Глава 11.

СЕКРЕТНЫЕ ДОКУМЕНТЫ ОБЛИЧАЮТ

Каждый гражданин обязан умереть за Родину, но никого нельзя обязать лгать во имя Родины.
Шарль Луи Монтескье


В принципе, эту главу можно было бы и не комментировать. Практически вся она посвящена «документам Сиссона», и прочитать о них можно в книгах Г.Л. Соболева «Русская революция и «Немецкое золото», В.И.Старцева «Ненаписанный роман Фердинанда Осендовского» и многих других. Поэтому главу я сокращу до минимума (желающие насладиться полной версией книг Арутюнова, - добро пожаловать в бескрайний мир интернета. Этого добра там достаточно).

Сборник документов представляет собой серию материалов (около 70 единиц) о, якобы имевших место, письменных сношениях между германским правительством и большевиками, а также доклад Эдгара Сиссона, являвшегося представителем Правительственного Комитета общественного осведомления США в России зимой 1917—1918 годов. Аким Арутюнов представил читателям Сиссона, как «вдумчивого дипломата». Таковым, без сомнения, он и останется в истории.

К сборнику приложено заключение специального комитета, тщательно исследовавшего документы на предмет их достоверности. Оно было сделано специалистами во главе с видными американскими учеными — основателем архивного дела в США, редактором “Американской исторической ассоциации” Франклином Джеймсоном и профессором Чикагского университета, крупным специалистом по России и большим знатоком русского языка Самуэлом Харпером, которые подтвердили, что документы, подвергнутые экспертизе, являются подлинными.

Профессор В.Г.Сироткин в своей книге писал: «…Окончательный удар по фальшивке Оссендовского-Когана-Сиссона был нанесён 65 лет спустя, когда в 1982 году на ежегодном собрании Общества американских архивистов были оглашены письменные посмертные признания двух экспертов – организаторов архивного дела в США проф. Джеймсона и крупнейшего слависта тех времён проф. Харпера о том, что в 1918 году они дали заведомо ложное заключение на «документы Сиссона» по личной просьбе президента Вудро Вильсона».

Из книги Г.Л.Соболева: «…Мой опыт с документами Сиссона, — писал Харпер, — ясно показал то давление, которому подвергаются профессора во время войны... для профессора невозможно было не внести свой вклад в развитие военного духа, даже если это было сопряжено с необходимостью заявлений определенно пристрастного характера».

«Документы Сиссона» довольно долго числились в списке пропавших, пока в 1952 году они не были найдены в одном из «тайных сейфов Белого дома».

…Этим, очевидно, воспользовался известный американский историк, лингвист и дипломат Джордж Кеннан. Хорошо владея русским и немецким языками, Кеннан с большим энтузиазмом приступил к их научной экспертизе. Предмет исследования настолько захватил Кеннана, что он не упустил случая, чтобы встретиться с экс-премьером России А.Ф. Керенским, чтобы узнать его отношение к “документам Сиссона”.

Г.Л.Соболев пишет, что Керенский сказал Кеннану следующее: «…он ответил, что эти документы смесь правды и лжи и совершенно очевидно являются подделкой».

Итоги своей работы с оригиналами Кеннан в 1956 году изложил в июньском номере “The Journal of Modern History”, издаваемом в Чикаго. Внимательно изучив труд Кеннана, к сожалению, должен констатировать, что он меня разочаровал. Удивило меня прежде всего то, что он, бесспорно авторитетный ученый, из 70 документов подверг экспертизе относительно полно лишь 12 (№№ 5, 7, 9, 15, 17, 19, 22, 23, 27, 37А, 43, 53). При выполнении столь серьезной и сложной задачи Кеннан почему-то пренебрег многими приемами и методами источниковедческого анализа письменных документов, выработанными исторической наукой.

О, этот знаменитый источниковедческий анализ! Эта супер-отмычка, безотказно вскрывающая секреты подлых кремлёвских фальсификаторов. Эта, не побоюсь такого слова, кувалда исторической правды, безжалостно сокрушающая головы идеологических противников Арутюнова. Отдавая должное универсальности акимовского чудо-оружия, не могу не отметить, что дело здесь, в первую очередь, не в инструменте, а в чутких руках мастера, который этим инструментом орудует. Вряд ли Кеннан, при всём старании, смог бы достичь столь же феерических результатов.

Фактически при экспертизе Кеннан основное внимание уделил графологическому аспекту. Причем экспертизе подверг не резолюции, подписи и прочие пометки, сделанные на документах руководителями советского правительства и чиновниками различных ведомств, как следовало бы поступить, а письмо некоего А. Оссендовского от 13 ноября 1917 года, адресованное своему приятелю “Евгению Петровичу”.

Приятель «Евгений Петрович» это Е.П.Семёнов (он же – С.М.Коган) – петроградский журналист, который, собственно, и продал г-ну Сиссону ставшие впоследствии знаменитыми документы. В прошлом, кстати, эсер.

Сравнивая почерк Оссендовского с подписью “Bauer”, сделанной на документах начальником Русского Отделения германского Генштаба латинскими буквами, Кеннан находит в буквах “В”, “а” и “u” сходство. Это, по-видимому, случайное сходство послужило для него зацепкой для пространного расплывчатого размышления и “основанием” для выводов, отличных от устоявшихся. Но Кеннан дальше общих размышлений и суждений не пошел, ибо прекрасно понимал, что малейшая попытка идентифицировать почерки, содержащиеся в совершенно разных источниках, вольно или невольно приведет к абсурдному выводу о том, что Бауэр и Оссендовский одно и то же лицо. И хотя доводы Кеннана касательно противоречивости “документов Сиссона” носят абстрактный характер, неубедительны и требуют серьезных научных аргументации…

Вынужден прервать Акима Арутюнова. Насколько я в курсе, Кеннан имел в виду именно то, что автором рассматриваемых документов был Оссендовский. Во всяком случае, такой вывод абсурдным ему не казался.

Доказательства же отнюдь не сводятся к «сходству трёх букв». Желающие могут почитать дополнительную литературу и самостоятельно прийти к выводу о степени абсурдности выводов Кеннана. Приведу только один отрывок из книги Г.Л.Соболева: «…Но самое главное открытие Кеннана состояло в том, что все документы основной части сиссоновской публикации были напечатаны на пяти различных машинках одной серии. «Внимательное изучение образцов машинописи основной части официальной брошюры (все напечатаны на машинке!) — писал он, — показывает совершенно определенно, что в подготовке этих документов использовались пять различных пишущих машин. В изготовлении 18 документов «Разведывательного бюро» использовались машинки №№ 1, 2, 3 и 4. Машинка № 1 использовалась особенно часто. Документы «Русского отделения Большого Генерального штаба» были отпечатаны на машинках № 1 и № 2. Два документа «Генерального штаба открытого моря» были напечатаны на машинке № 1. Все эти документы поэтому совершенно точно исходят из одного центра. С другой стороны, три документа от загадочного чиновника «Рейхбанка» напечатаны на машинке № 5, и они единственные во всей серии напечатаны на этой машинке». Все документы, исходившие из советских официальных учреждений и лиц, включая такие различные, как Народный комиссариат иностранных дел, «Комиссар по борьбе с контрреволюцией и погромами», «Контрразведка при Ставке» были напечатаны на двух машинках — № 1 и № 2. «Таким образом, — писал Кеннан, — документы якобы из русских источников были реально изготовлены в том же самом месте, где и документы, претендующие на то, что они исходят от германских учреждений — это явный признак обмана». Особенно убедительно он это показал на документах «Контрразведки при Ставке», которая должна была бы располагаться в Могилеве, а ее документы были почему-то написаны на тех машинках, что и «документы» «Комиссара по борьбе с контрреволюцией и погромами» и «Разведывательного бюро Большого Генерального штаба», находившиеся в Петрограде, Кеннан также обратил внимание на такую странность, как отсутствие печатей на некоторых документах «немецкого происхождения».

