НИ ОДНОГО ВЫСТРЕЛА ПРОТИВ РЕВОЛЮЦИИ!
В. И. Ленин принимал Ж. Садуля в октябре — декабре 1917 года, в январе — марте и в августе 1918 года, 23 июня и 17 сентября 1920 года.
Жак Садуль (1881 —1956) — капитан французской армии, до 1918 года — член французской социалистической партии.
В 1917 году был командирован в Россию в качестве члена французской военной миссии. Под влиянием Октябрьской революции и бесед с В. И. Лениным отказался служить империалистическому правительству Франции, вступил во французскую секцию РКП (б), вел революционную пропаганду среди французских интервенционистских войск, вступил добровольцем в Красную Армию. Участвовал в I и II конгрессах Коминтерна. За революционную деятельность трижды заочно приговаривался французским судом к смертной казни. В 1924 году вернулся во Францию, был оправдан, вступил во Французскую коммунистическую партию. За заслуги в боях на фронтах гражданской войны в 1927 году награжден орденом Красного Знамени. В годы второй мировой войны участвовал в движении Сопротивления.
В сентябре 1917 года французское реакционное правительство Клемансо, обеспокоенное событиями, происходившими в России, и угрозой потери партнера по империалистической войне, не удовлетворяясь информацией своего посольства, решает послать в Петроград лицо, которому, по существу, поручалась роль политического наблюдателя. Министр вооружения Альберт Тома выбрал для этой миссии капитана французской армии Жака Садуля, принадлежащего, как и сам Тома, к социалистической партии.
Для прикрытия истинных целей приезда Садуля в Россию его зачисляют в штат французской военной миссии, и он приступает к выполнению своих деликатных поручений.
В тот период политические воззрения Жака Садуля вполне соответствовали той задаче, которая была поставлена перед ним. Вспоминая об этом, Садуль писал в марте 1919 года: «Когда в сентябре 1917 г., т. е. за несколько недель до Октябрьской революции, я покидал Париж, общественное мнение Франции относилось к большевизму как к грубой карикатуре на социализм. Руководителей большевизма считали преступниками и безумцами. Впрочем, я не могу осуждать это слишком строго, так как еще Жак Садуль недавно сам разделял эти взгляды и, может быть, еще и сегодня был бы так же слеп, если бы не прошел здесь великой школы русского коммунизма»1.
Наблюдая за событиями в России, Жак Садуль убеждается в непопулярности империалистической войны. И уже первые сообщения, отправленные им в Париж за три недели до Октябрьской революции, насторожили правящие круги Франции своей правдивостью и прямотой.
25 октября 1917 года Жак Садуль услышал нараставший гул артиллерийских выстрелов. Он поспешил на улицу, а затем в Смольный, где присутствовал на заседании II Всероссийского съезда Советов. Здесь он становится свидетелем восторженной встречи, оказанной делегатами Ленину. Особенно бурной овацией встречен был призыв Ленина к миру.
Под впечатлением увиденного Садуль пишет в Париж Альберту Тома: «Энтузиазм большевиков растет с каждым часом. Меньшевики, по меньшей мере некоторые, охвачены унынием, они утратили уверенность и не знают, на что решиться. Действительно, среди всего этого революционного персонала только большевики кажутся людьми дела, инициативными и смелыми». Регулярно информируя Тома, Жак Садуль пишет в одной из своих корреспонденций: «...мы упорно отрицаем, что земля вертится, то есть утверждаем, что большевистское правительство не существует. Однако вот уже четыре недели этот миф осуществляет во всех направлениях совершенно реальную деятельность...»2
Обстановка развернувшейся революции настолько захватила Садуля, что он из политического наблюдателя и информатора правящего буржуазного класса превращается сначала в человека, сочувствующего революции, а затем и готового оказать ей реальную посильную помощь. Так, в один из драматических дней февраля 1918 года, когда в результате вероломства Троцкого, покинувшего переговоры в Брест-Литовске, германские войска возобновили наступление и было поставлено под угрозу само существование Советского государства и потребовались экстренные оборонительные меры, Жак Садуль приводит к Ленину своего сослуживца офицера де Люберсака.
В «Письме к американским рабочим» В. И. Ленин так рассказывает об этом факте: «Я монархист, моя единственная цель — поражение Германии»,— заявил мне де Лю- берсак. Это само собою, ответил я... Это нисколько не помешало мне «согласиться» с де Люберсаком насчет услуг, которые желали оказать нам специалисты подрывного дела, французские офицеры, для взрыва железнодорожных путей в интересах помехи нашествию немцев». Такое соглашение, писал В. И. Ленин, служащее интересам социализма, «одобрит всякий сознательный рабочий»3.
Когда Садуль узнал, что страны Антанты решили ликвидировать русскую революцию вооруженным путем, он тут же пишет письмо знаменитому французскому писателю Ромэну Роллану, в котором излагает свое возмущение этим сообщением. «Неужели свободные люди Европы, те, кто еще сохранил способность ясно мыслить среди всеобщего смятения, кто знает или угадывает огромное общечеловеческое значение коммунистического опыта, начатого русским пролетариатом, допустят, чтобы свершилось это гнусное злодеяние?.. Люди, подобные Вам, столько сделавшие для духовного и нравственного формирования моего поколения, в состоянии помешать этому. Это их долг». Ромэн Роллан, прочитав письмо, предает его широкой гласности. Гневные слова призыва к борьбе с интервенцией докатились до общественности многих стран Европы и Америки. Так, американская журналистка Луиза Брайант, которую принудили давать объяснения сенатской комиссии США о своей поездке в Советскую Россию, вынув из своей сумки листок, сказала: «...позвольте мне теперь зачитать письмо одного из членов французской военной миссии в Москве — Садуля: «Мы не можем выиграть войну, уничтожая русскую революцию»,— писал он в тот момент, когда мы начали интервенцию...»
Когда сенатор Уолкотт пытался остановить Луизу Брайант, сказав ей, что это, мол, личное мнение Садуля, Луиза Брайант ответила: «Да, он — военный, и поэтому его мнение кажется мне заслуживающим внимания...»4
Суровая действительность — высадка американских, английских, французских войск в Мурманске и в Архангельске возмущает Ж. Садуля, но он еще не решается порвать со своим классом. Ему помогает сделать это Ленин. Жак Садуль беседовал с Лениным по самым разным вопросам. «Я начал встречаться с Лениным и тогда уже чувствовал, что рву с прошлым и становлюсь коммунистом,— рассказывал позже Садуль руководителю коллегии иностранной пропаганды при Одесском обкоме КП(б) Украины В. Деготю.— Меня какие-то силы удерживали: возможно, мое официальное положение, с одной стороны, а с другой — я столько лет работал в социалистической партии. Один случай заставил меня резко порвать с моим прошлым»5.
