Революционный Петроград
Поезд, в котором я ехал, продвигался настолько «аккуратно» и «стремительно», что я опоздал к открытию Учредительного собрания — оно открылось 5 января, а я прибыл в Петроград б января 1918 года.
Прочитав «Правду», я понял, что приехал я даже не к «шапочному разбору», а к похоронам. Отчет о первом и последнем заседании Учредительного собрания показал мне, что, как и следовало ожидать, эсеро-меньшевистско-буржуазное большинство отклонило оглашенную председаталем ВЦИК товарищем Свердловым «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа» и противопоставило Учредительное собрание Советской власти. Я с удовольствием читал оценку нашей ленинской «Правдой» этого сборища разбитых Октябрьской революцией контрреволюционных партий как холопов и прислужников российских и заграничных банков и капиталистов, пытающихся вернуть потерянное, вернуть власть буржуазии и помещикам и захлестнуть петлю на шее социалистической власти и революции. Но ошиблись эти мелкотравчатые политиканы — большевики были подготовлены к такой возможности, к такой уловке.
Я с большим удовлетворением воспринял декларацию фракции большевиков, оглашенную на первом заседании Учредительного собрания. Она вытекала из тезисов Ленина, напечатанных в «Правде» еще 26 (13) декабря 1917 года, которые дали всей партии единственно правильную линию. Эти тезисы предостерегли большевиков от формального подхода к Учредительному собранию и тем более его идеализации. «Всякая попытка, прямая или косвенная, рассматривать вопрос об Учредительном собрании с формально-юридической стороны, в рамках обычной буржуазной демократии, вне учета классовой борьбы и гражданской войны, является изменой делу пролетариата и переходом на точку зрения буржуазии. Предостеречь всех и каждого от этой ошибки, в которую впадают немногие из верхов большевизма, не умевших оценить октябрьского восстания и задач диктатуры пролетариата, есть безусловный долг революционной социал-демократии».
Декларация фракции большевиков в Учредительном собрании со всей решительностью заявила, что Учредительное собрание, избранное по устаревшим дооктябрьским партийным спискам, как показали прения в течение целого дня, отвергло волю громадного большинства трудовой России, отказалось «признать завоевания Великой Октябрьской революции, советские декреты о земле, мире, о рабочем контроле и прежде всего признать власть Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов…»
Я немедля поехал в ЦК и в военную организацию при ЦК, где встретил члена Бюро военных организаций товарища Мехоношина. Мы оба были рады встрече. Он мне коротко рассказал о работе «военки», об организации Народного комиссариата по военным делам и об Учредительном собрании, о решении ЦК и Правительства по этому вопросу. Он мне сказал, что ЦК и Совет Народных Комиссаров приняли проект декрета о роспуске Учредительного собрания, что сегодня этот декрет будет обсуждаться на заседании ВЦИК. «Я, — сказал он, — собираюсь как раз туда, поедем вместе». По дороге он мне дополнительно рассказал о том, как открылось первое заседание Учредительного собрания. «Так что, — заключил он, — тебе нечего жалеть, что ты опоздал, — зрелище было жалкое». Он рассказал мне о том, чего не было в печати: что ЦК вынужден был сместить бюро фракции большевиков в Учредительном собрании (Рыков, Каменев, Милютин) за их правооппортунистическую линию, наносящую вред единству фракции.
Мы приехали на заседание ВЦИК как раз перед выступлением товарища Ленина. Трудно передать, насколько я был счастлив возможностью вновь, второй раз в жизни видеть и слушать Ленина — любимого вождя и учителя.
Свою речь о роспуске Учредительного собрания Ленин начал с истории, доказывая, что столкновение между Советской властью и Учредительным собранием не случайное текущее явление, а подготовлено всей историей русской революции, перед которой была поставлена неслыханная задача социалистического переустройства общества. Сказав о событиях 1905 года, о революции 1917 года, Ленин с особой убедительной силой говорил о рожденных еще в 1905 году Советах, что это нечто великое, новое и небывалое в истории мировой революции как форма демократизма, не имеющая себе равной ни в одной из стран. Как нужны были именно эти слова в момент, когда враги вопят о разрушенной демократии в лице Учредительного собрания и когда даже у не врагов «сосет под ложечкой» какое-то сомнение.
