ, чтобы диалектически подходить к изучению изменившейся конкретной ситуации, К нему очень тесно примыкает тезис о том, что в основе партийной программы должен лежать научный анализ.

Ленинское мнение было определенно высказано и при обсуждении второго проекта программы РСДРП.

В тот период В. И. Ленину стали ставить в вину резкость тона. Подчас считали ее излишней. Точки зрения на этот счет не всегда совпадали. Так, автор работы «Гонители земства и Аннибалы либерализма» не принял плехановские замечания по поводу тона публикации. Протестовал и против недопустимого характера замечаний на статью об аграрной части программы партии. Эта тема возникала и потом. К ней будем возвращаться при рассмотрении других проблем.

Полемизируя, В. И. Ленин не оставил без внимания то, что у оппонентов нарушалось соотношение между общим и частным. Например, в работе «Аграрный вопрос и «критики Маркса» высмеяно «великолепие» определения капитализма как господства капиталистов. Отмечена модная в то время якобы реалистическая, а на самом деле эклектическая погоня за полным перечнем всех отдельных признаков и факторов. «В результате, — сделал вывод автор, — конечно, эта бессмысленная попытка внести в общее понятие все частные признаки единичных явлений, или, наоборот, «избегнуть столкновения с крайним разнообразием явлений», — попытка, свидетельствующая просто об элементарном непонимании того, что такое наука, — приводит «теоретика» к тому, что за деревьями он не видит леса» (5, 142).

Порой, сталкиваясь с проявлениями алогизма у представителей противоположной стороны В. И. Ленин в качестве арбитров брал читателей. Именно так поступил после того, как в издававшемся в Лондоне журнале «Накануне» были напечатаны статьи Е. Лазарева «Раскол в русской социал-демократической партии», «По поводу одного раскола», «По поводу воззвания Группы самоосвобождения рабочих». Процитировав один из отрывков, Владимир Ильич написал: «Мы спрашиваем читателя, чем отличается «ареопаг» от «антидемократических тенденций»? И не очевидно ли, что «благовидный» организационный принцип «Р. Дела» точно так же наивен и неприличен, — наивен, потому что «ареопага» или людей с «антидемократическими тенденциями» никто просто не станет слушаться, раз не будет доверия «к их уму, энергии и преданности со стороны окружающих товарищей». Неприличен, — как демагогическая выходка, спекулирующая на тщеславии одних, на незнакомстве с действительным состоянием нашего движения других, на неподготовленности и незнакомстве с историей революционного движения третьих» (6, 141).

Порой читатели, выступая в роли арбитров, сравнивали периодические издания совершенно различных направлений. Вот один пример, связанный с отзывом рабочего о старой «Искре» и «Рабочей Мысли» — газете петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», которая в рассматриваемый период находилась в руках «экономистов». Исследователи свидетельствуют: «О том же — что доходит «Искра» к рабочим, что ее «читают охотно» — сообщает петербургский агент газеты. Он пересылает Ленину письмо ткача. «Я многим товарищам показывал «Искру», — читает Владимир Ильич эти строки, написанные питерским рабочим, и весь номерок истрепался, а он дорог мне, много дороже «Мысли», хотя и нет там наших строк. Тут про наше дело, про все русское дело, которое копейками не оценишь и часами не определишь; когда его читаешь, тогда понятно, почему жандармы и полиция боятся нас, рабочих, и тех интеллигентов, за которыми мы идем. Они и правда страшны и царю, и хозяевам, и всем, а не только хозяйским карманам. Конечно, я простой рабочий и совсем уж не такой развитой, но я очень чувствую, где правда, знаю, что нужно рабочим...»³⁵. В ходе открытой полемики с «экономистами» ленинской «Искре» многое удалось сделать, чтобы вытеснить их литературу, завоевать на свою сторону местные социал-демократические организации.

В редакции «Искры» возник вопрос о том, как ее сотрудникам не допустить обострения отношений из-за различия оттенков во взглядах, как на деле проявляться плюрализму мнений. Л. Мартов предложил установить такой порядок, чтобы «впредь автор статьи (раз он член коллегии), не принявший во внимание указаний большинства, имел право печатать статью в каком хочет виде с оговоркой о несогласии с ним большинства и, следовательно, с предоставлением этому большинству права в Заре же выступить с контрстатьями. Мне думается, что для дела будет лучше, если вызываемый такими (далеко не опасными) разногласиями полемический жар будет тотчас проявляться в печати (разумеется, держать полемику в пределах надо будет обязательно), чем на полях рукописи, вызывая только конфликты»³⁶. Вот так девять десятилетий назад ставился поднимаемый в последние годы вопрос о праве меньшинства на отстаивание своего мнения. Определенно высказывание В. И. Ленина на Совете РСДРП: «В области же литературы «война» допустима, и никто никогда не стеснял полемики Центрального Органа. Напомню, что даже гораздо раньше ЦК выражал полную готовность издать и письмо Дана о лозунгах оппозиции, и брошюру Мартова «Еще раз в меньшинстве», несмотря на то, что обе вещи содержат нападки на ЦК» (8, 156).

Л. Мартов был участником оживленной переписки по программным вопросам, по поводу несовпадения мнений с Г. В. Плехановым. Потом появились упоминания о разногласиях между В. И. Лениным, Л. Мартовым и В. И. Засулич. Часть из них была связана с отношением к террору. Проявились другие пункты несогласия.

В июле 1903 года В. И. Ленина вместе с Л. Мартовым избрали делегатом на Второй съезд партии от Заграничной лиги русской революционной Социал-демократии. Выпал жребий Мартову представлять «Искру» в Брюсселе и Лондоне.

Съезд открыл, а затем семьдесят раз на нем выступил Г. В. Плеханов. Позиции его не раз, к сожалению, менялись. Когда на обсуждение были вынесены ленинская и мартовская формулировки первого параграфа Устава партии, Г. В. Плеханов поддержал В. И. Ленина. За мартовскую формулировку были все остальные члены редакции. Об этом так вспоминал Владимир Ильич: «Плеханов горячо восстал против Мартова, указывая, что его жоресистская формулировка открывает двери оппортунистам, только и жаждущим этого положения в партии и вне организации: «Под контролем и руководством» — говорил я — означают на деле не больше и не меньше, как: без всякого контроля и без всякого руководства» (8, 13). Большинством голосов была принята мартовская формулировка. После этого В. И. Ленину стало ясно, что «Рабочее Дело» и Бунд могут решить судьбу любого решения, поддерживая меньшинство искровцев против большинства.

Проявилось неумение Мартова выдерживать определенную политическую линию. Его сторонники пошли на скандал и на раскол при рассмотрении вопроса о составе редакции «Искры».

С удовлетворением было воспринято то, что в соответствии с логикой революции предложенная Г. В. Плехановым резолюция «точно указывает классовый характер либерализма, как движения буржуазии, и выдвигает на первый план задачу выяснить пролетариату антиреволюционный и противопролетарский характер главного либерального направления (освобожденчества)»³⁷.

Определенной была ленинская тактическая линия: «... призовем всех к прекращению всякого бойкота, всякой местнической, кооптационной дрязги и давайте спорить по-товарищески о наших разногласиях и о причинах нашего расхождения на съезде, давайте приучать партию к честному и достойному разбору ее внутренних споров» (9, 30). К сожалению, на такой призыв не отозвались Плеханов и Мартов. Хуже того, они даже решили не публиковать протоколы заседаний Совета партии.

Быстро Мартов зарекомендовал себя идейным лидером меньшевизма. В то же время, по замечанию одного из современников, демократичность у него была в крови. Сохранился и такой отзыв. «Больше мыслитель и писатель, чем генерал, — писал хорошо знавший его по партии Д. Далин, — он пользовался авторитетом благодаря уму и страстной преданности своей идее...»³⁸.

Здесь уместно процитировать небольшой фрагмент очерка Максима Горького «В. И. Ленин»: «Лично я слышал от него лишь одну жалобу:

 — Жаль — Мартова нет с нами, очень жаль! Какой это удивительный товарищ, какой чистый человек!

Помню, как весело и долго хохотал он, прочитав где-то слова Мартова: «В России только два коммуниста: Ленин и Коллонтай». А посмеявшись, сказал со вздохом:

 — Какая умница! Эх...»³⁹.

Однако Л. Мартову не хватало организаторских способностей, политической энергии и воли, которые были присущи В. И.Ленину — то соратнику, то оппоненту.

Серьезные ошибки Л. Мартов допускал после II съезда РСДРП. Проиллюстрируем таким примером, связанным с деятельностью Советов. «В то время, — писал Д. Лукач, — как другие органы классовой борьбы также могут быть тактически применимы в период бесспорного господства буржуазии, то есть могут работать по-революционному в этих условиях; сущность рабочих Советов состоит в том, что они выступают по отношению к государственной власти буржуазии в качестве конкурирующего с ней второго правительства. Вот почему, когда, скажем, Мартов признает Советы как органы борьбы, но отрицает их способность стать государственным аппаратом, он устраняет из теории не что иное, как революцию, реальный захват власти пролетариатом»⁴⁰.

В борьбе за выход из кризиса требовалось противостоять тактике меньшевиков и непоследовательного Плеханова. Не могла быть честной тактика, направленная на то, чтобы меньшевики держали в своих руках редакцию «Искры», Совет партии, на словах представляя здесь интересы РСДРП в целом, а на деле добиваясь изменения состава ЦК в своих фракционных интересах. Вести борьбу предлагалось открыто, поскольку в подавляющем большинстве история конфликта уже была известна партийным массам.

Требовалось разобраться в причинах раскола на II съезде партии на большинство и меньшинство. В немалой степени эту работу проделал В. И. Ленин. Посчитал нужным предупредить, что при разборе причин раскола Плеханов дал свое толкование фактам, с которым лидер большевиков не мог согласиться. Он готов был за справками обратиться к протоколам съезда.

Понадобилось ответить на утверждение Мартова, будто у меньшинства отсутствовало нежелание работать вместе с представителями большинства. «Это неверно, — с полной определенностью заявил В. И. Ленин. — В течение трех месяцев — сентября, октября, ноября — многие представители меньшинства фактически доказали, что они не желают вместе работать. В таких случаях бойкотируемой стороне остается лишь один способ — прибегнуть к договору, к сделке с отстраняющейся от работы «обиженной» оппозицией, ведущей партию к расколу, потому что самый уже этот факт самоотстранения от совместной работы есть не что иное, как раскол» (8, 129).

Без ленинского возражения не осталось утверждение Мартова о том, будто ЦК стал орудием борьбы одной стороны против другой. Оно противоречило фактам. Пришлось констатировать, что уже налицо фактический раскол в партии и что будет формальное размежевание в издательских делах, транспорте. Потребуется особая организация в России.

Уместен вопрос о том, кто же первым начал полемику после II съезда РСДРП. Коснувшись его в январе 1904 года, В. И. Ленин вспомнил, как в проекте резолюции, внесенной в Совет партии, он тщательно пытался обойти то, что могло бы повести к бесплодным спорам. В своих предложениях старался не исходить из оценки тех приемов борьбы, которыми уже успела ознаменоваться чуть ли не полугодовая война между двумя частями партии. Вот некоторые ее вехи. В сентябре 1903 года меньшевики создали свой организационный центр с участием Л. Мартова, Л. Д. Троцкого, П. Б. Аксельрода, Ф. И. Дана и А. Н. Потресова. «Искра» стала меньшевистской. Осенью 1904 года большевики создали Бюро комитетов большинства. В него вошли А. А. Богданов, С. И. Гусев, Р. С. Землячка, В. И. Ленин и другие. В декабре того же года начала издаваться газета «Вперед».

Почему раскололась только что созданная партия? Затронув этот вопрос в своих воспоминаниях, Н. Валентинов в то же время приписал В. И. Ленину непоследовательность при толковании причин разъединения: «Данное им в начале января 1904 года объяснение глубочайшим образом отличается от того, что я услышал от него три месяца позднее, когда он писал свою книгу «Шаг вперед — два шага назад»⁴¹. В более открытой форме на темные намеки не поскупился Мартов. Возмущенный В. И. Ленин был согласен на любой третейский суд. Напомнил о нравственном долге оппонента иметь мужество поддержать свои обвинения открыто перед всей партией, предложил Мартову немедленно издать отдельной брошюрой все обвинения. Не делая этого, он докажет, что лишь добивался скандала, что его обвинения состоят из одних темных инсинуаций, которые порождены «либо клеветничеством негодяя, либо истерической невменяемостью поскользнувшегося политика» (8, 59). Недипломатический тон свидетельствует о степени возмущения у автора процитированных слов.

Обратимся к некоторым моментам, связанным с определением раскола. Его дал К. Радек, предварительно отметив, что Р. Люксембург не поняла правоту В. И. Ленина при возникновений большевизма. Она не отличала, чем именно конкретно экономическая, и политическая обстановка борьбы русского пролетариата отличалась от обстановки борьбы западноевропейского, и польского пролетариата. Поэтому в 1904 году Р. Люксембург сочувствовала в организационных вопросах меньшевизму, который в исторической перспективе был политикой мелкобуржуазной интеллигенции и наиболее мелкобуржуазных слоев пролетариата. Как посчитал К. Радек, методологически меньшевизм был попыткой перенесения тактики западноевропейского рабочего движения в Россию. Подтверждение этому революционер-интернационалист увидел в статьях Аксельрода и Мартова.

Большевики и меньшевики дерутся из-за пустяков — такое мнение сложилось у Бебеля, который просмотрел связанную с разногласиями литературу, предложил вместе собраться Ленину, Мартову, Плеханову, поговорить ладком и все уладить. Но все обстояло гораздо сложнее. В. И. Ленин понимал, что разногласия будут углубляться гораздо сильнее. В то же время он стремился к объединению, но на принципиальной основе. Не признавал торги и переторжки между интеллигентскими вождями.

Умножались поводы для полемики. К первоначальным разногласиям по организационным вопросам добавились различия по проблемам теории и политики революционного движения. Обе стороны по-разному интерпретировали тип и перспективы надвигавшейся революции, возможности ее развития, цели и задачи пролетариата, его отношения с другими классами общества. В преобладающей степени существо спора двух фракций сводилась к вопросу о том, рабочий класс или либералы сыграют роль гегемона на демократическом этапе революции.

Не разделялись глухой стеной борьба за демократию и социализм. «Мы должны не забывать, — в этой связи отметил В. И. Ленин, — что нет и быть не может в настоящее время другого средства приблизить социализм, как полная политическая свобода, как демократическая республика, как революционно - демократическая диктатура пролетариата и крестьянства» (11, 102).

В самом начале 1905 года меньшевики не отвергали возможности перерастания демократической революции в социалистическую. Но есть один оттенок: этот процесс мыслился в широких, хронологических рамках и в тесной сцепке российской и западноевропейской революции. Не просматривается ли здесь вариант мировой революции?

Какую реакцию вызывало словесное противостояние большевиков и меньшевиков? После II съезда проявилась тенденция уменьшать участие рядовых социал-демократов в решении общепартийных дел. Проявлялась пассивность в их рядах. Появились сетования на то, что руководящее положение в партии заняли интеллигенты, будто принятие местными комитетами резолюций в поддержку той или иной фракции — все это осуществлялось без ведома и участия рабочих, но от их имени⁴².

Было бы ошибкой считать, будто большевики были недостаточно энергичны в стремлении преодолеть раскол. Назовем некоторые факты. Член ЦК РСДРП Ф. В. Ленгник был назначен официальным представителем Центрального Комитета за границей. А Г. М. Кржижановский в ноябре 1903 года специально приезжал в Швейцарию для переговоров с меньшевиками. Сторонники В. И. Ленина десятки раз договаривались с представителями оппозиции о встречах, пытались, доказать вымышленность их опасений. Но, увы, все это свелось к напрасной потере сил, денег и времени. В такой ситуации большевики, по утверждению Бердяева, «ориентировались на социалистическую революцию в России и в этом отношении оказались большими реалистами, нежели представители других партий»⁴³.

На характер споров наложило отпечаток то, что не оправдались надежды большевиков, что Плеханову удастся удержать новую редакцию «Искры» от войны против ленинцев. Как в такой обстановке проявили себя видные представители большинства и меньшинства? В относящихся к той поре воспоминаниях В. И. Ленин предстает как прирожденный вождь, «вождь, которого не только выдвинула на это место история, но который и сам прекрасно сознает свое назначение... Нельзя было сказать, чтобы он навязывал свою волю и личность. Это делалось как-то естественно и незаметно. Даже Плеханов, который имел гораздо более богатый революционный стаж и научное образование, перед Лениным как-то отступал на задний план и терялся. Видно было, что Плеханов все-таки кабинетный мыслитель, теоретик, остроумный собеседник, блестящий полемист и писатель, но не более, а Ленин — это кремень, трибун, народный, вождь, топором прорубающий дорогу в чаще и уверенно ведущий за собой массы»⁴⁴.

 Иногда, оба деятеля использовали одни и те же образы. Уступчивый Г. В. Плеханов при одной из встреч с В. И. Лениным пояснил, что иногда бывают такие скандальные жены, что им необходимо уступить во избежание скандала перед публикой и истерики. Владимир Ильич при ответе заметил о необходимости уступать так, чтобы не допустить еще большего скандала, Мысль сводилась к следующему: если Плеханову удастся добиться приемлемого для большинства мира, то большевистский лидер борьбы не начнет: если же не удастся, — сохраняется свобода действий для разоблачения скандальной жены.

 Протестуя против непомерной уступчивости меньшевикам, В. И. Ленин председателю Совета РСДРП Г: В. Плеханову подал заявление о сложении с себя полномочий члена Совета и члена редакции: «Не разделяя мнения члена Совета партии и члена редакции ЦО, Г. В. Плеханова, о том, что в настоящий момент уступка мартовцам и кооптация шестерки полезна в интересах единства партии, я слагаю с себя должность члена Совета партии и члена редакции ЦО» (8, 64). Вот такую форму приняла полемика! Логика суждений и действий оппонента подвела В. И. Ленина к мысли, что с уступчивым человеком не миновать борьбы.

 После опубликования в № 57 «Искры» статьи Г. В. Плеханова «Грустное недоразумение» (15 января 1904 года) появился ленинский проект обращения «К партии». Нелегально двести экземпляров переслали в разные города России, где местные социал-демократы на гектографе размножали эту программу борьбы за единство РСДРП. Революционеры получали возможность ознакомиться с фактами, поразмыслить над ситуацией. В непосредственном обращении напоминалось о необходимости иметь мужество, чтобы вскрыть мешающее достижению единства. Указал Владимир Ильич и на то, что партия до последней степени дезорганизована и деморализована борьбой за руководящие места. В целой серии в наступательном духе заданных вопросов есть и такой: «Почему неуступчивыми надо считать «твердых», уступивших очень и очень многое из того, что решено было на съезде, а не «мягких», которые оказались на деле необыкновенно твердыми в своем стремлении к расколу и в прямом подготовлении раскола?» (8, 167 — 168).

По образному выражению А. В. Луначарского, еще на II съезде партии Г. В. Плеханов «раскололся пополам» и потом оказался в рядах «ограниченных истолкователей марксизма»⁴⁵.

Говоря о причинах разделения партии на две фракции, Плеханов давал такое толкование фактам, с которым нельзя было согласиться. При этом мог обратиться непосредственно к читателям: «Кто же прав? Об этом пусть судит читатель, которому я постараюсь разъяснить свой взгляд»⁴⁶. При опровержении ошибочных положений В. И. Ленин использовал разнообразные приемы. Например, Плеханов посчитал неточным изложение сути дела в ленинском письме «Почему я вышел из редакции «Искры»?» Однако ни одного фактического исправления он дать не смог, а ограничился неточной передачей частных разговоров. А что оставалось делать В. И. Ленину? Он оставил за собой право пояснить и дополнить разговоры, которые велись в присутствии третьих лиц. Указывая на несообразность в плехановских логических построениях, оппонент пояснил: «На самом деле, моя мысль была: уж лучше я выйду, потому что иначе мое особое мнение послужит помехой попыткам заключить мир со стороны Плеханова. Попыткам я мешать не хочу; может быть, мы сойдемся и на условиях мира, но отвечать за редакцию, которой таким образом навязывает кандидатов заграничная кружковщина, не считаю возможным» (8, 177). У Ленина мелькнула мысль: не приходятся ли теперь Плеханову покупать право быть в меньшинстве? Ради этого понадобилось заслонять связанные с расколом спорные вопросы и факты, фарисейски осуждать личности в полемике и на деле всю борьбу сводить к походу против личности да так, чтобы покрепче выходило. Уж очень крепко выходило у ставших союзниками Плеханова и Мартова. И это они не стеснялись называть принципиальной полемикой!

Интенсивный обмен мнениями видных представителей большевиков и меньшевиков помогает многое понять, разобраться в происшедших с «Искрой» метаморфозах после ее перехода к меньшевикам. Задиристые статьи новой «Искры», в том числе написанные Плехановым, не всегда верно представляли истинное положение дел. Для подтверждения лучше использовать индуктивный способ рассуждения. Он строится с акцентом на конкретные эмпирические данные, необходимые для обобщения, установления причинно-следственных связей и правильной их оценки. Начнем с констатации: революционно настроенные рабочие России неоднозначно восприняли воззрения и позиции плехановцев. О том свидетельствует реакция на все происходившее после II съезда РСДРП. Об этом знали большевики и делали соответствующие выводы, одновременно ведя терпеливую разъяснительную работу. Это так отразилось в письме Н. К. Крупской членам Рижского комитета РСДРП в марте 1904 года: «Искру вы получаете и потому до известной степени осведомлены о той линии, которую теперь ведет редакция. Возродившийся Воронежский комитет приветствует новое направление Искры, торжествует...»⁴⁷. Таков факт в пользу плехановцев. Но большевики располагали немалым количеством доказательств иного рода, выражающих другие симпатии. Вот 19 членов партии следующим образом сформулировали свое мнение: «..меньшинство, благодаря повороту нашего политического хамелеона т. Плеханова, завладело редакцией ЦО и «идейный руководитель» Партии превратился в боевой орган партийного меньшинства для борьбы со всей Партией»⁴⁸. Здесь выражение небеспочвенного возмущения чем-то напоминает нынешнее навешивание ярлыков. Даже в той сложной ситуации оправданно ли было использовать словосочетание «политический хамелеон»?

Вполне понятно, у большевиков коренным образом изменилось отношение к ставшему иным центральному печатному органу. В числе других документов о том свидетельствует письмо Н. К. Крупской, в декабре 1904 года направленное Л. М. Книпович: «Но к чему я совершенно не могу привыкнуть — это к иезуитству Плеханова. Он, видите ли, защищает теперь листок Искры»⁴⁹.

 Когда Мартов активизировал выступления против Ленина, Плеханов среди меньшевиков находился чуть ли не на положении военнопленного, но тем не менее сочувственно  воскликнул: «Бедный товарищ Ленин! Хороши же его ортодоксальные сторонники!» При ответе оппоненту Владимир Ильич использовал сразу непосредственное обращение и сравнение: «Ну, знаете ли, т. Плеханов, если я бедствую, то ведь редакция-то новой «Искры» совсем уже нищенствует. Как я ни беден, я еще не дошел до такого абсолютного обнищания, чтобы мне приходилось закрывать глаза на партийный съезд и отыскивать материал для упражнения своего остроумия в резолюциях комитетчиков. Как я ни беден, я в тысячу раз богаче тех, сторонники которых не случайно высказывают ту или иную неловкую фразу, а во всех вопросах, и в организационных, и в тактических, и в программных держатся упорно и стойко принципов, противоположных принципам революционной социал-демократии. Как я ни беден, я еще не дошел до того, чтобы мне приходилось скрывать от публики преподносимые мне похвалы таких сторонников. А редакции новой «Искры» приходится делать это» (8, 396). Противопоставлению позиций здесь помогает повторение словосочетания «как я ни беден».

 При разнообразной напряженной деятельности большевикам требовалось находить время и силы для отражения подрывных, интриганских действий не скупившихся на хлестские эпитеты оппонентов. Уже в начале XX века меньшевистские теоретики щедро наклеивали на ленинизм ярлыки «волюнтаризма», «бланкизма», «идеализма» и т. п. К примеру, А. Потресов считал взгляды В. И. Ленина «видоизмененным бланкизмом»⁵⁰. Мартов писал о «якобинском характере» большевизма, о его «максимализме», «стремлении к непосредственным максимальным результатам в деле реализации социальных улучшений вне внимания к объективным условиям»⁵¹. В подобных оценках отразилась присущая оппортунизму пассивно-созерцательная философско-историческая концепция, которая отводит классам, партиям и лидерам роль статистов на арене истории.

 Понять истоки ошибочных воззрений можно. Но как объяснить интриганские действия? Возьмем такой момент. Получив от Каутского согласие на публикацию в «Искре» его статьи против большевиков, Потресов с нескрываемым злорадством извещал Аксельрода: «Итак, первая бомба отлита, и — с божьей помощью — Ленин взлетит на воздух. Я придавал бы очень большое значение тому, чтобы был выработан общий план кампании против Ленина — взрывать его, так взрывать до конца, методически и планомерно... Как бить Ленина, вот вопрос. Прежде всего, мне думается, следует на него выпустить авторитетов — Каутского (уже имеется), Розу Люксембург и Парвуса... Но как бить затем — всем нам, заполнить ли собою «Искру» и в какой мере, если выпустить коллективный памфлет против него... Ваше предложение потребовать от ЦК отозвать Ленина из Совета едва ли, мне думается, приемлемо и, во всяком случае, надо сначала настроить против него общественное мнение, и тогда можно будет о чем-либо подобном подумать»⁵². Но осуществить замыслы, настроить общественное мнение против В. И. Ленина не удалось, о чем убедительнее всего свидетельствует последующее развитие событий.

В наши дни, когда иные, с позволения сказать, «исследователи» сомневаются в высоких нравственных качествах В. И. Ленина, к месту вспомнить одно из обстоятельств начала двадцатого столетия. Даже в тех условиях, когда Плеханов оказался на стороне меньшевиков, Владимир Ильич продолжал верить, что тот честный мыслитель. В качестве такового он, в частности, полагал, что претензия на обладание абсолютной истиной должна была привести Гегеля в противоречие с его собственной диалектикой и поставить во враждебное отношение к дальнейшим успехам философии. Это обязывало сделать верные выводы.

Но пока была обоснованная возможность говорить о двух Плехановых и предупреждать, что теперешнего деятеля ни один российский социал-демократ не должен смешивать с прежним марксистом. «Не нужно смешивать Плеханова, заседающего в компании оппортунистов в редакции новой «Искры», — высказал также свое мнение бывший большевик Н. Валентинов, — с Плехановым, после смерти Энгельса лучшим знатоком и лучшим комментатором марксистской философии»⁵³.

В ходе напряженной полемики В. И. Ленин сделал вызов Г. В. Плеханову. Перчатка была брошена человеку, беда которого проявилась уже в подходе к написанию статьи «Чего не делать?» для № 52 качественно иной «Искры». Ленинское отношение к ней, надо заметить, не было однозначным. В «Письме в редакцию «Искры», опубликованном в следующем номере этого издания, Владимир Ильич утверждал, что автор публикации тысячу раз прав, когда он настаивает на необходимости охранять единство партии и избегать новых расколов. Высказана очень актуальная для наших дней мысль: «... мы должны не только гостеприимно открывать страницы партийного органа для обмена мнений, но и давать возможность систематически излагать свои, хотя бы и незначительные, разногласия тем группам или, по выражению автора, группкам, которые по непоследовательности защищают некоторые догмы ревизионизма и которые по тем иди иным причинам настаивают на своей групповой особенности и индивидуальности» (8,94).

В. И. Ленин высказался за то, чтобы партия знала все, чтобы она имела решительно весь материал для оценки всех и всяческих разногласий, возвращений к ревизионизму, отступлений от дисциплины и т. д.

После всего происшедшего последовательным революционерам пришлось констатировать не радующий их факт: в новой «Искре» и «Заре» оформился союз Плеханова, Мартова и Троцкого, возникший не сразу и не случайно.

В заметке «Из новоискровского лагеря», опубликованной в восьмом номере продолжавшей линию ленинской «Искры» газеты «Вперед», есть обращение, уже само по себе соответствующим образом оценивающее нескольких оппонентов: «Ругайтесь, господа, усердствуйте: за отсутствием доводов вам только и остается, что браниться» (9,287).

Такого короткого ленинского замечания оказалось достаточно для характеристики действий Л. Мартова: он устроил истерику перед Г. В. Плехановым, побуждая перебежать из большевиков в меньшевики.

Для характеристики нескольких новоискровских корреспонденций В. И. Ленин использовал образ Тряпичкина, который встречается в «Ревизоре» Н. В. Гоголя и у М. Е. Салтыкова-Щедрина в произведении «В среде умеренности и аккуратности». При непосредственном обращении к читателям после сообщения о том, что Тряпичкин-Мартов выступил с лозунгом развязывания революции, последовало замечание: «Очевидно, по нынешним временам достаточно «развязать» себе язык для свободной болтовни-процесса или для процесса болтовни, чтобы писать руководящие статьи. Оппортунисту всегда нужны такие лозунги, в которых, по ближайшем рассмотрении, не оказывается ничего, кроме звонкой фразы, кроме какого-то декадентского словесного выверта» (9, 266). Склонность к фразе показана и в статье с выразительным названием — «Соловья баснями не кормят». В ней в наступательном духе поставлена серия вопросов о том, в чем же по одному из пунктов состоит реальная разница между меньшевиками и большевиками. В вопросительной форме высказаны несколько предположений. Одно из них сводится к тому, что большевики презирали и презирают красивые слова об автономии и самодеятельности рабочих, особенно когда эти слова у оппонентов остаются только словами.

К сожалению, у Мартова не обошлось без проявлений злорадства. Так, в ноябре 1903 года он Аксельроду послал ликующее сообщение: «Плеханов предлагает нам вести (вместе с ним!) в «Искре» войну против ЦК. Как бы то ни было, Ленин разбит»⁵⁴. Увереннее до нахрапистости повели себя мартовцы после перехода Плеханова к меньшевикам. В письмах сообщалось о травле В. И. Ленина.

После обнародования статьи Л. Мартова «На очереди (Кружок или партия?)» В. И. Ленин в наступательном тоне написал: «Что представляет из себя эта редакция?... Если кружок, то к чему это лицемерие и фальшь с фразами о какой-то партии? Разве вы не разорвали на деле этой партии, насмехаясь недели и месяцы над ее учреждениями и ее уставом? Разве вы не разорвали на деле решений второго съезда этой партии, разве вы не довели дела до раскола, не отказались подчиняться Центральному Комитету и Совету, разве не ставите вы себя вне партии речами о том, что партийные съезды для вас не божество, т. е. не обязательны? Вы топчете ногами учреждения и законы партии и в то же время тешитесь заголовком «Центрального партийного Органа»!» (8, 107 — 108).

Даже в трудную пору проявлялся оптимизм В. И. Ленина. Когда уже шла русско-японская война, после ленинского доклада о Парижской коммуне состоялся такой диалог: «... Н. Валентинов спрашивает Ленина:

- Неужели вы в самом деле думаете, что в России в близком времени может быть социалистическая революция? Но ведь можно доказать, что в России нет и долгое время не будет никаких возможностей для такой революции. Социалистическую революцию ни вы, ни я во всяком случае не увидим.

- А вот я, позвольте вам заявить, — отвечает Ленин, — глубочайше убежден, что доживу до социалистической революции в России...»⁵⁵.

Прямо В. И. Ленин указал на одну из политических ошибок Л. Мартова. Она проявилась в том, что вокруг него стали группироваться тяготеющие к оппортунизму лица. Проявилась у него неразумность попыток воспроизводить по памяти разговоры вместо сверки с документами. Приведен пример того, как из-за такого подхода Мартов исказил картину выборов Центрального Комитета. «И этот факт, — сделал вывод В. И. Ленин, — показывает воочию, как вздорны теперешние россказни, будто «большинство» одной половиной съезда выбирало представителей одной только половины. Как раз наоборот: мартовцы лишь для уступки предлагали нам одного из трех, желая, следовательно, в случае несогласия нашего на эту оригинальную «уступку» провести всех своих!» (8, 272). Так исправление промаха оппонента превратилось в доказательное утверждение.

О некоторых проявлениях непоследовательности В. И. Ленин рассказал в заметках «Противоречия и зигзаги Мартова». В четырех пунктах констатируется, как лидер меньшевиков разбивал Организационный комитет за его шатания и скачки, за мнимо-искровство, а потом вводил шатающихся в ЦК; защищал организационные идеи старой «Искры»; соглашался на то, чтобы были три редактора «Искры», а потом во что бы то ни стало боролся за шесть прежних редакторов; выступал против так называемого демократизма и сам же отстаивал «свободу» при кооптации в руководящие центры партии.

 Далеко не кратчайшим путем на сближение с меньшевиками шел Л. Д. Троцкий, который на II съезде РСДРП выступил 79 раз. Не всегда был последователен, чем в немалой степени определялось к нему отношение В. И. Ленина. На первых заседаниях вместе с Плехановым, Лениным и Мартовым защищал искровскую точку зрения. Особенно замечательной Владимир Ильич назвал речь Троцкого во время дебатов по Уставу партии. В то же время протоколы зафиксировали резкие изменения в его позиции. Возьмем красноречивое подтверждение. Когда талантливый оратор был против Либера, то понимал, что устав есть организационное недоверие целого к части, передового отряда к отсталому отряду. Когда же Троцкий оказался на стороне того же Либера, он даже стал оправдывать слабость и шаткость нашей организации сложными причинами, уровнем развития пролетариата и т. п.

 Когда решался вопрос о составе редакции «Искры», Троцкий придерживался той позиции, будто съезд не имел ни нравственного, ни политического права перекраивать редакцию. Такие доводы, по мнению В. И. Ленина, всецело переносили вопрос на почву жалости и обиды, явились признанием банкротства в области действительно принципиальных политических аргументов.

 Не в соответствии с логической четкостью Троцкий обошел суть вопроса, рассуждая об интеллигентах и рабочих, о классовой точке зрения и о массовом движении, но не заметил, суживает или расширяет ленинская формулировка первого параграфа Устава понятие члена партии. Энергичный оппонент не хотел признавать того, что мартовская формулировка узаконивала одно из основных зол партийной жизни, когда до последней степени трудно, почти невозможно отграничить болтающих от работающих. Формулировка Мартова узаконивала это зло. Под влиянием политических столкновений В. И. Ленин сформулировал принцип, о котором полезно вспоминать в наше время: «Лучше, чтобы десять работающих не называли себя членами партии (действительные работники за чинами не гонятся!), чем чтобы один болтающий имел право и возможность быть членом партии» (7, 290). Опять же у Владимира Ильича, как очень точно в своих воспоминаниях заметила М. И. Ульянова, интересы дела, интересы революции преобладали над всем остальным⁵⁶.

За спорами следовали практические дела. Например, большевики Москвы в августе 1904 года порвали с меньшевиками организационно, исключив их из состава МК РСДРП. Таким образом, к началу 1905 года оформился большевистский Московский комитет⁵⁷.

Утверждение оппонентов из новой «Искры», в котором смешивались сумма демократических партий или организаций с организацией всего народа, В. И. Ленин назвал пустой, лживой и вредной фразой. Четко обосновал тезис: «Она пуста, ибо никакого определенного смысла в ней нет в силу отсутствия указания на известные демократические партии или течения. Она лжива, ибо в капиталистическом обществе даже передовой класс, пролетариат, не в состоянии создать партию, охватывающей весь класс, — а про весь народ вообще нечего и говорить. Она вредна, ибо засоряет головы громким словечком, не выдвигая вперед реальной работы по разъяснению действительного значения действительных демократических партий, их классовой основы, их степени близости к пролетариату и т. д.» (11, 361).

В изменившуюся «Искру» В. И. Ленин написал письмо по поводу плехановской статьи «Чего не делать?». В № 53 появилось ленинское полемическое «Из партии. "Письмо в редакцию». Рядом помещен ответ новоискровцев за подписью редакции. Появилась возможность наглядно сравнить мнения. Своего рода полемика по поводу полемики началась заявлением: «Печатая здесь интересное письмо тов. Ленина, мы считаем необходимым сделать по его поводу несколько замечаний»⁵⁸. К чему они сводились? Прежде всего последовало обвинение в склонности к псевдодемократизму за стремление В. И. Ленина рассматривать пролетариат как судью в бесчисленных распрях, возникающих между подпольными кружками. Но кто же мог рассудить представителей обоих направлений в интересах революционного дела?

Вскоре В. И. Ленин направил в тот же орган печати письмо «Почему я вышел из редакции «Искры»?». Меньшевистская редакция, хотя и высказывалась за плюрализм мнений и за всесторонность обсуждения вопросов, отказалась опубликовать ленинский материал. Тогда большевики в Женеве издали его отдельным листком. Редакция другой стороны была быстрой. В № 55 «Искры» появился ответ «От редакции». В нем признавалось право В. И. Ленина объясняться с читателями. Но это только на словах. На деле же оппоненты пытались воспрепятствовать реализации такого права, мотивируя свои действия следующим образом: «... редакция считала бы себя обязанной поместить его письмо в «Искре», если бы тов. Ленин не коснулся в нем таких фактов из организационной жизни Партии, относительно которых между ЦК Партии и группой членов ее (в том числе четырех редакторов «Искры») состоялось, по предложению ЦК, соглашение «предать их забвению»... Ленин пытается набросить моральную тень на мотивы действий половины Партии и большинство редакции «Искры» и свести ведущуюся в Партии борьбу двух организационных тенденций на уровень жалкой и презренной борьбы «из-за мест»⁵⁹. Доводы в подтверждение своих серьезных обвинений редакция пообещала привести в будущем. А почему не сразу? Вопрос остался без ответа.

