Глава третья
НА ВОСЬМОМ СЪЕЗДЕ СОВЕТОВ
Война с буржуазно-помещичьей Польшей окончилась нашей победой. Советская Республика оказалась победительницей, подчеркивал В. И. Ленин. Главный итог этой победы состоял в том, что вышла из строя третьего похода Антанты основная ударная сила, с помощью которой империалисты стремились добиться своих целей.
Но едва утихли бои на западе, как на юге поднял голову «черный барон» Врангель. Коммунистическая партия, В. И. Ленин бросили клич. «Все на борьбу с Врангелем!». На Южный фронт, совершая 700-километровый марш из района Бердичева к Каховке, двигалась и Первая Конная армия. Владимир Ильич Ленин внимательно следил за ее действиями.
Я уже писал о том, что 4 октября Реввоенсовет армии получил телеграмму Ленина.
Телеграмму вождя революции мы довели до сведения всех бойцов и командиров. Состоялись митинги, на которых с горячими речами выступали бойцы. Они заверяли партию, В. И. Ленина, что на Южном фронте будут сражаться с врангелевцами до полной победы, не щадя своей жизни.
В тот день мне довелось быть в одном из полков 4-й кавдивизии. После длительного марша бойцы остановились на привал. Дул ледяной ветер, было морозно. Я слез с коня и завел с конармейцами разговор. Довел до их сведения и телеграмму Ленина. Высокий, чернявый казак с Дона по имени Василий подошел ко мне и спросил:
- А что, сам товарищ Ленин кличет нас скорее маршировать на фронт?
- Да, сам Ленин кличет.
Нас окружили другие бойцы, а Василии, став серьезным, продолжал:
- Мого отца деникинцы зарубили. Говорят, раз твой сын у Буденного, значит, ты — большевик тоже. Ох, и злой я стал, и теперь буду рубить белогвардейцев, пока вот эта рука силу имеет, — и казак вытянул вперед длинную руку. — А ежели что, я, товарищ командарм, хоть сейчас жизню свою положу за революцию...
Боец выразил думы всего полка.
Борьба с бандами Махно и другими врагами Советской власти на пути следования — а надо сказать, что район, которым двигалась Конармия, кишел агентами врага: белогвардейцами, дезертирами, просто бандитами из состава различных шаек, каких тогда было немало на Украине, — отвлекала наши силы, замедляла марш. Но мы старались не терять времени — обстановка нас торопила. Донской корпус Врангеля ко 2 октября, прорвав оборону частей Таганрогской группы, вышел к границам Донецкого бассейна. Возникла реальная угроза захвата врагом этого богатейшего района страны.
Меньше чем за месяц — за 28 дней — Конармия преодолела расстояние в 700 километров. Переправившись через Днепр у Берислава и Каховки. 28 октября, на другой день утром, перешла в наступление. Мы прорвались в глубокий тыл врангелевцев и совместно с войсками других армий нанесли непоправимое поражение белогвардейцам в Северной Таврии. Затем наши героические стрелковые части штурмом овладели сильно укрепленным Перекопом и ворвались в Крым. Перешла в преследование врага и Конармия.
Один за другим пали Симферополь, Феодосия, Севастополь и Керчь. К 16 ноября весь Крым был в наших руках. Последний оплот Антанты — Врангель — был разбит, и в этой выдающейся победе есть весомый вклад конармейцев.
На берегу Черного моря мы стояли с М. В. Фрунзе. Всматриваясь в синюю морскую даль, Михаил Васильевич говорил:
- Мы, товарищи, — самые счастливые люди в мире, потому что наша радость сейчас сливается с радостью советского народа, для которого скоро наступит долгожданный мир. Ну, а вы что скажете, Семен Михайлович?
- Вы правы, Михаил Васильевич, бойцы соскучились по домам. Земля их, словно магнит, притягивает к себе. Скоро весна, сеять надо будет...
- А банды Махно? — спросил Фрунзе и добавил:
- С Махно еще придется повоевать.
