Тяжелый фронт: Из истории борьбы большевиков с царской тайной полицией - Глава V На пороге крушения царизма

Глава V

На пороге крушения царизма

Итак, прошли два периода борьбы большевиков против царской тайной полиции. Первый из них был начат противоборством с традиционными приемами политического сыска. Второй — связан с «новым курсом» охранки и попытками его осуществления, окончившимися полным крахом. Это привело к замешательству и разногласиям в высших полицейских сферах. Перед руководителями департамента полиции и охранки опять встал вопрос: как дальше вести свои дела?

Насколько серьезен и мучителен был для них этот вопрос, лучше всего показывает история с Лопухиным — директором департамента полиции, который закончил свою карьеру высылкой на поселение. Отмечая особый характер служебного положения директора департамента полиции, черносотенная газета «Новое Время» писала, что Лопухин находился «в роли самой мрачной и самой страшной в России — в должности начальника тайной политической инквизиции»¹. А измена «делу, которому он служил», является ни с чем не сравнимым преступлением, подчеркивает газета. В чем же преступление Лопухина?

В 1905 г. в Женеве большевистское издательство «Вперед» выпустило брошюру под названием «Докладная записка директора департамента полиции Лопухина»² с предисловием Ленина. В предисловии Владимир Ильич подвергает беспощадной критике и записку Лопухина и весь российский полицейский режим. Он указывает, что «Положение об усиленной охране» стало с 1881 г. «одним из самых устойчивых, основных законов Российской империи»³. И вот теперь сам директор департамента полиции в своей докладной записке кабинету министров высказывает недовольство этим основополагающим законом самодержавия. Почему? Да потому, что все возрастает массовость революционного движения, во главе которого идет рабочий класс и его большевистская партия. Именно в результате этого «Положение» оказалось до смешного бессильным. Вот почему Лопухин безжалостен в критике данного документа и всех установленных им порядков. Он подвергает критике, как пишет Ленин, даже «всеспасающий, всеблагой институт дворников».

Владимир Ильич, характеризуя крушение «Положения об усиленной охране», указывал, что это «поистине, полное банкротство полицейского порядка!»⁴. Лопухин понял, что «против народной революции, против классовой борьбы нельзя опираться на полицию, надо опираться тоже на народ, тоже на классы»⁵. А отсюда, мол, «надо разжигать национальную, расовую вражду, надо организовать «черные сотни» из наименее развитых слоев городской (а затем, разумеется, и сельской) мелкой буржуазии, надо пытаться сплотить на защиту трона все реакционные элементы в самом населении, надо превращать борьбу полиции с кружками в борьбу одной части народа против другой части народа»⁶.

Выводы Лопухина, как подчеркивал В. И. Ленин, таковы: сохранять и использовать методы борьбы, пригодные против отдельных лиц и кружков, в новых условиях, при наличии огромного народного революционного движения нельзя — они обречены на провал. Но эти предложения, однако, не были поняты и приняты правительством, находившимся в плену старых представлений, привычек и методов, выработанных предшествующими десятилетиями. Непонимание правящими кругами взглядов Лопухина толкнуло его на совершенно невероятный шаг в глазах «общества» — посылку двух писем защитнику Грузенбергу на суде над Петербургским Советом рабочих депутатов. В этих письмах Лопухин разоблачает погромную деятельность правительства и подтверждает провокацию Азефа. Это было расценено как «предательство» и вызвало взрыв возмущения у всей черносотенной и верноподданной печати.

Царское правительство вынуждено было пойти на решительные меры, и в январе 1909 г. Лопухин был арестован, а затем и приговорен к каторжным работам сроком на пять лет. Но общее собрание кассационных департаментов сената вскоре нашло, что пятилетней каторги Лопухин не заслуживает и «предостаточно сослать его на поселение»⁷.

А в 1912 г. Лопухин вновь был помилован, восстановлен в правах и в дальнейшем работал вице-директором петербургского торгового банка.

Таким образом, ни обострившаяся обстановка в стране, ни уроки революции не изменили взглядов правительственных кругов. Сделанные ими выводы достойны махровых реакционеров. Практически они сводились к тому, что «идеи» Зубатова — Гапона были похоронены и вся деятельность политической сыскной полиции, несмотря на серьезные промахи, снова возвращалась к старым своим принципам, к «классическому» методу — прямой провокации.

Однако охранка не смогла ни разгромить организации большевистской партии — главной организующей силы русского революционного движения, ни приостановить неотвратимое наступление революции. Партия к этому времени накопила огромный опыт борьбы с царской тайной полицией. Особенно большое внимание уделялось совершенствованию конспирации, отработке соответствующих правил и приемов, что дало положительные результаты.

Охранка между тем, перегруппировав свои силы, вербовала новых провокаторов. Надо сказать, что именно в предреволюционные годы в числе провокаторов оказались такие опасные для революционного движения предатели, как Малиновский, Бряндинский, Бродский, Шорникова, Черномазов и другие.

В этот период большевистская партия вела особенно энергичную борьбу с царской охранкой, разоблачая ее агентуру в рабочем движении. Большой политический резонанс вызвало, например, разоблачение провокатора И. Доброскока — бывшего социал-демократа, затем провокатора и чиновника охранки. Его разоблачил член III Государственной думы, представитель социал-демократической фракции И. П. Покровский, речь которого в Думе напечатали многие газеты, она стала известна широким кругам рабочего класса и общественности страны.

Подобные разоблачения всегда ставили департамент полиции и правительство в неприглядное положение. Но случай с Доброскоком был особый. Ведь проходимца разоблачил член парламента. Выход был один: представить Доброскока патриотом, верным защитником православия и престола. Он, мол, проник в ряды социал-демократов с целью разоблачения их «преступных замыслов». По предложению департамента полиции Доброскок опубликовал в черносотенной газете «Русское Знамя» заявление. В нем говорилось буквально следующее: «Прочитав в газетах речь члена Государственной думы Покровского, лидера думской соц.-дем. фракции, в которой он назвал меня провокатором, я настоящим моим заявлением поставляю в известность наших пресловутых соц.-демократов, что я с детства воспитан в православной вере, в любви и беспредельной преданности престолу и отечеству, почему и не мог быть соц.-демократом. Если же я номинально назывался соц.-демократом, то для того, чтобы проникнуть в эту преступную шайку для осведомления правительства о преступной ее деятельности. Звание социал-демократа в моих глазах преступно и позорно, и я таковым никогда не был»⁸.

Итак, автор письма якобы не подосланный охранкой провокатор и шпик, а «герой-патриот», благородно выполняющий свой долг перед отечеством и престолом. И ни одного слова о полиции, о ее провокации.

Но поставленной цели полиция не достигла. Рабочие Петербурга, Москвы и других центров, как и вся русская революционная интеллигенция, прекрасно поняли, какими средствами царизм ведет борьбу против оппозиционных течений и чего стоят провозглашенные им «конституционные свободы». Вместе с тем разоблачение Доброскока наглядно продемонстрировало растущую бдительность большевистской партии, смело выступавшей против полицейского террора.

В департаменте полиции и охранки в эти годы орудовали Белецкий, Виссарионов, Герасимов, Спиридович, Курлов, Комиссаров, Джунковский. Данная плеяда от провокации не представляет сама по себе исторического интереса и не заслуживает большего, чем просто упоминание. Но история каждого из них в какой-то мере проливает свет на определенный период работы политической полиции и раскрывает особенности, характерные черты и степень внутреннего разложения охранки. Поэтому остановимся вкратце на деятельности некоторых из них. Это позволит лучше понять и обстановку, в которой вели борьбу революционеры-большевики.

Главные нити работы охранки в 1908—1912 гг. находились в руках С. Виссарионова, который являлся и заведующим особым отделом и вице-директором департамента полиции. Помимо оперативной работы Виссарионов занимался кадрами всего департамента полиции и всех охранных отделений в России. Кроме того, в его ведении были все агентурные расходы. Белецкий полностью доверял ему, они хорошо знали и понимали друг друга. Устойчивость служебного положения Виссарионова подкреплялась и тем, что он был близок с протоиереем собора Зимнего дворца, духовником Николая II и его семьи — отцом Александром Васильевым.

