АНТИ-Стариков. Почему история все-таки наука - Глава 5. Про белые булки и «закон о престолонаследии»

 Глава 5. Про белые булки и «закон о престолонаследии»

Честно говоря, приступить к написанию этой главы с разбором «Кто стоял за февралем?» я долго не мог, уже был собран весь материал, готов общий план, но останавливало нахлынувшее нежелание спорить с оппонентом… Ладно, соберемся с духом и попробуем сдерживать эмоции.

После своих упражнений в художественных описаниях страданий души благородного русского офицера при виде бардака на улицах революционного Петрограда автор прибегает к своему излюбленному приему, доводит до сведения читателя, что он, этот читатель, лох обыкновенный, поэтому:

«Нам всегда говорили, что события Февральской революции просты и понятны: голодные люди вышли на улицы, требуя хлеба, а потом перешли к политическим лозунгам. Так, мол, и пало в России самодержавие».

Уж хотя бы пояснил, кому это — «им», кто говорил такие глупые вещи, ни фамилий слушателей, ни фамилий ораторов, но только мне такого никто не говорил никогда, ни в школе, ни в институте, и не читал я такого ни у кого…

И начинается втолковывание нам «правды» с цитирования и комментирования политического банкрота Милюкова (у кого ж еще искать истину, как не у подобных типов?):

«Некоторым предвестием переворота было глухое брожение в рабочих массах, источник которого остается неясен, хотя этим источником наверняка не были вожди социалистических партий, представленных в Государственной Думе».

Начало перевороту положили рабочие демонстрации, но кто их организовал и почему они начались, Милюкову абсолютно непонятно».

Вообще-то Милюков в приведенном высказывании о причинах брожения ничего не говорил. Из его слов можно сделать только заключение, что ему организаторы не известны, из числа организаторов он исключил легальные политические партии, представленные в Думе. И всё.

Но о причинах волнений этот министр-капиталист хорошо знал и этого не скрывал, говорил о них открытым текстом, только это место в воспоминаниях Милюкова Николаю Викторовичу интересным не показалось:

«Доклад охранного отделения от 10 января уже соединяет обе темы, политическую и экономическую: «Отсрочка Думы продолжает быть центром всех суждений»… но «рост дороговизны и повторные неудачи правительственных мероприятий в борьбе с исчезновением продуктов вызвали еще перед Рождеством резкую волну недовольства… Население открыто (на улицах, в трамваях, в театрах, в магазинах) критикует в недопустимом по резкости тоне все правительственные мероприятия».

«С каждым днем продовольственный вопрос становится острее, заставляет обывателя ругать всех лиц, так или иначе имеющих касательство к продовольствию, самыми нецензурными выражениями». «Новый взрыв недовольства» новым повышением цен и исчезновением с рынка предметов первой необходимости охватил «даже консервативные слои чиновничества». «Никогда еще не было столько ругани, драм и скандалов, как в настоящее время… Если население еще не устраивает голодные бунты, то это еще не означает, что оно их не устроит в самом ближайшем будущем. Озлобление растет, и конца его росту не видать». И охранка «не сомневается» в наступлении «анархической революции»! Что же делалось, чтобы предупредить ее?

23 февраля, когда из-за недостатка хлеба забастовали до 87 000 рабочих в 50 предприятиях…»

Голод — не причина для волнений? Представляете уровень политика Старикова? Он считает, что люди, если их не организует какая-то неведомая сила, предпочтут сдохнуть от голода, но на улицу требовать от правительства хлеба не выйдут? Это как расценить?

Вернемся к Милюкову. Что же он сказал? А он стыдливо намекнул, что якобы неизвестны ему организаторы. Но с оговорочкой — среди тех, кто рядом с ним в Думе заседал, ИХ НЕ БЫЛО! И своим намеком явно пальцем указывал в сторону действительных организаторов этих протестов, результатами которых и воспользовался наш мемуарист с компанией, чтобы совершить государственный переворот.

И какая же политическая сила не была в то время представлена в Думе? Догадаетесь?

Да только вот Николай Викторович о роли этой силы говорит, что враки всё, рядом не стояла эта организация с революцией:

«Не организовывали рабочие демонстрации и большевики, позже приписавшие устами советских историков заслуги организации манифестаций себе. Но это будет сделано ими значительно позднее, когда многих участников событий не будет в живых, а остальные будут писать книги в эмиграции. Поэтому вопрос «кто вывел людей на улицу в феврале 1917 года» будет уже интересен только узкому кругу специалистов, и с красными историками никто не будет спорить».

Как вам аргумент? Теперь понятно, что большевики ждали только момента, когда умрет большинство участников революции (большинство — это сколько? 51 %? 70 %? 99 %? Какой процент был нужен, чтобы на себя одеяло начать тянуть?), и сразу — раз, заявили, что они были главными!

А остальные, кто уехал в эмиграцию, даже спорить не пробовали с «красными историками». А смысл с ними спорить, они же совсем некультурные, мужичье?

Ну так кто же организовал революционные выступления рабочих и солдат в феврале 1917 года? По Старикову, остаются только англичане.

Вот и ищем мы у него в книге доказательства подрывной деятельности иностранных разведок.

Внимательно перечитываем всю главу. Очень внимательно. И находим. …А ничего не находим, кроме такого утверждения:

«Союзники» не просто знали о готовящемся заговоре против руководителя России, а организовывали и координировали его. Для того чтобы направлять события в нужное русло, вновь используется законспирированная агентура западных разведок. Как по мановению волшебной палочки, начинаются забастовки, митинги и шествия, которые никто не организовывал. Большинство тех, чьими стараниями была уничтожена Россия, действительно искренне хотели блага своей Родины и использовались «союзниками» втемную. Как матрешки, вложенные одна в другую, так и заговорщики знали каждый свою, строго дозированную правду об истинных замыслах. Ведь истинные кукловоды всегда остаются в тени, отправляя под свет прожекторов своих подопечных. Такая скрытая агентура находилась до поры до времени на вторых и третьих ролях, а после переворота совершила рывок к власти, чтобы в самый короткий срок разрушить основы государства и ввергнуть Россию в хаос».

Если до этой главы г-н Стариков воображал из себя знатока дипломатического языка и военного стратега, то сейчас он уже знаток разведывательной деятельности и агентурной работы. Только фамилий агентов, которые организовали забастовки, мы у него не находим. Наверное, царские спецслужбы комплектовались одними кретинами. Впрочем, где других было взять, если весь русский народ — кретины, этим азиатам любой европеец запросто революцию устроит…

Но как человек, немного знакомый с тем, как работают с агентурой и как довольно просто выявляют эту агентуру (15 лет стажа оперативно-розыскной деятельности), как элементарно «вычисляют» всё, подобное организациям забастовок, я могу только сказать, что иностранные разведки просто не могли быть задействованы в таких мероприятиях.

Вспоминаем о подрывной деятельности английской разведки в годы Великой Отечественной войны на территории СССР. Вспоминаем настойчиво. Если не вспоминается, пытаемся найти хоть какие-то упоминания об этом. Как попытки? Увенчались успехом? То-то же — нет таких фактов.

Как думаете — почему? Потому что союзниками были? Да. Конечно. Представляете последствия для межгосударственных отношений, если Сталин вдруг узнал бы о деятельности английской разведки, направленной против Советского государства во время войны? Проглотил бы это?

А почему вы думаете, если вы патриоты, что Николай Кровавый упустил бы шанс под нос сунуть союзникам факты их подлой работы? Конечно, у русских царь может быть только идиотом.

А еще и капиталисты русские — дебилы! Ну а как же, им английская и французская разведки забастовки на заводах и фабриках устраивают, т. е., на деньги серьезные кидают, а они только глазами лупают.

Да на организации первой же забастовки иностранная агентура «спалилась» бы вместе со всякими Локкартами и Рейли!

Рассказываю, как это бывает в жизни, а не в голове «историка».

Случилась забастовка на валеночном заводе. Здесь же владелец зовет всех управляющих, мастеров и прочих начальников и начинает их трясти: кто зачинщики безобразия, из-за кого такие убытки? У тех среди рабочих доверенных лиц хватает, иначе они не начальники, а так себе, погулять среди станков на работу ходят… Через день все зачинщики выявлены. Ладно, это не сработало. Организация хорошо законспирирована.

Тогда владелец назначает встречу в ресторане, в закрытой кабинке, начальнику полицейского участка и на встрече ему претензии предъявляет: завод валенки для фронта производит, а ты, блюститель порядка, не можешь пресечь деятельность антигосударственную? Места лишиться хочешь? Если вдруг, что почти невероятно, полицейский начинает юлить и ссылаться на трудности объективные, то ему назначается вознаграждение достойное за исполнение добросовестное должностных обязанностей. На следующий день наружное наблюдение и агентурные сведения выводят полицию на организаторов протестов рабочего класса.

Организаторы сажаются в кутузку и допрашиваются с особым прилежанием…

Так сколько же потребуется времени, чтобы вскрыть деятельность иностранной агентуры, если она залезет в карман конкретному капиталисту?

Почему сегодня Госдеп США не борется с «путинским режимом» путем организации забастовок? Что поменялось? Да ничего не поменялось, просто залезть капиталисту в карман чревато многими неприятностями хоть сегодня, хоть сто лет назад. Столь явных дураков среди шпионов не сыщется.

Тем более, что умилительно нежные отношения Николая Второго к союзникам существуют только в фантазии г-на Старикова, наш последний царь знал, какое «благородное» общество окружает Россию, и не обманывался в этом плане. Если кто предполагает, что послы союзных держав могли творить заговоры и перевороты в обстановке полного к ним безразличия властей, то обращаю внимание на мемуары А. И. Спиридовича, начальника охраны царя в Могилеве:

«Новогодний Высочайший прием принес две сенсации. Принимая поздравление дипломатов, Государь очень милостиво разговаривал с французским послом Палеологом, но, подойдя к английскому послу Бьюкенену, сказал ему, видимо, что-то неприятное. Близстоящие заметили, что Бьюкенен был весьма смущен и даже сильно покраснел. На обратном пути поездом в Петроград Бьюкенен пригласил к себе в купе Мориса Палеолога и, будучи крайне расстроенным, рассказал ему, что произошло во время приема. Государь заметил ему, что он, посол английского короля, не оправдал ожиданий Государя. Что в прошлый раз на аудиенции Государь поставил ему в упрек, что он посещает врагов Государя. Теперь Государь исправляет свою неточность. Бьюкенен не посещает их, а сам принимает их у себя в посольстве. Бьюкенен был и сконфужен, и обескуражен. Было ясно, что Государю стала известна закулисная игра Бьюкенена и его сношения с лидерами оппозиции».

 

Так что же случилось между Николаем и английским послом 1 января 1917 года? Да просто до Бьюкенена были доведены, уже повторно, результаты надзора за послом. Это свидетельствует о степени доверия к союзникам. Доверие распространяется вплоть до прямого полицейского надзора. Значит ли это, что посольские англичане были вовлечены в заговор против императора? Не обязательно. Далеко не обязательно. Думаю, если бы Бьюкенен был среди заговорщиков, то ему пришлось бы собирать чемоданы в связи с резким ухудшением здоровья ввиду непереносимости петроградского климата… Прислали бы нового посла. Но как связующее звено между финансово-промышленными кругами Англии и России, заинтересованными в скорейшем окончании войны (я уже писал, как пострадали экономики стран Антанты) и ведущими свои переговоры о разделе сфер влияния (а там, учитывая финансовую зависимость российской тогдашней олигархии от англо-французской, могли складываться совсем не те границы, которые были согласованы с царским правительством), вполне мог быть использован сэр Бьюкенен. И совсем не бескорыстно он такое согласие дал, скорее всего. Поэтому был «сконфужен». Если бы за ним стояла политика официального Лондона, направленная на ликвидацию монархии в России, то он ответил бы русскому царю, как подобает: Ваше Императорское Величество, я, как посол независимой державы, имею право общаться с любыми Вашими подданными, о которых не уведомлен правительством Российской империи как о врагах государства.

И теперь представьте состояние Бьюкенена: только-только подписаны секретные условия, Россия втянула Англию и Францию в затяжную войну (по моей версии, конечно), а здесь посол союзной державы попался на участии в заговоре против царя! Теперь договора рвутся на мелкие кусочки, и переговоры возобновляются, только уже позиция России звучит так: мы же с вами уже тему закрыли, а вы, гниды позорные, что, мутить начали?

Значит, за подлянку придется отвечать и еще какой-нибудь кусок планеты Земля уступить русским…

А если еще и забастовки организовали английские шпионы!!!

И заметим, что Николай Второй, даже намека не сделал о недовольстве английской политикой, он в лоб послу сказал, что недоволен им лично. Наверное, знал император не просто о фактах встреч.

Так значит, заговор был? А кто отрицает, что его не было? Был. Только за этим заговором стояли не какие-то англичане, а конкретные люди. И люди эти были русскими. Назывались они капиталистами. А то, что они были полузависимы от английских капиталистов или полусвободны от долга перед Родиной, ничего не меняет. Только на англосаксонскую мировую мафию все грехи валить некрасиво, наша мафия сама — та еще мафия.