Ленин далее дал глубокий разбор самой природы Советов. Ленин высмеивает, опрокидывает тех, кто говорит, что возмущение масс, развитие революции вызвано какой-либо отдельной партией, отдельной личностью или, как они кричат, волей диктатора. «Пожар революции воспламенился исключительно благодаря неимоверным страданиям России и всем условиям, созданным войною, которая круто и решительно поставила вопрос перед трудовым народом: либо смелый, отчаянный и бесстрашный шаг, либо погибай — умирай голодной смертью». И далее Ленин вновь возвращается к Советам: "И революционный огонь проявился в том, что Советы — эта опора трудовой революции — были созданы. Русский народ совершил гигантский скачок — прыжок от царизма к Советам. Советы, разжигая пожар революции, повелительно диктуют народу: «борись, бери в свои руки все и организуйся». Ленин говорил: "Кто нам указывает на то, что мы, когда-то защищая Учредительное собрание, теперь его «разгоняем», у тех людей «мысли нет ни зерна — и только пышные пустые фразы. Ибо некогда, по сравнению с царизмом и республикой Керенского, Учредительное собрание было для нас лучше их пресловутых органов власти, но, по мере, возникновения Советов, последние, конечно, как всенародные революционные организации, стали несравненно выше всех парламентов всего мира.
Народ хотел созвать Учредительное собрание — и мы созвали его. Но он сейчас же почувствовал, что из себя представляет это пресловутое Учредительное собрание. И теперь мы исполнили волю народа, волю, которая гласит: вся власть Советам. А саботаж мы сломим». Ленин с острым, ярким сарказмом высмеял заседателей в этом Учредительном собрании, сравнив бьющий ключом, полный жизнью Смольный с Таврическим дворцом, где, говорит Ленин, «я почувствовал себя так, как будто бы я находился среди трупов и безжизненных мумий… И по воле Советской власти Учредительное собрание распускается, и Советская революционная республика восторжествует во что бы то ни стало». Поднялся весь зал, бурные аплодисменты перешли в не виданную мною никогда овацию, долго, долго несмолкаемую, со всех концов неслись возгласы, и больше всех слышно было: «Да здравствует Ленин! Да здравствует Советская власть!»
Я видел и слышал выступающего Ленина второй раз. В этот — второй раз, в январе 1918 г., сразу почувствовалось, что выступает наш вождь, который уже привел свою большевистскую армию к победе Социалистической революции и власти Советов, его голос, его жесты те же, вся его речь в целом такая же — цельная, вылитая, выкованная из одного куска высококачественной стали. Но я, как и все, чувствовал, видел, что с ростом победивших масс и их партии, с ростом новых задач победившей власти Советов и гигантских масштабов строительства новой, социалистической жизни еще более могущественно развернулось величие и гений нашего вождя и учителя, бодро и уверенно ведущего рабочий класс, его партию, беднейшее крестьянство и молодое Советское государство к новым великим победам.
Ясная, доходчивая речь Ленина давала глубокий научный ответ всем клеветникам — и прошлым, и современным, сводившим Октябрьскую революцию к заговору большевиков, к «солдатскому бунту». Ленин в этой речи и в дальнейшем во многих своих трудах и речах доказал, что эти утверждения врагов революции смехотворны, убоги, ненаучны и невежественны, что главной причиной победы Октябрьской революции является объективная историческая необходимость и неизбежность дальнейшего развития революции. Российская революция, свергнув царизм, должна была неизменно идти дальше, не ограничиваясь торжеством буржуазной революции, ибо война и созданные ею неслыханные бедствия изнуренных народов создали почву для вспышки социальной революции. Советы выстояли как органы революционного действия, как органы революционной власти. Вся история революционной борьбы, в особенности восьми месяцев после февральской революции, заполнена именно этой борьбой в Советах, которые стали центром, обеспечившим союз рабочего класса и крестьянства, союз всех народов бывшей царской тюрьмы угнетенных народов и наций, и могучим органом власти — диктатуры пролетариата.
