1. В РОССИИ РЕВОЛЮЦИЯ! СКОРЕЕ НА РОДИНУ, К ПАРТИИ, К РАБОЧИМ!
Дверь к опрятную комнату на Spiegelgasse, 14, с разбегу распахнул веселый, подвижный Мечеслав Генрихович Вронский. Остановился на пороге, вспоминая: постучал ли?
Да. Постучал. Но, кажется, не дождался ответа?
— Пустяки! — сказали ему хозяева. Надежда Константиновна вместе с Владимиром Ильичем собирались двинуться в библиотеку.
— Что же вы сидите, ведь в России революция! — почти крикнул Вронский и тут только осознал, что с момента, когда телеграмма в «Ziircher Post» бросилась ему и глаза, он думал не о ней, а о нем. Он занят был только одним: скорее, скорее к нему! Он, может быть, еще не знает!
Вронский процитировал дословно вышедшие экстренным выпуском телеграммы. «Мы, конечно, забыли обо всем другом думать и побежали на берег Цюрихского озера, где под навесом выставлялись всякие телеграммы»1,— рассказывала потом Надежда Константиновна.
Вокруг витрины толпились жаждавшие новых телеграмм эмигранты, вчитывались в немногословный текст сообщения «Из России».
Да. После трехдневных боев в России победила революция, у власти двенадцать членов Государственной думы. Министры арестованы... Подробностей никаких не было.
Ленин спешил на почту — надо было телеграммой вызвать из Берна второго члена Заграничного бюро ЦК РСДРП Зиновьева, послать бандероль в Кларан Инессе Федоровне Арманд.
Сознание неотступно, мучительно будоражила мысль: как вырваться из «проклятого далека», в Россию, где развертывалось историческое действие масс... Этим массам нужно было указать перспективу, организовать их и вести к победе, чтоб не остановились на полпути, не поддались обману искушенных в надувательстве лидеров буржуазных партии и социал-патриотов.
До вечера бродили по улицам, в ожидании последних известии. Долго стояли у подъезда «Neue Ziircher Zeilnng», надеясь, что в вечерних телеграммах будут подробности о российской революции (или, быть может, опровержение?!).
Посылал Инессе Федоровне бандероль с только что вышедшим листком левых циммервальдистов Швейцарии «Против лжи о защите отечества»2 Ленин писал: «Мы сегодня в Цюрихе в ажитации: от 15. III есть телеграмма в «Zurcher Post» и в «Neue Ziircher Zeitung», что в России 14. III победила революция в Питере после 3-дневной борьбы...
Коли не врут немцы, так правда.
Что Россия была последние дни накануне революции, это несомненно.
Я вне себя, что не могу поехать в Скандинавию!! Не прощу себе, что не рискнул ехать в 1915 г.!»3
Это взволнованное письмо — первое свидетельство душевного состояния, в каком пребывал Ленин с момента известия о революции в России — первой революции, порожденной империалистической войной.
Что же все-таки происходило в России? Кто взял класть? Что успели сделать большевики, выйдя из подполья? Кто в Петроградском комитете? Кто в ЦК? Надежен ли? Не колебнется ли? В курсе ли дела? Как вырваться из проклятой эмиграции, где столько лет пришлось «горе мыкать»? (Так позднее характеризовал Ленин свою эмигрантскую жизнь.)
Не одни, а десятки вопросов вставали и угасали без отпета, возникали вновь, мучили и настойчиво требовали ответа на главное: что в России?., не только в Петрограде... что на фронте? в провинции? Как вырваться туда, чтобы видеть своими глазами; не предполагать, а знать, предупредить возможные в сложном обстановке ошибки, вмешаться, включиться в борьбу, использовать ситуацию, которая может не повториться; ситуацию, возникновение котором теоретически было рассчитано, но теперь воспринимается как осуществившаяся раз в жизни заветная мечта.
И этот день новых известий не поступило. Только 3 (16) марта были получены вторые правительственные телеграммы, подтвердившие, что революция в России победила.
«Недели кровавых битв рабочих и Милюков + Гучков + Керенский у власти!! По «старому» европейскому шаблону...»4,— писал Ленин в этот день Александре Михайловне Коллонтай в Христианию.
