Книги о Ленине

 

ПОЗИЦИЯ ОППОНЕНТОВ И ВЫЯСНЕНИЕ ИСТИНЫ

Каким был исторический фон в начале XX века, когда в России велась борьба за демократию и социализм и когда К. Марксом уже был сделан вывод о неизбежности революции в этой стране? Еще в 1870 году основоположник революционного учения написал, что «в России неизбежна и близка грандиознейшая социальная революция — разумеется, в тех начальных формах, которые соответствуют современному уровню развития Московии»¹. В каких конкретных исторических условиях вели споры В. И. Ленин, Л. Мартов, Г. В. Плеханов и Л. Д. Троцкий о судьбах социализма в России?

Поиск ответов на эти и другие вопросы облегчит научный подход к комплексу взаимосвязанных проблем. Разумеется, обязательно соблюдение нескольких требований. В первую очередь необходимо уяснить понятие социализма. В понимании К. Маркса и Ф. Энгельса социализм — это сознательно организуемое и планомерно развивающееся общество. В ленинском восприятии — это народовластие, самоуправление. Это общество, в котором должно существовать самодержавие народа и самоуправление трудящихся, которые выступают не только в качестве объектов управления, но прежде всего субъектами решения государственных и общественных дел. В последние годы речь пошла о гуманистическом социализме. Он понимается как общество свободных людей, общество человека труда и для человека труда, в котором человек — это «мера всех вещей», где последовательно проводится приоритетность человеческого измерения всех сфер общественной жизни, где утверждены идеалы демократии и социальной справедливости. Коммунистические идеи здесь воспринимаются не как простое литературное явление, а как выражение интересов людей труда. Коммунизм превращается в научно обоснованную теорию. Вспомним одно из марксистских положений: «Коммунизм для нас, — писали К. Маркс и Ф. Энгельс, — не состояние, которое должно быть установлено, не идеал, с которым должна сообразоваться действительность. Мы называем коммунизмом действительное движение, которое уничтожает теперешнее состояние»². Но это и в малой степени не означает принижения значимости социалистического идеала, который до сих пор не утратил способность действовать в качестве механизма мобилизации масс.

 В связи с этим закономерен вопрос о том, какой у нас социализм. Что же собой представляет общество, которое до недавних пор в общем восприятии было абсолютно ясным и незыблемым, казалось рассчитанным на века, но на глазах всего мира оказалось поставленным под сомнение в своей социальной природе? У одних оно все так же социалистическое, другие его именуют феодальным и даже рабовладельческим, третьи — антидемократическим и т. д. Есть утверждения о том, будто советское общество полностью выпало из системы координат, в которой реализуется пусть разная, но все же нормальная человеческая жизнь. Найти правильный ответ поможет обращение к полемике первой четверти нынешнего века.

Объективно охарактеризовать позиции оппонентов вряд ли удастся без возможно верного восприятия России начала двадцатого столетия. Разные авторы дают несходные, подчас значительно разнящиеся характеристики. Остановимся на некоторых из них. Ю. А. Красин исходит из того, что Россия — страна среднего развития экономики, опутанная полуфеодальными отношениями, зависимая от иностранного капитала в начале XX века стала одним из узловых средоточии основных противоречий империализма. Даже при технико-экономической отсталости монополистический капитализм достиг здесь довольно высокого уровня развития. Но продолжали сохраняться противоречия феодально-крепостнического строя. Однако и при их наличии по некоторым показателям Россия оказалась впереди Соединенных Штатов Америки. Так, к 1910 году на предприятиях с числом рабочих свыше пятисот было занято более 53 процентов российских рабочих, а на аналогичных предприятиях в США чуть больше 32 процентов. «Продамет», «Медь», «Продаруд», «Продвагон» и другие синдикаты сосредоточивали на своих предприятиях от 75 до 95 процентов производства важнейших видов промышленной продукции. Заслуживает внимания и такое обстоятельство: российская экономика рубежа двух веков являла картину постепенного вытеснения немецкого и увеличения доли французского и английского капиталов³.

Из сферы анализа не устранимо и то, что в российской экономике как бы переплетались два ряда параллельно существующих противоречий: унаследованных от феодально-помещичьего строя и собственно капиталистического строя. Это сближало две разнородные социальные битвы, которые шли в недрах общества. «В современной России, — писал об этом В. И. Ленин, — не две борющиеся силы заполняют содержание революции, а две различных и разнородных социальных войны: одна в недрах современного самодержавно-крепостнического строя, другая в недрах будущего, уже рождающегося на наших глазах буржуазно-демократического строя. Одна — общенародная борьба за свободу (за свободу буржуазного общества), за демократию, т. е. за самодержавие народа, другая — классовая борьба пролетариата с буржуазией за социалистическое устройство общества» (11, 282 — 283). В такой обстановке нельзя было быть революционным демократом, боясь идти к социализму.

При поиске ответов на серьезные вопросы будем исходить из того, что история — огненная реальность, продолжающая,  по мнению академика А. А, Ухтомского, жить своей совершенно самобытной законностью и требующая нас к себе на суд⁴.

Было бы неразумно игнорировать ценность исторического опыта нынешнего столетия. Ведь он ни с чем не сравнивается по испытаниям и потерям. Он перевернул многие предшествующие представления, превзошел многое, предсказанное гениальными людьми прошлого. «И если мы пренебрежем этим опытом, — сурово предупреждает В. Кожинов, — мы не только слишком много потеряем, но и наверняка обречем себя на гибель. А один из важнейших уроков этого опыта — ни в коем случае не руководствоваться в своем мышлении и действии самой что ни на есть привлекательной, «прелестной» (вспомним древний смысл этого, слова, означавшего сатанинский соблазн) «позицией». Ибо любая «позиция» — это орудие политиканства, а не реальной, творческой политики»⁵.

Научная методология предусматривает диалектический подход к решению конкретных задач в сложившейся обстановке, к суждению о тех или иных понятиях. Например, ленинские представления о социализме развивались, изменялись, причем порой весьма существенно. Под воздействием реальной действительности В. И. Ленину приходилось по-новому осмысливать кардинальные вопросы создания небывалого общественного строя, характеристику социализма. Связано это и с тем, что В. И. Ленин, Г. В. Плеханов, как и К. Маркс, считали нелепым претендовать на то, чтобы дать готовые рецепты на все случаи жизни, чтобы предвидеть все трудности и проблемы, которые возникнут в ходе созидания нового общества. Участники полемики исходили из того, что целостный облик социализма будет складываться из совместных усилий трудящихся различных стран, что опыт одной страны неизбежно будет носить в большей или меньшей мере односторонний характер. Требуется готовность отказаться от неподтвердившегося жизнью.

Одно из требований, которое обязательно должны соблюдать спорящие, — непременно брать во внимание важность единства исторического и логического, исходя из того, что логика полемики является логикой истории. Методология последовательных революционеров предполагает единство общесоциологического и конкретно-исторического подходов при основательном анализе общественных явлений, при усилении конструктивности разбора. Здесь конкретное выступает как закономерно связанная совокупность реальных фактов, их система, а важный методологический принцип осмысления и формирования действительности — принцип конкретно-исторического подхода к событиям и другим проявлениям действительности.

На характер полемики о судьбах социализма в России отпечаток накладывало то, что спорящие были марксистами, исходили из многосторонности революционного учения. Марксизм выступал одновременно в качестве учения, теории, социальной науки, а также в качестве общественно - политического движения, идеологии рабочего класса. При анализе марксизма как идейного течения требовалось обращать внимание прежде всего на диалектику конкретно-исторической формы существования учения, на динамику его существования как общественного политического явления. Стремясь выяснить конкретную динамику исторической связи взаимообусловленности марксизма и той социальной реальности, в которой он сразу же после своего возникновения играл возрастающую роль, В. И. Ленин прибегал к методологическому приему «погружения» марксизма в исторический поток общественной жизни. Такой подход позволяет объяснить основные движущие силы развития, конкретизировать диалектику теоретической, логической, социальной истории пролетарского учения.

Возникала необходимость критиковать доктринеров, которые без учета конкретных условий применяли истины марксизма.

Анализ полемики о судьбах социализма в России считаем нужным предварить констатацией того, что до сих пор встречаются попытки искать ответы на конкретные вопросы в простом «логическом развитии» общих истин марксизма.

Теперь рассмотрим, как оппоненты руководствовались принципами, в первую очередь принципом конкретности истины. При этом будем исходить из того, что требование конкретности не означает недооценки общих теоретических принципов. Ведь плодотворный анализ отдельных условий возможен лишь на базе общей теории. Немаловажно и такое обстоятельство: ясность в общих теоретических вопросах помогает возвыситься над разрозненными условиями и проводить последовательную политическую линию в изменяющихся ситуациях. Вовсе не случайно в начале века В. И. Ленин заявил «о невозможности для социал-демократов хоть на минуту отказаться от своих строго социал-демократических принципов» (46, 38). Объясняется это и тем, что реальность всегда конкретна и требует выявления фактов с их последующим анализом. К тому же революционное учение исходит из объективной обусловленности метода исторической науки, нацеленного на раскрытие определенных форм общественного развития в его пространственных и временных связях, на познание непрестанно изменяющейся и развивающейся действительности.

Такие моменты учитывали представители передовой мысли еще задолго до рассматриваемого периода. Например, в ответе А. С. Хомякову литературный критик И. В. Киреевский писал: «Вопрос, обыкновенно предлагается таким образом: прежняя Россия, в которой порядок вещей слагался из собственных ее элементов, была ли лучше или хуже теперешней России, где порядок вещей подчинен преобладанию элемента западного? Если прежняя Россия была лучше теперешней, говорят обыкновенно, то надобно желать возвратить старое, исключительно русское, и уничтожить западное, искажающее русскую особенность; если же прежняя Россия была хуже, то надобно стараться вводить все западное и истреблять особенность русскую.

Силлогизм, мне кажется, не совсем верный. Если старое было лучше теперешнего, из этого еще не следует, чтобы оно было лучше теперь. Что годилось в одно время, при одних обстоятельствах, может не годиться в другое, при других обстоятельствах. Если же старое было хуже, то из этого также не следует, чтобы его элементы не могли сами собой развиться во что-нибудь лучшее, если бы только развитие это не было остановлено насильственным введением элемента чужого» ⁶.

Одно из требований рассматриваемого принципа — обязательность связи теории с конкретными фактами и процессами. В этом отношении образцом для участников полемики являются К. Маркс и Ф. Энгельс. В частности, их представления о будущем обществе явились точными выводами из исторических фактов и процессов развития и вне связи с конкретными фактами и процессами не представляют никакой теоретической и практической ценности. В связи с этим учтем обстоятельство, о котором до недавнего времени было не принято даже упоминать: часть того, о чем говорили и писали основоположники революционной теории, было значимым только в рамках своего времени и конкретных общественных условий. Поэтому не каждое слово К. Маркса и Ф. Энгельса, не любое их высказывание, характеристика или оценка имеют право на зачисление в разряд теоретических. Сами их авторы никогда не претендовали на это. Они вполне трезво, критически относились к своим сформулированным в разное время положениям, не забывая о преходящем, а то и случайном характере некоторых из них. Иметь в виду это должны участники споров, дискуссий, полемики.

К категории самоочевидных истин относится положение о том, что при выработке стратегических и тактических установок продвижения вперед необходим конкретный анализ действия общих законов в конкретной ситуации. Но, как показали споры о судьбах социализма в России, не все оппоненты в равной степени его учитывали. Не все при построении системы доказательства исходили из того, что некоторые черты революционного процесса являются общими для определенных исторических этапов, а другие — общими для всей эпохи, и проявляются они в разных исторических условиях не одинаково.

Действие принципа конкретности распространяется на сферу теоретических воззрений немарксистских течений социалистической и демократической мысли. Они не заслуживают высокомерно-пренебрежительного отношения. Пусть превосходство марксизма перед другими теориями доказывается не путем деклараций, а через более глубокое и всестороннее решение назревших проблем. Возможностей проявить себя здесь много, но они пока не все реализуются. Случается, что не стоящие на марксистских позициях силы в своем специфическом опыте раньше других нащупывают новые проблемы или ранее ускользавшие от теоретического осмысления аспекты уже обсуждавшихся проблем.

Такое напоминание актуально в связи с несколькими особенностями полемики В. И. Ленина, Л. Мартова, Г. В. Плеханова и Л. Д. Троцкого. Ее в первые десятилетия бурного века, вели на виду у всей Европы. Ведь большинство революционных изданий выходило за пределами страны. Спорные проблемы не были безразличны для европейских социал-демократических партий. По-разному проявлялись симпатии. Случалось, что некоторым участникам споров избирательно предоставляли возможность высказать свое мнение на страницах заграничных социал-демократических изданий немецких и других социалистов. Иногда издаваемые на русском языке газеты публиковали статьи видных деятелей социал-демократии Западной Европы.

В ходе полемических схваток проявление действий важнейшего принципа невозможно без сочетания конкретизации и абстрагирования. Тут многое значит умелое соединение анализа и синтеза — разработка отдельных частей, суммирование их, соединение в строго определенной последовательности. Совсем нет места для проявления моментов антиисторизма и метафизической абстрактности. Общественная практика дала немало примеров, когда не умеющие объяснить конкретного и специфического в явлениях оппоненты усердно раздувают всеобщие определения. Это совсем не приближает к истине. Иной результат дает обращение к методу восхождения от абстрактного к конкретному. В таком случае сначала анализируются простые и абстрактные моменты. Затем изучается специфическое системное содержание и роль, которую они играют в рассматриваемой системе. Только на такой основе, при охвате всей суммы отношений, реальной общественной жизни раскрываются конкретно-исторические формы. Именно так, например, К. Маркс последовательно изучал товар и процесс обмена, деньги и денежное обращение, труд, капитал и так далее.

Д. Лукач — венгерский философ и общественный деятель, один из интереснейших мыслителей, выдвинутых марксистской традицией — сформулировал тезис о том, что В. И. Ленин является единственным теоретиком рабочего движения, равновеликим К. Марксу. Точно так же, как основатель революционной теории в макрокосмосе английской фабрики рассмотрел макрокосмос капитализма в целом, продолжатель его дела в проблемах развития современной ему России разглядел проблемы эпохи в целом. Как и К. Маркс, В. И. Ленин никогда не обобщал ограниченный в пространстве или времени локальный российский опыт.

Владимир Ильич взглядом гения распознал коренную проблему нашей эпохи там и тогда, где и когда она обнаружила свою действенность, — проблему надвигавшейся на рубеже веков революции⁷. Такой подход дал возможность правильно понимать все российские и интернациональные явления, занять верную позицию в полемике с видными оппонентами.

Постоянно проявляется воздействие многообразных противоречий, отношение к которым — очень точный критерий культуры интеллекта. Они доставляют раздражающие неудобства догматическому уму. Совсем иное отношение у диалектических материалистов, которые исследуют всю палитру несовпадений и столкновений, улавливают новые потребности. Новаторство взглядов марксистов XX столетия, их отличие от взглядов основоположников теории научного социализма не выглядели как отход от марксизма благодаря тому, что последний не рассматривался ими в состоянии застывшей схемы.

Способность постоянно создавать новое сокрыта в самой сущности истории. Но новое не может быть досконально заранее рассчитано безошибочной теорией, а должно распознаваться в борьбе. Вот поэтому в задачу Г, В. Плеханова, В, И. Ленина и других полемизирующих не входило навязывание массам абстрактно надуманного образа действия. В такой ситуации политическая партия должна непрерывно учиться, быть активной и деятельной, подготавливать последующие революционные акции. Через столкновение мнений массам разъяснялись их собственные действия, чтобы не только сохранить последовательность революционного опыта пролетариата, но сознательно и активно способствовать его дальнейшему развитию. В целостной картине такого познания и вытекающих из него действий определяла свое место политическая партия.

Различаются не отдаленные глухой стеной исторический и логический способы исследования, в том числе характера и содержания полемики. Чрезвычайно актуально сегодня следующее положение Ф. Энгельса: «С чего начинается история, с того же должен начинаться и ход мыслей, и это дальнейшее движение будет представлять собой не что иное, как отражение исторического процесса в абстрактной и теоретически последовательной форме; отражение исправленное, но исправленное соответственно законам, которые дает сам действительный исторический процесс...»⁸.

Тесно связанный с принципом конкретности истины историзм требует видения теоретических взглядов в органической связи с достижениями и потребностями развития революционной мысли. «Принцип историзма, в котором концентрируется единство новаторства и преемственности, — отмечает Ю. А. Красин, — необходим для понимания самой ленинской концепции революции, Эта концепция имела свою историю, отражавшую этапы революционного движения в России и во всем мире. Поэтому ее нельзя понять и тем более нельзя верно применять, если свести к простой сумме, к застывшему кодексу правил, положений, рекомендаций вне развития общественной практики, классовой борьбы, идейной полемики»⁹. Этот же автор исходит из того, что логику и творческий характер ленинской концепции революции можно понять и раскрыть только в связи с конкретно-историческими условиями ее развития, вникая в живое биение ленинской мысли, которая оттачивалась в полемике с буржуазной идеологией, оппортунизмом и левым доктринерством.

Закономерен вопрос: почему конкретно-историческому подходу уделяется столь много внимания? Дело в том, что принцип конкретности истины является главным в материалистической диалектике. Его громадное теоретическое и практическое значение состоит в том, что он помогает понять существо связи теории и практики, которая дает возможность проверить истинность отражений, теоретических положений, увязать проблему с реализацией определенной задачи. Теоретическая мощь революционных и общественных деятелей основывается и на том, чтобы всякую категорию, даже абстрактно-философскую, рассматривать с точки зрения ее действенности в рамках человеческой практики. Опыт общественной деятельности свидетельствует: даже самая лучшая теоретическая выучка, если она застревает на уровне всеобщих истин, не может принести пользы. Чтобы стать практически действенной, она должна найти свое выражение в решении возникающих проблем, в том числе сугубо специфических.

Успеху при выяснении истины способствует умение с помощью конкретного анализа конкретной ситуации находить особенное в общем и общее в особенном, в новом моменте каждой ситуации — то, что связывает его с предыдущим процессом.

 Многочисленные оппоненты в разное время забывали и забывают, нередко преднамеренно, об обязательности ориентироваться на определенные условия. Поступают так, чтобы получить возможность жульничать, подтасовывать аргументы, затуманивать истину, подталкивать к неверным выводам. В итоге понижается методологическая культура, появляются грубые ошибки. Такое, к примеру, наблюдается при выяснении конкретного понимания социализма. Выяснилось, что любая попытка прийти к нему вне диалектического взаимодействия с повседневными проблемами классовой борьбы делает из понимания социализма метафизику, утопию, нечто чисто созерцательное, а не практическое. Непозволительно упускать из виду, что речь ведется о живом творчестве масс, об обществе человека труда и для человека труда, который не является абстрактной единицей, а принадлежит к тем или иным социальным, национальным, профессиональным общностям, выступает носителем определенных интересов. Опыт последних лет убедительно свидетельствует, что попытки обновить общество, найти смысл существования в отрыве от конкретной человеческой жизни, в мертвом царстве отвлеченных, идеальных и сугубо идеализированных фантазий являются ущербными. Обновление революции как коренное преобразование экономических, политических, моральных и иных отношений и условий возможно только при задействовании механизмов социальной мотивации человека, коллектива, общества.

В своей полемической практике В. И. Ленин, Л. Мартов, Г. В. Плеханов, Л. Д. Троцкий неодинаково исходили из необходимости учитывать конкретно-историческую ситуацию, особенности и определенность исторического периода. Так, В. И. Ленин никогда не стремился устанавливать некие всеобщие правила, пригодные для применения в самых различных случаях. Его тезисы, умозаключения, выводы явились продуктом, итогом конкретного анализа конкретной ситуации, проведенного посредством диалектического рассмотрения истории. П. М. Керженцев обратил внимание на то, как Владимир Ильич неоднократно повторял слова о необходимости конкретного анализа положений и реальных интересов борющихся классов¹⁰. В качестве одного из замечательных примеров можно взять рассмотрение конкретной эпохи в ленинских статьях о Л. Н. Толстом.