22 августа 1918 года Садуль взял утром «Правду» и прочел в ней «Письмо к американским рабочим» Ленина. В нем Ленин характеризовал его как человека, на словах сочувствовавшего большевикам, а на деле служившего верой и правдой французскому империализму. Это настолько потрясло Садуля, что копии всех своих писем, посланных в Париж, он послал Ленину.
«Я ждал 2—3 дня,— рассказывал Садуль.— Я буквально не спал по ночам. Мне хотелось узнать наконец, возьмет ли обратно Ленин то, что им было написано обо мне. По телефону секретарь Ленина сообщил мне, что он меня ждет. Пришел к нему. Ильич меня встретил с улыбкой и, подавши мне руку, сказал: «Вы не думайте, что я жалею о написанном. Благодаря этому я имел удовольствие прочесть ваши письма и надеюсь, что вы поняли, что вам надо порвать как с правительством, так и с вашей партией, а письма надо опубликовать. Вы же должны перейти в Коммунистическую партию»6. Садуль незамедлительно последовал совету Ленина. Вскоре в Москве создается Французская коммунистическая группа. Садуль принимает самое активное участие в ее работе. Одновременно Ж. Садуль вступает добровольно в Красную Армию. В письме к французским товарищам по социалистической партии он писал: «...вооруженное вмешательство союзных бандитов и их вассалов в дела рабоче-крестьянской России ни в какой мере не может быть признано войной французского народа с русским. Это война буржуазии против пролетариата, эксплуататоров против эксплуатируемых. В этой классовой борьбе место всякого искреннего социалиста, а следовательно, и мое — в рядах пролетарской армии против армии буржуазной. Я вступаю в Красную Армию».
В марте 1919 года Садуль представляет Французскую коммунистическую группу на I конгрессе Коминтерна. Выступление Ленина на этом конгрессе произвело на Садуля глубочайшее впечатление. Он писал: «20 лет упорной борьбы в первых рядах российской социал-демократической партии, непрерывное руководство ее большевистской фракцией, глубокое знание человеческой души, неслыханное политическое чутье, упорство, воля и колоссальная боевая сила — все это и многие другие черты сделали Ленина настоящей опорой нарождающейся международной организации»7.
Жак Садуль часто выступает в печати со статьями, в которых призывает рабочий класс Франции решительно бороться против интервенции и помочь русским рабочим защитить завоевания Великого Октября.
Садуль активно работает в коллегии иностранной пропаганды, созданной при Одесском обкоме КП(б) Украины. Он пишет листовки, предназначенные для распространения среди французских солдат и офицеров интервенционистских войск, в которых рассказывает правду о происшедшей в России революции, разоблачает истинные цели империалистических правительств стран Антанты, стремящихся задушить Республику Советов. В одной из своих листовок Садуль призывал: «Ни одного шага по русской земле, против русского народа! Ни одного выстрела против Революции!»
По словам руководителя иностранной коллегии В. А. Деготя, пропагандистские материалы, подготовленные Ж. Садулем, пользовались особой популярностью среди французских моряков.
Возвратившись в 1924 году на родину, во Францию, Садуль, заочно ранее приговоренный к смертной казни, попадает на скамью подсудимых, но суд его оправдывает. Вскоре Жак Садуль становится собственным корреспондентом «Известий» во Франции.
В годы второй мировой войны, когда Франция была оккупирована гитлеровцами, Садуль ведет борьбу с фашистскими оккупантами. Он пишет листовки, призывающие к борьбе против врагов, обращается с письмами к видным политическим деятелям, призывая их к борьбе против захватчиков. Эти письма и документы вошли потом в книгу «Франция, преданная своими вождями». После освобождения Франции Жак Садуль выступает как страстный партийный публицист, создает книгу «Рождение СССР», в которой с восхищением рассказывает о стране Ленина, ее славных интернациональных традициях, ее успехах, борьбе за мир, призывает к укреплению дружбы между Францией и Советским Союзом.
ИНФОРМИРОВАТЬ ВСЮ РАБОЧУЮ ПЕЧАТЬ
В. И. Ленин принял Н. Д. Коча до 10(23) ноября 1917 года
Коча Н. Д. (1880—1949) — румынский журналист.
В годы Октябрьской революции находился в Петрограде. Как очевидец освещал революционные события в зарубежной демократической печати. По возвращении на родину, в Румынию, неоднократно арестовывался. Работал в журналах «Репортер», «Новое время». В период диктатуры Антонеску выступал против монархического и фашистского режимов, за установление демократического строя в своей стране. С 1944 года по 1946 год — директор газеты «Виктория».
С первых дней Октябрьской революции империализм использовал самые изощренные приемы и методы психологической войны, всю мощь буржуазной пропагандистской машины, стремясь отравить сознание широких народных масс клеветой на первое в мире государство рабочих и крестьян, подорвать веру в идеалы коммунизма, любыми способами задержать развитие революционного процесса, не допустить его распространения на другие страны. В этих условиях В. И. Ленин придавал огромное значение разоблачению лживой буржуазной пропаганды, призывал использовать любой канал связи, и прежде всего рабочую демократическую печать, для распространения правды о Советской России. Вот почему он уделял такое внимание встречам с иностранными журналистами, публикациям интервью с советскими деятелями в зарубежных газетах и журналах, требуя при этом их точного воспроизведения.
