Книги о Ленине

 

Глава 3

ОРГАНИЗАЦИЯ И РЕВОЛЮЦИЯ

«...“стихийный элемент” представляет из себя, в сущности, не что иное, как зачаточную форму сознательности. И примитивные бунты выражали уже собой некоторое пробуждение сознательности: рабочие теряли исконную веру в незыблемость давящих их порядков...

...социал-демократического сознания у рабочих и не могло быть. Оно могло быть привнесено только извне. История всех стран свидетельствует, что исключительно своими собственными силами рабочий класс в состоянии выработать лишь сознание тред-юнионистское, т. е. убеждение в необходимости объединяться в союзы, вести борьбу с хозяевами... Учение же социализма выросло из тех философских, исторических, экономических теорий, которые разрабатывались образованными представителями имущих классов, интеллигенцией».

В. И. Ленин «Что делать?»

 

3.1. БОЛЬШЕВИЗМ ЛЕНИНА: ПОЛИТИКА И ТЕОРИЯ¹

Теоретические и научные интересы Ленина всегда имели подчеркнуто практическую цель. В этом смысле настоящая глава относится к «контексту» вышеописанного ленинского анализа капитализма. Ленин унаследовал от Маркса проблему «свержения капитализма революционным путем». Как мы уже видели в биографической главе, Ленина уже с начала 1890-х гг. волновал вопрос, каким образом, какими средствами и с помощью каких организационных форм может быть свергнут капиталистический строй. Таким образом, в настоящей главе речь пойдет о взглядах Ленина на «захват власти», «организацию масс», на партию. То, что эта проблема сильно волновала Ленина, и то, как он «связал» теоретический анализ с практическими организационными инициативами, выясняется из простого факта: обобщение первого опыта организации рабочего класса и революционного движения в целом частично произошло тогда, когда Ленин был отправлен в ссылку.

 

Примечания:

¹ Международная литература по «организационному вопросу», прежде всего работы, написанные сочувствующими марксизму авторами, хорошо показывают, что дискуссии XX века продолжаются и в начале XXI века, в радикально изменившихся условиях. Об этом см.: Blackledge P. Learning from defeat: reform, revolution and the problem of organisation in the first New Left. In: Contemporary Politics, Vol. 10. No. 1. March 2004. P. 21-36; Blackledge P. ’Anti- Leninist’ anti-capitalism: a critique. In: Contemporary Politics, Vol. 11. No. 2-3, June-Sept. 2005. P. 99-116. См. еще: Harding N. Leninism. Basingstoke, Macmillan, 1996, Harman Ch. Party and Class. Ed. T. Cliff, London, Pluto Press; Lenin and the Revolutionary Party, with an introduction by Ernest Mandel (Atlantic Highlands, NJ: Humanities Press, 1990; expanded paperback edition 1993); Cliff T. Building the Party. Lenin 1893-1914. Bookmarks, London, Chicago and Melbourne, 1986.

 

3.1.1. «Что делать?» Партия и классовое самосознание

Через шесть месяцев после того, как 29 января (10 февраля) 1900 г. окончился срок ссылки, Ленин выехал за границу. В июле в Швейцарии он наконец встретился с «отцом» русского марксизма Г. В. Плехановым и своими будущими соредакторами Потресовым, Аксельродом и тоже освободившимся из ссылки Мартовым, вместе с которыми Ленин в 1900 г. начал издание знаменитой «Искры»¹. Как представители русского марксизма, все они рассматривали это газету в качестве интеллектуального источника и организационного центра революционной и, конечно, в соответствии с существующими условиями, нелегальной социал-демократической партии². В принципе партия была создана еще в 1898 г. на I съезде в Минске, однако, как известно, реальное создание партии произошло в 1903 г. на II съезде в Брюсселе и Лондоне, где были приняты программа и устав партии³.

В. И. Ульянов в середине 1890-х гг. понял, что «интеллектуальные» кружочки и революционные группки, то есть организации, работающие «кустарными» методами, подобно ручью в пустыне, обречены на иссыхание, растворение в условиях складывающегося капиталистического строя, станут добычей охранки и не являются серьезным противовесом существующему режиму. В то же время Ульянов и его соратники хорошо ощущали социальные последствия стремительного распространения капитализма, прежде всего бурное развитие рабочего движения. Различные революционные кружки и группировки уже в 1895 г. приступили к созданию социал-демократической организации, и в декабре это стремление воплотилось в нелегальной организации «Союз борьбы за освобождение рабочего класса». В ходе ее создания молодые марксисты осторожно относились к старым идейным традициям революционного народничества, воздерживались от всякой непосредственной идейной полемики, а народовольцы отказались от пропаганды террора и своих взглядов на экономическое развитие России⁴. Еще до трехлетней ссылки, в которую В. Ульянов был отправлен именно за участие в основании «Союза», его деятельность по расширению петербургского рабочего движения заслужила высокую оценку Плеханова и Аксельрода. Из ответа Ленина выясняется, что он уже тогда ясно знал и понимал, что утверждение социал-демократии в России зависит от того, сумеет ли марксистская интеллигенция вступить в тесную связь с разворачивающимся спонтанным рабочим движением, представители которого и сами искали связи с молодыми революционными интеллигентами⁵. Как мы уже видели, в ссылке Ленин изучал экономическую историю России. После ссылки, создавая «Искру» и став ее редактором и автором, он в первую очередь выступал как деятель рабочего движения, «организатор партии».

Поселившись за границей, он практически немедленно приступил к изложению тех причин и процессов, которые должны были «неизбежно» привести к созданию всероссийской организации, основанной на принципах централизации и конспирации, к основанию настоящей социал-демократической партии в условиях господства самодержавия в России. В знаменитой полемической книге «Что делать?» Ленин выступил прежде всего против «русских бернштейнианцев», сплотившихся вокруг журнала «Рабочее дело» (органа «Союза русских социал-демократов за границей»), а конкретно - против течения «экономизма». Эта книга была опубликована в 1902 г. в Штутгарте в издательстве Дитца.

У современного читателя эта книга, в течение многих десятилетий считавшаяся одним из важнейших документов коммунистической партии, несомненно, вызывает сильное разочарование, причем не только из-за необыкновенно подробного и скучного описания газетной полемики и архаичной манеры изложения, но из-за того, что в ней нет «политологически» разработанной, систематизированной общей «теории партии». Эта книга «всего лишь» заложила идеологические и теоретические основы тогда еще не существовавшей социал-демократической партии⁶. Конечно, она вызвала споры в узком кругу марксистов того времени, ведь уже ее название одновременно указ как на продолжение традиций народничества (Н. Г. Чернышевский «Что делать?»), так и на разрыв с ними⁷. Редакторы «Искры» по существу согласились с основными положениями книги, в которых описывались рамки функционирования и организационная структура партии. Ленин, конечно, не виноват в том, что в сталинскую эпоху это произведение было оторвано от его первоначального содержания и идеологически «канонизировано», а практически фальсифицировано в интересах «утверждения ведущей роли партии» и «укрепления партийной дисциплины». Споры об этой книге продолжаются и ныне, поскольку всякая практическая и теоретическая деятельность в рабочем движении обязательно обращается к ней как к важной части «традиции». Один из наиболее компетентных исследователей этой проблематики Ларе Лих раскрыл важнейшие причины этой актуальности⁸. В его интерпретации Ленин предстает как современный миссионер, религиозный проповедник, провозглашающий «Великое воскресение», «Прозрение», верящий в силу слова и способный, сломив любые границы, внушить свою веру, «обратить» в нее всех рабочих. Авторы, утверждающие, что этот «современный миссионер» был всего лишь обуянным «манией власти» интеллигентом, не опираются на конкретный исторический анализ и, в отличие от Лиха, не помещают деятельность Ленина в соответствующий исторический контекст. В свою очередь, Лих показывает те исторические предпосылки, обусловившие усиление сознательного рабочего класса (как класса-для-себя), который, как это понял Ленин, в силу своей активности мог претендовать на «гегемонию» среди всех наемных рабочих⁹. Однако эта аналогия должна включать в себя и тот факт, что этот современный «проповедник» использовал все новейшие научные достижения и был знаком со всем арсеналом новейших организационных средств: в личности Ленина объединились качества миссионера, проповедника, ученого, самостоятельного организатора, солдата-добровольца, партизана и бунтаря.

Главная идея Ленина, сформулированная в книге «Что делать?», была совершенно конкретна и исторична. Это была идея создания способной руководить революционным восстанием, основанной на принципе полной добровольности нелегальной партии, которая могла быть только партией «профессиональных революционеров», знакомых с правилами конспирации, историей и «логикой», а также средствами политической и вооруженной борьбы. Социализм может быть лишь конечной целью партии как организации (отмечаю это во избежание недоразумений), а ее непосредственной политической и экономической целью должно стать достижение подготовляющего социализм исторического этапа, пользуясь терминологией Маркса, «диктатуры пролетариата» или переходного периода, к проблеме которого мы еще вернемся. В своих представлениях и политической деятельности Ленин отводил партии роль закваски и руководителя уже существующего движения, воплощающего революционное течение и придающего форму русскому революционному рабочему движению.

Как мы уже подчеркивали, книга «Что делать?» рождалась в ходе борьбы с экономистами, которые (прежде всего, Е. Д. Кускова и С. Н. Прокопович) в документе, получившем известность под названием «Credo»¹⁰, подчеркивали роль экономической борьбы рабочего класса и выступили против необходимости повседневной политической борьбы, «импортировав» тем самым в Россию «бернштейнианский ревизионизм», «экономизм».

При этом основная постановка проблемы практически «сама собой» привела к вопросу о революционности рабочего класса: с 1902 г. важнейшей целью Ленина - как мы видели, не без определенных предпосылок - было определение «роли социал-демократии по отношению к стихийному массовому движению»¹¹. Иначе говоря: каким образом рабочие массы смогут достигнуть «зрелости», которая сделает их способными свергнуть царское самодержавие? Ленин реагировал прежде всего на положения вульгарных экономистов, противопоставлявших экономическую борьбу рабочего класса политическим требованиям. Ссылаясь на спонтанность, на «саморазвитие» рабочих, они подчеркивали их профсоюзную борьбу, видели у них только «тред-юнионистское сознание». Защищая свои взгляды, русские экономисты, как и ранее Струве, ссылались на новое течение в немецкой социал-демократии, на идеи Эдуарда Бернштейна. Ленин, для которого социал-демократия была партией социальной революции, видел суть бернштейнианства именно в том, что «социал-демократия должна из партии социальной революции превратиться в демократическую партию социальных реформ». Именно в подтверждение этой идеи Бернштейн отрицал «возможность научно обосновать социализм» и тем самым снимал с повестки дня и ведущую к нему «социалистическую революцию». Как известно, этот тезис Бернштейна до сих пор является основополагающим для современной социал-демократии.