Оправданного осуждения заслуживает бессодержательный эклектизм, когда нет четко определенного изучения данного спора, данного вопроса, данного подхода к нему. Напротив, стремление к конкретизации, к определенности исключает двоякость толкования, что очень важно для достижения успеха в полемическом столкновении. Именно поэтому возмущают любители золотой середины, особенно если у них не хватает смелости прямо выступить против того, с чем они не согласны. Они предпочитают изворачиваться, вносить частичные поправки, ходить вокруг да около частностей. Вот объяснение такому поведению: «... открытая формулировка контртезиса сразу разоблачила бы автора, и ему приходится прятаться» (30,100).

При исследовании проблемы не обойтись без постановки вопроса: достаточным ли теперь является то, что вполне отвечало требованиям некоторое время назад, но уже не является истинным сегодня? Возможен только отрицательный ответ. Вот пример. В. И. Ленин поставил в вину П. Б. Струве, что тот свой взгляд на теорию реализации К. Маркса излагал так, что смешивал абстрактную теорию «с конкретными историческими условиями реализации капиталистического продукта в той или другой стране в ту или другую эпоху. Это все равно, как если бы кто-либо смешал абстрактную теорию земельной ренты с конкретными условиями развития земледельческого капитализма в той или другой стране» (4,68).

Несоблюдение принципа конкретности не является безобидным. Оно приводит исследователя к шаблону, абсурду и даже к извращенному восприятию действительности. Вот почему опытные полемисты при выяснении истины рассуждают определенно, целенаправленно, а отвлеченные рассуждения расценивают как преднамеренную попытку отвлечь внимание читателей и слушателей от существа спорных вопросов, за частоколом мелочей спрятать суть расхождений, сделать незаметными собственные ошибки. Можно привести множество примеров, подтверждающих, что в ленинских печатных и устных выступлениях обо всем сказано определенно, все акценты, как правило, расставлены по предназначенным для них местам. О четкости позиции свидетельствуют высказывания: «..мы хотим больше всего ясности...» (38, 346), «...никаких двусмысленностей оставлять мы не имеем права» (43, 44)... С этим же связано требование сначала точно выяснить понятия, а потом уже полемизировать; всесторонне и основательно изучить вызвавший споры вопрос, а потом браться за определенную работу.

Рассмотрению разнообразных спорных вопросов В. И. Лениным, Л. Мартовым, Г. В. Плехановым и Л. Д. Троцким предпошлем краткую характеристику взаимоотношений между ними на рубеже двух веков.

Не всегда ровными были многолетние отношения Г. В. Плеханова и В. И. Ленина. Не обошлось "без идейных столкновении с человеком, которого в письме К. Марксу П. Л. Лавров представил одним «из самых ревностных Ваших учеников»¹¹, который назвал историю величайшим диалектиком и понимал то, что революционная партия нуждается в философском углублении. Выдающийся деятель русского и международного рабочего движения, «самый знающий по философии марксизма социалист» (23, 119), литератор, журналист и видный пропагандист марксизма был одним из редакторов и авторов «Искры» и «Зари». Георгий Валентинович выступал также на страницах газет «Социал-Демократ» (1910 — 1914), «Рабочая Газета», «Звезда», «Правда» (1912 — 1914), журнала «Мысль».

Весной 1895 года в Лозанне В. И. Ленин получил адрес видного пропагандиста марксизма. Осенью того же года представитель старшего поколения борцов с самодержавием написал В. Либкнехту рекомендательное письмо, в котором представил нового знакомого одним из своих лучших русских друзей.

В тот период В. И. Ленин уже руководил в Петербурге «Союзом борьбы за освобождение рабочего класса» и провел совещание нескольких революционных марксистов со сторонниками Л. Мартова. Обсудили вопрос о слиянии обеих групп в единую социал-демократическую организацию и о развертывании массовой политической активности среди рабочих. Так началась совместная деятельность с другим будущим оппонентом. Оба были в числе руководителей той организации, которой по сегодняшний день уделяют внимание не только исследователи в нашей стране. На это так указал А. Ф. Бережной: «В работах многочисленных советологов содержится оценка деятельности В, И. Ленина в период петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», «Искры», «Правды» и т. д. Историки нашей партии без особого труда установили, что не только общее направление, но и манера «доказательств» новоявленных специалистов по советской жизни прямо восходит к противникам ленинизма в лице «экономистов», «легальных марксистов», меньшевиков, к идеям Б. Н. Кричевского, Л. Мартова и П. Б. Струве»¹².

Как отметил В. И. Ленин, слияние русского социализма и рабочего движения исторически отражено в брошюре Л. Мартова «Красное знамя в России. Очерк истории русского рабочего движения», изданной за границей осенью 1900 года. Ее заключительная часть была озаглавлена «Слияние движения с социализмом. Ближайшие задачи рабочей социал-демократической партии».

Сосланный в Шушенское В. И. Ленин посчитал крайне важным привлечь Г. В. Плеханова к развернувшейся в русской печати борьбе против неокантианства. Одновременно использовал плехановские труды в наступательной полемике с либеральными народниками и «экономистами», при разработке первой программы РСДРП. Одобрил выступление Георгия Валентиновича против Э. Бернштейна.

Усиленно занимаясь философскими проблемами, Владимир Ильич внимательно перечитал произведения видного и авторитетного пропагандиста марксизма. Опыт в этом отношении уже был, так как свое марксистское воспитание революционер с Волги начал с изучения работы «Наши разногласия» еще в 1889 году. Как свидетельствует А. Н. Потресов, В. И. Ленин хвалебно отозвался о книге «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю». В то же время далее было замечено, что Плеханов выражался как нельзя более сдержанно о литературных способностях Ленина, не почувствовал в нем потенциального властителя дум целого поколения людей¹³.

После значительного перерыва в научный оборот снова введено высказывание А. М. Деборина: «Ленин в философии, конечно, является «учеником» Плеханова, о чем он сам неоднократно заявлял. Но то обстоятельство, что он учился у Плеханова, не мешало Ленину самостоятельно подходить к целому ряду вопросов и в некоторых существенных пунктах исправить Плеханова. Оба эти мыслителя в известном смысле дополняют друг друга. Плеханов прежде всего — теоретик, Ленин же прежде всего — практик, политик, вождь. Но оба они чрезвычайно много сделали для развития и углубления нашего миросозерцания»¹⁴.

О том, какое влияние Г. В. Плеханов оказал на развитие последовательного революционера, несколько раз вспоминала Н. К. Крупская. Отметила, в частности, что Владимир Ильич не противопоставлял себя более старшему по возрасту марксисту, что Плеханов «сыграл крупную роль в развитии Владимира Ильича, помог ему найти правильный революционный путь, и потому Плеханов был долгое время окружен для него ореолом; всякое самое незначительное расхождение с Плехановым он переживал крайне болезненно», что это «не мешало ему воевать вовсю с Плехановым, когда он видел, что Плеханов неправ, что его точка зрения вредит делу», хотя очень нервировали «ссоры и споры с Плехановым»; напомнила Надежда Константиновна также о том, что В.И.Ленин «знал и слабые стороны Плеханова», что в книге «Материализм и эмпириокритицизм» «отзыв о Плеханове лестный. Однако мешала ли Ленину эта оценка им Плеханова критически подойти к произведениям Плеханова? Ни в коей мере»¹⁵.

Вот еще одно свидетельство о характере отношений между двумя великими людьми. Л. Г. Дейч писал, что чествование Г. В. Плеханова в 1903 году в связи с 25-летием его революционной деятельности было проведено по инициативе Владимира Ильича: «...он предложил мне по пути — в Цюрихе, Берне и Женеве потолковать с нашими местными группами содействия Заграничной лиге Социал-демократической рабочей партии, чтобы они чествовали этот день устройством митингов...»¹⁶. В декабре юбилей отметили в Женеве. Торжественные собрания также состоялись в Берне, Париже, Цюрихе и других городах. Редакция «Искры» пожелала, чтобы это празднование послужило «укреплению революционного марксизма, который один только способен руководить всемирной освободительной борьбой пролетариата и противостоять натиску так шумно выступающего под новыми кличками вечно старого оппортунизма. Пусть послужит это празднование к укреплению связи между тысячами молодых русских социал-демократов, отдающих все свои силы тяжелой практической работе, и группой «Освобождение труда»...» (5, 368).

Группа «Освобождение труда» полемизировала с редакцией «Рабочего Дела». Так, П. Б. Аксельрод показал несостоятельность попыток этого издания отождествить позиции революционной социал-демократии и заграничных «экономистов».

Объективный подход в то же время обязывает констатировать: патриарх российской социал-демократии и активный пропагандист марксизма далеко не всегда был последовательным, допускал довольно серьезные колебания и ошибки. Порой его относили к числу выразителей настроений мелкой буржуазии. Проявлялись и симптомы покладистости, граничащей с беспринципной уступчивостью, что давало тяжелые последствия. К сожалению, далеко не всегда делались соответствующие моменту выводы из ленинского предупреждения: «...я глубочайше убежден, что уступка в настоящий момент — самый отчаянный шаг, ведущий к буре и буче гораздо вернее, чем война с мартовцами» (46, 313).

Как отметил профессор Ю. Красин¹⁷, Плеханов внес свой вклад в канонизацию учения К. Маркса и Ф. Энгельса. «То, что внесено было в эти области их предшественниками, — написал Георгий Валентинович, — должно быть рассматриваемо лишь как подготовительная работа собирания материала... То, что сделано было в тех же областях последователями Маркса и Энгельса, представляет собою лишь более или менее удачную разработку отдельных... вопросов»¹⁸. Выходило: не нужно было обращаться к воззрениям предшественников К. Маркса, если там нет ничего, кроме подготовительного материала, а в целостной и законченной форме истина изложена в марксистском учении. Таков, по мнению Ю. Красина, первый этап канонизации. Все возможное в общественной теории после Маркса — это, в сущности, комментарии и дополнения по отдельным вопросам. Таков второй шаг в «обожествлении» марксова учения. Марксизм вырывался из исторического потока общественной мысли, ставился над ним как нечто не подвластное истории, как выражение абсолютной истины.

Одним из деятельных устроителей искровских организаций в России зарекомендовал себя Л. Мартов. Он побывал во многих городах. Крестьянам для чтения по программном вопросам В. И. Ленин рекомендовал книгу этого автора «Рабочее дело в России». В первом номере «Зари» Л. Мартов опубликовал сатирический «Гимн новейшего русского социалиста», в котором высмеял «экономистов» с их приспособлением к стихийному движению. В связи с расхождением в мнениях появились разногласия. Летом 1902 года П. Б. Аксельрод послал письмо В. И. Засулич. В нем адресант, адресат и Дейч представлены одной стороной, против которой якобы вместе с В. И. Лениным стал выступать Л. Мартов.

Примем к сведению утверждение сестры революционера Л. О. Цедербаум-Канцель, летом 1902 года арестованной в Москве по делу «Искры»: жандармы много говорили о Ленине и Мартове, что на них двоих держится революция.

Случалось и так, что в затеваемых им дискуссиях Л. Мартов заставлял участвовать третьих лиц. В их числе оказывается Л. Д. Троцкий. Затрагивая его ошибочные взгляды, приводя обрывки цитат, Мартов преподносил читателям целый ряд недоразумений. Ленин был вынужден показывать ошибочность тех рассуждений Троцкого, которые успел одобрить Мартов. Все это делалось с обязательным учетом конкретных условий и предмета спора.

Сам Л. Д. Троцкий долгие годы был активным оппонентом В. И. Ленина.

В последние годы начал пересматриваться вопрос о роли Л. Д. Троцкого. А. И. Матвеев спросил: «Хотелось бы восполнить пробел в своих знаниях о Троцком. Что это была за фигура, его взгляды при жизни В. И. Ленина, его позиция по вопросам строительства социализма в нашей стране?»¹⁹. А через несколько месяцев в периодическом издании констатировалось: «Нужна большая исследовательская работа, чтобы отрешиться от укоренившихся стереотипов при оценке... взглядов и позиций Г. Е. Зиновьева, Л. Б. Каменева, А. И. Рыкова, Л. Д. Троцкого, А. Т. Шляпникова и других деятелей большевистской партии»²⁰.

Среди громадного количества документов многие годы в архиве Троцкого хранилось написанное Н. К. Крупской письмо. Оно датировано 19 января 1924 года, но в нашей стране не публиковалось очень долго. В нем есть такие слова: «...то отношение, которое сложилось у Владимира Ильича к Вам тогда, когда Вы приехали к нам в Лондон из Сибири, не изменилось у него до самой смерти»²¹.

Почему же тогда его так резко критиковал В. И. Ленин, называл Иудушкой? Дело в том, что были серьезные поводы для принципиальной полемики и резкой критики, как и для совместных действий в разные периоды. Никуда не деться от того, что Троцкий в наиболее концентрированном виде выражал настроения тех членов партии, которые пытались опереться на догматически трактуемые ими традиции классического марксизма  XIX века. Многое проясняет самокритичное признание непоследовательного человека: «...я делал большие ошибки против Ленина и партии...»²².

Вопросы поставлены и возникают новые. Ответы на них получить легче, по возможности проследив за тем, как Л. Д. Троцкий участвовал в спорах о судьбах социализма. Материалов для анализа довольно много. Появилась политическая биография. Политический портрет Троцкого дан в его книге «К истории русской революции», изданной в 1990 году. Справку о ближайших родственниках революционного деятеля дал журнал «Известия ЦК КПСС» (1990, №2).

Вспомним, что в одной из бесед с А. М. Горьким В. И. Ленин сказал о Л. Д. Троцком, что этот человек с нами, а не наш.

Неоднозначный деятель знал В. И. Ленина с 1902 года, встречался с ним на съездах партии и международных социалистических конференциях, после Великого Октября работал рядом с Владимиром Ильичем.

 В письмах Л. Мартова, относящихся к концу 1902 года, Троцкий представлен как очень неопытный человек, которому надо дополнить свое образование, особенно теоретическое. Вот мнение Ф. В. Ленгника о революционере с псевдонимом «Перо»: «Нужны массами брошюры на программные темы и способные агитаторы, которые могли бы разъезжать по городам для разъяснения этих же вопросов: вот бы Перо нам теперь как пригодилось бы!»²³.

Неоднозначным, с преобладанием критических акцентов, в 1903 году было мнение Г. В. Плеханова: «Говоря по правде, перо «Пера» мне пока не так чтобы уж очень понравилось. Оно хочет быть очень колким, но большой колкости не выходит: больше шуму, чем сути. А некоторые выражения прямо неудачны; они могли бы подать повод к насмешкам»²⁴.

По подсчетам составителей сборника «Возвращенная публицистика» Р. А. Ивановой, И. В. Кузнецова и Р. П. Овсепяна, огромное журналистское наследие Л. Д. Троцкого превысило сорок томов. Только с ноября 1902 по июль 1903 года в «Искре» были опубликованы его статьи «Шулера славянофильства», «Законная оппозиция беззаконному правительству», «Опекаемое студенчество», «Бобчинские в оппозиции», «Еще о тартюфах», «Зубатовщина в подпольной печати» и другие. Все это дало В. И. Ленину основание поставить вопрос о том, чтобы активного журналиста ввести в состав редакции общероссийской газеты. По этому поводу 10 марта 1903 года Л. Мартов так писал П. Б. Аксельроду: «Вл. Ильич предлагает нам принять в редакционную комиссию на полных правах известное Вам «Перо». Его литературные работы обнаруживают несомненное дарование, он вполне «свой» по направлению, целиком вошел в интересы «Искры» и пользуется уже здесь (за границей) большим влиянием, благодаря недюжинному ораторскому дарованию. Говорит он великолепно — лучше не надо. В этом убедились и я, и Вл. Ильич. Знаниями он обладает и работает над их пополнением. Я безусловно присоединяюсь к предложению Владимира Ильича»²⁵.

Отмечено и то, что в дооктябрьскую пору в Троцком верх брал меньшевизм. «Сила вещей, — констатировал Л. Мартов, — заставляет Троцкого идти меньшевистским путем вопреки его надуманным планам о каком-то «синтезе» между историческим меньшевизмом и историческим большевизмом. Благодаря этому и благодаря противоречию его движения по намеченной им схеме он не только попал в лагерь «ликвидаторского болота», но и вынужден занимать в нем самую «драчливую» позицию по отношению к Ленину²⁶.

При разных позициях, с которых выступали В. И. Ленин, Л. Мартов, Г. В. Плеханов и Л. Д. Троцкий, их в первую очередь объединяло стремление осуществить социалистические идеалы, умение страстно отстаивать свои убеждения, использовать разнообразные средства для усиления критических выступлений: Использование иронии, убийственных характеристик и сравнений, других полемических средств, делавших противника смешным и одиозным, характерно для стиля названных полемистов. Для примера возьмем статью Л. Троцкого «Зубатовцы в подпольной печати». В ней зло высмеяно правительство Николая II, вынужденное доказывать рабочим неизбежность рабочего движения, посредством нелегальных произведений, но направленных против социализма. В этом автор «Искры» увидел знамение разложения «устоев» царского самодержавия.

Взяв одно из зубатовских «произведений», Троцкий высмеял ухищрения авторов теории полицейского социализма. Они вынуждены признать, что рабочее движение возникло естественно, как борьба вновь народившегося класса, вытекает из склада самой жизни и ничем нельзя остановить неизбежное, неудержимое противостояние. В каких формах оно осуществляется? Зубатовцы с готовностью пояснили, что есть путь эволюции и путь революции, путь «планомерного восхождения» и путь «фантастических скачков». Здесь же стали убеждать читателей, что-де второй путь уже давно скомпрометировал себя в глазах всемирного пролетариата. Привели пример французской революции. Далее анонимные авторы «произведения» подвели к выводу: путь революции — не путь рабочего класса, которому нужен союз с царским правительством и с «общественным мнением». Затем при оценке критики социализма Троцкий использовал непосредственное обращение, сопровождаемое вздохом глубокого сожаления: «Эх, г. Зубатов, надо бы поискать более приличного теоретика! Кто же в наши дни, когда всюду и везде распространены социал-демократические издания, не знает, что социализм не означает раздел земли и фабрик, что только мелкобуржуазные демократы вдыхают об «уравнительном» распределении земли? Социал-демократы требуют перехода всех средств производства в общественную собственность». С высоты сегодняшнего опыта мы могли бы покритиковать автора статьи «Зубатовцы в подпольной печати» за высказывание мысли об уничтожении товарного хозяйства, когда для этого еще нет условий.

 Разбирая очередной тезис оппонентов, Троцкий посчитал нужным напомнить, что для социал-демократов политическая свобода - это свобода дальнейшей революционно-пролетарской борьбы за социализм. Сообщил о неустанной работе над созданием самостоятельной пролетарской партии. Напомнил, почему в борьбе с зубатовской демагогией социал-демократия должна резко отделять себя от революционеров, склонных к буржуазно-демократической демагогии, от революционеров, способных говорить массам, будто после низвержения самодержавия наступят на Руси мир и всеобщее равенство. Вызов звучит в заключительном абзаце: «Самодержавие не дает места нашей революционной печати на вольном воздухе. И что же? Оно само оказывается вынужденным спуститься к нам в подполье... Милости просим, милости просим... Тут мы впервые померяемся «на равных правах»! — Слово против слова»²⁷.

 Нередко в сферу споров о судьбах социализма в России втягивался видный немецкий социал-демократ К. Каутский. К нему в разное время у русских социалистов было неодинаковое отношение.

