Книги о Ленине

4. ОТЪЕЗД БОЛЬШЕВИКОВ — НЕ ИХ ЧАСТНОЕ ДЕЛО

В. И. Ленин был целиком поглощен организацией отъезда. 25 марта (7 апреля) в Стокгольм Я. С. Ганецкому была послана телеграмма.

«Окончательный отъезд в понедельник. 40 человек. Линдхаген, Стрём непременно в Треллеборг.

Ульянов»¹.

За оставшиеся до понедельника 27 марта (9 апреля) двое суток кроме дел, связанных с технической стороной отъезда, надо было (для борьбы с клеветой но поводу отъезда через Германию) оформить и сохранить документы, восстанавливающие подлинную картину всех обстоятельств подготовки отъезда. Был разработан протокол с изложением истории вопроса; скомплектованы документы, отражающие все этапы борьбы, связанной с решением вопроса о поездке через Германию: постановление Заграничной коллегии ЦК от 18(31) марта; письмо Гримма от 21 марта (3 апреля); условия, переданные Фр. Платтеном германскому посланнику в Берне Ромбергу; резолюции антибольшевистских групп, принятые на их совещаниях 20 марта (2 апреля)² и 25 марта (7 апреля).

В. А. Карпинский утверждает, что он был только переписчиком протокола, но не автором, и высказывает твердую уверенность, что автором его был В. И. Ленин. Иначе и не могло быть. В. И. Ленин по мог передоверить кому бы то пи было составление такого важного политического документа. Ведь именно он был главой отъезжавшей на родину группы эмигрантов, он брал на себя политическую ответственность за этот смелый шаг. Об авторстве Ленина свидетельствует точность формулировок протокола с юридической точки зрения. На этом основании протокол включен в список работ, возможно принадлежащих В. И. Ленину³.

ПРОТОКОЛ

СОБРАНИЯ ЧЛЕНОВ РСДРП, ОБЪЕДИНЕННОЙ ЦЕНТРАЛЬНЫМ КОМИТЕТОМ

от 8 апреля 1917 г.⁴

19 марта н. ст., немедленно по получении первых известий о русской революции, в Берне по инициативе Интернациональной Социалистической Комиссии состоялось совещание российских и польских социалистических организаций, входящих в Циммервальд. В связи с этим состоялось специальное совещание по вопросу о способах возвращения в Россию. В этом совещании участвовали: Мартов, Натансон (Бобров), Зиновьев, Косовский. Среди других проектов был выдвинут Мартовым план добиться возможности проехать в Россию через Германию — Стокгольм, с тем чтобы взамен этого из России было освобождено соответствующее число интернированных там немцев или австрийцев.

План Мартова всеми участниками совещания был признан самым целесообразным при данном положении вещей. Гримму поручено было позондировать почву у швейцарского правительства. Несколько дней спустя в Берне состоялось свидание Гримма с представителем образовавшегося к тому времени Эвакуационного комитета (представителей всех точений) Багоцким и с участием Зиновьева. Гримм сообщил, что он имел беседу с представителем политического департамента Гофманом. Гофман отклонил возможность для швейцарского правительства принять на себя официальное посредничество. Он мотивировал тем, что «Антанта» сочла бы это шагом против нее и нарушением нейтралитета. Но в качестве частного лица Гофман принял посредничество и добился принципиального согласия представителя немецкого правительства. Багоцкий и Зиновьев считали цель достигнутой и просили Гримма принять технические меры для доведения дела до конца. На следующий день, однако, представители некоторых фракций в Цюрихе заявили о своем несогласии на план Гримма, мотивируя тем, что необходимо дождаться ответа из Петрограда. Представители Заграничной коллегии ЦК нашли, что нести ответственность за дальнейшие оттяжки дела они не могут, и обратились к Мартову и Боброву со следующим заявлением⁵.

Когда этот документ стал известен Гримму — с комментариями враждебных фракций,— он вручил Боброву свое официозное опровержение, гласящее⁶:

«Берн, 2 апреля 1917 г. Ц (ентральному) Комитету для организации) возвращения рус(ских) эмигр(антов). Цюрих. Д. т. Я только что узнал о циркуляре Заграничной коллегии ЦК РСДР Партии относительно организации возвращения в Россию. Я в высокой степени удивлен содержанием этого циркуляра не только потому, что речь идет обо мне лично и мне приписываются совершенно ложные вещи, но также и потому, что это чрезвычайно... (одно слово неразборчиво) ссылка на федеральною советника Г(офмана) необходимым образом затруднит чрезвычайно текущие переговоры со ш(вейцарскими) властями. Я принужден на всякий случаи установить следующие факты, предоставляя Вам право постудить с содержанием настоящего письма по Вашему усмотрению.

1. Речь не идет и не может идти о плане т. Гримма относительно возвращения в Россию. Я сам никакого плана вообще не предлагал, а служил только посредником между русскими товарищами и ш(вейцарскими) властями.

2. В согласии с совещанием русских товарищем, заседавших в Берне 19 марта, я вошел в шв(ейцарский) политический) деп(артамент) с предложением осведомиться насчет возможности обмена рус(ских) эмигрантов в Ш(вейцарии) на интерн(ированных) в России (немцев). Оно было отклонено, причем приводились общие соображения о швейцарском нейтралитете. без упоминания о том или ином правительстве, и не известно было, ставит ли державы согласия, и в частности Англия, затруднения отъезду интерн(ированных). (Должно быть, очевидно, не интернированных, а эмигрантов⁷)

3. Наконец, во время перег(оворов) возникла идея создать в Голландии учреждения для обмена, но вследствие медленности была оставлена.

4. Конечным результатом переговоров было то, что русские товарищи должны были обратиться непосредственно к Керенскому. Следовало объяснить ему положение, указать на невозможность возвращения через А(нглию), с тем чтобы он ввиду такого положения вещей согласился бы на проезд через Германию). По получении такого согласия проезд через Германию) был бы обеспечен и его можно было бы осуществить без дальнейших затруднений.

5. В пятницу 30 марта я сообщил этот план представителям Ц. Комитета, находившимся в Берне, и высказал свое личное мнение в том смысле, что этот план, т. е. соглашение с К(еренским) или Ч(хеидзе) и затем орг(анизация) проезда через Г(ерманию), представляется мне приемлемым. Я прибавил, что от К(ереиского) зависит дальнейшее и что пока я считаю свою миссию закопченной.

G. 1 апреля я получил т(елаграмму) от тт. Л(енина) и З(иновьева), в которой они (в подлиннике: «diese G»⁸) заявляют, что их п(артия) решила принять безусловно план проезда через Г(ерманию) и немедленно организовать поездку. Я ответил по телефону, что готов подыскать лицо для дальнейших переговоров с властями, которые установят условия, и телеграфировал товарищам, что я сам в дальнейшие переговоры не могу вступать, так как моя миссия пока закончена и со шв(ейцарскими) властями я переговоров больше не веду.

Так как упомянутый вначале ц(иркуляр) может подать повод к недоразумениям, то я считаю нужным сделать эти краткие разъяснения, чтобы предупредить возникновение всякого рода легенд, и жалею лишь о том, что наши хлопоты таким легкомысленным образом стали предметом ц(иркуляра), получившего общее, вышедшее за пределы тесного круга лиц, распространение.

С товарищеским приветом. Гримм».

После того как Зиновьев потребовал от него объяснений по поводу этого письма, Гримм в присутствии Платтена объяснил, что он счел своим долгом выступить с таким опровержением главным образом потому, что разглашение роли Гофмана в этом деле могло бы явиться серьезной угрозой нейтралитету Швейцарии. Гримм выразил готовность по-прежнему посредничать в деле организации проезда для той группы эмигрантов, которая решила ехать немедленно.

Ввиду его двусмысленного поведения организаторы поездки сочли лучшим отказаться от дальнейших услуг Гримма и поручили доведение дела до конца т. Платтену. 3 апреля н. ст. Платтен обратился к германскому послу, заявив, что он взял на себя доведение до конца дела в первой стадии проведенного Гриммом, и представил послу следующие письменные условия⁹.

Через два дня Платтен получил ответ, что условия приняты. Еще до этого на собрании 2 апреля в Цюрихе представители других фракций приняли свою резолюцию:

«Принимая ко внимание, что псе партии согласны, ввиду очевидной невозможности ехать в Россию через Англию благодаря противодействию со стороны английских и французских властей, в необходимости поднять через Совет рабочих депутатов вопрос о согласии русского Временного правительства на обмен политических эмигрантов на находящихся в России германских гражданских пленных;

констатируя, что тт. заграничные представители Ц. К. решили, не дожидаясь результатов предпринятых в этом направлении попыток, поехать сами в Россию через Германию за своей ответственностью, считают политической ошибкой это решение товарищей из Ц. К., поскольку не доказана возможность добиться от русского Временного правительства согласия на предполагаемый обмен».

Вполне соглашаясь с первой частью резолюции, организаторы поездки не могли согласиться со второй ее частью, утверждающей, что не доказано нежелание Временного русского правительства организовать поездку эмигрантов-интернационалистов в Россию. Не подлежит никакому сомнению, что нынешнее правительство действует под диктовку английского и делает все возможное, чтобы затруднить возвращение в Россию тех революционеров, которые намерены бороться против продолжения грабительской войны. В силу этого мы оказались перед выбором: или ехать через Германию, или остаться за границей до конца войны.

В последнюю минуту Платтен счел своим долгом обратиться еще раз к представителям других фракций, предложив им принять участие в поездке на выработанных условиях. В момент, когда мы пишем эти строки, ответа еще не получено.

Нам сообщают, что в «Пти Паризиен» появилась заметка, в которой говорится об угрозе Милюкова привлечь к суду всех тех граждан, которые проедут через Германию. Мы с своей стороны полагаем, что, если бы нам в России были предъявлены какие-либо обвинения, мы потребовали бы открытого суда над нами, чтобы превратить этот суд в суд над нынешним правительством, которое продолжает реакционную войну и, желая избавить себя от противников, прибегает к методам старого режима.— задерживает телеграммы к Совету рабочих депутатов. Мы совершенно убеждены в том, что те условия, которых мы добились, делают для нас проезд через Германию приемлемым. Милюковы охотно пропустили бы в Германию немецких Либкнехтов, если бы они находились в России; Бетман — Гольвеги поступают так же по отношению к русским интернационалистам. Интернационалисты всех стран не только вправе, но и обязаны в интересах пролетарского дела использовать эти спекуляции империалистских правительств, продолжая идти своей дорогой и не давая им абсолютно никаких обязательств.