Не слишком-то Плеханов позаботился об обосновании собственных утверждений, когда в статье «Забавное недоразумение» («Искра», № 55) смеялся над либеральным публицистом, придавшим-де его статье «Чего не делать?» очень странное истолкование. А объяснено это тем, что там Плеханов имел дело с противником. Теперь спор приобретал иную тональность. Приходилось полемизировать со вчерашними единомышленниками. Один из них после прочтения «Чего не делать?» так написал о возникшем у него чувстве: «Странный оптический обман — казалось, что заголовок «Искра» был отпечатан криво, и странное чувство — казалось, что читаешь что-то чужое, хотя хорошо знакомое, и над этим чужим выводом заголовок «Искра», немного криво, небрежно»⁶⁰. После этого Плеханов высказал опасение, что его скоро заподозрят в сочувствии Бернштейну, Мильерану и прочим критикам К. Маркса. Трудно отделаться от ощущения, что здесь не обошлось без неуместной игривости, но так и не был дан ответ по существу заданного рабочим вопроса. Далее последовали правильные, но не подкрепленные фактическим материалом рассуждения о необходимости в полемике обеспечить чистоту наших принципов.

Логичен вопрос: для чего все это было написано? Привлекательные и внешне правильные слова не содействовали преодолению раскола в партии. Последовательные же революционеры очень скоро стали интуитивно, но довольно верно ориентироваться в расстановке и соотношении фракционных сил. Приведем такой пример. В письме представителей Уфимского, Средне-Уральского и Пермского комитетов есть такие фразы: «Не зная причин выхода Ленина из редакции, считая это прямым вредом для дела, в ожидании разъяснений, остается констатировать только тот положительный результат, что враг, бывший в скрытом состоянии благодаря уходу Ленина, теперь обнаружен. Карты раскрыты, истинные стремления «меньшинства» известны партии»⁶¹. В зачаточном состоянии здесь есть элементы нетерпимости, когда социал-демократов из другой фракции именуют врагами.

Через три номера Г. В. Плеханов сообщил в статье «Забавное недоразумение», что у статьи «Чего не делать?» появились другие оппоненты. Забавным недоразумением был назван ответ на выступление Независимого в № 37 «Освобождения» под заголовком «Знаменательный поворот». Декларативно заявив о несовпадении своих воззрений со взглядами либералов, редактор новой «Искры» посчитал нужным написать: «Г. Независимый приписал мне мысль, которую ему, как видно, хотелось найти в моей статье, но которой я на самом деле не высказывал и не доказывал ни слабо, ни «неопровержимо», ни «веско», ни легкомысленно. Что сказать о таком «приеме» изложения чужих статей?»⁶². А нельзя ли такой вопрос адресовать самому Г. В. Плеханову?

В свое время вызвала бурные споры и продолжает привлекать внимание пространная статья Г. В. Плеханова «Централизм или бонапартизм? (Новая попытка образумить лягушек, просящих себе царя)». Есть в ней смелые предсказания: «Вообразите, что за Центральным Комитетом всеми нами признано пока еще спорное право «раскассирования». Тогда происходит вот что. Ввиду приближения съезда, ЦК всюду «раскассировывает» все недовольные им элементы, всюду сажает своих креатур и, наполнив этими креатурами все комитеты, без труда обеспечивает себе вполне покорное большинство на съезде. Съезд, составленный из креатур ЦК, дружно кричит ему «ура!», одобряет все его удачные действия и рукоплещет всем его планам и начинаниям. Тогда у нас, действительно, не будет в партии ни большинства, ни меньшинства, потому что тогда у нас осуществится идеал персидского шаха... Это просто-напросто была бы мертвая петля, туго затянутая на шее нашей партии, это — бонапартизм, если не абсолютная монархия старой, дореволюционной «манеры». Вы воображаете, что такой будто бы «централизм» необходим для дела пролетарской борьбы, а я говорю вам, что он не имеет ровно ничего общего с пролетарской борьбой и что самое возникновение мысли о нем в головах русских социал-демократов показывает, что наша партия, к сожалению, еще не вышла из своего детского периода»⁶³. Такое ощущение, будто Г. В. Плеханову удалось подсмотреть действительность примерно тремя десятилетиями позже.

Воспользуемся этим моментом, чтобы сделать отступление о научном предвидении. Стремление предугадать будущее проявляется давно. Можно для примера вспомнить, что в 1764 году Вольтер предсказал предстоящее крушение старого общественного порядка во Франции. Полагал, что будет великолепный переполох, а счастливая молодежь увидит прекрасные вещи. В XIX веке появилось немало даровитых людей, которые при опоре на научное предвидение стремились восторжествовать над силой слепой случайности: На всестороннем анализе развития капитализма, выявлении присущих ему противоречий, исследовании путей их разрешения базировались научные предсказания основоположников марксизма. Благодаря этому К. Маркс и Ф. Энгельс открыли объективную необходимость социалистической революции и переходного периода от капитализма к социализму. Сила марксистского учения в немалой степени заключена в его прогностическом характере. Однако прогноз классиков марксизма относительно развития революционного процесса, реализовавшись в целом, в ряде конкретных вопросов не получил подтверждения в ходе последующего развития. Революционные теоретики при всей их гениальности не могли предвидеть ряда особенностей развития капитализма. Вполне возможны были возражения оппонентов по той или иной проблеме. В связи с этим К. Маркс писал: «Если бы я захотел предупредить все такого рода возражения, то я бы испортил весь диалектический метод исследования. Наоборот, этот метод имеет то преимущество, что он ставит этим господам на каждом шагу ловушки и тем вынуждает их преждевременно обнаружить свою непроходимую глупость»⁶⁴.

Основой прогнозирования является не какая-то сверхъестественная способность личности, а наличие неразрешенных противоречий, уже созревших для разрешения. На такой основе был сделан ленинский вывод: «Кризис на основе неосуществленных объективных задач буржуазной революции в России неминуем» (17,7).

Предугадыванием возможного варианта развития событий занимались представители буржуазного лагеря. Так, после русско-японской войны Витте считал необходимым пойти на определенные уступки. Не случайно в письме идеологу реакции Победоносцеву он написал: «...война обнажила сердце власти. Такие жертвы и ужасы даром не проходят, и если правительство не возьмет в свои руки течение мыслей населения и будет только полудействовать, то мы все погибнем, ибо, в конце концов, восторжествует русская, особливого рода коммуна»⁶⁵. По сути дела, к одинаковому выводу пришли лидер большевиков и крупный царский сановник.

Можно выделить специфическую форму прогнозирования. Пророческими сегодня воспринимаются многие положения научно-фантастического романа А. Богданова «Красная звезда». Автор «реализовал» социалистические идеи на Марсе. Но и при такой специфике познание прогресса требует развития самих форм мышления, в которые отливается картина объекта.

Бывают предсказания по отдельным проблемам. В свое время Р. Люксембург писала о параличе Советов. Р. И. Хасбулатов в книге «Бюрократия тоже наш враг...» вспомнил ее размышления о русской революции, записанные в тюремных застенках. Нашел там такие мысли: «...если политическая жизнь в стране будет задушена, Советы тоже не смогут избежать прогрессирующего паралича. Без общих выборов, свободы печати и собраний, свободной борьбы мнений в любом общественном институте жизнь затухает, становится лишь видимостью и единственным активным элементом этой жизни становится бюрократия». Последовал такой комментарий: «Потрясающие по верности и силе обобщения слова о судьбах даже и самой демократической формы правления, если из нее выхолостить реальное содержание — власть самого народа и для народа, заменив его властью бюрократии»⁶⁶.

В письме бросил взгляд в будущее П. М. Никифоров, несколько позже ставший премьер-министром Дальневосточной республики. В брошюре «Коммунистическое государство» он предупредил: «Если бы Советы пошли по иному пути, то есть по пути принудительного политического и экономического строительства, это было бы грубой ошибкой. Советы перестали бы быть властью трудовой и, понятно, так же быстро сошли со сцены, как и блаженной памяти священная коалиция»⁶⁷.

Предвидение должно базироваться на научной основе, ничего общего не может иметь с опошлением революционного мировоззрения. Прислушаемся же к ленинскому предупреждению о том, что «попытка учесть наперед шансы с полной точностью была бы шарлатанством или безнадежным педантством...» (14, 378 — 379).

Теперь вернемся к плехановской статье. В ней не упомянуто о безуспешных ленинских попытках наладить совместную работу обеих партийных фракций. В итоге автор ограничился лишь пожеланиями и заявлениями о предпочтительности совместных действий, даже не указав, на какой основе может быть достигнуто единение. Таким оказался ответ на тревожное письмо представителей трех комитетов и на их резолюцию, осуждавшую действия меньшевиков.

Написанному Г. В. Плехановым нелицеприятную оценку дал А. А. Богданов: «Статья Плеханова очень слаба... - он, изругавши со второго слова своих противников «лягушками», кончает заявлением, что он, к «сожалению», тоже с полгодика тому назад был такой «лягушкой». Очень нелестно»⁶⁸. Как это напоминает о скоропалительно прозревших нынешних деятелях, занимавших видное место в номенклатуре КПСС!

В № 66 «Искры» Г. В. Плеханов опубликовал «Теперь молчание невозможно! (Открытое письмо к Центральному Комитету Российской Социал-Демократической Рабочей Партии)». Требовательно сформулированы вопросы: «Зачем Вы молчите тогда, когда одно Ваше энергичное «нет!» вырвало бы почву из-под ног наших «бонапартистов» и тем много содействовало бы торжеству политики внутреннего мира и фактического объединения всех сил нашей партии? Зачем Вы молчите теперь, когда Вам следовало бы не только говорить, а прямо греметь, трубить во все трубы, кричать со всех крыш о Вашем отрицательном отношении к «бонапартизму»?»⁶⁹. Здесь нормам логического доказательства нисколько не соответствуют туманные намеки покладистого деятеля на «неразумные подвиги» Ленина, который якобы с неким расчетом толкал партию к расколу.

В редакцию «Искры» посыпались протесты возмущенных социал-демократов. В ответном открытом письме М. Н. Лядов с обоснованной настойчивостью спросил: «...какие это «неразумные подвиги» тов. Ленина... заставили Вас припомнить слова некрасовского князя Ивана о министерском стуле и глупостях, наделанных на нем?... Я полагаю, что Вам известны какие-нибудь совершенные тов. Лениным преступления против партии, которые дают Вам право требовать лишить тов. Ленина доверия, выраженного ему съездом и всей партией в лице ЦК»⁷⁰. Далее Лядов напомнил, что долг и честь революционера обязывают Плеханова перед всей партией ответить на поставленные здесь вопросы. Так был затронут нравственный аспект словесной схватки.

Ответ редактора новой «Искры», помещенный в том же номере газеты, начался выговором, что-де письмо Лядова, который должен вести себя прилично, написано в тоне допроса с пристрастием. Сквозит высокомерие отвечающего. Уклоняясь от отчета по существу всего затронутого, Плеханов вновь прибегнул к словесной эквилибристике, заявив, что Ленин сам может вступить в объяснение, что не считает нужным, тратить время на объяснение с его ходатаем, тем более не известно, имеет ли последний доверенность, засвидетельствованную нотариусом.

Находившиеся тогда в Женеве 37 большевиков решили совместно ответить на плехановский выпад. В письме В. Д. Бонч-Бруевичу В. И. Ленин посоветовал: «Ответ Плеханову, по-моему, надо обязательно выпустить (брошюрой, не листком, с маленьким предисловием), если ЦО после всех протестов не напечатает»⁷¹.

Не выдерживающие серьезного анализа положения содержит также статья Г. В. Плеханова «Рабочий класс и социал-демократическая интеллигенция» («Искра», № 70 — 71). В ней при оценке ленинской книги «Что делать?» позволено бестактное замечание: «Если бы Ленин был хоть немного лучше знаком с историей нашего революционного движения...»⁷². Читателям остается только гадать, на чем основано обвинение лидера большевиков в незнании истории российского революционного движения. Позднее В. И. Ленин вспоминал: «Из частных вопросов, возбужденных литературой в связи с брошюрой «Что делать?», отмечу только два следующие. Плеханов в «Искре» 1904 года, вскоре после выхода брошюры «Шаг вперед, два шага назад», провозгласил принципиальное разногласие со мной по вопросу о стихийности и сознательности. Я не отвечал ни на это провозглашение (если не считать одного примечания в женевской газете «Вперед»), ни на многочисленные повторения на эту тему в меньшевистской литературе, не отвечал потому, что плехановская критика носила явный характер пустой придирки, основываясь на вырванных из связи фразах, на отдельных выражениях, не вполне ловко или не вполне точно мною сформулированных, причем игнорировалось общее содержание и весь дух брошюры». (16,106).

В опубликованном в следующем номере «Искры» продолжении статьи автора «Что делать?» Плеханов назвал инстинктивным ортодоксом и разоткровенничался, не заботясь об обосновании своего утверждения: «Я никогда не считал Ленина сколько-нибудь выдающимся теоретиком и всегда находил, что он органически неспособен к диалектическому мышлению... высказал товарищу Мартову свое опасение насчет того, что «теперь начинается у нас борьба метафизического марксизма Тулина с диалектическим материализмом Бельтова»⁷³. Договорился до того, будто его сотрудничество с В. И. Лениным может принести вред партии. Почему? Вопрос остался без ответа.

В числе тех, кто не согласился с Плехановым и указал на неувязки в логике рассуждений, был социал-демократ, выступивший под псевдонимом Рядовой. В приложении к семидесятому номеру «Искры» было опубликовано его письмо «Наконец-то!». Написано оно в наступательном духе. Задан недоуменный вопрос о том, откуда же Плеханов смог получить сведения о «бонапартистской» тактике большевиков, почему не указаны никакие факты. Сделан закономерный вывод о недоказанности обвинений, выдвинутых против В. И. Ленина.

В полемику включились другие большевики. Резкое их возмущение вызвала статья Г. В. Плеханова « К вопросу о захвате власти (Небольшая историческая справка)» («Искра», № 96). Своим оппонентам автор приписал наиболее характерные для него самого просчеты в полемике: «Если наши противники (а не оппоненты — В. Ч.) находят, что тактика, отстаивавшаяся «Искрой», неправильна, то им так и говорить надо... Далее, разумеется, должны следовать доказательства. Но наши противники поступают как раз наоборот: они сами себя выдают за верных последователей Маркса, а «Искру» объявляют органом оппортунистов и филистеров, неспособных усвоить истинный смысл марксистского учения. При этом доказательства их ограничиваются (см. многочисленные статьи во «Вперед») несколькими беспрестанно повторяемыми словами, которые, по мнению лиц, пускающих их в ход, очень хлестки, но в действительности производят впечатление сердитого бессилия именно потому, что беспрестанно повторяются вместо серьезных доводов»⁷⁴.

У Г. В. Плеханова есть общее с Л. Мартовым, который тоже не всегда почтительно относился к фактам. Представление о трудности ведения полемики с последним, в частности, дает непосредственное обращение к читателю в сатирическом контексте: «Вы понимаете что-нибудь, читатель? Пролетариат не остановится перед устрашением, ведущим к восстановлению абсолютизма, в случае, если будет грозить мнимоконституционная уступка! Это все равно, как если бы я сказал: мне грозит египетская казнь в виде однодневного разговора с одним Мартыновым; поэтому на худой конец я прибегаю к устрашению, которое может привести только к двухдневному разговору с Мартыновым и Мартовым» (10, 10).

Немалые усилия меньшевики затрачивали на то, чтобы перед общественным мнением предстать гонимыми, находящимися в осаде, что иногда удавалось.

Все заметнее в разные стороны расходились бывшие редакторы старой «Искры». Сожаление можно почувствовать в ленинском выводе о том, что объединение большевиков с меньшевиками вроде Л. Мартова абсолютно невозможно. По мнению М. Н. Лядова, меньшевизм всегда представлял себе весь ход развития «чисто автоматически, вне воли человека. Роль человека пассивная, только наблюдательная; он не играет активной роли в процессе, плетется в хвосте жизни...»⁷⁵.

Приходилось В. И. Ленину писать и о том, как слишком омерзительно ему было присутствовать при расковыривании грязных сплетен, слухов, частных разговоров, которые вел Л. Мартов. Случалось, что в реальности фактов не существовало, а была лишь возможность их появления. Почему этого было достаточно для обвинения большевиков?

Порой политические взгляды Л. Мартова отличались несамостоятельностью, отсутствием своей линии, боязнью оттенков и того, что скажут люди. Проявлялось и то, что ныне именуется двойным стандартом, а в ту пору называлось измерением на два разных аршина. Выбор определялся тем, своей или чужой группы касалась проблема.

Усилиями Л. Мартова «Искра» стала затушевывать разницу между искровцами и центром, между последовательными революционными социал-демократами и оппортунистами. Сказывалась в то же время «горькая судьба новоискровцев: они не могут полемизировать с Лениным, не полемизируя со старой Искрой. Они не замечают, что такая полемика только лестна для их оппонента и является лучшим орудием против новой «Искры»⁷⁶.

Исходя из принципа конкретности истины, В. И. Ленин противопоставил издание с одним названием до 52 номера и после него: «Старая «Искра» учила истинам революционной борьбы. Новая «Искра» учит житейской мудрости: уступчивости и уживчивости. Старая «Искра» была организатором воинствующей ортодоксии. Новая «Искра» преподносит нам отрыжку оппортунизма — главным образом в вопросах организационных. Старая «Искра» заслужила себе почетную нелюбовь и русских, и западноевропейских оппортунистов. Новая «Искра» «поумнела» и скоро перестанет стыдиться похвал, расточаемых по ее адресу крайними оппортунистами. Старая «Искра» неуклонно шла к своей цели, и слово не расходилось у нее с делом. В новой «Искре» внутренняя фальшь ее позиции неизбежно порождает — независимо даже от чьей бы то ни было воли и сознания — политическое лицемерие. Она кричит против кружковщины, чтобы прикрыть победу кружковщины над партийностью. Она фарисейски обсуждает раскол, как будто бы можно было представить себе какое-либо другое средство против раскола в сколько-нибудь партии, кроме подчинения меньшинства большинству. Она заявляет о необходимости считаться с революционным общественным мнением и, скрывая похвалы Акимовых, занимается мелкими сплетничеством про комитеты революционного крыла партии» (8, 402).

Для успеха революции пролетариату необходима сильная политическая партия. Казалось бы, столь четкий тезис понял Л. Мартов, который статью в № 56 «Искры» озаглавил вопросом «Кружок или партия?». В ней назвал себя искровцем и тут же оповестил, что он и его единомышленники не подберут кружковой клички «ленинцы», которую-де «скоро отбросят сегодняшние ультра-искровцы»⁷⁷.

В «Почтовом ящике» пятьдесят восьмого номера «Искры» отсутствие на страницах этой газеты ленинских статей объяснено тем, что со времени отложенного редакцией письма «Почему я вышел из редакции?» В. И. Ленин больше ничего не присылал. Столь лаконичная информация не удовлетворила большевиков. О том, в частности, свидетельствует письмо Тверского комитета РСДРП: «Для того, чтобы восстановить мир в партии, необходимо редакции как можно скорее ясно и обстоятельно выяснить все принципиальные разногласия «меньшинства», необходимо напечатать, как можно скорее протоколы съезда партии и Лиги, не скрывать ничего от рядовых работников партии, — по крайней мере, в тех случаях, когда это может быть допустимо по конспиративным соображениям. Желая только мира в партии, мы не изменяем своего отношения к редакции, если только она не изменит прежнего направления «Искры».

Что же касается заявления редакций, что в своем теперешнем составе она «почти» не изменилась, то с этим мы согласиться не можем. Тов. Ленин достаточно большая величина, и выход его из редакции — потеря для общего дела. Но мы надеемся, что как сотрудник, он осуществит свое участие в идейном руководстве партии. Итак, больше гласности»⁷⁸. Вот такой призыв прозвучал около девяти десятилетий назад.

В очередной статье («Искра», № 63) Л. Мартов посетовал на то, будто иногда достаточно не согласиться с одной страницей ленинской работы, чтобы быть зачисленным в «посторонние» элементы. На словах не желая оказаться в числе таковых, писал о себе как о стороннике единства рядов РСДРП; «Организационный раскол, — предупредил Л. Мартов, — был бы величайшим несчастьем для российской социал-демократии и именно товарищи из «большинства», понимающие это вместе с нами, обязаны проявить надлежащую решительность в деле борьбы с действительно дезорганизаторскими попытками такого рода. В этой борьбе они могут рассчитывать на поддержку всего так называемого «меньшинства», как бы оно с ним ни расходилось в оценке многих сторон партийной действительности»⁷⁹. Ближайшее будущее показало, что мартовцы не встали в ряды борцов с дезорганизаторами.

Быстро изменялся тон. Помещенная в приложении публикация «Т. Ленин о наших организационных задачах» началась бездоказательным утверждением, будто бы «Письмо к товарищу» Ленин сопроводил злобными нападками на новую редакцию только потому, что его нет в ее составе.

Беспардонные бестактность и бездоказательность характерны для многих других публичных выступлений меньшевиков. Против этого вновь высказался Тверской партийный комитет. Его резолюция по поводу полемики Мартова в «Искре» была напечатана в приложении к № 70 «Искры». Тверские товарищи обоснованно считали, что полемика в корне изменившегося ЦО против большевиков с самого начала находится на ложной почве. Суть проблемы они увидели в том, какая степень централизации и партийной дисциплины необходима в конкретных условиях борьбы за осуществление социалистических идеалов, чтобы достигнуть цель. Вот этого-то во внешне ершистых статьях новоискровцев зачастую не было.

Отзыв Л. Мартова на ленинскую книгу выделяется вызывающим названием — «Вперед или назад? Вместо надгробного слова». Оппонент-рецензент, не заботясь о корректности выражений, немало усилий положил на то, чтобы попытаться представить читателям книгу «Шаг вперед, два шага назад» совсем не такой, какова она на самом деле. Автор рецензии в книге не нашел видов на будущее и указаний на то, что же нужно делать. Совершенно никаких оснований не было для сопоставления Ленина и Бернштейна, для бестактного обвинения Владимира Ильича в разрушении партии, для объявления его представителем консервативной тенденции в партии. Далее В. И. Ленину приписаны клевета на партийный съезд и примитивность мысли. Не полемика, а унижение достоинства оппонента.

Широко размахнувшиеся новоискровцы даже вознамерились ленинские позиции противопоставить международному марксизму. Ради этого попытались использовать авторитет видной социал-демократки. Летом 1904 года они в «Искре» опубликовали статью Р. Люксембург «Организационные вопросы русской социал-демократии». Послесловие закончили выражением надежды, что данная публикация разъяснит Ленину полную непричастность революционного марксизма к его точке зрения по организационному вопросу.

При ведении споров о судьбах социализма в России немало вызывающего несогласие было в полемической практике Л. Д. Троцкого. Его доводам не прибавило убедительности то, что он на II съезде опустился до резких выпадов лично против В. И. Ленина, оскорбительных для большинства делегатов, типа: «Я не могу позволить себе подсчитывать, сколько «самых глупых» и просто глупых делегатов имел за собой на съезде тов. Ленин, Скажу лишь, что в этой статистике перевес, может быть, оказался бы за противной стороной»⁸⁰. На чем основывается такое утверждение? Откуда взята приведенная статистика? Нет ответов на эти вопросы. Зато нетерпимость и вызывающий тон преобладают в книге «Наши политические задачи (тактические и организационные вопросы)». Она получила неофициальный титул манифеста российского меньшевизма, одним из лидеров которого Троцкий стал после II съезда РСДРП.

Неаргументированна и некорректна та часть брошюры, которую автор посвятил книге В. И. Ленина «Шаг вперед, два шага назад». В ней разрозненным предрассудкам придано подобие системы. В частности, оппонент писал, будто «ничего внушительного тов. Ленин не сможет сказать в защиту своей позиции, ибо позиция, занятая им, совершенно безнадежна, но все же такой бедности мысли, какую он обнаружил, мы не ожидали»⁸¹. В ленинской работе Троцкий обнаружил призыв к пролетариату давать уроки политической дисциплины интеллигенции, призванной вносить в рабочее движение политическое сознание. Во всем этом увидел нечто противоестественное до трагичности и, делая не соответствующие посылкам выводы, при явно недостаточном основании резюмировал: «И это марксизм! И это социал-демократическое мышление! Поистине нельзя с большим цинизмом относиться к лучшему идейному достоянию пролетариата, чем это делает Ленин! Для него марксизм не метод научного исследования, нет, это... половая тряпка, когда нужно затереть свои следы, белый экран, когда нужно демонстрировать свое величие, складной аршин, когда нужно предъявить свою партийную совесть!»⁸². Здесь бойкость пера явно направлена только на выдвижение против оппонента очень серьезных обвинений мимоходом, походя, как бы между прочим, без обоснований. Прием, заметим, в наши дни очень распространенный.

Проявлялась непоследовательность Троцкого. Совсем не входя в большевистскую фракцию, он никогда не был и правоверным меньшевиком, хотя и играл видную роль. По своим склонностям к решительным действиям он был ближе к большевикам, а по вопросам партийного строительства скорее солидаризировался с их оппонентами. Позже занимал центристские позиции.

Внимание читателей В. И. Ленин привлек к такому обстоятельству: «По поводу брошюры Троцкого «Наши политические задачи» «Освобождение» указывало на однородность идей этого автора с тем, что некогда писали и говорили рабочедельцы Кричевский, Мартынов, Акимов» (11, 55, Сноска).

Как другие социал-демократы оценили брошюру «Наши политические задачи»? Г. В. Плеханов считал, что она «дряная, как и он сам»⁸³. Н. К. Крупская в работе Троцкого увидела «кредо» новой «Искры». Досаду и возмущение у нее вызвало извращение фактов, сопровождаемое ложью. Отметила, что при чтении брошюры «ясно видишь, что «меньшинство» так изолгалось, так фальшивит, что ничего жизненного создать будет не способно, является охота к борьбе, тут есть из-за чего бороться»⁸⁴.

Оказавшись в составе меньшинства, Л. Д. Троцкий в качестве доказательства использовал абсолютно неверные доводы. В частности, утверждал, будто съезд РСДРП не имел ни нравственного, ни политического права изменять состав редакции «Искры». Отвечая, В. И. Ленин исходил из того, что какое-либо раздражение не должно препятствовать общей работе. Предлагал суть расхождений обстоятельно изложить на страницах печати и перед всей партией выяснить, какие же позиции не совпадают. По этому моменту В. И. Ленин и Г. В. Плеханов высказались определенно. Предоставлялась широкая возможность проявиться плюрализму мнений. Но в ответ Аксельрод, Засулич, Кольцов, Потресов и Троцкий оповестили, что они никакого участия в «Искре» со времени ее перехода в руки новой редакции не принимают. Этим и ограничились.

Честное средство покончить с раздорами В. И. Ленин видел в апелляции к съезду партий. Высказал сомнение, удастся ли удержаться на почве допустимых форм полемики. Опасения на этот счет прибавлял и Л. Д. Троцкий.

О противоборстве большевиков и меньшевиков немало знал К. Каутский. Весной 1905 года в статье «Пролетариат и крестьянство» В. И.. Ленин привел интересные замечания немецкого социал-демократа из его статьи «Крестьяне и революция в России». Указал, что ее автор неуклонно отстаивал ту истину, что перед российской революцией начала XX века стояла задача не социалистического переворота, а устранения политических препятствий с пути развития капиталистического способа производства.

Есть основание предположить, что в полемике, особенно по проблеме соотношения сознательности и стихийности, В. И. Ленин собирался опереться и на К. Каутского.

В № 66 «Искры» отдельной статьей было опубликовано письмо К. Каутского М. Н. Лядову о внутрипартийной борьбе в РСДРП. Высказываясь в пользу меньшевиков, автор в то же время; призвал обе стороны прекратить междоусобную борьбу и предлагал до заключения перемирия в партии не созывать съезд РСДРП для обсуждения разногласий между фракциями.

При изменившихся обстоятельствах иным стал характер оценок. Обратимся к публикациям. Статья «Каутский о наших партийных разногласиях» началась вступлением «От редакции»: «Появление книги «Шаг вперед, два шага назад», в которой этот лидер «большинства» прикрывает свою позицию авторитетом Каутского, побудило нас немедленно обратиться к последнему за разрешением ознакомить русских товарищей с его действительным мнением»⁸⁵. А его мнение было таково, что он по сути дела высказался против ленинской формулировки § I Устава РСДРП. Выходило также, будто чуть ли не по единоличному решению В. И. Ленина, а не съезда, из руководства редакции «Искры» были выведены три редактора.

О разделении российской социал-демократии на большевиков и меньшевиков К. Каутский опубликовал статью в «Лейпцигской Народной Газете» (№ 135 от 15 июня 1905 года). Сразу же в редакцию органа левого крыла германской партии В. И. Ленин обратился с открытым письмом, попросив напечатать ответ на выпады Каутского. Он в своей пристрастности дошел до того, что предложил немецким товарищам не распространять резолюции III съезда РСДРП. Эти документы он расценил как нападки Ленина и его друзей на Плеханова и его единомышленников. Последовали такие ленинские замечания: «Во-первых, из 17 революций только четыре затрагивают прямо или косвенно наших противников внутри РСДРП. Во-вторых, Плеханов теперь вышел из редакции «Искры» (смотри № 101 «Искры»). Это показывает, как мало Каутский понимает в наших отношениях. В-третьих, мы просим немецких товарищей подумать о том, какое впечатление должно произвести на русских социал-демократов, когда человек с авторитетом т. Каутского пытается опорочить работы всего партийного съезда...» (10, 307).

То, что К. Каутский склонялся к меньшинству, он подтвердил сам, когда писал: «...если бы на вашем съезде мне пришлось выбирать между Мартовым и Лениным, то, на основании всего опыта нашей деятельности в Германии, — я решительно высказался бы за Мартова»⁸⁶. А в № 97 «Искры» германский социал-демократ утверждал, что ревизионистов в российской партии вовсе нет. Все дело, дескать, в том, что Ленин защищает строгий централизм и диктаторские права ЦК, а Аксельрод и его друзья хотят больше простора для деятельности местных комитетов. Он же в статье «Социализм и колониальная политика» констатировал: «Социализм в настоящее время уже стал экономической необходимостью. Срок его установления является лишь вопросом силы»⁸⁷. Этот тезис можно использовать в нынешних спорах. К. Каутский же утверждал, что вопрос о возможности демократического переворота имеет для будущего России и российской социал-демократии крайне серьезное значение.

Каким в рассматриваемый период был социальный фон в стране? К осени 1905 года в России существовали демократический и либерально-демократический лагерь. Демократический лагерь, ядро которого составляли нелегальные политические партии, имел богатые революционные традиции. После начала революции в него влилось массовое, рабочее и крестьянское движение. При серьезных программных и тактических разногласиях были общие цели: ликвидация самодержавия, феодальных пережитков, решение аграрного вопроса. Либерально-буржуазный лагерь сложился несколько позже. В период развития революции либералы перешли в открытую оппозицию к самодержавию, но боялись социального взрыва, предпочитали не радикальные преобразования, а компромиссные решения.

В такой ситуации В. И. Ленин не исключал возможность сотрудничества с другими течениями. В ноябре 1905 года он поручил Лядову выехать за границу для переговоров об участии в газете «Новая Жизнь» К. Каутского, Р. Люксембург, К. Либкнехта и других видных социал-демократов. В марте 1906 года Владимир Ильич написал предисловие к русскому изданию брошюры К. Каутского «Нет больше социал-демократии!». Отметил, что работа принадлежит перу одного из самых выдающихся представителей германской социал-демократии. Тогда же В. И. Ленин высказал порицание Г. В. Плеханову, который легонько подталкивал К. Каутского к оправданию блоков с кадетами.

Характеризуя уроки московского вооруженного восстания, В. И. Ленин сделал вывод о правоте К. Каутского, писавшего, что наступила пора пересмотреть выводы Ф. Энгельса о вооруженном восстании, что Москва выдвинула новую баррикадную тактику. При показе Каутского диалектиком приведены его слова о том, что грядущий кризис принесет нам новые формы борьбы, которые мы не можем предвидеть сейчас. Высокую ленинскую оценку получила и статья К. Каутского «Движущие силы и перспективы русской революции». Основная посылка автора заключена в тезисе: «Поверхностно было бы рассматривать русскую революцию как движение, направленное к свержению абсолютизма. Надо рассматривать ее как пробуждение широких масс народа к самостоятельной политической деятельности» (14, 177).

Солидаризируясь с К. Каутским, несмотря на свою приверженность теории перманентной революции, верные положения высказывал Л. Д. Троцкий. Так было, когда он писал об экономической общности интересов пролетариата и крестьянства в первой российской революции, признавал допустимость и целесообразность левого блока против либеральной буржуазии.

Другие революционеры высказывали идею создания блока всех сил социалистической ориентации. Вот только один пример. Эсер П. В. Карнович писал из Шлиссельбургской крепости после опубликования манифеста от 17 октября 1905 года: «Несколько времени тому назад я узнал о выступлении на поле битвы социал-революционной партии, воплотившей в своей программе все мои стремления и надежды. В то же время я с болью в сердце узнал о разногласии, между двумя партиями, представляющими социализм в России. Дорогие товарищи! Ищите скорее в наших программах того что ведет к единению, чем упорно подчеркивать разногласия, решение которых предстоит будущему^»88.

Как споры о судьбах социализма велись в обстановке спада первой российской революции? Требовали анализа выдвигавшиеся революцией проблемы, в том числе теоретическою характера.

Сначала в виде газетной статьи, а потом брошюрой в 1906 году была опубликована ленинская работа «Как рассуждает т. Плеханов о тактике социал-демократии?». Серьезным его просчетом было то, что рассуждениями об описках и опечатках Георгий Валентинович старался обойти, затушевать, прикрыть конкретный вопрос о большевистской тактике. Большевики указали на главную ошибку меньшевиков — неумение выделить революционную буржуазную демократию из всей той буржуазной демократии, которая быстро теряла свою революционность. В ходе дальнейшего анализа Владимир Ильич ошибку своего именитого оппонента увидел также в подмене конкретного исторического вопроса абстрактным соображением.

Когда речь пошла об основательности критики, B. И. Ленин непосредственно обратился к оппоненту: «И ваша критика, тов. Плеханов, тоже должна быть основательной. А то ведь посмотрите: вы ни одного фактического и сколько-нибудь крупного примера неосновательной критики кадетов с нашей стороны не привели, а общими рассуждениями своими посеяли массу неосновательных мнений в умах читателей!» (13, 164). В конце августа 1906 года для показа меняющихся взаимоотношений использована выразительность вводного предложения: «Плеханов… критикует прямо и открыто половинчатость кадетов (то-то кадетские газеты и замолчали о Плеханове!), противополагает им самым решительным образом «трудовое» крестьянство» (13, 378-379).

Если дозволяли обстоятельства, В. И. Ленин выступал за совместные практические действия. Так было, когда возникла идея издания легального журнала «Мысль». Заботясь об интересах общего дела, в 1905 году В. И. Ленин написал Т. В. Плеханову:

«Я знаю прекрасно, что все большевики рассматривали всегда расхождение с Вами, как нечто временное, вызванное исключительными обстоятельствами»⁸⁹.

Много споров вызвал вопрос о значении первой российской буржуазно-демократической революции. При рассмотрении связанных с этим проблем В. И. Ленин посчитал нужным предоставить слово К. Каутскому, отметив трезвость его взглядов и умение самым спокойным, деловым и тщательным образом обсуждать злободневные и острые вопросы: «Каутский не увиливает от трудного вопроса. Он не пытается отделаться пустыми фразами о непобедимости революции вообще, о всегдашней и постоянной революционности класса пролетариев и т. п. Нет, он в упор ставит конкретный исторический вопрос о шансах современной, теперешней демократической революции в России» (12, 213).

В актив Каутскому занесено и то, что он не пел отходную восстанию, а изучал зарождение и рост высшей формы борьбы, разбирая значение дезорганизации, недовольства в войске, помощи рабочим со стороны сельского населения, сочетания массовой стачки с восстанием. Исследуя, как пролетариат учится восстанию, К. Каутский пересматривал устаревшие военные теории и приглашал к восприятию всей партией московского опыта. В мрачном затишье он увидел предсказание бури.

Путь к новой революции в России был нелегок. Предстояло бороться в жесточайших условиях торжествующей реакции. Это не освобождало В. И. Ленина от обязанности продолжать полемику по конкретным вопросам, которые ставила и решения которых требовала жизнь.

3 июня 1907 года царское правительство распустило II Государственную думу. Это назвали третьеиюньским переворотом. Царизм усилил наступление на революцию.

В сложных условиях по-разному повели себя обе фракции и отдельные деятели. В панике отступали меньшевики, отрекаясь от революционной программы, тактики и задач партии, не веря в новый подъем революции. Об этом, в частности, свидетельствует такое откровенное признание в письме А. Н. Потресова П. Б. Аксельроду: «У нас полный распад и совершенная деморализация. Вероятно, это явление общее для всех партий и фракций.., но я не думаю, чтобы этот распад и эта деморализация где-либо так ярко заявила себя, как среди нас, меньшевиков. Нет не то что организации, но даже и элементов для нее... Картина получается удручающая, особенно если принять во внимание, что это становится особенностью именно меньшевиков, а большевики блюдут свою чистоту»⁹⁰. Были и другие мнения. А. Мартынов в статье «Движущая сила русской революции» написал: «...политические уроки не проходят бесследно даже для большевистской социал-демократии. Декабрьское поражение, история первой Думы, вторая думская кампания, избирательная статистика, постоянные меньшевистские комментарии к политическим событиям — все это заронило у большевиков сомнение, что силы пролетариата, может быть, не безграничны, что либералы составляют, пожалуй, по сравнению с ним, тоже немаловажную силу»⁹¹ и сделал вывод, что якобы произошло крушение всех традиционных большевистских представлений о действительности и получилась философия отчаяния. На самом же деле в адски трудный период большевики не падали духом. Основными задачами они считали: сохранение нелегальной организации и укрепление ее рядов; подведение итогов революции и обобщение ее опыта; защиту теоретических основ марксизма; сохранение революционных традиций, воспитание рабочего класса в революционном духе; накопление сил для новой революции.

