Авторы сайта предупреждают, книга содержит много фактического материала по данной тематике - периоду март-апрель 1917 года, но намеки на антиленинскую позицию Сталина в этот период, ИМХО, бездоказательны. Вот позиция Каменева и Зиновьева подтверждена фактическим материалом

Н. Крутикова

На крутом повороте

Москва 1965

1. В РОССИИ РЕВОЛЮЦИЯ! СКОРЕЕ НА РОДИНУ, К ПАРТИИ, К РАБОЧИМ!

Дверь к опрятную комнату на Spiegelgasse, 14, с разбегу распахнул веселый, подвижный Мечеслав Генрихович Вронский. Остановился на пороге, вспоминая: постучал ли?

Да. Постучал. Но, кажется, не дождался ответа?

— Пустяки! — сказали ему хозяева. Надежда Константиновна вместе с Владимиром Ильичем собирались двинуться в библиотеку.

— Что же вы сидите, ведь в России революция! — почти крикнул Вронский и тут только осознал, что с момента, когда телеграмма в «Ziircher Post» бросилась ему и глаза, он думал не о ней, а о нем. Он занят был только одним: скорее, скорее к нему! Он, может быть, еще не знает!

Вронский процитировал дословно вышедшие экстренным выпуском телеграммы. «Мы, конечно, забыли обо всем другом думать и побежали на берег Цюрихского озера, где под навесом выставлялись всякие телеграммы»¹,— рассказывала потом Надежда Константиновна.

Вокруг витрины толпились жаждавшие новых телеграмм эмигранты, вчитывались в немногословный текст сообщения «Из России».

Да. После трехдневных боев в России победила революция, у власти двенадцать членов Государственной думы. Министры арестованы... Подробностей никаких не было.

Ленин спешил на почту — надо было телеграммой вызвать из Берна второго члена Заграничного бюро ЦК РСДРП Зиновьева, послать бандероль в Кларан Инессе Федоровне Арманд.

Сознание неотступно, мучительно будоражила мысль: как вырваться из «проклятого далека», в Россию, где развертывалось историческое действие масс... Этим массам нужно было указать перспективу, организовать их и вести к победе, чтоб не остановились на полпути, не поддались обману искушенных в надувательстве лидеров буржуазных партии и социал-патриотов.

До вечера бродили по улицам, в ожидании последних известии. Долго стояли у подъезда «Neue Ziircher Zeilnng», надеясь, что в вечерних телеграммах будут подробности о российской революции (или, быть может, опровержение?!).

Посылал Инессе Федоровне бандероль с только что вышедшим листком левых циммервальдистов Швейцарии «Против лжи о защите отечества»² Ленин писал: «Мы сегодня в Цюрихе в ажитации: от 15. III есть телеграмма в «Zurcher Post» и в «Neue Ziircher Zeitung», что в России 14. III победила революция в Питере после 3-дневной борьбы...

Коли не врут немцы, так правда.

Что Россия была последние дни накануне революции, это несомненно.

Я вне себя, что не могу поехать в Скандинавию!! Не прощу себе, что не рискнул ехать в 1915 г.!»³

Это взволнованное письмо — первое свидетельство душевного состояния, в каком пребывал Ленин с момента известия о революции в России — первой революции, порожденной империалистической войной.

Что же все-таки происходило в России? Кто взял класть? Что успели сделать большевики, выйдя из подполья? Кто в Петроградском комитете? Кто в ЦК? Надежен ли? Не колебнется ли? В курсе ли дела? Как вырваться из проклятой эмиграции, где столько лет пришлось «горе мыкать»? (Так позднее характеризовал Ленин свою эмигрантскую жизнь.)

Не одни, а десятки вопросов вставали и угасали без отпета, возникали вновь, мучили и настойчиво требовали ответа на главное: что в России?., не только в Петрограде... что на фронте? в провинции? Как вырваться туда, чтобы видеть своими глазами; не предполагать, а знать, предупредить возможные в сложном обстановке ошибки, вмешаться, включиться в борьбу, использовать  ситуацию, которая может не повториться; ситуацию,  возникновение котором теоретически было рассчитано, но теперь воспринимается как осуществившаяся раз в жизни заветная мечта.

И этот день новых известий не поступило. Только 3 (16) марта были получены вторые правительственные телеграммы, подтвердившие, что революция в России победила.

«Недели кровавых битв рабочих и Милюков + Гучков + Керенский у власти!! По «старому» европейскому шаблону...»⁴,— писал Ленин в этот день Александре Михайловне Коллонтай в Христианию.

Что же? Это не было неожиданностью. В январе в статье «Поворот в мировой политике» Ленин допускал возможность возникновения именно такого правительства («Милюкова с Гучковым, если не Милюкова с Керенским») в случае попытки Николая II прервать войну «до победного конца» сепаратным миром с Германием. Империалистская буржуазия и верхи армии в предотвращение этого могли использовать народное недовольство, сбросить царя и создать правительство в одном из двух комбинаций — чуть поправее с октябристом Гучковым или чуть полевее с эссером Керенским. Любое из них не отказалось бы вести войну за обещанный союзниками Константинополь, расплачиваясь за участие в дележе награбленных территорий кровью сотен тысяч солдат, бедствиями 150-миллионного народа.

Теперь у власти именно эти «деятели», они называют себя правительством новой, революционной России, они не постыдятся, продолжая захватническую воину, кричать о «защите завоеваний революции».

Главное, что волновало В. И. Ленина, не пойдут ли питерские большевики на «единство» с социал-пацифистами, каутскианцами, прикрывавшимися именем интернационалистов, циммервальдистов?

«...Этому не бывать,— писал Ленин — ...мы создадим по прежнему свою особую партию... Ни за что снова по типу второго Интернационала! Ни за что с Каутским! Непременно более революционная программа и тактика... Республиканская пропаганда, борьба против империализма, по-прежнему революционная пропаганда, агитация и борьба с целью международной пролетарской революции и завоевании власти «Советами рабочих депутатов» (а не кадетскими жуликами)»⁵.

Встречную телеграмму Л. М. Коллонтай, в которой она запрашивала о директивах большевикам, готовящимся к отъезду из Скандинавии в Россию, Владимир Ильич получил 4(17) марта. Эта телеграмма особенно подчеркнула несообразность, нелепость отрыва Ленина от родины, от большевиков, от бурно развивающихся событий.

«...Извольте-ка думать о «директивах» отсюда, когда известия архискудны, а в Питере, вероятно, есть не только фактически руководящие товарищи нашей партии, но и формально уполномоченные представители Центрального Комитета!»⁶,— отвечал Ленин Коллонтай.

Ленин оставался верен себе, традициям и принципам созданной им партии: он член разделенного в данный момент между Россией и заграницей ЦК — органа коллективного руководства. Он не может своим мнением подменить директив руководящего центра. Директивы должны быть результатом коллективных решений. Пока же Заграничная коллегия ЦК вырабатывает тезисы об основных задачах момента и тактике партии  большевиков. Они еще не готовы... Но будут закончены и  немедленно сообщены скандинавским эмигрантам-большевикам.

Действительно, в тот же день работа над тезисами была закончена.

В этом первом документе, направленном от  Заграничной Коллегии ЦК 4(17) марта большевикам, отъезжающим в Россию, поражает тот факт, что, не будучи в курсе всех российских событий (в Цюрихе не было известно даже, отрекся ли царь от престола, не собирается ли он спасти трон, объявив о сепаратном мире с Германией), Ленин оценил происшедшую  революцию как первый этап, за которым должен  последовать второй - завоевание власти рабочим правительством.

В «Наброске тезисов 4(17) марта 1917 года» дана полная и точная характеристика политики Временного правительства. Это правительство помещиков и капиталистов, заведомых сторонников грабительской войны в союзе с империалистами Англии и Франции, не способно иступить на путь заключения мира на основе полного освобождения колонии и всех зависимых и  неполноправных наций; не способно дать народу хлеб, так как не поднимет руку на собственность и прибыли капиталистов и помещиков; не способно дать полную свободу (выбор офицеров в армии, всеобщее  голосование при выборах в органы местного  самоуправления, свободы религий, отделения школы от церкви  и т.д.)

В «Наброске тезисов...» были определены первоочередные задачи пролетариата и его партии: использовать полученную, хотя и неполную, свободу для борьбы за завоевание демократической республики и социализма; организация Советов и вооружение рабочих; перенесение пролетарских организаций на войска и на деревню; самостоятельная классовая организация сельскохозяйственных наемных рабочих.

В заключение В. И. Ленин предостерегал большевиком от доверия соглашательским партиям, обманывающим народ речами о «защите отечества» в империалистической войне. Доверие к ним подорвало бы руководящую роль пролетариата. Поэтому никаких блоков, ни союзов, ни даже соглашений ни с ними, ни с колеблющимися по этому вопросу тоже-социалистами типа председателя Петроградского Совета Н. С. Чхеидзе.

«...Необходима идейная и организационная самостоятельность партии революционного пролетариата, оставшейся верной интернационализму...»⁷ — писал Ленин. В сопроводительном письме А. М. Коллонтай он развивал те же требования: «...добивать реакцию, ни тени доверия и поддержки новому правительству (ни тени доверил Керенскому, Гвоздеву, Чхенкели, Чхеидзе и К0)»⁸. «...Не дать себя запутать в глупые «объединительные» попытки с социал-патриотами (или, еще опаснее, колеблющимися, вроде (Ж, Троцкого и К0) и продолжать работу своей партии в последовательном интернациональном духе»⁹. Вот к чему Ленин призывал партию, вот от чего он предостерегал руководящих работником ЦК и ПК РСДРП.

«Вширь! Новые слои поднять! Новую инициативу будить, новые организации во всех слоях и им доказать, что мир даст лишь вооруженный Совет рабочих депутатов, если он возьмет власть»¹⁰. Так кончалось письмо, с которым, надеялся Ленин, раньше всего ознакомятся питерские большевики через возвращавшихся из Скандинавии на родину эмигрантов. Но прорвутся ли они в Россию? Прорвутся ли вместе с ними наказы, советы, идеи Ленина? Уверенности в этом не было. Надо было сделать еще одну попытку предостеречь руководство в Петрограде от «объединеичсского угара». 6 (19) марта Ленин посылает через Стокгольм в Христианию в адрес шведского социал-демократа Лунд- стрёма телеграмму для российских большевиков: «Наша тактика: полное недоверие, никакой поддержки новому правительству; Керенского особенно подозреваем; вооружение пролетариата — единственная гарантия... никакого сближения с другими партиями. Телеграфируйте это в Петроград»¹¹.

Дойдет ли эта телеграмма до Петрограда?

Политическая амнистия социал-патриотам

4(17) марта было получено известие об амнистии политическим заключенным. С 5(18) марта начались настойчивые мучительные поиски путей к возвращению в Россию. В этот день Ленин выезжал в Ла-Шо-де-Фон (крупный рабочий центр Швейцарии) с рефератом о Парижской коммуне и перспективах развития русской революции, в котором отвечал на поставленный им самим вопрос: «Пойдет ли русская революция по пути Парижской Коммуны?»

Н. К. Крупская писала по этому поводу: «Это была не простая обычная подготовка к реферату. Это была оценка первого этапа русской революции... Ильич готовился: читал и перечитывал Маркса, читал все, относящееся к Парижской Коммуне, изучал— как, при каких условиях взята власть парижскими рабочими, почему она пала»¹².

Реферат произвел огромное впечатление на русских эмигрантов. Стенограммы в те времена не велись, и о его содержании мы можем судить по записи одного из участников собрания, сделанной позднее¹³. Доклад содержал в первой своей части оценку деятельности Парижской коммуны. Основная мысль заключалась в том, что большевики, последователи К. Маркса и Ф. Энгельса, должны полностью использовать опыт предшествовавших революций, в особенности Парижской коммуны, ни в коем случае не повторить ее ошибок и, победив, вырвать власть из рук врагов.

Во второй части реферата Владимир Ильич «с сугубой осторожностью» анализировал события, которые происходили в России, а затем говорил о задачах большевиков: война приблизила победу революции; в стране — двоевластие; буржуазия или мелкая буржуазия власти не удержат, так как не дадут народам ни хлеба, ни земли, ни мира; власть неминуемо перейдет к рабочему классу, который сумеет ее удержать, и европейская революция придет к нему на помощь. Ленин говорил о методах строительства новой жизни, о трудовой повинности, о том, что рабочая власть введет трехсменную работу, но первое время и России придется делать руками то, что в Европе делают машины. «Это был сгусток тезисов многих и многих последующих его трудов»— писал один из участников собрания.

Это был смелый полет мысли и будущее, уже открытое внутреннему зрению Ленина.

По свидетельству Н. К. Крупской, Владимир Ильич был доволен рефератом.

В открытке, посланной И. Ф. Арманд на обратном пути из Ла-Шо-де-Фона в Цюрих, Ленин писал:

«Вчера (субботу) прочел об амнистии. Мечтаем все о поездке. Если едете домой, заезжайте сначала к нам. Поговорим. Я бы очень хотел дать Вам поручение к Англии узнать тихонечко и верно, мог ли бы я проехать»¹⁴.

Провозглашение амнистии еще не означало возможности возвращения на родину. Политическая прозорливость Ленина подсказывала ему, что Временное правительство российских империалистом найдет способ распространить амнистию только на оборонцев и исключить из нее интернационалистов. Так и было на самом деле.

Заграничные представители министерства иностранных дел визировали паспорта на въезд в Россию только социал-патриотам. Впускать в Россию борцов против империалистической бойни не входило в планы Временного правительства и «союзников». Даже центристы представляли опасность: их «левую» фразу рабочие могли принять всерьез.

Как бы в подтверждение опасений Ленина 16 марта в № 10 «Правды» появилась статья «Эмигрантов не впускают в Россию» — о положении с отъездом эмигрантов из нейтральной Швеции. «Правда» писала, что стокгольмское консульство руководствуется распоряжением царского правительства, запретившего с 1 марта выдавать визы русским гражданам, проживавшим за границей. Никаких отмен этого распоряжения от Временною правительства не поступало, и визы эмигрантам не выдавались.

Временное правительство не забыло, что русский парод поднялся на штурм самодержавия с требованиями «мира, хлеба, свободы», что Манифест Петроградского Совета призывал к прекращению войны, что оно само было вынуждено пообещать «приложить все усилия» к заключению «демократического мира».

В речах российских деятелей, за которыми внимательно следил Ленин по заграничным газетам, ясно отражались требования рабочих: прекратить захватническую войну, заключить мир, покончить с империалистической политикой царизма. Депутат IV Государственной думы меньшевик М. И. Скобелев в заседании Государственной думы 1(14) марта говорил о том, что «рабочие требуют мира», что «рабочие заключили с обществом (Ленин, делая выписку из газеты, отметил, что в других местах речи Скобелев говорил о «либеральном обществе») временное соглашение, хотя их политические цели как небо от земли далеки от целей общества», что «либералы должны теперь отказаться от бессмысленных целей войны». Даже Каутский (статья в «Die Neue Zeit» 17(30) марта) признавал, что «господствующее положение в России занимает в настоящий момент партия мира».

Правда, печать союзников пыталась дезориентировать западноевропейских рабочих, внушая им, что революция совершена ради обеспечения победоносного исхода войны; но буржуазия прекрасно знала, как велика в массах тяга к миру.

Правительство Франции не скрывало своей тревоги по поводу позиции, занятой Петроградским Советом (на деле являвшимся общероссийским центром). Что, если российский народ добьется выхода из войны? Что, если союзники останутся один на один с германской армией, а Вильгельм избавится от второго фронта на востоке?

В такой обстановке интернационалисты были не только неудобны, но и положительно нежелательны в России. Нужны были люди, способные переломить антивоенные настроения, поднять «патриотизм», воодушевить на продолжение войны до победы.

Западноевропейские империалисты с помощью социал-патриотов начали атаки на русскую «демократию», напоминая о священных обязательствах перед союзниками.

Ход событий в России свидетельствовал, что письма и воззвания с призывами продолжать войну против общего врага не достигают цели. Нужны были личные контакты. Французские социал-патриоты буквально напросились на визит к революционную Россию. Ж. Гэд предложил французскому правительству послать в Петроград одного из французских социалисток и целях борьбы против «опасных тенденции». Правительство сочло за благо послать не одного, а трех - в сопровождении русских политэмигрантов - патриотов с целью воздействовать на русских социалистов.

Русскому послу и Париже было предписано «безотлагательно оказать содействие возвращению в Россию Плеханова и Авксентьева». Англия предоставила российским социал-патриотам Г. П. Плеханову, .Л. Г. Дейчу, Г. А. Алексинскому и другим (с семьями) военное судно!

Так готовилась моральная диверсия, рассчитанная на то, что социал-патриоты добьются перелома настроения петроградских рабочих.

Все это совершалось в глубокой тайне и было скрыто от широких масс. По скрыть последствия этих маневров, за которыми последовал отказ русских консулов во Франции и Швейцарии выдавать визы интернационалистам, было невозможно.

Ленин, общаясь в эти дни с эмигрантами обеих стран, при личных встречах и в переписке настаивал на том, чтобы все они обращались в свои консульства и под любыми предлогами добивались виз. Надо было или прорваться через «союзные» страны в Россию, или располагать фактами, неопровержимо свидетельствующими о том, что для интернационалистов получение виз — задача неосуществимая, что визы получают только социал-патриоты.

Пока же продумывался план проезда через Англию, на тот случай, если виза будет получена.

План проезда через Англию

В личном архиве Ленина сохранился документ, поступивший в Центральный партийный архив с документами сестры Владимира Ильича Марин Ильиничны. Это — неотосланное письмо без адреса.

«Прошу сообщить мне по возможности подробно, во-1-х, согласно ли английское правительство пропустить в Россию меня и ряд членов нашей партии. РСДРП (Центральный Комитет), на следующих условиях: (а) Швейцарский социалист Фриц Платтен получает от английского правительства право провезти через Англию любое число лиц, независимо от их политического направления и от их взглядов на войну и мир; (б) Платтен один отвечает как за состав провозимых групп, так и за порядок, получая запираемый им Platten’oм вагон для проезда по Англии. В этот вагон никто не может входить без согласия Платтена. Вагон этот пользуется правом экстерриториальности; (в) из гавани в Англии Платтен везет группу пароходом любой нейтральной страны, получая право известить все страны о времени отхода этого специального парохода; (г) за проезд по железной дороге Платтен платит по тарифу, по числу занятых мест; (д) английское правительство обязуется не препятствовать нанятию и отплытию специального парохода русских политических эмигрантов и не задерживать парохода в Англии, давая возможность проехать быстрейшим путем.

Во-2-х, в случае согласия, какие гарантии исполнения этих условий даст Англия и не возражает ли она против опубликования этих условий.

В случае телеграфного запроса в Лондон мы берем на себя расходы на телеграмму с оплаченным ответом»¹⁵.

Разрабатывая план проезда в Россию через Англию, Ленин не имел никаких иллюзий насчет того, что англичане выполнят свое обещание¹⁶.

Меры страховки, гарантии со стороны английского правительства, Ленин считал обязательными. Возвращение в Россию не было частным делом каждого эмигранта; это было дело партии, ее Центрального Комитета. Нельзя было допустить, чтобы этот шаг привел Ленина в английский изолятор. Из Швейцарии он мог (хотя и с великим трудом и крайне медленно) сноситься с Россией¹⁷.

Условия проезда через Англию не были реализованы. По-видимому, о проекте условий не знал никто, кроме, быть может, ближайших товарищей Ленина. Во всяком случае, никаких упоминании о них нигде не встречается.

Поиски нелегальных путей

О том, как мало рассчитывал Ленин на проезд через Англию и вообще возвращение в Россию без проволочек и препятствий, можно судить по тому, что, пытаясь прощупать возможность возвращения по нормальным каналам, он одновременно продумывал планы нелегального выезда из Швейцарии. 6 (19) марта Владимир Ильич писал А. Карпинскому в Женеву: «Я всячески обдумываю способ поездки», и спрашивал, согласен ли он передать ему свои документы, чтобы по ним получить визу на проезд через Францию и Англию. «Я могу одеть парик,— писал Ленин.

Фотография будет снята с меня узко в парике, и в Берн в консульство я явлюсь с Вашими бумагами уже в парике... Если согласны, начните немедленно подготовку самым энергичным (и самым тайным) образом... Обдумайте все практически шаги в связи с этим и пишите подробно. Пишу Вам, ибо уверен, что между нами все останется в секрете абсолютном»¹⁸.

В. А. Карпинский был достаточно известен швейцарской охранке как большевик, сидевший в женевской тюрьме. Ленин, выдавая себя за Карпинского, либо не получил бы визы, либо был арестован полицией в качестве Карпинского на границе Франции, поставленной в известность о его отъезде из Женевы швейцарскими властями. Трудно сказать точно, когда, но обдумывался и план перелета в Россию на аэроплане с помощью подкупленного швейцарского летчика. Подобный план можно было строить разве лишь с отчаяния, ведь надо было лететь тысячи верст без посадки, через высокие горы, и, кроме того, найти деньги на это предприятие. Был выдвинут план проезда в Россию с шведским паспортом. Я. С. Ганецкий, один из видных деятелей польской социал-демократии, лично известный Ленину с 1903 года, на которого Ленин рассчитывал при реализации этого плана, вспоминал впоследствии, как смеялся он над этим фантастическим планом. Получив сначала телеграмму, а затем бандероль с книгой, Ганецкий обнаружил в переплете фотографию Владимира Ильича и записку с просьбой начать поиски похожего на него шведа, при этом обязательно глухонемого, так как Ленин не знал шведского языка. С таким паспортом В. И. Ленин намеревался пересечь границы трех государств: Германии, Швеции и России (или: Франции, Англии и России!!). «При ближайшем рассмотрении план этот оказался столь же фантастичным, как и первый»,— писал позднее В. А. Карпинский. «При малейшем подозрении, и даже без него, В л. Ильич подвергся бы допросу. Пусть бы даже ему удалось превосходно симулировать глухоту и немоту. Но шведский гражданин во всяком случае должен быть грамотным. А Вл. Ильич по-шведски неграмотен. Значит, нужно притвориться еще и слепым»¹⁹. Надежда Константиновна высмеяла этот план в момент его зарождения: «Заснешь, увидишь во сне меньшевиков и станешь ругаться: сволочи, сволочи! Вот и пропадет вся конспирация»²⁰.

Я. С. Ганецкий, из Стокгольма сносясь с Петроградом через специальных связных, добивался от петроградских большевиков реальных мер для возвращения Ленина в Россию²¹. Эти меры принимало Русское бюро ЦК, стараясь ускорить его приезд. Портрет же Ленина Я. С. Ганецкий передал в газету шведских левых социал-демократов «Politiken», где он и появился сначала 24 марта (6 апреля) в передовой статье «Ленин — вождь левых социалистов России», написанной В.В.Воровским, а затем 1 (14) апреля опять вместе с передовой статьей под заголовком: «Ленин с тридцатью товарищами прибыли в Стокгольм».

План возвращения через Германию

6 (19) марта 1917 года в Женеве было поведено очень важное созванное Интернациональной социалистической  комиссией²² совещание, давшее новый поворот делу возвращении политических эмигрантов в Россию.

Выступивший на этом совещании Л. Мартов выдвинул план проезда русских эмигрантов через Германию, в обмен на интернированных немцев. Такие обмены практиковало и царское правители тио, но распространялись они обычно на сановных государственных деятелей с той и другой стороны. План Мартова участники совещания признали из всех проектов «самым целесообразным». Председателю Циммервальдского объединения Р. Гримму было поручено вступить в сношения по этому вопросу с швейцарским правительством.

В. А. Карпинский немедленно сообщил о совещании и предложении Л. Мартова Владимиру Ильичу. Ленин высоко оценил практичность этого предложения и буквально ухватился за него. Он развернул план его реализации, обеспечивавший полную гласность предприятия, вовлечение в хлопоты видных, но «незаинтересованных», «нейтральных» швейцарских граждан, участие которых устраняло предположение о какой бы то ни было сделке русских эмигрантов с германской администрацией.

Владимир Ильич писал в ответном письме Карпинскому:

«План Мартова хорош: за него надо хлопотать, только мы (и Вы) не можем делать этого прямо. Нас заподозрят. Надо, чтобы, кроме Мартова, беспартийные русские и патриоты-русские обратились к швейцарским министрам (и влиятельным людям, адвоката ж и т. и., что и в Женеве можно сделать) с просьбой поговорить об этом с послом германского правительства в Берне. Мы ни прямо, ни косвенно участвовать не можем; наше участие испортит все. Но план, сам по себе, очень хорош и очень верен»²³.

Ленин отстранился в этот момент от участия в осуществлении плана, не желая мешать попытке представителей циммервальдистов разных толков договориться с швейцарскими политическими и государственными деятелями, а затем с германским посольством в Швейцарии. Если бы такая договоренность была достигнута, большевики присоединились бы к отъезжающим, не дав никаких поводов для упреков со стороны социал-патриотических и обывательских кругов в «непатриотическом поведении».

Наоборот, если бы большевики сразу приняли участие в организации поездки и инициатива исходила бы от них, среди российских эмигрантов нашлись бы «патриоты», способные поднять шум по поводу того, что немцы открывают дорогу эмигрантам, будучи заинтересованы в пораженческой пропаганде большевиков, оказывая нм услугу за услугу. План был бы сорван на первом этапе его реализации, при переговорах с общественными деятелями нейтральной Швейцарии. Они не решились бы оказывать поддержку мероприятию, выгодному одной из воюющих сторон и нежелательному для другой.

Через несколько дней Р. Гримм сообщил представителю Комитета русских эмигрантов по отъезду на родину С. Ю. Багоцкому (в присутствии Г. Е. Зиновьева), что он беседовал с Германом Гофманом союзного совета (парламент Швейцарии), ведающим политическим департаментом. Гофман заявил, что швейцарское правительство не может выступить в качестве официального посредника, опасаясь, что правительства Антанты усмотрят в этом нарушение нейтралитета.

Однако Г. Гофман в частном порядке обратился к представителю германского правительства за принципиальным согласием на проезд русских политических эмигрантов через Германию.

Действия Гримма были одобрены, и его попросили довести дело до конца.

Казалось, все складывается в соответствии с намеченным планом. Надо было набраться терпения и ждать результата.

Примечания:

¹ «О Владимире Ильиче Ленине. Воспоминания». Гос. Политиздат, 1963, стр. 204

² Собственно, листком (Flugblatt) он был по жанру, по приему письма. По объему, по количеству заключенных в нем идей :это была брошюра, над которой в середине февраля после Цюрихского кантонального съезда в течение недели работали швейцарские левые циммервальдисты. На съезде швейцарские левые собрали почти 20 процентов голосов за предложения по военному вопросу, сформулированные В. И. Лениным. Эти предложения содержали и интернационалистскую программу борьбы против империалистической войны. Работа над листком была закончена две недели назад; германский левый социал-демократ Карл Шнипф издал его в рекордно короткий срок, и Ленин спешил порадовать Арманд, посылая листок в Кларан с самыми лучшими пожеланиями.

³ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 399.

⁴ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 399.

⁵ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 400.

⁶ Там же, стр. 401.

⁷ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31 стр. 5—6.

⁸ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 402.

⁹ Там же, стр. 402

¹⁰ Там же, стр. 403

¹¹ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31, стр. 7.

¹² Н. К. Крупская. Ленин и партия. 1933, стр. 83—84.

¹³ Членом Ла-Шо-де-Фонской группы большевиков Я. Быкиным (ЦПЛ ИМЛ, ф. 14, on. 1, ед. хр. 141, л. 39).

¹⁴ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 403.

¹⁵ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 417—418.

¹⁶ Позднее выяснилось, какие мытарства претерпели эмигранты-интернационалисты в Лондоне. После того как торговое судно, на котором выехали в Россию большевик Э. Янсон (Браун) и эсер П. В. Карпович, было торпедировано германской подводной лодкой и они погибли. Большевик П. И. Стучка опубликовал в «Правде» письмо жены Янсона, оставшейся в Лондоне. Еще не зная о гибели мужа, мучимая неизвестностью, она писала друзьям в Россию, какой волокитой сопровождалось получение виз, как в последний момент было предписано оставить семьи в Лондоне, не брать с собою никаких материалов и грузиться на неохраняемое торговое судно «Sara», без всяких гарантий безопасности проезда. «И ко всем этим тревогам и подчас невыносимым страхам,— писала жена Янсона,— присоединяется как бы издевательство, все социал-патриоты из Франции — Плеханов, Дейч, Алексинский и многие другие, приехавшие сюда лишь после отъезда Янсона, получили разрешение переехать на военном судне, и через 1 1/2 дня они со всеми удобствами по ту сторону моря и уже в России с женами и семействами» («Правда» № 42, 10 мая (27 апрели) 1917 г.).

¹⁷ Отъезд был возможен только в том случае, если бы английская администрация согласилась на условия, выработанные Лениным, при которых были невозможны провокационные акты, подкидывание фальшивок, дискриминация отдельных лиц, задержки в пути и т. п.; на это могли пойти находившиеся на территории Англии агенты царского правительства.

¹⁸ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 403, 404.

¹⁹ «Записки Института Ленина», П. Госиздат, 1927, стр. 106.

²⁰ Н. К. Крупская. Воспоминания о Ленино. Гос Политиздат, 1957, стр. 273.

²¹ ISK—Исполнительный орган Циммервальдского объединения.