Основное направление его работы — борьба против большевиков. Позже Виссарионов на допросе Следственной комиссии скажет, что они, охранники, «в особенности относились опасливо к большевистской партии»⁹. Поэтому в ее ряды были засланы специально подготовленные провокаторы. Один из них — Малиновский, который занимал в планах Виссарионова центральное место. Виссарионов получал от него все нужные сведения, имел с ним конспиративные свидания и производил денежные расчеты. Это он, Виссарионов, договаривался с Малиновским «обо всех обстоятельствах, о возможности его прохождения в Думу»¹⁰.

А вот начальник петербургского охранного отделения А. Герасимов. Это поистине один из самых мрачных персонажей охранки, не останавливающийся ни перед чем для осуществления своих преступных замыслов. В провокационных целях он способствовал созданию бомбистской лаборатории в районе Куоккалла, организовывал выгодные ему террористические акты, не останавливался перед убийствами и поджогами. Карьера Герасимова в значительной степени была связана с провокаторской деятельностью эсера Азефа. Обычно добытые сведения Азеф передавал Герасимову, а тот — непосредственно Столыпину, В итоге создавалась зловещая цепочка: Азеф — Герасимов — Столыпин.

Как известно, при помощи охранки, которая боялась огласки, Азефу удалось скрыться после того, как ЦК партии эсеров приговорил его к смерти. В Берлине он жил под фамилией Неймейера, играл на бирже и только в 1915 г. был арестован немецкими властями и заключен в Моабит. В 1918 г., по поступившим из Германии сведениям, он умер.

В истории предательства Азефа заслуживает внимания не только само его преступление, оно одно из многих подобных преступлений, выросших на питательной почве самодержавно-полицейского режима. Гораздо важнее последствия этого предательства, вызвавшие кризис эсеровской партии, развал ее организаций. После разоблачения Азефа там создалась обстановка общей напуганности, неуверенности, разобщенности, началась деморализация партии.

Небезынтересно: в феврале 1909 г. в Государственной думе состоялся запрос по делу Азефа, сделанный от социал-демократической партии и некоторых других партий. В ответе на этот запрос Столыпин сказал, что «в число сотрудников полиции Азеф был принят в 1892 г. и что он не видит ни в деятельности министерства внутренних дел, ни в агентурной работе Азефа каких-либо незакономерных действий»¹¹.

Первостепенную роль в организации всевозможных провокаций играл также А. Спиридович. Вместе с Герасимовым он разработал провокацию, инсценировав покушение на убийство царя, в результате чего были казнены лейтенант Черноморского флота Б. Никитенко и его товарищи. Он же был замешан в провокационном убийстве Столыпина¹². В связи с последним Спиридович привлекался к следствию за непринятие мер по охране Столыпина, как начальник дворцовой охраны, но по личному желанию царя не был отстранен от должности в отличие от других. Спиридович — жандарм до мозга костей, провокатор — известен еще и тем, что написал для офицеров отдельного корпуса жандармов «Историю революционного движения в России» в двух выпусках: первый — «Социал-демократическая партия», второй — «Партия социалистов-революционеров и ее предшественники». Характерно, что на первый план Спиридович выдвигал социал-демократическую партию как главного и самого опасного врага режима.

Привлекает внимание беседа Спиридовича с царем в момент поднесения последнему книги «История революционного движения в России». Николай II спросил:

- Сколько времени вы ее писали?

- Полтора года, ваше императорское величество, при условии, что материалы и документы были собраны, приготовлены. Я пользовался официальными документами и партийными документами, копиями.

- Ну да, конечно. И по личному опыту.— При этих словах царь ласково улыбался.

Близость к царскому окружению позволяла Спиридовичу не только благополучно выходить из разных темных и сомнительных дел, но и делать карьеру. Не случайно придворная камарилья с Распутиным во главе требовала поставить его петербургским градоначальником* дабы, по мнению Вырубовой, фрейлины императрицы «в интересах охраны высочайших особ при приездах в Петербург, так и для затушевывания поведения Распутина могли иметь в Петрограде на должности градоначальника своего верного человека»¹³. Но одиозность Спиридовича была столь очевидна, что в 1916 г. он стал всего-навсего градоначальником Ялты, хотя и это — проявление «высочайшего» доверия: Ливадия (под Ялтой) являлась летней резиденцией царя.

В галерее провокаторов значится и генерал-майор В. Джунковский, назначенный товарищем министра внутренних дел. Поскольку скандалы в охранке стали уже притчей во языцех для широких кругов «общества», для Думы и даже правящих сфер, он был призван «оздоровить» департамент полиции. И действительно, попытался кое-что сделать.- Отменил агентуру политического сыска в войсках, чем вызвал недовольство в политической полиции — Белецкого, Виссарионова и начальника особого отдела Васильева. Они считали, что распоряжение Джунковского ведет к дальнейшему упадку розыска. Джунковский же сделал это распоряжение потому, что, будучи еще офицером армии, знал, какие инциденты возникали в результате вмешательства политического розыска в армейскую жизнь, и считал это вредным. Затем он удалил провокатора Малиновского из Государственной думы. Попытался избавиться в своем ведомстве и от некоторых других наиболее одиозных фигур и даже попробовал «оздоровить атмосферу», в которой последние годы жили дворцовые круги во главе с «обожаемым монархом».

Но именно на этом Джунковский и потерпел фиаско. Когда он верноподданно, хотя и в довольно натуральном виде, доложил о сногсшибательных похождениях «святого старца», то натолкнулся на сильную оппозицию со стороны тех, кто был замешан в грязных делах Распутина. В их числе находились и очень влиятельные лица, например генерал-майор отдельного корпуса жандармов Комиссаров, он же начальник охраны Распутина. Царь, разгневанный разоблачением Распутина, уволил Джунковского с его поста и направил в действующую армию.

Попытка «оздоровить» департамент полиции кончилась провалом. Да иначе и не могло быть, ведь политическая полиция — детище царизма и неразрывно с ним связана. В течение трех с половиной десятилетий политическая полиция и ее оперативный центр — охранка — являлись опорой режима, расшатывающегося под ударами революционной борьбы народных масс. Поэтому охранка прибегала к все более отвратительным методам работы. И, естественно, главное ее оружие — провокация в последнее предреволюционное десятилетие приобрела наиболее широкие масштабы.

Об этом свидетельствует разгон II Государственной думы. Суть данной провокации: скомпрометировать социал-демократическую фракцию в Думе, добиться ее разгрома. Провокатор Шорникова сообщила охранке о предстоящем обсуждении социал-демократической фракцией воззвания (наказа) к войскам. Тут же появилась и полиция, засвидетельствовавшая «деяние, неслыханное в летописях истории», как было сказано в царском манифесте от 3 июня 1907 г. В итоге социал-демократические депутаты Думы были арестованы и осуждены, многие из них сосланы на каторгу.

Провокация агента Шорниковой была направлена и против большевиков, против их революционной работы в армии. В. И. Ленин в «Докладе о революции 1905 г.», прочитанном для швейцарской молодежи, указывал, что вооруженные выступления солдат и матросов «вспыхивали довольно легко, любой случай несправедливости, слишком грубое обращение офицеров, плохое питание и т. п. могло вызвать возмущение. Но не хватало выдержки, отсутствовало ясное сознание задачи»¹⁴.

«Отсутствовало ясное сознание задачи» — эти ленинские слова объясняют причину поражения и неудач многих выступлений военных. Большевик-ленинец В. Д. Бонч-Бруевич писал о необходимости «приложить возможно больше энергии к распространению среди солдат литературы, могущей побороть тот гипноз дисциплины и подчинения, во мрак которого погружено наше «христолюбивое воинство»¹⁵.

И все же ряд революционных выступлений в армии в годы первой русской революции стал классическим примером отваги и мужества. Среди них, например, выступление 1-го батальона лейб-гвардии Преображенского полка 9 июня 1906 г. Оно показало, что даже в этом оплоте царского самодержавия солдатские требования имели явно выраженный политический характер. «Петиция» солдат батальона, командиром которого считался Николай II, включала пункт 17. Он гласил: «Выражаем свою солидарность с требованиями депутатов Государственной думы о наделении крестьян землей»¹⁶.