 Находившемуся в сибирской ссылке В. И. Ленину понадобилась статья К. Каутского «Конец Польши?», опубликованная в двух номерах журнала «Ноес цайт». Потом Владимир Ильич возмутился тем, что в статье С. Булгакова «К вопросу о капиталистической эволюции земледелия» Каутский не излагался, а прямо извращался, что в наезднических наскоках не было систематизированных воззрений. Статья также неприятно поразила «своей резкостью и необычным в полемике между близкими по направлению писателями тоном» (4, 100).

«Творчество Ленина и Каутского, — отмечают исследователи, — развивалось в русле марксистской традиции, объединявшей в годы до первой мировой «войны представителей различных по своим политическим программам течений в международном рабочем движении. Ленина и Каутского объединяло убеждение в том, что объективной тенденцией развития капиталистического общества является движение к социализму, что социализм — это обобществленное производство, ликвидация эксплуатации, что победа социалистической революции невозможна без политической революции, которую осуществит пролетариат, что социализм — это реальный гуманизм»²⁸.

Не будем забывать и о том, что между видными представителями партий России и Германии были существенные различия в подходах к философской проблематике, к толкованию категорий диалектического и исторического материализма, роли рабочего класса и его партии в осуществлении социалистического переустройства общества. Скорее, бедой, а не виной Каутского является следующее обстоятельство: он так и не смог найти ответ на больной для марксистов конца XIX — начала XX века вопрос: какие же факты могут свидетельствовать о готовности общества к социализму, о правомерности осуществления социалистической революции. В данном случае позиция В. И. Ленина, ориентированная на революционную практику, на революционное преобразование существующих отношений, ускорение исторического движения к социализму, оказалась более жизненной и дееспособной.

При необходимости В. И. Ленин вставал на сторону зарубежного деятеля. Так, в частности, было, когда последнего «разнес» В. Чернов «на все корки на страницах «Русского Богатства» и сборника в честь г. Н. Михайловского «На славном посту». Было бы несправедливостью, если бы мы не отметили некоторые перлы этого разноса» (5, 147). Далее Владимир Ильич отметил заслугу Каутского: он предпочел толково и ясно рассказать, в чем же состоят новейшие агрономические открытия, опустив ничего не говорящие большинству читателей ученые имена. Чернов же облыжным обвинением немецкого социал-демократа в незнании этих самых имен замял атаку буржуазной экономии на социалистическую идею об уничтожении противоположности между городом и деревней. Последовало ленинское предупреждение о том, что уничтожение следует представить себе не в форме одного акта, а как целую систему мер.

Одобрительно было встречено в нашей стране наблюдение Каутского, связанное с быстрым возрастанием революционных потенций российского пролетариата. В 1902 году в статье «Славяне и революция» он отметил, что «в царской империи растет могучий пролетариат, который сам рождает героев и дает опору героям — революционерам из других слоев народа, опору, которой они до сих пор были лишены»²⁹.

Внимательным, доброжелательным было отношение в России в то время к другим работам К. Каутского. Это не исключало появление замечаний.

Были в стране разнообразные общественные организации, движения и периодические издания, в той или иной степени причастные к спору о судьбах социализма.

Проявлялись попытки либеральной буржуазии увести рабочий класс в сторону от организации своей самостоятельной политической партии. Первым крупным шагом в деле программного и организационного оформления либерализма как политической организации в общенациональном масштабе явилось основание нелегального журнала «Освобождение». С лета 1902 года до осени 1905 года он издавался в Штутгарте под редакцией П.Б. Струве.

На страницах периодического издания борьба велась на два фронта. С одной стороны, либералы надеялись убедить правительство пойти на разумный компромисс с обществом и «сверху» дать конституцию; хотели, с другой стороны, найти общий язык с революционной демократией. Этим во многом объяснялась непоследовательность, противоречивость выступлений журнала. Вряд ли осуществимым было программное заявление, сформулированное в первом номере: «Отличие нашего органа от других заграничных изданий (имелись в виду «Искра» и эсеровская «Революционная Россия») заключается в том, что мы предполагаем объединить те группы русского общества, которые не имеют возможности найти исход своему возмущенному чувству ни в классовой, ни в революционной борьбе. Мы желаем выражать исключительно бессословное общественное мнение и на него опираться»³⁰.

Летом и осенью 1903 года заявили о себе «Союз освобождения» и «Союз земцев-конституционалистов». Перечень этим не исчерпывается.

Разные социальные силы, неодинаковые устремления, несовпадающие стратегические цели и тактические установки. Г. В. Плеханов посчитал нужным неодобрительно отозваться об иных деятелях: «Плохи люди, сидящие сложа руки и возлагающие все свое упование на естественный ход событий. Это трутни истории. От них никому ни жарко, ни холодно. Но немногим лучше их и те, которые упорно смотрят назад, не переставая говорить о поступательном движении народа. Эти люди осуждены на неудачи и разочарования, потому что они добровольно поворачиваются, спиною к истории»³¹.

В статье «На пороге двадцатого века» Г. В. Плеханов поставил вопросы о том, что рабочему классу дало XIX столетие и что можно ожидать от двадцатого. Автор не скрыл трудности, поражения и разочарования, ожидающие рабочий класс в его борьбе. Но окончательное торжество трудящихся не может подлежать сомнению. С оптимизмом констатировалось, что социалистический идеал все глубже проникает в среду пролетариата, развивая его мысль и удесятеряя его нравственные силы. Борцам за революционное преобразование буржуазия могла противопоставить голое насилие (значит, не большевики являются виновниками его применения!) да недостаточную сознательность части трудящихся. В заключительной части провидчески утверждалось, что политическая свобода будет первым крупным культурным завоеванием России XX века.

В статье «Карл Маркс», опубликованной в № 35 «Искры» в день 20-летия со дня смерти основоположника научного социализма, наряду с другим, указано на необходимость вести полемику. Одно из обстоятельств: когда либеральное народничество сошло с исторической арены, а его старозаветные теории превратились в груду безобразных развалин, непоследовательные марксисты решили, что марксизм уже сделал свое дело и его пора подвергнуть строгой критике. На деле они совершили попятное движение. Далее, окруженные со всех сторон мелкобуржуазными теоретиками, социал-демократы в интересах пролетариата были обязаны беспощадно критиковать мнимых друзей, в том числе эсеров. Беспощадную критику не должно было остановить возмущение добродушных, но недалеких друзей мира и согласия между различными революционными партиями, организациями. Рекомендовалось исходить из того, что учение К. Маркса — «алгебра революции».

Для В. И. Ленина уже с последних лет XIX века капиталистическое развитие страны являлось объективной реальностью, которую требовалось исследовать, понять для последующего политического использования в интересах борьбы за социализм. Громадную роль сыграла ленинская книга «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?». Ее положения развивались в последующих работах. Но все ли вопросы были основательно освещены? Нет. Например, до сих пор требует основательного изучения проблема взаимовлияния и борьбы двух основных течений в российском освободительном движении на рубеже XIX и XX веков — народничества и его преемников-эсеров и находившегося на иных позициях большевизма. Один из вопросов, ждущих основательного подхода к исследованию, - допустили ли марксисты России историческую ошибку, недооценив революционный потенциал народнической стратегии? Верно ли считает итальянский исследователь и публицист Франко Баттистрада, что даже в критические моменты революции Ленину не удалось осознать оживший революционный потенциал русской общины? Итальянский исследователь далее утверждает, будто Владимир Ильич не сумел «найти в недрах антиякобинского опыта народничества русский метод преодоления громадных трудностей, возникающих в процессе постепенного социалистического строительства. Именно в этом состоит просчет Ленина, большевизма. Впоследствии он помешает разработать и осуществить на практике меры по преодолению установок III Интернационала, в которых крестьянским массам неизменно отводилась второстепенная роль»³².

 Необходимость создания в России рабочей партии, безусловно, понимал Г. В. Плеханов, но формулировал эту проблему, не всегда конкретно. О довольно крупном логическом просчете свидетельствовало плехановское умозаключение о том, что либеральная интеллигенция должна стать руководительницей рабочего класса в освободительном движении, ясно представлять политические и экономические интересы пролетариата и их взаимную связь. А мыслящая часть общества обязана «всеми силами стремиться к тому, чтобы в первый же период конституционной жизни России наш рабочий класс мог выступить в качестве особой партии с определенной социально-политической программой»³³. Обращает на себя внимание абстрактность формулировки: трудно определить, как и какие именно политические и экономические интересы должна интеллигенция разъяснять рабочему классу, как подготовить его (хотя в плехановской интерпретации не являлся гегемоном в надвигавшейся революции) к самостоятельной роли. Трудно уяснить и то, как целиком весь класс может выступить в качестве особой партии. Ведь в такой ситуации политическая организация лишится возможности проявить авангардную роль, поскольку растворится в общей массе или же сольется с ней. Получалось, что Плеханов повторял ошибки авторов «Кредо», у которых налицо было смешение класса с партией. Распространялись повторяемые в наши дни рассуждения о том, что о политической борьбе с царизмом можно будет говорить только после политического дозревания всего рабочего класса. С ним значительно расходилось другое мнение. При разработке теории социализма в условиях начала XX века В. И. Ленин отказался от традиционного подхода. Он выдвинул новаторскую идею: начать с создания в стране таких предпосылок цивилизованности, как завоевание власти трудящимися, а уже затем на основе рабоче-крестьянской власти и советского строя догонять другие народы.

 Не мог В. И. Ленин согласиться с плехановским утверждением, будто русские социал-демократы должны были дорожить поддержкой непролетарских оппозиционных партий без их принципиальной оценки. В то же время отмечалось, что Г. В. Плеханов был противником софистов, о чем, наряду с другим, свидетельствует фраза: «Я не знаю такой политической мысли, которая, будучи правильна сама по себе, не могла бы быть использована искусным софистом для подкрепления ложных и вредных выводов»³⁴.

Отметим и такое обстоятельство. При обсуждении первоначального варианта теоретической части проекта программы РСДРП в редакции «Искры» дали себя знать разногласия П. Б. Аксельрода, В. И. Засулич и Г. В. Плеханова с В. И. Лениным. Примечательно, что здесь Владимир Ильич при высказывании критических замечаний в адрес оппонентов обращал внимание на обеспечение «полного благосостояния и свободного всестороннего развития всех членов общества» (6, 232). Социал-демократам адресовался призыв быть верными духу учения К. Маркса, «воспользоваться приемами марксистского исследования для анализа новой политической ситуации» (7, 237). Полемисты получили своего рода методологический ключ, чтобы диалектически подходить к изучению изменившейся конкретной ситуации, К нему очень тесно примыкает тезис о том, что в основе партийной программы должен лежать научный анализ.

Ленинское мнение было определенно высказано и при обсуждении второго проекта программы РСДРП.

В тот период В. И. Ленину стали ставить в вину резкость тона. Подчас считали ее излишней. Точки зрения на этот счет не всегда совпадали. Так, автор работы «Гонители земства и Аннибалы либерализма» не принял плехановские замечания по поводу тона публикации. Протестовал и против недопустимого характера замечаний на статью об аграрной части программы партии. Эта тема возникала и потом. К ней будем возвращаться при рассмотрении других проблем.

Полемизируя, В. И. Ленин не оставил без внимания то, что у оппонентов нарушалось соотношение между общим и частным. Например, в работе «Аграрный вопрос и «критики Маркса» высмеяно «великолепие» определения капитализма как господства капиталистов. Отмечена модная в то время якобы реалистическая, а на самом деле эклектическая погоня за полным перечнем всех отдельных признаков и факторов. «В результате, — сделал вывод автор, — конечно, эта бессмысленная попытка внести в общее понятие все частные признаки единичных явлений, или, наоборот, «избегнуть столкновения с крайним разнообразием явлений», — попытка, свидетельствующая просто об элементарном непонимании того, что такое наука, — приводит «теоретика» к тому, что за деревьями он не видит леса» (5, 142).

Порой, сталкиваясь с проявлениями алогизма у представителей противоположной стороны В. И. Ленин в качестве арбитров брал читателей. Именно так поступил после того, как в издававшемся в Лондоне журнале «Накануне» были напечатаны статьи Е. Лазарева «Раскол в русской социал-демократической партии», «По поводу одного раскола», «По поводу воззвания Группы самоосвобождения рабочих». Процитировав один из отрывков, Владимир Ильич написал: «Мы спрашиваем читателя, чем отличается «ареопаг» от «антидемократических тенденций»? И не очевидно ли, что «благовидный» организационный принцип «Р. Дела» точно так же наивен и неприличен, — наивен, потому что «ареопага» или людей с «антидемократическими тенденциями» никто просто не станет слушаться, раз не будет доверия «к их уму, энергии и преданности со стороны окружающих товарищей». Неприличен, — как демагогическая выходка, спекулирующая на тщеславии одних, на незнакомстве с действительным состоянием нашего движения других, на неподготовленности и незнакомстве с историей революционного движения третьих» (6, 141).

Порой читатели, выступая в роли арбитров, сравнивали периодические издания совершенно различных направлений. Вот один пример, связанный с отзывом рабочего о старой «Искре» и «Рабочей Мысли» — газете петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», которая в рассматриваемый период находилась в руках «экономистов». Исследователи свидетельствуют: «О том же — что доходит «Искра» к рабочим, что ее «читают охотно» — сообщает петербургский агент газеты. Он пересылает Ленину письмо ткача. «Я многим товарищам показывал «Искру», — читает Владимир Ильич эти строки, написанные питерским рабочим, и весь номерок истрепался, а он дорог мне, много дороже «Мысли», хотя и нет там наших строк. Тут про наше дело, про все русское дело, которое копейками не оценишь и часами не определишь; когда его читаешь, тогда понятно, почему жандармы и полиция боятся нас, рабочих, и тех интеллигентов, за которыми мы идем. Они и правда страшны и царю, и хозяевам, и всем, а не только хозяйским карманам. Конечно, я простой рабочий и совсем уж не такой развитой, но я очень чувствую, где правда, знаю, что нужно рабочим...»³⁵. В ходе открытой полемики с «экономистами» ленинской «Искре» многое удалось сделать, чтобы вытеснить их литературу, завоевать на свою сторону местные социал-демократические организации.

В редакции «Искры» возник вопрос о том, как ее сотрудникам не допустить обострения отношений из-за различия оттенков во взглядах, как на деле проявляться плюрализму мнений. Л. Мартов предложил установить такой порядок, чтобы «впредь автор статьи (раз он член коллегии), не принявший во внимание указаний большинства, имел право печатать статью в каком хочет виде с оговоркой о несогласии с ним большинства и, следовательно, с предоставлением этому большинству права в Заре же выступить с контрстатьями. Мне думается, что для дела будет лучше, если вызываемый такими (далеко не опасными) разногласиями полемический жар будет тотчас проявляться в печати (разумеется, держать полемику в пределах надо будет обязательно), чем на полях рукописи, вызывая только конфликты»³⁶. Вот так девять десятилетий назад ставился поднимаемый в последние годы вопрос о праве меньшинства на отстаивание своего мнения. Определенно высказывание В. И. Ленина на Совете РСДРП: «В области же литературы «война» допустима, и никто никогда не стеснял полемики Центрального Органа. Напомню, что даже гораздо раньше ЦК выражал полную готовность издать и письмо Дана о лозунгах оппозиции, и брошюру Мартова «Еще раз в меньшинстве», несмотря на то, что обе вещи содержат нападки на ЦК» (8, 156).

Л. Мартов был участником оживленной переписки по программным вопросам, по поводу несовпадения мнений с Г. В. Плехановым. Потом появились упоминания о разногласиях между В. И. Лениным, Л. Мартовым и В. И. Засулич. Часть из них была связана с отношением к террору. Проявились другие пункты несогласия.

В июле 1903 года В. И. Ленина вместе с Л. Мартовым избрали делегатом на Второй съезд партии от Заграничной лиги русской революционной Социал-демократии. Выпал жребий Мартову представлять «Искру» в Брюсселе и Лондоне.

Съезд открыл, а затем семьдесят раз на нем выступил Г. В. Плеханов. Позиции его не раз, к сожалению, менялись. Когда на обсуждение были вынесены ленинская и мартовская формулировки первого параграфа Устава партии, Г. В. Плеханов поддержал В. И. Ленина. За мартовскую формулировку были все остальные члены редакции. Об этом так вспоминал Владимир Ильич: «Плеханов горячо восстал против Мартова, указывая, что его жоресистская формулировка открывает двери оппортунистам, только и жаждущим этого положения в партии и вне организации: «Под контролем и руководством» — говорил я — означают на деле не больше и не меньше, как: без всякого контроля и без всякого руководства» (8, 13). Большинством голосов была принята мартовская формулировка. После этого В. И. Ленину стало ясно, что «Рабочее Дело» и Бунд могут решить судьбу любого решения, поддерживая меньшинство искровцев против большинства.

Проявилось неумение Мартова выдерживать определенную политическую линию. Его сторонники пошли на скандал и на раскол при рассмотрении вопроса о составе редакции «Искры».

С удовлетворением было воспринято то, что в соответствии с логикой революции предложенная Г. В. Плехановым резолюция «точно указывает классовый характер либерализма, как движения буржуазии, и выдвигает на первый план задачу выяснить пролетариату антиреволюционный и противопролетарский характер главного либерального направления (освобожденчества)»³⁷.

Определенной была ленинская тактическая линия: «... призовем всех к прекращению всякого бойкота, всякой местнической, кооптационной дрязги и давайте спорить по-товарищески о наших разногласиях и о причинах нашего расхождения на съезде, давайте приучать партию к честному и достойному разбору ее внутренних споров» (9, 30). К сожалению, на такой призыв не отозвались Плеханов и Мартов. Хуже того, они даже решили не публиковать протоколы заседаний Совета партии.

Быстро Мартов зарекомендовал себя идейным лидером меньшевизма. В то же время, по замечанию одного из современников, демократичность у него была в крови. Сохранился и такой отзыв. «Больше мыслитель и писатель, чем генерал, — писал хорошо знавший его по партии Д. Далин, — он пользовался авторитетом благодаря уму и страстной преданности своей идее...»³⁸.

Здесь уместно процитировать небольшой фрагмент очерка Максима Горького «В. И. Ленин»: «Лично я слышал от него лишь одну жалобу:

 — Жаль — Мартова нет с нами, очень жаль! Какой это удивительный товарищ, какой чистый человек!

Помню, как весело и долго хохотал он, прочитав где-то слова Мартова: «В России только два коммуниста: Ленин и Коллонтай». А посмеявшись, сказал со вздохом:

 — Какая умница! Эх...»³⁹.

Однако Л. Мартову не хватало организаторских способностей, политической энергии и воли, которые были присущи В. И.Ленину — то соратнику, то оппоненту.

Серьезные ошибки Л. Мартов допускал после II съезда РСДРП. Проиллюстрируем таким примером, связанным с деятельностью Советов. «В то время, — писал Д. Лукач, — как другие органы классовой борьбы также могут быть тактически применимы в период бесспорного господства буржуазии, то есть могут работать по-революционному в этих условиях; сущность рабочих Советов состоит в том, что они выступают по отношению к государственной власти буржуазии в качестве конкурирующего с ней второго правительства. Вот почему, когда, скажем, Мартов признает Советы как органы борьбы, но отрицает их способность стать государственным аппаратом, он устраняет из теории не что иное, как революцию, реальный захват власти пролетариатом»⁴⁰.

В борьбе за выход из кризиса требовалось противостоять тактике меньшевиков и непоследовательного Плеханова. Не могла быть честной тактика, направленная на то, чтобы меньшевики держали в своих руках редакцию «Искры», Совет партии, на словах представляя здесь интересы РСДРП в целом, а на деле добиваясь изменения состава ЦК в своих фракционных интересах. Вести борьбу предлагалось открыто, поскольку в подавляющем большинстве история конфликта уже была известна партийным массам.