Особенно интересно то, чего вся думская оппозиция и эти заговорщики хотели от Николая Второго! Ответственного правительства, которое могло бы в кратчайшие сроки закончить войну разгромом Германии! А царь упирался всеми конечностями! Не хотел он войну быстро заканчивать!

Но знал ли царь о заговоре? Да, конечно, знал. И возможность его осуществления попытался ликвидировать на ближайшее время. И думал, что ликвидировал. Просто он не знал, что мир вокруг него изменился… Ну не был Николай Второй марксистом! Он все категориями «государь — народ» мыслил, классовый подход ему чужд был, думал, что ткачиха, которая два дня даже хлеба черного не ела, также мечтает на третий день диеты о присоединении Константинопольской епархии к Московской, как и он.

И я, подозреваю, что Н. Стариков прекрасно был осведомлен о том, что исполнители плана заговорщиков были нейтрализованы, и, в отличие от этого господина, я сознательно не делаю беспочвенных заявлений, поэтому приведу цитату из книги нашего историка в подтверждение моих подозрений:

«Карл Маннергейм указывает еще один мотив, почему откладывать далее переворот было нельзя: «…Правительство впервые открыто заявило, что оно напало на следы революционной организации, и полиция произвела многочисленные аресты».

Открываем мемуары самого финляндского финна и читаем, а то доверять г-ну автору «Кто убил РИ?» уже совсем не хочется даже в мелочах:

«Теперь же, оказавшись в столице, где я провел несколько дней, я услышал много любопытных новостей. На заседаниях Думы, которая была вновь созвана в ноябре 1916 года, звучали революционные речи. За последнее время резко изменились настроения даже правых фракций, и правительство потеряло там много своих сторонников. В декабре заседания Думы были приостановлены до конца января 1917 года, а затем и до конца февраля. Немалое значение имел тот факт, что суровые старцы Государственного совета, высшего совещательного органа Российской империи, заняли сторону оппозиции, которая требовала введения парламентского правления. Еще одна новость: правительство впервые открыто заявило, что оно напало на следы революционной организации и полиция произвела многочисленные аресты. Словом, когда 25 февраля, за два дня до заседания Думы, я выехал в Финляндию, обстановка была очень тревожной».

Погодите, непосредственно перед отъездом Маннергейма из Петрограда 25 февраля, по крайней мере, за несколько дней до отъезда, если кого и арестовывали, то только большевиков. Это что, из-за ареста большевиков переворот нельзя было откладывать? Могло выясниться, что думцы в РСДРП(б) состоят? Бред, конечно.

Тогда кого арестовали? А дело в том, что из мемуаров финского патриота следует, что новости у него по датам не разнесены, как на него вывалились они, так он их и описал, без всякой хронологии. А Стариков же, получив такое свидетельство, должен был хотя бы попытаться установить, на следы каких революционеров напала полиция, вдруг там англичане. А нет, просто мимо проскочил.

А тайны в этом никакой нет. У того же А. И. Спиридовича вдруг находим:

«Ген. Глобачев, опираясь на последнее выступление Рабочей Группы, представил министру обстоятельный доклад о работе и планах Гучкова, Коновалова и Рабочей Группы и просил разрешения арестовать их всех. Протопопов не соглашался и, по настоянию Глобачева, собрал у себя совещание, на которое пригласил своего друга Курлова. Генерал Курлов поддержал Глобачева. Протопопов согласился на арест, но только одной Рабочей Группы. И то, по его решению, аресты должны были быть произведены по ордерам военных властей. Так министр-общественник боялся Г. Думы. В ночь на 27 января были арестованы одиннадцать членов Рабочей Группы во главе с Гвоздевым и четыре члена пропагандистской группы. Все были заключены в Петропавловскую крепость. Данные обысков были блестящи. Всем были предъявлены формальные обвинения в государственных преступлениях. О происшедшем было сделано правительственное сообщение.

Удар был неожиданный и жестокий. Гучков и Коновалов, спасенные от ареста Протопоповым, забили тревогу и стали хлопотать за арестованных. 29-го они собрали совещание из представителей оппозиции, стараясь увлечь их на протест. Проект не удался. На собрании выяснилось большое различие во взглядах на методы борьбы с правительством. В то время как Гучков и Коновалов с друзьями работали на революцию, лидер Прогрессивного блока Милюков высказал мнение, что руководство в борьбе с правительством принадлежит Гос. Думе в лице ее Прогрессивного блока. То уже была борьба легальная, парламентская. Но собрание показало, что все группировки от члена Думы с.-д. Чхеидзе до члена Гос. Совета Гурко — все одинаково против правительства и желают его перемены.

Однако правительство не отступило перед шумихой в деле Раб. Группы. Только премьера Голицына Гучкову удалось убедить, что Группа вела высокопатриотическую работу. Арестованные оставались в крепости. Мы увидим ниже, насколько ген. Глобачев был прав, обратив на них серьёзное внимание, и какую роль сыграла Группа при революции».

И что же это за рабочая группа была? Почему Стариков о ней молчит? Не знал? Как не знал, если он мемуары Милюкова читал? А в них сказано:

«Раньше, однако же, чем наступил ожидаемый момент, нам пришлось связаться с Военно-промышленным комитетом по другому вопросу — о судьбе его рабочей группы. В состав ее были введены агенты охранной полиции, следившие за ее деятельностью, считавшейся особенно опасной. Мы видели, однако, что это была сравнительно умеренная группа. По определению Гучкова, ее цель при вступлении в комитет была «добиться легальных форм для рабочих организаций». И чисто социалистические организации, такие как большевики, объединенцы, интернационалисты, по признанию охранки, держались в стороне от ее пропаганды. Ее обвиняли в том, что она готовила к дню открытия Думы приветственную манифестацию к Таврическому дворцу, — и это было вполне вероятно. Но что целью манифестации было «вооруженное восстание и свержение власти», утверждали только провокаторы, как некий Абросимов, введенные охранкой в ее состав. Тем не менее, Протопопов решил направить удар против нее, и 27 января арестовал рабочую группу».

Ишь, как интересно, оказывается, какая-то банда готовила «приветственную манифестацию»! А эту банду повязали! Даже о том Милюков сообщает, что в процессе разработки этой группы в нее были внедрены агенты. А внедрение агентуры, расскажу вам по секрету, производится только при разработке особо опасных лиц и организаций.

И группа «рабочей» называлась не потому, что в ней были рабочие, и не потому, что она работала, пока другие бамбук курили. Просто ее задачей была организация рабочего движения, которое заговорщики планировали использовать как средство давления на царя, с целью вынудить его к отречению. Схема была проста, хотели повторить «подвиг» Гапона: привести огромную демонстрацию к царским окнам и подать ему перо самопишущее, чтобы император под текстом отречения расписался, а то, мол, рабочие разнесут Империю по углам-закоулочкам, т. е. рабочее движение как средство шантажа собирались использовать. Поэтому большевики и не клюнули на эту обманку.

Теперь поищите в книге Николая Викторовича сведения о «рабочей группе». Нашли? Нет? А если не нашли, то у вас не появляется желания назвать исследователя событий Февраля нехорошим словом? И как он Милюкова читал — через абзац или через страницу? Ах, да, не читатель он. Он писатель.

Так значит, после ареста «рабочей группы» откладывать переворот было нельзя? Правильно. Его никто и не откладывал. Шеф этих «рабочих» Гучков и попытался переворот совершить:

«В эти дни Гучков сделал первую попытку осуществить свой фантастический младотурецкий план — захватить Государя Императора, вынудить его отречение в пользу Цесаревича, причем при сопротивлении Гучков был готов прибегнуть и к цареубийству.

Гучков полагал, что кто устроит этот переворот, тот и будет господином положения в решении, кому быть регентом при молодом царе.

План приурочивался к Царскому Селу или Петрограду, но он не удался. Вот что произошло.

В самую тесную конспиративную группу Гучкова входили: член Гос. Думы Некрасов, камер-юнкер князь Д. Л. Вяземский, состоявший начальником 17-го передового отряда Красного Креста, камер-юнкер М. И. Терещенко, служивший в распоряжении директора Императорских театров, киевский миллионер, также Главноуполномоченный Красного Креста и участник Военно-Промышленного Комитета, а также служивший на Румынском фронте генерал-майор Крымов.

Все члены группы, кроме Крымова, были в те дни в Петрограде. Терещенко приехал из Киева, где он был в близких отношениях с состоявшим при Императрице Марии Федоровне князем Долгоруким.

Там, в Киеве, друзья приятно проводили время в гостинице «Континенталь», говорили о текущих событиях. Терещенко отвел в сторону князя Долгорукого и сообщил ему, что он уезжает в Петроград, где от Государя потребуют отречения. Государыню заключат в монастырь. Что в заговоре участвуют офицеры Собственного полка и Конвоя Его Величества, называл фамилии и назвал даже одного полковника. Переворот назначался на 8 февраля. На вопрос кн. Долгорукого, а что же будут делать, если Его Величество не согласится на отречение, Терещенко ответил, что тогда Государя устранят… Терещенко уехал.

Наутро князь Долгорукий рассказал всё слышанное состоявшему при Императрице князю Шервашидзе. Вызвали помощника начальника Дворцовой полиции подполковника Шепеля и рассказали ему. Шепель отнесся к сообщенному, как к очередной сплетне, не придал делу серьёзного значения, и оно заглохло. До сведения Дворцового коменданта ни со стороны свиты вдовствующей Императрицы, ни со стороны Дворцовой полиции об этом случае ничего доведено не было.

Между тем вернувшийся в Киев из Петрограда Терещенко опять рассказал кн. Долгорукому, что план не удалось осуществить. Один из участников, якобы, выдал всё предприятие.

Последнее не верно. План не был выдан. Дворцовому коменданту он остался неизвестен до самой революции. Правда в том, что Гучков не нашел среди офицеров людей, соглашавшихся идти на цареубийство. Не нашел Гучков тогда и вообще сочувствия среди общественников насильственному перевороту. На предложения некоторым принять участие в таком заговоре получались отказы. В числе отказавшихся был и член Гос. Думы Шульгин» (А. И. Спиридович).

Переворот не удался. Осуществление его перенесли на более поздний срок. Неужели на 28 февраля, спросите вы? Да нет:

«Гучков изменил и отложил временно план. Он решил организовать остановку царского поезда во время следования его между Царским Селом и Могилевым, потребовать отречения, а если придется, прибегнуть и к насилию. Выполнение нового плана было назначено на половину марта. К этому времени был вызван с Румынского фронта генерал Крымов» (А. И. Спиридович).

И никаких забастовок, восстаний гарнизона Петрограда никто даже не предусматривал при планировании организации переворота. Потому как Гучков, хоть человек и коварный, но лоботомии не подвергался, у него не было такой фантастической идеи поднять на свержение царя рабочий класс и потом не знать, что дальше с рабочими делать, как в дальнейшем и произошло всё. Эти деятели планировали, скорее всего, повторить «подвиг» Гапона, только с маленьким нюансом: не прошение царю об избавлении от гнета буржуев подать, а требование предъявить передать власть «ответственному правительству», поэтому и рабочую группу создали как орган работы с пролетариатом.

Естественно, после ареста этих «революционеров» Николай решил, что за улицу может быть спокоен, теперь там некому звать рабочих на борьбу (если не учитывать большевиков, то он не ошибался), поэтому этого прохвоста Гучкова даже арестовывать не стали, как говорится, не тронь кучку фекалий, так и нос морщить не будешь…

И опять А. И. Спиридович:

«Спасая Гос. Думу от вмешательства толпы, лидер Прогрессивного блока Милюков обратился к прессе с открытым письмом, убеждая рабочих не поддаваться агитации и оставить мысль о демонстрации у Думы в день ее открытия. Этим актом разбивался слух, что Дума ищет поддержки рабочих и хочет использовать их 14 февраля».

Как это вам, наш г-н историк? Зачем для переворота нужны были забастовки и демонстрации, если самим участникам заговора они нужны как зайцу стоп-сигнал? «Рабочая группа» же сидит под следствием, кто будет управлять толпой? Некому.

И дальше начальник охраны императора подводит итог:

«А между тем едва ли кто из буржуазных депутатов хотел революции. Революции в Думе боялись. Ни одна партия к ней не была готова. Незадолго перед тем на одном конспиративном совещании революционных организаций Петрограда представители рабочих заявляли, что для революции они не готовы».

Да, я же забыл, что для Николая Викторовича любой переворот — уже революция. У этих политических деятелей и в Киеве майдауны революции производят: революционер Порошенко сменил реакционера Януковича…

Заговорщики переворот планировали. Переворот! Разницу улавливаете?

Обратим особенное внимание на следующее утверждение г-на Старикова:

«Как по мановению волшебной палочки, начинаются забастовки, митинги и шествия, которые никто не организовывал…»

Когда же это мановение палочки наступило? 23 февраля 1917 года? Раньше всё было спокойно, как в Багдаде? Если верить Николаю Викторовичу, то — да, спокойно:

«Ни военно-стратегических, ни экономических причин для бунта у русского населения в феврале 1917 года не было».

«Фронт был стабилен, внутри страны было спокойно».

Вот же «Троцкий»! Да нет, Троцкому до него далеко!