Фактами истории установлено, что эсеро-меньшевики вместе с кадетами и черносотенцами готовили вооруженное контрреволюционное восстание для борьбы за лозунг — за возврат к старому свергнутому строю. Им удалось устроить антисоветскую демонстрацию с преобладанием переодетых офицеров, части студентов, чиновников, банковских и иных служащих с лозунгом «Вся власть Учредительному собранию». В ответ Петроградский пролетариат под руководством своей большевистской партийной организации 6 января вышел на улицы и площади Петрограда мощной полумиллионной демонстрацией с лозунгами «Долой контрреволюционное Учредительное собрание!», «Да здравствует власть Советов — диктатура пролетариата!», «Да здравствует Советское правительство и Великий Ленин!», «Да здравствует III Всероссийский съезд Советов!».
Центральный Комитет партии большевиков, его руководитель Ленин учитывали трезво, по-марксистски политическую ситуацию обостренной борьбы врагов Советского строя, идущих на развязывание широкой гражданской войны под флагом Учредительного собрания. Поэтому партия и ее ЦК мобилизовывали все революционные силы для отпора врагам Октябрьской революции.
Объявляя о созыве Учредительного собрания, Советское правительство одновременно постановило: «Центральный Исполнительный Комитет считает необходимым всей организационной силой Советов поддержать левую половину Учредительного собрания против ее правой, буржуазной и соглашательской половины, и в этих целях постановляет созвать на 8 января третий Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов и 12 января третий Всероссийский съезд крестьянских депутатов».
Жизнь показала, насколько дальновидно и правильно Советское правительство решило созвать III съезд Советов, который противопоставил фальшивой «воле» Учредительного собрания, выражавшего интересы буржуазии, помещиков, кулаков и купцов, волю рабочих, крестьян и эксплуатируемых трудящихся всех наций и народностей, волю, требовавшую положить конец всем контрреволюционным попыткам вернуть старое буржуазно-помещичье господство.
III съезд Советов, на котором я имел честь и счастье быть делегатом, открылся в Таврическом дворце 10 января 1918 года.
На всю жизнь врезалось в память торжественное открытие съезда. Когда товарищ Свердлов объявил съезд открытым, несколько духовых оркестров сыграли «Интернационал», а затем и «Марсельезу», после чего делегаты с большим подъемом спели «Интернационал». Это был съезд революционных победителей.
Свой доклад тов. Ленин начал со сравнения с Парижской Коммуной, подчеркнув, что он отчитывается за 2 месяца и 15 дней, что всего на 5 дней больше того срока, в течение которого существовала рабочая власть парижских рабочих. По сравнению с властью парижского пролетариата мы в гораздо лучшем положении. Русские солдаты, рабочие и крестьяне создали Советы и Советское правительство, опирающееся на широчайшие массы, и поэтому Советская власть непобедима. Были и есть еще люди, относившиеся к Советской власти скептически, сознательно или бессознательно продавали и предавали ее, шли на соглашательство с капиталистами, шумели о том, что в России не удержится власть одного пролетариата, изображая, будто большевики этого не понимают. На самом-то деле большевики всегда говорили и помнили, что только союз рабочих и беднейших крестьян, полупролетариев может объединить большинство населения России и обеспечить прочную Советскую власть.
Помню, с каким подъемом и воодушевлением делегаты съезда в перерыве делились своими впечатлениями в кулуарах Таврического дворца, как горячо делегаты — простые рабочие и солдаты вступали в спор с меньшевиками и костили их всеми, далеко не парламентскими словами.