После перерыва вышел очередной номер «Пролетария». Почти девять лет Центральным Органом РСДРП была газета «Социал-Демократ». Исследователи констатируют: «В. И. Ленин отметил выход в свет газеты «Социал-Демократ» как один из признаков усиления нелегального издательства РСДРП, выпрямления действительно партийной работы в эпоху столыпинской реакции»⁹².

На страницах этих и других изданий В. И. Ленин и его единомышленники полемизировали с многими оппонентами. Прежде всего ими оставались Г. В. Плеханов, Л. Мартов, Л. Д. Троцкий и К. Каутский.

Когда при первых шагах думской деятельности усилился оппортунизм, а меньшевики дошли до раболепства перед кадетами, В. И. Ленин был вынужденно отметить.

Речь шла о том, что плехановские ошибки отрицательно сказывались на развитии революционного движения. В. И. Ленин не скрывал свое раздражение: «Да, стыдно сознаться, да, грех утаить, что Плеханов довел своих меньшевиков до бесконечного опозорения социал-демократии. Как истый человек в футляре, твердил он заученные слова о «поддержке буржуазии» и своей долбней засорил всякое понимание особых задач и особых условий борьбы пролетариата в революции и борьбы с контрреволюцией» (16, 157).

Отзвуки прежних споров раздаются и сегодня. Сейчас в печати немало пишут о роли Столыпина и его аграрного законодательства, которое В. И. Ленин считал прогрессивным в научно-экономическом смысле. Но в речи в Государственной думе третьеиюньский переворот Столыпин оценил так: «Я обойду мимо те попреки, которые тут раздавались слева относительно акта 3 июня. Не мне, конечно, защищать право Государя спасать в минуты опасности вверенную Ему Богом державу (рукоплескания в центре и справа). Я не буду отвечать и на то обвинение, что мы живем в какой-то восточной деспотии. Мне кажется, что я уже ясно от имени правительства указал, что строй, в котором мы живем, — это строй представительный, дарованный самодержавным Монархом и, следовательно, обязательный для всех»⁹³.

Расходились мнения В. И. Ленина и Г. В. Плеханова в вопросе о взаимоотношениях политических партий и профсоюзов. Нейтральность последних настойчиво отстаивал Плеханов. Он не учитывал горький опыт того, что проповедь нейтральности фактически принесла вредные плоды в Германии, сыграв там на руку оппортунизму в партии. Была необходимость учитывать и то, что борьба между пролетарским и мелкобуржуазным социализмом была неизбежна и в профсоюзах.

При столкновении несходных мнений требовалось оценивать разного рода софизмы. В № 8 — 9 «Голоса Социал-Демократа» за 1908 год было опубликовано «Письмо в редакцию» П. Маслова. В его начале автор напомнил, что в № 33 «Пролетария» появилась ленинская статья «Как Петр Маслов исправляет черновые наброски Карла Маркса». Она якобы наполнена бранью, состоит сплошь из передержек и явной неправды. Сделал такой полемический ход: «Голосу Социал-Демократа» «невместно» состязаться с «Пролетарием» в ругани, уличать Ленина в передержках, выдумках и пр., тем не менее я прощу дать место для указания только некоторых полемических перлов из статьи Ленина, так Ленин заинтересовался теорией абсолютной ренты неспроста и указать на это следует»⁹⁴. Пояснений на этот счет нет. Обратим внимание на такое обстоятельство: хотя формально такт соблюдался, на деле он растворился в безудержном потоке слов озлобленного оппонента: «Я извиняюсь, что пришлось остановиться на некрасивом явлении, но надо же осадить и слишком развязного писателя, развращающего революционную среду явной неправдой и предостеречь «Пролетарий» и читателей от той пачкотни, которая преподносится им в виде «научных» статей и толкований Маркса. Может быть, это поучение будет полезно и для Ленина, может быть, и он бросит писать о том, чего он не знает и не понимает»^95. Но В. И. Ленин надежд сердитого критика не оправдал, писать не бросил. А ответил статьей «П. Маслов в истерике». Предложил рассмотреть доводы оппонента: Выяснилось, что Маслов жульничал при цитировании и подменял предмет спора.

По поводу этого материала редакция «Голоса Социал-Демократа» обнародовала примечание. Оно проиллюстрировало, как из мелких фракционных интересов Плеханов и его единомышленники дошли до защиты теоретического ревизионизма при помощи самых недостойных софизмов. Их показу в подлинном свете В. И. Ленин посвятил статью «Как Плеханов и К° защищают ревизионизм». Отмечено, что только при полнейшем неуважении к самому себе и к читателям можно позволить использование приемов клоуна при рассмотрении принципиальных вопросов. Элементы фокуса обнаружились в том, что из четырех направленных против Маслова пунктов плехановцы скромненько упомянули только один вопрос о ренте. Часть преднамеренно выдали за целое. Неужели позволительно подделывать Маркса под Маслова?!

Продолжалось развитие событий. Когда сложилась группа меньшевиков-партийцев и усилилась борьба против ликвидаторов, Т. В. Плеханов вышел из редакции «Голоса Социал-Демократа». Он не мог согласиться с провозглашением лозунга борьбы за легальность и призвал единомышленников поддерживать и укреплять нелегальную РСДРП. Стремление большевиков сблизиться с партийными меньшевиками для борьбы за партию голосовцы расценили как создание личного блока В. И. Ленина и Г. В. Плеханова.

Как на направление журнала влиял один из его активных авторов — Л. Мартов? Не все бесспорно было в его публикациях. В то же время он критику воспринимал болезненно, не стремясь извлечь для себя уроки, бездоказательно смешивал ее с клеветой. В статье «Когда же это прекратится?» без опоры на факты, не приводя примеры, но в обвинительном тоне обиженный Мартов посетовал: «Когда большевики занимаются моей особой, они это делают не для того, чтобы увеселить публику шутовским выступлением, но чтобы прицепить к моему имени какую-нибудь клевету...»⁹⁶ Право, трудно определить, что могло послужить основанием для такого вывода. В ленинских работах этого периода имя Л. Мартова упоминалось очень редко.

Для показа того, как шаткость позиции по основному экономическому вопросу ведет к шаткости политических выводов, В. И. Ленин взял статью Л. Мартова «Куда идти?» из тридцатого номера «Голоса Социал-Демократа». Есть в ней такие рассуждения: «Резолюции, признающие первейшей нашей задачей восстановление и укрепление нелегальной партийной организации, плохи не потому, чтобы весили на плечи пролетариата непосильное бремя, а потому, что исходят из представления о простом повторении той подготовительной к революции полосы, которую социал-демократия пережила в 90-х и начале 900-х гг. И споры о том, работать ли нам «легально» или «нелегально», совершенно бесплодны, поскольку оставляют в стороне вопрос о том, для чего работать?»⁹⁷. Так проявилась неприкрытая апологетика ликвидаторства.

В № 19 — 20 «Голоса Социал-Демократа» Л. Мартов в статье «На верном пути» констатировал взаимное психологическое отчуждение социал-демократов, работавших в подпольной организации и в сфере открытого движения. Определенно обосновывал необходимость сохранения фракционного «Голоса Социал-Демократа», хотя большевики уже распустили свой фракционный центр и прекратили выпуск газеты.

Какой должна быть полемика по проблемам социализма? Речь об этом шла, в частности, в ленинском ответе Л. Мартову на его фельетон «Дальше некуда». «Если он хочет, — писал В. И. Ленин, — вызвать нас на борьбу в этой плоскости — в плоскости личных нападок и заподозриваний — он жестоко ошибается. Мы не пойдем за ним. У нас слишком много существенных разногласий, из-за которых нам придется и во фракции, и в печати, и в партии вести принципиальную борьбу, чтобы мы позволили столкнуть себя на проселок личных дрязг и счетов» (15, 68).

В ленинском понимании аксиомой было положение о том, что любое столкновение мнений невозможно без опоры на доказательства, выверенные аргументы. Вот почему мартовскому сладенькому воспеванию влияния буржуазии противопоставлялась сухая статистика. Порой она подталкивала к проведению серьезных исследований. Именно так случилось, когда при необходимости ответить Л. Мартову В. И. Ленин «влез» в интереснейшую статистику стачек 1905 — 1908 годов. В итоге появилась работа «О статистике стачек в России» с выводами, которые чрезвычайно важны для развития революционного движения.

Без методологических просчетов в полемике не обходилось у Л. Д. Троцкого, который не уставал заявлять о своей нефракционности. В вопросах тактики часто заявлял о центристской позиции.

 На V съезде РСДРП говорилось, что в книге «В защиту партии» Л. Д. Троцкий был солидарен с К. Каутским, писавшим об экономической общности интересов пролетариата и крестьянства в России. Положительно В. И. Ленин отмечал то, что один из лидеров меньшевизма «признавал допустимость и целесообразность левого блока против либеральной буржуазии. Для меня достаточно этих фактов, чтобы признать приближение Троцкого к нашим взглядам. Независимо от вопроса о «непрерывной революции» здесь налицо солидарность в основных пунктах вопроса об отношении к буржуазным партиям» (15, 345). Когда по этому вопросу готовились принять резолюцию, Троцкий в поправке выразил большевистскую мысль.

В то же время самым решительным образом В. И. Ленин высказался против оказания денежной помощи венской «Правде» — меньшевистско-ликвидаторскому, фракционному органу Л.Д. Троцкого. Первые два номера вышли во Львове как орган группы заграничных членов Главного Комитета Украинской областной организации РСДРП «Спилка». Потом с газетного листа указание на это было снято. Под фирмой «внефракционности» печатный орган по всем вопросам занимал ликвидаторскую позицию, поддерживал отзовистов и ультиматистов, содействовал организации антипартийного Августовского блока. Это резко контрастировало с опубликованной в первом номере программой: следить за всеми явлениями и фактами политической жизни и классовой борьбы пролетариата, а также с декларированием, что издание рабочее. В третьем номере автор статьи «Противник «Правды» писал: «Как бы кто ни относился к первым двум номерам «Правды», но никто не станет, надеемся, отрицать, что редакция со всей серьезностью отнеслась к своей задаче: служить сплочению социал-демократических рабочих, как примыкающих к двум господствующим фракциям, так и внефракционных — на почве действительных экономических и политических задач пролетариата под знаменем социал-демократической партии»⁹⁸.

В том же номере редакция попросила Центральный Комитет партии утвердить ее в звании партийной группы, издающей рабочую газету, стремящейся оставаться внефракционной в ведении органа. Однако содержание и направленность последующих номеров показали, что все благие пожелания остались неосуществленными декларациями. Не было оправдано то доверие, о котором венская газета известила в пятом номере: «От 16 мая н. ст. (нового стиля —  В. Ч.) нами получено извещение от ЦК об утверждении нас в качестве партийной организации, издающей газету «Правда»⁹⁹.

Автор, на газетной странице обозначенный инициалом Г., из каторжного застенка прислал совет: «По-моему, кроме руководящих статей редакции, хорошо было бы вести особый «дискуссионный отдел», в котором помещались бы рядом и составленные по одной и той же программе на одну и ту же тему статьи большевиков и меньшевиков по всем спорным вопросам, разделяющим оба направления. Спокойно и серьезно написанные, такие статьи прямо необходимы для той категории читателей, которых и имеет в виду ваша газета»¹⁰⁰.

Как и ее издатель, венская газета проявляла явную непоследовательность. Ее сотрудники на словах продолжали утверждать, что всякое фракционное обособление было бы для них политическим самоубийством. Сторонники Л. Д. Троцкого неотложнейшей задачей называли окончательную ликвидацию фракционной обособленности на местах. Надо признать, что читатели довольно искусно вводились в заблуждение признанием бесспорного факта: ликвидаторство и отзовизм затрудняли работу по собиранию сил. После прочтения таких материалов, естественно, могло сложиться впечатление, будто троцкистская газета не симпатизировала ликвидаторам, а даже выступала против них. Его в определенной мере усиливало рекламирование отделения полемического от политического: «Наши друзья спрашивают нас, предполагаем ли мы отвечать на полемические статьи «Социал-демократа», направленные против «Правды». Нет, не предполагаем, товарищи!... «Правда» как была, так и останется газетой не полемической, а политической...»¹⁰¹. Только вот сотрудники не пожелали раскрыть редкостный секрет, как же им удалось добиться невозможного — глухой стеной разделить политику и принципиальные споры.

Как при широко афишируемой «внефракционности» венская газета относилась к большевикам? Ответ в какой-то мере помогает получить отзыв данного издания о Пражской партийной конференции: «В январе этого года состоялось за границей совещание нескольких русских практиков с ленинским литературным кружком. В извещении ленинцев это совещание, названо «Всероссийской конференцией Партии». В резолюции группы «Вперед» оно названо «набегом на Партию». Все факты и обстоятельства этого совещания заставляют нас признать, что последнее название гораздо точнее выражает сущность дела»¹⁰². В следующем номере настойчиво проводилась мысль, будто конференция вовсе не всероссийская, а только группы Ленина. По той же причине в ней, мол, не участвовали Плеханов, Мартов, Троцкий, Дан и другие.

У большевиков было немало других поводов изобличать неправду венской «Правды». В статье «Одно из препятствий партийному единству» В. И. Ленин отметил «уклончивость в поведении троцкистского издания и в то же время, когда меньшевики-партийцы в ряде заграничных групп сплачивались, все решительнее выступали против явно ликвидаторского направления журнала «Голос Социал-Демократа».

Отпор большевиков заслужили и другие противники, доставлявшие немало хлопот и забот. В условиях реакции потребовалось выступить против философского ревизионизма. В. И. Ленин проанализировал причины выдвижения на первый план философской стороны марксизма в России после первой революции.

В 1908 году А. А. Богданов во вступительной статье к русскому изданию книги Э. Маха «Анализ ощущений» писал: «Великая, грозная революция идет в нашей стране. Развертывающаяся борьба уносит колоссальную массу сил и жертв. Этой борьбе отдает всю энергию своей мысли и воли всякий, кто хочет быть на деле гражданином великого народа.

Пролетариат идет в первых рядах революции, он выносит на себе главную ее тяжесть. На партии пролетариата лежит наибольшая историческая ответственность за ход и исход этой борьбы.

В такую эпоху не должен ли каждый, отдавший себя делу пролетариата или хотя бы только делу революции вообще, решительно сказать себе: теперь не время для философии!» — не должен ли на целые, может быть, годы отложить в сторону и эту книгу?

Такое отношение к философии стало теперь обычным. Оно очень естественно при данных условиях, — это не мешает ему быть и очень ошибочным»¹⁰³.

В числе считавших время подходящим для философии был В. И. Ленин, хотя не все большевики разделяли такое мнение. Это так передал в своих воспоминаниях М. Н. Покровский: «Когда начался спор Ильича с Богдановым по поводу эмпириомонизма, мы руками разводили... Момент критический. Революция идет на убыль. Стоит вопрос о какой-то крутой перемене тактики, а в это время Ильич погрузился в Национальную библиотеку, сидит там целыми днями и в результате пишет философскую книгу... В конце концов Ильич оказался прав»¹⁰⁴.

Громадную роль сыграла ленинская книга «Материализм и эмпириокритицизм». В ней проявилось умение автора страстно, эмоционально полемизировать по сложнейшим философским проблемам, научную мысль рассматривая как индивидуальное и социальное явление. В книге, в частности, В. И. Ленину потребовалось преодолевать ошибочность методологического подхода Г. В. Плеханова, который, демонстрируя принцип несовместимости гносеологии махистов с действительным пониманием философских проблем К. Марксом и Ф. Энгельсом, шел по пути сопоставления «буквы Энгельса и Маркса» с «буквой Богданова». Читателю мастерски доказывалось, что тут неумолимая альтернатива: либо — либо. Богдановцы же утверждали, что Плеханов упрямо цепляется за каждое высказывание классиков, а они-де творчески развивают марксистскую философию, приводят ее в соответствии с новейшими достижениями и успехами естествознания. Громко говорили о плехановском догматизме. В. И. Ленин, используя выразительные средства полемики, с позиций диалектического материализма публично изобличил извратителей революционной философии.

Одновременно В. И. Ленин выступал против ликвидаторов. Также учитывал, что у большевиков были мелкобуржуазные попутчики. О том свидетельствовал весь способ аргументации последовательных отзовистов, характер их попыток обосновать «новую» тактику. Чем в этом отношении различались меньшевики и большевики? Первые стали пленниками попутчиков — ликвидаторов. У большевиков ликвидаторские элементы отзовизма и богостроительства были обезврежены, отодвинуты.

Для показа истинной сущности ликвидаторства использованы материалы девятого номера «Дневника Социал-Демократа». Здесь, Г. В. Плеханов признал меньшевизм мелкобуржуазным оппортунистическим течением. «Вывод ясен, — отметил В. И. Ленин, — если Плеханов останется одинок, если он не сгруппирует вокруг себя массу или хотя бы значительную часть меньшевиков, если он не вскроет перед всеми меньшевиками-рабочими всех корней и проявлений этого мелкобуржуазного оппортунизма, тогда наша оценка меньшевизма окажется подтвержденной меньшевиком, наиболее творчески выдающимся и наиболее далеко заведшим меньшевиков в тактике в 1906 — 1907 годы» (19, 65). Партийные меньшевики во главе с Г. В. Плехановым вступили в решительную борьбу с ликвидаторством.

При знакомстве с номерами «Голоса Социал-Демократа» замечаешь, как у Л. Мартова все чаще стали звучать меньшевистско-ликвидаторские мотивы. Проявилось это и в статье «За что бороться?». Ответом на нее явилась ленинская статья «Цель борьбы пролетариата в нашей революции». Необходимость ответа вызывалась тем, что Л. Мартов задел все стороны вопроса о целях борьбы пролетариата в революции, но основательно не рассмотрел ни одной. Потребовался ответ по существу затронутого. Полемику по конкретному поводу В. И. Ленин начал с истории обсуждения вопроса российской социал-демократией, чтобы он предстал со всех сторон и в диалектическом развитии. Еще в начале 1905 года большевики выдвинули лозунг революционной демократической диктатуры пролетариата и крестьянства. Меньшевики решительно отвергли такое определение классового содержания буржуазной революции, но признавали цель — захватить и с большевиками разделить власть. После декабря 1908 года Мартов не упоминал о выдвинутом большевиками тезисе, гласившем: пролетариат, ведущий за собой крестьянство. Все это В. И. Ленин резюмировал так: «Разногласие сведено, следовательно, самими фракциями большевиков и меньшевиков к противопоставлению: «вождь» и «руководитель» революции, «ведущий за собой» крестьянство, или «двигатель революции», «поддерживающий» те или иные шаги буржуазной демократии» (17, 373). Итак, позиции спорящих определены четко. Затем прослежено, как меньшевики, путаясь и сбиваясь, были вынуждены учесть революционный опыт октября — декабря 1905 года. Но, боясь точного и прямого словосочетания «временное революционное правительство», заменили его описанием. В итоге им все равно пришлось признать, что объединение Советов рабочих депутатов с другими органами революционной демократии дает беспартийные или межпартийные организации революционной борьбы народа. Это и есть временное революционное правительство! Отсюда вытекает важность постановки вопроса о революционно-демократической диктатуре пролетариата и крестьянства на конкретную историческую почву, но с непременным учетом опыта московского вооруженного восстания в декабре 1905 года. Уклонение от него приравнивалось к игнорированию материала, ценного для российских марксистов.

В статье «На верном пути» («Голос Социал-Демократа», № 19 — 20) Л. Мартов посетовал на взаимное психологическое отчуждение социал-демократов, работавших в условиях подполья и в сфере открытого движения; на взаимное непонимание и недоверие, которые разнообразием приемов и форм борьбы возводятся в повод для принципиального расхождения. Умолчал автор только о ликвидаторском содержании своей статьи. На это указал В. И. Ленин в работе «Голос» ликвидаторов против партии (Ответ «Голосу Социал-Демократа»). Она во второй половине марта была выпущена отдельным оттиском, затем напечатана в «Социал-Демократе». Там констатировалось, что мартовская статья, сравниваемая с бомбой для взрыва партии, основывалась на теории равноправия РСДРП с оторвавшимся от партии кружком легалистов, которые пожелали именоваться социал-демократами.

Снова в полемику были вовлечены представители зарубежной социал-демократии. Случилось К. Каутскому исправлять ошибки Г. В. Плеханова. Об этом рассказано в ленинской статье «Цель борьбы пролетариата в нашей революции».

Продолжало проявляться двойственное отношение Плеханова к большевикам. Есть такое подтверждение. В начале 1910 года в неопубликованной статье Георгий Валентинович писал: «Я не могу не быть противником большевиков в известных вопросах. Но я не имею права смотреть на них, как на врагов, уже по одному тому, что мы принадлежим к одной и той же партии.

И не только принадлежим к одной и той же партии. В последнее время мы все чаще и чаще выступаем вместе на борьбу за существование этой партии. Само собой понятно, что совместное выступление во имя одного и того же практического принципа, имеющего колоссальное значение для всего международного пролетариата, не может не вызвать некоторого взаимного сближения между ними. Но совершенно непонятно, каким образом оно может огорчать кого-нибудь, кроме людей, служащих в департаменте государственной полиции»¹⁰⁵.

Летом того же года вновь произошло сближение В. И. Ленина с Г. В. Плехановым. Их объединила общая борьба за сохранение нелегальной марксистской партии против ликвидаторов, троцкистов, ревизионистов. Оба видных марксиста дружно выступили против клеветнического освещения Троцким в немецкой печати положения дел в РСДРП.

Под влиянием развернувшихся событий, особенно когда обострилась борьба с ликвидаторами, у Г. В. Плеханова начался пересмотр тактики, хотя проявлялось это не без противоречий. Ценно то, что шаги в сторону большевиков сопровождались действиями практического характера. Так, в августе 1909 года очередной номер «Дневника Социал-Демократа» был целиком посвящен борьбе с ликвидаторами.

В марте 1910 года В. И. Ленин уже высказался за то, чтобы проверить на деле, выйдет ли из партийного объединения хотя бы объединение с плехановцами или ничего не выйдет.

Как бы отвечая на нелегкие раздумья, Г, В. Плеханов писал В. И. Ленину: «Я тоже думаю, что единственным средством разрешения кризиса, переживаемого теперь нашей партией, является сближение между марксистами-меньшевиками и марксистами-большевиками, и я считаю, что мне с Вами надо лично переговорить»¹⁰⁶. Но сближение не ожидалось при безоблачной погоде. В то же время были и основания делать оптимистические прогнозы. Определенные надежды возлагались на выходившую в Париже в 1910 — 1912 годах популярную большевистскую «Рабочую Газету», В. И. Ленин выразил уверенность, что с ее помощью большевики достигнут еще большего сближения на совместной работе с плехановцами.

Высказываясь за сближение с Г. В. Плехановым и меньшевиками-партийцами, В. И. Ленин отмечал, что речь идет не об исчезновении разногласий с ними по проблемным вопросам, а о соглашении для совместной борьбы против ликвидаторов.

Примечания:

¹ Маркс К:, Энгельс Ф.. Соч. 2-е изд. Т. 32. С. 549

² Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 2. С. 33

³ См.: Красин Ю. А. Ленин и проблемы социальной революции современности. М., 1987. С. 57, 59, 62, 65.

⁴ См.: Свободная мысль. 1992. № 2. С. 25.

⁵ Кожинов В. Судьба России. М., 1990. С. 175.

⁶ Киреевский И. В. Критика и эстетика. М., 1979. С. 143.

⁷ См.: Лукач Д. Ленин. Исследовательский очерк о взаимосвязи его идей. М., 1990. С. 35 — 36.

⁸ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 13. С. 497.

⁹ Красин Ю. А. Ленин и проблемы социальной революции современности. М. 1987. С. 8

¹⁰ См.: Керженцев П. М. Ленинизм. Введение в изучение ленинизма. С предисловием Н. К. Крупской. М, 1924. С. 20.

¹¹ К. Маркс, Ф. Энгельс и революционная Россия. М-, 1967. С. 457.

¹² Бережной А.Ф. Ленинская журналистика: некоторые вопросы теории и факты истории. Л., 1989. С. 168 — 169.

¹³ См: Коммунист. 1990.. № 5. С. 116, 117.

¹⁴ Дебарин А. Ленин как мыслитель. 3-е изд. М. — Л., 1929.  С. 26.

¹⁵ Крупская Н. К. О Ленине. М., 1983. С. 21 — 22, 80, 87, 183,320.

¹⁶ ГПБ, ОР, АДП, ф.1097, Д. 154, л. 43 — 44, 53.

¹⁷ См.: Коммунист. 1991, № 1. С. 19.

¹⁸ Плеханов Г. В. Соч. Т. 18. С. 182.

¹⁹ Известия ЦК КПСС. 1989. № 5. С. 138.

²⁰ Вопросы истории КПСС. 1989. №12. С. 151.

²¹ Архив Троцкого. Коммунистическая оппозиция в СССР. 192319127. Т. I. — Терра. — 1990. С. 80.

²² Там же. С. 104.

²³ Ленинский сборник VIII. С. 302.

²⁴ Ленинский сборник IV. С. 211.

²⁵ Письма П. Б. Аксельрода и Ю, О. Мартова. 1901 — 1916. Берлин,1924., С. 79 — 80.

²⁶ Письма П. Б. Аксельрода и Ю. О. Мартова. 1901 — 1916. Берлин,1924. С. 233.

²⁷ Искра. 1903. 1 июля. 30

²⁸Ленин, о котором спорят сегодня. М., 1991. С. 89.

²⁹ Каутский К. Путь к власти М., 1959. С. 139.

³⁰ Наше Отечество. Ч. 1. М., 1991. С. 263.

³¹ Плеханов Г. В. Литература и эстетика. Т. 2. М., 1958. С. 318.

³² Свободная мысль. 1991. № 16. С. 13.

³³Плеханов Г. В. Соч. 2-е изд. Т. 12. С. 71.

³⁴ Цит. по: Диалог. 1990. № 11. С. 26.

³⁵Ленин. Эмиграция и Россия. М., 1975. С. 42 — 43.

 ³⁶ Ленинский сборник IV. С. 105 — -106.

³⁷ Ленинский сборник XVI. С.27-38

³⁸ Цит. по: Наше Отечество. Ч. 1. М., 1991. С. 306.

³⁹ Воспоминания писателей о В. И. Ленине. М., 1990. С. 568.

⁴⁰ Лукач Д. Ленин. Исследовательский очерк о взаимосвязи его идей. М., 1990. С. 105.

⁴¹ Волга. 1990. № 10. С. 108.

⁴² См.: Рабочий. Рабочие и интеллигенты в наших организациях. Женева, 1904. С. 53.

⁴³ Цит. по: Ленин, о котором спорят сегодня. М., 1991. С. 26.

⁴⁴ Красная нива. 1924. № 7. С. 162.

⁴⁵ Луначарский А. В. Человек нового мира. М., 1980. С. 89.

⁴⁶ Плеханов Г. В. Литература и эстетика. Т. 2. М., 1958. С. 371.

⁴⁷ Ленинский сборник XV. С. 10.

⁴⁸ Там же. С. 163.

⁴⁹ Ленинский сборник XV. С. 266.

⁵⁰ Общественное движение в России в начале XX века. Т. 1. СПб., 1909. С. 618.

⁵¹Мартов Ю. О. Мировой большевизм //Искра /Берлин/. 1923. С. 13.

⁵² Социал-демократическое движение в России. М., 1928. С. 124, 125.

⁵³ Валентинов Н. Встречи с Лениным //Волга. 1990. № 12. С. 86.

⁵⁴ Письма П. Б. Аксельрода и Ю. О. Мартова. Берлин, 1924. С. 97.

⁵⁵ Ленин. Эмиграция и Россия. М., 1975. С. 122 — 123.

⁵⁶ См.: Известия ЦК КПСС. 1991. № 1. С. 131.

⁵⁷ См.: Кузнецов И., Шумаков А. Большевистская печать Москвы. М., 1968. С 33.

⁵⁸ Искра. 1903. 25 ноября.

⁵⁹ Искра. 1903. 15 декабря.

⁶⁰ Искра. 1904. 15 января.

⁶¹ Искра. № 63-примечание.

⁶² Искра. №55.

⁶³ Искра. 1904. 1 мая.

⁶⁴ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 31. С. 266.

⁶⁵Цит. по: Наше Отечество. Ч. I. M., 1991. С. 225,

⁶⁶Хасбулатов Р. И. «Бюрократия тоже наш враг…» M., 1989. С. 66.

⁶⁷Цит. по: Диалог. 1991. № 12. С. 103.

⁶⁸ Ленинский сборник XV. С. 23.

⁶⁹ Искра. 1904. 15 мая:

⁷⁰ Искра. 1904. 1 июня.

⁷¹ Ленинский сборник XV. С. 160.

⁷² Искра. 1904. 25 Июня.

⁷³ Искра. 1904. 15 августа.

⁷⁴ Искра. 1905. 5 апреля.

⁷⁵ Партийная этика: (Документы и материалы дискуссии 20-х годов).М., 1989. С. 310.

⁷⁶ Ленинский сборник XVI. С. 29, примечание. ...

⁷⁷ Искра. 1904. 1 января. 60

⁷⁸ Искра. 1904. 25 февраля.

⁷⁹ Искра. 1904. 1 апреля.

⁸⁰ Троцкий Л. Д. Моя жизнь. Т. I. С. 197.

⁸¹ Троцкий Л. Д. К истории русской революции. М., 1990. С. 66.

⁸² Троцкий Л. Д. К истории русской революции. М., 1990. С. 77.

⁸³ Ленинский сборник XV. С. 254.

⁸⁴ Там же. С. 224.

⁸⁵ Искра. 1904. 15 мая. 64

⁸⁶ Искра. 1904. 28 мая.

⁸⁷ Ленинский сборник XXIX. С. 314.

⁸⁸ Цит. по: Савинков Б. Воспоминания террориста. Конь бледный. Конь вороной. М., 1990. С. 254 — 255.

⁸⁹ Ленинский сборник V. С. 563.

⁹⁰ Социал-демократическое движение в России. М., 1928. Т. 1. С.171.

⁹¹ Голос Социал - Демократа. 1908, апрель.

⁹² Кузнецов И. В., Матвиенко С. С. Центральный орган РСДРП газета «Социал-Демократ». М., 1978. С. 21.

⁹³ Столыпин П. А, Нам нужна великая Россия.., -М. 1991. С. 103.

⁹⁴ Голос Социал-Демократа. 1908,.июль — сентябрь.

⁹⁵ Голос Социал-Демократа. 1908, июль-сентябрь.

⁹⁶ Голос Социал-Демократа. 1908, ноябрь — декабрь.

⁹⁷ Голос Социал-Демократа. 1909, апрель.

⁹⁸ Правда (венская). 1909. 27 марта (9 апреля).

⁹⁹ Правда (венская). 1909. 20 сентября (3 октября).

¹⁰⁰ Там же.

¹⁰¹ Правда (венская). 1910. 24 сентября (6 октября).

¹⁰² Правда (венская). 1912. 14 (27) марта.

¹⁰³ Цит. по: Ильенков Э. В. Ленинская диалектика и метафизика позитивизма. М., 1980. С. 10.

^{104 П}од знаменем марксизма. 1924. № 2. С. 69.

¹⁰⁵ Архив Дома Г. В. Плеханова. Р. 20.6.

¹⁰⁶ Ленинский сборник XIII. С. 176.

 

ИСКУССТВО АРГУМЕНТАЦИИ В ПРОЦЕССЕ ПОЛЕМИКИ

Торжество реакции в России не могло продолжаться долго. Неизбежно было нарастание нового революционного кризиса. Объективность этого процесса по-своему учитывали участники споров о судьбах социализма в нашей стране. Актуальность революции — коренная ленинская идея, решающим образом связанная с марксизмом. С этим связано утверждение о том, что «ни Маркс, ни Ленин никогда не представляли себе актуальность пролетарской революции и ее конечные цели таким образом, будто теперь их можно произвольно осуществить в любой произвольно выбранный момент. С другой стороны, однако именно актуальность революции служила для них единственно надежным критерием правильности решения любого повседневного вопроса, Актуальность революции определяет основную тональность целой эпохи»¹. История требовала правильно сформулировать ответы на вопросы, поставленные перед пролетариатом объективной действительностью.

Наступление против царизма первым начал пролетариат. Летом 1910 года заметно активизировалось его движение. Осенью участились забастовки на фабриках и заводах Петербурга, Москвы и других промышленных центров страны. Г. В. Плеханов констатировал: «Есть некоторые серьезные основания думать, что наше общественное настроение, — а прежде всего настроение нашего пролетариата, наиболее интересное для нас, социал-демократов, - уже начинает изменяться к лучшему. Мы вряд ли ошибемся, если скажем, что мы уже миновали самую низшую точку того упадка, который нам суждено было пережить, и теперь опять, — правда, еще очень медленно, — поднимается вверх»². Были подтверждения из других источников. На монархическом съезде в мае 1912 года предсказывалось, что для России наступают тревожные дни, в частности, после Ленских событий.

 В тот период положение РСДРП было тяжелым. Шла ожесточенная идейная борьба между большевиками, с одной стороны, и ликвидаторами, троцкистами и примиренцами, с другой. Одна из активных форм такой борьбы — полемика. Давайте ее рассматривать как сопоставление на логической основе многообразных фактов и аргументов, приводимых спорящими в соответствии с содержанием обсуждаемой проблемы и с учетом конкретных исторических условий. Постараемся проследить, как участники полемики сосредоточивают внимание на принципиальных положениях, мнениях, как опираются на определяющие тезисы, когда доводы «за» и «против» образуют утвердительный и отрицательный планы доказательства. Будем помнить и предупреждение К. Маркса методического характера: «...даже и самый скудоумный довод претендует на важное значение, пока он не разбит наголову»³.

При выяснении истины В. И. Ленин, другие честные полемисты добивались, чтобы объективной была «оценка господствующих или наиболее распространенных или наиболее вредных для демократии и для социализма идейно-политических течений» (20,357).

Исследователей привлекают логические основания теории аргументации. Поучительно проследить, как при столкновении несходных мнений демонстрируется значение правил и схем логических умозаключений, умение приводить убедительные доводы в защиту своей точки зрения, как делаются обобщения из имеющихся фактов и свидетельств, как проявляется уровень логической культуры. Больше шансов, на победу имеет тот участник спора, который руководствуется научными положениями. К этому у последовательных революционеров прибавляется твердая уверенность в правоте общественного дела, неотделимая от целеустремленности.

Что означает логичность рассуждений? В нее включены ясность основных понятий и утверждений, отсутствие противоречий и несогласованностей, последовательность переходов от одной мысли к другой, доказательное изложение материала. В процессе развития мысли недопустимы изменение тезиса, неряшливость в рассуждении. Требуется бдительность, когда оппонент намеревается совершить «логическую диверсию» — из-за невозможности обосновать выдвинутое положение преднамеренно внимание переключает совсем на другое, переставляет логические акценты. В таких и подобных случаях для демонстрации несостоятельности доказательства требуется указать на «ложность аргументов и на нарушение норм логики. К сведению примем то, что опубликованный ЮНЕСКО «Кодекс добрых обычаев в научных публикациях» считает недопустимым основывать утверждения на непроверенных высказываниях.

Путь к верному выводу усложняет двусмысленность в толкованиях и. суждениях. Не утрачивает актуальности такое высказывание В. Н. Майкова: «Нет ошибки грубее двусмысленности и нет положения невыносимее положения того, кто уличен в этом нарушении здравого смысла!»⁴.

Теперь по возможности рассмотрим, какие полемические средства использовались в обстановке нового революционного подъема. К тому времени все в большей степени Л. Мартов проявлял себя лидером ликвидаторства. В. И. Ленин посчитал нужным сравнить его с Л. Д. Троцким. Первый из них был тем опаснее, чем искуснее стремился защищать ликвидаторов квазимарксистскими словами. Но свои взгляды, которые наложили отпечаток на целые течения в массовом пролетарском движении 1903 — 1910 годов, он излагал открыто. Правда, не всегда был последовательным. Иной была тактика другого оппонента. «Троцкий и подобные ему «троцкисты и соглашатели», — с возмущением писал В. И. Ленин, — вреднее всякого ликвидатора, ибо убежденные ликвидаторы прямо излагают свои взгляды, и рабочим легко разобрать их ошибочность, а гг. Троцкие обманывают рабочих, прикрывают зло, делают невозможным разоблачение его и излечение от него» (20, 320). Потребовалось сравнение и при ведении речи об общей атмосфере сочувствия рабочим в годы первой российской революции. Об этом много говорили либералы, к которым присоединился Л. Мартов. Но они игнорировали то обстоятельство, что определяющей была сила натиска рабочих. Разницу подходов В. И. Ленин показал в двух фразах: «Вы сильны, когда вам сочувствуют в обществе, говорят рабочим либералы. Вам сочувствуют в обществе, когда вы сильны, говорят рабочим марксисты» (19, 404). Так продемонстрирован противоположный подход к установлению причинно-исследовательских связей при анализе одних и тех же явлений, событий.