В «Что делать?» появилась важная мысль о том, что за столкновением «революционной» и «реформистской» партий стоит различное отношение к государству и революции, к буржуазии и капитализму. В «государственном социализме» Бернштейна (или, например, Фольмара) возможность парламентского правления социал-демократии отождествлялась с «конечной целью» и, собственно говоря, ставилась на место цели достижения социализма, осуществления социалистической революции, что противоречило взглядам Маркса, который ранее и сам критиковал фольмарову концепцию государственного социализма¹². Русские экономисты также пытались исключить революционный переход к социализму. Таким образом, в глубине политического конфликта таился тот факт, что Бернштейном «отрицалась принципиальная противоположность либерализма и социализма; отрицалась теория классовой борьбы»¹³. В центре ленинских тезисов, касающихся «партийного строительства», стоял вопрос о том, каким образом рабочий класс может прийти к революционному классовому сознанию. По его мнению, в буржуазном обществе рабочий класс не только в общем, но и конкретно находится в подчиненном положении, поскольку все предрассудки, связанные с капиталистической системой, «проникают» в самые глубинные слои его сознания, вследствие чего он не может самостоятельно освободиться от этих предрассудков. В первые годы своей западноевропейской эмиграции Ленин мог лично убедиться в том, что сам капиталистический режим (с помощью прессы и т. д.) привносит извне в сознание рабочих взгляды, культурные образцы и обычаи, обеспечивающие сохранение капитализма (таким образом, этот тезис был не просто заимствован Лениным у Каутского). Этот повседневный опыт помог Ленину сделать вывод, что «без революционной теории не может быть и революционного движения». Под этим нужно понимать и теоретическое обоснование повседневной революционной агитации и пропаганды с учетом национального, местного своеобразия. Ленин совершенно ясно понимал, что «национальные задачи русской социал-демократии таковы, каких не было еще ни перед одной социалистической партией в мире»¹⁴.

В отношении соединения «стихийности масс» и «социал-демократической сознательности» Ленин и (тогда еще) большевистский философ Богданов осознали особую важность более или менее протяженных периодов подготовки к революции, когда рабочий класс «приобретает способность» возглавить будущую революцию. Легко поддерживать революционную теорию в революционный период, однако нельзя стихийно «изучить» «логику» политической борьбы и природу участвующих в ней сил. В результате своих рассуждений Ленин пришел к выводу, что при буржуазном строе, как правило, «у рабочих и не может быть социал-демократического сознания» (конечно, под социал-демократией всегда нужно понимать марксистскую социал-демократию). Позже, в 1907 г., под влиянием опыта революции он отказался от этого тезиса, более того, признал, что в новой ситуации в партию, наряду с «профессиональными революционерами», могут вступать и массы пролетариев.

О том, что ленинско-искровская концепция РСДРП была «придумана» именно для рабочего движения, однозначно свидетельствует замечание Ленина в брошюре «Шаг вперед, два шага назад», опровергавшее обвинение в том, что он отождествляет социал-демократию с заговорщической организацией. Приведя цитаты из своих прежних работ, Ленин писал: «Из этой справки видно, как некстати напоминал мне тов. Мартов, что организацию революционеров должны облекать широкие рабочие организации. Я указывал на это еще в “Что делать?”, а в “Письме к товарищу” развивал эту идею конкретнее. ... Каждый завод должен быть нашей крепостью...»¹⁵. Ленин наметил целую цепь легальных и нелегальных организаций, которые должны сплачивать рабочих вокруг социал-демократии. «Заговор», естественно, являлся не фундаментальным принципом партии, а лишь специальным методом действий в определенных условиях¹⁶. Таким образом, деятельность легальных организаций открывала новые возможности. Конечно, важнейшим замыслом Ленина было создание целой сети организаций, которая способствовала бы установлению связей между различными группами угнетенного общества в стране, где не существовало даже элементов гражданского общества¹⁷. Другой вопрос, что в западной литературе даже авторы взвешенных работ в течение многих десятилетий выводили из «Что делать?» всю ленинскую концепцию социализма и организации общества¹⁸.

Несомненно, что Ленин до конца жизни сохранил свои взгляды на важность просвещения и воспитания, хотя никогда не отрицал, что «самовоспитательное» влияние повседневной борьбы играет по крайней мере такую же роль, как и «обучение». Это «теоретическое сознание» или, как позже сформулировал Лукач в «Истории и классовом сознании», «вмененное сознание» в «Что делать?» представлено не стерильным пролетариатом (как у Лукача), а «историческим опытом всех стран». Поскольку это сознание могло быть привнесено только извне («рабочий класс собственными силами может развить исключительно тред-юнионистское сознание»), неудивительно, что Ленин придавал огромное значение революционной интеллигенции; однако это в большей степени свидетельствует не о влиянии народничества, а о специфичности положения в России, о своеобразных противоречиях спонтанного революционизирования рабочего класса и его культурной отсталости. То, что Лукач в 1922 г. считал преимуществом, у Ленина выступало как проблема. Ленин очень точно чувствовал, что «в России теоретическое учение социал-демократии возникло совершенно независимо от стихийного роста рабочего движения, возникло как естественный и неизбежный результат развития мысли у революционно-социалистической интеллигенции»¹⁹. Это еще раз подтверждает, что в «строительстве» партии Ленин исходил из конкретного опыта российского рабочего движения, непосредственным результатом этого конкретного опыта, конкретной ситуации стали требования централизации и конспирации. Как мы уже видели в предыдущей главе, выступая за отказ от сектантских настроений и участие в политике широких масс, Ленин понимал и «негативные последствия» этой ситуации, ее «восточные черты»²⁰. К вопросу о взаимоотношениях между «профессиональными революционерами и чисто рабочим движением» он подходил с точки зрения организации массовых стачек как точки «встречи» партии и рабочего движения и одного из важнейших достижений рабочего движения. Массовая стачка не была для него «тайной» акцией, хотя, по его мнению, для «технической» подготовки выступления многотысячной массы людей необходимо ограниченное число «профессиональных» организаторов, а борьбу против «политической полиции» «должны организовать “по всем правилам искусства” люди, профессионально занятые революционной деятельностью». Таким образом, Ленин связал воедино несколько элементов рабочего движения: его широкую профсоюзную базу, профессиональную организованность и конспирацию, а также ясную идеологическо-политическую позицию под знаком нового революционного учения, марксизма²¹.

Имея в виду необходимость «профессиональной подготовки», Ленин еще в 1901 г. подверг политической и идеологической критике два старых революционных течения, народничество и анархизм, не сумевшие дать ответы на новые вызовы со стороны современного буржуазного общества. Как уже говорилось, его главное возражение заключалось в том, что народники не понимают характерных черт российского капитализма и поэтому пытаются изменить существующий строй посредством отживших, романтических акций (терроризма, насильственных действий революционного меньшинства и т. д.), что, по мнению Ленина, не могло привести ни к каким положительным результатам. Что же касается «отрицавшего политику» анархизма, то ему недоставало «понимания развития общества, ведущего к социализму», «причин эксплуатации», «классовой борьбы как творческой силы осуществления социализма». На основании исторического опыта Ленин считал, что эти, как сказали бы в наши дни, «досовременные» течения не принесли никаких серьезных результатов в деле организации трудящихся. Он назвал ошибкой анархистов «нелепое отрицание политики в буржуазном обществе», которое приводит к «подчинению рабочего класса буржуазной политике под видом отрицания политики»²².

На вопрос «что общего между экономизмом и терроризмом?» Ленин отвечал, что оба они означают «преклонение перед стихийностью». По его мнению, того, кто равнодушен даже к русскому произволу, не возбудит и «единоборство правительства с горсткой террористов»²³. В «Что делать?» он подробно разбирает «структуру функционирования классового сознания». В его понимании участие рабочего класса в повседневной политике прежде всего зависит от понимания эволюции соотношения классовых сил, без чего пролетариат всегда будет оставаться лишь орудием капитала²⁴. Несомненно, Ленин преувеличил роль «понимания» теоретической и научной истины в истории и политике, уделив меньше внимания изучению сложной цепи различных интересов. Причиной этого было, кроме всего прочего, и его мнение, что «погружение в частности» может стать препятствием революционной организационной деятельности, «смертью действия». Взгляды Ленина на революционную организацию отражали и его убеждение в том, что истиной должно овладеть прежде всего «революционное ядро», в то время как рабочие озабочены не теоретическими проблемами, их побуждают к революционным действиям тяготы повседневной жизни. Как мы увидим, Ленин и позже сохранил свое резко критическое отношение к анархистскому движению, причем не из-за организационной конкуренции (хотя и это не исключено!), а по принципиальным, тактическим и теоретическим, соображениям.

Таким образом, в «Что делать?» Ленин писал о подпольной революционной организации, объединяющей «людей, которых профессия состоит из революционной деятельности (поэтому я и говорю об организации революционеров, имея в виду революционеров-социал-демократов)». Конечно, в этом нет ничего удивительного, поскольку в данном случае речь поминутно шла о жизни людей. При самодержавном строе успеха могли добиться только специалисты (да и те нечасто). Партия, революционная организация, если она приступала к действиям с надеждой на успех, должна была быть не только «возможно более конспиративной», но в определенном смысле «альтернативой» тайной полиции²⁵. Профессионализм, от которого зависела жизнь рабочих и профессиональных революционеров, естественно, не допускал наивности и благодушного дилетантизма²⁶. Именно имея в виду «профессионализм», Ленин писал, что «по своей форме такая крепкая революционная организация в самодержавной стране может быть названа и “заговорщической” организацией»²⁷. Такую организацию он рассматривал важнейшим орудием революционного восстания против царизма; она должна «подготовить» революционную перестройку и разработать стратегию «перехода» от повседневной экономической и политической борьбы к конечной цели революции. В этом смысле Ленин писал об «отрицании немедленного призыва к штурму» и о партии как важнейшем организационном средстве в руках рабочего класса для осуществления такого «перехода»²⁸.