Одно из первых таких интервью после победы Великого Октября 1917 года В. И. Ленин дал румынскому журналисту Н. Д. Коча, который находился в то время в Петрограде в качестве представителя «Международной ассоциации по информированию рабочей печати Америки, Франции и Англии». От имени этой ассоциации Н. Д. Коча и обратился к В. И. Ленину с просьбой ответить на шесть вопросов о международной и внутренней политике Советского правительства: «1) Будет ли правительство народных комиссаров продолжать с той же энергией свою прежнюю внутреннюю политику и свои международные выступления в целях мира? 2) Каковы те великие реформы, которые
проектируются теперешним правительством для установления социалистического строя в России? 3) После созыва Учредительного собрания будет ли правительство народных комиссаров ответственным перед ним как в конституционных государствах или нет? 4) Думаете ли Вы, что мир, предложенный Россией, положит конец всемирному милитаризму? 5) Когда и как Вы думаете начать демобилизацию русских? 6) Считаете ли Вы возможным при настоящем состоянии Европы полное осуществление социализма?»1
Прежде чем дать интервью, В. И. Ленин поставил определенные условия: «Я готов ответить на ваши вопросы, если вы дадите мне вполне формальную и точную гарантию, во-первых, что вы будете информировать всю рабочую печать, т. е. также и органы печати интернационалистского направления (Хейвуд, СРП2 в Америке, Том Манн и Британская социалистическая партия в Англии, Лорио и его друзья во Франции и т. д.), во-вторых, что мой ответ будет воспроизведен без всяких изменений, т. е. вы имеете право не публиковать мой ответ, но если вы его опубликуете, то не имеете права ничего менять в моем тексте...»3
В ответном письме Н. Д. Коча заверил В. И. Ленина, что все выдвинутые им условия будут полностью выполнены. «Гражданин Ленин,— писал Н. Д. Коча,— я даю письменную личную формальную и вполне определенную гарантию в том, что через нашу ассоциацию буду осведомлять всю рабочую прессу, т. е. также органы рабочей печати с интернационалистскими тенденциями, и даже их в особенности.
Точно так же я ручаюсь, что Ваш ответ будет напечатан без всяких изменений и что если цензура союзных стран захочет выбросить некоторые места, то мы запретим опубликование интервью, которое Вы соблаговолите мне дать.
В Петрограде я все время к Вашим услугам и считаю себя полностью ответственным лицом. Остальные ответственные лица: в Париже гражданка Т. Даниель, 54, ул. Вассано, в Вашингтоне — гр. Куше, Нью-стрит Б. 23, и в Лондоне — Е. Уолфорд, Отель Соединенных Штатов»4.
Получив заверения Н. Коча в том, что все выдвинутые им условия будут выполнены, В. И. Ленин ответил на поставленные вопросы, о чем свидетельствует пометка, сделанная им на письме Коча: «Дан ответ 10/XI. 1917»5.
Ответы В. И. Ленина до сих пор не разысканы. Остальные материалы, связанные с этим интервью, были переданы в 1960 году ЦК Румынской рабочей партии в дар Центральному Комитету КПСС.
Примечания:
1 Ленин. В. И. Полн. собр. соч., т. 50, с. 403, прим. 7.
2 Социалистическая рабочая партия в Америке.
3 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 50, с. 5—6.
4 Письма В. И. Ленину из-за рубежа. М., 1969, с. 7.1—72.
5 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 50, с. 403.
ПРОСТ В СВОЕМ ВЕЛИЧИИ И ВЕЛИК В СВОЕЙ ПРОСТОТЕ
В. И. Ленин принял Г. Ярроса 15(28) ноября 1917 года
Грегори Яррос (1883—1965) — журналист, в 1917 году — корреспондент американского телеграфного агентства Ассошиэйтед Пресс в Петрограде. Здесь Яррос встречался с Джоном Ридом и Альбертом Рисом Вильямсом, Робертом Майнором, сотрудничавшим в американском журнале «Либерейтор».
Вскоре Г. Яррос возвратился в США, где находился до 1924 года. В 1924 году он приехал в Советский Союз на постоянное жительство.
С 1927 года — гражданин СССР, занимался журналистской и преподавательской деятельностью.
Незадолго до Октября, прочитав в газетах программу большевиков, в которой они требовали немедленного перемирия на всех фронтах, передачи земли крестьянам и рабочего контроля над производством, Яррос решил встретиться с Лениным и отправился для этого в Смольный. «Бывший Смольный институт для благородных девиц,— писал Яррос,— тогда еще не утратил всех признаков своего былого назначения. На некоторых дверях третьего этажа еще красовались белые эмалированные дощечки: «Классная дама», «Учительская», «IV класс» и т. п.» На других уже висели новые таблички из грубой бумаги: «Комитеты», «Фракции». Идя по длинному коридору с бесчисленным множеством дверей, Яррос пытался узнать, где можно увидеть Ленина, у проходивших мимо него рабочих и солдат. «Зря теряете время, товарища Ленина в Смольном нет»,— отвечали ему. Однако это не удовлетворило журналиста, он упрямо продолжал свои поиски, пока не выяснил, что Временное правительство отдало приказ об аресте Ленина и он вынужден скрываться. «Я смутно сознавал,— писал Г. Яррос,— что именно здесь, в Смольном, в ближайшее время будет решен вопрос «кто — кого».
Г. Ярросу довелось стать свидетелем великих событий, совершившихся в Петрограде. «Я,— вспоминал Яррос,— вздрогнул от пушечного выстрела, который как гром прокатился совсем близко от меня. То был исторический залп крейсера «Аврора», стоявшего на якоре на Неве, всего в нескольких сотнях метров от моей квартиры.
Те десять дней, которые потрясли мир, потрясли и меня до глубины души, и я пришел в себя только на одиннадцатый, когда события начали принимать «будничный» характер и я вполне освоился с положением».
25 октября 1917 года Яррос, пробравшись к Смольному, увидел прикрепленную к стене листовку. Это было воззвание Военно-революционного комитета «К гражданам России». Передав это важное сообщение в американскую газету, Яррос вновь отправился в Смольный. С трудом добившись пропуска, он оказался в штабе революции.
«Густая толпа,— описывает Яррос,— запрудила все лестницы и коридоры, и я с большим трудом протискивался сквозь ряды рабочих, солдат, красногвардейцев и других, медленно продвигавшихся по направлению к залу заседаний. Едва пробившись туда, я вынужден был остановиться у самой двери.
Зал был битком набит. Происходило непрерывное заседание Петроградского Совета, и председательствующий объявил выступление еще невидимого оратора приблизительно следующими словами (я цитирую по памяти): «Среди нас здесь находится товарищ, которому преследования правительства Керенского не позволяли выступать на митингах и собраниях. Вы все его знаете. Разрешите представить товарища...» Последнее слово потонуло в оглушительном взрыве аплодисментов, так как в эту минуту Ленин внезапно появился на трибуне.
Люди вскочили с мест, некоторые взобрались на стулья, чтобы лучше видеть. Все хлопали, кричали: «Да здравствует Ленин!» Трудно описать, что творилось в зале. Это было бушующее море звуков. Просто дух захватывало.
