Бурцев против Рошаля. СДБ, том 6 (документы 238–239). Часть 2

Вот мы дошли и до высказываний Бурцева в адрес Семёна Рошаля.

Для начала несколько слов об этом пламенном революционере. В сети, к сожалению, информации о нём практически нет, да и в советское время, насколько я знаю, выходили всего две небольшие статьи, принадлежащие перу его младшего брата. Одну из них я отсканировал и выложу в следующий раз, а здесь ограничусь текстом на основе Википедии.
Рошаль Семён Григорьевич. Родился 25.01.1896 г. в Санкт-Петербурге в еврейской семье. В 1914 году вступил в РСДРП. В сентябре 1915 года был мобилизован и отправлен на Северный фронт. В декабре 1915 года, отпущенный с фронта в отпуск по болезни, приехал в Петроград, где был арестован и до Февральской революции находился в заключении в тюрьме «Кресты». После освобождения развил в Кронштадте настолько бурную деятельность, что ей оказалась посвящена целая куча документов Сборника. В октябре 1917 года Рошаль — комиссар сводного отряда солдат и матросов при подавлении выступления Керенского-Краснова под Петроградом. В декабре 1917 года был направлен Лениным в качестве комиссара Совнаркома на Румынский фронт, где был захвачен в плен и убит белогвардейцами.
Пока я писал эту статью, то естественно постарался найти дополнительную информацию о Семёне Рошале и сейчас попытаюсь подвести итог своим впечатлениям об этом человеке. Зайду чуток издалека.
Когда я только начинал копаться в трёхтомнике «Следственного дела», то очень быстро появилось ощущение, что мой первоначальный оптимизм увянет. Речь здесь, конечно, не о забористой вступительной статье, от которой бомбило так, что до сих пор накатывает желание добавить плюшек г-дам составителям и г-же Иванцовой лично. Но вот сами документы начали навевать уныние. Но почему-то так получается, что рано или поздно в них всплывает какая-то любопытная тема, которая заставляет открывать всё новые и новые книги и ещё глубже погружаться в исторический период, который тебе и так всегда был интересен. Теперь, по большому счёту, у меня нет сомнений, что «Следственное дело большевиков» я рано или поздно добью. Мне его стало просто интересно читать, и дело упирается только в изменившийся характер основной работы (который оставляет меньше времени на посидеть – подумать) и в объём дополнительной литературы, которую хочется одолеть. Например, статью о в сборнике 1967 года «Вечная слава» я недавно на обеде отфотографировал в читальном зале нашей краевой библиотеки.
Собственно, информации о Рошале всё равно очень мало, но абсолютно ясно, что это был цельный человек, который всего себя (в том числе и жизнь) отдал делу Революции, как бы шаблонно эти слова сейчас не звучали. Кроме того, нельзя не заметить его просто какую-то былинную неутомимость: он участвовал почти во всех главных событиях того эпического времени, причём всегда ухитрялся вести за собой массы. Так получилось, что Рошаль погиб очень рано, и главным делом его жизни оказалось участие в Июльском мятеже. Трудно представить, что смог бы сделать этот человек, отмерь ему судьба хоть чуть-чуть больше.
Вернёмся теперь к показаниям Бурцева.

«…В отношении Рошаля имею показать нижеследующее. Когда я в революционное время посещал тюрьмы, то при опросе некоторые из содержавшихся провокаторов мне заявляли, что, посещая конспиративную квартиру для свидания с жандармским офицером, они видели там также и Рошаля. Показания их, даваемые порознь, были согласные, при этом была названа и фамилия жандармского офицера. Кроме того, тот факт, что Рошаль был провокатором и состоял на службе в Охранном отделении, рассказал мне член Государственной Думы Гегечкори, проживающий в Петрограде».

Ну что-ж, факты есть факты, против них не попрёшь.