В другой связи уже говорилось о том, что Ленин видел организационные предпосылки широкой социальной базы и осуществления целей партии в «сети агентов», соединении различных форм рабочего движения, без чего невозможна и подготовка восстания²⁹. Он писал об упорной и непрерывной организационной деятельности, которая, «наконец, приучала бы все революционные организации во всех концах России вести самые постоянные и в то же время самые конспиративные сношения, создающие фактическое единство партии, - а без таких сношений невозможно коллективно обсудить план восстания и принять те необходимые подготовительные меры накануне его, которые должны быть сохранены в строжайшей тайне». Таким образом, Ленин все подчинил главной цели, подготовке, выбору момента и осуществлению «всенародного вооруженного восстания». Не случайно, что для него и план «Искры», «“план общерусской политической газеты” не только не представлял из себя плод кабинетной работы лиц, зараженных доктринерством и литературщиной», а являлся «самым практическим планом начать со всех сторон и сейчас же готовиться к восстанию»³⁰.

Уже во время дискуссий на партийном съезде выяснилось, что такие принципы, как демократический централизм или авангард, являющиеся в глазах потомков лишь «политологическими» понятиями, могут оправдать себя исключительно на практике рабочего движения. Революция 1905 г. неожиданно превратила «заговорщицкую», опирающуюся на конспирацию партию в настоящую массовую партию, которая вскоре насчитывала более 160 тысяч членов.

Демократический централизм как бюрократический «закон» функционирования партии является продуктом позднейшей исторической эпохи, комбинацией властной практичности и мессианских «надежд на будущее». Правда, сам принцип «демократического централизма» определяется просто: это демократия при принятии решений и единство при их выполнении. Отвлекаясь от других проблем, например, от судьбы позиции меньшинства, можно сказать, что трудность «лишь» в том, как можно применить этот принцип к мелким пропагандистским группам, которые по-настоящему не имеют связи с рабочим классом, члены которых вышли не из руководителей и наиболее сознательных членов этого класса, избранных в ходе реальной борьбы³¹. РСДРП и позже партия большевиков располагали настоящей обратной связью благодаря их органическим контактам со своим классом. РСДРП уже с момента своего основания потенциально была настоящей массовой партией (по своей идеологии, организационному уставу и т. д.), которую в 1905 (и 1917) г. признали выразителем своих политических интересов наиболее сознательные массы рабочего класса. Однако эта «сознательность» вскоре могла обернуться против официальных решений партии под знаком конкретно невыполнимого требования «самоосвобождения». Однако в связи с этим в «Что делать?» не могло быть никаких «указаний», поскольку автор этой книги в то время, конечно, не мыслил категориями партии-государства.

Авангардная роль партии означала у Ленина всего лишь то, что партийная организация является частью класса и вбирает в себя все прогрессивные и революционные элементы («которые первыми пойдут на баррикады»), как об этом говорится в «Манифесте Коммунистической партии». Конечно, это не имеет ничего общего со структурой, сложившейся в иную эпоху, с бюрократической «сталинской партией-государством», хотя эта партия, ссылаясь на Ленина, возводила свои истоки к 1903 г., считая с этого года существование большевизма как политического и идейного течения.

Делегаты II съезда РСДРП руководствовались общим убеждением, что задачей съезда является создание социал-демократической партии, способной осуществлять единое руководство российским рабочим движением, обладающей общей программой и единой организацией, обеспечивающей единодушную точку зрения по тактическим вопросам. Под знаком этого общего намерения Организационный комитет выработал, провел по всем комитетам и наконец утвердил устав съезда. Восемнадцатый параграф этого устава гласил: «“Все постановления съезда и все произведенные им выборы являются решением партии, обязательным для всех организаций партии. Они никем и ни под каким предлогом не могут быть опротестованы и могут быть отменены или изменены только следующим съездом партии”. ... Это постановление выражало собою именно добрую волю всех революционеров... Оно равнялось взаимному честному слову, которые дали все русские социал-демократы»³². Однако все оказалось не так просто. Личная властная борьба часто изменяет и содержание честного слова.

 

Примечания:

¹ Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника. Т. 1. С. 241, 259-261. Деятельность Ленина в «Искре» проанализирована во многих работах, одна из таких типичных работ была опубликована еще в 1970-е гг.: Максимова В. А. Ленинская «Искра» и литература. «Наука». М., 1975.

² О роли «ленинской “Искры”» в становлении социал-демократических рабочих организаций см.: Середа А. И. Ленинская «Искра» и становление местных организаций РСДРП. «Мысль». М., 1983.

³ См. документы съезда: Второй съезд РСДРП. Июль-август 1903 года. Протоколы. М., 1959.

⁴ Об этом см.: Логинов В. Владимир Ленин. С. 230-239.

⁵ Там же. С. 235.

⁶ Говоря словами И. Бустело, в этой книге нет никаких «секретов», которые в течение десятилетий искали в ней революционеры и ученые. Bustelo J. Kritikai megjegyzesek a “demokratikus centralizmus” fogalmahoz. In: Eszmelet, № 70 (2006 nyar). P. 110-125.

⁷ См.: Сервис P. Ленин. C. 159-161.

⁸ См. его объемистую работу: Lih L. Lenin Rediscovered.

⁹ Lih L. Lenin and the Great Awakening. In: Lenin Reloaded. P. 283-296.

¹⁰ Первоначально «Credo» было опубликовано без ведома его авторов в 1898 г. в «Протесте российских социал-демократов», отражавшем взгляды Киевского комитета РСДРП. Ленин быстро и очень резко отреагировал на «Credo» в статье «По поводу “Profession de foi”». Он особенно протестовал против отрыва экономической борьбы рабочего класса от борьбы политической. Сославшись на соответствующие положения «Коммунистического манифеста», Ленин показал, что «Credo» представляет собой отказ от основных принципов марксизма, переход от Маркса к Бернштейну. Ленин В. И. ПСС. Т. 4. С. 310-321.

¹¹ Там же. Т. 6. С. 5.

¹² Об этом см.: Szabo A. Gy. Marx es az allamszocializmus. In: Eszmelet, № 4 (1990. marcius). P. 103-114.

¹³ Ленин В. И. ПСС. Т. 6. С. 6-8. Предысторию этих воззрений Ленина и его раннюю дискуссию с либералами, состоявшуюся во второй половине 1890-х гг., с большим знанием вопроса реконструировал В. Логинов: Логинов В. Владимир Ленин. С. 331-355.

¹⁴ «Во-вторых, социал-демократическое движение международно, по самому своему существу. Это означает не только то, что мы должны бороться с национальным шовинизмом. Это означает также, что начинающееся в молодой стране движение может быть успешно лишь при условии претворения им опыта других стран. А для такого претворения недостаточно ... простого переписывания последних революций. Для этого необходимо умение критически относиться к этому опыту и самостоятельно проверять его». Ленин В. И. ПСС. Т. 6. С. 24-25.

¹⁵ Там же. Т. 8. С. 250.

¹⁶ Там же. Т. 7. С. 15-19.

¹⁷ Дж. Каффенцис называет это «коммуникативной революционной теорией» Ленина и утверждает, что ее важность в наши дни так же велика, как и в 1902 г.: активисты, организующие демонстрацию с помощью Интернета, хотя и не считают себя «ленинистами», но, тем не менее, пользуются той же коммуникационной моделью революционной организации, которую первоначально имел в виду Ленин. См.: Blackledge P. Az «antileninista» kapitalizmusellenesseg biralata. In: Eszmelet, № 69 (2006). P. 155.

¹⁸ См., например: «От ленинских мечтаний 1902 г., связанных с рабочим движением, к послереволюционному обществу, которое ведет к социализму и коммунизму однопартийное движение, ведет прямая линия преемственности». Tucker R. Lenin’s Bolshevism as a Culture in the Making. In: Bolshevik Culture. Experiment and Order in the Russian Revolution. Bloomington, Indiana University Press, 1985. P. 37.

¹⁹ Ленин В. И. ПСС. Т. 6. С. 31.

²⁰ Антонио Грамши первым оценил по достоинству тот факт, что Ленин, в противовес Троцкому, очень глубоко осознал отличие развития России от развития Западной Европы. См.: Gramsci A. Filozofiai l'rasok. Kossuth Kiado. Budapest, 1970. P. 321-322.

²¹ Ленин В. И. ПСС. Т. 6. С. 110-112.

²² Ленин В. И. Анархизм и социализм // Там же. Т. 5. С. 377-378. (Впервые напечатано в 1936 г., видимо, не без влияния испанских событий.)

²³ Там же. Т. 6. С. 75, 77.

²⁴ «Сознание рабочих масс не может быть истинно классовым сознанием, если рабочие на конкретных и притом непременно злободневных (актуальных) политических фактах и событиях не научатся наблюдать каждый из других общественных классов во всех проявлениях умственной, нравственной и политической жизни...». «Чтобы стать социал-демократом, рабочий должен ясно представлять себе экономическую природу и социально-политический облик помещика и попа, сановника и крестьянина, студента и босяка, знать их сильные и слабые стороны, уметь разбираться в тех ходячих фразах и всевозможных софизмах, которыми прикрывает каждый класс и каждый слой свои эгоистические поползновения и свое настоящее “нутро”, уметь разбираться в том, какие учреждения и законы отражают и как именно отражают те или другие интересы». Там же. С. 69, 70.

²⁵ Там же. С. 111-113.

²⁶ Как писал Ленин, защищавший «профессионализм»: «демагогом можно сделаться и в силу одной только политической наивности», «демагоги худшие враги рабочего класса», «предоставьте педагогию педагогам, а не политикам и не организаторам», «рабочий-революционер для полной подготовки к своему делу тоже должен становиться профессиональным революционером». Там же. С. 123, 131, 132.

²⁷ Там же. С. 136.

²⁸ Там же. С. 173.

²⁹ Там же. С. 178. Это подтвердилось не только в декабре 1905 г., но и в октябре 1917 г.

³⁰ Там же. С. 179.

³¹ См.: Bustelo J. Kritikai megjegyzesek.

³² Ленин В. И. ПСС. Т. 8. С. 192-193.

