ВОЗМОЖНА ЛИ ПЕРЕСТРОЙКА БЕЗ ЛЕНИНА?

И. АНТОНОВИЧ,

доктор философских наук

ВРЕМЯ СОБИРАТЬ КАМНИ

Ответ новым фальсификаторам ленинизма

Теоретическое осмысление перестройки, ее современного состояния и перспектив в полном объеме — дело весьма непростое. Важнейшая проблема этого осмысления — наше отношение к В. И. Ленину, ленинизму в контексте задач и программ перестройки.

Не всякая цивилизация способна вдруг признать, что десятилетия ее жизни и труда потрачены во многом на ложные цели. Наша партия решилась это сделать, несмотря на весь связанный с этим риск. Вот почему столь значителен, но и драматичен был поворот, который она начала в середине 1985 года. Суть и задача перестройки возродить подлинную ленинскую мысль и практику созидания социализма. А это означает переосмысление завоеваний Октября в свете совершенных ошибок и достигнутых успехов, с тем чтобы продолжать путь в новой ситуации, реальностях современной общественной жизни.

Само это переосмысление и формирование нового сознания дается нелегко. Идейно-теоретическое обоснование движения запоздало. Многие теоретические постулаты приходится формулировать на ходу, ряд из них уже оказались ошибочными. Революционный процесс обретает утраченную динамику лишь постепенно, с большим трудом восстанавливаются связи и нити исторической преемственности, нелегко обновляется социалистическая духовность. Но движение продолжается.

Это прекрасно понимают те, кто поднял волну атак на Ленина, партию, социализм. Их цель — критикой недостатков нашего движения смести позитивные приобретения и революционный опыт Октября. В чем только не обвиняют В. И. Ленина! В том числе и в том, что он, мол, не оставил законченной теории социализма, а в этом якобы и состоит одна из причин многих неудач движения, хотя совершенно очевидно, что не могла быть законченной теория социализма без окончания его строительства. Здесь проявляется обратная сторона догматизма, когда в ленинской теории хотели видеть застывшую концепцию, вечную и неизменную на все времена.

В. И. Ленин вводил в историю на всех этапах своей бурной революционной деятельности только те объемы социалистической теории, социалистического идеала, социалистических предначертаний, которые эта действительность могла поглотить. Поэтому многие предпосылки социализма, сформулированные В. И. Лениным, как будто взаимно исключают друг друга. Здесь нет противоречия. Многоликость социальной действительности на разных этапах исторического движения представала по-разному. У Ленина нет законченной теории социализма, а есть изумительно богатый спектр идей, который условно можно поместить между двумя полюсами. Первый — вывод 1917 года: «Социализм есть не что иное, как государственно-капиталистическая монополия, обращенная на пользу всего народа». Второй — высказанный в конце жизни: «Мы вынуждены признать коренную перемену всей точки зрения нашей на социализм».

Хронологически период между этими двумя высказываниями вобрал в себя и мировую войну, и социалистическую революцию в России, и победу в гражданской войне. Но в нем логика истории. Она и послужила основой для такого виража ленинской мысли о социализме.

Уточним ее акценты. Говоря о перемене всей точки зрения на социализм в начале 20-х годов, он отрицал трактовку его как государственно-капиталистической монополии, обращенной на пользу всего народа. Эта ориентация сыграла свою роль в период становления Советской власти и борьбы за нее. С окончанием же гражданской войны пришло время отхода от излишеств монополизации.

Уточним и другое. Сталин не только не демонтировал государственно-капиталистическую монополию, но и обратил ее против интересов народа. Так, административно-командной системе, родившейся в безысходности гражданской войны, «было придано второе дыхание, продлившее ее существование на многие десятилетия. Это случилось вопреки чаяниям и мысли Ленина. Отторгая эту систему сегодня, перестройка хоть и с опозданием, но выполняет его основной завет.

Социалистические революции в Европе свершились, когда коммунистическим партиям представилась реальная возможность взять власть. Конечно, в России 1917 года и в восточноевропейских странах в 40-е годы коммунистические партии власть брали по-разному.

В России она была взята в результате свержения Временного правительства и последующей легитимизации Октября в гражданской войне, когда все общество раскололось надвое: на красных и белых — и красные победили в честной борьбе на поле брани. Это доказывает, что В. И. Ленин и партия большевиков, свершившие революцию во имя трудящихся масс, были правы, иначе трудящиеся массы не пошли бы за Лениным, не выразили бы свое доверие большевикам. Победа в революционной борьбе — убедительное свидетельство того, что большевики и В. И. Ленин доверие народных масс оправдали: социалистическая революция в России свершилась как всеобщий политический процесс преобразований благодаря тому, что она была поддержана и доведена до конца трудящимися массами. Социалистическая революция в России — естественноисторический процесс, вытекающий из логики российской истории.

Коммунистические партии в странах. Восточной Европы брали власть с помощью Советского Союза, и в первую очередь его военной силы. Это и обусловило другой характер свершившихся там революций — без гражданской войны, без раскола общества надвое, что предопределило неровный и непоследовательный характер свойственных им социально-политических процессов. Исходя из этого, сегодня ряд авторов склонны вообще отрицать саму реальность восточноевропейских революций.

На эту тему надо бы провести широкий научный обмен мнениями. Здесь же хотелось лишь подчеркнуть свое убеждение, что глубина социально-экономических и политических преобразований в восточноевропейских странах в 40-е годы вполне заслуживает того, чтобы их признать революционными. Они неузнаваемо изменили исторический облик этих стран. Другое дело, многие из объявленных целей, преобразований реализовать не удалось, что и вылилось в итоге в акцию отторжения в них систем, сложившихся за послевоенные годы, как неспособных исполнить намеченные задачи.

Можно ли, однако, обвинять сегодня коммунистические партии Советского Союза и стран социалистической Европы в том, что они взяли власть? Я думаю, что ни стыдиться этого, ни осуждать за это их нельзя. Партии

для того и существуют, чтобы брать власть. Это не вина, а беда наших партий, что, несмотря на все жертвы, которые были принесены во имя социалистической власти, им не удалось добиться пока полной реализации социалистических целей.

Если коммунистическим партиям стран Восточной Европы и Советского Союза и следует стыдиться чего-то, то это периода «медиократии», когда аппаратными путями и волей административно-командных социальных структур были созданы возможности захвата позиций авторитета и власти посредственными личностями, когда отбор лучших из лучших фактически прекратился, когда в лидеры выдвигались только через аппаратную карусель.

Вина партий и в том, что они позволили расслабить свою политическую структуру, связи, организованность, единство, целеустремленность до такой степени, чтобы она стала ареной разгула личностных волюнтаристских сил. Ответственность за все это, конечно же, велика. Партии дорого заплатили за случившееся во всех социалистических странах, оказавшись отстраненными от власти. Многие горькие чаши предстоит еще испить.

В. И. Ленин при жизни неоднократно предупреждал об этой опасности, но его предупреждения не были услышаны.

Возникает, однако, вопрос социально-политической стратегии и задача для теоретического анализа: что делать сегодня? Конечно, период застоя, выражавшийся в фактической приостановке процессов прогрессивных общественных преобразований, был своеобразным периодом разбрасывания камней, ослабившим социализм. Надо начинать собирать камни.

Факты свидетельствуют о том, что социализм создал такие общественные структуры, которые достаточно устойчивы и могут предопределить его нахождение на исторической арене в течение длительного времени. Вряд ли, например, экономическая и социально-политическая целесообразность будут толкать новое руководство социалистических стран к тому, чтобы полностью демонтировать общественную собственность на средства производства. Она обладает своей собственной динамикой. Во всяком случае, переход на рыночную экономику, а кое-где и демонтаж общественных социалистических структур проходят ныне в странах Восточной Европы болезненнее, медленнее, чем представлялось лидерам этих перемен. Трудящиеся не желают расставаться с социальной защищенностью, созданной социализмом, и готовы постоять за нее. У них снова возникла потребность в партиях, способных защитить их интересы.

Поэтому есть основания думать, что, несмотря на сдвиг вправо в общественном сознании практически всех стран Восточной Европы, уже сейчас имеются признаки того, что по мере стабилизации социально-политической ситуации настроения радикализма сменятся более спокойным, объективным анализом. Коммунистическим партиям тогда представятся новые возможности для работы. Наметившиеся социально-экономические преобразования уже сейчас во многом поддаются прогностике.

Вместо унитарной административно-командной системы государственного владения средствами производства скорее всего вырастет полиформная, многоуровневая модель собственности, допускающая личную, частную и государственную собственность при господстве все-таки общественной собственности на средства производства. Первые попытки денационализировать ряд крупных отраслей производства и предприятий, например в Польше, Румынии, натолкнулись на достаточно упорное сопротивление общественности. Сам факт господства общественной собственности на средства производства многими экономистами и социологами в странах Восточной Европы сейчас воспринимается как достаточно очевидный и целесообразный. Он способен предопределить устойчивость общественно-хозяйственных политических структур в будущем не только в сфере производства, но и в распределении.

Таким образом, не исключено, что социализм, отбрасывая административно-командную систему, возвратится к своим естественноисторическим основаниям в каждой стране и будет далее развиваться с полным учетом ее многообразия, противоречивости и индивидуальной неповторимости. История отвергла идеологизированный вариант социализма, который предусматривал скорую замену капитализма социализмом в мировом масштабе.

В истории нет ничего как неизбежного, так и окончательного. Опыт революционной диалектики социализма всюду в мире однозначен: именно тогда, когда правящие коммунистические партии объявили о полной и окончательной победе социализма в своих странах и почили на лаврах «необратимости» социалистических побед, тогда и начали в недрах общественных систем формироваться силы разрушения и противодействия, которые позже обнаружили себя столь радикально.

Многие из сил и процессов, отторгших власть коммунистических партий, поначалу обнаруживали себя просто как общественно-политические, социальные, экономические движения, способные решить проблемы, которые поддавались решению, если бы были замечены своевременно. Но в общей атмосфере самодовольства и успокоенности проблемы не заметили, они развивались своим путем, пока не взорвали общественные структуры.

Конечно, в итоге социализм в странах Восточной Европы сделал шаг назад. Но это не значит, что у социализма не осталось будущего. Как и не означает, что движение социализма к новой общецивилизационной перспективе не устраняет ориентации на коммунистический идеал. Просто мы сегодня больше знаем, что коммунистический идеал требует намного больше усилий, точных теоретических обобщений, неоднозначности в социально-исторической практике, чем думалось вначале. Я не спешу осуждать романтику прошлых лет. Людей, которые считали, что если они поставят задачу строительства коммунизма за 20 лет, его будет создать легче, надо понимать и достойно оценивать: им хотелось процесс ускорить и улучшить. Это не удалось. Но надо понимать и ценить эти романтические попытки.

Это показывает и тот факт, что общественное мнение страны резко ополчилось против попытки фальсифицировать В. И. Ленина и его наследие, представить сами победы социализма в ложном свете. Социологические исследования, проведенные Академией общественных наук при ЦК КПСС, свидетельствуют, что народ не принял формулируемый элитарным нигилизмом вывод, будто бы десятки миллионов жизней, которые отданы во время испытаний или изъяты насильственно в период сталинизма во имя социалистического идеала, кровь, которая была пролита в октябре 17-го года и в 1941—1945 годах, были напрасными.

Народная совесть, здравый смысл, наконец, народный инстинкт и чувство справедливости противятся тому, чтобы воспринять 70 с лишним лет нашей истории как сплошную цепь преступлений, разочарований и ошибок.

И атака на В. И. Ленина, ленинизм и социализм не состоялась не потому, я думаю, что к этому не стремились некоторые из наших радикалов, а потому, что устойчивая ценностная установка народа помешала им развернуться.

Теоретическое осмысление перестройки, ее современного состояния и перспектив весьма не просто. Важнейшая проблема этого осмысления — наше отношение к В. И. Ленину. Ленинизм — это вершина теоретической мысли конца XIX — начала XX века. Может рыть, даже одна из самых сияющих вершин. С течением времени всякая такая вершина кладется в фундамент культуры и становится программой действий на будущее.

Именно поэтому сегодня для нас ленинизм не копилка фактов, рецептов на все случаи жизни, а теоретическая основа одной из самых глубинных революций в истории современности. В этом ценность и сила теоретической доктрины Ленина, секрет способности ее мобилизовать массы на революционные преобразования и добиться победы. Это нам еще надо изучить во всем объеме.

Но есть и слабость. Победа социалистической революции не превратилась у нас в автоматическую победу строя, объявленного ее целью. Конечно, мы вправе сказать, что этому есть весьма существенные как объективные, так и субъективные причины. Безусловно, анализ этих причин заслуживает внимания, но его нужно делать отдельно. Сейчас можно лишь сказать, что нам нельзя заблуждаться. Идти вперед надо, внимательно изучая конкретно-историческую ситуацию сегодняшнего дня — ответы на порождаемые ею вопросы нельзя найти ни в прошлом, ни в будущем. Их должны продумать мы сами и испытать в горниле реальных процессов сегодняшнего дня.

С середины 1922 года, когда болезнь В. И. Ленина стало контролировать Политбюро больше, чем врачи, его лишили возможности влиять на ход событий. В итоге история XX века во многом развивалась без участия В. И. Ленина. А его учение в течение десятилетий безжалостно извращалось для оправдания абсолютной власти и даже личной корысти. Идеи В. И. Ленина были канонизированы; вместо того чтобы служить программой строительства нового общества, они стали использоваться как оправдание любой социалистической реальности. В этой канонизации ив расчленении живой ленинской мысли по искусственной, до предела упрощенной схеме «Краткого курса» в течение десятилетий усердствовали и многие из нас — ученых-обществоведов. Велика в этом наша вина перед партией и народом. Стараниями официальных теоретиков мысль Ленина оказалась засушенной, омертвленной, препарированной и превратилась в схоластическую догму.

Перестройка социализма требует перестройки не только нашего отношения к В. И. Ленину, но и восстановления его -интеллектуального наследия в полном объеме и целостности всех, даже самых противоречивых идей и мыслей. Только тогда мы увидим, что ход нашей истории не был предопределен Лениным, а извращен административно-бюрократическим волюнтаризмом, наши болезни порождены некомпетентностью или эгоизмом.