Что же? Это не было неожиданностью. В январе в статье «Поворот в мировой политике» Ленин допускал возможность возникновения именно такого правительства («Милюкова с Гучковым, если не Милюкова с Керенским») в случае попытки Николая II прервать войну «до победного конца» сепаратным миром с Германием. Империалистская буржуазия и верхи армии в предотвращение этого могли использовать народное недовольство, сбросить царя и создать правительство в одном из двух комбинаций — чуть поправее с октябристом Гучковым или чуть полевее с эссером Керенским. Любое из них не отказалось бы вести войну за обещанный союзниками Константинополь, расплачиваясь за участие в дележе награбленных территорий кровью сотен тысяч солдат, бедствиями 150-миллионного народа.
Теперь у власти именно эти «деятели», они называют себя правительством новой, революционной России, они не постыдятся, продолжая захватническую воину, кричать о «защите завоеваний революции».
Главное, что волновало В. И. Ленина, не пойдут ли питерские большевики на «единство» с социал-пацифистами, каутскианцами, прикрывавшимися именем интернационалистов, циммервальдистов?
«...Этому не бывать,— писал Ленин — ...мы создадим по прежнему свою особую партию... Ни за что снова по типу второго Интернационала! Ни за что с Каутским! Непременно более революционная программа и тактика... Республиканская пропаганда, борьба против империализма, по-прежнему революционная пропаганда, агитация и борьба с целью международной пролетарской революции и завоевании власти «Советами рабочих депутатов» (а не кадетскими жуликами)»5.
Встречную телеграмму Л. М. Коллонтай, в которой она запрашивала о директивах большевикам, готовящимся к отъезду из Скандинавии в Россию, Владимир Ильич получил 4(17) марта. Эта телеграмма особенно подчеркнула несообразность, нелепость отрыва Ленина от родины, от большевиков, от бурно развивающихся событий.
«...Извольте-ка думать о «директивах» отсюда, когда известия архискудны, а в Питере, вероятно, есть не только фактически руководящие товарищи нашей партии, но и формально уполномоченные представители Центрального Комитета!»6,— отвечал Ленин Коллонтай.
Ленин оставался верен себе, традициям и принципам созданной им партии: он член разделенного в данный момент между Россией и заграницей ЦК — органа коллективного руководства. Он не может своим мнением подменить директив руководящего центра. Директивы должны быть результатом коллективных решений. Пока же Заграничная коллегия ЦК вырабатывает тезисы об основных задачах момента и тактике партии большевиков. Они еще не готовы... Но будут закончены и немедленно сообщены скандинавским эмигрантам-большевикам.
Действительно, в тот же день работа над тезисами была закончена.
В этом первом документе, направленном от Заграничной Коллегии ЦК 4(17) марта большевикам, отъезжающим в Россию, поражает тот факт, что, не будучи в курсе всех российских событий (в Цюрихе не было известно даже, отрекся ли царь от престола, не собирается ли он спасти трон, объявив о сепаратном мире с Германией), Ленин оценил происшедшую революцию как первый этап, за которым должен последовать второй - завоевание власти рабочим правительством.
В «Наброске тезисов 4(17) марта 1917 года» дана полная и точная характеристика политики Временного правительства. Это правительство помещиков и капиталистов, заведомых сторонников грабительской войны в союзе с империалистами Англии и Франции, не способно иступить на путь заключения мира на основе полного освобождения колонии и всех зависимых и неполноправных наций; не способно дать народу хлеб, так как не поднимет руку на собственность и прибыли капиталистов и помещиков; не способно дать полную свободу (выбор офицеров в армии, всеобщее голосование при выборах в органы местного самоуправления, свободы религий, отделения школы от церкви и т.д.)
В «Наброске тезисов...» были определены первоочередные задачи пролетариата и его партии: использовать полученную, хотя и неполную, свободу для борьбы за завоевание демократической республики и социализма; организация Советов и вооружение рабочих; перенесение пролетарских организаций на войска и на деревню; самостоятельная классовая организация сельскохозяйственных наемных рабочих.
В заключение В. И. Ленин предостерегал большевиком от доверия соглашательским партиям, обманывающим народ речами о «защите отечества» в империалистической войне. Доверие к ним подорвало бы руководящую роль пролетариата. Поэтому никаких блоков, ни союзов, ни даже соглашений ни с ними, ни с колеблющимися по этому вопросу тоже-социалистами типа председателя Петроградского Совета Н. С. Чхеидзе.