 

3.1.2. Раскол партии: миф и действительность

В дискуссиях на II съезде Российской социал-демократической рабочей партии Ленин неизменно исходил из того, что по своей функции «партия пролетариата» должна стоять на почве «всеобщих интересов», чтобы суметь преодолеть чрезмерное разрастание всякой партикулярности, различных частных интересов. Можно сказать, что, в то время как государство выражает общие интересы класса капиталистов в противовес частным интересам капиталистов, призвание революционной партии, имеющей целью уничтожение всех различий классового характера, состоит в воплощении организационных интересов «целого», «всего рабочего движения». Далее, в ходе организационной дискуссии 1903 г. было впервые однозначно выражено, что члены партии, ориентированной на конечную цель («диктатуру пролетариата»), должны стоять только на почве классовой сознательности. Плеханов и Ленин совместно внесли эту цель в проект программы партии. (Позже Лукач будет понимать эту сознательность так, как будто она является просто организационной формой теоретической сознательности, что само по себе предполагает идеализацию членов партии, не говоря уж об «идеалистических» тенденциях)¹.

Особую позицию занимал Парвус (настоящая фамилия: Гельфанд). Важнейшим спорным пунктом в дискуссии с меньшевиками была не оценка конспирации. И все же Парвус, оказавшийся на периферии меньшевиков, позже выдвинул этот вопрос на передний план разногласий с Лениным², хотя все течения на II съезде, конечно, выступали за нелегальную партию. Парвус, назвавший Ленина «писателем прямолинейным, не знающим оттенков», который «превратился в политического анти-Струве» и «знает только одно движение: вперед»³, создал такую якобы всеобъясняющую теорию перманентной революции, с которой до сих пор связывают его имя (мало того, он больше известен именно этой своей теорией, чем торговыми махинациями, которыми он занимался во время Первой мировой войны). Пытаясь применить к России теорию перманентной революции, поверхностно заимствованную у Маркса, Парвус видел перед собой образец Западной Европы. Его идея, созревшая в 1904-1905 гг., на самом деле оказалась не применимой к российской действительности, поскольку он глубоко недооценил те тактические соображения, без учета которых было невозможно установить связь между теорией и практикой: «Ленин рассматривает тактику с точки зрения свержения самодержавия и непосредственной победы революции - я ее рассматриваю с точки зрения организации социально-революционной армии пролетариата, которая бы сделала революцию беспрерывной»⁴.

Абстрактность мышления Парвуса проявилась еще сильнее в открытом письме к Ленину от 2 декабря 1904 г. С одной стороны, он упрекал Ленина за то, что тот в интересах свержения самодержавия считал возможным тактический компромисс с либералами. Сам же Парвус боялся того, что революционные массы могут попасть под влияние либералов и окажутся неспособными к продолжению революции в духе перманентной революции. С другой стороны, он после этого поставил в вину Ленину разрыв с меньшевиками⁵.

Не желая прийти к апологетическому выводу, что Ленин был прав во всех политических дискуссиях, спешу заметить, что его неслыханная горячность во всех партийных спорах скорее приводила к обострению и поляризации позиций со всеми вытекающими отсюда последствиями. Однако практически во всех случаях в его пользу говорило то, что он не переносил понятийно, политически и организационно непродуманных, непоследовательных, туманных, неоднозначных, отягощенных двусмысленностями мнений, он стремился рассматривать все важные вопросы одновременно в их теоретическом, организационном и политическом аспектах. Парвус был другим человеком, в течение короткого времени он оказывал влияние на Троцкого.

Через год после судьбоносного съезда родилась «ретроспективная» брошюра Ленина «Шаг вперед, два шага назад», опубликованная в Женеве⁶. В свете этого нужно, наконец, отказаться от старого мнения, что в 1903 г. произошел раскол между большевиками и меньшевиками. На самом деле раскол был еще только трещиной, речь шла о первой стадии длительного процесса, в результате которого раскол стал окончательным и самостоятельное изучение которого было очень рано предложено и осуществлено Лениным. Организационный вопрос, а следовательно, и сам «партийный раскол» был «лишь» одним, хотя и важным, моментом того политического процесса, в ходе которого складывались политические направления, все сильнее отличавшиеся друг от друга. Когда Ленин писал о возникновении большевизма «как политического и идейного течения», он не случайно не употребил слово «организационного»⁷.

Получившая известность дискуссия по поводу первого параграфа устава об условиях членства в партии, которая состоялась на съезде между сторонниками Мартова и Ленина, на самом деле, как уже говорилось, не получила решающего значения. Общеизвестно, что Ленин ставил более строгие условия, связав членство в партии с активным участием в осуществлении программы партии. (Затрагивая организационные вопросы, можно сказать, что гораздо более важной казалась и, наверное, была полемика на съезде вокруг организационной самостоятельности Бунда, Всеобщего еврейского рабочего союза). Даже и ныне не все знают, что на самом деле «раскол» произошел во время выборов Центрального Комитета, при решении персональных вопросов⁸, когда в Центральный Комитет большинством голосов прошли единомышленники Ленина - Г. М. Кржижановский, Ф. Б. Ленгник и В. А. Носков⁹. Из-за этого Мартов в такой степени потерял «равновесие», что вернул свой «мандат» одного из членов тройки (Плеханов, Ленин, Мартов), избранной в редакцию «Искры».

Организационный распад партии имел свои социологические и психологические причины, которые постарался учесть Ленин. Рассмотрев в цитированной выше брошюре обстоятельства возникновения большевизма и меньшевизма, он особо остановился на значении интеллигентского менталитета. По его мнению, этот менталитет будет затруднять укрепление партийной организации до тех пор, пока партией не «овладеют» рабочие, но при этом он не объяснял лишь психологическими причинами неспособность меньшинства примириться с результатами голосования: «Меньшинство составили наименее устойчивые теоретически, наименее выдержанные принципиально элементы партии. Меньшинство образовалось именно из правого крыла партии. Разделение на большинство и меньшинство есть прямое и неизбежное продолжение того разделения социал-демократии на революционную и оппортунистическую..., которое не вчера только появилось не в одной только русской рабочей партии и которое, наверное, не завтра исчезнет. ... Да, господа, ошибка тов. Мартова на съезде была невелика (и я еще на съезде, в пылу борьбы, отметил это), но из этой маленькой ошибки могло получиться (и получилось) много вреда в силу того, что тов. Мартова перетянули на свою сторону делегаты, сделавшие целый ряд ошибок, проявившие на целом ряде вопросов тяготение к оппортунизму...»¹⁰.

К чему мог привести вызванный личными причинами союз Мартова с экономистами, с которыми у него ранее тоже были серьезные разногласия? В работе съезда приняли участие противники направления «Искры», и представители этой группировки (В. П. Акимов (Махновец), Д. Б. Рязанов, представители Бунда) действительно не могли стать стабильными союзниками «искровца» Мартова¹¹. Но именно ориентировавшийся на реформизм В. П. Акимов в цитированной брошюре верно указал на то, что позиции по организационному вопросу Плеханова и Ленина, полностью солидарных друг с другом на съезде, отличаются друг от друга¹².

«Личная» реакция Мартова, «отказ Мартова с коллегами от должности после одного только неутверждения старого кружка» заставил Ленина задуматься о «бесхребетности интеллектуалов», о партийной «грызне». Воспользовавшись статьей К. Каутского о Ф. Меринге, он противопоставил «типичную интеллигентскую психологию» психологии пролетария, сформированную и «отрегулированную» крупной промышленностью¹³. Под «обыкновенным интеллигентом» Каутский понимал интеллигента, «стоящего на почве буржуазного общества» и «находящегося в известном антагонизме к пролетариату». Однако этот антагонизм - «иного рода, чем антагонизм между трудом и капиталом», не экономический, а антагонизм «в настроении и мышлении», источником которого является разница в условиях труда. В результате «пролетарий - ничто, пока он остается изолированным индивидуумом. ... Он чувствует себя великим и сильным, когда он составляет часть великого и сильного организма. ... Пролетарий ведет свою борьбу с величайшим самопожертвованием, ... без видов на личную выгоды». «Совсем иначе обстоит дело с интеллигентом», условия труда которого порождают индивидуализм: «Полная свобода проявления своей личности представляется ему ... первым условием успешной работы. Лишь с трудом подчиняется он известному целому в качестве служебной части этого целого, подчиняется по необходимости, а не по собственному побуждению. Необходимость дисциплины признает он лишь для массы, а не для избранных душ. Себя же самого он, разумеется, причисляет к избранным душам... Философия Ницше, с ее культом сверхчеловека, для которого все дело в том, чтобы обеспечить полное развитие своей собственной личности, которому всякое подчинение его персоны какой-либо великой общественной цели кажется пошлым и презренным, эта философия есть настоящее миросозерцание интеллигента, она делает его совершенно негодным к участию в классовой борьбе пролетариата... Идеальным образчиком такого интеллигента, какие нужны социалистическому движению, был Либкнехт»¹⁴.

Брошюра Ленина «Шаг вперед, два шага назад» побудила Троцкого надписать полемическую работу¹⁵, на которую поныне ссылаются в антиленинской литературе. Если очистить аргументацию Троцкого от полемических «клише» и преувеличений, то выясняется, что «проблема» в том, что Ленин видит в партии структурированный политический институт, «военно-бюрократически» организованную структуру, в то время как Троцкий поставил во главу угла абстрактную «пролетарскую самодеятельность», идею и идеал воинствующего материализма. В то же время Троцкий хорошо чувствовал опасности ленинского «просветительского запала», которые проявились в «подходящих» исторических условиях, в октябре 1917 г., другое дело, что тогда Троцкий был уже вторым после Ленина человеком в большевистской партии. Однако в 1904 г. Троцкий был еще Савлом в вопросе о партии. Однако отрыв рабочей партии от конкретной структуры производственного разделения труда в конечном итоге направляет как мышление, так и саму партийную организацию именно в сторону индивидуалистических представлений.