Наша платформа, опубликованная в № 47 «С.-Д.», заявляет прямо, что допускает возможность — после завоевания власти пролетариатом России — революционной войны против империалистской Германии¹⁰. Этот наш взгляд публично заявлен и после революции в России в ряде рефератов Ленина и Зиновьева за границей и в статье в «Фольксрехт» (Цюрих)¹¹. Одновременно с этим мы обращаемся с письмом к рабочим, в котором вновь полностью излагаем этот взгляд. С первого и до последнего момента поездки мы действовали солидарно с представителями левой циммервальдской. Из Швейцарии до Швеции наш вагон будет сопровождать швейцарский интернационалист Платтен, на шведской границе, как мы надеемся, мы будем встречены шведскими интернационалистами тт. Линдхагеном и Стрёмом. Все дело нами ведется совершенно открыто, и (мы) вполне убеждены, что рабочие-интернационалисты в России вполне солидаризируются с нашим шагом.

Постскриптум. Настоящее заявление выражает мнение тех из едущих, которые являются членами нашей партии. Поскольку в поездке примут участие люди, не являющиеся таковыми, они несут сами ответственность за предпринятый шаг.

(Следуют подписи.)

Добавление. Ответ Мартова Платтеиу, полученный после подписания протокола, гласит, что меньшевики остаются при своем старом решении. В. Карпинский.

Но этого было недостаточно. Надо было, чтобы представители социалистических партий нескольких стран, на глазах которых развертывалась вся борьба Ленина, высказали свое отношение к этому шагу большевиков и в ответ на предполагавшуюся политическую клевету выступали бы в печати с опровержением.

В Берне находились левые циммерва льдисты: Фриц Платтен — организатор поездки, секретарь Швейцарской социал-демократической партии; Пауль Леви — член германского «Союза Спартака», живший под именем П. Гартштейна; польский социал-демократ М. Г. Вронский. Ленин телеграфировал в Женеву Анри Гильбо, редактору французской газеты («Demain»), прося его выехать в Берн с швейцарскими левыми социал-демократами Нэном и Грабером. «Привезите Ромен Роллана, если он в принципе согласен»¹²,— писал в телеграмме Ленин.

А. Гильбо вместе с Ф. Лорио (в то время левым социалистом) в тот же день выехал в Берн¹³.

О Р. Роллане позднее Гильбо писал: «Что касается Ромена Роллана, то Ленин ценил его и как человека и как писатели. Я пошел к Ромену Роллану, который собирался уехать из Женевы... Я сказал ему о цели моего прихода и о том, что я к нему послан Лениным. После первых же слов Ромен Роллан прервал меня: «Да, поезжайте в Берн, по настоятельно уговорите своих друзей не ехать через Германию. Какой удар они нанесут пацифизму и самим себе, если они это сделают. Подумайте же о том, что когда-то говорили и писали о коммунарах». Я считал бесполезным дальше распространяться о поручении, данном мне к нему»¹⁴.

Трудно было Р. Роллану, не осведомленному о том влиянии, какое имела партии большевиков среди передовых российских рабочих, о том авторитете, которым пользовался Ленин, представить себе, что клевета на В. И. Ленина и его спутников рассеется как дым, как только они соприкоснутся с массами.

В ночь с 24 на 25 марта (с 6 на 7 апреля) в небольшое комнате Бернского народного дома в присутствии В. И. Ленина, Г. Е. Зиновьева, В. А. Карпинского, К. Б. Радека, И. Ф. Арманд, Фр. Платтена, М. Г. Вронского, П. Леви, Ф. Лорио и А. Гильбо текст протокола поездки был прослушай и одобрен. И. Ф. Арманд перевела его сначала на французский, а затем на немецкий язык. После этого был решен вопрос о выступлении интернационалистов, на глазах которых развернулась борьба большевиков за скорейшее возвращение в Россию, со специальной декларацией.

Помимо того что декларация предназначалась для опубликования в западноевропейской социалистической печати, в случае если начнется кампания клеветы в желтой прессе, она имела еще огромное значение как исторический документ. Текст декларации был разработан тут же и принят единогласно¹⁵.

ЗАЯВЛЕНИЕ

Нам, нижеподписавшимся, известны препятствия, которые правительства Согласия ста пят отъезду русских интернационалистов. Нам известны условия, на которых немецкое правительство разрешило проезд в Швецию.

Нисколько не сомневаясь в том, что немецкое правительство лишь спекулирует при этом на усилении антивоенных тенденций в России, мы заявляем следующее:

Русские интернационалисты, которые за все время войны самым резким образом боролись с империализмом вообще и с немецким империализмом в особенности, уезжая в Россию за тем, чтобы служить там делу революции, будут содействовать тому, что и пролетариат всех стран, особенно рабочий класс Германии и Австрии, поднимется на революционную борьбу против своих правительств. В этом отношении ничто не действует в такой степени поощряюще, как пример героической борьбы русского пролетариата. Поэтому мы, нижеподписавшиеся интернационалисты Франции, Швейцарии, Польши, Германии, полагаем, что наши русские единомышленники не только вправе, но и обязаны воспользоваться представившимся им случаем проезда в Россию. Мы желаем им наилучшего успеха в их борьбе против империалистской политики русской буржуазии,— борьбе, которая является частью нашей общей борьбы за освобождение рабочего класса, за социалистическую революцию.

Берн, 7 апреля 1917 г.

Пауль Гарштейн (Германия),

Анри Гильбо (Франция),

Ф. Лорио (Франция),

Бронский (Польша),

Фриц Платтен (Швейцария)¹⁶.

Один экземпляр этого документа был оставлен у В. А. Карпинского, который должен был решить вопрос о моменте его публикации по согласованию с подписавшими его М. Г. Бронским, П. Леви и А. Гильбо. Второй экземпляр был взят организаторами поездки с собою в Швецию.

25 марта (7 апреля) Ленин телеграфировал Я. С. Ганецкому в Стокгольм: «Завтра уезжает 20 человек. Линдхаген и Стрём пусть обязательно ожидают в Треллеборге. Вызовите срочно Беленина, Каменева в Финляндию»¹⁷.

26 марта (8 апреля) состоялось последнее собрание отъезжавших большевиков (в нем приняли участие и остававшиеся по разным причинам в Швейцарии). На собрании обсуждался протокол о проезде через Германию и текст подписки, которую должен был дать каждый отъезжающий. Кроме того, был принят текст «Прощального письма к швейцарским рабочим».

Протокол был утвержден единогласно и подписан всеми присутствовавшими. Текст подписки был утвержден также единогласно, но подписывался он 27 марта (9 апреля) в поезде, по пути из Берна в Цюрих.

ПОДПИСКА УЧАСТНИКОВ ПРОЕЗДА ЧЕРЕЗ ГЕРМАНИЮ¹⁸

Я подтверждаю:

1. что переговоры, которые велись Платтеном с германским посольством, мне сообщены;

2. что я подчиняюсь всем распоряжениям руководителя поездки Платтена;

3. что мне известно сообщение «Petit Parisien» о том, что русское Временное правительство проезжающих через Германию угрожает объявить государственными изменниками;

4. что всю политическую ответственность за эту поездку я беру исключительно на себя;

5. что мне поездка моя гарантирована Платтеном только до Стокгольма.

Берн — Цюрих.

9 апреля 1917 г.

Текст «Прощального письма швейцарским рабочим» с незначительными изменениями был принят единогласно и подписан по поручению собрания Лениным¹⁹.

Отъезд. Дорога через Германию

Наконец наступил момент отъезда. Последнее прощальное письмо в Давос В. М. Каспарову Надежда Константиновна дописывала за час до отъезда 27 марта (9 апреля). Она сообщала: «Из России торопят ехать,— имея в виду телеграмму Воровского и Ганецкого от 23 марта (5 апреля).— Планов, конечно, уйма. Жизнь идет архисутолочно и нервно последнее время. Мыслями живешь уже в России, все думается, что там и как. Перед пролетариатом встал теперь ряд новых совершенно задач...» Ленин завершил это письмо сердечной припиской: «Дорогой Каспаров! Крепко, крепко жму руку Вам и Карлу, желаю бодрости. Потерпеть надо. Надеюсь, в Питере встретимся и скоро.

Еще раз лучшие приветы обоим.

Ваш Ленин»²⁰.

Встретиться с Лениным В. М. Каспарову не довелось. Он умер в Давосе в 1917 году.

На вокзале в Берне, куда по телеграфу были созваны все отъезжавшие, царила приподнятая предотъездная атмосфера. Люди после долгих лет изгнания возвращались на родину, вырывались из опостылевших условий эмигрантского существования в свободную Россию, к делу создания новой жизни. Телеграммы, полученные Лениным от друзей и товарищей с восторженными приветствиями, с пожеланиями счастливого пути, поднимали и без того праздничное настроение.

Только Ленин был озабочен. Д. С. Сулиашвили писал, что всегда спокойный Владимир Ильич в эти часы преобразился, «как будто какая-то мысль не дает ему покоя»²¹. Раскрасневшийся и усталый, он то и дело вытирал платком вспотевший лоб; нелегко дались ему последние часы пребывания на швейцарской земле, первые часы трудного пути в революционную Россию через империалистическую Германию!

В Цюрихе была сделана остановка и проведено совещание со всей группой по вопросам, связанным с поведением в пути. Затем Ленин вместе с провожавшим группу В. А. Карпинским успели зайти на Шпигельгассе, 14, за оставшимися у Каммереров вещами. В ресторане «Zuringerhof» состоялся прощальный обед.

Как ни поглощен был Ленин заботами, связанными с отъездом, он не забыл передать казначею Цюрихской секции большевиков (Р. Б. Харитоновой) свою сберегательную книжку. Он попросил получить остаток вклада — 5 франков и 5 сантимов и принять их в качестве членских взносов за апрель месяц за него и за Надежду Константиновну. «Простите, что обременяю вас этим поручением, но не хватило времени сделать это самому»²².

К трем часам дня вся группа была на цюрихском вокзале. Проводы были многолюдными, оживленными и даже торжественными. Хотя небольшая группа меньшевиков социал-патриотов и пыталась спровоцировать инцидент выкриками «Стыдно вам! Какой дорогой вы едете! Изменники!» и т. п., Ленин советовал не обращать внимания и не отвечать на эти выпады.

А. В. Луначарский писал о проводах: «Мы торжественно проводили этот первый эшелон эмигрантов-большевиков, направлявшихся для выполнения своей всемирной исторической роли в страну, охваченную полуреволюцией... Ленин ехал спокойный и радостный.