²² После отъезда А. М. Коллонтай из Христиании и Россию :17 (29) марта единственным человеком, через которого Ленин мог сноситься с петроградскими большевиками и «Правдой», был Я. С. Ганецкий, имевший базы и в Стокгольме и в Христиании. Ему удалось наладить сношения с Русским бюро ЦК через связных и даже через русскую миссию в Стокгольме: он только настаивал на своевременном получении пакетов к Петрограде, во избежание их вскрытия агентами Временного правительства.

²³ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 406.

2. СУДЬБА «ПИСЕМ ИЗ ДАЛЕКА»

Ожидая ответ от Р. Гримма, Ленин продолжал работать для «Правды», начавшей выходить 5(18) марта в Петрограде, и подводить итоги деятельности большевиков в Швейцарии. Все свое время Владимир Ильич отдавал статьям и переписке с товарищами. Надо было, как он говорил, «спеться».

«Ни на реферат, пи на митинг я теперь не поеду,— писал он В. А. Карпинскому 8(21) марта,— ибо надо писать ежедневно в «Правду» в Питер»¹. В. И. Ленин спешил с письмами для «Правды», для ЦК, для партии, так как 14(27) марта А. М. Коллонтай должна была выехать в Петроград. К этому времени статьи нужно было доставить в Христианию.

Это были знаменитые «Письма из далека», написанные в течение шести дней, вылившиеся из-под вдохновенного, взволнованного пера Ленина, исполненные тревоги за судьбы российской революции. Самые заголовки их: «Первый этап первой революции», «Новое правительство и пролетариат», «О пролетарской милиции», «Как добиться мира?» — показывают, как широко и всесторонне охватывал Ленин действительность. Он готов был сейчас же, немедленно возглавить революцию и осуществить все необходимое для ее победоносного, поступательного хода, для предотвращения попыток задержать ее в буржуазно-демократическом русле.

Как много надежд связывал В. И. Ленин с этими программными статьями, передавая их на вооружение вышедшей из подполья партии! Даже в последние часы своего пребывания в Швейцарии он продолжал работать над пятым, так и не дописанным письмом «Задачи революционного пролетарского государственного устройства». Он начал его кратким изложенном первых четырех писем, подвел итоги передуманному и сказанному с 7 по 26 марта (20 марта — 8 апреля).

В девяти тезисах сформулировал он задачи революционного пролетариата России:

1) суметь подойти наиболее верным путем ко второму этапу революции;

2) передать государственную власть из рук правительства капиталистов и помещиком в руки правительства рабочих и беднейших крестьян;

3) это правительство должно быть организованно по типу Советов рабочих и крестьянских депутатов;

4) оно должно разбить старую государственную машину, армию, полицию, бюрократию;

5) заменить эту машину не только массовой, но и поголовно-всеобщей организацией вооруженного народа;

6) только такое правительство («революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства») в состоянии решить главнейшую задачу — добиться прочного и демократического мира;

7) условием победы пролетариата в России является поддержка его громадным большинством крестьянства в борьбе его за конфискацию всего помещичьего землевладения;

8) на основе такой крестьянской революции возможны и необходимы шаги пролетариата в союзе с беднейшей частью крестьянства, направленные к контролю производства и распределения, к введению всеобщей трудовой повинности;

9) настоятельная задача организации в деревнях Советов сельскохозяйственных рабочих, отдельно от Советов остальных крестьянских депутатов.

«Такова, вкратце, намеченная нами программа, основанная на учете классовых сил русской и всемирной революции, а также на опыте 1871 и 1905 гг.»²,— писал Ленин 26 марта (8 апреля), накануне выезда из Швейцарии в Россию.

Дошли ли его мысли до Петрограда, большевиков и «Правды» — вот что тревожило Ленина, лишенного непосредственной связи с Русским бюро ЦК РСДРП, черпающего информацию о деятельности большевиков из буржуазных западноевропейских и русских газет, так как газеты, левее кадетской «Речи», за границу Временное правительство не пропускало.

7(20) марта 1917 года Владимир Ильич послал А. М. Коллонтай первое, а 9(22) —второе «Письмо им далека» и телеграмму — «Schicke hente Artikel [und] Brief. Wartet» («Посылаю сегодня статью и письмо. Ждите»)³. Одновременно он писал Я. С. Ганецкому: «...Я только что отослал ускоренной почтой два письма с двумя статьями для петроградской «Правды» в Христианию... Я надеюсь, что оба письма застанут Коллонтай в Христиании до ее отъезда (она уезжает 27.III, утром). Если же нет, прошу Вас, будьте так добры, во- первых, проверить, хорошо ли работает в Христиании аппарат пересылки; во-вторых, если надо, перешлите все сами... Прошу телеграфировать мне немедленно по получении этого письма: «письмо получил, обеспечил пересылку»⁴.

Первые два письма застали А. М. Коллонтай в Христиании.

Получив их, она телеграфировала Ленину 15(28) марта: «Две статьи-письма получила. Восхищена Вашими идеями»⁵. Одновременно телеграфировал о том же Я. С. Ганецкий: «Письма получил, пересылка обеспечена. Александра едет завтра»⁶.

А. М. Коллонтай благополучно провезла «Письма из далека» через границу (хотя и подверглась обыску в Торнео). Она приехала в Петроград 18(30 марта). На следующий день утром лично передала их в редакцию «Правды».

Два следующих письма Ленин отослал через Стокгольм. 17(30) марта он запрашивал Я. С. Ганецкого: «Я надеюсь, Вы получили мои «Письма из далека» №№ 1—4... Если эти письма пропали или не дошли до Питера, прошу телеграфировать мне, и я вышлю копии»⁷.

Письма дошли до Петрограда, но не дошли до партии. Они остались лежать в редакции «Правды», как писала Н. К. Крупская⁸.

Возникают вопросы: почему не были напечатаны второе письмо, переданное и редакцию А. М. Коллонтай одновременно с первым, третье и четвертое, переданные позднее Я. С. Ганецким? Почему первое письмо, полученное редакцией «Правды» 19 (31) марта, не было передано в набор, а подверглось обработке и редакции? Почему первое письмо начало печататься не 20, а 21 марта (3 апреля)? Почему «Правда» выбросила из первого письма 20 процентом текста? Почему и сохранившийся текст были внесены исправления?

На эти вопросы можно было ответить, только узнав, что происходило в редакции газеты «Правды». Ленину все это было неизвестно.

Что происходило в Петрограде?

Руководство партии по выходе ее из подполья осуществлялось Русским бюро ЦК. По время Февральской революции в состав бюро входили П. А. Залуцкий, В. М. Молотов, А. Г. Шляпников. По мере возвращения из тюрем и ссылок видных партийных работников оно пополнялось и видоизменялось неоднократно. В его состав с 7 по 12 марта вошли: К. С. Еремеев, К. М. Шведчиков, М. И. Калинин, М. С. Ольминский, М. И. Ульянова, А. И. Елизарова, Г. И. Бокий, К. И. Шутко, М. М. Хахарев, В. Н. Залежский.

Хотя Русское бюро ЦК не сумело всесторонне проанализировать своеобразия российской революции, породившей двоевластие (Совет рабочих депутатов — орган революционно-демократической диктатуры и Временное правительство —орган диктатуры буржуазной), как не сумело и наметить перспективы перехода к единовластию пролетариата, к социалистической революции, но в оценке империалистического характера Временного правительства и продолжаемой им войны оно не заблуждалось.

Об этом свидетельствует «Манифест Российской социал-демократической рабочей партии «Ко всем гражданам России»», напечатанный в «Известиях» вечером 28 февраля (13 марта) 1917 года. Ленин ознакомился с ним по сокращенному изложению в «Франкфуртской газете». Накануне во втором «Письме из далека» он с удовлетворением отметил, что призывы ЦК РСДРП бороться за республику, за мир, за полное разрушение царской монархии, за хлеб для народа встретили озлобленную брань буржуазии за верность большевиков «принципам, учению, целям социализма»⁹.

10(23) в Петроград через Христианию была послана телеграмма:

«...Только что прочел выдержки из Манифеста Центрального Комитета. Наилучшие пожелания! Да здравствует пролетарская милиция, подготовляющая мир и социализм!»¹⁰

В резолюции, принятой 4(17) марта, ЦК заявлял: «Теперешнее Временное правительство по существу контрреволюционно, так как состоит из представителей крупной буржуазии и дворянства, а потому с ним не может быть никаких соглашений». В этой части резолюция вполне совпадала с позицией В. И. Ленина. Но задача, сформулированная дальше, — «создание Временного революционного правительства демократического характера (диктатура пролетариата и крестьянства)» — явно показывала, что ЦК не разглядел в лице Советов уже сложившиеся органы революционно-демократической диктатуры. Решенную мае- сами проблему ЦК считал только поставленной; выдвинуть задачу борьбы за переход к пролетарской диктатуре ему оказалось не по силам.

Что касается вопроса о войне, то Русское бюро ЦК, оценивая ее как империалистическую, выступало за немедленное заключение демократического мира без аннексий и контрибуции, выдвигало лозунг братания на фронтах, обращения к пародам воюющих стран с призывом бороться против войны.

В этом вопросе российские руководящие центры не достигли понимания того факта, что буржуазное Временное правительство заинтересовано в окончании войны империалистическим, а не демократическим миром и что призывы ЦК без сопутствующего им призыва к созданию пролетарского правительства порождают иллюзию, что такой мир может заключить буржуазия.

Но Русское бюро ЦК не скатывалось на оборонческие позиции, не принимало пол у меньшевистских формул поддержки Временного правительства, рассматривая Советы как зачатки революционной власти.

Иначе развертывалась деятельность редакции «Правды», фактически уже ставшей центральным органом партии.

Несомненно то, что «Правда» в первых своих номерах отражала интернационалистскую позицию партии большевиков. Впервые пользуясь завоеванной народом свободой печати, газета опубликовала поправки Ленина к резолюции Штутгартского конгресса «Милитаризм и международные конфликты». Здесь было высказано важнейшее требование — использовать вызванный войной кризис для ниспровержения капиталистического классового господства, т. е. превратить империалистическую войну в войну гражданскую. Был напечатан и Базельский манифест, целиком повторивший это требование. «Правда» поместила документы Цидьмервальдской и Кинтальской конференции, в том числе резолюции, внесенные левыми циммервальдистами, опубликовала документы спартаковцев. Было сделано все, чтобы ознакомить возвратившихся из тюрем и ссылок большевиков, а также рабочих с документами, отражавшими позицию и борьбу революционных марксистов и Ленина против империалистической войны.

Несомненно и то, что, не имея еще связи с В. И. Лениным, «Правда» в своих первых номерах шла навстречу идеям, провозглашенным Лениным в Швейцарии в первые дни революции. С этими идеями партийные работники в России смогли ознакомиться только 13(26) марта, когда на заседании Русского бюро ЦК и Петербургского комитета РСДРП была оглашена телеграмма В. И. Ленина «Большевикам, отъезжающим в Россию»¹¹.

Это произошло на следующий день по возвращении в Петроград М. К. Муранова, Л. Б. Каменева и И. В. Сталина. Начиная с первого дня работы в «Правде» они располагали хоть и лаконичной, но вполне определенной директивой Ленина. Располагали, но не воспользовались.

Само вхождение в состав редакции «Правды» и поведение в первые дни пребывания в Петрограде являлось свидетельством того, что приехавшие не намерены считаться ни с коллегиальным органом руководства — Бюро ЦК, действовавшим в России, ни с установками Заграничного бюро ЦК, вдохновителем которых был Ленин.

13(26) марта решением ЦК состав редакции был пополнен И. В. Сталиным. Допускался к работе в «Правде» и Л. Б. Каменев. Но в связи с его поведением на процессе большевиков — членов IV Государственной думы¹² Бюро ЦК решило допустить Каменева к сотрудничеству в «Правде» только при условии, что его статьи будут приниматься как материал, без права подписи.

Однако Сталин и Муранов игнорировали решение Бюро ЦК и ввели Каменева в редакцию. И. В. Сталин был введен в состав Русского бюро ЦК с правом совещательного голоса; М. К. Муранов — на правах действительного члена ЦК и бывшего официального издателя «Правды». Сначала они объявили в «Правде» о своем и Каменева вхождении в состав редакции (не упомянув о других членах), а затем добились решения о ее новом составе.

Последствия этого сказались немедленно. В «Правде» появились материалы, противоречившие принятому ранее «Правдой» курсу. 14 (27) марта в «Правде» была напечатана статья Каменева с призывом к поддержке Временного правительства; 15 (28) появилась его передовая «Без тайной дипломатии», в которой содержался призыв к продолжению войны.

Буржуазная пресса торжествовала. ««Правда» поумнела за одну ночь!»,— писала газета «День». Кадетская «Речь» «искренно приветствовала» «Правду» за «просветление», освобождение от «опасного угара», видела «хорошее предзнаменование» в повороте к оборончеству.

Одобрение врагов являлось лучшим свидетельством отхода «новой редакции» от курса, отраженного в резолюциях Бюро ЦК и ПК. Это было одобрение, от которого всегда предостерегал Ленин, как от сигнала об отходе от пролетарских позиций.

15 (28) марта Русское бюро ЦК подвергло резкой критике статьи Каменева, предложив «новым» членам редакции «Правды» держаться резолюций Бюро ЦК и ПК. Но в тот же день, проявив непоследовательность, Бюро ЦК утвердило редакцию в составе Молотова, Еремеева (на время его отсутствия — Сталина) и Каменева, как бывшего члена редакции центрального органа партии « Социал-демократ».

На следующий день в «Правде» появилась статья Сталина «О войне», в которой он солидаризировался с Каменевым по вопросу о давлении на Временное правительство в целях побудить его выступить с требованием немедленного открытия мирных переговоров. «Правда» печатала и ошибочные статьи М. К. Муранова.

Ряд партийных работников с, негодованием запрашивал ЦК и «Правду», почему газета изменила большевистскому курсу? Включение в редакцию «Правды» Каменева для большевиков, бывших в курсе событий, являлось фактом вопиющим. Бюро ЦК снова вернулось к этому вопросу и в своем постановлении от 17 (30) марта записало: «Бюро ЦК и ПK, протестуя против захватного порядка в деле введения Каменева в редакцию «Правды», переносит вопрос о его поведении и его участии в «Правде» на ближайшую партийную конференцию».

Однако Каменев все-таки остался в редакции, продолжая нарушать указания Бюро ЦК. Победили нарушители воли коллектива.

Можно ли удивляться тому, что редакция не пропустила в «Правду» три ленинских «Письма из далека»?

В чем же не совпадали позиции В. И. Ленина со взглядами редакторов «Правды»? На этот вопрос можно ответить, проанализировав, что именно редакция «Правды» в первом ленинском письме нашла для себя «неподходящим».

Из статьи Ленина были выброшены: во-первых, характеристика лакействующих перед буржуазией лидеров соглашательских партий. Во-вторых, оценка их попыток скрыть, что в свержении Николая Романова принимали участие вместе с кадетами и октябристами представители английского и французского правительств (ведь соглашатели, как писал Ленин, были готовы «воспевать «соглашение» рабочей партии с кадетами». При таком положении следовало помалкивать о том, что кадетов «поддержали» англо-французские империалисты в целях замены царя Николая «вояками более энергичными»). В-третьих, разоблачение монархических и империалистических устремлений Временного правительства, продолжавшего захватническую войну. Редакция сняла целые абзацы в статье Ленина, в которых он клеймил как изменников пролетарскому делу меньшевиков Потресова, Гвоздева, «а также, несмотря на всю уклончивость, и Чхеидзе», призывавших к поддержке Временного правительства (и оказавших ему эту поддержку!). Были зачеркнуты имена меньшевиков — руководителей Совета и даже Керенского— «главных представителей мелкой буржуазии», как писал Ленин.

Эти сокращения явно обнаруживали несогласие редакторов «Правды» с ленинским курсом на «самостоятельность» и «особность» партии большевиков, показывали тенденцию не обострять отношении с соглашательским большинством исполкома Петроградского Совета, провозгласившим поддержку Временного правительства.

Можно ли после этого сомневаться в том, почему не было напечатано второе письмо — «Новое правительство и пролетариат», посвященное разоблачению октябристско-кадетских верхов. (Захватив власть, они пользовались поддержкой Керенского и Чхеидзе.) В этом письме воззвание Петроградского Совета к поддержке Временного правительства В. И. Ленин расценивал как призыв к поддержке «правительства войны, правительства реставрации», как свидетельство того, что в момент выпуска этого воззвания петербургский пролетариат «находился под преобладающим влиянием мелкобуржуазных политиков»¹³.

Поддерживать такое правительство, скрывать от народа, что оно — агент английского капитала, пролетариат не может и не должен. Это было бы образцом луи-блановщины — «измены делу революции и делу пролетариата, измены именно такого рода, которые и погубили целый ряд революций XIX века»¹⁴. Это письмо не могло быть напечатано параллельно со статьей Каменева «Временное правительство и революционная социал-демократия», в которой он писал, что «революционный пролетариат должен быть готов» к поддержке Временного правительства, поскольку оно «действительно борется с остатками старого режима», «с реакцией или контрреволюцией»¹⁵.

Третье письмо В. И. Ленина содержало важнейшие теоретические положения об отношении марксистской партии к государству. Именно в нем Ленин в сжатом виде сформулировал основные идеи марксизма по этому вопросу, развитые затем, накануне Октябрьского переворота, в его капитальном труде «Государство и революция».

Доказывай необходимость использовать революционные формы государства для борьбы за социализм, Ленин развернул план конкретных мероприятий, приближающих пролетариат к овладению государственной машиной.

Сообщение французской газеты «Le Temps» о том, что «вожди рабочих партий, особенно г. Чхеидзе, употребляют все свое влияние, чтобы умерить желания рабочего класса», Ленин связывал с заявлением меньшевика М. И. Скобелева о том, что «Россия накануне второй, настоящей... революции», и писал: подтверждение «сторонним свидетелем» того факта, что Февральская революция была лишь первым этапом революции, обязывает рабочих проявить чудеса пролетарской организованности на путях ко второму ее этапу¹⁶. Но эта организованность должна быть организованностью высшего порядка. При переходе от «схватки» с царизмом к «схватке» с помещичье-капиталистическим империализмом рабочие не должны удовлетворяться возможностью записаться в свою партию, свой профессиональный союз, свой кооператив и т. д., писал Ленин. Их организация должна обеспечить им возможность решать задачи военные, общегосударственные, народнохозяйственные. Такая организация была «открыта» еще в 1905 году в форме Советов — зачаточных органов власти. Теперь, в 1917 году, рабочие начали разбивать старую государственную машину и должны предотвратить попытки буржуазии восстановить ее вновь.

Не дать восстановить полицию, не выпускать местных властей из своих рук, создать общенародную милицию, воспитывающую массы для участия во всех государственных делах,— вот конкретизация ленинского плана перерастания революции в социалистическую. Это в корне противоречило курсу Каменева — задержаться на буржуазно-демократическом этапе.

Последующая борьба Каменева против Апрельских тезисов Ленина, полемика, вынесенная на страницы «Правды», ясно показали, почему третье письмо не появилось и не могло появиться в «Правде».

Объявление Лениным «самообманом и обманом народа» ожидания мира от переговоров и сношений между буржуазными правительствами не вязалось с позицией Каменева и Сталина оказывать «давление» на правительство, чтобы заставить его выступить с предложением к империалистическим правительствам заключить мир.

В четвертом письме—«Как добиться мира?», присланном в «Правду», В. И. Ленин развернул большевистскую программу борьбы за мир (она была сформулирована в октябре 1915 года и напечатана в центральном органе партии «Социал-демократе»).

В предвидении второй революции в России и образования Советов как органов восстания и революционной власти Ленин наметил конкретный план их деятельности, в частности программу мер, обеспечивающих выход из империалистической войны.

Ленинская программа мира вполне соответствовала задачам пролетариата, свергнувшего самодержавие, но не соответствовала взглядам редакторов «Правды», похоронивших и это письмо в портфеле редакции.

Каменев и Сталин разошлись с Лениным в оценке воззвания Петроградского Совета «К народам всего мира», о котором Ленин говорил, что в нем «нет ни одного слова, проникнутого классовым сознанием»¹⁷. «Приветствуя» (Сталин) и «горячо приветствуя» (Каменев) это воззвание за призыв «заставить собственные правительства прекратить бойню», «за торжество мира и прекращение мирового кровопролития», редакторы «Правды» допускали возможность заключения демократического мира империалистическими правительствами, отвергая таким образом ленинскую тактику борьбы за мир и решения партии, принятые в 1915 году и сохранившие свою силу после Февральской революции, поскольку власть оказалась в руках империалистической буржуазии.

Не получая «Правды», Ленин до 23 марта (5 апреля) не знал, напечатаны ли его «Письма», стали ли они достоянием партии, рабочих. Семья Ульяновых через Стокгольм 23 марта (5 апреля) послала ему телеграмму:

«Полученные статьи напечатаны. Полная солидарность. Отсылайте статьи Коллонтай. Ваш приезд желателен, но не рискуйте»¹⁸. На основе этой телеграммы Владимир Ильич мог предположить, что напечатаны, во всяком случае, два посланных им с А. М. Коллонтай письма; на деле же это было одно (первое) письмо, напечатанное в двух номерах «Правды».

Только в Швеции, от Я. С. Ганецкого, встречавшего всю группу эмигрантов, Ленин мог узнать, что в газете было напечатано первое «Письмо из далека», и познакомиться с доставленными в Стокгольм номерами «Правды».

Здесь же Ленину стало известно, что развернутый им в «Письмах из далека» стратегический план перерастания революции в социалистическую, задачи тактики в этот период в полном объеме партии не известны и не будут известны до его приезда в Петроград...

Примечания:

¹ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 406.

² В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31, стр. 56.

³ Ленинский сборник XIII, стр. 256—257.

⁴ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 407.

⁵ ЦПА НМЛ, ф. 17, оп. 14, ед. хр. 20460.

⁶ ЦПА НМЛ, ф. 2, оп. 5, ед. хр. 736.

⁷ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 19, стр. 420.

⁸ См. Н. К. Крупская. Воспоминания о Ленине. 1957, стр. 274. В 1924 году, при посмертной публикации писем Ленина в Ленинском сборнике II, Л. Б. Каменев утверждал, что письма второе— четвертое до редакции «Правды» не дошли!

Это очевидная неправда, так как А. М. Коллонтай провезла через границу два письма и лично вручила их редакции «Правды» 19 марта утром. Третье и четвертое письма были присланы через Я. С. Ганецкого 12(25) .марта, причем в реестре переписки, который вела И. К. Крупская, указано даже время отсылки: третье было послано утром, четвертое — вечером  (ЦПА, ф. 17, оп. 7, ед. хр. 20430). Ни телеграмм Ганецкого, ни отметок о повторной посылке и реестре Н. К. Крупской не имеется. Я. С. Ганецкий все, что присылал .Ленин, отправлял со связными в Петроград.

⁹ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31, стр. 25

¹⁰ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 409.

¹¹ См. стр. 8 настоящего издания.

¹² Ленин подверг резкой критике недостойное поведение Каменева, отрекшегося на суде от интернационалистских позиций, заявившего о своем несогласии с ЦК РСДРП и призвавшего в свидетели своей солидарности с социал-патриотами меньшевика И. И. Иорданского! (См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 26, стр. 168—171). «Что доказал суд над РСДР фракцией?»)

¹³ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31, стр. 29.

¹⁴ Там же, стр. 30.

¹⁵ «Правда» № 8, 14(27) марта 1917 г.

¹⁶ См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31, стр. 35—37

¹⁷ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31, стр. 108.

¹⁸ ЦПА НМЛ. ф. 2, оп. 5, од. хр. 740.

3. ПОСЛЕДНИЕ НЕДЕЛИ ЭМИГРАЦИИ

Завершение работы  военных лет в Швейцарии

В дни напряженных поисков путей для возвращения в Россию два дела, не связанных с организацией отъезда, Ленин считал обязательными, первоочередными. Эти дела завершали деятельность эмигрантов-большевиков в швейцарском рабочем движении и политическую работу с военнопленными (русскими солдатами, находившимися в лагерях Германии и Австрии).

Два документа — «Прощальное письмо к швейцарским рабочим» и «Товарищам, томящимся в плену»¹ — были написаны Лениным от лица всех отъезжавших в Россию большевиков.

Тесно связанный с представителями левого крыла швейцарской партии, используя всякий контакт с рядовыми социал-демократами и рабочими, Ленин был их неизменным советчиком, смело разоблачал центристское большинство в руководстве швейцарских социал-демократических организаций.

«Прощальное письмо к швейцарским рабочим» вышло за рамки его заголовка. Ленин обращался не только к рабочим Швейцарии, но и к измученным войной рабочим Германии, Франции и Италии². Они с надеждой смотрели на русский рабочий класс, который первым начал революционную борьбу за мир. Развертывая перед западноевропейскими рабочими картину истинного положения дел и России, Ленин разъяснял, что основная цель буржуазного Временного правительства заключалась в том, чтобы противодействовать заключению мира и свою империалистическую войну с Германией «выдать за «оборонительную»... за «защиту» русской республики»³.

«Только остающимся верным интернационализму революционный пролетариат России и всей Европы способен избавить человечество от ужасов империалистском войны!»⁴ — писал Ленин, призывая социалистический пролетариат Европы в союзе с российскими рабочими готовиться к предстоящей социалистической революции.

Второе письмо от редакции «Социал-демократа» было обращено к «Товарищам, томящимся в плену». В течение почти трех лет большевики вели разъяснительную работу среди русских военнопленных, заключенных в лагерях Германии и Австро-Венгрии. Около двух миллионов русских солдат перенесли ужасы боев, нечеловеческие условия лагерной жизни, пробудились от предрассудков царской казармы, покончили с верой в царя, в незыблемость царско-помещичьего строя.

Прощаясь с военной лепными и обещая сделать в России все возможное для облегчения их участи, В. И. Ленин призывал их влиться в ряды революционного народа.

«Вернитесь в Россию, как армия революции... Вернувшись на родину, вы рассыплетесь по всей стране. Несите же в каждый отдаленный уголок, в каждую русскую деревню, исстрадавшуюся от голода, поборов и поруганий,— весть о свободе. Просвещайте братьев- крестьян: изгоняйте тьму из деревни, зовите крестьянскую бедноту поддержать городских и сельских рабочих в их славной борьбе»⁵.

Оба документа были изданы в Швейцарии и несли слова ленинской правды. Именно в них-то и сказал Ленин о том, что в России «Непосредственно... не может победить тотчас социализм. Но крестьянский характер страны, при громадном сохранившемся земельном фонде дворян-помещиков, на основе опыта 1905 года, может придать громадный размах буржуазно-демократической революции в России и сделать из нашей революции пролог всемирной социалистической революции, ступеньку к ней»⁶.

Меньшевики срывают переговоры о проезде через Германию

Несколько дней прошло в ожидании положительного ответа от германской администрации. Теперь все надежды на возвращение связывались с планом проезда через Германию. Эмигранты Франции и Швейцарии, пытавшиеся получить низы у консулов в индивидуальном порядке, столкнулись с волокитой. Консульства давали обещания, но выдачу виз затягивали. Получение виз оказалось делом неосуществимым.

Состояние неопределенности становилось невыносимым для Ленина. Он писал Я. С. Ганецкому: «Вы можете себе представить, какая это пытка для всех нас сидеть здесь в такое время»⁷. Все настойчивее обращался он мыслью к плану проезда через Германию, запрашивал Ганецкого, нельзя ли пробраться через нее контрабандой. Предложение исхлопотать в Берлине официальное разрешение отверг категорически. 28 марта в Стокгольм была послана телеграмма: «Берлинское разрешение для меня неприемлемо. Или швейцарское правительство получит вагон до Копенгагена или русское договорится об обмене всех эмигрантов на интернированных немцев»⁸.

Я. С. Ганецкий, прилагавший все усилия, чтобы организовать отъезд, предложил начать хлопоты в Англии, но В. И. Ленин ясно видел нереальность такого плана. «Ваш план неприемлем,— телеграфировал он 30 марта в Стокгольм.— Англия никогда меня не пропустит, скорее интернирует. Милюков надует. Единственная надежда — пошлите кого-нибудь в Петроград, добейтесь через Совет рабочих депутатов обмена на интернированных немцев...»⁹

В тот же день в подробном письме Ганецкому Владимир Ильич писал о том, в какую западню превратилась для него Швейцария по милости Временного правительства.

«Сегодня я телеграфировал Вам, что единственная надежда вырваться отсюда, это — обмен швейцарских эмигрантов на немецких интернированных. Англия ни за что не пропустит ни меня, ни интернационалистов вообще, ни Мартова и его друзей, ни Натансона и его друзей... Ясно, что злейшего врага хуже английских империалистов русская пролетарская революция не имеет. Ясно, что приказчик англо-французского империалистского капитала и русский империалист Милюков (и К °) способны пойти на все, на обман, на предательство, на все, на все, чтобы помешать интернационалистам вернуться в Россию. Малейшая доверчивость в этом отношении и к Милюкову, и к Керенскому (пустому болтуну, агенту русской империалистской буржуазии по его объективной роли) была бы прямо губительна для рабочего движения и для нашей партии, граничила бы с изменой интернационализму»¹⁰.

В этом письме Ленин просил передать в Россию и напечатать, что он осуждает безусловно всякое сближение со стоящими на социал-пацифистской, каутскианской, позиции Чхеидзе и К0, глубочайше убежденный, что для рабочего класса это вредно, опасно, недопустимо.