Давайте глянем, как было спокойно. Стариков утверждал, что мемуары Милюкова читал? Почитаем и мы:

«В 1916 г. мы имеем другую картину. Чтобы сразу подчеркнуть контраст, я прибегну к цитате: сжатому резюме положения, сделанному для чрезвычайной комиссии не кем иным, как А. Д. Протопоповым, бывшим министром внутренних дел.

«Финансы расстроены, товарообмен нарушен, производительность страны — на громадную убыль… пути сообщения — в полном расстройстве… двоевластие (Ставка и министерство) на железных дорогах привело к ужасающим беспорядкам… Наборы обезлюдили деревню (брался 13-й миллион. — П. М.), остановили землеобрабатывающую промышленность, ощутился громадный недостаток рабочей силы, пополнялось это пленными и наемным трудом персов и китайцев… Общий урожай в России превышал потребность войска и населения; между тем система запрета вывозов — сложная, многоэтажная — реквизиции, коими злоупотребляли, и расстройство вывоза создали местами голод, дороговизну товаров и общее недовольство…

Многим казалось, что только деревня богата; но товара в деревню не шло, и деревня своего хлеба не выпускала. Но и деревня без мужей, братьев, сыновей и даже подростков тоже была несчастна. Города голодали, торговля была задавлена постоянно под страхом реквизиций. Единственного пути к установлению цен — конкуренции — не существовало… Таксы развили продажу «из-под полы», получилось «мародерство», не как коренная болезнь, а как проявление недостатка производства и товарообмена…

Армия устала, недостатки всего понизили ее дух, а это не ведет к победе».

Хорошая почва для спокойствия? Сам министр внутренних дел говорит, что, как бы помягче выразиться, вот-вот всё накроется медным тазом. Это называется — нет экономических причин для бунта?! А какие тогда нужны экономические причины?

Теперь глянем, сколько забастовок было в 1916 году, может и вправду 23 февраля они начались неожиданно, по мановению волшебной палочки Гарри Поттера, а до этого — тишина? Данные по этой теме найти очень просто, и мы узнаем, что в 1915 году было 2 тысячи забастовок, в которых участвовали 900 тысяч человек. А уже в 1916 году — 2,3 тысячи забастовок и 1 млн 800 тысяч бастующих.

Это английская агентура провела за год 2 300 успешных мероприятий по срыву работы промышленных предприятий воюющей страны? И в подрывной деятельности иностранных разведок приняли участие 1 млн 800 тысяч рабочих?

Это спокойствие внутри страны?

Николай Викторович любит Троцкого цитировать, но делает это очень выборочно: всё, что в его схему не укладывается, игнорируется. Ну тогда мы поможем ему. Что там у Троцкого про «спокойную» обстановку:

«Первые два месяца 1917 года дают 575 000 политических стачечников, из них львиная доля приходится на столицу. Несмотря на новый разгром, произведенный полицией накануне 9 января, в столице бастовали в день кровавой годовщины 150 000 рабочих. Настроение напряженное, металлисты впереди, рабочие все больше чувствуют, что отступления нет. На каждом заводе выделяется активное ядро, чаще всего вокруг большевиков. Забастовки и митинги идут непрерывно в течение первых двух недель февраля. 8-го на Путиловском заводе полицейские подверглись «граду железных обломков и шлака», 14-го, в день открытия Думы, бастовали в Петербурге около 90 тысяч».

 

Теперь посмотрим, а численность населения какова была в Петрограде на 1917 год? 2 млн 420 тысяч человек. Из них более 500 тысяч не просто недовольных, а активно недовольных — бастующие рабочие, каждый пятый. Вы представляете спокойствие в городе, где каждый пятый готов на баррикады? Как вам два миллиона, если учесть процент населения, таких «спокойных» на улицах современной Москвы, к примеру?

Так кто же организовал эти забастовки, если не английская разведка? Да Милюков же почти открытым текстом и сказал: политические силы, не представленные в Думе. А таких политических сил было раз и обчёлся — большевики. Пятерых депутатов от РСДРП еще в 1914 году отправили с парламентской скамьи прямиком на каторгу. Вот их, большевиков, как организаторов забастовок и прочих беспорядков полиция регулярно выявляла и арестовывала. 2 января 1917 года был арестован весь состав Петроградского комитета РСДРП (б), но гидре лучше голову не рубить, две новых вырастут, и вот вам:

«Из записки департамента полиции о заседании Петербургского комитета партии большевиков 25 февраля 1917 года.

Петроградская организация Российской социал-демократической рабочей партии в течение двух дней происходящих в Петрограде волнений решила использовать в партийных целях возникшее движение и, взяв руководство участвующих в нем масс в свои руки, дать ему явно революционное направление.

Для сего названной организацией предложено:

1) издать сегодня, 25 февраля, листовку (проект ее при этом прилагается);

2) завтра, 26 февраля, утром созвать комитет для разрешения вопроса о наилучшем и целесообразном порядке управления уже возбужденными, но недостаточно еще организованными массами бастующих рабочих; при этом предложено, в случае непринятия правительством энергичных мер к подавлению происходящих беспорядков, в понедельник, 27 февраля, приступить к устройству баррикад, прекращению электрической энергии, порче водопроводов и телеграфов;

3) немедленно образовать на заводах ряд заводских комитетов, члены каковых должны выделить из своего состава представителей в «Информационное бюро», каковое послужит связующим звеном между организацией и заводскими комитетами и будет руководить последними, передавая им директивы Петроградского комитета. Это «Информационное бюро», по предположению заговорщиков, должно будет в дальнейшем образоваться в «Совет рабочих депутатов» по типу функционировавшего в 1905 году;

4) от Бюро Центрального Комитета той же организации (Петроград) командированы с партийными поручениями не выясненные пока делегаты в Москву и Нижний Новгород.

Что касается других революционных организаций, то существующие в Петрограде отдельные представители партии социалистов-революционеров (организаций этой партии в Петрограде нет), вполне сочувствуя начавшемуся движению, полагают примкнуть к нему с целью поддержать революционное выступление пролетариата. В среде учащихся высших учебных заведений наблюдается полное сочувствие движению; в стенах заведений происходят сходки, руководимые ораторами. Учащиеся принимают участие в беспорядках на улицах. В целях пресечения подобных замыслов революционных элементов предположено сегодня в ночь произвести до 200 арестов среди наиболее активных революционных деятелей и учащейся молодежи…»

Пока запомним информацию в 3-ем пункте этой записки. Пригодится.

После этого утверждения Старикова, что большевики стояли сбоку в событиях февраля 1917 года, стоят столько же, сколько стрижка лысого под ноль.

И добьем, наконец, нашего залихватского разоблачителя английских заговоров мемуарами А. И. Спиридовича (если вы не поняли еще, что это лицо, особо информированное о тех событиях, то я не виноват):

«23 февраля считается у социалистов «женским днем». Вот почему с утра того дня, в четверг, работницы-текстильщицы Выборгского района, желая ознаменовать свой день, объявили забастовку. Их делегатки рассеялись по фабрикам и заводам, прося поддержки. Выборгский большевицкий комитет, по требованию женщин, санкционировал забастовку. Были выброшены лозунги: «Долой войну» и «Давайте хлеба».

Вопрос на сообразительность: Спиридович — тоже «красный историк», или он в эмиграции не был? Так что, Николай Викторович, Вы опять пойманы на вранье.

* * *

И снова, уже в который раз, классика стариковского жанра историко-политического изложения с элементами надувательства. Сначала насладимся его попыткой подражания известной французской королеве:

«Хлеба не стало, но только черного, белый, чуть подороже, лежал свободно!»

Здесь он проявил некоторую литературную беспомощность, Мария-Антуаннета высказалась острее и более афористично: посоветовала парижанам кушать пирожные, если у них хлеба нет. Правда, ее юмор и был оценен соответствующе — лишением головы. Стариков пока только дошел до белого хлеба, но это пока, все еще впереди. Не мешало бы ему, конечно, знать, что белый хлеб — это была не повседневная пища питерских рабочих, и почти у всех — даже не праздничная, а просто недоступная. Но ладно, с белыми булками, а как вот это можно оценить:

«И тут сама природа, казалось, выступила против России. В феврале в центральной России ударили сильные морозы до минус 43°. Это привело к выходу из строя свыше 1200 паровозов, что в свою очередь и затруднило подвоз продовольствия. В столице начались перебои с продуктами, поэтому 19 февраля власти объявили о введении в столице хлебных карточек».

Как мы помним, немцам тоже морозы всегда мешали…

Однако поглядим, насколько виноваты морозы в Февральской революции и как выкобенивался питерский пролетариат, воротя нос от вредного для здоровья белого хлеба, требуя полезного ржаного.

Не будем приводить ничего из большевистской прессы, отставим в сторону воспоминания коммунистов, обратимся к тем, кто должен был подтвердить утверждение Старикова о благополучии в Империи — к самой государственной власти тех лет, и прочтем один интересный документ о «белых булках», которые не хотел потреблять в пищу разбалованный столичный рабочий класс:

«Доклад начальника Петроградского охранного отделения К. И. Глобачева директору Департамента полиции

При сем имею честь представить Вашему Превосходительству нижеследующий, вновь добытый от секретной агентуры вверенного мне Отделения осведомительный материал по вопросу о положении продовольственного дела в столице.

Приложение: записка на 10-ти полулистах.

Генерал-майор Глобачев

Ежедневно газеты всех направлений без исключения пишут чуть ли не половину статей очередного номера про дороговизну, недостаток продуктов и т. п.; некоторые даже завели особые рубрики под названием «продовольственная разруха», и рубрика эта читается большинством публики раньше остальных, даже раньше телеграмм с войны. С каждым днем продовольственный вопрос становится острее, заставляя обывателей ругать всех лиц, так или иначе имеющих касательство к продовольствию, самыми нецензурными выражениями.

Наступление нового года ознаменовалось новой волной недовольства, вызванной как новым повышением цен, так и исчезновением с рынка различного рода товаров первой необходимости. Продовольственный кризис, еще недавно ощущавшийся в Петрограде лишь низами населения, проклинавшими бесконечное стояние в «хвостах», ныне задел все слои столичного общества без исключения: на многие продукты совершенно исчезли «хвосты», так как продуктов этих не стало в продаже совершенно, на другие же торговцы нагнали такие цены, что они стали большинству не по карману (например, стерилизованное молоко, продаваемое по 60–65 коп. за бутылку без посуды).

Следствием этого явился новый взрыв недовольства публики и нареканий на Правительство, не принимающее никаких мер к прекращению продовольственной разрухи. Этот взрыв охватил даже консервативные слои чиновничества, оказавшегося вдруг в одном положении с наименее обеспеченными элементами пролетарских масс столицы. Результат недовольства — один: публика громко осуждает правительственные распоряжения, язвительно критикует действия администрации и не скрывает больше своей «усталости от войны».

Тщетно публицисты в газетах призывают к терпению, к сравнению неудобств жизни тыла с теми ужасами, которые переживают защитники Родины в окопах, большинство населения с озлоблением читает подобные статьи и делает вывод: «Журналисту-то хорошо, они тысячи сейчас зарабатывают, да почти все холостые, а тут попробуй-ка обернуться на 3 рубля в день; нет, нечего и воевать соваться, коли не умеешь…» и т. д.

Подобные речи стали обычной приправой в жизни обывателей: «сведения, протекающие в печать об организации тыла в Германии и Англии, лишь подливают «масла в огонь»; публика сплошь и рядом занимается сравнением мер немцев с нашими, делая отсюда вывод, резко осуждающий нашу администрацию. Благоденствие в продовольственном отношении Финляндии заставляет публику винить во всем происходящем наших «продажных администраторов», якобы подкупленных на германские деньги «вызвать в России голод и тем принудить нас к миру» (К. И. Глобачев. Правда о русской революции: Воспоминания бывшего начальника Петроградского охранного отделения).

Что там г-н Стариков говорил о том, что в Англии и Германии голодно, а в России еще вполне можно бублики кушать? Как на это в те годы наш народ реагировал?

А вот как с работой дело обстояло в той благополучной России:

«Особенную опасность для столичного населения представляет то обстоятельство, что подвоз сырья для петроградских (все еще довольно многочисленных) фабрик почти совершенно прекратился: ежедневно закрывают фабрики, и рабочие (часто опытные и единственные в своем деле специалисты) выбрасываются, таким образом, на улицу.

Бесконечной трагедией веет от рассказов владельцев различного рода мастерских и небольших фабрик, рассказывающих в ремесленной управе, Военно-промышленном комитете и т. п. учреждениях о своем тяжелом положении: почти все их капиталы вложены в дело, на которое теперь не найти покупателя; вести дело без сырья невозможно, а сырья не подвозят почти год; запасы же, бывшие в столице, давно иссякли; в результате — полное банкротство, лишение всего имущества и разорение на старости лет.

По мнению большинства подобных владельцев, в Петрограде с начала войны закрылось до 20 000 ремесленных предприятий из-за недостатка сырья; тут и колбасные мастерские, и сыроварни, и булочные, и водопроводные, и конфетные фабрики, и электромонтерные и пр. В ближайшем будущем, по данным Биржи труда, в Петрограде надвинется небывалый кризис мелкой промышленности, 3/4 которой принуждены будут прекратить свое существование; десятки тысяч специалистов рабочих будут выброшены в ряды чернорабочих, так как по их специальности им не найти работы. И это в то время, когда каждый день требует расширения промышленности, а не сокращения ее».