Когда я смотрел на него, улыбающегося на площадке отходящего поезда, я чувствовал, что он внутренне полон такой мыслью: «Наконец, наконец пришло то, для чего я создан, к чему я готовился, к чему готовилась вся партия, без чего вся наша жизнь была только подготовительной и незаконченной»²³. Поезд тронулся. На перроне остались друзья и недруги, и станция исчезла из виду. В купе, будто думая вслух, ни к кому не обращаясь, Ленин сказал: «Глупцы!.. Они скоро убедятся сами в нашем правильном решении и сами последуют нашему примеру!»²⁴

На границе, несмотря на предварительную договоренность о том, что отъезжающие запасаются продовольствием на время пути через Германию, швейцарские таможенники отобрали кое-какие продукты.

В остальном отъезд из Швейцарии прошел без осложнений. Двери вагона были заперты, последнее купе около двери заняли представители германской администрации; по полу коридора была мелом проведена черта, за пределы которой мог выходить и входить только Фр. Платтен.

Участники поездки вспоминают, что в пути через Германию Ленин был сосредоточен, много писал, читал. Дорога была нелегкой. Никто не мог знать, сдержат ли немцы обещание, не спровоцируют ли какой-либо задержки, не интернируют ли на всякий случай.

Ленину и Платтену этот трехдневный переезд через Германию до шведской границы запомнился как ожидание непредвиденных осложнений. Всякое отклонение от курса, переброска на запасной путь и особенно непредвиденная задержка в Берлине, когда вагон был отцеплен и загнан на дальнюю линию, вызывали сомнения и беспокойство. С облегчением вздохнули, лишь когда поезд отошел от станции в направлении к пограничному со Швецией пункту — Засницу.

Напряжение нервов, и без того переутомленных в предотъездные дни, было из ряда вон выходящим.

Иногда напряжение разряжалось. Из соседних купе доносилось приглушенное пение. Видно было, что молодая компания старалась не мешать Ленину, хотя молодость брала свое, спутникам хотелось петь и дурачиться. Это была радость людей, после долгих лет изгнания возвращавшихся на родину.

Тяжелее всех было Фрицу Платтену. В вагоне не хватало одного спального места, и Платтен, считая, что именно он должен быть безместным пассажиром, спал мало, на верхних полках, пока хозяева бодрствовали.

Н. К. Крупская вспоминала, что, пытаясь изобразить изобилие, германская администрация распорядилась подавать в вагон котлеты с горошком, но то, что видели едущие из окон вагона, свидетельствовало о скудости существования, о том, что немцы живут на пределе.

За все время дороги была сделана одна попытка прорваться в вагон со стороны Вильгельма Янсона — представителя германских реформистских профсоюзов (шведа по происхождению).

Фр. Платтен буквально грудью вытеснил его из вагона на площадку, сказав при этом: «Поверьте, что русские революционеры не желают иметь дела не только со своими социал-патриотами, но и с германскими».

На VII (Апрельской) конференции В. И. Ленин рассказал об этом факте: «Когда мы ехали в вагоне по Германии, то эти господа социал-шовинисты, немецкие Плехановы, лезли к нам в вагон, но мы им ответили, что ни один социалист из них к нам не войдет, а если войдут, то без большого скандала мы их не выпустим. Если бы к нам впустили, например, Карла Либкнехта, то мы бы с ним поговорили»²⁵.

30 марта (12 апреля) поезд прибыл в Засниц. Отсюда надо было переправиться в Швецию морем. Я. С. Ганецкому в Стокгольм была послана телеграмма:

«Мы приезжаем сегодня 6 часов Треллеборг

Платтен Ульянов»²⁶

Паром «Королева Виктория» принял в недра своего трюма железнодорожный состав, пассажиры поднялись в кают-компанию. Правда, качка скоро рассредоточила их по каютам, но неожиданно для всех опять понадобилось собраться вместе.

Тревога была вызвана анкетами, которые раздала едущим администрация парома. Никто не знал, общее ли это для всех пассажиров обязательное мероприятие или по договоренности с немцами организована ловушка на «нейтральном» шведском пароме. Шведы утверждают, что Ленин опротестовал требование администрации и анкету не заполнил. Во всяком случае точно известно, что условились настоящих имен не называть, подписаться вымышленными.

Волнения были прерваны капитаном парома. Он спросил, есть ли среди едущих господин Ульянов? Вопрос этот утвердил всех в самых худших предположениях: немцы обманули, большевики будут интернированы, и первым — Ленин. Скрываться было бессмысленно, и Владимир Ильич назвал себя.

— Господин Ганецкий запросил меня по радио, находится ли на борту господин Ульянов и сколько с ним мужчин, женщин и детей.

Тревога сменилась ликованием. Все в порядке. Ими интересуются свои!

Через двадцать минут Я. С. Ганецкий получил ответ: «Господин Ульянов приветствует господина Ганец- кого и просит его заготовить билеты». В телеграмме были даны сведения и о количестве едущих.

Только теперь отпали все сомнения и тревоги: самый трудный участок пути завершается благополучно. В Швеции встречают друзья. Путь в Россию открыт! С чувством облегчения Ленин и его спутники 30 марта (12 апреля) сошли с парома «Королева Виктория» на шведскую землю.

Тревога была ложной, вызнана она была телеграммой Ленина о выезде из Швейцарии 26 марта (8 апреля). О том, что отъезд состоялся на день позже, в Стокгольме не знали.

28 марта (10 апреля) Я. С. Ганецкий по телефону просил Фредрика Стрёма — шведского левого социал-демократа — выехать вместе с ним в Мальмё, чтобы встретить в Треллеборге русских политических эмигрантов, возвращающихся на родину через Германию. Фр. Стрём принял сначала это за шутку. Как? Русские едут через Германию? Ганецкий ввел его в курс дела: Англия и Франция не пропускают интернационалистов. Путь через Германию для них — единственный путь в революционную Россию.

Политическое значение участия шведских левых социалистов в этой встрече не вызывало никакого сомнения, и Фр. Стрём немедленно согласился выехать вместе с Ганецким в Мальмё.

Как было условлено, утром следующего дня, 29 марта (11 апреля), они выехали из Стокгольма. Однако среди пассажиров парома «Королева Виктория» Ленина и его спутников не оказалось. Напрасно поднимались они на борт, напрасно расспрашивали о них капитана; о пассажирах, которых на его судне не было, он, разумеется, ничего сообщить не мог.

Я. С. Ганецкий и Фр. Стрём были взволнованы. Естественное нетерпение, в котором они пребывали в ожидании парома, сменилось тревогой. Что случилось в пути? Неужели немцы нарушили условия и задержали на территории Германии всю группу? Полная невозможность выяснить это, поскольку сношения с германской администрацией были исключены (да и к кому, собственно, можно было обратиться?), создавала неопределенность.

К тому же Фр. Стрём должен был вернуться в Стокгольм, чтобы присутствовать на следующий день на заседании риксдага. К беспокойству добавилось еще одно осложнение — в момент приезда русских на шведскую границу необходимого беспристрастного свидетеля от шведских социалистов не окажется...

К счастью, Фр. Стрёму удалось связаться с руководителем группы левых социал-демократов в Мальмё — Отто Гримлундом. Он был сотрудником органа левых — «Politiken» и, разумеется, мог оценить политическое значение встречи Ленина и его группы шведами.

Пригласив О. Гримлунда в гостиницу, где остановились они с Я. С. Ганецким, Фр. Стрём поспешно объяснил ему сущность поручения и выехал в Стокгольм. О. Гримлунд понял причину беспокойства, только когда Ганецкий, тоже взволнованный, сообщил ему, что во главе едущих должен прибыть «известный интернационалист», вождь русских рабочих Ленин.

С каждым часом, приближавшим к моменту прибытия парома, волнение их усиливалось. Надо было выяснить, выехали ли они из Засница? Но как? Частные лица не могли пользоваться единственным возможным средством связи с паромом — правительственным радиотелеграфом. Я. С. Ганецкому пришла в голову счастливая мысль: чтобы О. Гримлунд от имени Красного Креста обратился к администрации порта с просьбой выяснить у капитана парома, находятся ли на борту русские эмигранты во главе с Лениным.

Русская революция сделала невозможное возможным. Раз дело касалось русских политических эмигрантов — разрешение было дано. Обмен радиограммами внес успокоение и на борту «Королевы Виктории», и в порту Треллеборг.

Ганецкий немедленно позвонил в Стокгольм, чтобы там была обеспечена гостиница, и тут же узнал о телеграмме из Засница, адресованной в Стокгольм и не полученной им, так как он находился в Мальмё.

Отто Гримлунд в это время договорился с железнодорожной администрацией о прицепе двух вагонов к ночному скорому поезду на Стокгольм и распорядился об ужине для приезжающих в гостинице.

Один день в Стокгольме

Спуск на берег и таможенный досмотр прошли без всяких осложнений. Весенний вечер, непродолжительная и приятная дорога до гостиницы в Мальмё, атмосфера полного доброжелательства во время ужина, все это было так необычно спокойно и празднично, что приехавшие вздохнули с облегчением.

С ночным поездом все тронулись из Мальмё в Стокгольм. В купе, где ехал Ленин, до рассвета не умолкал разговор. О. Гримлунд вспоминает, что Владимир Ильич буквально забросал его вопросами: о шведской социал-демократии, о влиянии правых социал-демократов с К. Я. Брантингом во главе, о численности их партии, о количестве социал-демократических депутатов в риксдаге, об их деятельности как парламентариев, о профсоюзах, их отношении к социалистическим течениям, их руководителях, масштабах забастовочного движения, о союзе молодежи, его численности, издательской работе и т. д. О. Гримлунд, вспоминая об этой беседе в 1919 году, писал, что ответы его были достаточно расплывчаты и неполны, но В. И. Ленин проявлял живейший интерес даже к самым незначительным деталям социалистической работы в Швеции.

Затем О. Гримлунд вытащил блокнот и ручку и «взял реванш»: он начал интервью, задавая Ленину вопросы об отношениях внутри политических партий Европы, о положении в революционной России. Записи О. Гримлунда не были опубликованы. «Для меня,— писал он,— это было больше, чем обычное интервью. Это был ночной урок по социализму, который я никогда не забуду. Из Ленина ничего не надо было извлекать силой. Мне приходилось иногда только вставлять свой вопрос, так как он коснулся буквально всего, что относилось к положению социалистических партий Европы. Ясно и убедительно развернул он передо мной отношение своей партии к русской революции, издевался над «социалистом» Керенским, ругал империалистическую буржуазию и, наконец, набросал контуры программы действий большевиков. «Вся власть в руки рабочих Советов! Мир и земля!» — вот лозунги Ленина и его партии».