«Как-то в мае месяце уже после того, как у меня имелись эти сведения о провокаторской деятельности Рошаля, последний пришел ко мне и спросил у меня, правда ли, что я его обвиняю в провокаторстве. На это я ответил, что правда заключается в том, что вот уже в течение двух месяцев, как я получаю сведения о том, что он, Рошаль, состоял в сношениях с Охранным отделением, но пока еще не составил для себя определенного заключения. Я предложил ему составить комиссию для разбора основательности этого обвинения. Рошаль мне сказал: «Узнав, что вы меня обвиняете в провокаторстве, я, идя к вам, отказался от всякого участия в революционном движении», я выдал Рошалю бумагу, в которой формулировал свое отношение к его деятельности. Рошаль сказал мне, что он переговорит со своими товарищами относительно комиссии для рассмотрения его обвинения, ушел с этими словам и так более ко мне не являлся. Узнав в июле об участии Рошаля в вооруженном выступлении, я изумился этому, так как ни о какой реабилитации его я совершенно не слышал».

Замечаете? Г-н Бурцев глубоко уверен, что он – настолько важная пися, что Рошаль должен был просто забиться в угол и не отсвечивать, пока «мистер Холмс» не соизволит снять с него свои подозрения. Ситуация, когда его не оповестили о ходе расследования, повергла Бурцева в настоящее изумление! Этот херов «революционер» не задумывался о том, что даже реакционное царское правительство в Уставе Уголовного Судопроизводства ещё с древнего 1864 года чётко зафиксировало принцип возложения бремени доказательства на обвиняющего (см. https://urait.ru/viewer/princip-prezumpcii-nevinovnosti-istoriya-sovremennost-perspektivy-473944#page/12). Зато сам «охотник за провокаторами» сидел на попе ровно и с чистой совестью ждал, когда Рошаль отмоется от вываленных на него непонятно кем помоев. Самое смешное, что комиссию большевики действительно собрали. В документе СДБ № 337 (стр. 560) есть такой вот бланк РСДРП(б):

«Центральный комитет. Таврический дворец. 4 июня 1917 г. На основании сообщения В.Л. Бурцева, навлекающего подозрения на С. Рошаля, ЦК постановил отстранить временно С. Рошаля от партийной работы и передать комиссии из тт. Козловского, Стучки и Красикова расследование о его деятельности».

Просто дело оказалось настолько очевидным, что комиссии даже действовать особо не пришлось. Но не будем забегать вперёд и снова дадим слово Бурцеву.

«У меня дома записаны фамилии лиц из содержавшихся в тюрьме, которые мне рассказывали и изобличали Рошаля в посещениях конспиративной квартиры для свиданий с жандармским офицером, а также записана и фамилия последнего, и я в ближайшие дни сообщу Вам эти сведения…
…Указанные сведения я доставлю вам в понедельник 7 августа».

Снова увы: ничего подобного Владимир Львович не предоставил ни в понедельник, ни во вторник, ни в среду. Кое-какие фамилии он всё же назвал, но…
Вот, например, вышеуказанные «изобличающие» показания некого А. А. Менщикова:

«Кто такой Рошаль, я не знаю, а потому и не могу сказать, встречал ли я его где-либо. Про него мне рассказывал Хрулев и говорил, что ввел его в либеральные круги и хорошо поэтому его знает. Когда он ввел его в эти круги, то не сомневался в его политической честности, а чем Рошаль стал потом, он не говорил…
Более про Рошаля мне ничего не известно. Я после революции содержался в Петроградской одиночной тюрьме, так как я числился в списке 133 сотрудников Петроградского Охранного отделения. В тюрьме ходили слухи о том, что Рошаль тоже сотрудник. Слухи эти исходили главным образом от филеров, но от кого именно, я не знаю. Когда я содержался в тюрьме, меня посетил Бурцев, которому я рассказал про Рошаля то, что мне передавали Хрулев и Козлов».