«Документы Сиссона» фигурируют в воспоминаниях многих исторических деятелей того времени. В частности Аким приводит отрывок из книги Брюса Локкарта (Генеральный консул Великобритании в России в 1915 – 1917 г.г., а с января по сентябрь 1918г. – глава британской миссии при правительстве Советской республики).

В своих воспоминаниях “Мои встречи с Лениным, Троцким и другими” Локкарт, в частности, приводит разговор с Троцким, состоявшийся у него 24 февраля 1918 года:

Схватив со стола пачку бумаг, он (Троцкий) сунул их мне в руки. Это были подделанные оригиналы документов, копии с которых я уже видел. На них стояла печать германского Генерального штаба, имелись подписи немецких офицеров. Адресованы они были Троцкому и содержали различные инструкции, которые он как “немецкий шпион” должен был выполнять. В одной бумаге даже давался приказ “способствовать перевозке двух немецких подводных лодок по железной дороге из Берлина во Владивосток!”.

Я видел эти “документы” прежде: их какое-то время назад распространяли в союзнических миссиях в Санкт-Петербурге, причем один комплект “оригиналов” был куплен американским агентом, а потом обнаружилось, что эти “инструкции”, полученные из столь удаленных друг от друга мест, как Спа (Бельгия), Берлин и Стокгольм, напечатаны на одной и той же пишущей машинке”.

Теперь посмотрим, как комментирует этот текст г-н Арутюнов.

Локкарт не поверил документам. И главная причина в том, что он клюнул на тщательно разработанный немецкой разведкой (возможно, совместно с ВЧК) план секретной переписки. Видимо, он заключался в том, чтобы содействовать сознательной утечке и распространению “секретной” информации, причем все это делалось с такой откровенностью и “оплошностью”, чтобы вызвать у противников явное недоверие к документам. Думается, то, что все документы, действительно поступавшие из разных мест, были отпечатаны на одной и той же машинке (если действительно были), — этот блестящий прием был направлен исключительно на дезинформацию разведорганов стран Антанты. Локкарт не сумел разгадать этот хитроумный план, а Троцкий, надо отдать ему должное, великолепно обвел его вокруг пальца, дав ознакомиться с содержанием некоторых документов, являющихся действительно подложными. И цель, которую ставили перед собой разработчики конспиративной переписки, в значительной степени была достигнута.

Разгадать суть этого хитроумного плана было по силам только Акиму. Ну а поскольку он его таки разгадал, то непонятно, почему Аким окрестил «претенциозным» заключение Кеннона о том, что «существует сильная вероятность» подложности «документов Сиссона»? Ведь «действительно подложные документы» с таким же успехом могли оказаться и у г-на Сиссона, поскольку ничего конкретного об их происхождении он не знал.

Арутюнов, кстати, применил не менее «блестящий» приём для доказательства подлинности «документов Сиссона». Он просто, но элегантно прошёл мимо того факта, что многие из них были отпечатаны на одной и той же машинке, вне зависимости от исходящего адреса.

Хотелось бы остановиться на ошибках, которые допустил Локкарт из-за невнимательности. Документ, о котором он пишет, был адресован не Троцкому, а “В Совет Народных Комиссаров”. В нем говорилось об обращении германского Верховного морского командования к Российскому правительству с предложением “принять меры к доставке в Тихий океан трех подводных лодок в разобранном виде по железным дорогам” (выделено мной. — А.А.). Непростительно опытному разведчику слово “трех” перепутать со словом “двух”.

Соглашусь с «историком», - Локкарт и в подмётки не годится старому металлисту Пудикову и честнейшей большевичке Фофановой. Человек не смог через несколько лет, по памяти дословно воспроизвести документ, который он видел несколько раз. Слабак!

Однако источниковедческий анализ документов, критика их содержания, а также сравнительный анализ сведений, содержащихся в этих источниках, с другими документами и материалами (в том числе из бывшего архива Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС) не дают оснований усомниться в подлинности и достоверности большинства документов. В сборнике, состоявшем из 6-ти глав, документы сгруппированы по тематическому принципу. Такой метод подачи документов возможно оправдан и объясним, но при этом нарушается принцип историзма. Поэтому их разбор следует начать с документа № 5, так как он является первым известным (пока) по времени о немецко-большевистских секретных сношениях.
Документ 5
“Гр. Генерал-Стаб.

Сентрал Абтайлунг, Секцион М.
Берлин.
Октября, 1917г.

Правительству Народных Комиссаров:

Согласно происшедших в Кронштадте в июле текущего года соглашений между чинами нашего генерального Штаба и вождями русской революционной армии и демократии г.г. Лениным, Троцким, Раскольниковым, Дыбенко, действовавшее в Финляндии русское Отделение нашего Генерального Штаба командирует в Петроград офицеров для учреждения Разведочного Отделения Штаба. Во главе Петроградского Отделения будут находиться следующие офицеры, в совершенстве владеющие русским языком и знакомые с русскими условиями:

Майор Любертц, шифрованная подпись Агасфер.
Майор фон-Бельке, шифрованная подпись Шотт.
Майор Байермейстер, шифрованная подпись Бэр.
Лейтенант Гартвиг, шифрованная подпись Генрих.

Разведочное Отделение, согласно договора с г.г. Лениным, Троцким и Зиновьевым, будет иметь наблюдение за иностранными миссиями и военными делегациями и за контр-революционным движением, а также будет выполнять разведочную и контр-разведочную работу на внутренних фронтах, для чего в различные города будут командированы агенты.

Одновременно сообщается, что в распоряжение Правительства Народных Комиссаров командируются консультанты по Министерству Иностранных Дел — г. Фон-Шенеман, по Министерству финансов — г. ФонТоль.

Начальник Русского Отдела Германского Генерального штаба:
О. Рауш. Адъютант Ю.Вольф.

И в компьютерном варианте книги, и в издании, которое я приобрёл за 200 рублей в местном книжном магазине (т.е. – в источниках, прошедших через шаловливые акимовские руки), документ датируется Арутюновым именно так: «Октября, 1917г.». Приведу ещё одну цитату из книги Г.Л.Соболева: «Пожалуй, самым ярким по своей нелепости, которая у нас стала исторической правдой, является «документ», направленный 25 октября 1917 г. из Германского генерального штаба «Правительству Народных Комиссаров». Ссылаясь на заключенное еще в июле 1917 г. соглашение с «вождями русской революционной армии и демократии» Германский генеральный штаб уведомлял «Правительство Народных Комиссаров» о том, что направляет в Петроград своих офицеров для организации «Разведочного отделения штаба.» «Разведочное отделение, — говорилось далее, — согласно договору с гг. Лениным, Троцким и Зиновьевым, будет иметь наблюдение за иностранными миссиями и военными делегациями и за контрреволюционным движением, а также будет выполнять разведывательную и контрразведывательную работу на внутренних фронтах, для чего в различные города будут командированы агенты». Вот из какого источника появились германские офицеры в Смольном, став там полными хозяевами положения! Оставляя в стороне вопрос о том, почему Германский генеральный штаб пользуется в своем делопроизводстве старым стилем, нельзя не обратить внимания на другой, более существенный «прокол»: 25 октября 1917 г. «Правительства Народных Комиссаров» еще не существовало, а Ленин с Троцким, в ожидании взятия Зимнего дворца и ареста Временного правительства вечером 25 октября, лежа на газетах в одной из комнат Смольного, еще обсуждали, как назвать новую власть. А в Берлине, оказывается, уже знали, а может быть даже и подсказали, как отличить от Временного правительства будущее Временное рабоче-крестьянское правительство, созданное в ночь на 26 октября на Втором Всероссийском съезде Советов».

Если кто-то ещё не понял: оцените оригинальность исследовательского стиля «профессионального историка»: Вызывает сомнение какая-то дата? Лёгким движением руки она исчезает без следа!

Замечу, что, людей с повадками Акима Арутюнова, просто опасно пускать в какие бы то ни было архивы. Ну и в любом случае: на входе – отбирать ножницы, на выходе – проверять карманы.