«Один из коммерсантов, читая доклад о положении русской промышленности и торговли за время войны, указал, что в 40 из 50 разобранных им отраслей промышленности совершенно не участвует русский капитал и русские люди терпятся только на второстепенных ролях; в десяти же других русский капитал выражен почти исключительно еврейскими фамилиями. Получается странная картина, глубоко возмущающая русских людей, но совершенно не интересующая, по-видимому, соответствующие инстанции администрации, в Петрограде нельзя купить никакого сырья в магазинах и складах солидных фирм, ведущих торговлю свыше 100 лет и ныне ликвидирующих из-за отсутствия торговли дело; но достаточно взять задние страницы газет или пойти по одному из известных заинтересованному петроградскому обывателю адресов, чтобы узнать, что вы все нужное можете получить у такого-то представителя «русско-американской», «русско-шведской» или «английской компании», или же просто у японца-комиссионера, проникающего всюду, куда русскому закрыт вход.

Подобное положение в минуты, когда «патриотизм так дорог и нужен во всех слоях общества», наносит этому патриотизму самые чувствительные раны, и приходится большинству населения повторять вслед за немецкими агентами: «попался русский медведь на выучку англичанину».

Экономическое разорение, вызванное недостатком и дороговизной рук, усиливается с каждым днем: тщетно петроградские ремесленники и фабриканты обращаются в соответствующие высшие инстанции и в разные комитеты с просьбами о разрешении подвоза сырья — помощи им реальной пока не оказано, и предприятия их продолжают закрываться или переходить в руки шведских, английских, японских и др. иностранных подданных, умеющих покупать сырье за границей и «таинственными путями» доставлять его в Петроград».

«Но если недостаток сырья грозит тяжелыми последствиями в недалеком будущем, то недостаток пищевых продуктов представляет опасность для столицы в настоящем. Чем питается Петроград? Один лавочник-мелочник с изумлением спрашивал покупательниц: «И во что вы жрете? Раньше хлеб пекли на 3 дня и всегда оставалось, теперь пеку два раза в день — и никогда не хватает до вечера… А ведь мужики взяты на войну… Кто же это столько стал жрать?» В этих словах лавочника скрыта глубокая правда: бедные слои населения стали в неимоверном количестве потреблять хлеб, который заменил собою исчезнувшие с рынка продукты; семья, до войны бравшая на день 4 фунта хлеба, теперь потребляет 8–9 фунтов, хлеб заменил собою не только булки, но и молоко, колбасу, яйца и пр.

«С исчезновением с рынка ряда продуктов (а они исчезают ежедневно и систематически) усиливается роль и значение хлеба в домашнем хозяйстве. После Рождества Петроградский рынок еще более опустел: в продаже нет достаточного количества молока, масла, мясных продуктов, суррогатов, сахара, а, главное, нет муки. Отсутствие муки (даже не крупчатки) ставит население в ужасные условия жизни: «из-под полы» еще можно кое-где достать фунт муки (пшеничной) за 23–25 коп., но эта цена для большинства населения недоступна. А между тем мука необходима: дети, лишенные молока, сладкого чая, свежих яиц, масла, имели одно питание — кусок домашнего ситного или булки; теперь большинство детей этого лишено и вынуждено питаться плохо выпеченным хлебом.

Все родители, учительницы, учителя и все имеющие отношение к детскому воспитанию сейчас указывают на невозможность подобного положения: необходимо, чтобы семьи, имеющие детей, получали муку хорошего сорта (по карточкам) и чтобы она не шла к Филипповым, а от последних к разного рода мародерам, охотно платящим за «хорошую» булочку 1 р. — 1 р. 50 коп. Необходимость пожалеть детский организм, и без того изнуренный недостаточным питанием, заставляет все слои общества с волнением следить за теми операциями, которые производятся с распределением муки: в булочных Филиппова и Кривоносова можно «по знакомству» купить чудный белый домашний хлеб из лучшей муки за 40 коп., но в продаже его нет; в тех же булочных можно купить муки, по 25 коп., 2–3 фунта, а по 35 коп. — хоть мешок (его пирожники покупают так).

Эта ненормальность служит предметом обсуждения почти в каждой семье: всюду в муке ощущается страшная нужда, и отсутствие ее — при отсутствии в продаже мяса и молочных продуктов, при безумной дороговизне рыбы и грибов — является наиболее тяжким лишением в последнее время. Публика уверена в злоупотреблениях, так как для обывателя непонятны следующие факты: 1) муки привозится в Петроград очень много и, судя по газетам и официальным заявлениям, мучной голод столице не угрожает, 2) в газетах часто появляются заметки, никем не опровергаемые, о порче десятков тысяч пудов муки в столичных складах, 3) булочным Филиппова и др. выдается муки столько, что они могут продавать излишек на сторону и другим торговцам, 4) в ресторанах всегда продают белые хорошо пропеченные булки и пр. и пр.»

«…Вновь обострился «сапожный голод»: сапог почти не имеется в продаже, особенно женских, на которые устанавливается очередь; нет в продаже галош, сукна, шерстяных изделий и пр.; холст, полотно дешевых сортов и др. материи также исчезли с рынка; бумага и книги, лампы и грелки аптекарские товары и мыло, и пр. и пр. достаются с трудом, после долгих поисков…»

«…недостаток продуктов начинает уже серьезно тревожить обывателя: нельзя же каждый день вместо молока читать оппозиционную газету, а вместо мяса ходить в театр миниатюр. В результате обыватель волнуется и грозит пока неизвестно кому «рассчитаться по окончании войны». Хуже и озлобленное настроение многосемейных, где дети голодают в буквальном смысле слова и где не раздаются другие голоса, кроме: «мира, скорее мира; мира, во что бы то ни стало». И эти матери семей, изнуренные бесконечным стоянием в хвостах у лавок, исстрадавшиеся при виде своих полуголодных и больных детей, пожалуй сейчас гораздо ближе к революции, чем г.г. Милюковы, Родичевы и К°; и, конечно, они гораздо опаснее, так как представляют собою тот склад горючего материала, для которого достаточно одно искры, чтобы вспыхнул пожар. С каждым днем все большее количество голосов требует в столице: «или обеспечьте нас продуктами, или кончайте войну». И эти массы — самый благодарный материал для всяческой, открытой или подпольной, пропаганды: им терять нечего от невыгодного мира».

«Наступление Нового года, как известно, сопровождалось новой вспышкой дороговизны: осложнение внутреннего политического положения вызвало сильное колебание рубля, в результате чего оказалось, что многие товары вновь поднялись в стоимости на 50—100 и даже больше процентов…»

«Еще большую опасность предстоящей дороговизны представляют отношения города и деревни, результатами которых является то, что города рискуют оказаться без хлеба. «Хлебные цены», о которых много и горячо спорили как газеты, так и различные учреждения, не обеспечили городам подвоза хлеба, который разыскивается с большим трудом и уступается крестьянами неохотно. Дороговизна городских товаров заставила крестьян припрятывать деньги, а также и не продавать хлеба, пока на него не будет «настоящей цены»; эти мечты о «настоящей цене», охватившие всю крестьянскую Россию, сделали то, что фактически ни один город не обеспечен в должной степени хлебом.

К этому прибавилось еще и то, что землевладельцы, не желая отдавать всю «военную прибыль» в руки капиталистов и фабрикантов, стали организоваться в одну партию с целью более дружного проведения высоких цен на хлеб…»

«Со всех сторон раздаются жалобы на то, что лучшие куски припрятываются приказчиками, что по знакомству с заведующими отпускаются в рестораны целые туши, что публику не только обвешивают, но избивают и пр.

Значительная доля правды в этих рассказах заставляет думать, что слухи верны: никогда мясная «вакханалия» не достигала таких размеров, как в настоящее время; жалобы несутся со всех сторон, причем «продовольственная комиссия», признавая их основательность, уверяет, что она «ничего не в силах сделать». Публика же вполне стоит на точке зрения женщины, простоявшей в очереди у городской мясной 5 часов для того, чтобы узнать, что мяса нет: женщина вцепилась в лицо приказчика и исцарапала его до крови, пока не вмешался городовой и не закипела общая свалка, кончившаяся тем, что мясо в лавке нашлось и было роздано женщинам.

Эксцессы на почве скрывания товаров частными мародерами имеют все же оправдание в том, что трудно проверить наличность товаров в лавке; но эксцессы в городских лавках падают всецело на голову руководителей лавок и городского общественного самоуправления: нельзя же допустить, чтобы город действовал подобно мародерам».

«…продовольственная разруха смешивается в одно целое с политической смутой и грозит России крахом, какого еще не знала русская история: в то время как кучка политиканов в Таврическом дворце не дает возможности работать Государственной Думе, в стране продолжает расти разруха, угрожая всему государственному организму катастрофой. Недовольство правительственными мероприятиями, распространяясь среди широких масс населения, влечет за собою ту приостановку хозяйственной жизни страны, которая особенно проявилась в первые дни нового года: товарообмен приостанавливается, продукты один за другим исчезают с рынка, меры администрации ни к чему не приводят…

Это положение хорошо учли евреи, оценивающие современное экономическое положение России, быть может резко, но в общем верно: «за русскую торговлю сейчас нельзя дать гроша; с минуты на минуту немцы или англичане захватят рынок без товаров, но с миллионным потребителем; русский рынок умер и его не воскресишь правительственными циркулярами; Россия не хочет мириться, когда предлагает Германия, ну так она должна будет помириться, когда этого захочет Англия: а это будет тогда, когда русский рынок станет пустым и его смогут разделить между собою Англия и Германия». Евреи осторожно отходят сейчас от торговли, которая недавно была всецело в их руках: они не скрывают того, что боятся экономического краха и не желают рисковать своими капиталами. В последнее время среди еврейского торгового населения Петрограда царило сильное возбуждение: распространилось известие, что в Англии образовалось «Русско-Английское торговое товарищество» в виде акционерной компании для «расширения русской торговли»; евреи считали это началом полного закрепощения русского рынка за англичанами и открыто выражали свое недовольство: большинство из них тесно связано в торговых сделках с Германией и не может сочувствовать «обангличанению» нашей торговли…»

«…многие рабочие, оставаясь на прежней точке зрения недопустимости для рабочих компромиссов с буржуазными партиями, осуждают даже организации столовых, говоря: «Ради хлеба нельзя продавать интересы рабочего класса и позволять буржуазии чувствовать хоть какую-нибудь тень зависимости от нее рабочих в частной жизни. Городские столовые — замаскированный тип подачки нищим, и их надо избегать до тех пор, пока рабочие не будут в силах создать свои, основанные исключительно на общественных началах столовые. Иначе после не обобраться упреков буржуазии в том, что рабочие «за хлеб-соль» отплатили по-свински».

««Сознательные рабочие» рисуют в ближайшем будущем революцию как следствие экономического краха в соединении его с политическим: по их мнению, недостаток сырья, принуждающий многие фабрики сокращать производство, должен прогрессировать; скоро он достигнет того, что вся хозяйственная жизнь страны, кроме работы на оборону, прекратится; появятся тысячи безработных женщин и подростков, которые собьют плату в предприятиях, еще работающих, и вызовут замену мужского труда женским. Усиление дороговизны, ввиду прекращения массы производств, приведет к требованию массами мира, который невыгоден буржуазии; вследствие этого произойдут события, распутать которые в силах одна революция».

«Если Петроград и дальше (как предсказывают левые) будет также нуждаться в продуктах, как теперь, то должно ожидать всякого рода беспорядков, погромов, а главное — усиления оппозиции всем другим мероприятиям Правительства, как бы ни были они полезны для общества и необходимы для государства. Уже и теперь в «очередях» и «хвостах» развиваются сплошь и рядом мысли о необходимости избежать платежа подоходного налога: «Зачем его платить, чтобы генералы-то пьянствовали. Нет, раз Правительство для нас палец о палец ударить не хочет, то и мы не плательщики» и пр.; не меньше насмешек вызывают объявления о военном займе: «Вот бумаги-то на объявления у них хватает, да и краски есть, а чтобы дать муки народу, так это их не касается… Найдут дураков подписываться: у всех животы подвело с голодухи, а они: подпишись на заем». И огромная непопулярность в столице как займа, так и подоходного налога резко показывает настроение петроградского населения».

«Не в меньшей мере обыватель желает, чтобы Правительство, узнав о его бедственном положении, пришло на помощь в упорядочении доставки продуктов: обывателя возмущает то, что когда в столице нет муки и масла, целые поезда приходят с продуктами, совершенно ненужными: перед Рождеством везли в неимоверном количестве дорогую дичь, фрукты, шампанское («для интендантства», как сообщалось на Николаевской ж. д.), но совершенно не думали о подвозе пшеничной муки, так как «ей торговать не с руки: наживешь копейки», — говорят купцы…»

«Если население еще не устраивает «голодные бунты», то это еще не означает, что оно их не устроит в самом близком будущем: озлобление растет и конца его росту не видать… А что подобного рода стихийные выступлений голодных масс явятся первым и последним этапом по пути к началу бессмысленных и беспощадных эксцессов самой ужасной из всех — анархической революции, — сомневаться не приходится…»

И отчего-то главный жандарм Петербурга даже словом не обмолвился о морозах, уничтоживших паровозы… Я специально не стал особо его доклад сокращать. Наглядно получается, не правда ли?