На этом, собственно, и всё. Желающие могут попробовать пройти подобный квест: кто-то, где-то, что-то про тебя скажет, а ты пойди, найди «то-не-знаю-что», и докажи, что не верблюд.
Про упомянутого в конце протокола студента Психоневрологического института Александра Фёдоровича Козлова я расскажу чуть позже, а пока объясню, откуда взялись мутные сплетни о «провокаторстве» Рошаля. В это трудно поверить, но абсолютно всё, что наплёл г-н Бурцев, сходится в одну-единственную точку: обвинения в адрес Рошаля от курсистки Хундадзе.
 Дело было в декабре 1915 года. Учащаяся педагогических курсов в Петербурге 25-летняя Елена Селовановна Хундадзе большевичкой не была, но революционному делу сочувствовала. Она познакомилась со студентами Психоневрологического института, которые были членами социал-демократического кружка. Те, в свою очередь, попросили разрешения воспользоваться комнатушкой, которую она снимала, для своего собрания. Там она впервые увидела Рошаля. Через некоторое время те же студенты (но не Рошаль!) уговорили её предоставить свою жилплощадь для печатания прокламаций. Хундадзе снова согласилась, и даже сама принимала участие в процессе. Через какое-то время к ней в квартиру рано утром неожиданно зашёл Рошаль с ещё одним человеком, и они увидели на столе в комнате эти самые прокламации. Рошаль удивился, но похвалил курсистку за помощь правому делу и пообещал принести ещё бумагу для печатания.
Вечером того же дня Рошаль принёс обещанное, и уже через час после его ухода с Еленой Селовановной здоровалась полиция. Понятно, что она сразу заподозрила Рошаля. Кроме того, Хундадзе вроде бы узнала в одном из полицейских того самого товарища, с которым Рошаль приходил к ней утром. Правда опознание получилось довольно странным, но суть дела не в этом.
Больше всего наивную курсистку взбесило, когда полицейский зачитал ей показания Рошаля:

«Полковник Белопольский читал мне однажды показание Рошаля. Последний начинает с того, что он познакомился якобы со мной на улице, что нас познакомил некто Акакий, грузин, не известный ему по фамилии, будто я их пригласила к себе. Такое лживое показание Рошаля меня окончательно взорвало. В Петрограде жил в то время студент Психоневрологического института Акакий (фамилии его не знаю), но он решительно никакого участия в этом деле не принимал, хотя к партии принадлежал. Я сказала полковнику, что это явная ложь и что дальше я показания Рошаля слушать не желаю. Пребывая в тюрьме, я еще более утвердилась в своем убеждении, что Рошаль - шпион-провокатор… У меня при обыске отобрали ту бумагу, которую принес Рошаль; я говорила при допросе, что он ее принёс. Между тем его освободили сразу, меня же держали».

Всё в этом рассказе настолько пропитано наивной глупостью, что в искренность курсистки веришь безоговорочно. К тому же факт остаётся фактом: в тюрьме она провела 7 месяцев, из которых 5 – в одиночной камере. Выпустили Хундадзе (до суда) только после того, как её здоровье серьёзно ухудшилось. Конечно, исходя из вышесказанного сложновато судить, из-за Рошаля он сидела, или нет. Но вот то, что сам Рошаль засыпался только из-за неё, ясно абсолютно, поскольку связать его с выпуском прокламаций без помощи рассердившейся грузинки было бы просто невозможно. Ловко её дореволюционные полицаи развели, что тут скажешь.
Елена Селовановна настолько рассвирепела, что при всякой возможности передавала из тюрьмы на волю весточки, что Рошаль – провокатор. В августе 1916 г., как уже говорилось, её выпустили по болезни, и она уехала в Кутаиси. После Февральской революции Хундадзе из газет узнала, что в петроградских событиях принимает активнейшее участие её старый обидчик. Снова рассвирепев, она написала в Питер письмо бывшему депутату Государственной думы и видному меньшевику Е. П. Гегечкори, в котором рассказала всю «правду» о Рошале.
Ну а теперь о том, почему эти обвинения так быстро и безоговорочно рассыпались в пыль. Дело в том, что никто Семёна Рошаля освобождать не собирался. Как его 30 декабря 1915 года арестовали, так он и сидел в тюрьме до самой Февральской революции.
Добавлю ещё показания того самого полковника Белопольского (д. №353, стр. 580-581):