…(И ниже в том же письме.)
В Комиссариат по Иностранным делам:

Указанные в настоящей бумаге офицеры были в Революционном Комитете и условились с Муравьевым, Бойс и Данишевским о совместных действиях. Все они поступили в распоряжение Комитета. Консультанты явятся по назначению.

Председатель Военно-Революционного Комитета Совета Раб. и Солд. Депутатов:
А. Иоффе Секретарь: П. Крушавич. 27-го Октября 1917 года 698.

С позиции источниковедения, достоверность и подлинность этого документа оказалась бы равной нулю, если бы не имелись другие материалы, устанавливающие их внутреннюю взаимосвязь, идеологическую и политическую общность с изучаемым источником. В ходе исследования удалось выявить несколько существенных документов, позволивших убедиться в подлинности документа № 5. Это прежде всего факты, содержащиеся в документах № 3 (протокол и два циркуляра), факсимиле которых приведены ниже. Их значение трудно переоценить.

Неплохой источниковедческий вариант: доказывать подлинность одного «документа Сиссона» - другим. Кроме того, сам Арутюнов упомянул документ №5 как один из немногих, которые известный американский историк, лингвист и дипломат (бесспорно авторитетный ученый) Джордж Кеннан…подверг экспертизе относительно полно. Абсолютно такая же история происходит с документами №7, №19 и №37-А, которые Аким приводит на страницах своей книги. Напомню: Кеннан считал эти документы подделкой. Получается, что недостаточно полно подверг экспертизе указанные документы Кеннан, раз Арутюнов даже не упомянул о доводах «бесспорно авторитетного учённого» в своих комментариях.

Анализируя, в частности, протокол, отметим, что под ним поставили свои подписи уполномоченные Совета Народных Комиссаров И.А. Залкинд, Е.Д. Поливанов, К.А. Мехоношин, А.А. Иоффе и адъютант “Нахрихтен Бюро” в Петрограде лейтенант Генрих, что неоспоримо говорит об их причастности к немецко-большевистским секретным связям. А Генрих, как явствует из документа № 5, в числе других офицеров был командирован в Петроград “для учреждения Разведочного Отделения Штаба” и, с одобрения Иоффе, приступил к своим обязанностям.

О том, что «явствует» из документа №5 см. выше.

Документ, обозначенный в сборнике под № 1, по праву следует отнести к разряду особо важных, и в этом легко можно убедиться.

Документ 1
“Народный Комиссар

по Иностранным Делам.
(Весьма секретно.)
Петроград, 16 ноября, 1917 г.
Председателю Совета Народных Комиссаров:

Согласно постановления, вынесенного совещанием Народных Комиссаров тт. Ленина, Троцкого, Подвойского, Дыбенко и Володарского, нами исполнено следующее:

1. В Архиве Комис. Юстиции из дела об “измене” т.т. Ленина, Зиновьева, Козловского, Коллонтай и др. изъять приказ Германского Императорского Банка за № 7433 от 2-го марта 1917 года об отпуске денег т.т. Ленину, Зиновьеву, Каменеву, Троцкому, Суменсон, Козловскому и др., за пропаганду мира в России.

2. Проверены все книги Хиа-Банка в Стокгольме, заключающие счета т.т. Ленина, Троцкого, Зиновьева и др., открытые по ордеру Германского Императорского Банка за № 2754. Книги эти переданы тов. Мюллеру, командированному из Берлина.

Уполномоченные Народного Комиссара по Иностранным Делам.

Е. Поливанов

Г. Залкинд

Интересно, как Уполномоченные Народного Комиссара по Иностранным Делам Е. Поливанов и Г. Залкинд ухитрились «исполнить» проверку всех книг Хиа-Банка в Сткгольме? Да ещё и передать их потом тов. Мюллеру, командированному из Берлина. Насколько я в курсе, и Поливанов и Залкинд в описываемое время находились на территории России.

Примечание. Российский Совет Народных Комиссаров находился всецело под властью своего Председателя, Владимира Ульянова (Ленина), бывшего в ту пору Министром иностранных дел, — Льва Троцкого, в настоящее время состоящего Военным Министром, и Посла в Германии А. Иоффе. Письменная пометка на полях гласит: “Секретному Отделу В.У.”. Так Ленин привык обозначать свои инициалы. По-английски было бы V.U. для обозначения Владимира Ульянова. Таким образом, если бы не нашлось нигде другого официального документа, удостоверяющего приказ Имперского Банка за № 7433, одного этого было бы достаточно для доказательства его содержания: и вот где находится звено, соединяющее Ленина непосредственно с его поступками и его виновностью. Но как бы то ни было, данные, составляющие содержание циркуляра, существуют, и они следующие:

Предписание: Числа 20-го марта, 1917 г. от Имперского Банка, представителям всех Германских Банков в Швеции:

Сим уведомляется, что требования денег, предназначенных для пропаганды в России, будут получены через Финляндию. Требования эти будут поступать от следующих лиц: Ленина, Зиновьева, Троцкого, Суменсон, Козловского, Коллонтай, Сиверса и Меркалина, лиц, которым счет был открыт в согласии с нашим предписанием за № 2574 в агентствах, частных германских предприятиях в Швеции, Норвегии и Швейцарии. Все эти требования должны сопровождаться одной из двух подписей следующих лиц: Диршау или Милькенберга. При условии приложения одной из упомянутых подписей вышеназванных лиц, сии требования должны быть исполнены безо всяких отлагательств. — 7433, Имперский Банк».

Как видим, документ весьма серьезный и требует глубокого анализа. Поэтому для установления его достоверности потребуется использовать дополнительные факты, содержащиеся в различных источниках, кроме документа № 2, на который справедливо ссылается Э. Сиссон.

Аким снова намекает на безотказный «источниковедческий анализ». Но здесь можно обойтись и без него. Ведь что тут, собственно, анализировать? Достаточно внимательно посмотреть на список лиц, которые должны были «требовать» деньги, и можно сразу отправлять в помойку этот «весьма серьёзный документ».

Ленин и «иудушка» Троцкий. Кто мог в марте 1917 года знать, что они будут союзниками, а не противниками? Если по поводу Ленина «историк» всё же «бесспорно доказал», что немцы его «повязали на волыне» сразу после начала войны и завербовали в агенты, то с Троцким-то как? В марте он находился в Америке, а в Россию попал только в мае. Любопытно, что 25 марта 1917 года в великобританском консульстве в Нью-Йорке (где Лев Давыдович заполнял вопросные бланки, необходимые для проезда в Россию), ему со стороны английских властей было заявлено, что никаких препятствий к проезду не будет. Но откуда 2-го марта (!) у немцев (!) могла быть уверенность в том, что Троцкий вообще доберётся до России, а не будет посажен в тюрьму? Его, кстати, англичане всё-таки арестовали в Канаде ненадолго, но отпустили, после возмущённых требований Временного правительства (в книге Троцкого глава, посвящённая этим событиям, носит небезынтересное название «В концентрационном лагере»).

Ну а где гарантии того, что Лев Давидович потратит деньги именно на нужные немцам цели? Когда они успели его-то завербовать?

Про Суменсон – вообще жесть. Кто она такая, чтобы вообще что-то требовать? В письме «Заграничному бюро ЦК» от 17 (30) августа 1917 года суперагент Ленин писал о ней так: «Что сие за особа? Первый раз услыхал!». Ответил Владимиру Ильичу, напомню, Ганецкий: «Она типичная буржуйка, абсолютно никакого отношения ни к какой политической партии никогда не имела. Как поверенная своей фирмы она честно исполняла свои обязанности и стала невинной жертвой во всей этой клевете». И даже если вслед за г-ном Арутюновым поверить, что здесь «немецкие шпионы» сговорились и нагоняют туману, то всё равно: попасть в суровый список революционных деятелей на почётное четвёртое место (сразу после «Демона Революции»!) г-жа Суменсон могла только ПОСЛЕ июльских событий, когда её имя в газетах плотно связали с именем Ленина.