Требовалось разобраться в причинах раскола на II съезде партии на большинство и меньшинство. В немалой степени эту работу проделал В. И. Ленин. Посчитал нужным предупредить, что при разборе причин раскола Плеханов дал свое толкование фактам, с которым лидер большевиков не мог согласиться. Он готов был за справками обратиться к протоколам съезда.

Понадобилось ответить на утверждение Мартова, будто у меньшинства отсутствовало нежелание работать вместе с представителями большинства. «Это неверно, — с полной определенностью заявил В. И. Ленин. — В течение трех месяцев — сентября, октября, ноября — многие представители меньшинства фактически доказали, что они не желают вместе работать. В таких случаях бойкотируемой стороне остается лишь один способ — прибегнуть к договору, к сделке с отстраняющейся от работы «обиженной» оппозицией, ведущей партию к расколу, потому что самый уже этот факт самоотстранения от совместной работы есть не что иное, как раскол» (8, 129).

Без ленинского возражения не осталось утверждение Мартова о том, будто ЦК стал орудием борьбы одной стороны против другой. Оно противоречило фактам. Пришлось констатировать, что уже налицо фактический раскол в партии и что будет формальное размежевание в издательских делах, транспорте. Потребуется особая организация в России.

Уместен вопрос о том, кто же первым начал полемику после II съезда РСДРП. Коснувшись его в январе 1904 года, В. И. Ленин вспомнил, как в проекте резолюции, внесенной в Совет партии, он тщательно пытался обойти то, что могло бы повести к бесплодным спорам. В своих предложениях старался не исходить из оценки тех приемов борьбы, которыми уже успела ознаменоваться чуть ли не полугодовая война между двумя частями партии. Вот некоторые ее вехи. В сентябре 1903 года меньшевики создали свой организационный центр с участием Л. Мартова, Л. Д. Троцкого, П. Б. Аксельрода, Ф. И. Дана и А. Н. Потресова. «Искра» стала меньшевистской. Осенью 1904 года большевики создали Бюро комитетов большинства. В него вошли А. А. Богданов, С. И. Гусев, Р. С. Землячка, В. И. Ленин и другие. В декабре того же года начала издаваться газета «Вперед».

Почему раскололась только что созданная партия? Затронув этот вопрос в своих воспоминаниях, Н. Валентинов в то же время приписал В. И. Ленину непоследовательность при толковании причин разъединения: «Данное им в начале января 1904 года объяснение глубочайшим образом отличается от того, что я услышал от него три месяца позднее, когда он писал свою книгу «Шаг вперед — два шага назад»⁴¹. В более открытой форме на темные намеки не поскупился Мартов. Возмущенный В. И. Ленин был согласен на любой третейский суд. Напомнил о нравственном долге оппонента иметь мужество поддержать свои обвинения открыто перед всей партией, предложил Мартову немедленно издать отдельной брошюрой все обвинения. Не делая этого, он докажет, что лишь добивался скандала, что его обвинения состоят из одних темных инсинуаций, которые порождены «либо клеветничеством негодяя, либо истерической невменяемостью поскользнувшегося политика» (8, 59). Недипломатический тон свидетельствует о степени возмущения у автора процитированных слов.

Обратимся к некоторым моментам, связанным с определением раскола. Его дал К. Радек, предварительно отметив, что Р. Люксембург не поняла правоту В. И. Ленина при возникновений большевизма. Она не отличала, чем именно конкретно экономическая, и политическая обстановка борьбы русского пролетариата отличалась от обстановки борьбы западноевропейского, и польского пролетариата. Поэтому в 1904 году Р. Люксембург сочувствовала в организационных вопросах меньшевизму, который в исторической перспективе был политикой мелкобуржуазной интеллигенции и наиболее мелкобуржуазных слоев пролетариата. Как посчитал К. Радек, методологически меньшевизм был попыткой перенесения тактики западноевропейского рабочего движения в Россию. Подтверждение этому революционер-интернационалист увидел в статьях Аксельрода и Мартова.

Большевики и меньшевики дерутся из-за пустяков — такое мнение сложилось у Бебеля, который просмотрел связанную с разногласиями литературу, предложил вместе собраться Ленину, Мартову, Плеханову, поговорить ладком и все уладить. Но все обстояло гораздо сложнее. В. И. Ленин понимал, что разногласия будут углубляться гораздо сильнее. В то же время он стремился к объединению, но на принципиальной основе. Не признавал торги и переторжки между интеллигентскими вождями.

Умножались поводы для полемики. К первоначальным разногласиям по организационным вопросам добавились различия по проблемам теории и политики революционного движения. Обе стороны по-разному интерпретировали тип и перспективы надвигавшейся революции, возможности ее развития, цели и задачи пролетариата, его отношения с другими классами общества. В преобладающей степени существо спора двух фракций сводилась к вопросу о том, рабочий класс или либералы сыграют роль гегемона на демократическом этапе революции.

Не разделялись глухой стеной борьба за демократию и социализм. «Мы должны не забывать, — в этой связи отметил В. И. Ленин, — что нет и быть не может в настоящее время другого средства приблизить социализм, как полная политическая свобода, как демократическая республика, как революционно - демократическая диктатура пролетариата и крестьянства» (11, 102).

В самом начале 1905 года меньшевики не отвергали возможности перерастания демократической революции в социалистическую. Но есть один оттенок: этот процесс мыслился в широких, хронологических рамках и в тесной сцепке российской и западноевропейской революции. Не просматривается ли здесь вариант мировой революции?

Какую реакцию вызывало словесное противостояние большевиков и меньшевиков? После II съезда проявилась тенденция уменьшать участие рядовых социал-демократов в решении общепартийных дел. Проявлялась пассивность в их рядах. Появились сетования на то, что руководящее положение в партии заняли интеллигенты, будто принятие местными комитетами резолюций в поддержку той или иной фракции — все это осуществлялось без ведома и участия рабочих, но от их имени⁴².

Было бы ошибкой считать, будто большевики были недостаточно энергичны в стремлении преодолеть раскол. Назовем некоторые факты. Член ЦК РСДРП Ф. В. Ленгник был назначен официальным представителем Центрального Комитета за границей. А Г. М. Кржижановский в ноябре 1903 года специально приезжал в Швейцарию для переговоров с меньшевиками. Сторонники В. И. Ленина десятки раз договаривались с представителями оппозиции о встречах, пытались, доказать вымышленность их опасений. Но, увы, все это свелось к напрасной потере сил, денег и времени. В такой ситуации большевики, по утверждению Бердяева, «ориентировались на социалистическую революцию в России и в этом отношении оказались большими реалистами, нежели представители других партий»⁴³.

На характер споров наложило отпечаток то, что не оправдались надежды большевиков, что Плеханову удастся удержать новую редакцию «Искры» от войны против ленинцев. Как в такой обстановке проявили себя видные представители большинства и меньшинства? В относящихся к той поре воспоминаниях В. И. Ленин предстает как прирожденный вождь, «вождь, которого не только выдвинула на это место история, но который и сам прекрасно сознает свое назначение... Нельзя было сказать, чтобы он навязывал свою волю и личность. Это делалось как-то естественно и незаметно. Даже Плеханов, который имел гораздо более богатый революционный стаж и научное образование, перед Лениным как-то отступал на задний план и терялся. Видно было, что Плеханов все-таки кабинетный мыслитель, теоретик, остроумный собеседник, блестящий полемист и писатель, но не более, а Ленин — это кремень, трибун, народный, вождь, топором прорубающий дорогу в чаще и уверенно ведущий за собой массы»⁴⁴.

 Иногда, оба деятеля использовали одни и те же образы. Уступчивый Г. В. Плеханов при одной из встреч с В. И. Лениным пояснил, что иногда бывают такие скандальные жены, что им необходимо уступить во избежание скандала перед публикой и истерики. Владимир Ильич при ответе заметил о необходимости уступать так, чтобы не допустить еще большего скандала, Мысль сводилась к следующему: если Плеханову удастся добиться приемлемого для большинства мира, то большевистский лидер борьбы не начнет: если же не удастся, — сохраняется свобода действий для разоблачения скандальной жены.

 Протестуя против непомерной уступчивости меньшевикам, В. И. Ленин председателю Совета РСДРП Г: В. Плеханову подал заявление о сложении с себя полномочий члена Совета и члена редакции: «Не разделяя мнения члена Совета партии и члена редакции ЦО, Г. В. Плеханова, о том, что в настоящий момент уступка мартовцам и кооптация шестерки полезна в интересах единства партии, я слагаю с себя должность члена Совета партии и члена редакции ЦО» (8, 64). Вот такую форму приняла полемика! Логика суждений и действий оппонента подвела В. И. Ленина к мысли, что с уступчивым человеком не миновать борьбы.

 После опубликования в № 57 «Искры» статьи Г. В. Плеханова «Грустное недоразумение» (15 января 1904 года) появился ленинский проект обращения «К партии». Нелегально двести экземпляров переслали в разные города России, где местные социал-демократы на гектографе размножали эту программу борьбы за единство РСДРП. Революционеры получали возможность ознакомиться с фактами, поразмыслить над ситуацией. В непосредственном обращении напоминалось о необходимости иметь мужество, чтобы вскрыть мешающее достижению единства. Указал Владимир Ильич и на то, что партия до последней степени дезорганизована и деморализована борьбой за руководящие места. В целой серии в наступательном духе заданных вопросов есть и такой: «Почему неуступчивыми надо считать «твердых», уступивших очень и очень многое из того, что решено было на съезде, а не «мягких», которые оказались на деле необыкновенно твердыми в своем стремлении к расколу и в прямом подготовлении раскола?» (8, 167 — 168).

По образному выражению А. В. Луначарского, еще на II съезде партии Г. В. Плеханов «раскололся пополам» и потом оказался в рядах «ограниченных истолкователей марксизма»⁴⁵.

Говоря о причинах разделения партии на две фракции, Плеханов давал такое толкование фактам, с которым нельзя было согласиться. При этом мог обратиться непосредственно к читателям: «Кто же прав? Об этом пусть судит читатель, которому я постараюсь разъяснить свой взгляд»⁴⁶. При опровержении ошибочных положений В. И. Ленин использовал разнообразные приемы. Например, Плеханов посчитал неточным изложение сути дела в ленинском письме «Почему я вышел из редакции «Искры»?» Однако ни одного фактического исправления он дать не смог, а ограничился неточной передачей частных разговоров. А что оставалось делать В. И. Ленину? Он оставил за собой право пояснить и дополнить разговоры, которые велись в присутствии третьих лиц. Указывая на несообразность в плехановских логических построениях, оппонент пояснил: «На самом деле, моя мысль была: уж лучше я выйду, потому что иначе мое особое мнение послужит помехой попыткам заключить мир со стороны Плеханова. Попыткам я мешать не хочу; может быть, мы сойдемся и на условиях мира, но отвечать за редакцию, которой таким образом навязывает кандидатов заграничная кружковщина, не считаю возможным» (8, 177). У Ленина мелькнула мысль: не приходятся ли теперь Плеханову покупать право быть в меньшинстве? Ради этого понадобилось заслонять связанные с расколом спорные вопросы и факты, фарисейски осуждать личности в полемике и на деле всю борьбу сводить к походу против личности да так, чтобы покрепче выходило. Уж очень крепко выходило у ставших союзниками Плеханова и Мартова. И это они не стеснялись называть принципиальной полемикой!

Интенсивный обмен мнениями видных представителей большевиков и меньшевиков помогает многое понять, разобраться в происшедших с «Искрой» метаморфозах после ее перехода к меньшевикам. Задиристые статьи новой «Искры», в том числе написанные Плехановым, не всегда верно представляли истинное положение дел. Для подтверждения лучше использовать индуктивный способ рассуждения. Он строится с акцентом на конкретные эмпирические данные, необходимые для обобщения, установления причинно-следственных связей и правильной их оценки. Начнем с констатации: революционно настроенные рабочие России неоднозначно восприняли воззрения и позиции плехановцев. О том свидетельствует реакция на все происходившее после II съезда РСДРП. Об этом знали большевики и делали соответствующие выводы, одновременно ведя терпеливую разъяснительную работу. Это так отразилось в письме Н. К. Крупской членам Рижского комитета РСДРП в марте 1904 года: «Искру вы получаете и потому до известной степени осведомлены о той линии, которую теперь ведет редакция. Возродившийся Воронежский комитет приветствует новое направление Искры, торжествует...»⁴⁷. Таков факт в пользу плехановцев. Но большевики располагали немалым количеством доказательств иного рода, выражающих другие симпатии. Вот 19 членов партии следующим образом сформулировали свое мнение: «..меньшинство, благодаря повороту нашего политического хамелеона т. Плеханова, завладело редакцией ЦО и «идейный руководитель» Партии превратился в боевой орган партийного меньшинства для борьбы со всей Партией»⁴⁸. Здесь выражение небеспочвенного возмущения чем-то напоминает нынешнее навешивание ярлыков. Даже в той сложной ситуации оправданно ли было использовать словосочетание «политический хамелеон»?

Вполне понятно, у большевиков коренным образом изменилось отношение к ставшему иным центральному печатному органу. В числе других документов о том свидетельствует письмо Н. К. Крупской, в декабре 1904 года направленное Л. М. Книпович: «Но к чему я совершенно не могу привыкнуть — это к иезуитству Плеханова. Он, видите ли, защищает теперь листок Искры»⁴⁹.

 Когда Мартов активизировал выступления против Ленина, Плеханов среди меньшевиков находился чуть ли не на положении военнопленного, но тем не менее сочувственно  воскликнул: «Бедный товарищ Ленин! Хороши же его ортодоксальные сторонники!» При ответе оппоненту Владимир Ильич использовал сразу непосредственное обращение и сравнение: «Ну, знаете ли, т. Плеханов, если я бедствую, то ведь редакция-то новой «Искры» совсем уже нищенствует. Как я ни беден, я еще не дошел до такого абсолютного обнищания, чтобы мне приходилось закрывать глаза на партийный съезд и отыскивать материал для упражнения своего остроумия в резолюциях комитетчиков. Как я ни беден, я в тысячу раз богаче тех, сторонники которых не случайно высказывают ту или иную неловкую фразу, а во всех вопросах, и в организационных, и в тактических, и в программных держатся упорно и стойко принципов, противоположных принципам революционной социал-демократии. Как я ни беден, я еще не дошел до того, чтобы мне приходилось скрывать от публики преподносимые мне похвалы таких сторонников. А редакции новой «Искры» приходится делать это» (8, 396). Противопоставлению позиций здесь помогает повторение словосочетания «как я ни беден».

 При разнообразной напряженной деятельности большевикам требовалось находить время и силы для отражения подрывных, интриганских действий не скупившихся на хлестские эпитеты оппонентов. Уже в начале XX века меньшевистские теоретики щедро наклеивали на ленинизм ярлыки «волюнтаризма», «бланкизма», «идеализма» и т. п. К примеру, А. Потресов считал взгляды В. И. Ленина «видоизмененным бланкизмом»⁵⁰. Мартов писал о «якобинском характере» большевизма, о его «максимализме», «стремлении к непосредственным максимальным результатам в деле реализации социальных улучшений вне внимания к объективным условиям»⁵¹. В подобных оценках отразилась присущая оппортунизму пассивно-созерцательная философско-историческая концепция, которая отводит классам, партиям и лидерам роль статистов на арене истории.

 Понять истоки ошибочных воззрений можно. Но как объяснить интриганские действия? Возьмем такой момент. Получив от Каутского согласие на публикацию в «Искре» его статьи против большевиков, Потресов с нескрываемым злорадством извещал Аксельрода: «Итак, первая бомба отлита, и — с божьей помощью — Ленин взлетит на воздух. Я придавал бы очень большое значение тому, чтобы был выработан общий план кампании против Ленина — взрывать его, так взрывать до конца, методически и планомерно... Как бить Ленина, вот вопрос. Прежде всего, мне думается, следует на него выпустить авторитетов — Каутского (уже имеется), Розу Люксембург и Парвуса... Но как бить затем — всем нам, заполнить ли собою «Искру» и в какой мере, если выпустить коллективный памфлет против него... Ваше предложение потребовать от ЦК отозвать Ленина из Совета едва ли, мне думается, приемлемо и, во всяком случае, надо сначала настроить против него общественное мнение, и тогда можно будет о чем-либо подобном подумать»⁵². Но осуществить замыслы, настроить общественное мнение против В. И. Ленина не удалось, о чем убедительнее всего свидетельствует последующее развитие событий.

В наши дни, когда иные, с позволения сказать, «исследователи» сомневаются в высоких нравственных качествах В. И. Ленина, к месту вспомнить одно из обстоятельств начала двадцатого столетия. Даже в тех условиях, когда Плеханов оказался на стороне меньшевиков, Владимир Ильич продолжал верить, что тот честный мыслитель. В качестве такового он, в частности, полагал, что претензия на обладание абсолютной истиной должна была привести Гегеля в противоречие с его собственной диалектикой и поставить во враждебное отношение к дальнейшим успехам философии. Это обязывало сделать верные выводы.

Но пока была обоснованная возможность говорить о двух Плехановых и предупреждать, что теперешнего деятеля ни один российский социал-демократ не должен смешивать с прежним марксистом. «Не нужно смешивать Плеханова, заседающего в компании оппортунистов в редакции новой «Искры», — высказал также свое мнение бывший большевик Н. Валентинов, — с Плехановым, после смерти Энгельса лучшим знатоком и лучшим комментатором марксистской философии»⁵³.

В ходе напряженной полемики В. И. Ленин сделал вызов Г. В. Плеханову. Перчатка была брошена человеку, беда которого проявилась уже в подходе к написанию статьи «Чего не делать?» для № 52 качественно иной «Искры». Ленинское отношение к ней, надо заметить, не было однозначным. В «Письме в редакцию «Искры», опубликованном в следующем номере этого издания, Владимир Ильич утверждал, что автор публикации тысячу раз прав, когда он настаивает на необходимости охранять единство партии и избегать новых расколов. Высказана очень актуальная для наших дней мысль: «... мы должны не только гостеприимно открывать страницы партийного органа для обмена мнений, но и давать возможность систематически излагать свои, хотя бы и незначительные, разногласия тем группам или, по выражению автора, группкам, которые по непоследовательности защищают некоторые догмы ревизионизма и которые по тем иди иным причинам настаивают на своей групповой особенности и индивидуальности» (8,94).

В. И. Ленин высказался за то, чтобы партия знала все, чтобы она имела решительно весь материал для оценки всех и всяческих разногласий, возвращений к ревизионизму, отступлений от дисциплины и т. д.

После всего происшедшего последовательным революционерам пришлось констатировать не радующий их факт: в новой «Искре» и «Заре» оформился союз Плеханова, Мартова и Троцкого, возникший не сразу и не случайно.

В заметке «Из новоискровского лагеря», опубликованной в восьмом номере продолжавшей линию ленинской «Искры» газеты «Вперед», есть обращение, уже само по себе соответствующим образом оценивающее нескольких оппонентов: «Ругайтесь, господа, усердствуйте: за отсутствием доводов вам только и остается, что браниться» (9,287).

Такого короткого ленинского замечания оказалось достаточно для характеристики действий Л. Мартова: он устроил истерику перед Г. В. Плехановым, побуждая перебежать из большевиков в меньшевики.