По-видимому, этим беседа с О. Гримлундом была закончена. Началась доверительная беседа с Я. С. Ганецким, который был в курсе событий, происходивших в Петрограде, получал информацию о работе ЦК и ПК большевиков, знал, что в Петрограде происходит партийное совещание большевиков, приуроченное к I Всероссийскому совещанию Советов. Сообщение об этом совещании 1(14) апреля появилось в стокгольмской газете левых шведских социал-демократов «Politiken».

Эта новость была самой значительной и волнующей. Совещание большевиков должно было высказаться по важнейшим вопросам партийной политики (об отношении к Временному правительству, войне, к меньшевистско-эсеровскому большинству в Советах). Решения совещания повлияли бы в ближайшие недели на деятельность партийных организаций. Конечно, в нем надо было принять участие. Выслушать представителей провинциальных организаций, изложить программу революции, как она сложилась уже в «Наброске тезисов 4(17) марта 1917 года», четырех «Письмах из далека», в телеграммах и письмах, посылаемых в ЦК РСДРП через Стокгольм. Надо было спешить в Петроград, чтобы успеть приехать до закрытия совещания.

С трудом, уже на рассвете, уговорили Ленина отдохнуть.

Этот отдых был непродолжителен; примерно за час до прибытия поезда в Стокгольм в вагон ворвались корреспонденты, чтобы получить от Ленина интервью. Проезд русских революционеров через Германию был настоящей сенсацией.

Через Ганецкого В. И. Ленин в интервью отказал. Корреспондентам было сообщено, что в Стокгольме через газету «Politiken» для прессы и общественности будет передано специальное коммюнике.

31 марта (13 апреля) в 10 часов утра поезд из Мальмё с получасовым опозданием прибыл в Стокгольм. На перроне ждали представители шведских левых социал-демократов, в том числе городской голова К. Линдхаген, Фр. Стрём, журналисты, стокгольмские большевики и русские эмигранты, находившиеся в Стокгольме. Операторы кинохроники и фотографы заняли наиболее выгодные позиции.

Цветы, приветствия, возгласы в честь русской революции — все это воодушевляло переутомленных, но счастливых участников поездки. Ленин был радостнее всех. «Веселый и оживленный, как юноша, с блестящими глазами, со своей доброй улыбкой», писал Фредрик Стрём, он встретил его вопросом: «Как дела с Хёглундом? Я получил от него привет из тюрьмы Лепгхольмен. Мы должны навестить его»²⁷.

Корреспондент «Politiken» изловчился все-таки задать Ленину несколько вопросов, и на следующий день в газете появилось это короткое интервью:

 

ОТВЕТЫ КОРРЕСПОНДЕНТУ ГАЗЕТЫ «POLITIKEN»

31 марта (13 апреля) 1917 г.

«Наши друзья не хотели давать никаких интервью. Вместо интервью приехавшие передали через «Politiken» прессе и общественности коммюнике о поездке.

Самое важное, чтобы мы прибыли в Россию как можно скорее,— с жаром сказал Ленин.— Дорог каждый день. Правительства приняли все меры, чтобы затруднить поездку».

В. И. Ленин ответил на вопрос, более всего интересующий жадную до сенсаций журналистскую публику:

«Вы встретились с кем-нибудь из немецких товарищей по партии?»²⁸

«Нет. Вильгельм Янсон из Берлина пытался встретить нас в Лингене у швейцарской границы. Но Платтен отказал ему, сделав дружеский намек на то, что он хочет избавить Янсона от неприятности такой встречи»²⁹.

В сопровождении встречавших группа прошла в отель «Регина», где для приехавших было забронировано 18 номеров; они заняли гостиную и даже библиотеку.

Зал в гостинице был заполнен журналистами.

В. И. Ленин с жадностью просмотрел партийные документы и газеты, полученные Я. С. Ганецким из Петрограда. Фр. Стрём, поднявшись в номер, застал Ленина склонившимся над картой Европы. Он измерял дорогу от Стокгольма до Петрограда.

«Через 48 часов мы будем в Петрограде,— сказал он Стрёму, когда тот вошел в комнату.— Мы едем сегодня же вечером. Дорог каждым час... Мы должны покончить с буржуазией и империалистами — иначе революция проиграна...»

На просьбу задержаться в Стокгольме до завтра и выступить вечером на собрании шведских социал-демократов Ленин ответил без всяких колебаний, что охотно пошел бы навстречу желанию шведских товарищей, однако план поездки должен остаться нерушимым.

Можно представить себе, как рвался Ленин в Петроград, если он отказался от возможности выступить с изложением своей платформы перед целым отрядом международного социалистического движения. Ведь именно он, Ленин, был способен часами беседовать с одним рабочим, чтобы пробудить классовое сознание, помочь выбрать правильный путь борьбы.

Теперь же он отклонил возможность доклада в Стокгольме. Все, что он мог сделать в ответ на просьбу Фр. Стрёма,— передать в «Politiken» немецкий текст автореферата «О задачах РСДРП в русской революции», опубликованного после его доклада в Цюрихе 14(27) марта 1917 года. Этот автореферат, переведенный на шведский язык, под заглавием «Ленин о русской революции. Немедленно переговоры о мире между народами, а не правительствами», появился 2 (15) апреля в «Politiken» с некоторыми сокращениями³⁰.

Текст автореферата сопровождался введением следующего содержания: «Благодаря любезности Ленина, нашего партийного товарища, который по пути на родину в пятницу проезжал через Стокгольм, «Politiken» имеет возможность опубликовать следующий подробный реферат сделанного им несколько дней тому назад в Цюрихе доклада о русской революции. Этот реферат даст великолепное представление о взглядах и планах на будущее левого крыла русской партии».

Твердость, с которой Ленин сказал о своем намерении выехать из Стокгольма в тот же день вечером, исключала возможность дальнейшего разговора на эту тему. Беседа со Стрёмом велась на немецком языке и продолжалась приблизительно час³¹.

БЕСЕДА ЛЕНИНА С ФРЕДКОМ СТРЁМОМ

— Русская революция находится только в самом начале,— сказал Ленин.— Она является продолжением революции 1905 года. Она является еще буржуазной революцией, вызванной войной и возмущением рабочих. Эта буржуазная революция должна быть превращена в рабочую революцию. Буржуазия получает поддержку от правых элементов рабочего движения, социал-патриотов, которые хотят продолжать империалистическую войну. Мы будем требовать хлеба, мира и свободы. Кадеты, октябристы и помещики настроены благожелательно по отношению к революции в надежде избежать рабочей революции и крестьянского мятежа. Мы должны создать конвент рабочих, солдат и крестьян.

— Не может ли раскол сил революции вызвать ее гибель? — спросил Стрём.

— Напротив! Революция пойдет на убыль, если мы не будем действовать и не возьмем на себя руководство. Русская революция даст сигнал для начала революции в Германии, Австрии и Польше. Если только это будут пролетарские революции, они смогут победить. Если это будут мелкобуржуазные революции, то они станут орудием в руках капиталистов, и власть достанется крупному капиталу и империалистам. Мы должны учиться у французской революции и у Парижской Коммуны. Наши партийные товарищи, правые социал-демократы, не понимают этого. Они слепы в отношении истории и времени.

Ленин остановился на перспективах революций в Европе:

— Вы не можете встретить царскую армию молитвами и без оружия. Русская революция освобождает вас от военной опасности. Финляндия должна стать свободной, первая из всех государств. Также Польша и прибалтийские государства. Революционная Россия должка освободить все народы, захваченные и угнетаемые царизмом. Немецкая революция должна освободить Польшу, Эльзас-Лотарингию и Шлезвиг, австрийская революция — Богемию и Венгрию и т. д. Это освобождение не может принести буржуазная революция, его принесет только революция пролетарская, у которой нет капиталистических интересов.

Напоминая о том, что империалистическая война должна перерасти в войну гражданскую, Ленин сказал:

— Мы идем навстречу веку грандиозных войн и революций. Совершенно новый общественный порядок не может быть осуществлен в один день или один год. Революции являются локомотивом развития, а локомотив ведем мы. Русская революция — только начало (Vorspiel!).

На вопрос Фр. Стрёма о судьбах демократии Ленин ответил:

— Социальная революция осуществит подлинную свободу и демократию... Диктатура пролетарская означает централизацию сил, но она не отменяет демократию³².

Заканчивая беседу, Ленин сказал, что приехавшие эмигранты желали бы провести совещание с руководителями шведских левых (К. Линдхагеном, К. Н. Карльсоном, Туре Нерманом и самим Фр. Стрёмом) с целью выяснить, считают ли они, что русские эмигранты, проехав через Германию, действовали правильно.

Это совместное совещание состоялось тут же, в гостинице «Регина».

По-видимому, в этот момент в «Politiken» было передано коммюнике, появившееся в № 85 на следующий день, 1(14) апреля 1917 года.

 

ПРОЕЗД РУССКИХ РЕВОЛЮЦИОНЕРОВ ЧЕРЕЗ ГЕРМАНИЮ

Коммюнике группы

Русские революционеры, прибывшие в пятницу утром в Стокгольм, передали «Politiken» для опубликования следующее официальное коммюнике относительно своей поездки:

Англия, официально с «радостью в сердце» приветствовавшая русскую революцию, сделала все, чтобы тотчас же свести на нет один из результатов революции — политическую амнистию. Английское правительство не пропускает в Россию живущих за границей русских революционеров, которые выступают против войны. После того как это было бесспорно доказано,— данный факт подтвержден множеством материалов, которые в самое ближайшее время будут опубликованы, и русские социалисты всех направлений констатировали это в единодушно принятой резолюции — часть русских партийных товарищей приняла решение попытаться вернуться из Швейцарии в Россию через Германию и Швецию. Фриц Платтен, секретарь Швейцарской социал-демократической партии и лидер ее левого крыла, известный интернационалист и антимилитарист, вел переговоры с немецким правительством. Русские партийные товарищи требовали для своего поезда права экстерриториальности (никакого контроля паспортов или багажа; недопущение кого бы то ни было из чиновников в их вагон). В числе едущих мог быть любой человек, независимо от его политических взглядов, при условии, что русские сами одобрят его кандидатуру. Русские партийные товарищи заявили, что потребуют за это освобождения австрийских и немецких гражданских лиц, интернированных в России.

Немецкое правительство приняло условия, и 9 апреля из Готтмадингена выехали 30 русских партийных товарищей, мужчин и женщин, в том числе Ленин и Зиновьев, редакторы «Социал-Демократа»,, Центрального Органа русской социал-демократии, редактор «Начала» в Париже Миха Цхакая, один из основателей кавказской социал-демократии, который в свое время ввел в партию Чхеидзе, а также несколько членов еврейского рабочего Союза. Руководителем поездки был Фриц Платтен, который один вел все необходимые переговоры с сопровождавшими поезд представителями немецкого правительства.

