Время, снова ленинские лозунги развихрь
РАЗДЕЛ ТРЕТИЙ
Н. Я. ИВАНОВ,
рабочий завода имени Владимира Ильича (бывший завод Михельсона), член КПСС с 1902 года
ЛЕНИН В КАЖДОМ ИЗ НАС
Советский народ хранит много реликвий, связанных с памятью о великом вожде — Владимире Ильиче Ленине. Есть эти реликвии и у нас на заводе имени Владимира Ильича (бывший Михельсона). Хранятся они в заводском музее. Рабочие часто заходят сюда, с благоговением рассматривают драгоценнейшие экспонаты. Вот стоит никелированная зажигалка в виде артиллерийского снаряда, точная копия той, которую наши рабочие подарили Ленину в память о многих его посещениях завода. Эту зажигалку и до сих пор видят посетители рабочего кабинета Ильича в Кремле...
Бережно хранится под стеклом документ. В нем говорится:
«Российская Коммунистическая партия.
Московский Комитет.
Товарищу Ленину.
Путевка
на митинги 30 августа 1918 г.
Тема: «Две власти (Диктатура рабочих и диктатура буржуазии)».
1. Здан. б. Хлебной биржи (Гавриковская пл.) Басман. р.
2. зав. Михельсона. Щипок, Замосквор. район».
И дальше поясняется:
«Товарищи, не имеющие возможности выполнить данное поручение по уважительной причине, должны заблаговременно известить об этом МК.
Товарищи обязуются на следующий после митинга день представить в МК краткий отчет и все записки, поданные им слушателями».
—По этой вот путевке Московского комитета партии Ильич приехал к нам на завод и выступил с речью перед рабочими...
...Очень хорошо относился к нашему заводу Ленин и знал о нем многое. Не могу только понять, как у него хватало времени изучать каждый завод так, словно он сам на нем работал. Ведь если даже о каждом заводе прочесть по книге, то надо пять веков жить, чтобы знать жизнь страны так, как он знал.
Помню, когда я впервые встретился с Владимиром Ильичей, он сказал мне, что читал о нашем заводе, будучи еще за границей. Вот как произошла эта первая встреча.
В апреле 1917 года я был в Петрограде по делам нашего завода Михельсона. Заводу нужны были деньги, чтобы налаживать мирное производство. Вместе с путиловцами я встречал Ильича на Финляндском вокзале, когда он возвратился в Россию. Вместе с ними взволнованно слушал его речь, которую он произнес, стоя на броневике. Устремив вперед руку, Владимир Ильич энергично закончил речь словами: «Да здравствует социалистическая революция!» С тысячными толпами народа я шел за броневиком к дворцу Кшесинской.
А к утру я был у Ленина. Советовался с ним о судьбах нашего завода.
—Мы завод национализировали,— говорю,— выпускаем мирную продукцию, но для этого нужны деньги.
—Рано национализировали,— улыбнулся Владимир Ильич.— Что делать-то будете? Ну, ничего, что-нибудь для вашего завода придумаем.— И после паузы:—А что вы производите?
—Режем снаряды на две части, куем из них лемехи для плугов. Изготовляем конные приводы для молотилок, веялки.
—Нужнейшая вещь для хозяйства,— сказал Ленин.
И вот я на Литейном, в Военно-промышленном комитете, куда пришел за ассигнованиями для завода. Бесцельно хожу по канцеляриям этого комитета. Денег на мирную продукцию никто не дает. Неожиданно в коридоре столкнулся с одним человеком:
—Как, деньги получил? — спрашивает.
—Где там! На плуги да лемехи тут денег не дадут.
—Так проси на снаряды!
—Ну нет, их мы выпускать не будем.
—Согласись на снаряды, получи деньги, а делайте плуги да лемехи.
Так я и поступил. Мы получили 3 миллиона 600 тысяч рублей благодаря ленинскому совету (это я потом узнал, что Ильич ко мне того товарища подослал).
И не случайно именно к михельсоновцам приехал Владимир Ильич, когда понадобилась помощь для фронтов гражданской войны. Выступая в механическом корпусе, Ленин говорил нам:
—Товарищи рабочие, теперь нужно возобновить выработку тех самых снарядов, которые вы около года тому назад прекратили производить. Нам нужно отстоять пролетарское государство. Товарищи, вы, которые сумели остановить военный завод, вы должны его теперь вновь пустить, чтобы уничтожить остатки контрреволюции.
Ильич вооружал нашу армию, «разжигал» людей, старый военный завод он пробуждал для новой жизни. Ленин говорил недолго — не больше пятнадцати минут. Но каждому стали понятны ближайшие наши задачи.
Резолюция была принята единогласно. Предложение Владимира Ильича о восстановлении военной промышленности мы одобрили и провели в жизнь. По совету Ильича разослали массу писем тем рабочим, которые до этого ушли с завода, и пригласили их обратно.
Стали выпускать для нашей Красной Армии снаряды. В течение двух-трех недель полностью восстановили наше производство. Люди ни с чем не считались. Жить было тяжело, получали по осьмушке хлеба, недоедали, недосыпали, а работали изо всех сил. Этого требовала тяжелая обстановка, сложившаяся в стране. Враги революции обложили нас огненным кольцом, стремились задушить костлявой рукой голода. Провокации и убийства совершали контрреволюционеры, шли на все, чтобы остановить победоносный ход революции.
Каждый сознательный трудящийся отдавал тогда все силы для фронта, для победы над врагом. Мы воевали и делали снаряды не потому, что хотели воевать. Нам нужны были машины для восстановления промышленности, для ликвидации разрухи в хозяйстве, но враги вынуждали нас воевать. Сравниваешь все это с сегодняшним днем, и сердце радуется, каких побед под руководством Коммунистической партии добился наш народ, какие огромные усилия Советская страна прилагает к тому, чтобы победила гениальная ленинская политика мирного сосуществования! Далеко шагнула наша страна. Велик ее авторитет среди народов земного шара.
...30 августа 1918 года.
Мы подготавливали гранатный корпус к митингу. Закончив работу, открыли двери и стали впускать народ. Тут же, у самых дверей, по обыкновению расположилась передвижная книжная лавочка, где продавали революционные брошюры.
Мы с Иваном Яковлевичем Козловым (он был председателем правления завода) сидели на столе: у нас там скамеек не было, публика рассаживалась на столах.
Народ все собирался. Не только с нашего завода, но и с других приходили к нам. Когда корпус наполнился, мы с Козловым перебрались на трибуну.
Ожидали приезда докладчика. Спрашивали меня:
—Кто будет сегодня выступать?
—Не знаю,— отвечал я.
—Говорят, будет Ленин.
Я считал это невероятным: помню, в этот день в газетах было, что на сегодня назначено заседание Совнаркома.
Митинг пока открыли докладом «О внутреннем и внешнем положении». Товарищ говорил всего минут пятнадцать, когда раздались возгласы: «Ленин приехал!» Сперва я не поверил. Но, посмотрев на вход, увидел, что действительно идет Владимир Ильич.