Еще задолго до октябрьского переворота В.Л. Бурцев называл Ленина и ленинцев “немецкими агентами”. А после июльского путча большевиков он направил в редакцию “Русской воли” два письма (7 и 16 июля), в которых осуждал предательскую деятельность Ленина, Коллонтай, Луначарского и других лидеров большевиков. Однако в качестве доказательства никаких фактов не приводил. В этой связи наибольший интерес вызывают воспоминания уже знакомого нам Б.В. Никитина. Он пишет, что некий Степин, занимающийся продажей швейных машин компании “Зингер”, “как выяснило наше расследование, начиная с апреля месяца 1917 г. ...нанимал людей для участия в большевистских демонстрациях... Степин был агентом Ленина”. Далее он говорит, что 3 июля, около 6 часов вечера, Степин попадается на удочку агента контрразведки Савицкого и сообщает ему, что “он первый человек” у Ленина, что последний ему во всем доверяет и сам дает деньги. Савицкий видел в шкафу у Степина много денег в мелких купюрах по 5-10-25 рублей” для раздачи рабочим, солдатам и матросам. Никитин сообщает также, что у некоторых солдат, особенно у матросов, арестованных после июльского восстания, “мы находили... десятирублевки немецкого происхождения с двумя подчеркнутыми цифрами” (речь шла о фальшивых деньгах, которые печатались в Германии и через Финляндию переправлялись в Россию).

Если честно, то Стёпин, как «первый человек у Ленина» вызывает у меня серьёзные сомнения. Ситуацию не спасает даже то, что он занимался продажей швейных машин компании «Зингер». В.Л.Бурцев, кстати, в подлинность «документов Сиссона» не верил. Судя по всему, даже пойманный на удочку Стёпин вызывал у него доверия больше.

Особый контроль, который был установлен контрразведкой на участке Петроград — Выборг — Торнео, вскоре дал свои плоды. Никитин пишет, что “в первых числах июня Переверзев сообщил мне, что ему удалось получить сведения при посредстве одного из членов центрального комитета большевиков, что Ленин сносится с Парвусом письмами, отправляемыми с особыми нарочными”. По словам Никитина, на станциях Выборг и Торнео и по всей линии было усилено наблюдение; стали обыскивать всех приезжавших и переходивших границу. “Не прошло и недели такого наблюдения, — пишет Никитин, — как в Торнео при обыске было обнаружено письмо, адресованное Парвусу. До конца июня таких писем было доставлено еще два. Все они, написанные одним и тем же почерком, очень короткие... Подпись была настолько неразборчива, что даже нельзя было прочесть приблизительно.

Зачем тогда вообще подписываться?

Содержание писем весьма лаконично, без всякого вхождения в какие-либо детали. В них просто приводились общие фразы, вроде: “работа продвигается очень успешно”; “мы надеемся скоро достигнуть цели, но необходимы материалы”; “будьте осторожны в письмах и телеграммах”; “материалы, посланные в Выборг, получил, необходимо еще”; “присылайте побольше материалов” и “будьте архиосторожны в сношениях” и т.п. (выделено мной. — А.А.). “Имея так много указаний, — продолжает Никитин, — установить автора писем было совсем недолго. Не надо было быть графологом, чтобы положить рядом с письмами рукопись Ленина, признать везде одного и того же автора”.

На месте г-на Никитина я бы всё-таки обратился к помощи графологов. Странно получается, Ленин, не таясь, пишет собственным почерком, а вместо подписи ставит такую закорючку, которую даже адресат вряд ли поймёт. Чем хуже были бы «В.У.» или «Н.Л.» (Николай Ленин)?

И все же воспользуемся плодами многолетних поисков и предоставим читателю возможность ознакомиться с секретным документом, перехваченным российской контрразведкой, который, очевидно, давал правоохранительным органам Временного правительства право на арест Нахамкеса (Стеклова), подозреваемого в антигосударственной деятельности:
“Берлин, 14 июня 1917г. Господину Ниру в Стокгольме. В Ваш адрес через господина И. Рухзергена переведены 180 000 марок во время своей поездки в Финляндию, остальная же сумма поступает в Ваше распоряжение на агитацию против Англии и Франции. Сообщаем, что присланные письма Молянина и Стеклова нами получены и будут обсуждены. С уважением Парвус” (выделено мной. — А.А.).
Приведенный документ прямо доказывает связь Стеклова с агентом германских разведорганов — Парвусом.

«Плод многолетних поисков» это старая знакомая - «Сводка Российской контрразведки» (РЦХИДНИ. Ф. 4. Оп. 3. Д. 52. Л. 6).

Теперь о тексте: 1)Кто есть такой г-н Нир в Стокгольме, получивший через И.Рухзергена деньги на агитацию?

2)О чём писал Стеклов Парвусу? (Вариант: «Поздравляю тебя, Парвус, ты балбес!»)

3)На чём основывается уверенность Акима Арутюнова в том, что именно вышеприведенный документ, очевидно, давал правоохранительным органам Временного правительства право на арест Нахамкеса (Стеклова)?

4)Насколько существенно то, что Нахамкес (Стеклов), большевиком в то время не являлся?

Теперь рассмотрим три письма, которые были изъяты при обыске граждан в Торнео, обратив особое внимание на выделенную мной фразу. Никитин, цитируя отрывки из этих писем, назвал их автора. Но он прекрасно понимал, что для установления истины нужен следственный эксперимент. Иными словами, необходимо было сравнить эти письма с другими письменными источниками, принадлежащими подозреваемому лицу. А такой возможности в тот момент у Никитина может быть не было, поскольку подозреваемый, Ленин, находился в бегах. Сегодня автора тех писем можно назвать безошибочно.

Известно, что Ленин к многим словам весьма часто прибавлял приставку “архи”. Например, “архискверный Достоевский”. С учетом данной привычки Ленина начался долгий и утомительный поиск. В одном лишь 49-м томе его трудов обнаружилось множество слов с этой приставкой (более 50-ти): “архиоппортунист”, “архимерзость”, “архисущественный”, “архиосторожным”, “архитрудно”, “архиважно”, “архиполезно”, “архинадежными”, “архидружественными”, “архидоверчиво”, “архискудный”, “архиинтернациональное”, “архисложное”, “архиинтересное”, “архикороткое”, “советую быть архиосторожным”, “надо быть архиосторожным”... и наконец: “Будьте архиаккуратны и осторожны в сношениях”.

А теперь сравним эту последнюю фразу, взятую из письма Ленина Ганецкому и Радеку от 12 апреля 1917 года, с фразой из письма, адресованного Парвусу. Думается, нужды в комментариях здесь нет.

Нет уж, извините! Я просто не могу оставить незамеченным этот титанический труд.

Итак, что мы имеем. Есть три письма предположительно написанные Лениным Парвусу. Никитин в авторстве Владимира Ильича не сомневался, мотивируя это очевидным сходством почерка. Кажется, можно смело довериться в этом вопросе автору? Но нет, не таков Аким Арутюнов! Широко известный своей объективностью и непредвзятостью учёный-историк просто физически не может оставить даже малейший повод для сомнений в своём монументальном исследовании.

Никитин утверждает, что почерки идентичны? Да откуда ему, жалкому начальнику Петроградской контрразведки об этом знать?! Пишет, что мог положить рядом с письмами рукопись Ленина? Да ладно! У него и ленинских образцов почерка-то, наверное, не было, ведь Ленин находился «в бегах», а на бегу, как известно, писать затруднительно. А то, что Никитин даже в эмиграцию ухитрился вывезти личный архив по рассматриваемой теме, так это вообще не в счёт.