Зато в идеях Ленина есть другое — глубокая методология анализа общественных реальностей, политическая стратегия революционного действия. Познаем их. Вспомним. В молодом, едва обозначившем себя капитализме России В. И. Ленин нашел узлы противоречий, разрешая которые удалось свергнуть систему задолго до того, как она смогла развернуть свой потенциал. Нам, полагаю, нужно провести столь же всесторонний анализ современного мира и найти в нем общественно-экономические и социально-культурные предпосылки, на которых социализм смог бы развиваться естественноисторическим путем, а не внедряться силой, как до этого.

Владимир Ильич провел гениальный анализ капитализма начала века, превратившегося в единую систему империализма, или загнивающего капитализма. Но Ленин не успел провести анализ всемирно-исторической ситуации, сложившейся в итоге Октября 1917 года. Попытки капитализма к самореформированию, к самоорганизации, совершенствованию после победы Октябрьской революции прошли мимо его внимания. А это произошло, и сегодня можно, по-видимому, сформулировать важный общественно-политический вывод, позволяющий подойти к тезису марксизма «О царстве необходимости и царстве свободы» с несколько иной исторической перспективы, Высокая организация индустриального и постиндустриального общества означает чрезвычайно зауженную сферу личной свободы человека. По мере того как промышленно-экономическая организация капиталистического общества совершенствовалась и сфера свободы индивида, участвующего в производстве, сужалась, сфера свободы личности в досуге и потреблении расширялась. Сегодня очевидно, что досуг и потребление и есть собственно сфера свободы личности. По мере роста рационализации и организации внутри капиталистического производства ущемленность компенсировалась расширением свободы личного выбора в потреблении в условиях товарного изобилия.

Социально-экономическая ситуация в капиталистических и социалистических странах, как мне думается, в XX веке свидетельствует, что царство необходимости, определенное марксизмом, можно отнести в основном к материальному производству, а царство свободы — к общественной ситуации, когда будет в основном достигнута удовлетворенность потребностей основной массы населения.

Главной проблемой реального социализма явилось то, что ему не удалось на протяжении своего исторического существования развить общественную производительность, способствующую обеспечению основных жизненных потребностей. Таким образом, не удалось развить царство свободы в сфере потребления. В условиях хронической нехватки средства государственного распределения потребления становились все более централизованными и право на принятие решений оказалось у отдельных, довольно узких и небольших по численности групп власти, распоряжавшихся общественным достоянием по своему усмотрению. Необязательно в личных, корыстных интересах, но без контроля со стороны общественных институтов. Это было одной из причин того, что общество социализма вступило в эпоху стагнации раньше, чем оно смогло реализовать свой экономический, производственный потенциал. Такова реальность, приведшая к современной ситуации.

Каковы же перспективы развития? На наш взгляд, социализм может существовать только как всемирно-историческая система, или он не будет существовать совсем. Поэтому важно по-новому оценить сложившуюся ситуацию, в особенности в странах Восточной Европы.

Слов нет, коммунисты в странах Восточной Европы многое заслужили в своей сегодняшней судьбе, в том числе и положение оппозиции. Нельзя, например, игнорировать то обстоятельство, что они были отстранены от власти не противостоящими им партиями и классами, а возникшими движениями, во главе которых были народные фронты и гражданские форумы. Но коммунисты должны выжить в условиях оппозиции, преодолеть глубокое уныние и разброд, включиться в позитивно-историческую работу на новых условиях и иных основаниях, снова завоевать доверие народа и стать носителями и защитниками его интересов. В конце концов только та политическая партия нормальна, которая способна проявить разумность в пользовании властью и изобретательна, чтобы выжить в оппозиции.

Сегодня важно, как я полагаю, в новых условиях обеспечить и новое идейно-теоретическое, духовное оправдание историческому существованию социализма и за пределами XX века. Это будет наилучшая, единственно действенная защита Ленина и ленинизма. И только она способна сделать безотносительным сам подход к Ленину с точки зрения того, что у него устарело, а что нет. Мысли Ленина нельзя разделить на старые и новые. Они будут едиными и вечными при условии, что в истории мира социализм сохранится: социализм многоликий, многоуровневый, но исторически устойчивый за счет внутренне присущих ему свойств, а не за счет силы, как было раньше. Ленинизм и социализм — диалектическое единство революционной теории и практики, уточняющие и углубляющие себя в ходе исторического движения, но нерасторжимые как главная преобразующая сила общественных интересов.

Перестройка обогащает нас бесценным историческим опытом строительства социализма. Сегодня становится более ясно, что для успеха реального социализма необходимы три основных компонента: политическая демократия, социальная справедливость и демократический контроль, развитая современная экономика. Социализм должен доказать, что экономика может быть прибыльной не только в условиях господства частной собственности на средства производства, но и в условиях поливариантной экономической модели собственности, в которой ведущей будет общественная собственность на средства производства. Прибыльная экономика социализма, объединившись с государством социальной защиты, создает новый синтетический вариант гуманного, демократического социализма.

Мы строим обновленный социализм в условиях приоритета общечеловеческих интересов над классовыми. А это важнейшая основа общецивилизационного развития, условие, когда не противостояние друг другу в конфронтационном антагонизме социализма и капитализма, а поиск путей сотрудничества будет определять их отношения, совместное существование.

Думаю, по мере того как силы обеих всемирно-исторических систем будут все меньше изнуряться противостоянием военными средствами, движение будет развиваться к качественно новому состоянию общечеловеческой цивилизации. Ее черты еще во многом не ясны. Они будут обрисовываться по мере решения общечеловеческих задач в ходе длительной исторической эволюции. Как только опасность всемирного термоядерного конфликта начнет уменьшаться, а потом исчезнет совсем, обновленные силы истории станут проводить свою работу свободно, трансформируя базисные характеристики капитализма и социализма до неузнаваемости с позиций сегодняшних представлений о них. Это касается не только их. экономических условий, но и социально-политических структур.

Ведь основные глобальные экономические, политические и идеологические проблемы человечества могут сегодня быть решены только совместными усилиями. Необходимо создать международные наднациональные механизмы совместного сотрудничества для их решения. Трудно сказать, насколько новое состояние общечеловеческой цивилизации будет устойчивым и отвечать всему своеобразию будущего мира. Совершенно очевидно, однако, что не все в нем будет идеально и не все придет само собой, ибо история отрабатывает свои наилучшие варианты путем очень длительной эволюции,1 на которую уходят целые столетия. Революция во многом уточняет, корректируя и даже приостанавливая этот процесс, порой изменяя русло исторического движения, но само движение неумолимо и вечно.

Это укрепит современный мир и выведет народы на новую модель сотрудничества, в которой все уровни развития будут иметь значение, взаимно дополнять и уравновешивать друг друга. Поливариантная многоуровневая глобальная модель общечеловеческого сотрудничества и будет ответом теоретической мысли на вызов истории на исходе XX века.

Ее невозможно выстроить, не прибегая к ленинской методологии анализа исторических процессов, познания природы, структуры и взаимодействия революционных сил, выстраивания все новых программ социально-экономических качественных преобразований.

Поэтому как вчера, так и сегодня и.завтра мы будем двигаться к коммунистическому идеалу, черпая вдохновение и силу в мыслях Ленина.

Партийная жизнь. 1990. М 14

 

В. СТАРЦЕВ,

доктор исторических наук

МЫ —С ЛЕНИНЫМ

Не традиция, не одна только памятная дата заставили меня взяться за перо, чтобы написать о Ленине. Даже не постоянное уважение и жгучий профессиональный интерес к нему, а тревога, чувство сожаления и протеста. В обстановке актуальных политических дискуссий перестроечных дней Ленин оказался мишенью для критиков разных оттенков — ультралевых и ультраправых, националистов и шовинистов.

В справедливом гневе против сталинских репрессий радикалы вдруг обнаружили, что и при Ленине Советская власть судила, ссылала и расстреливала людей. Последователи и защитники Сталина тоже и с тем же рвением цитируют ленинские записи и резолюции, декреты и письма. И находят там все те же, осуждаемые сейчас общественным мнением, слова: «отдать под суд», «подержать в тюрьме», «расстрелять мерзавцев» и т. п. и т. д. Вот видите, слышится уже многоголосый хор: Сталин вырос из Ленина! Сталин лишь продолжал то, что до него начал Ленин. Тема террора — вот первый рычаг, с помощью которого хотят сбросить монумент Ленина с пьедестала народной памяти, как это уже сделали в Новой Гуте.

К бронзовой фигуре с кепкой в вытянутой руке подбираются и с других концов. «Кремлевский мечтатель» не знал, дескать, жизни, не знал крестьянской России. Он навязывал нам социализм, к которому ни страна, ни народ не были готовы,—слышится разномастный хор. Построенный им за полтора года «военный коммунизм», воспетый его ближайшими соратниками Троцким и Каменевым, Зиновьевым и Бухариным, явился прообразом сталинского казарменного, феодального «социализма». России не нужен социализм, не нужен коммунизм, а Следовательно, и Ленин с его «марксизмом-ленинизмом». Дайте нам вернуться назад и начать снова прерванный Лениным путь.

Одни призывают вернуться к февралю 1917 года. Другие — прямо к П. А. Столыпину и государю императору. Фигура Ленина — в центре кипящих страстей — от «Нашего современника» до «Огонька».

Одна из причин такого всплеска критических мнений о Ленине заключается, на мой взгляд, в несоответствии казенно-благостного портрета, насаждавшегося в народе официальной историко-партийной наукой на протяжении десятилетий, с реальным обликом руководителя правящей большевистской партии и Советского государства в труднейший период гражданской войны в стране.

Вот, скажем, памфлет В. Солоухина «Читая Ленина» основан на подлинных цитатах 36-го тома Полного собрания сочинений В. И. Ленина. Другое дело, что они усечены, или препарированы, или прокомментированы автором тенденциозно, но слова-то Ленина о роли хлебной карточки, о том, кого и как подвергнуть разным карам,— все подлинные! И в ленинских томах телеграмм и писем с требованием суровых мер к тем, кого Владимир Ильич считал врагами революции, хватит на поделки такого рода еще десяткам злопыхателей. Точно так же документальная основа для портрета В. И. Ленина в повести В. Гроссмана «Все течет», вызвавшей такие споры год-полтора назад, вполне доброкачественна. Тома Полного собрания сочинений Ленина украшают полки десятков тысяч библиотек, шкафы десятков тысяч начальников всех рангов, но их мало кто читал и читает. Вот почему цитаты, извлеченные из произведений, открыто напечатанных десятки лет тому назад, дают сегодня такой взрывной эффект. Ибо популярные очерки, биографии, рассказы и повести, прошедшие цензуру Института марксизма-ленинизма, показывали нам Ленина только добренького и заботливого, с лукавым прищуром глаз, гладящего детей по головке и ласкающего кошку. Все, что было в нем от пророка, от гневного громовержца, от вершителя судеб миллионов, от человека, мыслящего категориями классов и мировой революции, ретушировалось, убиралось, приглаживалось. И виноваты здесь не только ортодоксы с медными лбами, но и некоторые популярные драматурги и либеральные публицисты.

Мне симпатична гражданская позиция Михаила Шатрова, в борьбе за перестройку я с ним в одних рядах. Но я не согласен с его трактовкой Ленина как гуманиста прежде всего. Во многих его пьесах Ленин — такой же добряк, как и в официальных изданиях, но еще добряк страдающий, совестливый, мучающийся своей «виной» перед рабочим классом страны за то, что не успел сместить злодея Сталина. Настроившись таким образом, читатель открывает том Ленина и видит: «Арестовать! Посадить! Расстрелять!» Поэтому попытка, опираясь на нарисованный драматургом образ Ленина, утверждать наш сегодняшний примат общечеловеческих интересов над классовыми неизбежно терпит провал при соприкосновении с подлинным образом Владимира Ильича. И виноват тут не Ленин с его жестоким и героическим временем гражданской войны и революции, а наше мелкое политиканство и врожденная привычка к поискам авторитетов.

Я с искренним интересом слежу за статьями и телевизионными выступлениями Ю. Буртина и тоже не могу не отнести себя к числу «детей XX съезда». Но я вспоминаю, как в 1969 году я принес Ю. Буртину в «Новый мир» свой очерк о Ленине под названием «Председатель Совнаркома». Там, в частности, в полном соответствии с ленинскими высказываниями и его статьями я показал резко критическое отношение Владимира Ильича к образованной, интеллигентной части населения, к российской интеллигенции вообще и особенно в первые месяцы Советской власти. Были там и такие слова о ленинской статье «Как организовать соревнование?»: «На что нацелена она была в то время? Не только на организацию производственного соревнования, что делает ее актуальной и в наши дни, а еще и на развитие различных форм и способов учета и контроля за богатыми, жуликами, тунеядцами, и прочими врагами Советской власти. Вот что писал Ленин: „В одном месте посадят в тюрьму десяток богачей, дюжину жуликов, полдюжины рабочих, отлынивающих от работы (так же хулигански, как отлынивают от работы многие наборщики в Питере, особенно в партийных типографиях). В другом — поставят их чистить сортиры. В третьем — снабдят их, по отбытии карцера, желтыми билетами, чтобы весь народ, до их исправления, надзирал за ними, как за вредными людьми. В четвертом — расстреляют на месте одного из десяти, виновных в тунеядстве. В пятом — придумают комбинации разных средств и путем, например, условного освобождения добьются быстрого исправления исправимых элементов из богачей, буржуазных интеллигентов, жуликов и хулиганов. Чем разнообразнее, тем лучше, тем богаче будет общий опыт, тем вернее и быстрее будет успех социализма, тем легче практика выработает— ибо только практика может выработать — наилучшие приемы и средства борьбы.» (ПСС. Т. 35. С. 204). Важно отметить, что все это было написано еще в конце декабря 1917 года, ЧК имело меньше четырех недель от роду, еще никого не расстреливали, да и в тюрьмы почти не сажали! Но Ленин четко ставил задачу. Я комментировал ее в своей рукописи так: «Вот великолепный по своей искренности и прямоте пример главного направления борьбы за социализм, который был необходим в тех условиях. Эти обращения к простым людям, простым рабочим и мелким служащим, к крестьянам имели, кроме того, еще одну цель — освободить их от веками воспитанного государством и религией уважения к собственности, к богатым, знатным. Ленин призвал пролетариев освободиться от «робости» по отношению к собственности капиталиста и к самой его личности. Он учил смотреть на них как на «вредных людей», ставил на одну доску жулика, вора и буржуазного интеллигента. Несомненно, это направление морального воздействия на пролетариат облегчало проведение карательных мер против буржуазии».