Кстати, о морозах и паровозах, я пытался найти об этом хоть какие-то внятные упоминания, но бесполезно, тогда стал искать источник, из которого Стариков выудил эти сведения, и нашел. Вот он:

«В феврале 1917 года в центральной России ударили сильные морозы до —43°, что создало дополнительные проблемы на транспорте в связи с выходом из строя свыше 1200 паровозов…» (Юрий Козенков. «Голгофа России», Москва 2001).

«В феврале в центральной России ударили сильные морозы до минус 43°. Это привело к выходу из строя свыше 1200 паровозов, что в свою очередь и затруднило подвоз продовольствия», — а это наш Николай Викторович.

Или вот как такое стерпеть без смеха? Цитируем:

«Глава военной миссии Франции в Петрограде генерал Жанев позже простодушно рассказывал, что ему докладывали об английских агентах, которые платили солдатам запасного Павловского полка на Миллионной улице по 25 рублей, чтобы они выходили из казарм и не подчинялись своим офицерам».

Прочитал я о простодушном французском генерале и стал ломать голову — почему не помню такого? Вроде никакого генерала по фамилии ЖАНЕВ на территории России никогда не было. Был Морис ЖАНЕН, имевший прозвище «генерал без чести»… Но всё выяснилось с помощью того же Юрия Козенкова, это у него в книге была опечатка в фамилии француза и такой текст:

«Главе военной миссии Франции в Петрограде генералу Жаневу докладывали, что известные по именам английские агенты, которыми в то время кишел Петроград, платили запасным Павловского полка на Миллионной улице по 25 рублей, чтобы они выходили из казарм и не подчинялись своим офицерам».

Теперь понятно, откуда г-н Стариков берет сведения, даже опечатки в фамилиях не замечает. Но на его месте свидетельствами «генерала без чести», которому как-то на вокзале вручили символические 30 сребреников, (по крайней мере, о таком случае есть упоминания), я бы поостерегся пользоваться. Опечатку в последующих изданиях автора исправили, но «слово — не воробей…», особенно печатное.

Как-то у меня больше доверия к начальнику Петроградского охранного отделения К. И. Глобачеву, все-таки заговоры были в его прямой компетенции. А он об участии иностранных разведок высказался в своих воспоминаниях вполне конкретно. Сначала о германском следе:

«Теперь, когда прошло много уже времени после Февральской революции 1917 г., многие задают вопрос: правда ли, что Германия принимала участие в ее подготовке. Я положительно утверждаю, что Германия никакого участия ни в перевороте, ни в подготовке его не принимала. Для Германии русская революция явилась неожиданным счастливым сюрпризом.

Единственно, в чем выражалась работа правительств центральных держав в этом направлении, — это в содействии нашим революционерам-эмигрантам в пропаганде русских пленных в концентрационных лагерях у себя в Германии и Австрии и в покровительстве русскому зарубежному пораженческому движению, начатому в 1915 г. главарями социалистических партий. Но эта работа принесла свои плоды лишь уже после Февральского переворота, когда с соизволения Временного правительства вся эта стая воронов — наших эмигрантов — хлынула в Россию через широко открытые границы нейтральных держав. Вполне естественно, что вместе с ними Россию вновь заволокла целая сеть германского шпионажа».

Абсолютно однозначное высказывание, не допускающее никакой возможности иначе истолковать его. И о союзниках:

«Что касается участия в подготовке русской революции союзными державами, то я это тоже положительно отрицаю. Говорят, будто бы Англия помогала нашему революционному центру в государственном перевороте при посредстве своего посла сэра Дж. Бьюкенена. Я утверждаю, что за все время войны ни Бьюкенен и никто из английских подданных никакого активного участия ни в нашем революционном движении, ни в самом перевороте не принимали. Возможно, что Бьюкенен и другие англичане лично сочувствовали революционному настроению в России, полагая, что народная армия, созданная революцией, будет более патриотична и поможет скорее сокрушить центральные державы, — но не более того. Такой взгляд в русском обществе создался исключительно благодаря личным близким отношениям английского посла с Сазоновым, большим англофилом и сторонником прогрессивного блока, а также некоторыми другими главарями революционного настроения, как Милюков, Гучков и пр.

Что касается Франции, то об этом не приходится даже и говорить. Ни посол и никто из французов никакого вмешательства во внутренние русские дела себе не позволяли».

Теперь мы вправе с вами задать г-ну Старикову вопрос: а почему он не обратил на эти воспоминания никакого внимания? Почему он надергал цитат из Милюкова и Троцкого, но даже не пытался найти мемуаров тех людей, которые в то время непосредственно занимались борьбой с революциями? Не потому ли, что там было такое:

«Русская Февральская революция была созданием русских рук. А кто были эти руки, и кому нужна была революция — мы уже знаем. Она нужна была кучке людей кадетской партии и примыкающим к ней прогрессистам, кричавшим последние два года о необходимости в России правительства, пользующегося доверием страны, и состав этого правительства намечался ими самими. Она нужна была и социалистам — как конечное завершение цели их партийных программ, то есть ниспровержение существовавшего государственного строя. Народу ни революция, ни те люди, которые якобы пользовались его доверием, были не нужны. Временное правительство состояло из тех лиц, которые сами добивались министерских портфелей, как князь Львов, Милюков, Гучков, Шингарев и пр. В состав его входил только один социалист — Керенский. Страна их не выбирала — они сами себя выбрали. Пользовались ли они доверием страны? Это большой вопрос; народ их мог знать только как крайнюю оппозицию старому правительству; заслуг перед народом у них не было никаких».

По-видимому, наш «историк» себя считает более великим знатоком оперативной работы, чем главный жандарм Петрограда, раз выявил английские козни там, где К. И. Глобачев их в упор не видел.

И знаете, кого еще он приплел в свидетели? В качестве доказательства он приводит слова В. И. Ленина:

«Ленин прямо пишет о причастности «союзников» к Февралю: «Весь ход событий февральско-мартовской революции показывает ясно, что английское и французское посольства с их агентами и «связями», давно делавшие самые отчаянные усилия, чтобы помешать сепаратным соглашениям и сепаратному миру Николая Второго с Вильгельмом IV, непосредственно организовывали заговор вместе с октябристами и кадетами, вместе с частью генералитета и офицерского состава армии и петербургского гарнизона, особенно для смещения Николая Романова».

Мы с вами уже сталкивались с фокусами г-на Старикова — так, как он проводит манипуляции над цитатами, до него только небезызвестный В. Резун мог это проделывать, но перебежчику далеко до нашего «патриота»…

Владимир Ильич отличался от прочих публицистов тем, что всегда старался донести до читателя свои мысли максимально ясно, буквально разжевывал их, поэтому короткими выдержками из его сочинений оперировать бессмысленно. Хочу еще раз подчеркнуть: многословие в работах Ленина — не графоманство, а стремление как можно точнее донести свою мысль.

И теперь посмотрим, откуда выдернул Стариков слова Ленина, и что сам Ленин имел в виду. Цитата из статьи «Письма из далека», написанной 7 марта 1917 года. (Еще до регистрации в качестве пассажира «пломбированного» вагона). Посмотрим, что там еще было написано:

«Война связала воюющие державы, воюющие группы капиталистов, «хозяев» капиталистического строя, рабовладельцев капиталистического рабства, железными цепями друг с другом. Один кровавый комок — вот что такое общественно-политическая жизнь переживаемого нами исторического момента.

Социалисты, перешедшие на сторону буржуазии в начале войны, все эти Давиды и Шейдеманы в Германии, Плехановы-Потресовы-Гвоздевы и К0 в России, кричали долго и во все горло против «иллюзий» революционеров, против «иллюзий» Базельского манифеста, против «грезофарса» превращения империалистской войны в гражданскую. Они воспевали на все лады обнаруженную будто бы капитализмом силу, живучесть, приспособляемость, — они, помогавшие капиталистам «приспособлять», приручать, одурачивать, разъединять рабочие классы разных стран.

Но «хорошо посмеется тот, кто будет смеяться последним». Не надолго удалось буржуазии оттянуть революционный кризис, порожденный войной. Он растет с неудержимой силой во всех странах, начиная от Германии, которая переживает, по выражению одного недавно посетившего ее наблюдателя, «гениально организованный голод», кончая Англией и Францией, где голод надвигается тоже и где организация гораздо менее «гениальна».

Естественно, что в царской России, где дезорганизация была самая чудовищная и где пролетариат самый революционный (не благодаря особым его качествам, а благодаря живым традициям «пятого года»), — революционный кризис разразился раньше всего. Этот кризис был ускорен рядом самых тяжелых поражений, которые были нанесены России и ее союзникам. Поражения расшатали весь старый правительственный механизм и весь старый порядок, озлобили против него все классы населения, ожесточили армию, истребили в громадных размерах ее старый командующий состав, заскорузло-дворянского и особенно гнилого чиновничьего характера, заменили его молодым, свежим, преимущественно буржуазным, разночинским, мелкобуржуазным. Прямо лакействующие перед буржуазией или просто бесхарактерные люди, которые кричали и вопили против «пораженчества», поставлены теперь перед фактом исторической связи поражения самой отсталой и самой варварской царской монархии и начала революционного пожара.

Но если поражения в начале войны играли роль отрицательного фактора, ускорившего взрыв, то связь англо-французского финансового капитала, англо-французского империализма с октябристско-кадетским капиталом России явилась фактором, ускорившим этот кризис путем прямо-таки организации заговора против Николая Романова.

Эту сторону дела, чрезвычайно важную, замалчивает по понятным причинам англо-французская пресса и злорадно подчеркивает немецкая. Мы, марксисты, должны трезво глядеть правде в глаза, не смущаясь ни ложью, казенной, слащаво-дипломатической ложью дипломатов и министров первой воюющей группы империалистов, ни подмигиванием и хихиканием их финансовых и военных конкурентов другой воюющей группы. Весь ход событий февральско-мартовской революции показывает ясно, что английское и французское посольства с их агентами и «связями», давно делавшие самые отчаянные усилия, чтобы помешать «сепаратным» соглашениям и сепаратному миру Николая Второго (и будем надеяться и добиваться этого — последнего) с Вильгельмом II, непосредственно организовывали заговор вместе с октябристами и кадетами, вместе с частью генералитета и офицерского состава армии и петербургского гарнизона особенно для смещения Николая Романова.

Не будем делать себе иллюзий. Не будем впадать в ошибку тех, кто готов воспевать теперь, подобно некоторым «окистам» или «меньшевикам», колеблющимся между гвоздевщиной-потресовщиной и интернационализмом, слишком часто сбивающимся на мелкобуржуазный пацифизм, — воспевать «соглашение» рабочей партии с кадетами, «поддержку» первою вторых и т. д. Эти люди в угоду своей старой заученной (и совсем не марксистской) доктрине набрасывают флер на заговор англофранцузских империалистов с Гучковыми и Милюковыми с целью смещения «главного вояки» Николая Романова и замены его вояками более энергичными, свежими, более способными.

Если революция победила так скоро и так — по внешности, на первый поверхностный взгляд — радикально, то лишь потому, что в силу чрезвычайно оригинальной исторической ситуации слились вместе, и замечательно «дружно» слились, совершенно различные потоки, совершенно разнородные классовые интересы, совершенно противоположные политические и социальные стремления. Именно: заговор англофранцузских империалистов, толкавших Милюкова и Гучкова с К° к захвату власти в интересах продолжения империалистской войны, в интересах еще более ярого и упорного ведения ее, в интересах избиения новых миллионов рабочих и крестьян России для получения Константинополя… Гучковыми, Сирии… французскими, Месопотамии… английскими капиталистами и т. д. Это с одной стороны. А с другой стороны, глубокое пролетарское и массовое народное (все беднейшее население городов и деревень) движение революционного характера за хлеб, за мир, за настоящую свободу.

Было бы просто глупо говорить о «поддержке» революционным пролетариатом России кадетско-октябристского, английскими денежками «сметанного», столь же омерзительного, как и царский, империализма. Революционные рабочие разрушали, разрушили уже в значительной степени и будут разрушать до основания гнусную царскую монархию, не восторгаясь и не смущаясь тем, что в известные короткие, исключительные по конъюнктуре исторические моменты на помощь им приходит борьба Бьюкенена, Гучкова, Милюкова и К° за смену одного монарха другим монархом и тоже предпочтительно Романовым!

Так и только так было дело. Так и только так может смотреть политик, не боящийся правды, трезво взвешивающий соотношение общественных сил в революции, оценивающий всякий «текущий момент» не только с точки зрения всей его данной, сегодняшней, оригинальности, но и с точки зрения более глубоких пружин, более глубоких соотношений интересов пролетариата и буржуазии как в России, так и во всем мире.