Подходя к трибуне, Владимир Ильич снял пальто, бросил его на руку, поднялся на трибуну, положил пальто и кепку на стол и повернулся к залу:
—Здравствуйте, товарищи!
Мы долго аплодировали. Начали кричать:
—Слово Ленину!
Тогда я объявил:
— Слово предоставляется Владимиру Ильичу Ульянову-Ленину.
Владимир Ильич вышел и начал говорить о фальши и лжи буржуазной демократии, о хищническом, грабительском характере империалистической войны. Мне хорошо запомнились его слова:
—И мы провозглашаем: все — рабочим, все — трудящимся! Мы знаем, как все это трудно провести, знаем бешеное сопротивление со стороны буржуазии, но верим в конечную победу пролетариата...
В конце он сказал:
—Мы должны все бросить на чехословацкий фронт.
Рабочие горячо поддержали Владимира Ильича. Послышались возгласы:
—Мы как один направимся на фронт на защиту нашей революции!
Раздалось громкое «ура». На трибуну посыпались записки от товарищей.
Владимир Ильич обратил внимание на груду записок, лежащих на столе, и потом сказал мне:
—На эти записки я должен ответить, хотя очень тороплюсь на заседание Совнаркома.
Я объявил:
—Владимир Ильич желает ответить на записки.
Опять овация. Когда успокоились, Ильич вышел на середину трибуны и стал отвечать на записки.
Среди записок с вопросами о текущем моменте были и записки с личными просьбами. Помню, один рабочий жаловался на плохую работу сельского Совета, где жила его семья. Владимир Ильич никогда не проходил мимо таких записок и принимал практические меры по улучшению работы советских органов и других учреждений, которые призваны обслуживать трудящихся.
Заканчивая речь, он сказал:
—Рабочие Москвы, которые завоевали свободу, которые славно дрались на октябрьских баррикадах, не сдадут завоеванных позиций.
Буря аплодисментов была ответом на его слова.
Я несколько замешкался в цехе. Владимир Ильич сошел с трибуны, попрощался и пошел. Народ тронулся за ним.
Чтобы выйти из корпуса, надо по лестнице на несколько ступенек подняться. И вот когда вышел Владимир Ильич из цеха и стал по ступенькам подниматься, появился сзади него какой-то человек в черной флотской форме, расставил руки и стал сдерживать толпу. Когда Владимир Ильич уже выходил во двор, этот матрос умышленно споткнулся и загородил выход. Владимир Ильич очутился на дворе почти один. Матрос этот был из группы эсеров-террористов.
Вдруг люди, которые шли за Ильичем, бросились обратно в корпус с криком: «Стреляют!» Мне было трудно пробраться через толпу. Я бросился прямо с трибуны в ближайшее окно и выскочил во двор. Увидел около машины лежащего Владимира Ильича.
Мне рассказывал комсомолец Шляпников, который в это время был во дворе. «Я,— говорит,— смотрю на Владимира Ильича, а он разговаривает с какой-то женщиной насчет продовольствия. Ленин стоял с нею у самого автомобиля. Шофер ему открыл дверь и ждал. Владимир Ильич стоит одной ногой на подножке автомобиля, а женщина эта все еще продолжает говорить. Вдруг позади меня начали стрелять. Ильич упал».
...Подбежав к Ленину, я увидел, что его поднимают двое рабочих и какая-то женщина. Немедленно Владимира Ильича отправили в Кремль. В этот момент вся масса народа, находившаяся на митинге, хлынула во двор. Многие плакали... Одна из женщин, разговаривавших с Лениным, была ранена и кричала.
Я подбежал к ней: думал, это она стреляла в Ленина.
—Ты стреляла?
Она продолжала кричать и ничего не ответила. Я задержал ее. В это время дети, их было много на митинге, закричали:
—Та, что стреляла, убежала на улицу!
Я бросился на Серпуховку. Вижу, действительно, бежит женщина. Косынка у нее свалилась, волосы распущены. Рассказывали потом, невдалеке стоял лихач, дожидался ее.
Товарищи бросились женщине наперерез с тротуара. Я схватил ее за руку:
—Ты стреляла?
—Я.
Это была Каплан, стрелявшая в Ленина по злодейскому поручению правых эсеров.
Нас окружили рабочие. С трудом удалось удержать их от самосуда. Каплан буквально хотели разорвать на части... Больших усилий мне стоило отправить ее в штаб на Малую Серпуховку. Группа рабочих вела Каплан, окружив ее кольцом.
Трудно представить, какое горе охватило нас всех. Рабочие наши после ранения Ленина каждый день приходили в заводской комитет и спрашивали, как здоровье Ильича. Заботились михельсоновцы об Ильиче, но и он их не забывал. Первое же выступление Ленина по выздоровлении было на нашем заводе.
За несколько дней до Октябрьских торжеств вечером было у нас собрание. В тот же вечер на месте покушения мы построили деревянную пирамиду, метра в четыре высотой, а наверху поставили глобус, обитый красной материей, и над ним водрузили пятиконечную металлическую звезду. Было около восьми часов вечера. Помню, работали при факелах. Я стоял наверху пирамиды на стремянке и обивал материей глобус.
Вдруг неожиданно въезжает во двор машина и останавливается возле нас. Вижу, выходит из машины Владимир Ильич вместе с товарищем Ярославским. Я быстро стал спускаться со стремянки. Посмотрев на памятник и на меня, Владимир Ильич сказал:
—Не делом вы занимаетесь.— И направился в корпус, где выступал 30 августа.
Когда я спустился вниз, Ильич был на трибуне и говорил. Улыбается, будто с ним ничего не случилось. Выступил он с небольшой речью. Говорил о предстоящем празднике.
Рабочие, перебивая друг друга, задавали вопросы:
—Как вы себя чувствуете, Владимир Ильич? Почему не бережете себя, почему ездите без охраны?
—Я чувствую себя очень хорошо,— отвечал Ленин.— И охрана мне не нужна. Я куда еду? К рабочим, на рабочее собрание. Зачем же охрана? Бойцы на фронте нужны.
Ильич сел в машину и уехал, провожаемый толпами рабочих. По рассказам, Владимир Ильич приехал на наш завод вот как. Врачи запрещали ему выступать. За ним смотрел Ярославский, чтобы он не принимался за работу, пока не выздоровеет. Поехал Владимир Ильич с Ярославским на прогулку. Он знал по газетам, что в этот день должно быть собрание у нас, и говорит шоферу:
—Сегодня собрание на заводе Михельсона. Поворачивай, Гиль, к михельсоновцам...