Ю. Буртин сказал: «Нет, мы этого напечатать не можем. Мы боремся за гуманизацию политики партии. В этой борьбе мы опираемся на Ленина и должны показывать его добрым и сочувствующим интеллигентам. Неважно, что Ленин думал иначе. На кого же мы тогда будем опираться?» Сегодняшнее время гласности и правды появлением резко критических материалов о Ленине мстит авторам как официальных, так и либеральных мифов.

И все-таки это удивительно, с какой легкостью бросаемся мы из одной крайности в другую. Отринув набившую оскомину сладенькую легенду о Ленине, радикальные публицисты торопятся тут же, надергав цитат, замазать икону черной краской, не дав себе ни времени, ни труда разобраться во всех чертах личности и характера гениального политика и выдающегося государственного деятеля. Нельзя так неуважительно относиться к собственной истории. Неужели дурные примеры прошлого нас не научили ничему? Мы должны с уважением относиться к собственной истории, к революции и ее детям: к Каляеву и Столыпину, Витте и Мартову, Милюкову и Гучкову. Думаю, что и Николай II с Керенским не должны составлять исключение. А уж тем более Ленин.

Во всем мире ширится интерес к личности Владимира Ильича и к его деятельности. О нем выходит все больше книг. Не так давно я разговаривал с английским историком Робертом Сервисом. Автор весьма критической «Истории КПСС», он теперь целиком захвачен написанием трехтомной биографии В. И. Ленина. Первый том уже вышел, второй готовится к печати. Это серьезное, отнюдь не апологетическое, но объективное исследование. А мы что делаем? После издания двухтомной биографии В. И. Ленина, выполненной в лучших традициях застойного периода, ни одной серьезной, обстоятельной работы.

Примером нового отношения и к личности В. И. Ленина, и к его теоретическим работам, и к государственной практике может служить статья М. С. Горбачева «Социалистическая идея и революционная перестройка». Заслуживает особого внимания справедливое замечание автора статьи о том, что сегодня у Ленина мы не можем найти точных советов и рецептов для нашей деятельности и решения наших проблем. Речь может только идти об овладении и применении к новым обстоятельствам ленинской методологии политологического анализа. Но воссоздание исторически точного портрета Ленина как руководителя партии и государства не входило в задачу автора. Историки не имеют права перекладывать на чужие плечи свою работу.

С большим интересом я прочитал в «Правде» большую статью Роя Медведева «О книге А. И. Солженицына „Архипелаг ГУЛАГ”». В ней имеется немало замечаний по теме «Ленин и террор». Многие из них справедливы и вполне согласуются с поднятыми выше проблемами. Хочется сказать: смело и хорошо писал Рой Медведев 15 лет назад в заграничных газетах! И здорово, что хоть и с таким опозданием, но мы можем прочесть это замечательное произведение сегодня. Однако многочисленные осуждающие оговорки, обвинения Ленина, Крыленко, большевиков, работавших в карательных органах в годы гражданской войны (а кто из так называемой ленинской гвардии там не работал хотя бы месяц-другой?), в превышении власти, опьянении ею, в бессмысленности и вредности большинства казней, лишь затянувших гражданскую войну, сводят на нет те мимолетные оправдания неизбежности, террора в любой революции и гражданской войне, которые делал 15 лет назад Рой Медведев. В его статье те, кто пытается сегодня вести родословную сталинского террора от Ленина, найдут для себя новые аргументы. Поэтому сказанного им тогда недостаточно. Более того, мне кажется, что автор упустил ряд существенных моментов, резко отделявших применение террора большевиками в 1918 —- 1920 годах от бесчеловечной машины геноцида, взлелеянной и усовершенствованной И. В. Сталиным.

Не рассматривая нижеследующие строки как полемику со статьей Р. А. Медведева, я хотел бы- дополнить ее материал некоторыми соображениями и фактами. Автор справедливо показывает вынужденность террора со стороны большевиков в обстановке начавшейся гражданской войны, отмечает, что любое правительство действовало бы в таких условиях так же. Вот здесь, как мне кажется, допускается некоторая неточность. Дело

в том, что В. И. Ленин заранее предусматривал возможность сопротивления свергнутых классов после взятия власти представителями пролетариата и беднейшего крестьянства и был готов обрушить террор на классового противника, чтобы быстро сломить его сопротивление. Вопрос этот начал интересовать Ленина после июльских событий 1917 года, когда правительство Керенского впервые в обстановке демократии применило террор к своему политическому противнику — большевикам. Сохранилось свидетельство финского социал-демократа Карла Харальда Вийка о том, что, когда В. И. Ленин ночевал у него одну ночь с 9 на 10 августа года, он осмотрел и похвалил его библиотеку французских книг. «Одну книгу он забрал и читал. Это была книга Мишле „Террор”»,— писал Вийк в комментарии 1939 года к своим дневникам 1917 года. (Ж. Мишле, 1798—1874, французский историк; сорок томов его сочинений, в том числе и по истории Великой французской  революции, были изданы в Париже в 1893—1898 годах.)

Хотелось бы напомнить, что в эти же дни в Могилеве генерал Корнилов готовил свое выступление против революции. Командующим отдельной петроградской армией он собирался назначить генерала Крымова за его ценное качество: если понадобится, он, не задумываясь, перевешает на фонарях весь состав Петроградского Совета! Корниловщина явилась неудачной попыткой буржуазии развязать гражданскую войну. После нее в одной из статей, написанных в начале сентября, под характерным названием «Русская революция и гражданская война» В. И. Ленин утверждал, что пролетариату и его партии нечего бояться гражданской войны, ибо в ней он одержит победу. «Не пугайте же, господа, гражданской войной,— обращался Ленин к буржуазным публицистам,— она неизбежна, если вы не хотите рассчитаться с корниловщиной и с «коалицией» теперь же, до конца,— то эта война даст победу над эксплуататорами, даст землю крестьянам, даст мир народам, откроет верный путь к победоносной революции всемирного социалистического пролетариата» (ПСС. Т. 34. С. 228). Ленин писал, что пролетариат смеется над воплями о «потоках крови» в гражданской войне, ибо она, по его мнению, приведет к концу войны империалистической, стоящей народам «моря крови». Гражданская война кончится полной победой рабочего класса, поддержанного беднейшим крестьянством для осуществления программы большевистской партии, но она, пишет Ленин в конце статьи «Задачи революции», «может оказаться весьма тяжелой, кровопролитной, стоящей жизни десяткам тысяч помещиков, капиталистов и сочувствующих им офицеров» (там же. С. 238).

Здесь все предельно ясно. Но это жертвы вооруженной борьбы за власть. А как в отношении самого сильного оружия террора против классового противника—- смертной казни? И здесь Ленин точен.

Еще в середине сентября 1917 года в брошюре «Грозящая катастрофа и как с ней бороться» В. И. Ленин сделал специальное примечание о смертной казни. Вот оно. «Мне уже случилось указывать в большевистской печати, что правильным доводом против смертной казни можно признать только применение ее к массам трудящихся со стороны эксплуататоров в интересах охраны эксплуатации. Без смертной казни по отношению к эксплуататорам (т, е. помещикам и капиталистам) едва ли обойдется какое ни на есть революционное правительство» (там же. С. 174). Это разъясняли в десятках других статей большевистские публицисты, а в тысячах речей — большевистские агитаторы. И рабочие знали, что они идут на смертный бой, и капиталисты заранее были предупреждены о том, что их ждет.

Ленин довел марксистскую идею классовой борьбы до ее практического осуществления с помощью целенаправленной государственной политики, как и в своем понимании партийности он априорно признавал правоту в любом деле только своей партии. Мы не вправе судить его с позиции нашего сегодняшнего дня, лозунгов, выдвинутых сейчас КПСС — преемницей большевистской партии 1917 года, с точки зрения прожитых 72 лет, перед лицом возможной ядерной катастрофы. Ошибался ли при этом Ленин в каких-то своих расчетах? Сейчас об этом любят порассуждать все. И я выскажу свое мнение. Ленин думал, что борьба за власть в Петрограде будет более ожесточенной и кровопролитной. На самом деле захват власти стоил жизни шести солдат Павловского полка. Но Ленин не предвидел возможности сопротивления сторонников Временного правительства в Москве. А там уже тысячи убитых и раненых. Удержание власти казалось ему более легким делом, чем это обернулось в жизни. Уверенный в классовой силе и мессианской исключительности рабочего класса («самого передового»), в абсолютной поддержке его со стороны беднейшего крестьянства, Ленин недооценивал силу сопротивления свергнутых классов, не мог ее рассчитать заранее. Он презирал буржуазию и буржуазную интеллигенцию, считал всех ее представителей заведомыми трусами. Он полагал, что достаточно поставить рядом с капиталистом красногвардейца с винтовкой, как тот немедленно подчинится новой власти.

Первые месяцы «триумфального шествия» Советской власти, казалось, подтверждали это. Достаточно было небольшой демонстрации силы, небольших «потоков крови», как обе столицы, а затем вся Россия признали новую власть. Партия кадетов была объявлена «врагами народа». Учредительное собрание разогнано. И все без всякого вооруженного сопротивления! Да и мир удалось заключить, хоть и «похабный». В марте — апреле 1918 года Ленину казалось, что гражданская война кончена! А на самом деле она была еще вся впереди. И то, что началось с июля 1918 года, было отчаянной попыткой большевиков выстоять под ударами, которые сыпались со всех сторон, продержаться еще несколько месяцев до начала мировой революции. А там сразу будет легче. Возможно, Рой Медведев прав, и многие меры были слишком жестокими, а жертвы излишними. Но вспомните: были месяцы, когда Советская власть контролировала лишь десятую часть территории бывшей Российской империи! И шла вооруженная борьба. Другая сторона тоже имела свои ЧК и трибуналы, расстреливала без суда и следствия. Никто не знал, чей флаг будет развеваться в Кремле к концу 1919 года.

Вот почему недобросовестным приемом является попытка изобразить Ленина и красный террор крестным отцом и матерью сталинских репрессий, разворачивающихся в мирное время и против собственного народа, представителей трудящихся классов и трудовой интеллигенции. Столь же недобросовестным приемом и полным непониманием характера В. И. Ленина является попытка изобразить его «злонамеренным» человеком: дескать, Ленин заранее знал все масштабы гражданской войны, заранее готовил голодную смерть народу через хлебную карточку. Нет, Ленин был человеком добросовестным и открытым. Он, повторю, ненавидел буржуазию и капиталистов, искренне любил и уважал трудящихся, прежде всего рабочих. В принципе он знал изощренность и коварство буржуазии, но рассчитывал и на ее здравый смысл и трезвый расчет. Лучше все отдать и подчиниться новой власти, чем потерять свободу и жизнь,— так, по его мнению, должны были поступать представители свергнутых классов. Но он не учел тысячи факторов, несметно увеличивших силы «капиталистов». Когда уже не сами они (настоящие богачи в большей части были уже в Париже весной — летом 1918 года!), а значительная часть народа, в том числе и трудящегося, не приняла Советской власти, не признала ее, а - поддержала противников. Большая часть его заблуждалась, многие затем одумались, но какое-то время эти миллионы людей боролись с большевиками. А тут еще полное расстройство экономики, нарушение всех хозяйственных связей вместо бурного расцвета, голод, холод, болезни. И скажем самое главное. Во всех этих невероятных испытаниях все-таки именно Ленин и большевики оказались представителями российской государственной и национальной традиции. Они спасли Россию. Не кадеты, не меньшевики и эсеры/не атаманы и казаки, а только большевики и Ленин отстояли независимость и суверенитет нашей страны. Сохранили целостность ее большей части, не дали рассыпаться, как Австро-Венгрии...

Не могу не коснуться здесь и еще одного вопроса. Современные разоблачители В. И. Ленина дружно накинулись на переписку его с Д. И. Курским, наркомом юстиции РСФСР, весной 1922 года в связи с разработкой проекта Уголовного кодекса РСФСР. Особенно налегают они на предложения Ленина о закреплении в УК расстрела как меры наказания -за контрреволюционные преступления, на положения о том, что «новая экономическая политика требует новых способов, новой жестокости кар» за бесхозяйственность и экономические преступления. Рассматривать деятельность В. И. Ленина по введению новой экономической политики в 1921—1922 годах только сквозь призму этих писем — значит допускать чудовищную аберрацию взгляда. Я уже не говорю о том, что это время означало решительный поворот Ленина к реальностям экономической и политической жизни России, к пересмотру представлений о мировой революции, поискам опоры на собственные силы страны, о накоплении ресурсов для строительства социалистического общества. Но и с юридической точки зрения это была новая эпоха, реальный шаг к началу превращения страны в правовое государство после пятилетней гражданской войны. Приняты были в 1922 году Уголовный кодекс, Гражданский кодекс, Земельный кодекс! И всего за несколько месяцев!

Наши сегодняшние гуманисты все еще спорят о том, можно ли произнести вслух слова «частная собственность» или это будет «приговором» социализму? А «диктатор» Ленин принял Гражданский кодекс, провозглашавший право любого гражданина РСФСР на частную собственность, на основание и владение частным торговым и. промышленным заведением. Земельный кодекс провозглашал господство индивидуального крестьянского хозяйства, право на аренду земли и наем рабочей силы. Нам еще скакать и скакать до такого решительного поворота в экономике к, реальным мерам оздоровления страны, к тому, чтобы накормить и одеть народ.

Только слепой может не видеть этого гигантского поворота Ленина. Сохраняя власть в руках партии и пролетариата, сохраняя под своим контролем господствующую высоту, Ленин реально повернулся к народу, к крестьянам, к средним слоям города, которые больше всех пострадали от гражданской войны между «пролетариатом и буржуазией». Конечно, Уголовный кодекс должен был защищать власть и государство. Но это было все равно шагом вперед, ибо даже «каучуковая» правовая норма лучше ее, отсутствия и «революционного правосознания».

Критики же Ленина не хотят видеть этого и всё кричат о кровожадном тиране, который и в условиях нэпа требовал новых жертв. В 1921—1922 годах не надо было выдумывать внутренних врагов, как это делали ГПУ и НКВД в тридцатых годах. Их было еще полно, разбитых, но нераскаявшихся, притаившихся и ожидавших, когда «Европа нам поможет». Против них были направлены карательные статьи УК о контрреволюционных преступлениях. Ленин писал, что помощь и содействие той части «буржуазии, которая не признает равноправия приходящей на смену капитализма коммунистической системы собственности и стремится к насильственному ее свержению, путем ли интервенции, или блокады, или шпионажа, или финансирования прессы и т. под. средствами, карается высшей мерой наказания, с заменой, в случае смягчающих вину обстоятельств, лишением свободы или высылкой за границу» (ПСС. Т. 45. С. 190). Где здесь террор без конца и без края? Это нормальное средство юридической защиты реально установившегося" принципа мирного сосуществования государств с различными экономическими и политическими системами.