Для характеристики нескольких новоискровских корреспонденций В. И. Ленин использовал образ Тряпичкина, который встречается в «Ревизоре» Н. В. Гоголя и у М. Е. Салтыкова-Щедрина в произведении «В среде умеренности и аккуратности». При непосредственном обращении к читателям после сообщения о том, что Тряпичкин-Мартов выступил с лозунгом развязывания революции, последовало замечание: «Очевидно, по нынешним временам достаточно «развязать» себе язык для свободной болтовни-процесса или для процесса болтовни, чтобы писать руководящие статьи. Оппортунисту всегда нужны такие лозунги, в которых, по ближайшем рассмотрении, не оказывается ничего, кроме звонкой фразы, кроме какого-то декадентского словесного выверта» (9, 266). Склонность к фразе показана и в статье с выразительным названием — «Соловья баснями не кормят». В ней в наступательном духе поставлена серия вопросов о том, в чем же по одному из пунктов состоит реальная разница между меньшевиками и большевиками. В вопросительной форме высказаны несколько предположений. Одно из них сводится к тому, что большевики презирали и презирают красивые слова об автономии и самодеятельности рабочих, особенно когда эти слова у оппонентов остаются только словами.

К сожалению, у Мартова не обошлось без проявлений злорадства. Так, в ноябре 1903 года он Аксельроду послал ликующее сообщение: «Плеханов предлагает нам вести (вместе с ним!) в «Искре» войну против ЦК. Как бы то ни было, Ленин разбит»⁵⁴. Увереннее до нахрапистости повели себя мартовцы после перехода Плеханова к меньшевикам. В письмах сообщалось о травле В. И. Ленина.

После обнародования статьи Л. Мартова «На очереди (Кружок или партия?)» В. И. Ленин в наступательном тоне написал: «Что представляет из себя эта редакция?... Если кружок, то к чему это лицемерие и фальшь с фразами о какой-то партии? Разве вы не разорвали на деле этой партии, насмехаясь недели и месяцы над ее учреждениями и ее уставом? Разве вы не разорвали на деле решений второго съезда этой партии, разве вы не довели дела до раскола, не отказались подчиняться Центральному Комитету и Совету, разве не ставите вы себя вне партии речами о том, что партийные съезды для вас не божество, т. е. не обязательны? Вы топчете ногами учреждения и законы партии и в то же время тешитесь заголовком «Центрального партийного Органа»!» (8, 107 — 108).

Даже в трудную пору проявлялся оптимизм В. И. Ленина. Когда уже шла русско-японская война, после ленинского доклада о Парижской коммуне состоялся такой диалог: «... Н. Валентинов спрашивает Ленина:

- Неужели вы в самом деле думаете, что в России в близком времени может быть социалистическая революция? Но ведь можно доказать, что в России нет и долгое время не будет никаких возможностей для такой революции. Социалистическую революцию ни вы, ни я во всяком случае не увидим.

- А вот я, позвольте вам заявить, — отвечает Ленин, — глубочайше убежден, что доживу до социалистической революции в России...»⁵⁵.

Прямо В. И. Ленин указал на одну из политических ошибок Л. Мартова. Она проявилась в том, что вокруг него стали группироваться тяготеющие к оппортунизму лица. Проявилась у него неразумность попыток воспроизводить по памяти разговоры вместо сверки с документами. Приведен пример того, как из-за такого подхода Мартов исказил картину выборов Центрального Комитета. «И этот факт, — сделал вывод В. И. Ленин, — показывает воочию, как вздорны теперешние россказни, будто «большинство» одной половиной съезда выбирало представителей одной только половины. Как раз наоборот: мартовцы лишь для уступки предлагали нам одного из трех, желая, следовательно, в случае несогласия нашего на эту оригинальную «уступку» провести всех своих!» (8, 272). Так исправление промаха оппонента превратилось в доказательное утверждение.

О некоторых проявлениях непоследовательности В. И. Ленин рассказал в заметках «Противоречия и зигзаги Мартова». В четырех пунктах констатируется, как лидер меньшевиков разбивал Организационный комитет за его шатания и скачки, за мнимо-искровство, а потом вводил шатающихся в ЦК; защищал организационные идеи старой «Искры»; соглашался на то, чтобы были три редактора «Искры», а потом во что бы то ни стало боролся за шесть прежних редакторов; выступал против так называемого демократизма и сам же отстаивал «свободу» при кооптации в руководящие центры партии.

 Далеко не кратчайшим путем на сближение с меньшевиками шел Л. Д. Троцкий, который на II съезде РСДРП выступил 79 раз. Не всегда был последователен, чем в немалой степени определялось к нему отношение В. И. Ленина. На первых заседаниях вместе с Плехановым, Лениным и Мартовым защищал искровскую точку зрения. Особенно замечательной Владимир Ильич назвал речь Троцкого во время дебатов по Уставу партии. В то же время протоколы зафиксировали резкие изменения в его позиции. Возьмем красноречивое подтверждение. Когда талантливый оратор был против Либера, то понимал, что устав есть организационное недоверие целого к части, передового отряда к отсталому отряду. Когда же Троцкий оказался на стороне того же Либера, он даже стал оправдывать слабость и шаткость нашей организации сложными причинами, уровнем развития пролетариата и т. п.

 Когда решался вопрос о составе редакции «Искры», Троцкий придерживался той позиции, будто съезд не имел ни нравственного, ни политического права перекраивать редакцию. Такие доводы, по мнению В. И. Ленина, всецело переносили вопрос на почву жалости и обиды, явились признанием банкротства в области действительно принципиальных политических аргументов.

 Не в соответствии с логической четкостью Троцкий обошел суть вопроса, рассуждая об интеллигентах и рабочих, о классовой точке зрения и о массовом движении, но не заметил, суживает или расширяет ленинская формулировка первого параграфа Устава понятие члена партии. Энергичный оппонент не хотел признавать того, что мартовская формулировка узаконивала одно из основных зол партийной жизни, когда до последней степени трудно, почти невозможно отграничить болтающих от работающих. Формулировка Мартова узаконивала это зло. Под влиянием политических столкновений В. И. Ленин сформулировал принцип, о котором полезно вспоминать в наше время: «Лучше, чтобы десять работающих не называли себя членами партии (действительные работники за чинами не гонятся!), чем чтобы один болтающий имел право и возможность быть членом партии» (7, 290). Опять же у Владимира Ильича, как очень точно в своих воспоминаниях заметила М. И. Ульянова, интересы дела, интересы революции преобладали над всем остальным⁵⁶.

За спорами следовали практические дела. Например, большевики Москвы в августе 1904 года порвали с меньшевиками организационно, исключив их из состава МК РСДРП. Таким образом, к началу 1905 года оформился большевистский Московский комитет⁵⁷.

Утверждение оппонентов из новой «Искры», в котором смешивались сумма демократических партий или организаций с организацией всего народа, В. И. Ленин назвал пустой, лживой и вредной фразой. Четко обосновал тезис: «Она пуста, ибо никакого определенного смысла в ней нет в силу отсутствия указания на известные демократические партии или течения. Она лжива, ибо в капиталистическом обществе даже передовой класс, пролетариат, не в состоянии создать партию, охватывающей весь класс, — а про весь народ вообще нечего и говорить. Она вредна, ибо засоряет головы громким словечком, не выдвигая вперед реальной работы по разъяснению действительного значения действительных демократических партий, их классовой основы, их степени близости к пролетариату и т. д.» (11, 361).

В изменившуюся «Искру» В. И. Ленин написал письмо по поводу плехановской статьи «Чего не делать?». В № 53 появилось ленинское полемическое «Из партии. "Письмо в редакцию». Рядом помещен ответ новоискровцев за подписью редакции. Появилась возможность наглядно сравнить мнения. Своего рода полемика по поводу полемики началась заявлением: «Печатая здесь интересное письмо тов. Ленина, мы считаем необходимым сделать по его поводу несколько замечаний»⁵⁸. К чему они сводились? Прежде всего последовало обвинение в склонности к псевдодемократизму за стремление В. И. Ленина рассматривать пролетариат как судью в бесчисленных распрях, возникающих между подпольными кружками. Но кто же мог рассудить представителей обоих направлений в интересах революционного дела?

Вскоре В. И. Ленин направил в тот же орган печати письмо «Почему я вышел из редакции «Искры»?». Меньшевистская редакция, хотя и высказывалась за плюрализм мнений и за всесторонность обсуждения вопросов, отказалась опубликовать ленинский материал. Тогда большевики в Женеве издали его отдельным листком. Редакция другой стороны была быстрой. В № 55 «Искры» появился ответ «От редакции». В нем признавалось право В. И. Ленина объясняться с читателями. Но это только на словах. На деле же оппоненты пытались воспрепятствовать реализации такого права, мотивируя свои действия следующим образом: «... редакция считала бы себя обязанной поместить его письмо в «Искре», если бы тов. Ленин не коснулся в нем таких фактов из организационной жизни Партии, относительно которых между ЦК Партии и группой членов ее (в том числе четырех редакторов «Искры») состоялось, по предложению ЦК, соглашение «предать их забвению»... Ленин пытается набросить моральную тень на мотивы действий половины Партии и большинство редакции «Искры» и свести ведущуюся в Партии борьбу двух организационных тенденций на уровень жалкой и презренной борьбы «из-за мест»⁵⁹. Доводы в подтверждение своих серьезных обвинений редакция пообещала привести в будущем. А почему не сразу? Вопрос остался без ответа.

Не слишком-то Плеханов позаботился об обосновании собственных утверждений, когда в статье «Забавное недоразумение» («Искра», № 55) смеялся над либеральным публицистом, придавшим-де его статье «Чего не делать?» очень странное истолкование. А объяснено это тем, что там Плеханов имел дело с противником. Теперь спор приобретал иную тональность. Приходилось полемизировать со вчерашними единомышленниками. Один из них после прочтения «Чего не делать?» так написал о возникшем у него чувстве: «Странный оптический обман — казалось, что заголовок «Искра» был отпечатан криво, и странное чувство — казалось, что читаешь что-то чужое, хотя хорошо знакомое, и над этим чужим выводом заголовок «Искра», немного криво, небрежно»⁶⁰. После этого Плеханов высказал опасение, что его скоро заподозрят в сочувствии Бернштейну, Мильерану и прочим критикам К. Маркса. Трудно отделаться от ощущения, что здесь не обошлось без неуместной игривости, но так и не был дан ответ по существу заданного рабочим вопроса. Далее последовали правильные, но не подкрепленные фактическим материалом рассуждения о необходимости в полемике обеспечить чистоту наших принципов.

Логичен вопрос: для чего все это было написано? Привлекательные и внешне правильные слова не содействовали преодолению раскола в партии. Последовательные же революционеры очень скоро стали интуитивно, но довольно верно ориентироваться в расстановке и соотношении фракционных сил. Приведем такой пример. В письме представителей Уфимского, Средне-Уральского и Пермского комитетов есть такие фразы: «Не зная причин выхода Ленина из редакции, считая это прямым вредом для дела, в ожидании разъяснений, остается констатировать только тот положительный результат, что враг, бывший в скрытом состоянии благодаря уходу Ленина, теперь обнаружен. Карты раскрыты, истинные стремления «меньшинства» известны партии»⁶¹. В зачаточном состоянии здесь есть элементы нетерпимости, когда социал-демократов из другой фракции именуют врагами.

Через три номера Г. В. Плеханов сообщил в статье «Забавное недоразумение», что у статьи «Чего не делать?» появились другие оппоненты. Забавным недоразумением был назван ответ на выступление Независимого в № 37 «Освобождения» под заголовком «Знаменательный поворот». Декларативно заявив о несовпадении своих воззрений со взглядами либералов, редактор новой «Искры» посчитал нужным написать: «Г. Независимый приписал мне мысль, которую ему, как видно, хотелось найти в моей статье, но которой я на самом деле не высказывал и не доказывал ни слабо, ни «неопровержимо», ни «веско», ни легкомысленно. Что сказать о таком «приеме» изложения чужих статей?»⁶². А нельзя ли такой вопрос адресовать самому Г. В. Плеханову?

В свое время вызвала бурные споры и продолжает привлекать внимание пространная статья Г. В. Плеханова «Централизм или бонапартизм? (Новая попытка образумить лягушек, просящих себе царя)». Есть в ней смелые предсказания: «Вообразите, что за Центральным Комитетом всеми нами признано пока еще спорное право «раскассирования». Тогда происходит вот что. Ввиду приближения съезда, ЦК всюду «раскассировывает» все недовольные им элементы, всюду сажает своих креатур и, наполнив этими креатурами все комитеты, без труда обеспечивает себе вполне покорное большинство на съезде. Съезд, составленный из креатур ЦК, дружно кричит ему «ура!», одобряет все его удачные действия и рукоплещет всем его планам и начинаниям. Тогда у нас, действительно, не будет в партии ни большинства, ни меньшинства, потому что тогда у нас осуществится идеал персидского шаха... Это просто-напросто была бы мертвая петля, туго затянутая на шее нашей партии, это — бонапартизм, если не абсолютная монархия старой, дореволюционной «манеры». Вы воображаете, что такой будто бы «централизм» необходим для дела пролетарской борьбы, а я говорю вам, что он не имеет ровно ничего общего с пролетарской борьбой и что самое возникновение мысли о нем в головах русских социал-демократов показывает, что наша партия, к сожалению, еще не вышла из своего детского периода»⁶³. Такое ощущение, будто Г. В. Плеханову удалось подсмотреть действительность примерно тремя десятилетиями позже.

Воспользуемся этим моментом, чтобы сделать отступление о научном предвидении. Стремление предугадать будущее проявляется давно. Можно для примера вспомнить, что в 1764 году Вольтер предсказал предстоящее крушение старого общественного порядка во Франции. Полагал, что будет великолепный переполох, а счастливая молодежь увидит прекрасные вещи. В XIX веке появилось немало даровитых людей, которые при опоре на научное предвидение стремились восторжествовать над силой слепой случайности: На всестороннем анализе развития капитализма, выявлении присущих ему противоречий, исследовании путей их разрешения базировались научные предсказания основоположников марксизма. Благодаря этому К. Маркс и Ф. Энгельс открыли объективную необходимость социалистической революции и переходного периода от капитализма к социализму. Сила марксистского учения в немалой степени заключена в его прогностическом характере. Однако прогноз классиков марксизма относительно развития революционного процесса, реализовавшись в целом, в ряде конкретных вопросов не получил подтверждения в ходе последующего развития. Революционные теоретики при всей их гениальности не могли предвидеть ряда особенностей развития капитализма. Вполне возможны были возражения оппонентов по той или иной проблеме. В связи с этим К. Маркс писал: «Если бы я захотел предупредить все такого рода возражения, то я бы испортил весь диалектический метод исследования. Наоборот, этот метод имеет то преимущество, что он ставит этим господам на каждом шагу ловушки и тем вынуждает их преждевременно обнаружить свою непроходимую глупость»⁶⁴.

Основой прогнозирования является не какая-то сверхъестественная способность личности, а наличие неразрешенных противоречий, уже созревших для разрешения. На такой основе был сделан ленинский вывод: «Кризис на основе неосуществленных объективных задач буржуазной революции в России неминуем» (17,7).

Предугадыванием возможного варианта развития событий занимались представители буржуазного лагеря. Так, после русско-японской войны Витте считал необходимым пойти на определенные уступки. Не случайно в письме идеологу реакции Победоносцеву он написал: «...война обнажила сердце власти. Такие жертвы и ужасы даром не проходят, и если правительство не возьмет в свои руки течение мыслей населения и будет только полудействовать, то мы все погибнем, ибо, в конце концов, восторжествует русская, особливого рода коммуна»⁶⁵. По сути дела, к одинаковому выводу пришли лидер большевиков и крупный царский сановник.

Можно выделить специфическую форму прогнозирования. Пророческими сегодня воспринимаются многие положения научно-фантастического романа А. Богданова «Красная звезда». Автор «реализовал» социалистические идеи на Марсе. Но и при такой специфике познание прогресса требует развития самих форм мышления, в которые отливается картина объекта.

Бывают предсказания по отдельным проблемам. В свое время Р. Люксембург писала о параличе Советов. Р. И. Хасбулатов в книге «Бюрократия тоже наш враг...» вспомнил ее размышления о русской революции, записанные в тюремных застенках. Нашел там такие мысли: «...если политическая жизнь в стране будет задушена, Советы тоже не смогут избежать прогрессирующего паралича. Без общих выборов, свободы печати и собраний, свободной борьбы мнений в любом общественном институте жизнь затухает, становится лишь видимостью и единственным активным элементом этой жизни становится бюрократия». Последовал такой комментарий: «Потрясающие по верности и силе обобщения слова о судьбах даже и самой демократической формы правления, если из нее выхолостить реальное содержание — власть самого народа и для народа, заменив его властью бюрократии»⁶⁶.

В письме бросил взгляд в будущее П. М. Никифоров, несколько позже ставший премьер-министром Дальневосточной республики. В брошюре «Коммунистическое государство» он предупредил: «Если бы Советы пошли по иному пути, то есть по пути принудительного политического и экономического строительства, это было бы грубой ошибкой. Советы перестали бы быть властью трудовой и, понятно, так же быстро сошли со сцены, как и блаженной памяти священная коалиция»⁶⁷.

Предвидение должно базироваться на научной основе, ничего общего не может иметь с опошлением революционного мировоззрения. Прислушаемся же к ленинскому предупреждению о том, что «попытка учесть наперед шансы с полной точностью была бы шарлатанством или безнадежным педантством...» (14, 378 — 379).

Теперь вернемся к плехановской статье. В ней не упомянуто о безуспешных ленинских попытках наладить совместную работу обеих партийных фракций. В итоге автор ограничился лишь пожеланиями и заявлениями о предпочтительности совместных действий, даже не указав, на какой основе может быть достигнуто единение. Таким оказался ответ на тревожное письмо представителей трех комитетов и на их резолюцию, осуждавшую действия меньшевиков.

Написанному Г. В. Плехановым нелицеприятную оценку дал А. А. Богданов: «Статья Плеханова очень слаба... - он, изругавши со второго слова своих противников «лягушками», кончает заявлением, что он, к «сожалению», тоже с полгодика тому назад был такой «лягушкой». Очень нелестно»⁶⁸. Как это напоминает о скоропалительно прозревших нынешних деятелях, занимавших видное место в номенклатуре КПСС!

В № 66 «Искры» Г. В. Плеханов опубликовал «Теперь молчание невозможно! (Открытое письмо к Центральному Комитету Российской Социал-Демократической Рабочей Партии)». Требовательно сформулированы вопросы: «Зачем Вы молчите тогда, когда одно Ваше энергичное «нет!» вырвало бы почву из-под ног наших «бонапартистов» и тем много содействовало бы торжеству политики внутреннего мира и фактического объединения всех сил нашей партии? Зачем Вы молчите теперь, когда Вам следовало бы не только говорить, а прямо греметь, трубить во все трубы, кричать со всех крыш о Вашем отрицательном отношении к «бонапартизму»?»⁶⁹. Здесь нормам логического доказательства нисколько не соответствуют туманные намеки покладистого деятеля на «неразумные подвиги» Ленина, который якобы с неким расчетом толкал партию к расколу.

В редакцию «Искры» посыпались протесты возмущенных социал-демократов. В ответном открытом письме М. Н. Лядов с обоснованной настойчивостью спросил: «...какие это «неразумные подвиги» тов. Ленина... заставили Вас припомнить слова некрасовского князя Ивана о министерском стуле и глупостях, наделанных на нем?... Я полагаю, что Вам известны какие-нибудь совершенные тов. Лениным преступления против партии, которые дают Вам право требовать лишить тов. Ленина доверия, выраженного ему съездом и всей партией в лице ЦК»⁷⁰. Далее Лядов напомнил, что долг и честь революционера обязывают Плеханова перед всей партией ответить на поставленные здесь вопросы. Так был затронут нравственный аспект словесной схватки.