Позже Ленин уже не будет возвращаться к опыту съезда с указанной выше «психологической» точки зрения (основывавшейся на социологических предпосылках душевных процессов). Это объяснимо тем, что с течением времени и с накоплением опыта революции и ее поражения все более резко вырисовывались политические аспекты противоречий. Согласно оценке, данной Лениным в сентябре 1907 г.¹⁶, меньшевизм превратился во фракцию, «которая провела в течение первого периода русской революции (1905-1907 годы) особую политику, на деле подчинявшую пролетариат буржуазному либерализму»¹⁷. Ленин отвергал сотрудничество с буржуазными либералами именно в интересах обретения рабочим движением самостоятельности и «доведения до конца» революции, поскольку либералы стремились к соглашению с царизмом¹⁸. При этом он пустился в явные преувеличения по отношению к меньшевикам¹⁹. Как уже говорилось, на лондонском съезде партии РСДРП взяла на вооружение большевистский, никогда не принятый большинством меньшевиков тезис о политике «левого блока» с бедным крестьянством, которая должна заменить сотрудничество с либералами. Поэтому, как было показано в предыдущей главе, с этим съездом можно связать «второй», окончательный раскол партии. Хотя Ленин и меньшевик Плеханов будут еще взаимно искать организационную связь, большевики и меньшевики больше никогда не «объединятся» на совместном съезде. Как мы видели, события 1905-1907 гг. окончательно «развели» эти два направления в разные стороны. Попутно отмечу, что в ноябре-декабре 1905 г. Ленин в дискуссии с анархистами подчеркивал то политическое условие организационного сотрудничества, согласно которому в боевой организации можно сотрудничать только с теми, кто разделяет цели данной организации, иначе она неизбежно развалится. Ленин прокомментировал решение Исполнительного комитета Совета рабочих депутатов от 23 ноября 1905 г., отклонившее просьбу анархистов о допущении их представителей в Совет, поскольку анархисты «не признают политической борьбы в качестве средства для достижения своих идеалов». Ленин видел в Совете рабочих депутатов политическую, боевую организацию для подготовки восстания, революции, каковым он и являлся, органом революционной власти и соглашался с недопущением анархистов в Совет, поскольку это был «не рабочий парламент и не орган пролетарского самоуправления», из которых нельзя бы было исключить анархистов²⁰. Советы и сходные с ними народные организации (стачечные комитеты, советы солдатских депутатов, комитеты железнодорожников и т. д.) являются продуктами стихийной самоорганизации рабочих: «Не теория какая-нибудь, не призывы чьи бы то ни было, не тактика, кем-либо придуманная, не партийная доктрина, а сила вещей привела эти беспартийные, массовые органы к необходимости восстания и сделала их органами восстания», - писал Ленин, рассматривая опыт декабрьского восстания 1905 г.²¹

С этим тезисом Ленина была связана и борьба течений внутри РСДРП. Только вступившие в борьбу стороны относили утверждение, что «в боевом союзе место только тем, кто борется за цель этого союза», друг к другу. Таким образом, организационный вопрос никогда не отделялся от политических вопросов и мнений, даже после поражения революции, когда РСДРП распалась и, казалось, погрузилась во фракционную борьбу. История РСДРП в 1907-1917 гг. была историей попыток объединения и распада на фракции. Уже в 1906 г. на стокгольмском съезде было декларировано желаемое, но отнюдь не стабильное объединение, за которым на лондонском съезде последовал указанный выше «второй» раскол. О распаде партии свидетельствовало то, что меньшевики разделились на т. н. ликвидаторов, абсолютизировавших легальную деятельность, и руководимых Плехановым «партийцев»²². Разделились на фракции и большевики: против Ленина выступили т. н. отзовисты (группировка под руководством Богданова, требовавшая отзыва делегатов Думы и придерживавшаяся тактики бойкота выборов). Попытки объединения и отделения предпринимались и позже²³. (Такого рода сектантство, организационная замкнутость были своего рода «защитной реакцией» на контрреволюцию, а не «российским своеобразием»).

Интересно, что в начале 1908 г. К. Каутский, которым тогда еще восхищался Ленин, в работе «Карл Маркс и его историческое значение»²⁴ в соответствии с марксистской традицией поставил вопрос о соединении рабочего движения с социализмом как вопрос о создании «единства теории и практики» (являющегося для пролетариата предпосылкой для революционного свержения капитализма и, как результат этого, упразднения себя как класса). Каутский и в этой области является ключом для понимания Ленина. Он указал на то, что и до Маркса выдвигались революционные цели, «однако лишь создавались секты, и пролетариат был раздроблен, поскольку все социалисты делали упор на тот особый способ решения социального вопроса, который изобрели они сами. Сколько способов, столько и сект»²⁵. Подобный упадок наблюдался и после 1907 г. Однако «дезорганизация» российской социал-демократии имела и положительные последствия, началось расширение «базы партии» в сторону профессиональных организаций, которые после ликвидации советов контрреволюцией остались единственным корнем партии в пролетарских массах. Российские события подтвердили мнение Каутского и в другом отношении. К распаду российской социал-демократии на фракции привели не теоретические причины, хотя позже теоретико-идеологический фон окончательных расколов выявился очень четко: «Едва ли когда-либо были такие марксисты или марксистские группы, которые вызвали бы раскол из-за чисто теоретических расхождений. Там, где происходил раскол, он всегда причинялся практическими и теоретическими, тактическими или организационными противоречиями, и теория была лишь козлом отпущения, на которого сваливались все совершенные ошибки»²⁶.

Одной из интереснейших и наименее известных страниц этой фракционной борьбы был раскол большевистской фракции, дискуссия между Лениным и Богдановым, которая со многих сторон освещает отношение Ленина к политике и теории²⁷. Вообще, встает вопрос, что происходит с партией и в партии, если движение идет на убыль?

 

Примечания:

¹ Лукач и в своей брошюре о Ленине в 1924 г. настаивал на том, что «коммунисты представляют собой принявшее зримую форму классовое сознание пролетариата», не принимая во внимание роль отчужденных структур, «организационного посредничества» // Лукач Д. Ленин. С. 52.

² Комментируя раскол партии 1903 г. и книгу «Что делать?», он писал: «В сущности даже не было различных политических течений, а было только различное направление политической мысли. О ленинизме можно говорить только в том смысле, что Ленин в своей книжке “Что делать?” и в проведенных им решениях второго съезда дал наиболее резкое выражение определенному порядку политических и организационных идей (...) Исходным пунктом организационного плана Ленина была конспирация. (...) Такая конспирация, как справедливо указывает Старовер, сохраняет профессионального революционера, но отрывает организацию от рабочей массы. Массовая конспирация совсем другого рода. Она сильна тем, что растворяет агитаторов среди масс, окружает их массами». Парвус. После войны // Парвус. Россия и революция. СПб., б. г. С. 188-189.

³ Там же. С. 190-191.

⁴ Парвус. В чем наши расхождения? // Парвус. Россия и революция. С. 167.

⁵ Парвус. Письмо к Ленину // Парвус. Россия и революция. С. 177-181.

⁶ Для осмысления опыта II съезда Ленин призвал к изучению его протоколов: «Пишущий эти строки будет считать свою работу не пропавшей даром, если ему удастся дать хотя бы толчок к широкому и самостоятельному изучению протоколов партийного съезда». Ленин В. И. Шаг вперед, два шага назад // Ленин В. И. ПСС. Т. 8. С. 190.

⁷ В своей брошюре Ленин поставил вопрос о II съезде следующим образом: «В чем же, спрашивается, заключалась суть спорного вопроса? Я сказал уже на съезде и повторил потом не раз, что “вовсе не считаю наше разногласие (по § 1) таким существенным, чтобы от него зависела жизнь или смерть партии. От плохого пункта устава мы далеко еще не погибнем!”... Само по себе это разногласие, хотя оно и вскрывает принципиальные оттенки, никоим образом не могло вызвать такого расхождения (фактически, если говорить без условностей, того раскола), которое создалось после съезда. Но всякое маленькое разногласие может сделаться большим, если на нем настаивать... Всякое маленькое разногласие может получить огромное значение, если оно послужит исходным пунктом поворота к известным ошибочным воззрениям...». Таким образом, первый параграф устава приобрел такую важность потому, что в результате сложившегося соотношения сил при выборе ЦК и других руководящих органов сторонники Ленина были сильнее сторонников Мартова. Там же. С. 239-240. См. еще с. 202.

⁸ М. Либман подчеркнул, что революция превратила прежнюю «элитарную» партию в массовую демократическую партию, но он не прав, изображая дискуссию между большевиками и меньшевиками на II съезде как спор о принятии или отрицании централизма. Lieb- man М. Leninism under Lenin. Jonathan Cape, London, 1975. P. 38-45 и далее. (Первоначально книга была опубликована на французском языке в 1973 г.)

⁹ См.: 31-е, утреннее заседание съезда, состоявшееся 7 (20) августа, на котором присутствовало 36 делегатов с 44 мандатами. Второй съезд РСДРП. С. 369-385.

¹⁰ Ленин В. И. ПСС. Т. 8. С. 330-331.

¹¹ См.: Акимов В. П. К вопросу о работах Второго Съезда РСДРП. Geneva, 1904; Рязанов Н. Разбитые иллюзии. К вопросу о причинах кризиса в нашей партии. Geneva, 1904.

¹² Акимов В. П. К вопросу о работах Второго Съезда РСДРП. С. 8-9, 14-15, 27, 77. Эти вопросы были в 1980-е гг. разработаны мною совместно с Петером Донатом в до сих пор не опубликованной статье, которую я использую здесь с любезного разрешения соавтора.

¹³ Ленин В. И. ПСС. Т. 8. С. 309-311. Статью К. Каутского см.: Neue Zeit, XXII. I. 1903, №4. P. 99-101.

¹⁴ Там же. С. 310-311.

¹⁵ Троцкий Л. Д. Наши политические задачи. Genf, 1904.

¹⁶ См.: Предисловие к сборнику «За 12 лет» (ПСС. Т. 16. С. 95-113). В этом сборники были перепечатаны некоторые важные работы Ленина, в том числе «Шаг вперед, два шага назад» или «Две тактики социал-демократии в демократической революции».

¹⁷ Ленин В. И. ПСС. Т. 16. С. 112.

¹⁸ В 1909 г. это «соглашение» выразилось в философской форме: Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции Н. А. Бердяева, М. О. Гершензона, А. С. Изгоева, Б. А. Кистяковского, П. Б. Струве, С. Л. Франка. М., 1989.

¹⁹ Например, Мартов, рассматривая после поражения революции идеи вехистов во главе со Струве, дал исторической роли российского либерализма оценку, очень похожую на ленинскую: «...Либерализм пытается пересмотреть свое прошлое, оборвать нити, традиционно связывающие его с революционными и социалистическими идеологиями, и конституироваться в систему воззрений, пригодную для правящего класса... Либерализм пытается стать принципиально-монархическим, националистическим и антидемократическим в своей политической концепции, принципиально контр-революционным - в своих правовых воззрениях, строго индивидуалистическим в сфере экономической и национально-почвенным в своем отношении к государству и церкви». Мартов Ю. Общественные и умственные течения. С. 118-119.