Питерские рабочие, как и рабочие всей России, самоотверженно боролись против царской монархии, за свободу, за землю для крестьян, за мир, против империалистской бойни. Англо-французский империалистский капитал, в интересах продолжения и усиления этой бойни, ковал дворцовые интриги, устраивал заговор с гвардейскими офицерами, подстрекал и обнадеживал Гучковых и Милюковых, подстраивал совсем готовое новое правительство, которое и захватило власть после первых же ударов пролетарской борьбы, нанесенных царизму».

Ну и как вам? Получается, что английский агент В. И. Ленин обвиняет своих хозяев в том, что они совместно с российской буржуазией спланировали заговор с целью свержения Николая Второго и замены его на другого монарха и осуществили государственный переворот, воспользовавшись революционным движением пролетариата, которого не ждали?

 

Но это всё цветочки. Теперь ягодки будут. Я сначала даже глазам своим не поверил, что такое может быть… Но ладно, всё по порядку.

Дело в том, что я тоже увлекаюсь чтением всяческих мемуаров, поэтому, когда в главе «Кто стоял за Февралем?» натолкнулся на очередное упражнение автора в беллетристике в виде описания встречи полковника Игнатьева с царем, мне почудилось, что подобный текст я уже читал, очень уж все знакомо было. Открыл книгу Игнатьева и… Давно я так не смеялся!

Давайте вместе насладимся талантом лидера патриотической партии ПВО. Я буду приводить отрывки из книги русского полковника и отрывки из произведения Старикова, а вы попробуйте угадать — кто из них какой текст писал. Особенное внимание обратите на выделенные слова.

— Полковник, считайте, что имеете дело с одним из ваших генералов, с которыми поддерживаете постоянные и дружеские отношения. Разговаривайте со мной, как вы разговаривали бы с ними. Это облегчит дело, поскольку мы о многом должны переговорить и сделать обзор положения. Важность этого вы вскоре поймете. Прежде всего, скажите мне, что вы думаете о Германии и Австрии?

— Полковник, я сразу перейду к делу. Считайте, пожалуйста, что говорите с одним из ваших генералов, с которыми поддерживаете постоянные и дружеские отношения Мне нужна ваша помощь и… И ваша откровенность! Разговаривайте со мной так, как вы разговаривали бы со своими друзьями… Прежде всего, скажите мне, что вы думаете о Германии и Австрии?…

— Германия, Ваше Величество, оказывает сопротивление, непонятное для многих людей. Она имела преимущество в вооружениях до объявления войны, однако тяжелые потери, которые понесла Германия, уменьшили ее мощь. Ее разгромили бы довольно быстро, если бы с началом боевых действий союзники могли скоординировать свои действия и назначить единое командование. Германия использует соперничество, которое при каждом удобном случае сама и разжигает между державами Антанты, когда одна из них наступает, другая стоит с винтовкой у ноги. Германия пользуется этим для переброски армий с Востока на Запад, в зависимости от обстановки благодаря своим великолепным железным дорогам и массе войск, которую концентрирует на фронте, сковывая любое усилие.

— Германия оказывает сопротивление столь сильное и затяжное, которое никто и не предполагал. Безусловно, она имела преимущество в вооружениях до объявления войны, однако тяжелые потери, которые понесла Германия, уменьшили ее мощь. Я убежден, что ее разгромили бы довольно быстро, если бы с самого начала боевых действий союзники могли скоординировать свои действия и назначить единое командование всеми операциями. Однако уже заканчивается третий год борьбы, а такой координации все нет. Зато есть непонимание, а может даже нежелание или соперничество среди стран Антанты, когда одна из них наступает, другая стоит с винтовкой у ноги. Благодаря своим великолепным железным дорогам Германия легко перебрасывает массу войск с Востока на Запад или, наоборот, в зависимости от обстановки. И тем самым сковывает любое противное ей усилие на фронте.

— Население силой принуждается к самоограничению. Кроме того, Германия снабжается за счет нейтральных [107] стран, в основном через Голландию, а сама Голландия все получает из Англии.

— Население принуждается к самоограничению… Кроме того, Германия снабжается за счет нейтральных стран, в основном через Голландию, а сама Голландия все получает из Англии.

— Он пассивно терпит свою судьбу, подчинившись военной касте, и все еще верит в свою избранность. Может быть, после ряда поражений он изменит свою позицию.

— Население принуждается к самоограничению. Оно пассивно терпит свою судьбу, подчинившись военной касте, и все еще верит в свою избранность.

— Мне было гораздо легче иметь контакты с этой страной. Я думаю, что ее руководители отдают себе отчет в том, что натворили, согласившись с германскими директивами об объявлении войны, и теперь хотят выйти из коалиции, однако боятся своего соседа; они также чувствуют, что лоскутная Австро-Венгерская империя не сможет сохраниться. Чехо-Словакия, Трансильвания, Хорватия, Герцеговина, Босния потребуют и уже требуют независимости. Империя, следовательно, может сохраниться только в том случае, если они одержат победу, поэтому ее правители так отчаянно цепляются за Германию. Франция и Англия не жалеют слов для тех народов, о которых я только что упомянул, а Италия требует установления естественных границ.

— Я уверен, что ее руководители отдают себе отчет в том, что натворили, они также чувствуют, что их лоскутная империя не сможет сохраниться. Чехо-Словакия, Трансильвания, Хорватия, Герцеговина, Босния потребуют или уже требуют независимости. Империя может сохраниться только в том случае, если они одержат победу, поэтому ее правители так отчаянно цепляются за Германию. Франция и Англия не жалеют слов для тех народов, о которых я только что упомянул, а Италия требует установления естественных границ.

— Ваше Величество, Вам известны имевшие место переговоры и их провал. Болгария против нас.

— Ваше Величество, Вам известны имевшие место переговоры и их провал. Болгария против нас.

— Молодцы, — сделал вывод император, — с ними вы делали и будете делать хорошую работу. Этот путь усеян многочисленными шипами, но я знаю, что вы не отступите ни перед какими препятствиями.

— Полковник, вы хорошо организовали вашу разведслужбу во время пребывания во Франции, — сказал император. — Этот путь усеян многочисленными шипами, но я знаю, что вы не отступите ни перед какими препятствиями.

Угадайте, какие именно отрывки принадлежат перу Старикова, а какие полковнику Игнатьеву? Похоже, Остап Бендер со своим «Я помню чудное мгновенье…» рядом не стоял… Думаю, что таланта Николая Викторовича хватило бы и «Евгения Онегина» сочинить.

А у меня возникло небезосновательное подозрение, что это один из самых наглых видов воровства, называемый плагиатом. И людям, уличенным в этом деянии, в приличном обществе руки не подают. Но самое неприятное другое. Вы, г-н Стариков, позорите патриотическое движение… Поэтому всем членам «Профсоюза граждан России» и Партии Великое Отечество я советую подумать — какая Великая Россия может быть построена политической организацией под управлением Николая Викторовича. У нас, хоть я и не люблю этого выражения, и так две беды, так зачем же еще одну из них усугублять?!

Но, конечно, как и следовало ожидать, самое главное автор нам припас к описанию процесса отречения царя. Только он перепутал литературный жанр: как юморист точно был бы звездой… Наслаждаемся анекдотами от этой восходящей звезды на политическом небосклоне России. Итак:

«Арестовать монарха в Ставке невозможно, необходимо, чтобы он оттуда уехал. Так ему события и подаются. Монарх должен приехать в столицу, чтобы на месте разобраться в случившемся и просто сформировать новое, ответственное перед Думой правительство. До его отбытия из Ставки речи об отречении нет! Это понятно, ведь в распоряжении Николая II многомиллионная армия, а на стороне бушующего мятежа — пьяные новобранцы и погромщики».

Ага, два года монарх всех, кто ему подавал предложения об «ответственном правительстве», посылал в отдаленную от населенных пунктов березовую рощу, а теперь он вдруг в столицу засобирался, чтобы правительство из заговорщиков формировать?

«Он решает ехать, полный беспокойства за свою семью, находящуюся в Царском селе, т. е. всего в нескольких десятках километров от военного мятежа. Бунтовщики легко могут напасть на дорогих его сердцу детей и безгранично любимую супругу».

Вот оно как значит! Уже не нужно ехать формировать «ответственное» правительство, нужно просто семью спасать от бунтовщиков! Уж вы бы хоть объяснили причину такого изменения планов. Сами нарисовали план действия императора, сами его изменили, а читателям даже не объяснили ничего. Некрасиво скрывать раздобытые вами факты…

«Советские историки всегда старались показать Февраль как некую неполноценную революцию, противопоставляя ее «полноценному» Октябрю. Сложность задачи состояла в том, что одновременно надо было показать, с каким трудом была сброшена царская власть, и приписать именно большевикам все заслуги в деле свержения самодержавия. Поэтому эпизод с посылкой генерала Иванова вообще не упоминался».

Опять нет фамилий историков! Кто ж из них таким подлым делом занимался и в каких публикациях вы поймали на лжи «советских историков»? Хоть намек бы!.. Почему это эпизод с посылкой генерала Иванова не упоминался? Да потому что вы, Николай Викторович, вываливаете на публике собственное невежество.

Читайте, уважаемый наш «строитель Великого Отечества»:

«Иванов Николай Иудович [22.7(3.8).1851 — 27.1.1919], русский генерал от артиллерии (1908), генерал-адъютант (1907). Окончил Михайловское артиллерийское училище (1869). Во время русско-японской войны командовал 3-м Сибирским корпусом. В 1906—08 генерал-губернатор и главный начальник Кронштадта, подавлял Кронштадтское восстание 1906. В 1908—14 командовал войсками Киевского военного округа. Во время 1-й мировой войны, с июля 1914 до марта 1916, командовал войсками Юго-Западного фронта, затем состоял при Николае II; полководческими способностями не обладал. 27 февраля (12 марта) 1917 царём назначен командующим войсками Петроградского военного округа и направлен с войсками в Петроград для подавления революции, но потерпел полное поражение. После Октябрьской революции бежал в Киев, а затем на Дон. В октябре — ноябре 1918 командовал белоказачьей Южной армией, разбитой под станицей Вешенской» (Большая Советская Энциклопедия М.: «Советская энциклопедия», 1969–1978).

«Яркий пример искажения истории в угоду конъюнктуре — книга В. Л. Стронгина «Керенский». Открываем ее и читаем: «Стало известно, что царь и Ставка двинули на Петроград войска с фронта, возглавляемые генералом Ивановым, наделенным диктаторскими полномочиями».

Не случайно в таких книгах вы не найдете ни одной цифры. Расчет на незнание и эмоции».

То, что Стронгин чудак несомненный, это понятно, особенно с его диктаторскими полномочиями. А у вас много цифр и знаний? Для того, чтобы смотреть без недоумения на ваши литературные упражнения, мне кажется, их явно недостаточно.

Смотрите что утверждаете:

«…а на стороне бушующего мятежа — пьяные новобранцы и погромщики».

На следующей странице:

«Подумайте, сколько же войск направил Николай на подавление революции, если население Петрограда около двух миллионов человек, а взбунтовавшийся гарнизон почти 200 тысяч?»

Простой читатель может сделать вывод, что в 1917 году весь гарнизон Петрограда состоял из пьяных новобранцев, а гражданское население в количестве около двух миллионов человек были состоящими на учете в полиции погромщиками. Это кто и с какой целью проводил такой демографический эксперимент, заселяя столицу Российской империи одними погромщиками?

И опять автор буквально «открывает»:

«Вот тут оппозиционеры в Думе словно получают какой-то сигнал. Растерянные депутаты «неожиданно» решаются организовать новые властные органы. И не один даже, а сразу два новых центра власти… Думские деятели создают Временный комитет Думы — фактически новое революционное правительство».

«Левые партии тоже торопятся и в тот же день создают Петроградский Совет рабочих депутатов и выбирают его временный исполнительный комитет».

Во-первых, с чего это вдруг Комитет из депутатов Думы стал «фактически правительством»? Комитет был создан для образования правительства, разве не так?

А где второй орган, который создали депутаты? Второй орган создали левые партии, вы же сами так в следующем абзаце написали! Конечно, в составе Совета были депутаты, но сами прочитайте, что написали: «Думские деятели создают Временный комитет Думы… Левые партии тоже торопятся и в тот же день создают Петроградский Совет рабочих депутатов». Смысл написанного ясен или уточнять надо? Могу уточнить: одни, думские деятели которые, создали Комитет, а другие, левые партии, торопливо Совет организовали.

Но при этом «депутаты «неожиданно» решаются организовать новые властные органы. И не один даже, а сразу два новых центра власти…» Выходит, что не все депутаты — думские деятели, есть депутаты, которые партийные депутаты, поэтому в Думе деятельностью не занимаются. Так?

Всего этого еще мало, поэтому Николай Викторович решил удивить публику еще и уровнем своей юридической подготовки, поэтому начал к высосанному из пальца «английскому плану русской революции» пришпиливать существующий только в его воображении закон о престолонаследии:

«Какие варианты выхода из кризиса были у России в Феврале? Первый — Николай II остается на троне. Это не устраивало никого. Второй — отречение в пользу наследника Алексея Николаевича при регентстве брата бывшего монарха Михаила Александровича. Только эти два варианта были абсолютно законны. Именно поэтому их и постарались избежать. Третий вариант, к которому и склонят в итоге Николая — отречение в пользу брата Михаила… Законом о престолонаследии вообще не предусматривался вариант отречения помазанника божьего… необходимо заставить Царя отречься именно в пользу своего брата. Это нарушение закона. Но разве в ситуации, когда на улицах революция, до буковок закона ли?»