В ноябре Первая Конная армия по приказу Главкома С. С. Каменева была переброшена из Крыма в Екатеринославскую губернию, ныне Днепропетровская область. В Екатеринославе обосновался Реввоенсовет Конармии. Конармейцы теперь вместе с другими частями Красной Армии уничтожали банды Махно.
В это время в Москве готовился VІII Всероссийский съезд Советов, и мы с Ворошиловым были избраны делегатами.
Утром 17 декабря делегация Конармии поездом отправилась в Москву. Мы радовались, что снова увидим Владимира Ильича, горячо обсуждали, о чем нужно в первую очередь доложить ему, какие вопросы поставить перед ЦК и правительством.
Приехали в Москву под вечер. В столице было снежно и морозно. Остановились на Киевском вокзале. Здесь нас встретил комендант Кремля Петерсон. Он и сказал, что нам забронированы места в гостинице «Националь».
- Прошу, товарищи, в машину, я вас отвезу, — предложил комендант.
- А что, Семен Михайлович, давай прокатимся на машине, а то все на лошадях, — улыбнулся Ворошилов.
И вот уже мы едем по тихим улицам Москвы. Темно вокруг, кое-где тускло горели фонари.
В гостинице мы с Ворошиловым расположились в одном номере. Поужинав, ознакомились с обстановкой. Узнали, что в этой гостинице находятся делегаты из Петрограда, Ростова, Кубани. Были здесь Фрунзе, Бела-Кун, Орджоникидзе. В эти дни мы втроем сфотографировались: я, Ворошилов и Фрунзе.
Было это так. К нам в номер зашел Орджоникидзе. Последний раз мы с ним виделись в Ростове, в марте, когда с Ворошиловым ездили в Москву к Главкому С. С. Каменеву для решения вопроса о способе переброски Первой Конной на Польский фронт. Мы обнялись как старые друзья. Серго показался мне уставшим. Но вот он улыбнулся и сказал:
- Рад за вас, Семен Михайлович, что вы так быстро и хорошо расправились с Врангелем. А я вам тут подарок привез от бакинских рабочих, — и Георгий Константинович достал из чемодана два кавказских кинжала и два пояса к ним с набором орнамента. — Это холодное оружие, но почетное, оно — символ любви к Первой Конной армии бакинского пролетариата.
Нас тронул подарок Серго.
Мы горячо поблагодарили его, рассказали о делах армии.
- А вы с Фрунзе еще не виделись? — спросил Орджоникидзе. И, не дождавшись ответа, предложил: — Пойдемте к нему, он сейчас в номере...
Так появилась фотография, о которой я только что упомянул.
На другой день мы решили связаться со Сталиным. Мы всегда ощущали его помощь. Позвонили Сталину на квартиру—жилом в Кремле. Слышу в трубке его голос:
- Товарищ Буденный? Знаю о вашем приезде. Приходите, жду. И Ворошилов с вами? Жду обоих.
Сталин тепло принял нас и сразу забросал вопросами: как идет борьба с бандами Махно на Украине, как разворачивается посевная кампания, налажена ли связь с местными партийными и советскими органами, чем живут конармейцы, обсудил ли Реввоенсовет армии вопросы дальнейшего состояния армии. Сталин, как обычно, курил трубку и внимательно слушал нас. Когда мы закончили доклад, он сказал:
- Красная Армия не только верный страж народа, но и верный помощник в труде. Когда крестьянин и боец работают на одном поле, работают дружно, рука об руку, тогда крепнет союз армии и труда.
- И я так понимаю, Иосиф Виссарионович.
- Владимир Ильич очень обеспокоен положением дел на Украине. Бандитские отряды Махно надо во что бы то ни стало разбить до весны, дать трудовым селянам Украины возможность организованно и в срок провести сев. У меня был разговор со Склянским. Говорит, что отряды Махно ускользают от Первой Конной. Так ли?
Я объяснил обстановку.
Сталин, попыхивая трубкой, подошел ближе.
- Семен Михайлович, Владимир Ильич очень вас ценит, и то, что Врангель был успешно разбит, — большая заслуга и вашей Конной армии. И я вас очень ценю. На вас во всем могу положиться, уверен, что с махновцами быстро справитесь. Только никому не говорите, что вас расхваливаем, а то еще сглазим, — шутливо добавил Сталин.