На протяжении трех дней проезда через Германию русские партийные товарищи не покидали вагона. Немецкие власти совершенно лояльно выполнили соглашение. 12-го сего месяца русские прибыли в Швецию.

Перед отъездом из Швейцарии был составлен протокол обо всех приготовлениях к поездке. Познакомившись с этим документом, Анри Гилъбо, представитель французской социал-демократической группы «Ѵіе Оиѵгіёге» и редактор «Demain», один из руководителей радикальной французской оппозиции в Париже, имя которого в настоящее время не может быть названо; Пауль Гартштейн, член радикальной немецкой оппозиции; М. Бронский, представитель русско-польской социал-демократии, и Фриц Платтен подписали заявление, в котором выразили полное одобрение образа действия русских партийных товарищей»³³.

Перед началом совещания произошел небольшой инцидент с представителем газеты правых социал-демократов Швеции («брантинговцев»), добивавшимся права присутствовать на совместном заседании русских и шведских левых социал-демократов.

Фр. Стрём обратился к Ленину с вопросом, как он относится к присутствию представителя «Socialdemokraten». В. И. Ленин ответил: «Мы совершенно не доверяем господину Брантингу. Если вы ему доверяете, то вы можете пригласить его представителя»³⁴. «Poiltiken» писала в связи с этим: «Однако шведские товарищи совершенно обоснованно считали, что такого доверия нет; поэтому представитель «Socialdemokraten» на совещание не был допущен»³⁵.

По свидетельству Фр. Стрёма, совещание открылось под председательством К. Линдхагена и В. И. Ленина. После речи Линдхагена на тему «Свет с Востока» («Ех oriente lux») со специальным сообщением выступил Ленин. Фр. Стрём в вышеупомянутой книге так передал его речь:

«Можно опасаться, что поездка русских через Германию в запломбированных вагонах в Швецию, для того чтобы вернуться домой, может быть истолкована потом как спекуляция со стороны Германской империи... Естественно, немецкое правительство, когда оно разрешало проезд, спекулировало на нашей оппозиции буржуазной революции, но этим надеждам не суждено оправдаться. Большевистское руководство революцией будет гораздо опаснее для немецкой императорской власти и капитализма, чем руководство революцией Керенского и Милюкова. Мы нуждаемся в свидетельстве высокоуважаемых в России шведских партийных товарищей в том, что мы поступаем правильно, возвращаясь домой через Германию. Мы уже получили аналогичное свидетельство от французских и швейцарских партийных товарищей».

После того как шведы в подробностях узнали о поездке, редактор «Politiken» К. Н. Карльсон обратился с речью к русским участникам собрания:

«Мы с удивлением услышали о мерах, принятых против вас социал-патриотами. Очень прискорбно, что некоторые социал-демократы настолько захвачены антантофильством, что могли так поступить». В конце выступления Карльсон выразил надежду шведов на открытое выступление русских в интернациональном духе, не только национальную, но и международную революцию.

Без малейших колебаний шведские социал-демократы признали абсолютную правильность того, что русские выехали на родину через Германию. Декларация, подписанная 25 марта (7 апреля) в Берне, была оглашена 31 марта (13 апреля) в Стокгольме и в присутствии всех едущих подписана К. Линдхагеном, Ф. Стрёмом, К. Н. Карльсоном, К. Чильбумом и Туре Нерма- ном от Швеции и Арвидом Г. Хансеном от Норвегии.

После этого, по сообщению «Politiken», напечатанному 2(15) апреля, В. И. Ленин выступил с последней речью.

«От имени русских товарищей Ленин поблагодарил за прием и сказал, что съезд русской социалистической партии, который будет созван в ближайшее время, выступит с предложением интернационального характера.

Со шведскими товарищами и особенно с «Politiken» будет поддерживаться тесная связь»³⁶.

С заключительной речью выступил К. Линдхаген. Он выразил надежду на то, что русские будут содействовать установлению мира и сделают из своей революции явление, еще более значительное, чем французская революция. В честь русских и будущего было провозглашено четырехкратное ура. Возглас «Шведы желают вам счастливого пути!» был принят с большим энтузиазмом. Собравшиеся горячо приветствовали руководителя поездки Фрица Платтена.

Ввиду того что приемные часы в тюрьме, где был заключен Ц. Хёглунд, кончились, поездка туда оказалась невозможной. Поэтому собравшиеся единодушно приняли решение послать приветственную телеграмму следующего содержания:

«Члену риксдага Ц. Хёглунду.

Следственная тюрьма. Ленгхольм.

Желаем скорого возвращения на свободу, к борьбе!

От имени русских и шведских друзей

Ленин, Стрём»³⁷.

Совещание кончилось. Шведские социал-демократы удалились, предупредив, что прибудут в пять часов, к общему прощальному обеду, перед отъездом на вокзал.

Началось совещание с остававшимися с Стокгольме большевиками. Здесь было сконструировано Заграничное бюро (Заграничная коллегия) ЦК РСДРП в составе Я. С. Ганецкого, В. В. Воровского и К. Радека. Обсужден вопрос о задачах этого органа, которому предстояло: осуществлять связь заграничных большевиков с Центральным Комитетом в России; представлять ЦК во всех случаях, когда это понадобится за границей; информировать западноевропейскую печать о событиях российской революции, а российский ЦК — о всех новых явлениях в Европе.

Оставшимся большевикам была вручена наличность партийной кассы, оставлены материалы, которые имелись у едущих (из опасения обысков и арестов на русской границе).

До отъезда оставались считанные часы. За это время надо было заехать в русское консульство за паспортами и визами. Все это обошлось без проволочек. Юридические и материальные хлопоты о дальнейшем следовании взял на себя «Русский комитет по эвакуации» в Стокгольме.

За подписью Ленина, М. Цхакая и Д. Сулиашвили на имя председателя Петроградского Совета Н. С. Чхеидзе была послана телеграмма о необходимости обеспечить всей группе беспрепятственный проезд через русскую границу.

В сопровождении О. Гримлунда эмигранты сделали необходимые покупки; В. И. Ленин не мог удержаться от покупки книг. К 5 часам вечера все снова собрались в гостинице к прощальному обеду, на котором, по существу, состоялась последняя беседа со шведскими друзьями.

В 18 часов 37 минут отходил поезд на Хапаранду. Репортер «Politiken» так описал отъезд русских из Стокгольма:

«Последние полчаса у вагона наших друзей было исключительно оживленно. Человек сто русских и шведов собрались проводить отъезжавших на родину. У них было прекрасное настроение, у всех имелись красные революционные эмблемы. На платформе царило оживление. До последнего момента шли беседы, происходил обмен мнений. В одном из окон виднелась характерная голова Ленина. Он был, разумеется, центром внимания. Незадолго до отхода поезда один армянин произнес горячую речь в честь Ленина, этого неподкупного выразителя идей интернационализма. Дрожащими от волнения голосами все запели «Интернационал», отъезжающие сгрудились у окон, размахивали красными флажками. Гул голосов и песня казались эхом великого грохота революции на востоке. При первом толчке поезда шведы провозгласили здравицу в честь революции. Русские е воодушевлением подхватили ее. Под неподдающееся описанию ликование и бесчисленные «до свидания» (латинскими буквами транскрибировано русское слово.— //. К.), поезд отошел, увозя тех, кто в скором времени должен стать во главе великой освобожденной России».

Отчет о пребывании русских в Стокгольме, о совещаниях, об отъезде, автореферат цюрихского доклада Ленина, а также кадры кинохроники были напечатаны в «Politiken» 2(15) апреля.

С дороги Ленин телеграфировал в Женеву В. А. Карпинскому:

«Германское правительство лояльно охраняло экстерриториальность нашего вагона. Едем дальше. Напечатайте прощальное письмо. Привет.

Ульянов»³⁸.

В. И. Ленин был крайне заинтересован, чтобы Декларация интернационалистов и телеграмма как можно шире перепечатывались газетами, как можно скорее становились достоянием общественности. Надо было отразить удары «союзнических» газет, в которых уже появились сообщения об отъезде русских через Германию с комментариями, полными намеков и вымыслов, выдаваемых за действительность. Так, корреспондент, скрывшийся за псевдонимом «Ното», успел объявить русских интернационалистов германофилами, предпринявшими поездку через Германию при протестах буквально всех русских эмигрантских колоний.

Один из большевиков, ехавших с Лениным, в письме, адресованном социалистической газете «La Sentinelle» (выходила в Ла-Шо-де-Фон) 2(15) апреля, т. е. после выезда из Стокгольма, описал всю поездку. 10(23) апреля письмо было напечатано с комментариями редакции под заголовком

НЕКОТОРЫЕ ПОДРОБНОСТИ ПЕРЕЕЗДА РУССКИХ СОЦИАЛИСТОВ ЧЕРЕЗ ГЕРМАНИЮ

Письмо из Стокгольма:

15 апреля 1917 г.

Товарищи в числе тридцати (и двое детей) успешно проехали через Германию, которая лояльно соблюдала условия путешествия³⁹. Платтен, сопровождавший пас, служил посредником между нами и германскими властями. В Треллеборге мы были встречены польскими и шведскими товарищами. В Мальмё (порт Южной Швеции) нам предоставили спальный вагон; 13 апреля в 9 часов утра мы прибыли в Стокгольм, где шведские и русские товарищи устроили нам торжественный прием.

Узнав об обстоятельствах, побудивших нас предпринять это путешествие, и об условиях, в которых оно произошло, шведские товарищи, так же как русские интернационалисты, без различия фракций, нас вполне одобрили. Некоторые шведские социалистические лидеры присоединили свои подписи к интернационалистическому заявлению, опубликованному в «La Sentinelle» и одобряющему наш отъезд.

Что касается русских товарищей («ленинцев»), точно так же как «меньшевиков» и «бундовцев», они все одобрили нашу точку зрения, противоположную части русских интернационалистов, оставшихся в Швейцарии, находящих момент неподходящим и могущим дать повод для гнусных инсинуаций, направленных к компрометации интернационального движения.

(Важно отметить, что резолюция, принятая в Швейцарии представителями различных русских фракций, не содержит ни малейшего намека на неодобрение или десолидаризацию, вопреки утверждениям г. Homo; этот «хорошо осведомленный» корреспондент поступил бы лучше, если б предварительно ознакомился с документами, а не основывался на пересудах своих друзей». (Примечание редакции «La Sentinelle».)