В рассматриваемый период вышел очередной номер «Голоса Социал-демократа». Материал «Две партии» сообщил о выпуске Большевистским центром объемистой книги под таким же названием. Ее авторам (опять же без обоснования, без подкрепления примерами) предъявлены обвинения типа: «Десятый и сотый раз авторы книги перетасовывают (и подтасовывают) все те же «цитаты», произвольно, без всякой связи с контекстом, выдранным из разных статей; десятый и сотый раз пережевывают ими же сочиненные «факты» о «заговорах против партии», о «пособниках» и «укрывателях» этих «заговоров», а пособниках пособников и укрывателях укрывателей»⁵. В таком же тоне «ленинский кружок» обвинили в бесчестном отношении к РСДРП и в беспринципности, назвали денежным мешком. Будет правильнее сказать, что авторы журнала так охарактеризовали собственные, а не ленинские приемы ведения полемики.

Появилась необходимость показать, в чем большевики расходились с Л. Мартовым и Л. Д. Троцким, которые преподносили немецким социал-демократам марксистски подкрашенные либеральные взгляды. Они не учитывали, что корни расхождения меньшевиков с большевиками крылись в экономическом содержании российской революции. Игнорируя это, оппоненты лишили себя возможности понять исторический смысл внутрипартийной борьбы в России.

 Употребив определения «любезный» и «любезнейший», В. И. Ленин обратился непосредственно к Л. Мартову, который всего лишь повторял либеральные речи. Его утверждение о том, что 17 октября 1905 года, будто бы открыло перспективу проведения выборов в Думу, созыва собраний, основания рабочих союзов, издания социал-демократических газет, опровергнуто с помощью доводов, которые полезно вспоминать при сегодняшних спорах: «Не «перспективы» мирной конституции «открыло» 17-ое октября, это либеральная сказка, а гражданскую войну. Эта война подготовлялась не субъективной волей партии или групп, а всем ходом событий с января 1905 года. Октябрьский манифест знаменовал не прекращение борьбы, а уравновешение сил борющихся: царизм уже не мог управлять, революция еще не могла свергнуть. Из этого положения с объективной неизбежностью вытекал решительный бой. Гражданская война и в октябре и в ноябре была фактом (а мирные «перспективы» либеральной ложью); выразилась эта война не только в погромах, но и в борьбе вооруженной силой против непокорных частей армии, против крестьян в трети России, против окраин» (19,367 — 368).

 Позиции Мартова и Троцкого в споре не могли укрепиться при смешивании ими в кучу разнородных исторических периодов, а также при противопоставлении России, совершавшей свою буржуазную революцию, Европе, в которой такие революции уже давно завершились. Продолжая полемику, В. И. Ленин привел конкретные примеры того, когда Л. Мартов не понимал значение революционной борьбы народных масс, а повторял высказывания либералов, которые распространяли конституционные иллюзии и названы политическими комедиантами, развращающими демократическое сознание борющихся масс. Затем противопоставил два вывода: «И если Мартов и его друзья, вслед за либералами, указывают на тяжелые поражения революции как на урок того, «чего не делать», то мы ответим им: единственная реальная победа, одержанная революцией, была победой пролетариата, который отбросил либеральные советы идти в булыгинскую Думу и повел за собой крестьянские массы на восстание. Это во-1-х. А во-2-х, своей геройской борьбой в течение трех лет (1905 — 1907) русский пролетариат завоевал себе и русскому народу то, на завоевание чего другие народы потратили десятилетия. Он завоевал освобождение рабочих масс из-под предательского и презренно-бессильного либерализма. Он завоевал себе роль гегемона в борьбе за свободу, за демократию, как условие для борьбы за социализм» (19, 371).

Как и в предыдущие годы, базой и главным содержанием работы большевиков оставалось развитие сознания масс. Небезразлично, как эти усилия воспринимались трудящимися. Тогда мерилом силы и влияния того ли иного течения в рабочих массах являлись рабочая пресса и рабочая курия Думы.

Социал-демократическая печать, в том числе и заграничная, на первый план выдвинули вопрос о кризисе в РСДРП. Это вызвало усиленные толки, недоумения и колебания в широких партийных кругах. Такие настроения усилила статья Л. Мартова «Куда пришли?», опубликованная в ноябре 1910 года в  № 23 «Голоса Социал-Демократа». Заседание редакции газеты «Социал-Демократ» поручило В. И. Ленину написать ответ. Владимир Ильич учел мнение других товарищей. Исходил из того, что за мартовской статьей скрывались определенные практические действия, направленные против партии.

Круг участников полемики и спорных проблем расширялся. В частности, Потресов заявил, будто марксистская мысль дурманит себя гашишем пустяков — борьбой с ликвидаторством и махизмом. Чтобы ответить оппоненту, В. И. Ленину потребовалось совершить небольшой исторический экскурс. Отметил, что в 1908 — 1910 годах явственно обрисовалась новая полоса в направлении к буржуазной монархии. Здесь полемист-диалектик предупредил: «Не решая старых проблем, не будучи в состоянии решить их, а следовательно, не устраняя их, эта новая полоса требует применения новых приемов подготовки к старому решению старых проблем. В этом — своеобразие этой невеселой, серой, тяжелой, но оказавшейся неизбежною, полосы» (20, 121).

Что касается ликвидаторства, Потресов назвал его фантомом в больном воображении. Объяснял это тем, что-де нельзя ликвидировать не подлежащее ликвидации, чего на самом деле уже нет как организованного целого. В. И. Ленин признался в невозможности полностью передать читателям свой взгляд на такое высказывание. Г. В. Плеханов же написал: «Один из людей, стремившихся ликвидировать свою собственную партию, позволил себе печатно заявить, что она не существует как организованное целое.

Делать перед лицом неприятеля подобное заявление о своей собственной партии — значит ли работать на ее пользу?»⁶.

Весной 1911 года на страницах «Социал-Демократа» В. И. Ленин писал о столкновении двух «тактик». Одна, которой руководствовались Мартов, Дан и компания, заключалась в том, чтобы изнутри разлагать РСДРП и держать ее в болезненном состоянии до тех пор, пока не укрепятся ликвидаторы. Сторонниками другой «тактики» были Потресов и Левицкий с компанией. Они полагали, что подсиживание старой партии изнутри не стоит, мол, свеч, а посему надо без промедления идти на открытый разрыв с РСДРП.

Внимание читателей В. И. Ленин привлек к тому, что господа Аксельрод, Дан, Мартов, Потресов и другие уподобились вольным стрелкам вольных групп пишущей братии. Они предпочитали похихикать в качестве людей, которые умеют ценить моду и дух времени либеральных салонов, но не искали ответы на проклятые вопросы. Последовало такое ленинское определение: «Ликвидаторство есть совокупность тенденций, свойственных всякому оппортунизму вообще и проявляющихся в определенных конкретных формах в один из периодов русской истории в одном из наших социально-политических направлений» (20, 190).

Большевики не могли быть бесстрастными свидетелями того, как поток либеральных и анархических нападок на РСДРП лился со страниц ежемесячного легального журнала меньшевиков-ликвидаторов «Наша Заря», который выходил в Петербурге с января 1910 по сентябрь 1914 года под руководством Потресова, при сотрудничестве Дана. Это издание В. И. Ленин назвал главным органом ликвидаторского течения. Посоветовав крикливым оппонентам не подражать Троцкому в надутых фразах, В. И. Ленин написал: «Все мы знаем прекрасно, что ни «широкой», ни «открытой» «мобилизации масс» выборы 1912 года (если не наступит условий в корне меняющих обстановку 1908 и 1911 годов) не дадут и дать не могут. Дадут скромную возможность не широкой и не очень открытой работы, и этой возможностью надо пользоваться...» (21, 74 — 75). А приведя очередную неудачную цитату оппонентов, Владимир Ильич в саркастической форме попросил пощады и спросил, как не тошнит людей от языкоблудия. Здесь же пояснил, что вычурными, вымученными, оглушающими и отупляющими рабочего фразами им оперировать приходится тогда, когда на простые, ясные, волнующие вопросы не имеют простого, прямого и ясного ответа.

Призвав читателей присмотреться к рассуждениям Л. Мартова, В. И. Ленин сделал вывод, что «высасывать» ответ на конкретные вопросы российской буржуазной революции первого десятилетия XX века из слишком общего понятия буржуазной революции, — опошлять марксизм до либерализма. Л. Мартов, как и все ликвидаторы, полагал, что решительное столкновение предстояло только между поместным дворянством и либеральной буржуазией. Излагая свое мнение, В. И. Ленин использовал прием высказывания серьезных положений как бы мимоходом, во вводном предложении: «Заметим в скобках, что если в проекте платформы «Нашей Зари» и «Дела Жизни» будет высказан прямо этот взгляд, то ликвидаторы окажут большую услугу рабочему движению, разъяснив рабочим, в чем тут дело; если же в платформе этих литературных органов не будет высказан прямо этот взгляд, то это будет означать, что платформа пишется для сокрытия взглядов, что платформа расходится с действительным идейным содержанием проповеди обоих журналов)» (21, 85 — 86).

Позицию Мартова помогает охарактеризовать немногословное сравнение, что этот деятель, как чумы, боялся левого блока.

Большевики полемизировали и с журналом меньшевиков-ликвидаторов «Возрождение». В числе его сотрудников были Мартов, Дан, Мартынов. Они утверждали, будто ликвидировать уже нечего, что вредной и реакционной утопией является мечта о восстановлении подпольной партии. Были ли другими лицами и направлениями, кроме нашего, оценены эти заявления, как разрыв ликвидаторов со старым, прежним политическим коллективом? Несомненно, да», — снова использовал В. И. Ленин форму вопрос — ответ (21, 164).

Были высказывания, свидетельствующие о недооценке трудностей идейной борьбы того периода. Например, И. В. Сталин из ссылки писал друзьям: «О заграничной «буре в стакане», конечно, слышали: блоки Ленина — Плеханова, с одной стороны, и Троцкого — Мартова — Богданова, с другой. Отношение рабочих к первому блоку, насколько я знаю, благоприятное. Но вообще на заграницу рабочие начинают смотреть пренебрежительно...»⁷.

В годы революционного подъема неодинаковой была позиция Г. В. Плеханова. В период «Звезды» плехановцы поддерживали мысль о необходимости сохранить подпольную РСДРП. Но опять же не всегда проявляли последовательность. Среди них были тяготеющие больше к ликвидаторам, нежели к большевикам. Проявилась и неуверенность в движущих силах революции. И все равно весной 1911 года в адресованном А. И. Рыкову письме В. И. Ленин выразил уверенность, что Г. В. Плеханов и его фракция будут вместе с последовательными революционерами.

Большевики, по ленинскому выражению, оказались бы изуверами фракционной буквы, если бы усомнились в своем долге, в долге всех традиций большевизма протянуть руку Г. В. Плеханову для совместных выступлений против ликвидаторов, выразить ему полное товарищеское сочувствие. При этом откровенно признавалось: «Нас разделяли и разделяют вопросы о том, как следовало тогда-то и тогда-то действовать «гегемонам», но мы — товарищи во время распада, в борьбе с людьми, для которых вопрос о гегемонии есть «пустяковейшее недоразумение» (20, 133). Находились критики, которым политика сближения с Плехановым казалась фракционной, очень узкой. Призывали, расширить ее до примирения с Потресовыми, Базаровыми и подобными им. В. И. Ленин пояснил, что подобное примиренчество — безнадежнейшая глупость или мизерное интриганство. Его тактика оказалась верной. Меньшевики-партийцы вместе с большевиками участвовали в деятельности местных комитетов, сотрудничали в «Рабочей Газете», «Звезде», «Социал-Демократе». Это помогло расширить влияние ленинцев в легальных рабочих организациях и вытеснить из них ликвидаторов. Лидер большевиков констатировал: «Если Троцкий и ему подобные адвокаты ликвидаторов и отзовистов объявляют это сближение «политически бессодержательным», то подобные речи только аттестуют всю беспринципность Троцкого, всю реальную враждебность его политики политике действительного (а не обещаниями только ограничивающегося) уничтожения фракций» (20, 33 — 34).

При совместных выступлениях против ликвидаторов у В. И. Ленина появилась необходимость поправлять Г. В. Плеханова при проявлении непоследовательности, побуждать его к выбору более решительной позиции. В таких случаях, разумеется, полемика велась иначе, в иной тональности, с учетом особенностей характера видного теоретика и пропагандиста марксизма и тех, кого он за собой вел. В конечном итоге выигрывали обе стороны.

Во всем этом немалую роль сыграла опора на достоверные факты, которые умело вводились в систему доказательства, убеждения или опровержения, из которых делались логично вытекающие выводы. Так, например, поступил В. И. Ленин, когда в статье «Исторические судьбы учения Карла Маркса» проследил за развитием революционного учения, используя метод «погружения» теории в исторический поток социальной жизни и анализа своей теории. При таком подходе нет места смещению акцентов, скатыванию к демагогии и псевдореволюционной фразеологии. В свете этого чрезвычайно актуально предупреждение Ф. Энгельса, который в ответе одному из лидеров «молодых» предостерегал, что «материалистический метод превращается в свою противоположность, когда им пользуются не как руководящей нитью при историческом исследовании, а как готовым шаблоном, по которому кроят и перекраивают исторические факты»⁸.

Для усиления собственной позиции, для предотвращения возможной ошибки, для получения неслучайного ввода необходимо изучать источники фактов. В частности, требуется серьезно исследовать меньшевистские источники. Они недостаточно полно представлены из-за того, что до недавнего времени члены этой фракции рассматривались в качестве главных врагов большевиков. Пора ученым преодолевать боязнь, что вдруг те или иные материалы, свидетельства окажутся не из «того» места хранения. Пора на деле проявлять то бесстрашие перед фактами, какое было у В. И. Ленина. Он, по воспоминаниям современников, подводил читателей и слушателей к самой главной дороге постижения истины, с дерзновением и бесстрашием предлагал взобраться на вершину и найти реальное, искомое там, где робкая мысль предпочитала прятаться за иллюзию. Здесь В. И. Ленин следовал примеру К. Маркса.

Рискуют ошибиться те участники полемики, которые игнорируют аксиоматическое положение: когда дело касается спора о судьбах социализма, тогда исследование нуждается в выяснении не просто логики определенного ряда или группы фактов, а объективной логики развития всего революционного процесса. Только в целостной системе противоречивые доводы и тенденции смогут найти рациональное объяснение и создадут основу для получения верных выводов.

Единичные или систематизированные факты тогда в руках полемиста превращаются в безусловное доказательство верности мысли и в надежное средство опровержения ложных тезисов, когда они проанализированы. Казалось бы, самоочевидное положение, но сколько спорщиков оказываются в незавидном, проигрышном положении из-за игнорирования его! Совсем иначе поступали великие деятели. В. И. Ленин отметил, что история всегда богаче содержанием, разностороннее, живее и «хитрее» воображений самых лучших партий наиболее передовых классов. Поэтому диалектическая логика предусматривает развитие принципа объективности, требование опоры на факты, политического анализа их в ходе рассуждения. При этом объективная политическая позиция тесно связана с реальным классовым интересом, а не определяется личными качествами участвующего в полемике. Субъективный момент значит подчас очень много, но не является определяющим. При научном подходе к рассмотрению конкретных проблем не будем забывать о том, что диалектика политики — это в первую очередь диалектика интересов. Именно поэтому научный подход основывается на диалектической обработке фактов. Опора на них гарантирует от ухудшения революционной теории при появлении новых фактов.

Одно из требований, соблюдение которого обязательно для каждого участника полемики, — не прибегать к одностороннему выхватыванию доводов, избегать односторонности в подходе, руководствоваться теоретическими положениями и принципами.

Доводы различаются своей весомостью. Например, о многом говорит то, что большевики предложили Г. В. Плеханову быть вторым представителем в Международном Социалистическом Бюро от РСДРП.

Фактом, подтвержденным жизнью, является то, что многие планы ликвидаторов при столкновении с действительностью оказались всего лишь мыльными пузырями, беспочвенной выдумкой.

Многочисленные факты свидетельствуют: неприемлемым было примиренчество Л. Д. Троцкого и его единомышленников. В полемике с ними В. И. Ленин против оппонентов обращал их же не всегда удачные выражения и отдельные слова. Вот примиренцы нарывными назвали антипартийные группки, которым сами поверили. Владимир Ильич это назвал ребячеством с точки зрения практической политики и безыдейностью, беспринципностью, интриганством с более глубокой точки зрения. Если бы кто был серьезно убежден в том, что ликвидаторство и отзовизм — нарывы, тот понял бы, что при назревании нарывы оттягивают из организма вредные элементы, должны выводить их из организма. В таких случаях здравомыслящий человек не стал бы помогать отравлению организма попытками загнать внутрь отравленные клетки.

В декабре 1911 года в № 25 «Социал-Демократа» была опубликована ленинская статья «О дипломатии Троцкого и об одной платформе партийцев». В ней прослежено, как процесс умирания заграничных группок, пытавшихся построить свое существование на дипломатической игре с ликвидаторами и отзовистами, проиллюстрировали материалы 22-го номера венской «Правды». Характеризуя ее издателя, Владимир Ильич в качестве вводного предложения использовал некрасовскую строчку «Как божиться-то не лень?», а затем напомнил о заверениях Л. Д. Троцкого, будто его издание не фракционное, а общепартийное. Присмотревшись к названному номеру, можно обнаружить нехитрую механику игры примиренца. Революционная фраза им использовалась для прикрытия и оправдания фальши ликвидаторства и засорения сознания рабочих. Обращено внимание и на корреспонденцию, подписанную инициалами С. В., в которой рекламировалась группа «Вперед» и содержался упрек в адрес Троцкого. Тот в оправдание сослался на бедность своей газеты и редкий ее выход. В. И. Ленин разгадал тактику: «Игра шита белыми нитками: мы вам — вы нам; мы (Троцкий) помолчим о борьбе партийцев с отзовистами и, обратно, мы (Троцкий) поможем рекламировать «Вперед», а вы (С. В.) уступите уж ликвидаторам «петиционную кампанию». Дипломатическая защита обеих непартийных фракций — разве же это не есть истинная партийность?» (21, 30).

В статье «Положение в РСДРП и ближайшие задачи партии» В. И. Ленин упомянул о беспринципных группках, которые стремились нажить политический капиталец маклерством, мелкой дипломатией, интригами — и все под видом «объединения» партии. В числе больших мастеров всего этого назван Троцкий.

Большие расхождения были при определении стратегических задач. Ликвидаторскую проповедь вела либеральная газета «Луч». Лучисты клялись, что они тоже социал-демократы, тоже за подполье, что их напрасно травят ленинцы и плехановцы. Но, как с иронией отметил В. И. Ленин в «Заметках публициста», божба и клятвы, брань и крики не устраняют того факта, что ликвидаторы находились вне партии.

При обосновании тезиса, что ликвидаторы — продолжатели ошибок «экономизма» и разрушители рабочей партии, В. И. Ленин в свидетели призвал Г. В. Плеханова. При этом привел серию фактов о том, как Георгий Валентинович занимал особую позицию, многократно отходя от меньшевизма: на II съезде РСДРП боролся с оппортунизмом меньшевиков, потом редактировал шесть направленных против меньшевиков номеров «Искры». В 1904 году так защищал аксельродовский план земской кампании, что обходил молчанием его главные ошибки. Весной 1905 года ушел от меньшевиков. После разгона I Думы занял совсем не меньшевистскую позицию. На V (Лондонском) съезде боролся с организационным анархизмом меньшевиков. В. И. Ленин полагал, что эти факты надо знать, чтобы понять, почему меньшевик Плеханов так долго и решительно боролся с ликвидаторством, разоблачал его.

На эту тему в мае 1914 года в пятом номере журнала «Просвещение» В. И. Ленин задал серию вопросов в наступательном тоне: «... 1) не заявлял ли меньшевик Плеханов в печати в 1909 — 1910 гг., что меньшевики набрали себе целый ряд оппортунистических элементов? 2) не доказывал ли тот же Плеханов оппортунистический характер ликвидаторского лозунга: «борьба за легальность»? 3) не доказывали ли несколько меньшевиков-антиликвидаторов связь ликвидаторства с «экономизмом»? 4) не является ли оппортунизмом отрицание Кольцовым «двух китов» (из трех) с точки зрения пригодности их для агитации?

Даже эти четыре факта — а их можно бы привести сорок четыре — говорят ясно о том, что «экономизм» 1895 — 1902 годов, «меньшевизм» 1903 — 1908 годов, ликвидаторство 1908 — 1914 годов есть не что иное, как русская форма или разновидность оппортунизма и ревизионизма» (25,182).

Сам за себя говорит тот факт, что В. И. Ленин пригласил Г.В. Плеханова читать лекции слушателям партийной школы в Поронино.

Был своего рода «единый фронт» обратной направленности. В него в числе других вошли Мартов и Дан, которые пытались противопоставить В. И. Ленину всю эмиграцию. Для этого использовали издававшуюся в Петербурге еженедельную легальную газету меньшевиков-ликвидаторов «Живое Дело». На ее страницах пропагандировали лозунги либеральной рабочей политики.

Л. Мартов утверждал, что среди землевладельцев и крупной городской буржуазии есть элементы, враждебные черносотенной, националистической реакции. Согласившийся с этим В. И. Ленин подтвердил, что кадеты — часть выборщиков от землевладельцев. Отсюда сделал вывод, что дальше помещичьей, «либеральной» оппозиции передвинуть большинство Думы в тех условиях было невозможно; все решали помещики. «Этот факт, — отметил Владимир Ильич, — который пытался обойти Мартов, остается фактом. Значит, переход помещика в оппозицию один только в состоянии дать перевес (помещичьей) «оппозиции» Но тут-то и заключается гвоздь вопроса: можно ли сказать, не превращаясь в либерала, что (помещичья) «либеральная оппозиция способна выбить реакцию из ее думских позиций»? (21, 158). В таких условиях задачу рабочей демократии В. И. Ленин пытался увидеть в том, чтобы использовать конфликты либералов с имевшимся большинством Думы для возможного усиления демократизма в выборном учреждении, а не поддерживать либеральные иллюзии.

Один из ленинских выводов в рассматриваемой статье сводится к тому, что Мартов марксизм признавал лишь постольку, поскольку он приемлем для всякого образованного либерала. Сделал Владимир Ильич и такой вывод: чтобы в царской России власть действительно передала из рук помещика в руки буржуа, не следовало фальшивыми лозунгами обманывать и обессиливать демократию, а рабочих в особенности.

В связи с актуальностью вопросов о тактике партий в избирательной Кампании в IV Государственную думу в марте 1912 года В. И. Ленин написал статью «Карты на стол», направленную пробив ликвидаторов. Вынесенный в заголовок призыв прежде всего адресовался сотрудникам «Живого Дела». У этого издания карты оказались под столом, поскольку любители «открытой рабочей партии» оказались любителями закрытой игры. В передовой восьмого номера они просвещали читателей, что путь борьбы за общее улучшение и коренное изменение условий труда и жизни лежит через отстаивание частичных прав. Софизмами худшего сорта явились рассуждения о том, что в ходе избирательной кампании создадутся элементы возрождения и создания партии. Об открытом выступлении упоминалось лишь для отвода глаз, а на деле получался худший вид закрытой диктатуры кружка.

В восьмом же номере «Живого Дела» Л. Мартов ответил на ленинскую статью «Орган либеральной рабочей политики».

Обойдя молчанием все доводы, автор решил поймать оппонента на одной фразе о том, что для пролетариата полезнее пять лишних демократов, чем 50 лишних либералов. Сразу, же бездоказательно попытался представить В. И. Ленина ....пособником черносотенцев. Но ни по одному из шести пунктов статьи об органе либеральной рабочей политики ничего не ответил. Были и другие элементы нечестной игры. Поэтому последовательный революционер получил моральное право ответ озаглавить «Плохая защита либеральной политики». Отметив непостоянство во взаимоотношениях между оппонентами, В. И. Ленин напомнил, что ликвидаторы четыре года ругали большевистское подполье, оправдывали бегство от него неустойчивых элементов, разглагольствовали об открытой партии. Пока они занимались этим, от них ушла рабочая курия. Признавая такое печальное для него обстоятельство, Л. Мартов взялся бранить и называть нулями плехановцев и впередовцев. А ведь сами ликвидаторы еще недавно изображали их центрами. Далее Мартов с горечью, злобой, с бездной ядовитых словечек признал, что большевики, которых он именовал ленинским сектантским кружком, устояли и даже перешли в наступление.

Возник вопрос о соотношении нового и старого. Вот ленинская позиция: «Чтобы вовремя использовать форму, чтобы уловить апрельский подъем, чтобы получить драгоценное для марксиста сочувствие рабочей курии, надо было не отрекаться от старого, не относиться к нему ренегатски, а отстаивать твердо его идеи, его традиции, его материальные субстраты. Именно эти идеи пропитывали собой апрельский подъем, именно они преобладали в рабочей курии 1912 года, и только те, кто был верен им на всех аренах и во всех формах, мог идти в уровень и с этим подъемом и с этой курией» (22, 344).

Иной была логика ликвидаторов. На это В. И. Ленин обратил внимание и в статье «Беседа о «кадетоедстве», впервые напечатанной в «Невской звезде» 26 августа 1912 года. Схема рассуждений такая: свобода коалиций есть конституционная реформа; к экономическим стачкам присоединяется политическое оживление; формулируется задача борьбы за открытое существование партии; власть в России объявляется уже буржуазной, а торгово-промышленная буржуазия — господствующим классом; рабочих уверяют, что достаточно уцепиться за противоречие абсолютизма и конституционализма. Все это в целом В. И. Ленин охарактеризовал как систему взглядов либеральной рабочей политики.

Выделяются ленинские статьи, в которых ведется полемика с серией мартовских выступлений в «Луче». Появился повод для написания небольшой ленинской статьи «Лучше поздно, чем никогда». Нельзя было безмолвствовать, когда одному из лидеров немецкой социал-демократии Г. Гаазе Мартовым приписаны слова, будто Ленин обманывал Интернационал. При этом размашистый оппонент сослался на № 225 «Газеты Горнорабочих». Чтобы отмести поклеп, Владимир Ильич начал отыскивать источник слов Мартова, послал письменный запрос Гаазе. Все расставляющий по местам ответ из Германии полностью приведен в ленинской статье. Так опровергнута инсинуация!

Своеобразно В. И. Ленин отозвался на выход сотни номеров газеты «Луч». В начале своей статьи «К социал-демократам» он полностью воспроизвел лучевскую передовую «Рабочие массы и подполье» из № 101. В ней признавалось, что под влиянием сильных гонений на легальные организации кое-где в рабочей среде крепнут симпатии к подполью. Это расценено как прискорбный факт. Комментируя передовую, В. И. Ленин заметил, что в ней увидел верный итог всей сотне номеров «Луча» и оценку пятилетней пропаганды ликвидаторов, Аксельрода, Мартова, Потресова и других. Написал, что для обстоятельного разбора передовой потребовалось бы написать целый том, повторяя сказанное против ликвидаторов марксистами всех течений в печати 1909 — 1912 годов.

В небольшой заметке оценивая одну из публикаций «Луча»,  В. И. Ленин констатировал, что налицо была сплошная путаница и беспомощное ковыляние лучистов при бессильных потугах отмежеваться от ликвидаторов. О произведенном воздействии можно судить по тому, что на страницах «Луча» Л. Мартов опубликовал несколько статей, пообещав разобрать вопросы о тактической сути спора. Можно было бы приветствовать обмен мнениями. Но уже в первой мартовской публикации содержалась прямая неправда, ленинские слова о том, что с ликвидаторами спор идет вовсе не об организационном вопросе, оппонент назвал неожиданными, хотя знал, что это не так. Высказано ленинское предположение: «Очень плохи должны быть дела ликвидаторов, если Мартов, уклоняясь от разбора точных решений партии, рассказывает небылицы и печатает вопиющую неправду» (23, 279).

Порой В. И. Ленин считал рациональным выявить общее во многих статьях разных авторов и сразу ответить. Одна из проблем — раскол в РСДРП. В десятках статей в разных аспектах ее рассматривали Дан, Засулич, Левицкий, Мартов, Потресов и другие. Им Владимир Ильич дал одно разъяснение, что первым условием единства является категорическое осуждение теории широкого слоя вместо партии, осуждение многообразных выходок против подполья. РСДРП не могла быть единой, не борясь против оспаривающих необходимость ее существования.

Для наступательного прорыва иногда перечислялась целая группа журналистов иных направлений. Так, в статье «Как В. Засулич убивает ликвидаторство» В. И. Ленин упомянул корреспондентов «Киевской Мысли», «Нашей Зари», «Луча» и других изданий. С иронией писал, что получилась целая коллекция внепартийных и околопартийных социал-демократов. Одни мечтали об основании открытой партии, но боялись осрамиться при слишком поспешном осуществлении своего замысла. Другие не скупились на клятвенные заверения в том, что они ничего не ликвидируют и являются сторонниками единства.

Случалось, В, И. Ленин иронически переиначивал название печатного органа оппонентов. К примеру, в статье «Упорство в защите плохого дела» меньшевистскую «Новую Рабочую Газету» назвал «Новой Ликвидаторской Газетой».

Компания либеральных  авторов, в которой был Л. Мартов, боролась «за разрушение марксистской организации, сознательно не считаясь с резолюциями и 1908 и 1910 годов, стремясь обмануть несознательных рабочих. Дескать, найдутся еще темные люди, которые поверят посулам «открытой партии» и не поймут, что это — просто разновидность либеральной борьбы против существования действительной марксистской организации!» (24, 305).

Взыскательный В. И. Ленин был принципиальным и по отношению к родственникам. Например, в феврале 1914 года писал А. И. Ульяновой-Елизаровой: «Слышал, что вы там что-то противоликвидаторское вычеркнули из статьи о деле X и злился страшно за это неуместное и вредное примиренчество: помогаете только ликвидаторской гнусной клевете, задерживаете неизбежный процесс выкидывания мерзавцев а ля Галина, Мартов, Дан и К° из рабочего движения. Не задержите, а только себя осрамите»⁹.

Петербургские ликвидаторы говорили о движении к конечной цели через борьбу за реформы, но энергично защищались от обвинений в реформизме. Соответствовала ли их защита истине? Получить ответ помогают четко сформулированные и даже пронумерованные факты. Первый из них связан с тем, что ликвидатор Седов посчитал уместной для текущего момента только агитацию за восьмичасовой рабочий день.

Другой факт связан с тем, что ликвидаторы отодвинули подальше нереформистские требования, а не поставили их в центр агитации.

Третьим фактом было то, что при принижении и отрицаний опыта революционной борьбы ликвидаторы ограничивались лишь реформами.

Четвертый факт подтверждал, что экономическое движение рабочих вызвало гнев и нападки ликвидаторов, как только оно связывалось с лозунгами, выходившими за пределы реформизма.

После приведение логичных и четких доводов В. И. Ленин снова использовал нередко встречающуюся в его работах форму вопрос — ответ: «Что же мы получаем в итоге? На словах ликвидаторы отклоняют принципиальный реформизм, на деле — проводят его по всей линии. С одной стороны, нас уверяют, что реформы для них вовсе не есть все, — а с другой стороны, всякий выход на практике марксистов за пределы реформизма вызывает или нападки или пренебрежительное отношение ликвидаторов» (24, 3).

В условиях революционного подъема вновь возникал вопрос о том, обязательно ли следует отвечать на всякий выпад оппонентов. Определенно по этому поводу высказался В. И. Ленин: «На маленькую перебранку, поднятую ликвидаторами, мы отвечать не станем. Нам важна здесь только та сторона дела, которая имеет организационно-политическое значение» (25, 87). Затем В. И. Ленин отметил диалектику политического развития, начиная с 1904 года: «Теперешнее ликвидаторство, ушедшее с тех пор за версту вправо, ушедшее из партии и отряхнувшее свой прах от «подполья», сплотившееся в прочный антипартийный центр легальных журналистов либеральных и ликвидаторских газет, снятое с постов рабочими во всех и всякого рода рабочих организациях и обществах, — сравнивать это ликвидаторство с меньшевизмом 1903 — 1907 годов значит давать себя ослеплять и оглушать старыми кличками и именами, звоном старых слов, значит ровнехонько ничего не понимать в десятилетней эволюции классовых и партийных отношений России.

Теперешнее, 1914 года, ликвидаторство, это — то же, что группа газеты «Товарищ» 1907 года» (25, 124).

Какого накала достигали эмоции в ходе споров о судьбах социализма? Вспомним период, когда Мартов и Дан сотрудничали в журнале «Современник». В нем В. И. Ленин увидел сближение имен, призванное знаменовать соединение разных направлений: «Либерал Богучарский, народники Суханов, Ракитников, Б. Воронов, В. Чернов и др., ликвидаторы Дан, Мартов, Троцкий, Шер (Потресов был объявлен в № 66 «Северной Рабочей Газеты» рядом с Плехановым, но исчез... почему-то), махисты Базаров, Луначарский, наконец, главный герой «единства» и с маленькой и с большой буквы) Г. В. Плеханов — вот те демонстративные имена, которыми блещет список сотрудников «Современника». И в полном соответствии с этим, гвоздем направления журнала является проповедь (народниками) союза народников и «марксистов» (не шутите!)» (25, 324). При поддержке этого журнала на деле сложился союз буржуазной интеллигенции далеко не революционного направления.

Очень резок, может быть, порой чрезмерно резок был В. И. Ленин при характеристике кружковых деятелей: «Кумушки кружка Мартова неспособны к организованному действию: созвать ту или иную коллегию, собрать сведения, имеющие, политический интерес или значение, проверить, проанализировать, обдумать вместе, вынести формальное, ответственное, дающее указание пролетариату, решение. Кумушки на это неспособны.

Зато болтать и сплетничать, ходить к Мартову (или к подобным ему грязным клеветникам) или от Мартова и подогревать темные слухи, ловить и передавать дальше намеки, — о, интеллигентские кумушки такие мастера на это! Кто видел хоть раз в жизни эту среду сплетничающих интеллигентских кумушек, тот, наверное (если он сам не кумушка), сохранит на всю жизнь отвращение к этим мерзостным существам» (25, 342). Правда, здесь дано разъяснение, что всех ликвидаторов вообще большевики не имеют оснований публично клеймить за грязную клевету, а вот конкретные имена называют.

Требовалось, разумеется, выяснять истину и тогда, когда ошибались марксисты. Ведь всякую оплошность могли в своих целях использовать открытые и прикрытые лакеи царизма.

Четырехлетний период борьбы РСДРП с ликвидаторами завершился большевистской конференцией в Праге. На ней ликвидаторы были исключены из РСДРП. Реакция оппонентов была неоднозначной, но преимущественно негативной. Г. В. Плеханов, например, занял нейтральную позицию. 12 марта 1912 года резолюцию, направленную против VI Всероссийской конференции РСДРП, ее решений, на совещании в Париже приняли представители Заграничного комитета Бунда, группы «Вперед», «Голоса Социал-Демократа», венской «Правды», меньшевиков-партийцев, примиренцев. А через два дня в том же городе на собрании, устроенном комитетом Заграничной организации РСДРП, В. И. Ленин выступил с докладом о большевистской конференции. Как вспоминала И. Ф. Арманд, голосовцы и впередовцы вели себя недостойно. Всячески старались помешать говорить. Им докладчик указал на оторванность заграничных групп от России. А конференция в Праге вывела партию на дорогу ¹⁰.

"На Пражской конференции главой примиренцев, который под видом партийной нелегальной литературы втихую среди русских рабочих проводил ликвидаторство, назван Д. Д. Троцкий. Он был в числе тех, у кого решения большевиков вызвали дикую ненависть.

Какую позицию в годы нового революционного подъема занимала венская «Правда»? Сначала приведем фрагмент воспоминаний Н. В. Валентинова: «В 1910 году объединенный в то время Центральный Комитет партии, вопреки мнению Ленина, решил оказать «Правде» денежную помощь. В качестве представителя ЦК в газете Троцкого должен был принимать участие и Каменев. Между ним, сторонником и выразителем воли Ленина, и Троцким, надменно провозгласившим свою «независимость» и «нефракционность», происходили такие споры и едкие стычки, что наложили печать на все позднейшие их отношения»¹¹. Троцкий удалил представители ЦК. В декабре 1910 года В. И. Ленин получил основание в статье «О положении дел в партии» заявить, что его оппонент ведет антипартийную политику. Это вызвало протест со стороны Мартова и Дана, которые выпустили отдельный листок. Большинство редакции «Социал-Демократа» они обвинили в нарушении формальных прав двух соредакторов и даже в совершении полицейского доноса. Некорректный спор было решено перенести в Центральный Комитет.

Напоминали о себе революционные фразы Троцкого, предназначавшиеся для прикрытия платформы ликвидаторов. В то же время либералы и ликвидаторы в стачках видели лишь то, что им хотелось видеть, — борьбу за конституционные реформы, но не желали замечать революционный подъем масс. В неправде ликвидаторов выразилась правда их классовой позиции: за реформу бороться, за революцию — нет.

На прямую постановку вопроса о том, что ликвидаторы должны не выступать против подполья, а действовать в нем, ответом были пышные, но совершенно бессодержательные фразы Троцкого. Он совсем не пытался оперировать точными фактами и анализировать их. Отметив это, В. И. Ленин непосредственно обратился к оппонентам: «Не годится это, господа. Вы говорите «с рабочими», как с детьми, то стращая их ужасно грозными словами («кандалы кружковщины», «чудовищная политика», «феодально-крепостнический период нашей партийной истории») — то «уговаривая» их, как уговаривают, не убеждая и не разъясняя дела, малых ребят.