О тревоге Ленина по этому поводу свидетельствует конец письма. Это — не требование, это — буквально мольба довести его мнение до «Правды», Муранова, Каменева и др.: «Ради бога, постарайтесь доставить все это в Питер и в «Правду» и Муранову и Каменеву и др. Ради бога, приложите все усилия, чтобы с надежнейшим человеком послать это... Никакого сближения с другими партиями, ни с кем!»¹¹

Хотя Русское бюро ЦК (члены которого входили в исполнительный комитет Петроградского Совета) пыталось по почте и телеграфу связаться с Владимиром Ильичем, Временное правительство не пропускало в адрес Ленина ни «Правду», ни писем, ни телеграмм. Большевики подняли вопрос об этом в исполнительном комитете. Дело передали в контактную комиссию, но никаких решений за этим не последовало.

Пришлось налаживать живую связь. Е. Д. Стасова — секретарь Бюро ЦК в России — специальным письмом (поддержанным членами исполкома Петроградского Совета — большевиками) обратилась в градоначальство с просьбой выдать пропуск для проезда через границу в Торнео Марии Ивановне Стецкевич, человеку надежному, способному к конспирации, знающему иностранные языки. Разрешение испрашивалось под предлогом доставки из-за границы имущества партии. Такое разрешение было получено 10 (23) марта. Стецкевич выехала с письмами и газетами для В. И. Ленина, а также с поручением настаивать на его приезде в Россию. Она должна была выяснить обстоятельства с задержкой возвращения Ленина и неполучением им вестей.

Русское бюро ЦК, осведомленное эмигрантами, прорвавшимися в Россию, о положении интернационалистов за границей, ясно представляло себе, какими возможностями располагал Ленин. Сообщения А. М. Коллонтай, приехавшей в Петроград 18 (31) марта, о том, в каком состоянии пребывают большевики, затем М. И. Стецкевич, вернувшейся приблизительно тогда же с вестями, письмами Ленина (по-видимому, третьим, и четвертым «Письмами из далека», посланными Лениным в Стокгольм 12(25) марта и проектами возвращения (предложенными Я. С. Ганецким), были достаточно убедительны. Бюро ЦК одобрило план возвращения через Германию, как наиболее реальный. Петроградские цекисты предвидели, что шовинисты воспользуются фактом проезда для травли большевиков, но Центральный Комитет партии надеялся, что рабочие антибольшевистской агитации не поддадутся. Стецкевич снова была направлена в Стокгольм, чтобы передать наказ Ленину: приехать немедленно, каким угодно путем, если при этом не будет опасности быть задержанным. С нею была послана небольшая сумма денег на дорогу. Русское бюро ЦК не располагало значительными средствами. При этой, второй поездке на русской границе у Стецкевич были отобраны газеты.

Бюро ЦК хлопотало также перед Временным правительством о пропуске В. И. Ленина в Россию. При переговорах «контактной комиссии» о проезде эмигрантов через «союзные» страны было получено обещание Временного правительства выдать «специальное разрешение» для проезда Ленина.

Между тем в Швейцарии дело отъезда осложнилось. В ответ на предложение Р. Гримма продолжать переговоры с германским посланником в Берне представители Бунда, меньшевиков и эсеров отступились от одобренного 6(19) марта плана проезда через Германию. Отказ швейцарского правительства взять на себя официальную ответственность за поездку, частный характер переговоров не устраивали меньшевиков и бундовцев.

Меньшевики со свойственной нм историчностью высказывались против проезда через Германию, пока не будет получена санкция из Петрограда. Они требовали от большевиков отказа от этого плана.

Ожесточенные споры по этому вопросу развертывались во всех швейцарских колониях и на заседаниях комитетов по возвращению эмигрантов на родину, где заодно с меньшевиками выступали эсеры и бундовцы. Особенно яростно нападали на большевиков меньшевики, напирая на то, что рабочие не поймут, как могли эмигранты решиться ехать через территорию Германии, воюющей с Россией. Член Женевской секции большевиков С. Н. Равич (Ольга) писала об этой обстановке: «Наша секция получила от Ильича указание всячески отстаивать план переезда через Германию, так как других путей нет.

В течение двух недель у нас в Женеве, Лозанне и др. городах Швейцарии шла неимоверная борьба. Дискуссии велись целыми сутками. Меньшевики утверждали, что мы, проехав через Германию, предаем революцию, что русский народ, даже рабочий класс, не поймет этого и пр. и пр.

Ничто уже не могло удержать Владимира Ильича и всех прочих, раз путь был найден»¹².

Н. К. Крупская в письме В. М. Каспарову сообщала: «По поводу отъезда меньшевики и с.-р. подняли отчаянную склоку. Собственно говоря, никто не говорит, что принципиально не считает возможным ехать через Германию; на это храбрости хватит только у патриотов, но боятся патриотического настроения, боятся, что масса не поймет мотивов, будет считать изменниками и пр.»¹³

В самый разгар этой борьбы на одном из заседаний Цюрихского комитета присутствовал Ленин. А. В. Луначарский, приехавший в Цюрих для участия в заседании комитета, позднее так передал речь Ленина в ответ на наскоки меньшевиков: «С усмешкой и лице, уверенный, спокойный и холодный, он заявил:

«Вы хотите уверить меля, что рабочие не поймут моих доводов использовать какую угодно дорогу для того, чтобы попасть в Россию и принять участие в революции.

Вы хотите уверить меня, что каким-нибудь клеветникам удастся сбить с толку рабочих и уверить их, будто мы, старые, испытанные революционеры, действуем в угоду германского империализма. Да это курам смех»¹⁴.

Эта запись так полнокровно и так отчетливо передает и содержание и тон речи Ленина, так точно рисует его образ в те мучительные для него дни, когда вопрос о поездке еще не стал делом только большевиков, когда они были вынуждены действовать, считаясь с представителями других политических направлении.

Его речь, лаконичная, лишенная какого бы то ни было украшательства, глубоко принципиальная, свидетельствовала о твердости его позиции. Ни на одну минуту он не допускал мысли, что русские рабочие могут усомниться в политической честности своей партии и ее вождя.

По свидетельству С. Ю. Багоцкого, совещание (по- видимому, именно то, которое олнеал А. В. Луначарский) «официально не дезавуировало» поручения Гримму, но предложило Мартову съездить в Берн и просить Гримма «пока не форсировать» переговоров с посланником Германии в Берне Ромбергом.

Описывая ночную прогулку по пустынным улицам Цюриха после этого совещания, Багоцкий писал о том, с какой горечью В. И. Ленин говорил об «излишней осторожности» Мартова:

«Ни один разумный человек не усомнится, что мы едем в Россию не по поручению немцев. Вся наша многолетняя работа служит доказательством этого, дальнейшая работа еще подтвердит это. Ведь просто преступно сидеть здесь сложа руки, когда мы так нужны пролетариату в России»¹⁵.

Багоцкий пытался представить доводы за некоторую затяжку отъезда, говорил, что в конце концов меньшевиков удастся уговорить и поездка осуществится.

«Владимир Ильич как будто согласился с моими доводами и на прощание сказал:

«Хорошо, подождем еще несколько дней»¹⁶.

Это ожидание разрешилось иначе, чем предполагал Багоцкий. Меньшевики стали выдвигать одни за другим новые планы отъезда в Россию.

Сначала предложили создать в нейтральной Голландии специальный орган для непосредственного обмена политических эмигрантов на немецких военнопленных и интернированных в России граждан Германии. Оказалось, что дело это длительное. Тогда надумали организовать обращение к А. Ф. Керенскому, как министру юстиции, обязанному следить за выполнением закона об амнистии. Считали, что он должен санкционировать проезд через Германию, ввиду того что проезд через Англию был невозможен¹⁷..

Обо всех этих проектах ставили в известность Р. Гримма, и в конце концов он признал этот план для себя также более подходящим, чем первоначальный план частных переговоров с германским посольством в Берне. 17(30) марта он сообщил об этом ЦК большевиков. Итак, через одиннадцать дней после того, как вопрос о проезде через Германию всеми фракциями был одобрен, оказалось, что все предпринятые шаги аннулированы вновь выдвинутым, безнадежным планом.

В. И. Ленин, казалось, сгорал от негодования. В такое время, когда дорог каждый час, были не только упущены две недели, истрепаны нервы, но и испорчено начатое дело. Дальше терпеть такое положение было невозможно. Надо было внести полную ясность в позицию каждого большевика, в каком бы пункте Швейцарии он ни находился; начать хлопоты вновь, не связываясь с представителями «других фракций»; в кратчайший срок организовать возвращение в Россию; надо было Заграничной коллегии ЦК РСДРП взять на себя ответственность за проезд большевиков через Германию.

 

18(31) марта в Цюрихе но атому вопросу было принято постановление, разработанное В. И. Лениным.

ПОСТАНОВЛЕНИЕ ЗАГРАНИЧНОЙ КОЛЛЕГИИ ЦК РСДРП

Заграничная коллегия Центрального Комитета РСДРП постановляет принять предложение, сделанное тов. Робертом Гриммом относительно возвращения в Россию через Германию эмигрантов, желающих вернуться на родину.

Заграничная коллегия ЦК констатирует:

(1) что переговоры велись тов. Р. Гриммом с одним членом правительства нейтральной страны, министром Гофманом, который не признал возможным официальное вмешательство Швейцарии только потому, что английское правительство, несомненно, усмотрело бы в этом нарушение нейтралитета, так как Англия не хочет пропустить интернационалистов;

(2) что предложение т. Р. Гримма вполне приемлемо, так как гарантирована свобода проезда независимо от политических направлений, от отношения к вопросу о «защите отечества», о продолжении войны Россией или заключении ею мира и т. д.;

(3) что предложение это основано на плане обмена русских эмигрантов на интернированных в России немцев, причем эмигрантам нет никаких оснований отказаться от агитации за такой обмен в России;

(4) что т. Р. Гримм передал это предложение представителям всех направлений политической эмиграции, заявив с своей стороны, что при данном положении вещей это — единственный путь и что он вполне приемлем при теперешних условиях;

(5) что с нашей стороны сделано все возможное, чтобы убедить представителен различных направлений в необходимости принять это предложение и в абсолютной недопустимости оттяжек;

(6) что представители некоторых направлений, к сожалению, высказываются за дальнейшие оттяжки,— решение, которое мы не можем не признать в величайшей степени ошибочным и приносящим глубочайший вред революционному движению в России.

На основании этих соображении Заграничная коллегия ЦК постановляет известить всех членов вашей партии о принятии нами предложения и о немедленном отъезде, пригласить их принимать записи от всех желающих ехать и сообщить копию настоящего постановления представителям других направлении.

Цюрих, 31 марта 1917 г.¹⁸

Посылая постановление Цюрихской секции большевиков для распространения в других секциях (Женеве, Лозанне, Лa-Шо-де-Фоне, Кларане и т. д.), Ленин писал: «...я считаю сорвавших общее дело меньшевиков мерзавцами первой степени, «боящихся» того, что скажет «общественное мнение», т. е. социал-патриоты!!!»¹⁹

Постановление было немедленно сообщено представителям бундовцев, эсеров и меньшевиков.

Вечером 18(31) марта Р. Гримму была послана телеграмма :

НАЦИОНАЛЬНОМУ СОВЕТНИКУ ГРИММУ

Наша партия решила безоговорочно принять предложение о проезде русских эмигрантов через Германию к тотчас же организовать эту поездку. Мы рассчитываем уже сейчас более чем на десять участников поездки.

Мы абсолютно не можем отвечать за дальнейшее промедление, решительно протестуем против него и едем одни. Убедительно просим немедленно договориться и, если возможно, завтра же сообщить нам решение.

С благодарностью Ленин²⁰.

Утром 19 марта (1 апреля) телеграмма была получена. Гримм но телефону ответил, что готов подыскать лицо для дальнейших переговоров с властями, которые установят условия проезда. По-видимому, желая иметь на руках документ об отказе от посредничества, он телеграфировал, что свою миссию считает законченной и в дальнейшие переговоры со швейцарскими властями вступать не намеревается.

В тот же день в Стокгольм Я. С. Ганецкому была послана телеграмма:

«Выделите две тысячи, лучше три тысячи, крон для нашей поездки. Намереваемся выехать в среду минимум 10 человек... Ульянов»²¹.

Деньги из Стокгольма были переведены немедленно, и предполагалось, что вопрос о выезде будет разрешен в течение трех-четырех дней. Теперь, когда ЦК РСДРП взял организацию дела в свои руки, казалось, никто уже не мог помешать отъезду и надо было все силы направить на обеспечение материальной стороны поездки.

Однако 20 марта (2 апреля) меньшевики, получившие копию постановления Заграничной коллегии ЦК, не постеснялись передать ее Гримму и, как писала Н. К. Крупская, «настроили Гримма соответствующим образом и чуть не сорвали всего дела»²².

Р. Гримм, познакомившись с постановлением, предал его гласности, изобразив большевиков людьми, которые злоупотребили его доверительным сообщением: во-первых, о разговоре с министром Г. Гофманом; во-вторых, об опасении Гофмана, что если Швейцария окажет русским эмигрантам помощь при проезде их через Германию, заведомо зная, что Англия препятствует их возвращению в Россию, то английское правительство может усмотреть в этом нарушение нейтралитета.

В пространном документе, адресованном Цюрихскому комитету по возвращению русских эмигрантов на родину, Гримм высказывал сожаление по поводу того, что его «хлопоты таким легкомысленным образом стали предметом циркуляра (т. е. постановления Заграничной коллегии ЦК РСДРП от 18 (31) марта.— Н. И.), получившего общее, вышедшее за пределы тесного круга лиц распространение».

После этого документ действительно получил «самое широкое распространение», чего, собственно, и добывались меньшевики. Письмо было вручено Гриммом члену комитета эсеру Боброву (М. А. Натансону), т. е. была обеспечена огласка его в «социалистических» кругах. Что было неслыханным приемом в отношениях между социалистами. На такой поступок подбили Р. Гримма меньшевики, чтобы использовать его документ в борьбе против большевиков.

«Опровержение» Р. Гримма, бросающее тень на членов руководящего центра большевиков, было поставлено на обсуждение срочно созванного собрания антибольшевистских фракций. Насколько медлительны были меньшевики при решении вопроса о путях возвращения в Россию, настолько расторопны оказались они в помехах к выезду через Германию.

На этом собрании было принято постановление, объявлявшее «политической ошибкой» решение большевиков ехать через Германию на свою ответственность, «поскольку не доказана возможность добиться от русского Временного правительства согласия на предполагаемый обмен».

Игнорировать выходку Р. Гримма было невозможно: он выступил с опровержением фактического хода дела, обвиняя большевиков в искажении объективного содержания переговоров, и в частности в искажении его позиции.

Представитель ЦК РСДРП Зиновьев в присутствии Фр. Платтена потребовал у Р. Гримма объяснений по поводу письма. Кроме упрека, что в постановлении ЦК упомянуто имя Г. Гофмана, Гримм не мог привести ни одного довода, оправдывавшего его выступление с опровержением. По-видимому, немного освободившись от воздействия меньшевистско-эсеровских советчиков, он не хотел углублять конфликт с большевиками и тут же предложил свои услуги для дальнейшего посредничества в деле организации переезда группы эмигрантов, которая решила ехать немедленно.

Самый факт предложения Р. Гримма смягчал удар, нанесенный его письмом. Но большевики решительно отказались от его услуг. Иметь дело с человеком, способным на двойную игру и трусливые увертки, было невозможно.

В. А. Карпинский, вспоминая об этом критическом моменте, писал:

«Когда Гримм отказал и противники торжествовали, Ленин сказал:

«Найдется же в Швейцарии хоть один социалист, у которого хватит мужества, невзирая на травлю социал-патриотов, выпустить нас в Россию! Наконец, мы обратимся просто к честному швейцарскому рабочему, который согласится подписать необходимые бумаги и провезти нас через Германию!»²³

В. Мюнценберг, участвовавший в обсуждении вопроса, хорошо запомнил непоколебимое решение В. И. Ленина прорваться в Россию, несмотря на то что проезд через Германию будет использован врагами большевизма. «Мы должны во что бы то ни стало ехать, хотя бы через ад!»²⁴ — все время повторял Ленин.

Промедление невозможно. Большевики едут одни

Вопрос о возвращении на родину был обсужден еще раз. Большевики признали установленным: во-первых, что не только английские и французские власти, но и Временное правительство, действуя под диктовку английского, препятствует возвращению тех революционеров, которые намерены бороться против продолжения грабительской войны; во-вторых, что «ввиду двусмысленного поведения» Р. Гримма организаторы поездки сочли лучшим отказаться от его услуг и поручили доведение дела до конца т. Платтену²⁵.

Эти. решения, по-видимому, были приняты 20 марта (2 апреля). Известно, что Фр. Платтен попросил дать ему время обдумать этот шаг, но в тот же день дал согласие и выехал в Берн. Здесь он поставил в известность о своей миссии Р. Гримма, заявив, что будет вести переговоры не от имени Швейцарской с.-д. партии, а в качестве доверенного лица Ленина.

21 марта (3 апреля) переговоры были начаты. При нервом свидании с германским посланником в Берне Ромбергом был поставлен основной вопрос: согласно ли германское правительство пропустить через Германию русских эмигрантов без различия их партийной принадлежности?

На это был получен утвердительный ответ. Затем был выработан текст условий, которые Фр. Платтен и вручил германскому посланнику.

УСЛОВИЯ ПРОЕЗДА БОЛЬШЕВИКОВ ЧЕРЕЗ ГЕРМАНИЮ

«1. Я, Фриц Платтен, беру под свою полную и непрестанную личную ответственность вагон с политическими эмигрантами и легальными лицами, желающими проехать в Россию через Германию.

2. С немецкими властями сносится исключительно Платтен, без разрешения которого никто не может проникнуть в запертый на все время путешествия вагон, Вагону присваивается право экстерриториальности.

3. Проверки бумаг или лиц ни при въезде в Германию, ни при выезде из нее не должно быть.

4. В вагон допускаются лица абсолютно без всякого различия их политическою направления и их отношения к вопросам войны и мира.

5. Всем едущим выдает билеты Платтен по нормальному тарифу.

6. Поскольку возможно, проезд должен произойти без перерыва, прямым сообщением. Без технической необходимости перерыва в путешествии не может быть. Выходить из вагона нельзя ни по чьему-либо приказанию, ни по собственной инициативе.

7. Разрешение на проезд дается на основе обмена едущих на немецких и австрийских пленных и интернированных в России.

8. Посредствующее лицо и едущие принимают на себя обязательство действовать в обществе, и особенно среди рабочих, в том направлении, чтобы этот постулат был осуществлен.

9. По возможности ближайший срок отъезда от швейцарской границы до шведской, а также технические подробности (багаж и проч.) устанавливаются немедленно».

При сравнении этого документа с текстом условий проезда через Англию, разработанных Лениным в начале марта²⁶, не остается сомнений в том, что условия проезда через Германию были разработаны также им.

На самом деле как в первых условиях, так и в этих предусматривалось сопровождение едущих социалистом нейтральной страны, который осуществляет все сношения с германской администрацией, и именно Фр. Платтеном;

специально оговорено, что в группе имеются представители всех направлений, независимо от их взглядов на войну и мир;

вагон получает право экстерриториальности;

войти в вагон без согласия Фр. Платтена никто не смеет;

за проезд расплачивается Платтен по существующему тарифу в зависимости от числа занятых мест.

Различие составляют пункты, связанные с переездом из Англии в Россию водным путем (фрахт парохода, извещение по радио всех судов о том, что на пароходе следуют русские эмигранты), и пункт, что английское правительство обязуется не препятствовать организации этого переезда. Это, естественно, отпадало при проезде через Германию. В первоначальном варианте имелся еще пункт о гарантиях соблюдения этих условий, в частности, о согласии английского правительства на предварительное их опубликование в печати.

В условиях, выработанных для Германии, ничего не было о пароходе, так как непродолжительный переезд от Засница до Треллеборга эмигрантам предстояло совершить на судне нейтральной Швеции.

Опубликование же условий переезда имело смысл со стороны «союзного» английского правительства и было решительно пи к чему со стороны правительства воюющей с Россией Германии.

В условиях проезда через Германию есть пункты, которые могли бы фигурировать и в первом документе. Именно:

п. 3. Проверки бумаг или лиц ни при въезде в Германию, ни при выезде из нее не должно быть;

п. 6. Поскольку возможно, проезд должен произойти без перерыва, прямым сообщением. Без технической необходимости перерыва в путешествии не может быть. Выходить из вагона нельзя пи по чьему-либо приказанию, ни по собственной инициативе.

п. 7. Разрешение на проезд дается на основе обмела едущих на немецких и австрийских пленных и интернированных в России.

и. 8. Посредствующее лицо и едущие принимают на себя обязательство действовать в обществе, и особенно среди рабочих, в том направлении, чтобы этот постулат был осуществлен;

п. 9. По возможности ближайший срок отъезда от швейцарской границы до шведской, а также технические подробности (багаж и проч.) устанавливаются немедленно.

Если отбросить пункты 7 и 8, в которых оговорены специфические условия обмена на военнопленных Австрии и Германии, что никак не могло предусматриваться в условиях, выработанных для Англии, то в «германском варианте» по сравнению с «английским» имелись дополнительные пункты:

3) о непроверке документов;

5) о непрерывности поездки и невыходе из вагона едущих;

9) о скорейшем сроке отъезда и его технической стороне.

Все эти пункты являлись детализацией условий, естественно возникшей, когда вопрос стал на деловую почву (при проезде через Германию), и ненужной при предварительном зондаже возможности отъезда (через Англию).

Можно ли на основании таких изменений во втором документе по сравнению с первым отрицать, что автором и второго документа был Ленин!

Фр. Платтен (вручивший эти условия германскому посланнику в Берне), вспоминая об обстоятельствах, связанных с отъездом, писал в 1927 году:

«Ленин поселился в маленькой комнате в Народном доме. Там была составлена первая нота будущего Советского правительства... Посланник долго колебался и заявил наконец, что условия, предлагаемые Лениным (а не Платтеном!!— Н. К.), таковы, что нужно опасаться провала всей затеи с поездкой... Я не был уполномочен соглашаться на какое бы то ни было смягчение этих условий»²⁷.

Как только Фр. Платтен дал согласие на посредничество, Ленин выехал в Берн, и условия проезда через Германию 21 марта (3 апреля) были вручены Ромбергу.

Российские шовинисты за работой

К этому времени и за границей и в России были приняты меры к дискриминации большевиков, «Правды» и ЦК РСДРП.

Когда в одном из списков провокаторов, публиковавшихся в газетах, был упомянут как сотрудник охранки Черномазов, «работавший» в 1913 году в партии большевиков, буржуазные газеты немедленно начали кампанию «разоблачений» «Правды» как газеты, якобы «руководимой провокатором».

В «Neue Ziircher Zeitung» 17 (30) марта было перепечатано из русских газет следующее сообщение петроградского корреспондента: «Руководимая им (Черномазовым.— Н. К.) газета, требовавшая социалистической республики, резко нападала на Временное правительство с явной целью служить реакции. Вообще агитация безответственных кругов (имеются в виду большевики.— Н. К.) против правительства вызывает подозрение в сообщничестве со старым режимом и с врагом»²⁸.

На том основании, что охранка в 1913 году имела своего сотрудника в партии большевиков, этой партии в 1917 году бросалось обвинение, что она служит реакции, состоит в сообщничестве и со старым режимом и с врагом, т. е. германскими империалистами!

В. И. Ленину (который не имел сведений о положении в Петрограде и не знал, вернулся ли уже из ссылки официальный издатель «Правды» член IV Государственной думы большевик М. К. Муранов) пришлось взять на себя опровержение этой клеветы.

Статью «Проделки республиканских шовинистов» В. И. Ленин направил 18(31) марта в швейцарскую (цюрихскую) газету «Yolksreclit», в орган итальянских социалистов «Аѵапі!» и в Стокгольм Я. С. Ганецкому для пересылки в Россию. Ленин писал в ней о том, что «Правда» являлась по существу органом ЦК РСДРП, что он, Ленин, почти ежедневно писал в нее из Кракова. Сотрудничавшие в ней члены Государственной думы — большевики постоянно приезжали в Краков для совета, как направлять газету. Таким образом, Черномазов мог лишь мешать работе, но никак не направлять ее. Затем, поскольку он своими статьями компрометировал большевизм как направление и был заподозрен в политической нечестности, его отстранили от работы в «Правде». В 1916 году при попытке проникнуть в нелегальную организацию большевиков он не был в нее допущен Русским бюро ЦК РСДРП.

Статья Ленина появилась в «Volksrecht» и с небольшими сокращениями в «Avanti!». Посланная Ганецким в Петроград только 24 марта (6 апреля), она не была напечатана в «Правде», так как к этому времени вернувшийся в Петроград из ссылки 12(25) марта М. К. Муранов специальным письмом в редакцию газеты «День» разоблачил клевету об участии Черномазова в «Правде» 1917 года.

Письмо Муранова было напечатано 13(26) марта, однако желтая пресса продолжала травить большевиков; травля поддерживалась западноевропейской шовинистской и социал-шовинистской печатью.

Почти одновременно в бульварной парижской газетке «Petit Parisien» появилось сообщение, что министр иностранных дел Временного правительства П. Н. Милюков обещает привлечь к суду тех граждан, которые вернутся в Россию через Германию. Эта заметка была рассчитана на то, чтобы внести колебания в ряды эмигрантов, запугать тех, кто решил прорваться в Россию через Германию.

Такая угроза предвещала если не арест на границе, то, безусловно, еще более беспардонную травлю всех, кто все-таки решился бы ехать единственным возможным для интернационалистов путем.

Подготовка к отъезду

В атмосфере, осложненной поведением меньшевиков, бундовцев и эсеров, действовавших приемами склок, сплетен и интриг, готовились большевики к отъезду на родину, не допуская даже мысли о том, что российские рабочие усомнятся в их политической честности.

Владимир Ильич и Надежда Константиновна были завалены неотложной работой и заботами, связанными с поездкой, ликвидацией дел, обеспечением связей с заграницей после отъезда. Надо было известить всех политических эмигрантов о возможности отъезда, добиться ясных ответов — едут они или нет, имеются ли у них средства на дорогу, способны ли собраться в течение двух-трех, много четырех дней.

Обмен письмами, телеграммами, мобилизация средств поглощали время, необходимое также на то, чтобы привести в порядок партийный архив. Надо было отобрать документы, которые можно оставить за границей вообще, и те, что были необходимы в России, но с которыми следовало повременить, не брать с собою, чтобы не подвергать риску конфискации на границе.

Делом, имевшим огромное политическое значение, была организация полной гласности отъезда, обеспечение его документами, скрепленными свидетельством представителей международного социализма.

Материальная сторона также представляла серьезные затруднения. 19 марта (1 апреля) ЦК располагал только тысячью франков на все расходы, связанные с отъездом (на оплату счетов, билетов, дорожные расходы и т. п.). Положение несколько улучшилось, когда пришли на помощь российские эмигранты из Швеции. Деньги от них были получены немедленно после телеграфного запроса Ленина от 19 марта (1 апреля). 20 или 21 марта (2 или 3 апреля) Владимир Ильич писал Карпинскому в Женеву:

«...Денег на поездку мы надеемся собрать человек на 12, ибо нам очень помогли товарищи в Стокгольме»²⁹. За три дня до отъезда через Карпинского Ленин извещал старейшего члена партии Миху Цхакая о том, что проезд его будет оплачен из средств ЦК. Впрочем, денег хватило до Стокгольма только потому, что В. И. Ленин прибегнул к личному займу и пополнил таким образом кассу ЦК. Началась поспешная подготовка к отъезду.

В Женеву В. А. Карпинскому были отосланы партийный архив, книги и вещи, с тем чтобы все это постепенно пересылалось затем в Стокгольм для дальнейшего направления в Петроград.

Партийная касса, связи и переписка с остававшимися за границей большевиками также передавались Карпинскому. В. И. Ленин был озабочен тем, чтобы все большевики были осведомлены о возможности выехать в Россию и приготовились к отъезду. Потеряв из поля зрения большевика рабочего А. Линде, он писал В. А. Карпинскому, чтобы тот разыскал Линде, ввел его в курс дела и помог организовать отъезд с первой группой эмигрантов.

Все эти заботы и хлопоты не могли заглушить тревоги о том, примет ли германская администрация условия проезда. Ответ не был получен ни 22, ни 23 марта (4 и 5 апреля). Отъезд, назначенный на 25 марта (7 апреля), явно срывался. К тому же меньшевики (после того как Ромберг передал принципиальное согласие на пропуск эмигрантов и Фр. Платтен уговаривал их принять участие в поездке) требовали санкции на это Петроградского Совета рабочих депутатов. Отрицательный ответ из Петрограда означал бы запрещение, которое большевики должны были нарушить! К счастью, этот ответ: «Пока не ехать. Ждать» — был получен после отъезда большевиков из Швейцарии.

22 марта (4 апреля), в среду, посылая В. А. Карпинскому копию условий, предъявленных Платтеном Ромбергу, Ленин писал о своей уверенности, что эти условия будут приняты. Карпинскому было дано поручение договориться с французским циммервальдистом А. Гильбо насчет подписания протокола о всех обстоятельствах, вызвавших необходимость отъезда в Россию через Германию. Никаких сомнений в скором отъезде у Ленина не было. Однако ответное письмо Карпинского от 23 марта (5 апреля) свидетельствовало, что атмосфера в эмигрантской колонии накаляется и может осложнить дело еще раз. В. А. Карпинский сообщал, что 22 марта (4 апреля) в Женеве на собрании всех политических эмигрантов предложение ЦК РСДРП выехать через Германию немедленно было отвергнуто. Теперь меньшевики ставили отъезд в зависимость от согласия Петроградского Совета. Карпинский настойчиво советовал хранить документы и протоколировать беседы, связанные с отъездом, так как, писал он, «положиться ни на кого нельзя».

