Ярославский Е. М.
ЯРОСЛАВСКИЙ (ГУБЕЛЬМАН М. И.) ЕМЕЛЬЯН МИХАЙЛОВИЧ (1878— 1943) — партийный, государственный деятель, академик АН СССР. Член партии с 1898 г. Участник революции 1905—1907 гг., вел партийную работу среди рабочих Петербурга, Твери, Нижнего Новгорода, Киева, Ярославля, Одессы, Тулы, Москвы. Один из активных работников по созданию военно-боевой организации партии; руководитель московской военной организации, редактор газеты «Казарма». Участвовал в работе Таммерфорсской конференции, а также IV и V съездов РСДРП. Подвергался преследованиям царского правительства. Был одним из руководителей вооруженного восстания 1917 г. и установления Советской власти в Москве. С 1918 по 1943 г.— на ответственной партийной и советской работе; член ЦК партии и КПК при ЦК РКП (б), член редколлегии газеты «Правда», журнала «Большевик», член ЦИК СССР.
Владимир Ильич руководит боевой работой партии
(Страничка из истории военных и боевых организаций нашей партии)
Осенью 1906 года перед нами, работниками военных организаций, остро встал вопрос о дальнейших формах работы. Мы чувствовали, что у некоторой части социал-демократов начинается поворот в сторону ликвидации этой работы: дескать, все равно ничего не выйдет. А с другой стороны, мы имели огромный стихийный рост революционных настроений в армии и во флоте. Была громадная опасность, что все это революционное кипение и брожение выльется в беспорядочные и бесплодные, растрачивающие силы революционные вспышки, бунты. Это и на самом деле в значительной степени было так. Нужно было во что бы то ни стало работникам военных организаций сговориться между собой, сговориться с руководящими органами нашей партии, наметить формы связи и объединения всей этой работы. В то же самое время необходимо было придать большую четкость тем попыткам создать боевые организации, которые мы наблюдали в разных местах.
Вопросы вооруженного восстания стояли перед нами еще во весь рост. Лозунгу меньшевиков: «Не надо было бы браться за оружие» — большевики противопоставляли другой лозунг: «Надо подготовиться лучше, чем это было, к новому восстанию». В городах велась огромная работа по созданию боевых дружин. Эти боевые дружины собирали наиболее смелых, наиболее революционных, рвущихся в бой, готовых на самую решительную борьбу рабочих. Но они искали живого дела, непосредственной борьбы. Во многих местах: на Урале, в Прибалтийском крае, на Кавказе, в больших городах — эти боевики, боевые дружины пробовали свои силы в нападениях на участки, в отдельных террористических актах, в захвате оружия, в экспроприациях. Необходимо было и здесь внести ясность в задачи боевых дружин, боевых организаций.
Естественно, у рабочих боевых организаций возникла мысль о том, что надо связать воедино всю подготовительную работу к восстанию, связать деятельность боевых организаций и военных. Многие товарищи усиленно изучали военное дело, минноподрывное, изучали химию взрывчатых веществ (в этом отношении большую помощь нам оказывал покойный товарищ Павел Карлович Штернберг, кажется, бывший тогда профессором астрономии). В отдельных городах, как в Москве например, возникли во второй половине 1906 года такие объединяющие центры, как военно-техническое бюро.
Одновременно у разных товарищей возникла мысль о созыве всероссийской конференции военных и боевых организаций. Мы несколько раз собирались... и после одного из совещаний наметили, что мы в конце 1906 года соберем конференцию военных и боевых организаций в Финляндии, в городе Таммерфорсе.
Всем известно, какую положительную оценку дал работам этой конференции Владимир Ильич, как он внимательно отнесся к вопросам, которые были подняты на этой конференции.