Поддержка требования о наделении крестьян землей объяснялась самой системой набора солдат в царскую гвардию, рекрутировавшихся преимущественно из крестьян. Царизм стремился создать из них опору династии. Но практический результат царской политики в революционные дни оказался иным.

Конечная судьба батальона печальна: 191 солдат был осужден на каторжные работы, ссылку и направлен в арестантские роты. Батальон лишился прав гвардии и переименовался в особый пехотный батальон, передислоцированный из столицы в село Медведь Новгородской губернии¹⁷.

Волна вооруженных восстаний в 1905—1906 гг. вызвала тревогу в департаменте полиции. Агентурные донесения непрерывно информировали о растущем народном возмущении и возможных новых волнениях в армии и на флоте. Но руководители как департамента полиции, так и министерства внутренних дел вначале не допускали, что события могут вылиться в широкие военные восстания. Поэтому принимаемые полицией меры на первых порах не выходили за рамки инструкций, предусмотренных на случай усиления волнений.

Однако ход событий наглядно показал ошибочность подобной оценки. Через агентурную сеть стали поступать сведения, что во многих подпольных социал-демократических комитетах создаются специальные военные организации, так называемые «военки». В это время самой крупной и активной большевистской военной организацией была петербургская «военка». В ее работе принимали участие М. И. Калинин, Е. М. Ярославский, В. В. Куйбышев, Р. С. Землячка¹⁸. В июне 1906 г. в Финляндии был создан военно-боевой центр, готовивший Свеаборгское восстание и возглавлявшийся членами военной организации РСДРП — поручиками А. П. Емельяновым и Е. Л. Коханским8. Это свидетельствовало об активном проникновении большевиков в ряды армии и флота в целях мобилизации революционных сил и активного противодействия вылазкам агентуры царской тайной полиции.

Сочетание обострившейся революционной борьбы в городах, крупных крестьянских волнений и военных восстаний привело к реальной угрозе режиму. «Трехлетие бури и натиска»²⁰ оказалось более грозным, чем это вначале предполагали и на что надеялись руководители тайной полиции. Происходящие события оказались во многом для них неожиданными, а предпринимаемые полицией и военными властями меры запоздавшими. Поэтому вооруженные восстания на флоте и в армии, неизбежные и неотвратимые при столь глубоком революционном процессе, потрясли основы самодержавия.

Особенно опасное для царизма положение возникло на флоте. В первую очередь это объяснялось тем, что матросский состав включал в себя значительный процент рабочих, в большинстве своем квалифицированных. Они были наиболее восприимчивы к революционной пропаганде, политически устойчивы и непримиримы к царскому режиму. Именно поэтому на флоте была крайне затруднена подрывная работа тайной полиции. В отдельных случаях революционное влияние проникало и в офицерскую среду, что нашло свое яркое выражение в героической эпопее П. П. Шмидта.

Но, к сожалению, революционный энтузиазм страдал политической незрелостью. Многие герои военных выступлений не имели устойчивого, четкого мировоззрения и, не разбираясь в особенностях политической борьбы, не смогли стать подлинными революционными вожаками. Это полностью относится и к легендарному лейтенанту Шмидту. Его исключительную революционную стойкость не мог сломать и военный суд. Историк И. П. Воронцов в работе «Лейтенант Шмидт» пишет, что власти охотно согласились бы признать его больным. Но 20 декабря 1905 г. в каземате Шмидт сказал, а потом внес в протокол: «Если я не нормален, то надо признать, что все 130 миллионов, т. е. вся революционная Россия, сошли с ума. Если бы я теперь вышел из каземата, то при тех же обстоятельствах я поступил бы также»²¹. Шмидт не остановился перед тем, что его непреклонность стоила ему жизни. Судебным властям не удалось его сломить.

В силу известных причин первая русская революция не увенчалась победой. Царизму удалось разгромить центры революционной борьбы. Политически еще отсталая армия, оправившиеся от первого шока полиция и жандармерия свершили свое преступное дело. В августе 1906 г. кронштадтское жандармское управление получило сведения, что балтийские военно-морские революционные организации стали активно проявлять свою «преступную деятельность». За этим немедленно последовали репрессии против большевиков.

Таким образом, все известные революционные выступления в армии и на флоте, к сожалению, кончались в эти годы неудачей. Но сам факт таких выступлений, в их сочетании с сознательной и самоотверженной борьбой рабочего класса, свидетельствовал о складывавшейся революционной ситуации, поставившей позднее царизм в критическое положение. Последнее десятилетие, предшествовавшее падению царизма, как известно, ознаменовалось временным отступлением революционных сил, затем новым подъемом, годами первой мировой войны. Но смена в стране политической обстановки не могла остановить рост политического сознания рабочего класса, прошедшего тяжелые испытания после бурных дней революции 1905—1907 гг.

Большевистская партия по-прежнему шла в авангарде рабочего движения, укрепляя свои позиции и изыскивая новые гибкие и в то же время действенные способы ведения революционной борьбы. Поэтому самодержавие продолжало рассматривать партию большевиков как главного врага режима, направляя и усиливая против нее свои удары. Сознавая растущую опасность нового революционного взрыва, царизм прежде всего вынужден был пойти на очередное обновление полицейского аппарата, дальнейшее укрепление руководства тайной политической полиции и усиление секретной агентуры.

В этот период в составе полицейской агентуры появляется уже упоминавшийся провокатор Бряндинский. С апреля 1909 г. и до мая 1912 г. он был секретным сотрудником московской охранки. Будучи районным партийным организатором и располагая, естественно, сведениями о деятельности большевиков, он представил охранке материал, на основе которого в 1912 г. в Москве был организован большой судебный процесс. 33 обвиняемых социал-демократа — и ни одного оправданного, большинство приговорено к каторжным работам. Тогда же по доносу провокатора были захвачены оборудованная подпольная типография с отпечатанным номером газеты и партийное подпольное паспортное бюро с бланками, печатями и т. п.²² Бряндинский выдавал полиции отдельных революционеров, их явочные квартиры, пароли, проникал в среду интеллигенции и информировал охранку о наиболее активных социал-демократах.

Но в это время в партийных кругах по отношению к нему уже была настороженность. Давно введенное правило — ничего не записывать, ничего лишнего не говорить — стало соблюдаться особенно строго. Записанное может быть обнаружено при обыске, лишне сказанное — использовано провокатором. Цена ошибки — тюрьма, каторга или смерть.

Осторожность, бдительность большевиков уменьшали вред, наносимый действиями охранки. Но потери и жертвы были. Одно время Бряндинский занимался транспортировкой партийной литературы, получаемой из Германии и рассылаемой по местным организациям. Конечно, он информировал московскую охранку о порядке организации партийного транспорта нелегальной литературы из-за границы в Россию и наносил партийному делу значительный ущерб.

Так, в октябре 1911 г. провокатор представил московской охранке подробную агентурную записку о порядке организации партийного транспорта нелегальной литературы из-за границы в Россию. Два человека практически занимались транспортировкой литературы: один был за границей, другой — в России. Заграничным руководителем транспорта был Альберт (И. А. Пятницкий) — опытный конспиратор, живший в Лейпциге. Он вкладывал много сил и изобретательности в трудное дело нелегальной транспортировки литературы через границу. Как уже отмечалось, ему также были поручены переотправка через границу и последующий переезд в Прагу делегатов Пражской конференции (1912 г.)²³ Решением Пражской конференции обязанности главного транспортера были оставлены за Альбертом.

Руководителем транспорта в России был Петунников — он же Бряндинский. Заграничный представитель заведовал кассой, обеспечивал транспорт. Представитель в России занимался приемкой поступавшей литературы, вывозкой ее с секретных пограничных складов и доставкой местным организациям. Будучи в курсе дела, Бряндинский представил охранке детальнейшее описание техники транспортировки партийной литературы с указанием фамилий и адресов посредников, секретных пунктов перевалки и хранения.

Из этого, однако, не следует делать вывод о провале трудного дела транспортировки партийной литературы в Россию. Напротив, каждый отдельный случай неудачи в транспортировке литературы настораживал, заставлял искать новые пути, находить их и использовать. Поэтому партийная литература продолжала поступать в Россию и через Финляндию, и через Персию (для кавказских организаций), и через морские порты.