«...Необходима идейная и организационная самостоятельность партии революционного пролетариата, оставшейся верной интернационализму...»7 — писал Ленин. В сопроводительном письме А. М. Коллонтай он развивал те же требования: «...добивать реакцию, ни тени доверия и поддержки новому правительству (ни тени доверил Керенскому, Гвоздеву, Чхенкели, Чхеидзе и К0)»8. «...Не дать себя запутать в глупые «объединительные» попытки с социал-патриотами (или, еще опаснее, колеблющимися, вроде (Ж, Троцкого и К0) и продолжать работу своей партии в последовательном интернациональном духе»9. Вот к чему Ленин призывал партию, вот от чего он предостерегал руководящих работником ЦК и ПК РСДРП.
«Вширь! Новые слои поднять! Новую инициативу будить, новые организации во всех слоях и им доказать, что мир даст лишь вооруженный Совет рабочих депутатов, если он возьмет власть»10. Так кончалось письмо, с которым, надеялся Ленин, раньше всего ознакомятся питерские большевики через возвращавшихся из Скандинавии на родину эмигрантов. Но прорвутся ли они в Россию? Прорвутся ли вместе с ними наказы, советы, идеи Ленина? Уверенности в этом не было. Надо было сделать еще одну попытку предостеречь руководство в Петрограде от «объединеичсского угара». 6 (19) марта Ленин посылает через Стокгольм в Христианию в адрес шведского социал-демократа Лунд- стрёма телеграмму для российских большевиков: «Наша тактика: полное недоверие, никакой поддержки новому правительству; Керенского особенно подозреваем; вооружение пролетариата — единственная гарантия... никакого сближения с другими партиями. Телеграфируйте это в Петроград»11.
Дойдет ли эта телеграмма до Петрограда?
Политическая амнистия социал-патриотам
4(17) марта было получено известие об амнистии политическим заключенным. С 5(18) марта начались настойчивые мучительные поиски путей к возвращению в Россию. В этот день Ленин выезжал в Ла-Шо-де-Фон (крупный рабочий центр Швейцарии) с рефератом о Парижской коммуне и перспективах развития русской революции, в котором отвечал на поставленный им самим вопрос: «Пойдет ли русская революция по пути Парижской Коммуны?»
Н. К. Крупская писала по этому поводу: «Это была не простая обычная подготовка к реферату. Это была оценка первого этапа русской революции... Ильич готовился: читал и перечитывал Маркса, читал все, относящееся к Парижской Коммуне, изучал— как, при каких условиях взята власть парижскими рабочими, почему она пала»12.
Реферат произвел огромное впечатление на русских эмигрантов. Стенограммы в те времена не велись, и о его содержании мы можем судить по записи одного из участников собрания, сделанной позднее13. Доклад содержал в первой своей части оценку деятельности Парижской коммуны. Основная мысль заключалась в том, что большевики, последователи К. Маркса и Ф. Энгельса, должны полностью использовать опыт предшествовавших революций, в особенности Парижской коммуны, ни в коем случае не повторить ее ошибок и, победив, вырвать власть из рук врагов.
Во второй части реферата Владимир Ильич «с сугубой осторожностью» анализировал события, которые происходили в России, а затем говорил о задачах большевиков: война приблизила победу революции; в стране — двоевластие; буржуазия или мелкая буржуазия власти не удержат, так как не дадут народам ни хлеба, ни земли, ни мира; власть неминуемо перейдет к рабочему классу, который сумеет ее удержать, и европейская революция придет к нему на помощь. Ленин говорил о методах строительства новой жизни, о трудовой повинности, о том, что рабочая власть введет трехсменную работу, но первое время и России придется делать руками то, что в Европе делают машины. «Это был сгусток тезисов многих и многих последующих его трудов»— писал один из участников собрания.
Это был смелый полет мысли и будущее, уже открытое внутреннему зрению Ленина.
По свидетельству Н. К. Крупской, Владимир Ильич был доволен рефератом.
В открытке, посланной И. Ф. Арманд на обратном пути из Ла-Шо-де-Фона в Цюрих, Ленин писал:
«Вчера (субботу) прочел об амнистии. Мечтаем все о поездке. Если едете домой, заезжайте сначала к нам. Поговорим. Я бы очень хотел дать Вам поручение к Англии узнать тихонечко и верно, мог ли бы я проехать»14.