Можно только пожалеть, что Ленину не хватило времени заложить прочные основы той внутренней политики, которую он начал проводить в 1921—1922 годах. Политики, которая открывала для народов нашей страны, измученных семью годами мировой и гражданской войн, минимум два десятилетия спокойного труда и строительства, постепенного, в меру развития общественных отношений, прогресса в сторону повышения роли и социалистического уклада, и общественнокооперативного с сохранением на эти же двадцать лет индивидуального, частного, арендного и концессионного секторов экономики.

Ленин начал свою перестройку с экономики, с основных направлений внутренней политики государства. Он не успел сделать одновременно то же и в партии. Запаздывание с перестройкой в партии в 1921—1922 годах привело к тому, что ближайшие помощники Ленина, увлекшись еще при его жизни дележом «наследства», воспользовались централизованной, построенной по военному образцу в годы гражданской войны партией как аппаратом для своих амбициозных целей. Ленин увидел эту опасность слишком поздно, только в промежутке между вторым и третьим инсультом. Он постарался предложить свой план реформы высших органов партии в «Политическом завещании» — письме XII съезду РКП (б). Но сил уже не хватило, чтобы, опираясь на Троцкого, еще раз сломить сопротивление Каменева и Зиновьева, привлечь их на свою сторону или изолировать, провести реформу ЦК и ЦКК, убрать бонапартиста Сталина от рычагов политической власти. Так постепенно партия, подчиняемая с каждым месяцем Сталиным, стала. сначала балластом, а потом и тормозом на пути развития ленинского нэпа. Этот урок мы должны хорошо запомнить и знать сегодня.

Я — за плюрализм мнений в отношении роли Ленина в истории нашей партии и государства. Я—за ликвидацию монополии в этом Института марксизма- ленинизма. Труды Ленина и сам он принадлежат всему человечеству. Резолюция руководителя сектора произведений Ленина и раньше не закрывала путь для самостоятельного исследования его произведений и жизни. Но эти ограничения нанесли за последние 20 лет огромный вред настоящей науке и реальному изучению ленинского наследия, как это видно и из разобранных выше точек зрения. Пусть продолжается и ширится дискуссия. Но пусть она будет корректной и достойной. Давайте изучать его труды, его жизнь. Ленин навечно слит с историей нашей страны, с историей поисков человеком истины, с попытками открыть путь к обществу справедливости. Давайте будем помнить это.

Правда Севера. 1990. 4 апреля

 

М. ТИХОНОВ,

доктор философских наук

БЕЗ ПРЕЕМСТВЕННОСТИ НЕТ РАЗВИТИЯ

За последние месяцы в средствах массовой информации участились случаи попыток дискредитации марксизма-ленинизма как науки. Когда об этом пишут некоторые писатели и публицисты, то тут все объяснимо.

Но вот когда советские ученые-обществоведы шельмуют Ленина, искажают его учение, обвиняют за наше сегодняшнее состояние, то это вызывает естественное желание возразить им. Из многих публикаций по этому поводу я остановлюсь только на высказываниях доктора философских наук А. Ципко и только в «Литературной газете» от 17 января 1990 года.

Читателю, видимо, интересно знать, кто такой А. Ципко. В 1978 году его пригласили работать в Институт философии и социологии в Варшаву, где в 1980 году он защитил докторскую диссертацию на тему: «Философские и социологические основания реалистического понимания социализма». По возвращении на Родину Ципко работал консультантом Международного отдела ЦК КПСС, а ныне он заместитель директора Института экономики мировой социалистической системы АН СССР.

Так что А. Ципко не рядовой обществовед. Философию он должен знать не «...из некритического и несистематического чтения всякого рода философских произведений», а из основательного, глубокого изучения философских работ, в том числе и тех, кто был родоначальником научной философии (см.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 20. С. 525).

В упомянутой «Литературной газете» А. Ципко, в частности, утверждает: «Когда мы говорим об Октябре, то обязаны отличать его лозунги, за которыми стоял здравый смысл, от стратегической программы большевиков, за которой стояла утопия Маркса. Не следует забывать, что Ленин, ведя беднейшие слои России на штурм Зимнего, сам руководствовался в тот момент не здравым смыслом, а утопией».

Вот так. Ни больше ни меньше. Лозунги были здравые, а стратегическая программа большевиков утопична. Ленин при этом шел за утопией Маркса, а мы за Лениным. Ну и пришли к кризису. Можно легко сделать вывод, кто виновен во всех наших бедах.

Но А. Ципко на этом не останавливается. Он хочет вообще развенчать Ленина, показать абсурдность его учения. Поэтому он считает: «Ошибка Ленина... в том, что он никогда всерьез не размышлял о последствиях развязанной им гражданской войны, о возможности осуществления той мечты, к которой он принудил свой народ».

Далеко Вы хватили, товарищ профессор! Ведь несведущий человек может принять Ваше утверждение за чистую монету. А ведь это ложь. Я все думаю: откуда у Вас такая злость к одному из величайших умов человечества? И ответа не нахожу.

Мне часто приходилось беседовать, как мы говорим, с нашими идейными противниками из стран капиталистического мира. Некоторые из них с пониманием относятся к Ленину, к его учению; даже что-то из этого учения они берут себе на вооружение. Другие — и таких, естественно, много — с ленинским учением не соглашаются, спорят, опровергают его. Но среди них мало было тех, кто бы со злостью говорил о Ленине. У Вас, Александр Сергеевич, неприязнь к Ленину видна невооруженным глазом.

На самом деле, зачем Вам понадобилось приписывать Ленину инициативу развязывания гражданской войны? Чтобы прослыть оригинальным? А разве мечта о социализме, о гуманном, демократическом, справедливом обществе выброшена нами или народами других стран? Конечно нет! Идея социализма, идея коммунизма является исторической закономерностью развития человечества. Речь идет о путях достижения социализма и коммунизма. Ленин искал этот путь. Но он предупреждал: «Какими этапами, путем каких практических мероприятий пойдет человечество к этой высшей цели, мы не знаем и знать не можем» (ПСС. Т. 33. С. 99). Опыт миллионов, практика человечества должны были показать путь к социализму. К сожалению, мы нс воспользовались советами Ленина, а все примеряли к построенной им и К. Марксом модели. Нам надо было по мере необходимости изменить эту модель, совершенствовать ее, что не было сделано. Ну разве можно за бездеятельность и ошибки прошлого и современного руководства нашей страны упрекать Ленина?

Философ А. Ципко, на мой взгляд, не понял основного в учении Ленина. «Меня всегда поражает,— пишет с упреком А. Ципко,— с какой легкостью на раз- личных этапах своей борьбы Ленин меняет исходные парадигмы своего мышления».

Ленин был великий диалектик, рассматривающий явления конкретно-исторически, в развитии, в связи с другими предметами и явлениями. Не увидеть этого — значит не понять ленинского учения. Отсюда незаслуженные обвинения, ложные выводы по марксистско-ленинскому учению в целом.

Теперь давайте ответим на вопрос: почему ныне идут нападки на марксистско-ленинскую науку? Конечно, кто-то не знал или удовлетворительно знал эту науку, а теперь пытается ее критиковать. Таких немало. Средства массовой информации, к сожалению, стали с большой легкостью представлять им возможности публиковать свои путаные взгляды. Кроме того, на мой взгляд, есть еще несколько причин.

ВО-ПЕРВЫХ, не все в учении марксизма-ленинизма подтвердилось, что-то было и осталось в нем на уровне мечты. И это естественно. Ведь В. И. Ленин, а тем более К. Маркс и Ф. Энгельс свои взгляды строили априорно. Тогда не было опыта строительства социализма, который можно было бы подвергнуть анализу, на основе его сделать теоретические обобщения. Но у нас в стране была сделана попытка строить новое общество во многом по той модели, которая была создана К. Марксом и Ф. Энгельсом. А нужно было вносить в эту модель соответствующие коррективы. В первые годы Советской власти В. И. Ленин увидел необходимость отхода от этой модели. Он предложил новую экономическую политику. За несколько лет страна тогда не только вышла из кризиса, но стала экспортировать продовольствие. С конца двадцатых годов мы снова вернулись к старой модели. Результат известен.

ВО-ВТОРЫХ, верное для своего времени, что-то в этом учении устарело. Это характерно для любой науки, а для общественных тем более. Нужно было не догматировать его, а творчески развивать дальше. Ф. Энгельс писал: «Все миропонимание... Маркса — это не доктрина, а метод. Оно дает не готовые догмы, а отправные пункты для дальнейшего исследования и метод для этого исследования» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 39. С. 352). У нас же в стране пытались это учение, канонизировать. На все времена, на все случаи жизни. Авторы этого учения, понятно, за наш догматизм отвечать не должны.

В-ТРЕТЬИХ, после смерти В. И. Ленина в процессе нашего движения у нас в стране нередко поступали вопреки марксистско-ленинскому учению. Вспомним хотя бы энгельсовские предупреждения о недопустимости распределения без учета количества и качества труда. Он критиковал Е. Дюринга за его проповеди об уравниловке. У нас в стране принцип уравниловки стал определяющим. Интерес личности не учитывался. А известно, всякая идея неизменно посрамляет себя, как только она отделяется от интереса.

Или предупреждение В. И. Ленина 6 том, что всякая монополия ведет к застою и загниванию. Вопреки этому у нас монополия утвердилась не только в экономической, но и в политической и духовной сферах. Всякая мысль, не укладывающаяся в официально принятую доктрину партии и государства, преследовалась. Носителей этих мыслей предавали анафеме или просто уничтожали. Как ни странно, но марксистско- ленинской наукой больше воспользовались в странах капиталистического мира, чем в социалистических. Согласитесь, мягко говоря, неэтично за прошлые и сегодняшние ошибки руководителей партии и государства винить основоположников марксизма-ленинизма. У нас же это становится модой.

В-ЧЕТВЕРТЫХ, до сих пор методологическая функция марксистско-ленинской науки проявляется нередко в вырывании цитат из произведений создателей этой науки. С помощью отдельных цитат можно оправдать или осудить любое событие из истории или сегодняшней нашей жизни. Проиллюстрируем это конкретным примером.

В  дискуссиях о развитии марксистско-ленинской теории, о практике строительства социализма в СССР некоторые товарищи утверждают, что «марксистская теория предвидела возможность того, что в ходе строительства нового общества не раз придется переделывать все сначала» (см.: Правда, 1989, 23 ноября).

Я, например, с этой теоретической посылкой согласиться не могу. И вот почему.

В работе «К четырехлетней годовщине Октябрьской революции» В. И. Ленин действительно, анализируя практический опыт, накопленный за первые годы Советской власти, писал, что, «твердо и настойчиво учась, проверяя практическим опытом каждый свой шаг, не боясь переделывать начатое неоднократно, исправлять свои ошибки, внимательно вникая в их значение, мы перейдем и в следующие классы» (ПСС. Т. 44.

С. 152).

Когда В. И. Ленин пишет о том, что нам придется переделывать начатое неоднократно, то он ведь имеет в виду наши самые первые шаги. Буквально строчкой выше он утверждает, что «мы уже кончаем, в этой области новой «науки», приготовительный класс». Обращаю внимание читателей на слова «приготовительный класс». Мы были в начале пути. Естественным шагом вперед был переход к новой экономической политике. Образно говоря, мы перешли тогда в первый класс.

После 72 лет Советской власти мы давно уже закончили среднюю школу. Так зачем же нам все переделывать и начинать с подготовительного класса? Почему мы не хотим взять на вооружение ленинские предупреждения о том, что «пролетарское государство должно стать осторожным, рачительным, умелым «хозяином», «исправным оптовым купцом», что социализм надо строить не на энтузиазме, а при помощи энтузиазма, «на личном интересе, на личной заинтересованности, на хозяйственном расчете» (там же. С. 151— 152).

Если верную ленинскую мысль о переделывании всего того, что было в самом начале нашего движения, возвести до всеобщего, то это приводит к большой методологической ошибке.

Здесь невольно напрашивается вывод о том, что и через очередные 70 лет модель нашего общества может оказаться неудовлетворительной. Тогда будущему поколению придется тоже переделывать и начинать все сначала. Получается, что отдельные товарищи ныне теорией марксизма-ленинизма пытаются оправдать наши сегодняшние ошибки. Мало того, они их узаконивают.

Видимо, мы сейчас находимся на таком уровне развития, что допускать ошибки огромных размеров просто не имеем права. Мы не должны забывать о преемственности, о лучшем опыте других народов, о сохранении всего положительного. из прожитого Ц смело его развивать в нашем поступательном движении. Без преемственности нет развития.

В проекте Платформы ЦК КПСС к XXVIII съезду партии отмечается, что опасны «попытки перечеркнуть все по-настоящему великое и ценное в нашем историческом наследии. Нельзя обрывать преемственную связь труда и борьбы советских людей».

Марксизм-ленинизм как наука возник не на пустом месте. Он стоял на плечах предшественников, взяв все прогрессивное из прошлого, и, развиваясь, превратился в могущественную силу. По нашей вине он сейчас переживает кризис. Защитить марксистско-ленинскую науку от ее врагов, от нападок конъюнктурщиков, от недостаточно грамотных в этой науке людей, развивать применительно к новым историческим условиям — важнейшая задача всех коммунистов.

Совесть. 1990. № 3

В. ФОРТУНАТОВ,

доктор исторических наук

ВОПРОС ПОЛИТИЧЕСКИЙ: ВОЗМОЖНА ЛИ ПЕРЕСТРОЙКА БЕЗ ЛЕНИНА?

Закономерно, что памятники В. И. Ленину, приписываемые ему идеи, взгляды, дела после снятия памятников И. В. Сталину, после словесного развенчивания идей, взглядов и дел «вождя народов» при сохранении в принципе сталинского, вчерашнего, неэффективного социализма, сталинской командно-административной системы стали многими восприниматься как символы именно этого социализма. И вот уже слышны открытые призывы «отменить» Ленина и ленинизм, «спросить» с них и за прошлое, и за настоящее. Некоторые наши сегодняшние высокостоящие руководители, не желающие нести ответственность за свои собственные идеи, взгляды и дела, тоже, по сути, превратили Ленина в мишень, в громоотвод, способный принять на себя недовольство ходом перестройки.