Ни запугать себя, ни уговорить, рабочие не дадут» (22, 361). В 25-м номере венская «Правда» опубликовала заметку «Мы ждем ответа», «В петербургской газете «Звезда», — извещалось в ней, — появилось объявление о предстоящем выводе в свет ежедневной «рабочей газеты «Правда». Читающие знают, что под таким именно названием — «рабочая газета «Правда» — выходит наше издание вот уже скоро четыре года.

Что же это значит? Спрашивала ли редакция новой газеты нашего согласия? Нет, не спрашивала. В каком отношении стоит петербургская газета к нашей? Ни в каком. По какому, же праву и кто именно пытается ввести свое предприятие в среду читателей-рабочих под флагом нашего издания? Такого права ни у кого нет и не может быть...»¹². В письме в редакцию большевистской «Правды» в июле 1912 года В. И. Ленин посоветовал так ответить в разделе «Почтовый ящик»: «Троцкому (Вена). Отвечать на склочные и кляузные письма не будем»¹³.

Авторы венского издания были безусловно правы только в том, что ленинская «Правда» ни в каком отношении не находилась к их газете. Напрасно Л. Д. Троцкий усмотрел ущерб его литературному влиянию в России, протестовал, даже пожаловался во II Интернационал. Определенно надо сказать, что большевики все объяснили случаем. Ясность вносят воспоминания К.С Еремеева: «Сначала думали перекупить право издания у какого-либо неудачного издателя и делали в этом отношении разведки. Наконец решили искать по примеру «Звезды» среди «мертвых» изданий. И вот оказалось ежедневное издание «Правды», тоже не то духовно-нравственное, не то халтурное, которое потеряло право выходить в свет. Кажется, это было издание какого-то издательского авантюриста Подлигайлова, — мне что-то вспоминается эта фамилия в связи с нашими хлопотами»¹⁴. Так большевики получили право издавать свою новую газету под названием «Правда».

Полемика велась и в письмах, содержание которых широким читательским слоям стало известно намного позже. Хорошо передается характер взаимоотношений. Троцкий обвинил В. И. Ленина в захвате фирмы популярной газеты, будто он окрепшую петербургскую «Правду» сделал рычагом в борьбе за кружковые интересы. Не удержался и от немотивированных, бездоказательных нападок такого рода: «И каким-то бессмысленным наваждением кажется дрянная склока, которую систематически разжигает сих дел мастер Ленин, этот профессиональный эксплуататор всякой отсталости в русском движении» ¹⁵. При оценке немарксистского течения В. И. Ленин безошибочно прогнозировал его будущее и в то же время при определенных условиях готов был сотрудничать с ним. В подтверждение можно привести такой отрывок из ленинского письма: «Насчет Троцкого, к сожалению, дело не выходит. Мы ему предложили идеально выгодные условия, самым искренним образом желая блока с ним: содержание ему, покрытие дефицита «Правды», равенство в редакции, переезд сюда; он не соглашается, требуя большинства в редакции (два троцкиста и один большевик!). Понятно, что содержать не партийную, а троцкистскую газету, в другом городе мы не в состоянии. Троцкий хочет не партию строить вместе с большевиками, а создавать свою фракцию. Что ж, — пусть попробует! «Своей» фракцией он отобьет кое-кого у меньшевиков, немного у нас, а в конце концов неизбежно приведет рабочих к большевизму» (47, 208 — 209).

Непоследовательность, нескромность и неизбыточность принципиальности у Троцкого показаны с помощью небольшого экскурса в прошлое: «Он был в 1903 г. меньшевиком; отошел от меньшевизма в 1904 г., вернулся к меньшевикам в 1905 г., щеголяя лишь ультрареволюционной фразой; в 1906 г. опять отошел; в конце 1906 г. защищал избирательные соглашения с кадетами (т. е. фактически опять был с меньшевиками), а весной 1907 г. на Лондонском съезде говорил, что его различие от Розы Люксембург есть «скорее различие индивидуальных оттенков, чем политических направлении». Троцкий совершает плагиат сегодня из идейного багажа одной фракции, завтра — другой и поэтому объявляет себя стоящим выше обеих фракций» (19, 375).

А подлинная роль примиренца охарактеризована с помощью такой живописной картины: «Большевики с великим трудом двигают вверх по крутой горе наш партийный воз. Ликвидаторы-голосовцы изо всех сил тащат его назад, под гору. На возу сидит примиренец. Вид у него умильный, умильный; лицо — сладенькое, сладенькое, совсем как у Иисуса Христа. Вся фигура - воплощенная добродетель. И, скромно опустив очи долу, воздевая руки горе, примиренец восклицает: «благодарю тебя, господи, что я не похож на этих — кивок по адресу большевиков и меньшевиков — злокозненных фракционеров, мешающих всякому движению вперед» (20, 352).

В 1914 году Троцкий решил издавать журнал «Борьба». Всего вышли семь номеров издания, которое выдавало себя за нефракционное. Каков критерий оценки того, что Л. Д.Троцкий в своем журнале в напыщенных выражениях заявлял о «фракционном раскрепощении», что мелкобуржуазные тоже — социалисты из «Мысли Труда» уверяли, будто они за единство? Ответом могут служить ленинские слова: «…рабочие отвечают им: кто стоит за подлинное единство рабочего движения, тот должен подчиняться большинству сознательных рабочих, тот не смеет бороться против марксистской программы и марксистской тактики» (25, 143).

В. И. Ленин продемонстрировал очень важный способ проверки правильности, верности бросаемых Л. Д. Троцким обвинений большевиков в раскольничестве. Владимир Ильич вначале как бы согласился с тезисом оппонента, а затем на глазах у читателей ничего не оставил от него. Так усиливается доказательность. Приведем такой пример: «Вы находите, что именно «ленинцы» — раскольники? Хорошо. Допустим, что вы правы.

Но если вы правы, почему же все остальные фракции и группы не доказали без «ленинцев» и против «раскольников» возможности единства с ликвидаторами?.. Если мы - раскольники, почему же вы, объединители, не объединились между собой и с ликвидаторами? Ведь этим вы на деле показали бы рабочим возможность единства в пользу eго!..» (25, 195).

Вопросы и обращение используются и при восстановлении хронологии событий борьбы. В. И. Ленин вспомнил, как противники дружно, единодушно, согласно называли большевиков узурпаторами и мистификаторами. После этого он спросил оппонентов о том, что если разногласия только выдуманы или раздуты большевиками, а на деле возможно единство ликвидаторов, впередовцев, плехановцев, троцкистов, то почему они за два года не доказали этого примером. Есть ироническое обращение к одному из главных оппонентов: «Если вы — объединитель, любезный Троцкий, если вы объявляете возможным единство с ликвидаторами, если вы вместе с ними стоите на позиции «основных идей, формулированных в августе 1912 года» («Борьба» № 1, Стр. 6, «От редакции»), то отчего же вы сами не объединились с ликвидаторами в «Нашей Заре» и в «Луче»? (25,196).

 Большевики стремились, чтобы рабочие сами обдумывали факты. Ведь им предстояло выбрать не только с кем идти, но и куда идти. Они решали вопрос о своей определенной, ясной, самими продуманной линии. Масса рабочих, разделявших идей ленинской «Правды»; больше стала разбираться в разногласиях и уже определила свою линию в «раздорах».

 Отталкиваясь от одного из троцкистских утверждений, В. И. Ленин в очередной раз показал непоследовательность оппонента, который бросал только фразы. А большевики стремились, чтобы пролетарии в революционной борьбе участвовали сознательно, зная суть основных устремлений разных партий и общественных течений.

 В июне 1914 года в газете «Рабочий» В. И. Ленин попытался перечислить все многочисленные группки, заявившие о своей претензии быть особыми течениями. И пришел к выводу, что все они — сплошной авантюризм. Далее последовало: «Почему? Где доказательство? — спросит читатель.

 Доказательство — история последнего десятилетия (1904 — 1914), самого богатого событиями и самого знаменательного. Деятели всех названных группок обнаружили за эти 10 лет самые беспомощные, самые жалкие, самые смехотворные колебания по серьезным вопросам тактики и организации, обнаружив полную неспособность создать течения, имеющие корни в массах» (25, 222).

 Получилась перефразированная пословица «Услужливый Троцкий опаснее врага», когда он польских марксистов поставил в неловкое положение, представив их людьми без совести и чести, якобы не умеющими уважать убеждение и программу своей партии.

 В рассматриваемый период в России временами проявлялось влияние непоследовательного К. Каутского. В ленинской работе «Предисловие к брошюре Н. Бухарина «Мировое хозяйство и империализм» брошюра «Путь к власти» названа особым сочинением, в котором К. Каутский последний раз выступил с цельными выводами как марксист.

В то же время требуется разносторонний анализ переплетения сложнейших процессов для того, чтобы увидеть, прав ли был В. И. Ленин в прогнозе. Он писал, что через экономические, политические, национальные и другие противоречия, конфликты и потрясения развитие идет в направлении к одному, - единственному всемирному тресту. Полагал, что непременно раньше создания всемирного объединения национальных финансовых капиталов империализм неизбежно должен будет лопнуть, а капитализм превратится в свою противоположность.

Накануне, первой мировой войны активную деятельность продолжал Г. В. Плеханов, Он считал приемлемыми только две позиции — свою и ленинскую. В форме разговора Н. В. Валентинов передал рассуждения о том, что члены группы «Единство» занимали «ту политическую позицию, какую должен иметь в нынешних условиях настоящий марксист, человек, усвоивший взгляды научного социализма. Вот этим они отличаются от меньшевиков, идущих за Даном, Мартовым, Чхеидзе, Церетели. Позиция меньшевиков — вредная... По отношению к меньшевикам я оказался в печальном положении, которое, право, не заслужил — вроде курицы, которая вывела утят, поплывших от нее по болоту. Меньшевики от меня отметнулись в первую революцию, а теперь вторично меня предают»¹⁶.

В начале 1914 года Г. В. Плеханов решил издавать в Петербурге легальную газету «Единство» — орган меньшевиков-партийцев и большевиков-примиренцев. В мае — июне того же года вышли четыре номера. В первом признавалось, что между сотрудниками данного издания имеются разногласия по тактическим вопросам. Не исключалось, что могут появиться различные обвинения. В пространном письме «Что нужно для того, чтобы стало возможным объединение наших сил» Плеханов не удержался от обвинения в узурпаторстве боровшихся с ликвидаторами большевиков: «Ликвидация — преступное дело. Это необходимо признать. Но разве не преступна узурпация? Хороши обе фракций, обе враждующие между собой сестры!»¹⁷. Здесь же осуждались меньшевики, которые, претендуя быть практичными, становились оппортунистами.

Характеризуя признаки кружковой дипломатии, В. И. Ленин сделал сравнение: «Плехановская газета «Единство», как политический коллектив, вполне подходит под эти признаки (подобно «Борьбе» Троцкого: кстати, пусть подумают читатели о «причинах разъединения этих якобы «объединителей», «Борьбы» и «Единства»...)» (25, 338). Здесь же Владимир Ильич сослался на письмо московских рабочих в № 6 газеты «Рабочий» за 29 мая 1914 года, в котором вскрывалась фальшь плехановского «Единства».

В ленинской статье «Плеханов, не знающий чего он хочет» констатировалось, что за одиннадцать лет видный деятель неоднократно запутывался в вопросах тактики и организации. Напоминалось и о его большой заслуге в 1909 — 1911 годах. Тогда Георгий Валентинович воспевал революционное подполье и решительно поддерживал партийные решения о борьбе с ликвидаторством. Но вот произошел новый поворот. Потребовалось ленинское разъяснение, что ликвидаторская периодическая печать — совсем не рабочая печать, что она оказывала буржуазное влияние на пролетариат. Защита единства с ней практически означала отрицание боевого подполья. Далее на примере «Борьба» Троцкого и «Единства» Плеханова лидер большевиков показал «печальные и смешные колебания оторвавшихся от рабочего движения интеллигентских группок, которые колеблются и колеблются без конца, сегодня в одну, завтра в другую сторону, от интеллигентика Потресова к интеллигентику Гиммеру» (25, 170).

В «Письме к сознательным рабочим» («Единство», № 4) Г.В. Плеханов обвинил В. И. Ленина в том, якобы тот все политические вопросы сводил на сугубо личную почву. Здесь же назвал его неисправимым сектантом до конца ногтей, не доросшим до точки зрения классового движения.

Непоследовательными были действия Плеханова в годы первой мировой войны. Тогда В. И. Ленин стремился предотвратить скатывание видного пропагандиста к национализму и шовинизму. Что же явилось причиной столь напряженной полемики? Господин Плеханов оказался в числе тех, кто играл роль марксистообразных лакеев или шутов при Пуришкевиче и Милюкове кто доказывал вину Германии в агрессивности и оборонительный характер войны со стороны России. Возможность подписания сепаратного мира, который назвал гнуснейшей подлостью и низостью, выводила из равновесия непоследовательного деятеля.

 Встречавшиеся в то время с Плехановым вспоминают, что он стал оборонцем, позволял ожесточенные и злобные выпады против большевиков. Например, 5 июля 1917 года, после разгона мирной демонстрации, опубликовал статью «Как же быть?». В ней, по сути дела, оправдал действия Временного правительства, на которое якобы напали, а оно не могло не защищаться, если верило в правоту своего дела.

В этой плехановской статье есть и рассуждение о том, что в нашей революционной демократии имелось меньшинство, которому присвоили название фракции большевиков. Такое название посчитал неправильным, поскольку, на его взгляд, далеко не все большевики одобряли ленинскую тактику. Меньшинство, мол, состояло из сторонников Ленина и поэтому ему больше подходило название ленинской фракции. Также утверждал, будто требуемая Лениным диктатура пролетариата и крестьянства была бы большим несчастьем для страны, так как при существующих условиях она породила бы анархию, за которой очень быстро последовала бы контрреволюция.

Вскоре развитие событий заставило Г. В. Плеханова отказаться от обвинения большевиков в стремлении начать гражданскую войну. Об этом свидетельствует его статья «Что делать?», опубликованная 29 августа 1917 года. В ней констатировалось, что гражданская война уже началась. Верховный главнокомандующий Корнилов, который прежде всего должен был подумать о затруднении продвижения неприятеля к Петрограду, сам предпринял вооруженное нападение на северную столицу. Он оказался в состоянии войны с Временным правительством. Что же делать? Такой вопрос, по мнению автора статьи, должен был поставить каждый революционер, потому что не имел ни малейшего права оставаться бездеятельным в переживаемый грозный исторический момент. Большевики на такой вопрос ответили практическими делами в борьбе против корниловского мятежа. Одну из задач социал-демократии В. И. Ленин видел в том, чтобы заклеймить шовинистические выступления Маслова, Плеханова и других. Нашлись защитники царизма под предлогом защиты Отечества. По-разному поступали оппоненты В. И. Ленина. К национализму скатились Плеханов и Алексинский. Мартов держался всех приличнее, но боялся объявить решительную войну международному оппортунизму.

Революционный пролетариат, для воспитания которого многое сделала «Правда», выступил как проповедник интернационализма трудящихся, один вел полупролетарские слои от социал-шовинизма кадетов, трудовиков, Плеханова, «Нашей Зари» в направлении социализма.

Требовалось объективно оценивать лозунги типа: «ни побед, ни поражений». «Прочтите письмо «бывшего революционера» г. Алексинского в № 143 «Речи» (от 27 мая 1915 года), — предложил В. И. Ленин, — об «обороне страны», как «задаче демократии», — и вы увидите, что этот ретивый паж теперешнего шовиниста Плеханова вполне помирится с лозунгом «ни побед, ни поражений». Это — именно общий лозунг Плеханова, «Нашего Дела», Аксельрода и Косовского, Мартова и Семковского, между которыми, конечно (о, конечно!), останутся «законные оттенки» и «частные разногласия». Вся эта братия удовлетворяется идейно, в главном и основном, признавая общую почву «ни побед, ни поражений» (заметим в скобках: чьих? ясно: теперешних правительств, теперешних господствующих классов!» (26, 293 — 294).

 В сложной ситуации В. И. Ленин призывал проявить побольше недоверия парадным выступлениям, с большим мужеством смотреть прямо в лицо серьезным политическим реальностям. Указав на боязнь оппонентов сказать всю правду, В. И. Ленин задал серию вопросов. Из них явствовало, что действительно бедой для социализма явилось повторение и поддержка лжи капиталистов не только буржуазной печатью, но и большей частью социалистической печати, что значительный кризис европейского социализма вызвала ложь Теда, Гайндмана, Плеханова, Каутского.

С осени 1915 года до марта 1917 года в Париже издавалась еженедельная газета меньшевиков и эсеров «Призыв». В ее третьем номере была напечатана статья Г. В. Плеханова «Две линии революции». На нее В. И. Ленин ответил публикацией с похожим заголовком — «О двух линиях революции» («Социал-Демократ», № 48). Взяв одну цитату из К. Маркса о том, что революция 1789 года во Франции шла по восходящей линии, а в 1848 году — по нисходящей, Г. В. Плеханов попытался поставить теоретический вопрос о грядущей революции в России. У него получилась подмена марксизма вульгарным идеализмом, когда сводил дело к «стратегическим понятиям», а не к соотношению классов.

Энергично протестовал В. И. Ленин, когда под конкретно-исторической оценкой войны разумели выхватывание отдельных фактов из дипломатических документов, из политических событий дня и т. п.

Из-за неверной логики толкования событий Г. В. Плеханов использовал софизмы. Его рассуждения в брошюре «О войне» В. И. Ленин расценил как сплошную замену диалектики софистикой, т. е. выхватыванием внешнего сходства случаев вне связи событий. При анализе якобы довода оппонента Владимир Ильич показал плехановское прикрытие шовинизма извращением цитаты из работы Ф. Энгельса. Возмущенный тем, что слова революционера стали прикрытием отречения от марксизма, В. И. Ленин сделал четкий вывод: «...чтобы быть марксистом, надо разоблачить «марксистское лицемерие» вождей Второго Интернационала, надо взглянуть безбоязненно на борьбу двух течений в социализме, додумать до конца вопросы этой борьбы» (26,272).

Летом 1915 года коллекцию софизмов и лжи социал-шовинистов, которые грабительскую и реакционнейшую войну царизма пытались выдать за справедливую и оборонительную, В. И. Ленин увидел в сборнике «Война». Его издали Плеханов, Алексинский и их единомышленники. Владимир Ильич порекомендовал этот позорный букет лакейства перед царизмом вниманию всех, кто стремился серьезно разобраться в причинах краха II Интернационала.

Есть и другие примеры, показывающие, как из революционного учения явными софизмами выхолащивали его революционную живую душу, а в марксизме признавали все, кроме революционных средств борьбы, проповеди и подготовки их, воспитания масс именно в таком направлении.

Фактически Г. В. Плеханов снимал проблему происхождения первой мировой войны. Одобрил он то, что восемьдесят русских социалистов записались волонтерами во французскую армию. В этом увидел проявление моральной дисциплины перед товарищами из союзной страны. А общение с аудиторией использовал для оправдания развернувшихся событий и для ведения шовинистической пропаганды. Вредной утопией объявил проповедь гражданской войны против буржуазии.

Непоследовательный марксист не проявил себя сильным логиком, когда в призыве большевиков о превращении империалистической войны в гражданскую увидел лишь то, будто война являлась, грабительской только со стороны России и ответственность падала только на нее. Вопреки развитию событий, из-за сильных оборонческих настроений, выдавая желаемое за действительное, редактор газеты «Единство» утверждал, будто масса русского народа желала продолжать войну во имя защиты своей страны.

Проблеме, которая волновала миллионы жителей России, Г. В. Плеханов посвятил серию статей. Они собраны в сборнике «От первого лица», изданном в Москве в 1992 году. В статье «О нашей тактике», в частности, писал о том, что сторонников группы «Единство» обвиняют в том, что в вопросе о войне они нарушили заветы Интернационала. Но на самом деле, мол, эти заветы нарушили оппоненты Плеханова, твердившие: «Да здравствует Третий Интернационал!».

Плехановская позиция порой перекликалась с точкой зрения князя Львова, которого на все лады расхваливали буржуазные газеты в Европе и Америке, чтобы сохранить в его лице сторонника союзнических обязательств. В мае в беседе с новыми министрами коалиционного правительства Львов, сетуя на установившееся на фронте перемирие, решительно заявил, что страна должна сказать свое властное слово и послать армию в новый бой. Вскоре после этого в статье «Революционная демократия и война» Плеханов писал, что вопрос о наступлении имеет и политическое значение, поскольку Россия воевала не одна, у нее были союзники, которых немало затрудняло бездействие российской армии. Через два месяца Плеханов сообщил о своем выводе, будто ведшаяся Россией война — оборонительная, а не завоевательная. Уверял, что участие в оборонительных войнах считалось обязательным для социалистов во время Первого и Второго Интернационалов. Призвал воевать со всей той энергией, на которую еще способна страна.

Все происходящее, в том числе высказывания оппонентов, их рекомендаций, В. И. Ленин оценивал с позиций революционного класса. Так было и тогда, когда на страницах «Социал-Демократа» отметил: «Практический, вопрос один: победа или поражение собственной страны», — писал слуга оппортунистов Каутский в унисон с Гедом, Плехановым и К°. Да, если забыть о социализме и классовой борьбе, это будет верно. Но если не забывать о социализме, это не верно: есть другой практический вопрос. Погибать ли в войне между рабовладельцами, оставаясь слепым и беспомощным рабом, или погибать за «попытки братанья» между рабами в целях свержения рабства?

Вот каков на деле «практический» вопрос» (26, 181).

Как и накануне империалистической войны, к сохранению единства оппортунистов стремились либеральные политики с их печатными органами. «Наша Заря» учила народ не противодействовать всемирной бойне. «Наше Дело» солидаризировалось со взглядами Потресова и Плеханова, без оговорок передавало мысли Аксельрода.

Наряду с другими средствами В. И. Ленин умело использовал метод сравнения. Это, например, проявилось в статье «Вильгельм Кольб и Георгий Плеханов» в феврале 1916 года. В. Кольб — откровенный немецкий оппортунист, автор брошюры «Социал-демократия на распутье». Всем, кто серьезно задумывался над причинами краха II Интернационала, Владимир Ильич порекомендовал сравнить позиции немецкого и российского деятелей. Оба они сошлись в отрицании и высмеивании идеи революционных действий в связи с войной. Оба обвиняли революционных социал-демократов в пораженчестве.

В статье «Что же делать? (О задачах рабочих партий по отношению к оппортунизму и социал-шовинизму)» тоже есть сравнение: Плеханов вел себя среди русских совершенно так же, как один из оппортунистических лидеров германской социал-демократии, ревизионист Зюдекум у немцев. Последний был ярым социал-шовинистом во время мировой войны. Проповедовал империалистические взгляды по колониальному вопросу, боролся против революционного движения рабочего класса. Против Зюдекума В. И. Ленин выступил в ряде работ. Ведь насущной стала задача по мере сил помогать разоблачению русских Зюдекумов, во главе которых окончательно: поставил себя Плеханов брошюрой «О войне. Ответ товарищу 3. П.», вышедшей в конце 1914 года. Ее автор шовинизм прикрывал извращением цитат.

Позже Г. В. Плеханов активно участвовал в так называемом «Государственном совещании», которое в августе 1917 года было собрано из купцов и промышленников, помещиков, и банкиров, бывших членов Думы, меньшевиков и эсеров, чтобы прикрыть готовившийся контрреволюционный переворот. На нем произнес позорную для марксиста речь, призвав к отказу от революции.

Что в годы первой мировой войны характеризовало полемику В. И. Ленина с другими оппонентами? К осени 1914 года наметилось некоторое полевение Л. Мартова. Это В. И. Ленин отметил так: «Чем чаще и сильнее я расходился с Мартовым, тем определеннее я должен сказать, что этот писатель делает теперь именно то, что должен делать социал-демократ. Он критикует свое правительство, он разоблачает свою буржуазию, он ругает своих министров» (26, 31). Одновременно проявлялась и непоследовательность. Для показа этого В. И. Ленин привел фразу Мартова: «Само собой разумеется, что если б нынешний кризис привел к победе демократической революции, к республике, характер войны коренным образом изменился бы». Сразу же последовало энергичное и аргументированное возражение: «Это сплошная и вопиющая неправда. Мартов не мог не знать, что демократическая революция и республика суть буржуазно-демократические революция и республика. Характер войны между буржуазными и империалистическими великими державами ни на йоту не изменился бы, если бы в одной из этих держав быстро был сметен империализм военно-абсолютистски-феодальный, ибо от этого не исчез, а только усилился бы империализм чисто буржуазный» (27, 90). Такое предположение было опубликовано в «Социал-Демократе» 21 декабря 1915 года. Его верность подтвердилась почти через два года.

Многое помогают понять письма Л. Мартова его другу Н. С. Кристи, написанные с конца 1915 года до кануна Октябрьской революции. Многие из них процитированы в сборнике «Россия на рубеже веков: исторические портреты».

Польский социал-демократ П. Лапинский сделал такое сравнение: «Ленин видит слабые стороны своих противников и нещадно бьет в эти слабые точки. Мартов видит сильные стороны своих противников, и, когда он вырабатывает свою тактическую линию, он учитывает все мыслимые, даже воображаемые возражения»¹⁸.

В военную пору Л. Мартов и Л. Д. Троцкий предпочитали обходить молчанием вопрос о каутскианстве. Снова проявлялась непоследовательность Троцкого. В октябре 1914 года он опубликовал резолюцию, которая основной задачей назвала борьбу за прекращение войны. Были выдвинуты лозунги: «...никаких насильственных аннексий! Никаких контрибуций! Право национального самоопределения, как основа всех государственных перегруппировок. Соединенные Штаты Европы - без мощи и тайной дипломатии, без феодальных каст и постоянных армий»¹⁹. Но в то же время оставался оппортунистом, что определило содержание его брошюры «Война и Интернационал».

По одному из важнейших вопросов позиция Л. Д. Троцкого показана в ленинской статье «О поражений своего правительства в империалистической войне», написанной летом 1915 года. В ней приведено такое троцкистское высказывание: «Желание поражения России есть ничем не вызываемая и ничем не оправдываемая уступка политической методологии социал-патриотизма, который революционную борьбу против войны и условий, ее породивших, подменяет крайне произвольной в данных условиях ориентацией по линии наименьшего зла»²⁰. Это Владимир Ильич назвал образцом надутых фраз, какими Троцкий оправдывал оппортунизм. Ему казалось, что желание поражения России было равнозначно пожеланию победы Германии. Он стал отстаивать лозунг: ни победы, ни поражения! Потребовалось ленинское разъяснение, что признавать такой призыв — значит на деле отречься от самостоятельной пролетарской политики, подчинить трудящихся всех воюющих стран решению чисто буржуазной политики.

В своих суждениях Л. Д. Троцкий был не всегда оригинален. В ноябре 1915 года В. И. Ленин констатировал: теория оппонента «берет у большевиков призыв к решительной революционной борьбе пролетариата и к завоеванию им политической власти, а у меньшевиков — отрицание» роли крестьянства» (27, 80).

При конспектировании брошюры К. Каутского «Патриотизм, война и социал-демократия» В. И. Ленин написал слова о том, что пролетариат во всех капиталистических государствах силен, уже настолько что всякая, связанная с большими потерями, безрезультатная война должна стать исходным пунктом для революции, которая установит пролетарский режим. Это довольно близко к позже сделанному выводу о превращении войны империалистической в войну гражданскую. В брошюре выделено высказывание о том, что защита Отечества может быть обязанностью социал-демократа не при всяких обстоятельствах, а лишь в том случае, когда патриотический интерес совпадает с пролетарскими интересами всего общественного развития.

Своеобразно написана В. И. Лениным статья «Один немецкий голос о войне», впервые опубликованная в «Социал-Демократе» 5 декабря 1914 года. Публикация начинается довольно большой цитатой без указания источника, откуда она взята. В частности, констатируется, что даже великий интернациональный рабочий класс избивает друг друга на полях битв, что человечество переживает явную империалистическую борьбу за гегемонию на земле. Выражена надежда, что, может быть, воюющие обратят оружие против тех, кто втравливает трудящихся в войну, что народы объединятся. Сразу за выпиской поставлены вопросы с последующим эмоционально окрашенным ответом: «Чей это голос? Может, быть, немецкого социал-демократа?

Куда им! Они стали теперь, с Каутским во главе, «жалкими контрреволюционными болтунами..:» (26, 94). После всего этого поясняется, что отрывок взят из журнала христианских демократов, издававшегося священнослужителями в Цюрихе. Они договорились до того, что неплохо было бы обратить оружие против инициаторов мировой бойни.

Предугадывая возможный ход переговоров о «постоянном мире», В. И. Ленин нарисовал сатирическую картину для характеристики оппонентов: «Вандервельде, Плеханов и Каутский побегут петушком устраивать конгресс «социалистов» в том же городе, где будет заседать конгресс мира; добреньких пожеланий, сладеньких фраз, уверений в необходимости «защищать отечество» будет наговорено без конца на всех языках. Обстановочка будет недурная — для прикрытия перехода от империалистического союза англо-русского против Германии к такому союзу германо-русскому против Англии!» (30, 191).

У В. И. Ленина появилась необходимость поправлять оппонента незадолго до революции, когда К. Каутский в выводах ленинской книги «Империализм, как высшая стадия капитализма» увидел призыв к немедленному введению социализма. Потребовалось разъяснение, что из необходимости империализма революционные марксисты требуют не немедленного практического осуществления социализма, а необходимости революционных действий, направленных на коренные преобразования. Выделим момент, о котором предпочитают сегодня не вспоминать многие оппоненты В. И. Ленина: призвание готовности империализма для перехода к другой социальной организации не означало, будто он считал, что империализм — это кратковременная и быстро проходящая стадия капиталистического строя. «Сколько времени эта эпоха будет продолжаться, — отметил В. И. Ленин, — мы не можем сказать» (26, 30).

Победила Февральская буржуазно-демократическая революция. ««Историческая музыка эпохи», — вспоминал о той поре В. М. Чернов, — открытая февральскими днями, в наивной вере, в неомраченной еще цельности настроения, в дружеском едином порыве, праздничном и светлом. Много было в февральской революции яркого. Но вряд ли можно найти в ней что-нибудь более трогательное, чем эта, переливающаяся через край переполненной радостью души народной струя почти религиозной веры в пришедшее обновление всей жизни»²¹.

После крушения царского самодержавия принципиальные споры велись в совершенно иных условиях. Но раскол между двумя направлениями российской социал-демократии не был преодолен.

Оживленная, временами доходящая до неумеренной резкости полемика продолжалась на страницах газеты «Единство», которая вновь издавалась, с 29 марта (11 апреля) 1917 года до декабря того же года. Под названием «Наше Единство», выходила до января 1918 года. На тон материалов уже первых послефевральских номеров обратили внимание даже противники большевиков. В статье «Союз лжи» В. И. Ленин привел цитату из эсеровской газеты «Дело Народа»: «...такие слова, такой метод борьбы мы обыкли видеть на страницах «Русской Воли». И видеть их в статьях социалистов, по чистой совести, тяжело и больно» (3.1, 219). Так печатный орган, в котором участвовал министр Керенский, отвернулся от бешено-шовинистических, клеветнически грязных и пахнущих погромом плехановских приемов. А что из себя представляла «Русская Воля»? Это была ежедневная буржуазная газета, основанная царским министром внутренних дел Протопоповым и существовавшая на средства крупных банков. После Февральской революции вела клеветническую кампанию против большинства большевиков.

 Шумная, временами вновь реанимируемая кампания была связана с возвращением В. И. Ленина и других революционеров из эмиграции через Германию.

Плехановское издание В. И. Ленин, в частности, вспомнил в небольшой статье «Неудачные попытки г-на Плеханова вывернуться». Она написана в связи с тем что в пятнадцатом номере «Единства» оппонент с обилием брани набросился на «Правду», стремясь замять бесспорные факты.

Как в ту пору Плеханов относился к большевикам? Ответ получить помогает его большая статья в «Единстве», написанная после обнародования Апрельских тезисов и озаглавленная довольно длинно и непривычно — «О тезисах Ленина и о том, почему бред бывает подчас весьма интересен». Судя по утверждению, автор публикации не хотел, чтобы полемика выродилась в петушиный бой. Пояснил, что ленинскую речь бредовой назвал репортер «Единства», который, разумеется, мог ошибиться в оценке. Здесь же не приминул неуважительно отозваться о читателях «Правды», которых поименовал простодушными и туго соображающими. Нет такта в рассуждениях о поучительности бреда в психиатрическом или в политическом отношении. Тут же упомянуты чеховская «Палата № 6» и гоголевские «Записки титулярного советника Авксентия Ивановича Поприщина». Это без намека на такт сделано при сравнении Апрельских тезисов с речами ненормальных героев великих писателей. Здесь уж на репортера никак не сошлешься.

Плеханов утверждал, будто масса русского народа желала продолжать войну во имя защиты своей страны. Голословно заявил о правоте собственной точки зрения, а не ленинской. Закономерен вопрос: где же доказательства? Их нет. Выходит, читатели должны были все принять на веру, как аксиому. Есть еще один момент. Снова проявился стариннейший прием сваливания с больной головы на здоровую; В большевистском тезисе об участии народа в защите Отечества Плеханов не обнаружил марксизма. Дескать, им вообще не пахнет в суждениях людей, не считающихся с условиями места и времени. Сам же их часто игнорировал.

Ответом на несколько плехановских выпадов явилась ленинская статья «По стопам «Русской Воли», опубликованная в «Правде» 13 апреля 1917 года. Оценено наигранное призвание Плеханова, который в первом Апрельском тезисе взял для цитирования слова о том, что война со стороны России остается грабительской, империалистической. Затем е невинным видом поинтересовался, а как обстоят дела со стороны Германии. Утверждал, будто у Ленина об этом ничего не сказано. Последовала такая ленинская реакция: «Бесстыдство г-на Плеханова переходит все пределы. Он прекрасно знает литературу большевиков, изданную за границей. Он прекрасна знает, что бесчисленное количество раз все большевики без исключения — в речах, статьях, резолюциях — заявляли: война со стороны Германии является столь же грабительскою, империалистскою, как и со стороны всех остальных воюющих «великих» держав» (31, 214). Зная об этом, располагая другими фактами, Плеханов тем не менее опустился до изображения правдистов германофилами. Опять же нулевое обоснование!

 Совершенно загадочным Г. В. Плеханов объявил окончание первого ленинского тезиса, состоявшего из единственного слова: братание. И снова занята поза наивного человека, в беспомощности вопрошающего: с кем братание? По какому случаю братание? Внести ясность помогла ленинская статья «Значение братанья», опубликованная в «Правде» 11 мая (28 апреля) 1917 года. В ней братание расценено как путь к миру, как революционная инициатива масс, как пробуждение совести, ума, смелости угнетенных классов, как одного из звеньев в цепи шагов к социалистической революции. Совсем иное понимание В. И. Ленин отметил у видного оппонента: «Жалко смотреть, до чего опустился этот бывший социалист! Он сопоставляет братанье с «изменой»!! Он рассуждает: разве не поведет братанье, при его удаче, к сепаратному миру?» (31,461).

На Апрельские тезисы также отозвалась газета Л. Мартова «Вперед!». В ней статья «Опасные иллюзии» была выдержана в духе недобрых традиций новой «Искры». Неужели ее автор не видел того, что контрреволюционные силы готовили решительные выступления? Возьмем отрывок из воспоминаний А. И. Деникина: «Общее политическое положение Корнилов определял так же, как и Крымов: отсутствие власти у правительства и неизбежность жестокой расчистки Петрограда. В одном они расходились: Корнилов упрямо надеялся еще, что ему удастся подчинить своему влиянию большую часть петроградского гарнизона, — надежда, как известно, не сбывшаяся»²².

В последние годы у нас в дискуссиях часто цитируют, комментируют рассуждение Г. В. Плеханова о том, что Россия страдала не столько от того, что в ней был капитализм, но также и от того, что в ней был недостаточно развит капиталистический способ производства. Исходя из такого тезиса, Плеханов, как вспоминает Н. В. Валентинов, «о возможности, по Ленину, перехода, скачка России в социализм» говорил с презрением.

 — Нам после десятилетий пропаганды, просвещения голов научным социализмом, марксизмом предлагают вернуться к ткачевско-бакунинской, невежественной демагогии. Почему тогда не заменить электричество лучиной, а паровой локомотив — конной тягой?»²³. Георгий Валентинович полагал, что при таких обстоятельствах о социалистическом перевороте не могли говорить люди, хотя бы немного усвоившие учение Маркса. Горячие споры о готовности или неготовности России к одному из крупнейших событий XX века не утихают до сих пор.

В первомайское письме артели социалистического студенчества, которое напечатали «Единство», «Речь» и «Дело Народа», Плеханов договорился до призыва дружно поддерживать Временное правительство, о котором даже кадет князь С. П. Мансырев писал: «Было бы тяжело, да, пожалуй, и бесполезно перечислять теперь все роковые ошибки, сделанные Временным правительством в течение первого же месяца его существования и, на мой взгляд, систематически шедшее навстречу социалистическо-интернациональной идеологии, неминуемо приведший к большевизму»²⁴. Сам А. Ф. Керенский признавался, что Временное правительство не решало многие важные проблемы²⁵.

В статье «Один из коренных вопросов (Как рассуждают социалисты, перешедшие на сторону буржуазии)» В. И. Ленин показал, как Плеханов запутался самым смешным образом: «Спрашивается: если мелкие хозяйчики составляют большинство населения и если объективных условий для социализма нет, то как может большинство населения высказаться за социализм?! кто может говорить и кто говорит о введении социализма против воли большинства?!» (31, 301).