Провозглашение амнистии еще не означало возможности возвращения на родину. Политическая прозорливость Ленина подсказывала ему, что Временное правительство российских империалистом найдет способ распространить амнистию только на оборонцев и исключить из нее интернационалистов. Так и было на самом деле.
Заграничные представители министерства иностранных дел визировали паспорта на въезд в Россию только социал-патриотам. Впускать в Россию борцов против империалистической бойни не входило в планы Временного правительства и «союзников». Даже центристы представляли опасность: их «левую» фразу рабочие могли принять всерьез.
Как бы в подтверждение опасений Ленина 16 марта в № 10 «Правды» появилась статья «Эмигрантов не впускают в Россию» — о положении с отъездом эмигрантов из нейтральной Швеции. «Правда» писала, что стокгольмское консульство руководствуется распоряжением царского правительства, запретившего с 1 марта выдавать визы русским гражданам, проживавшим за границей. Никаких отмен этого распоряжения от Временною правительства не поступало, и визы эмигрантам не выдавались.
Временное правительство не забыло, что русский парод поднялся на штурм самодержавия с требованиями «мира, хлеба, свободы», что Манифест Петроградского Совета призывал к прекращению войны, что оно само было вынуждено пообещать «приложить все усилия» к заключению «демократического мира».
В речах российских деятелей, за которыми внимательно следил Ленин по заграничным газетам, ясно отражались требования рабочих: прекратить захватническую войну, заключить мир, покончить с империалистической политикой царизма. Депутат IV Государственной думы меньшевик М. И. Скобелев в заседании Государственной думы 1(14) марта говорил о том, что «рабочие требуют мира», что «рабочие заключили с обществом (Ленин, делая выписку из газеты, отметил, что в других местах речи Скобелев говорил о «либеральном обществе») временное соглашение, хотя их политические цели как небо от земли далеки от целей общества», что «либералы должны теперь отказаться от бессмысленных целей войны». Даже Каутский (статья в «Die Neue Zeit» 17(30) марта) признавал, что «господствующее положение в России занимает в настоящий момент партия мира».
Правда, печать союзников пыталась дезориентировать западноевропейских рабочих, внушая им, что революция совершена ради обеспечения победоносного исхода войны; но буржуазия прекрасно знала, как велика в массах тяга к миру.
Правительство Франции не скрывало своей тревоги по поводу позиции, занятой Петроградским Советом (на деле являвшимся общероссийским центром). Что, если российский народ добьется выхода из войны? Что, если союзники останутся один на один с германской армией, а Вильгельм избавится от второго фронта на востоке?
В такой обстановке интернационалисты были не только неудобны, но и положительно нежелательны в России. Нужны были люди, способные переломить антивоенные настроения, поднять «патриотизм», воодушевить на продолжение войны до победы.
Западноевропейские империалисты с помощью социал-патриотов начали атаки на русскую «демократию», напоминая о священных обязательствах перед союзниками.
Ход событий в России свидетельствовал, что письма и воззвания с призывами продолжать войну против общего врага не достигают цели. Нужны были личные контакты. Французские социал-патриоты буквально напросились на визит к революционную Россию. Ж. Гэд предложил французскому правительству послать в Петроград одного из французских социалисток и целях борьбы против «опасных тенденции». Правительство сочло за благо послать не одного, а трех - в сопровождении русских политэмигрантов - патриотов с целью воздействовать на русских социалистов.
Русскому послу и Париже было предписано «безотлагательно оказать содействие возвращению в Россию Плеханова и Авксентьева». Англия предоставила российским социал-патриотам Г. П. Плеханову, .Л. Г. Дейчу, Г. А. Алексинскому и другим (с семьями) военное судно!
Так готовилась моральная диверсия, рассчитанная на то, что социал-патриоты добьются перелома настроения петроградских рабочих.
Все это совершалось в глубокой тайне и было скрыто от широких масс. По скрыть последствия этих маневров, за которыми последовал отказ русских консулов во Франции и Швейцарии выдавать визы интернационалистам, было невозможно.
Ленин, общаясь в эти дни с эмигрантами обеих стран, при личных встречах и в переписке настаивал на том, чтобы все они обращались в свои консульства и под любыми предлогами добивались виз. Надо было или прорваться через «союзные» страны в Россию, или располагать фактами, неопровержимо свидетельствующими о том, что для интернационалистов получение виз — задача неосуществимая, что визы получают только социал-патриоты.