Ну, что ж, в утверждениях г-на Никитина есть-таки слабое звено. Не беда! Чип и Дейл, в лице Арутюнова, спешат на помощь! Раскрыв твёрдой рукою первый попавшийся под руку том ПСС, Аким начинает тщательно выписывать в блокнот слова с приставкой «архи». Одна книжка отлетела в сторону, вторая, третья… Воспалённые глаза лихорадочно бегают по страницам в поисках нужных слов. “Архитрудно”, “архимандрит”, “архитектура”, “ахинея”… Четвёртая книга, пятая… Усталые веки тяжелеют и начинают слипаться. Но ответственность перед Историей пересиливает изнеможение, и сверхчеловеческим усилием воли Аким Арутюнов раскрывает ещё одну книгу. Сжав губы и скрипя зубами, он записывает в истерзанный блокнотик очередные драгоценные находки: “архиглупость”, “архипелаг”, “архив”, “Архангельск”… Дрожащие пальцы с трудом выводят кривые буквы. И тут… БИНГО!!! Есть почти полное совпадение! Миссия выполнена, и Бэтмен исторических наук может немного отдохнуть, перед очередным подвигом.

Может мне кто-нибудь объяснить, зачем нужны были все эти чудовищные мазохистские самоистязания? Неужели не нашлось доброго человека, который бы объяснил Акиму простую вещь: Никитин не утверждал, что цитирует письма дословно. Он писал, что в письмах приводились общие фразы, «вроде» (!) той, которую мы рассматриваем. А не «например» или «такие, как». Если бы у него были копии этих писем, он бы их просто процитировал полностью, ввиду того, что все три письма были «очень короткими», да ещё и «лаконичными». Сомневающиеся пусть вернутся к главе №6 и перечитают старательно переписанные бывшим начальником контрразведки (вплоть до адресов!) телеграммы г-жи Суменсон, копии которых действительно сохранились в его архиве. Так что «цитировал» письма Никитин по памяти и спустя много лет. Что касается точности попадания, то она может объясняться как простым совпадением (мало ли что он читал накануне?), так и тем, что письмо, с таким трудом найденное Арутюновым в 49-м томе ПСС, г-н Никитин наверняка в своё время читал. Обратите внимание на дату: 12 апреля 1917 года. Письмо Ганецкому и Радеку было одним из первых, которые Владимир Ильич написал, оказавшись в Петрограде (т.е. – на подведомственной Петроградской контрразведке территории), и отправил в Стокгольм. Такое вот совпадение. Начальнику контрразведки по должности надо было быть в курсе того, о чём пишет сообщникам только что приехавший глава партии, провозгласившей лозунг желательности поражения своего правительства в империалистической войне. Да и «Апрельские тезисы» («Никакой поддержки Временному правительству» и пр.) уже были озвучены. Возможно, всё-таки запала г-ну Никитину в мозг звучная комбинация слов из перехваченного послания. Тем более что даже в этом (небольшом!) тексте, слова с замечательной приставкой «архи» вождь большевиков употребляет раз пять-шесть. А может быть, копия как раз этого письма в никитинском архиве сохранилась?

Короче говоря, я уверен, что здесь злую шутку с Акимом Арутюновым сыграло знакомство с такими феноменальными людьми, как г-жа Фофанова и г-н Пудиков? Ну не все люди могут пронести через года в своей памяти текст каждого прочитанного письма, чтобы потом воспроизвести его дословно. А свои «Роковые годы» г-н Никитин издал в Париже в 1937-ом, как-никак, году.

Ладно, оставим на время в покое Акима и посмотрим теперь внимательно на сами «свидетельства» бывшего начальника Петроградской контрразведки. Я надеюсь, читатель не забыл ещё про июльскую кампанию по дискредитации большевиков? Министр юстиции Временного правительства Переверзев тогда совсем не в двусмысленных выражениях предлагал г-ну Никитину сделать всё возможное для достижения цели: «Положение правительства отчаянное; оно спрашивает, когда же ты будешь в состоянии обличить большевиков в государственной измене?!». И далее: «Докажите, что большевики изменники, - вот единственное, что нам осталось». А теперь ещё раз перечитаем, что пишет в своих мемуарах глава этого весёлого ведомства. Вот мне, например, не понятно, зачем надо было контрразведчикам вытаскивать на сцену откровенного клоуна – прапорщика Ермоленко, когда у них на удочке болтался, заглотив наживку, сам Стёпин? «Первый (не второй!) человек у Ленина», как никак.

А телеграммы Суменсон? Зачем было пытаться что-то выжать из этого набора слов («откажите платить моему тестю 200 рублей» и пр.), когда уже в середине июня на руках у Никитина были написанные собственноручно Лениным и адресованные непосредственно Парвусу письма? Что-то здесь не сходится. К тому же, напомню: по утверждению Г.Л.Соболева в воспоминаниях бывшего начальника контрразведки встречаются прямые искажения фактов. Он, к примеру, «существенно исказил» показания Суменсон, чем «серьёзно подвёл многих историков». Я, хоть и не историк, но верить г-ну Никитину на слово воздержусь. Тем более, что свой долг начальник контрразведки в итоге выполнить не смог и «дуэль» Ленину проиграл. А признаваться в собственной профессиональной несостоятельности сложно всегда.

В ноябре-декабре 1917 года в адрес советского правительства поступило еще 10 писем различного характера. Так, 1 ноября 1917 года Генштаб через германское Разведочное Отделение в Петрограде направил письмо в СНК (документ № 21) с просьбой сообщить “тщательно проверенные сведения о количестве запасов боевого снаряжения в следующих пунктах: Петроград, Архангельск, Владивосток, Казань, Тифлис...”, требуя также “указать количество и место хранения доставленных из Америки, Англии и Франции боевых припасов и те войсковые части, которые несут охрану военных складов. Подлинность этого документа несложно доказать: его так же, как и документ № 5, подписали О. Рауш и Ю. Вольф, и идентичность подписей легко может установить графологическая экспертиза.

Взяли бы, да установили. Тогда бы уж совсем несложно было доказать, что все эти 10 писем «различного характера» точно такая же лажа, как и указанный док. №5 (см. выше), с которого рассмотрение «документов Сиссона» Арутюнов и начал. Тут, собственно, важен сам принцип. Имеются т.н. «документы Сиссона». Некоторые исследователи (Кеннан, Старцев, Соболев, к примеру) считают их фальшивкой и даже называют автора всей серии. Аким Арутюнов пытается доказать обратное. Аргумент: подписи под документами идентичны. Так ведь Старцев и Соболев утверждают то же самое! Все эти документы были исполнены Фердинандом Оссендовским.

В письме от 19 ноября (документ № 6) германский Генштаб извещает СНК, что в распоряжение советского правительства направляются “в качестве военных консультантов и опытных боевых офицеров” 8 человек, с указанием их фамилий и воинских званий. Указанным лицам предписывалось отобрать из русского плена немецких офицеров, которые так же должны были находиться “в полном распоряжении Русского Правительства, как это было установлено на совещании в Стокгольме при проезде тт. Ленина, Зиновьева и др. в Россию”.

Ну конечно! Где же ещё было совещаться на эту скользкую тему, как не в Стокгольме? Романтической ночи (с 28-го на 29 декабря 1916г.) в немецком посольстве в Швейцарии, так красочно описанной Арутюновым в гл.4, всяко не хватило.

И ещё интересно: о каком Русском Правительстве могли говорить немцы с Лениным на совещании при проезде через Стокгольм в апреле 1917 года? О Временном? Или немцы в будущее так лихо заглянули? Мол, мы верим в вас, большевики! Как приедете в Россию, сразу захватывайте власть, потом организуйте своё Русское Правительство, потом выбирайте себе из пленных любых понравившихся немецких офицеров и распоряжайтесь ими как хотите.

М-да…

Документ подписан О. Раушем и Ю. Вольфом.

Это – марка, спору нет.

Но это еще начало доказательства подлинности документа № 6. Среди восьми офицеров, направленных в распоряжение большевистского правительства, значатся майоры Эрих (Егоров) и Андерс (Рубаков), которые с помощью М.В. Фофановой и Эдгара Сиссона уже расшифрованы и опознаны.

Арутюнов скромно умолчал о своём вкладе. Но мы-то знаем, что три этих персонажа вместе составляют такую гремучую смесь, которая круче напалма выжигает все сомнения.