Активное несогласие вызывали плехановские бездоказательные утверждения. Возьмем опубликованную в «Единстве» 27 июня 1917 года статью Г. В. Плеханова «Что собственно дал съезд?». Ее автор у Ленина и его единомышленников обнаружил элемент варварской грубости. Явно недостаточно такта и в многословном предположении о том, что если бы ленинцы вдруг стали цивилизованными людьми, то и тогда им нельзя было бы столковаться с большинством съезда Советов, которое, мол, не разделило мнение о готовности России к социалистическому перевороту. Ленинская тактика названа псевдореволюциониой. Слово коммунизм взято в кавычки. Плеханов поддержал совсем не обоснованное замечание Церетели, будто летом 1917 года контрреволюция проникла преимущественно через ленинские ворота. Обратила на себя внимание напечатанная в середине июля статья «Соглашение нужно и возможно». Ее Плеханов завершил нелогичным выводом о необходимости борьбы с австро-венгерскими завоевателями, следовательно, вновь ратовал за продолжение надоевшей народу войны.

Между Февралем и Октябрем 1917 года неоднозначной была деятельность Л. Мартова, что сказалось на характере полемики с ним. Вспомним, что именно он после свержения царизма предложил план проезда политических эмигрантов: через Германию в обмен на интернированных в России германских и австрийских подданных, Л. Мартов выразил глубокое возмущение клеветнической кампанией, которая большевистское течение в русской социал-демократии стремилась представить агентурой германского правительства. Эти облыжные утверждения вновь повторяются в последние годы.

Автора корреспонденции «Провокация слов» в двенадцатом номере газеты «Вперед!» встревожило то, что на больших митингах, прикрываясь лозунгом «Долой войну!», предлагают прекратить военные действия.

Стоявший на позициях оборончества Г. В. Плеханов оказался близок к позиции эсеров. Обратимся к мнению их лидера В. М. Чернова: «Все мы сейчас охотно предаемся мечтаниям о том, что России суждено сказать новое слово в деле решения мировой социальной проблемы грядущего; но мы забываем, что эта наша миссия висит на тоненькой ниточке: остатки обороноспособности армии, защищающей границы нашей родины, а родина — это есть в то же время родина Революции...»²⁶.

Осенью 1917 года в Петрограде Л. Мартов редактировал газету меньшевиков-«интернационалистов» «Искра». Таким образом он начал публицистическую деятельность как один из редакторов ленинской «Искры» и вот после свержения царизма стал выпускать одноименный орган совсем иного направления и характера, повторяя речи хищников империализма.

Постепенно между Февралем и Октябрем под влиянием ленинской платформы к последовательным революционерам потянулись радикальные представители российской социал-демократии. Ранее часть из них входила в другие фракции и даже боролась против ленинцев. В их числе был и Л. Д. Троцкий, который из эмиграции в Петроград прибыл 5 мая 1917 года и первое время присматривался. Стала расти его популярность в руководящем ядре межрайонной организации РСДРП.

По некоторым свидетельствам, на одном из заседаний Центрального Комитета в мае В. И. Ленин высказался за приглашение Л. Д. Троцкого в редакцию «Правды». Но предложение отвергли другие члены ЦК.

Оба революционных деятеля признавали, что отныне российская революция могла развиваться только как социалистическая. Но оба в то же время исходили из ошибочного прогноза, что в случае ее свержения в России она обязательно перерастет в мировую революцию.

После трагических событии 3 июля Л. Д. Троцкий так критиковал позицию эсеро-меньшевистских соглашателей: «...эсеро-меньшевистское «большинство» только закрепляет вчерашнюю беспомощность и отсталость масс. И сегодня уже этого одного закрепления недостаточно: на помощь ему идет самая разнузданная репрессия. Эти люди борются против внутренней логики с ее классовыми врагами. Именно поэтому мы обязаны подрывать доверие к ним — во имя доверия к завтрашнему дню революции»²⁷.

В брошюре «Программа мира», выпущенной летом 1917 года, Л. Д. Троцкий спасение российской революции видел в перенесении ее на всю Европу, был « в полной уверенности, что наша инициатива даст толчок борьбе в других странах; а если бы этого не произошло, то безнадежно думать — так свидетельствуют и опыт истории, и теоретические соображения, — что, например, революционная Россия могла бы устоять перед лицом консервативной Европы...»²⁸, Тяжелейший опыт ближайших лет показал неверность мнения Троцкого и истинность ленинского вывода о возможности победы социалистической революции первоначально в одной, отдельно взятой стране.

Бесспорно, что Л, Д. Троцкий внес немалый вклад в подготовку и осуществление Октябрьского вооруженного восстания. Правда, не обошлось без элементов возвышения самого себя. Об этом, наряду с другим, свидетельствует запись в дневнике за 25 марта 1935 года: «Если бы в Петербурге не было ни Ленина, ни меня, не было бы и Октябрьской революции, руководство большевистской партии помешало бы ей свершиться»²⁹. «Особая» позиция Троцкого проявилась в том, что 24 октября 1917 года он предложил отложить решение вопроса о власти до съезда Советов. Начиналась невиданная страница в истории России.

Примечания:

¹ Лукач Д. Ленин. Исследовательский очерк о взаимосвязи его идей. М., 1990. С. 56.

² Цит. по: Возвращенная публицистика. Книга L.M., 1991. С. 55.

³ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. I. С. 35.

⁴ Майков В. Н. Литературная критика. Л., 1985. С. 39.

⁵ Голос Социал-Демократа. 1911, декабрь. 82

⁶ Плеханов Г. В. Соч. Т. 19. С. 484.

⁷ Цит. по: Троцкий Л. Д. Сталинская школа фальсификаций. М.,1990. С. 183.

⁸ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 22. С. 86.

⁹ Ленинский сборник XXV. С. 349.

¹⁰ См.: Вопросы истории НПСС. 1960. № 6. С. 176.

¹¹Валентинов Н. В. Наследники Ленина. М., 1991. С. 12.

¹² Правда (венская). 1912. 23 апреля (6 мая).

¹³ Ленинский сборник XXV. С. 328.

¹⁴ Еремеев К. С Нарицание имен «Звезды» и, «Правды». — В книге: Большевик-правдист. М:. 1965. С. 192.

¹⁵ Троцкий Л. Д. К истории русской революции. М., 1990, С 116.

 ¹⁶ Валентинов Н. В. Наследники Ленина; М., 1991. С. 185.

¹⁷ Единство. 1914, 18 мая.

¹⁸ Мартов и его близкие. Нью-Йорк. 1959. С. 107.

¹⁹ Ленинский сборник XIV. С. 151.

²⁰ Наше Слово. 1915. №105.

²¹ Страна гибнет сегодня. М., 1991. С. 338.

²³ Валентинов Н. В. Наследники Ленина. М., 1991. С. 189.

²⁴ Страна гибнет сегодня. М., 1991. С. 113.

²⁵ См.: Свободная мысль. 1992. № 3. С. 76.

²⁶ Страна гибнет сегодня. М., 1991. С. 340.

²⁷ Троцкий Л. Д. Соч. Т. 3. Ч. I. С 240-241.

²⁸ Троцкий Л. Д. К истории русской революции, М., 1990. С. 142.

²⁹ Троцкий Л. Дневники и письма. Нью-Йорк, 1986, С. 84.

 

ЭТИКА ВЕДЕНИЯ СПОРА

После победы Великого Октября полемика велась в совершенно иных, чем раньше, конкретно-исторических условиях. Власть перешла в руки трудящегося народа. Продолжала проявляться ленинская забота о конструктивности принципиальных споров. На первый план выдвигались характер, направленность развития, того или иного социального течения. Не оставлялись без внимания отдельные деятели. Нередко практика подтверждала, что разномыслие — не противостояние сторон. Но проявлялся и дефицит терпимости.

В числе других ставилась задача продвигаться вперед от разъяснения принципиальных вопросов к частным, конкретным. Это подтверждает ход словесных баталий с Т. В. Плехановым, Л. Мартовым, Л. Д. Троцким и другими оппонентами. Одновременно проявлялась забота о том, чтобы сознательные рабочие получили возможность понять развитие идей социалистической революции. С этой целью, в частности, был издан сборник «Против течения». Он заключил в себя статьи, ранее опубликованные в «Социал-Демократе». В предисловии к сборнику В. И. Ленин отметил, что часть материалов рассмотрела «внутрипартийные отношения, ту борьбу фракций, которая долго казалась близоруким людям «хаосом» или «личным конфликтом» и которая на деле привела теперь, как видит всякий, к размежеванию действительных социалистов от лакеев буржуазии, господ Либерданов, Мартовых и К0» (36, 124). Окончание фразы не выдержано в дипломатическом тоне.

Сразу после победоносной революции проявились и до сих пор временами напоминают о себе обстоятельства, побуждающие начать разговор об этике ведения спора, о соотношении между коммунистической политикой и моралью.

Высокая культура полемики не принимает до бешенства дикий рев вместо доводов, неоправданные резкости. Понятна озабоченность Н. К. Крупской, которая на XIV съезде партии сказала: «...в борьбе с меньшевиками и эсерами мы привыкли крыть наших противников, что называется, матом, но нельзя допустить, чтобы члены партии в таких тонах вели между собою полемику. Необходимо поставить определенные рамки, научиться говорить по-товарищески»¹. Требовалось различить критику и дрязги, выработать кодекс журналистской этики.

Не может быть высоким культурный уровень поиска истины при положении, так охарактеризованном Г. В. Плехановым: «Есть люди, которые, оспаривая мысль своего противника, не понимают ни ее самой, ни тех доводов, которые он приводит в ее защиту. Споры с такими людьми хуже зубной боли»². Такую же мысль В. И. Ленин выразил несколько иначе: «Хуже всякого глухого, кто не хочет слышать» (39..95).

Результативность обмена мнениями не повышается, если на прошлое смотреть, руководствуясь нынешними критериями.

Само собой разумеющимся является требование определенной компетентности и знания предмета спора, Пока же повторяется картина, когда писатели, социологи, публицисты «вместо того, чтобы стать носителями идеи ясности и отчетливости мышления (в особенности социально-философского), они остаются носителями путаницы и темноты»³.

Теперь обратимся к нескольким проблемам, связанным с историей Великого Октября. Отношение к событию мирового характера и значения было и остается разным. Одни его торжественно именуют Великой Октябрьской социалистической революцией, крупнейшим свершением XX века. Другие высказывают резко несовпадающие точки зрения. Споры, порой очень эмоциональные, продолжаются. Каждая сторона по-разному рисует образ революций, которую народ России под руководством партии большевиков совершил три четверти века назад. Не вызывает возражений мнение, что подход «к оценке Октябрьской революции должен быть всесторонним. К ней самой, к тому, что за ней последовало, к тем изменениям в общественной жизни, которые явились ее результатами, надо относиться дифференцированно»⁴.

Для ныне здравствующих, для будущих поколений чрезвычайно важно коллективными усилиями объективных людей создать правдивый образ Великого Октября — без чрезмерно нарядного глянца и без измазывания дегтем, отметая давние и недавние мифы. Вызывает уважение объективный подход деятелей, в том числе тех, чьи симпатии не на стороне социалистической революции. Это относится к Н. А. Бердяеву, написавшему: «В этот момент большевизм, давно подготовленный Лениным, оказался единственной силой, которая, с одной стороны, могла докончить разложение старого и, с другой стороны, организовать новое, только большевизм оказался способным овладеть положением, только он соответствовал массовым инстинктам и реальным соотношениям»⁵. Народные массы пошли за большевиками, что отметил и Л. Мартов. Это наряду с другими фактами опровергает утверждение о «захвате» власти в октябре 1917 года большевиками, которые якобы не опирались на волю большинства народа.

 Глубокий анализ сложных процессов можно найти в ленинских трудах, среди которых выделяются статьи и письма осени 1917 года. 10 октября В. И. Ленин констатировал: «Большинство теперь за нами. Политически дело совершенно созрело для перехода власти» (32, 391). Воедино слились различные революционные и общедемократические потоки — пролетарские, крестьянские, национально-освободительные, либерально-демократические и другие. На время они отодвинули в сторону имевшиеся между ними противоречия, разницу в представлениях о социализме.

Бездоказательно звучат утверждения, будто революция была ошибкой, о которой лучше не вспоминать. Ведь речь идет о событии, оказавшем воздействие на три четверти века отечественной и мировой истории.

Досадно, что в труде, претендующем на серьезное исследование, нашлось место для бездоказательного утверждения с клеветническим налетом: «Неудивительно, что происшедший в октябре 1917 г. переворот не был для германского правительства неожиданностью. Справедливо или нет, оно смотрело на происшедшее как на дело своих рук»⁶.

В наши дни оппоненты ставят вопрос: «Не ошибся ли Ленин, назвав Октябрьскую революцию социалистической?». «При ответе на этот вопрос, — считает А. М. Ковалев, — следует иметь ввиду, что, во-первых, в России буржуазно-демократическая революция, по типу западных, на которой настаивали кадеты, меньшевики, эсеры, не могла решить накопившиеся проблемы. Поэтому необходимы были более глубокие революционные преобразования, способные вывести страну на новый путь. И в этом смысле В. И. Ленин, говоря о переходе к социалистической революции и осуществляя ее оказался более прав, нежели его идейные противники. В отличие от Г. В. Плеханова, В. И. Ленин при анализе обстановки в России учитывал не только чисто экономические, но и многие другие обстоятельства, что и позволило ему в апреле 1917 года сделать окончательный вывод о невозможности развития России по капиталистическому пути. Во-вторых, Октябрьская революция привела к утверждению не капиталистической, а социалистической формация, и в этом также прав оказался В.. И. Ленин. В-третьих, нельзя забывать об определенных иллюзиях в отношении революции, которые были присущи большевикам...»⁷. Сразу же после революции В. И. Ленин называл ее не социалистической, а рабоче-крестьянской.

К эпохальному событию разным было отношение за рубежом. В США его восприняли как аномалию истории. Иную позицию занял английский историк Э. X. Карр, автор монографии «Русская революция от Ленина до Сталина. 1917 — 1929». Этот ученый осуждал стремление иных деятелей полностью забыть и замолчать огромные достижения революции. Напомнил, что Россия из страны, чье население более чем на 80 процентов состояло из неграмотных или полуграмотных крестьян, превратилась в страну, где более 60 процентов живет в городах, население является полностью грамотным. Увидел поразительные успехи на пути реализации экономической программы социализма. Но Карр отдавал себе отчет и в другом, любой говорящий сейчас о достижениях социализма сразу же будет заклеймен как сталинист. Тем не менее английский ученый не отказался от своего взгляда, что 1917 год был одним из поворотных пунктов истории и наряду с войной 1914 — 1918 годов знаменует начало конца капиталистической системы⁸.

По мнению Розы Люксембург, Октябрьское восстание спасло не одно только дело русской революции, но и честь международного социализма.

Большинство членов ЦК РСДРП (б), В. И. Ленин не сомневались в том, что вынесение на общественный суд разногласий, которые в основном в первые недели после победы Октября повторяли расхождения с группами «Новой Жизни» и Л. Мартова, могло обеспечить политике большевиков самоотверженную поддержку революционных рабочих, солдат и крестьян.

Довольно критичным по отношению к собственным взглядам и действиям был Л. Мартов. Об этом, в частности, свидетельствуют его письма Надежде Самойловне Кристи, написанные в 1917 году сначала в эмиграции в Швейцарии, а затем в Петрограде, когда он вернулся в первые дни мая 1917 года. В одном из писем признался, что его единомышленники солидной силы не представляли. Было известное почетное положение, определявшееся тем, что оборонцы и большевики одинаково с уважением относились к сторонникам Мартова и тем, что буржуазная пресса не позволяла себе так бесшабашно травить мартовцев, как это делала с ленинцами. Констатировал и то, что массы предпочли от оборонцев переходить к большевикам.

На втором съезде Советов Л. Мартов предложил сформировать однородное социалистическое правительство, которое состояло бы из представителей всех партии социалистической ориентации. К тому времени большевики уже предприняли несколько практических шагов, высказали свое мнение на этот счет. Еще в начале сентября 1917 года В. И. Ленин считал, что союз большевиков, меньшевиков и эсеров сделал бы невозможной гражданскую войну. Но в то же время между социалистами разной ориентации проявилось расхождение, в частности, в понимании революционной демократии. Отрицательно сказались недоверие друг к другу, амбиции, груз взаимной вражды и нетерпимости.

26 октября, буквально за несколько часов до сформирования рабоче-крестьянского правительства, большевики предложили в состав Совета Народных Комиссаров войти трем левоэсеровским лидерам — В. А. Карелину, Б. Д. Камкову и В. Б. Спиро. Но коалиционное социалистическое правительство тогда не состоялось по вине всех партий, которые по основным вопросам, занимали жесткую и бескомпромиссную позицию.

В нынешних излишне эмоциональных спорах не всегда вспоминают о том, что среди ста одного члена ВЦИК, избранного вторым съездом Советов, были 62 большевика, 29 левых эсеров, шесть меньшевиков-интернационалистов, три украинских социалиста и один эсер-максималист.

Авторы нападок на В. И. Ленина умышленно не упоминают и другие факты. Так, представителей меньшевиков и эсеров приглашали участвовать в работе VIII Всероссийского съезда Советов, где они выступили со своими декларациями. Забыто и то, что на X съезде партии В. И. Ленин был в одном шаге до признания важности и закономерности многопартийности. Он же в январе 1922 года размышлял о легализации меньшевиков.

В своих трехтомных «Записках о революции» Н. Н. Суханов дал объективную характеристику Мартову. С одной стороны, он самый умный человек, какого когда-либо знал автор мемуаров. Будучи несравненным политическим аналитиком, он обладал способностью понимать, предвосхищать, оценивать психологию, ход мыслей, источники аргументации оппонента. С другой стороны, у Мартова слишком сильны задерживающие центры, чтобы позволять ему свободные боевые действия, революционные подвиги, которые, требуют не столько разума, сколько воли. Выходило у Суханова неожиданное: Мартов слишком умен, чтобы стать первоклассным революционером.

Тот же автор признал Ленина явлением чрезвычайным, человеком совершенно особенной духовной силы.

Не следует забывать то обстоятельство, что Л. Мартов в момент свершения событий всемирного значения, как и лидеры меньшевиков и эсеров, высказывался за «третий» путь, Когда шло вооруженное восстание, еще сохранялся шанс на создание однородно социалистического правительства. Здесь важную роль могли сыграть меньшевики-интернационалисты во главе с Л. Мартовым. Но их усилия по «наведению мостов» между социалистами оказались безуспешными. Правые меньшевики и правые эсеры покинули II съезд Советов. Они полагали, что большевики у власти долго не продержатся. Непоследовательность проявлял сам лидер меньшевиков-интернационалистов.

Противники социалистического выбора с умыслом или без него сегодня игнорируют несколько моментов. В частности, то, что большевистская партия встала на стражу Советской власти и интересов всех трудящихся, прежде всего рабочих и беднейших крестьян. Оппоненты не упоминают опровергающие серию их бездоказательных обвинений такие строки документа: «Мы предложили и предлагаем левым эсерам разделить с нами  власть. Не наша вина, если они отказались. Мы начали переговоры, и после того, как разъехался Второй съезд Советов, мы делали в этих переговорах всяческие уступки, вплоть до условного согласия допустить представителей от части петроградской городской думы, этого гнезда корниловцев, которое в первую очередь будет сметено народом, если негодяи-корниловцы, если сынки капиталистов и помещиков, юнкера опять попробуют сопротивляться воле народа...» (35, 75).

В конце декабря 1917 года Л. Мартов писал П. Б. Аксельроду: «Мы не считаем возможным от большевистской анархии апеллировать к реставрации бездарного коалиционного режима, а лишь к демократическому блоку; мы за претарианско-люмпенской стороной большевизма не игнорируем его корней в русском пролетариате, а потому отказываемся организовывать гражданскую войну против него»⁹.

 Пока шла гражданская война, Л. Мартов и его сторонники были верны своей послеоктябрьской позиции отказа от вооруженной борьбы с Советской властью. Считали, что ее крушение под ударами белогвардейцев и интервентов приведет к победе реакции.

 В послереволюционный период Л. Мартов высказывался за демократическое революционное управление, за Учредительное собрание и демократическую республику, против большевистской власти. При этом в полемике он был щедр на хлесткие, но ничего общего с реальностью не имеющие утверждения типа: «Ленинская власть, изменила свою базу: она окончательно перестала быть «рабочим правительством», чтобы стать правительством крестьян или, точнее, правительством той части крестьян, которая состоит из бывших солдат и играет сейчас в деревне роль привилегированного слоя... Ленин и Ко объективно совершают работу ликвидации российской революции»¹⁰.

 В опубликованном в том же номере газеты «Вперед!» объявлении о мартовской публичной лекции выделен тезис: «Большевизм в роли организатора собственнической контрреволюции». Материалы газеты эмоционально пугали читателей военной диктатурой, тем, что В. И. Ленин будто бы с железной необходимостью подходил к установлению власти, независимой от большинства народа, т. е. к уничтожению всякого политического и социалистического демократизма. Так много из всего этого повторяется сегодня почти без изменений!

 Во имя объективности следует признать, что при всех издержках, эмоциональных перехлестах критика со стороны меньшевиков и эсеров в тот период нередко была обоснованной. Но и сами они давали основания для резких высказывании в свой адрес, хотя иногда выгодно отличались от других движений, течений, партий. Можно сделать такое сравнение. В разной степени и форме к идее ликвидации власти большевиков силовыми способами склонялись кадет Милюков, эсер Зензинов, народный социалист Чайковский, Каутский и другие. «Иной взгляд, — отвечают исследователи, — на возможные пути устранения «коммунистического самодержавия» сложился у теоретиков так называемого «официального меньшевизма», сначала в лице Мартова, а затем — Д. Далина, Ф. Дана, Р. Абрамовича и других...

Официальный меньшевизм, тем не менее, отрицал целесообразность ее насильственного свержения»¹¹. Была и такая страница истории. В резолюции ЦК меньшевиков, опубликованной 1 июля 1918 года, организациям партии рекомендовалось поддерживать местные антисоветские мятежи в случае их успеха. Подобная тактика мотивировалась своеобразно: необходимостью скорейшего окончания гражданской войны и стремлением предотвратить расправу над большевиками.

В последние годы часто задаются вопросы типа: «Может быть, правы были меньшевики, писавшие, что Россия не созрела для власти пролетариата и для социализма? Может быть, вещими были слова Г. В. Плеханова о том, что Россия не смолола еще той муки, из которой бы испекся пирог социализма?». В числе их задавших — доктор философских наук, профессор. А. Бутенко. Опубликованную в одиннадцатом и двенадцатом номерах журнала «Наука и жизнь» за 1989 года статью он озаглавил «Был ли у России реальный путь к социализму?» В ней, в частности, отметил, что именно в вопросе о характере и возможностях революционной власти особенно наглядно проявилась противоположность творческого ленинского подхода и догматического подхода меньшевиков. По мнению ученого, признание невозможности демократического развития России по капиталистическому пути после Февральской революции является не большевистской догмой, а выводом, широко признанным современной буржуазной историографией, в том числе и откровенно не симпатизирующей марксистам.

Один из важных элементов культуры полемики — обязательность диалектического подхода к рассматриваемому факту, явлению, теоретическому положению. Многое дает понимание того, как развивались ленинские взгляды на теорию и практику социализма. Разделяя взгляды К. Маркса и Ф. Энгельса на социализм и коммунизм, В. И. Ленин учитывал особенности развития России в новых условиях. Поэтому еще весной 1918 года в статье «Очередные задачи Советской власти» высказался за развитие кооперативных форм производства и другие переходные меры для утверждения социализма. Осуществлению, намеченного помешала гражданская война. Потом были другие сложнейшие процессы и труднейшие испытания. Снова «встал вопрос: верно ли учение марксизма о социалистическом преобразовании общества? Мы не можем согласиться с теми, кто говорит о конце коммунизма и марксизма. Социализм и коммунизм — это закономерные этапы развития человечества»¹². Напомним, что в ленинском понимании социализм — это естественный результат свободного творчества самих народных масс.

 Безосновательны и бездоказательны обвинения В. И. Ленина в том, будто он пытался ввести социализм. Двоякому толкованию не поддается ленинская принципиальная политическая установка: «Мы не можем стоять за то, чтобы социализм «вводить»... Мы должны социализм проповедовать» (31, 357). Ясность также помогает внести ленинская статья «Запуганные крахом старого и борющиеся за новое», которая была написана на рубеже первого и второго годов революции, но впервые опубликована в 1929 году. В ней констатировалось, что историческую перспективу не могут понять те, кто придавлен рутиной капитализма, оглушен могучим крахом старого, кажущимся хаосом разваливающихся и проваливающихся вековых построек царизма и буржуазии. Придавленные, оглушенные, запуганные буржуа руководствовались нелепыми представлениями о «введении социализма», которое они получили не при систематическом изучении марксизма, а узнавая лишь обрывки революционного учения, повторяя перевирания этого учения невеждами и полузнайками. Это они приписывали большевикам план введения социализма. «Нам, марксистам, — возразил В. И.. Ленин, — такие мысли, не говоря о планах, чужды. Мы всегда знали, говорили, повторяли, что социализм нельзя «ввести», что он вырастает в ходе классовой борьбы; и гражданской войны...» (35, 192). Актуальность сохраняет ленинский вывод о том, что «социализм не может ввести меньшинство — партия. Его могут ввести десятки миллионов, когда они научатся это делать сами» (36, 53).

 Четко и определенно В. И. Ленин заявлял о готовности большевиков пойти своей дорогой, стараясь как можно осторожнее и терпеливее испытывать и распознавать подлинных организаторов, людей с практической сметкой. Н. А. Бердяев был в числе констатировавших, что в 1918 году Ленин делал нечеловеческие усилия дисциплинировать русский народ.

 Тоже не симпатизировавший В. И. Ленину бывший большевик, а затем меньшевик Н. В. Валентинов проследил за переменами: «От идеи о невозможности построить социализм в одной России без торжества мировой социалистической революции Ленин шел к идее о возможности для России строить социализм «в одиночку» даже при существовании капиталистического окружения. И к этой идее он уже вплотную подошел в статье «О кооперации»...»¹³.

Исходя из того, что нельзя искусственно осчастливливать народ, В. И. Ленин преодолевал неверные взгляды на строй, на который широкие трудящиеся массы возлагали так много надежд. В этой связи Р. И. Хасбулатов написал: «Преодолевал в себе, в своих соратниках, наверняка страдал, сознавая ошибочность предыдущего курса. Вырабатывал новые подходы в теории и практике демократического социализма. Он многое сделал, но многое не успел сделать»¹⁴.

Для этики ведения споров о социализме важен и такой момент. В прошлом и в наши дни отдельные ленинские высказывания нередко преподносят изолированно от целостного содержания революционной теории, ее принципов и методологии. Лишь совокупность взглядов, которые следует рассматривать в контексте конкретной исторической ситуаций, дает возможность судить о разных гранях его представления о путях перехода к новому обществу.

При громадных масштабах преобразований практического решения требовали многие сложные вопросы. Этого большевики не скрывали. При альтернативе: либо диктатура Корнилова, либо диктатура пролетариата В. И. Ленин предупредил: «Все средние решения — либо обман народа буржуазией, которая не может сказать правды, не сможет сказать; что ей нужен Корнилов, либо тупость мелкобуржуазных демократов, Черновых, Церетели и Мартовых, с их болтовней о единстве демократии, диктатуры демократии, общедемократическом фронте и т. п. чепухе» (36, 194). Эти слова, особенно последние, сегодня ставят в вину автору. Но не учитывают того обстоятельства, что в условиях 1917 — 1918 годов невозможно было создание общедемократического фронта. В ситуации, когда публикации «Нашего Века», «Дела Народа» и иных далеких от большевиков газет роднило злобное желание свергнуть Советскую власть, попытки примирить пролетариат и буржуазию, В. И. Ленин с резкой определенностью назвал тупоумием.

Полемика велась по вопросам жизни или смерти молодой Республики Советов. Так было при борьбе за Брестский мир. В статье «На всероссийском волостном сходе», когда судьба Советской России висела на волоске, Л. Мартов обвинил В. И. Ленина в демагогии и в том, что тот якобы использовал мартовское неопровержимое утверждение: только на волостном сходе было бы возможно предложить утверждение мирного договора без обсуждения по пунктам, без предварительного ознакомления всех делегатов чрезвычайного съезда Советов с текстом, без всестороннего освещения всех политических и экономических последствий договора, без опубликования новой карты России. Оппонент делал вид, будто была возможность выполнить все перечисленное им. Революционер фразы не учел: настал такой период в развитии исторических событий, когда пришлось отступать перед подавляющей силой. Это конкретное положение мог подтвердить исторический анализ. Но не к нему стремился активный противник большевиков.

 Не учитывая реальное соотношение сил, подавшись опьяняющему воздействию прекрасно звучавших фраз, меньшевики высказались против Брестского мира. Они призвали начать «революционную войну», а для организации революционной обороны создать новую власть на широкой демократической основе. Их мнение о «революционной войне» разделяли «левые коммунисты». Социалистическая республика, по утверждению «левых» доктринеров, не может с буржуазным государством подписывать мирный договор, который с внешней стороны означал бы признание государством буржуазной власти и внес бы в революционное сознание пролетариата такую же дезорганизацию, как участие в буржуазных министерствах или поддержка идеи защиты отечества. Из всего сказанного следовал категоричный вывод: «Итак, нельзя заключать мир с германским империализмом, нельзя подписывать с ним договоров. Остается, по-видимому, только война»¹⁵.

 Позорным Брестский мир считал Г. В, Плеханов.

 Не всегда взвешенные оценки тому миру с Германией даются в наши дни. Повод для несогласия с ними дали авторы «Нашего Отечества». Обратимся к нескольким небесспорным утверждениям и выводам. Вот заявлено, что «на Брестском мире по непонятным никому причинам настаивал Ленин, добившийся, в конце концов, его подписания». Но неужели трудно понять ленинскую настойчивость вплоть до выставления ультиматума? Дело касалось того, быть или не быть Советской России, сохранится или погибнет дело Октябрьской революции. Далее, проявлением психологии обывателя, а не революционера названо рассуждение: слабая армия не может воевать против сильной; если невозможно сопротивляться, нужно подписать мир. Некорректно голословное утверждение, будто В. И. Ленин боролся за мир «ради удержания собственной власти и лидерства в мировом коммунистическом движении». Такого же уровня вывод: «На переговорах в декабре 1917 — марте 1918 г. Ленин стремился к союзу, по крайней мере, временному, между советским и имперским германским правительствами видя в этом единственный способ сохранить власть в своих руках и расколоть единый капиталистический мир, т. е. блокироваться с Германией против Англии и Франции». Неверно, наконец, указывается цена мира, которую готовы были заплатить большевики: «Ленин же считал, что передышка, пусть и один день, стоит трети России»¹⁶.

Серьезное испытание на прочность союз разных сил ощутил на IV Всероссийском съезде Советов при рассмотрении вопроса о ратификации мирного договора с Германией. Было использовано такое сравнение: «Съезд учел и понял, что вести войну против воли народа есть безумие и преступление со стороны народной власти и еще горшая авантюра, чем все войны царской монархии»¹⁷.

У большевиков обострились отношения с меньшевиками, в том числе со сторонниками Л. Мартова. В июне 1918 года меньшевистский ЦК подводил такие итоги: «Почти везде закрыты наши газеты. Центральные наши органы в Петрограде и Москве («Новый Луч» и «Время») закрыты... В провинции газеты сохранились в 5 — 6 более глухих уголках. Закрытие  газет вызвало тоже политические забастовки (Тула, Екатеринодар, Луганск). Попытки судить газеты вызвали бурные манифестации в Новониколаевске, в Западной Сибири, в Харькове, в Одессе... В Харькове процесс «Социал-Демократа» не состоялся, потому что угрожающий вид собравшихся тысяч рабочих заставил судей разбежаться. После этих опытов решили больше не судить нас, а закрывать газеты административным порядком. Процессы, начатые против Мартова, Дана, Мартынова и других, так и остаются неразобранными... Мы ждем доведения террора до последних границ»¹⁸.

Вопрос о правомерности и необходимости закрытия периодических изданий других политических партий в суровых условиях гражданской войны и иностранной военной интервенции требует изучения. Но в этом вряд ли помогут утверждения типа: «Первым декретом Совнаркома был декрет, запрещающий все, кроме «революционных, периодические издания»¹⁹.

Всегда ли не вызывали упреков издания оппонентов? На страницах мартовской газеты встречаются утверждения о том, будто бы большевистская периодика после победы Великого Октября вела систематическую травлю, разжигала анархические эксцессы, призывала к погромам, убийствам и самосудам; статья Сосновского в «Правде» с несколькими вопросами о неблаговидных действиях меньшевиков названа началом «артиллерийской подготовки» совместного похода ленинских и германо-турецких отрядов против Кавказа («Вперед!», № 47); ирония по поводу доверчивости уральских большевиков, обвинения В. И. Ленина в том, что тот якобы говорил одно, а думал при этом другое («Вперед!», № 44); упреки сотрудникам «Правды» и «Социал-Демократа», что их задача — не критика во имя положительной, творческой работы, а критика ради критики, ради распространения недоверия и подозрительности в рабочей среде («Вперед!», №61).

 В незаконченной статье «В лакейской» В. И. Ленин оценил несколько изданий, выходивших, по другую сторону баррикад. В их числе был меньшевистский журнал «Мысль», который издавался в Харькове с января по июль 1919 года. В четырех номерах была опубликована статья Л. Мартова. Он назван самым видным и едва ли не самым «левым» меньшевиком, почтеннейшим членом бернского Интернационала, солидарным с К. Каутским. Л. Мартов утверждал, будто пролетарские массы утратили веру в старые морально-политические ценности. «Ренегаты сваливают свое ренегатство на массы, — возмутился В. И. Ленин. — Массы сочувствуют большевикам, вступая повсюду на путь революции. В этом, оказывается, вина масс, по «теории» людей, которые всю жизнь распинались в верности революции, чтобы оказаться в лагере буржуазии против пролетариата, когда революция пришла» (39, 144).

 В своей работе «Как буржуазия использует ренегатов» В. И. Ленин полностью привел статью Стюарта Чейза «Маннергейм и Колчак» из либерального американского журнала «Новая Республика». После ее сопоставления с рассуждениями своих оппонентов В. И. Ленин вновь обнаружил объективную роль лакейства перед буржуазией со стороны Мартова, Каутского и их компании. Не в пример им, американский либерал понял, что буржуа всего мира организовала и вела гражданскую войну против революционного пролетариата, поддерживая Колчака и Деникина в России, Маннергейма в Финляндии, грузинских меньшевиков на Кавказе, польских Керенских в Польше, немецких щейдемановцев в Германии, контрреволюционеров в Венгрии и т. д.

 Ленинские парирующие удары были основательны, доказательны, но не обходились и без эмоциональных передержек. Такое, к примеру, наблюдалось, когда Л. Мартов был назван моськой буржуазного общества, резко проявилось раздражение его болтовней о диктатуре демократии.

Тяжелые уроки истории наглядно показали неотделимость подлинной политической культуры революционеров от общечеловеческого нравственного основания, Для подавляющего большинства представителей ленинской гвардии огромное значение имели чувство товарищества, совестливость, личная порядочность, искренность, прямота, простота, отзывчивость, заботливость. Болезненно воспринималось проявление противоположных качеств. Можно вспомнить, что при ведении переговоров об издании «Искры» В. И. Ленин был глубоко обижен грубым обращением Г. В. Плеханова. Потом, сменялись периоды их сближения и отчуждения.

Как проявлялась позиция Г. В. Плеханова в послеоктябрьский период? В газете «Единство» он опубликовал «Открытое письмо к петроградским рабочим». В нем поставил вопрос о том, готов ли российский рабочий класс теперь же провозгласить свою диктатуру. Трудно понять, почему после обнародования Декрета о земле появилось плехановское утверждение: поскольку крестьянству нужна земля, оно в замене капиталистического строя социалистическим не нуждается. Как же оно могло получить жизненно необходимое? Ведь ни царское, ни Временное правительство крестьян землей не наделили.

 Продолжительное время Плеханов находился в плену оборонческих настроений. Немало тому подтверждений содержится в воспоминаниях Р. М. Плехановой «Год на Родине». В начале мемуаров получилось сопоставление двух позиций. После Февральской революции марксист с большими заслугами «старался уверить итальянцев, что теперь-то свободная Россия станет хозяином своей судьбы и будет защищаться, как никогда, от хищнических поползновений немцев», а на границе с Россией молодые офицеры «рассказывали нам о происках сомнительных людей, которые ведут крайне вредную пораженческо-циммервальдскую пропаганду, имеющую успех среди солдат пограничного гарнизона»²⁰. Далее мемуаристка вспомнила, как в феврале 1918 года Плехановы узнали, что переговоры о мире не идут на лад. Здесь же не удержалась от выпада, отмечая: «аппетиты немцев до того разгорелись, что даже услужливые большевики, многие им обязанные и готовые на всевозможные уступки, находят невозможным или неприличным слишком далеко идти по пути дальнейших уступок»²¹. Некоторое облегчение супруги испытали, узнав о перерыве в брестских переговорах. Вновь Р. М. Плеханова сбилась на неуважительный тон, когда в критической обстановке Советское правительство приняло жесткий ультиматум Германии: «Ленин всю Россию отдаст, лишь бы оставили ему маленький клочок земли, хотя московский уезд, для социалистического опыта»²². Последовало некорректное сравнение с московскими князьями, которые ползали на брюхе перед татарскими ханами.