Между тем взвалить на В. И. Ленина, на ошибки коммунистической доктрины, на дальних предшественников ответственность за провал перестройки — это покушение с негодными средствами. Достаточно задать вопрос: идет ли перестройка ПО-ЛЕНИНСКИ? — чтобы понять это.

Напомню, что В. И. Ленин любил повторять: «Надо посоветоваться с Марксом». И советовался. И не предъявлял претензий по поводу отсутствия у К. Маркса и Ф. Энгельса «руководящих указаний» по тем или иным проблемам революционной борьбы и социалистического строительства. А как мы «советуемся» с Лениным?

Прочитал ли кто-нибудь из прорабов, теоретиков и трубадуров перестройки «Мысли насчет „плана" государственного хозяйства», написанные В. И. Лениным 4 июля 1921 года, т. е. в разгар перехода к новой экономической политике. Цитирую частично: «Главная ошибка всех нас была до сих пор, что мы рассчитывали на лучшее; и от этого впадали в бюрократические утопии. Реализовалась из наших планов ничтожная доля. Над планами смеялась жизнь, смеялись все. Надо это в корне переделать. Рассчитать на худшее... Тотчас список лучших предприятий (непременно предприятий) по отраслям промышленности. Закрыть от 1/2 до 4/5 теперешних. Остальные пустить в 2 смены. Только те, коим хватит топлива и хлеба, даже при минимуме добычи хлеба (200 миллионов пудов) и топлива (?) на весь-год. Сделать это вчерне, в порядке первого приближения, немедленно, не больше, как через месяц... Засадить 70 процентов членов Госплана за работу по 14 часов в сутки (пусть наука потерпит: пайки дали хорошие, надо заставить работать)... Кормить только хороших работников... Все остальные — в аренду или кому угодно отдать, или закрыть, или «бросить», забыть до прочного улучшения...»

Может быть, именно таким образом следовало вести дело, а не рассуждать, что кто-то забегает вперед? Может быть, стоило поучиться у В. И. Ленина, под руководством которого «со товарищи» за 1,5—2 года страна вышла из глубочайшего кризиса, из состояния самой настоящей экономической комы?

Автор ни в коей мере не ставит под сомнение необходимость перестройки. Новая экономическая политика стала «перестройкой Ленина». Однако, наверное, следовало бы и вспомнить предостережения В. И. Ленина по поводу того, КАКОЙ должна быть перестройка.

«Я смертельно боюсь переорганизаций. Мы все время переорганизуем, а практического дела не делаем... Ужасно боюсь, что мы околеем от переорганизаций, не доводя до конца ни одной практической работы». Не правда ли, очень актуально звучат эти ленинские строки из письма наркому финансов Г. Я. Сокольникову от 22 января 1922 года, особенно после провала антиалкогольной, кооперативной кампаний, после фактического провала экономической реформы и многого другого?

В том конкретном случае В. И. Ленин возражал против перестройки бюджета. «По-моему, в вопросе о бюджете не занимайтесь «перестройкой»: сдайте это на 9/10 Госплану и сведите все это к практическим, осторожным поправкам. Иначе увлечетесь «перестройкой», бюджета сносного все равно теперь, тотчас нельзя построить, и мы погибнем из-за краха денежной системы, разбросав свое внимание на неосуществимые сейчас задачи. В центре всего сейчас торговля, в первую очередь внутренняя, потом внешняя; в связи с торговлей, на базе торговли восстановление рубля. На это — все внимание. К этому практически подойти — главное, главнейшее, коренное. Развитие торговли, постановка торгового отдела Госбанка так, чтобы он не спал, а двигал всю торговлю,— вот главное».

Зная, что именно «по Ленину» — через возрождение торговли, экономической смычки города и деревни, мужицким потом и мозолями — происходило восстановление производительных сил страны, позволившее, как следствие, стабилизировать и денежную систему, не могу не задать несколько вопросов. Известна ли нынешним финансистам переписка В. И. Ленина с Г. Я. Сокольниковым, другими работниками, руководителями народного хозяйства? Почему «чудо» установления «золотого рубля» связывается некоторыми публицистами исключительно с именем Г. Я. Сокольникова в отрыве от прочих проблем, решавшихся в рамках нэпа «по Ленину»? Не потому ли, что некоторым экономистам, народным депутатам, министерским деятелям представляется сегодня возможным путем какой-нибудь ловкой комбинации, в обстановке общего упадка трудовой и производственной дисциплины, развала торговли и т.д. непременно и быстро (как в сказке) достичь, вожделенной конвертируемости рубля? Не пора ли понять, что без конвертируемой организации труда, без конвертируемой дисциплины, без конвертируемого труда невозможен и конвертируемый рубль, если его существование не рассчитано на несколько месяцев.

Не менее ожесточенно, наряду с вопросом о конвертируемости, рубля, сейчас обсуждается и допустимость частной собственности: «колхозы или урожай», «эксплуатации у нас не может быть»... Некоторые промежуточные ответы заложены уже в законы о собственности, о земле и т. д. Д в ленинские труды — что, опять не удосужились заглянуть? А там кое-что есть.

Например, в разделе «Сумеем ли мы работать на себя?» в одном из наиболее известных докладов В. И. Ленина «Новая экономическая политика и задачи политпросветов» 17 октября 1921 года говорится следующее: «Хозяйничайте все. Капиталисты будут рядом с вами,— рядом с вами будут и иностранные капиталисты, концессионеры и арендаторы, они будут вышибать у вас сотни процентов прибыли, они будут наживаться около вас. Пусть наживаются, а вы научитесь у них хозяйничать, и тогда только вы сумеете построить коммунистическую республику».

При Ленине Гражданским кодексом РСФСР разрешалось создание мелких частных предприятий с числом занятых до 20 человек. А. Хаммер наряду с другими стал советским концессионером. В 1926 году на частников работало около 420 тысяч рабочих и около 2 миллионов батраков. Кстати, в том числе и их трудом обеспечивался «золотой рубль».

Из этих фактов отнюдь не следует, что автор статьи апологет капитализма, эксплуатации наемного труда и легализатор теневой экономики, а В. И. Ленин — теоретик «рыночного социализма», как его преподносят некоторые экономисты. С теневой экономикой при Ленине велась жестокая борьба, инициатором которой был сам В. И. Ленин. Так, в письме «О задачах Наркомюста в условиях экономической политики» (22 февраля 1922 года) глава правительства гневно выговаривал наркому юстиции РСФСР Д. И. Курскому: «Ни к черту не годными коммунистами надо признать тех коммунистов, кои не поняли своей задачи ограничить, обуздать, контролировать, ловить на месте преступления, карать внушительно всякий капитализм, выходящий за рамки государственного капитализма, как мы понимаем понятие и задачи государства... А где шум по поводу образцовых процессов против мерзавцев, злоупотребляющих новой экономической политикой? Этого шума нет, ибо этих процессов нет. НКЮст «забыл», что это его дело,— что не суметь подтянуть, встряхнуть, перетряхнуть нарсуды и научить их карать беспощадно, вплоть до расстрела, и быстро за злоупотребления новой экономической политикой, это долг НКЮста».

Это не были слова на ветер. Только в Ленинграде и только в 1923—1925 годах по представлению инспекции труда только за нарушения трудового законодательства были отданы под суд около 3,4 тысячи владельцев частных предприятий. Суровой была борьба с уклонением от налогообложения, с хищениями государственного сырья, с коррупцией и т. д. А где сегодня активная борьба против взяточников и казнокрадов? Почему складывается впечатление, что с советской коррупцией воюют либо донкихоты, либо тили уленшпигели?

ВООБЩЕ создается ощущение, что значительная часть ленинских произведений до сих пор остается непрочитанной. А многие его идеи, положения, предвидения либо игнорируются, либо просто замалчиваются.

И в то же время говорится немало красивых фраз о возвращении к «ленинской модели социализма», об очищении «ленинского облика социализма», о возрождении «ленинских традиций внутрипартийной демократии». Здесь проявились не только очередная идеализация и романтизация теоретической и практической деятельности В. И. Ленина, но и иждивенческое стремление найти в его трудах «золотые ключики», универсальные советы для решения современных проблем. Довольно большому кругу партийных руководителей, причем на протяжении уже трех поколений, оказывалось весьма выгодным создавать представление, что К. Маркс, Ф. Энгельс, В. И. Ленин (и товарищ И. В. Сталин) все продумали и предусмотрели вплоть до полной победы коммунизма. И когда по мере все большего отдаления «от печки» стало ясно, что не во все рытвины классики положили достаточное количество соломы, они же и оказались под огнем критики больших знатоков первоисточников.

При этом почему-то забылось, что В. И. Ленин никогда не претендовал на авторство «концепции социализма», не был он и «модельером» социализма. По многим вопросам В. И. Ленин высказаться просто не успел, по многим — не мог, так как практика социалистического строительства ограничивалась всего несколькими годами.

Любителям выуживать у В. И. Ленина цитаты в духе утопического социализма из 35—40-го томов Полного собрания сочинений просто напомню, что в 41—45-м томах они найдут исчерпывающую, уничтожающую самокритику собственных ошибок В. И. Лениным. «Коммунизм 1919—1920 годов был им признан безусловно преждевременным. «...Мы сделали ту ошибку, что решили произвести непосредственный переход к коммунистическому производству и распределению». В 1921—1923 годах В. И. Ленин вырабатывал новый взгляд на будущий социализм, на будущее Советской России. Его последние письма, статьи (23 декабря 1922 года — 2 марта 1923 года), ставшие политическим завещанием, во многом оказались отчаянной, героической и трагической попыткой догнать уходящее время.

В. И. Ленин не был прожектером. Основным критерием правильности избранного пути были интересы народных масс. Широко известны слова: «Социализм не создается по указам сверху. Его духу чужд казенно-бюрократический автоматизм; социализм живой, творческий, есть создание самих народных масс». В. И. Ленин строил социализм вместе с рабочими, крестьянами, ремесленниками, мелкими торговцами, интеллигентами и даже руками капиталистов, нэпманов. В. И. Ленин строил социализм, нужный и понятный народу, социализм, в котором трудящемуся было бы хорошо. В. И. Ленин, большевики, рабочий класс, непролетарские трудовые слои создавали социалистическое общество впервые. Естественно, что первоначальные представления о будущем обществе (конца XIX века, осени 1917 года, Второй Программы партии, курса на новую экономическую политику) менялись и не могли не меняться в дальнейшем.

Мы не можем представить, каким бы был социализм, построенный «по Ленину» и под его руководством. История не терпит сослагательного наклонения. Но с не меньшими основаниями должны быть отброшены и умозрительные конструкции, попытки задним числом, не желая признавать собственные ошибки и просчеты, спрятаться за авторитет классиков, за спину В. И. Ленина, направить на него недовольство миллионов разочаровавшихся в социализме.

Печальным фактом нашей истории является то, что после первого советского — ЛЕНИНСКОГО — десятилетия построение социализма «по Ленину» было заменено построением социализма «по Сталину». И пора бы уже установить, что вопрос «какой социализм хотел построить В. И. Ленин?» может носить преимущественно исторический, теоретический, академический характер. Ведь обновлять, гуманизировать и демократизировать имеющийся социализм приходится в качественно новых условиях. К тому же, как следует из вышеприведенных рассуждений, многого В. И. Ленин сделать и сказать не успел.

Кому-то данный подход может показаться кощунственным. В. И. Ленин все время работал на пределе человеческих возможностей и сделал все, что было в его силах. Предъявлять претензии по поводу несделанного могут лишь совершенно безголовые люди с врожденной психологией «винтика», любители «социалистического чуда» и гарантированного коммунизма. Постановка такого вопроса представляется тем не менее необходимой, чтобы, с одной стороны, оградить ленинское наследие от примитивного идейного эпигонства с подходом «у Ленина все есть», а с другой стороны, от извечного желания найти черную кошку в темной комнате, где этой кошки нет.

Не буду перечислять вопросы, проблемы, по которым, на мой взгляд, было бы целесообразно вообще запретить ссылаться на В. И. Ленина как на бесспорный авторитет, так как эти ссылки носят заведомо некорректный характер и уже не раз служили для дезориентации общественного мнения.

Скажу о главном, о роли партии, о внутрипартийной демократии.

Сейчас часто цитируют один из фундаментальных тезисов из последних работ В. И. Ленина — о необходимости «ряда перемен в нашем политическом строе». Однако читающие мало обращают внимания на то, что речь идет почти исключительно о перестановках в верхнем этаже политической иерархии. Создание объединенного партийно-государственного контрольного органа, ЦКК — РКИ, проведенное по предложению В. И. Ленина уже в 1923 году, еще больше укрепило позиции партийных верхов. Даже если бы И. В. Сталин был перемещен с поста генсека, кто ему мог бы помешать вернуться обратно? Таких вопросов можно задать немало.

Суть же дела, по-видимому, заключается в том, что, создав партию революционного штурма, партию защиты революционных завоеваний, В. И. Ленин не успел реорганизовать РКП(б) в партию мирного социалистического строительства, провести последовательную демократизацию всей хотя бы внутрипартийной жизни, не говоря уже о незавершенности начавшегося с нэпом процесса демократизации политической системы диктатуры пролетариата.

Предложения В. И. Ленина, к тому же усеченные преемниками, не могли в принципе и не смогли на практике остановить уже наметившуюся мощную тенденцию, сильное инерционное движение к формированию командно-административной системы, ядром которого, по откровенному выражению Г. Е. Зиновьева на XII съезде РКП (б) в апреле 1923 года, была «диктатура партии».

Было бы неправильно забыть о том, что В. И. Ленин саму проблему превращения коммунистов в бюрократов, опасность «коммунистического чванства» своевременно увидел, понимал ее остроту. «Не мудрствуй лукаво, не важничай коммунизмом, не прикрывай великими словами халатности, безделья, обломовщины, отсталости»,— обращался В. И. Ленин к товарищам по партии. «Вся работа всех хозорганов страдает у нас больше всего бюрократизмом. Коммунисты стали бюрократами. Если что нас погубит, то это».

Намечал В. И. Ленин и пути борьбы с бюрократизмом, с коммунистическим чванством. «Оживлять Советы, привлекать беспартийных, проверять беспартийными работу партийных — вот это абсолютно верно. Вот где работы тьма. Непочатый угол работы... Мы плохо проводим лозунг: выдвигайте беспартийных, проверяйте беспартийными работу партийных. Но мы можем сделать и сделаем в этой области во сто раз больше теперешнего»,— писал В. И. Ленин 5 августа 1921 года в широко распубликованном письме Г. Мясникову. Великим, ценным и важным делом называл В. И. Ленин участие беспартийных в проводившейся чистке партии от «примазавшихся», «закомиссарившихся», «обюрократившихся».