Если 22 марта (4 апреля) у Ленина была полная уверенность, что условия будут приняты, то сообщение Карпинского о требовании меньшевиками санкции Совета и неполучение 23 марта (5 апреля) ответа от Ромберга вызвали снова тревогу но поводу реальности отъезда. В этот день Ленин телеграфировал Я. С. Ганецкому:

«У нас непонятная задержка. Меньшевики требуют санкции Совета рабочих депутатов. Пошлите немедленно в Финляндию или Петроград кого-нибудь договориться с Чхеидзе, насколько это возможно. Желательно мнение Беленина³⁰. Телеграфируйте Народный Дом, Берн»³¹..

Телеграмма была получена и в тот же день сообщена в Петроград. Но еще до отправления телеграммы Я. С. Ганецкий получил директиву Русского бюро ЦК, где Ленину было дано указание выехать в Россию немедленно. Ганецкий передал по телеграфу в Бери: «Белении телеграфирует 5 апреля: Ульянов должен тотчас же приехать. Все эмигранты имеют свободный въезд. Для Ульянова специальное разрешение. Вероятно, ответ на мой предложенный Вам план поездки. Просим непременно сейчас же выехать, ни с кем не считаясь. По поводу группы Мартова телеграфирую. Посылаю гонца к Беленину узнать мнение Чхеидзе»³².. Телеграмма была подписана партийными кличками: Куба, Орловский (Я. С. Ганецкий и В. В. Боровский).

Самый факт установления телеграфной связи с Русским бюро ЦК, санкция на проезд большевиков через Германию, настойчивый, повторный вызов Ленина в Россию — все это резко изменили настроение большевиков и очень облегчило Ленину последние дни перед отъездом. С сомнениями по этому поводу было покончено. Теперь с еще большим волнением ждали ответа от германского посольства в Берне.

24 марта (6 апреля) Ромберг сообщил Фр. Платтену, что условия, предложенные большевиками, приняты³³. Платтен немедленно поставил об этом в известность В. И. Ленина.

Вот как писала об этом Н. К. Крупская:

«Когда пришло письмо из Берна, что переговоры Платтена пришли к благополучному концу, что надо только подписать протокол и можно уже двигаться в Россию, Ильич моментально сорвался: «Поедем с первым поездом». До поезда оставалось два часа. За два часа надо было ликвидировать все наше «хозяйство», расплатиться с хозяйкой, отнести книги в библиотеку, уложиться и пр. «Поезжай один, я приеду завтра». Но Ильич настаивал: «Нет, едем вместе». В течение двух часов все было сделано: уложены книги, уничтожены письма, отобрана необходимая одежда, вещи, ликвидированы все дела. Мы уехали с первым поездом в Берн»³⁴.

Примечания:

¹ См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31, стр. 87—94,60—66.

² Вся работа Швейцарской с.-д. партии велась на трех языках, которыми пользовалось население Швейцарии,— французском, немецком и итальянском. Поэтому документы, адресованные швейцарским рабочим, становились достоянием рабочих грех воюющих государств Европы.

³ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31, стр. 89.

⁴ Там же, стр. 90.

⁵ Там же, стр. 66.

⁶ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31, стр. 91—92.

⁷ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 419.

⁸ Там же, стр. 417

⁹ Там же, стр. 418.

¹⁰ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 418—419.

¹¹ Там же, стр. 423. Под надежным человеком, способным помочь «питерским нашим друзьям», подразумевался сам Я. С. Ганецкий (Куба).

¹² ЦПА НМЛ, р. 14, on. 1, ед. хр. 127, л. 78.

¹³ Ленинский сборник XIII, стр. 271

¹⁴ В. И. Ленин. Полн. coбp. соч., т. 31, стр. 492. (Список неразысканных работ В. И. Ленина.)

¹⁵ «Ленин в Октябре. Воспоминания». Госполитиздат, 1957, стр. 20.

¹⁶ Там же, стр. 21

¹⁷ Формулировка невозможности проезда была употреблена из деликатности по отношению к «союзнику», ее можно было вполне истолковать как невозможность вернуться в Россию морем, на котором оперировал германский военный флот.

¹⁸ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31, стр. 83—81

¹⁹ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 427.

²⁰ Там же, стр. 424. Телеграмму подписали также Г. Б. Зиновьев и Ульянова (И. К. Крупская).

²¹ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 425.

²² Ленинский сборник ХIII, стр. 271.

²³ «Молодая гвардия», 1924, № 2-3

²⁴ Вилли Мюнценберг. Ленин и мы. Сб. «О Ленине. Воспоминания зарубежных современников». 1962, стр. 156.

²⁵ См. стр. 57-58 настоящего издания.

²⁶ См. документ на стр. 12-13

²⁷ «Красная газета» (вечерний выпуск) № 100, 15 апреля 1927 г. На основании анализа документа, сопоставления его с условиями проезда через Англию, подписанными В. И. Лениным собственноручно, а также свидетельства Фр. Платтена условия проезда через Германию включены в список документов, возможно принадлежащих Ленину (см. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31, стр. 498).

²⁸ См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31, стр. 79.

²⁹ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 426.

³⁰ А. Шляпникова, в то время члена ЦК, находившегося в России. В данном случае Ленин подразумевал Бюро Центрального Комитета партии. См. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 556.

³¹ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 428—429.

³² Ленинский сборник XIII, стр. 269—270.

³³ В воспоминаниях Людендорфа имеется запоздалое сожаление по поводу допущенной ошибки — пропуске Ленина в Россию. Правительство Вильгельма II не учло последствий, какие имела для империалистической Германии его деятельность на родине.

³⁴ Н. К. Крупская. Воспоминания о Ленине, стр. 278—279.

4. ОТЪЕЗД БОЛЬШЕВИКОВ — НЕ ИХ ЧАСТНОЕ ДЕЛО

В. И. Ленин был целиком поглощен организацией отъезда. 25 марта (7 апреля) в Стокгольм Я. С. Ганецкому была послана телеграмма.

«Окончательный отъезд в понедельник. 40 человек. Линдхаген, Стрём непременно в Треллеборг.

Ульянов»¹.

За оставшиеся до понедельника 27 марта (9 апреля) двое суток кроме дел, связанных с технической стороной отъезда, надо было (для борьбы с клеветой но поводу отъезда через Германию) оформить и сохранить документы, восстанавливающие подлинную картину всех обстоятельств подготовки отъезда. Был разработан протокол с изложением истории вопроса; скомплектованы документы, отражающие все этапы борьбы, связанной с решением вопроса о поездке через Германию: постановление Заграничной коллегии ЦК от 18(31) марта; письмо Гримма от 21 марта (3 апреля); условия, переданные Фр. Платтеном германскому посланнику в Берне Ромбергу; резолюции антибольшевистских групп, принятые на их совещаниях 20 марта (2 апреля)² и 25 марта (7 апреля).

В. А. Карпинский утверждает, что он был только переписчиком протокола, но не автором, и высказывает твердую уверенность, что автором его был В. И. Ленин. Иначе и не могло быть. В. И. Ленин по мог передоверить кому бы то пи было составление такого важного политического документа. Ведь именно он был главой отъезжавшей на родину группы эмигрантов, он брал на себя политическую ответственность за этот смелый шаг. Об авторстве Ленина свидетельствует точность формулировок протокола с юридической точки зрения. На этом основании протокол включен в список работ, возможно принадлежащих В. И. Ленину³.

ПРОТОКОЛ

СОБРАНИЯ ЧЛЕНОВ РСДРП, ОБЪЕДИНЕННОЙ ЦЕНТРАЛЬНЫМ КОМИТЕТОМ

от 8 апреля 1917 г.⁴

19 марта н. ст., немедленно по получении первых известий о русской революции, в Берне по инициативе Интернациональной Социалистической Комиссии состоялось совещание российских и польских социалистических организаций, входящих в Циммервальд. В связи с этим состоялось специальное совещание по вопросу о способах возвращения в Россию. В этом совещании участвовали: Мартов, Натансон (Бобров), Зиновьев, Косовский. Среди других проектов был выдвинут Мартовым план добиться возможности проехать в Россию через Германию — Стокгольм, с тем чтобы взамен этого из России было освобождено соответствующее число интернированных там немцев или австрийцев.

План Мартова всеми участниками совещания был признан самым целесообразным при данном положении вещей. Гримму поручено было позондировать почву у швейцарского правительства. Несколько дней спустя в Берне состоялось свидание Гримма с представителем образовавшегося к тому времени Эвакуационного комитета (представителей всех точений) Багоцким и с участием Зиновьева. Гримм сообщил, что он имел беседу с представителем политического департамента Гофманом. Гофман отклонил возможность для швейцарского правительства принять на себя официальное посредничество. Он мотивировал тем, что «Антанта» сочла бы это шагом против нее и нарушением нейтралитета. Но в качестве частного лица Гофман принял посредничество и добился принципиального согласия представителя немецкого правительства. Багоцкий и Зиновьев считали цель достигнутой и просили Гримма принять технические меры для доведения дела до конца. На следующий день, однако, представители некоторых фракций в Цюрихе заявили о своем несогласии на план Гримма, мотивируя тем, что необходимо дождаться ответа из Петрограда. Представители Заграничной коллегии ЦК нашли, что нести ответственность за дальнейшие оттяжки дела они не могут, и обратились к Мартову и Боброву со следующим заявлением⁵.

Когда этот документ стал известен Гримму — с комментариями враждебных фракций,— он вручил Боброву свое официозное опровержение, гласящее⁶:

«Берн, 2 апреля 1917 г. Ц (ентральному) Комитету для организации) возвращения рус(ских) эмигр(антов). Цюрих. Д. т. Я только что узнал о циркуляре Заграничной коллегии ЦК РСДР Партии относительно организации возвращения в Россию. Я в высокой степени удивлен содержанием этого циркуляра не только потому, что речь идет обо мне лично и мне приписываются совершенно ложные вещи, но также и потому, что это чрезвычайно... (одно слово неразборчиво) ссылка на федеральною советника Г(офмана) необходимым образом затруднит чрезвычайно текущие переговоры со ш(вейцарскими) властями. Я принужден на всякий случаи установить следующие факты, предоставляя Вам право постудить с содержанием настоящего письма по Вашему усмотрению.

1. Речь не идет и не может идти о плане т. Гримма относительно возвращения в Россию. Я сам никакого плана вообще не предлагал, а служил только посредником между русскими товарищами и ш(вейцарскими) властями.

2. В согласии с совещанием русских товарищем, заседавших в Берне 19 марта, я вошел в шв(ейцарский) политический) деп(артамент) с предложением осведомиться насчет возможности обмена рус(ских) эмигрантов в Ш(вейцарии) на интерн(ированных) в России (немцев). Оно было отклонено, причем приводились общие соображения о швейцарском нейтралитете. без упоминания о том или ином правительстве, и не известно было, ставит ли державы согласия, и в частности Англия, затруднения отъезду интерн(ированных). (Должно быть, очевидно, не интернированных, а эмигрантов⁷)

3. Наконец, во время перег(оворов) возникла идея создать в Голландии учреждения для обмена, но вследствие медленности была оставлена.

4. Конечным результатом переговоров было то, что русские товарищи должны были обратиться непосредственно к Керенскому. Следовало объяснить ему положение, указать на невозможность возвращения через А(нглию), с тем чтобы он ввиду такого положения вещей согласился бы на проезд через Германию). По получении такого согласия проезд через Германию) был бы обеспечен и его можно было бы осуществить без дальнейших затруднений.

5. В пятницу 30 марта я сообщил этот план представителям Ц. Комитета, находившимся в Берне, и высказал свое личное мнение в том смысле, что этот план, т. е. соглашение с К(еренским) или Ч(хеидзе) и затем орг(анизация) проезда через Г(ерманию), представляется мне приемлемым. Я прибавил, что от К(ереиского) зависит дальнейшее и что пока я считаю свою миссию закопченной.

G. 1 апреля я получил т(елаграмму) от тт. Л(енина) и З(иновьева), в которой они (в подлиннике: «diese G»⁸) заявляют, что их п(артия) решила принять безусловно план проезда через Г(ерманию) и немедленно организовать поездку. Я ответил по телефону, что готов подыскать лицо для дальнейших переговоров с властями, которые установят условия, и телеграфировал товарищам, что я сам в дальнейшие переговоры не могу вступать, так как моя миссия пока закончена и со шв(ейцарскими) властями я переговоров больше не веду.

Так как упомянутый вначале ц(иркуляр) может подать повод к недоразумениям, то я считаю нужным сделать эти краткие разъяснения, чтобы предупредить возникновение всякого рода легенд, и жалею лишь о том, что наши хлопоты таким легкомысленным образом стали предметом ц(иркуляра), получившего общее, вышедшее за пределы тесного круга лиц, распространение.

С товарищеским приветом. Гримм».

После того как Зиновьев потребовал от него объяснений по поводу этого письма, Гримм в присутствии Платтена объяснил, что он счел своим долгом выступить с таким опровержением главным образом потому, что разглашение роли Гофмана в этом деле могло бы явиться серьезной угрозой нейтралитету Швейцарии. Гримм выразил готовность по-прежнему посредничать в деле организации проезда для той группы эмигрантов, которая решила ехать немедленно.

Ввиду его двусмысленного поведения организаторы поездки сочли лучшим отказаться от дальнейших услуг Гримма и поручили доведение дела до конца т. Платтену. 3 апреля н. ст. Платтен обратился к германскому послу, заявив, что он взял на себя доведение до конца дела в первой стадии проведенного Гриммом, и представил послу следующие письменные условия⁹.

Через два дня Платтен получил ответ, что условия приняты. Еще до этого на собрании 2 апреля в Цюрихе представители других фракций приняли свою резолюцию:

«Принимая ко внимание, что псе партии согласны, ввиду очевидной невозможности ехать в Россию через Англию благодаря противодействию со стороны английских и французских властей, в необходимости поднять через Совет рабочих депутатов вопрос о согласии русского Временного правительства на обмен политических эмигрантов на находящихся в России германских гражданских пленных;

констатируя, что тт. заграничные представители Ц. К. решили, не дожидаясь результатов предпринятых в этом направлении попыток, поехать сами в Россию через Германию за своей ответственностью, считают политической ошибкой это решение товарищей из Ц. К., поскольку не доказана возможность добиться от русского Временного правительства согласия на предполагаемый обмен».

Вполне соглашаясь с первой частью резолюции, организаторы поездки не могли согласиться со второй ее частью, утверждающей, что не доказано нежелание Временного русского правительства организовать поездку эмигрантов-интернационалистов в Россию. Не подлежит никакому сомнению, что нынешнее правительство действует под диктовку английского и делает все возможное, чтобы затруднить возвращение в Россию тех революционеров, которые намерены бороться против продолжения грабительской войны. В силу этого мы оказались перед выбором: или ехать через Германию, или остаться за границей до конца войны.

В последнюю минуту Платтен счел своим долгом обратиться еще раз к представителям других фракций, предложив им принять участие в поездке на выработанных условиях. В момент, когда мы пишем эти строки, ответа еще не получено.

Нам сообщают, что в «Пти Паризиен» появилась заметка, в которой говорится об угрозе Милюкова привлечь к суду всех тех граждан, которые проедут через Германию. Мы с своей стороны полагаем, что, если бы нам в России были предъявлены какие-либо обвинения, мы потребовали бы открытого суда над нами, чтобы превратить этот суд в суд над нынешним правительством, которое продолжает реакционную войну и, желая избавить себя от противников, прибегает к методам старого режима.— задерживает телеграммы к Совету рабочих депутатов. Мы совершенно убеждены в том, что те условия, которых мы добились, делают для нас проезд через Германию приемлемым. Милюковы охотно пропустили бы в Германию немецких Либкнехтов, если бы они находились в России; Бетман — Гольвеги поступают так же по отношению к русским интернационалистам. Интернационалисты всех стран не только вправе, но и обязаны в интересах пролетарского дела использовать эти спекуляции империалистских правительств, продолжая идти своей дорогой и не давая им абсолютно никаких обязательств.

Наша платформа, опубликованная в № 47 «С.-Д.», заявляет прямо, что допускает возможность — после завоевания власти пролетариатом России — революционной войны против империалистской Германии¹⁰. Этот наш взгляд публично заявлен и после революции в России в ряде рефератов Ленина и Зиновьева за границей и в статье в «Фольксрехт» (Цюрих)¹¹. Одновременно с этим мы обращаемся с письмом к рабочим, в котором вновь полностью излагаем этот взгляд. С первого и до последнего момента поездки мы действовали солидарно с представителями левой циммервальдской. Из Швейцарии до Швеции наш вагон будет сопровождать швейцарский интернационалист Платтен, на шведской границе, как мы надеемся, мы будем встречены шведскими интернационалистами тт. Линдхагеном и Стрёмом. Все дело нами ведется совершенно открыто, и (мы) вполне убеждены, что рабочие-интернационалисты в России вполне солидаризируются с нашим шагом.

Постскриптум. Настоящее заявление выражает мнение тех из едущих, которые являются членами нашей партии. Поскольку в поездке примут участие люди, не являющиеся таковыми, они несут сами ответственность за предпринятый шаг.

(Следуют подписи.)

Добавление. Ответ Мартова Платтеиу, полученный после подписания протокола, гласит, что меньшевики остаются при своем старом решении. В. Карпинский.

Но этого было недостаточно. Надо было, чтобы представители социалистических партий нескольких стран, на глазах которых развертывалась вся борьба Ленина, высказали свое отношение к этому шагу большевиков и в ответ на предполагавшуюся политическую клевету выступали бы в печати с опровержением.

В Берне находились левые циммерва льдисты: Фриц Платтен — организатор поездки, секретарь Швейцарской социал-демократической партии; Пауль Леви — член германского «Союза Спартака», живший под именем П. Гартштейна; польский социал-демократ М. Г. Вронский. Ленин телеграфировал в Женеву Анри Гильбо, редактору французской газеты («Demain»), прося его выехать в Берн с швейцарскими левыми социал-демократами Нэном и Грабером. «Привезите Ромен Роллана, если он в принципе согласен»¹²,— писал в телеграмме Ленин.

А. Гильбо вместе с Ф. Лорио (в то время левым социалистом) в тот же день выехал в Берн¹³.

О Р. Роллане позднее Гильбо писал: «Что касается Ромена Роллана, то Ленин ценил его и как человека и как писатели. Я пошел к Ромену Роллану, который собирался уехать из Женевы... Я сказал ему о цели моего прихода и о том, что я к нему послан Лениным. После первых же слов Ромен Роллан прервал меня: «Да, поезжайте в Берн, по настоятельно уговорите своих друзей не ехать через Германию. Какой удар они нанесут пацифизму и самим себе, если они это сделают. Подумайте же о том, что когда-то говорили и писали о коммунарах». Я считал бесполезным дальше распространяться о поручении, данном мне к нему»¹⁴.

Трудно было Р. Роллану, не осведомленному о том влиянии, какое имела партии большевиков среди передовых российских рабочих, о том авторитете, которым пользовался Ленин, представить себе, что клевета на В. И. Ленина и его спутников рассеется как дым, как только они соприкоснутся с массами.

В ночь с 24 на 25 марта (с 6 на 7 апреля) в небольшое комнате Бернского народного дома в присутствии В. И. Ленина, Г. Е. Зиновьева, В. А. Карпинского, К. Б. Радека, И. Ф. Арманд, Фр. Платтена, М. Г. Вронского, П. Леви, Ф. Лорио и А. Гильбо текст протокола поездки был прослушай и одобрен. И. Ф. Арманд перевела его сначала на французский, а затем на немецкий язык. После этого был решен вопрос о выступлении интернационалистов, на глазах которых развернулась борьба большевиков за скорейшее возвращение в Россию, со специальной декларацией.

Помимо того что декларация предназначалась для опубликования в западноевропейской социалистической печати, в случае если начнется кампания клеветы в желтой прессе, она имела еще огромное значение как исторический документ. Текст декларации был разработан тут же и принят единогласно¹⁵.

ЗАЯВЛЕНИЕ

Нам, нижеподписавшимся, известны препятствия, которые правительства Согласия ста пят отъезду русских интернационалистов. Нам известны условия, на которых немецкое правительство разрешило проезд в Швецию.

Нисколько не сомневаясь в том, что немецкое правительство лишь спекулирует при этом на усилении антивоенных тенденций в России, мы заявляем следующее:

Русские интернационалисты, которые за все время войны самым резким образом боролись с империализмом вообще и с немецким империализмом в особенности, уезжая в Россию за тем, чтобы служить там делу революции, будут содействовать тому, что и пролетариат всех стран, особенно рабочий класс Германии и Австрии, поднимется на революционную борьбу против своих правительств. В этом отношении ничто не действует в такой степени поощряюще, как пример героической борьбы русского пролетариата. Поэтому мы, нижеподписавшиеся интернационалисты Франции, Швейцарии, Польши, Германии, полагаем, что наши русские единомышленники не только вправе, но и обязаны воспользоваться представившимся им случаем проезда в Россию. Мы желаем им наилучшего успеха в их борьбе против империалистской политики русской буржуазии,— борьбе, которая является частью нашей общей борьбы за освобождение рабочего класса, за социалистическую революцию.

Берн, 7 апреля 1917 г.

Пауль Гарштейн (Германия),

Анри Гильбо (Франция),

Ф. Лорио (Франция),

Бронский (Польша),

Фриц Платтен (Швейцария)¹⁶.

Один экземпляр этого документа был оставлен у В. А. Карпинского, который должен был решить вопрос о моменте его публикации по согласованию с подписавшими его М. Г. Бронским, П. Леви и А. Гильбо. Второй экземпляр был взят организаторами поездки с собою в Швецию.

25 марта (7 апреля) Ленин телеграфировал Я. С. Ганецкому в Стокгольм: «Завтра уезжает 20 человек. Линдхаген и Стрём пусть обязательно ожидают в Треллеборге. Вызовите срочно Беленина, Каменева в Финляндию»¹⁷.

26 марта (8 апреля) состоялось последнее собрание отъезжавших большевиков (в нем приняли участие и остававшиеся по разным причинам в Швейцарии). На собрании обсуждался протокол о проезде через Германию и текст подписки, которую должен был дать каждый отъезжающий. Кроме того, был принят текст «Прощального письма к швейцарским рабочим».

Протокол был утвержден единогласно и подписан всеми присутствовавшими. Текст подписки был утвержден также единогласно, но подписывался он 27 марта (9 апреля) в поезде, по пути из Берна в Цюрих.

ПОДПИСКА УЧАСТНИКОВ ПРОЕЗДА ЧЕРЕЗ ГЕРМАНИЮ¹⁸

Я подтверждаю:

1. что переговоры, которые велись Платтеном с германским посольством, мне сообщены;

2. что я подчиняюсь всем распоряжениям руководителя поездки Платтена;

3. что мне известно сообщение «Petit Parisien» о том, что русское Временное правительство проезжающих через Германию угрожает объявить государственными изменниками;

4. что всю политическую ответственность за эту поездку я беру исключительно на себя;

5. что мне поездка моя гарантирована Платтеном только до Стокгольма.

Берн — Цюрих.

9 апреля 1917 г.

Текст «Прощального письма швейцарским рабочим» с незначительными изменениями был принят единогласно и подписан по поручению собрания Лениным¹⁹.

Отъезд. Дорога через Германию

Наконец наступил момент отъезда. Последнее прощальное письмо в Давос В. М. Каспарову Надежда Константиновна дописывала за час до отъезда 27 марта (9 апреля). Она сообщала: «Из России торопят ехать,— имея в виду телеграмму Воровского и Ганецкого от 23 марта (5 апреля).— Планов, конечно, уйма. Жизнь идет архисутолочно и нервно последнее время. Мыслями живешь уже в России, все думается, что там и как. Перед пролетариатом встал теперь ряд новых совершенно задач...» Ленин завершил это письмо сердечной припиской: «Дорогой Каспаров! Крепко, крепко жму руку Вам и Карлу, желаю бодрости. Потерпеть надо. Надеюсь, в Питере встретимся и скоро.

Еще раз лучшие приветы обоим.

Ваш Ленин»²⁰.

Встретиться с Лениным В. М. Каспарову не довелось. Он умер в Давосе в 1917 году.

На вокзале в Берне, куда по телеграфу были созваны все отъезжавшие, царила приподнятая предотъездная атмосфера. Люди после долгих лет изгнания возвращались на родину, вырывались из опостылевших условий эмигрантского существования в свободную Россию, к делу создания новой жизни. Телеграммы, полученные Лениным от друзей и товарищей с восторженными приветствиями, с пожеланиями счастливого пути, поднимали и без того праздничное настроение.

Только Ленин был озабочен. Д. С. Сулиашвили писал, что всегда спокойный Владимир Ильич в эти часы преобразился, «как будто какая-то мысль не дает ему покоя»²¹. Раскрасневшийся и усталый, он то и дело вытирал платком вспотевший лоб; нелегко дались ему последние часы пребывания на швейцарской земле, первые часы трудного пути в революционную Россию через империалистическую Германию!

В Цюрихе была сделана остановка и проведено совещание со всей группой по вопросам, связанным с поведением в пути. Затем Ленин вместе с провожавшим группу В. А. Карпинским успели зайти на Шпигельгассе, 14, за оставшимися у Каммереров вещами. В ресторане «Zuringerhof» состоялся прощальный обед.

Как ни поглощен был Ленин заботами, связанными с отъездом, он не забыл передать казначею Цюрихской секции большевиков (Р. Б. Харитоновой) свою сберегательную книжку. Он попросил получить остаток вклада — 5 франков и 5 сантимов и принять их в качестве членских взносов за апрель месяц за него и за Надежду Константиновну. «Простите, что обременяю вас этим поручением, но не хватило времени сделать это самому»²².

К трем часам дня вся группа была на цюрихском вокзале. Проводы были многолюдными, оживленными и даже торжественными. Хотя небольшая группа меньшевиков социал-патриотов и пыталась спровоцировать инцидент выкриками «Стыдно вам! Какой дорогой вы едете! Изменники!» и т. п., Ленин советовал не обращать внимания и не отвечать на эти выпады.

А. В. Луначарский писал о проводах: «Мы торжественно проводили этот первый эшелон эмигрантов-большевиков, направлявшихся для выполнения своей всемирной исторической роли в страну, охваченную полуреволюцией... Ленин ехал спокойный и радостный.

Когда я смотрел на него, улыбающегося на площадке отходящего поезда, я чувствовал, что он внутренне полон такой мыслью: «Наконец, наконец пришло то, для чего я создан, к чему я готовился, к чему готовилась вся партия, без чего вся наша жизнь была только подготовительной и незаконченной»²³. Поезд тронулся. На перроне остались друзья и недруги, и станция исчезла из виду. В купе, будто думая вслух, ни к кому не обращаясь, Ленин сказал: «Глупцы!.. Они скоро убедятся сами в нашем правильном решении и сами последуют нашему примеру!»²⁴

На границе, несмотря на предварительную договоренность о том, что отъезжающие запасаются продовольствием на время пути через Германию, швейцарские таможенники отобрали кое-какие продукты.

В остальном отъезд из Швейцарии прошел без осложнений. Двери вагона были заперты, последнее купе около двери заняли представители германской администрации; по полу коридора была мелом проведена черта, за пределы которой мог выходить и входить только Фр. Платтен.

Участники поездки вспоминают, что в пути через Германию Ленин был сосредоточен, много писал, читал. Дорога была нелегкой. Никто не мог знать, сдержат ли немцы обещание, не спровоцируют ли какой-либо задержки, не интернируют ли на всякий случай.

Ленину и Платтену этот трехдневный переезд через Германию до шведской границы запомнился как ожидание непредвиденных осложнений. Всякое отклонение от курса, переброска на запасной путь и особенно непредвиденная задержка в Берлине, когда вагон был отцеплен и загнан на дальнюю линию, вызывали сомнения и беспокойство. С облегчением вздохнули, лишь когда поезд отошел от станции в направлении к пограничному со Швецией пункту — Засницу.

Напряжение нервов, и без того переутомленных в предотъездные дни, было из ряда вон выходящим.

Иногда напряжение разряжалось. Из соседних купе доносилось приглушенное пение. Видно было, что молодая компания старалась не мешать Ленину, хотя молодость брала свое, спутникам хотелось петь и дурачиться. Это была радость людей, после долгих лет изгнания возвращавшихся на родину.

Тяжелее всех было Фрицу Платтену. В вагоне не хватало одного спального места, и Платтен, считая, что именно он должен быть безместным пассажиром, спал мало, на верхних полках, пока хозяева бодрствовали.

Н. К. Крупская вспоминала, что, пытаясь изобразить изобилие, германская администрация распорядилась подавать в вагон котлеты с горошком, но то, что видели едущие из окон вагона, свидетельствовало о скудости существования, о том, что немцы живут на пределе.

За все время дороги была сделана одна попытка прорваться в вагон со стороны Вильгельма Янсона — представителя германских реформистских профсоюзов (шведа по происхождению).

Фр. Платтен буквально грудью вытеснил его из вагона на площадку, сказав при этом: «Поверьте, что русские революционеры не желают иметь дела не только со своими социал-патриотами, но и с германскими».

На VII (Апрельской) конференции В. И. Ленин рассказал об этом факте: «Когда мы ехали в вагоне по Германии, то эти господа социал-шовинисты, немецкие Плехановы, лезли к нам в вагон, но мы им ответили, что ни один социалист из них к нам не войдет, а если войдут, то без большого скандала мы их не выпустим. Если бы к нам впустили, например, Карла Либкнехта, то мы бы с ним поговорили»²⁵.