Но этим не завершается анализ документа № 6, а, напротив, начинается.

Как?! Опять???

И самым интересным в его исследовании является то, что он получает официальное подтверждение советскими источниками. Судите сами: только в Барнаульском отряде ЧК служило 160 немцев, отобранных из числа бывших военнопленных.

Получается, что большевики ещё и не всех желающих немецких военнопленных к себе принимали, а устраивали претендентам отбор: Высок? Строен? Белокур? – Годен!

Остаётся только закрепить успех и, воспользовавшись логикой Арутюнова, доказать, что большевики были и австрийскими, и венгерскими, и турецкими шпионами. И китайскими тоже. Ведь:

…Можно понять большевистских правителей, пополняющих свою армию военнопленными австро-венгерской, немецкой и турецкой армий, а также китайскими волонтёрами.

Можно не останавливаться и заклеймить большевиков ещё и как чешских наймитов. Ведь на их стороне воевал Ярослав Гашек, например. Был комендантом города Бугульмы. Если ещё вспоминать про чехов, то даже у нас на Камчатке, где Гражданская война не имела особенно ожесточённого характера, и число погибших с обеих сторон шло на десятки, одна из улиц областного центр названа в честь погибшего в бою красного партизана Войцешека. Когда, после его гибели (и ещё трёх партизан: Иосифа Бохняка, Бориса Давыдова и Леонида Тушканова) стали выяснять кто он такой, то кроме фамилии и национальности ничего установить не удалось. Даже имени его никто не знал: «чех Войцешек». И скромная характеристика: «отличался выносливостью, сметкой, храбростью».

Ладно, идём дальше:

Весьма срочное письмо от 9 декабря “Нахрихтен Бюро” адресовано Троцкому. Этот документ настолько серьезен, что следует привести его полностью.
Документ 35
“Г.Г. С., Нахрихтен Бюро, Секцион Р, № 181.

В. Срочно
9 декабря, 1917 г.
Г. Народному Комиссару по Иностранным Делам:

Согласно Вашему поручению. Разведочным Отделением 29 Ноября был командирован в Ростов майор Фон-Бельке, установивший там разведку за силами Донского Войскового Правительства. Майором был организован также отряд из военнопленных, которые и принимали участие в боях. В этом случае военнопленные, согласно указаниям, сделанным июльским совещанием в Кронштадте с участием: г.г. Ленина, Зиновьева, Каменева, Раскольникова, Дыбенко, Шишко, Антонова, Крыленко, Володарского и Подвойского, были переодеты в русскую солдатскую и матросскую форму. Майор Ф. Бельке принял участие в командировании, но сбивчивые распоряжения официального командующего Арнаутова и бездарная деятельность разведчика Туллака парализовали план нашего офицера. Посланные по приказу из Петербурга агенты убить ген. Каледина, Алексеева и Богаевского оказались трусливыми и не предприимчивыми людьми. К Караулову проехали агенты. Сношения ген. Каледина с англичанами и американцами несомненны, но они ограничиваются денежной помощью. Майор Ф. Бельке с паспортом финна Уно Муури возвратился в Петербург и выступит сегодня с докладом в кабинете Председателя Совета в 10 час. вечера.

За Начальника Отделения:

Р. Бауер.

Адъютант: М. К. (?)

Примечание. Это является хладнокровным раскрытием германо-большевистского плана убийства Каледина и Алексеева, а также доказательством того обстоятельства, от которого так часто отрекался Смольный зимой, а именно, что Германские военнопленные были вооружены в качестве русских солдат для борьбы против русских националистов на Дону. Письмо также содержит полный список участников Июльского Конспиративного Совещания в Кронштадте. Замечание на полях против параграфа, говорящего об убийстве: “Кто их послал?” — написано неизвестным почерком. Майор фон-Бельке — немецкий офицер, о котором говорится в документе № 5. Его шифрованная подпись — Шотт.

Имею фотографию письма. (Выделено мной. — А.А.).

Невозможно не согласиться с комментарием Сиссона. Тем более что агентурная и предательская деятельность большевиков в пользу Германии на документальной основе была уже аргументированно доказана выше.

Не знаю, с чем соглашается г-н Арутюнов, а я предлагаю согласиться с таким фактом: исходя из текста, можно с уверенностью сказать, что майор Ф.Бельке русским языком владел весьма посредственно. Иначе г-н майор возвращался бы из Ростова в Петербург не с паспортом финна Уно Муури, а с удостоверением на имя Василия Пупкина. Согласившись с этим фактом, остаётся только удивляться, зачем посылать (тайно!) устанавливать разведку на Дону такого, мягко говоря, заметного человека. Ведь в распоряжении большевиков были, как минимум, ещё два майора (с усиками) Эрих и Андерс (они же Рубаков и Егоров). Исходя из фамилий, эти ребята русским языком владели в совершенстве.

Ещё замечание: в документе речь идёт о многих событиях, здесь и участие в боях, и покушение на убийство… Вот только солидная часть отчёта посвящена полугодичной давности совещанию в Кронштадте. Неужели обстановка в России не поменялась с июля месяца? Неужели с июля по декабрь не произошло ничего более существенного, чем этот стародавний договор? Зачем вообще о нём было вспоминать, да ещё так пространно? Ленин что, наругал бы немцев, если бы узнал, что они переодевались без спроса? Ну, одели русскую форму, и одели. О чём, собственно, говорить? Тут Каледина с Алексеевым надо было мочить! Неужели немецкие диверсанты так бы в своих касках с шишаками и ходили? На Дону?

Короче говоря, получается следующая картина: большевистские «узурпаторы», практически растёртые в порошок после июльского мятежа, собрали совещание со своими немецкими «кураторами» в г. Кронштадте. Говорить было особенно не о чем, поэтому, для разнообразия, решили в случае чего одевать немецких военнопленных в русскую форму. Прошли четыре бурных, революционных месяца. В октябре ленинцы каким-то чудом всё-таки дорвались до власти. В ноябре они решили поручить немецким контрразведчикам организацию убийства своих политических противников. В декабре получили примерно такой отчёт:

«С убийством Каледина и Алексеева ничего не вышло. Всё испортили ваши трусливые и непредприимчивые бездари. Наши храбрые и предприимчивые люди, напротив, делали всё правильно (а одеты были в русскую солдатскую и матросскую форму, в соответствии с июльским совещанием в городе Кронштадте. Там, если помните, ещё Ленин, Зиновьев, Каменев, Раскольников, Дыбенко, Шишко, Антонов, Крыленко, Володарский и Подвойский были. Кажется, Троцкий ещё на пару минут забегал, но это не точно). А про покушение вам сегодня всё расскажут подробно, ждите».

На мой взгляд, из всех «документов Сиссона», этот – самый топорный.

… то, что немецкие разведорганы и ВЧК работали рука об руку, говорит также документ № 38, под которым стоит личная подпись Залкинда, но почему-то заменена первая буква имени.

Как умилительно выглядит это «почему-то». Нечасто выпадает возможность простому человеку, оказать существенную помощь растерявшемуся историку. Спешу прийти на помощь! Итак, имеется подпись «Готовый к услугам: Ф. Залкинд». Выше, документы №1 и №3 подписаны «Уполномоченный Совета Народных Комиссаров. Г.Залкинд». Тут поневоле задумаешься, особенно если учесть, что Залкинда звали Иван Абрамович. И всё-таки у меня есть объяснение. Ведь это же очевидно! Просто Залкинд забыл, с какой буквы начинается его имя. С кем не бывает! В самом деле: я, например, не удивлюсь, если среди бесчисленных арутюновских «(выделено мной. — А.А.)» попадётся «(выделено мной, Ха-Ха)».

…Хищническая политика германских банкиров отражена в документе №11. Немецкие финансовые воротилы ставят большевикам, а точнее, народам России, кабальные условия, которые, по их мнению, должны были быть приняты советскими лидерами после подписания Брестского мира.