Прежде чем выехать на конференцию, я решил повидать Владимира Ильича. С большими предосторожностями, получив в столовой Технологического института, кажется у товарища Богдановой, которая очень часто с Надеждой Константиновной Крупской приезжала туда и там встречалась с нами, указание о том, как и когда с ним встретиться, я приехал в Финляндию, где и встретил Владимира Ильича, который буквально засыпал меня вопросами. Я сразу почувствовал, что передо мной товарищ, который до тонкости знает всю нашу работу и серьезно ею интересуется. Владимир Ильич не довольствовался общими ответами, он хотел знать подробности, механику всей нашей работы, дальнейшие наши планы, наши связи.
Он живо интересовался нашим опытом постановки военно-инструкторской школы, где мы обучали наших боевиков обращению с взрывчатыми снарядами, изготовлению взрывчатых снарядов, обращению с пулеметами и другими видами оружия, минноподрыв-ному делу, изучали тактику уличной борьбы — одним словом, готовили будущий командный состав наших боевых дружин для будущей революции. Чего больше всего боялся Владимир Ильич, это чтобы мы не бросились в какую-нибудь авантюру. Он самым тщательным образом расспрашивал меня, не затеваем ли мы какого-нибудь выступления, предупреждал, чтобы всякий сколько-нибудь серьезный шаг мы делали бы только с ведома большевистского центра; расспрашивал самым подробным образом о том, как мы организовали эту конференцию, нет ли опасности, что там будут проведены меньшевистские резолюции (так как мы предполагали, что на этой конференции будет и кое-кто из меньшевиков).
Я упрашивал Владимира Ильича побывать на этой конференции. Позднее мы написали даже ему письмо от имени Бюро военных и боевых организаций по созыву этой конференции. Он ответил нам на наше приглашение письмом, которое, к сожалению, не сохранилось, но содержание которого я отчетливо помню и сейчас. Он благодарил за приглашение, высказал свое положительное отношение к конференции, считая ее чрезвычайно важной, одобрил порядок дня конференции и вместе с тем очень осторожно, но очень настойчиво предостерегал нас от каких-либо решений, которые расходились бы со всей нашей принципиальной большевистской линией. Позднее на эту конференцию Владимир Ильич все-таки послал товарища, который должен был в случае чего одернуть нас,— это был покойный товарищ Любич (Саммер), которому, однако, не пришлось внести какие-нибудь существенные изменения в наши решения.
Эта встреча с Владимиром Ильичем рассеяла у меня то настроение, с которым я ехал к нему. И мне, и многим другим товарищам казалось, что мы все, боевики и военные работники, делаем какое-то дело, которое партия считает недостаточно серьезным, второстепенным, недостаточно серьезно к нему относится. Это объяснялось конспиративностью обстановки нашей работы. Разговор с Владимиром Ильичем убедил меня в том, что мы делаем дело, нужное партии, важное для партии. Я уехал от Владимира Ильича буквально окрыленный. Мы знали, что Центральный Комитет (меньшевистский) нам будет всячески препятствовать в созыве этой конференции, что он попытается сорвать ее, что ему не по душе наша работа. Заручившись поддержкой Ильича, мы чувствовали себя уверенно, твердо. Мы знали, что наши решения найдут поддержку у большевиков, и в то же самое время мы ехали на эту конференцию с мыслью о том, что всю нашу работу мы должны строить таким образом, чтобы согласовать ее со всей нашей большевистской линией.