Не могу умолчать о большой заботе Ильича о нашем заводе. После гражданской войны очень трудно было налаживать разрушенное производство. Не было заказов, и мы стояли перед тяжелейшим вопросом — не дать закрыться воротам завода. И снова помог нам Владимир Ильич. По его заданию на завод приехал инженер Классон. Он передал нам, что Владимир Ильич придает большое значение выпуску новых торфяных машин. В то время наши города не получали донецкого угля и испытывали жесточайший топливный кризис. Мысль Ленина заключалась в том, чтобы наладить разработку торфяных болот и дать топливо промышленности и жителям. Мы с огромным удовлетворением принялись за новое дело. Одну из машин мы поставили во дворе, чтобы показать ее Ильичу. Но он не смог к нам приехать и прислал приветственное письмо, в котором пожелал нам дальнейших успехов. Это письмо я долго хранил у себя дома. И только в 1930 году передал его в Институт марксизма-ленинизма.
...Развернулся, расширился наш завод, носящий имя великого Ленина. Его мирная продукция — мощные электромоторы— расходится по всему белому свету, облегчает людям тяжелый физический труд, помогает рыть оросительные каналы и строить плотины и гидростанции, возводить жилые здания и огромные корпуса заводов. Во все это вложен труд рабочих-ильичевцев...
С. К. ВОЛКОВ,
рабочий Прохоровской мануфактуры (ныне комбината «Трехгорная мануфактура» имени Дзержинского),
после Октябрьской революции — на советской, профсоюзной, хозяйственной работе,
член КПСС с 1917 года
НА ПРАЗДНИКЕ ТРУДА
Было дело как раз в третью годовщину Октябрьской революции. Навестил нас вождь трудящихся Владимир Ильич.
Третья годовщина была объявлена праздником труда. Все рабочие должны были организованно пойти к месту работы, убрать и привести в порядок имущество, которое принадлежало трудящимся.
Было намечено разобрать интендантское казенное имущество в складе (это за Москвой, примерно верст десять). Рабочие и работницы дружно собрались и ровно в семь часов двинулись пешком за город и возвратились обратно около трех часов дня.
Мы знали, что в этот день у нас должен был выступать Ильич. И действительно, Владимир Ильич приехал раньше срока на 40 минут и терпеливо ждал, пока рабочие закусят и отдохнут, так как мы только что пришли.
У нас он спросил: «Как настроение рабочих?» — «Работали мы,— говорим,— верстах в восьми от Москвы». Он спросил: «Что же, пешком ходили?» Мы отвечаем: «Да».
Он нам сказал: «Мало вас ругают, а есть за что поругать. Наверное, участвовали семейные работницы?» Отвечаем: «Да». «Ну вот, у них малые ребятишки остались дома без всякого присмотра, а вы не учли этого положения».
Рабочие, действительно, громко разговаривали и спорили между собой о том, что их далеко послали и на саму работу осталось мало времени. Владимир Ильич сидел и прислушивался к разговору. Наконец задал нам вопросы: «Какой процент работниц у вас на производстве? Много ли работниц участвует активно в советском строительстве? Сколько в ячейке членов партии? Есть ли женщины-партийки?»
Мы ответили на все поставленные Владимиром Ильичей вопросы, и разговор на этом пришлось прекратить, так как пора было открывать собрание.
Когда Ильич приветствовал третью годовщину Октябрьской революции, видны были радостные лица рабочих, все забыли обиды и невзгоды. Ильич очень коротко и ясно обрисовал наше положение.
Когда у нас на фабрике происходили выборы в Советы, мы выбрали в члены Моссовета Владимира Ильича. Список вывешивался на самом видном месте, рабочие смотрели и говорили: «Раз Ильич первый в списке, то, значит, список правильный. Наши члены Совета не посрамят имя Ильича, будем голосовать за список единогласно». И всегда, как только оглашались списки кандидатов, то все чутко прислушивались; как только услышат имя Ленина, раздаются аплодисменты.
Когда Ильич заболел, рабочие постоянно спрашивали о его здоровье.
На последних выборах решили сами отвезти ему мандат. Была составлена делегация. Ей поручили передать ему мандат и пригласить на собрание рабочих. Но Ильич был тяжело болен, и повидать его напоследок нам не пришлось.
Ильич, наш выборный и наш вождь, умер, но дело и учение его живет. Он оставил нам ленинизм. Ленинизм есть орудие борьбы за освобождение всех трудящихся. Да здравствует ленинизм!
П. И. МЕШКОВ,
шахтер, в годы Советской власти — на хозяйственной и партийной работе,
член КПСС с 1917 года
ВСТРЕЧИ С ИЛЬИЧЕМ
Конец декабря 1920 года. Стояла суровая снежная зима. Мы, группа донецких шахтеров, собирались в Москву на II Всероссийский съезд горнорабочих. Ехали в вагоне-теплушке, времена тогда были тяжелые: в наследство от войны молодая Советская республика получила жесточайшую разруху. Дорога продолжалась долго. Выехали мы из Донбасса в декабре 1920 года, а в Москву приехали только в середине января 1921 года. Долгий путь прошел в оживленных разговорах и спорах о роли и задачах профсоюзов в связи с переходом нашей страны к мирной работе, к восстановлению народного хозяйства. Наша делегация приехала на съезд с твердым мнением поддерживать платформу большинства ЦК РКП (б), предложенную Лениным и другими членами ЦК.
В Москве нас разместили в общежитии на Садово-Кудринской, где дни до открытия съезда также прошли в горячих спорах...
Когда 22 января 1921 года собралась коммунистическая фракция съезда, нам объявили, что завтра на заседании фракции выступит Владимир Ильич Ленин. Это заявление было встречено с восторгом. Делегаты долго и горячо аплодировали. На другой день, 23 января, с самого утра заседание началось в одном из залов Дома союзов. На заседании коммунистической фракции появился Владимир Ильич. Его встретили бурной овацией. Каждый хотел выразить свою большую любовь к Ильичу.
Владимир Ильич быстро прошел через зал между приветствовавшими его горняками. Подошел к трибуне, снял пальто, поздоровался за руку с членами бюро фракции и сел за стол. Когда все утихло, Владимиру Ильичу предоставили слово. Но долго ему не давали возможности начать доклад: все аплодировали. Владимир Ильич поднял руку — не помогло. Тогда он вынул из кармана жилета часы и, указывая на них, как бы говорил: время отнимаете и у себя, и у меня. Только после этого наступила тишина, и Ленин начал доклад. Каждый из нас старался не пропустить ни одного слова, все были захвачены его докладом.
Владимир Ильич сказал тогда, что наши профсоюзы являются школой управления, школой хозяйствования, школой коммунизма. Построив свою работу на методах убеждения, профсоюзы сумеют поднять всех рабочих на борьбу с хозяйственной разрухой, на строительство социализма.
Прения по докладу В. И. Ленина продолжались два дня. За это время он беседовал со многими делегатами, расспрашивал об условиях работы, о жизни рабочих и их семей, о добыче угля, нефти, золота и других ископаемых.
Во время одного из перерывов подошел к Ильичу и я. Он сидел за столом, делал записи в блокноте.