Спросите, как же тогда наследование трона в России происходило, если это не было специальным законом определено? Но чтобы это вы могли спросить, вам нужно иметь такое же воображение и такие же знания в этой области, как и у нашего автора. Который не понимает, что в России было самодержавие! Понимаете, что такое самодержавие? Это значит, что высший закон в государстве — воля императора. Поэтому кто и каким законом может посметь указывать царю — кто будет его наследником? Кто посмеет отбирать у него самое главное право?

Конечно, Николай Викторович подкрепился мнением «компетентным»:

«Если здесь есть юридическая неправильность… Если Государь не может отрекаться в пользу брата… Пусть будет неправильность!.. Может быть, этим выиграется время… Некоторое время будет править Михаил, а потом, когда все угомонится, выяснится, что он не может царствовать, и престол перейдет к Алексею Николаевичу…», — рассуждает Шульгин, известный монархист, принимавший отречение у Николая II».

Но для того, чтобы понять логику рассуждения этого В. В. Шульгина, нужно просто поинтересоваться биографией знатока «закона о престолонаследии». Так вот, наш знаменитый монархист гимназию закончил очень посредственно, больше половины отметок — тройки, потом закончил юридический факультет Киевского Императорского университета святого Владимира, но зачем-то сразу же поступил в Киевский политехнический институт на механическое отделение, а вот здесь учиться уже не смог и через год бросил институт. А не мог учиться в политехническом институте этот деятель, скорее всего, по причине обыкновенной глупости. Скажете, что я юристов (Шульгин же на юрфаке благополучно отучился), оскорбляю? Да нет, просто у него крестным отцом был профессор Университета Святого Владимира Н. Х. Бунге, впоследствии ставший министром финансов Российской империи. Чего бы не учиться троечнику при такой «крыше»? Только, видно, крестный отсоветовал этому обалдую даже близко подходить к юридической практике, поэтому осталась Шульгину одна дорога — в журналисты и антисемиты.

Вот такими «компетентными» источниками Стариков и оперирует.

А тогда чем же руководствовались наши цари при определении наследника? Да своей волей и руководствовались. А на случай неожиданной своей смерти составляли указы и акты, которые определяли порядок наследования трона. Петр Первый издал Указ о престолонаследии, по которому трон получила безродная Екатерина Первая, после Петра этим указом и руководствовались монархи, он их устраивал. Павла Первого уже не устраивал, поэтому появился Акт о престолонаследии. Этот император, как в воду глядел, его убили в результате заговора, наследника он не успел перед смертью назвать, и, согласно Акту, на трон уселся его старший сын Александр. Александр не стал изменять порядок передачи престола, установленный его отцом, указом или актом, а просто лишил наследства следующего за ним по старшинству брата и передал при жизни власть младшему — Николаю Первому. Были еще манифесты царей о неравнородных браках, но они касались только тех лиц, которые могли претендовать на трон вслед за автором манифеста…

Так вот, юристы типа Шульгина полагали, что Николай Второй должен передать власть согласно Акту Павла, при этом они либо не читали сам документ, либо, что вероятнее, по причине глупости не понимали смысла прочитанного, хотя там что-то не так понять нужно постараться: «…постановили сей Актъ Нашъ общiй, которымъ по любви къ Отечеству избираемъ Наслѣдникомъ, по праву естественному, послѣ смерти Моей, Павла…» Павел Первый, несмотря на то что на юридическом факультете не учился, понимал, что всем следующим после него самодержавным властителям его монаршья воля — лишь эпизод российской истории, поэтому и указал недвусмысленно, что порядок наследования устанавливается на случай его, Павла, смерти, а не навеки веков для всех потомков до последнего колена.

Отец победителя Наполеона был человеком достаточно умным, поэтому его «законодательная инициатива» была идеальным порядком престолонаследия для условий российской монархии, и никто из будущих царей не заморачивался актами и указами, изменяющими его. Естественно, этот порядок применялся только в случае смерти императора до того, как умерший мог назвать наследника трона. Вот Александр Первый этого акта уже не придерживался при передаче трона, отрешил от наследства Константина, который вступил в морганатический брак и назвал кандидатуру Николая. И это было законно — желание самодержца всегда законно, если оно не противоречит обычаям и вере. И то только потому, что подданные взбунтуются.

И Николай Второй тоже не постигал основы правовых знаний в университете, но умел читать и обладал способностью понимать прочитанное, а еще знал, какую должность он в империи занимает, поэтому не посылал адъютантов в библиотеку искать «Закон о престолонаследии», а поступил так, как имел право поступить по закону, т. е. так, как сам пожелал: отрекся от трона и передал права на него брату Михаилу.

Стариков же продолжает выдавать результаты своих историко-детективных открытий:

«Обратите внимание, как ловко, поэтапно власть будет передана от Николая Временному правительству. Сначала он отрекается в пользу Михаила, и только потом тот в свою очередь передает власть «временщикам». Сделано это потому, что даже под угрозой смерти Николай II не отдал бы свои полномочия никому, кроме представителя царской династии. А отречение в пользу Михаила, уже нарушающее закон, дает возможность нарушить его и Михаилу, передав права не следующему по старшинству Романову, а Временному правительству».

Теперь понимаете нелюбовь этого новоиспеченного политика к советским историкам, которых он любит обвинять в искажении исторической правды? Власть, полномочия, права — всё смешано в кучу и передано Временному правительству. О нарушении закона, которого не существовало, я уже писал, но откуда Николай Викторович взял сведения о передаче власти и прав «временщикам» — еще одна тайна, потому как Манифест Михаила известен, вот его текст:

«Тяжкое бремя возложено на Меня волею Брата Моего, передавшего Мне Императорский Всероссийский Престол в годину беспримерной войны и волнений народных.

Одушевленный единою со всем народом мыслию, что выше всего благо Родины нашей, принял Я твердое решение в том лишь случае восприять Верховную власть, если такова будет воля великого народа нашего, которому надлежит всенародным голосованием чрез представителей своих в Учредительном Собрании установить образ правления и новые основные законы Государства Российского.

Посему, призывая благословение Божие, прошу всех граждан Державы Российской подчиниться Временному Правительству, по почину Государственной Думы возникшему и облеченному всею полнотою власти, впредь до того, как созванное в возможно кратчайший срок на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования Учредительное Собрание своим решением об образе правления выразит волю народа (Михаил. 3 марта 1917 г. Петроград»).

Написано русским языком, черным по белому: «…принял Я твердое решение в том лишь случае восприять Верховную власть…», т. е. власть передавать Михаил и не собирался, потому что он ее еще и взять не соизволил. «…прошу всех граждан Державы Российской подчиниться Временному Правительству, по почину Государственной Думы возникшему и облеченному всею полнотою власти…» — тем более, что и так власть уже у Временного правительства во всей ее полноте, и просит несостоявшийся царь только подчиниться этому правительству, причем эта просьба выражена как его пожелание.

Но еще больше удивляет утверждение Н. Старикова, что царь сначала отрекся в пользу сына:

«Чтобы запустить механизм русской смуты, Николай сначала должен отречься в пользу брата, а не сына. Он же, естественно, подписал отречение в пользу цесаревича Алексея Николаевича».

Здесь я уже подозреваю автора либо в незнании исторических фактов, либо в сознательном их перевирании с целью обоснования своей концепции. Дело в том, что Николай Второй никогда не отрекался в пользу сына. И описанной в книге «Кто убил РИ?» ситуации:

«Желавшим разрушения России и части в темную используемых думцев, этого было мало. Чтобы не допустить публикации царского манифеста, после которого отыграть назад будет почти невозможно, они направляют к царю делегацию для обсуждения условий отречения. Настоящая их цель — убедить его отречься в пользу брата Михаила. Причина — состояние здоровья больного гемофилией Алексея и «требования восставшего народа». В ожидании делегатов Николай Романов повелел задержать манифест об отречении в пользу цесаревича», — никогда не было. Это либо выдумка, либо недобросовестная интерпретация событий. О публикации какого манифеста может идти речь, если такового Николай Второй никогда не подписывал и до приезда думской делегации он не принял никакого решения?

«Историку» надо было знать, что царь являлся не частным лицом и не просто должностным лицом, а правителем Империи. И потому ему была положена канцелярия со штатом сотрудников, которые протоколировали все заседания и совещания, которые проводились императором лично, либо в его присутствии. Это обязан был знать любой человек, сталкивавшийся с административной деятельностью. Ведь наш автор когда-то работал редактором журнала, поэтому он сам проводил совещания. На совещаниях принимались решения, которые фиксировались, конечно же, не только в памяти участников, но и в документах, именуемых «протоколы». Поэтому Николай Викторович просто обязан был искать документ, зафиксировавший совещание царя с делегатами Думы.

И такой документ, как «Протокол отречения Николая Второго», существует. Давайте посмотрим, что же этим документом зафиксировано:

«2-го марта около 10 часов вечера приехали из Петрограда во Псков: член Государственного Совета Гучков и член Государственной Думы Шульгин».

Обратим внимание на состав делегации. А. И. Гучков, лидер партии октябристов, сторонник конституционной монархии, но при этом считавшийся врагом дома Романовых и личным врагом императора. В. В. Шульгин, известный как монархист и тоже сторонник конституционной монархии, но при этом также ненавидевший царя до такой степени, что на последнем заседании Думы прямо сказал, что деятельность Николая вредит всему, что нужно стране.

Царь, естественно, этих двух деятелей знал как облупленных, поэтому утверждение Старикова, что они могли в чем-то его убедить, выглядит до смешного наивным, совсем уж царю, простите за каламбур, нужно без царя в голове быть, чтобы согласиться на условия такой делегации. Николай Романов понимал, что ему привезли ультиматум, слегка замаскированный под переговоры. И условия ультиматума гласили:

«Можно спасти Россию, спасти монархический принцип, спасти династию. Если Вы, Ваше Величество, объявите, что передаете свою власть Вашему маленькому сыну, если Вы передадите регентство великому князю Михаилу Александровичу или от имени регента будет поручено образовать новое правительство, тогда, может быть, будет спасена Россия, я говорю «может быть» потому, что события идут так быстро, что в настоящее время Родзянко, меня и умеренных членов Думы крайние элементы считают предателями; они, конечно, против этой комбинации, так как видят в этом возможность спасти наш исконный принцип. Вот, Ваше Величество, только при этих условиях можно сделать попытку водворить порядок».

Как вы думаете, что является главным требованием думцев? Передача власти сыну? Конечно же нет, они требуют регентства Михаила! Требовать от царя назначения регентом конкретного лица уже само по себе оскорбление, но здесь ситуация еще забавнее. Николай Второй своего брата не любил и презирал после истории, связанной с морганатическим браком Михаила и госпожи Брасовой, на случай смерти самодержца Михаил был сначала назван опекуном наследника, но в 1912 году это решение было отменено. Вот отрывок из письма Николая матери после женитьбы брата:

«…между мною и им сейчас всё кончено, потому что он нарушил своё слово. Сколько раз он сам мне говорил, не я его просил, а он сам давал слово, что на ней не женится. И я ему безгранично верил! Что меня особенно возмущает — это его ссылка на болезнь бедного Алексея, которая его заставила поторопиться с этим безрассудным шагом! Ему дела нет ни до твоего горя, ни до нашего горя, ни до скандала, кот[орый] это событие произведет в России».

После снятия с Михаила полномочий опекуна в случае своей смерти царь нового регента не определил, поэтому по обычаю, введенному Актом Павла Первого, регентом становилась мать наследника, Александра Федоровна. Таким образом, явно видно, что идея о Михаиле, как об опекуне, пришла в голову не императору, а заговорщикам, которые, как и все поданные Империи, знали из манифеста 1912 года, что Михаил уже не опекун. Именно Михаил нужен был им в качестве правителя.

Но в ультиматуме предусматриваются и интересы лица, которому он предъявляется. Если вражескому войску предлагается сдаться в плен, то гарантируется жизнь и кормежка. А Николаю Второму в качестве такой приманки сунули отречение в пользу сына.

Причем чтение воспоминаний участников тех событий оставляет такое впечатление, что царь специально избрал тактику поведения, позволяющую ему выявить всех заговорщиков, которые ему еще могли быть неизвестны, о чем свидетельствует история с двумя телеграммами. После того как генерал Рузский передал императору итог разговора с Родзянко, Николай составил телеграмму самому Родзянко и в Ставку. Текст такой: «Во имя блага, спокойствия и спасения горячо любимой России я готов отречься от престола в пользу моего сына. Прошу всех служить ему верно и нелицемерно. НИКОЛАЙ». Граф Фредерикс свидетельствует, что по совету Рузского к телеграмме в Петроград были приписаны слова о регентстве Михаила. Но здесь приходит весть о прибытии Шульгина и Львова, и царь требует телеграммы не отправлять и вернуть ему. При этом одну из телеграмм Рузский утаил и отдал императору только после настоятельной повторной просьбы. А вот какую телеграмму утаил этот «полководец», мне выяснить не удалось. Но что-то подсказывает — ту, где был текст о Михаиле.