О Ленине: Сборник воспоминаний. Л., 1925. С. 69—72
ИЗ ЛИЧНЫХ ЗАПИСЕЙ О ПОСЛЕДНЕЙ ВСТРЕЧЕ С В. И. ЛЕНИНЫМ 24 И 27 ДЕКАБРЯ 1924 ГОДА К ВОПРОСУ О РОЛИ Л. Д. ТРОЦКОГО
24 декабря 1924 года
20.XII. у меня был Л. Авербах 1. Еще раньше он просил меня уделить ему время для разговора о письме, которое они, группа б[ывших] членов комсомольского ЦК, занимавших оппозиционную линию в прошлогодней дискуссии, решили опубликовать в «Правде»2. О содержании этого письма я уже знал подробно из разговора с Рыбкиным, который тоже хотел присоединить свою подпись к их заявлению, хотя в прошлогодней дискуссии официально нигде не фиксировал своего отношения к дискуссии. Ему было в этом отказано на том основании, что он в прошлом году «буферил», не подписал ни левого, ни правого заявления, играл в «нейтральность». Лично я, зная тов. Рыбкина очень близко, считал, что его заявление имело бы положительное значение, т[ак] к[ак] о его буферной позиции в прошлой дискуссии молодежь знала. Я одобрил текст письма, уже подписанный комсомольцами для помещения в завтрашнем номере «Правды». И мне было особенно приятно почувствовать, что линия этих ребят выпрямилась, что они поработали над собою этот год и что дискуссия не прошла для них даром, выпрямила их в сторону ленинизма.
Между прочим, Авербах «по секрету» сообщил мне (он, по-моему, очень искренний парень, а мои прежние отношения с ним во время совместной работы в «Молодой гвардии» дали ему возможность говорить со мною вполне откровенно), что в прошлом году он имел однажды очень продолжительный разговор (3-часовой) с Л. Д. Троцким.
Л. Д. уверял его, что он после смерти Ленина является единственным последовательным проводником ленинской линии против антиленинского ЦК. Л. Д. рассказал ему, что в конце 1922 года, когда Ленин еще мог сноситься с товарищами, он убеждал тов. Троцкого вступить с ним, Лениным, в блок, с тем чтобы изменить руководство в ЦК. В данном случае Ленин имел в виду создание «тройки»: Ленин, Сталин, Троцкий — и удаление от руководящей роли в ЦК тов. Зиновьева и Каменева. Троцкий будто бы колебался вначале, но Ильич был настойчив и требовал от него этого; наконец сообщил будто бы Троцкому, что он окончательно решил этот вопрос и поставит его в Политбюро на ближайшем заседании (даже как будто речь шла о том, чтобы назавтра поставить этот вопрос в Политбюро ЦК). Но тут Ленин серьезно заболел, и вопрос не был поставлен. Авербах просил меня держать это сообщение в секрете и объяснил, что делает мне это сообщение, уезжая на Урал и опасаясь, что этим кто-нибудь будет спекулировать, что возможно (и даже наверно) , что Троцкий не ему одному это сообщил. Он спросил меня, как я отношусь к этому, считаю ли я правдоподобным такую комбинацию, такой ход со стороны Владимира Ильича.
Я сказал Авербаху, что, по-моему, Троцкий обобщает частный случай. Ведь как раз в это время, то есть накануне острого приступа болезни осенью 1922 года Ленин вызывал меня к себе и беседовал со мною по поводу постановки в пленуме ЦК вопроса о сохранении монополии внешней торговли. Он тогда очень волновался, что вопрос этот не будет пересмотрен в желательном для Ленина смысле, то есть в смысле отмены предыдущего постановления пленума, и особенно волновался по поводу позиции Зиновьева, Каменева, Бухарина и Сокольникова. Ленин поэтому стремился обеспечить за своим предложением поддержку 2. Ленин знал, что Сталин высказался уже в письме в Политбюро, что он за сохранение монополии. Он просил меня сговориться с тов. Троцким и вместе защищать вопрос на пленуме ЦК, а если понадобится, то и перенести на фракцию съезда Советов. Вот этот-то факт, мне кажется, и обобщает тов. Троцкий. Ленин неоднократно в таких случаях обращался к отдельным членам ЦК, обеспечивая определенную поддержку своим предложениям. Говорить на основании такого соглашения по данному вопросу с тов. Троцким о блоке против Зиновьева и Каменева Ленина с Троцким вообще было бы совершенно неправильно. Во время почти часового свидания моего с Лениным В. И. ни разу мне не намекнул относительно принципиальных своих расхождений с Политбюро ЦК по другим вопросам, хотя Ленин, помнится, говорил не только о монополии внешней торговли. Сейчас я вновь перебираю в памяти впечатления этого последнего свидания с Лениным и все, что произошло дальше. Предложение Ленина было принято пленумом ЦК, хотя прения и были; принято было оно, если память мне не изменяет, единогласно. Во всяком случае, в выступлениях Зиновьева и Каменева не было ничего, что указывало бы на их серьезное расхождение с Лениным. Поэтому, записывая коротко ход прений для записки Ленину (о чем он со мною условился накануне, что я перешлю ему секретно такую записку)я старался всячески успокоить Ильича, указывал в записке, что принципиальных расхождений у него нет с пленумом ЦК. Самую записку, помнится, я писал под впечатлением того взволнованного состояния, в каком я оставил Ильича.