Пока же продумывался план проезда через Англию, на тот случай, если виза будет получена.
План проезда через Англию
В личном архиве Ленина сохранился документ, поступивший в Центральный партийный архив с документами сестры Владимира Ильича Марин Ильиничны. Это — неотосланное письмо без адреса.
«Прошу сообщить мне по возможности подробно, во-1-х, согласно ли английское правительство пропустить в Россию меня и ряд членов нашей партии. РСДРП (Центральный Комитет), на следующих условиях: (а) Швейцарский социалист Фриц Платтен получает от английского правительства право провезти через Англию любое число лиц, независимо от их политического направления и от их взглядов на войну и мир; (б) Платтен один отвечает как за состав провозимых групп, так и за порядок, получая запираемый им Platten’oм вагон для проезда по Англии. В этот вагон никто не может входить без согласия Платтена. Вагон этот пользуется правом экстерриториальности; (в) из гавани в Англии Платтен везет группу пароходом любой нейтральной страны, получая право известить все страны о времени отхода этого специального парохода; (г) за проезд по железной дороге Платтен платит по тарифу, по числу занятых мест; (д) английское правительство обязуется не препятствовать нанятию и отплытию специального парохода русских политических эмигрантов и не задерживать парохода в Англии, давая возможность проехать быстрейшим путем.
Во-2-х, в случае согласия, какие гарантии исполнения этих условий даст Англия и не возражает ли она против опубликования этих условий.
В случае телеграфного запроса в Лондон мы берем на себя расходы на телеграмму с оплаченным ответом»15.
Разрабатывая план проезда в Россию через Англию, Ленин не имел никаких иллюзий насчет того, что англичане выполнят свое обещание16.
Меры страховки, гарантии со стороны английского правительства, Ленин считал обязательными. Возвращение в Россию не было частным делом каждого эмигранта; это было дело партии, ее Центрального Комитета. Нельзя было допустить, чтобы этот шаг привел Ленина в английский изолятор. Из Швейцарии он мог (хотя и с великим трудом и крайне медленно) сноситься с Россией17.
Условия проезда через Англию не были реализованы. По-видимому, о проекте условий не знал никто, кроме, быть может, ближайших товарищей Ленина. Во всяком случае, никаких упоминании о них нигде не встречается.
Поиски нелегальных путей
О том, как мало рассчитывал Ленин на проезд через Англию и вообще возвращение в Россию без проволочек и препятствий, можно судить по тому, что, пытаясь прощупать возможность возвращения по нормальным каналам, он одновременно продумывал планы нелегального выезда из Швейцарии. 6 (19) марта Владимир Ильич писал А. Карпинскому в Женеву: «Я всячески обдумываю способ поездки», и спрашивал, согласен ли он передать ему свои документы, чтобы по ним получить визу на проезд через Францию и Англию. «Я могу одеть парик,— писал Ленин.
Фотография будет снята с меня узко в парике, и в Берн в консульство я явлюсь с Вашими бумагами уже в парике... Если согласны, начните немедленно подготовку самым энергичным (и самым тайным) образом... Обдумайте все практически шаги в связи с этим и пишите подробно. Пишу Вам, ибо уверен, что между нами все останется в секрете абсолютном»18.
В. А. Карпинский был достаточно известен швейцарской охранке как большевик, сидевший в женевской тюрьме. Ленин, выдавая себя за Карпинского, либо не получил бы визы, либо был арестован полицией в качестве Карпинского на границе Франции, поставленной в известность о его отъезде из Женевы швейцарскими властями. Трудно сказать точно, когда, но обдумывался и план перелета в Россию на аэроплане с помощью подкупленного швейцарского летчика. Подобный план можно было строить разве лишь с отчаяния, ведь надо было лететь тысячи верст без посадки, через высокие горы, и, кроме того, найти деньги на это предприятие. Был выдвинут план проезда в Россию с шведским паспортом. Я. С. Ганецкий, один из видных деятелей польской социал-демократии, лично известный Ленину с 1903 года, на которого Ленин рассчитывал при реализации этого плана, вспоминал впоследствии, как смеялся он над этим фантастическим планом. Получив сначала телеграмму, а затем бандероль с книгой, Ганецкий обнаружил в переплете фотографию Владимира Ильича и записку с просьбой начать поиски похожего на него шведа, при этом обязательно глухонемого, так как Ленин не знал шведского языка. С таким паспортом В. И. Ленин намеревался пересечь границы трех государств: Германии, Швеции и России (или: Франции, Англии и России!!). «При ближайшем рассмотрении план этот оказался столь же фантастичным, как и первый»,— писал позднее В. А. Карпинский. «При малейшем подозрении, и даже без него, В л. Ильич подвергся бы допросу. Пусть бы даже ему удалось превосходно симулировать глухоту и немоту. Но шведский гражданин во всяком случае должен быть грамотным. А Вл. Ильич по-шведски неграмотен. Значит, нужно притвориться еще и слепым»19. Надежда Константиновна высмеяла этот план в момент его зарождения: «Заснешь, увидишь во сне меньшевиков и станешь ругаться: сволочи, сволочи! Вот и пропадет вся конспирация»20.