Документ я приводить не буду, оставлю только комментарий Арутюнова: Документ № 11 весьма серьезный во всех отношениях. Но по объективным причинам Сиссон не мог дать развернутого комментария. В качестве же замечания должен сказать, что он обязан был заметить дезинформационную запись, сделанную на документе Я. Раскиным. Дело в том, что Менжинский не был Председателем ЦИК...

«Дезинформационная запись» гласит: “Председатель Центрального Исполнительного Комитета Комиссар М. Меньшинский просит принять к сведению эту резолюцию и подготовить почву в Сов. Раб. и Солдат. Деп. на случай, если Совет Народного Хозяйства не примет этих желаний. Секретарь Я. Раскин”. Что я могу сказать… Хитроумный человек был секретарь Я.Раскин!

…Судя по содержанию документа №31, который также адресован Ленину, “Нахрихтен Бюро” выразило свое неудовлетворение медлительным действием большевистского руководства, проявленным в отношении письма от 26 февраля (документ № 30). Более того, оно потребовало также произвести кадровые перестановки в высшем командном составе армии. Поэтому Горбунов от имени Ленина дает распоряжение нижестоящим чиновникам: “Вызвать т.т. Троцкого и Подвойского. Н.Г.”.
Документ 31
“В. Секретно.

Г. Председателю Совета Народных Комиссаров.
27 февраля 1918г.

Настоящим, не получив точного ответа на мой вопрос от 25 февраля, имею честь вторично просить в срочном порядке сообщить мне количество и качество сил, направляемых к Пскову и Нарве.

Одновременно, по поручению Представителя нашего Генерального Штаба, еще раз напоминаю о желательности назначения ген. П.. .[ 112 ] на пост Верховного Командующего русскими вооруженными силами, вместо ген. Бонч-Бруевича, деятельность которого не встречает сочувствия Германского Верховного Командования. Теперь же, после покушений на жизнь и имущество немецких землевладельцев в Эстляндии и Лифляндии, что, по нашим сведениям, произошло с ведома ген. Бонч-Бруевича и националистической деятельности его в Орле, пребывание генерала на его посту нежелательно.

Начальник Отделения
Адъютант”.

По требованию Германского Генерального штаба М.А. Бонч-Бруевич был отстранен от военных дел не только на Северном фронте, но и вообще от работы в военном ведомстве. Сам факт немедленного отстранения от занимаемой должности М.А. Бонч-Бруевича убеждает нас в том, что документ № 31 “В. Секретно”, адресованный Ленину, является подлинным.

На «Хроносе» (не знаю, насколько авторитетен это источник), нашёл такую информацию: «Бонч-Бруевич, был назначен 20 ноября начальником штаба Главковерха…»; «…с начала 1918 года систематически докладывал СНК о нарастающей небоеспособности армии, укрепляя решимость правительства к ускорению подписания мира с Германией…»; «После разрыва мирных переговоров в Брест-Литовске и перехода германских войск в наступление получил 19 февраля телеграмму В.И.Ленина с требованием "немедленно, с наличным составом Ставки прибыть в Петроград" (Бонч-Бруевич М.Д., Вся власть Советам, с. 244). Выехав 20 февраля из Могилёва, прибыл в столицу вечером 22 февраля и тут же включился в организацию отпора наступающему врагу»; «9 сентября заменен на посту главкома (Сев. фронта) генералом ВА Черемисовым и назначен в распоряжение Главковерха». Пост Верховного Командующего русскими вооруженными силами, насколько я знаю, Бонч-Бруевич не занимал вообще. Главковерхом в то время (с 9 ноября 1917г. и до ликвидации этой должности 5 марта 1918г.) был Н.В.Крыленко. После подписания Брестского мира, Бонч-Бруевич вошёл 4 марта 1918 в качестве военрука в состав Высшего Военного Совета. С этого же поста, подав в отставку, был освобождён 27 августа 1918 года.

В документе говорится о том, что немцы «желали» вместо Бонч-Бруевича, видеть на посту Верховного Командующего русскими вооруженными силами ген. П... [ 112 ] . Сноска 112 гласит: «Фамилию генерала невозможно прочитать». Полностью согласен. Тем не менее, можно с уверенность сказать, что эта фамилия не «Черемисов». На ксерокопии ясно видно, что фамилия «желательного» генерала начинается с буквы «П» и состоит не более чем из пяти букв. Так что большевики, мягко говоря, наплевали на «пожелания» Германского Генерального штаба.

Следует сказать, что германские власти, заинтересованные в скорейшем подписании мирного договора с Россией, делали все возможное, чтобы ускорить процесс установления власти большевиков на местах. Они оказывали большевикам не только материальную помощь, но и отправляли в Россию для подавления народного сопротивления большевистской власти опытные военные подразделения германской армии и средства. Об этом свидетельствуют приводимые ниже документы из сиссоновского сборника.
Документ 8
“Рейхсбанк, № 2, Берлин,

(Весьма секретно)
8-го Января 1918 года.
Народному Комиссару по Иностранным Делам:

Сегодня мною получено сообщение из Стокгольма, что в распоряжение наших агентов переведено 50 миллионов рублей золотом для вручения их представителям Народных Комиссаров. Кредит этот предоставлен Правительству России на уплату содержания Красной Гвардии и агитаторам в стране. Имперское Правительство считает своевременным напомнить Совету Народных Комиссаров необходимость усиления пропаганды в России, так как враждебное к существующей в России Власти отношение Юга России и Сибири очень озабочевает Германское Правительство. Необходимо послать повсюду опытных людей для установления однообразной Власти.

Представитель Имперского Банка.
Фон Шанц.

 

Снова возникает тот же вопрос: если уж немцы не жалели миллионы рублей (золотом!) на установление «однообразной» большевистской власти, то почему они не озаботились её созданием на подконтрольных себе территориях? Напротив, такое ощущение, что немцы были готовы согласиться хоть на чёрта лысого, только не на своих платных агентов. Да и навязчивая адресность финансовой поддержки усиливает сомнения в подлинности этого «документа».

В принципе, понятно, зачем его создатели притянули сюда Красную гвардию. Если бы документ мог датироваться позднее, то на месте красногвардейцев однозначно бы оказались злобные чекисты. Но, по срокам не лезет, увы. Так что пришлось довольствоваться тем, что было. А я напомню, что отряды Красной гвардии, на заре своей деятельности получали деньги из касс тех предприятий, при которых были созданы. Позднее, они финансировались Советами. Причём, далеко не всегда пробольшевистскими. Небольшая цитата из книги Яна Пече «Красная гвардия в Москве в боях за Октябрь»:

«…секретарь Моссовета, меньшевик-интернационалист, пытался не допустить отряд Красной гвардии для охраны ВРК в здание Моссовета, заявив, что оно является местом ... экстерриториальным. Казначей Моссовета (также интернационалист) сначала отказывал в выдаче денег для продснабжения отрядов Красной гвардии, а затем пытался ограничить размеры этих выдач».

В январе 1918 года меньшевиков в столичных Советах практически не осталось, на вот левые эсеры вполне себе с большевиками сотрудничали. Так что адресовалось это письмо (как и многие другие «документы Сиссона») отнюдь не только большевикам.

А самое непонятное: зачем там вообще были нужны «золотые» немецкие рубли? Золото к январю 1918 года из обращения исчезло полностью, и своё денежное содержание красногвардейцы получали БУМАЖКАМИ. Так что их «зарплата» ограничивалась только производительностью печатных станков Экспедиции Заготовления Государственных Бумаг. «Экспедиция», кстати, была, наверное, единственным царским предприятием, которое функционировало на полную мощность и при Временном правительстве, и при большевиках. Например, дневная (!) производительность ЭЗГБ (правда, во второй половине 1918 года) составляла более 120 миллионов рублей разными кредитными билетами: «царскими», «думками», «керенками»... Можно, к слову, вспомнить, что численность Красной гвардии на ноябрь 1917 года по разным оценкам составляла до 200 тысяч человек. Если сопоставить эти цифры (ниже Сиссон оценивает среднее суточное жалование красногвардейцев в 14 руб.), пусть даже разнящиеся по датам, то будет видно, что дневную зарплату всех красногвардейцев «Экспедиция» отщёлкала бы примерно за полчаса, при круглосуточном режиме работы. И от того, что в сейфах большевиков появились «золотые немецкие рубли» ничего измениться не могло.