22 декабря мы поспешили в Большой театр, где проходил съезд. Здесь я увидел Владимира Ильича. Прошло девять месяцев с тех пор, как я встречался с Ильичем, — это было в апреле. В тот раз Ленин был задумчив, выглядел очень усталым, хотя весело и задорно смеялся. Теперь Ленин словно помолодел. Пожимая мне руку, он с улыбкой спросил:
- А что, Врангель и впрямь оказался крепким «орешком»?
- Раскололи этот «орешек», Владимир Ильич. Крест поставили на «черном бароне».
- Да, красные бойцы храбро сражались за свою родную Советскую власть. Они сознательно шли на жертвы во имя революции. И победили. Первая Конная блестяще справилась со своей задачей. Фрунзе доложил мне об этом. Я верил в силу и наступательный порыв Первой Конной и, как видите, не ошибся. Отчаянные и храбрые у вас бойцы, Семен Михайлович. В их характере есть что-то от вас, а?
Я смутился.
- А как дела насчет банд Махно? Я по этому вопросу разговаривал с Каменевым. Он заверил, что на Украине с бандитами покончат в короткий срок. Что вы скажете?
- У Махно, Владимир Ильич, большой союзник — кулачество, — сказал Ворошилов. — К тому же на Украине не все крестьяне охотно идут за советами.
- Зажиточные крестьяне во многом помогают Махно, — добавил я.
- Да, да, понимаю, —задумчиво проговорил Владимир Ильич. — И все же это временное явление.
Ленин хорошо знал крестьянство. В своей речи на Московской губернской конференции РКП (б) 21 ноября 1920 года он говорил, что все крестьянство пойдет за нами. Когда крестьянство, хотя и недовольное большевистским режимом, тем не менее сравнило его на практике с учредиловскими, колчаковскими и другими порядками, то пришло к выводу, что большевики обеспечили ему существование лучше и в военном отношении защитили его от насилия империалистов всего мира. А между тем половина крестьянства жила по-буржуазному, иначе и не могла жить. Пролетариат теперь должен разрешить вторую задачу, показать крестьянину, что он может дать ему образец и практику таких экономических отношений, которые окажутся выше тех, где каждая крестьянская семья хозяйничает по-своему. До сих пор крестьянство только в этот старый порядок и верит, до сих пор его считает нормальным. Это не подлежит сомнению. Чтобы оно от нашей пропаганды переменило свое отношение к жизненным вопросам, к экономике, это — чистейшие пустяки. Оно в положении выжидательном, хотя предпочитает Советскую власть всякому другому правительству, ибо убедилось, что она лучший защитник крестьянства, чем колчаковцы, деникинцы и т. д.
Ленин высказал твердую уверенность, что крестьянство пойдет за нами. Но, подчеркнул он, для этого надо убедить крестьян, что пролетариат восстановит крупное производство и общественное хозяйство, что коммунистический строй может быть создан пролетариатом, победившим в войне. Эта задача имеет всемирное значение.
- Крестьянство пойдет за нами, — вновь твердо сказал Ленин, заложив руки в карманы. Сощурившись, он глядел то на меня, то на Ворошилова.
- Согласны, Владимир Ильич, — ответил я.
Потом Ленин вновь заговорил о Конармии.
- А я вот вспомнил, как в октябре прошлого года героически действовал ваш конный корпус. Вы, товарищ Буденный, понимаете, что ваш корпус сделал под Воронежем?
- Разбил противника, — ответил я.
- Так-то просто,— улыбнулся Ленин.— Не окажись ваш корпус под Воронежем, Деникин мог бы бросить на чашу весов конницу Шкуро и Мамонтова, и республика была бы в особо тяжелой опасности. Ведь мы потеряли Орел. Белые подходили к Туле.
Мне было приятно из уст Ленина услышать высокую оценку, которую он дал победам конного корпуса над Шкуро и Мамонтовым в общем ходе борьбы с деникинцами.
Потом Ленин начал задавать вопросы, касающиеся дел в нашей Конармии.