Но все же одна из главных артерий, по которой поступала нелегальная литература в Россию, проходила через западную границу. Направляемая в Россию литература концентрировалась сначала в Лейпциге, где Альберт — Пятницкий тщательно ее запаковывал в клеенку и холст тюками по два пуда каждый, придавая им форму, удобную для переноски на спине. В таком виде тюки пересылались в одну большую типографию в Тильзите, связанную с пограничными контрабандистами. Контрабандисты, получавшие от типографии постоянный и солидный заработок, работали с теми лицами, которых им рекомендовала типография. Этот путь и использовал Пятницкий для транспортировки литературы в Россию²⁴.

Из Тильзита литературу обычно переносили через границу в деревню Рачки, а оттуда груз на лошадях перевозили в деревню Лососно, в трех верстах от Гродно. В Лососно литература распаковывалась в дорожные корзины и чемоданы и хранилась до приезда транспортных партийных агентов из центра.

Из центра за литературой чаще всего приезжал Валериан (В. Н. Залежский) с кем-либо из товарищей. Каждый раз они вывозили четыре пуда груза. Часть полученной литературы Валериан привозил в Москву, а часть — в Петербург. Затем немедленно возвращался в Новозыбков, ожидая там извещения о прибытии следующего транспорта. Некоторое количество литературы Залежский отправлял из Новозыбкова почтовыми посылками по различным адресам. В Москве литература сдавалась партийному работнику Ивану Васильеву. Последний распространял ее через молодых рабочих, часть передавал проживавшему с ним в одной квартире монтеру Ивану Бакашеву.

В Петербурге литература сначала поступала к Ольге Исаковой, а от нее отвозилась на склад к Василию Орлову по адресу: Нарвская Застава, Огородный пер., д. 21. В дальнейшем литература со склада передавалась местным партийным организациям или распространялась Исаковой непосредственно среди рабочих.

Таким образом, транспортировка литературы на этом маршруте проходила по цепочке Альберт — Валериан — Бакашев — Исакова — Орлов. Но одно, последнее звено в этой цепочке, к сожалению, было роковым — Бряндинский. Именно по его сообщениям полиция нередко захватывала нелегальную литературу и арестовывала большевиков-транспортников.

Большевики имели еще один канал транспортировки литературы: почтовыми посылками из Парижа транзитом через Россию в Персию, а оттуда оказией обратно в Россию, в Баку.

В итоге, несмотря на значительные трудности и жертвы, партийная литература благодаря тщательной конспирации поступала в Россию почти непрерывно. Преданные, самоотверженные партийцы отдавали все свои силы, а порой и жизнь этому трудному, но очень важному делу. В частности, по доносу Бряндинского погиб в Москве старый партиец столяр Иван Васильев, принимавший пересылаемую из-за границы литературу. В Петербурге провокатор выдал руководителя склада нелегальной литературы Василия Орлова и работницу резиновой мануфактуры Ольгу Исакову, распространявшую литературу по предприятиям.

Партия гордится своими героями, смело боровшимися против полицейских преследований и террора. Одно из свидетельств их подвига — архивные документы той же охранки, они полны упоминаний о запретных книгах, брошюрах, газетах, которые большевики регулярно отправляли во многие рабочие центры страны. И тайная полиция не могла приостановить поток партийной печати, поступавшей на места сложными путями с максимальным соблюдением правил предосторожности. Это была одна из конкретных форм борьбы большевистской партии против самодержавия и его политической полиции.

Масштабы распространения большевистской литературы видны из сухих полицейских сводок, фиксирующих захваченную «добычу». Но какими бы ни были эти сводки, они говорят только о малой части того потока революционной литературы, которая по многочисленным нелегальным каналам поступала в Россию.

Так, брошюра В. И. Ленина «Роспуск Думы и задачи пролетариата» была обнаружена при обысках и арестах в Петербурге, Варшаве, Риге, Баку, Киеве, Одессе и еще 15 городах и населенных пунктах. Это значит, что данная ленинская работа оказалась во всех основных районах европейской части страны. Другую брошюру Владимира Ильича — «Выборы в Петербурге и лицемерие 31 меньшевика» полиция нашла в Петербурге, Екатеринбурге, Варшаве, Киеве и еще в четырех пунктах. Во многих городах и сельской местности были обнаружены также такие работы Ленина, как «Социал-демократия и выборы в Думу», «Извещение о ІІІ-м съезде Российской социал-демократической партии».

Эти полицейские сведения в какой-то мере дают представление о широком масштабе распространения нелегальных большевистских изданий. При этом надо учесть, что большевики пересылали литературу в условиях подполья, преодолевая огромные трудности — пограничные кордоны, транспортировка по территории страны, распределение на местах.

Агентурная информация Бряндинского касалась не только подпольной литературы. Провокатор регулярно также информировал охранку о политике партии и ее мероприятиях, о расстановке внутрипартийных сил, партийных разногласиях и конфликтах. С 1911 г. по февраль 1913 г. он жил в Париже и Нанси. Отсюда он давал охранке сведения о делах местных социал-демократических групп.

Вот одно из его донесений (от 10 мая 1912 г.): «Вчера был доклад Ленина о событиях в России и о диктуемой ими партийной тактике. Доклад был сделан на заседании парижской секции Заграничной организации РСДРП. Я считаю нужным передать вам содержание этого доклада как потому, что он выражает более полно и ясно мои собственные взгляды на текущий момент, так главным образом и потому, что Ленин является теперь вдохновителем ЦК, а следовательно, и тактика всей нашей нелегальной организации будет направляться по этой линии»²⁵.

Обращают на себя внимание слова: «выражает более полно и ясно мои собственные взгляды на текущий момент». Собственные взгляды провокатора, агента охранки! Наверное, сами охранники с улыбкой восприняли это фанфаронство оплачиваемого предателя. Но им важно было быть в курсе партийной тактики и стратегии.

Не менее хвастливый тон носило сообщение Бряндинского о ленинской школе в Лонжюмо. Начинается оно так: «17 августа текущего 1911 г. в 19 км к югу от г. Парижа, в м. Лонжюмо закончилось чтение лекций в третьей по счету школе партийных пропагандистов и агитаторов РСДРП...» Затем следует внешнее описание школы, вплоть до ее меблировки. Высокий уровень ленинской конспирации не позволил провокатору раскрыть цели подготовки революционеров и дать их имена. В каждой строчке у Бряндинского недомолвки. Например: «Серго грузин или армянин по народности, ярый ленинец по убеждению; заявив о болезни горла или уха, одновременно с Семеном или Захаром уехал из Лонжюмо в Париж, якобы делать операцию». Есть, дескать, «основания утверждать, что и он также командирован Лениным с особыми инструкциями в Россию»²⁶.

Это всего лишь предположение провокатора. Именно так оно и было воспринято департаментом полиции. Что касается «особых инструкций», то не только их содержание, но и цель поездки большевика остались для агента неизвестными. Все самое главное ленинцы законспирировали столь надежно, что оказалось ему недоступным. Поэтому действительно состоявшаяся поездка Серго Орджоникидзе в Россию и была успешной.

Несмотря на подробную информацию своего агента, охранка вынуждена была самостоятельно вести поиски «ленинских эмиссаров», подготавливавших в России выборы делегатов на Пражскую конференцию. Семен (И. И. Шварц) успел объехать Урал, Екатеринбург, Уфу, Екатеринослав и другие города и арестован был позже в Петербурге. Захара (Я. Б. Бреслава) арестовали лишь в конце октября 1911 г. в Москве. Но дело уже было сделано и время выиграно, что и позволило партии успешно провести выборы делегатов на конференцию, а в дальнейшем и саму конференцию.

Из этого следует, что вопреки усилиям различных провокаторов большевики успешно осуществили намеченные мероприятия, постоянно помня о том, что партию осаждают со всех сторон агенты тайной полиции. Царская охранка, пишет В. И. Ленин, окружила «Правду» шпионами и старалась провести в число ее сотрудников провокаторов, в том числе Черномазова. Черномазов (Мирон) настолько втерся в доверие, что стал даже секретарем редакции «Правды». Однако уже тогда, указывает Владимир Ильич, большевики пришли к выводу, что Черномазов «в своих статьях компрометирует наше направление» и «является подозрительным в смысле политической честности»²⁷.