Я смотрел на лица людей: они выражали страстную, беспредельную преданность скромному и внешне ничем не выделявшемуся человеку. Он был среднего роста, с большим лбом и заметной лысиной, с несколько выдающимися скулами и слегка прищуренными глазами. Ленин стоял, время от времени поднимая руку, чтобы прекратить овацию, но она с каждым разом становилась все оглушительнее... Она длилась бы дольше, если бы Владимир Ильич не сделал решительного жеста и не шагнул вперед. Было очевидно, что его мысли заняты были не этой ошеломляющей встречей, а чем-то гораздо более важным для него. Речь Ленина подтвердила мое впечатление: он говорил о переходе всей власти к Советам.
На меня эта демонстрация народного восторга произвела такое сильное впечатление, что я даже забыл вынуть свой блокнот и вспомнил об этом позднее, когда в голове остались разрозненные обрывки речи». Так описал Яррос свою первую встречу с В. И. Лениным.
Второй раз Г. М. Яррос видел В. И. Ленина 15(28) ноября 1917 года. Он пришел в Смольный, чтобы попросить Владимира Ильича прокомментировать результаты выборов в Учредительное собрание по Петроградскому избирательному округу, где большевики получили 6 мест из 12.
На этот раз попасть в Смольный, писал Яррос, «для меня уже не представляло никаких затруднений, и я очутился в приемной. Ленин вообще был очень доступен и терпеливо выслушивал всякого, кому удавалось преодолеть препятствия в лице преданного ему персонала канцелярии. В те дни иностранному журналисту было особенно трудно проникнуть в кабинет Ленина, так как его секретари полагали, что у него есть более важные дела, чем давать интервью корреспондентам зарубежных да еще буржуазных газет. С их точки зрения, они, возможно, были правы, но корреспондент в данном случае думал иначе.
После неоднократных, но безуспешных попыток,— продолжает Яррос,— внушить молодой женщине, исполнявшей обязанности личного секретаря Ленина, что американский народ живо интересуется Россией и что нет лучшего источника информации, чем Ассошиэйтед Пресс, я решил обойтись без ее помощи и обратиться к Ленину непосредственно.
Я уселся против его кабинета и стал ждать. Прошло полтора часа, и наконец моя терпеливость была вознаграждена. Увидя, что дежуривший у двери красногвардеец встал, вытянулся и приставил ружье к ноге, я быстро пересек помещение и очутился у двери как раз в тот момент, когда она открылась и, держа исписанные листки в руках, появился Ленин.
Столкнувшись лицом к лицу со мной, он остановился, несколько удивленный, и спросил:
- Вы ко мне?
Я отрекомендовался и вкратце объяснил цель моего посещения. Ленин тогда просто сказал:
- Если вы изложите ваши вопросы на бумаге, я отвечу на них. Передайте через товарища... (фамилию я не расслышал).— И, кивнув мне, направился к той самой молодой женщине, которая так ревниво оберегала его от моих просьб».
Г. Яррос не стал откладывать, тут же вырвал листок из своей записной книжки и набросал три вопроса. «Через 20 минут я получил,— пишет Яррос,— свой листок с собственноручными ответами Ленина и его подписью — «Владимир Ульянов (Ленин)»1.
Приводим вопросы Г. Ярроса и ответы В. И. Ленина:
- Что Вы думаете о результатах выборов в Учредительное собрание? — спросил корреспондент.
- Я думаю, что эти выборы являются доказательством большой победы большевистской партии. Число голосов, отданных ей на выборах в мае, августе и сентябре, постоянно росло. Получить шесть мест из двенадцати в городе, где буржуазия (кадеты) очень сильна, значит победить в России.
- Полагаете ли Вы, что Учредительное собрание в таком составе, какой предсказывают результаты выборов в Петрограде, санкционирует все мероприятия правительства народных комиссаров?
- Да, санкционирует, потому что тогда, согласно Вашему предположению, не будет никакого большинства против нас, ведь вместе с левыми эсерами мы составим большинство в Петрограде (семь из двенадцати).
- Какие партии войдут в состав нового Совета Народных Комиссаров?
- Я не знаю определенно, но полагаю, что кроме большевиков только левые эсеры2.
Позже Г. Яррос, рассказывая о том, какое впечатление произвел на него Владимир Ильич Ленин, отмечал, что его поражало в Ленине прежде всего «отсутствие сознания власти, которое так пагубно действует на обыкновенных смертных. Он оставался все тем же простым, искренним и доброжелательным человеком и никогда не терял чувства юмора».
По возвращении Г. Ярроса в Соединенные Штаты профессор Чикагского университета Мид спросил его, чем объяснить успех Ленина?
«Ленин,— ответил Яррос,— человек действия, а не красивых слов и действия, строго рассчитанного и целесообразного... Ленин знал точно, чего он хочет, и для достижения своего идеала, не поколебленного ссылкой в далекую Сибирь и многими годами изгнания за границей, он не щадил ни себя, ни других. Но самое главное — это то, что Ленин понимал народ и его нужды. Он знал, что русскому крестьянину не нужны Константинополь и Дарданеллы... а нужна земля; что русскому рабочему, работавшему 10—12 часов в сутки, нужен восьмичасовой рабочий день и более сносные условия жизни, а не британская конституция и свобода ораторствовать в русском варианте лондонского Гайд-парка; что тому же крестьянину или рабочему, одетому в солдатскую шинель, нужен мир, а не «война до победного конца». Он обещал дать им все это, и они пошли за ним. И в том, что Ленин не смог сразу выполнить все свои обещания, виноваты великие державы, включая и страну самого господа бога3. Вот чем объясняется то, что Вы назвали «успехом Ленина».
...Про Ленина можно с полной искренностью сказать, что он был прост в своем величии и велик в своей простоте»4.
Примечания:
1 См.: За рубежом, 1963, 25 июня.
2 См. Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 54, с. 381—382.
3 Так некоторые американцы называют свою страну.
4 Ленин всегда с нами. М., 1967, с. 189—190.
ПРИЗНАТЬ НЕЗАВИСИМОСТЬ ФИНЛЯНДСКОЙ РЕСПУБЛИКИ
В. И. Ленин принимал К. Идмана 15(28) декабря 1917 года и в ночь с 18(31) на 19 декабря 1917 года (1 января 1918 года).