Но, к сожалению,— и это тоже факт — реальных механизмов, фактических возможностей отстранять партбюрократов, зарвавшихся и проворовавшихся администраторов, даже просто обыкновенных пьяниц, дураков и лодырей с партийными билетами политическая система «при Ленине» в руки «массы трудящихся» тех самых беспартийных не дала. Ни сменить, ни отозвать работника, посланного Орграспредом ЦК РКП (б), проведенного на руководящую должность «в советском порядке», беспартийные не могли. Смена партийных «ответственных работников» производилась сверху вниз,  хотя зачастую по «сигналам снизу». Коммунистическая партия и в 1921—1923 годах абсолютно доминировала в политической жизни, подавляя любую сколько-нибудь серьезную, аргументированную критику в свой адрес со стороны части интеллигентов, кооператоров, нэпманов.

Отсутствие последовательной советской демократии не компенсировалось надлежащей внутрипартийной демократией. Конечно, при Ленине регулярно проходили съезды, конференции, Пленумы ЦК, велись дискуссии, то есть в целом действовали многие демократические нормы. Фактически же гарантом такого положения был сам В. И. Ленин, умевший сочетать централизм и демократизм. Несомненную опасность таила фактическая несменяемость, неподотчетность и неподконтрольность рядовым коммунистам обоймы «вождей», деливших власть в центре и на местах только между собой. Психология вождизма, примирение с неизбежностью волюнтаризма и субъективизма, явное недоверие к «мелкобуржуазному большинству населения», нетерпимость к инакомыслию и многочисленные «счеты» с былыми противниками— все эти качества, приобретенные РКП(б) уже в качестве правящей партии, не были в полной мере осознаны как отрицательные, чреватые серьезными последствиями большинством коммунистов, партийных руководителей и, по-видимому, В. И. Лениным. Хотя именно ему трагизм ситуации, опасность, непредсказуемость развития событий открылись в наибольшей степени. Неудивительно, что внутрипартийная демократия, державшаяся благодаря личности В. И. Ленина, столь быстро рухнула с приходом другой личности.

Сегодня партия может преодолеть свой кризис, вывести из кризиса все общество, только последовательно демократизируясь сама и. демократизируя общество. Демократия нужна не ради самой демократии. Она нужна, чтобы востребовать, реализовать все творческие силы коммунистов, беспартийных. Она нужна, чтобы избежать нового культа личности.

Хочется напомнить, что В. И. Ленин пресек предложения о переименовании Петрограда еще в 1920 году, не допустил печатания марок со своим изображением и т. д. Не он осуществил последующую канонизацию своей личности. В. И. Ленину лично было нужно очень мало. Он не нуждается в наших славословиях, хотя немного найдется стран на земле, уроженцы которых оказали бы столь огромное влияние на весь ход мирового развития, были столь всемирно известны. Немного найдется стран, в которых к своим героям относились бы столь непочтительно и бездумно.

* * *

Ленинизм и «иваны, не помнящие родства» друг в друге не нуждаются. Не нуждаются ленинские идеи, ленинизм и в примитивной «защите». Лучшей защитой будет глубокое, адекватное понимание ленинских взглядов; овладение ленинской методологией анализа общественных явлений; способность тех, кто объявляет себя ленинцами, по-ленински смело решать проблемы общественного развития, обеспечивать социальный и социалистический прогресс страны. Ленинизм нужен тем, кто способен сказать новое слово в теории и практике создания цивилизации нового уровня.

Тем, кто наконец-то сможет создать учение, превосходящее свою исходную основу, классический, исторический, фундаментальный марксизм-ленинизм. Ленинизм нужен и останется со всеми, кто не желает двигаться по одному и тому же кругу, совершать однотипные ошибки, бездумно копировать чужой опыт. Ленинизм нужен всем коммунистам и беспартийным, всем участникам процессов обновления, происходящих в мире, в нашей стране, в каждом из нас.

Ленинградская правда. 1990. 20 апреля

 

В. МЕЛЬНИЧЕНКО,

доктор исторических наук

ВЕРА, НАДЕЖДА И ЛЕНИН

«Мы живем приказом октябрьской воли»?

В самом начале 1929 года В. Маяковский громыхнул в одном из стихотворений: «Мы живем приказом октябрьской воли. Огонь «Авроры» у нас во взоре. И мы обывателям не позволим баррикадные дни чернить и позорить». Всего три фразы. А сколько информации к размышлению! Пожалуй, не преувеличил поэт фанатичную веру в Октябрь, полыхавшую во взоре многих его соотечественников. Тем более что позади были обнадеживающие годы нэпа, не все успели разобраться, что Сталин и его окружение уже сошли с ленинского пути. Прикрываясь «приказом октябрьской воли», именем Ленина, они в действительности порвали с идеалами Октября и ленинизмом, втянули партию и страну в огромный и смертельно опасный для народа эксперимент под сталинской вывеской «развернутого наступления социализма по всему фронту». На этом фронте погибли миллионы людей.

Горько и больно, что иск за эти жертвы кое-кто предъявляет сегодня Октябрю, хотя ленинский Октябрь и сталинизм — понятия несовместимые. Более того, думаю, что они враждебны друг другу. Минули, слава богу, те времена, когда Октябрь воспринимался только в коленопреклонении, общество распрямилось, трезво смотрит вокруг и в глубь истории. Однако мы как-то упустили, что обыватель-то остался на коленях и, не поднимая головы, слушает байки об изначальном грехе Октября. А наслушавшись, с особым сладострастием раба новой религии чернит 1917 год.

Спешу успокоить читателей, которые не приемлют Октябрьскую революцию по, так сказать, высоким идейным соображениям, что я уважаю их право на собственное мнение (если оно действительно собственное, а не навязанное). Имею в виду исключительно обывателей, то есть, согласно словарю Ожегова, людей, лишенных общественного кругозора, живущих мелкими, личными интересами. Допустим, с обывателем ясно. Но мог ли предположить Маяковский, что и те, кто имеет широкий общественный кругозор, через несколько десятилетий будут клеймить Ленина за «трагическую ошибку» Октября? И при этом опираться вполне обоснованно на Г. Плеханова и меньшевиков, предупреждавших Владимира Ильича о том, что Россия не созрела для социалистической революции и социализма.

Однако, право же, неуклюжи эти попытки убедить общество в том, что они — нынешние оппоненты Ленина — возвысились над его гением и разобрались в предоктябрьской ситуации глубже, чем вождь революции. Скорее речь идет о стремлении, по точной оценке М. Горького, «принизить выдающегося человека до уровня понимания своего».

Отметая обвинения в том, что большевики «залили страну кровью в гражданской войне», Ленин говорил: «Но разве вы, господа эсеры и меньшевики, не имели 8 месяцев для вашего опыта? Разве с февраля до октября 1917 года вы не были у власти вместе с Керенским, когда вам помогали все кадеты, вся Антанта, все самые богатые страны мира?.. Нашелся ли бы на свете хоть один дурак, который пошел бы на революцию, если бы вы действительно начали социальную реформу? Почему же вы этого не сделали?» Ленин видел также, что народные массы, обладающие огромным революционным потенциалом, осенью 1917 года стали под знамена большевистской партии, которая увязала их демократические требования с лозунгами социалистического переворота.

В. И. Ленин реально смотрел на то, что страна не готова для «введения социализма», а должна выйти из удушающей ее войны, решить задачи буржуазно-демократической революции, постепенно осуществить переходные шаги и мероприятия, ведущие к социализму. В апреле 1918 года, когда от Октября не прошло и полу- года, а все социалистические задачи громоздились впереди, он уверенно заявил: «...ни тени и ни малейшего основания для отчаяния и уныния не вижу я в том, что русская революция решила сначала более легкую задачу— сшибить помещика и буржуазию и стала теперь перед более трудной задачей социалистической...»

«Причастны мы все с Лениным вместе»?

Октябрьская революция не была преждевременной, она, как и все великие революции, свершилась с исторической неизбежностью. Именно Октябрь открыл возможность для спасения страны от общенационального развала и для социалистического выбора.

Другое дело, что ученым еще предстоит критически переосмыслить политику большевиков первых послеоктябрьских лет вплоть до нэпа с ее победами, ошибками и просчетами, полностью отказаться от трактовки этого времени через призму «Краткого курса истории ВКП(б)» исключительно как периода «окончательного торжества коммунистической партии в Советской стране».

Критическое отношение к Ленину и ленинизму имеет свою историю. И это нормально, естественно. Ненормальным и неестественным представляется мне умышленный, насильственный разрыв Сталиным этой тенденции критического осмысления Ленина. Но легко объяснимым. Иначе никак не стала бы фантомом общественного сознания дичайшая формула «Сталин — это Ленин сегодня».

Нет нужды подробно писать о том, что при жизни Ленина с ним по-разному и по разным вопросам противоборствовали очень крупные личности, скажем

Ю. Мартов, Г. Плеханов, Л. Троцкий, что он не единожды оставался в меньшинстве в ЦК партии. Свою правоту Ленин доказывал в честном споре, подтверждалась она жизнью, но безошибочность Ленина тогда вовсе не была аксиомой.

Ситуация качественным образом изменилась менее чем через десять лет после смерти Ленина. Потрясающе точно отразил это М. Пришвин, который 30 марта 1932 года записал в своем дневнике: «Ленин был человек. Мог бы Ленин ошибиться?.. Какое 7бы последствие было от такого вопроса. Мне ответили, что вообразить себе не могут такого вопроса... Отсюда совершенно ясно, что революцию движет сила, подобная религии, и скорее всего той религии, которая некогда двигала воинственные племена».

Да, Ленина возвели в божество и предписали всему народу поклоняться ему бездумно. Но не Ленину одному— ив этом все коварство,— а вместе со Сталиным! Это был очень тонкий и очень дальновидный политический ход генсека. Кто тогда мог просчитать историческую обреченность такого двоебожия и трагические последствия немыслимого для Ленина «союза» со Сталиным? Разве что единицы, да и то исключительно в уме, в крайнем случае в дневнике... Тот же Пришвин так записал свое «главное впечатление» от празднования в 1932-м годовщины Октября: «...вот теперь, когда к Ленину присоединили Сталина в огромном числе и самых крупных размерах, то почему-то стало их обоих жалко».

Так вот, критическая традиция в отношении к Ленину в нашей стране была по-диктаторски оборвана. Пожалуй, последний, кто всерьез, на теоретическом уровне попытался подступиться к запретной теме, был лидер антисталинской оппозиции в СССР X. Раковский. Те его строки, которые я сейчас процитирую, найдены мною в Центральном архиве КГБ СССР и впервые станут известны читателю.

«Дело в том,— писал X. Раковский в 1937 году,— что укрепление авторитета центральной власти, ее усиление, сосредоточение в ее руках материальных средств, усиление подавления классового врага — это являлось постоянной политической линией партии еще при Ленине». Этот вывод написан на одном выдохе, как хорошо продуманный. Ведь еще в 1933 году X. Раковский заявил, что «к изменениям (которые сейчас принято называть «деформациями».— В. М.) в характере централизованной власти... причастны мы все с Лениным вместе (подчеркнуто мною.— В. М.)».

Мне эта архивная находка говорит много больше, чем голословные и поверхностные выпады очень далеких от интеллектуального и нравственного масштабов Раковского нынешних критиков Ленина. Это написал кристальной чистоты и честности революционер, ставший совестью антисталинской оппозиции, а ее участники называли себя в противовес окружению Сталина большевиками-ленинцами. Он был не фанатом, но прекрасным знатоком ленинизма, он никогда не боготворил Ленина, но высоко ставил его гений. Биографы Раковского даже не подозревали, что у него существовали такие мысли о Ленине. Я слишком хорошо знаю этого удивительного человека, политика и теоретика, чтобы обойти его размышления, тем более о Ленине.

Раковский, мне кажется, методологически верно сформулировал проблему причастности Ленина к тому, что с нами стряслось в ходе социалистического эксперимента. Мы обязаны разобраться в этой проблеме. Из размышлений того же Раковского вовсе не проистекает доктринальная ответственность Ленина, о которой много и бездоказательно твердят сегодня его критики. Но проистекает вывод о том, что в подконтрольной ему политической практике Ленин недооценил последствия ориентации партии и государства на централизм, безоглядное подчинение центру и живучесть, воспроизводимость военно-коммунистических методов борьбы с идейным противником. В этом контексте, следует, мне кажется, говорить и о причастности Ленина к политике красного террора, памятуя о том, что от нее не ушли и другие лидеры революций, сопровождавшихся гражданской войной.

Все это не имеет ничего общего с усиленным навязыванием нынешними ленинскими оппонентами примитивно-убогого объяснения наших бед по схеме: после Ленина — значит по его вине. Настало время раскрыть во всей неприглядности кухню спекуляций на трудах и идеях Ленина.

Только так можно отсечь от его наследия клевету, домыслы, искажения, другие нечистоплотные упражнения. Очевидно, задача состоит в том, чтобы осуществить наконец полнокровный, всесторонний, непредвзятый научный анализ наследия Ленина. Вот уже третий год я предлагаю начать работу над обобщающим капитальным трудом «Ленин и его время». Понятно, что создать его можно только совместными усилиями представителей всех общественных наук. Ученые обязаны сказать всю правду, ничего не утаивая. Как-то Л. Толстой записал в своих «Дневниках», что «истина есть только отсутствие лжи». Ложь о гении, по-моему, особенно безнравственна, потому что ее тяжелые последствия ощущают многие люди.

Проповедник насилия?

Известно, что критическое осмысление ленинизма во времена застоя осуществляли бесспорно талантливые люди: А. Солженицын, В. Гроссман, В. Солоухин... Вот и совсем недавно опубликовано произведение В. Тендрякова «Революция! Революция! Революция!», написанное в 1964—1973 годах. О том же: «Как это Сталин оказался вместо Ленина?»

Выстраданные писателем размышления о бюрократизме советской системы жестко увязаны с именем Ленина. Так и вспоминается малоизвестная у нас формула Троцкого: «Ленин создал аппарат. Аппарат создал Сталина». Кто-то может воскликнуть: Тендряков и Троцкий — какая тут связь может быть! Но не о внешней связи речь. Речь о том, что пора нашим обществоведам серьезно задуматься над проблемами, которые волновали столь разных людей столь разных времен и столь высокого интеллектуального уровня. Не убоясь того, что Ленин не всегда будет иметь привычный для нас имидж. Иначе доверие людей мы не возвратим еще долго.