На это были основания. Находясь в партийной газете, Черномазов стремился вести линию на преждевременные революционные выступления, столкновения рабочих с царским правительством. В этом отношении он напоминал «по почерку» провокатора Абросимова, члена рабочей группы Центрального военно-промышленного комитета. Последний выступил на заседании группы с провокационным призывом к немедленным революционным действиям, к демонстрации рабочих в Думе. Разумеется, это повлекло бы за собой, в сложившихся условиях, неизбежный расстрел рабочих. Общность «почерка» двух провокаторов заключалась в том, что они прикрывались псевдореволюционной фразой.

Характерно, что меньшевистское окружение Абросимова не смогло увидеть его настоящее лицо. Но большевики разглядели в Черномазове законспирировавшегося провокатора. Черномазов в 1912 г. был отстранен от работы в редакции «Правды», все партийные связи с ним прекратились.

Позднее начальник московского охранного отделения Мартынов сообщил своему начальству, что, по агентурным сведениям, в партии «предложено расследовать дело известного Мирона; во исполнение этого от Мирона было затребовано объяснение, которое он дал в письменной форме; ответом своим, где в конце обиженно заявляет, что уходит из партии, он окончательно убедил в своей причастности к охранному отделению»²⁸.

Случай с Черномазовым — лишь один из многих, свидетельствующий о бдительности большевистской партии и ее активной борьбе против проникновения агентов царской охранки в партийные организации. Показателен и факт с Я. Житомирским (Отцовым), которого большевики обвиняли в провокаторстве. В 1910 г. по настоянию бундовца Ионова и при поддержке меньшевиков он был оправдан объединенным ЦК, но в следующем году большевики все же отстранили его от партийной работы. Окончательно разоблачили Житомирского только после вскрытия парижских архивов заграничной агентуры департамента полиции, то есть после Февральской революции.

Следовательно, большевистская партия на основании наблюдения и сопоставления фактов смогла увидеть в нем опасного врага еще задолго до его документального разоблачения. Житомирский начал работать еще в германской полиции (1900 г.). В архивах особого отдела департамента полиции часто встречаются документы с упоминанием Обухова, Ростовцева, Андрэ, Додэ — все это охранные клички Житомирского. Охранка специализировала его на освещении деятельности большевиков и конспирировала особенно тщательно. Этим и объясняется, что Житомирский смог проникнуть в берлинскую группу «Искры», присутствовать на V (Лондонском) съезде РСДРП и провести ряд провалов партийных работников.

К сожалению, отдельные провокаторы остались нераскрытыми, хотя подозрения в их предательстве у большевиков были. В 1916 г., например, Ольга Карпинская (Равич) в письме из Женевы Н. К. Крупской писала о таком тревожном факте: «...у одного из женевских агентов тайной полиции имеется документ, написанный на русском языке. В этом документе-письме говорится о закрытом совещании, состоявшемся под председательством Ленина. Документ этот полицейский агент просил перевести на французский язык одного русского студента. Тот отказался, но успел немного прочесть, что и дало возможность понять, что это протокол какого-то собрания. В таком виде мне наш товарищ передал этот факт. Что это такое? Если в самом деле было закрытое совещание под председательством Ленина, то ясно, что на этом совещании было лицо, которое передало протокол собрания женевской полиции...»²⁹

Что это за лицо — выяснить не удалось. Наступившая вскоре Февральская революция, возвращение русских политэмигрантов на родину, новые задачи, вставшие перед партией,— все это привело к тому, что данный случай, как и некоторые другие, остался нерасследованным.

 

В политике департамента полиции отчетливо обнаружилась еще одна черта, наблюдавшаяся и раньше, но далеко не в такой степени, а именно: стремление не допустить объединения революционных сил и в первую очередь социал-демократов. Это требовало более тонких приемов, чем простое филерство. Когда в середине 1912 г. в департамент полиции проникли сведения о том, что в Вене Троцкий предполагает созвать конференцию, которая якобы должна добиться объединения русской социал-демократии, «нарушенного» на Пражской конференции, то в кругах охранки эти сведения вызвали тревогу. Не понимая обреченности троцкистской затеи, полицейские чины начали обсуждать создавшуюся «ситуацию» и выработали план: помочь «социал-демократу» — агенту московской охранки Полякову попасть на конференцию в Вену, чтобы воспрепятствовать возможному объединению представленных там социал-демократических групп.

Провокатор Поляков на конференции стал проводить по директиве своего полицейского начальства соответствующую «линию». Это сделать ему в конечном счете было не очень трудно, учитывая враждебное отношение троцкистов и ликвидаторов к большевикам. В итоге «прения» закончились скандалом между Петром (Поляковым) и Мартовым³⁰. В октябре 1912 г. по этому поводу департамент полиции выпустил специальный циркуляр, посвященный троцкистской конференции в Вене³¹.

Красочно описанный Поляковым развал троцкистского августовского блока, происшедший уже на самой конференции, ненадолго успокоил департамент полиции, и он по-прежнему проводил политику разъединения социал-демократии. Особое волнение в департаменте полиции вызвало поступившее донесение о заседании Международного социалистического бюро в декабре 1913 г., на котором Каутский предложил изыскать способы к объединению фракций РСДРП и созвать для этого специальную конференцию различных течений русской социал-демократии. Встревоженный департамент полиции выпускает в связи с этим циркуляр от 1 марта 1914 г. за № 167664, где анализирует предложение Международного социалистического бюро³², а спустя два с половиной месяца в другом циркуляре за № 172935³³ дает широкое освещение соотношения политических сил в РСДРП и состояния революционного движения в целом по стране.

Последний документ департамента полиции заслуживает внимания, ибо в нем вынужденно признаются огромный успех и возросшее влияние среди рабочих большевистской партии к началу первой мировой войны. Циркуляр отмечает, что после ряда провалов подпольные организации «усиленно стремятся наладить разрушенную работу партии, восстановить ячейки, прекратившие свои функции». При этом делается весьма характерное признание: «Наибольшую энергию в указанном отношении проявили представители большевистской «ленинской» фракции («правдисты»)». Касаясь возможности созыва объединительного съезда и активной подготовки к нему ленинцев, циркуляр подчеркивает: «...в данный момент наиболее вероятен успех работы по подготовке съезда в следующих местах: Петербург, Москва с прилегающей областью, Киев, Харьков, Екатеринослав, Одесса, Николаев, Кременчуг, Вологда, Архангельск, Гомель, Двинск, Урал, Волга, Кавказ, Сибирь и Донецкий каменноугольный район».

Перечисленные районы и пункты — это фактически вся Россия! Стало быть, ни политический террор, ни ухищрения охранки и ее провокаторов — ничто не смогло остановить революционное движение, во главе которого стояла уверенно набиравшая силы большевистская партия.

В сентябре 1914 г. департамент полиции издает новый циркуляр, проникнутый еще большими опасениями по поводу возможного объединения исключенных из партии групп на общепартийной платформе большевиков. «Учитывая... всю нежелательность осуществления такового,— сказано в циркуляре,— департамент полиции считает необходимым предложить начальникам всех розыскных учреждений безотлагательно внушить подведомственным им секретным сотрудникам, чтобы они, участвуя в разного рода партийных совещаниях, неуклонно, настойчиво проводили и убедительно отстаивали идею полной невозможности какого бы то ни было организационного слияния этих течений и в особенности объединения большевиков с меньшевиками»³⁴.

Стратегия и тактика большевиков, направленные на свержение самодержавия, буржуазно-помещичьего строя, порожденных ими порядков, чаще всего оставались недоступными пониманию тайной полиции и правительства царской России. Многие политические лозунги большевиков расценивались департаментом полиции как обычная антиправительственная агитация, «смутьянство», по выражению старых охранников, а не генеральный курс революционной партии. Располагая некоторыми фактами практической работы большевиков, услужливо предоставляемыми провокаторами, охранка тем не менее не могла составить истинного представления о положении в русской социал-демократии. Это и обусловливало бесплодные метания департамента полиции, хотя в целом царская политическая полиция в данный период представляла серьезную угрозу революционным силам России.