²⁰ «...если анархисты, отрицая политическую борьбу, сами просятся в учреждение, ведущее эту борьбу, то такая вопиющая непоследовательность показывает, конечно, лишний раз всю шаткость мировоззрения и тактики анархистов. Но исключить за шаткость из “парламента” или “органа самоуправления”, разумеется, нельзя. ... Совет рабочих депутатов не рабочий парламент и не орган пролетарского самоуправления, а боевая организация для достижения определенных целей. ... Исключение анархистов из боевого союза, проводящего, так сказать, нашу демократическую революцию, вполне необходимо с точки зрения и в интересах этой революции. В боевом союзе место только тем, кто борется за цель этого союза». Ленин В. И. Социализм и анархизм //Ленин В. И. ПСС. Т. 12. С. 130-131.

²¹ Ленин В. И. Роспуск Думы и задачи пролетариата // Ленин В. И. ПСС. Т. 12. С. 321.

²² Согласно отчету российской (петербургской) «ликвидаторской» партийной организации, прибывшей в 1914 г. в Вену на международный конгресс социал-демократов, рабочее движение и социал-демократия распались в такой степени, что если по данным на 1 сентября 1907 г. в Петербурге платили членские взносы 9494 члена профсоюза металлистов, то к июню 1911 г. их число сократилось почти на две трети, а численность бакинского профсоюза нефтяников сократилась с 9000 до 500 человек. В то же время роль большевиков в крупных городах в 1911-1912 гг. повысилась главным образом после появления нелегальной «Правды». См.: Hoover Institution, Archives, Boris Nicolaevsky Collection, No. 9. Отчет к предполагавшемуся международному социал.-дем. конгрессу в Вене 1914. С. 1-30, особенно 13-26

²³ В специальной литературе уже давно было показано, что в то время речь шла не о «сектантской борьбе» Ленина, а об организационном распаде, типичном для послереволюционной ситуации. 1905 г. «сделал» из большевиков и вообще из социал-демократов крупную партию («из элитарной партии массовую партию»). Революция привела к расширению внутрипартийной демократии, вызвала ее развитие. См.: Liebman М. Leninism. Р. 45.

²⁴ Kautsky К. Marx Karoly tortenelmi jelentosege. Budapest, 1919.

²⁵ Там же. P. 45-46.

²⁶ Там же. P. 51.

²⁷ В Венгрии этой теме посвящена книга: Donath P. Elmelet es gyakorlat. A «baloldalisag» korai tortenetehez / Gorkij, Lunacsarszkij, Bogdanov. Budapesti Tanitokepzo Foiskola. Budapest, 1990.

 

3.2. ЛЕНИН И БОГДАНОВ

3.2.1. Организационно-политический конфликт

За поражением революции 1905 г. последовало «предательство» (страх, паника) интеллигенции, переход на сторону нового контрреволюционного режима, подчинение властям. Классическим примером этого процесса стали «вехисты», в прошлом левые, «легальные марксистские» интеллектуалы. Множество представителей интеллигенции покидали казавшийся тонущим корабль революции, возвращались в «личную жизнь», в маленькие кружки и общества, отворачивались от политики, приспосабливались к возможностям, которые предлагала им контрреволюция. Этот процесс, несомненно, выразился в установлении философской моды на махизм, эмпириокритицизм, в «объединении» марксизма и идеализма, в богоискательстве и «богостроительстве», привлекавших к себе товарищей Ленина по фракции.

В ходе распада социал-демократических организаций в большевистской фракции с Лениным и его сторонниками «порвали» те, кто стоял «слева» от него, хотя этот разрыв может толковаться и наоборот: Ленин порвал со стоявшими слева от него группой или группами (отзовистами и ультиматистами), поддавшимися новой философской моде. Быть может, в результате определенной психологической реакции на поражение революции в среде большевиков, например у А. А. Богданова, А. В. Луначарского, В. А. Базарова, А. М. Горького и др., укрепилась приверженность к конечным целям, в то время как для других социал-демократических направлений под влиянием определенных возможностей, открывавшихся в условиях легальности, стал характерным отказ от всяких конечных революционных целей. Психологическая увлеченность конечной целью, с одной стороны, сопровождалась уходом от действительности, а с другой стороны, выражалась в трансцендентных философских экспериментах. Такая реакция нередка в среде революционеров, переживших неожиданный спад революционных настроений, к тому же она осложнялась т. н. эмигрантской болезнью, которая в условиях изоляции способствует раздорам, самооправданиям и склокам.

Возвратившись в эмиграцию, Ленин принял во внимание новые реалии и обратился к миру парламентской борьбы, в котором социал-демократы, участвовавшие в работе Думы, должны были в ожидании новой революционной волны пропагандировать революционную тактику и стратегию. Другое крыло большевиков, наиболее известным представителем которого был претендовавший на «лавры» философа Богданов, отвергало «растворение» революционной политики в парламентской деятельности. Богданов и его сторонники руководствовались не «ультралевым» политическим стремлением немедленно провозгласить лозунг социалистической революции, а скорее желанием сохранить в данных историко-политических условиях «чистую» революционную перспективу, которую они не хотели загрязнить позором реальной политики¹. Смотря с высоты философии истории, они считали мелочные споры различных социал-демократических группировок о Думе и своем организационном распаде достойной сожаления, разочаровывающей реакцией на наступление контрреволюционной эпохи. Политическая деятельность равнялась для них потере настоящей индивидуальности и коллективизма, а сохранение чистоты означало исключительно подготовку к будущему в настоящем.

Эти две установки внутри большевизма проявились еще до революции. Внутреннее разделение большевиков на «ленинцев» и группу «Вперед», по существу состоявшую из Богданова и его приверженцев, в определенном смысле условно наметилось еще в августе 1904 г. на т. н. совещании 22 большевиков². Однако в 1904 г., в породивший единство движения революционный период, большевистская газета «Вперед» не казалась фактором возникновения особого направления внутри большевистской фракции. Реконструкцию истории раскола все же нужно начать с 1904 г., когда в кругу большевиков, видимо, уже наблюдалось разное отношение к политике. Почти десять лет спустя Ленин в короткой статье, касавшейся истории большевизма, следующим образом описал организационную эволюцию российской социал-демократии, большевизма и меньшевизма: «Главные расхождения обоих течений на практике - осень 1905 г.: большевики за бойкот булыгинской Думы, меньшевики за участие. Весна 1906 г. - то же относительно виттевской Думы. I Дума: меньшевики за поддержку лозунга - думское (кадетское) министерство, большевики за лозунг - исполнительный комитет левых (с.-д. и трудовиков) для организации непосредственной борьбы масс и т. д. ... На Стокгольмском съезде (1906 г.) победили меньшевики, на Лондонском (1907 г.) - большевики. В 1908-1909 гг. от большевиков откололись “впередовцы” (махизм в философии и “отзовизм” или бойкот III Думы в политике: Богданов, Алексинский, Луначарский и др.). В 1909-1911 гг., ведя борьбу с ними (сравни В. Ильин “Материализм и эмпириокритицизм”, Москва, 1909 г.), а также с ликвидаторами (меньшевики, отрицавшие нелегальную партию), большевизм сблизился с партийными меньшевиками (Плеханов и др.), которые объявили решительную борьбу ликвидаторству»³.

На самом деле раскол между двумя направлениями большевизма произошел по более глубокому мировоззренческому и в то же время очень даже практическому вопросу. Богданов и его группа отрицали всякое участие в парламентской, «буржуазной» политике. Ленин же поставил партии главную задачу бороться за политическую власть и считал проблемы «воспитания» элементами этой борьбы. Он занимался не созданием картин социалистического будущего (эту задачу он относил к тому периоду времени, который наступит после социалистической революции), а организационной, политической и интеллектуальной подготовкой революции, способной свергнуть царизм. Это общее различие во взглядах проявилось и во многих тактических разногласиях.

В намеченных Лениным исторических рамках не видно с полной ясностью, что не Богданов, а он сам порвал с «прежним большевизмом» и его «бойкотистской» тактикой, чего не приняли Богданов и его сторонники, требовавшие отзыва думских делегатов. «Антибойкотистский» поворот был осуществлен Лениным в апреле 1906 г. на Стокгольмском объединительном съезде, где он и 16 других большевиков проголосовали за участие в выборах в Думу. Это стало первым примером, пользуясь богдановским выражением, большевистского «центризма», поскольку на Таммерфорсской конференции в декабре 1905 г. большевики во главе с Лениным еще выступали против выборов, придерживаясь политики бойкота. Конфликт между «парламентаристской» и «революционной» политическими тенденциями продолжался и на Лондонском съезде. Роспуск II Думы в июне 1907 г., арест 16 членов думской фракции РСДРП и ограничение права участвовать в выборах обострили конфликт. На общероссийской конференции, проходившей в Котке (Выборг) 21- 23 июля (3-5 августа) 1907 г., партия произвела пересмотр своей думской политики, причем Ленин и Богданов проводили совершенно разные тактические линии. Ленин считал тактику бойкота политикой революционного подъема, искал связь между политической реальностью и отдаленными конечными целями⁴. В нереволюционной ситуации нужна была иная политика.

В то время Богданов считал, что Плеханов, Аксельрод и Ленин виновны в проведении линии «сотрудничества классов», которое автоматически вытекает из повседневной парламентской деятельности. В 1909 г. Ленин снова вступил в организационное сотрудничество с Плехановым. Справа ликвидаторы, а слева отзовисты выступили против ленинских политических и стратегических планов, направленных на укрепление такого социал-демократического направления, которое одновременно включало бы парламентскую деятельность, со всем ее арсеналом средств, и революционную пропаганду, сохранение революционных перспектив. После того как в декабре 1908 г. Плеханов вышел из редакции меньшевистской газеты «Голос социал-демократа», снова возникла реальная возможность для его сотрудничества с группой Ленина.

