Расул Рза
Ленин
(Из поэмы)
* * *
Полустанки, перегоны,
пестрядь елей и берез…
Обветшалые вагоны
тащит старый паровоз.
А в вагонах тех солдаты
из далекой стороны,
в тесноте, да не в обиде,
возвращаются с войны.
Возвращаются солдаты
из далекой стороны,
а шинелишки помяты,
щеки впалые бледны.
Те – поют, а эти – спят,
Курят или так сидят.
Едкий дым вагон скрипучий
пеленою заволок,
и дрожит, как лист осенний,
свечки желтый огонек.
У солдат в руках – винтовки,
тускло светятся штыки.
Говор часто заглушают
паровозные гудки.
Свет дрожит – и пляшут тени.
На скамье, усевшись в ряд,
три немолодых солдата
меж собою говорят.
И стоит перед окошком
Ленин.
Вождь народа Ленин
из краев чужих в Россию
возвращается назад.
Говорит один солдат:
- Мы и пашем,
мы и сеем,
мы и жнем
и слезы льем.
Ну, а сами
чем владеем?
Что имеем?
Как живем?
Воду пьем,
едим мякину,
спину гнем
пред кулаком,
под помещиком живем.
Чем владеем?
А вот этим
закопченным котелком
да винтовкой со штыком.
- Хватит, - говорит другой, -
за буржуя воевать
да помещику на радость
кровь на фронте проливать!
Сколько смертью храбрых пало,
сколько без вести пропало,
сколько бомбами земли
на войне перепахало!..
Поглядишь на землю там –
слезы льются по щекам.
А правительству все мало…
Я, товарищ дорогой,
до отвала
сыт войной.
Третий молвит:
- По весне
добрый плуг бы в руки мне!
Мне бы в поле потрудиться.
И прощай, тоска-печаль!
Хороша у нас землица,
да не наша, - вот что жаль…
И солдаты понемножку
приутихли все подряд…
Эти спят, а те сидят, -
ничего не говорят.
Закурил тут козью ножку
и запел один солдат.
И звучала в песне этой
беспредельная тоска;
словно птица, песня билась,
замирала, нарастала,
затихала, набегала,
трепетала, замирала,
расходилась и катилась,
как широкая река.
А как начал запевала –
хор согласный, полный сил,
эту песню подхватил.
«Вы, зеленые, широкие поля!
Земля-матушка, родная мать-земля!
Ты прощай, мать-земля, воевать иду.
Не ходил бы воевать, да велят идти.
Сила-то моя, да воля не моя.
Руки-то мои, да соха не моя,
а моя соха – земля не моя.
Не родная ты мне мать, а мачеха ты,
а была бы матерью – расступилась бы,
схоронила бы меня, сынка сберегла…
Ты прощай, Россия-мать, родная земля!..
Скоро ли увидимся, дальние поля!»
Не отводит Ленин глаз
от суровых лиц солдат,
песню слушает, а песня,
отзвучав, оборвалась,
позади осталась где-то –
в тех просторах необъятных,
в тех стремглав бегущих пятнах
вечереющего света, -
затерялась,
унеслась…
В этой песне Ленин слышал
по земле тоску.
Она
в песнях Волги и Сибири
с давних пор заключена.
Он встречал ее повсюду,
где бы к трудовому люду
сердцем он ни припадал.
Песня кончилась.
Он встал,
подошел к фронтовикам
и расспрашивать их стал:
каково им воевалось,
каково им было там,
где в сырой земле осталось
столько братьев их – солдат?
Каковы их офицеры?
Что на фронте о Советах,
о свободе говорят?
И тогда солдат один
из нагрудного кармана
вынимает ключ дверной:
- Поглядите, гражданин,
вот уже четыре года
я ношу его с собой;
вы скажите, гражданин,
кто же, кто повинен в том,
что уже четыре года
заперт на замок мой дом? –
И торопятся колеса
и бегут, бегут, стуча,
и одна в углу вагона,
трепеща, горит свеча.
Просыпаются солдаты,
обступают Ильича,
отвечают на вопросы
и вопросы задают, -
с незнакомым человеком
задушевную беседу,
как с товарищем, ведут.
Ночь прошла, уже светает,
и уже, в вагон смотря,
разгорается, мелькает
за деревьями заря,
и уже на небосводе
ярко-красный луч горит…
О земле и о свободе
незнакомец говорит:
- Ни рабочим, ни крестьянам,
ни солдатам не нужна
эта тяжкая война.
Власть богатых не нужна нам,
воли требует страна.
Жизнь под гнетом – горше смерти,
как поддашься – пропадешь.
А эсерам вы не верьте:
все их обещанья – ложь.
Вы покончили с царями,
да помещики над вами.
Чем они сильны? Землей.
Нужно их с земли – долой!
Достоянием народа
скоро станет вся земля,
и богатые подарки
принесет ему природа,
жажду счастья утоля;
и не может быть иначе, -
поведет Россию нашу
власть рабочих и крестьян,
и светлей ее и краше,
и сильнее и богаче
не найдется в мире стран.
У солдат светлеют лица
и в глазах рассвет лучится,
блещет неба глубина.
Близко русская граница
и родная сторона,
и бегут назад перроны,
перелески, перегоны,
и врывается в вагоны
беспокойная весна.
(Перевод с азербайджанского А. Тарковского)