Это был сильный и опасный враг. На революционеры уже могли успешно бороться с ним. Для этого готовились кадры «испытанных, профессионально-вышколенных не менее нашей полиции, революционеров»³⁵. «Когда у нас будут отряды специально подготовленных и прошедших длинную школу рабочих-революционеров...— писал Владимир Ильич,— тогда с этими отрядами не совладает никакая политическая полиция в мире...»³⁶

Надо отметить, что еще задолго до начала первой мировой войны таких бойцов было уже немало в рядах большевистской партии. Эти ученики ленинской школы и противостояли царской тайной полиции. И не только противостояли, но и в напряженной борьбе под непрерывным огнем противника сумели сохранить партию от разгрома, обеспечить ее боеспособность перед решающими сражениями с царизмом. Их отвагой и героизмом поистине можно гордиться. Они в короткое время усвоили правила революционной конспирации, науку шифра, технику организации конспиративных квартир и транспортировки нелегальной литературы, приемы борьбы с полицейскими агентами. Они создали режим строгой конспирации, который, как указывал Ленин, «есть настолько необходимое условие такой организации, что все остальные условия (число членов, подбор их, функции и проч.) должны быть сообразованы с ним»³⁷.

Выполняя указание Ленина о том, что «нужна специальная «борьба с политической полицией»³⁸, партия на всех этапах своей героической истории проявляла высокую политическую бдительность, неуклонно осуществляла комплекс сложных конспиративных мероприятий и смогла поэтому успешно противостоять царскому репрессивному аппарату. В результате было достигнуто главное: сохранены партийные организации и их высокая боеспособность.

Вглядываясь в далекое прошлое, мы видим, как небольшая группа революционеров приняла на себя грандиозную историческую миссию: выковать духовное и организационное оружие для освобождения российского пролетариата — революционную партию. В тяжелых классовых боях она была создана и сумела не только выстоять в борьбе с врагами, но и привести пролетариат России к его исторической победе.

 

В 1916 г. антиправительственные и антимонархические настроения народных масс, выступавших против войны и административно-полицейского произвола, достигли такого накала, что стали представлять непосредственную угрозу режиму. Прогрессирующий упадок экономики, брожение в армии и кризис всей политической системы государства стали очевидным фактом. Эти процессы значительно усиливались разложением правящих кругов.

В этот последний год русского самодержавия развал режима шел в ускоряющемся темпе. Многие из ближайшего окружения правительства, в том числе и отдельные министры, понимали создавшуюся в стране обстановку. Но выход из тяжелого положения они находили не в радикальном изменении политической жизни, а в очередной перетряске правительства. Их особенно взволновало и даже вызвало прямую враждебность назначение в сентябре 1916 г. Протопопова министром внутренних дел. Его считали слабо подготовленным и некомпетентным для этого поста. И это действительно было так. Протопопов хорошо разбирался лишь в делах суконной промышленности, технологические тонкости которой он изучил в Америке, а практику освоил на своих трех фабриках, приносивших ему до 300 тысяч рублей ежегодного дохода.

Однако царю и дворцовым кругам импонировала крайняя реакционность Протопопова, что являлось лучшей рекомендацией для получения поста министра. Черносотенец, враг всего прогрессивного и передового, он сконцентрировал усилия на искоренении «крамолы» и подавлении революционных выступлений. Аресты, обыски, ссылки, разгоны собраний приняли массовый характер.

Репрессии с особой силой обрушились на большевистскую партию, занимавшую четкую антиправительственную и антивоенную позицию, оказывавшую в этот год все большее влияние на рост революционных настроений среди рабочих, крестьян и армии. Во многих случаях народное возмущение доходило до открытых выступлений против властей. Для подавления этих революционных выступлений были мобилизованы все силы полиции, прибегавшей теперь к самым крайним мерам. Протопопов и его сподручные направляли казаков и конную полицию против рабочих, против всех, кто требовал: «Хлеба!», «Долой войну!», «Долой самодержавие!» Это был разнузданный террор.

В целях усиления реакционной прессы Протопопов основал газету «Русская Воля», которая выходила в Петрограде в 1916—1917 гг. Она отличалась особой озлобленностью по отношению ко всем противникам режима, и в первую очередь к большевикам. «Русская Воля» продолжала выходить и после Февральской революции, выступая против большевистской партии, против Ленина. В связи с этим Петроградская общегородская конференция большевиков, открывшаяся 14 апреля 1917 г., обратилась со специальным воззванием «К солдатам и матросам» по поводу гнусной клеветы сохранившегося протопоповского рупора. Воззвание гласило: «Газета «Русская Воля», основанная царский министром Протопоповым и презираемая даже кадетами, ведет погромную агитацию против нашей партии, против газеты «Правда», против... Ленина... против Петербургского комитета нашей партии...»³⁹

Одновременно с травлей и преследованием большевиков, рабочих организаций полицейская охранка установила контроль и слежку и в Государственной думе. В 1916 г. здесь были созданы две секретные агентуры, действовавшие совершенно самостоятельно. Одна обслуживала министерство внутренних дел, другая — председателя Совета министров Протопопова, создавшего эту агентуру⁴⁰.

Своей разветвленной агентурной сетью тайная полиция пыталась охватить всю общественную жизнь страны. Однако растущее революционное движение уже нельзя было остановить полицейскими мерами, и крах монархического режима, а вместе с ним и его опоры — полицейского аппарата неудержимо приближался. При прогрессирующем развале и дезорганизации в государстве не спасал и усилившийся полицейский контроль. Более того, он вызывал и увеличивал ненависть к царизму и его правительству. Даже такой представитель правых кругов, как кадет В. Маклаков, заявил: «Россия единодушна лишь в одном — в жгучей ненависти к правительству»⁴¹.

Создавшееся положение в стране, разумеется, не могло не отразиться на общественно-политической жизни. В последний год существования самодержавного строя произошло отчетливое размежевание политических сил. Буржуазная оппозиция требовала создания ответственного правительства, с участием ее представителей, продолжения войны до победного конца, расширения деятельности военно-промышленных комитетов, созыва Всероссийского продовольственного съезда. В целом эти требования сводились к некоторой трансформации режима. Меньшевики, активно участвовавшие в рабочих группах при военно-промышленных комитетах, признавали борьбу с правительством путем использования лишь легальных возможностей. А эсеры все еще находились в состоянии дезорганизации и раскола после разоблаченной провокации Азефа и главным образом провала их политики террора.

В отличие от них большевистская партия одна последовательно и решительно выступала против царизма и империалистической войны. С этой целью она использовала революционные средства борьбы, мобилизуя широкие народные массы на окончательный разгром самодержавия. Реальное развитие политических событий, быстрый рост революционных настроений среди рабочего класса, армии, представляющей большую часть крестьянства, подтверждали убеждение большевиков, что дальше ждать нельзя. Свержение самодержавия — задача, требовавшая неотложного решения. К началу 1917 г. возмущение режимом достигло своей кульминации.

Установки и цели большевиков, излагавшиеся в многочисленных листовках, в устной пропаганде партийных активистов, с риском для жизни выступавших на заводах и фабриках, в военных казармах, на кораблях Балтфлота, естественно, усиливали к ним ненависть со стороны прислужников царизма. Именно на ленинскую партию с особой силой обрушилась волна военно-полицейских преследований.

Жестокие репрессии хотя и приносили тяжелые потери, но все же не смогли разгромить нашу партию, сломить ее волю к борьбе. Она вышла из подполья на подготовленные стратегические и тактические позиции и за короткий срок создала в России политическую армию для великой победы в октябре 1917 г.

Февральская буржуазно-демократическая революция 1917 г. решила ближайшую задачу—свержение царизма и открыла дорогу к перерастанию ее в революцию социалистическую. Создавшаяся в России обстановка потребовала от политических партий новой ориентировки, новой тактики. Но только В. И. Ленин, партия большевиков смогли в короткие сроки выработать программу дальнейшего развития революционной борьбы. Одним из основных ее положений был лозунг— «Вся власть Советам!». Созданные в огне революции Советы рабочих и солдатских депутатов явились органами революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства. Они должны были стать проводником революционных идей и практически решить задачи строительства на развалинах царского режима новой, свободной России.