Записку эту, к сожалению, передать уже не удалось, так как Ильичу стало значительно хуже и врачи запретили ему передавать какие бы то ни было письменные материалы и сообщения. Записка, благодаря оплошности Володичевой, стала известна членам пленума, который постановил, однако, передать ее Ильичу, как только врачи это позволят.
Думаю, что Троцкий здесь явно обобщает факт отдельного обращения Ильича к нему по отдельному поводу. Все, что я сам наблюдал в отношениях между Лениным и Троцким, отнюдь не давало повод допустить возможность серьезной опоры Ленина на Троцкого. Наоборот, Ленин неоднократно выражал крайнее недовольство Троцким, говорил, что он «смертельно устал» от истерики Троцкого.
* * *
27.XII.24 года
Невольно возвращаюсь к разговору с Л. Авербахом, вернее сказать, к воспоминаниям о последнем свидании с Владимиром Ильичем.
Условившись со мною, что я сговорюсь с тов. Троцким (и Фрумкиным относительно защиты его предложения о монополии внешней торговли на пленуме ЦК, Ленин вдруг спросил меня:
— А какие у Вас отношения с Троцким? Не было ли у Вас с ним столкновений когда-нибудь резких?
Я ответил, что отношения довольно хорошие, хотя кое-какие столкновения были по военной линии.
Ильич очень живо заинтересовался, придвинулся ближе, наклонился и просил рассказать, как это было. Я рассказал Ильичу, как однажды напомнил Троцкому о его меньшевистском прошлом. Дело это было летом 1919 года, после съезда партии2, на котором тов. Сокольников 3 защищал точку зрения тов. Троцкого по военному вопросу, и где не совсем удачные мероприятия тов. Троцкого вызвали резкую критику огромной части съезда и всей партии. Троцкий приехал уже после съезда и собрал в Белом зале Московского Совета собрание не разъехавшихся еще делегатов и, так сказать, хотел взять реванш. Он упрекал нас тогда в беспринципности, уверял, что мы, его критики в военном вопросе (а среди них были Вл. Смирнов 4, Е. Преображенский и даже И. Н. Смирнов, который мне передал ряд фактов невыдержанности, истеричности даже Троцкого, особенно в вопросе о расстреле коммунистов), не имеем никаких принципиальных разногласий, а выдумали просто военную фракцию ради игры во фракцию. Я ответил тогда Троцкому, что никогда не принадлежал ни к какой другой фракции, кроме фракции большевиков, чего он, Троцкий, про себя сказать не может. (Помню, как сейчас, как перекосилось лицо Троцкого при этом, как оно менялось во время моей короткой речи.) Ильич расхохотался вдруг своим заразительным смехом.
— Повторите, Емельян,— сказал он,— как Вы ему сказали. Я повторил, и Ильич снова заразительно рассмеялся.
— Да Вы же его меньшевиком назвали, ха-ха-ха! Этого он Вам никогда не простит! Нет, Троцкий таких вещей не забывает.