Помню такой острый и горячий спор с Мартовым, в который и мне довелось включиться. Когда я увидел большую группу спорящих с Мартовым в центре ее, я подошел и услышал, как Мартов хриплым голосом кричал, отбиваясь от наседавших на него с репликами и вопросами солдат и рабочих. Мартов вне себя кричал: «Да как вы можете, как смеете вы называть меня контрреволюционером? Я критикую большевиков и вашего Ленина за то, что вы захватили власть, ее не удержите и погубите всю русскую революцию». — «Не беспокойтесь, — сказал я, — удержим власть пролетариата покрепче, чем ваш Церетели „удержал“ власть буржуазии и помещиков». — «Я не защищаю Церетели!» — опять вскрикнул Мартов. «Но вы, — сказал я, — с ним в одной партии и в одном ЦК, а после Октябрьской революции вы одним голосом нападаете на нас, большевиков, и тянете назад к власти буржуазии. Мы вас знаем как человека, который еще в давние времена вместе с Лениным создавали „Союз освобождения рабочего класса“, и за это мы вас уважали, но потом вы сползли на путь оппортунизма; вы субъективно считаете себя революционером, но попали вы в одну компанию с контрреволюционерами, поэтому товарищи делегаты правильно вас величают контрреволюционером». — «Я, — опять вскрикнул Мартов, — считаю вашу революцию исторически незакономерной! Это не революция, а захват власти, которую вы не удержите и погубите русскую революцию. Поскольку вы, большевики, у власти, я выступаю против вас и вашего Ленина за злоупотребление властью, за террор; я требую изменения политики в сторону демократии». — «Какой демократии, — спросил я, — буржуазной или рабочей демократии?» Мартов не сразу ответил, но потом сказал: «Демократии, то есть свободы, а не диктатуры». — «Но вы ведь, кажется, сами, — спросил я, — участвовали в составлении программы в 1903 году, где записано о диктатуре пролетариата?» — «Да, — ответил он, — я участвовал, но имея в виду исторически закономерную революцию, а не такую, как ваша». — «Это, — сказал я, — в один голос говорят все защитники буржуазии. Скажите, пожалуйста, — задал я ему вопрос, — как Маркс относился к Парижской Коммуне?» Он ответил: «Он ее считал несвоевременной, но не выступал против нее». Тогда, обращаясь к солдатам и рабочим-делегатам, я сказал: «Неверно говорит Мартов. Маркс не только не выступал против Парижской Коммуны, а всей силой своей революционной страсти и гениального ума выступал в защиту Парижской Коммуны и проклинал ее врагов. Он считал Коммуну высшим проявлением революционного творчества рабочего класса, давшего прообраз пролетарского государства — диктатуры пролетариата, а Мартов, считающий себя „марксистом“, брызжет ядовитой слюной на Российскую Коммуну, на Советскую власть, являющуюся диктатурой пролетариата, и на вождя революции — Ленина». На это Мартов выкрикнул: «Маркс был в эмиграции, а я здесь нахожусь, и я не могу проявлять такого великодушия». — «Дело, — ответил я, — не в великодушии, а в вашем меньшевистском малодушии и антиреволюционности, в вашей податливости контрреволюционерам, в вашей старой реформистской антимарксистской позиции по отношению к революции. Вот вы говорите, что заботитесь о судьбе революции. На деле вас заботит судьба мелкобуржуазных мещан и даже буржуазии, а вам следует позаботиться о своей судьбе — большого человека, оказавшегося по ту сторону революционных баррикад вместе с контрреволюционерами. А что касается судеб революции, то мы, особенно после сегодняшнего доклада товарища Ленина, который выражает волю пролетариата, полны уверенности в победе социализма». На этом и закончилась кулуарная дискуссия группы рабочих и солдатских делегатов с виднейшим меньшевиком Мартовым. В общем, надо сказать, что этот крупнейший и умнейший из меньшевиков выглядел довольно жалко и мелко. Видимо, невозможно блистать умом, когда политика глупа.