Известные германские социал-патриоты Парвус и Янсон (редактор «Internationale Korrespondenz») тщетно пытались интервьюировать Ленина. Они, конечно, встретили резкий и категорический отказ (вот еще превосходное доказательство «германофильства» русских интернационалистов! Примечание редакции «La Sentinelle».)

Русский комитет эвакуации в Стокгольме принял на себя все юридические и материальные заботы о дальнейшем следовании отъезжающих. Русское консульство в Стокгольме выдало нам обычный паспорт, содержащий фотографии всех путешественников.

Из Мальмё наши товарищи телеграфировали в Центральный Комитет РСДРП и в Совет рабочих и солдатских депутатов, прося у них разрешения перейти русскую границу⁴⁰.

Автором письма, по предположению Е. Ф. Кон, была И. Ф. Арманд, о чем свидетельствует безупречный французский язык, ее роль участницы совещания с интернационалистами, происходившего в Берне в ночь с 24 на 25 апреля (6—7 апреля), а также связь с швейцарской левосоциалистической прессой. Возможно, конечно, что письмо было коллективным документом, написанным при участии В. И. Ленина или во всяком случае просмотренным им.

Русский перевод письма появился в парижской газете «Новая эпоха» (так называлась после возобновления закрытая французским правительством газета «Начало»). Но в «Новой эпохе» были сняты, во-первых, комментарии в тексте по адресу Homo и, во-вторых, изложение условий проезда через Германию. Парижская цензура не была заинтересована в том, чтобы содержание условий, исключающих какие бы то ни было контакты едущих с германской администрацией, стали известны общественности. Наоборот, надо было если не прямо фальсифицировать текст, то хотя бы выбросить из него все, что правдиво отражало историю отъезда.

Путь через Швецию и Финляндию

Теперь все мысли Ленина сосредоточились на одном: скорее включиться в работу ЦК и «Правды».

Д. Сулиашвили, ехавший в одном купе с В. И. Лениным, вспоминает, что, как только поезд тронулся, Владимир Ильич расположился на верхней полке и углубился в чтение русских газет, захваченных из Стокгольма. Читал он запоем, лишь изредка раздавалось негодующее: «Ах, каналья! Ах, изменник!»—по адресу российских оборонцев.

Так прошла ночь. Утром В. И. Ленин попросил Д. Сулиашвили собрать всю группу в коридоре вагона.

«Поговорим и условимся, как держаться и что говорить в случае, если нас при въезде в Россию арестуют агенты Временного правительства»,— сказал Ленин.

Это было собрание по всем правилам, с повесткой дня и протоколом, сохранившимся в Центральном партийном архиве Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС.

ПРОТОКОЛ СОБРАНИЯ ЕДУЩИХ В РОССИЮ ПОЛИТЭМИГРАНТОВ

11 IV. 1917 г.

В поезде между Стокгольмом и Xапарандой

Порядок дня:

I. Вопрос о поведении на русской границе.

II. Вопрос о поездке Фр. Платтена.

III. Вопрос о поведении в случае допроса комиссарами Временного правительства в Петрограде.

I а. Переговоры ведутся делегатами тт. Лениным и Миха.

в. Все заявляют, что они политэмигранты и никаких паспортов не имеют.

с. Если будет задан вопрос о проезде через Германию, заявляем, что проехали из Швейцарии через Германию, об условиях сообщили в Стокгольме представителям печати (в частности, представителю Петербургского телеграфного агентства)⁴¹, подробности сообщим в Петербурге.

II. О тов. Платтене.

а. Т. Платтен должен идти на пограничный осмотр последним.

в. Сам т. Платтен не дает никаких объяснений — без вопросов. В случае расспросов отвечает, что в понятие «Gescheftliche Reise» входит и его политическая миссия.

III. О поведении на допросе комиссарами в Петербурге.

а) Каждый дает о себе личные сведения биографического характера. О политической стороне поездки показания дает только комиссия из пяти лиц (тт. Ленин, Миха, Надежда Константиновна, Зиновьев, Сокольников)⁴².

Комиссия эта является представительницей двадцати пяти лиц, от имени которых она должна вести все переговоры в комиссариате в Петербурге.

Остальные трое товарищей могут присоединиться к двадцати пяти до завтра, 15. IV. 1917 г.

И. Мирингоф                        С. Шайнессон

Григорий Тинский⁴³ Е. Кон

Г. Сафаров (И. Егоров)           Сулиашвили Давид

A. Абрамович                       Г. Зиновьев

Сокольников                         Н. К.⁴⁴

Ж. Слюсарева                      М. Харитонов

Давид Розенблюм                Инесса

Иоган Линде                      А. Константинович

B. Сафарова-Морточкина      Абрам⁴⁵

3. Рыбкин                          Маня Мирингоф

М. Гоберман                      Ольга⁴⁶

Миха Цхакая                        Зина Б.⁴⁷

К протоколу присоединяются заявления тт. Гребельской, Погавской и Айзентух⁴⁸.

Теперь, когда Ленин и его спутники были почти у цели, мысль о возможной задержке в Торнео или аресте в Петрограде была особенно нелепа. Однако гарантий того, что группа будет пропущена в Россию, не было. Неизвестно было, пропустят ли Платтена, единственного «стороннего свидетеля» всех обстоятельств подготовки отъезда и дороги через Германию. Ясно было одно: приезд в Россию Фр. Платтена — посредника при сношениях эмигрантов с германской администрацией и в Швейцарии и в пути — не мог быть желателен для Временного правительства, так как он сразу пресек бы клевету на Ленина и его спутников. Не впустить его было легче легкого и на вполне «законном» основании, ведь он не был русским политическим эмигрантом.

В состоянии неопределенности подъезжала группа к границе⁴⁹.

В. И. Ленин был сосредоточен, углублен в работу. Его спутники, с которыми он еще при проезде через Германию, затем Швецию делился мыслями, сформулированными затем в Апрельских тезисах, снова увидели его склонившимся над блокнотом.

Иногда он принимал участие в разговоре, который, естественно, вращался вокруг вопроса, что ждет их в Петрограде. М. Л. Гоберман припомнил одну из реплик Владимира Ильича в ответ на вопрос: как будет реагировать на приезд Временное правительство?

«— Нас это меньше всего должно интересовать,— сказал Ленин.— Мы должны делать свое дело, дело революции. Что же касается оборонцев, то они все равно поливали бы нас грязью, даже если бы мы поехали через Англию»⁵⁰.

Еще более характерную деталь запомнил Фриц Платтен. На вопрос, что он думает о роли большевиков в революции, Платтен ответил: «Вы — гладиаторы Рима, которым угрожает опасность, что их разорвут дикие звери!». Этот ответ Ленин встретил взрывом неудержимого искреннего смеха и репликой (потом она стала крылатой): «Кто — кого!»⁵¹.

2(15) апреля группа прибыла на шведскую границу, в Хапаранду.

Отсюда еще можно было послать друзьям последние приветы и советы. Из Торнео это было уже невозможно. Русская граница письма Ленина и к Ленину не пропускала.

Из Хапаранды Владимир Ильич написал письма в Стокгольм члену Заграничного бюро ЦК Я. С. Ганец- кому (не сохранившееся) и в Женеву В. А. Карпинскому. У Карпинского Ленин спрашивал, получена ли телеграмма о лояльном соблюдении Германией условий поездки, предназначенная для напечатания в цюрихской «Volksrecht», отдано ли в набор «Прощальное письмо к швейцарским рабочим».

Я. С. Ганецкого, как это видно из ответного письма, он спрашивал о способе установления связи, о пересылке в Россию оставленных в Стокгольме документов и рукописей.

На шведской стороне все формальности были окончены быстро. Русский консул вручил Ленину 300 шведских крон для личных расходов эмигрантов при проезде их через Финляндию. На санях перевезли всех через нейтральную полосу Ботнического залива от шведской границы к русской. В первый раз русские эмигранты увидели красный флаг революционной России, водруженный над зданием пограничного пункта Торнео.

В Торнео досмотр и формальности сразу же ввели всех в курс российской «демократии». Ленин проявил здесь максимум спокойствия и выдержки. Он педантично заполнил и подписал «Опросный лист пассажира русского подданного, прибывшего из-за границы через пограничный пункт Торнео». Ответил на вопросы: об имени, отчестве, фамилии, дате и месте рождения; о том, что едет из Стокгольма (Швеция) Hotel Regina, Stokholm; что как политэмигрант выехал из России нелегально; в Финляндии останавливаться не предполагает; в Петрограде остановится у сестры Марии Ильиничны Ульяновой по Широкой ул., д. 48/9, кв. 24; по профессии — журналист.

Затем началась процедура личного обыска, организованная хозяйничавшими на границе «союзными» офицерами. Лёнин отнесся к обыску внешне равнодушно, соблюдая полную корректность, по внутренне был глубоко возмущен бесцеремонностью агентов «союзных» правительств, осуществлявших «охрану» российских границ от русских революционеров!!

Владимир Ильич вышел из помещения таможни с твердой уверенностью, что недолго осталось англофранцузскому капиталу хозяйничать на русской земле. Обращаясь к Михе Цхакая, он сказал:

«Наши испытания, товарищ Миха, окончились... Мы им покажем, что мы достойные хозяева будущего!»

Наконец наступила очередь Фрица Платтена. Пограничная администрация отказалась пропустить его в Россию, несмотря на то что политическая цель его поездки явно предполагала его приезд в Петроград имеете со всей группой. У Платтена были и личные мотивы побывать в России: будучи участником первой русской революции 1905—1907 годов, он был заключен в Рижскую тюрьму и освобожден под залог; теперь он желал и имел все основания получить его обратно. Кроме того, он хотел навестить родителей своей жены и Москве (он был женат на русской).

Ни один из мотивов не был принят во внимание. Видимо, от министра иностранных дел Милюкова имелось строгое предписание: Платтена в Россию не впускать. Офицер, задержавший Платтена, уверял, что получение визы — вопрос двух-трех дней, а пока Платтен под конвоем был направлен обратно в Хапаранду. Напрасно В. И. Ленин телеграфировал Русскому бюро ЦК РСДРП, прося ускорить получение для Платтена визы на въезд в Россию: ни трехдневное ожидание в Хапаранде, ни двухдневное пребывание в Стокгольме никаких перемен не внесли; Платтен вернулся в Швейцарию и получил возможность приехать в Россию только после Октябрьской революции. Причины задержки его на границе для большевиков были совершенно очевидны. Правительство не хотело впустить в Россию авторитетного члена Швейцарской социал-демократической партии, известного левого циммервальдиста только потому, что он должен был засвидетельствовать политическую честность приехавших.