Карл Идман (1885—1961) — финский дипломат, доктор юридических наук.
В 1917 году — советник представительства Финляндии в Петрограде. Дважды встречался с Лениным в конце 1917 года, в дни получения независимости Финляндии. Начиная с 1919 года был посланником Финляндии в ряде стран Центральной Европы и Японии. В 1925—1927 годах возглавлял министерство иностранных дел Финляндии. В 1948 году участвовал в подготовке и подписании советско-финляндского Договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи. Занимался литературной работой.
Во второй половине декабря 1917 года сенат Финляндии направил советника представительства Финляндии в Петрограде К. Идмана и сенатора К. Энкеля в Советскую Россию, поручив им встретиться с Лениным и выяснить вопрос о том, как отнесется Совет Народных Комиссаров к признанию независимости Финляндии, если ее правительство обратится с просьбой об этом.
Как известно, после победы Октябрьской революции одним из первых декретов Советского правительства была «Декларация прав народов России», которая положила конец неравноправию нерусских национальностей, проживавших на территории царской России, и законодательно закрепила основные принципы ленинской национальной политики: равенство и суверенитет народов России, право наций на самоопределение вплоть до отделения и образования самостоятельных государств.
В ноябре 1917 года сенат Финляндии, которая входила в состав Российской империи на правах автономии, провозгласил ее независимость. Однако ни одно из западных государств не спешило официально признать эту независимость. Как писал К. Идман в своих воспоминаниях, «по мнению одного из наших представителей за границей, там стали на ту точку зрения, что признанию нашей независимости другими странами должно предшествовать признание этой независимости Россией»1.
В этих условиях признание де-юре Финляндии Советской Россией имело для нее важное политическое значение.
Встреча Карла Идмана и К. Энкеля с Владимиром Ильичем Лениным состоялась в Смольном 15(28) декабря 1917 года. В сопровождении уполномоченного СНК РСФСР в Финляндии И. Т. Смилги их провели в комнату, где работал Ленин. При виде вставшего навстречу В. И. Ленина «меня,— вспоминал Идман,— охватило какое-то замешательство от того, что этот человек, какого бы мнения мы ни были о его учении, но который оказывает столь большое влияние на судьбы своего обширного отечества, производил столь скромное впечатление. Он был среднего роста, лысый, на висках немного рыжеватых волос, короткая, редкая рыжеватая бородка. По острым и умным глазам было видно, что этот человек обладает большой силой воли. Речь его была проста и естественна, как и все его поведение. Тот, кто его не знал, никак не мог бы предположить, какая это сильная личность...
Ленин принял нас дружелюбно и извинился, что нам пришлось долго ждать»2. Комната, в которую провели финских представителей, была разделена дощатой перегородкой на две части. В одной, по воспоминаниям Идмана, сидели два человека. Ленин пригласил их пройти во вторую половину комнаты, такую же простую, с побеленными стенами, деревянным столом и несколькими стульями. В ходе беседы с Лениным Энкель подробно рассказал об обстановке в Финляндии, объяснил причины, почему правительство Финляндии не сразу обратилось к Советскому правительству с просьбой о признании: правительство Финляндии ожидало созыва Учредительного собрания, но поскольку до сих пор неизвестно, соберется ли оно, сенат решил обратиться к Совету Народных Комиссаров.
Владимир Ильич ответил, что Учредительное собрание будет скоро созвано. «Но сенат,— сказал он,— должен сам решить, как действовать и к кому обратиться»3. Если сенат обратится к Совнаркому, несомненно, решение будет положительным.
Затем В. И. Ленин сказал, что в соответствии с существующим законодательством решение Совнаркома должно быть утверждено Центральным Исполнительным Комитетом рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. В заключение беседы Ленин дал ряд советов по интересовавшим Идмана и Энкеля конкретным процедурным вопросам, касавшимся взаимоотношений Финляндии и Советской России.
Второй раз Идман встречался с Лениным также не один, а вместе с сенатором Энкелем и премьер-министром Финляндии П. Свинхувудом. Эта встреча состоялась в канун Нового года — 31 декабря 1917 года. Делегация привезла обращение сената Финляндии к Совету Народных Комиссаров с просьбой о признании. Как и первый раз, делегаты прибыли в Смольный поздно вечером, но Смольный жил бурной жизнью. В его многочисленные комнаты заходили рабочие, красногвардейцы, солдаты, матросы. В помещениях было холодно. И «несмотря на нашу теплую одежду,— вспоминает Идман,— нам приходилось постоянно двигаться, чтобы немного согреться».
Владимир Ильич был занят. Ждать пришлось три часа. За несколько минут до полуночи в комнату вошел Бонч-Бруевич и передал финским представителям подписанный Совнаркомом документ, в котором указывалось, что в ответ на обращение Финляндского правительства о признании независимости Финляндской республики «Совет Народных Комиссаров, в полном согласии с принципами права наций на самоопределение, постановляет:
Войти в Центральный Исполнительный Комитет с предложением:
а) признать государственную независимость Финляндской Республики
и б) организовать, по соглашению с финляндским правительством, особую комиссию из представителей обеих сторон для разработки тех практических мероприятий, которые вытекают из отделения Финляндии от России...»4 Врученное решение было напечатано на четверти листа плотной шелковой бумаги.
Идман вспоминал, что они не ожидали, что решение о признании будет принято так быстро. «Нечего и говорить о том,— отмечал Идман,— какое величайшее удовлетворение и радость испытали мы тогда, получив это первое признание независимости Финляндии. Исполнилась заветная мечта всего народа Финляндии. Естественно, что нас охватило чувство благодарности к правительству Ленина, которое без всяких условий признало независимость нашего народа. У нас явилось желание выразить благодарность лично Ленину. Энкель передал нашу просьбу Бонч-Бруевичу, но тот сначала стал возражать. Ленин в этот момент был на заседании Совета5. Энкель повторил просьбу, Сказав, что, может быть, Ленин найдет пару минут, чтобы выйти к нам.
Спустя минуту Ленин вышел. Улыбаясь, он спросил, довольны ли мы. «Очень даже довольны»,— ответил Свинхувуд. Встреча Ленина со Свинхувудом,— вспоминает далее Идман,— несомненно, была, если ее сравнить со встречей двух руководителей государств в ином мире, весьма оригинальной. Не было никакого церемониала. Все было просто и непринужденно. «Когда Ленин вышел и мы подошли к нему, вокруг нас собрались присутствовавшие там солдаты, матросы и другие люди, наблюдавшие с любопытством за нашим разговором, из которого они сразу поняли, что Совет Народных Комиссаров только что признал независимость Финляндии и что проведшие здесь несколько часов иностранцы — делегация, представляющая сенат Финляндии.