Несомненно, что важным фактором в благоприятном для Ленина изменении соотношения сил была находившаяся в его руках большевистская газета «Пролетарий». Однако в глазах Богданова любая форма сближения с Плехановым становилась «предательством», в то время как Ленин однозначно считал неприемлемым «фракционерством» стремление Богданова сделать из «левых большевиков» самостоятельную организационно-политическую силу. К тому же принципиальные политические дискуссии осложнялись финансовыми разногласиями, которые в эмиграции всегда приводят к мелочным спорам. Хотя цитированный автор прав в том, что в 1907-1909 гг. две группировки большевиков вели борьбу за денежные средства фракции⁵ и газету «Пролетарий», было бы неверно преувеличивать значение денежных проблем в расколе большевистской фракции. Еще на Лондонском съезде 1907 г. был создан Большевистский центр (БЦ), в рамках которого возникла «финансово-техническая группа» в составе Богданова, Красина и Ленина, державшая в руках финансовый контроль⁶. 13 (25) июня 1907 г. была осуществлена печально известная операция, в ходе которой закавказские боевики под руководством Камо и при участии Сталина захватили в тифлисском банке 241 тысячу рублей. В июле-августе 1907 г. Камо передал Красину в Куоккале 218 тысяч рублей. В связи с этой «противозаконной» операцией Биггарт поставил вопрос, что было бы, если бы Ленин не получил доступа к альтернативному источнику финансирования, поскольку лишь финансовая независимость позволила ему порвать с его прежними товарищами⁷. Однако на самом деле речь шла о другом.

Когда Ленин с конца 1907 г. «подчинил» газету «Пролетарий» интересам думской фракции и объединился с Дубровинским против Богданова, уже ясно обозначились принципиальные идеологические и политические разногласия. Однако Ленин считал открытый разрыв несвоевременным, подчинив философскую дискуссию политической целесообразности. Об этом не стоит морализировать, как не стоит морализировать и о том, что Богданов поставил на службу своим фракционным интересам известные партийные школы на Капри и в Болонье⁸, где в центре обучения находились вопросы «культурного развития рабочего класса». Хотя редакция «Пролетария» решила придерживаться нейтралитета в философских спорах, в апреле выяснилось, что сблизить точки зрения сторон невозможно. Обе стороны стремились укрепить свою позицию, и не стоит говорить о моральном преимуществе какой- либо из них⁹.

Под воздействием опубликованной в сборнике «Карл Маркс» статьи Ленина «Марксизм и ревизионизм», заключавшей в себе нападки на эмпириомонизм, идеологическая и политическая дискуссия приняла такую остроту, что Богданов покинул редакционную коллегию «Пролетария», считая, что эмпириомонизм не противоречит теоретическим основам большевистской фракции. Со своей стороны, Ленин, Дубровинский и другие оценили ситуацию как попытку Богданова «образовать официальную оппозицию»¹⁰. В июне 1909 г. ленинцы исключили Богданова из Большевистского центра. В ответ на это «левые большевики» создали в декабре 1909 г. на Капри группу «Вперед», с некоторой ностальгией ссылаясь на одноименную большевистскую газету 1904 г. и одновременно считая себя хранителями истинно большевистских традиций¹¹.

 

Примечания:

¹ Подробнее об этом см.: Donath P. Elmelet es gyakorlat. P. 15-70.

² Подробнее см.: Biggart J. Antileninist Bolshevism. The Forward group of the RSDRP. In: Canadian Slavonic Papers, 1981. No. 2 и Williams R. The other bolsheviks: Lenin and his critics 1904-1914. Bloomington, 1986. Хотя Биггарт по существу интерпретирует события несколько пристрастно, с точки зрения Богданова, он использует много ценных источников.

³ Ленин В. И. О большевизме // Ленин В. И. ПСС. Т. 22. С. 280.

⁴ Биггарт Дж. Предисловие. «Антиленинский большевизм»: группа РСДРП «Вперед» // Неизвестный Богданов. Кн. 2. А. А. Богданов и группа РСДРП «Вперед» 1908-1914 гг. «АИРО- XX». М., 1995. С. 6-7. На III Всероссийской конференции РСДРП Ленин, помимо прочего, сформулировал следующий основополагающий тезис: «Бойкот вреден, как засоряющий глаза: превращение профессионального подъема в политический и революционный. Лишь тогда можно говорить о бойкоте». Ленин В. И. ПСС. Т. 16. С. 473.

⁵ За этой борьбой стояло сложное дело о наследстве Н. П. Шмита. Владелец мебельной фабрики на Пресне Николай Павлович Шмит, принимавший участие в революционных событиях 1905 г., 13 (26) февраля 1907 г. умер в Бутырской тюрьме, оставив большевикам значительную сумму денег. Исполнителями его завещания стали его сестры Екатерина и Елизавета. Первая передала часть наследства Большевистскому центру в 1908-1909 гг., а вторая - в 1909-1911 г. Эти деньги стали предметом сложной фракционной борьбы, и в конце концов после январского пленума ЦК 1910г. большевики передали основную часть наследства под контроль т. н. «держателей» (К. Каутского, К. Цеткин и А. Бебеля). За вычетом расходов передавшей деньги Елизаветы Шмит Большевистский центр, представлявший собой расширенную редакцию «Пролетария», получил всего 275 984 франка. См. об этом следующие документы: Расписки В. И. Ленина, Г. Е. Зиновьева, В. Л. Шанцера в хозяйственную комиссию Большевистского центра о получении денег. 4 (17) ноября 1908 г. - 2 (15) октября 1909 г.; Протокол передачи Большевистскому центру части наследства Н. П. Шмита. 8 (21) февраля 1909 г.; Постановление Исполнительной комиссии Большевистского центра о расчете с Ел. П. Шмит // В. И. Ленин. Неизвестные документы. С. 29-32, 37-39.

⁶ Издание «Пролетария» было прекращено по решению январского пленума 1910 г. См. об этом Письмо заграничному бюро ЦК РСДРП. 18 (31)января 1911 г. //В. И. Ленин. Неизвестные документы. С. 61-62. В письме, подписанном по поручению Ленина и Каменева Зиновьевым, выдвигалась инициатива созыва нового пленума, что вытекало из решений январского пленума 1910 г. Поскольку, по мнению большевиков, меньшевики к концу 1910 г. не выполнили постановлений этого пленума, появилось основание для возвращения денег большевикам. 5 декабря 1910 г. Ленин, Каменев и Зиновьев, выступая от себя и по доверенности И. П. Гольденберга (Мешковского), обратились в ЗБЦК (заграничное бюро ЦК) с требованием созыва пленума ЦК для решения вопроса о деньгах. Позже они обратились по этому вопросу к К. Каутскому, но решение так и не было принято. Об историческом фоне этого дела см.: Kautskys russisches dossier. Frankfurt am Main-New York, 1981.

⁷ Биггарт Дж. Предисловие. С. 9. Другую интерпретацию этой истории см.: Donath Р. А csak politikailag relevans Kanonizalt Nagy Elbeszelestol a tanulsagos kis tortenetekig. In: 1917 es ami utana tortdnt. P. 80-84.

⁸ История партийных школ была разработана еще в 1970-х гг. Юттой Шерер: Scherrer J. The Relationship of the Intelligentsia and workers: the cas of Party scools in Capri and Bolgna. http// repsitories. cdlip.org/cgi/

⁹ Donath P. Acsak politikailagrelevans... Философский и теоретический фон этой проблематики освещен в поныне сохраняющих свой интерес, «дополняющих» друг друга статьях двух венгерских авторов: Szabo A. Gy. A proletarforradalom vilagnezete. A filozofia biralata. Magveto. Budapest, 1977. Глава 2. A leninizmus vilagnezeti novuma. P. 74-181; Sziklai L. A materializmus empirokriticizmus tortenelmi tanulsagai. In: Tdrtenelmi lecke haladoknak. Magveto. Budapest, 1977. P. 197-224. По мнению Биггарта, когда в апреле 1908 г. Ленин на Капри встретился с Богдановым (на встрече присутствовал А. М. Игнатьев, который участвовал и в операции Камо, и в деле Шмита), он уже был уверен в получении суммы примерно в 200 тысяч рублей. Якобы поэтому он и мог позволить себе порвать с группой Богданова и сблизиться с Плехановым. Конечно, это обстоятельство могло повлиять на отношения сторон, но едва ли могло затронуть основные направления, ведь сближение Ленина с Плехановым было давней проблемой. Ленин всегда хотел восстановить отношения с Плехановым!

¹⁰ Биггарт Дж. Предисловие. С. 12-13. Богданов был заменен в редколлегии Шанцером. После декабрьской конференции 1908 г. «антибойкотистский центр» с помощью финансового давления боролся с влиянием «левых большевиков». В феврале 1909 г. редакция «Пролетария» нарушила «философское перемирие», и Л. Б. Каменев опубликовал статью, направленную против Луначарского: Каменев Л. Не по дороге // Каменев Л. Между двумя революциями.

¹¹ Извещение о создании этой группы, помеченное 28 декабря 1909 г., см. в кн.: Неизвестный Богданов. Кн. 2. С. 36.

 

3.2.2. Философский фон политической дискуссии

Ленин не любил смешивать философско-идеологические дискуссии с политическими и тактическими разногласиями, больше того, часто критиковал такое смешение с принципиальной и методологической точек зрения. Это свое мнение он сохранял и в феврале-марте 1908 г. Об этом свидетельствуют его письма к А. М. Горькому. 25 февраля он писал: «Мешать делу проведения в рабочей партии тактики революционной социал-демократии ради споров о том, материализм или махизм, было бы, по-моему, непростительной глупостью. Мы должны подраться из-за философии так, чтобы «Пролетарий» и беки, как фракция партии, не были этим задеты»¹.

Однако тем временем Ленин был вынужден прочитать много материалов по этой теме, поскольку фракционная борьба обострялась, что вскоре принудило и самого Ленина совершить ту «глупость», о которой он писал Горькому. Философское значение дискуссии было сформулировано им с характерной для него ясностью: Маркс не может быть дополнен Кантом, так как философская концепция Маркса не имеет кантианских, «агностических» корней. Позднейшее обращение Ленина к Гегелю, происшедшее в 1914 г., объясняет его точку зрения 1908 г., согласно которой кантианская «добавка» всегда воплощала в себе философскую и теоретическую ревизию марксизма, как это показала, начиная с 80-х гг., борьба против народников и, в конечном итоге, против Бернштейна². Значение гегелевских посылок в философии Маркса состояло именно в применении диалектического метода, однако философская проблематика диалектики оставалась «в тени» во время полемики Ленина против «эмпириомонизма» и «религиозного атеизма» Луначарского и его единомышленников. Как оказалось, Плеханов, а вслед за ним и Ленин еще в 1903-1904 гг. обратили внимание на философские разногласия с Богдановым и его единомышленниками, что нашло свое выражение и во время личной встречи с Богдановым³.