— Владимир Ильич! Я к вам...
Ильич поднял голову, отложил блокнот, пожал мне руку и усадил возле себя. Спросил, из какого я района. Я сказал, что из Донбасса, из Александров-Грушевска, фамилия моя Мешков.
— Так это вы прислали мне письмо, что на субботниках и воскресниках добыли 30 тысяч пудов угля и посылаете на имя Ленина для московского пролетариата? — задал мне вопрос Владимир Ильич.
Я ответил утвердительно. Ильич стал расспрашивать о добыче угля, о положении рабочих, сказал, что по нашему письму даны указания Главтопу и другим учреждениям об улучшении снабжения Донбасса продовольствием, техническими материалами, спецодеждой и обувью.
Второй раз с В. И. Лениным я встретился после окончания съезда. Председатель ЦК союза горнорабочих товарищ Артем (Ф. А. Сергеев) по нашей просьбе позвонил В. И. Ленину и передал ему, что делегаты-горняки очень хотели бы с ним сфотографироваться. Владимир Ильич пригласил всех делегатов зайти к нему в Кремль.
На другой день утром мы во главе с Артемом направились в Кремль.
Поздоровавшись с горняками, Владимир Ильич предложил расположиться для съемки. Когда мы размещались на скамейках и на ступеньках подъезда, фотограф сказал, что в одной группе заснять всех невозможно, поэтому нам пришлось разделиться на две очереди.
В это время Владимир Ильич заметил меня и, обращаясь к Артему, сказал:
—Это мой старый знакомый. Мы уже давно с ним ведем переписку о перевозке угля для московских рабочих...
—Петя Мешков,— ответил ему Артем,— у нас самый молодой член президиума съезда. Съезд оказал ему большое доверие и избрал кандидатом в новый состав ЦК союза.
Владимир Ильич, улыбнувшись, взял меня за руку, посадил рядом с собой и сказал:
—Когда приедете в Донбасс, передайте рабочим и работницам большое спасибо за уголь и скажите им, что Ленин обещал скоро уголь вывезти.
После того как сфотографировали первую группу, я поднялся и хотел отойти в сторону. Но Владимир Ильич взял меня за руку, сказал:
—Куда же? А еще член президиума! Делегаты обидятся, что с одной группой снялись, а с другой не хотите...
С этими словами Ильич снова посадил меня рядом, только с другой стороны.
Возвратившись в Донбасс, я подробно рассказал рабочим и работницам о работе съезда, о встречах с В. И. Лениным и о его отцовской заботе о горняках и их семьях, о восстановлении горной промышленности. Передал привет и большое спасибо Ильича за подарок для московского пролетариата. А через несколько дней я получил следующее письмо из Совнаркома РСФСР:
«Донбасс, Александров-Грушевский район, Рудник III Интернационала и мелкие рудники 3-го куста, тов. П. Мешкову.
Тов. Ленин просит Вас передать сердечную благодарность работницам, рабочим и служащим рудника III Интернационала и мелких рудников 3-го куста Александров-Грушевского района Донбасса за их приветствия и пожелания и с большим удовлетворением принимает подарок в 30 000 пудов антрацита для передачи московскому пролетариату. Распоряжение Главтопу о перевозке этого угля в Москву уже отдано.
Страна наша переживает сейчас неслыханно острый топливный кризис, от благополучного разрешения которого зависит и продовольственный вопрос, и транспорт, и хозяйственное наше строительство.
Красная Москва крепко надеется, что донецкие рабочие и Всероссийская кочегарка помогут Советской власти выйти из этого кризиса».
В мае 1921 года мы получили из Совнаркома телеграмму:
«Товарищ Ленин просит заготовленные в порядке субботников 30 вагонов угля, которые согласно наряда... должны были быть доставлены в Москву, передать Юго-Восточным ж. дорогам, являющимся продовольственной артерией, снабжающей голодающих рабочих столиц».
Таким образом, добытый на субботниках антрацит по просьбе В. И. Ленина был передан Юго-Восточным железным дорогам. Получив этот уголь, железнодорожники перевезли не одну тысячу пудов хлеба с Северного Кавказа.
Я. П. АРТАМОНОВ,
горняк, профсоюзный работник, член КПСС с 1925 года
ЛЕНИН ВСЕГДА ЖИВЕТ С НАМИ
Прошло пятьдесят лет с того незабываемого дня, когда я близко увидел Владимира Ильича и с глубоким волнением слушал его речь. Второй раз я видел и слышал Ильича в начале 1921 года, на II Всероссийском съезде союза горнорабочих. Обо всем этом мне и хочется рассказать по порядку.
...Шел 1919 год. В начале марта горняки избрали меня членом президиума — секретарем рабочего комитета профсоюза шахты № 13/14 Побединского (ныне Скопинского) района Подмосковного угольного бассейна. Время было тяжелое. Советская страна отбивалась от интервентов. Единственным источником для получения топлива у Советской республики в то время был Подмосковный угольный бассейн.
В этот тяжелый момент по поручению вождя революции и большевистской партии В. И. Ленина к нам, в Побединский район, на угольные копи приехал Михаил Иванович Калинин. Он должен был разобраться в причинах снижения добычи топлива. 5 сентября 1919 года на крупнейшей по тому времени шахте состоялся митинг, на который собралось до пяти тысяч человек. Речь Калинина была выслушана с глубоким вниманием и единодушным одобрением. Михаил Иванович передал шахтерам сердечный привет от Ленина и от его имени обратился с просьбой немедленно, не ожидая продовольственной помощи, всем как один развернуть работу по подъему добычи угля до максимально возможных размеров. Выступление Калинина дошло до сердца каждого участника митинга, покорило своей простотой, ясностью. Большой трудовой подъем охватил горняков. Они дружно шли в забой и давали рекордные показатели по добыче топлива.
Вскоре меня по рекомендации парторганизации правления союза горнорабочих Средней и Северной России («Шахтерсоюз») отправили на инструкторские курсы ВЦСПС.
С мандатом в кармане от «Шахтерсоюза» я приехал в Москву, на Петровские линии, где тогда размещался ВЦСПС. Тяжелой была эта осень в Москве: продолжалась гражданская война, не хватало топлива, еще хуже было с продовольствием. Трамваи почти не ходили. Лекции читались в промороженных аудиториях, общежитие тоже не отапливалось. Курсанты ходили, занимались и спали в верхнем платье. Суточный рацион питания для нас состоял из маленького кусочка хлеба в четверть фунта и тарелки жидкости, заправленной щепотью крупы или промерзшей капусты.
Перед второй годовщиной Великого Октября нам всем было разрешено съездить на родину. Собрался было домой на рудник и я, но едва добравшись за сутки до Подольска, промерзшим вернулся в свое общежитие. Здесь, в Москве, меня ожидала большая радость. Председатель нашего профкома вручил мне пригласительный билет на объединенное заседание ВЦИК, Московского Совета рабочих и крестьянских депутатов, ВЦСПС и фабрично-заводских комитетов, посвященное двухлетней годовщине Октябрьской революции.