Все казались довольными. Нам пожимали руки, выражая радость по поводу «мероприятия Ленина»... Свинхувуд той же ночью специальным поездом выехал в Хельсинки, захватив с собой заверенную моей и Энкеля подписью копию признания».
Отмечая заслуги В. И. Ленина в решении этого важного вопроса, Идман писал: «...на признание Россией независимости Финляндии в значительной степени повлиял лично Ленин, отношение которого к Финляндии уже в течение двух десятилетий было весьма благожелательным»6.
Бывший в то время наркомом юстиции РСФСР И. Штейнберг в своих воспоминаниях рассказывает о том, как проходило подписание документа о признании независимости Финляндии членами Совета Народных Комиссаров: «Мы встали один за другим и с чувством особого удовлетворения подписали признание независимости Финляндии»7.
Позднее, выступая на VIII съезде РКП (б) 19 марта 1919 года, В. И. Ленин так вспоминал об этом событии: «Я очень хорошо помню сцену, когда мне пришлось в Смольном давать грамоту Свинхувуду... представителю финляндской буржуазии... Он мне любезно жал руку, мы говорили комплименты. Как это было нехорошо! Но это нужно было сделать, потому что тогда эта буржуазия обманывала народ, обманывала трудящиеся массы тем, что москали, шовинисты, великороссы хотят задушить финнов. Надо было это сделать»8.
8 января 1918 года состоялось заседание сената, посвященное признанию независимости Финляндии Советской Россией. Председатель сената Лунсон, открывая заседание, сказал: «Представители русской демократии от имени России первыми признали полную самостоятельность Финляндии. Таким образом, они осуществили на деле то право народов на самоопределение, которое они энергично провозглашали перед всем миром. Свободной Финляндии следует в качестве хорошего соседа проявить благодарность к русскому народу».
24 января 1959 года в комнате В. И. Ленина в Смольном состоялось открытие мемориальной доски в честь подписания СНК постановления о признании независимости Финляндии. В своей речи по поводу этого торжественного события президент Финляндии Урхо К. Кекконен сказал:
«...Великая Октябрьская революция создала предпосылки для самостоятельности Финляндского государства. Поэтому мы, финны, относимся с большой благодарностью к Великой Октябрьской революции и к великому человеку, руководившему ею»9.
Закладывая справедливые основы советско-финляндских отношений, гений Ленина смотрел в будущее.
История подтвердила, что в 1917 году советско-финляндским отношениям был задан верный тон. У истоков этих отношений стояли партия большевиков и ее вождь — великий Ленин.
Примечания:
1 Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине. М., 1979, т. 5, с. 149.
2 Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине, т. 5, с. 151.
3 Там же, с. 152.
4 Воспоминания о Владимире Ильиче-Ленине, т. 5, с. 152—153.
5 18(31) декабря и в ночь на 19 декабря 1917 г. (1 января 1918 г.) В. И. Ленин председательствовал на заседании Совета Народных Комиссаров.
6 Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине, т. 5, с. 153—154.
7 Там же, с. 153.
8 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 38, с. 158.
9 Правда, 1959, 25 января.
НАРОДЫ, ВОЙНЫ НЕ ЖЕЛАЮЩИЕ, СУМЕЮТ ВСЕМИ МЕРАМИ ВОЙНУ ПРЕДУПРЕДИТЬ
В. И. Ленин принял дипломатический корпус, аккредитованный в Петрограде, во главе с его дуайеном послом США Д. Френсисом 1(14) января 1918 года.
Прием В. И. Лениным дипломатического корпуса — одна из поучительных страниц истории дипломатии, когда представители молодого социалистического государства решили отвергнуть незаконные претензии представителей старой буржуазной дипломатии. В архиве Исторического общества американского штата Миссури хранится на бланке Совета Народных Комиссаров написанный В. И. Лениным на английском языке 1 января 1918 года документ, гласящий: «Дэвиду Р. Френсису, американскому послу, Петроград. «Сэр, не будучи в состоянии связаться с Вами по телефону в 2 часа, как было условлено, я пишу, чтобы сообщить Вам, что я был бы рад встретиться с Вами в моем кабинете — Смольный институт, комната 81 — сегодня в 4 часа дня. С уважением Ленин». Эта ленинская записка явилась ответом на просьбу о приеме дипломатического корпуса главой рабоче-крестьянского правительства, с которой обратился к Ленину посол США как дуайен (глава дипломатического корпуса).
Не прошло и двух месяцев со дня свершения Октябрьской революции, как к В. И. Ленину напросился на прием дипломатический корпус в составе двадцати послов во главе с его дуайеном американским послом Дэвидом Френсисом, не скрывавшим своей ярой враждебности к Октябрьской революции. До приезда в Россию Френсис был губернатором штата Миссури. Он не являлся профессиональным дипломатом и получил назначение на этот пост за особые заслуги в выборной кампании, как это обычно принято в США. Его познания в области внешней политики были крайне поверхностны, и о России Френсис тоже не имел большого представления.
Прием состоялся 1(14) января 1918 года в помещении Смольного. Причиной первого визита дипломатов к Председателю Совета Народных Комиссаров послужил арест Советским правительством румынского посланника К. Диаманди в знак протеста против действий румынского правительства, незаконно интернировавшего русские войска, возвращающиеся на родину.
Об этом случае приводятся интересные факты в книге С. Зарницкого и Л. Трофимовой «Так начинался Наркоминдел» (М., 1984).
«Под Новый, 1918 год произошло событие, уникальное в истории советской дипломатии. По распоряжению Совнаркома комиссар Г. И. Благонравов арестовал румынского посланника графа Константина Диаманди и вместе с сотрудниками его миссии препроводил в Трубецкой бастион Петропавловской крепости.