- Вот вы, товарищи, — командиры, — сказал он,— вам, наверно, хорошо известно, о чем думают сейчас бойцы?
Мы ответили, что у конармейцев замечается большая тяга к мирному труду, что всем надоела война. Я добавил, что бойцы из своих родных мест получают немало писем, в которых родные спрашивают, как жить дальше, будет ли, наконец, возможность заняться подготовкой к севу и не будет ли снова войны?
- У каждого где-то в родном краю мать или отец, сестры, братья, и они задают справедливые вопросы.
- Бойцы идут к вам за советом, а вы что им говорите? — Ленин смотрел на меня в упор, ждал, что я отвечу.
Доложил, что командиры и комиссары надеются на мирную передышку, но в руках по-прежнему надо держать оружие. Империалистам, мировой буржуазии не очень-то следует доверять, — внезапно могут напасть, и армия должна быть начеку.
Ленин добродушно улыбнулся:
- Пусть ваши командиры и политработники так и отвечают бойцам, — сказал Ильич. — Теперь мы можем трудиться с уверенностью, с гораздо большей уверенностью, чем когда бы то ни было. Часть бойцов демобилизуем, а костяк останется. Ну, как по-вашему, прав я?
- Считаю так, — ответил я, — чтобы там ни было, товарищ Ленин, армия должна быть готова к любым неожиданностям.
- Верно! — Ленин легонько хлопнул меня по плечу. — Военную готовность мы должны сохранить во всяком случае. Хотя армию мы будем сокращать...
- А не скажется ли это на боевой готовности? — спросил я.
- Нет, не думаю, — Владимир Ильич улыбнулся. — Я, знаете ли, убежден, что это так. При сокращении армии мы сохраним такое основное ядро ее, которое не будет возлагать непомерной тяжести на республику в смысле содержания, и в то же время мы лучше, чем прежде, обеспечим возможность в случае нужды поставить на ноги и мобилизовать еще большую военную силу. У нас теперь есть своя когорта замечательных военных руководителей, которых выдвинула революция, — Ленин, закладывая пальцы, стал перечислять имена, — Буденный, Ворошилов, Блюхер, Фрунзе, Дыбенко, Каширин, Коговский, Егоров, Уборевич, Каменев... Впрочем, всех и не перечислишь. Я называю тех людей, — продолжал он, — которые вынесли на своих плечах всю тяжесть первой империалистической войны, еще в ту войну, будучи старшими и младшими унтер-офицерами, они проявили себя...
- У нас, товарищ Ленин, в Конармии все командиры дивизий, полков и бригад, как правило, из бывших унтер-офицеров. Хорошо служат делу революции, на них я могу всегда положиться, как на самого себя.
Ленин вновь заговорил о сокращении армии.
- Значит, обеспечим возможность в случае нужды поставить на ноги и мобилизовать еще большую военную силу, если кто вновь посмеет напасть?
- Безусловно, Владимир Ильич. А уж храбрости красным бойцам не занимать.
- Вот, вот, я тоже так думаю... Ну ладно, уже собрались делегаты. Пора начинать. А вас, Климент Ефремович и Семен Михайлович, я приглашаю в президиум. Прошу. Вы как раз в полной военной форме.
По поручению ВЦИКа съезд открыл М. И. Калинин.
- Товарищи, — сказал Михаил Иванович Калинин, — наше первое слово, наша симпатия, наша скорбь относятся к тем товарищам, которые погибли в гражданскую войну на военных и боевых советских и партийных постах. Почтим, товарищи, их память вставанием.
Все встают. Оркестр исполняет «Похоронный марш».
Когда стихла музыка, Калинин продолжал:
- Товарищи, те жертвы, которые мы понесли в лице нашей доблестной Красной Армии, те лишения, которые переживают русские крестьяне и русские рабочие, вознаграждены сторицей, и мы сегодня в этом зале можем видеть награду за эти жертвы: представителей честнейших граждан всей нашей необъятной России...