Ответ редактора новой «Искры», помещенный в том же номере газеты, начался выговором, что-де письмо Лядова, который должен вести себя прилично, написано в тоне допроса с пристрастием. Сквозит высокомерие отвечающего. Уклоняясь от отчета по существу всего затронутого, Плеханов вновь прибегнул к словесной эквилибристике, заявив, что Ленин сам может вступить в объяснение, что не считает нужным, тратить время на объяснение с его ходатаем, тем более не известно, имеет ли последний доверенность, засвидетельствованную нотариусом.

Находившиеся тогда в Женеве 37 большевиков решили совместно ответить на плехановский выпад. В письме В. Д. Бонч-Бруевичу В. И. Ленин посоветовал: «Ответ Плеханову, по-моему, надо обязательно выпустить (брошюрой, не листком, с маленьким предисловием), если ЦО после всех протестов не напечатает»⁷¹.

Не выдерживающие серьезного анализа положения содержит также статья Г. В. Плеханова «Рабочий класс и социал-демократическая интеллигенция» («Искра», № 70 — 71). В ней при оценке ленинской книги «Что делать?» позволено бестактное замечание: «Если бы Ленин был хоть немного лучше знаком с историей нашего революционного движения...»⁷². Читателям остается только гадать, на чем основано обвинение лидера большевиков в незнании истории российского революционного движения. Позднее В. И. Ленин вспоминал: «Из частных вопросов, возбужденных литературой в связи с брошюрой «Что делать?», отмечу только два следующие. Плеханов в «Искре» 1904 года, вскоре после выхода брошюры «Шаг вперед, два шага назад», провозгласил принципиальное разногласие со мной по вопросу о стихийности и сознательности. Я не отвечал ни на это провозглашение (если не считать одного примечания в женевской газете «Вперед»), ни на многочисленные повторения на эту тему в меньшевистской литературе, не отвечал потому, что плехановская критика носила явный характер пустой придирки, основываясь на вырванных из связи фразах, на отдельных выражениях, не вполне ловко или не вполне точно мною сформулированных, причем игнорировалось общее содержание и весь дух брошюры». (16,106).

В опубликованном в следующем номере «Искры» продолжении статьи автора «Что делать?» Плеханов назвал инстинктивным ортодоксом и разоткровенничался, не заботясь об обосновании своего утверждения: «Я никогда не считал Ленина сколько-нибудь выдающимся теоретиком и всегда находил, что он органически неспособен к диалектическому мышлению... высказал товарищу Мартову свое опасение насчет того, что «теперь начинается у нас борьба метафизического марксизма Тулина с диалектическим материализмом Бельтова»⁷³. Договорился до того, будто его сотрудничество с В. И. Лениным может принести вред партии. Почему? Вопрос остался без ответа.

В числе тех, кто не согласился с Плехановым и указал на неувязки в логике рассуждений, был социал-демократ, выступивший под псевдонимом Рядовой. В приложении к семидесятому номеру «Искры» было опубликовано его письмо «Наконец-то!». Написано оно в наступательном духе. Задан недоуменный вопрос о том, откуда же Плеханов смог получить сведения о «бонапартистской» тактике большевиков, почему не указаны никакие факты. Сделан закономерный вывод о недоказанности обвинений, выдвинутых против В. И. Ленина.

В полемику включились другие большевики. Резкое их возмущение вызвала статья Г. В. Плеханова « К вопросу о захвате власти (Небольшая историческая справка)» («Искра», № 96). Своим оппонентам автор приписал наиболее характерные для него самого просчеты в полемике: «Если наши противники (а не оппоненты — В. Ч.) находят, что тактика, отстаивавшаяся «Искрой», неправильна, то им так и говорить надо... Далее, разумеется, должны следовать доказательства. Но наши противники поступают как раз наоборот: они сами себя выдают за верных последователей Маркса, а «Искру» объявляют органом оппортунистов и филистеров, неспособных усвоить истинный смысл марксистского учения. При этом доказательства их ограничиваются (см. многочисленные статьи во «Вперед») несколькими беспрестанно повторяемыми словами, которые, по мнению лиц, пускающих их в ход, очень хлестки, но в действительности производят впечатление сердитого бессилия именно потому, что беспрестанно повторяются вместо серьезных доводов»⁷⁴.

У Г. В. Плеханова есть общее с Л. Мартовым, который тоже не всегда почтительно относился к фактам. Представление о трудности ведения полемики с последним, в частности, дает непосредственное обращение к читателю в сатирическом контексте: «Вы понимаете что-нибудь, читатель? Пролетариат не остановится перед устрашением, ведущим к восстановлению абсолютизма, в случае, если будет грозить мнимоконституционная уступка! Это все равно, как если бы я сказал: мне грозит египетская казнь в виде однодневного разговора с одним Мартыновым; поэтому на худой конец я прибегаю к устрашению, которое может привести только к двухдневному разговору с Мартыновым и Мартовым» (10, 10).

Немалые усилия меньшевики затрачивали на то, чтобы перед общественным мнением предстать гонимыми, находящимися в осаде, что иногда удавалось.

Все заметнее в разные стороны расходились бывшие редакторы старой «Искры». Сожаление можно почувствовать в ленинском выводе о том, что объединение большевиков с меньшевиками вроде Л. Мартова абсолютно невозможно. По мнению М. Н. Лядова, меньшевизм всегда представлял себе весь ход развития «чисто автоматически, вне воли человека. Роль человека пассивная, только наблюдательная; он не играет активной роли в процессе, плетется в хвосте жизни...»⁷⁵.

Приходилось В. И. Ленину писать и о том, как слишком омерзительно ему было присутствовать при расковыривании грязных сплетен, слухов, частных разговоров, которые вел Л. Мартов. Случалось, что в реальности фактов не существовало, а была лишь возможность их появления. Почему этого было достаточно для обвинения большевиков?

Порой политические взгляды Л. Мартова отличались несамостоятельностью, отсутствием своей линии, боязнью оттенков и того, что скажут люди. Проявлялось и то, что ныне именуется двойным стандартом, а в ту пору называлось измерением на два разных аршина. Выбор определялся тем, своей или чужой группы касалась проблема.

Усилиями Л. Мартова «Искра» стала затушевывать разницу между искровцами и центром, между последовательными революционными социал-демократами и оппортунистами. Сказывалась в то же время «горькая судьба новоискровцев: они не могут полемизировать с Лениным, не полемизируя со старой Искрой. Они не замечают, что такая полемика только лестна для их оппонента и является лучшим орудием против новой «Искры»⁷⁶.

Исходя из принципа конкретности истины, В. И. Ленин противопоставил издание с одним названием до 52 номера и после него: «Старая «Искра» учила истинам революционной борьбы. Новая «Искра» учит житейской мудрости: уступчивости и уживчивости. Старая «Искра» была организатором воинствующей ортодоксии. Новая «Искра» преподносит нам отрыжку оппортунизма — главным образом в вопросах организационных. Старая «Искра» заслужила себе почетную нелюбовь и русских, и западноевропейских оппортунистов. Новая «Искра» «поумнела» и скоро перестанет стыдиться похвал, расточаемых по ее адресу крайними оппортунистами. Старая «Искра» неуклонно шла к своей цели, и слово не расходилось у нее с делом. В новой «Искре» внутренняя фальшь ее позиции неизбежно порождает — независимо даже от чьей бы то ни было воли и сознания — политическое лицемерие. Она кричит против кружковщины, чтобы прикрыть победу кружковщины над партийностью. Она фарисейски обсуждает раскол, как будто бы можно было представить себе какое-либо другое средство против раскола в сколько-нибудь партии, кроме подчинения меньшинства большинству. Она заявляет о необходимости считаться с революционным общественным мнением и, скрывая похвалы Акимовых, занимается мелкими сплетничеством про комитеты революционного крыла партии» (8, 402).

Для успеха революции пролетариату необходима сильная политическая партия. Казалось бы, столь четкий тезис понял Л. Мартов, который статью в № 56 «Искры» озаглавил вопросом «Кружок или партия?». В ней назвал себя искровцем и тут же оповестил, что он и его единомышленники не подберут кружковой клички «ленинцы», которую-де «скоро отбросят сегодняшние ультра-искровцы»⁷⁷.

В «Почтовом ящике» пятьдесят восьмого номера «Искры» отсутствие на страницах этой газеты ленинских статей объяснено тем, что со времени отложенного редакцией письма «Почему я вышел из редакции?» В. И. Ленин больше ничего не присылал. Столь лаконичная информация не удовлетворила большевиков. О том, в частности, свидетельствует письмо Тверского комитета РСДРП: «Для того, чтобы восстановить мир в партии, необходимо редакции как можно скорее ясно и обстоятельно выяснить все принципиальные разногласия «меньшинства», необходимо напечатать, как можно скорее протоколы съезда партии и Лиги, не скрывать ничего от рядовых работников партии, — по крайней мере, в тех случаях, когда это может быть допустимо по конспиративным соображениям. Желая только мира в партии, мы не изменяем своего отношения к редакции, если только она не изменит прежнего направления «Искры».

Что же касается заявления редакций, что в своем теперешнем составе она «почти» не изменилась, то с этим мы согласиться не можем. Тов. Ленин достаточно большая величина, и выход его из редакции — потеря для общего дела. Но мы надеемся, что как сотрудник, он осуществит свое участие в идейном руководстве партии. Итак, больше гласности»⁷⁸. Вот такой призыв прозвучал около девяти десятилетий назад.

В очередной статье («Искра», № 63) Л. Мартов посетовал на то, будто иногда достаточно не согласиться с одной страницей ленинской работы, чтобы быть зачисленным в «посторонние» элементы. На словах не желая оказаться в числе таковых, писал о себе как о стороннике единства рядов РСДРП; «Организационный раскол, — предупредил Л. Мартов, — был бы величайшим несчастьем для российской социал-демократии и именно товарищи из «большинства», понимающие это вместе с нами, обязаны проявить надлежащую решительность в деле борьбы с действительно дезорганизаторскими попытками такого рода. В этой борьбе они могут рассчитывать на поддержку всего так называемого «меньшинства», как бы оно с ним ни расходилось в оценке многих сторон партийной действительности»⁷⁹. Ближайшее будущее показало, что мартовцы не встали в ряды борцов с дезорганизаторами.

Быстро изменялся тон. Помещенная в приложении публикация «Т. Ленин о наших организационных задачах» началась бездоказательным утверждением, будто бы «Письмо к товарищу» Ленин сопроводил злобными нападками на новую редакцию только потому, что его нет в ее составе.

Беспардонные бестактность и бездоказательность характерны для многих других публичных выступлений меньшевиков. Против этого вновь высказался Тверской партийный комитет. Его резолюция по поводу полемики Мартова в «Искре» была напечатана в приложении к № 70 «Искры». Тверские товарищи обоснованно считали, что полемика в корне изменившегося ЦО против большевиков с самого начала находится на ложной почве. Суть проблемы они увидели в том, какая степень централизации и партийной дисциплины необходима в конкретных условиях борьбы за осуществление социалистических идеалов, чтобы достигнуть цель. Вот этого-то во внешне ершистых статьях новоискровцев зачастую не было.

Отзыв Л. Мартова на ленинскую книгу выделяется вызывающим названием — «Вперед или назад? Вместо надгробного слова». Оппонент-рецензент, не заботясь о корректности выражений, немало усилий положил на то, чтобы попытаться представить читателям книгу «Шаг вперед, два шага назад» совсем не такой, какова она на самом деле. Автор рецензии в книге не нашел видов на будущее и указаний на то, что же нужно делать. Совершенно никаких оснований не было для сопоставления Ленина и Бернштейна, для бестактного обвинения Владимира Ильича в разрушении партии, для объявления его представителем консервативной тенденции в партии. Далее В. И. Ленину приписаны клевета на партийный съезд и примитивность мысли. Не полемика, а унижение достоинства оппонента.

Широко размахнувшиеся новоискровцы даже вознамерились ленинские позиции противопоставить международному марксизму. Ради этого попытались использовать авторитет видной социал-демократки. Летом 1904 года они в «Искре» опубликовали статью Р. Люксембург «Организационные вопросы русской социал-демократии». Послесловие закончили выражением надежды, что данная публикация разъяснит Ленину полную непричастность революционного марксизма к его точке зрения по организационному вопросу.

При ведении споров о судьбах социализма в России немало вызывающего несогласие было в полемической практике Л. Д. Троцкого. Его доводам не прибавило убедительности то, что он на II съезде опустился до резких выпадов лично против В. И. Ленина, оскорбительных для большинства делегатов, типа: «Я не могу позволить себе подсчитывать, сколько «самых глупых» и просто глупых делегатов имел за собой на съезде тов. Ленин, Скажу лишь, что в этой статистике перевес, может быть, оказался бы за противной стороной»⁸⁰. На чем основывается такое утверждение? Откуда взята приведенная статистика? Нет ответов на эти вопросы. Зато нетерпимость и вызывающий тон преобладают в книге «Наши политические задачи (тактические и организационные вопросы)». Она получила неофициальный титул манифеста российского меньшевизма, одним из лидеров которого Троцкий стал после II съезда РСДРП.

Неаргументированна и некорректна та часть брошюры, которую автор посвятил книге В. И. Ленина «Шаг вперед, два шага назад». В ней разрозненным предрассудкам придано подобие системы. В частности, оппонент писал, будто «ничего внушительного тов. Ленин не сможет сказать в защиту своей позиции, ибо позиция, занятая им, совершенно безнадежна, но все же такой бедности мысли, какую он обнаружил, мы не ожидали»⁸¹. В ленинской работе Троцкий обнаружил призыв к пролетариату давать уроки политической дисциплины интеллигенции, призванной вносить в рабочее движение политическое сознание. Во всем этом увидел нечто противоестественное до трагичности и, делая не соответствующие посылкам выводы, при явно недостаточном основании резюмировал: «И это марксизм! И это социал-демократическое мышление! Поистине нельзя с большим цинизмом относиться к лучшему идейному достоянию пролетариата, чем это делает Ленин! Для него марксизм не метод научного исследования, нет, это... половая тряпка, когда нужно затереть свои следы, белый экран, когда нужно демонстрировать свое величие, складной аршин, когда нужно предъявить свою партийную совесть!»⁸². Здесь бойкость пера явно направлена только на выдвижение против оппонента очень серьезных обвинений мимоходом, походя, как бы между прочим, без обоснований. Прием, заметим, в наши дни очень распространенный.

Проявлялась непоследовательность Троцкого. Совсем не входя в большевистскую фракцию, он никогда не был и правоверным меньшевиком, хотя и играл видную роль. По своим склонностям к решительным действиям он был ближе к большевикам, а по вопросам партийного строительства скорее солидаризировался с их оппонентами. Позже занимал центристские позиции.

Внимание читателей В. И. Ленин привлек к такому обстоятельству: «По поводу брошюры Троцкого «Наши политические задачи» «Освобождение» указывало на однородность идей этого автора с тем, что некогда писали и говорили рабочедельцы Кричевский, Мартынов, Акимов» (11, 55, Сноска).

Как другие социал-демократы оценили брошюру «Наши политические задачи»? Г. В. Плеханов считал, что она «дряная, как и он сам»⁸³. Н. К. Крупская в работе Троцкого увидела «кредо» новой «Искры». Досаду и возмущение у нее вызвало извращение фактов, сопровождаемое ложью. Отметила, что при чтении брошюры «ясно видишь, что «меньшинство» так изолгалось, так фальшивит, что ничего жизненного создать будет не способно, является охота к борьбе, тут есть из-за чего бороться»⁸⁴.

Оказавшись в составе меньшинства, Л. Д. Троцкий в качестве доказательства использовал абсолютно неверные доводы. В частности, утверждал, будто съезд РСДРП не имел ни нравственного, ни политического права изменять состав редакции «Искры». Отвечая, В. И. Ленин исходил из того, что какое-либо раздражение не должно препятствовать общей работе. Предлагал суть расхождений обстоятельно изложить на страницах печати и перед всей партией выяснить, какие же позиции не совпадают. По этому моменту В. И. Ленин и Г. В. Плеханов высказались определенно. Предоставлялась широкая возможность проявиться плюрализму мнений. Но в ответ Аксельрод, Засулич, Кольцов, Потресов и Троцкий оповестили, что они никакого участия в «Искре» со времени ее перехода в руки новой редакции не принимают. Этим и ограничились.

Честное средство покончить с раздорами В. И. Ленин видел в апелляции к съезду партий. Высказал сомнение, удастся ли удержаться на почве допустимых форм полемики. Опасения на этот счет прибавлял и Л. Д. Троцкий.

О противоборстве большевиков и меньшевиков немало знал К. Каутский. Весной 1905 года в статье «Пролетариат и крестьянство» В. И.. Ленин привел интересные замечания немецкого социал-демократа из его статьи «Крестьяне и революция в России». Указал, что ее автор неуклонно отстаивал ту истину, что перед российской революцией начала XX века стояла задача не социалистического переворота, а устранения политических препятствий с пути развития капиталистического способа производства.

Есть основание предположить, что в полемике, особенно по проблеме соотношения сознательности и стихийности, В. И. Ленин собирался опереться и на К. Каутского.

В № 66 «Искры» отдельной статьей было опубликовано письмо К. Каутского М. Н. Лядову о внутрипартийной борьбе в РСДРП. Высказываясь в пользу меньшевиков, автор в то же время; призвал обе стороны прекратить междоусобную борьбу и предлагал до заключения перемирия в партии не созывать съезд РСДРП для обсуждения разногласий между фракциями.

При изменившихся обстоятельствах иным стал характер оценок. Обратимся к публикациям. Статья «Каутский о наших партийных разногласиях» началась вступлением «От редакции»: «Появление книги «Шаг вперед, два шага назад», в которой этот лидер «большинства» прикрывает свою позицию авторитетом Каутского, побудило нас немедленно обратиться к последнему за разрешением ознакомить русских товарищей с его действительным мнением»⁸⁵. А его мнение было таково, что он по сути дела высказался против ленинской формулировки § I Устава РСДРП. Выходило также, будто чуть ли не по единоличному решению В. И. Ленина, а не съезда, из руководства редакции «Искры» были выведены три редактора.

О разделении российской социал-демократии на большевиков и меньшевиков К. Каутский опубликовал статью в «Лейпцигской Народной Газете» (№ 135 от 15 июня 1905 года). Сразу же в редакцию органа левого крыла германской партии В. И. Ленин обратился с открытым письмом, попросив напечатать ответ на выпады Каутского. Он в своей пристрастности дошел до того, что предложил немецким товарищам не распространять резолюции III съезда РСДРП. Эти документы он расценил как нападки Ленина и его друзей на Плеханова и его единомышленников. Последовали такие ленинские замечания: «Во-первых, из 17 революций только четыре затрагивают прямо или косвенно наших противников внутри РСДРП. Во-вторых, Плеханов теперь вышел из редакции «Искры» (смотри № 101 «Искры»). Это показывает, как мало Каутский понимает в наших отношениях. В-третьих, мы просим немецких товарищей подумать о том, какое впечатление должно произвести на русских социал-демократов, когда человек с авторитетом т. Каутского пытается опорочить работы всего партийного съезда...» (10, 307).

То, что К. Каутский склонялся к меньшинству, он подтвердил сам, когда писал: «...если бы на вашем съезде мне пришлось выбирать между Мартовым и Лениным, то, на основании всего опыта нашей деятельности в Германии, — я решительно высказался бы за Мартова»⁸⁶. А в № 97 «Искры» германский социал-демократ утверждал, что ревизионистов в российской партии вовсе нет. Все дело, дескать, в том, что Ленин защищает строгий централизм и диктаторские права ЦК, а Аксельрод и его друзья хотят больше простора для деятельности местных комитетов. Он же в статье «Социализм и колониальная политика» констатировал: «Социализм в настоящее время уже стал экономической необходимостью. Срок его установления является лишь вопросом силы»⁸⁷. Этот тезис можно использовать в нынешних спорах. К. Каутский же утверждал, что вопрос о возможности демократического переворота имеет для будущего России и российской социал-демократии крайне серьезное значение.