«Георгий Александрович Белопольский, 48 л., подполковник, командир 98-п рабочего батальона, живу в г. Мурманске, временно нахожусь в Петрограде.
Я вёл формальное дознание по обвинению Соломона Рошаля, Елены Хундадзе и других в числе сорока с чем-то человек в преступлении, предусмотренном 102 ст. Уголовного уложения. Дело это возникло в декабре 1915 г. и находилось моём производстве в течение около года. При допросе мною Елены Хундадзе последняя называла мне Рошаля провокатором и говорила, что арест её состояло только благодаря ему. По её словам, Рошаль устроил у неё типографию, следил за ходом работ по печатанию прокламаций, приобретал краску для печатания, затем, когда работы по печатанию приходили к концу, зашёл к ней и подал какой-то сигнал, включая то выключая электрический ток, благодаря чему электрическая лампочка в комнате то загоралась, то потухала. Когда затем Рошаль ушёл из квартиры Хундадзе, то к ней пришла полиция и нашла типографию и отпечатанные прокламации. На основании этих данных Хундадзе и заключила, что Рошаль провокатор и её выдал.
Мне ничего не известно о провокаторской деятельности Рошаля. Он содержался всё время под стражею в Петроградской одиночной тюрьме, где я ему приблизительно в конце 1916 г. предъявлял следствие. Арест Рошаля, Хундадзе и других был произведён тогда на основании агентурных сведений, имевшихся в распоряжении Петроградского Охранного отделения. Кто именно из агентов делал сообщения Охранному отделению по тому делу и на основании каких данных, от кого добытых, я не знаю.
Всё изложенное я воспроизвожу на основании воспоминаний о событиях, имевших место два года почти тому назад; возможно поэтому, что в деталях я не всё вспомнил совершенно точно; показываю про объяснения Хундадзе так, как их мне сохранила память.
Более ничего показать не имею».

Напоследок, об ещё одном труднообъяснимом совпадении. Ранее нам уже попадалась фамилия некого Александра Фёдоровича Козлова, который что-то там рассказывал одному из свидетелей про Рошаля. Это был сын хозяйки квартиры, в которой снимала комнатушку Хундадзе. В Сборнике есть его показания (д. № 470, стр. 756-757):

«В 1916 г., когда я состоял студентом Психоневрологического института, я состоял секретарем больничной кассы гвоздильного завода. По ордеру Охранного отделения у меня был произведен обыск, я был арестован, содержался в тюрьме по подозрению в принадлежности к социал-демократической партии, при неоднократных вызовах и допросах в Охранном отделении меня стали склонять к тому, чтобы я стал служить Охранному отделению в качестве сотрудника. Я долго не соглашался, а затем, ввиду болезненного моего состояния, которое угрожало мне гибелью, если бы меня сослали, как про это мне намекали в Охранном отделении, я дал свое согласие. При этом должен оговориться, я, хотя дал свое согласие, но фактически никакой пользы Охранному отделению не принес. При расследовании, произведенном после революции известным деятелем Бурцевым, я был реабилитирован.
С Рошалем лично я не знаком, но о нем знаю нижеследующее. В 1915 г., приблизительно в течение четырех месяцев проживала, снимая комнату у моей матери, девица-курсистка Хундадзе...»