Примечание Сиссона. Члены Красной Гвардии получали от 12 до 16 руб. в день в то время, как жалованье солдата едва достигало соответствующего числа в копейках. Это письмо указывает место, откуда получались деньги. Большевистское Правительство также требовало от владельцев заводов, чтобы они регулярно платили жалованье своим рабочим, в то время когда последние состояли на службе в Красной Гвардии. Пометка на письме указывает на то, что оно было направлено к Меншинскому, Министру финансов, при котором состоял в качестве эксперта-советника немец фон-Толь. Меншинский лично взялся за разрушение русских банков, маневр, посредством которого противники большевизма лишались средств к ведению военных действий. Это было классическим разрушением, выполненным во имя созидания.

Далее в дело снова вступает Арутюнов:

Опровергнуть этот документ невозможно, поскольку на нем сделали пометки большевистские комиссары и прочие чиновники.

Так ведь, «документы Сиссона» практически все исчирканы разными пометками. «Кремлёвские фальсификаторы» утверждают, что экспертиза их подлинность не подтвердила.

…Нельзя возразить и Сиссону…

Тут соглашусь: если бы г-н Сиссон пояснил, что именно он имел под «разрушением банков», то можно было бы, либо что-то возразить ему, либо восхитится вместе с ним красоте «классической» комбинации. А в данном случае, это всё равно, что разговаривать с человеком, который оперирует тезисами а-ля «большевики всё испортили» и пр.

Могу только сделать пару замечаний: Менжинский, строго говоря, на 8 января «министром» (наркомом) финансов не являлся, а был заместителем И.М. Скворцова-Степанова. Другое дело, что Скворцов-Степанов приступить к своим обязанностям не смог, и Вячеслав Рудольфович на самом деле его «замещал». Официально же наркомом Менжинский стал только в феврале.

Теперь по суммам. Сиссон предлагает нам поразиться, как жировали красногвардейцы, в сравнении с солдатами. Говорю сразу: делать этого не стоит. Дело в том, что солдаты находились на полном государственном обеспечении, и на продукты, например, им, в отличие от красногвардейцев, тратиться не приходилось.

Если быть точным, то в реальных условиях солдатам всё-таки приходилось пищу докупать. Но это уже совсем другие деньги. Процитирую «Телеграмму особого делопроизводства при главном полевом интендантстве» от 20 марта 1917г., которую Верховный главнокомандующий генерал Алексеев направил по всем фронтам:

«…Всякая невыдача натурой каких-либо продуктов против установленных мною приказом моим 1916 года, номер 446, нормальных дач должна заменяться всякими подсобными припасами из местных средств, или выдаваться на руки деньгами по установленной расценке соответственно приказа Наштаверха от 1916 года номер 1804…

…Приварочные оклады, в которые входило по приказу 446 – 20 золотников крупы или заменяющих её продуктов, должны по-прежнему исчисляться со включением в них стоимости 20 золотников крупы, риса или других подобных продуктов с тем, чтобы за неотпуском войскам соответствующих продуктов натурой таковые заменялись картофелем, овощами и вообще всем, что возможно приобрести на местах, или выдавались деньгами на руки, как указано в приказе 1804». («1917. Разложение армии»).

Жалование же красногвардейцев предлагаю сравнить не с солдатским, а со среднемесячным заработком рабочих-металлистов (в январе 1918г. – 410 руб.), кожевников (393 руб.), или химиков (436 руб.). А тем, кто всерьёз думает, что солдат в январе 1918 года мог прожить на сумму в 12-16 копеек в день, могу предложить такие воспоминания современника событий (Москва, начало 1918г.): «Свободно можно купить белый хлеб у Сухарёвки по 3 руб. и постный сухарь по 8руб. за фунт, охотно заплатишь 6 руб. за французскую булку на Тверской и, с удовольствием, 80 коп. и 1 руб. за пирожное или пирожок с мясом в кафе». Это в относительно благополучной тогда Москве. В Питере обстановка с продовольствием была похуже и цены, соответственно, ещё выше.

Хотелось лишь кое-что добавить к сказанному им, основываясь на свидетельствах современника тех лет. Старый тифлисский рабочий А.Г. Мискин рассказывал, что он лично видел, как комиссары красногвардейских отрядов наживались, составляя фиктивные списки, по которым члены Красной Гвардии получали деньги за свою службу.

Не хочется возражать А.Г. Мискину. Для себя я уверен, - такие случаи, безусловно, могли иметь место. Просто фигура тифлисского рабочего, заглядывающего через плечи большевистских комиссаров в момент составления фиктивных списков, выглядит немного неправдоподобно. Более того, старина Мискин «лично видел» и момент получения денег. Может, сам и получал?

Остаток главы «профессиональный учёный» посвятил затоплению кораблей Черноморского флота в июне 1918 года.

… Доводы Ленина и Свердлова о необходимости уничтожить Черноморский флот были неубедительны и несостоятельны. Их опровергают даже коммунистические историографы. Например, автору книги «Черноморский флот» спустя полвека после октябрьского переворота пишут: «В ходе первой мировой войны Черноморский флот успешно выполнил боевые задачи. На флоте получило дальнейшее развитие военно-морское искусство как в самостоятельных действиях, так и в совместных боевых действиях с армией». Более того, «русские матросы и передовые офицеры проявляли в ходе войны высокое боевое мастерство и мужество». То, что Черноморский флот мужественно сражался с врагами отечества, признавали даже члены ЦК партии большевиков. Так, например, на шестом съезде РСДРП Свердлов подчеркнул, что в Крыму «сильнее чем где бы то ни было, оборонческое движение и товарищи блокируются с оборонцами» И тем не менее авторы приведённой выше книги, сами себе противореча, в заключение главы «В первой мировой войне» пишут: «Решающее влияние на обстановку на флоте оказал рост революционных настроений среди личного состава, нежелание воевать за чуждые ему интересы». Довольно странно получается: целых три года Черноморский флот успешно выполнял боевые задачи, матросы и офицеры проявляли в войне с врагами отечества мужество и отвагу, и вдруг и личного состава обнаруживается «нежелание воевать за чуждые ему интересы». Ну кто поверит этим басням?

Я поверю.

«Целых три года» мужество и отвагу проявляли и другие воинские соединения, а к концу 1917 года Российская армия развалилась. Если говорить конкретно о Черноморском флоте, то могу привести «басню» командующего этим флотом адмирала Колчака: «…И вот, в конце концов, я решил просить освободить меня от командования по следующим мотивам: общее положение, полное бессилие что-нибудь сделать и совершенная моя бесполезность в той роли, в которой я нахожусь. Управлять флотом так, как я понимал, я считал невозможным и считал нелепым занимать место. Поэтому я обратился к Керенскому с просьбой освободить меня от командования. На это Керенский мне ответил, что он считает это нежелательным и просит меня подождать его приезда в Севастополь, и надеется, что ему удастся устранить и уладить те трения, которые возникли в последнее время. Я согласился и второй раз уже не настаивал. В сущности говоря, в мае месяце (1917г.) быстро произошёл общий и внутренний развал во флоте». (Ю.Кларов «Арестант пятой камеры»).

И если даже принять доводы Арутюнова (отклонив доводы Колчака, как «тенденциозные») и согласиться, что в ситуации всеобщего коллапса, Черноморский флот сохранил свою боеспособность, сути дела это не меняет: флот был обречён.

Несомненно, из всего изложенного выше каждый читатель вправе сделать свое резюме. Мне же хотелось лишь поставить вопрос: Кем после всего, что стало нам известно, считать большевиков и их вождя, определившего свою партию как “ум, честь и совесть нашей эпохи”?