 11 и 13 января 1918 года в двух номерах «Нашего Единства» была опубликована последняя статья Г. В. Плеханова «Буки Азъ-ба». Своего рода завещанием последующим поколениям воспринимается принцип: благо народа — высший закон. Но автор не удержался от выпада при утверждении, будто тактика Смольного — это тактика Бакунина, а во многих случаях просто-напросто тактика Нечаева. Опять же — увы! — совсем нет обоснований обвинительного заключения. А о продолжении полемики свидетельствовал вывод: «Я до сих пор думаю, что тактика большевиков представляет собою совершенно незаконный вывод из тех тактических положений, которые проповедовал я, опираясь на теорию Маркса-Энгельса»²³. Сходные утверждения есть в мемуарах Р. М. Плехановой, когда она передает слова Георгия Валентиновича о большевиках: «Они держатся, — сказал он, — на народной глупости, а глупость — это база солидная. Она была базой царизма, а теперь большевистской тирании. Большевизм — это не марксизм, это смесь бланкизма и анархо-синдикализма и, чтобы держать массы в повиновении, нужна тирания избранных»²⁴. В заслугу «Нашему Единству» Р. М. Плеханова поставила то, что эта газета, мол, первой высказалась против Ленина, который-де вел Россию в пропасть. Таково безосновательно субъективное мнение.

 По-своему логичен был Р. В. Плеханов с позиций его убеждений. Но его беда был в том, что логика революции сообразовывалась не с его личными убеждениями, а с логикой российской истории.

 Сочувствием к великому человеку пропитаны слова Т. И. Филимоновой во вступлении к работам 1917 года: «Энциклопедически образованный человек, один из крупнейших теоретиков марксизма, видный деятель международного революционного движения, основатель русского марксизма, философ-гуманист, опередивший свое время на десятилетия, Плеханов в конце жизни пережил глубочайшую трагедию идейного одиночества»²⁵. Этим обернулись прежние и новые заблуждения, тактические просчеты, в том числе непомерная склонность к продолжению войны.

В определенной мере трагедия одиночества проявилась и в том, что в последние месяцы пребывания на Родине Г. В. Плеханов не всегда ощущал моральный и физический покой. С болью вспомнив о том, как к ним в Царском Селе явились матросы и красногвардейцы, вынудили покинуть жилище и переехать в Финляндию, Р. М. Плеханова поспешила с излишне безапелляционным выводом: «Все любившие, ценившие и понимавшие значение Плеханова для России и международного социализма говорили и говорят в один голос, что его убили большевики. Правда ли это? К моему прискорбию, я должна с этим согласиться»²⁶. По всей вероятности, Р. М. Плеханова при работе над воспоминаниями не знала такое обстоятельство: одним из первых законодательных актов Советской власти назывался «Декрет о неприкосновенности Г. В. Плеханова и его имущества» от 3 ноября 1917 года.

Сегодня люди доброй воли, прогрессивные силы в свой арсенал включили формулу прогресса, которую Г. В. Плеханов выразил словами: необходимость сотрудничества всех классов, народов и стран во имя общих интересов рода человеческого.

Когда стало ясно, что надежды на революцию на Западе не оправдались, В. И. Ленин обосновал долговременную политику в отношениях с капиталистическим миром и с несоциалистическим сектором экономики внутри страны. В мировом масштабе — это политика мирного сосуществования, а внутри страны — новая экономическая политика, отношение к которой не было однозначным. В частности, И. А. Рожков предупреждал В. И. Ленина: «...совершенно ясно, что без юридических гарантий, без правового порядка частная инициатива невозможна: рабов ленивых и лукавых, пиявок, которые без пользы дела будут сейчас все тот же казенный тощий кошелек высасывать, Вы, может быть, и найдете, но настоящие предприниматели не пойдут без юридических гарантий»²⁷.

Принципиальность при выдвижении лозунгов, настойчивость, а подчас неоправданная резкость в полемике не мешали В. И. Ленину быть внимательным к оппонентам. Он, например, узнал о болезни Мартова и попросил послать ему денег. Сталин отреагировал следующим образом: «Чтобы я стал тратить деньги на врага рабочего дела! Ищите себе для этого другого секретаря»²⁸.

 В 1921 году, снова став эмигрантом, Мартов организовал за границей выпуск меньшевистского журнала «Социалистический вестник». В плане статьи «Заметки публициста» В. И. Ленин сделал пометку: «... «идеальная тройка»: Мартов, Чернов и анархисты. «Идеальная» для капиталистов: идеально-чистая, — глупая, — доктринерская, — удобная, — влиятельная (идеальная для проведения в рабочем классе идей буржуазии), — бессильная, — говорливая...»²⁹. Эмигрантскому периодическому изданию Н. В. Валентинов дал такую характеристику: «Социалистический вестник» высказывал с максимальной резкостью то, что более смягченно говорили троцкисты и зиновьевцы. С этой точки зрения Бухарин и его единомышленники были правы, говоря, что критика оппозиции шла дорогой вражеского меньшевизма»³⁰. Журнал издавался в Берлине и затем в Нью-Йорке с 1921 до 1965 года.

 На многие годы переживший саму меньшевистскую РСДРП, журнал интересен не только в качестве хроники одного из течений российской социал-демократии, сколько как уникальный по несравнимому ни с чем богатству свидетельств и исследований источник для изучения советской жизни времени Ленина и Сталина, европейского социализма и превратностей нашего века.

 Осенью 1923 года при просмотре эмигрантских газет В. И. Ленин увидел сообщение о смерти Л. Мартова.

 На это печальное сообщение отозвалась и провинциальная печать. Астраханская газета «Коммунист» 11 апреля 1923 года под рубрикой «Обзор печати» опубликовала следующий материал:

ПРОЩАЙТЕ НАВСЕГДА!

 По поводу смерти лидера меньшевиков Мартова-Цедербаума Радек в «Известиях» пишет: известие о смерти Мартова вызовет глубокую печаль в рядах меньшевистской партии, в которой умерший был наиболее талантливым вождем. В рядах борющегося пролетариата это известие вызовет воспоминания о десятках лет, во время которых революционный русский пролетариат боролся рядом с мелкой буржуазией, тогда еще игравшей революционную роль. Трагедия Мартова — это трагедия революционной мелкобуржуазной среды, связанной всем своим нутром с мелкой буржуазией. Объективно Мартов был связан с теми частями революционной когда-то интеллигенции, с теми частями пролетариата, которые неспособны были порвать с буржуазией именно благодаря своему мелкобуржуазному характеру.

Великолепную характеристику Мартову дает Троцкий, отмечающий, что ни один писатель не пользовался Марксом для фальсификации революционной истины в такой мере, как Мартов.

У могилы Мартова, наиболее искреннего, наиболее бескорыстного представителя революционной когда-то мелкой буржуазии, с которой русский пролетариат часть пути проделал вместе, мы можем сказать: Прощайте навсегда. Никогда уже русский пролетариат не пойдет за партией, наиболее талантливым и наиболее преданным вождем которой был Мартов.

 

После Октября появились новые причины для обострения полемики с К. Каутским. В чем заключалось извращение им революционного учения? В оппортунистическом толковании марксистского учения о государстве, о диктатуре пролетариата, о буржуазной демократии, о значении Парижской коммуны и т. д. Приведя такой перечень, В. И. Ленин призвал своих единомышленников занять наступательную позицию. Посоветовал Германским левым выступить в печати с заявлением, что по важнейшим вопросам немецкий социал-демократ дает пошлую бернштейниаду вместо марксизма, порекомендовал издать книгу «Государство и революция» с предисловием или же в левых газетах дать заметку в стиле предисловия.

Потребовалось в нашей стране активнее противодействовать взглядам бывшего марксиста, хотя его верные положения не забывались.

В сентябре 1918 года в письме В. В. Воровскому и Я. А. Берзину, сообщив о приведении «Правдой» выдержек из статьи Каутского против большевиков, В. И. Ленин написал: «Позорный вздор, детский лепет и пошлейший оппортунизм Каутского возбуждают вопрос: почему мы ничего не делаем для борьбы с теоретическим опошлением марксизма Каутским?»³¹.

10 октября 1918 года В. И. Ленин попросил послать в Берлин 12 экземпляров «Правды» с опубликованной статьей «Пролетарская революция и ренегат Каутский» для полномочных представителей РСФСР в Германии, Швейцарии и скандинавских странах с кратким письмом: «Дорогие товарищи! Я очень хорошо сознаю недостатки своей слишком краткой статьи против Каутского. Но все же надо поскорее занять позицию, высказать свое мнение. Очень прошу перевести и издать листком»³².

 Возмущение усиливалось из-за того, что марксистскую теорию так беспардонно искажал человек, который хорошо знал произведения К. Маркса и который по просьбе Ф. Энгельса разобрал и переписал часть записей четвертого тома «Капитала». Чем объяснить извращение марксизма начетчиком? Философские основы этого В. И. Ленин прежде всего увидел в подмене диалектики эклектикой и софистикой.

Эмоциональная полемика продолжалась и после принципиальной оценки утверждений и поступков Каутского в ленинской работе «Пролетарская революция и ренегат Каутский». Участникам нынешних бурных дискуссий полезно обратить внимание на то, как, полемизируя с К. Каутским, В. И. Ленин оценивал демократию в конкретных исторических условиях: «Говорить о чистой демократии, о демократии вообще, о равенстве, о свободе, о всенародности, когда рабочие и все трудящиеся голодны, раздеты, разорены, измучены не только капиталистическим наемным рабством, но и 4-летней грабительской войной, а капиталисты и спекулянты продолжают владеть своей награбленною «собственностью» и «готовым» аппаратом государственной власти, это значит издеваться над трудящимися и эксплуатируемыми. Это значит бить в лицо основным истинам марксизма...» (37, 389 — 390).

Ученые констатировали: «Пролетарская демократия Каутского, которую он противопоставлял ленинской концепции диктатуры пролетариата, так и осталась утопией, не реализовавшейся на практике»³³.

Для правильного восприятия ленинских идей в нынешних условиях важно уяснить тезис В. И. Ленина о немыслимости существования друг без друга социализма и демократии. Уместно напомнить, что в «Тезисах и докладе о буржуазной демократии и диктатуре пролетариата» на первом конгрессе Коминтерна В. И. Ленин определенно, сформулировал основные черты и особенности качественно новой, советской демократии:

 — громадное большинство населения впервые получило реальную возможность обладать такими правами и свободами, каких не было в самых «совершенных» демократических буржуазных республиках;

 — основой всей государственной власти выступают организованные рабочие, полупролетарии, крестьяне;

 — политическая власть, на них покоящаяся, осуществляет равенство всех граждан, которое буржуазная демократия всюду провозглашала, но никогда не проводила в жизнь;

- политическая власть на деле соединяет с новым аппаратом управления всех трудящихся, которые этот аппарат и формируют;

- советская организация государства исходит из руководящей роли пролетариата как наиболее передового, сознательного и организованного класса.

Вопреки утверждениям нападающих на В. И. Ленина, он не был диктатором, противником демократии. Обратимся к утверждению Р. И. Хасбулатова: «Если бы Ленин даже теоретически допускал возможности блокирования демократии для народа, концепция его книги «Государство и революция» была совершенно иной»?³⁴.

Поныне продолжаются жаркие дискуссии о взаимоотношении демократии и социализма. Например, доктор философских наук Г. Г. Водолазов разделяет мнение ученых о том, что современная демократия не может быть демократией одного класса, плебейской или пролетарской: «Формула «демократия для кого?» превращается на практике в «демократию ни для кого». Сегодня уже очевидно, что подлинная демократия универсальна. Она для всех»³⁵. Можно предположить, что тезис об универсальности демократии примут не все. Так что возможно продолжение споров.

В двух номерах газеты «Дело Народа» была опубликована статья «Ленин против Каутского». В ней книга «Пролетарская революция и ренегат Каутский», названа памфлетом против человека, у которого якобы В. И. Ленин сам учился марксизму и революционному методу мышления. С беспощадной бестактностью выражено сомнение в умственных способностях человека, выступившего против Каутского. Даже не оставлена без внимания лысина Владимира Ильича. Обвинив руководителя Советской страны в маниакальней любви к крепким словечкам (некоторые из них перечислены с указанием страниц), автор публикации сам не очень-то позаботился о соблюдении хорошего тона, в частности, написав: «...должно быть, господство охлократии в политике, господство ее в литературе и господство ее в бытовой жизни идут всегда рука об руку. И в этом смысле брошюра Ленина — типичное детище переживаемого времени...»³⁶. Далее сами за себя говорят утверждения, будто В. И. Ленин обладал уродливым самомнением. Бесцеремонный автор публикации сравнил Владимира Ильича со слегка поцарапанным цивилизацией дикарем, устроившим безобразный литературный дебош.

При исследовании одного из сложных вопросов В. И. Ленин в резкой форме отмечал, что Мартовы и Черновы, эсеры и меньшевики заявляли о непризнании террора. Первый из них после убийства Романовых писал: «Какая гнусность! Какая ненужно-жестокая гнусность, какое бессовестное компрометирование великой русской революции новым потоком бессмысленно пролитой крови! Как будто недостаточно было уральской драмы — убийство членов семьи Николая Романова!.. Стыдно!»³⁷.

Избегая односторонности в подходе, по-иному, к проблеме с высокими нравственными мерками подошел Г. В. Плеханов, сравнивший противостоящие стороны: «...разница между красным террором, с одной стороны, и белым — с другой: один практикуется людьми, способными глубоко чувствовать и честно, хотя подчас и ошибочно, думать; за другой берутся джентльмены, не имеющие ни чувства в своем загрубелом сердце, ни мысли в своей неразвитой голове»^38.

Большевики прежде всего выступали за ненасильственные действия. За подтверждением обратимся к иностранцу. «Не коммунизм, —  писал Герберт Уэллс, — а европейский империализм втянул эту огромную, расшатанную, обанкротившуюся империю в шестилетнюю изнурительную войну. И не коммунизм терзал эту страдающую и, быть может, погибающую Россию субсидированными извне непрерывными нападениями, вторжениями, мятежами, душил ее чудовищно жесткой блокадой. Мстительный французский кредитор, тупой английский журналист несут гораздо большую ответственность за эти смертные муки, чем любой коммунист»³⁹.

Американский писатель Д. Линкольн Стеффенс передал такой разговор с В. И. Лениным:

« — Какие заверения можете вы дать, что красный террор прекратится?..

 — Кто требует таких заверений? — спросил он, гневно выпрямляясь.

 — Париж, — сказал я.

 — Значит, те самые люди, которые только что убили в бесполезной войне семнадцать миллионов человек, теперь озабочены судьбой нескольких тысяч, убитых во время революции во имя осознанной цели — ради того, чтобы покончить с необходимостью войны?.. — Секунду он стоял, глядя на меня гневными глазами, затем, успокоившись, сказал: — Впрочем, пусть. Не отрицайте террора. Не преуменьшайте ни одного из зол революции. Их нельзя избежать. На это надо рассчитывать заранее: если у нас революция, мы должны быть готовы оплачивать ее издержки»⁴⁰.

Воссозданию объективной картины поможет непредвзятое прочтение ленинских писем руководителям ВЧК. В них В. И. Ленин призывал беспристрастно разбираться, имеются ли против подозреваемых прямые или косвенные улики; категорически, запрещал привлекать к уголовной ответственности по одному лишь подозрению, по чьим-то бездоказательным утверждениям и наветам; требовал во всех случаях обязательно, непременно соблюдать законность. Выступающие с нападками на В. И. Ленина предпочли бы предать забвению такой многоговорящий факт. Осенью 1918 года в «Еженедельнике ВЧК» была без подписи напечатана статья «Почему вы миндальничаете?». В ней был призыв к сотрудникам ВЧК, чтобы они при допросах применяли самые крайние меры воздействия. На своем заседаний Секретариат ЦК РКП (б) осудил авторов статьи за написание, а редакцию - за ее напечатание. Еженедельник решили закрыть. В ноябре 1918 года VI Всероссийский Чрезвычайный съезд Советов принял постановление «О точном соблюдении законов».

Задолго до окончания гражданской войны В. И. Ленин заявил об отказе от «всяких исключительных мер» (40, 101).

Не будем ни в какой степени и форме допускать оправдание белого террора. Вот одна из попыток: «Чрезвычайные комиссии не только вызывали ужас у населения, но и приводили в трепет местные органы власти. Все это не могло не вызвать ответной реакции...⁴¹.

В условиях гласности, появилась возможность узнать мнение деятелей, которые не симпатизировали ни ленинизму, ни социализму. Вот, например, П. Милюков сделал вывод: «Ленин был прав в своей полемике с Каутским, когда утверждал, что незадолго до войны все марксисты и все социалисты были согласны в том, что европейская война создает «революционную конъюнктуру» и что, следовательно, ожидание революционной конъюнктуры в Европе было не увлечением большевиков, а общим мнением всех марксистов»⁴².

Заслуживает уважения интеллектуальная честность Карла Каутского, которая не позволила ему не отдать дань уважения энергии и смелости В. И. Ленина как политического лидера российской революции. После кончины Владимира Ильича написал: «Нужно быть сумасшедшем, чтобы не признать величие Ленина. Собрать в единое целостное, государственное образование, погрязшую в анархии, подстерегаемую со всех сторон контрреволюцией, до смерти вымотанную Россию — это достижение, равное которому вряд ли можно найти в истории»⁴³.

 Сегодня у нас к К. Каутскому иное отношение. В периодических изданиях приводятся такие доводы, чтобы читатели расстались с представлением о европейской социал-демократии как oб унылом болоте оппортунизма и социал-предательства. Есть авторы, готовые поставить под вопрос правомерность резкой критики К. Каутского со стороны В, И. Ленина, пытаясь одним фактом перекрыть многие другие: «И этого человека, которому сам Энгельс поручил управлять своим литературным наследством и комментировать его, Ленин заклеймил как ренегата марксизма и изменника рабочего класса»⁴⁴. Следует заметить, что возмущающийся А. Авторханов не совсем точен в своем утверждении. Каутский, помогал разбирать материалы четвертого тома «Капитала».

История распорядилась так, что первые послеоктябрьские годы стали последними годами посвященной трудовому народу жизни и многообразной деятельности В. И. Ленина. Это было время, когда продолжали бушевать дискуссионные страсти. Не совпадающие, а зачастую противоположные мнения сталкивались по различным проблемам. Одним из активных оппонентов В. И. Ленина в этот период был Л. Д. Троцкий, о котором высказывались самые несходные, очень разные мнения. Некоторых моментов коснулся Н. В. Валентинов. В частности, саркастически заметил, как в «Правде» от 14 октября 1922 года «Радек, проводя параллель между Лениным и Троцким, кидал большие дифирамбы по адресу Троцкого: «Если товарища Ленина можно назвать разумом революции, господствующим через трансмиссию воли, то товарища Троцкого можно характеризовать как стальную волю, обузданную разумом». А весной 1923 года в статье «Лев Троцкий — организатор побед» пошел еще дальше в сторону безудержной апологии Троцкого. Собственное мнение Валентинов сформулировал так: «Было бы наивно думать, что его победа создала бы какую-то «внутрипартийную» демократию и свободу. Ни Троцкий, ни люди, идущие с ним, «демократами» не были»⁴⁵.

В послеоктябрьский период Л. Д. Троцкий вошел как энергичный противник клеветы на В. И. Ленина. Сразу после июльских событий 1917 года он опубликовал статью «Еще раз о тов. Ленине». В ее начале сообщил, что поднялась неслыханно грязная волна клеветы на Владимира Ильича, много лет известного революционерам всех оттенков. В обстановке, когда сыплются грязь и клевета, нелегко, мучительно идти своим путем. На это только способен человек, который готов пожертвовать всем ради правого дела. Именно таким перед читателями в опасное время предстал В. И. Ленин в материале Л. Д. Троцкого.

Были резкие столкновений мнений. В данном случае нет необходимости подробно останавливаться на ленинской оценке авантюристической троцкистской позиции в критический период борьбы за подписание и ратификацию Брестского мира: состояние войны прекращается, армия демобилизуется, уходим домой строить социалистическую Россию. Позднее попытался так в какой-то мере оправдать свою позицию: «...было течение, которое считало невозможным военное сопротивление, но в то же время находило необходимым довести переговоры до открытого разрыва, до нового наступления Германии так, чтобы капитулировать пришлось уже перед очевидным применением империалистической силы и вырвать тем самым почву из-под ног инсинуаций и подозрений, будто переговоры являются только прикрытием уже состоявшейся сделки. Этот агитационный довод представлялся решающим автору настоящих строк»⁴⁶.

В заключительном слове по Политическому отчету Центрального Комитета на VII съезде РКП(б), В. И. Ленин сказал, что в деятельности Л. Д. Троцкого «нужно различать две стороны: когда он начал переговоры в Бресте, великолепно использовав их для агитации, мы все были согласны с тов. Троцким. Он цитировал часть разговора со мной, но я добавлю, что между нами было установлено, что мы держимся до ультиматума немцев, после ультиматума мы сдаем. Немец нас надул: из семи дней он пять украл. Тактика Троцкого, поскольку она шла на затягивание, была верна: неверной она стала, когда было объявлено состояние войны прекращенным и мир не был подписан» (36, 30).

Ученые отметили такое обстоятельство: «Зиновьев, Каменев и многие другие, возглавлявшие борьбу с идеями троцкистского варианта административно-командной системы, заботились не столько о демократическом соревновании программ и идей, не столько об убедительности и развернутости аргументов, сколько о том, чтобы любыми способами скомпрометировать Троцкого как личность. Они фактически лишили Троцкого и его единомышленников возможностей открыто перед всей партией и народом излагать свои взгляды, критиковали его грубо и (за исключением разве что Бухарина), не слишком заботились о доказательности...»⁴⁷.

В те годы часто имена В. И. Ленина и Л. Д. Троцкого ставились рядом, когда речь шла о хорошем или плохом. В реакционной европейской печати их обоих называли предателями, немецкими людьми.

Оба эти имени ставились рядом и в другом контексте. 2 февраля 1919 года «Известия» напечатали письмо красноармейца Г. Гулова. Основываясь на беседах с крестьянами-середняками, он писал, что неясно отношение партии коммунистов к середняку и также рассказал про слухи, будто Ленин с Троцким не ладят из-за отношения к крестьянину середняку. Такие слухи чудовищной и бессовестной ложью назвал Л. Д. Троцкий в «Письме к крестьянам-середнякам», напечатанном в «Известиях» 7 февраля. В «Ответе на запрос крестьянина» В. И. Ленин целиком подтвердил это заявление.

В речи на VII Всероссийском съезде Советов В. И. Ленин согласился с Л. Д. Троцким, который говорил, что «делались очень неправильные попытки представить наши споры, как спор между рабочими и крестьянами, и к вопросу о главках и центрах приплетался вопрос о диктатуре пролетариата. Это, по-моему, в корне неправильно. Вопрос о диктатуре пролетариата может подниматься тогда, когда речь идет о подавлении буржуазии. Тогда мыслим этот допрос, тогда нам нужна эта диктатура, ибо только посредством ее мы можем подавить буржуазию и передать власть в руки той части трудящихся, которая способна неуклонно действовать и привлекать к себе все больше и больше колеблющихся. В данном случае мы ничего подобного не имеем перед собой. Мы имеем спор о том, насколько больше или меньше централизма нужно в данной области и в данный момент». (39, 429).

В тяжелое для страны время напряженной была дискуссия о профсоюзах, которая началась по инициативе Троцкого, и в ходе которой он, случалось, жульничал при цитировании. После выхода брошюры Л. Д, Троцкого «О роли и задачах профсоюзов» все оттенки внутрипартийных течений вступили в ожесточенную публичную полемику, которую В. И. Ленин расценил как кризис партии. Ленинская оценка троцкистской брошюре дана в речи на объединенном заседании делегатов-коммунистов VIII съезда Советов, членов ВЦСПС и МГСПС 30 декабря 1920 года «О профессиональных союзах, о текущем моменте и об ошибках т. Троцкого». Сравнивая брошюру с теми тезисами; которые оппонент представил в ЦК, Владимир Ильич удивился большому количеству теоретических ошибок. Возник вопрос о том, как к большой дискуссии можно было подготовить столь неудачную вещь. У Троцкого проявилась идейная путаница. Но в ней он обвинял других. Так, он только как об общем принципе говорил о производственной роли профсоюзов. Уже в этом постановка коренным образом неправильная, когда требовалась практическая деловая работа. Ошибкой было и то, когда у Троцкого выходило, что защита материальных и духовных интересов рабочего класса — не задача профсоюзов в рабочем государстве.

В ходе дискуссии Троцкий выдвинул идею сращивания профсоюзов с соответствующими органами рабочего государства. Одновременно был против использования чрезвычайных мер в решении производственных задач. Вот его точка зрения: «Задача воспитания и перевоспитания каждого работника партии и профсоюза; каждого рабочего в вопросе о новой роли, о новом отношении работника к самому производству, — задача настолько колоссальная, что было бы идиотизмом пытаться путем приказов, кар и назначенства разрешить эту историческую задачу рабочего класса, равной которой у него не было, ибо даже завоевание государственной власти... является только слабой, очень драматической, очень героической, но слабой прелюдией, небольшим вступлением к основной задаче, которая сейчас стоит перед рабочим классом, — организация хозяйства на коммунистических началах»⁴⁸. Ничего не скажешь, верные слова. Но опять же не обошлось без проявлений непоследовательности Троцкого. Вот выдвинул он тезис о развертываний «рабочей демократии», которая знает только революционную целесообразность. Но незадолго до этого сам же был основным противником рабочей оппозиции — сторонницы этого лозунга.

В дискуссии решающее значение имела ленинская работа «Еще раз о профсоюзах, о текущем моменте и об ошибках тт. Троцкого и Бухарина».

В сложной ситуации Ленин оперативно реагировал на все основные выступления Троцкого, Шляпникова, Бухарина, Сапронова, Ногина и других авторов платформ. Вскрывал их внутреннюю противоречивость и непоследовательность, несоответствие конкретно - исторической ситуации. Но не возникала мысль о политическом недоверии своим оппонентам. Разногласия с ними, разные подходы к проблемам не переводились в организационную плоскость.

 При оценке «военного коммунизма» Л. Д. Троцкий исходил из того, что для данного периода были характерны квазисоциалистические производственные отношения. Еще весной 1920 года он предложил перейти от разверстки к налоговой системе и товарообмену в хлебородных регионах страны. А на IV конгрессе Коминтерна в корне неверным назвал утверждение, будто экономическое развитие Советской России после перехода к нэпу пошло «от коммунизма к капитализму. Коммунизма у нас не было. Не было у нас социализма и не могло быть. Мы национализировали дезорганизованное хозяйство буржуазии и установили, в самый острый период борьбы не на жизнь, а на смерть — режим потребительского «коммунизма»⁴⁹.

 Примечательно такое обстоятельство. Даже в обстановке довольно резкого столкновения значительно расходящихся мнений между оппонентами поддерживались нормальные деловые взаимоотношения, в том числе между занимавшими высокое положение В. И. Лениным и Л. Д. Троцким⁵⁰. Когда последний был прав, это принималось во внимание, из этого делались выводы. Один из бесспорных фактов — весной 1923 года В. И. Ленин попросил Л. Д. Троцкого взять на себя защиту так называемого «грузинского дела».

 Подчас, сфера совместных действий распространялась за пределы государственных границ. Это, к примеру, подтверждает ленинская записка Г. В. Чичерину о том, что о выходе двух государственных деятелей Советской России из ИККИ не может быть и речи. А вот другой пример. Когда был подготовлен проект создания Информационного института по вопросам международного рабочего движения, выяснилось, что на его задачи существуют разные точки зрения — В. И. Ленина, с одной стороны, и Л. Д. Троцкого, Г. Е. Зиновьева, К. Б. Радека, с другой.

 В. И. Ленин доказательно обосновал свое мнение, позаботившись, чтобы правда не зависела от того, кому она должна служить; чтобы подбор факсов был полным и точным.

 В 1923 году Троцкий навязал новую дискуссию — на этот раз о партийном строительстве. Объяснил, что в интересах партии и рабочего класса чрезвычайная серьезность положения заставила его сказать открыто, что продолжение политики большинства Политбюро ЦК грозит тяжкими бедами всей РКП (б).

9 декабря 1923 года «Правда» напечатала письмо Л. Д. Троцкого «Новый курс». В нем утверждал, что прокламируемая высшим руководством партии рабочая демократия — лишь пыль в глаза. После этого в резолюции Политбюро указывалось, что борьба перестала иметь скрытый характер.

XI Московская губернская партийная конференция отвергла беспочвенные обвинения оппозиции. 16 января 1924 года XIII Всероссийская конференций РКП (б) подвела итоги дискуссии, резко осудила троцкизм как мелкобуржуазный уклон, как ревизию ленинизма.

По мнению А. Козлова, «именно в трактовке этого периода мы менее всего освободились от прессинга старой историографии, которая, как известно, связывает события тех лет исключительно с Троцким...»⁵¹. Вопреки общепринятому мнению, ученый считает весьма сомнительным характеризовать шедшую тогда борьбу в качестве дискуссий. Точка зрения неожиданная. А. Козлов полагает, что те события правильнее квалифицировать как первый жесткий акт политической борьбы, исподволь назревавшей с начала марта 1923 года.

В очередное наступление Троцкий бросился в конце 1924 года, в Кисловодске написав большую статью «Уроки Октября», содержание которой в несколько измененном виде повторено в автобиографий «Моя жизнь». После этой публикации троцкизм стали характеризовать как «агентуру, замаскированную под меньшевизм» автора зачислили в фальсификаторы. Выражая несогласие, Л. Д. Троцкий 15 января 1925 года направил письмо Пленуму ЦК РКП (б). Есть в нем такие утверждения: «Я никоим образом не могу, однако, принять обвинения в проведении мною особой линии («троцкизма») и в стремлении ревизовать ленинизм», «...я отвергаю указания и ссылки на мое будто бы «пессимистическое» отношение к судьбе нашего социалистического строительства при замедленном ходе революции на Западе», «... я считаю необходимым» установить, что не только Политбюро в целом, но ни один из членов ЦК не указывали мне ни разу, что та или другая статья или книга моя может быть истолкована как «ревизия» ленинизма. В частности, это относится к книге «1905», которая вышла при Владимире Ильиче, выдержала ряд изданий, горячо рекомендовалась партийной печатью, была переведена Коминтерном на иностранные языки, а ныне является главным материалом по обвинению в ревизии ленинизма»⁵². Одна из причин такой метаморфозы усматривается в жгучей ненависти Сталина к Троцкому.

В 1924 году проходила так называемая «литературная дискуссия», суть которой Л. Д. Троцкий увидел в том, чтобы «выдернуть из всей прошлой истории партии как можно больше фактов и цитат против меня и — с нарушением перспектив и исторической правды — преподнести все это неосведомленной партийной массе»⁵³.

Предметом самостоятельного исследования могут стать аспекты проблемы, связанные с полемикой Сталина и Троцкого. Для этого появилось больше возможностей после издания у нас нескольких книг Л. Д. Троцкого. Один из проблемных вопросом связан с тем, было ли в год кончины В. И. Ленина отступление от пролетарской революции и ленинизма. Исследователям предоставляется возможность аргументированно опровергнуть или же подтвердить такое утверждение Троцкого: «Десять лет пролетарской революции, громадное распространение учения Ленина обострили внимание народных масс и делают необходимым прикрывать всякое отступление от ленинизма, от пролетарской революций цитатами из Ленина»⁵⁴.

Общеизвестно, насколько резким по отношению к Л. Д. Троцкому в полемике бывал В. И. Ленин. Но ущемленное самолюбие, личные обиды не заслонили все лучшее. В 1924 году были написаны строки, которые теперь помогают отвечать нападающим на «…имя и дело великого человека: «Ленин весь в революционном действии. Его научные работы — только подготовка к действию. Если бы он не опубликовал в прошлом ни одной книги, он навсегда вошел в историю таким, каким входит теперь: вождем пролетарской революции, основателем Третьего Интернационала»⁵⁵.

Почему в наши дни В. И. Ленин продолжает оставаться в центре споров о прошлом, настоящем и будущем? Потому, что в его образе с особой силой и яркостью сконцентрировались тенденции развития XX века, отразились все противоречия столетия. Тем, кто без намека на совестливость сравнивает ленинизм с дохлой коровой, которую нельзя доить, опускается до недостойных мелких уколов, до вымыслов и мистификаций, стоило бы разуметь, что В. И. Ленина нельзя вычеркнуть из истории, как невозможно вычеркнуть саму историю. По вине не желающих признать это многие дискуссии выступают факторами не научной, а политической жизни. Их организаторы нередко преследуют откровенно конъюнктурные цели и не задумываются над написанным Н. А. Бердяевым: «Слова имеют огромную власть над нашей жизнью, власть магическую. Мы заколдованы словами и в значительной степени живем в их царстве. Слова действуют как самостоятельные силы, независимо от их содержания. Мы привыкли произносить слова и слушать слова, не отдавая себе отчета в их реальном содержании и их реальном весе... Мы загипнотизированы этими словами и почти не можем общественно мыслить вне этих ярлыков»⁵⁶.

Можно ли считать нравственной позицию бездоказательных ниспровергателей и ретивых до бессовестности хулителей В. И. Ленина? Ведь к нравственному, как отметил В. И. Даль, относится добронравный, добродетельный, благонравный, согласный с совестью и с законами правды, с достоинством человек, знающий долг честного и чистого сердцем гражданина.

Неразборчивые в средствах оппоненты способны создать ситуацию, напоминающую так охарактеризованную В. И. Лениным летом 1917 года: «Гнуснейшая клевета, подтасовки, грубая ложь и утонченная работа запутывания читателя — все эти приемы желтая и вообще буржуазная пресса пускают в ход с необыкновенным усердием. В общем, получается до бешенства дикий рев, в котором иногда не только доводов, но и просто членораздельных звуков не отыщешь» (32, 424). Тогда же последовало возмущенное ленинское восклицание о том, какими же грязными должны, быть источники, борьбу идей подменяющие распространением клеветы.

Читатели продолжают сталкиваться с проявлениями не признающего логики эмоционального экстремизма, с явными подлогами. Стремящиеся бросить черную тень на В. И. Ленина используют любые средства, даже не останавливаются перед вымыслом и мистификацией. О необоснованных и поспешных выводах сомнительной основательности и говорить не приходится. Во многих публикациях в ходу такой прием: в качестве доказанного, вполне достоверного выдвигается противоречащий действительности тезис, который ставится в центр рассуждения. От него начинают путь к заданным выводам, к оправданию логического вывиха, к подкреплению ненаучной схемы и к обвинительным заключениям. Так без какого-либо научного обоснования читателям, преподносят довольно спорные выводы. Например, И. Велев в статье «Неоленинизм» или «постленинизм»?» заявил, будто В. И. Ленин предвзято и с самомнением относился к рынку, представляя нэп то как тактику, то как стратегию. Будто бы эта неясность в вопросе о соотношении цели и средств привела к тому, что нэп как научное открытие был утрачен. Этично ли при этом не указать ни одного источника, не сопоставить свои многословные рассуждения с подлинными ленинскими позициями? Без опоры на научное основание сделан вывод о том, якобы ленинская мобилизационная парадигма уже исчерпала себя.

 Трудно объяснить безудержную некорректность оппонентов. К примеру, философ А. С. Ципко договорился до того, что призвал настороженно относиться к высокой популярности основателя революционного учения, к его притягательным идеям. По специфическому разумению философа, все это удел только нравственно неполноценных людей. Усилиями таких «исследователей» создалась ситуация, когда много места потребовалось бы для перечисления публикаций, в которых некорректность перемешивается с легкомысленным подходом к революционной действительности и исторической правде.

 Допустим ли критический анализ взглядов и деятельности В. И. Ленина? Несомненно. И даже в интересах прогрессивных преобразований. Но совсем не для того, чтобы безудержное восхваление сменить бездушным и безнравственным поношением, а для того, чтобы незнание заменить знанием, заблуждение — истиной.

 Избытком такта не отличаются те, кто бесцеремонно пытаются публично обсуждать протекание физиологических процессов, кто цинично распространяет досужие домыслы даже о причинах смерти Владимира Ильича. Академик Б. В. Петровский не понимает, как можно печатать домыслы, когда история болезни В. И. Ленина, подлинные протоколы вскрытия его тела и микроскопических исследований абсолютно точно определяют диагноз заболевания — атеросклероз левой сонной артерии, размягчение мозга и, кульминационный момент, — кровоизлияние в зоне жизненно важных центров мозга⁵⁷.

 Народная мудрость прямо ставит вопрос: «От правды отстать - куда пристать?». Порядочные люди такой вопрос вправе настойчиво задавать тем, кто, пренебрежительно и преднамеренно игнорируя многочисленные достоверные факты, объявляют В. И. Ленина германским шпионом и инициатором развязывания гражданской войны, обвиняют его в жестокости, авантюризме и многих страшных прегрешениях, со спокойной совестью рушат памятники и оплевывают могилы. Для обстоятельного анализа и опровержения материалов много. Они составили книгу «Осторожно: фальсификация ленинского образа» (1992 г.).

Уважения заслуживает высоконравственная позиция тех, кто не соглашается с наскоками на имя, память и дело В. И. Ленина. Таким людям в благородном деле, как отметил русский литературовед и языковед Д. Н. Овсянико-Куликовский, нужен высокий моральный строй души и вытекающий оттуда дар человеческой скорби и нравственного негодования. Все это у них есть. Они знают, что в противостоянии всякого рода фальсификациям, подтасовкам, искажениям от завуалированных до откровенно злобных, клевете и порочащим слухам самое надежное оружие честных людей — порядочность и правда.