Вся обстановка на границе показывала, что Временное правительство делает все возможное, чтобы обеспечить свободу для клеветы и инсинуаций по адресу большевиков.

Уверенности в том, что в Петрограде не арестуют, ни у кого не было. Но теперь это вызывало только досаду, что может отодвинуться срок начала борьбы...

Владимир Ильич из Торнео телеграфировал сестрам Марии и Анне Ильиничнам о своем приезде в понедельник 3(16) апреля и просил известить об этом «Правду». С редакцией «Правды» он желал встретиться в первую очередь.

Наконец все формальности были окончены, можно было двигаться дальше. На перроне в Торнео рабочие, солдаты, матросы окружили едущих, засыпали их вопросами, жадно слушали ответы. «Начался горячий, живой разговор с людьми»,— писала Е. Ф. Усиевич (Кон), вспоминая эти счастливые минуты. «Смотрите, дорвались»,— сказала ей Н. К. Крупская, кивнув на «особенно горячих агитаторов», которые, как писала Е. Ф. Усиевич, «казалось, забыли о том, что надо ехать дальше, отдаваясь счастью общения с революционной массой, которого столько времени были лишены»⁵².

Наконец поезд отошел от границы. Жадно прильнув к окну вагона, Ленин вглядывался в солдат, переполнявших в те дни вокзалы, перроны и поезда. Что они чувствовали? О чем они думали? Как в их сознании преломилось стихийное стремление покончить с войной, с несправедливостями старого мира?

Вопросы о насущных задачах дня, о будущем были мучительны особенно для фронтовиков. Это прорывалось в самых обычных путевых эпизодах.

«Мимо нас прошел несколько раз бледный поручик и, когда мы с Ильичем перешли в соседний пустой вагон, подсел к нему и заговорил с ним,— вспоминала Н. К. Крупская.— Поручик был оборонцем, Ильич защищал свою точку зрения — был тоже ужасно бледен»⁵³.

Разговор с поручиком мог только утвердить Ленина и том, как велики последствия демократизации армии, происшедшей в последние годы воины, когда кадровое офицерство оказалось перебитым. В начале 1917 года Ленин указывал на этот факт в статье «Поворот в мировой политике». Он писал, что Николай II не может ручаться за армию, «офицеры которой теперь больше из вчерашних гимназистов»⁵⁴. О том же говорил он и в Ла-Шо-де-Фоне 5(18) марта в реферате «Пойдет ли русская революция по пути Парижской Коммуны?»⁵⁵.

Теперь, по пути в революционный Петроград, он столкнулся с представителем нового офицерства, человеком искренним, взволнованным тем же вопросом о будущем России, каким были взволнованы массы. В его сознании еще не произошел перелом к пониманию их коренного интереса, но он не был ура-патриотом, он был уверен, что, сражаясь с «внешним врагом», он сражается за революцию.

В вагон мало-помалу набирались солдаты. Скоро набился полный вагон. Беседа вылилась в своеобразный митинг. Подробности речи Ленина Надежда Константиновна записала позднее. «Речь Ильича не походила на обычную речь пропагандиста или агитатора. Он говорил о том, что его самого так волновало, о необходимости дальнейшей борьбы, борьбы за мир, борьбы против грабительской войны. Ему возражал побледневший поручик-оборонец. Солдаты напряженно слушали, придвигались, влезали на полки, чтобы лучше уловить каждое слово того, кто так просто, понятно говорил с ними, волновался тем, чем они волновались»⁵⁶.

В памяти Михи Цхакая сохранилась другая сцена: после речи Ленина, обращенной к солдатам, и речи самого Михи о том, «кто мы, откуда приехали и что несем на своих знаменах», заговорили солдаты. Их речи были «жестокой критикой войны». «Ильич очень внимательно прислушивался к речам солдат»,— писал М. Цхакая. Один из выступавших и был упомянут Лениным в докладе 4(17) апреля, как тип «добросовестного оборонца».

На станциях Владимир Ильич набрасывался на русские газеты. Удалось получить несколько свежих номеров «Правды». Вообще дорога от Торнео не была похожа на дорогу до Хапаранды. В Швеции Ленин был главой группы революционеров, возвращавшихся на родину, которым рады были оказать братскую помощь шведские интернационалисты. Здесь, в Финляндии, он был вождь российских рабочих, с именем которого связывали и русские и финны судьбу своих народов. Рабочие демонстрации со знаменами и революционными песнями встречали поезд.

Все хотели увидеть и услышать Владимира Ильича, пожать его руку. «...Ленин все время улыбался от счастья. Он не мог сдержать свою радость, глаза его блестели...»⁵⁷ вспоминал Д. Сулиашвили.

Представители Гельсингфорсского Совета и местной организации большевиков выехали навстречу Ленину на станцию Рихимяки, где в момент прибытия поезда состоялся митинг. В Выборге поезд также встретила манифестация финских и русских рабочих, приветствовавших возвращение Ленина на родину⁵⁸.

В. И. Ленин радостно отвечал на приветствия взволнованными речами.

Особенно запомнилась всем встреча в Белоострове. До прибытия эмигрантов, специальным поездом из Петрограда приехала в Белоостров делегация петроградских рабочих во главе с членами Центрального и Петербургского комитетов РСДРП (б), Военной организации большевиков, редакции «Правды» (Сталин и Каменев), а также сестра Ленина М. И. Ульянова,

А. М. Коллонтай и другие. Немного позже подошел специальный поезд из Сестрорецка, с которым прибыло около четырехсот рабочих, секретарь сестрорецкой большевистской организации В. И. Зоф, Н. А. Емельянов и выступавшие в этот день с докладами в Сестрорецке В. И. Бреслав и Л. Н. Сталь.

Встречу Ленина участники описали по-разному. По- видимому, память одних сохранила одно, память других — другое.

Вагоны на пограничной с Финляндией станции были открыты не сразу, предстояла продолжительная стоянка и таможенный досмотр. Кто-то побежал вдоль поезда узнать, в каком вагоне Ленин. Вдруг стекло в одном из окон опустилось вниз и показалась рука с красным флажком. Все бросились к этому вагону.

Н. А. Емельянов вспоминал, что, как только двери вагона были открыты, Владимир Ильич появился на площадке и произнес краткую речь. Он поздравил с восторжествовавшей в России революцией и сказал:

«Хорошо сделали, что выгнали царя и всех его приспешников, но еще плохо, что оставили хитрую, лицемерную, хищную буржуазию. Да здравствует социалистическая революция! Долой буржуазию! Вперед к социализму!»⁵⁹

И. Куликов запомнил из этой речи Ленина следующее:

«...Хотя вы, т. е. рабочие, и совершили революцию, по она еще далеко не закончена... надо отобрать землю у помещиков... надо рабочий контроль на фабриках и заводах, надо кончить войну и прогнать от власти помещиков»⁶⁰.

Финский коммунист Виртонен пишет, что финские рабочие подхватили Ленина на руки (затем его перехватили русские) и понесли в помещение вокзала. Там Владимир Ильич говорил минут десять о том, что эта революция не последняя, что не германский пролетариат враг российских рабочих, что нужно бороться с буржуазией, чтобы получить настоящую свободу⁶¹.

Сестрорецкий рабочий А. М. Афанасьев запомнил, что Ленин говорил о дальнейшей борьбе, о необходимости кончать империалистическую бойню.

После, уже у вагона, говорили еще два-три человека. Поезд вместо сорока минут стоял в Белоострове более часа и тронулся под звуки «Интернационала», который запели эмигранты, и криках «ура!» со стороны встречавших.

В этот последний, короткий отрезок пути, отделявший от Петрограда, Ленин торопился хоть несколько войти в курс петроградской обстановки.

Первый вопрос Ленина, едва встречавшие разместились в его купе, был обращен к редакторам «Правды».

— Что у вас пишется в «Правде»? Мы видели несколько номеров и здорово вас ругали...

С этого начался разговор с членами ЦК и ПК, с редакторами «Правды». Ленин, как вспоминают его собеседники, был совершенно поглощен беседой до самого Петрограда. Содержание беседы, по-видимому, было так многообразно, что передать ее никому не удалось. Но одна тема, волновавшая в эти дни петроградских большевиков, в связи с выдвинутым планом объединения всех социал-демократов «на базе Циммервальда — Кинталя» нашла отражение в воспоминаниях В. Баранова. Он писал в 1925 году, что именно в первый момент встречи с Лениным задал ему мучивший его вопрос: «Что такое «Циммервальд»? — и Владимир Ильич тут же обстоятельно разъяснил «значение Циммервальда»⁶².

Л. И. Сталь улучила момент, чтобы тихо спросить В. И. Ленина? почему Зиновьев в Белоострове в своей речи не упомянул о социалистической революции? Почему они выступают с разными лозунгами?.. Неохотно, явно не желая углубляться в эту тему, Ленин сказал, пожав плечами:

— Не успели сговориться!

Возможно, для него самого это публично обнаруженное несогласие было неожиданным...

Вдруг ход беседы о положении партии был прерван нечаянно вырвавшимся вопросом:

— А не арестуют меня в Петрограде?

По-видимому, мысль о том, что ему не удастся немедленно включиться в работу, в борьбу, подсознательно мучила Ленина, и наконец прорвалась наружу.

Товарищи в ответ только улыбнулись.

Поезд запаздывал. Возникло сомнение: найдется ли ночной извозчик, чтобы добраться до Широкой, где жили сестры Ленина — А. И. Елизарова и М. И. Ульянова.

Наконец заблистали огни Петрограда. Поезд замедлил ход, и звуки песни ворвались в вагон, смешавшись с лязгом буферов и прощальными репликами спутников. Это были звуки «Марсельезы», впервые услышанные еще при встречах по пути от Торнео, но поразившие в этот поздний час на Петроградском вокзале⁶³.

Примечания:

¹ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 431.

² Эта резолюция меньшевиков принята в ответ на последнее предложение Фр. Платтена об отъезде и была доставлена позднее. См. стр. 58 настоящего издания

³ См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31, стр. 498—499.

⁴ Протокол сохранился в двух вариантах. Первый не включал перечисленных выше документов, а лишь указывал их порядковый номер, как приложении. Второй — «полный» — был перепечатан Карпинским позже, после отъезда группы. Он включал все документы

⁵ Далее следовало постановление Заграничной коллегии ЦК РСДРП (см. стр. 40—41 настоящего издания).

⁶ К русскому переводу этого письма следует заметить, что немецкий текст его носит все следы спешной работы писавшего. В скобках мы дополняем незаконченные или только обозначенные начальными буквами слова и исправляем неточности. (Примечание документа.)