Однако получившие большинство в Советах меньшевики и эсеры предали интересы рабочих и крестьян, отдав государственную власть Временному правительству — органу диктатуры буржуазии. Это предопределило внешний и внутриполитический курс официальной государственной власти, включавший лозунг «Война до победного конца», отказ от революционного решения острейшего вопроса о земле, сохранение аппарата классового и национального угнетения трудящихся.

Встретив на пути осуществления этого курса решительное сопротивление рабочего класса и крестьянства, реакционное Временное правительство повело борьбу против революционного движения масс и возглавлявшей их партии большевиков. В этой борьбе Временное правительство рассчитывало на поддержку эсеров и меньшевиков. И оно не ошиблось. Эсеры и меньшевики считали, что цели революции достигнуты, и практически разделяли политику Временного правительства, направленную на сохранение и укрепление капиталистического строя в России. Это была линия на соглашение с буржуазией.

Возникшее в стране двоевластие должно было завершиться либо диктатурой буржуазии, либо диктатурой пролетариата. В этих условиях Временное правительство проявило себя как крайне реакционная сила, взяв на вооружение карательные методы и приемы.

Особенно это проявилось в июле 1917 г. Контрреволюционные власти стали арестовывать активистов большевистской партии, запретили «Правду». Кульминацией явилось решение Временного правительства об аресте В. И. Ленина. Командующий войсками петроградского гарнизона генерал Половцев отдал приказ об аресте Ленина и немедленной расправе над ним. К розыску Ленина привлекались сотрудники бывшей охранки. Для этого была вновь мобилизована агентура царской тайной полиции, сделана попытка восстановить сыскную систему самодержавия.

Характерно, что ушедшие поначалу в глубокое подполье чины царской тайной полиции к этому моменту воспрянули духом, едва ли не в открытую предлагали властям свои услуги, встречая при этом весьма благосклонное отношение меньшевиков и эсеров.

В это время ни царской полиции, ни охранки уже не было. Разгром полицейских учреждений был окончательным. Однако это не означало, что исчезли полицейские кадры всех чинов и рангов. Многие руководители департамента полиции и охранных отделений были арестованы, но большинство их законспирировалось. Рядовой полицейский и жандармский состав в своей значительной части устремился в деревню. Некоторые из них пытались, и небезуспешно, войти во вновь создаваемые административные органы. На почве взаимных интересов и целей был установлен нелегальный

контакт между бывшими охранниками и представителями наиболее реакционных буржуазных кругов и офицерства, которые сразу же встали на позиции борьбы с революционной властью. Именно на этой почве прорастали семена будущих контрреволюционных заговоров и восстаний.

По мере усиления влияния большевистской партии на массы правительственные круги также усиливали борьбу с революционным авангардом. Особенно это проявилось после Апрельской конференции большевиков. В борьбе за сохранение своей власти Временное правительство начало мобилизовывать все возможные для этого средства. Значительная часть его аппарата последовательно ужесточала действия, направленные прежде всего против большевиков. Конкретным выражением этого и явилось ложное обвинение В. И. Ленина в шпионаже, а также создание сети наблюдения за большевистскими лидерами и преследование партийных активистов.

Ко времени VI партийного съезда правительственная система сыска, агентурного наблюдения уже давала о себе знать сполна. Конечно, создать за короткий срок новые кадры этой малопочтенной профессии было невозможно, и поэтому привлекались «специалисты» царских времен. В результате происходила реставрация старой полицейской системы и возврат к методу провокации — главному оружию царской тайной полиции. И только победоносная Великая Октябрьская социалистическая революция оборвала этот опасный процесс.

А. В. Шотман, профессиональный революционер, большевик-ленинец, активный участник Великой Октябрьской социалистической революции, пишет, что рабочие и солдаты, изверившись наконец в соглашательском правительстве, видя его двойственную, вредную для широких масс политику, вышли 3(16) июля с оружием в руках на улицу с требованием прекратить войну, передать землю крестьянам, фабрики и заводы рабочим, т. е. выступили с теми лозунгами, которые Ленин выдвинул с первых дней своего приезда в Россию, — этот момент буржуазия сочла наиболее для себя подходящим, чтобы нанести удар нарастающей пролетарской революции.

Для выполнения этого гнусного дела был выбран «бывший человек» — бывший представитель петербургских рабочих во II Государственной думе Г. Алексинский. Этот прохвост совместно с министром юстиции «социалистом» Переверзевым и с одним русским шпионом составили документ, в котором было сказано, что Ленин является германским шпионом. Это обвинение показалось настолько диким, нелепым, что даже тогдашний меньшевистский ВЦИК запретил газетам печатать этот «документ». Но когда одна уличная черносотенная газетка вопреки запрещению все же напечатала его, то и другие «солидные» газеты не удержались и последовали ее примеру.

Нужно отдать должное буржуазии — момент она выбрала удачный. Трехдневная стрельба на улицах Питера взвинтила всем нервы до последней степени, благодаря чему эта дикая, совершенно невероятная при нормальных условиях клевета нашла себе благоприятную почву. Поверили ей не только обыватели, но и часть измученных, не разбирающихся в политике солдат.

Этим воспользовалась буржуазия и совместно с эсерами и меньшевиками пошла в наступление против революционных рабочих и солдат. Офицерство и юнкера выступили открыто и в первую очередь разгромили нашу типографию и редакцию газеты «Правда». Недалеко от типографии «Правды» был убит рабочий Воинов, вышедший оттуда с листовкой.

В воздухе чувствовалась близость погрома. Называться в эти дни большевиком открыто значило обречь себя на растерзание толпы озверевших обывателей. Партийные комитеты в городе были разгромлены, многие товарищи были арестованы, пошли слухи о возможности их расстрела.

Центральный Комитет нашей партии, учитывая положение, командировал ряд партийных работников в провинцию, чтобы там разъяснить смысл происшедших событий. Я, пишет Шотман, был командирован в Финляндию, в гор. Гельсингфорс. Гнусная клевета успела докатиться и сюда. Офицерство и чиновничество Балтийского флота пытались распространить ее среди матросов, но не имели успеха. Когда я выступил перед 12-тысячной массой моряков на Сенатской площади с докладом об июльских событиях, из задних рядов послышались крики: «Долой! Немецкий шпион!»...

Но подавляющая масса собрания заглушила эти крики возгласами: «Да здравствуют большевики!

Ура!..»

Строгая конспирация помогла большевикам и перед решающими днями Октября. Используя весь свой опыт, партия охраняла вождя. «Несмотря на то что со времени перехода Ленина на нелегальное положение прошло около месяца,— вспоминал А. В. Шотман,—газеты продолжали травлю с неослабевающей энергией, и как черносотенные, так и либеральные газетчики с пеною у рта требовали ареста Ленина...

Не только контрразведка и уголовные сыщики Керенского были поставлены на ноги, но даже собаки, в том числе знаменитая собака-ищейка Треф... Наряду с охранниками и собаками в поисках Ленина принимали участие сотни добровольных сыщиков из среды буржуазных обывателей. Однажды в газетах появилась заметка, что 50 офицеров «ударного батальона» поклялись или найти Ленина, или умереть.

Пока охранники, собаки и сыщики были заняты поисками Ленина, я — изысканием способа надежной переправы через границу, сам Ленин был занят... работой VI съезда партии большевиков, которым он руководил из своего весьма неудобного убежища. Когда покойный Я. М. Свердлов, председательствовавший на съезде, ставя на голосование написанные рукою В. И. Ленина резолюции, имел неосторожность сообщить, что, хотя Ленин и лишен возможности лично присутствовать на съезде, он невидимо участвует и даже руководит его работой, все газеты подняли невероятный вой и с утроенной энергией стали требовать немедленного ареста Ленина. За делегатами съезда была усилена слежка, и мне, как делегату съезда, пришлось быть очень осмотрительным и обставлять свои поездки в Сестрорецк чрезвычайными мерами предосторожности, чтобы не навести шпиков на след... И когда наконец было решено взять в руки рабочих государственную власть, Владимир Ильич 24 октября (6 ноября) переехал из Лесного в Смольный. А на другой день, 25 октября (7 ноября) 1917 г., Владимир Ильич легализовался вновь, но на этот раз уже в качестве Председателя Совета Народных Комиссаров».