Кстати, о доверии. Изучив последние работы и письма Ленина, Тендряков пришел к такому выводу: «Суета сует, причем вредная уже тем только, что увеличивает еще больше число бюрократов. Этой суетой заполнена лебединая песня охваченного тревогой Ленина».

Это как раз тот случай, когда есть авторитетные разработки ученых, показывающие несостоятельность умозаключений Тендрякова, да и не только его. Но многих ли они убедили? Общественное мнение все еще О недоверием воспринимает слово ученых. Такова расплата за их услужение в прошлом официальной идеологии. А вот слово знаменитого писателя, занимавшего честную гражданскую позицию, очень быстро становится фактором общественного сознания. Тоже ведь проблема для. обществоведов, которая сама собой не решится.

Есть у Тендрякова и такое обвинение Ленину: «Даже Ваши враги не осмеливались называть Вас безнравственным человеком, но именно Вы стали проповедником нравственности, поощряющей насилие ради насилия, соглашающейся на кровопролитие ради кровопролития». Как видим, еще один почитаемый в народе писатель поставил у колыбели насилия Ленина, декларировавшего, что в нашем идеале нет места насилию над людьми. И случилось это не в наше время, когда пинать Ленина стало модно, а два десятка лет назад, когда к такому выводу пришел человек самостоятельно думающий. Мне представляется принципиально важным отсечь от таких людей, мучительно постигающих феномен участия Ленина в красном терроре, тех недобросовестных, нечистоплотных дельцов, что извлекают ныне из этого факта свою иудину выгоду.

Что и говорить, свое отношение к террору в гражданской войне Ленин не таил. Хочу привести, пожалуй, самое короткое ленинское высказывание на этот счет, которое еще не успели отыскать его нынешние ругатели: «...и террор и ЧК — вещь абсолютно необходимая».

Но приведу и те слова Ленина, которые его хулители упорно замалчивают: «Нас всегда обвиняли в терроризме. Это ходячее обвинение, которое не сходит со страниц печати... Мы говорим: нам террор был навязан... Террор навязан нам терроризмом Антанты, террором всемирно-могущественного капитализма, который душил, душит и осуждает на голодную смерть рабочих и крестьян за то, что они борются за свободу своей страны... Каждый рабочий и крестьянин знает, а если не знает, то ощущает инстинктом и видит, что это — война, которая ведется во имя защиты от эксплуататоров, война, которая! налагает больше всего жертв на рабочих и крестьян, но не останавливается ни перед чем, чтобы возложить эти жертвы и на другие классы. Правительство, которое остановилось бы перед возложением жертв на другие классы, было бы правительством не социалистическим, а изменническим».

Не стану комментировать. Но советую всем, кто хотел бы докопаться до истины, читать из Ленина не только то, что услужливо предлагают его ругатели. И сделать нравственный выбор по поводу того, кому верить— Ленину или антиленинцам.

Есть немало и других возможностей попытаться понять Ленина, послушав его самого. Скажем, Горький в году записал вот эти строки:

«Мне часто приходилось говорить с Лениным о жестокости революционной тактики и быта.

Чего вы хотите?—удивленно и гневно спрашивал он. — Возможна ли гуманность в такой небывало свирепой драке? Где тут место мягкосердечию и великодушию? Нас блокирует Европа, мы лишены ожидавшейся помощи европейского пролетариата, на нас, со всех сторон, медведем лезет контрреволюция, а мы — что же? Не должны, не вправе бороться, сопротивляться? Ну, извините, мы не дурачки! Мы знаем: то, чего мы хотим, никто не может сделать, кроме нас. Неужели вы допускаете, что, если бы я был убежден в противном, я сидел бы здесь?

Какою мерой измеряете вы количество необходимых и лишних ударов в драке?—спросил он меня однажды, после горячей беседы. На этот простой вопрос я мог ответить только лирически. Думаю, что иного ответа — нет».

Я лично считаю, что «количество лишних ударов в драке», а значит, и человеческих жертв могло быть значительно меньше. Далеко не все удары красного террора были обусловлены теми причинами, которые называл Ленин, гибли и невинные люди. Нельзя не признать, что ленинские попытки «контролировать» террор или даже «избегать его» зачастую бесследно расплавлялись в горниле гражданской войны, развернувшейся на огромной территории. Что мера революционного насилия, которую стремился соблюсти Ленин, была неведома на местах многим большевикам, а повсеместное нарушение этой меры приводило к новому качеству — кровавой братоубийственной бойне.

Невозможность представить себе «плачущего большевика» была обусловлена не только его личным мужеством, но и тем, что классовое ожесточение вытеснило в нем сострадание. А сколько было недостойных людей, дорвавшихся до власти и злоупотреблявших ею! Взаимное озлобление в гражданской войне распалялось и допущенными ошибками в национальной и земельной политике, в «расказачивании» и т. п. Пора сказать об этом всю правду. Осмыслив, конечно же, и ту жуткую информацию, которая содержится, например, в книге С. Мельгунова «„Красный террор в России. 1918— 1923», написанной в начале 20-х годов. А главное — в полной мере использовать документы наших архивов, десятилетиями сокрытые от общественности.

Однако вся правда о красном терроре — это еще далеко не вся правда о терроре в гражданской войне. Достойна лучшего применения та изворотливость недоброжелателей Ленина, с которой они умудряются избегать самого упоминания о белом терроре. Вершиной «объективности» тех, кто видит в прошлом только зверства красных, является разве что беглое признание типа: «Был и „белый террор“». Действительно был! Жесточайший, кровавый, беспощадный, смертный. Историческая правда гласит: с него-то все и началось! Мы не сможем понять Ленина, если не поставим себя рядом с ним в исторически конкретном времени.

То, что Ленин называл «безумием» гражданской войны, неразумно и недальновидно утоплялось раньше в безудержной героизации красногвардейской стороны братоубийственной баррикады. Теперь столь же лживо и безответственно поэтизируется белая гвардия. Лично мне нравится песня М. Звездинского «Поручик Голицын» в исполнении А. Малинина. Есть в ней какая-то горькая, щемящая правда, которую мы долго отрицали. Но если мы станем петь только такие песни...

Неужели же нам не хватит здравого смысла, чтобы понять: ничего не изменилось, игра идет в одни ворота, хотя они и поменялись? Неужели не хватит ума, чтобы заглянуть все-таки и туда, где открывается, говоря словами главнокомандующего белогвардейской армии Деникина, «мрачная бездна морального падения: насилия и грабежа. Они пронеслись по Северному Кавказу, по всему югу, по всему российскому театру гражданской войны, наполняя новыми слезами и кровью чашу страданий народа, путая в его сознании все «цвета» военнополитического спектра и не раз стирая черты, отделяющие образ спасителя от врага».

Яростный и умный противник Советской власти монархист В. Шульгин «советовал» большевикам в 1920 году: единственное, что могло бы «изменить курс» в сторону от красного террора,— «это если бы кто-нибудь из них, например Ленин, поняв, что они идут в пропасть, расстрелял бы всех своих друзей и круто повернул бы прочь от социализма... Но ведь это невозможно». Любопытный совет: избавиться от террора еще более циничным способом — расстрелом своих единомышленников. Но это между прочим. Хочу подчеркнуть другое. Оказалось, к сожалению, что без Ленина невозможное стало возможным. Нашелся тот из окружения Ленина, которого Шульгин еще толком не знал, кто и друзей своих расстрелял, и круто от социализма повернул. А пришел — к ужасающему террору, о котором Шульгин и помыслить не мог. Ибо опытный политик исходил, как и Ленин, из условий гражданской войны и смертельного противоборства классов, а Сталин учинил геноцид в мирное время против собственного народа. Не был и не мог быть Ленин родоначальником этого геноцида!

Взгляды его на революционное насилие касались совершенно конкретных условий острейшей классовой борьбы, которая, как он надеялся, будет кратковременной. В последние годы жизни Ленин сосредоточился на разработке демократических путей развития общества и партии. Однако в полной мере сделать это он не успел, да и сформулированные Лениным уроки, высказанные им соображения не были учтены и реализованы.

В целом же, на мой взгляд, глубоко прав М. Горбачев, который говорил, что пафос ленинизма — не в насилии, а в созидании. Поистине Ленин завещал нам идею гражданского мира, а не гражданской войны, консолидацию, а не разобщение.

Ленин сам себя защитит?

Недавно я прочитал в журнале «Дружба народов» роман Н. Нарокова «Мнимые величины», о существовании которого мы и не подозревали, хотя издан он в США еще в 1952 году. Один из героев Нарокова — начальник областного управления НКВД, хорошо понявший античеловеческую сущность сталинской государственной машины, но ставший ее злым винтиком,— говорит из веколомного 1937 года потрясшие меня слова: «...если нашей коммунистической партии завтра прикажут выкинуть из Мавзолея труп Ленина, проклясть Карла Маркса и заплевать коммунизм, так она и выкинет, и проклянет, и заплюет».

Мы дожили до того, что на Ленина и ленинизм с легкостью необычной клевещут даже члены Коммунистической партии. Более того, в глазах части людей подобные ниспровергатели окружены этаким ореолом необычности и смелости. Тогда как это, на мой взгляд, крайняя степень отступничества, нравственно осуждаемая всегда и везде среди людей.

Не думаю, что можно назвать цивилизованным и плюралистичным то общество, в котором Президент вынужден издавать Указ «О пресечении надругательства над памятниками, связанными с историей государства, и его символами».

В письмах[1] есть вопрос: как я отношусь к призывам «Защитим Ленина!» или «Ленин не нуждается в защите. Он сам себя защитит!»? Я бы назвал их взаимодополняющими. Когда мы говорим о необходимости оградить Ленина от нападок, не будем забывать, что, действительно, он сам в свое время сумел блестяще защитить и себя, и партию, и октябрьские идеалы. Да и сегодня Ленин своими трудами сам защищает себя от тех, кто изо всех сил стремится, говоря словами Горького, «свалить его под ноги себе, в... липкую, ядовитую грязь».

Что же касается нашей защиты Ленина... По-моему, защищать Ленина—это прежде всего защищать нас самих. От чего? От незнания.

Наша беда в том, что мы в огромном большинстве своем не знаем Ленина, практически не читали и не читаем до сих пор его в оригинале. Десятилетиями мы воспринимали Ленина через посредников, интерпретаторов, популяризаторов, других исказителей его сущности, выполнявших извращенную идеологическую функцию. Кажется, это стало нашей второй натурой. Ибо сейчас повторяется то же самое, только очень ловкие люди перевернули пластинку на обратную сторону. Мы продолжаем жить с искаженным до неузнаваемости Лениным, по-прежнему цепко держим в своем сознании, изуродованном Сталиным, его неадекватного двойника... Это же позор нашего духовного, интеллектуального состояния.

Конечно же, политические деятели, которые объявили Октябрь и социализм «безумной, тупиковой идеей», понимают, что они сожгли за собой все мосты. Возврата к обществу, сделавшему социалистический выбор, у них нет и быть не может. Они готовы идти в капитализм не оглядываясь. Это их дело. Но наше дело — идти ли за ними. И можно ли допустить, чтобы они оставили за собой полностью выжженную их злым глаголом историю и обугленного Ленина? Ответ на такой вопрос — это дело тех, кто остался верен социалистическому идеалу.

Рабочая трибуна. 1990. 4 декабря

 

Р. КОСОЛАПОВ,

доктор философских наук

ОСТОРОЖНО — «МАРТЫШИЗМ»

В бурлящей политическими страстями Белокаменной поговаривают о намерении правящих «демократов» Северной Пальмиры переименовать город в Санкт-Петербург. Их коллеги в Первопрестольной, понятно, завидуют. Переименовать матушку-Москву в какие-нибудь Дем-Васюки заманчиво, но нереально. И усилия направляются на то, чтобы убрать ленинский саркофаг из Мавзолея, перевести экспозицию Центрального музея Ленина с площади Революции в Горки.

Все это не мелочи, как может сперва показаться, а вехи настойчивого разрушения социалистического общественного сознания.

У всех на памяти, сколь назойливо в брежневские времена использовались круглые даты для отвлечения масс от нараставших противоречий и проблем. Тогда родилась злая шутка: «Включи электрический утюг и услышишь про Ленина...» Даже клюква в сахаре выпускалась с юбилейной надписью. Подобные пошлые кампании, следовавшие за хрущевской профанацией коммунистической перспективы, могли дать только горькие плоды.

Повинны ли в этом Ленин и ленинизм или дело- в других факторах и обстоятельствах? Перестроечная публицистика, во многом перенявшая белоэмигрантские и советологические стереотипы, настаивает на первом, на осуждении и покаянии большевиков, Коммунистической партии, даже народа, прежде всего русского, но я придерживаюсь принципиально другой позиции. Сужу по собственной трудовой жизни, которую начал в середине 50-х годов, по сопричастности (так уж случилось) «высокой» идеологии и политике послесталинской поры — Ленин меньше всего ответственен за то, что ему наследовали скверные ученики.

Под «водительством» Хрущева и Брежнева ни социализма, ни коммунизма мы не строили. Не случайно за десятилетия так и не создано ни одной социально-экономической формы, способной выдержать экзамен на социалистичность и коммунистичность. Признание этого вовсе не означает, что выгораживается Сталин. Он несет ответственность прежде всего за то, что «бюрократическое извращение», которое Ленин определил как заболевание пролетарского государства, смогло поранить все его органы и во многом переродить партию. В то же время тяжело сознавать, что уже без Сталина, когда наконец-то появилась возможность гуманного, демократического возрождения социализма, треть века была потрачена зря.

Ни Хрущев, ни Брежнев, очевидно, не были ленинцами. Ленинизм помещался у них, как икона, и переднем углу. Икону восхваляли, выносили на всеобщее обозрение, но не более того. Обращение с революционной теорией напоминало манипуляции крыловской Мартышки с окулярами: «То к темю их прижмет, то их на хвост нанижет, то их понюхает, то их полижет. Очки не действуют никак». Думаю, не случайно некоторые «прорабы перестройки», вышедшие из хрущевско-брежневской «школы», нынче вместо того, чтобы пользоваться очками как положено, то есть не цеплять их на хвост, а вооружить ими глаза, поступают на мартышкин манер: вовсе выкидывают ленинизм, которым они4не владеют как инструментом к действию, причем делают это так, чтоб «только брызги засверкали».