⁷ Примечание документа

⁸ По-видимому, Genossen — товарищи.

⁹ См. стр. 45 настоящего издания

¹⁰ Имеется в виду работа В. И. Ленина «Несколько тезисов. От редакции», напечатанная в центральном органе партии большевиков газете «Социал-демократ» 13 октября 1915 года (см. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 27, стр. 48—51).

¹¹ В течение марта 1917 года В. И. Ленин дважды выступал с рефератами о революции в России. 5(18) марта в Ла-Шо-де- Фоне «О Парижской коммуне и перспективах развития русской революции»; 14(27) марта в Цюрихе на тему «Русская революция, ее значение и ее задачи» (автореферат был напечатан -18(31) марта и 20 марта (2 апреля) в цюрихской газете «Volksreeht». № 77 и 78, и 2(15) апреля в стокгольмской газете «Politiken» № 85.

¹² В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 429.

¹³ Ф. Лорио нелегально приезжал в Швейцарию.

¹⁴ Анри Гильбо. Владимир Ильич Ленин. Описание его жизни. Ленинград, б. д., стр. 134.

¹⁵ Единственное исправление было внесено Ф. Лорио. Он предложил фразу «Русские интернационалисты, которые за время войны самым резким образом боролись с империализмом» сформулировать так: «Русские интернационалисты, которые за все время войны самым резким образом боролись с империализмом вообще, и с немецким империализмом в особенности». По свидетельству А. Гильбо, В. И. Ленин был очень доволен этой поправкой (см. А. Гильбо. Владимир Ильич Ленин. Описание его жизни, стр. 135).

¹⁶ Здесь текст печатается по переводу, хранящемуся в ЦПА ИМЛ при ЦК КПСС, на котором имеется пометка В. А. Карпинского: «(Русский текст декларации. Секретарь собрания В. Карпинский)».

¹⁷ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т.49 стр. 431

¹⁸ Текст подписки с подписями сохранился в двух аутентичных экземплярах — один на русском, другой на немецком языке, но подписи на документах не совпадают. На русском и на немецком тексте первым подписался Ленин. Русский текст подписан вслед за Лениным Надеждой Константиновной (Ленина), Г, Сафаровым, В. Сафаровой-Марточкиной, Инессой Арманд, Ф. Гребельской, А. Константинович, А. Сковио, Г. Зиновьевым, 3. Радомысльской (с сыном), Д. Слюсаревым, Г. Бриллиант, М. Харитоновым, Д. Розенблюм, А. Абрамовичем, Михой Цхакая, М. Гоберманом, ІІоговской, Д. Сулиашвили и О. Равич.

В немецком тексте имеются подписи Г. Усиевича, К. Кон,  Н. Бойкова, Е. и М. Мирингофов, Ельчаншгова, А. Линде, М. Айзентух и Шейнессон, которых нет в русском. Какой из текстов был первоначальным — трудно сказать.

¹⁹ Письмо было издано на французском языке группой большевиков в Ла-Шо-де-Фоне.

²⁰ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 432.

²¹ «Ленин в Октябре». Госполитиздат, 1957, стр. 36.

²² «О Владимире Ильиче Ленине. Воспоминания». Госполитиздат, 1963, стр. 155. Р. Б. Харитонова, желая сохранить сбере­гательную книжку Ленина, не стала получать вклада. Книжка передана ею в Центральный партийный архив Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС.

²³ «О Владимире Ильиче Ленине. Воспоминания». 1963, стр. 213.

²⁴ «Ленин в Октябре». 1957, стр. 38. Ленин оказался прав: 30 апреля (12 мая) через Германию в Россию выехала вторая группа политических эмигрантов, числом 257 человек, а 17(30) июня — третья группа. Вторую сопровождал швейцарский социалист Г. Фогель, третью — О. Ланг. Обе группы ехали на основе условий, выработанных Лениным

²⁵ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31, стр. 353.

²⁶ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 433

²⁷ В. И. Ленин познакомился с Ц. Хёглундом в 1910 году в Копенгагене во время VIII конгресса Л Интернационала, встречался во время Циммервальдской конференции в 1915 году; Хёглунд принадлежал к группе циммервальдских левых. В 1916 году за антивоенную пропаганду он был заключен в тюрьму

²⁸ Этот вопрос корреспондент «Politiken», по-видимому, задал не случайно, а для того, чтобы ответом Ленина предотвратить измышления о контактах приехавших с немцами

²⁹ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31, стр. 95.

³⁰ Возможно, что Фр. Стрём стенографировал беседу и, печатая ее в 1942 году в книге «В бурное время», пользовался стенограммой. Не исключено, что он записал ее по окончании (как это делала Клара Цеткин после бесед с Лениным). Архив Фр. Стрёма передан на хранение в Стокгольмскую библиотеку и на основе его завещания станет доступен по истечении 50 лет с момента его смерти

³¹ Сокращения текста не были механическими. Редакция «Politiken» выбросила из автореферата критику К. Каутского, факты, освещающие связь российских меньшевиков с Временным правительством, и оценку этого как луиблановщины, критику ошибочной позиции М. Горького и, главное, положительную программу социалистической революции, завершающейся созданием пролетарского государства.

Кроме этих сокращений левые шведы выкинули также призыв к образованию всенародной милиции. В вопросе о «вооружении народа» они спотыкались не в первый раз. Ленин спорил с Ц. Хёглундом по этому вопросу еще в 1910 году, доказывая, что революционный класс накануне социальной революции не может быть против вооружения народа.

³² См. Фр. Стрём. В бурное время (J stromig tid. Memoarer. Stocholm, 1942, S. 197-203).

³³ Коммюнике как документ, принадлежность которого В. И. Ленину вполне вероятна и подтверждена в 1962 году сви­детельством О. Гримлунда, напечатан в Полном собрании со­чинений Ленина, т. 34, стр. 487—488 (Приложения).

³⁴ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31, стр. 96.

³⁵ «Politiken« № 86, 15.IV. 1917.

³⁶ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т, 31, стр. 97.

³⁷ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 459

³⁸ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 433.

³⁹ Вот важнейшие пункты этих условий: разрешение проехать через Германию всякому русскому гражданину без различия политического направления, пола и возраста; предоставление пломбированного вагона, исключающего всякий контакт между едущими и немецкими гражданами; сопровождение швейцарским гражданином, служащим посредником между русскими и немецкой администрацией; билеты по обычному тарифу и т. д. (Примечание редакции «La -Sentinelle».)

⁴⁰ «La -Sentinelle» № 93, 23. IV. 1917. (Перевод с французского.)

⁴¹ Текст коммюнике, полученный русскими газетами через Петроградское телеграфное агентство (ПТА), был 5(18) апреля напечатан буржуазными газетами «Речь» и «День» без последнего абзаца, в котором говорилось о протоколе, составленном едущими накануне отъезда, а также о Декларации интернационалистов Фр. Платтена, А. Гильбо, Ф. Лорио, М. Бронского и П. Леви и др., одобрявших решение русских политических эмигрантов выехать на родину через Германию.

Такое свидетельство печатать было невыгодно: темные намеки и прямая клевета на едущих в сопоставлении с авторитетным заявлением западноевропейских социалистов не достигли бы цели

⁴² Д. С. Сулиашвили сообщает в своих воспоминаниях, что речь шла не только о поведении при допросе комиссарами Временного правительства, а в случае ареста и суда — о поведении на суде, по обвинению за проезд через Германию. Ленин говорил, что ответы большевиков должны носить характер не защиты, а, наоборот, мы обязаны сами обвинять Временное правительство, что оно не обеспечило свободного возвращения эмигрантов в Россию (см. Д. С. Сулиашвили. Встречи с Лениным в эмиграции. Сб. «Ленин в Октябре». 1957, стр. 41).

⁴³ Г. Усиевич.

⁴⁴ Н. К. Крупская.

⁴⁵ Абрам Сковно.

⁴⁶ С. Н. Равич.

⁴⁷ 3. И. Лилина.

⁴⁸ ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 10, ед. хр. 42102.

⁴⁹ Никто не знал, что именно в этот день В. П. Ногин огласил на заседании Всероссийского совещания Советов текст письма Ленина Я. С. Ганецкому о невозможности для интернационалистов вернуться в Россию через Англию. Совещание приняло предложенную Ногиным резолюцию с требованием к Временному правительству обеспечить возвращение всех эмигрантов на родину. Сообщение В. П. Ногина и постановление совещания поставили представителей рабочих и солдат, съехавшихся со всей России, в курс правительственной политики, препятствующей возвращению в Россию интернационалистов. Представители рабочих и солдат всей России оказались осведомлены о том, что все пути в Россию, кроме Германии, для интернационалистов, для Ленина были закрыты, что такой проезд был вынужденным.

Это осведомление представителей Советов о нарушении Временным правительством закона об амнистии, разоблачение политического шантажа союзных правительств, не пропускавших в Россию интернационалистов, сыграло свою роль в момент приезда в Петроград первой группы эмигрантов во главе т. Лениным

⁵⁰ «О Владимире Ильиче Ленине. Воспоминания». Госполитиздат, 1963, стр. 178.

⁵¹ Фр. Платтен. Из встреч с Лениным. «Молот» 21 января 1928 г.

⁵² Е. Ф. Усиевич. В Петроград! Сб. «Ленин в Октябре». Гослолитиздат, 1957, стр. 47.

⁵³ Н. К. Крупская. Воспоминания о Ленине. 1957, стр. 280.

⁵⁴ В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 30, стр. 344.

⁵⁵ ЦПА НМЛ, ф. 14, д. 141, л. 39.

⁵⁶ Н. К. Крупская. О Ленине. Сборник статей. 1960, стр. 38—39.

⁵⁷ «Ленин в Октябре». 1957, стр. 41.

⁵⁸ См. Е. Вишневский. Воспоминания о встрече с Ильичем. «Красный флот», 1924, № 2, стр. 38; Д. Сулиашвили. Из Швейцарии в Петроград вместе с Лениным. «Заря Востока» № 781, 17 января 1925 г.

⁵⁹ Сб. «История пролетариата СССР» № 4(16), 1933,  стр. 146-170.

⁶⁰ И. Куликов. Встреча Ленина на ст. Белоостров. «Правда», 16 апреля 1927 г.

⁶¹ См. там же.

⁶² «Красное Запорожье», 16 апреля 1925 г.

⁶³ Ленин при встрече с Е. Д. Стасовой сказал ей: нехорошо, что наши рабочие не знают пролетарского гимна «Интернационала», поют буржуазную «Марсельезу».