Далее идёт пересказ уже знакомой нам истории. Казалось бы, вот вам реальный, настоящий сексот, который вполне мог стукануть куда следует, о творящихся на квартире его матери безобразиях. Но по датам не бьётся, да. Во всяком случае, со слов самого Александра. Получается, что арест Хундадзе произошёл в декабре 2015-го, а студента завербовали в неопределённых числах 1916-го. А может всё-таки до декабря? Это бы многое объяснило.
Но не будем брать пример с «Охотника за привидениями провокаторами»: нет, так нет. К тому же сам Шерлок Холмсович Бурцев провёл целое расследование (!), которое полностью реабилитировало студента. Зная повадки бравого расследователя, можно себе представить, что оно из себя представляло.
Вернёмся к показаниям студента Козлова. Далее он выкладывает такую вот историю:

«Со мною жил в одной комнате мой товарищ Анатолий Павлович Белов из крестьян, кажется, Нижегородской губ., учившийся на курсах Черняева. За резкое поведение его в разговоре с приставом Белов был арестован и вот, будучи в участке, он слышал такой разговор. Пристав спросил кого-то из полицейских: «Ну что, Рошаль здесь?» Ответили - «Здесь», на что пристав сказал: «Отпустите его».

Если считать, что студент говорит правду, то речь здесь может идти только о дне ареста Елены Хундадзе: 28 декабря 1915 г.  Сомнительно, конечно, что Козлов смог со слов Белова так хорошо запомнить фамилию человека, про которого ему расскажет Хундадзе семь месяцев спустя, ну да ладно: относительно правдоподобные объяснения этому придумать можно. К тому же этой истории есть косвенное подтверждение из другого источника. В книге воспоминаний младшего брата Семёна Рошаля – Михаила, есть такие строки:
«Однажды Семён предложил мне захватить с собой две пачки бумаги и пойти с ним на Екатерингофский проспект. Там жила курсистка Хундадзе…»
По её показаниям мы теперь имеем возможность абсолютно точно датировать этот рассказ: дело происходило именно 28 декабря.
«Итак, передав Семёну бумагу, я отправился домой. Было восемь часов вечера… [примерно в это же время полицейские стучались в квартиру и к Елене Хундадзе] …послышался звонок в парадную дверь. Сестра пошла отворять. На её вопрос «Кто здесь?» послышался ответ «Вам телеграмма». В открытую дверь ввалились незнакомые люди, в том числе пристав и швейцар. Небольшая прихожая заполнилась «гостями» и всеми высыпавшими навстречу членами нашей семьи. Началась процедура обыска…
…Меня беспокоила мысль о бумаге, спрятанной на антресолях в прихожей. Однако бумага не вызвала у полиции никакого интереса. Да и обыск членов семьи был поверхностным, что казалось странным. Побыв у нас часа три, пристав сказал: как только Семён вернётся домой, направить его в Спасскую полицейскую часть.
Брат вернулся поздно вечером. У подъезда его встретил швейцар, молодой парень, и предупредил, что в его каморке сидит городовой, ожидая прихода Семёна. Швейцар спросил, нет ли у него каких-либо бумаг, которые он охотно спрячет и сохранит. От услуг этих Семён, конечно, отказался. Но он вырвал из записной книжки листки с адресами товарищей и закатал эти листки в шарики. После этого Семён предстал перед городовым и в сопровождении его отправился в полицейскую часть. По дороге он незаметно выбросил скатанные шарики.
Часа через два Семён вернулся домой. Очевидно, всё это – и обыск, и допрос – было проделано с провокационной целью. Полиция рассчитывала найти какие-то улики встреч брата с разными людьми, интересовавшими охранку, - обычный метод этого учреждения.
За нашим домом установилось полицейское наблюдение. В течение двух дней Семён никуда не выходил. Я тоже бывал лишь на службе в банковской конторе. Но на третий день, придя с работы, я не застал Семёна и узнал от младшего брата, что приходил Сергей Волынский, с которым Семён ушёл несколько часов назад». (Рошаль М. Г. «На путях революции», стр. 31-32)
В этот день, то есть 30 декабря, Семён Рошаль и его товарищ были арестованы.
Немного отвлекусь. Вот в такие моменты начинаешь чуть-чуть понимать радость тех исследователей, которым удаётся сопоставить информацию из двух источников, и понять, что они в точности подтверждают друг - друга. Вдвойне приятней осознавать, что до тебя это никто не делал! Итак, сейчас, на основании сопоставления показаний Хундадзе и мемуаров М. Рошаля, ситуация выглядит следующим образом.
Полиция, получив агентурную информацию о собраниях и печатании прокламаций в комнатке Хундадзе, решила накрыть всё преступное сообщество разом. Были произведены обыски и аресты на квартире курсистки, а также по адресам тех, кто её посещал. Кстати, некие братья Ваксберги (которые были организаторами и собрания, и типографии в комнате Хундадзе) после допросов и неоднократных обысков арестованы не были. Правда, один из них счёл за благо после этого перейти на нелегальное положение, а потом и вовсе свалил в Москву. Что касается Рошаля, то он наговорил следователям всякой чепухи и его тоже отпустили под надзор, за отсутствием улик. Но тут подоспела наша горячая кавказская девушка. Прочитав лживые показания Рошаля, где он называл её «какой-то грузинкой» и т. п., она решила постоять за Правду, и объяснила следователям, что это он и принёс ей бумагу для печатания прокламаций. Результат мы знаем: 30-го декабря за Рошалем пришли.
В принципе, если бы не очевидная глупость курсистки, и тот факт, что она реально сидела в тюрьме, можно было бы ей и «отомстить», поправив статью в Википедии на такой вот вариант: «Рошаль был арестован по доносу некой курсистки Хундадзе». Формально это было бы правдой. Но по сути, разумеется, это не так. Послушайте, хотя бы вот это её высказывание о человеке, с которым Рошаль приходил к ней, когда увидел на столе те самые прокламации: «По выходе из тюрьмы я наловчилась узнавать шпионов по одежде и по особому выражению лица и утверждаю с несомненностью, что это именно и был шпион». Ну как можно воспринимать всерьёз это чудо?! Очень надеюсь, что все перипетии того сложного времени не очень сильно отразились на её судьбе.