30 марта (12 апреля) поезд прибыл в Засниц. Отсюда надо было переправиться в Швецию морем. Я. С. Ганецкому в Стокгольм была послана телеграмма:

«Мы приезжаем сегодня 6 часов Треллеборг

Платтен Ульянов»²⁶

Паром «Королева Виктория» принял в недра своего трюма железнодорожный состав, пассажиры поднялись в кают-компанию. Правда, качка скоро рассредоточила их по каютам, но неожиданно для всех опять понадобилось собраться вместе.

Тревога была вызвана анкетами, которые раздала едущим администрация парома. Никто не знал, общее ли это для всех пассажиров обязательное мероприятие или по договоренности с немцами организована ловушка на «нейтральном» шведском пароме. Шведы утверждают, что Ленин опротестовал требование администрации и анкету не заполнил. Во всяком случае точно известно, что условились настоящих имен не называть, подписаться вымышленными.

Волнения были прерваны капитаном парома. Он спросил, есть ли среди едущих господин Ульянов? Вопрос этот утвердил всех в самых худших предположениях: немцы обманули, большевики будут интернированы, и первым — Ленин. Скрываться было бессмысленно, и Владимир Ильич назвал себя.

— Господин Ганецкий запросил меня по радио, находится ли на борту господин Ульянов и сколько с ним мужчин, женщин и детей.

Тревога сменилась ликованием. Все в порядке. Ими интересуются свои!

Через двадцать минут Я. С. Ганецкий получил ответ: «Господин Ульянов приветствует господина Ганец- кого и просит его заготовить билеты». В телеграмме были даны сведения и о количестве едущих.

Только теперь отпали все сомнения и тревоги: самый трудный участок пути завершается благополучно. В Швеции встречают друзья. Путь в Россию открыт! С чувством облегчения Ленин и его спутники 30 марта (12 апреля) сошли с парома «Королева Виктория» на шведскую землю.

Тревога была ложной, вызнана она была телеграммой Ленина о выезде из Швейцарии 26 марта (8 апреля). О том, что отъезд состоялся на день позже, в Стокгольме не знали.

28 марта (10 апреля) Я. С. Ганецкий по телефону просил Фредрика Стрёма — шведского левого социал-демократа — выехать вместе с ним в Мальмё, чтобы встретить в Треллеборге русских политических эмигрантов, возвращающихся на родину через Германию. Фр. Стрём принял сначала это за шутку. Как? Русские едут через Германию? Ганецкий ввел его в курс дела: Англия и Франция не пропускают интернационалистов. Путь через Германию для них — единственный путь в революционную Россию.

Политическое значение участия шведских левых социалистов в этой встрече не вызывало никакого сомнения, и Фр. Стрём немедленно согласился выехать вместе с Ганецким в Мальмё.

Как было условлено, утром следующего дня, 29 марта (11 апреля), они выехали из Стокгольма. Однако среди пассажиров парома «Королева Виктория» Ленина и его спутников не оказалось. Напрасно поднимались они на борт, напрасно расспрашивали о них капитана; о пассажирах, которых на его судне не было, он, разумеется, ничего сообщить не мог.

Я. С. Ганецкий и Фр. Стрём были взволнованы. Естественное нетерпение, в котором они пребывали в ожидании парома, сменилось тревогой. Что случилось в пути? Неужели немцы нарушили условия и задержали на территории Германии всю группу? Полная невозможность выяснить это, поскольку сношения с германской администрацией были исключены (да и к кому, собственно, можно было обратиться?), создавала неопределенность.

К тому же Фр. Стрём должен был вернуться в Стокгольм, чтобы присутствовать на следующий день на заседании риксдага. К беспокойству добавилось еще одно осложнение — в момент приезда русских на шведскую границу необходимого беспристрастного свидетеля от шведских социалистов не окажется...

К счастью, Фр. Стрёму удалось связаться с руководителем группы левых социал-демократов в Мальмё — Отто Гримлундом. Он был сотрудником органа левых — «Politiken» и, разумеется, мог оценить политическое значение встречи Ленина и его группы шведами.

Пригласив О. Гримлунда в гостиницу, где остановились они с Я. С. Ганецким, Фр. Стрём поспешно объяснил ему сущность поручения и выехал в Стокгольм. О. Гримлунд понял причину беспокойства, только когда Ганецкий, тоже взволнованный, сообщил ему, что во главе едущих должен прибыть «известный интернационалист», вождь русских рабочих Ленин.

С каждым часом, приближавшим к моменту прибытия парома, волнение их усиливалось. Надо было выяснить, выехали ли они из Засница? Но как? Частные лица не могли пользоваться единственным возможным средством связи с паромом — правительственным радиотелеграфом. Я. С. Ганецкому пришла в голову счастливая мысль: чтобы О. Гримлунд от имени Красного Креста обратился к администрации порта с просьбой выяснить у капитана парома, находятся ли на борту русские эмигранты во главе с Лениным.

Русская революция сделала невозможное возможным. Раз дело касалось русских политических эмигрантов — разрешение было дано. Обмен радиограммами внес успокоение и на борту «Королевы Виктории», и в порту Треллеборг.

Ганецкий немедленно позвонил в Стокгольм, чтобы там была обеспечена гостиница, и тут же узнал о телеграмме из Засница, адресованной в Стокгольм и не полученной им, так как он находился в Мальмё.

Отто Гримлунд в это время договорился с железнодорожной администрацией о прицепе двух вагонов к ночному скорому поезду на Стокгольм и распорядился об ужине для приезжающих в гостинице.

Один день в Стокгольме

Спуск на берег и таможенный досмотр прошли без всяких осложнений. Весенний вечер, непродолжительная и приятная дорога до гостиницы в Мальмё, атмосфера полного доброжелательства во время ужина, все это было так необычно спокойно и празднично, что приехавшие вздохнули с облегчением.

С ночным поездом все тронулись из Мальмё в Стокгольм. В купе, где ехал Ленин, до рассвета не умолкал разговор. О. Гримлунд вспоминает, что Владимир Ильич буквально забросал его вопросами: о шведской социал-демократии, о влиянии правых социал-демократов с К. Я. Брантингом во главе, о численности их партии, о количестве социал-демократических депутатов в риксдаге, об их деятельности как парламентариев, о профсоюзах, их отношении к социалистическим течениям, их руководителях, масштабах забастовочного движения, о союзе молодежи, его численности, издательской работе и т. д. О. Гримлунд, вспоминая об этой беседе в 1919 году, писал, что ответы его были достаточно расплывчаты и неполны, но В. И. Ленин проявлял живейший интерес даже к самым незначительным деталям социалистической работы в Швеции.

Затем О. Гримлунд вытащил блокнот и ручку и «взял реванш»: он начал интервью, задавая Ленину вопросы об отношениях внутри политических партий Европы, о положении в революционной России. Записи О. Гримлунда не были опубликованы. «Для меня,— писал он,— это было больше, чем обычное интервью. Это был ночной урок по социализму, который я никогда не забуду. Из Ленина ничего не надо было извлекать силой. Мне приходилось иногда только вставлять свой вопрос, так как он коснулся буквально всего, что относилось к положению социалистических партий Европы. Ясно и убедительно развернул он передо мной отношение своей партии к русской революции, издевался над «социалистом» Керенским, ругал империалистическую буржуазию и, наконец, набросал контуры программы действий большевиков. «Вся власть в руки рабочих Советов! Мир и земля!» — вот лозунги Ленина и его партии».

По-видимому, этим беседа с О. Гримлундом была закончена. Началась доверительная беседа с Я. С. Ганецким, который был в курсе событий, происходивших в Петрограде, получал информацию о работе ЦК и ПК большевиков, знал, что в Петрограде происходит партийное совещание большевиков, приуроченное к I Всероссийскому совещанию Советов. Сообщение об этом совещании 1(14) апреля появилось в стокгольмской газете левых шведских социал-демократов «Politiken».

Эта новость была самой значительной и волнующей. Совещание большевиков должно было высказаться по важнейшим вопросам партийной политики (об отношении к Временному правительству, войне, к меньшевистско-эсеровскому большинству в Советах). Решения совещания повлияли бы в ближайшие недели на деятельность партийных организаций. Конечно, в нем надо было принять участие. Выслушать представителей провинциальных организаций, изложить программу революции, как она сложилась уже в «Наброске тезисов 4(17) марта 1917 года», четырех «Письмах из далека», в телеграммах и письмах, посылаемых в ЦК РСДРП через Стокгольм. Надо было спешить в Петроград, чтобы успеть приехать до закрытия совещания.

С трудом, уже на рассвете, уговорили Ленина отдохнуть.

Этот отдых был непродолжителен; примерно за час до прибытия поезда в Стокгольм в вагон ворвались корреспонденты, чтобы получить от Ленина интервью. Проезд русских революционеров через Германию был настоящей сенсацией.

Через Ганецкого В. И. Ленин в интервью отказал. Корреспондентам было сообщено, что в Стокгольме через газету «Politiken» для прессы и общественности будет передано специальное коммюнике.

31 марта (13 апреля) в 10 часов утра поезд из Мальмё с получасовым опозданием прибыл в Стокгольм. На перроне ждали представители шведских левых социал-демократов, в том числе городской голова К. Линдхаген, Фр. Стрём, журналисты, стокгольмские большевики и русские эмигранты, находившиеся в Стокгольме. Операторы кинохроники и фотографы заняли наиболее выгодные позиции.

Цветы, приветствия, возгласы в честь русской революции — все это воодушевляло переутомленных, но счастливых участников поездки. Ленин был радостнее всех. «Веселый и оживленный, как юноша, с блестящими глазами, со своей доброй улыбкой», писал Фредрик Стрём, он встретил его вопросом: «Как дела с Хёглундом? Я получил от него привет из тюрьмы Лепгхольмен. Мы должны навестить его»²⁷.

Корреспондент «Politiken» изловчился все-таки задать Ленину несколько вопросов, и на следующий день в газете появилось это короткое интервью:

 

ОТВЕТЫ КОРРЕСПОНДЕНТУ ГАЗЕТЫ «POLITIKEN»

31 марта (13 апреля) 1917 г.

«Наши друзья не хотели давать никаких интервью. Вместо интервью приехавшие передали через «Politiken» прессе и общественности коммюнике о поездке.

Самое важное, чтобы мы прибыли в Россию как можно скорее,— с жаром сказал Ленин.— Дорог каждый день. Правительства приняли все меры, чтобы затруднить поездку».

В. И. Ленин ответил на вопрос, более всего интересующий жадную до сенсаций журналистскую публику:

«Вы встретились с кем-нибудь из немецких товарищей по партии?»²⁸

«Нет. Вильгельм Янсон из Берлина пытался встретить нас в Лингене у швейцарской границы. Но Платтен отказал ему, сделав дружеский намек на то, что он хочет избавить Янсона от неприятности такой встречи»²⁹.

В сопровождении встречавших группа прошла в отель «Регина», где для приехавших было забронировано 18 номеров; они заняли гостиную и даже библиотеку.

Зал в гостинице был заполнен журналистами.

В. И. Ленин с жадностью просмотрел партийные документы и газеты, полученные Я. С. Ганецким из Петрограда. Фр. Стрём, поднявшись в номер, застал Ленина склонившимся над картой Европы. Он измерял дорогу от Стокгольма до Петрограда.

«Через 48 часов мы будем в Петрограде,— сказал он Стрёму, когда тот вошел в комнату.— Мы едем сегодня же вечером. Дорог каждым час... Мы должны покончить с буржуазией и империалистами — иначе революция проиграна...»

На просьбу задержаться в Стокгольме до завтра и выступить вечером на собрании шведских социал-демократов Ленин ответил без всяких колебаний, что охотно пошел бы навстречу желанию шведских товарищей, однако план поездки должен остаться нерушимым.

Можно представить себе, как рвался Ленин в Петроград, если он отказался от возможности выступить с изложением своей платформы перед целым отрядом международного социалистического движения. Ведь именно он, Ленин, был способен часами беседовать с одним рабочим, чтобы пробудить классовое сознание, помочь выбрать правильный путь борьбы.

Теперь же он отклонил возможность доклада в Стокгольме. Все, что он мог сделать в ответ на просьбу Фр. Стрёма,— передать в «Politiken» немецкий текст автореферата «О задачах РСДРП в русской революции», опубликованного после его доклада в Цюрихе 14(27) марта 1917 года. Этот автореферат, переведенный на шведский язык, под заглавием «Ленин о русской революции. Немедленно переговоры о мире между народами, а не правительствами», появился 2 (15) апреля в «Politiken» с некоторыми сокращениями³⁰.

Текст автореферата сопровождался введением следующего содержания: «Благодаря любезности Ленина, нашего партийного товарища, который по пути на родину в пятницу проезжал через Стокгольм, «Politiken» имеет возможность опубликовать следующий подробный реферат сделанного им несколько дней тому назад в Цюрихе доклада о русской революции. Этот реферат даст великолепное представление о взглядах и планах на будущее левого крыла русской партии».

Твердость, с которой Ленин сказал о своем намерении выехать из Стокгольма в тот же день вечером, исключала возможность дальнейшего разговора на эту тему. Беседа со Стрёмом велась на немецком языке и продолжалась приблизительно час³¹.

БЕСЕДА ЛЕНИНА С ФРЕДКОМ СТРЁМОМ

— Русская революция находится только в самом начале,— сказал Ленин.— Она является продолжением революции 1905 года. Она является еще буржуазной революцией, вызванной войной и возмущением рабочих. Эта буржуазная революция должна быть превращена в рабочую революцию. Буржуазия получает поддержку от правых элементов рабочего движения, социал-патриотов, которые хотят продолжать империалистическую войну. Мы будем требовать хлеба, мира и свободы. Кадеты, октябристы и помещики настроены благожелательно по отношению к революции в надежде избежать рабочей революции и крестьянского мятежа. Мы должны создать конвент рабочих, солдат и крестьян.

— Не может ли раскол сил революции вызвать ее гибель? — спросил Стрём.

— Напротив! Революция пойдет на убыль, если мы не будем действовать и не возьмем на себя руководство. Русская революция даст сигнал для начала революции в Германии, Австрии и Польше. Если только это будут пролетарские революции, они смогут победить. Если это будут мелкобуржуазные революции, то они станут орудием в руках капиталистов, и власть достанется крупному капиталу и империалистам. Мы должны учиться у французской революции и у Парижской Коммуны. Наши партийные товарищи, правые социал-демократы, не понимают этого. Они слепы в отношении истории и времени.

Ленин остановился на перспективах революций в Европе:

— Вы не можете встретить царскую армию молитвами и без оружия. Русская революция освобождает вас от военной опасности. Финляндия должна стать свободной, первая из всех государств. Также Польша и прибалтийские государства. Революционная Россия должка освободить все народы, захваченные и угнетаемые царизмом. Немецкая революция должна освободить Польшу, Эльзас-Лотарингию и Шлезвиг, австрийская революция — Богемию и Венгрию и т. д. Это освобождение не может принести буржуазная революция, его принесет только революция пролетарская, у которой нет капиталистических интересов.

Напоминая о том, что империалистическая война должна перерасти в войну гражданскую, Ленин сказал:

— Мы идем навстречу веку грандиозных войн и революций. Совершенно новый общественный порядок не может быть осуществлен в один день или один год. Революции являются локомотивом развития, а локомотив ведем мы. Русская революция — только начало (Vorspiel!).

На вопрос Фр. Стрёма о судьбах демократии Ленин ответил:

— Социальная революция осуществит подлинную свободу и демократию... Диктатура пролетарская означает централизацию сил, но она не отменяет демократию³².

Заканчивая беседу, Ленин сказал, что приехавшие эмигранты желали бы провести совещание с руководителями шведских левых (К. Линдхагеном, К. Н. Карльсоном, Туре Нерманом и самим Фр. Стрёмом) с целью выяснить, считают ли они, что русские эмигранты, проехав через Германию, действовали правильно.

Это совместное совещание состоялось тут же, в гостинице «Регина».

По-видимому, в этот момент в «Politiken» было передано коммюнике, появившееся в № 85 на следующий день, 1(14) апреля 1917 года.

 

ПРОЕЗД РУССКИХ РЕВОЛЮЦИОНЕРОВ ЧЕРЕЗ ГЕРМАНИЮ

Коммюнике группы

Русские революционеры, прибывшие в пятницу утром в Стокгольм, передали «Politiken» для опубликования следующее официальное коммюнике относительно своей поездки:

Англия, официально с «радостью в сердце» приветствовавшая русскую революцию, сделала все, чтобы тотчас же свести на нет один из результатов революции — политическую амнистию. Английское правительство не пропускает в Россию живущих за границей русских революционеров, которые выступают против войны. После того как это было бесспорно доказано,— данный факт подтвержден множеством материалов, которые в самое ближайшее время будут опубликованы, и русские социалисты всех направлений констатировали это в единодушно принятой резолюции — часть русских партийных товарищей приняла решение попытаться вернуться из Швейцарии в Россию через Германию и Швецию. Фриц Платтен, секретарь Швейцарской социал-демократической партии и лидер ее левого крыла, известный интернационалист и антимилитарист, вел переговоры с немецким правительством. Русские партийные товарищи требовали для своего поезда права экстерриториальности (никакого контроля паспортов или багажа; недопущение кого бы то ни было из чиновников в их вагон). В числе едущих мог быть любой человек, независимо от его политических взглядов, при условии, что русские сами одобрят его кандидатуру. Русские партийные товарищи заявили, что потребуют за это освобождения австрийских и немецких гражданских лиц, интернированных в России.

Немецкое правительство приняло условия, и 9 апреля из Готтмадингена выехали 30 русских партийных товарищей, мужчин и женщин, в том числе Ленин и Зиновьев, редакторы «Социал-Демократа»,, Центрального Органа русской социал-демократии, редактор «Начала» в Париже Миха Цхакая, один из основателей кавказской социал-демократии, который в свое время ввел в партию Чхеидзе, а также несколько членов еврейского рабочего Союза. Руководителем поездки был Фриц Платтен, который один вел все необходимые переговоры с сопровождавшими поезд представителями немецкого правительства.

На протяжении трех дней проезда через Германию русские партийные товарищи не покидали вагона. Немецкие власти совершенно лояльно выполнили соглашение. 12-го сего месяца русские прибыли в Швецию.

Перед отъездом из Швейцарии был составлен протокол обо всех приготовлениях к поездке. Познакомившись с этим документом, Анри Гилъбо, представитель французской социал-демократической группы «Ѵіе Оиѵгіёге» и редактор «Demain», один из руководителей радикальной французской оппозиции в Париже, имя которого в настоящее время не может быть названо; Пауль Гартштейн, член радикальной немецкой оппозиции; М. Бронский, представитель русско-польской социал-демократии, и Фриц Платтен подписали заявление, в котором выразили полное одобрение образа действия русских партийных товарищей»³³.

Перед началом совещания произошел небольшой инцидент с представителем газеты правых социал-демократов Швеции («брантинговцев»), добивавшимся права присутствовать на совместном заседании русских и шведских левых социал-демократов.

Фр. Стрём обратился к Ленину с вопросом, как он относится к присутствию представителя «Socialdemokraten». В. И. Ленин ответил: «Мы совершенно не доверяем господину Брантингу. Если вы ему доверяете, то вы можете пригласить его представителя»³⁴. «Poiltiken» писала в связи с этим: «Однако шведские товарищи совершенно обоснованно считали, что такого доверия нет; поэтому представитель «Socialdemokraten» на совещание не был допущен»³⁵.

По свидетельству Фр. Стрёма, совещание открылось под председательством К. Линдхагена и В. И. Ленина. После речи Линдхагена на тему «Свет с Востока» («Ех oriente lux») со специальным сообщением выступил Ленин. Фр. Стрём в вышеупомянутой книге так передал его речь:

«Можно опасаться, что поездка русских через Германию в запломбированных вагонах в Швецию, для того чтобы вернуться домой, может быть истолкована потом как спекуляция со стороны Германской империи... Естественно, немецкое правительство, когда оно разрешало проезд, спекулировало на нашей оппозиции буржуазной революции, но этим надеждам не суждено оправдаться. Большевистское руководство революцией будет гораздо опаснее для немецкой императорской власти и капитализма, чем руководство революцией Керенского и Милюкова. Мы нуждаемся в свидетельстве высокоуважаемых в России шведских партийных товарищей в том, что мы поступаем правильно, возвращаясь домой через Германию. Мы уже получили аналогичное свидетельство от французских и швейцарских партийных товарищей».

После того как шведы в подробностях узнали о поездке, редактор «Politiken» К. Н. Карльсон обратился с речью к русским участникам собрания:

«Мы с удивлением услышали о мерах, принятых против вас социал-патриотами. Очень прискорбно, что некоторые социал-демократы настолько захвачены антантофильством, что могли так поступить». В конце выступления Карльсон выразил надежду шведов на открытое выступление русских в интернациональном духе, не только национальную, но и международную революцию.

Без малейших колебаний шведские социал-демократы признали абсолютную правильность того, что русские выехали на родину через Германию. Декларация, подписанная 25 марта (7 апреля) в Берне, была оглашена 31 марта (13 апреля) в Стокгольме и в присутствии всех едущих подписана К. Линдхагеном, Ф. Стрёмом, К. Н. Карльсоном, К. Чильбумом и Туре Нерма- ном от Швеции и Арвидом Г. Хансеном от Норвегии.

После этого, по сообщению «Politiken», напечатанному 2(15) апреля, В. И. Ленин выступил с последней речью.

«От имени русских товарищей Ленин поблагодарил за прием и сказал, что съезд русской социалистической партии, который будет созван в ближайшее время, выступит с предложением интернационального характера.

Со шведскими товарищами и особенно с «Politiken» будет поддерживаться тесная связь»³⁶.

С заключительной речью выступил К. Линдхаген. Он выразил надежду на то, что русские будут содействовать установлению мира и сделают из своей революции явление, еще более значительное, чем французская революция. В честь русских и будущего было провозглашено четырехкратное ура. Возглас «Шведы желают вам счастливого пути!» был принят с большим энтузиазмом. Собравшиеся горячо приветствовали руководителя поездки Фрица Платтена.

Ввиду того что приемные часы в тюрьме, где был заключен Ц. Хёглунд, кончились, поездка туда оказалась невозможной. Поэтому собравшиеся единодушно приняли решение послать приветственную телеграмму следующего содержания:

«Члену риксдага Ц. Хёглунду.

Следственная тюрьма. Ленгхольм.

Желаем скорого возвращения на свободу, к борьбе!

От имени русских и шведских друзей

Ленин, Стрём»³⁷.

Совещание кончилось. Шведские социал-демократы удалились, предупредив, что прибудут в пять часов, к общему прощальному обеду, перед отъездом на вокзал.

Началось совещание с остававшимися с Стокгольме большевиками. Здесь было сконструировано Заграничное бюро (Заграничная коллегия) ЦК РСДРП в составе Я. С. Ганецкого, В. В. Воровского и К. Радека. Обсужден вопрос о задачах этого органа, которому предстояло: осуществлять связь заграничных большевиков с Центральным Комитетом в России; представлять ЦК во всех случаях, когда это понадобится за границей; информировать западноевропейскую печать о событиях российской революции, а российский ЦК — о всех новых явлениях в Европе.

Оставшимся большевикам была вручена наличность партийной кассы, оставлены материалы, которые имелись у едущих (из опасения обысков и арестов на русской границе).

До отъезда оставались считанные часы. За это время надо было заехать в русское консульство за паспортами и визами. Все это обошлось без проволочек. Юридические и материальные хлопоты о дальнейшем следовании взял на себя «Русский комитет по эвакуации» в Стокгольме.

За подписью Ленина, М. Цхакая и Д. Сулиашвили на имя председателя Петроградского Совета Н. С. Чхеидзе была послана телеграмма о необходимости обеспечить всей группе беспрепятственный проезд через русскую границу.

В сопровождении О. Гримлунда эмигранты сделали необходимые покупки; В. И. Ленин не мог удержаться от покупки книг. К 5 часам вечера все снова собрались в гостинице к прощальному обеду, на котором, по существу, состоялась последняя беседа со шведскими друзьями.

В 18 часов 37 минут отходил поезд на Хапаранду. Репортер «Politiken» так описал отъезд русских из Стокгольма:

«Последние полчаса у вагона наших друзей было исключительно оживленно. Человек сто русских и шведов собрались проводить отъезжавших на родину. У них было прекрасное настроение, у всех имелись красные революционные эмблемы. На платформе царило оживление. До последнего момента шли беседы, происходил обмен мнений. В одном из окон виднелась характерная голова Ленина. Он был, разумеется, центром внимания. Незадолго до отхода поезда один армянин произнес горячую речь в честь Ленина, этого неподкупного выразителя идей интернационализма. Дрожащими от волнения голосами все запели «Интернационал», отъезжающие сгрудились у окон, размахивали красными флажками. Гул голосов и песня казались эхом великого грохота революции на востоке. При первом толчке поезда шведы провозгласили здравицу в честь революции. Русские е воодушевлением подхватили ее. Под неподдающееся описанию ликование и бесчисленные «до свидания» (латинскими буквами транскрибировано русское слово.— //. К.), поезд отошел, увозя тех, кто в скором времени должен стать во главе великой освобожденной России».

Отчет о пребывании русских в Стокгольме, о совещаниях, об отъезде, автореферат цюрихского доклада Ленина, а также кадры кинохроники были напечатаны в «Politiken» 2(15) апреля.

С дороги Ленин телеграфировал в Женеву В. А. Карпинскому:

«Германское правительство лояльно охраняло экстерриториальность нашего вагона. Едем дальше. Напечатайте прощальное письмо. Привет.

Ульянов»³⁸.

В. И. Ленин был крайне заинтересован, чтобы Декларация интернационалистов и телеграмма как можно шире перепечатывались газетами, как можно скорее становились достоянием общественности. Надо было отразить удары «союзнических» газет, в которых уже появились сообщения об отъезде русских через Германию с комментариями, полными намеков и вымыслов, выдаваемых за действительность. Так, корреспондент, скрывшийся за псевдонимом «Ното», успел объявить русских интернационалистов германофилами, предпринявшими поездку через Германию при протестах буквально всех русских эмигрантских колоний.

Один из большевиков, ехавших с Лениным, в письме, адресованном социалистической газете «La Sentinelle» (выходила в Ла-Шо-де-Фон) 2(15) апреля, т. е. после выезда из Стокгольма, описал всю поездку. 10(23) апреля письмо было напечатано с комментариями редакции под заголовком

НЕКОТОРЫЕ ПОДРОБНОСТИ ПЕРЕЕЗДА РУССКИХ СОЦИАЛИСТОВ ЧЕРЕЗ ГЕРМАНИЮ

Письмо из Стокгольма:

15 апреля 1917 г.

Товарищи в числе тридцати (и двое детей) успешно проехали через Германию, которая лояльно соблюдала условия путешествия³⁹. Платтен, сопровождавший пас, служил посредником между нами и германскими властями. В Треллеборге мы были встречены польскими и шведскими товарищами. В Мальмё (порт Южной Швеции) нам предоставили спальный вагон; 13 апреля в 9 часов утра мы прибыли в Стокгольм, где шведские и русские товарищи устроили нам торжественный прием.

Узнав об обстоятельствах, побудивших нас предпринять это путешествие, и об условиях, в которых оно произошло, шведские товарищи, так же как русские интернационалисты, без различия фракций, нас вполне одобрили. Некоторые шведские социалистические лидеры присоединили свои подписи к интернационалистическому заявлению, опубликованному в «La Sentinelle» и одобряющему наш отъезд.

Что касается русских товарищей («ленинцев»), точно так же как «меньшевиков» и «бундовцев», они все одобрили нашу точку зрения, противоположную части русских интернационалистов, оставшихся в Швейцарии, находящих момент неподходящим и могущим дать повод для гнусных инсинуаций, направленных к компрометации интернационального движения.

(Важно отметить, что резолюция, принятая в Швейцарии представителями различных русских фракций, не содержит ни малейшего намека на неодобрение или десолидаризацию, вопреки утверждениям г. Homo; этот «хорошо осведомленный» корреспондент поступил бы лучше, если б предварительно ознакомился с документами, а не основывался на пересудах своих друзей». (Примечание редакции «La Sentinelle».)

Известные германские социал-патриоты Парвус и Янсон (редактор «Internationale Korrespondenz») тщетно пытались интервьюировать Ленина. Они, конечно, встретили резкий и категорический отказ (вот еще превосходное доказательство «германофильства» русских интернационалистов! Примечание редакции «La Sentinelle».)

Русский комитет эвакуации в Стокгольме принял на себя все юридические и материальные заботы о дальнейшем следовании отъезжающих. Русское консульство в Стокгольме выдало нам обычный паспорт, содержащий фотографии всех путешественников.

Из Мальмё наши товарищи телеграфировали в Центральный Комитет РСДРП и в Совет рабочих и солдатских депутатов, прося у них разрешения перейти русскую границу⁴⁰.

Автором письма, по предположению Е. Ф. Кон, была И. Ф. Арманд, о чем свидетельствует безупречный французский язык, ее роль участницы совещания с интернационалистами, происходившего в Берне в ночь с 24 на 25 апреля (6—7 апреля), а также связь с швейцарской левосоциалистической прессой. Возможно, конечно, что письмо было коллективным документом, написанным при участии В. И. Ленина или во всяком случае просмотренным им.

Русский перевод письма появился в парижской газете «Новая эпоха» (так называлась после возобновления закрытая французским правительством газета «Начало»). Но в «Новой эпохе» были сняты, во-первых, комментарии в тексте по адресу Homo и, во-вторых, изложение условий проезда через Германию. Парижская цензура не была заинтересована в том, чтобы содержание условий, исключающих какие бы то ни было контакты едущих с германской администрацией, стали известны общественности. Наоборот, надо было если не прямо фальсифицировать текст, то хотя бы выбросить из него все, что правдиво отражало историю отъезда.