В основу работы VIII съезда Советов легли решения, выработанные IX съездом Коммунистической партии, на котором мне довелось присутствовать. Основные вопросы повестки дня съезда предварительно обсуждала фракция РКП (б). Она регулярно собиралась на протяжении всей его работы. Деловой тон работе фракции задавал Ленин, который неоднократно выступал. Так, на первом заседании фракции 21 декабря В. И. Ленин сделал доклад о концессиях; 22 декабря он произнес речь по вопросам внешней и внутренней политики; 24 и 27 декабря выступал на заседаниях фракции, посвященных обсуждению законопроекта о мерах укрепления и развития крестьянского хозяйства.
Я сидел в Президиуме съезда недалеко от Ленина и наблюдал за ним. Зал был забит людьми, делегаты стояли в проходах, у стен. Почти все — в верхней одежде, так как было холодно — Большой театр в то время не отапливался, не хватало топлива. Владимир Ильич внимательно слушал делегатов, что-то записывал в блокнот. Он выступил с докладом о внешней и внутренней политике.
- Товарищи, мне предстоит сделать доклад о внешней и внутренней политике Советского правительства... Мне думается, что надо попытаться обобщить главные уроки, которые мы получили за этот год, не менее богатый крутыми поворотами политики, чем предыдущие годы революции, и из обобщения уроков опыта за год вывести самые неотложные политические и хозяйственные задачи, которые перед нами стоят...
С затаенным дыханием мы слушали Ленина. Говорил он просто и понятно.
В. И. Ленин подвел итоги гражданской войны, обобщил главные уроки за год, истекший со времени VII съезда Советов, и показал, какие политические и хозяйственные задачи стоят перед страной. В докладе был выдвинут грандиозный план восстановления и развития народного хозяйства — план создания экономического фундамента социализма.
Мне особенно запомнился один эпизод из работы съезда. На трибуну поднялся бородатый мужичок в новой рубашке, новых лаптях, в чистеньких, аккуратно переплетенных оборками онучах. Он огляделся по сторонам и начал говорить:
- Вот товарищ Ленин тут говорил об экономике и политике Советской власти. Оно, конечно, правильно, — политика будет хорошая, ежели экономика ничего. И я вам, Владимир Ильич, скажу так: земля и хлеб — тоже политика. Вон сидит буржуй в ложе, говорит, нас признал, но на земельку нашу зарится. А вот тебе земелька! — И крестьянин, резко повернувшись в сторону дипломатической ложи, совсем недипломатично показал представителю буржуазного государства мужицкий шиш. — Она теперь, земелька-то, наша. Никому не отдадим ее. Но опять же, товарищ Ленин, скажу: лошаденка у нас отощала и соху не тянет. Надо овсеца, а где взять? Земельку-то скребем, как собака лапой, а она нам, земелька, кукиш и сует... — И крестьянин снова выразительно показал шиш. — Вот худобу подкормим, да ежели еще рабочие дадут какую ни на есть машину— тогда дело пойдет...
Владимир Ильич, наблюдая, как крестьянин подкреплял речь выразительными жестами, от души смеялся. Потом встал и начал аплодировать. Вслед за ним поднялись все делегаты, в зале загремели бурные аплодисменты.
Обращаясь к рядом стоявшим членам президиума съезда, Владимир Ильич сказал:
- Вот вам, товарищи, и вся крестьянская логика. Это же не мужик, а готовый министр земледелия. Он земельку, которую получил от Советской власти, уже никому не отдаст, нет, ни за что не отдаст! А машины крестьянину рабочий сделает, и союз пролетариата с трудовым крестьянством будет железным, нерушимым...
Председатель Госплана Г. М. Кржижановский доклад сопровождал демонстрацией исторической карты ГОЭЛРО.
В 1920 году этот Ленинский план ГОЭЛРО многим казался фантастикой, в том числе и английскому писателю Герберту Уэллсу, который написал всем известную книгу «Россия во мгле». Но вот прошли годы. История преподнесла всем неверующим в жизненную силу и крепость советского строя предметный урок. Она зло посмеялась над всеми «пророками». У нас не только осуществлен план ГОЭЛРО. Вошли в строй и успешно работают на полную мощь сотни и тысячи энергетических предприятий, в том числе электрические гиганты на Волге, Ангаре, Днепре, действуют атомные электростанции.