Советское правительство пошло на такой шаг во имя спасения жизни и свободы тысяч русских солдат, ради предотвращения войны с Румынией. В конце декабря 1917 года из Кишинева было получено сообщение о том, что румынские войска вступили в Бессарабию, оккупировали ряд населенных пунктов, расстреляв при этом революционеров. Кишиневский революционный комитет принял меры для урегулирования возникшего конфликта: направил в Яссы своих представителей. Они были задержаны румынскими военными властями, приговорены к расстрелу, и только вмешательство русских частей спасло им жизнь. 29 декабря Наркоминдел вручил Диаманди ноту, в которой Советское правительство потребовало прекращения этой акции, равносильной объявлению войны, и просило принять соответствующие меры. Посланник был предупрежден, что в случае продолжения провокации будут приняты ответные меры по отношению к контрреволюционным румынским заговорщикам, независимо от того, какие посты они занимают в румынской иерархии. Диаманди даже не соизволил подтвердить получение ноты. 12 января было получено сообщение: румынские войска начали окружение и разоружение 49-й революционной дивизии, члены ее полковых комитетов арестованы. 13 января румынскому посольству была направлена еще одна нота, в которой содержалось требование немедленно освободить арестованных и дать гарантии, что подобного впредь не повторится. Текст ноты был передан по радио также в Бухарест. «Неполучение ответа на это наше требование в течение 24 часов будет рассматриваться нами как новый разрыв, и мы будем тогда принимать военные меры, вплоть до самых решительных».
Диаманди должен был бы обратить внимание на то, что эта нота была подписана уже не наркомом по иностранным делам, а Председателем Совнаркома В. И. Лениным, верховным главнокомандующим Н. В. Крыленко и наркомом по военным делам Н. И. Подвойским. Посланник игнорировал и это обращение и не поставил Наркоминдел в известность, сообщено ли о нем в румынскую столицу.
Демонстрируя свое «бесстрашие», Диаманди назначил на момент истечения срока, установленного Советским правительством, прием в посольстве. Сутки истекли. В. И. Ленин направил в Наркомат по военным делам предписание «арестовать немедленно всех членов румынского посольства и румынской миссии, а равно всего состава служащих при всех учреждениях посольства, консульства и прочих официальных румынских учреждений»1. Прямо с приема Диаманди во фраке был доставлен в крепость. Уполномоченный наркома иностранных дел И. А. Залкинд был вызван в Смольный и находился у В. И. Ленина, когда из Наркоминдела ему сообщили о звонке американского посла Френсиса, который в качестве дуайена дипломатического корпуса (он стал им после отъезда британского посла Бьюкенена) просил вместе со своими коллегами, чтобы их принял Председатель Совнаркома. Было решено, что их примет Залкинд, о чем тот поставил в известность Френсиса, вернувшись на Дворцовую площадь. Однако американский посол продолжал настаивать на аудиенции у В. И. Ленина, просил навести соответствующие справки и дать ему ответ в два часа пополудни. Просьбу Френсиса решили удовлетворить. Но встал вопрос о том, уместится ли в небольшом кабинете В. И. Ленина двадцать один дипломат. Поэтому выбор сначала пал на так называемый «парадный зал». Потом, как вспоминал Залкинд, этот вариант был отвергнут: зал оказался «очень уж нелепо кем-то разукрашен разноцветными половиками и зеркальным трюмо посередине». Пришлось остановиться на кабинете В. И. Ленина...
К четырем часам дипломаты начали съезжаться к Смольному. Когда они все собрались, их провели в кабинет Ленина».
Дуайен представил Ленину прибывших дипломатов. Среди них были посол Франции Джозеф Нуланс, Дестре — посланник Бельгии, граф дела Виньяза — посол Испании, маркиз Карлотти ди Рипарбелла — посол Италии, барон Свирто де Ландас-Виборг — посланник Нидерландов, генерал Эдуард Бренд стрем — посланник Швеции, барон Ичино Мотоно — посол Японии, Пра-Визан-Бачанакич — посол Сиама (Таиланда).
Когда шла церемония представления, В. И. Ленин внимательно следил за происходящим. О чем в это время думал Ленин?
Советский писатель Савва Дангулов, описавший эту встречу, так представил себе размышления Ленина: «Ни одна страна не признала нового правительства России. Ни одна страна даже отдаленно не дала понять, что акт признания может иметь место. Все чаще Советскую Россию сравнивают с утесом в безбрежном море. Да, именно утес — каменная глыба, непоколебимо мощная, но пока что единственная — кругом водяной простор, пустыня. И вот двадцать послов и посланников, все те, кто представлял разные страны земного шара, в том числе всю группу великих держав-союзников, явились к главе Советского правительства. Нет, здесь был иной мотив, более значительный, чем эпизод с Диаманди: очевидно, посещение дипломатами Ленина было рассчитано на внешний мир и призвано было свидетельствовать, в какой мере непримиримы державы-союзники к Республике Советов. Непримиримы... Вильям Френсис и Жозеф Нуланс — да только ли они? — явились сегодня сюда, чтобы взглянуть своему врагу в глаза, первый раз и, очевидно, последний... Взглянуть и сказать: «Мы едины в своей решимости...»2
После того как закончилась церемония представления послов В. И. Ленину, Френсис от имени дипломатического корпуса потребовал освобождения румынского коллеги. Для того чтобы дипломатам стала ясна причина ареста Диаманди, Залкинд кратко осветил историю вопроса и зачитал телеграмму начальника 49-й пехотной дивизии и председателя комитета 194-го полка о неспровоцированном нападении на них румынских соединений. После этого В. И. Ленин заявил собравшимся, что предпринятые Советским правительством меры в отношении Диаманди законны уже потому, что Румыния формально не объявила войны России, но начала в то же время боевые действия против русских войск с целью их разоружения.
Глава Советского правительства ответил, что никакого нарушения дипломатических норм не произошло, так как со страной, которую представляет Диаманди, нет никаких отношений, они не установлены.
Посол Франции Нуланс потребовал, чтобы его коллега Диаманди был освобожден без всяких условий...
В. И. Ленин внимательно и терпеливо выждал, когда закончит Нуланс, и, обратившись к Френсису (дав этим понять Нулансу, что он игнорирует его реплику), заявил, что румынский посланник Диаманди был арестован в силу чрезвычайных обстоятельств, никакими дипломатическими трактатами и никакими дипломатическими обрядностями не предусмотренных. Тут спохватился и Френсис, который поторопился высказать уверенность, что «освобождение г. Диаманди подкрепит справедливое доверие со стороны цивилизованных стран к Рабочему и Крестьянскому Правительству». Его поддержал бельгийский посланник Дестре заявлением, что «все прочие государства никогда и ни при каких условиях не посягнут на неприкосновенность дипломатических представителей Совета Народных Комиссаров». Западные дипломаты были неискренни в своих заявлениях. Потребуется не так уж много времени, чтобы стала очевидной вся фальшь их утверждений.