Большой академический театр, в котором проходило это историческое заседание, был до отказа заполнен рабочими московских заводов и фабрик, красноармейцами и командирами разных частей армии и флота. Оказавшись впервые в жизни в таком грандиозном, всюду сверкающем огнями и бронзой зале, я вначале как-то растерялся, а через две-три минуты, придя в себя, глазами стал искать В. И. Ленина. То же делали и тысячи других участников.
...Вот из-за кулис на сцену торопливой походкой вышел Владимир Ильич. На ходу сняв с себя пальто и шапку-треух, машинально, но аккуратно положив их на свободный стул, он приблизился к краю сцены и, подняв правую руку, собрался начать речь. Но дружные приветствия помешали сделать это. Прошло несколько минут, а зал все рукоплескал.
Наконец Ильич не выдержал. Из жилетного кармана достал часы, циферблатом повернул к аудитории и указательным пальцем правой руки показал на стрелки. При этом он укоризненно покачал головой, призывая к порядку. И в зале наступила тишина.
— Два года тому назад,— начал Ильич,— когда еще кипела империалистическая война, восстание русского пролетариата, завоевание им государственной власти казалось всем сторонникам буржуазии в России, казалось массам народным и, пожалуй, большинству рабочих остальных стран смелой, но безнадежной попыткой... А теперь, оглядываясь назад, на пройденные два года, мы видим, что правоту нашу начинают признавать все более и более и наши противники.
Четкие и ясные слова Ленина вливались в сердца людей и заставляли их восторженно биться. Каждая фраза, сказанная Ильичей, воспринималась как священная заповедь, зовущая людей на новые подвиги во славу Советской Родины и ее трудового народа. Простая, доходчивая речь Ленина открывала каждому сущность событий, происходящих в нашей стране, отвечала самым сокровенным думам людей.
В заключение своей речи Ленин выразил уверенность в том, что «...теперь, после двух лет Советской власти, мы можем сказать, что не только в масштабе русского государства, мы имеем полное право, доказанное фактами, сказать, что и в международном масштабе мы имеем сейчас за собою все, что есть сознательного, все, что есть революционного в массах, в революционном мире. И мы можем сказать, что никакие трудности после того, что мы выдержали, нам не страшны, что мы все эти трудности вынесем, и после того мы все их победим».
Когда Владимир Ильич закончил свою речь, новая буря аплодисментов и дружное «ура» сотрясли зал.
Для меня, тогда паренька-шахтера, эта речь Ленина стала путеводным маяком, определившим направление всей моей дальнейшей жизни и работы.
...Наши занятия на курсах близились к концу. Руководство ВЦСПС решило досрочно распустить нас по домам.
Возвратившись из Москвы, я некоторое время работал в Рязанском райкоме профсоюза горняков. Но скоро снова перешел на свой рудник и стал членом президиума — секретарем Побединского рудкома союза горнорабочих.
_______________
Январским морозным днем 1921 года большая группа делегатов от побединских (скопинских) шахтеров приехала в Москву на II Всероссийский съезд горнорабочих.
Делегаты с нетерпением ожидали начала работы съезда, а главное, выступления В. И. Ленина.
Перед открытием съезда заседала коммунистическая фракция съезда. Узнав о том, что на съезд приехало много беспартийных, Ленин посоветовал пригласить их на заседание фракции. Как передавали тогда, Ленин заметил примерно следующее: пусть беспартийные послушают о наших разногласиях с оппозиционерами и сами решат, кто прав, а кто заблуждается. Голосование же на съезде покажет, какую платформу они поддерживают.
Когда открылось заседание коммунистической фракции съезда и на трибуну вышел В. И. Ленин, его появление встретили горячими аплодисментами. Лишь после того как Ильич произнес: «Товарищи!», делегаты мгновенно умолкли.
Владимир Ильич критиковал позиции «шляпниковцев» и троцкистов. А в заключение выразил уверенность в том, что все сознательные рабочие примут платформу большевиков, и «теперешние расхождения в нашей партии останутся лихорадкой верхов, а рабочие их поправят, останутся на своем посту, дисциплину партии отстоят и во что бы то ни стало дружной, практической, деловой, осторожной работой производство повысят и полную победу нам дадут».
Эти слова Ильича были встречены дружными, продолжительными аплодисментами.
Резолюция, осуждающая действия оппозиционных группировок и одобряющая генеральную линию ленинской партии большевиков по экономическому оздоровлению нашей страны, была дружно принята подавляющим большинством делегатов. Лишь незначительная группка интеллигентов да несколько человек, одурманенных посулами оппозиционеров об устройстве их на «тепленьких местечках», воздержались от голосования за эту резолюцию.
В конце дневного заседания съезда было объявлено, что Владимир Ильич дал согласие сфотографироваться с делегатами съезда и просит их завтра с утра прийти к нему в Кремль. По просьбе фотографа делегаты разделились на две группы и стали фотографироваться около парадного входа в здание Совнаркома РСФСР. На карточке Владимир Ильич сидит в центре и по-особому, присуще только ему, Ильичу, улыбается. Нет нужды доказывать, как дорога мне, участнику этого съезда, фотокарточка, которую я бережно храню, вспоминая о тех далеких, но драгоценных часах и минутах, когда я видел бессмертного Ленина.
С. А. КРУГЛОВ,
рабочий вагонных мастерских Александровского механического завода,
впоследствии был на профсоюзной, партийной и советской работе,
член КПСС с 1918 года
КАЖДОЕ СЛОВО ЗВАЛО К ДЕЙСТВИЮ
1917 год. Я, простой питерский рабочий, записался в Красную гвардию, а потом был избран рабочими в Петроградский Совет. Много слышал о Ленине, читал его статьи в «Правде», разъяснял их рабочим, распространял среди них газету. Мечтал, как и многие рабочие в то время, увидеть и услышать Владимира Ильича.
И вот Ленин у нас на митинге. Митинг был созван эсерами с целью заставить рабочих высказаться за поддержку войны и Временного правительства. Однако планы их были окончательно сорваны горячим, убедительным выступлением Владимира Ильича. Большинство рабочих высказалось против войны, против политики Временного правительства. Многие рабочие, примыкавшие ранее к эсерам, публично порвали свои партийные карточки. Некоторые из них позднее вступили в большевистскую партию.
Группа наших активистов-большевиков обратилась к Ленину.
—Завод наш для транспорта очень нужный,— сказали они,— а хозяева чувствуют свой близкий конец и, насколько могут, разоряют его. Рабочие хотят взять завод под свою охрану. Как вы думаете, Владимир Ильич, нужно нам это сделать?
—Вы правильно решили,— ответил Ленин. И тут же сказал приехавшему с ним Бадаеву, чтобы он помог нам организовать вооруженную охрану завода.