Закончим, наконец, с показаниями студента Козлова:

«Так как все это я слышал из уст указанных лиц, то и передаю вам как достоверное. Припоминаю еще то обстоятельство, что когда был произведен обыск у Хундадзе, спустя несколько часов после посещения ее рабочим и Рошалем, то все обратили внимание полицейские на то, что результаты обыска были поразительные, в том смысле, что были найдены на месте все прокламации, что указывало на то, что как будто кто-то прямо «навел» полицию».

Тебе-то откуда это знать, дружище? Ну да ладно, не будем придираться: скорее всего он подразумевал, что так ему рассказывала Хундадзе.
Я не знаю, был ли А.Ф. Козлов тем человеком, который провалил Хундадзе и Рошаля, но в одном уверен точно: слова, что он «хотя и дал свое согласие, но фактически никакой пользы Охранному отделению не принес» – голимое враньё. Такое искреннее желание помочь следствию, какое он продемонстрировал здесь, подделать невозможно. Это – веление души! Однозначно он точно так же соловьём разливался и перед царской Охранкой.
Казалось бы, кому, как не ему было знать, насколько бывает сложной ситуация, когда тебя обрабатывает полиция. Да и доказательств однозначных против Рошаля нет. Зачем ему было так его топить? Но на руках у студента была индульгенция – результаты расследования самого Бурцева! И чувачка снова понесло.
Очень странно, что имя этого мелкого типка оказалось удостоенным упоминания в Именных комментариях Сборника:

«Козлов А.Ф. - бывший студент Психоневрологического института в Петербурге. Сотрудник Петербургского охранного отделения, кличка «Шацкий».

При каждом – абсолютно каждом – упоминании его в Сборнике, в тексте и так говорилось, что он студент и сексот, зачем нам это повторять здесь?
Чтобы узнать его кличку? Да и, блядь, откуда вы её взяли, господа составители?! Я перерыл кучу литературы и не нашёл абсолютно ничего про
этого персонажа. Вы бы, птенцы гнезда Иванцовой, вместо не говорящего ни о чём псевдонима, лучше бы рассказали с какого года он действительно на Охранку работал. Вот эта информация была бы в тему!

https://kytx.livejournal.com/15764.html