Путь через Швецию и Финляндию

Теперь все мысли Ленина сосредоточились на одном: скорее включиться в работу ЦК и «Правды».

Д. Сулиашвили, ехавший в одном купе с В. И. Лениным, вспоминает, что, как только поезд тронулся, Владимир Ильич расположился на верхней полке и углубился в чтение русских газет, захваченных из Стокгольма. Читал он запоем, лишь изредка раздавалось негодующее: «Ах, каналья! Ах, изменник!»—по адресу российских оборонцев.

Так прошла ночь. Утром В. И. Ленин попросил Д. Сулиашвили собрать всю группу в коридоре вагона.

«Поговорим и условимся, как держаться и что говорить в случае, если нас при въезде в Россию арестуют агенты Временного правительства»,— сказал Ленин.

Это было собрание по всем правилам, с повесткой дня и протоколом, сохранившимся в Центральном партийном архиве Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС.

ПРОТОКОЛ СОБРАНИЯ ЕДУЩИХ В РОССИЮ ПОЛИТЭМИГРАНТОВ

11 IV. 1917 г.

В поезде между Стокгольмом и Xапарандой

Порядок дня:

I. Вопрос о поведении на русской границе.

II. Вопрос о поездке Фр. Платтена.

III. Вопрос о поведении в случае допроса комиссарами Временного правительства в Петрограде.

I а. Переговоры ведутся делегатами тт. Лениным и Миха.

в. Все заявляют, что они политэмигранты и никаких паспортов не имеют.

с. Если будет задан вопрос о проезде через Германию, заявляем, что проехали из Швейцарии через Германию, об условиях сообщили в Стокгольме представителям печати (в частности, представителю Петербургского телеграфного агентства)⁴¹, подробности сообщим в Петербурге.

II. О тов. Платтене.

а. Т. Платтен должен идти на пограничный осмотр последним.

в. Сам т. Платтен не дает никаких объяснений — без вопросов. В случае расспросов отвечает, что в понятие «Gescheftliche Reise» входит и его политическая миссия.

III. О поведении на допросе комиссарами в Петербурге.

а) Каждый дает о себе личные сведения биографического характера. О политической стороне поездки показания дает только комиссия из пяти лиц (тт. Ленин, Миха, Надежда Константиновна, Зиновьев, Сокольников)⁴².

Комиссия эта является представительницей двадцати пяти лиц, от имени которых она должна вести все переговоры в комиссариате в Петербурге.

Остальные трое товарищей могут присоединиться к двадцати пяти до завтра, 15. IV. 1917 г.

И. Мирингоф                        С. Шайнессон

Григорий Тинский⁴³ Е. Кон

Г. Сафаров (И. Егоров)           Сулиашвили Давид

A. Абрамович                       Г. Зиновьев

Сокольников                         Н. К.⁴⁴

Ж. Слюсарева                      М. Харитонов

Давид Розенблюм                Инесса

Иоган Линде                      А. Константинович

B. Сафарова-Морточкина      Абрам⁴⁵

3. Рыбкин                          Маня Мирингоф

М. Гоберман                      Ольга⁴⁶

Миха Цхакая                        Зина Б.⁴⁷

К протоколу присоединяются заявления тт. Гребельской, Погавской и Айзентух⁴⁸.

Теперь, когда Ленин и его спутники были почти у цели, мысль о возможной задержке в Торнео или аресте в Петрограде была особенно нелепа. Однако гарантий того, что группа будет пропущена в Россию, не было. Неизвестно было, пропустят ли Платтена, единственного «стороннего свидетеля» всех обстоятельств подготовки отъезда и дороги через Германию. Ясно было одно: приезд в Россию Фр. Платтена — посредника при сношениях эмигрантов с германской администрацией и в Швейцарии и в пути — не мог быть желателен для Временного правительства, так как он сразу пресек бы клевету на Ленина и его спутников. Не впустить его было легче легкого и на вполне «законном» основании, ведь он не был русским политическим эмигрантом.

В состоянии неопределенности подъезжала группа к границе⁴⁹.

В. И. Ленин был сосредоточен, углублен в работу. Его спутники, с которыми он еще при проезде через Германию, затем Швецию делился мыслями, сформулированными затем в Апрельских тезисах, снова увидели его склонившимся над блокнотом.

Иногда он принимал участие в разговоре, который, естественно, вращался вокруг вопроса, что ждет их в Петрограде. М. Л. Гоберман припомнил одну из реплик Владимира Ильича в ответ на вопрос: как будет реагировать на приезд Временное правительство?

«— Нас это меньше всего должно интересовать,— сказал Ленин.— Мы должны делать свое дело, дело революции. Что же касается оборонцев, то они все равно поливали бы нас грязью, даже если бы мы поехали через Англию»⁵⁰.

Еще более характерную деталь запомнил Фриц Платтен. На вопрос, что он думает о роли большевиков в революции, Платтен ответил: «Вы — гладиаторы Рима, которым угрожает опасность, что их разорвут дикие звери!». Этот ответ Ленин встретил взрывом неудержимого искреннего смеха и репликой (потом она стала крылатой): «Кто — кого!»⁵¹.

2(15) апреля группа прибыла на шведскую границу, в Хапаранду.

Отсюда еще можно было послать друзьям последние приветы и советы. Из Торнео это было уже невозможно. Русская граница письма Ленина и к Ленину не пропускала.

Из Хапаранды Владимир Ильич написал письма в Стокгольм члену Заграничного бюро ЦК Я. С. Ганец- кому (не сохранившееся) и в Женеву В. А. Карпинскому. У Карпинского Ленин спрашивал, получена ли телеграмма о лояльном соблюдении Германией условий поездки, предназначенная для напечатания в цюрихской «Volksrecht», отдано ли в набор «Прощальное письмо к швейцарским рабочим».

Я. С. Ганецкого, как это видно из ответного письма, он спрашивал о способе установления связи, о пересылке в Россию оставленных в Стокгольме документов и рукописей.

На шведской стороне все формальности были окончены быстро. Русский консул вручил Ленину 300 шведских крон для личных расходов эмигрантов при проезде их через Финляндию. На санях перевезли всех через нейтральную полосу Ботнического залива от шведской границы к русской. В первый раз русские эмигранты увидели красный флаг революционной России, водруженный над зданием пограничного пункта Торнео.

В Торнео досмотр и формальности сразу же ввели всех в курс российской «демократии». Ленин проявил здесь максимум спокойствия и выдержки. Он педантично заполнил и подписал «Опросный лист пассажира русского подданного, прибывшего из-за границы через пограничный пункт Торнео». Ответил на вопросы: об имени, отчестве, фамилии, дате и месте рождения; о том, что едет из Стокгольма (Швеция) Hotel Regina, Stokholm; что как политэмигрант выехал из России нелегально; в Финляндии останавливаться не предполагает; в Петрограде остановится у сестры Марии Ильиничны Ульяновой по Широкой ул., д. 48/9, кв. 24; по профессии — журналист.

Затем началась процедура личного обыска, организованная хозяйничавшими на границе «союзными» офицерами. Лёнин отнесся к обыску внешне равнодушно, соблюдая полную корректность, по внутренне был глубоко возмущен бесцеремонностью агентов «союзных» правительств, осуществлявших «охрану» российских границ от русских революционеров!!

Владимир Ильич вышел из помещения таможни с твердой уверенностью, что недолго осталось англофранцузскому капиталу хозяйничать на русской земле. Обращаясь к Михе Цхакая, он сказал:

«Наши испытания, товарищ Миха, окончились... Мы им покажем, что мы достойные хозяева будущего!»

Наконец наступила очередь Фрица Платтена. Пограничная администрация отказалась пропустить его в Россию, несмотря на то что политическая цель его поездки явно предполагала его приезд в Петроград имеете со всей группой. У Платтена были и личные мотивы побывать в России: будучи участником первой русской революции 1905—1907 годов, он был заключен в Рижскую тюрьму и освобожден под залог; теперь он желал и имел все основания получить его обратно. Кроме того, он хотел навестить родителей своей жены и Москве (он был женат на русской).

Ни один из мотивов не был принят во внимание. Видимо, от министра иностранных дел Милюкова имелось строгое предписание: Платтена в Россию не впускать. Офицер, задержавший Платтена, уверял, что получение визы — вопрос двух-трех дней, а пока Платтен под конвоем был направлен обратно в Хапаранду. Напрасно В. И. Ленин телеграфировал Русскому бюро ЦК РСДРП, прося ускорить получение для Платтена визы на въезд в Россию: ни трехдневное ожидание в Хапаранде, ни двухдневное пребывание в Стокгольме никаких перемен не внесли; Платтен вернулся в Швейцарию и получил возможность приехать в Россию только после Октябрьской революции. Причины задержки его на границе для большевиков были совершенно очевидны. Правительство не хотело впустить в Россию авторитетного члена Швейцарской социал-демократической партии, известного левого циммервальдиста только потому, что он должен был засвидетельствовать политическую честность приехавших.

Вся обстановка на границе показывала, что Временное правительство делает все возможное, чтобы обеспечить свободу для клеветы и инсинуаций по адресу большевиков.

Уверенности в том, что в Петрограде не арестуют, ни у кого не было. Но теперь это вызывало только досаду, что может отодвинуться срок начала борьбы...

Владимир Ильич из Торнео телеграфировал сестрам Марии и Анне Ильиничнам о своем приезде в понедельник 3(16) апреля и просил известить об этом «Правду». С редакцией «Правды» он желал встретиться в первую очередь.

Наконец все формальности были окончены, можно было двигаться дальше. На перроне в Торнео рабочие, солдаты, матросы окружили едущих, засыпали их вопросами, жадно слушали ответы. «Начался горячий, живой разговор с людьми»,— писала Е. Ф. Усиевич (Кон), вспоминая эти счастливые минуты. «Смотрите, дорвались»,— сказала ей Н. К. Крупская, кивнув на «особенно горячих агитаторов», которые, как писала Е. Ф. Усиевич, «казалось, забыли о том, что надо ехать дальше, отдаваясь счастью общения с революционной массой, которого столько времени были лишены»⁵².

Наконец поезд отошел от границы. Жадно прильнув к окну вагона, Ленин вглядывался в солдат, переполнявших в те дни вокзалы, перроны и поезда. Что они чувствовали? О чем они думали? Как в их сознании преломилось стихийное стремление покончить с войной, с несправедливостями старого мира?

Вопросы о насущных задачах дня, о будущем были мучительны особенно для фронтовиков. Это прорывалось в самых обычных путевых эпизодах.

«Мимо нас прошел несколько раз бледный поручик и, когда мы с Ильичем перешли в соседний пустой вагон, подсел к нему и заговорил с ним,— вспоминала Н. К. Крупская.— Поручик был оборонцем, Ильич защищал свою точку зрения — был тоже ужасно бледен»⁵³.

Разговор с поручиком мог только утвердить Ленина и том, как велики последствия демократизации армии, происшедшей в последние годы воины, когда кадровое офицерство оказалось перебитым. В начале 1917 года Ленин указывал на этот факт в статье «Поворот в мировой политике». Он писал, что Николай II не может ручаться за армию, «офицеры которой теперь больше из вчерашних гимназистов»⁵⁴. О том же говорил он и в Ла-Шо-де-Фоне 5(18) марта в реферате «Пойдет ли русская революция по пути Парижской Коммуны?»⁵⁵.

Теперь, по пути в революционный Петроград, он столкнулся с представителем нового офицерства, человеком искренним, взволнованным тем же вопросом о будущем России, каким были взволнованы массы. В его сознании еще не произошел перелом к пониманию их коренного интереса, но он не был ура-патриотом, он был уверен, что, сражаясь с «внешним врагом», он сражается за революцию.

В вагон мало-помалу набирались солдаты. Скоро набился полный вагон. Беседа вылилась в своеобразный митинг. Подробности речи Ленина Надежда Константиновна записала позднее. «Речь Ильича не походила на обычную речь пропагандиста или агитатора. Он говорил о том, что его самого так волновало, о необходимости дальнейшей борьбы, борьбы за мир, борьбы против грабительской войны. Ему возражал побледневший поручик-оборонец. Солдаты напряженно слушали, придвигались, влезали на полки, чтобы лучше уловить каждое слово того, кто так просто, понятно говорил с ними, волновался тем, чем они волновались»⁵⁶.

В памяти Михи Цхакая сохранилась другая сцена: после речи Ленина, обращенной к солдатам, и речи самого Михи о том, «кто мы, откуда приехали и что несем на своих знаменах», заговорили солдаты. Их речи были «жестокой критикой войны». «Ильич очень внимательно прислушивался к речам солдат»,— писал М. Цхакая. Один из выступавших и был упомянут Лениным в докладе 4(17) апреля, как тип «добросовестного оборонца».

На станциях Владимир Ильич набрасывался на русские газеты. Удалось получить несколько свежих номеров «Правды». Вообще дорога от Торнео не была похожа на дорогу до Хапаранды. В Швеции Ленин был главой группы революционеров, возвращавшихся на родину, которым рады были оказать братскую помощь шведские интернационалисты. Здесь, в Финляндии, он был вождь российских рабочих, с именем которого связывали и русские и финны судьбу своих народов. Рабочие демонстрации со знаменами и революционными песнями встречали поезд.

Все хотели увидеть и услышать Владимира Ильича, пожать его руку. «...Ленин все время улыбался от счастья. Он не мог сдержать свою радость, глаза его блестели...»⁵⁷ вспоминал Д. Сулиашвили.

Представители Гельсингфорсского Совета и местной организации большевиков выехали навстречу Ленину на станцию Рихимяки, где в момент прибытия поезда состоялся митинг. В Выборге поезд также встретила манифестация финских и русских рабочих, приветствовавших возвращение Ленина на родину⁵⁸.

В. И. Ленин радостно отвечал на приветствия взволнованными речами.

Особенно запомнилась всем встреча в Белоострове. До прибытия эмигрантов, специальным поездом из Петрограда приехала в Белоостров делегация петроградских рабочих во главе с членами Центрального и Петербургского комитетов РСДРП (б), Военной организации большевиков, редакции «Правды» (Сталин и Каменев), а также сестра Ленина М. И. Ульянова,

А. М. Коллонтай и другие. Немного позже подошел специальный поезд из Сестрорецка, с которым прибыло около четырехсот рабочих, секретарь сестрорецкой большевистской организации В. И. Зоф, Н. А. Емельянов и выступавшие в этот день с докладами в Сестрорецке В. И. Бреслав и Л. Н. Сталь.

Встречу Ленина участники описали по-разному. По- видимому, память одних сохранила одно, память других — другое.

Вагоны на пограничной с Финляндией станции были открыты не сразу, предстояла продолжительная стоянка и таможенный досмотр. Кто-то побежал вдоль поезда узнать, в каком вагоне Ленин. Вдруг стекло в одном из окон опустилось вниз и показалась рука с красным флажком. Все бросились к этому вагону.

Н. А. Емельянов вспоминал, что, как только двери вагона были открыты, Владимир Ильич появился на площадке и произнес краткую речь. Он поздравил с восторжествовавшей в России революцией и сказал:

«Хорошо сделали, что выгнали царя и всех его приспешников, но еще плохо, что оставили хитрую, лицемерную, хищную буржуазию. Да здравствует социалистическая революция! Долой буржуазию! Вперед к социализму!»⁵⁹

И. Куликов запомнил из этой речи Ленина следующее:

«...Хотя вы, т. е. рабочие, и совершили революцию, по она еще далеко не закончена... надо отобрать землю у помещиков... надо рабочий контроль на фабриках и заводах, надо кончить войну и прогнать от власти помещиков»⁶⁰.

Финский коммунист Виртонен пишет, что финские рабочие подхватили Ленина на руки (затем его перехватили русские) и понесли в помещение вокзала. Там Владимир Ильич говорил минут десять о том, что эта революция не последняя, что не германский пролетариат враг российских рабочих, что нужно бороться с буржуазией, чтобы получить настоящую свободу⁶¹.

Сестрорецкий рабочий А. М. Афанасьев запомнил, что Ленин говорил о дальнейшей борьбе, о необходимости кончать империалистическую бойню.

После, уже у вагона, говорили еще два-три человека. Поезд вместо сорока минут стоял в Белоострове более часа и тронулся под звуки «Интернационала», который запели эмигранты, и криках «ура!» со стороны встречавших.

В этот последний, короткий отрезок пути, отделявший от Петрограда, Ленин торопился хоть несколько войти в курс петроградской обстановки.

Первый вопрос Ленина, едва встречавшие разместились в его купе, был обращен к редакторам «Правды».

— Что у вас пишется в «Правде»? Мы видели несколько номеров и здорово вас ругали...

С этого начался разговор с членами ЦК и ПК, с редакторами «Правды». Ленин, как вспоминают его собеседники, был совершенно поглощен беседой до самого Петрограда. Содержание беседы, по-видимому, было так многообразно, что передать ее никому не удалось. Но одна тема, волновавшая в эти дни петроградских большевиков, в связи с выдвинутым планом объединения всех социал-демократов «на базе Циммервальда — Кинталя» нашла отражение в воспоминаниях В. Баранова. Он писал в 1925 году, что именно в первый момент встречи с Лениным задал ему мучивший его вопрос: «Что такое «Циммервальд»? — и Владимир Ильич тут же обстоятельно разъяснил «значение Циммервальда»⁶².

Л. И. Сталь улучила момент, чтобы тихо спросить В. И. Ленина? почему Зиновьев в Белоострове в своей речи не упомянул о социалистической революции? Почему они выступают с разными лозунгами?.. Неохотно, явно не желая углубляться в эту тему, Ленин сказал, пожав плечами:

— Не успели сговориться!

Возможно, для него самого это публично обнаруженное несогласие было неожиданным...

Вдруг ход беседы о положении партии был прерван нечаянно вырвавшимся вопросом:

— А не арестуют меня в Петрограде?

По-видимому, мысль о том, что ему не удастся немедленно включиться в работу, в борьбу, подсознательно мучила Ленина, и наконец прорвалась наружу.

Товарищи в ответ только улыбнулись.

Поезд запаздывал. Возникло сомнение: найдется ли ночной извозчик, чтобы добраться до Широкой, где жили сестры Ленина — А. И. Елизарова и М. И. Ульянова.

Наконец заблистали огни Петрограда. Поезд замедлил ход, и звуки песни ворвались в вагон, смешавшись с лязгом буферов и прощальными репликами спутников. Это были звуки «Марсельезы», впервые услышанные еще при встречах по пути от Торнео, но поразившие в этот поздний час на Петроградском вокзале⁶³.

Примечания:

¹ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 431.

² Эта резолюция меньшевиков принята в ответ на последнее предложение Фр. Платтена об отъезде и была доставлена позднее. См. стр. 58 настоящего издания

³ См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31, стр. 498—499.

⁴ Протокол сохранился в двух вариантах. Первый не включал перечисленных выше документов, а лишь указывал их порядковый номер, как приложении. Второй — «полный» — был перепечатан Карпинским позже, после отъезда группы. Он включал все документы

⁵ Далее следовало постановление Заграничной коллегии ЦК РСДРП (см. стр. 40—41 настоящего издания).

⁶ К русскому переводу этого письма следует заметить, что немецкий текст его носит все следы спешной работы писавшего. В скобках мы дополняем незаконченные или только обозначенные начальными буквами слова и исправляем неточности. (Примечание документа.)

⁷ Примечание документа

⁸ По-видимому, Genossen — товарищи.

⁹ См. стр. 45 настоящего издания

¹⁰ Имеется в виду работа В. И. Ленина «Несколько тезисов. От редакции», напечатанная в центральном органе партии большевиков газете «Социал-демократ» 13 октября 1915 года (см. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 27, стр. 48—51).

¹¹ В течение марта 1917 года В. И. Ленин дважды выступал с рефератами о революции в России. 5(18) марта в Ла-Шо-де- Фоне «О Парижской коммуне и перспективах развития русской революции»; 14(27) марта в Цюрихе на тему «Русская революция, ее значение и ее задачи» (автореферат был напечатан -18(31) марта и 20 марта (2 апреля) в цюрихской газете «Volksreeht». № 77 и 78, и 2(15) апреля в стокгольмской газете «Politiken» № 85.

¹² В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 429.

¹³ Ф. Лорио нелегально приезжал в Швейцарию.

¹⁴ Анри Гильбо. Владимир Ильич Ленин. Описание его жизни. Ленинград, б. д., стр. 134.

¹⁵ Единственное исправление было внесено Ф. Лорио. Он предложил фразу «Русские интернационалисты, которые за время войны самым резким образом боролись с империализмом» сформулировать так: «Русские интернационалисты, которые за все время войны самым резким образом боролись с империализмом вообще, и с немецким империализмом в особенности». По свидетельству А. Гильбо, В. И. Ленин был очень доволен этой поправкой (см. А. Гильбо. Владимир Ильич Ленин. Описание его жизни, стр. 135).

¹⁶ Здесь текст печатается по переводу, хранящемуся в ЦПА ИМЛ при ЦК КПСС, на котором имеется пометка В. А. Карпинского: «(Русский текст декларации. Секретарь собрания В. Карпинский)».

¹⁷ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т.49 стр. 431

¹⁸ Текст подписки с подписями сохранился в двух аутентичных экземплярах — один на русском, другой на немецком языке, но подписи на документах не совпадают. На русском и на немецком тексте первым подписался Ленин. Русский текст подписан вслед за Лениным Надеждой Константиновной (Ленина), Г, Сафаровым, В. Сафаровой-Марточкиной, Инессой Арманд, Ф. Гребельской, А. Константинович, А. Сковио, Г. Зиновьевым, 3. Радомысльской (с сыном), Д. Слюсаревым, Г. Бриллиант, М. Харитоновым, Д. Розенблюм, А. Абрамовичем, Михой Цхакая, М. Гоберманом, ІІоговской, Д. Сулиашвили и О. Равич.

В немецком тексте имеются подписи Г. Усиевича, К. Кон,  Н. Бойкова, Е. и М. Мирингофов, Ельчаншгова, А. Линде, М. Айзентух и Шейнессон, которых нет в русском. Какой из текстов был первоначальным — трудно сказать.

¹⁹ Письмо было издано на французском языке группой большевиков в Ла-Шо-де-Фоне.

²⁰ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 432.

²¹ «Ленин в Октябре». Госполитиздат, 1957, стр. 36.

²² «О Владимире Ильиче Ленине. Воспоминания». Госполитиздат, 1963, стр. 155. Р. Б. Харитонова, желая сохранить сбере­гательную книжку Ленина, не стала получать вклада. Книжка передана ею в Центральный партийный архив Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС.

²³ «О Владимире Ильиче Ленине. Воспоминания». 1963, стр. 213.

²⁴ «Ленин в Октябре». 1957, стр. 38. Ленин оказался прав: 30 апреля (12 мая) через Германию в Россию выехала вторая группа политических эмигрантов, числом 257 человек, а 17(30) июня — третья группа. Вторую сопровождал швейцарский социалист Г. Фогель, третью — О. Ланг. Обе группы ехали на основе условий, выработанных Лениным

²⁵ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31, стр. 353.

²⁶ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 433

²⁷ В. И. Ленин познакомился с Ц. Хёглундом в 1910 году в Копенгагене во время VIII конгресса Л Интернационала, встречался во время Циммервальдской конференции в 1915 году; Хёглунд принадлежал к группе циммервальдских левых. В 1916 году за антивоенную пропаганду он был заключен в тюрьму

²⁸ Этот вопрос корреспондент «Politiken», по-видимому, задал не случайно, а для того, чтобы ответом Ленина предотвратить измышления о контактах приехавших с немцами

²⁹ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31, стр. 95.

³⁰ Возможно, что Фр. Стрём стенографировал беседу и, печатая ее в 1942 году в книге «В бурное время», пользовался стенограммой. Не исключено, что он записал ее по окончании (как это делала Клара Цеткин после бесед с Лениным). Архив Фр. Стрёма передан на хранение в Стокгольмскую библиотеку и на основе его завещания станет доступен по истечении 50 лет с момента его смерти

³¹ Сокращения текста не были механическими. Редакция «Politiken» выбросила из автореферата критику К. Каутского, факты, освещающие связь российских меньшевиков с Временным правительством, и оценку этого как луиблановщины, критику ошибочной позиции М. Горького и, главное, положительную программу социалистической революции, завершающейся созданием пролетарского государства.

Кроме этих сокращений левые шведы выкинули также призыв к образованию всенародной милиции. В вопросе о «вооружении народа» они спотыкались не в первый раз. Ленин спорил с Ц. Хёглундом по этому вопросу еще в 1910 году, доказывая, что революционный класс накануне социальной революции не может быть против вооружения народа.

³² См. Фр. Стрём. В бурное время (J stromig tid. Memoarer. Stocholm, 1942, S. 197-203).

³³ Коммюнике как документ, принадлежность которого В. И. Ленину вполне вероятна и подтверждена в 1962 году сви­детельством О. Гримлунда, напечатан в Полном собрании со­чинений Ленина, т. 34, стр. 487—488 (Приложения).

³⁴ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31, стр. 96.

³⁵ «Politiken« № 86, 15.IV. 1917.

³⁶ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т, 31, стр. 97.

³⁷ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 459

³⁸ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 433.

³⁹ Вот важнейшие пункты этих условий: разрешение проехать через Германию всякому русскому гражданину без различия политического направления, пола и возраста; предоставление пломбированного вагона, исключающего всякий контакт между едущими и немецкими гражданами; сопровождение швейцарским гражданином, служащим посредником между русскими и немецкой администрацией; билеты по обычному тарифу и т. д. (Примечание редакции «La -Sentinelle».)

⁴⁰ «La -Sentinelle» № 93, 23. IV. 1917. (Перевод с французского.)

⁴¹ Текст коммюнике, полученный русскими газетами через Петроградское телеграфное агентство (ПТА), был 5(18) апреля напечатан буржуазными газетами «Речь» и «День» без последнего абзаца, в котором говорилось о протоколе, составленном едущими накануне отъезда, а также о Декларации интернационалистов Фр. Платтена, А. Гильбо, Ф. Лорио, М. Бронского и П. Леви и др., одобрявших решение русских политических эмигрантов выехать на родину через Германию.

Такое свидетельство печатать было невыгодно: темные намеки и прямая клевета на едущих в сопоставлении с авторитетным заявлением западноевропейских социалистов не достигли бы цели

⁴² Д. С. Сулиашвили сообщает в своих воспоминаниях, что речь шла не только о поведении при допросе комиссарами Временного правительства, а в случае ареста и суда — о поведении на суде, по обвинению за проезд через Германию. Ленин говорил, что ответы большевиков должны носить характер не защиты, а, наоборот, мы обязаны сами обвинять Временное правительство, что оно не обеспечило свободного возвращения эмигрантов в Россию (см. Д. С. Сулиашвили. Встречи с Лениным в эмиграции. Сб. «Ленин в Октябре». 1957, стр. 41).

⁴³ Г. Усиевич.

⁴⁴ Н. К. Крупская.

⁴⁵ Абрам Сковно.

⁴⁶ С. Н. Равич.

⁴⁷ 3. И. Лилина.

⁴⁸ ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 10, ед. хр. 42102.

⁴⁹ Никто не знал, что именно в этот день В. П. Ногин огласил на заседании Всероссийского совещания Советов текст письма Ленина Я. С. Ганецкому о невозможности для интернационалистов вернуться в Россию через Англию. Совещание приняло предложенную Ногиным резолюцию с требованием к Временному правительству обеспечить возвращение всех эмигрантов на родину. Сообщение В. П. Ногина и постановление совещания поставили представителей рабочих и солдат, съехавшихся со всей России, в курс правительственной политики, препятствующей возвращению в Россию интернационалистов. Представители рабочих и солдат всей России оказались осведомлены о том, что все пути в Россию, кроме Германии, для интернационалистов, для Ленина были закрыты, что такой проезд был вынужденным.

Это осведомление представителей Советов о нарушении Временным правительством закона об амнистии, разоблачение политического шантажа союзных правительств, не пропускавших в Россию интернационалистов, сыграло свою роль в момент приезда в Петроград первой группы эмигрантов во главе т. Лениным

⁵⁰ «О Владимире Ильиче Ленине. Воспоминания». Госполитиздат, 1963, стр. 178.

⁵¹ Фр. Платтен. Из встреч с Лениным. «Молот» 21 января 1928 г.

⁵² Е. Ф. Усиевич. В Петроград! Сб. «Ленин в Октябре». Гослолитиздат, 1957, стр. 47.

⁵³ Н. К. Крупская. Воспоминания о Ленине. 1957, стр. 280.

⁵⁴ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 30, стр. 344.

⁵⁵ ЦПА НМЛ, ф. 14, д. 141, л. 39.

⁵⁶ Н. К. Крупская. О Ленине. Сборник статей. 1960, стр. 38—39.

⁵⁷ «Ленин в Октябре». 1957, стр. 41.

⁵⁸ См. Е. Вишневский. Воспоминания о встрече с Ильичем. «Красный флот», 1924, № 2, стр. 38; Д. Сулиашвили. Из Швейцарии в Петроград вместе с Лениным. «Заря Востока» № 781, 17 января 1925 г.

⁵⁹ Сб. «История пролетариата СССР» № 4(16), 1933,  стр. 146-170.

⁶⁰ И. Куликов. Встреча Ленина на ст. Белоостров. «Правда», 16 апреля 1927 г.

⁶¹ См. там же.

⁶² «Красное Запорожье», 16 апреля 1925 г.