Я. С. Ганецкий, из Стокгольма сносясь с Петроградом через специальных связных, добивался от петроградских большевиков реальных мер для возвращения Ленина в Россию21. Эти меры принимало Русское бюро ЦК, стараясь ускорить его приезд. Портрет же Ленина Я. С. Ганецкий передал в газету шведских левых социал-демократов «Politiken», где он и появился сначала 24 марта (6 апреля) в передовой статье «Ленин — вождь левых социалистов России», написанной В.В.Воровским, а затем 1 (14) апреля опять вместе с передовой статьей под заголовком: «Ленин с тридцатью товарищами прибыли в Стокгольм».
План возвращения через Германию
6 (19) марта 1917 года в Женеве было поведено очень важное созванное Интернациональной социалистической комиссией22 совещание, давшее новый поворот делу возвращении политических эмигрантов в Россию.
Выступивший на этом совещании Л. Мартов выдвинул план проезда русских эмигрантов через Германию, в обмен на интернированных немцев. Такие обмены практиковало и царское правители тио, но распространялись они обычно на сановных государственных деятелей с той и другой стороны. План Мартова участники совещания признали из всех проектов «самым целесообразным». Председателю Циммервальдского объединения Р. Гримму было поручено вступить в сношения по этому вопросу с швейцарским правительством.
В. А. Карпинский немедленно сообщил о совещании и предложении Л. Мартова Владимиру Ильичу. Ленин высоко оценил практичность этого предложения и буквально ухватился за него. Он развернул план его реализации, обеспечивавший полную гласность предприятия, вовлечение в хлопоты видных, но «незаинтересованных», «нейтральных» швейцарских граждан, участие которых устраняло предположение о какой бы то ни было сделке русских эмигрантов с германской администрацией.
Владимир Ильич писал в ответном письме Карпинскому:
«План Мартова хорош: за него надо хлопотать, только мы (и Вы) не можем делать этого прямо. Нас заподозрят. Надо, чтобы, кроме Мартова, беспартийные русские и патриоты-русские обратились к швейцарским министрам (и влиятельным людям, адвоката ж и т. и., что и в Женеве можно сделать) с просьбой поговорить об этом с послом германского правительства в Берне. Мы ни прямо, ни косвенно участвовать не можем; наше участие испортит все. Но план, сам по себе, очень хорош и очень верен»23.
Ленин отстранился в этот момент от участия в осуществлении плана, не желая мешать попытке представителей циммервальдистов разных толков договориться с швейцарскими политическими и государственными деятелями, а затем с германским посольством в Швейцарии. Если бы такая договоренность была достигнута, большевики присоединились бы к отъезжающим, не дав никаких поводов для упреков со стороны социал-патриотических и обывательских кругов в «непатриотическом поведении».
Наоборот, если бы большевики сразу приняли участие в организации поездки и инициатива исходила бы от них, среди российских эмигрантов нашлись бы «патриоты», способные поднять шум по поводу того, что немцы открывают дорогу эмигрантам, будучи заинтересованы в пораженческой пропаганде большевиков, оказывая нм услугу за услугу. План был бы сорван на первом этапе его реализации, при переговорах с общественными деятелями нейтральной Швейцарии. Они не решились бы оказывать поддержку мероприятию, выгодному одной из воюющих сторон и нежелательному для другой.