Замена ленинизма «мартышизмом» проявляется не только в нигилистическом отношении к первому, но и в обезьяньем подражании всему, что «там, за бугром». «Мы выпали из мировой цивилизации»,— вопит мещанин и без разбора глотает все приносимое западными ветрами. Зачем нужны сложные теории? При деньгах достаточно здравого смысла. Ленин с его заостренностью на интересы угнетенных и эксплуатируемых, с его самоотверженной моралью только мешает. Униженные и оскорбленные нуждаются в милосердии, а не в классовой борьбе. Зачем утирать чужие слезы? Отстегнем умеренную сумму от собственных щедрот и перестанем терзать свою печень... Так совершается «коренная перемена всей точки зрения нашей на социализм».

Нет, нет, читатель, ты не ослышался. Эти закавыченные слова принадлежат Ленину и в последние годы цитируются невиданно часто. Зачем? На первый взгляд, все видится и своевременным, и оправданным. Надо раз- догматизировать ленинизм, снять с него наслоения сталинизма, вернуться к живым истокам. Но как? Организовано мощное давление с целью навязать массам версию, будто «поздний» Ленин начисто опроверг Ленина «раннего», а тем самым и Маркса с Энгельсом. «Для Ленина было жестоко мучительно сознавать,— утверждает А. Н. Яковлев,— что Маркс и Энгельс ошиблись в моделировании нетоварного, безрыночного способа производства. Гипотеза не прошла проверку жизнью, «военный коммунизм» был ошибкой, следствием принудительной бестоварной утопии». «Открытия» подобного толка тиражируются столь интенсивно, что приобретают, аксиоматическое звучание. Так рождается новое поколение безответственных догм.

Лет двадцать назад мне уже приходилось выступать против спекуляции на упомянутой «коренной перемене», и как-то неловко возвращаться к, казалось бы, давно решенному вопросу.

Что такое социализм? Это, во-первых, социально-политическое учение, исходящее из интересов трудящегося большинства общества и видящее их осуществление во всенародном объединении равных производителей материальных и духовных благ. Это, во-вторых, радикально-демократическое общественное движение. Это, в третьих, социальный строй, предполагающий экономическую и политическую власть трудящихся, образующий, согласно Марксу, «товарищеский способ производства».

Тщательный документальный анализ свидетельствует, что разделить и противопоставить взгляды Маркса, Энгельса и Ленина в этом вопросе невозможно. Так в чем интрига? Она прежде всего в том, что хотя у Маркса и Энгельса и имеется в общих чертах концепция двух фаз коммунистического общества и переходного периода от капитализма к социализму (ныне усердно замалчиваемая), на долю Ленина, в силу изменившихся исторических обстоятельств, выпали наибольшая трудность и соответственно заслуга разработки теории непосредственного строительства нового общества. Если Марксу и Энгельсу довелось наблюдать лишь переход социализма из состояния идеи в состояние общественного движения, то Ленину пришлось направлять его превращение в общественный строй. «Эта коренная перемена состоит в том,— спокойно поясняет Ленин,— что раньше мы центр тяжести клали и должны были класть на политическую борьбу, революцию, завоевание власти и т. д. Теперь же центр тяжести меняется до того, что переносится на мирную организационную «культурную» работу». Никаких сенсаций и переворотов в науке. Деловая постановка вопроса. Скромная констатация, которая особенно ценна своей конкретностью и практичностью. И никаких аргументов в пользу «жестоких мучений»...

Разумеется, я не считаю, что мучений совсем не было. 1922 и 1923 годы отмечены для занемогшего Ленина трагедийным разладом с соратниками по борьбе. Это относилось не только к Сталину, но и фактически ко всему тогдашнему Политбюро ЦК РКП (б). Утратив в марте 1923 года способность говорить и писать, так и не восстановившуюся, Ильич продолжал следить за политической жизнью, много читал. При его былой уникальной работоспособности и темпераменте революционера собственное бездействие и ошибки тех, кто продолжал работать, доставляли помимо физических страданий, связанных с болезнью, еще и страдания нравственные. В то же время лживо мнение, будто Ленин усомнился в выборе пути и изверился в марксизме. Одно из свидетельств тому — его интервью корреспонденту «Манчестер гардиан» (октябрь — ноябрь 1922 года). «А я,— писал Ленин,— позволяю себе думать по старинке, что после Маркса говорить о какой-нибудь другой, немарксовой политической экономии можно только для одурачения мещан, хотя бы и „высокоцивилизованных" мещан».

Ссылаются на какие-то мифические диктовки конца 1923 года. Но тогдашняя немота Ленина исключает их возможность. На сей счет есть неопровержимые данные, исходящие прежде всего от Н. К. Крупской, и пора перестать доверять спекуляциям лиц, заинтересованных прикрыть именем Ленина собственную подмену социализма тем, что им в действительности не является. Такая подмена особенно опасна, «ежели невежда познатней»,. но на то она и перестройка, чтобы наконец-то следовать правде, а не мнению свыше.

«Гипотеза не прошла проверку жизнью...» В каком смысле? Закончилась проверка или же прекратилась жизнь?

«...„Военный коммунизм" был ошибкой...» Не был! Он был вынужденной политикой выживания в условиях гражданской войны. Ошибкой был не «военный коммунизм» как таковой, а попытка сделать его планом, концепцией перехода к социализму, его моделью. Эту ошибку допускали, к примеру, Троцкий и Бухарин, но не Ленин. Зачем утверждать то, чего не было?

Очевидно, куда клонят те, кому хочет «коренного изменения». Они пытаются приписать Ленину точку зрения замены единоукладного коллективного социалистического производства «смешанной» экономикой, узаконения частной собственности, навязывания ее социализму. Но освятить именем Ленина этот «большой подлог» невозможно. «Смешанную» экономику он считал атрибутом переходного периода, но не «цельного» социализма. Н. К. Крупская уже после кончины Ильича вела борьбу против идеализации нэповской действительности, против отождествления ее с социалистическим строем.

«Владимир Ильич определил нэп как капиталистические отношения, которые мы допускаем в нашу хозяйственную жизнь на известных условиях,— отмечала она на XIV съезде РКП (б) (декабрь 1925 года).— Мы можем допустить капиталистические отношения потому, что пролетариат завоевал ряд командных высот. В руках пролетариата находятся и законодательство, и пресса, и могущественная организация рабочего класса, и такие командные высоты, как монополия внешней торговли и т. д. Нэп является в сущности капитализмом, допускаемым на известных условиях, капитализмом, который держит на цепи пролетарское государство... Я совершенно согласна, когда говорят, что надо расширить нэп на деревню, потому что в деревне до сих пор еще много пережитков военного коммунизма. Но надо расширять на деревне именно нэп, т. е. капиталистические отношения, которые ограничиваются и нашим законодательством, и определенной организацией и которые держатся на цепи. А когда у нас толкуют таким образом расширение нэпа на деревню, что нельзя отстаивать интересы батрака, то это называется не нэп, а капиталистические отношения, ничем не ограниченные».

На каких «известных условиях» ныне, в начале 90-х годов, у нас поспешно внедряются частнохозяйственные уклады, в том числе капиталистический, основанный на применении наемного труда? В руках ли рабочего класса, людей труда, живущих на одну заработную плату, такие командные высоты, как законодательство, пресса, монополия внешней торговли? Способно ли наше теперешнее государство держать «на цепи» капитализм, или же, напротив, «теневой» капитал в союзе с коррумпированной бюрократией и капиталом западным все более опутывают его сетью корыстной коммерции? Все эти вопросы приходят на ум каждому, умеющему наблюдать и сравнивать. Кто способен дать на них вразумительный ответ?

Нет, пожалуй, более заезженного публицистами документа, чем последние письма Ленина. Но, как ни странно, внимание фокусируют на содержащихся там персональных характеристиках шести деятелей, а не на политической сути. Между тем о ней Ленин заявляет уже в первых словах. Он предлагает предпринять две перемены в нашем политическом строе: 1) увеличить число членов ЦК РКП (б), в первую очередь из рабочих; 2) придать законодательный характер решениям Госплана.

Этим предложениям серьезно не повезло. Много ли, если судить не по декларациям, а по фактам, сделано для демократизации внутрипартийной жизни, повышения в ней роли рабочих, крестьян, рядовых интеллигентов? Что же касается Советов, то наглядной иллюстрацией происходящего явился социальный сдвиг в верхнем эшелоне власти. В состав Съезда народных депутатов СССР в 1989 году было избрано 21,2% рабочих и колхозников при 74% тех и других в составе населения страны. О той же тенденции свидетельствуют выборы народных депутатов РСФСР 1990 года. На этот раз среди них оказалось 78,6% управленцев и всего лишь 5,9% рабочих и колхозников. Под болеро против бюрократизма, за правовое государство мы получили фактически сословные, элитарные представительные органы, качественно отличающиеся от модели, которую предлагал Ленин. Он считал, что в составе ВЦИК должно быть не менее 60% рабочих и крестьян. Кто доказал, что этот подход неправилен? Существуют ли теперь гарантии самосохранения Советского государства как государства трудящихся?

Если о первом предложении Ленина хоть изредка, но вспоминают, то о придании законодательного характера решениям Госплана вообще молчат. Многие «прорабы» призывают ликвидировать центральный экономический орган, который, по мысли Ленина, призван научно выявлять текущие и перспективные потребности населения и, сопрягая их с производственными возможностями и ресурсами государства, регулировать экономическое развитие страны. Именно в выявленных и обеспечиваемых потребностях самого народа, материальных и духовных, в первую очередь концентрируется его демократическое волеизъявление. Именно таким глубоко демократическим смыслом наполнял планово-централизованное начало Ленин. «Я рассматриваю централизм,— подчеркивал он,— как минимум известного обеспечения трудящихся масс. Я за самую широкую автономию местных советских организаций...»

Отход наших плановых органов от ленинских установок очевиден. Это позволяет сторонникам стихийнорыночной системы беспощадно «крушить» идею плана. Но при этом «крушат» ведь не рациональное научное планирование (оно, кстати, лучше поставлено не у нас, на его родине, а в развитых странах Запада, где умеют использовать всё дающее высокий эффект), а его порочную бюрократическую мутацию — планирование «от достигнутого», в рублевых показателях, с постоянной корректировкой плановых документов. Не сделав это различение, мы становимся пленниками нового волюнтаризма типа «500 дней», сулящего дополнительные «блага» необеспеченности большинству людей труда, и так едва сводящих концы с концами. Если бы Госплан работал исходя из научно отслеженных потребностей народа, придание законодательного характера его решениям означало бы включенность этого института в систему подлинного народовластия. То извращение, которому он подвергся, ставит под вопрос осуществление народной воли вообще.

«Коренная перемена всей точки зрения нашей на социализм» доводится до полного пересмотра завоеваний Октября. Реклама рыночной модели «светлого будущего» связывается с приостановкой технического прогресса, энергетическим и сырьевым голодом, ростом цен, просто голодом. Та же программа «500 дней» допускает безработицу до 35 миллионов человек, переход за черту бедности еще 60 миллионов вдобавок к 40 миллионам, уже там находящимся. И при этом людей просто обманывают, говоря, что альтернативы названным бедствиям нет. Давно имеются компетентные разработки планово-хозрасчетной системы управления, но они упорно блокируются и не пускаются в широкую печать. В свете этого понятно, почему одновременно развертывается кампания по дискредитации Ленина и ленинизма.

Если дело и дальше пойдет таким образом, думаю, придется решать не какие-то сверхсложные задачи, а просто спасать людей, как это было в разгар гражданской войны. «В стране, которая разорена,— подчеркивал Ленин в 1919 году,— первая задача — спасти трудящегося. Первая производительная сила всего человечества есть рабочий, трудящийся. Если он выживет, мы псе спасем и восстановим...»

Надо спасать рабочего... Если мы спасем его на эти несколько лет, мы спасем страну, общество и социализм. Если не спасем, то скатимся назад, в наемное рабство...

Все нужно принести в жертву, чтобы спасти существование рабочего. Возможно, именно с энергичных мер по спасению рабочих, крестьян, интеллигентов коммунисты уже в ближайший период будут вынуждены начинать свои программы.  Должна будет так поступить, чтобы занять достойное место в политической жизни страны, и молодая Коммунистическая партия РСФСР.

Очевидно, что и наши дни судьбу рабочих и крестьян разделяет сильно выросший «инженерный пролетариат» (Ленин). По не только он. Учителя и медики, работники культуры и ученые, управленцы и военные — большинство интеллигенции подвержено тем же испытаниям и не может отщепляться от людей труда. Кичливость узкого слоя «элиты», реставрация ею отношения к «простому человеку» как к быдлу, «детям Шарикова» и т. п. не только выдают с головой «детей Швондера», но и свидетельствуют о внутренней неинтеллигентности ее типичных представителей.

Их неспособность к подвижничеству и низость резко контрастируют с примером Ленина. Интеллигент высочайшей пробы, он виртуозно владел социальной диалектикой и, как никто, умел слушать и слышать музыку революции. Ленин прекрасно знал, что эту музыку создает народ, что только в толще народной она возникает, а отдельные революционеры, политики лишь ее аранжируют. Я пользуюсь здесь подходящими выражениями Глинки и Блока, имевшими другой контекст, но замечательно оттеняющими единство Ленина и ленинизма со всем богатством отечественной и мировой культуры.

Вновь и вновь приходится убеждаться, что Ленина мы знаем плохо, доверяясь субъективистским, а то и корыстным версиям его наследия. Но это лучшее в нашем духовном арсенале, все еще ждущее пытливого, критичного, честного исследователя.

Никакого высокомерия по отношению к гению и никакого подобострастия.

Никакого идолопоклонства и никакого зряшного отрицания.

Только при соблюдении этих условий Ленин раскроется перед нами таким, каким он был,— максималистом и реалистом, органически сросшимся с делом социализма, противником демагогии и позы, непримиримым к барству и кичливости, по-настоящему своим и среде людей, знающих, что такое труд. Вождем масс не потому, что его кто-то назначал или выбирал, а потому что он естественным, непринужденным образом признавался их разумом и совестью. Преемником всего бессмертного в деле Петра, гигантски расширившим масштабы преобразований, впервые подчинившим их интересам доселе угнетенного народа и несомненно достойным того, чтобы «град Петров» продолжал носить его имя.

Ленинградская правда. 1990. 22 декабря