⁶³ Ленин при встрече с Е. Д. Стасовой сказал ей: нехорошо, что наши рабочие не знают пролетарского гимна «Интернационала», поют буржуазную «Марсельезу».

5. С РЕВОЛЮЦИОННЫМ НАРОДОМ

Встреча в Петрограде

Быстро спустился В. И. Ленин со ступенек площадки и остановился, задержанный вытянувшимся перед ним офицером флота. Это был командир II Балтийского флотского экипажа Максимов, приветственное слово которого закончилось для всех неожиданно:

«Вся революционная Россия ждет, что вы займете подобающее место во Временном правительстве!» — сказал он, обращаясь к Ленину, видимо очень довольный эффектной концовкой¹. Большевики еле скрывали смех. Владимир Ильич на это пожелание, свидетельствующее о политической невинности оратора, не реагировал. В ответе, обращенном к почетному караулу, он говорил, что революционным рабочим, солдатам и матросам предстоит задача дать народу мир, хлеб и свободу. Свою речь Ленин закончил призывом к социалистической революции.

Ф. И. Драбкина запомнила, что в своем выступлении Владимир Ильич говорил о войне, которая истребила миллионы жизней и истощила народные массы, но открыла глаза на то, «что буржуазия попрала все свободы, что лучшие наши товарищи: Маклин — в Англии, Либкнехт — в Германии и Фриц Адлер — в Австрии — брошены в тюрьмы, что все предпосылки для социальной революции на Западе уже созрели. Капитализм зашел в тупик, и единственный выход — это социальная революция»².

Обходя фронт почетного караула, В. И. Ленин несколько раз обращался с приветствиями. Сохранились разные записи его речей. Все они сделаны позднее, и гот факт, что они отличаются по содержанию, свидетельствует, что Владимир Ильич выступал несколько раз.

В. Д. Бонч-Бруевич так передал его речь: «Матросы, товарищи! Приветствуя вас, я еще не знаю, верите ли вы всем посулам Временного правительства, но я твердо знаю, что, когда вам говорят сладкие речи, когда вам многое обещают, вас обманывают, как обманывают и весь русский народ. Народу нужен мир, народу нужен хлеб, народу нужна земля. А вам дают войну, голод, бесхлебье, на земле оставляют помещика... Матросы, товарищи! Вам нужно бороться за социальную³ революцию, бороться до конца, до полной победы пролетариата. Да здравствует социалистическая революция!»⁴

Ст. Висневская записала, по-видимому, другую речь:

«Товарищи рабочие и солдаты! Я благодарю вас за то, что вы дали мне возможность вернуться в Россию. Вы сделали великое дело — вы сбросили царя, но дело не закончено? нужно ковать железо, пока горячо. Да здравствует социалистическая революция!»⁵

Валерий Санчов записал по памяти или третью речь, или часть одной из двух речей, не отраженную в предыдущих воспоминаниях: «Что изменили в старом порядке министры-капиталисты? Ничего! Братоубийственная война за интересы капиталистов продолжается. На фабриках по-прежнему хозяйничают капиталисты, а в деревнях — помещики и царские старосты. Нищета развивается, народ голодает. Не сотрудничать надо с Временным правительством, а сбросить его, как сбросили царских министров... Долой войну! Вся власть должна принадлежать Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов!»⁶

Записи И. Скворцова, возможно, является вариантом записи В. Д. Бонч-Бруевича:

«Товарищи матросы! Существующее правительство, несмотря на то что очень хорошо говорит и много обещает, вас обманывает, так как та война, которую затеяли капиталисты, она нужна только им, а потому они и хотят воевать до победы. Нам война не нужна, нам нужен мир!»⁷

Обход почетного караула кончился. «Известия» писали, что, «идя по фронту войск, шпалерами стоявших на вокзале и державших «на караул», проходя мимо рабочей милиции, В. И. Ленин всюду был встречен восторженно»⁸.

В парадных комнатах вокзала Владимира Ильича ждали депутации, в том числе представители исполкома Петроградского Совета во главе с председателем Н. С. Чхеидзе, М. И. Скобелевым и Н. Н. Сухановым. В приветственной речи Н. С. Чхеидзе говорил о первой задаче момента — защищать свободную революционную Россию от посягательств контрреволюционных сил внутри страны и от посягательств внешних завоевателей извне. «Я полагаю, что нам надлежало бы идти сомкнутыми рядами для закрепления сделанных завоеваний». Это было глухо сформулированное приглашение присоединиться к плану объединения всех социал-демократических организаций, непрочная надежда, что Ленин этот план не сорвет.

Н. Н. Суханов в своей книге «Записки о революции» передал всю картину этой официальной встречи. Владимир Ильич равнодушно выслушал приветствие и отвечал, обращаясь к рабочим, входившим в состав депутации Совета:

«Дорогие товарищи солдаты, матросы и рабочие! Я счастлив приветствовать в вашем лице победившую русскую революцию, приветствовать вас как передовой отряд всемирной пролетарской армии... Грабительская империалистская война есть начало войны гражданской во всей Европе... Недалек час, когда по призыву нашего товарища Карла Либкнехта народы обратят оружие против своих эксплуататоров — капиталистов...

Заря всемирной социалистической революции уже занялась... В Германии все кипит... Не нынче — завтра, каждый день — может разразиться крах всего европейского империализма. Русская революция, совершенная вами, положила ему начало и открыла новую эпоху. Да здравствует всемирная социалистическая революция!»⁹

Этой речью закончилась вполне корректная, но сдержанная встреча Ленина с представителями Петроградского Совета — органа рабочей власти, действовавшего наряду с Временным правительством. Н. С. Чхеидзе выполнил долг по отношению к выдающемуся деятелю международного рабочего движения. Встретил. Приветствовал. Призвал к единству. Энтузиазм с его стороны был бы неуместен и неестествен: было достаточно причин предполагать, что приезд Ленина, пожалуй, осложнит осуществление объединительных попыток... пожалуй, разоблачит фальшь шагов к объединению...

В. И. Ленин и его спутники вышли на вокзальную площадь и остановились на ступенях здания. Вся площадь была прорезана лучами прожекторов, в свете которых вспыхивало алое пламя знамен. Все пространство площади и прилегающих улиц было запружено многоголосой, многотысячной массой рабочих, солдат, матросов.

«В сумерки весеннего вечера врывался трепещущий свет факелов,— писал секретарь редакции «Правды» К. С. Еремеев,— в нем ярко рдели многочисленные знамена революции. Вся площадь была тесно запружена вооруженными организациями и батальонами Красной гвардии и воинских частей. Мощные броневые машины как раз посреди площади с реющими красными флагами были как символ стальной мощи восставшего рабочего класса.

Я был вблизи Владимира Ильича и смотрел на него, когда он приостановился и оглядел раскинувшуюся перед ним картину.

— Да, это революция! — сказал он... Это был момент мировой важности»¹⁰.

Не успел Владимир Ильич сделать и нескольких шагов к машине, как его подхватили чьи-то сильные руки и поставили на площадку одного из броневиков, которые с начала Февральской революции служили трибуной для ораторов. Лучи прожекторов теперь пересеклись на нем, взволнованном, сосредоточенном, полном такой веры в будущее революции, родины, парода, какая может претвориться и претворяется в материальную силу. В такой приподнятой, торжественной обстановке начал В. И. Легши свою первую речь к народу.

Всего три-четыре строки находим мы в газетных отчетах об этой речи, но запись звучит как подлинное ленинское слово. Кажется, что она передает его интонации, полные энергии, лишенные какой бы то ни было театральности.

«Правда» писала:

«На улице, стоя на броневом автомобиле, тов. Ленин приветствовал революционный русский пролетариат и революционную русскую армию, сумевших не только Россию освободить от царского деспотизма, но и положивших начало социальной революции в международном масштабе, указав, что пролетариат всего мира с надеждой смотрит на смелые шаги русского пролетариата»¹¹.

Эта запись — единственный документ, отражающий величайший исторический факт — провозглашение Лениным социалистической революции,— этого призыва не содержит. А все свидетели знаменательной встречи, и друзья и враги, в один голос заявляют, что Ленин свою короткую речь закончил словами:

«Да здравствует социалистическая революция!»

Как случилось, что репортаж в «Правде» не отразил главной идеи В. И. Ленина, можно только догадываться. Видимо, редакторы «Правды» были уверены, что этот лозунг, хочет или не хочет Ленин, не встретит поддержки в партии.

Впечатления от этой встречи были очень сильны. Ф. А. Поленов писал, что «ни до того, ни после мне не приходилось видеть такого потрясающего народного волнения»¹².

Речь В. И. Ленина была окончена. Медленно двинулись машины ко дворцу Кшесинской, где помещались ЦК и ПК партии большевиков. Газеты отметили в репортаже: «...толпа следовала за мотором». На перекрестках улиц Ленин произнес еще несколько коротких речей. Иногда это были лозунги, брошенные в массы рабочих, солдат и матросов. Несколько раз выходил он на балкон дворца Кшесинской, приветствуя не желавшую расходиться толпу. Наконец силы Владимира Ильича стали сдавать, и организаторы встречи направляли на балкон других ораторов.

Ленин присел отдохнуть в кругу родных и близких товарищей по питерскому подполью 90-х годов, борьбе в первой русской революции, по эмиграции. Отдых был непродолжительным. Все двинулись в комнату, расположенную рядом с зимним садом. Народу было немного, но мест еще меньше; молодежь расположилась на ковре, на подоконниках, кое-кто остался стоять в дверях.

Приветствия по своему адресу Ленин выслушал сравнительно терпеливо. Но речь начал с замечаний что с приветствиями, пожалуй, пора и кончить. «Довольно приветствий!» — твердо, но дружелюбно сказал он, не желая обидеть организаторов встречи. Затем он предупредил собравшихся, что сейчас изложит перед ними только свою, личную точку зрения, подчеркнул таким образом, что говорит он не от имени Заграничной коллегии ЦК, что позиции его и Зиновьева не совпадают.

Речь В. И. Ленина не была застенографирована. Но содержание ее известно, так как многие участники встречи свидетельствуют, что Владимир Ильич излагал Апрельские тезисы, которые затем передал для напечатания в «Правде». 4(17) апреля они были развиты в двух речах на собраниях в Таврическом дворце.

В. И. Ленин безжалостно высмеял формулу поддержки Временного правительства, вскрыл противоречу слов и дел, антидемократическую политику захвативших министерские портфели капиталистов, призвал полупризнания и полуподдержки Временного правительства к непризнанию и непримиримой борьбе с ним.

Ленин призывал к борьбе за единовластие Советов, «единственно возможной формы революционного правительства», признавал возможность мирного развития революции в результате того, что массы опытом избавятся от своих ошибок. Пролетарская партия — большевики — должна терпеливо, настойчиво, систематически, приспособляясь особенно к практическим потребностям масс, разъяснять им ошибки их тактики и таким образом, завоевав большинство в Советах, вести массы к созданию не парламентарной республики, а республики Советов рабочих, солдатских и батрацких депутатов¹³.

Из присутствовавших с идеями Ленина полностью были знакомы лишь редакторы «Правды» да те из руководящих работников Русского бюро ЦК и ПК, кому удалось ознакомиться со всеми четырьмя «Письмами из далека».

Не исключено, разумеется, что редакторы «Правды» не ознакомили с ними членов Русского бюро ЦК, поскольку никаких свидетельств от членов ЦК и ПК об этих письмах мы не встречаем. В. И. Ленин кончил речь, и в тот же миг участники собрания, ошеломленные смелостью его платформы, покоренные силой доводов и страстной убежденностью в справедливости лозунгов, ответили ему бурной овацией.

Аплодировали и те, против кого направил Ленин свою речь, кто выдвинул злополучную формулу о поддержке Временного правительства «постольку — поскольку» и до сих пор руководствовался ею, и те, кто скатывался к полуоборончеству, кто выступал за объединение с «циммервальдистами» типа Н. С. Чхеидзе, И. Г. Церетели и К0, кто, слушая речь Ленина, внутренне покачивал головой.

Противоположность двух позиций — провозглашенной Лениным и проводившейся редакторами «Правды» — была очевидна. Каменев, понимая, что удар был нанесен ему и его единомышленникам, счел необходимым объяснить собравшимся мотивы своих аплодисментов. Он не был переубежден речью Ленина. Он предупреждает большевиков, протестовавших против его оборонческих лозунгов, добивавшихся его отстранения от «Правды», от влияния на массы рабочих, чтобы они не думали, что он перестроился. В. И. Ленин тоже должен знать, что его ждут бои, что Каменев не сложит оружие и не пойдет за ним безоговорочно!

«Мы можем быть согласны или не согласны со взглядами товарища Ленина (это «мы» красноречиво свидетельствовало о том, что Каменев выступал не только от своего имени, что у него были единомышленники.—Я. К.), можем расходиться с ним в оценке того или иного положения, но во всяком случае в лице товарища Ленина вернулся в Россию гениальный и признанный вождь нашей партии, и вместе с ним мы пойдем вперед, навстречу социализму». Так передал в 1923 году речь Л. Каменева Ф. Ф. Раскольников.

Открытая борьба против ленинских Апрельских тезисов началась!

4 (17) апреля 1917 года

Поздно разошлись из дворца Кшесинской участники встречи. Владимир Ильич, Мария Ильинична и Надежда Константиновна приехали на Широкую под утро. Времени для основательного отдыха. не оставалось. Можно было только передохнуть, предстоял день, насыщенный неотложными делами. Важным было совещание членов Русской и Заграничной коллегий ЦК РСДРП, на котором В. И. Ленин мог с точностью установить, какова позиция каждого из цекистов, как велики расхождения с его платформой, о которых открыто сказал Каменев во дворце Кшесинской.

С момента приезда в Мальмё, ночной беседы с Я. С. Ганецким по дороге в Стокгольм позиция руководящих работников ЦК и «Правды» в Петрограде постепенно прояснялась для Ленина. Сокращения и редакционные правки в первом «Письме из далека», факт неопубликования второго, третьего и четвертого писем; статьи, за которые, как сказал Ленин в Бело- острове, «мы (члены Заграничного бюро ЦК.— Н. К.) здорово ругали» редакцию,— все это проливало свет на расхождение с его позицией тех большевиков, которые до приезда Ленина сосредоточили в своих руках руководство газетой.

К моменту приезда В. И. Ленина в Петроград 3(16) апреля в «Правде» были напечатаны статьи: Каменева «Без тайной дипломатии» и Сталина «О войне». В них выдвигался лозунг давления на Временное правительство с целью заставить его выступить с предложением переговоров о способах прекращения войны.

В № 18 «Правды» было помещено сообщение о том, что Бюро ЦК и ПК признало необходимыми совместные действия социал-демократических организаций, «стоящих на позициях циммервальдских, кинтальских». Бюро ЦК признало также целесообразным образование Бюро для взаимного информирования с группой меньшевиков-интернационалистов (при единственном условии — открытого разрыва с оборонцами).

В № 19 «Правды» была напечатана резолюция Петербургского комитета по вопросу об объединении. ПК считал «возможным и желательным объединение с организациями меньшевиков, которые признают решения Цпммервальда и Кинталя».

Эта резолюция стояла в резком противоречии к позиции Ленина. В письме А. В. Луначарскому 12(25) марта он писал: «Самостоятельность и особность нашей партии, никакого сближения с другими партиями — для меня ультимативны»¹⁴. Причин для того, чтобы «здорово ругать» «Правду», у Ленина, таким образом, было более чем достаточно.

Можно с уверенностью сказать, что Ленин узнал об итогах происходившего с 27 марта по 2 апреля Всероссийского (мартовского) совещания партийных работников. В докладе 4(17) апреля он дал резко отрицательную оценку резолюции об отношении к войне Петроградского Совета, принятой Всероссийским совещанием Советов 30 марта (12 апреля) 1917 года ко докладу И. Г. Церетели^15.

Несомненно, анализируя резолюцию эсеро-меньшевистского большинства совещания, Легши ознакомился и с резолюциями, внесенными большевиками, разработанными и принятыми Бюро ЦК РСДРП.

Резолюция мартовского совещания «О Временном правительстве» (по докладу Сталина) выдвигала требование «контроля» над правительством, вопреки ленинскому требованию разоблачать, во-первых, полную лживость всех обещаний Временного правительства и, во-вторых, не допускать сеющее иллюзии «требование», чтобы это правительство «перестало быть империалистским».

Резолюция «О войне» не рассеивала этих иллюзий, поскольку в ней выдвигалось требование давления на Временное правительство в целях побудить его выступить с предложением мира (эта резолюция собрала на Всероссийском совещании Советов 57 голосов, а резолюция меньшевиков — 325). Не мог Ленин не узнать и о том, что мартовское совещание, считая объединенное собрание информационным, высказалось за желательность участия в нем для обсуждения вопроса об объединении большевиков и меньше пиков «на базе Циммервальда — Кинталя». (Эту формулу отстаивал Сталин, отвергавший предложение Скрынника, Залуцкого и других — выдвинуть от большевиков интернационалистическую, социалистическую платформу, принятие или непринятие которой меньшевиками показало бы, чего стоит их «интернационализм».)

Совещанием эти соображения Н. Скрыпника и других во внимание не были приняты; было принято решение на объединенное собрание с меньшевиками пойти, по считать его информационным, а мнение участников собрания считать частным мнением, необязательным для всех большевиков. На этом собрании доклад от большевиков по вопросу об объединении должен был делать Сталин.

О том, что В. И. Ленин к утру 4(17) апреля был в курсе итогов Всероссийского (мартовского) совещания партийных работников, свидетельствует содержание его докладов, сделанных в течение этого дня на двух собраниях.

День 4(17 ) апреля был трудный.

В. Д. Бонч-Бруевич пишет, что утром Владимир Ильич прежде всего потребовал комплекты газет начиная с первого дня революции; они были предоставлены в его распоряжение¹⁶.

Затем на квартире В. Д. Бонч-Бруевича состоялось первое совещание ЦК РСДРП, на котором присутствовали члены ЦК, прибывшие из-за границы, и Русское бюро ЦК. По-видимому, протокол этого заседания не велся, и никаких документов, отражающих его работу, не сохранилось. Есть основание предполагать, что заседание было в значительной части информационным, что на нем положено только начало дискуссии по вопросу

о задачах и тактике партии, дискуссии, развернувшейся в первые дни по возвращении В. И. Ленина в Петроград. Мы не знаем точно, какие именно вопросы дискутировались, но, несомненно, одно решение, по настоянию Ленина, на этом заседании было принято окончательно. Это решение было связано с созванным в этот же день собранием большевиков и меньшевиков по вопросу об объединении РСДР партии.

Заседание ЦК 4(17) апреля не могло быть продолжительным: в первой половине дня предстоял доклад В. И. Ленина перед большевиками — участниками уже закончившегося Всероссийского совещания Советов; вечером — доклад об обстоятельствах проезда русских политических эмигрантов через Германию на заседании Исполнительного комитета Петроградского Совета. Затем прибавилось еще одно выступление — доклад на объединенном заседании большевиков и меньшевиков — участников совещания Советов, назначенном на 3 часа дня в зале заседаний Государственной думы для обсуждения вопроса о возможностях объединения социал-демократов, «стоявших на платформе интернационализма».

Отложить все эти дела хоть на один день было невозможно¹⁷. Ленин не мог упустить возможность изложить свою платформу перед представителями рабочего класса, которые должны были немедленно разъехаться на места и, может быть (он верил в это), выступить там горячими пропагандистами этой платформы.

Ведь до сих пор полностью она была известна только членам редакции «Правды» и, возможно, членам ЦК. Даже телеграмма, посланная в Скандинавию «большевикам, отъезжающим в Россию», оглашенная на заседании ЦК и ПК РСДРП 13(26) марта, была известна лишь узкому кругу руководящих работников партии.

Наконец-то Ленин получил возможность развернуть стратегический план революции, выдвинуть тактические задачи, во весь голос сказать представителям рабочих и солдат — большевикам правду о роли соглашательских партий, помогавших Временному правительству продолжать империалистическую политику и империалистическую войну. На хорах Таврического дворца началось заседание большевиков — участников совещания Советов. Слово получил В. И. Ленин. Держа в руке четвертушку бумаги, на одной стороне которой были бегло записаны знаменитые Апрельские тезисы, он последовательно излагал их, развивая в живой речи каждый тезис в отдельности.

Сохранившаяся до наших дней секретарская запись его речи несовершенна, но даже при чтении ее спустя почти пятьдесят лет ленинские идеи поражают смелостью, силой и полнотой охваченных им вопросов.

Какое же огромное впечатление произвела речь Ленина на участников собрания, которые слышали ее во всем богатстве содержания, всем блеске изложения, всей страстности аргументации, убеждавшей слушателей в возможности для российского пролетариата довести революцию до создания Советского государства!

Вопросы, развитые в Апрельских тезисах, в значительной части были поставлены еще в «Письмах из далека» и документах, разработанных в последний месяц пребывания в Швейцарии.

Но начал свою речь В. И. Ленин вопросом, с которым он столкнулся в вагоне Финляндской железной дороги,— об отношении к войне, к оборончеству.

Ввиду несомненной добросовестности представителей оборончества, признающих войну только «по необходимости», Ленин выдвинул задачу разъяснить массам, что без свержения капитала войну нельзя кончить не насильническим миром. Он показал разницу между добросовестным оборончеством масс и оборончеством нового правительства, которое, продолжая империалистическую войну, обманывает народ призывами к «защите революции», «защите свободы». В этом правительству помогают меньшевики, хотя они и называют себя социалистами.

Владимир Ильич говорил спокойно, убеждая, заставляя задуматься над том, что до сих пор казалось очевидным и что было только иллюзией, порожденной успехом (Ленин сказал «угаром») революции. В. И. Ленин добивался того, чтобы представители Советов трезвыми глазами взглянули на действительность, увидели, что война остается грабительской, империалистской, что Временное правительство и но классовому составу и по устремлениям — империалистское, что пролетариат не может и не должен оказывать ему доверия и поддержки. Пролетариат должен разъяснять народу лживость обещаний правительства, а не требовать, чтобы правительство капиталистов перестало быть империалистским.

Предостерегая от ошибок тех из присутствовавших большевиков, которые разделяли доверчиво-бессознательное отношение масс к правительству, Ленин говорил:

«Вы, товарищи, относитесь доверчиво к правительству. Если так, нам не по пути. Пусть лучше останусь в меньшинстве. Один Либкнехт стоит дороже 110 оборонцев¹⁸ типа Стеклова и Чхеидзе...

 

«Правда» требует от правительства, чтоб оно отказалось от аннексий. Требовать от правительства капиталистов, чтоб оно отказалось от аннексий,— чепуха, вопиющая издевка...»¹⁹ — говорил Владимир Ильич.

«Пора признать ошибку. Довольно приветствий, резолюций, пора начать дело...»²⁰ Надо разъяснить массам, что Советы «есть единственно возможная форма революционного правительства»²¹,— говорил Ленин, но надо признать, что пролетарская партия большевиков в них в меньшинстве перед блоком партий мелкобуржуазных, оппортунистических, поддавшихся влиянию буржуазии, проводивших ее влияние на пролетариат. Массам надо терпеливо, настойчиво, систематически разъяснять ошибки тактики Советов до тех пор, пока эти массы опытом избавятся от своих ошибок.

Эту мысль о терпеливой разъяснительной работе в массах Ленин особенно настойчиво повторял в первых своих речах и статьях в Петрограде, доказывая, что, изжив доверчиво-бессознательное отношение к Временному правительству, массы осознают необходимость перехода всей государственной власти к Советам.

Так говорил Ленин. Завоевание влияния внутри Советов — вот задача, выдвинутая им перед партией. Борьба за единовластие Советов, «подготовленное прояснением пролетарского сознания, освобождением его от влияния буржуазии, а не авантюрами»²² — вот ленинский курс на мирное развитие революции.

Сссылаясь на опыт Парижской коммуны, Ленин развернул план создания не парламентарной республики, а республики Советов; только такая республика была способна не допустить восстановления полиции, старой армии, высокооплачиваемых, несменяемых, привилегированных чиновников, только такая республика могла решить вопрос о войне и мире в интересах трудовых масс.

Развивая перед большевиками знаменитые Апрельские тезисы, Ленин дал ответ на все вопросы, не решенные Февральской революцией: о конфискации помещичьих земель, о создании «образцовых хозяйств» из крупных имений, о контроле Советов за общественным производством и распределением продуктов.

Остановившись на партийных задачах, Ленин поставил вопросы: о немедленном созыве съезда партии, о пересмотре партийной Программы, о перемене названия партии. Одним из главных пунктов, намеченных Лениным для включения в новую Программу, был пункт «об отношении к государству и наше требование «государства-коммуны» ».

Последним вопросом был вопрос об Интернационале. Большевики должны быть инициаторами создания революционного Интернационала, против социал-шовинистов, против «центра», на позициях которого стояло большинство циммервальдистов, о чем еще не знают в России. Это большинство скатилось уже на путь сближения со II Интернационалом, с Интернационалом социал-шовинистов. Разрыв левых циммервальдистов с циммервальдским центром налицо, говорил Ленин, исключая тем самым возможность сближения большевиков с меньшевиками «на базе Циммервальда — Кинталя», исключая какие бы то ни было союзы, блоки, соглашения с российскими циммерва ль диетами (Чхеидзе, Церетели и т. п.).

Прения по докладу Ленина в этот день состояться не могли. Большевики должны были закончить работу и перейти в зал Государственной думы на объединенное заседание большевиков и меньшевиков. Там уже собрались социал-демократические депутаты четырех Дум, лидеры исполкома Петроградского Совета, представители редакций меньшевистских газет («Единства», «Рабочей газеты», находившейся в руках эсеро-меньшевиков редакции «Известий»), представители ОК (Организационного комитета — руководящего центра меньшевиков) , национальных партий, меньшевистские делегаты с мест и т. д.

В. И. Ленин еще не закончил свой доклад, когда организаторы заседания пришли напомнить, что собрание в большом зале не может быть открыто только из-за отсутствия большевиков.

Владимир Ильич кончил речь словами: «В Циммервальде и Кинтале получил преобладание центр... Мы заявляем, что образовали левую и порвали с центром...

Я слышу, что в России идет объединительная тенденция, объединение с оборонцами. Это — предательство социализма. Я думаю, что лучше остаться одному, как Либкнехт: один против 110»²³.

С этими словами Ленин перешел в переполненный большой зал Таврического дворца.

В предисловие к брошюре «Письма о тактике» Ленин писал об этом факте так:

«4-го апреля 1917 г. мне пришлось выступить в Питере с докладом на указанную в заглавии тему сначала на собрании большевиков. Это были делегаты Всероссийского совещания Советов рабочих и солдатских депутатов, делегаты, которые должны были разъезжаться и поэтому никакой отсрочки дать мне не могли. По окончании собрания председатель его, т. Г. Зиновьев, предложил мне, от имени всего собрания, повторить мой доклад тотчас на собрании и большевистских и меньшевистских делегатов, желавших обсудить вопрос об объединении РСДР Партии.

Как ни трудно мне было повторять немедленно мой доклад, я не счел себя вправе отказаться, раз этого требовали и мои единомышленники и меньшевики, которые из-за отъезда действительно не могли дать мне отсрочки.

На докладе я прочел свои тезисы, опубликованные в № 26 «Правды» от 7 апреля 1917 года»²⁴.

Упоминание Лениным в этом предисловии о собрании, желавшем «обсудить вопрос об объединении РСДР Партии», вызывает законный вопрос: как могло случиться, что Ленин, писавший 3(16) марта А. М. Коллонтай: «Величайшим несчастьем было бы... если бы наши пошли на «единство» с Чхеидзе и К0!!»²⁵, а в «Наброске тезисов 4(17) марта 1917 года»: «...мы не можем идти ни в какие ни блоки, ни союзы, ни даже соглашения... с людьми, занимающими, подобно Чхеидзе и т. д., колеблющееся и неопределенное положение»²⁶, пошел на это собрание?

Ответ на этот вопрос заключается в речи Ленина, произнесенной после того, как четыре оратора, два от большевиков — И. П. Гольденберг (Мешковский) и В. С. Войтинский²⁷ и два от меньшевиков — Н. С. Чхеидзе и И. Г. Церетели, выступили в качестве докладчиков с призывом к объединению всех социал-демократических организаций.

Предоставляя слово В. И. Ленину, Н. С. Чхеидзе сделал все зависящее от него как председателя, чтобы подорвать авторитетность ленинской речи. Он сказал, что Владимир Ильич только что вернулся в Россию после долгих лет эмиграции, что он не знаком с обстановкой, сложившейся после Февральской революции, что он сам, возможно, пересмотрит свою позицию, когда познакомится ближе с российской действительностью. Такое вступление было рассчитано на то, чтобы ослабить впечатление от речи Ленина, скомпрометировать его взгляды.

В. И. Ленин на это не реагировал. В течение двух часов он излагал Апрельские тезисы, каждый пункт которых, развивая положительную платформу большевизма, вскрывал несовместимость ее с политикой меньшевиков.

Предложение идти на совещание с меньшевиками с интернационалистской, социалистической платформой не было принято мартовским совещанием. Но теперь платформа Ленина, интернационалистская, социалистическая в полном смысле этого слова, вскрыла всю бездну расхождения между большевиками и меньшевиками, заявлявшими себя циммервальдистами и интернационалистами.

Эта платформа вскрыла фальшь глухой формулы объединения на базе Циммервальда — Кинталя, формулы, вполне приемлемой и удобной для меньшевиков, ни к чему не обязывающей, маскирующей их подлинное лицо интернационалистов на словах, а не на деле.