Потом Ильич просил рассказать ему про другие случаи. Я рассказал, как меня осенью 1919 года Троцкий призвал и потребовал, чтобы я прекратил печатание в военной газете статей за подписью «Иаков» (кажется, так), принадлежавших перу Вацетиса 2 или Вацетисом продиктованных. Вацетис в этих статьях боролся против партизанщины в украинских отрядах, косвенно нападал на Антонова-Овсеенко 3. Я был, помнится, очень удивлен требованием Троцкого: статьи Вацетиса как раз были написаны в духе проводившейся партией линии. Лично я немножечко даже сочувствовал партизанщине и даже допускал ее и сам, особенно в деле снабжения фронта из запасов Московского военного округа. Но линия Вацетиса была линией партии. Поэтому я сказал тов. Троцкому, что не вижу оснований для исполнения его требования, хотя и сочувствую несколько действиям Антонова-Овсеенко. Тогда Троцкий в раздражении стал мне доказывать, что я должен был бы отказаться от редактирования военного органа. Я сказал, что особенно не настаиваю на этой своей работе.
Сопоставляя сейчас в памяти эту сцену последнего своего разговора с Лениным, я меньше всего могу допустить, что Ленин имел в виду какой-нибудь прочный блок с Троцким. Он, по-моему, относился к нему именно как к бывшему меньшевику, от души хохотал по поводу рассказанной мною сцены в зале Моек [овского] Совета и только отстаивал с помощью тов. Троцкого определенную линию в вопросе сохранения государственной монополии внешней торговли.
Кроме того, я думаю, что Ленин не ограничился бы только советом сговориться с Троцким по данному вопросу, если б имел в виду более длительный блок: ведь я был тогда членом ЦК, и, косвенно хотя, Ленин посвятил бы меня в складывающуюся комбинацию. Если верно, что Троцкий так изображал дело Авербаху, как передает этот последний, то это было просто самообольщение тов. Троцкого.
Известия ЦК КПСС. 1989. № 4. С. 187—191
Встреча состоялась 14 декабря 1922 г. (см.: Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 471). Ред.
1 Авербах Л. Л., редактор журнала «Молодая гвардия». Ред.
2 Имеется в виду дискуссия в партии в конце 1923 г. В связи с широким распространением по партийным организациям фракционных документов Л. Д. Троцкого и его сторонников ЦК РКП (б) в ноябре 1923 г. принял решение развернуть широкую дискуссию на страницах партийной печати. В середине декабря 1923 г. ЦК ВКП(б) объявил общепартийную дискуссию. Он предложил партийным ячейкам и коммунистам широко обсудить вопросы улучшения методов работы и активизации внутрипартийной жизни на основе резолюции Политбюро ЦК и Президиума ЦК К РКП (б) от 5 декабря 1923 г. «О партстроительстве».
Л. Д. Троцкий стремился привлечь на свою сторону молодых коммунистов, прежде всего вузовскую и рабфаковскую молодежь — членов РКСМ. В ходе дискуссии платформу троцкистов поддержала часть партячеек и комсомольских организаций вузов. Вопрос о внутрипартийной дискуссии обсуждался на январском (1924 г.) Пленуме ЦК РКСМ. В принятой резолюции «О внутрипартийной дискуссии» пленум высказался против всяких попыток противопоставить молодежь старшему поколению партии. 9 января 1924 г. в «Правде» было опубликовано открытое письмо членов РКП (б) —учащихся вузов и рабфаков, в котором осуждались фракционность и групповщина, разжигание раздоров среди различных поколений в партии. Окончательные итоги дискуссии были подведены на XIII конференции РКП (б) 16—18 января 1924 г., принявшей резолюцию «Об итогах дискуссии и о мелкобуржуазном уклоне в партии».
В записях Е. М. Ярославского речь идет о «Письме к товарищам», опубликованном в «Правде» 21 декабря 1924 г. Ред.
3 Рыбкин О. Л., один из организаторов юношеского коммунистического движения. В 1918—1920 гг. секретарь Петроградского комитета Социалистического союза рабочей молодежи, избирался членом ЦК РКСМ, председателем Президиума (Бюро) ЦК, первым секретарем ЦК РКСМ. Ред.