По докладу товарища Ленина выступили многие товарищи с мест, которые горячо одобряли доклад товарища Ленина и всю политику Совета Народных Комиссаров. Выступил и Мартов. Он повторил всю позицию представляемой им меньшевистской партии, приукрашивая ее, что она, дескать, не выступает вместе с контрреволюцией. Он заявил, что нельзя сравнивать Парижскую Коммуну с Советской властью, которая-де более жестока, чем Парижская Коммуна. Он сослался на то, что, хотя в первый день восстания Парижская Коммуна расстреляла двух генералов, ряд жестокостей она проявила и в последние дни, о которых буржуазия потом десятки лет кричала, но в течение 70 дней не нарушалась политическая свобода, а теперь у нас, мол, применяются методы нарушения демократических свобод. Мартов говорил о невозможности осуществления при данных условиях идей социалистического строя. Когда с мест делегаты подали реплики с напоминанием об участии меньшевиков в Комитете спасения, организовавшего контрреволюционное восстание юнкеров и поддерживавшего восстание Керенского и Краснова, Мартов, явно смутившись, сказал, что, может быть, многие партии, в том числе и меньшевики, были запутаны в этой авантюре, но отрицал участие меньшевиков в восстании юнкеров и говорил, что меньшевики отозвали своих представителей из Комитета спасения. На реплику, что это было уже после победы над юнкерами и Керенским, он ничего не ответил. После выпадов против Советской власти, «нарушающей демократию», Мартов говорил, что Советская власть в конце концов должна будет изменить свою политику во имя осуществления своих лозунгов.
Выступивший меньшевик Суханов упростил свою задачу, заявив, что дело, мол, не в диктатуре пролетариата и демократии, а в том, что Советская власть ведет линию борьбы против всех тех, кто высказывается против Ленина. Такая, мол, тактика приведет к поражению революции.
В своем заключительном слове Ленин не оставил камня на камне от выступлений Мартова и Суханова. Он высмеял утверждения ораторов «справа» о том, будто большевики стояли за диктатуру демократии, за власть демократии — это нелепое, абсурдное и бессмысленное заявление. «Это все равно, — сказал Ленин, — что сказать — железный снег».
Ленин сказал далее: «Демократия есть одна из форм буржуазного государства, за которую стоят все изменники истинного социализма, оказавшиеся ныне во главе официального социализма и утверждающие, что демократия противоречит диктатуре пролетариата. Пока революция не выходила из рамок буржуазного строя, мы стояли за демократию, но, как только первые проблески социализма мы увидели во всем ходе революции, мы стали на позиции, твердо и решительно отстаивающие диктатуру пролетариата. Демократия, — говорил Ленин, — формальный парламентаризм, а на деле — беспрерывное жестокое издевательство, невыносимый гнет буржуазии над трудовым народом».
К этому времени открывшийся III съезд крестьянских делегатов постановил слиться со съездом Советов рабочих и солдатских депутатов. С большим подъемом и полным единодушием (за исключением небольшой кучки правых отщепенцев) съезд принял по докладам Свердлова и Ленина резолюцию, полностью одобряющую политику и деятельность Советского правительства, и решение: исключить из наименования Правительства слово «Временное». Впредь именовать «Рабочее и Крестьянское правительство Российской Советской Республики». Это решение съезд принял при бурных аплодисментах.
Съезд заслушал доклад товарища Сталина по национальному вопросу. Товарищ Сталин начал с того, что подчеркнул важность и большое значение этого вопроса, который волнует в настоящее время Россию. «Серьезность этого вопроса усугубляется тем, что великороссы не составляют абсолютного большинства населения в России и окружены кольцом других не державных народов, населяющих ее окраины». Товарищ Сталин подробно доложил о конституционных началах федерального устройства Российской Советской Республики. Верховным органом Советской Федерации является съезд Советов, а в промежутках между съездами — ЦИК. По докладу товарища Сталина выступил ряд ораторов.