 

* * *

В дореволюционное время большевикам-ленинцам пришлось выдержать многочисленные удары царской тайной полиции и под ее огнем строить, укреплять и готовить партию к решающим боям. В тяжелой борьбе партия приобрела огромный опыт, изучила повадки врагов, их методы, приемы и противопоставила им свою сплоченность, непоколебимую идейность, высокую бдительность и конспиративность.

В трудных условиях подполья большевики выработали конкретные способы борьбы. Следуя ленинскому правилу — умело сочетать нелегальную и легальную работу, партия сводила до минимума урон революционному авангарду, сохраняла кадры и партийные организации.

Страницы истории борьбы нашей партии всегда вызывают интерес у читателя, и прежде всего у советской молодежи. Ведь подвиги людей старшего поколения помогают молодежи унаследовать закаленность в революционных боях, выковать характер, стойкость и мужество, столь необходимые в формировании коммунистической идейности, в великом деле построения коммунизма. Опираясь на историческое наследие партии, молодежь уверенно идет ленинским путем.

Изучение исторического опыта КПСС имеет большое значение и для братских партий в капиталистических странах, для которых наше вчера является во многом их реальным сегодня. История последних десятилетий убедительно показала, что в мире капитализма коммунистические и рабочие партии подвергаются ожесточенным атакам правящих классов, не стесняющихся ни в каких средствах, в том числе и в применении террора и политических провокаций. Эти партии, особенно те из них, которые вынуждены действовать в условиях подполья, ведут крайне трудную борьбу против классового врага и его аппарата насилия.

Вот почему боевой опыт большевиков имеет непреходящее международное значение. В этом отношении примечательны слова из приветствия ЦК Африканской партии независимости XXII съезду КПСС. Прошло более двух десятилетий, а их глубокий политический смысл остается и поныне. Из далекого Сенегала руководители только что созданной тогда марксистско-ленинской партии с товарищеской откровенностью и признательностью писали: «Работая в подполье и преодолевая трудности, подобные тем, которые выпали на долю вашей партии в первые годы ее существования, мы с каждым днем все более ценим тот богатый опыт, который вы накопили для всех нас»⁴².

«Для всех нас» — это действительно сказано от лица тысяч и тысяч коммунистов, героически ведущих в условиях капитализма непримиримую борьбу за свободу, мир и социальный прогресс.

Не менее важен и собственный опыт братских партий в борьбе против подрывной агентуры классового врага. К этой борьбе они подготовлены всем предшествующим историческим развитием, своей практикой, что создает предпосылки к успеху и победе.

Великий Ленин говорил, что буржуазия будет и впредь посылать провокаторов в коммунистические партии и использовать оружие провокации в будущих классовых битвах. Иначе и быть не может. Буржуазное государство, весь аппарат государственной власти поддерживаются карательно-полицейскими органами и не могут без этой поддержки обойтись. Правительства капиталистических стран тратят огромные средства на постоянное и непрерывное усиление своего полицейского аппарата, одновременно принимая законодательные акты, облегчающие ему террористическую деятельность. Это зачастую открывает путь самой крайней реакции, беспощадной контрреволюции, проложившей за последнее столетие кровавый след от кладбища Пер-Лашез до стадиона в Сантьяго, деревень Сальвадора. Ее лозунг: «Каждый коммунист — преступник».

Процесс усиления карательно-полицейского аппарата обычно сопровождается укреплением межгосударственных, интернациональных связей полицейских служб. Национальный суверенитет, достоинство, соблюдение законов — все приносится в жертву общим классовым целям буржуазии.

Учитывая масштабы антикоммунистических репрессий в капиталистическом мире, можно утверждать, что ни одно политическое движение в современной истории не подвергалось столь широким и ожесточенным преследованиям, как коммунистическое. Реакционная буржуазия и ведущие империалистические круги не ограничиваются только принятием антирабочих законов, направленных в первую очередь против наиболее передовой и сознательной части рабочего класса. Они активно используют также преследование на «индивидуальном» уровне.

Полицейские силы различных капиталистических стран проводят операции, имеющие характер прямого политического террора. Гватемальская партия труда, например, за короткий срок потеряла трех генеральных секретарей, ставших жертвами полицейских провокаций. Председатель Парагвайской коммунистической партии Антонио Майдана был похищен в 1980 г. агентами политической полиции за пределами своей страны — в Аргентине.

И подобных фактов можно было бы привести множество. С трибуны XXVI съезда КПСС Л. И. Брежнев говорил: «Через террор и гонения, через тюрьмы и колючую проволоку концлагерей, в самоотверженной и нередко очень тяжелой повседневной работе на благо народов проносят коммунисты стран капитала свою верность идеалам марксизма-ленинизма и пролетарского интернационализма.

Мы выражаем горячую солидарность с нашими братьями-коммунистами, которые томятся в застенках фашистских диктатур, подвергаются полицейским репрессиям, ведут тяжелую борьбу в подполье. Солидарность с теми, кого дискриминируют, лишают гражданских и политических прав только за их убеждения, за принадлежность к партии рабочего класса.

Честь и слава коммунистам — мужественным борцам за народное дело!»⁴³

Упорная и трудная борьба рабочего класса с реакционной буржуазией, ее полицейским террором остается и сегодня актуальной проблемой для братских партий в капиталистических странах. И никакие силы международной реакции, никакие политические преследования, полицейский террор не остановят процесс освобождения народов.

Примечания:

¹ ЦГАОР. Фонд департамента полиции, особый отдел, д. 155, оп. 10, ч. 6, с. 78

² См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 9, с. 331.

³ Там же.

⁴ Там же, с. 332.

⁵ Там же, с. 333.

⁶ Там же.

⁷ ЦГАОР. Фонд департамента полиции, особый отдел, д. 155, ч. 6, л. Б, т. 6, с. 1

⁸ ЦГАОР. Фонд департамента полиции, особый отдел, д. 155, ч. 6, л. Б, т. 6, с. 1.

⁹ Стенографические отчеты... Допрос Виссарионова, т. 3, с. 445.

¹⁰ Там же, т. 5, с. 213.

¹¹ Былое, 19-18, № 12.

¹² См.: Стенографические отчеты... Допрос Спиридовича, т. 3, с. 38, 44, 198.

¹³ Стенографические отчеты... Допрос Белецкого, т. 4, с. 298

¹⁴ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 30, с. 318.

¹⁵ Бонч-Бруевич В. Д. Избранные сочинения. М., 1961, т. II, с. 28.

¹⁶ Ахун М. И., Петров В. А. Большевики и армия. М.—Л., 1929, с. 54—71.

¹⁷ См.: Ахун М. И., Петров В. А. Большевики и армия, с. 54—71.

¹⁸ См.: Петербургские большевики в период первой русской революции. Л., 1956, с. 176.

¹⁹ См.: Свидельский Р. И., Грушин В. Т. Военная и боевая работа большевиков в период первой русской революции. М., 1952, с. 134.

²⁰ См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 19, с. 396—397

²¹ Воронцов И. П. Лейтенант Шмидт. М., 1925, с. 88.

²² См.: Большевики..., с. XVII—XVIII.

²³ 1 См.: Большевики..., с. 81—82.

²⁴ См.: Большевики..., с. 82—84.

²⁵ Большевики..., с. 107—108.

²⁶ Большевики..., с. 65.

²⁷ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 31, с. 80.

²⁸ ЦГАОР. Фонд департамента полиции, особый отдел, д. 307, л. 300

²⁹ ЦПА ИМЛ, ф. 17, д. 780.

³⁰ См.: Большевики..., с. 118.

³¹ См. там же, с. 111.

³² См.: Большевики..., с. 243.

³³ См. там же, с. 144—145.

³⁴ Большевики..., с. 148.

³⁵ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 6, с. 126.

³⁶ Там же, с. 133.

³⁷ Там же, с. 136.

³⁸ Там же, с. 110.

³⁹ Ленин В. И. Полн собр. соч., т. 31, с. 227.

⁴⁰ См.: Былое, 1918, № 2, с. 148.

⁴¹ Былое, 1918, № 13, с. 91

⁴² Приветствия XXII съезду КПСС. М., 1961, с. 398—399.

⁴³ Материалы XXVI съезда КПСС. М., 1981, с. 19.