4 Приступ болезни произошел не осенью, а в декабре 1922 г. Ред.
5 Речь идет о разногласиях по поводу монополии внешней торговли. В. И. Ленин придавал ей огромное значение для решения задач социалистического строительства. Против сохранения монополии были Г. Я. Сокольников, Г. Л. Пятаков, Н. И. Бухарин. За ослабление монополии высказались Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, И. В. Сталин. Пленум ЦК РКП (б) на заседании 6 октября 1922 г., на котором В. И. Ленин не присутствовал, принял по докладу Г. Я. Сокольникова постановление, предусматривающее временное разрешение «ввоза и вывоза по отдельным категориям товаров или в применении к отдельным границам». В. И. Ленин был не согласен с решением пленума, считая, что оно приведет к срыву монополии внешней торговли. По его настоянию 16 октября был произведен опрос всех находящихся в Москве членов Центрального Комитета. Ознакомившись с письмом В. И. Ленина и «Тезисами Наркомвнешторга о режиме внешней торговли», представленными Л. Б. Красиным, члены ЦК, за исключением Г. Е. Зиновьева, поддержали предложение В. И. Ленина о перенесении решения вопроса на следующий пленум. И. В. Сталин проголосовал за отсрочку, но отметил, что письмо В. И. Ленина не разубедило его в правильности решения Пленума ЦК от 6 октября. 14 декабря В. И. Ленин беседовал о монополии внешней торговли с Е. М. Ярославским, возглавлявшим комиссию Совнаркома по ревизии торгпредств РСФСР за границей. Состоявшийся 18 декабря 1922 г. Пленум ЦК единогласно принял решение, которым отменил постановление предыдущего пленума и подтвердил необходимость сохранения и укрепления монополии внешней торговли. Ред.
6 Об этом имеется запись секретаря В. И. Ленина Л. А. Фотиевой в «Дневнике дежурных секретарей В. И. Ленина» от 16 декабря 1922 г. По поручению В. И. Ленина вечером 16 декабря Н. К. Крупская по телефону попросила Л. А. Фотиеву «конспиративно позвонить Ярославскому, чтобы записывал речи Бухарина и Пятакова, а по возможности и других на пленуме по вопросу о внешней торговле» (см.: Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 473). Ред.
7 Фрумкин М. И. (Германов Л.), после гражданской войны член коллегии Наркомпрода, заместитель наркома Внешторга, заместитель наркомфина. Ред.
8 Имеется в виду VIII съезд РКП(б), состоявшийся 18—23 марта 1919 г. На съезде против линии партии на строительство регулярной, централизованной, дисциплинированной Красной Армии выступила так называемая «военная оппозиция» (в том числе и Е. M. Ярославский). Большинство делегатов отвергли линию «военной оппозиции». В ходе обсуждения критиковались также недостатки в работе центральных военных учреждений, деятельность председателя Реввоенсовета Республики Л. Д. Троцкого, недооценивавшего роль партийных организаций в войсках. Ред.
9 Сокольников Г. Я., на VIII съезде РКП (б) выступал с утвержденными ЦК РКП (б) тезисами доклада по военному вопросу. Ред.
10 Смирнов В. М., на VIII съезде РКП (б) возглавлял «военную оппозицию». Выступал от этой группы с содокладом. Ред.
11 Имеется в виду газета «Известия Народного комиссариата по военным делам». Издавалась с апреля 1918 г. Ред.
12 Вацетис И. И., в сентябре 1918 г.— июле 1919 г. главнокомандующий Вооруженными Силами Республики, с августа 1919 г. работал в Реввоенсовете Республики. Ред.
13 Антонов-Овсеенко В. А., в январе—июне 1919 г. командующий Украинским фронтом, член Совета Обороны Украинской Республики, член Реввоенсовета Республики. Ред.