Через несколько дней Р. Гримм сообщил представителю Комитета русских эмигрантов по отъезду на родину С. Ю. Багоцкому (в присутствии Г. Е. Зиновьева), что он беседовал с Германом Гофманом союзного совета (парламент Швейцарии), ведающим политическим департаментом. Гофман заявил, что швейцарское правительство не может выступить в качестве официального посредника, опасаясь, что правительства Антанты усмотрят в этом нарушение нейтралитета.
Однако Г. Гофман в частном порядке обратился к представителю германского правительства за принципиальным согласием на проезд русских политических эмигрантов через Германию.
Действия Гримма были одобрены, и его попросили довести дело до конца.
Казалось, все складывается в соответствии с намеченным планом. Надо было набраться терпения и ждать результата.
Примечания:
1 «О Владимире Ильиче Ленине. Воспоминания». Гос. Политиздат, 1963, стр. 204
2 Собственно, листком (Flugblatt) он был по жанру, по приему письма. По объему, по количеству заключенных в нем идей :это была брошюра, над которой в середине февраля после Цюрихского кантонального съезда в течение недели работали швейцарские левые циммервальдисты. На съезде швейцарские левые собрали почти 20 процентов голосов за предложения по военному вопросу, сформулированные В. И. Лениным. Эти предложения содержали и интернационалистскую программу борьбы против империалистической войны. Работа над листком была закончена две недели назад; германский левый социал-демократ Карл Шнипф издал его в рекордно короткий срок, и Ленин спешил порадовать Арманд, посылая листок в Кларан с самыми лучшими пожеланиями.
3 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 399.
4 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 399.
5 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 400.
6 Там же, стр. 401.
7 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31 стр. 5—6.
8 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 402.
9 Там же, стр. 402
10 Там же, стр. 403
11 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31, стр. 7.
12 Н. К. Крупская. Ленин и партия. 1933, стр. 83—84.
13 Членом Ла-Шо-де-Фонской группы большевиков Я. Быкиным (ЦПЛ ИМЛ, ф. 14, on. 1, ед. хр. 141, л. 39).
14 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 403.
15 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 417—418.
16 Позднее выяснилось, какие мытарства претерпели эмигранты-интернационалисты в Лондоне. После того как торговое судно, на котором выехали в Россию большевик Э. Янсон (Браун) и эсер П. В. Карпович, было торпедировано германской подводной лодкой и они погибли. Большевик П. И. Стучка опубликовал в «Правде» письмо жены Янсона, оставшейся в Лондоне. Еще не зная о гибели мужа, мучимая неизвестностью, она писала друзьям в Россию, какой волокитой сопровождалось получение виз, как в последний момент было предписано оставить семьи в Лондоне, не брать с собою никаких материалов и грузиться на неохраняемое торговое судно «Sara», без всяких гарантий безопасности проезда. «И ко всем этим тревогам и подчас невыносимым страхам,— писала жена Янсона,— присоединяется как бы издевательство, все социал-патриоты из Франции — Плеханов, Дейч, Алексинский и многие другие, приехавшие сюда лишь после отъезда Янсона, получили разрешение переехать на военном судне, и через 1 1/2 дня они со всеми удобствами по ту сторону моря и уже в России с женами и семействами» («Правда» № 42, 10 мая (27 апрели) 1917 г.).
17 Отъезд был возможен только в том случае, если бы английская администрация согласилась на условия, выработанные Лениным, при которых были невозможны провокационные акты, подкидывание фальшивок, дискриминация отдельных лиц, задержки в пути и т. п.; на это могли пойти находившиеся на территории Англии агенты царского правительства.
18 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 403, 404.
19 «Записки Института Ленина», П. Госиздат, 1927, стр. 106.
20 Н. К. Крупская. Воспоминания о Ленино. Гос Политиздат, 1957, стр. 273.
21 ISK—Исполнительный орган Циммервальдского объединения.
22 После отъезда А. М. Коллонтай из Христиании и Россию :17 (29) марта единственным человеком, через которого Ленин мог сноситься с петроградскими большевиками и «Правдой», был Я. С. Ганецкий, имевший базы и в Стокгольме и в Христиании. Ему удалось наладить сношения с Русским бюро ЦК через связных и даже через русскую миссию в Стокгольме: он только настаивал на своевременном получении пакетов к Петрограде, во избежание их вскрытия агентами Временного правительства.
23 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 49, стр. 406.