Ту встречу я никогда не забывал. Пример Ильича помог мне стать надежным бойцом Октября.
В марте 1921 года мне снова посчастливилось встретиться с Владимиром Ильичей на Всероссийском съезде транспортных рабочих, куда прибыло свыше тысячи представителей железнодорожников и водников страны. Состоялся этот съезд в Москве с 22 по 31 марта 1921 года. Я входил в состав делегации Северной железной дороги.
Владимир Ильич выступил на съезде с большой речью и начал ее с несколько неожиданного вступления:
—Сейчас, проходя ваш зал, я встретил плакат с надписью: «Царству рабочих и крестьян не будет конца». И, когда я прочитал этот странный плакат, который, правда, висел не на обычном месте, а стоял в углу,— может быть, кто-нибудь догадался, что плакат неудачен, и отодвинул его,— когда я прочитал этот странный плакат, я подумал: а ведь вот относительно каких азбучных и основных вещей существуют у нас недоразумения и неправильное понимание. В самом деле, ежели бы царству рабочих и крестьян не было конца, то это означало бы, что никогда не будет социализма, ибо социализм означает уничтожение классов, а пока остаются рабочие и крестьяне, до тех пор остаются разные классы, и, следовательно, не может быть полного социализма.
Очень серьезно остановился Владимир Ильич на задачах железнодорожников и водников.
—Едва ли есть другая часть пролетариата, которая так ясно входит своей повседневной экономической деятельностью в связь с промышленностью и земледелием, чем железнодорожники и водники. Вы должны дать городам продукты, должны оживить деревню посредством транспорта продуктами промышленности... Повторяю, от работы этой части пролетариата непосредственно больше зависит судьба революции, чем от остальных частей его...
Такая высокая оценка Лениным роли тружеников транспорта наполнила нас чувством гордости за свой труд, чувством большой ответственности за доверенное нам дело.
Свою речь Ильич закончил под бурные аплодисменты делегатов.
Слушая выступление Владимира Ильича Ленина, нельзя было ни на одну минуту оставаться равнодушным к тому, что он говорил. Каждое его слово звало к действию.
Вернувшись к себе на места, мы рассказывали железнодорожникам, какие надежды возлагает на них великий Ленин, и это придавало нам новые силы в борьбе за претворение в жизнь указаний партии.
И. Г. БАТЫШЕВ,
рабочий Московского военно-артиллерийского завода,
после Октября — на руководящей партийной и профсоюзной работе,
член КПСС с 1909 года
СТРАНИЦА ВОСПОМИНАНИЙ
Мне неоднократно приходилось встречаться с В. И. Лениным на партийных активах, на IX, X и XI съездах партии, на заседаниях Московского Совета, депутатом которого я являлся, а также на заседаниях Московского комитета партии, членом которого я был...
Вспоминаю лето 1919 года, когда военное положение страны было чрезвычайно напряженным. В то время в Москве по пятницам проводились митинги трудящихся, на которых выступали руководители Коммунистической партии и Советского правительства с докладами о политическом и военном положении страны. Эти митинги способствовали укреплению связи между партией и народом.
В августе 1919 года я как председатель Сущевско-Марьинского районного Совета и секретарь райкома партии т. Глузкина обратились к В. М. Загорскому, секретарю Московского комитета партии, с просьбой, чтобы на нашем районном митинге в ближайшую пятницу с докладом по текущему моменту выступил В. И. Ленин...
В точно назначенное время к зданию Народного дома имени Каляева (на Новослободской улице) подошла легковая машина, в которой находился Владимир Ильич. Подъехав, Ильич поздоровался с нами, и мы проводили его на сцену. Зал был переполнен рабочими, которые встретили В. И. Ленина восторженной овацией.
В своем выступлении Владимир Ильич обрисовал тяжелое положение в стране. Он говорил, что с юга к Туле подходят белогвардейские войска Деникина, с запада — Юденич, с востока угрожает Колчак и Япония, с севера — интервенционистские французские, английские и американские войска, а Москва отрезана от хлебных районов (население Москвы в то время голодало, люди получали осьмушку (50 граммов) хлеба в день, да и то пополам с отрубями).
В заключение Ленин уверенно сказал, что, несмотря на огромные трудности, наш народ, руководимый большевистской партией, одержит победу.
Доклад Ильича все слушали с напряженным вниманием, он придал нам новые силы в борьбе с контрреволюцией.
Хочется рассказать еще об одном случае, который мне лично пришлось наблюдать и который показывает заботу и внимание В. И. Ленина к людям. Это было в 1921 году. Московским комитетом партии мне и т. Сафронову из Басманного района вместе с некоторыми работниками ВЧК было поручено расследовать одно дело. Мы собрались в ВЧК, в кабинете начальника спецотдела Г. И. Бокия, и обсуждали предстоящую работу.
Вдруг в кабинет т. Бокия, болевшего туберкулезом, пришел посыльный и принес бутылку молока, белый хлеб и яйца (в Москве тогда было очень голодно).
Тов. Бокий оторопел и стал решительно отказываться принять продукты. В это время раздался телефонный звонок. У телефона находился В. И. Ленин. Он категорически потребовал принять посланные продукты и сказал, что в противном случае он обидится.
Эта отеческая забота В. И. Ленина глубоко тронула всех нас. Мы знали, что когда В. И. Ленину присылали продукты, он раздавал их товарищам, истощенным от недоедания, или отправлял в детские дома. Ленин говорил, что если эти продукты не принять, то приславшие их товарищи обидятся, но раз народ терпит голод, то никто не может находиться в привилегированном положении.
Н. С. ЛИХАЧЕВ,
в прошлом рабочий Люберецкого завода сельскохозяйственных машин
С ИЛЬИЧЕМ НА ОХОТЕ
После гражданской войны, в 1921—1922 годах, мне пришлось работать на Люберецком заводе сельскохозяйственных машин. Директором завода был страстный охотник, знакомый с Владимиром Ильичей. Когда он узнал, что раньше я работал егерем, стал брать меня с собой на охоту. В районе Люблинских и Люберецких полей орошения много было мышей-полевок, туда обычно приходили лисицы для мышкования. Здесь мы нередко охотились, и очень удачно. Как-то вызывает меня директор и говорит:
—Никита Степанович, надо организовать настоящую псовую охоту. Будет дорогой гость.
Я немедленно с товарищем отправился на место будущей охоты. С вечера устроили два оклада. В одном обложили лисицу, в другом — две. Рано утром оклады проверили.
А вскоре на подводах приехали охотники, и среди них Владимир Ильич.
Я его узнал сразу. Говорю:
—Здравствуйте, Владимир Ильич!
А он:
—Откуда вы меня знаете?
—Ну вот,— говорю,— вас ли еще, Владимир Ильич, не узнать!
Я быстро расставил охотников, и с товарищем начал гон. Лисица вышла прямо на Владимира Ильича, но он почему-то в нее стрелять не стал. Я подбегаю к нему и спрашиваю:
—Владимир Ильич, ведь лисица-то сама вам в руки шла, почему же вы в нее не стреляли?