Троцкисты, представители меньшевиков, эсеров и прочих соглашателей то и дело выскакивали с разными декларациями и заявлениями, всячески чернили работу ЦК партии, правительства и В. И. Ленина, возводили на коммунистов клеветнические обвинения.
Владимир Ильич дал резкую отповедь меньшевикам и их подголоскам в заключительной речи. Съезд слушал его с громадным вниманием. Мне казалось, что он обращается прежде всего к воинам Красной Армии и ее руководителям, призывает нас быть бдительными, не снижать, а повышать боеготовность и боеспособность войск, надежно охранять мирный труд народа. Пламенные слова Владимира Ильича запали в мою душу на всю жизнь, стали для меня руководством к действию на все годы.
- Меня упрекали, например, в том, — говорил Владимир Ильич, — что я выдвинул новую теорию о предстоящей новой полосе войн. Мне не нужно заходить далеко в историю, чтобы показать, на чем основаны были мои слова. Мы только что покончили с Врангелем, но войска Врангеля существуют где-то не очень далеко от границ нашей республики и чего-то ждут... Поэтому, кто забудет о постоянно грозящей нам опасности, которая не прекратится, пока существует мировой империализм, — кто забудет об этом, тот забудет о нашей трудовой республике.
Потом я долго раздумывал над тем, что услышал от Владимира Ильича в его заключительной речи. Великий вождь давал завет партии, говорил о том, какой должна быть Красная Армия, в каком направлении вести воспитание воинов Советских Вооруженных Сил.
В правительственном сообщении о сокращении армии, которое было оглашено и утверждено 29 декабря по предложению Владимира Ильича, было записано: «Правительство считает необходимым принять все меры к тому, чтобы Красная Армия была вполне обеспечена всеми необходимыми для ее существования, обучения и воспитания материальными средствами и чтобы ее военное обучение и политическое воспитание совершались с необходимой энергией и без помех».
В кулуарах во время перерывов в работе съезда мы, военные, горячо обсуждали многие вопросы, но неизменно вновь и вновь обращались к нашей Красной Армии, высказывали свои соображения, как нам укрепить ее, что сделать для поддержания высокой боевой готовности.
Во время перерыва в работе съезда я осматривал помещение театра и оказался рядом с комнатой, в которой записывалось выступление Владимира Ильича на граммофонную пластинку. Не зная об этом, я заглянул в дверь и увидел Ленина. Стоя, он говорил в какой-то рупор. Увидев меня, Владимир Ильич, не прекращая говорить, жестом пригласил войти.
Вошел и ждал, что скажет Ленин. Мне было как-то не по себе — оказался тут явно некстати. А Владимир Ильич, закончив выступление, сказал:
- Удивительная вещь, эта машина, записывает и воспроизводит голос человека. Может быть, вы что-нибудь скажете?
- Простите, Владимир Ильич, что помешал вам, — извинился я. — А речи хорошо говорить не умею.
- Как это: красный генерал и говорить не умеете!— улыбнувшись, воскликнул Владимир Ильич.
И Ленин рассказал мне, как после разгрома Мамонтова и Шкуро белые распустили слухи и даже напечатали в газетах, что конницей красных командует генерал, чуть ли не сподвижник известного генерала Скобелева.
- Пришлось, батенька, опровергать, что Буденный не генерал, а всего лишь вахмистр.
Я в шутку поблагодарил Владимира Ильича за производство меня в вахмистры.
- А разве вы не были в этом звании? — удивился Ленин.
- Как же, временно исполнял обязанности вахмистра, будучи старшим унтер-офицером.
- Ну, не беда, — сказал Ильич, — главное — люди из простого народа, выросшие в революции, умело побеждают буржуазных генералов и офицеров на поле сражения. Пусть чувствуют это империалисты. Вы и другие наши командиры преподнесли им хороший урок.
Увидев фотографа, Ленин предложил сфотографироваться. Я рад был этому случаю, выбежал в коридор, сбросил папаху и бекешу, поправил черкеску. Фотограф запечатлел нас. К великому сожалению, этот снимок от фотографа я так и не получил.
* * *