Один из участников, вспоминая оба доклада, сделанные Лениным в этот день, писал, что характер аудиторий наложил своеобразный отпечаток на тон и прием изложения²⁸. Тезисы были оглашены в формулировках, известных по брошюре «О задачах пролетариата в данной революции», но они сопровождались, как писал В. И. Ленин, «пояснительными примечаниями, которые гораздо подробнее были развиты в докладе». Эти пояснения, по свидетельству В. Толстова, на собрании большевиков Владимир Ильич давал как пропагандист, терпеливо разъясняя слушателям существо сложных явлений современности, в которых они не вполне разобрались.

В большом зале Таврического дворца Легши говорил как представитель пролетарской партии, излагая ее тактические, программные и организационные требования, как выразитель коренных интересов и требований российского рабочего класса.

Он использовал трибуну для пропаганды марксистской теории революции; для изложения политики революционной марксистской партии; для характеристики предательского поведения меньшевистско-эсеровского исполкома Петроградского Совета, оказавшегося игрушкой в руках буржуазного Временного правительства; для правильного освещения положения в Циммервальдском объединении, каутскианское большинство которого уже стало на путь сближения с социал-шовинистами.

В. И. Ленин кончил доклад, и сразу президиум дал слово возбужденному и негодующему И. П. Гольденбергу (большевику, скатившемуся к оборончеству²⁹). Он говорил о том, что «Лениным водружено знамя гражданской войны в среде революционной демократии», о том, что В. И. Ленин занял пустующее место М. Бакунина (намек на раскольническую роль Бакунина в I Интернационале, на беспочвенность и авантюризм бакунистской тактики).

Говорил И. Г. Церетели, отмечая свое согласие с ленинской оценкой империализма, создавшего условия для социалистической революции. Но эти условия, считал он, во время войны использовать нельзя, так как риск оказаться раздавленным военной силой противника слишком велик. Выступали Ф. И. Дан, Ю. Ларин, Ю. М. Стеклов. Они подчеркивали «неосведомленность Ленина в российской обстановке», неосновательность его попытки «анализировать явления, им не изученные, не понятые».

Они негодовали, иронизировали, но через иронию и негодование ясно пробивалось раздражение по поводу того, что хитро задуманный план объединения и обезврежения большевиков, составлявших меньшинство, не осуществится. Надежды на то, что В. И. Ленин, оглядевшись, сомкнется с «революционной демократией», высказанные Н. С. Чхеидзе при предоставлении ему слова, оказались явно необоснованными.

Надо же было ему явиться в Петроград накануне этого собрания! Надо же было выступить с докладом, не имеющим прямого отношения к повестке дня...

Несмотря на то что все ораторы нападали на Ленина (только А. М. Коллонтай произнесла речь в защиту его платформы), было совершенно очевидно, что положения, сложившегося на 3(16) апреля, восстановить уже невозможно, что заманчивый план объединения, который меньшевики вынашивали в расчете на то, что им удастся заглушить голос В. И. Ленина потоком лицемерной интернационалистской фразы, сорван.

Владимир Ильич некоторое время спокойно слушал выступления лидеров меньшевизма, записывал заинтересовавшие его формулировки (запись эта сохранилась до наших дней); затем, когда ораторы, обвинявшие его в раскольничестве, стали повторяться, он покинул собрание. Это было задолго до его окончания. Свои тезисы В. И. Ленин вручил одному из членов редакции «Правды» со строгим наказом напечатать их на следующий день, и непременно полностью. Так Ленин напомнил о сокращениях, сделанных в первом «Письме из далека».

Постепенно все большевики покинули собрание. От ЦК РСДРП еще до их ухода было сделано официальное заявление, что большевики никакого участия в объединительных попытках не принимают... По-видимому, оно было сформулировано во время утреннего заседания ЦК РСДРП. Это заявление было серьезным актом, положившим конец спорам по вопросу, с кем и на каких условиях могут объединиться большевики. Важно отметить, что в первый день непосредственного участия Ленина в российской работе, ЦК РСДРП публично отмежевался от самой мысли об объединении с социал-соглашателями, прикрывавшимися интернационализмом. С этим было покончено раз и навсегда.

Борьба, начатая Лениным 3(16) апреля за курс на социалистическую революцию в рядах ищущей правильных путей партии, развернулась 4(17) апреля на более широкой арене, вовлекая в свою орбиту сотни человек, толкая их на новый, не изведанный еще никем путь. Но это было только начало.

В этот же день, в 8 часов вечера, на заседании исполкома Петроградского Совета при обсуждении вопроса «О положении швейцарской эмиграции» Ленин в качестве докладчика не выступал. Докладывали депутат II Государственной думы большевик А. Г. Зурабов (вернувшийся в Россию через Копенгаген) и Г. Е. Зиновьев. Зиновьев говорил от своего и Ленина имени. Доклад этот был напечатан 5(18) апреля в «Правде» и «Известиях» под заголовком «Как мы доехали. Сообщение, сделанное Исполнительному комитету тт. Лениным и Зиновьевым по поручению товарищей, приехавших из Швейцарии».

А. Г. Зурабов, сообщив о препятствиях, чинимых возвращению эмигрантов на родину, поставил вопрос о том, чтобы исполком добился переговоров Временного правительства с германским правительством об обмене эмигрантов на интернированных в России немецких граждан. Зиновьев в конце своего доклада предложил исполкому одобрить обмен русских политических эмигрантов на интернированных немцев. Ленин поддержал это предложение. Авторитет Совета в массах был так велик, что если бы он принял такое постановление, то пи рабочие, ни солдаты не поверили бы клевете на большевиков, откуда бы она ни исходила. Такое постановление, разумеется, не соответствовало интересам Временного правительства. У руководителей Совета — меньшевиков Н. С. Чхеидзе, Ф. И. Дана, И. Г. Церетели — после того, как на совместном с большевиками совещании В. И. Ленин так беспощадно вскрыл классовую сущность йх политики, но хватило политической честности и мужества одобрить вынужденное возвращение большевиков на родину через Германию.

Однако исполком не решился открыто осудить их, после того как этот поступок был одобрен представителями европейских интернационалистов.

Поэтому, промолчав об отношении к возвращению большевиков, исполком вынес постановление «обратиться к Временному правительству и принять меры к немедленному пропуску всех эмигрантов в Россию независимо от их политических взглядов и отношения к войне», пообещав в ближайшие дни сообщить о результатах переговоров.

В своем раболепстве перед Временным правительством и в нежелании укреплять авторитет большевиков исполком пошел еще дальше. В протоколе не был отражен тот факт, что на этом же заседании В. И. Ленин в качестве представителя ЦК РСДРП был введен в состав Петроградского Совета, хотя включение в Совет при аналогичных обстоятельствах Г. В. Плеханова, В. М. Чернова и других эмигрантов никто не замалчивал. Но скрыть это было невозможно, так как газеты сообщали об участии Ленина в заседаниях Совета.

Поведение руководителей Совета облегчило буржуазным газетам возможность травить В. И. Ленина и большевиков за проезд через Германию. К этому Ленин был готов; решительно все, что возможно было, сделано им для того, чтобы разоблачить клеветников, не оправдываться за вынужденный проезд через Германию, а обвинять правительство за нарушение закона об амнистии по отношению к подлинным интернационалистам, Совет — за попустительство этому произволу буржуазии.

 

Разногласия дискутируются

6(19) апреля «Правда» над передовой статьей Ленина «Два мира» поместила два объявления. Первое о том, что вернувшиеся из эмиграции члены редакции центрального органа³⁰ тт. Н. Ленин и Г. Зиновьев вступили в редакцию «Правды». Второе о том, что тезисы Ленина не напечатаны г, этот день вследствие поломки машины, но будут напечатаны 7 (20) апреля.

Задержка с опубликованием тезисов была очень нежелательна. Надо было как можно скорее сделать их достоянием партии и рабочего класса. Но в результате этой задержки Ленин получил возможность ответить противникам из меньшевистского лагеря, успевшим опубликовать, разумеется с искажениями, репортерскую запись его речи 4(17) апреля.

Запись была напечатана в газете Г. В. Плеханова «Единство» 5(18) апреля, и читатели ознакомились с идеями В. И. Ленина в изложении меньшевиков.

7(20) апреля в «Правде» полнились тезисы, дополненные ответом Ленина на репортерскую запись меньшевиков. Ленин писал, что «добросовестные оппоненты» вообще являются редким исключением, в данном же случае налицо было злостное искажение мыслей, приписывание ему призывов к «гражданской войне в среде революционной демократии», изображение его как противника созыва Учредительного собрания, определение его платформы как бреда и т. п.

За всем этим скрывалась надежда, что ленинские идеи не дойдут до масс, а если дойдут, то в пересказе недобросовестных противников отпугнут массы от Ленина к мелкобуржуазным политикам.

С массами надо было говорить через «Правду». Надо было установить непосредственное общение на митингах и собраниях. В. И. Ленин знал, что его платформа дойдет и до умов и до сердец рабочих и солдат.

В связи с тем, что тезисы и доклад В. И. Ленина, как писал он в предисловии к брошюре «Письма о тактике», «вызвали разногласия в среде самих большевиков и самой редакции «Правды»»³¹, в первые же дни пребывания в Петрограде были проведены совещания, на которых он обосновывал свою платформу перед руководящими работниками партии, перед членами редакции «Правды», перед разными группами большевиков. В воспоминаниях современников эти дни запечатлелись как дни страстной борьбы Ленина за завоевание «своих единомышленников» — большевиков. Им надо было в короткий срок догнать Ленина, продумавшего все вопросы пролетарской тактики в сложных условиях двоевластия, своеобразных условиях первой революции, порожденной империалистической войной, в стране с огромным преобладанием крестьянского населения.

В. Д. Бонч-Бруевич писал: «...взгляды Ленина были так новы, что споры в редакции «Правды», где Ленин вел основную работу, не прекращались. Бывали дни, когда атмосфера накалялась очень сильно... Споры, особенно в редакции, бывали в высшей степени ожесточенными»³². Бонч-Бруевич описывает маленькую продолговатую комнату редакции, где разместились вместе с Лениным сотрудники газеты, в которой то и дело «возгорался пылкий спор». «Владимир Ильич, несравненный, страстный полемист, ожесточенно отбивался направо и налево, не щадя оппонента, доказывая, убеждая, смеясь, иронизируя и нередко разом кладя на обе лопатки теоретического противника»³³.

Ход этих споров восстановить невозможно, но пункты разногласий, выдвигаемые против Ленина, сохранились в документе, известном под заголовком «Набросок статьи или речи в защиту Апрельских тезисов».

Этот документ был разработан Лениным между 4 и 12 (17 и 25) апреля и отразил идеи противников Ленина из среды руководящих работников партии, идеи, которые они не склонны были восстанавливать впоследствии в документах и воспоминаниях.

Что же выдвигали они в качестве аргумента против ленинского плана революции, против намеченной им тактики. Эти возражения на основе конспекта В. И. Ленина можно свести к трем пунктам:

1. Страх перед экономическим крахом;

2. Неорганизованность и несознательность пролетариата;

3. Буржуазный характер революции, исключающий возможность «социалистического эксперимента» (такой терминологией не стеснялся пользоваться Каменев).

Защищая свою платформу, вопрос об угрозе экономического краха как аргументе в пользу оставления у власти буржуазии Ленин поставил с головы на ноги. «Чем ближе крах,— писал он,— тем насущнее устранение буржуазии»³⁴.

Верно, говорил он, пролетариат не организован, слаб, несознателен, но из этого следует вывод, что надо «бороться с теми мелкобуржуазными вождями, так называемыми социал-демократами (Чхеидзе, Церетели, Стеклов), кои усыпляют массы, внушая им доверие к буржуазии.

Не объединение с этими мелкими буржуа... а разбитие этой социал-демократии, губящей революцию пролетариата».

Если революция буржуазная, то тащат ее назад, как раз мелкобуржуазные политики, тащат к ««единовластию» буржуазии», а пролетарская партия должна «умело, осторожно, прояснением мозгов вести пролетариат и беднейшее крестьянство вперед, от «двоевластия» к полновластию Советов... а это и есть коммуна в смысле Маркса, в смысле опыта 1871 г.»³⁵

«Вопрос не в том, как быстро идти, а куда идти.

Вопрос не в том, подготовлены ли рабочие, а в том, как и к чему готовить их»³⁶.

Настойчиво и терпеливо и в дискуссиях и на страницах «Правды» пропагандировал Ленин идею перерастания революции в социалистическую, указывал конкретные пути перерастания.

Наконец после ряда совещаний, заполненных спорами, «...мы единогласно пришли к выводу, что всего целесообразнее открыто продискутировать эти разногласия, .давая таким образом материал для собирающейся 20 апреля 1917 года всероссийской конференции нашей партии»³⁷,— писал он в том же «Предисловии».

Дискуссия открылась в «Правде» № 27, 8 апреля 1917 года статьей основного противника ленинской платформы Л. Б. Каменева под заголовком «Наши разногласия».

Каменев начал с напоминания о том, что Апрельские тезисы «представляют личное мнение тов. Ленина», предупреждая таким образом читателя, что сторонников тезисов Ленина в партии не имеется.

Далее он предупреждал и о том, что «впредь до каких-либо новых решений ЦК и постановлений Общероссийской конференции партии, резолюции мартовского совещания «О Временном правительстве» и «О войне» останется «нашей (!) платформой» и что «мы (!!) и будем отстаивать их как от разлагающего влияния «революционного оборончества», так и от критики т. Ленина».

Текст статьи свидетельствовал о том, что Каменев был не единственным противником Ленина вообще, и в частности в курсе на социалистическую революцию. «Что касается общей схемы т. Ленина, то она представляется нам неприемлемой». Настойчивое употребление местоимения «мы» показывало, что Л. Б. Каменев выражал не только свое личное мнение.

Еще бы! Он писал, что в резолюциях «О Временном правительстве» и «О войне», внесенных на Всероссийское совещание Советов большевиками, была точно сформулирована позиция «Правды».

Теперь он не игнорировал решения ЦК, как было, когда касалось переворота в «Правде» или при осуждении его статей Бюро ЦК, а выступал поборником дисциплины. «Впредь до каких-либо новых решений ЦК и постановлений Общероссийской конференции эти резолюции остаются нашей платформой, которую мы и будем отстаивать... от критики т. Ленина»,— писал Каменев.

Теперь можно было известить и рабочих и меньшевистско-эсеровских лидеров Совета и Временное правительство, что курс Ленина на социалистическую революцию неприемлем. «Мы» довольствуемся «контролем» Совета за деятельностью Временного правительства... «Мы» ограничимся лозунгом «давления» на Временное правительство, чтобы побудить его выступить с предложениями мира. Так Каменев во всеуслышание заявлял, что с Лениным ему не по дороге.

Нет никаких сомнений в том, что такое заявление дало возможность врагам большевизма оправиться от шока, вызванного появлением Ленина в Петрограде, провозглашением Апрельских тезисов, разоблачением империалистического характера Временного правительства и мелкобуржуазной, соглашательской политики эсеро-меньшевистских лидеров.

Однако дело приняло для противников ленинского курса оборот неожиданный.

Победа ленинского курса

Ровно через три дня после появления статьи Л. Каменева в «Правде» большевистская фракция Петроградского Совета после двухдневного обсуждения единогласно приняла ленинскую резолюцию против поддержки «займа свободы», т. е. против поддержки политики Временного правительства на продолжение империалистической войны. Этот документ является первым и неопровержимым свидетельством того, что уже к 11 (24) апреля разъяснительная работа В. И. Ленина привела к сплочению тот отряд большевиков, который был теснее всего связан с массами — депутатов Совета. Это был первый ленинский документ, исходивший не лично от Ленина, а от всей большевистской фракции Совета. Эго была первая резолюция, которой большевики -начали мирную борьбу за завоевание Советов.

«ЗАЕМ СВОБОДЫ»

(Проект резолюции,

выработанный большевистской фракцией Совета рабочих депутатов)

Исходя из того положении, что современная война является войной грабительско-империалистской, что характер ее нисколько не изменился от того, что в России власть перешла к капиталистическому Временному правительству, что тайные договоры союзных держан, определяющие истинные цели войны, остаются в прежней силе — Совет рабочих и солдатских депутатов протестует самым решительным образом против так называемого «займа свободы» и отказывается поддерживать Временное правительство в его намерениях затягивать им годную только для империалистской буржуазии войну.

Если рабочие всех стран мира будут голосовать за займы, заключенные буржуазными правительствами для ведения империалистской войны, то выхода из ужасов войны не найти, и все фразы о братской солидарности пролетариата всего мира, об интернационализме и т. п. превращаются в сплошное лицемерие.

Соединение голосования за заем с пожеланиями, заявлениями, декларациями и т. и. в пользу мира без аннексий особенно наглядно показывают всю гибельность расхождения слова с делом, разрушившего II Интернационал.

Пока политическая и экономическая власть не перешла в руки пролетариата и беднейшего слоя крестьянства, пока цель войны определяется интересами капитала, до тех пор рабочие отказываются дать свое согласие на новые займы, направленные не в пользу, а против революционной свободы России.

Признавая вместе с тем, что снабжение армии всем необходимым требует средств и не желая ни на час оставить своих братьев без хлеба, Совет рабочих и солдатских депутатов считает, что расходы на капиталистическую войну должны нести капиталисты, которые нажили и продолжают наживать на этой войне миллиарды рублей, и находит, что необходимые деньги должны быть взяты исключительно из карманов буржуазии и помещиков³⁸.

Голосование за эту резолюцию нанесло противникам ленинского курса серьезное политическое поражение. Большевистская фракция Совета признала, что характер империалистической войны не изменился, что поддержка займа несовместима с интернационализмом, что до перехода политической и экономической власти в руки пролетариата и беднейших слоев крестьянства рабочие отказываются поддерживать займы, как займы, направленные против революционной свободы.

Это поражение было не только политическим, но и моральным. В отчете «Правды» имеется оговорка, свидетельствующая о том, что борьба по этому вопросу была очень острой, но «меньшинство не решилось ни выставить своей резолюции, ни голосовать против». Чего же стоила после этого каменевская угроза отстаивать резолюции мартовского совещания «как от разлагающего влияния «революционного оборончества», так и от критики т. Ленина»?

О том, какое значение придавал Ленин этому голосованию, сплотившему большевиков по одному из самых острых политических вопросов, можно судить по тому, что в докладе на Апрельской конференции он напомнил об этом голосовании. Вопрос о войне, сказал Ленин, «практически нас объединил, когда мы выступили против займа»³⁹.

Следующий удар противникам Ленина был нанесен через 11 дней после оглашения Апрельских тезисов. Петроградская конференция большевиков 15(28) апреля проголосовала за ленинскую резолюцию об отношении к Временному правительству. Спустя несколько дней была принята за основу ленинская резолюция о войне, с тем чтобы в окончательном виде внести ее на Всероссийскую конференцию партии. И, наконец, еще через 10 дней Всероссийская (Апрельская) конференция пошла за Лениным, взяла курс на социалистическую революцию.

Как могло это произойти? «Чудес в природе и в истории не бывает»⁴⁰ говорил В. И. Ленин. Не было чудом и принятие партией ленинского плана перерастания революции в социалистическую. Однако как мог Ленин, выступая только от своего имени, добиться крутого поворота в тактике партии при сопротивлении ряда видных большевиков, занявших перед его приездом руководящие посты? Ведь за короткий отрезок времени с 4(17) по 24 апреля (7 мая) Ленин успел сделать всего несколько докладов, напечатать ряд небольших статей в «Правде», но не имел возможности своевременно издать даже работу «Задачи пролетариата в нашей революции» (она вышла после конференции, поэтому делегаты знакомились с ней по машинописному экземпляру), а «Письма о тактике» вышли и были розданы делегатам, когда конференция шла к концу.

Случилось это потому, что поворот партии к ленинской тактике определялся не количеством статей и докладов В. И. Ленина, а решительностью и настойчивостью, с которыми он добивался уяснения всеми большевиками своеобразия обстановки, сложившейся в России, и вытекавших из этого новых задач борьбы.

Случилось это потому, что партия большевиков всей своей историей была подготовлена к восприятию ленинских идей, шла навстречу этим идеям.

Вот почему в письме членам Заграничного бюро ЦК Я. С. Ганецкому и К. Б. Радеку, написанном 12 (25) апреля, т. е. через неделю после возвращения в Россию, и на следующий день после принятия большевистской фракцией Петроградского Совета резолюции против «Займа свободы», Ленин писал:

«Надеемся вполне выправить линию «Правды», колебнувшейся к «каутскианству»»⁴¹, а ведь 11(24) марта Ленин заявлял: «Мы за ЦК в России, за «Правду», за свою партию»⁴². Вот как изменилась оценка Лениным редакции «Правды», когда руководство ею оказалось в руках Каменева и Сталина!

Ленин знал, что и ЦК и рядовые члены партии и низовые партийные работники протестовали против позиции, занятой «Правдой» после 13(26) марта. Он был уверен, что в результате разъяснительной работы, осведомления большевиков о положении в Циммервальдском объединении партия, не колеблясь, пойдет и поведет массы к социалистической революции, созданию пролетарского государства, к организации III Интернационала на идейной базе большевизма.

Что Ленин, вернувшийся в Россию после десяти лет эмиграции, ясно видел задачи, силы, направление и перспективы революции, признали тогда же рядовые члены партии, неискушенные в политике люди, рабочие, солдаты, матросы.

При первом же обсуждении Апрельских тезисов 5(18) апреля на заседании большевистской фракции Всероссийского совещания Советов именно из уст рабочего — шахтера услышал Ленин подтверждение своей мысли о том, как рабочие осуществят диктатуру пролетариата.

«Все, что тут товарищ Ленин предлагает,— сказал шахтер,— все это правильно. Надо брать нам фабрики, заводы. Вот у нас хозяев нет. На нашем руднике 10 тысяч рабочих, и мы теперь работаем сами, без хозяина. Поставили охрану рудника, весь порядок исполняем... Но только ораторов у нас нет, и объяснить все обстоятельства некому... И вот я прошу вас, товарищи, пошлите нам более образованных товарищей, которые могли бы лучше объяснить всем нашим шахтерам про политику и как дальше пойдут дела. А товарищ Ленин во всем, что он говорил, во всем прав»⁴³.

В «Правду» поступали письма солдат, приветствия В. И. Ленину из провинции, в которых рядовые члены партии и рабочие благодарили его как борца за народные интересы, писали, что именно он выразил их стремления к свободе, сообщали о своем участии в создании новой жизни.

В статье «Луиблановщина», направленной против мелкобуржуазной политики вождей Петроградского Совета, обволакивающих массы надеждой на помощь пролетариату со стороны буржуазии, Ленин писал: надо рассчитывать не на помощь буржуазии, а на самостоятельность рабочих масс. «Надо делать решительные шаги к свержению капитала. Их надо делать умело и постепенно, опираясь только на сознательность и организованность подавляющего большинства рабочих и беднейших крестьян... И Советы рабочих депутатов в ряде мест России уже начали их делать»⁴⁴

На митингах солдат, часто настроенных оборончески, и под влиянием антибольшевистской агитации, настроенных враждебно лично к Ленину, повторялась одна и та же картина. В. И. Ленин ехал в заведомо настроенную против него аудиторию. Иногда его даже отговаривали от поездки. Но он не соглашался— ехал. Говорил о задачах революции, о характере войны, о путях к заключению мира, братании, и солдаты, которые готовились устроить ему обструкцию, восторженно провожали его, благодарили за то, что он, единственный из лидеров всех партий, прямо ответил на вопросы: как покончить, с войной, как получить землю, как организовать пролетарское государство.

Так изживали массы мелкобуржуазные иллюзии. Так сплачивались они вокруг ленинской платформы для борьбы на втором этапе революции.

Всероссийская (Апрельская) конференция единодушно одобрила ленинский курс на социалистическую революцию и завоевание политической власти рабочим классом и беднейшим крестьянином в лице Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Партия большевиков сплотилась под знаменем пролетарского интернационализма.

Противники ленинского курса на социалистическую революцию, в марте отвергшие его директивы, скрывшие от партии три «Письма из далека», в апреле объявившие устами Каменева, что ленинская схема революции неприемлема, потерпели поражение.

В течение двух-трех недель положение изменилось. Партийные организации пошли за Лениным, ясно показав, что Каменев и его единомышленники недооценили зрелости партии и переоценили свою способность руководить ею в сложных условиях второй революции в России. Страху перед экономическим крахом, неверию в силы, сознательность и организованность пролетариата, попытке задержать революцию на буржуазно-демократическом этапе Ленин противопоставил научную теорию революции в соединении с марксистским анализом действительности.

Под руководством Ленина спустя полгода партия показала на практике, «как это делается», как пролетариат берет в руки власть и создает социалистическое государство.

На крутом повороте истории стратегический план Ленина, принятый всей партией в апреле, обеспечил победу пролетарской революции в октябре 1917 года.

Примечания:

¹ См. Валерий Санчов. 16 апреля на Финляндском вокзале. «Серп и молот» (Шуя), 16 апреля 1929 г.

² Ф. И. Драбкина. Из воспоминаний. Приезд тов. Ленина и Мартовское совещание представителей большевистских организаций. «Ленин в Октябре». 1957, стр. 67—68.

³ По-видимому, следует: социалистическую.

⁴ В. Д. Бонч-Бруевич. Приезд В. И. Ленина из-за границы к 1917 г. «Ленин в Октябре». 1957, стр. 63.

⁵ Сб. «Об Ильиче». «Прибой», 1924, стр. 24—27.

⁶ Валерий Санчов. 16 апреля на Финляндском вокзале. «Серп и молот» (Шуя), 16 апреля 1929 г.

⁷ И. Скворцов. Три встречи с Владимиром Ильичем Лениным. «Красная газета», 17 апреля 1925 г.

⁸ «Известия Петроградского Совета» № 32, 5 апреля 1917 г.

⁹ Цит. по кн.: «История гражданской войны», 1935, т. 1, стр. 100.

¹⁰ «Ленинградская правда» № 23, 30 января 1924 г.

¹¹ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31, стр. 98.

¹² «Пятигорская правда», 21 января 1948 г.

¹³ Речь Ленина никем не записывалась. Позднее, в 1922 году, появился пересказ ее в «Записках о революции», изданных Н. Н. Сухановым, присутствовавшим на докладе Ленина во дворце Кшесинской. Суханов писал, что «каждый элемент, каждая идея в этой речи были отлично разработаны, были давно продуманы оратором», что они «давно и всецело владели Лениным и уже защищались им не раз. Об этом говорило проявленное им поразительное богатство лексикона, целый ослепительный каскад определений... параллельных (поясняющих) понятий, до которых доходят только в процессе основательной головной работы». Излагая содержание речи Ленина, Н. Н. Суханов писал, что Ленин призывал завоевать Совет, из мелкобуржуазного сделать его пролетарским: «Будем учиться быть в меньшинстве, будем просвещать, разъяснять, убеждать... не надо нам парламентарной республики1, не надо нам буржуазной демократии, не надо нам никакого правительства, кроме Советов рабочих, солдатских и батрацких депутатов» (Н. Суханов. Записки о революции, книга третья, гл. I. Издательство 3. И. Гржебина, Берлин — Москва, 1922).

¹⁴ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 411.

¹⁵ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31, стр. 104.

¹⁶ См. В. Д. Бонч-Бруевич. В первые дни приезда вождя. «Курская правда» № 89, 14 апреля 1928 г.

¹⁷ Как ни насыщен был этот день делами, Владимир Ильич выбрал время для поездки на Волково кладбище, поклониться могилам сестры Ольги Ильиничны и матери Марии Александровны Ульяновых

¹⁸ Имеется в виду социал-демократическая фракция германского рейхстага, голосовавшая за военные кредиты.

¹⁹ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31, стр. 106, 107.

²⁰ Там же, стр. 107.

²¹ Там же.

²² Там же, стр. 148.

²³ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31, стр. 112.

²⁴ Там же, стр. 131.

²⁵ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 400.

²⁶ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31, стр. 6.

²⁷ Сталин на совещании не выступал. Отказался ли он сам от выступления в пользу объединения, или это было решение утреннего заседания ЦК партии — неизвестно.

²⁸ См. В. Толстов. Первое выступление Плеханова и Ленина после их возвращения из-за границы в апреле 1917 г. «Красная летопись», 1926, № 3(18).

²⁹ Одному из инициаторов объединения с меньшевиками.

³⁰ «Социал-демократа», выходившего за границей до отъезда В. И. Ленина в Россию.

³¹ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31, стр. 131

³² В. Д. Бонч-Бруевич. Владимир Ильич — редактор «Правды». «Молот» (Ростов-на-Дону) № 2027, 5 мая 1928 г.

³³ Там же

³⁴ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31, стр. 123. Эти возражения полезно сопоставить с возражениями Каменева и Зиновьева против вооруженного восстания в октябре 1917 года, процитированными Лениным в знаменитом «Письме к товарищам». Противникам Ленина нельзя отказать в том, что, борясь против ленинского курса на социалистическую революцию, они были вполне последовательны

³⁵ В. И. Ленин. Полн. собр. соч.. т. 31, стр. 123.

³⁶ Там же, стр. 124.

³⁷ Там же, стр. 131—132.

³⁸ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31, стр. 209—210.

³⁹ Там же, стр. 346.

⁴⁰ В. И. Ленин. Полн. собр. соч.. т. 31, стр. 11

⁴¹ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 437

⁴² Там же, стр. 410.

⁴³ «Владимир Ильич Ленин. Биография». 1963, стр. 313—314.

⁴⁴ В. И. Ленин. Полн. собр. соч.. т. 31, стр. 130