А он:
—Не успел. Ружья в это время в руках не было.
А сам смеется.
Так как лисица из флажков не вышла, то я снова организовал гон. И снова она вышла на Владимира Ильича.
И опять он почему-то не стал стрелять, хоть в эту минуту и ружье держал в руках... Я опять подбегаю к нему, спрашиваю:
—Владимир Ильич, почему не стреляли?
А он:
— Я ее плохо видел. Уж очень быстро пробежала, разве тут успеешь? А когда хорошо рассмотрел — поздно было.
А сам опять посмеивается...
Эту лисицу убил охотник, стоявший на номере по соседству с Владимиром Ильичей.
«Да,— думаю,— тут что-то не так». Поехали на второе место. Здесь также лисица прошла от Владимира Ильича в нескольких метрах. Но Ильич и тут не стал стрелять.
Мне, егерю, это казалось очень странным, непонятным... Как же это так, выезжать на охоту и не стрелять? Только потом понимать я стал, что Владимир Ильич выезжал не на охоту, а просто немного отдохнуть от своих больших и сложных государственных дел. На лисиц он только любовался, а стрелять не хотел.
—Уж больно они красивые,— говорил.
Ильич очень любил природу и заботился о ней.
П. А. ХОЛОДОВА,
работница Богородско-Глуховской мануфактуры,
впоследствии — на советской, профсоюзной и административной работе,
член КПСС с 1917 года
ИЛЬИЧ И ГЛУХОВЦЫ
Последний раз я видела Ильича 2 ноября 1923 года. Во время его болезни я была послана вместе с пятью товарищами (три товарища партийных и два беспартийных) делегатским собранием отвезти Ильичу наш скромный подарок —18 вишневых деревьев... Мы плохо знали место и дорогу и все-таки добрались туда1 часов в 5 вечера. В Горках не знали о нашем приходе, и мы свалились для всех окружающих Ильича как снег на голову. Первое время, как видно, вышло некоторое замешательство, Мария Ильинична и другие не знали, как отразится на здоровье Ильича наше посещение. Но, посоветовавшись с Надеждой Константиновной, нас решили допустить к Владимиру Ильичу, предупредив, чтобы мы были с ним недолго.
Нас ввели в приемную. Через две минуты за дверью мы услышали голос Марии Ильиничны: «Володя, к тебе гости».
Дверь открылась, и к нам вышел улыбающийся Ильич. Позади следовал санитар... Подойдя к нам, Ильич поздоровался с нами левой рукой. «Как я рад, что вы приехали»,— внятно и ясно сказал он нам. Мы растерялись, от радости разревелись, как дети. Мы передали Ильичу адреса рабочих и заводоуправления и сказали несколько приветственных слов от наших местных организаций. Побыв с Ильичей пять минут, мы, прощаясь, все расцеловались с ним. Последним прощался тов. Кузнецов — 60-летний рабочий. Две минуты они стояли, обняв друг друга. А старик Кузнецов сквозь слезы все твердил: «Я рабочий, кузнец, Владимир Ильич. Я — кузнец. Мы скуем все намеченное тобою». Мы почти насильно оторвали его от Ильича.
Целую ночь мы провели под крышей, где жил Ильич. За ужином Мария Ильинична подробно расспрашивала нас о фабрике, о работе на ней, о жизни и быте рабочих и просила чаще писать в «Правду».
Назавтра мы уже уехали. Нам рассказывал товарищ, ухаживающий за Ильичей, что Ильич до двух часов ночи читал, перечитывал наши адреса.
Никогда не забуду этих счастливых минут. Спасибо товарищам, давшим мне возможность в последний раз увидеть горячо любимого вождя и учителя.
1 В Горки.— Ред.
И. Н. ХАБАРОВ,
рабочий Московско-Курской ж. д., заведующий технической частью совхоза «Горки»,
впоследствии — на административной хозяйственной работе,
член КПСС с 1917 года
В ГОРКАХ
В одну из июньских ночей 1918 года я дежурил в управлении Московско-Курской дороги как член дорожного Военно-революционного комитета. В то время по нашей дороге шла переброска воинских соединений на Восточный фронт. В два часа ночи ко мне зашел встревоженный телеграфист.
—Товарищ Хабаров, кто-то непрерывно вызывает по аппарату Военно-революционный комитет, но на мой ответ не откликается...
Пошел и я к аппарату. Наконец выяснилось, что вызывает станция Чернь. У аппарата — телеграфист. Из его несвязного рассказа удалось выяснить, что на станцию прибыл первый воинский эшелон, следующий на восток. Там он был задержан продовольственным заградительным отрядом, который решил проверить содержимое всех вагонов. Красноармейцы спали, когда продотряд начал обыск.
— Мы едем на фронт, а нас подозревают в спекуляции,— возмутились красноармейцы. Завязалась ссора, перешедшая в перестрелку. Несколько пуль попало в окна вокзала, и дежурный по станции сбежал. На посту остался только молодой телеграфист, который с перепугу залез под стол и, вытянув оттуда руку, стал по аппарату вызывать Военно-революционный комитет.
Я немедленно принял меры к срочной отправке эшелона и о случившемся доложил наркому путей сообщения товарищу Невскому. Утром нарком позвонил мне и сказал:
— В одиннадцать часов я заеду за вами и председателем комитета профсоюза дороги, соберите весь материал о ночном инциденте, и отправимся в Кремль, к Владимиру Ильичу.
Когда мы ехали в Кремль, я все время думал о предстоящей встрече с Лениным, волновался, не знал, как держать себя, что говорить. А все получилось проще простого.
В приемной Совнаркома тов. Невский попросил доложить Владимиру Ильичу, что к нему прибыли с Курской дороги.
Через несколько минут нас пригласили в кабинет. Кроме Ленина, там находился Свердлов. Когда мы вошли, Владимир Ильич и Яков Михайлович поднялись, поздоровались с нами за руку. Мы сели в кресла у стола.
— Рассказывайте, как у вас дела на дороге, как с ремонтом паровозов и вагонов. Как настроение рабочих, сколько хлеба выдаете на день?
Видя, что Ильич интересуется нашими насущными вопросами и хочет поговорить с нами по душам, я успокоился. Подробно доложил о положении на дороге.
— Иногда, когда хлеба нет, выдаем паек семечками подсолнухов,— откровенно рассказал я.— Рабочие понимают, что с продовольствием трудно, бывает, что ворчат, но работу не бросают. Имеются, правда, и нарушения трудовой дисциплины— кое-кто самовольно уезжает в другие губернии за хлебом...
Ильич внимательно слушал мой рассказ и время от времени делал себе пометки в блокнот. В заключение я подробно рассказал об инциденте на станции Чернь.