В. И. Ленин предложил сотруднику Наркоминдела Залкинду огласить в переводе на французский язык телеграмму, полученную непосредственно от начальника интернированной дивизии. В ней говорилось: «Фуражные запасы 49-й пехотной дивизии захвачены румынами... передвижение полков задерживается силой оружия, один из полков дивизии, именно 194-й Троицко-Сергиевский, был окружен румынами, подвоз провианта отрезан, после чего полк был разоружен и отведен в тыл... румынами был арестован выборный орган комитета 194-го полка и передан высшим румынским властям...
Мы готовы, если предательски арестованные не будут освобождены, сейчас выступить с оружием и заставить силою оружия освободить арестованных»3.
В. И. Ленин добавил: он не согласен, что репрессии в отношении представителя страны, формально нам войны не объявившей и в то же время окружившей нашу целую дивизию, морящей ее голодом, обезоруживающей ее, арестовывающей ее выборных лиц, являются недопустимыми. Французский посол Нуланс вновь возбужденно, в раздраженной манере возмутился о будто бы имевшем место ограблении винного погреба в итальянском посольстве. Маркиз Карлотти ди Рипарбелла недоуменно взглянул на коллегу. Такая защита ему явно была не нужна.
В. И. Ленин снова обратился к Френсису и сказал: «Для социалиста жизнь тысяч солдат дороже спокойствия одного дипломата»4.
Френсис был вынужден изменить тон и высказался, что положение сможет быть выяснено в течение ближайшего времени и что освобождение Диаманди подкрепит справедливое их доверие к Рабочему и Крестьянскому Правительству5.
В том же духе выступили бельгийский посланник Дестре, затем взял слово представитель сербского короля Спойлакович; он, в частности, заявил, что, несмотря на возмутительное нападение на Сербию, она, находясь в положении отчаянном, тем не менее австрийского посла не арестовала.
В. И. Ленин, отвечая Спойлаковичу, сказал, «что он вполне разделяет возмущение Спойлаковича агрессивными и империалистическими действиями Австрии и Германии, но в то же время никакими репрессиями в отношении дипломатических представителей война избегнута быть не могла; теперь же народы, войны не желающие, сумеют всеми мерами войну предупредить»6. Далее Председатель Совнаркома разъяснил собравшимся дипломатам основные принципы внешней политики Советского государства. Такой поворот встречи явно не устраивал представителей Антанты, и поэтому наиболее опытный из них — Нуланс постарался повернуть ее в прежнее русло — к вопросу об освобождении Диаманди.
Френсис и Нуланс вновь обратились с просьбой об освобождении Диаманди в тот же день.
Завершая аудиенцию, В. И. Ленин заявил, что он об этом сегодня доложит Совету Народных Комиссаров в интересах скорейшего разрешения вопроса.
Так, в 4 часа 45 мин. закончилось длившееся 30 минут первое посещение Председателя Совета Народных Комиссаров В. И. Ленина дипломатическим корпусом, аккредитованным в Петрограде.
Видимо, аргументация, приведенная Лениным в обосновании предпринятых мер Советского правительства, оказала определенное воздействие на дипломатов. Кавалькада машин дипкорпуса из Смольного отправилась в американское посольство, которое размещалось на Фурштадтской, где послы обсудили создавшуюся ситуацию. Спустя два часа после аудиенции дипломатического корпуса к Ленину раздался звонок из американского посольства с просьбой принять телефонограмму. Френсис счел необходимым еще раз изложить свою скорректированную позицию по этому вопросу в телефонограмме на имя В. И. Ленина. Она была вручена Владимиру Ильичу, когда он возвратился с митинга отправлявшегося на фронт отряда новой, социалистической армии. Что же Френсис просил передать В. И. Ленину?Американский посол, говорилось в телефонограмме, заверяет, что он немедленно по освобождении Диаманди поедет к нему с протестом по поводу нападения румын на русские войска и сделает через американского представителя в Румынии соответствующее заявление румынскому правительству. Он рассматривает акт ареста Диаманди как формальное выражение протеста русского правительства против действий румынского командования.
Это заявление дуайена дипломатического корпуса было принято во внимание, когда в ночь с 1 (14) на 2 (15) января Совнарком на своем заседании вновь рассматривал вопрос об аресте румынского посланника. Было констатировано, что поставленная цель — выразить самый резкий протест против противоправных действий румынского правительства — достигнута и что можно «с пользой для дела предоставить теперь румынского посла воздействию на него других послов». Поэтому Совнарком единогласно постановил «румынского посла освободить, сообщив ему, что в три дня должны быть приняты меры к освобождению арестованных румынами русских солдат».
Диаманди был выпущен из крепости и сдан с рук на руки уже ожидавшему его у ворот Петропавловской крепости Нулансу. Однако посланнику недолго было суждено оставаться в объятиях антантовских дипломатов и повествовать им о «пережитых ужасах». Вскоре Румыния вступила в сепаратные переговоры о мире со странами Четверного союза, и граф поспешил «уйти по-английски» из Советской России, ни с кем не попрощавшись.
Так в первый и последний раз высокие представители Антанты вступили в официальный контакт с Советским правительством. Французский журналист Жак Садуль вскоре после «нашествия дипломатов на Смольный» встретился с Владимиром Ильичем. «Ленина очень развеселила поспешность, с которой все дипломаты — молодые и старые, представители союзных и нейтральных держав, отвергавшие прежде с негодованием всякие контакты со Смольным, вмешались в это дело. Он не ожидал такого торжественного новогоднего приема и сказал мне, улыбаясь, что все еще не может оправиться от волнения, которое вызвала в нем встреча со столькими представителями высшего света одновременно. Он с иронией выразил сожаление о том, что послы, которые проявляют столько инициативы, когда заходит речь о защите привилегий их почетной корпорации, не развертывают такой же деятельности, когда нужно... предотвратить пролитие крови их солдат».
Примечания:
1 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 50, с. 23.
2 Дангулов С. Ленин разговаривает с Америкой. М., 1963, с. 31—32.
3 Документы внешней политики СССР. М., 1957, т. 1, с. 82—83.
4 Там же, с. 84.
5 См.: Документы внешней политики СССР, т. 1, с. 84.
6 Там же.