Каким в рассматриваемый период был социальный фон в стране? К осени 1905 года в России существовали демократический и либерально-демократический лагерь. Демократический лагерь, ядро которого составляли нелегальные политические партии, имел богатые революционные традиции. После начала революции в него влилось массовое, рабочее и крестьянское движение. При серьезных программных и тактических разногласиях были общие цели: ликвидация самодержавия, феодальных пережитков, решение аграрного вопроса. Либерально-буржуазный лагерь сложился несколько позже. В период развития революции либералы перешли в открытую оппозицию к самодержавию, но боялись социального взрыва, предпочитали не радикальные преобразования, а компромиссные решения.

В такой ситуации В. И. Ленин не исключал возможность сотрудничества с другими течениями. В ноябре 1905 года он поручил Лядову выехать за границу для переговоров об участии в газете «Новая Жизнь» К. Каутского, Р. Люксембург, К. Либкнехта и других видных социал-демократов. В марте 1906 года Владимир Ильич написал предисловие к русскому изданию брошюры К. Каутского «Нет больше социал-демократии!». Отметил, что работа принадлежит перу одного из самых выдающихся представителей германской социал-демократии. Тогда же В. И. Ленин высказал порицание Г. В. Плеханову, который легонько подталкивал К. Каутского к оправданию блоков с кадетами.

Характеризуя уроки московского вооруженного восстания, В. И. Ленин сделал вывод о правоте К. Каутского, писавшего, что наступила пора пересмотреть выводы Ф. Энгельса о вооруженном восстании, что Москва выдвинула новую баррикадную тактику. При показе Каутского диалектиком приведены его слова о том, что грядущий кризис принесет нам новые формы борьбы, которые мы не можем предвидеть сейчас. Высокую ленинскую оценку получила и статья К. Каутского «Движущие силы и перспективы русской революции». Основная посылка автора заключена в тезисе: «Поверхностно было бы рассматривать русскую революцию как движение, направленное к свержению абсолютизма. Надо рассматривать ее как пробуждение широких масс народа к самостоятельной политической деятельности» (14, 177).

Солидаризируясь с К. Каутским, несмотря на свою приверженность теории перманентной революции, верные положения высказывал Л. Д. Троцкий. Так было, когда он писал об экономической общности интересов пролетариата и крестьянства в первой российской революции, признавал допустимость и целесообразность левого блока против либеральной буржуазии.

Другие революционеры высказывали идею создания блока всех сил социалистической ориентации. Вот только один пример. Эсер П. В. Карнович писал из Шлиссельбургской крепости после опубликования манифеста от 17 октября 1905 года: «Несколько времени тому назад я узнал о выступлении на поле битвы социал-революционной партии, воплотившей в своей программе все мои стремления и надежды. В то же время я с болью в сердце узнал о разногласии, между двумя партиями, представляющими социализм в России. Дорогие товарищи! Ищите скорее в наших программах того что ведет к единению, чем упорно подчеркивать разногласия, решение которых предстоит будущему^»88.

Как споры о судьбах социализма велись в обстановке спада первой российской революции? Требовали анализа выдвигавшиеся революцией проблемы, в том числе теоретическою характера.

Сначала в виде газетной статьи, а потом брошюрой в 1906 году была опубликована ленинская работа «Как рассуждает т. Плеханов о тактике социал-демократии?». Серьезным его просчетом было то, что рассуждениями об описках и опечатках Георгий Валентинович старался обойти, затушевать, прикрыть конкретный вопрос о большевистской тактике. Большевики указали на главную ошибку меньшевиков — неумение выделить революционную буржуазную демократию из всей той буржуазной демократии, которая быстро теряла свою революционность. В ходе дальнейшего анализа Владимир Ильич ошибку своего именитого оппонента увидел также в подмене конкретного исторического вопроса абстрактным соображением.

Когда речь пошла об основательности критики, B. И. Ленин непосредственно обратился к оппоненту: «И ваша критика, тов. Плеханов, тоже должна быть основательной. А то ведь посмотрите: вы ни одного фактического и сколько-нибудь крупного примера неосновательной критики кадетов с нашей стороны не привели, а общими рассуждениями своими посеяли массу неосновательных мнений в умах читателей!» (13, 164). В конце августа 1906 года для показа меняющихся взаимоотношений использована выразительность вводного предложения: «Плеханов… критикует прямо и открыто половинчатость кадетов (то-то кадетские газеты и замолчали о Плеханове!), противополагает им самым решительным образом «трудовое» крестьянство» (13, 378-379).

Если дозволяли обстоятельства, В. И. Ленин выступал за совместные практические действия. Так было, когда возникла идея издания легального журнала «Мысль». Заботясь об интересах общего дела, в 1905 году В. И. Ленин написал Т. В. Плеханову:

«Я знаю прекрасно, что все большевики рассматривали всегда расхождение с Вами, как нечто временное, вызванное исключительными обстоятельствами»⁸⁹.

Много споров вызвал вопрос о значении первой российской буржуазно-демократической революции. При рассмотрении связанных с этим проблем В. И. Ленин посчитал нужным предоставить слово К. Каутскому, отметив трезвость его взглядов и умение самым спокойным, деловым и тщательным образом обсуждать злободневные и острые вопросы: «Каутский не увиливает от трудного вопроса. Он не пытается отделаться пустыми фразами о непобедимости революции вообще, о всегдашней и постоянной революционности класса пролетариев и т. п. Нет, он в упор ставит конкретный исторический вопрос о шансах современной, теперешней демократической революции в России» (12, 213).

В актив Каутскому занесено и то, что он не пел отходную восстанию, а изучал зарождение и рост высшей формы борьбы, разбирая значение дезорганизации, недовольства в войске, помощи рабочим со стороны сельского населения, сочетания массовой стачки с восстанием. Исследуя, как пролетариат учится восстанию, К. Каутский пересматривал устаревшие военные теории и приглашал к восприятию всей партией московского опыта. В мрачном затишье он увидел предсказание бури.

Путь к новой революции в России был нелегок. Предстояло бороться в жесточайших условиях торжествующей реакции. Это не освобождало В. И. Ленина от обязанности продолжать полемику по конкретным вопросам, которые ставила и решения которых требовала жизнь.

3 июня 1907 года царское правительство распустило II Государственную думу. Это назвали третьеиюньским переворотом. Царизм усилил наступление на революцию.

В сложных условиях по-разному повели себя обе фракции и отдельные деятели. В панике отступали меньшевики, отрекаясь от революционной программы, тактики и задач партии, не веря в новый подъем революции. Об этом, в частности, свидетельствует такое откровенное признание в письме А. Н. Потресова П. Б. Аксельроду: «У нас полный распад и совершенная деморализация. Вероятно, это явление общее для всех партий и фракций.., но я не думаю, чтобы этот распад и эта деморализация где-либо так ярко заявила себя, как среди нас, меньшевиков. Нет не то что организации, но даже и элементов для нее... Картина получается удручающая, особенно если принять во внимание, что это становится особенностью именно меньшевиков, а большевики блюдут свою чистоту»⁹⁰. Были и другие мнения. А. Мартынов в статье «Движущая сила русской революции» написал: «...политические уроки не проходят бесследно даже для большевистской социал-демократии. Декабрьское поражение, история первой Думы, вторая думская кампания, избирательная статистика, постоянные меньшевистские комментарии к политическим событиям — все это заронило у большевиков сомнение, что силы пролетариата, может быть, не безграничны, что либералы составляют, пожалуй, по сравнению с ним, тоже немаловажную силу»⁹¹ и сделал вывод, что якобы произошло крушение всех традиционных большевистских представлений о действительности и получилась философия отчаяния. На самом же деле в адски трудный период большевики не падали духом. Основными задачами они считали: сохранение нелегальной организации и укрепление ее рядов; подведение итогов революции и обобщение ее опыта; защиту теоретических основ марксизма; сохранение революционных традиций, воспитание рабочего класса в революционном духе; накопление сил для новой революции.

После перерыва вышел очередной номер «Пролетария». Почти девять лет Центральным Органом РСДРП была газета «Социал-Демократ». Исследователи констатируют: «В. И. Ленин отметил выход в свет газеты «Социал-Демократ» как один из признаков усиления нелегального издательства РСДРП, выпрямления действительно партийной работы в эпоху столыпинской реакции»⁹².

На страницах этих и других изданий В. И. Ленин и его единомышленники полемизировали с многими оппонентами. Прежде всего ими оставались Г. В. Плеханов, Л. Мартов, Л. Д. Троцкий и К. Каутский.

Когда при первых шагах думской деятельности усилился оппортунизм, а меньшевики дошли до раболепства перед кадетами, В. И. Ленин был вынужденно отметить.

Речь шла о том, что плехановские ошибки отрицательно сказывались на развитии революционного движения. В. И. Ленин не скрывал свое раздражение: «Да, стыдно сознаться, да, грех утаить, что Плеханов довел своих меньшевиков до бесконечного опозорения социал-демократии. Как истый человек в футляре, твердил он заученные слова о «поддержке буржуазии» и своей долбней засорил всякое понимание особых задач и особых условий борьбы пролетариата в революции и борьбы с контрреволюцией» (16, 157).

Отзвуки прежних споров раздаются и сегодня. Сейчас в печати немало пишут о роли Столыпина и его аграрного законодательства, которое В. И. Ленин считал прогрессивным в научно-экономическом смысле. Но в речи в Государственной думе третьеиюньский переворот Столыпин оценил так: «Я обойду мимо те попреки, которые тут раздавались слева относительно акта 3 июня. Не мне, конечно, защищать право Государя спасать в минуты опасности вверенную Ему Богом державу (рукоплескания в центре и справа). Я не буду отвечать и на то обвинение, что мы живем в какой-то восточной деспотии. Мне кажется, что я уже ясно от имени правительства указал, что строй, в котором мы живем, — это строй представительный, дарованный самодержавным Монархом и, следовательно, обязательный для всех»⁹³.

Расходились мнения В. И. Ленина и Г. В. Плеханова в вопросе о взаимоотношениях политических партий и профсоюзов. Нейтральность последних настойчиво отстаивал Плеханов. Он не учитывал горький опыт того, что проповедь нейтральности фактически принесла вредные плоды в Германии, сыграв там на руку оппортунизму в партии. Была необходимость учитывать и то, что борьба между пролетарским и мелкобуржуазным социализмом была неизбежна и в профсоюзах.

При столкновении несходных мнений требовалось оценивать разного рода софизмы. В № 8 — 9 «Голоса Социал-Демократа» за 1908 год было опубликовано «Письмо в редакцию» П. Маслова. В его начале автор напомнил, что в № 33 «Пролетария» появилась ленинская статья «Как Петр Маслов исправляет черновые наброски Карла Маркса». Она якобы наполнена бранью, состоит сплошь из передержек и явной неправды. Сделал такой полемический ход: «Голосу Социал-Демократа» «невместно» состязаться с «Пролетарием» в ругани, уличать Ленина в передержках, выдумках и пр., тем не менее я прощу дать место для указания только некоторых полемических перлов из статьи Ленина, так Ленин заинтересовался теорией абсолютной ренты неспроста и указать на это следует»⁹⁴. Пояснений на этот счет нет. Обратим внимание на такое обстоятельство: хотя формально такт соблюдался, на деле он растворился в безудержном потоке слов озлобленного оппонента: «Я извиняюсь, что пришлось остановиться на некрасивом явлении, но надо же осадить и слишком развязного писателя, развращающего революционную среду явной неправдой и предостеречь «Пролетарий» и читателей от той пачкотни, которая преподносится им в виде «научных» статей и толкований Маркса. Может быть, это поучение будет полезно и для Ленина, может быть, и он бросит писать о том, чего он не знает и не понимает»^95. Но В. И. Ленин надежд сердитого критика не оправдал, писать не бросил. А ответил статьей «П. Маслов в истерике». Предложил рассмотреть доводы оппонента: Выяснилось, что Маслов жульничал при цитировании и подменял предмет спора.

По поводу этого материала редакция «Голоса Социал-Демократа» обнародовала примечание. Оно проиллюстрировало, как из мелких фракционных интересов Плеханов и его единомышленники дошли до защиты теоретического ревизионизма при помощи самых недостойных софизмов. Их показу в подлинном свете В. И. Ленин посвятил статью «Как Плеханов и К° защищают ревизионизм». Отмечено, что только при полнейшем неуважении к самому себе и к читателям можно позволить использование приемов клоуна при рассмотрении принципиальных вопросов. Элементы фокуса обнаружились в том, что из четырех направленных против Маслова пунктов плехановцы скромненько упомянули только один вопрос о ренте. Часть преднамеренно выдали за целое. Неужели позволительно подделывать Маркса под Маслова?!

Продолжалось развитие событий. Когда сложилась группа меньшевиков-партийцев и усилилась борьба против ликвидаторов, Т. В. Плеханов вышел из редакции «Голоса Социал-Демократа». Он не мог согласиться с провозглашением лозунга борьбы за легальность и призвал единомышленников поддерживать и укреплять нелегальную РСДРП. Стремление большевиков сблизиться с партийными меньшевиками для борьбы за партию голосовцы расценили как создание личного блока В. И. Ленина и Г. В. Плеханова.

Как на направление журнала влиял один из его активных авторов — Л. Мартов? Не все бесспорно было в его публикациях. В то же время он критику воспринимал болезненно, не стремясь извлечь для себя уроки, бездоказательно смешивал ее с клеветой. В статье «Когда же это прекратится?» без опоры на факты, не приводя примеры, но в обвинительном тоне обиженный Мартов посетовал: «Когда большевики занимаются моей особой, они это делают не для того, чтобы увеселить публику шутовским выступлением, но чтобы прицепить к моему имени какую-нибудь клевету...»⁹⁶ Право, трудно определить, что могло послужить основанием для такого вывода. В ленинских работах этого периода имя Л. Мартова упоминалось очень редко.

Для показа того, как шаткость позиции по основному экономическому вопросу ведет к шаткости политических выводов, В. И. Ленин взял статью Л. Мартова «Куда идти?» из тридцатого номера «Голоса Социал-Демократа». Есть в ней такие рассуждения: «Резолюции, признающие первейшей нашей задачей восстановление и укрепление нелегальной партийной организации, плохи не потому, чтобы весили на плечи пролетариата непосильное бремя, а потому, что исходят из представления о простом повторении той подготовительной к революции полосы, которую социал-демократия пережила в 90-х и начале 900-х гг. И споры о том, работать ли нам «легально» или «нелегально», совершенно бесплодны, поскольку оставляют в стороне вопрос о том, для чего работать?»⁹⁷. Так проявилась неприкрытая апологетика ликвидаторства.

В № 19 — 20 «Голоса Социал-Демократа» Л. Мартов в статье «На верном пути» констатировал взаимное психологическое отчуждение социал-демократов, работавших в подпольной организации и в сфере открытого движения. Определенно обосновывал необходимость сохранения фракционного «Голоса Социал-Демократа», хотя большевики уже распустили свой фракционный центр и прекратили выпуск газеты.

Какой должна быть полемика по проблемам социализма? Речь об этом шла, в частности, в ленинском ответе Л. Мартову на его фельетон «Дальше некуда». «Если он хочет, — писал В. И. Ленин, — вызвать нас на борьбу в этой плоскости — в плоскости личных нападок и заподозриваний — он жестоко ошибается. Мы не пойдем за ним. У нас слишком много существенных разногласий, из-за которых нам придется и во фракции, и в печати, и в партии вести принципиальную борьбу, чтобы мы позволили столкнуть себя на проселок личных дрязг и счетов» (15, 68).

В ленинском понимании аксиомой было положение о том, что любое столкновение мнений невозможно без опоры на доказательства, выверенные аргументы. Вот почему мартовскому сладенькому воспеванию влияния буржуазии противопоставлялась сухая статистика. Порой она подталкивала к проведению серьезных исследований. Именно так случилось, когда при необходимости ответить Л. Мартову В. И. Ленин «влез» в интереснейшую статистику стачек 1905 — 1908 годов. В итоге появилась работа «О статистике стачек в России» с выводами, которые чрезвычайно важны для развития революционного движения.

Без методологических просчетов в полемике не обходилось у Л. Д. Троцкого, который не уставал заявлять о своей нефракционности. В вопросах тактики часто заявлял о центристской позиции.

 На V съезде РСДРП говорилось, что в книге «В защиту партии» Л. Д. Троцкий был солидарен с К. Каутским, писавшим об экономической общности интересов пролетариата и крестьянства в России. Положительно В. И. Ленин отмечал то, что один из лидеров меньшевизма «признавал допустимость и целесообразность левого блока против либеральной буржуазии. Для меня достаточно этих фактов, чтобы признать приближение Троцкого к нашим взглядам. Независимо от вопроса о «непрерывной революции» здесь налицо солидарность в основных пунктах вопроса об отношении к буржуазным партиям» (15, 345). Когда по этому вопросу готовились принять резолюцию, Троцкий в поправке выразил большевистскую мысль.

В то же время самым решительным образом В. И. Ленин высказался против оказания денежной помощи венской «Правде» — меньшевистско-ликвидаторскому, фракционному органу Л.Д. Троцкого. Первые два номера вышли во Львове как орган группы заграничных членов Главного Комитета Украинской областной организации РСДРП «Спилка». Потом с газетного листа указание на это было снято. Под фирмой «внефракционности» печатный орган по всем вопросам занимал ликвидаторскую позицию, поддерживал отзовистов и ультиматистов, содействовал организации антипартийного Августовского блока. Это резко контрастировало с опубликованной в первом номере программой: следить за всеми явлениями и фактами политической жизни и классовой борьбы пролетариата, а также с декларированием, что издание рабочее. В третьем номере автор статьи «Противник «Правды» писал: «Как бы кто ни относился к первым двум номерам «Правды», но никто не станет, надеемся, отрицать, что редакция со всей серьезностью отнеслась к своей задаче: служить сплочению социал-демократических рабочих, как примыкающих к двум господствующим фракциям, так и внефракционных — на почве действительных экономических и политических задач пролетариата под знаменем социал-демократической партии»⁹⁸.

В том же номере редакция попросила Центральный Комитет партии утвердить ее в звании партийной группы, издающей рабочую газету, стремящейся оставаться внефракционной в ведении органа. Однако содержание и направленность последующих номеров показали, что все благие пожелания остались неосуществленными декларациями. Не было оправдано то доверие, о котором венская газета известила в пятом номере: «От 16 мая н. ст. (нового стиля —  В. Ч.) нами получено извещение от ЦК об утверждении нас в качестве партийной организации, издающей газету «Правда»⁹⁹.

Автор, на газетной странице обозначенный инициалом Г., из каторжного застенка прислал совет: «По-моему, кроме руководящих статей редакции, хорошо было бы вести особый «дискуссионный отдел», в котором помещались бы рядом и составленные по одной и той же программе на одну и ту же тему статьи большевиков и меньшевиков по всем спорным вопросам, разделяющим оба направления. Спокойно и серьезно написанные, такие статьи прямо необходимы для той категории читателей, которых и имеет в виду ваша газета»¹⁰⁰.

Как и ее издатель, венская газета проявляла явную непоследовательность. Ее сотрудники на словах продолжали утверждать, что всякое фракционное обособление было бы для них политическим самоубийством. Сторонники Л. Д. Троцкого неотложнейшей задачей называли окончательную ликвидацию фракционной обособленности на местах. Надо признать, что читатели довольно искусно вводились в заблуждение признанием бесспорного факта: ликвидаторство и отзовизм затрудняли работу по собиранию сил. После прочтения таких материалов, естественно, могло сложиться впечатление, будто троцкистская газета не симпатизировала ликвидаторам, а даже выступала против них. Его в определенной мере усиливало рекламирование отделения полемического от политического: «Наши друзья спрашивают нас, предполагаем ли мы отвечать на полемические статьи «Социал-демократа», направленные против «Правды». Нет, не предполагаем, товарищи!... «Правда» как была, так и останется газетой не полемической, а политической...»¹⁰¹. Только вот сотрудники не пожелали раскрыть редкостный секрет, как же им удалось добиться невозможного — глухой стеной разделить политику и принципиальные споры.