Когда я кончил, Ильич, повернувшись к Якову Михайловичу, заметил:
— Смотрите, какой хороший народ на Курской дороге, а вот дисциплина там не совсем... А вы, Владимир Иванович,— обратился Ленин к Невскому,— больше помогайте им, у них трудное положение, по их дороге устремилась уйма всяких спекулянтов, мешочников, белогвардейцев. Одним курянам тяжело навести порядок без помощи.
Тогда я осмелел и заявил:
— Владимир Ильич, продзаградотряды на дороге мешают нам работать...
Ильич пристально посмотрел на меня и спросил:
— А как вы думаете, можно их снять?
Вижу — Яков Михайлович улыбнулся при этом вопросе. Сознавая, что я «загнул» и снимать заградотряды в данное время нельзя, я сказал, что во всяком случае следует ограничить их права, чтобы они не мешали работе дороги.
Владимир Ильич на минутку задумался и тут же позвонил наркому продовольствия тов. Цюрупе о том, что работники Московско-Курской дороги жалуются на продзаградотряды и просят навести порядок в их деятельности.
Прощаясь с нами, Владимир Ильич сказал:
— Товарищи, прошу вас, как можно скорей укрепите дисциплину среди железнодорожников.— И, словно невзначай, лукаво прищурив глаза, заметил: — Надеюсь, что вы не очень строго накажете начальника станции Чернь, разберитесь хорошенько…
Последующие мои встречи с Лениным относятся к 1922—1924 годам.
В июне 1922 года Московский комитет партии направил меня на работу в Горки, где в то время отдыхал и лечился Владимир Ильич. Я заведовал там технической частью — электростанцией, водопроводом, центральным отоплением.
В июле мы приступили к осмотру, ремонту и подготовке к зиме центрального отопления. В кабинете Владимира Ильича была обнаружена испорченная секция радиатора, которую нужно было заменить. Я обратился по этому поводу к Марии Ильиничне. Она мне ответила:
—Сейчас поговорю с Ильичей,— и пошла к нему в кабинет. Через несколько минут она и Владимир Ильич вышли.
Мария Ильинична представила меня. Владимир Ильич обратился ко мне:
—Что это вы задумали меня выселять? Ведь зимой жить в доме никто не будет, для чего же вы его будете отапливать?
Я объяснил, что без отопления здание начнет разрушаться.
—А где же вы возьмете топливо? — спросил Ильич.
—У нас в лесу заготовлены выкорчеванные пни.
—Ну, если местное топливо,— тогда другое дело. А надолго вы меня хотите оставить без жилья? — улыбнулся Ильич.
—Самое большее — на один день. Ночевать во всяком случае будете у себя.
—Ну что же с вами делать,— вздохнул Ленин,— техники народ упорный. Когда же прикажете освобождать помещение?
—Освобождать не нужно, а завтра утром, когда вы будете на прогулке,— ответил я,— мы снимем радиатор, исправим в мастерской, а во время вечерней прогулки поставим на место.
Ильич удивился:
—Так быстро?
Я подтвердил. Владимир Ильич, что-то вспоминая, спросил:
—Мне как будто знакомо ваше лицо, мы где-нибудь встречались?
Я рассказал о нашей встрече в 1918 году, и Ильич, хитро усмехнувшись, заметил:
—Теперь небось продотряды железным дорогам работать не мешают...
Во второй половине сентября начались дожди, и в доме стало холодно и сыро. Мария Ильинична пришла ко мне на электростанцию и спросила, можно ли затопить центральное отопление, так как в доме холодно и она боится, как бы Ильич не простудился. Я ответил, что могу затопить хоть сейчас.
—Нет,— сказала она,— я хочу только выяснить, возможно ли это, а затопим лишь тогда, когда согласится на это Ильич. Его не так-то легко к этому склонить. Нужен такой довод, чтобы он не подумал, что это делается ради него.
Я предложил ей сказать, что нужно провести испытания исправности центрального отопления. Она признала этот довод удачным и предложила мне вечером прийти, вызвать ее в вестибюль и настаивать на том, что необходимо испытать отопление.
Я так и сделал. Когда вышла ко мне Мария Ильинична, я нарочно, чтобы слышно было в столовой, где пили чай, начал с ней разговор на условленную тему. Она мне ответила:
— Хорошо, спросим Ильича, как он на это посмотрит.
Ильич вышел из столовой, поздоровался со мной, пытливо на меня посмотрел и сказал:
— Что это вы, батенька мой? То у вас техническая необходимость выселять меня из кабинета, то теперь техническая необходимость проверять отопление...
Я твердо заявил, что проба отопления абсолютно необходима.
—Ну, хорошо, — сказал Ильич,— я знаю, вас все равно не переспоришь, только вот что: вы меня научите, как там на этой батарее вы делаете, чтобы было теплее или холоднее. Я буду сам регулировать, а то вы меня, чего доброго, еще поджарите...
Я в шутку заметил:
—Зачем вы хотите у нас хлеб отбивать? Начнете сами регулировать, тогда нам что останется делать?
— А вы боитесь остаться безработным? — засмеялся Ильич.— Нет, батенька мой, у нас скоро так много будет дел, что не только безработных не станет, но и рабочих рук не хватит... Ну, ладно уж, если вы не хотите, чтобы я сам регулировал, тогда сделайте такую милость, чтобы у меня в комнате было не выше 14 градусов.
В октябре Владимир Ильич, Надежда Константиновна и Мария Ильинична уехали в Москву. Ленин за лето хорошо отдохнул и поправился. Но в марте 1923 года он снова заболел, и на этот раз очень серьезно.
Долгое время к Владимиру Ильичу, кроме медицинского персонала, никого не допускали. Были приняты все меры к созданию для больного абсолютного покоя и тишины. Ильич начал быстро поправляться, и в августе его стали вывозить на прогулку в парк.
С каждым днем улучшалось его здоровье, а в октябре он уже настолько хорошо себя чувствовал, что накануне закрытия сельскохозяйственной выставки потребовал машину для поездки в Москву.
Как ни отговаривали Ильича от этой поездки Надежда Константиновна и Мария Ильинична, он настоял на своем. Побыл в Москве, посетил выставку и вернулся обратно в Горки.
Из Москвы привезли передвижной киноаппарат, и я стал демонстрировать фильмы, которые Ильич с удовольствием смотрел. Особенно заинтересовал его технический фильм о производстве тракторов на американских заводах Форда. При показе отдельных мест он даже просил уменьшить скорость движения киноленты.
Встречу нового, 1924 года в Горках решили ознаменовать елкой, которую устроили в помещении зимнего сада. Собрали всех детишек служащих санатория, рабочих совхоза. Ильич присутствовал на елке, сидя в кресле-коляске; и как же он был рад детворе! Он играл с ребятишками, гладил их по головкам...
___________
Теперь, вспоминая былое, я вновь и вновь ощущаю биение пульса жизни того времени. И все, что бы тогда ни решалось, что бы ни свершалось,— все было связано с именем великого Ленина — самого человечного человека.