Как выходец из Украины, я обратил на это особенное внимание и поэтому хорошо помню выступление товарища Затонского — представителя Всеукраинского ЦИКа Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. Он разоблачал буржуазно-националистическую политику Рады, разрешающей национальный вопрос против русских рабочих, солдат и крестьян, разжигая националистические страсти. В то же время Рада поддерживает представителя махровых великорусских шовинистов — Каледина. Рада пользуется финансовой и прочей поддержкой иностранных империалистов. Товарищ Затонский доложил съезду об образовании Советской Республики Украины, в которую входит сейчас весь Донецкий бассейн, Екатеринослав, Полтава, Харьков и много других районов Украины. Рада оторвана от самых жизненных рабочих и зерновых районов Украины. «Сейчас идет наступление на Сарны, и мы надеемся, что, несмотря ни на какие трудности, мы одержим победу над Радой». Съезд хорошо, дружными аплодисментами встретил приветствие товарища Затонского и его заверения, что украинские рабочие, солдаты и крестьяне будут вместе с рабочими, крестьянами всей Советской Федерации. Были выступления и оппозиции справа (Мартова и других) с критикой Советской власти за жестокости в борьбе с Украинской Радой.
В своем заключительном слове товарищ Сталин указал, что речь идет о борьбе с буржуазной контрреволюцией, которая прикрылась оболочкой национально-демократической формы. Товарищ Сталин подверг подробному разбору политику Рады, которая, например, на словах объявила о передаче земли народу, а на деле опубликованным вслед за этим разъяснением установила неприкосновенность части помещичьих земель. Рада арестовывает советских работников, разоружает советские войска, помогает Каледину и действует как злейший враг революции. Съезд принял предложенный товарищем Сталиным «Проект резолюции о федеральных учреждениях Российской Республики», который, как сказал Сталин в заключительном слове, не является законом, а намечает лишь общие основы будущей Конституции.
18 января съезд принял важнейший — основной закон о социализации земли. Выступившая от левых эсеров Мария Спиридонова сказала: «Крестьянские депутаты пришли работать вместе с вами, чтобы осуществить свою мечту о социализации земли, и вот теперь она осуществлена — начинается новая эра жизни».
Выступали крестьяне, которые приветствовали Правительство и Ленина за то, что они сделали для крестьянства, для всего народа.
Выборами в Центральный Исполнительный Комитет закончилась работа III съезда Советов. Предварительно заседала наша фракция большевиков, на которой намечались и обсуждались кандидаты в члены ЦИК. Заседание проходило по-деловому, спокойно. Должен сказать, что я лично был ошеломлен, когда неожиданно товарищ Свердлов огласил мою фамилию в списке членов ВЦИК. Не скрою, что я испытывал смешанное чувство смущения и вместе с тем благодарности за оказанное мне доверие партии и съезда. С тех пор, с 1918 года, я переизбирался почти во все созывы ВЦИКа, а затем в Верховный Совет до 1958 года. Таким образом, я в течение почти 40 лет состоял депутатом Верховных органов Советской Республики.
В состав ЦИКа было избрано 300 большевиков, 150 левых эсеров, несколько объединенных интернационалистов, несколько анархистов, 5 эсеров-максималистов и даже по 5 от меньшевиков и эсеров — центра. Это опровергает клевету врагов, будто сразу после Октябрьской революции большевики отстранили от участия в политической жизни страны все другие партии. Лишь в ходе борьбы, когда эти партии показали себя активными врагами Советского государства, диктатура пролетариата вынуждена была устранить их с пути для обеспечения победы нового, социалистического государства над его злейшими врагами — белогвардейцами и иностранными империалистическими интервентами.
Перед закрытием съезда Советов с яркой заключительной речью выступил наш Великий вождь — глава нового Советского правительства товарищ Ленин. «Товарищи, — сказал Ленин, — перед закрытием III съезда Советов необходимо с полным беспристрастием установить ту историческую роль, которую сыграл этот съезд в истории международной революции, в истории человечества. Третий съезд Советов открыл новую эру всемирной истории».
После III съезда Советов, после речи Ленина мы все, делегаты съезда, выросли, поднялись на новую ступень в понимании задач — внутренних и международных и с еще большей готовностью ринулись на борьбу за преодоление препятствий, стоявших на пути окончательной победы социализма в России и во всем мире!