Как при широко афишируемой «внефракционности» венская газета относилась к большевикам? Ответ в какой-то мере помогает получить отзыв данного издания о Пражской партийной конференции: «В январе этого года состоялось за границей совещание нескольких русских практиков с ленинским литературным кружком. В извещении ленинцев это совещание, названо «Всероссийской конференцией Партии». В резолюции группы «Вперед» оно названо «набегом на Партию». Все факты и обстоятельства этого совещания заставляют нас признать, что последнее название гораздо точнее выражает сущность дела»¹⁰². В следующем номере настойчиво проводилась мысль, будто конференция вовсе не всероссийская, а только группы Ленина. По той же причине в ней, мол, не участвовали Плеханов, Мартов, Троцкий, Дан и другие.

У большевиков было немало других поводов изобличать неправду венской «Правды». В статье «Одно из препятствий партийному единству» В. И. Ленин отметил «уклончивость в поведении троцкистского издания и в то же время, когда меньшевики-партийцы в ряде заграничных групп сплачивались, все решительнее выступали против явно ликвидаторского направления журнала «Голос Социал-Демократа».

Отпор большевиков заслужили и другие противники, доставлявшие немало хлопот и забот. В условиях реакции потребовалось выступить против философского ревизионизма. В. И. Ленин проанализировал причины выдвижения на первый план философской стороны марксизма в России после первой революции.

В 1908 году А. А. Богданов во вступительной статье к русскому изданию книги Э. Маха «Анализ ощущений» писал: «Великая, грозная революция идет в нашей стране. Развертывающаяся борьба уносит колоссальную массу сил и жертв. Этой борьбе отдает всю энергию своей мысли и воли всякий, кто хочет быть на деле гражданином великого народа.

Пролетариат идет в первых рядах революции, он выносит на себе главную ее тяжесть. На партии пролетариата лежит наибольшая историческая ответственность за ход и исход этой борьбы.

В такую эпоху не должен ли каждый, отдавший себя делу пролетариата или хотя бы только делу революции вообще, решительно сказать себе: теперь не время для философии!» — не должен ли на целые, может быть, годы отложить в сторону и эту книгу?

Такое отношение к философии стало теперь обычным. Оно очень естественно при данных условиях, — это не мешает ему быть и очень ошибочным»¹⁰³.

В числе считавших время подходящим для философии был В. И. Ленин, хотя не все большевики разделяли такое мнение. Это так передал в своих воспоминаниях М. Н. Покровский: «Когда начался спор Ильича с Богдановым по поводу эмпириомонизма, мы руками разводили... Момент критический. Революция идет на убыль. Стоит вопрос о какой-то крутой перемене тактики, а в это время Ильич погрузился в Национальную библиотеку, сидит там целыми днями и в результате пишет философскую книгу... В конце концов Ильич оказался прав»¹⁰⁴.

Громадную роль сыграла ленинская книга «Материализм и эмпириокритицизм». В ней проявилось умение автора страстно, эмоционально полемизировать по сложнейшим философским проблемам, научную мысль рассматривая как индивидуальное и социальное явление. В книге, в частности, В. И. Ленину потребовалось преодолевать ошибочность методологического подхода Г. В. Плеханова, который, демонстрируя принцип несовместимости гносеологии махистов с действительным пониманием философских проблем К. Марксом и Ф. Энгельсом, шел по пути сопоставления «буквы Энгельса и Маркса» с «буквой Богданова». Читателю мастерски доказывалось, что тут неумолимая альтернатива: либо — либо. Богдановцы же утверждали, что Плеханов упрямо цепляется за каждое высказывание классиков, а они-де творчески развивают марксистскую философию, приводят ее в соответствии с новейшими достижениями и успехами естествознания. Громко говорили о плехановском догматизме. В. И. Ленин, используя выразительные средства полемики, с позиций диалектического материализма публично изобличил извратителей революционной философии.

Одновременно В. И. Ленин выступал против ликвидаторов. Также учитывал, что у большевиков были мелкобуржуазные попутчики. О том свидетельствовал весь способ аргументации последовательных отзовистов, характер их попыток обосновать «новую» тактику. Чем в этом отношении различались меньшевики и большевики? Первые стали пленниками попутчиков — ликвидаторов. У большевиков ликвидаторские элементы отзовизма и богостроительства были обезврежены, отодвинуты.

Для показа истинной сущности ликвидаторства использованы материалы девятого номера «Дневника Социал-Демократа». Здесь, Г. В. Плеханов признал меньшевизм мелкобуржуазным оппортунистическим течением. «Вывод ясен, — отметил В. И. Ленин, — если Плеханов останется одинок, если он не сгруппирует вокруг себя массу или хотя бы значительную часть меньшевиков, если он не вскроет перед всеми меньшевиками-рабочими всех корней и проявлений этого мелкобуржуазного оппортунизма, тогда наша оценка меньшевизма окажется подтвержденной меньшевиком, наиболее творчески выдающимся и наиболее далеко заведшим меньшевиков в тактике в 1906 — 1907 годы» (19, 65). Партийные меньшевики во главе с Г. В. Плехановым вступили в решительную борьбу с ликвидаторством.

При знакомстве с номерами «Голоса Социал-Демократа» замечаешь, как у Л. Мартова все чаще стали звучать меньшевистско-ликвидаторские мотивы. Проявилось это и в статье «За что бороться?». Ответом на нее явилась ленинская статья «Цель борьбы пролетариата в нашей революции». Необходимость ответа вызывалась тем, что Л. Мартов задел все стороны вопроса о целях борьбы пролетариата в революции, но основательно не рассмотрел ни одной. Потребовался ответ по существу затронутого. Полемику по конкретному поводу В. И. Ленин начал с истории обсуждения вопроса российской социал-демократией, чтобы он предстал со всех сторон и в диалектическом развитии. Еще в начале 1905 года большевики выдвинули лозунг революционной демократической диктатуры пролетариата и крестьянства. Меньшевики решительно отвергли такое определение классового содержания буржуазной революции, но признавали цель — захватить и с большевиками разделить власть. После декабря 1908 года Мартов не упоминал о выдвинутом большевиками тезисе, гласившем: пролетариат, ведущий за собой крестьянство. Все это В. И. Ленин резюмировал так: «Разногласие сведено, следовательно, самими фракциями большевиков и меньшевиков к противопоставлению: «вождь» и «руководитель» революции, «ведущий за собой» крестьянство, или «двигатель революции», «поддерживающий» те или иные шаги буржуазной демократии» (17, 373). Итак, позиции спорящих определены четко. Затем прослежено, как меньшевики, путаясь и сбиваясь, были вынуждены учесть революционный опыт октября — декабря 1905 года. Но, боясь точного и прямого словосочетания «временное революционное правительство», заменили его описанием. В итоге им все равно пришлось признать, что объединение Советов рабочих депутатов с другими органами революционной демократии дает беспартийные или межпартийные организации революционной борьбы народа. Это и есть временное революционное правительство! Отсюда вытекает важность постановки вопроса о революционно-демократической диктатуре пролетариата и крестьянства на конкретную историческую почву, но с непременным учетом опыта московского вооруженного восстания в декабре 1905 года. Уклонение от него приравнивалось к игнорированию материала, ценного для российских марксистов.

В статье «На верном пути» («Голос Социал-Демократа», № 19 — 20) Л. Мартов посетовал на взаимное психологическое отчуждение социал-демократов, работавших в условиях подполья и в сфере открытого движения; на взаимное непонимание и недоверие, которые разнообразием приемов и форм борьбы возводятся в повод для принципиального расхождения. Умолчал автор только о ликвидаторском содержании своей статьи. На это указал В. И. Ленин в работе «Голос» ликвидаторов против партии (Ответ «Голосу Социал-Демократа»). Она во второй половине марта была выпущена отдельным оттиском, затем напечатана в «Социал-Демократе». Там констатировалось, что мартовская статья, сравниваемая с бомбой для взрыва партии, основывалась на теории равноправия РСДРП с оторвавшимся от партии кружком легалистов, которые пожелали именоваться социал-демократами.

Снова в полемику были вовлечены представители зарубежной социал-демократии. Случилось К. Каутскому исправлять ошибки Г. В. Плеханова. Об этом рассказано в ленинской статье «Цель борьбы пролетариата в нашей революции».

Продолжало проявляться двойственное отношение Плеханова к большевикам. Есть такое подтверждение. В начале 1910 года в неопубликованной статье Георгий Валентинович писал: «Я не могу не быть противником большевиков в известных вопросах. Но я не имею права смотреть на них, как на врагов, уже по одному тому, что мы принадлежим к одной и той же партии.

И не только принадлежим к одной и той же партии. В последнее время мы все чаще и чаще выступаем вместе на борьбу за существование этой партии. Само собой понятно, что совместное выступление во имя одного и того же практического принципа, имеющего колоссальное значение для всего международного пролетариата, не может не вызвать некоторого взаимного сближения между ними. Но совершенно непонятно, каким образом оно может огорчать кого-нибудь, кроме людей, служащих в департаменте государственной полиции»¹⁰⁵.

Летом того же года вновь произошло сближение В. И. Ленина с Г. В. Плехановым. Их объединила общая борьба за сохранение нелегальной марксистской партии против ликвидаторов, троцкистов, ревизионистов. Оба видных марксиста дружно выступили против клеветнического освещения Троцким в немецкой печати положения дел в РСДРП.

Под влиянием развернувшихся событий, особенно когда обострилась борьба с ликвидаторами, у Г. В. Плеханова начался пересмотр тактики, хотя проявлялось это не без противоречий. Ценно то, что шаги в сторону большевиков сопровождались действиями практического характера. Так, в августе 1909 года очередной номер «Дневника Социал-Демократа» был целиком посвящен борьбе с ликвидаторами.

В марте 1910 года В. И. Ленин уже высказался за то, чтобы проверить на деле, выйдет ли из партийного объединения хотя бы объединение с плехановцами или ничего не выйдет.

Как бы отвечая на нелегкие раздумья, Г, В. Плеханов писал В. И. Ленину: «Я тоже думаю, что единственным средством разрешения кризиса, переживаемого теперь нашей партией, является сближение между марксистами-меньшевиками и марксистами-большевиками, и я считаю, что мне с Вами надо лично переговорить»¹⁰⁶. Но сближение не ожидалось при безоблачной погоде. В то же время были и основания делать оптимистические прогнозы. Определенные надежды возлагались на выходившую в Париже в 1910 — 1912 годах популярную большевистскую «Рабочую Газету», В. И. Ленин выразил уверенность, что с ее помощью большевики достигнут еще большего сближения на совместной работе с плехановцами.

Высказываясь за сближение с Г. В. Плехановым и меньшевиками-партийцами, В. И. Ленин отмечал, что речь идет не об исчезновении разногласий с ними по проблемным вопросам, а о соглашении для совместной борьбы против ликвидаторов.

Примечания:

¹ Маркс К:, Энгельс Ф.. Соч. 2-е изд. Т. 32. С. 549

² Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 2. С. 33

³ См.: Красин Ю. А. Ленин и проблемы социальной революции современности. М., 1987. С. 57, 59, 62, 65.

⁴ См.: Свободная мысль. 1992. № 2. С. 25.

⁵ Кожинов В. Судьба России. М., 1990. С. 175.

⁶ Киреевский И. В. Критика и эстетика. М., 1979. С. 143.

⁷ См.: Лукач Д. Ленин. Исследовательский очерк о взаимосвязи его идей. М., 1990. С. 35 — 36.

⁸ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 13. С. 497.

⁹ Красин Ю. А. Ленин и проблемы социальной революции современности. М. 1987. С. 8

¹⁰ См.: Керженцев П. М. Ленинизм. Введение в изучение ленинизма. С предисловием Н. К. Крупской. М, 1924. С. 20.

¹¹ К. Маркс, Ф. Энгельс и революционная Россия. М-, 1967. С. 457.

¹² Бережной А.Ф. Ленинская журналистика: некоторые вопросы теории и факты истории. Л., 1989. С. 168 — 169.

¹³ См: Коммунист. 1990.. № 5. С. 116, 117.

¹⁴ Дебарин А. Ленин как мыслитель. 3-е изд. М. — Л., 1929.  С. 26.

¹⁵ Крупская Н. К. О Ленине. М., 1983. С. 21 — 22, 80, 87, 183,320.

¹⁶ ГПБ, ОР, АДП, ф.1097, Д. 154, л. 43 — 44, 53.

¹⁷ См.: Коммунист. 1991, № 1. С. 19.

¹⁸ Плеханов Г. В. Соч. Т. 18. С. 182.

¹⁹ Известия ЦК КПСС. 1989. № 5. С. 138.

²⁰ Вопросы истории КПСС. 1989. №12. С. 151.

²¹ Архив Троцкого. Коммунистическая оппозиция в СССР. 192319127. Т. I. — Терра. — 1990. С. 80.

²² Там же. С. 104.

²³ Ленинский сборник VIII. С. 302.

²⁴ Ленинский сборник IV. С. 211.

²⁵ Письма П. Б. Аксельрода и Ю, О. Мартова. 1901 — 1916. Берлин,1924., С. 79 — 80.

²⁶ Письма П. Б. Аксельрода и Ю. О. Мартова. 1901 — 1916. Берлин,1924. С. 233.

²⁷ Искра. 1903. 1 июля. 30

²⁸Ленин, о котором спорят сегодня. М., 1991. С. 89.

²⁹ Каутский К. Путь к власти М., 1959. С. 139.

³⁰ Наше Отечество. Ч. 1. М., 1991. С. 263.

³¹ Плеханов Г. В. Литература и эстетика. Т. 2. М., 1958. С. 318.

³² Свободная мысль. 1991. № 16. С. 13.

³³Плеханов Г. В. Соч. 2-е изд. Т. 12. С. 71.

³⁴ Цит. по: Диалог. 1990. № 11. С. 26.

³⁵Ленин. Эмиграция и Россия. М., 1975. С. 42 — 43.

 ³⁶ Ленинский сборник IV. С. 105 — -106.

³⁷ Ленинский сборник XVI. С.27-38

³⁸ Цит. по: Наше Отечество. Ч. 1. М., 1991. С. 306.

³⁹ Воспоминания писателей о В. И. Ленине. М., 1990. С. 568.

⁴⁰ Лукач Д. Ленин. Исследовательский очерк о взаимосвязи его идей. М., 1990. С. 105.

⁴¹ Волга. 1990. № 10. С. 108.

⁴² См.: Рабочий. Рабочие и интеллигенты в наших организациях. Женева, 1904. С. 53.

⁴³ Цит. по: Ленин, о котором спорят сегодня. М., 1991. С. 26.

⁴⁴ Красная нива. 1924. № 7. С. 162.

⁴⁵ Луначарский А. В. Человек нового мира. М., 1980. С. 89.

⁴⁶ Плеханов Г. В. Литература и эстетика. Т. 2. М., 1958. С. 371.

⁴⁷ Ленинский сборник XV. С. 10.

⁴⁸ Там же. С. 163.

⁴⁹ Ленинский сборник XV. С. 266.

⁵⁰ Общественное движение в России в начале XX века. Т. 1. СПб., 1909. С. 618.

⁵¹Мартов Ю. О. Мировой большевизм //Искра /Берлин/. 1923. С. 13.

⁵² Социал-демократическое движение в России. М., 1928. С. 124, 125.

⁵³ Валентинов Н. Встречи с Лениным //Волга. 1990. № 12. С. 86.

⁵⁴ Письма П. Б. Аксельрода и Ю. О. Мартова. Берлин, 1924. С. 97.

⁵⁵ Ленин. Эмиграция и Россия. М., 1975. С. 122 — 123.

⁵⁶ См.: Известия ЦК КПСС. 1991. № 1. С. 131.

⁵⁷ См.: Кузнецов И., Шумаков А. Большевистская печать Москвы. М., 1968. С 33.

⁵⁸ Искра. 1903. 25 ноября.

⁵⁹ Искра. 1903. 15 декабря.

⁶⁰ Искра. 1904. 15 января.

⁶¹ Искра. № 63-примечание.

⁶² Искра. №55.

⁶³ Искра. 1904. 1 мая.

⁶⁴ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 31. С. 266.

⁶⁵Цит. по: Наше Отечество. Ч. I. M., 1991. С. 225,

⁶⁶Хасбулатов Р. И. «Бюрократия тоже наш враг…» M., 1989. С. 66.

⁶⁷Цит. по: Диалог. 1991. № 12. С. 103.

⁶⁸ Ленинский сборник XV. С. 23.

⁶⁹ Искра. 1904. 15 мая:

⁷⁰ Искра. 1904. 1 июня.

⁷¹ Ленинский сборник XV. С. 160.

⁷² Искра. 1904. 25 Июня.

⁷³ Искра. 1904. 15 августа.

⁷⁴ Искра. 1905. 5 апреля.

⁷⁵ Партийная этика: (Документы и материалы дискуссии 20-х годов).М., 1989. С. 310.

⁷⁶ Ленинский сборник XVI. С. 29, примечание. ...

⁷⁷ Искра. 1904. 1 января. 60

⁷⁸ Искра. 1904. 25 февраля.

⁷⁹ Искра. 1904. 1 апреля.

⁸⁰ Троцкий Л. Д. Моя жизнь. Т. I. С. 197.

⁸¹ Троцкий Л. Д. К истории русской революции. М., 1990. С. 66.

⁸² Троцкий Л. Д. К истории русской революции. М., 1990. С. 77.

⁸³ Ленинский сборник XV. С. 254.

⁸⁴ Там же. С. 224.

⁸⁵ Искра. 1904. 15 мая. 64

⁸⁶ Искра. 1904. 28 мая.

⁸⁷ Ленинский сборник XXIX. С. 314.

⁸⁸ Цит. по: Савинков Б. Воспоминания террориста. Конь бледный. Конь вороной. М., 1990. С. 254 — 255.

⁸⁹ Ленинский сборник V. С. 563.

⁹⁰ Социал-демократическое движение в России. М., 1928. Т. 1. С.171.

⁹¹ Голос Социал - Демократа. 1908, апрель.

⁹² Кузнецов И. В., Матвиенко С. С. Центральный орган РСДРП газета «Социал-Демократ». М., 1978. С. 21.

⁹³ Столыпин П. А, Нам нужна великая Россия.., -М. 1991. С. 103.

⁹⁴ Голос Социал-Демократа. 1908,.июль — сентябрь.

⁹⁵ Голос Социал-Демократа. 1908, июль-сентябрь.

⁹⁶ Голос Социал-Демократа. 1908, ноябрь — декабрь.

⁹⁷ Голос Социал-Демократа. 1909, апрель.

⁹⁸ Правда (венская). 1909. 27 марта (9 апреля).

⁹⁹ Правда (венская). 1909. 20 сентября (3 октября).

¹⁰⁰ Там же.

¹⁰¹ Правда (венская). 1910. 24 сентября (6 октября).

¹⁰² Правда (венская). 1912. 14 (27) марта.

¹⁰³ Цит. по: Ильенков Э. В. Ленинская диалектика и метафизика позитивизма. М., 1980. С. 10.

^{104 П}од знаменем марксизма. 1924. № 2. С. 69.

¹⁰⁵ Архив Дома Г. В. Плеханова. Р. 20.6.

¹⁰⁶ Ленинский сборник XIII. С. 176.