При развертывании полемики громадную роль играют периодические издания. Не уменьшилась актуальность ленинской мысли о том, что нужно давать отпор клеветникам. Пример в этом опять же нередко показывала «Правда». Через несколько недель после Октябрьской революции она писала: «Наглость буржуазных клеветников растет прямо пропорционально свободе, которую ей предоставляет пролетариат. Эту свободу буржуазные дельцы используют как свободу лжи и клеветы... чего только не выдумают досужие обманщики из кадетско-корниловской «Речи» («Наш Век») и визгливого истерического «Дня», который, как и подобает банковской содержанке, вполне усвоил себе проститутско-провокаторский жаргон»⁵⁸.

Значимость ленинских уроков ведения принципиальной и наступательной полемики при соблюдении логических и этических норм возрастает нынче в связи с разномыслием изданий разной направленности и социальной ориентации.

При кипении плохо контролируемых дискуссионных страстей имеющиеся в работах К. Маркса, Ф. Энгельса и В. И. Ленина неизбежные ошибки в частностях и извращения эпигонами противники социалистической идеи преподносят как коренную сущность революционной теории. В одних случаях совершается преднамеренный подлог, в других проявляется недопонимание, которое норовят возводить в ранг гражданской добродетели. Причем делающие это не прочь стать в позу благодетелей: мы, мол, дали демократию и гласность, мы безгрешные судьи.

Слишком уж бездоказательно и безответственно, с нарушениями требований культуры спора проявляется легкость обвиняющей мысли, выявляется своего рода закономерность: чем громче обвинение, порой с налетом истеричности, тем меньше научного анализа и фактического обоснования. Авторы таких утверждений не затрудняют себя тем, чтобы сделать сравнение того, что было и чего удалось добиться в ходе преобразований. Сравнив, они обнаружили бы поистине громадные сдвиги, совершенные созидателями нового общества. Тогда отпали бы утверждения о том, что Октябрьская революция ошибочна, а социализм — тупиковая ситуация.

Не могут быть доказательными мимоходом сделанные заявления, прежде всего бьющие на внешний эффект, на показную оригинальность. Так, Григорий Померанец в «Литературной газете» за 18 декабря 1991 года в половину фразы уложил вывод о конце коммунистической идеи. Потом вполне серьезно обратился к сверхъестественной силе, полагая, что Бог, допустивший опыт социалистической утопии, не оставит его погибать среди ее развалин.

Обнародованы поспешные выводы о том, будто социалистическая цивилизация обнаружила историческую несостоятельность.

Предпринимаются попытки разоблачительно-обвинительные утверждения соединить с теоретическими обобщениями. Так, в частности, поступает Михаил Восленский, который обвинил Ф. Энгельса в ошарашивающей самоуверенности. У этого великого деятеля и у К. Маркса не обнаружил подлинной симпатии к пролетарской среде. Этот бойкий автор в девятом номере журнала «Новый мир» за 1991 год опубликовал статью «Феодальный социализм. Место номенклатуры в истории». Чего в ней только нет! Поставлен вопрос о том, не является ли реальный социализм (выходит, был таковой!) продолжением феодализма в некоей специфической форме. Формацией назван азиатский способ производства. Совершенно очевидным назван вывод, самому Восленскому представляющийся неожиданным: в обстановке, когда капитализм закономерно начал побеждать феодальные структуры, борьба против капитализма и радикальная ликвидации буржуазии вели не к некоему социализму, а к сохранению феодальных структур. Только необычайная логическая способность Восленского трюк выдавать за серьезное положение поможет понять, как борьба против феодализма содействует сохранению того же «самого феодализма. Но это не последняя претензия на оригинальность. Сделано «открытие»: Октябрьская революция объективно оказалась не продолжением антифеодальной революции, а Октябрьской контрреволюцией, победила-де реакция, а не прогресс.

С последним утверждением М. Восленского перекликается утверждение о лжи всех революций в истории, изреченное Ю. Карякиным.

Появляется потребность вернуться к прежним дискуссиям, чтобы изложить современные взгляды на старые проблемные вопросы. Один из них — о путях прогрессивного развития. Есть необходимость в спорах опять же доказывать, что прежде всего В. И. Ленину принадлежит заслуга в выработке той научной концепции перехода к социализму, которая открыла перспективу перед Советской Россией и могла стать важным ориентиром для других стран. В то же время исторический опыт учит, что попытки достроить социализм любой ценой, в противоречии с его принципами неизбежно оборачивается отрицательными последствиями, в том числе принижением личности человека. Возможность такого исхода предвидел К. Маркс. Об этом предупреждали В. Плеханов, К. Каутский, меньшевики. Вот почему так необходимы критика и самокритика по большому счету. Здесь не приходится начинать с нуля, а следует обратиться к основоположникам революционной теории. Они считали, что пролетарские революции «постоянно критикуют сами себя, то и дело останавливаются в своем движении, возвращаются к тому, что кажется уже выполненным, чтобы еще раз начать это сызнова», эти революции «с беспощадной основательностью высмеивают половинчатость, слабые стороны и негодность своих первых попыток...»⁵⁹.

Сохраняется необходимость защищать подлинный марксизм. Тем более, что не прекратились попытки извращать теоретические положения. К примеру, в статье «Что пожинаем» Ю. Афанасьев утверждает, будто «Ленин изначально не верил в успех своего дела, поскольку ему было ясно, что на пути к действительному союзу наций встанет русский человек — шовинист, подлец, насильник и бюрократ». В подтверждение своего «мнения» Афанасьев сослался на ленинскую работу «К вопросу о национальностях или об автономизации». При этом позволил себе, казалось бы, пустяковую подделку: вставил запятую таким образом, что словосочетание «русский бюрократ» разделилось на «русский», «бюрократ». В результате у читателей может сложиться ложное впечатление, «будто сам Ленин наделял русского человека, а не русского бюрократа, такими эпитетами, как «шовинист», «подлец», «насильник». Ведь не каждый человек начнет перелистывать ленинское произведение и перепроверять правильность цитаты, зато отрицательная оценка русскому со ссылкой на авторитет Ленина уже дана»⁶⁰.

Этика ведения спора явно нарушается при неоправданном сужении поля полемического противостояния, при снижении его качественного уровня. Об этом Сергей Чернышев так написал в статье «Новые вехи»: «Место теоретического диалога занимает трескучая публицистическая свара и перемывание костей, которыми усеяно поле древней битвы славянофилов и западников»⁶¹. Чтобы не оказаться в такой ситуации, требуется руководствоваться целостной системой научных принципов. Требуется восстановить все богатство ленинского метода, ни по каким соображениям не отказываться от него. Подлинный возврат к ленинизму, к его сути предполагает тщательный анализ борьбы В. И. Ленина за диалектако-материалистическую методологию, осмысление причин его непримиримости, неуступчивости в методологических вопросах вплоть до использования далеких от парламентских форм полемики.

 Радует все большее проявление такой закономерности: вдумчивые читатели не считают самоцелью немыслимую радикальность и залихватскую смелость утверждений и оценок при освещении нашего прошлого. Общественность проявляет гораздо больший интерес и доверяет оценкам и выводам в первую очередь добросовестных специалистов, у которых проявляется научный подход к исследованию.

 К высокой культуре полемики никакого отношения не имеет многоликий воинствующий дилетантизм. В одних случаях явно проявляется вызывающее невежество, а в других — тенденциозность, откровенная конъюнктурщина. Нередко сочетается то и другое. Дает о себе знать воинственно настроенный гибрид тенденциозности и дилетантизма. Это можно обнаружить у писателя В. Кондратьева. В беседе, опубликованной в третьем номере журнала «Свободная мысль» за 1992 год, он признался, что пытался в свое время прочитать «Манифест Коммунистической партии» и несколько брошюр К. Маркса и Ф. Энгельса. И вот с таким «багажом» гневно обрушивается он на марксизм. Имеет ли он на это моральное право? Что он может доказательно, опровергнуть? Примем во внимание и то, что дилетантизм — антипод науки, поскольку исходит из пренебрежения к фактам и логике. Вот почему при ведении споров о дальнейшей судьбе социалистической идеи, о возможности ее осуществления очень важно добиваться, чтобы разум и объективность восторжествовали над эмоциями, а не оказались у них в плену. Пока же в не всегда продуманных и в недостаточно ответственных выступлениях между собой не согласовываются логика и чувства, причем в ущерб первой. Умелому сочетанию того и другого следует учиться у В. И. Ленина, который дал много подтверждений тому, как наука стремится систематизировать разнообразные переживания и уложить их в логическую систему, чтобы обходиться без натяжек и перехлестов.

Этика ведения споров распространяется на отношение к инакомыслию, к языковой агрессии. Учтем то, что уже подбор лексических средств создает определенный образ реальности и человека. Например, достаточно наш распавшийся Советский Союз назвать империей — и сразу все положительное, что было в нашем столь недалеком прошлом, уходит за горизонт понимания, Если житель Балтии когда-то приехавшего из России специалиста именует оккупантом, то окружающим начинает казаться, что этот русский не по праву занимает квартиру и рабочее место. Так одновременно культивируется нетерпимость, которую М. Ганди рассматривал как одну из форм насилия.

Озабоченность вызывает то, что нередко политическая злоба дня превращается в обыкновенную злобность. «Почти исчезли из сферы публичного общения намек, недосказанность, иносказание, тонкая ирония, — в статье «Язык нетерпимости и язык доверия» отметил В. Нестеренко. — Их вытеснили (захватив при этом гораздо большее языковое пространство) сарказм, гротеск, но плавное — то, что условно можно было бы назвать «фигурой переворачивания». Употребим этот термин — за неимением лучшего — по аналогии с известным термином «фигура умолчания». Это достигаемый языковыми средствами перевод в негативный план осмеяния и отвержения того, что рассматривалось исключительно в положительном плане, чему до недавнего времени приписывались атрибуты постоянства, мощи, истинности, гуманности и т. п. Объектами такого «переворачивания» стали государство, социализм, интернационализм, марксизм и многое другое — вплоть до победы в Великой Отечественной войне»⁶².

Тревожит и явление, названное «наездничеством». Оно ничего общего не имеет с плюрализмом, призванным содействовать не разъединению общества, а расширению платформы национального согласия.

Терпимость или нетерпимость В. И. Ленина к инакомыслию определялась тем, насколько полезной для революционного дела считал Владимир Ильич полемику по тому или другому поводу. Вопреки утверждениям недоброжелателей, можно привести немало примеров, когда В. И. Ленин был терпеливым, считался с иным мнением. Все определялось конкретными обстоятельствами, интересами общего дела.

Можно вспомнить, как на закрытом заседании XI съезда партии В. А. Антонов-Овсеенко сказал: «По отношению к нашей партий мы в праве требовать, чтобы было иное отношение к инакомыслящим. Это отношение должно быть иное, чем то, которое было необходимо, когда непримиримость оправдывалась обостренностью фракционной борьбы. Мы сейчас вышли из этого периода и можем решать вопросы с гораздо большей терпимостью»⁶³. Как правило, так и было при жизни В. И. Ленина. Ограничимся одним примером. В 1921 году Г. И. Мясников, писал главе Советского правительства, в частности, следующее: «Когда дробите скулы мировой буржуазии, это хорошо, но вот беда: Вы замахиваетесь на буржуя, а бьете рабочего. Кто больше всего арестовывается за контрреволюцию теперь везде? Рабочие и крестьяне, это бесспорно. Коммунистического рабочего класса у нас нет. Есть просто рабочий класс, среди которого есть и монархисты, и анархисты, и кадеты, и эсеры (все это не обязательно партийные, а лишь по складу мыслей своих). Какое отношение к нему? Никаких рассуждений с кадетами — буржуа, адвокатом, доктором, профессором, — здесь одно лекарство мордобитие. Другое дело — с рабочим классом. Нам надо его не в страхе держать, а идейно влиять на него и вести за собой, а потому не принуждение, а убеждение — вот линия, вот закон.

Так, конечно, и ко всем остальным инакомыслящим внутри рабочего класса и крестьянства.

Переход этот сделать трудно, надо много силы и энергии, но мы его сделаем... Одну из самых больших государственных ежедневных газет придется сделать дискуссионной для всех оттенков общественной мысли»⁶⁴.

Подобное письмо вряд ли могло появиться при Сталине, когда уже не осталось никакого разномыслия, никаких особых идеологических течений и даже оттенков.

Вопреки требованиям этики ведения споров с разных сторон пытаются набросить черную тень на В. И. Ленина. Даже называют его наиболее целостным феноменом русской социал-демократии, приговоренным развивать и воплощать в жизнь тоталитарные мотивы марксизма. Это непосредственно связано с вопросом о том, был ли Ленин предтечей Сталина и сталинщины. Следует заметить, что он затрагивается не впервые. Было время, когда сторонники «холодной войны» стремились очернить Ленина, приписав ему грехи Сталина. Апологию тоталитарного государства любят приписывать В. И. Ленину буржуазно-реформистские критики.

У противников В. И. Ленина сегодня прослеживается такой логический ход: поскольку отрицательная оценка Сталина признана достаточно широко, то, в общественном мнении представив ленинизм как источник сталинизма, можно было бы считать доказанной и негативную оценку деятельности первого руководителя Советского государства. В таком утверждении в числе других сходятся Василий Гроссман, Александр Солженицын, Владимир Солоухин и Александр Ципко. В написанном ими разная степень обоснованности, просматриваются разные мотивы. Но наибольшей бездоказательностью отличается, пожалуй, Ципко. Его «логика» проста: Ленин в качестве руководителя страны применил насилие раньше Сталина, значит, он виноват. Но критики В. И. Ленина впадают в явную односторонность. Они умалчивают о том, что методы насилия и террора в гражданской войне, начатой не по вине большевиков, применяли обе воюющие стороны. Причем многие методы применялись и до Октября, а потом белогвардейцами и интервентами — против населения занятых ими территорий.

Критически настроенные оппоненты не принимают в расчет и такое обстоятельство: в противоположность Сталину Ленин не только был воспитан в гуманистических традициях, он также обладал огромным престижем, громадным моральным авторитетом и огромной силой убеждения. Все эти качества позволяли Владимиру Ильичу сокращать размеры насилия.

Тоже проста логика отождествления сталинизма и марксизма: раз марксизм привел к трагедии сталинщины, то зачем следовать такому учению, а раз Сталин — ученик Ленина, то зачем нам такой учитель? Этот силлогизм не имеет под собой никаких научных обоснований.

Ленинское полемическое слово продолжает находиться в боевом строю. В теперешней обстановке многим оппонентам можно адресовать ленинские слова о том, что ошибаются люди, полагающие, будто для дискуссий достаточно выставлять положения и требования, а не доказывать их верность. Важно, не противореча законам логики, основательно разбираться в каждом положении, утверждении, выдвигаемом тезисе.

Нынешнее обращение к В. И. Ленину связано с желанием измерить наши победы и трагедии самой высокой меркой человечности, чтобы раз и навсегда понять, что в основе всех наших действий должны быть интересы трудящегося человека, что именно по его социальному самочувствию следует определять ориентиры преобразований.

Примечания:

¹ Цит. по: Аргументы и факты. 1988. № 42. С. 6.

² Плеханов Г. В. Литература и эстетика. Т. 2. М., 1958. С. 494.

³ Диалог. 1992. № 1. С. 89.

⁴ Ленин, о котором спорят сегодня. М., 1991. С. 127.

 ⁵ Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1989. С. 114 — 115.

⁶ Наше Отечество. Ч. II. М., 1991. С. 10.

⁷ Ковалев А. М. Что же такое — социализм? М., 1991. С 104.

⁸ См.: Свободная мысль. 1991. № 16. С. 20 — 25.

⁹ Цит. по: Свободная мысль. 1991. № 16. С. 30.

¹⁰ Вперед! 1918. № 52.

¹¹ Наше Отечество. Ч. II. М., 1991, С. 130.

¹² Ковалев А. М. Что же такое — социализм? М., 1991. С. 24.

¹³ Валентинов Н. В. Наследники Ленина. М.. 1991. С. 64.

¹⁴ Хасбулатов Р. И. «Бюрократия тоже наш враг...» М., 1989. С. 92. 126

¹⁵ Оболенский В. К вопросу о войне и мире //Коммунист. 1918. № 8.

¹⁶ Наше Отечество. Ч. П. М., 1991. С. 5, 6,. 7, ЭЗ.

¹⁷ Известия ЦК КПСС. 1989. № 5. С. 162.

¹⁸ Цит. по: Огонек. 1990. № Ю. С. 28.

¹⁹ Наше Отечество. Ч: II. М., 1991. С. 110.

²⁰ Диалог. 1991. № 8. С. 86, 93.

²¹ Диалог. 1991. № 12. С. 81.

²² Диалог. 1991. № 13: С. 99.

 ²³ Цит. по: Диалог. 1990. № 11. С. 31.

 ²⁴ Диалог. 1991 г. № 12. С. 82.

 ²⁵ Рабочий класс и современный мир. 1990. № 5. С. 137.

²⁶ Диалог. 1991. № 12. С. 79.

²⁷ Цит. по: Наше Отечество. Ч. 11. М., 1991. С. 131.

²⁸ Известия ЦК КПСС. 1989. № 12. С. 197.

²⁹ Ленинский сборник XXXVI. С. 415,

³⁰ Валентинов Н. В. Наследники Ленина. М., 1991. С. 147.

³¹ Ленинский сборник XXI. С. 249.

³² Ленинский сборник XXXVI. С. 62

³³ Ленин, о котором спорят сегодня. М., 1991. С. 91.

³⁴ Хасбулатов Р. И. «Бюрократия тоже наш враг...» М., 1989. С. 64.

³⁵ Свободная мысль. 1991. № 15. С. 36.

³⁶ Дели Народа, 1.919. 20 марта.

³⁷ Цит. по: Наше Отечество. Ч. I. M., 1991. С. 355-356.

³⁸ Плеханов Г. В. Литература и эстетика. Т. 2. М., 1958. С. 447.

³⁹ Уэллс Г. Россия во мгле. М., 1958. С. 19 — 20.

⁴⁰ Воспоминания писателей о В. И. Ленине. М., 1990. С. 317.

^{41 Н}аше Отечество. Ч. II. М., 1991. С. 112.

⁴² «Коммунист». 1990. № 15. С. 52.

⁴³ Каутский К. Письмо для Ленина //Каутский против Ленина. Бонн.1981. С. 81.

 ⁴⁴ Авторханов А. Ленин в судьбах России //Новый мир; 1991. № 1.

 ⁴⁵ Валентинов Н. В. Наследники Ленина. М., 1991. С. 14, 35.

⁴⁶ Троцкий Л. Д. К истории русской революции. М., 1990. С. 149. 140

 ⁴⁷ Водолазов Г. Ленин и Сталин. Философско-социологический комментарий к повести В. Гроссмана «Все течет» //Октябрь 1989. № 6. С. 27.

⁴⁸ Троцкий Л. О задачах профсоюзов. М., 1921. С. 6.

⁴⁹ Троцкий Л. Д. Основные вопросы революции. М.- Пг., 1923. С. 351.

^{50 О}б этом см.: Известия ЦК КПСС, 1989. № 12. С. 138 — 139, 148, 151, 156, 157, 163, 168, 171, 173, 191, 197; 1990. № 10. С. 159, 164.

⁵¹ Коммунист. 1990. № 13. С. 96. 144

⁵² Известия ЦК КПСС. 1991. № 8. С. 184, 185.

⁵³ Троцкий Л. Д. Сталинская школа фальсификаций. М., 1990. С. 102.

⁵⁴ Коммунистическая оппозиция в СССР. 1923 — -1927. Т. 3. Терра. 1990. С. 75.

⁵⁵ Троцкий Л. Ленин как национальный тип. Л., 1925. С. 6 — 7.

⁵⁶ Бердяев Н. Душа России. Пг., 1918. С. 220.

⁵⁷ См.: Правда. 1990. 26 ноября.10

⁵⁸ Правда. 1917. 26 (13) декабря.

⁵⁹ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т, 8. С. 123.

⁶⁰ Ленин, о котором спорят сегодня, М., 1991. С. 1.36.

⁶¹ Знамя. 1990. № 1. С, 151.

⁶² Свободная мысль. 1992. № 2. С. 76. 152

⁶³ Цит. по: Наше Отечество. Ч. И. М., 1991. С. 135.

⁶⁴ Свободная мысль. 1992. № 1. С. 72.

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Богата полемическая практика первой четверти двадцатого столетия. В установлении истины участвовали представители разных идейных направлений и течений общественной мысли, буржуазные и мелкобуржуазные идеологи, оппортунисты, ревизионисты и реформисты. Спорили между собой сторонники социалистической идеи, вера в которую была очень высока. Нет вины рыцарей этой идей в том, что позже ее дискредитировали, подвергли серьезным испытаниям.

Время подтвердило, что во многом был прав В. И. Ленин, который считал очень важным «доказать всякому и каждому наглядно, воочию, что социализм таит в себе гигантские силы и что человечество перешло теперь к новой, несущей необыкновенно блестящие возможности стадии развития» (45, 402). Остались, разумеется, проблемы, требующие дополнительного научного изучения.

Нередко огонь сосредоточивался на центральной фигуре представителей противоположной стороны. Это позволяет сразу приковать интерес читателей, ввести их в суть коренных расхождений. Одновременно это помогало находить более близкие подходы к источникам противоречий. Появлялась возможность с наибольшей полнотой развертывать свои аргументы, наносить удар по всей совокупности взглядов, идей целого социального течения.

Искусный полемист В. И. Ленин в своей политической деятельности оказался на переднем крае, на острие развития революционной практики. Требуется учитывать и то, что реалии современной действительности выдвигают несколько аспектов проблемы ленинизма, которые ждут дальнейшей научной разработки. В новом осмыслении нуждается, в частности, вопрос о том, какие тенденции в общественной жизни и социальном сознании выразились в творчестве В. И. Ленина и проявляются ли они на современном этапе.

Сторонников прогрессивных преобразований интересует, что именно объединяет всех критиков ленинизма. Главные моменты следующие: отрицание его универсальности как теории революционного обновления жизни, утверждения об отражении в ленинском учении лишь специфических и неповторимых условий России начала XX века, о якобы национальной ограниченности ленинской теории.

В ходе спора о судьбах социализма в России последовательные марксисты защищали чистоту революционного учения, показывали ошибочность утверждений и подлинные устремления оппонентов, убеждали широкие массы в истинности и громадной преобразующей силе революционных идей.

В советский период широко известны ленинские слова, о том, что довольно игры в общие рассуждения и якобы теоретизирование. Таково одно из подтверждений тому, что при установлении истины В. И. Ленин руководствовался принципом конкретности. Его огромное теоретическое и практическое значение состоит в том, что он помогает понять существо связи теории и практики.

Неудача в дискуссии постигает игнорирующих такое обстоятельство: «...чтобы избежать модернизированной трактовки (в угоду нынешней ситуации) тех или иных положений Ленина, каждый раз необходим конкретный анализ условий, в которых они были высказаны, их реального исторического содержания»¹.

Историко-критический подход к ленинским идеям предполагает их понимание как диалектический процесс. Реальность такова, что не все во взглядах и деятельности В. И. Ленина выдержало проверку временем. Некоторые ленинские оценки сейчас нуждаются в переосмыслении с учетом изменившейся обстановки. Все это, разумеется, должно восприниматься без превратного освещения исторических и теоретических вопросов, без злорадства и ехидства.

В соответствии с разнообразными задачами участники полемики избирали соответствующие жанры, способные в наиболее впечатляющей форме раскрыть содержание, характер спорной проблемы. Наиболее оперативны заметки, статьи, памфлеты, фельетоны и рецензии.

При словесных столкновениях в определенных условиях было допустимо обращение к органам, буржуазной печати. При этом учитывался уровень их популярности. Это помогало выбирать наиболее подходящую тактику: в одних случаях использовать в качестве эффективного средства критики оппонентов, ложных их взглядов и утверждений через сопоставление верных и неверных положений. А при других конкретных обстоятельствах газета или журнал немарксистского направления рассматривались как объект принципиальной оценки.

Опыт мастеров полемики убеждает: повышение эффективности словесных баталий невозможно без последовательной борьбы против фразерства. Добиваясь единства слова и дела, В. И. Ленин отдавал предпочтение не опьяняющим фразам, а фактам. При проведении анализа полемисту важно заботиться не столько о накоплении возрастающей массы фактов, но и не опаздывать с их обобщением, не отставать с теоретическим закреплением занятых позиций. При этом, разумеется, участники полемики обязаны верно излагать и истолковывать все доводы, свидетельства.

Умелое владение принципами полемики исключает путаницу в логике. Это в практическом плане важно учитывать при ведении спора в любой ситуации, даже если она далека от доброжелательной.

Утверждению нового содействует работа, написанная с подлинно революционной страстностью, как бы вобравшая в себя весь обличительный пафос, всю крепость и боевую силу русского языка. В то же бремя учитывается, что даже самое впечатляющее воздействие на чувства читателей не в состоянии заменить логические аргументы, но усиливает и дополняет их. Чтобы эмоциональность тона больше усиливала воздействие полемики, В. И. Ленин, широко использовал восклицания, вопросы, юмор, иронию, сатиру, сарказм, паузы, просторечные слова и иные выразительные языковые средства.

Участники дискуссий не всегда оценивают важность взаимосвязи общей культуры и этики ведения спора. Недобросовестные оппоненты предпочитают аргументы подменять нелицеприятной бранью, тем самым проявляя свое бессилие. Высокая культура требует и извлекать уроки из промахов. «Честное признание политической ошибки, — считает В. И. Ленин, — приносит очень большую политическую пользу многим людям, если дело идет об ошибке, которую разделяли целые партии, имевшие в свое время влияние на массы» (37. 189).

Для участвующего в споре важно умение выслушивать других.

Полемическая практика многократно демонстрировала вред перехлестов. В шлюзы гласности рядом с верными хлынули и слова-плевелы, свидетельствующие о проявлении эгоизма и мелкого расчета, о стремлении к власти и напоминающие обволакивающую пену. Иные многоречивые деятели плюрализм мнений смешивают с правом на бездоказательные утверждения, вплоть до клеветнических. Временами в оправдание ссылаются на резкости ленинской полемики. Такие утверждения далеки от корректных. Ближе к истине следующий тезис: «Говоря об интеллектуальных возможностях Ленина, нельзя не сказать о его блистательной полемической культуре. Многие сегодня находят в полемической страсти Ленина слишком резкие и даже грубые формы. Однако это станет во многом понятно, если мы не будем абстрагироваться от той острейшей классовой борьбы, которая проходила в начале XX в. и которая не могла не сказаться на характере полемики. Практически все полемисты того времени не стеснялись в резких оценках идей друг друга»².

Одна из задач, решению которой призваны содействовать журналисты, филологи, — осуществить тщательное прочтение важнейших ленинских трудов и его оппонентов, подвергнуть их конструктивно-критическому анализу, провести беспристрастное исследование исторического контекста минувших событий, проследить, как та или иная идея зародилась, какие обстоятельства ее породили, какие этапы она прошла в своем развитии, как отразились на ней сложности политической и идейной борьбы. Правдивое и критическое изучение ленинского наследия следует рассматривать как существенный фактор отхода от идеологизированных догм, как развитие творческого подхода.

Ленинская полемика с идеологическими противниками и товарищами по партии может быть весьма обобщенно резюмирована так:

метод Маркса надо знать во всей его полноте;

не следует упрощать, сводить его к частнонаучной методологии;

недопустимо изолировать его от практики, от исследования целостного процесса саморазвития всей системы «теория — практика».

Марксистский метод явился сильным оружием в руках рабочего класса. Им превосходно владел В. И. Ленин. Наряду с другими, Н. И. Бухарин отметил и такую особенность ленинского мастерства: «Самую сухую теоретическую вещь (вроде спора о законе убывающего плодородия почвы, о теории ренты) Ленин анализировал точно, ясно и так революционно, что его работы являются образцами»³.

Существо политики состоит в борьбе за выбор пути дальнейшего развития, а задача политического мышления — осознание всех возможных путей и поиск оптимального решения. Актуален ленинский протест против того, когда «подменяют конкретные ступени пройденного нашей революцией пути общим обозначением всей, прошлой и будущей, нашей революции в целом... Это — образчик нарушения метода диалектического материализма...» (16, 14).

Диалектик Ленин развивал взгляды относительно теории и практики социализма в России. До Октября он полностью разделял взгляды К. Маркса и Ф. Энгельса на социализм и коммунизм. Одновременно учитывал особенности развития нашей страны. В 1918 году в статье «Очередные задачи Советской власти» высказался за развитие кооперативных форм производства и предлагал переходные меры для утверждения социализма в нашей стране. Однако гражданская война вынудила партию встать на путь «военного коммунизма». Была сделана попытка без каких-либо переходных форм утвердить простой продуктообмен в обществе.

Многое из написанного В. И. Лениным не утрачивает своей актуальности, перекликается с нынешними событиями.

Когда в стране происходят значительные изменения, ответственное дело — осмыслить происходящие процессы, не забывая того, как молодежи нужны опыт прежних борцов, их последовательная принципиальность, их традиции. Очень своевременны слова Ф. Энгельса о том, что «молодежи полезно напомнить о прежних движениях, а то она думает, что всем обязана только самой себе» ⁴.

Исследователям предстоит чрезмерно много сделать, чтобы с научных позиций оценить наш путь, начиная с Великого Октября. Вот одно мнение: «Социалистический эксперимент дал человечеству бесценный опыт, обогатил его. Опыт СССР как первой страны, начавшей строительство нового общества, имеет огромную историческую ценность. Его осмысление только началось...»⁵. Это перекликается с ленинскими словами: «Ныне о социализме можно говорить только по опыту» (36, 499).

Было бы большой ошибкой не учитывать того, что современные реалии перевернули устоявшееся представление о социалистической идее. Но бесспорно то, что социализм защищает и отстаивает свободу каждого человека как личности. Вот почему социалистические учения и социалистическое движение в целом можно рассматривать как неотъемлемый элемент любого общедемократического процесса общественного развития. Объективная реальность такова, что без социализма мир был бы неполон. С другой стороны, по мнению доктора философских наук В. М. Межуева, и сам социализм не может быть сведен к какому-то одному учению и одной единственной практике. Ученый напомнил и о том, что не социалисты придумали насилие в качестве средства решения политических и социальных проблем: «Не в социализме заключена причина насилия, а в тех, кто под разными лозунгами, в том числе и социалистическими, ищет собственную выгод), и удовлетворение своих политических амбиций» ⁶.

Являясь последовательным интернационалистом, В. И. Ленин в полемических столкновениях одно из направлений деятельности сформулировал так, что борьба с оппортунистическими и мещански - пацифистскими извращениями понятия и политики интернационализма является одной из важнейших задач.

У прогрессивных людей планеты велик интерес к жизни, делам и трудам В. И. Ленина, которые «настолько глубоки, всесторонни, настолько богаты содержанием, что при каждом новом чтении находишь в них новое» ⁷.

Ленинские работы побуждают прогрессивных людей не ограничиваться Сиюминутными интересами и текущими задачами, а думать о перспективе. Актуальны ленинские слова о том, что от коммуниста «следует ждать большего внимания к задачам завтрашнего, а не вчерашнего дня...» (36, 313).

Ленинизм учит отстаивать не только личные интересы, но и всемирно - исторические завоевания.

Время выявляет и объективно оценивает деятельность, заслуги и ошибки участников споров о судьбах социализма в России. Для установления истины требуется во всех случаях отказываться от монополии на истину, которая представлена интересами власти или политической партий. Одновременно могут и даже должны разрабатываться иные концепции, в том числе прямо противоположные. Читатели в силах сами разобраться в том, что является истинным, а что ложным. Но есть опасения, что прежняя монополия может быть заменена иной. Остановимся только на одном моменте. С 1989 года в условиях резкой критики всей политической деятельности КПСС один из; сильных ударов был направлен на историю российских революций. В истории Октября многие публицисты стали отыскивать корни всех последующих бед нашего Отечества, а в значительной степени исчерпавшая себя критика Сталина начала заменяться критикой Ленина. Внешне интерес к истории революции 1917 года возрос. Но сместились акценты: на первый план все более выдвигалось стремление обнаружить и разоблачить реальные или «мнимые грехи большевиков. Противники же. их окружались ореолом борцов за свободу народа, обездоленного ленинцами. Просто-напросто все свелось к смене «икон». Роль носителей истины, добра и справедливости перешла теперь от большевиков к кадетам и октябристам, членам царской семьи и представителям высшего военного командования. Всего-то знаки минус и плюс поменялись местами. Как считает В. Миллер, ограничение этим произошло не только потому, что задача по-настоящему понять революцию вовсе и не ставилась, но и в значительной мере потому, что от читателей все еще скрывают взгляды на революцию идеологов и лидеров наиболее влиятельных в 1917 году «умеренных» социалистических партий — эсеров и меньшевиков ⁸.

 Требуется избегать нарушений этики спора, из-за чего допускаются в полемическом запале преднамеренные натяжки, передержки, необоснованные сближения, произвольное цитирование, тенденциозные придирки, голословные выводы, клеветнические утверждения.

 Бывает нелишне вспоминать мысль И. Г. Эренбурга из «Французских тетрадей»: культура, Гуманизм, красота, демократия — едины. Нарушить что-то одно в этом единстве — значит разрушить все. Об этом, к большому сожалению, довольно часто забывают авторы нападок на В. И. Ленина.

 В наши дни продолжаются дискуссии о том, что ожидает социалистическую идею, осуществится ли светлая мечта многих поколений людей о справедливом обществе. При попытках установить истину невозможно обойтись без учета целого ряда существенных обстоятельств.

 Одно из них связано с тем, что иногда возникает тенденция Механического переноса в прошлое сегодняшних представлений, попытки оценивать его как неполноценное настоящее»⁹. И вот, прикладывая к оценке решений и действий исторических предшественников нынешние знание и понимание, участники спора склонны трактовать эти решения как ошибочные. Такой метод неправилен. Критерий здесь должен быть другим: в какой мере политическое руководство в пределах понятий и представлений своего времени, уровня общественного сознания, его возможностей и средств могло найти более оптимальное решение? Мы же часто становимся свидетелями того, когда вместо поиска ответа на этот вопрос на исторических деятелей, в том числе В. И. Ленина, обрушивают потоки непроверенных утверждений, грязи, клеветы. Создается ситуация, которую Жан-Жак Руссо охарактеризовал словами о том, что хула есть очень удобная вещь: напасть можно с помощью одного слова, а для защиты нужны целые страницы.

Нынешние полемисты не обходятся без безоговорочных утверждений и резких высказываний. Ограничимся двумя примерами. Некоторые критики видят все зло в социализме и даже предлагают устроить суд «над самой идеей социализма как над одной из мировых ложных идей, совративших немало порядочных, честных людей»¹⁰. А в статье Андрея Измайлова «Три контрреволюции псевдосоциализма» можно прочитать: «Человек идеологичен и на стадии троглодита, и в качестве интеллектуала конца второго тысячелетия. Поэтому в современных опровержениях и самоопровержениях термин «деилогизация» является выдающимся произведением научной пошлости. Действительная деилогизация происходит либо с психическим распадом человека или, естественно, с его физической смертью»¹¹.

Практика ведения споров подтверждает: разум не должен освобождаться от совести, которую порой сравнивают с внутренним контролером человека. Но примем во внимание, что совесть вновь может заняться своей созидающей гуманистической работой только на высших гуманистических принципах, только на основе осознания истинного смысла жизни.

При ведении споров о судьбах социализма требуется даже в малой мере не допускать деградации человеческого в человеке. Исключительно прав А. Вознесенский, написавший:

 Все прогрессы — реакционны,

 Если рушится человек.

С этими стихотворными строчками по встревоженности за человека очень сильно перекликается статья Юрия Власова «Россию не вспахать заморским плугом». Здесь заданы несколько риторических вопросов, за которыми следует немногословный вывод: «Что значит свобода без уважения личности, без обеспечения ее прав? Прав очень много, но ни одно не может быть реализовано, если у тебя нет денег. Что значит свобода в мире, где каждое мгновение может быть совершено насилие против тебя, где ты без денег — пустое место, букашка, тварь? Что за свобода, если она освобождает от долга перед Родиной и людьми? Эта свобода дает право не быть человеком»¹².

Ю. Власов затронул некоторые проблемы, связанные со спорами о социализме. Убежден, что Октябрьская социалистическая революция оказалась отражением тупика в мировом движении и поиска выхода из этого тупика. Все, что происходило в России с 1917 по 1991 год, он не считает случайностью. Утверждает, что это часть огромного всеобъемлющего процесса — проба миром новых форм бытия. Совсем это не было прихотью В. И. Ленина, направление, общий смысл поиска у которого были, безусловно, верными.

Дорогой ценой человечество обрело бесценный опыт. Теперь оно определенно знает, что не годится и чего делать нельзя ни при каких условиях. Народ, накопивший такой опыт, отчаянно борется сейчас за свое выживание. В такой обстановке продолжаются споры о судьбах социализма в России.

Примечания:

¹ Ленин, о котором спорят сегодня. М., 1991. С. 208. 156

² Ленин, о котором спорят сегодня. М.( 199(1. С. 23.

³ Бухарин Н. И. Революционный теоретик. Л., Ш24. С. 8.

⁴ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 34. С. 201.

⁵ Ковалев А. М. Что же такое — социализм? М., 1991. С. 278.

⁶ Диалог. 1992. № 8-10. С. 32.

⁷ Зиновьев Г.Е. Ленинизм. Введение в изучение ленинизма. Л., 1926. С. 3.

⁸ См.: Свободная мысль. 1992. № 16. С. 111.

⁹ Бордюгов Г. А., Козлов В. А. История и конъюнктура: субъективные заметки об истории советского общества. М., 1992. С. 17.

¹⁰ См.: Свободная мысль. 1993. № 2. С. 9.

¹¹ Диалог. 1993. № 1. С. 72.

¹² Правда. 1993, 18 мая.