И надо же такому быть — совет Рузского о регентстве совпал с требованием думцев. И так интересно выглядит настойчивое желание генерала переговорить с Львовым и Шульгиным до их встречи с царем. О чем он хотел с ними переговорить? Боялся, что те проболтаются, что их предложение о форме отречения возникло в результате совместного мозгового штурма?

А может о том, что выпытывал у царя лейб-медик Федоров, который, судя по воспоминаниям участников тех событий, по своей инициативе затеял с Николаем разговор о болезни наследника, и будто бы царь у него спрашивал — излечима ли она? А то раньше у Николая не было времени поинтересоваться, чем его сын болен! Так до сведения Федорова император и довел, что не намерен с сыном разлучаться ни при каких обстоятельствах. Не это ли хотел передать Гучкову Рузский? Не хотел ли он предупредить думцев, что нужно обещать возможность оставления наследника в семье?

Но что достоверно известно — никакого распоряжения о задержке отправления манифеста об отречении в пользу сына Николай Романов никогда не отдавал, потому что такого манифеста он никогда и не подписывал. Из протокола:

«Член Государственного Совета Гучков: «…Вот проект, который мог бы вам пригодиться, если б вы пожелали из него что-нибудь взять».

Его Величество, ответив, что проект уже составлен, удалился к себе, где собственноручно исправил заготовленный с утра манифест об отречении в том смысле, что престол передается великому князю Михаилу Александровичу, а не великому князю Алексею Николаевичу. Приказав его переписать, Его Величество подписал манифест, и, войдя в вагон-салон, в 11 час. 40 мин, передал его Гучкову. Депутаты попросили вставить фразу о присяге конституции нового императора, что тут же было сделано Его Величеством».

Т.е. только после совещания с депутатами был подписано отречение. Причем был переделан готовый проект. А вот само происхождение этого проекта является доказательством того, что именно регентство Михаила при наследнике и нужно было заговорщикам. Смотрите, какая интересная ситуация вырисовывается из следующего:

Запись в дневнике Николая за 2 марта:

«2 марта. Четверг.

Утром пришел Рузский и прочел свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко. По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будто бессильно что-либо сделать, так как с ним борется социал-демократическая партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отречение. Рузский передал этот разговор в ставку, а Алексеев всем главнокомандующим. К 2 1/2 ч. пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии, нужно решиться на этот шаг. Я согласился. Из ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с которыми я переговорил и передал им подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого.

Кругом измена и трусость и обман!»

Смотрите, только 2 марта царя убедили в необходимости уйти с трона. И в 16 часов были подготовлены телеграммы о согласии на отречение. А теперь дальше:

«Поздно вечером 1/14 марта генерал Рузский прислал телеграмму, что Государь приказал составить проект манифеста об отречении от престола в пользу Наследника с назначением Великого князя Михаила Александровича регентом. Государь приказал проект составленного манифеста передать по прямому проводу генералу Рузскому. О полученном распоряжении я доложил генералу Алексееву, и он поручил мне, совместно с начальником дипломатической части в Ставке г. Базили, срочно составить проект манифеста. Я вызвал г-на Базили, и мы с ним, вооружившись Сводом Законов Российской Империи, приступили к составлению проекта манифеста. Затем составленный проект был доложен генералу Алексееву и передан по прямому проводу генералу Рузскому» (А. Лукомский. Воспоминания в 2 томах. Изд. «Кирхнер». Берлин. 1922)..

Царя только 2-го числа уломали, а, оказывается, он уже 1-го отдал указание о подготовке манифеста! Зачем тогда все уговоры были и телеграммы от командующих? Вывод какой следует? Конечно, только один — армейские в сговоре с думскими уже подготовили устраивающий их вариант с наследником и Михаилом. Осталось только путем шантажа склонить к нему императора, который 1 марта еще и не помышлял об уходе от власти. Вот запись из дневника Николая:

«1 марта. Среда

Ночью повернули с М. Вишеры назад, т. к. Любань и Тосно оказались занятыми восставшими. Поехали на Валдай, Дно и Псков, где остановился на ночь. Видел Рузского. Он, Данилов и Саввич обедали. Гатчина и Луга тоже оказались занятыми. Стыд и позор! Доехать до Царского не удалось. А мысли и чувства всё время там! Как бедной Аликс должно быть тягостно одной переживать все эти события! Помоги нам Господь!»

Как вы думаете, он не записал бы о своем решении стать из царя гражданином?

Но не зря я ранее писал, что реальный Николай Второй ничего общего не имеет с тем блаженным идиотом, каким он представлен в книгах Старикова и некоторых других «историков».

Читаем далее Протокол. Сразу после предложения о передаче власти регенту, делегаты получают ответ:

«Ранее вашего приезда, после разговора по прямому проводу генерал-адъютанта Рузского с председателем Государственной Думы, я думал в течение утра, и во имя блага, спокойствия и спасения России я был готов на отречение от престола в пользу своего сына, но теперь, еще раз обдумав свое положение, я пришел к заключению, что ввиду его болезненности мне следует отречься одновременно и за себя, и за него, так как разлучаться с ним не могу».

Николай разгадал их план: прикрыться на время, пока не утихнут страсти, малолетним ребенком (все-таки русские люди бунтуют, поэтому был реальный шанс, что солдаты постесняются идти свергать ребенка, да еще и больного), потом от него избавиться (болезнь цесаревича такая, что это труда не составит) и посадить на трон подконтрольного Михаила.

Я представляю, каким липким потом покрылся Гучков, вот какие его слова зафиксированы Протоколом:

«Мы учли, что облик маленького Алексея Николаевича был бы смягчающим обстоятельством при передаче власти».

Это он с перепугу здесь же выложил намерения заговорщиков использовать Алексея как прикрытие. Ситуацию попробовал исправить генерал Рузский:

«Его Величество беспокоится, что если престол будет передан наследнику, то Его Величество будет с ним разлучен».

Казалось бы, намек депутатам ясный — скажите, что наследник останется с отцом! И все еще можно исправить! Но не зря я уже писал, что Шульгин ума «великого» был. Он здесь же все испортил:

«Я не могу дать на это категорического ответа, так как мы ехали сюда, чтобы предложить то, что мы передали».

Значит, уже все было решено. Императору только осталось задать ехидный вопрос:

«Давая свое согласие на отречение, я должен быть уверенным, что вы подумали о том впечатлении, какое оно произведет на всю остальную Россию. Не отзовется ли это некоторою опасностью?»

Может показаться, что Николай Второй спросил: не будет ли народ бунтовать против его отречения, но, на мой взгляд, он просто начал издеваться над думцами. Я вижу в его словах такой подтекст: хотели, чтобы я отрекся, а вы, господа, прикроетесь моим сыном и заграбастаете власть?! А вот теперь езжайте в Петроград и объявляйте толпе, которая стоит у Таврического дворца с транспарантами «Долой самодержавие!», что царь свергнут — да здравствует царь Михаил! Сколько вы после этого проживете, интересно?

Вот кто видит в логике поступков Николая Второго какие-то английские планы? Я вижу только стремление царя подставить под удар своего брата, которого он имел все основания подозревать в сопричастности к заговору.

Во-первых, Михаила «слили», когда императору начали подсовывать идею о регентстве.

Во-вторых, и без того поводов для подозрения хватало, слишком уж известен был в Петрограде салон Брасовой, жены Михаила, с его идеями либерализма и мечтаниями о выдвижении на царство опального братца.

Я только могу предполагать, что, пойдя на отречение в пользу Михаила, император ожидал самого вероятного развития событий: революционно настроенные солдаты и рабочие, вышедшие на улицы с требованием свержения самодержавия, еще до того, как новым монархом будет введена Конституция, сметут и свежего самодержца, и всех, кто за ним стоит. А вот потом, пользуясь состоявшимся актом цареубийства, Николай мог и собрать вокруг себя сторонников из числа напуганных надвигающимся русским бунтом уже даже не Пугачевских масштабов и задавить революцию.

Ну а 3 марта произошло событие, упоминание о котором уже в который раз г-на Старикова с его очередным историческим «открытием» ставит в неловкое положение.

Итак, утверждение Николая Викторовича о том, что все русские, как у них это принято, врут, особенно по просьбе английских шпионов:

«На рассвете 3-го марта Родзянко вызвал генерала Рузского по телеграфу и потребовал документ народу и войскам не объявлять. Удивленному генералу председатель Думы сообщил, что при известии о возможном сохранении монархии вечером 2-го марта в Петрограде вдруг вспыхнул сильнейший солдатский бунт. Взбунтовавшиеся войска якобы требуют низложения династии, грозя в противном случае смести всех. Эту же ложь Родзянко передал вслед за тем и Алексееву, прося и Ставку задержать манифест».

Говорите, Родзянко генералов обманул? Тогда читаем, что было, когда Милюков в Таврическом дворце 2 марта заикнулся просто о регентстве Михаила:

«Вы спрашиваете о династiи. Я знаю напередъ, что мой ответъ не всехъ васъ удовлетворить, но я его скажу. Старый деспотъ, доведшiй Россiю до полной разрухи, добровольно откажется оть престола или будетъ низложенъ… (рукоплесканiя)… Власть перейдетъ къ регенту, Великому Князю Михаилу Александровичу… (продолжительный шумъ, негодующiе крики)… Наследникомъ будетъ Алексей… (смятение, шумъ, крики: «Долой Романовыхъ» — «Долой князей!» — «Это старая династiя»)… Да, господа, это старая династiя, которую, можетъ быть, не любите вы, а можетъ быть, не люблю и я. Но дело сейчасъ не въ томъ, кто что любитъ. Мы не можемъ оставить безъ отвъта и безъ решенiя вопросъ о форме государственнаго строя. Мы представляемъ его себе какъ парламентскую и конституционную монархiю. (Страшный шумъ; крики: «Не надо намъ монарховъ!» — «Да здравствуетъ республика!» (Издание «БЮРО РОССИЙСКОЙ ПРЕССЫ», Петроград, 1917 год).

А потом как на регентство при малолетнем наследнике отреагировали солдаты:

«Речь П. Н. Милюкова произвела ошеломляющее впечатленiе на солдать. «Это что жъ? Мы работали-работали, а онъ опять — на шею намъ монарховъ?!!» Волненiе изъ Таврическаго дворца перекинулось на улицу, и былъ моментъ, когда что-то зловещее носилось въ воздухе. Представители нъкоторыхъ общественныхъ и воинскихъ организаций бросились къ Милюкову. Въ ответь на ихъ запросы П. Н. Милюковъ немедленно разъяснилъ, что его слова о временномъ регентстве Великаго Князя Михаила Александровича и наследованiи Алексея являются только его личнымъ мненiемъ. После такого разъясненiя солдаты мало-помалу успокоились: личное мненiе «помъщика» облюбованной ими форме правленiя — республике не угрожало» (там же).

Теперь представим, в каком состоянии было бы здоровье Милюкова, если бы он объявил о воцарении нового императора Михаила Второго?! И что стало бы с Временным правительством?

Никто не врал, просто за одну идею о сохранении монархии, даже уже в лице больного мальчишки, заговорщики рисковали с жизнями распрощаться. А уж что было бы с ними за царя Михаила Второго?!

Понимаете, что сделал Николай Второй? Он не просто подписал отречение, он подписал приговор своим врагам. И спасло «временных» только чудо — не успел Рузский телеграммы отправить.

Я не беру на себя смелость это утверждать, но ничего другого не могу предположить, кроме как, что у свергнутого императора имелся план возвращения на трон. Своим отречением в пользу брата он надеялся спровоцировать убийство революционной толпой нового царя, взрыв беспорядков, испуг в военных и политических кругах. Под эту музыку можно было объявить о своем намерении вернуть престол себе и порядок подданным, собрать боеспособные части и подавить революцию.

Расчет был только на Михаила, на его согласие примерить корону. Вернее, даже не на самого Михаила, а на его супругу, графиню Брасову, давно лелеявшую такие честолюбивые планы и крутившей мужем по своему усмотрению (такое впечатление, что Романовы генетически были расположены подчиняться женскому влиянию).

Но, увы, Михаил Романов находился в Петрограде и, в отличие от г-на Старикова, понимал, что монархия прекратила свое существование, и любому претенденту на трон светит, в лучшем случае, только пуля от революционной толпы.

Так что же все-таки произошло в России? «Правда» Старикова об английском плане организации революции, как видим, оснований под собой не имеет.

Если вы не доверяете советским историкам, имен которых нам Николай Викторович так и не назвал, давайте разберемся сами. Я, кстати, тоже не всем историкам доверяю, только не имею столько духу, чтоб заявлять, что открыл истину, которую или прятали, или не видели непосредственные участники событий. И что все исследователи брехали со всех кафедр, скрывая следы деятельности английской разведки.

К слову, британские шпионы действительно работали после Февральской революции в России, такие сведения давно секретом не являются, только автор «Кто убил РИ?» о них либо не осведомлен, либо их предпочел не касаться. Хочу пошутить: когда я расскажу об этом, то Старикову останется только укрыться на конспиративной квартире, чтобы не быть обнаруженным обманутыми им членами «Профсоюза граждан России» и ПВО. Но об этом после.