Постепенно тактическая и фракционная борьба в партии настолько пропиталась философскими вопросами⁴, что Ленин решил разом убить двух зайцев и защитить позиции материалистической философии, одновременно осуществив или, по крайней мере, углубив политическую и организационную критику фракции, возникшей внутри партии. В этом его поддержал и Плеханов, ведь речь шла о защите традиционного, «буржуазного материализма» против махизма⁵. Практический материализм Маркса и Энгельса, связавший философию с революционной практикой, соединивший диалектику с гносеологической и онтологической точкой зрения и - путем сочленения философии с рабочим движением - в конечном итоге превративший философию в теорию, не мог получить существенной роли в теоретической борьбе вокруг махизма⁶. Ставка в этой дискуссии была иная. Для того, чтобы защитить позиции «буржуазного материализма», Ленин отказался от невмешательства в философские споры, хотя, как мы уже видели, отнюдь не считал себя специалистом по этой отрасли науки. В «Эмпириокритицизме» он мобилизовал не столько Марксову, сколько плехановскую философскую традицию, в которой материалистическая точка зрения формулируется в рамках монистической теории отражения. В этом произведении историческая диалектика оттеснена на задний план своего рода «естественнонаучной закономерностью», что отчасти объясняется политической природой философской дискуссии⁷. Позже шли споры по поводу философского толкования этой работы, в ходе которых особо выделялись аутентичное толкование Грамши и «социологизированная» критика Паннекука. Грамши уже при определении понятия материи полемизировал со специально-научной ограниченностью и философствованием, оторванным от общественных отношений: «...Философия практики не может воспринимать “материю” ни в том смысле, как ее понимают естественные науки... ни в том, как она интерпретируется в различных вариантах материалистической метафизики... Таким образом, материю надо рассматривать не саму по себе, а как социально и исторически организованную для производства, а естественные науки, следовательно, надо считать по существу исторической категорией, выражением отношений между людьми»⁸.

В книге «Материализм и эмпириокритицизм. Критические заметки об одной реакционной философии», выпущенной между 29 апреля и 4 мая 1909 г. издательством «Звено», как и во всей дискуссии между Лениным и Богдановым, трудно провести границу между философским и политическим спором. По существу, Ленин написал не философское произведение, да у него и не было такого намерения. В его книге велся реальный спор о том, что такое марксистская философия и какова ее функция, но, как правило, этот спор оставался в рамках идеологической полемики. Об этой идеологической нацеленности Ленин писал в письме от 9 марта 1909 г., посланном из Парижа А. И. Ульяновой-Елизаровой⁹.

Во всяком случае ясно, что возглавляемые Богдановым большевики, намеревавшиеся порвать с «традиционной» парламентской политикой, пытались создать партийные школы, которые функционировали бы в качестве своего рода организационных центров, бросающих вызов большевикам, сплотившимся вокруг Ленина. В конце концов это привело к «отлучению» Богданова¹⁰. Политическим и философским замыслом Богданова было создание иной «культуры», иной «школы политики» для социал-демократов вообще, а особенно для своих товарищей по фракции, большевиков. В связи с их политикой чаще всего употребляются понятия отзовизма, ультиматизма, а их теоретико-философские устремления отмечаются понятиями пролетарской культуры, пролетарской науки, пролетарского искусства, которые у самого Луначарского, интересовавшегося эстетикой, имели отчасти синдикалистско-сорелистские корни. Опираясь на эти сорелистско-анархо-синдикалистские посылки, Луначарский приступил к действительно оригинальному философскому эксперименту, выразившемуся в концепции «богостроительства». Уже в одной из своих статей, написанной в 1907 г., он рассуждал о «научном социализме как ... новой, высшей форме религии», своим «религиозным атеизмом» он стремился учить пролетариев добру, вере в счастье. С точки зрения этого ссылавшегося на социалистическую культуру «богостроительства», Ленин с его ориентацией на мир политики представлялся «узко практичным» воплощением II Интернационала. Луначарский, Горький и отчасти Богданов с их ориентированным лишь на будущее, гипертрофированным «революционным сознанием» провозглашали «коллективизм» нового типа. Их «философия коллективистского активизма», как мы видели, направляла сознание пролетариата в сторону утопического мессианского социализма¹¹. В теоретической конструкции «пролетарской культуры» по существу скрывалась своего рода «философия надежды», «богостроительство» выражало тоску по гармонии, а социализм превращался в своего рода религию. Конечно, Ленин преувеличивал, подозревая наличие у Луначарского некой «догматической религии», на самом деле речь шла лишь об идеологическом использовании, преувеличенном употреблении эмоций, эстетических «переживаний» с целью мобилизации идеи социализма.

Ленин оценивал политическое и практическое значение религии более взвешенно, чем можно предположить на основании позднейшей вульгарной антирелигиозной пропаганды, не говоря уж об интерпретации антиленинских «теологов». В статье «Социализм и религия», написанной в начале декабря 1905 г., Ленин как раз выступал против прямолинейного понимания и толкования отношения пролетариата к религии. Рассмотрев вопросы происхождения религии, ее роль в обществе и возможности сотрудничества с духовенством, Ленин предлагал сотрудничать с теми представителями духовенства, которые не выступали против целей рабочего движения с «позиций христианства». При этом он приводил следующие доводы: «Бессилие эксплуатируемых классов в борьбе с эксплуататорами так же неизбежно порождает веру в лучшую загробную жизнь, как бессилие дикаря в борьбе с природой порождает веру в богов, чертей, в чудеса и т. п. ... Религия есть опиум народа»¹². Отделение церкви от государства означало для Ленина полный отказ государства от материальной поддержки церкви и от упоминания вероисповедания граждан в официальных документах. По его мнению, социал-демократическая партия должна с позиций атеизма бороться против «религиозного одурачения рабочих», однако, подчеркивая важность научного просвещения верующих рабочих, он сделал еще два и поныне важных утверждения, которые были «преданы забвению» в научной литературе, посвященной анализу ленинского понимания религии. Во-первых, Ленин считал нелепостью представление о том, что религиозные предрассудки могут быть рассеяны чисто просветительским путем, поскольку они могут быть ликвидированы только после уничтожения системы экономического гнета. Во-вторых, для Ленина единство в практической политической борьбе рабочего класса было важнее любых идеологических, атеистических деклараций. Провозглашения атеизма не было и в партийной программе социал-демократов. В глазах Ленина вопрос о религии был «третьестепенным»: «Единство в этой действительно революционной борьбе угнетенного класса за создание рая на земле важнее для нас, чем единство мнений пролетариев о рае на небе. Вот почему мы не заявляем и не должны заявлять в нашей программе о нашем атеизме; вот почему мы не запрещаем и не должны запрещать пролетариям, сохранившим те или иные остатки старых предрассудков, сближение с нашей партией. (...) Реакционная буржуазия везде заботилась и у нас начинает теперь заботиться о том, чтобы разжечь религиозную вражду, чтобы отвлечь в эту сторону внимание масс от действительно важных и коренных экономических и политических вопросов...»¹³.

В то же время Ленин вел дискуссию с «богостроительством» отнюдь не только по причинам организационного характера и фракционным соображениям. В личном письме Горькому, написанном в ноябре 1913 г., вырисовываются контуры насыщенного эмоциональными формулировками анализа онтологических, гносеологических, властно-технических, политических и пропагандистских характеристик религии. Ленин упрекал Горького и остальных «богостроителей» прежде всего в том, что они «интегрируют» в рабочее движение, в социал-демократию наиболее эффективную, а именно поэтому и наиболее вредную с точки зрения социалистического движения и вообще развития человечества конкурентную идеологию, религию, идею бога, которая является важнейшим средством отупления народа даже в таких буржуазно-демократических странах, как Швейцария и Америка: «В самых свободных странах... народ и рабочих отупляют особенно усердно именно идеей чистенького, духовного, построяемого боженьки. Именно потому, что всякая религиозная идея, всякая идея о всяком боженьке, всякое кокетничанье даже с боженькой есть невыразимейшая мерзость, особенно терпимо (а часто даже доброжелательно) встречаемая демократической буржуазией, - именно поэтому это - самая опасная мерзость, самая гнусная “зараза”»¹⁴. Ленин оценивал влияние религии на сознание рабочих прежде всего с точки зрения социалистической пропаганды и всемирного просвещения, видя в ней важнейшее идеологическое средство поддержания самодержавия и классового господства¹⁵.

С социологической точки зрения Ленин выводил «богостроительство» прежде всего из условий существования мелкобуржуазных слоев населения: «С точки зрения не личной, а общественной, всякое богостроительство есть именно любовное самосозерцание тупого мещанства», которое везде одинаково, не составляет российской специфики, «ибо еврейская, итальянская, английская - все один черт, везде паршивое мещанство одинаково гнусно». При этом Ленин многократно подчеркнул, что Горький своими средствами с помощью «богостроительства» «подслащивает», «приукрашивает» это тошнотворное духовное состояние¹⁶. В другом письме, также написанном в ноябре 1913 г., Горький был раскритикован еще сильнее, из этого письма мы получаем еще более ясное представление о взглядах Ленина на религию. Ленин откликнулся на мысль Горького о том, что «бог есть комплекс тех выработанных племенем, нацией, человечеством идей, которые будят и организуют социальные чувства, имея целью связать личность с обществом, обуздать зоологический индивидуализм». Ленин сравнил эту мысль с христианским социализмом, «худшим видом “социализма”», и считал, что Горький, «несмотря на свои наилучшие намерения», дошел до повторения «фокуса-покуса поповщины», так как «из идеи бога убирается прочь то, что исторически и житейски в ней есть (нечисть, предрассудки, освящение темноты и забитости, с одной стороны, крепостничества и монархии - с другой), причем вместо исторической и житейской реальности в идею бога вкладывается добренькая мещанская фраза (бог = “идеи, будящие и организующие социальные чувства”)»¹⁷. Следовательно, Ленин, с одной стороны, утверждал, что «тупая придавленность человека и внешней природой и классовым гнетом» снова и снова порождает идею бога, и выступал против людей, «закрепляющих эту придавленность, усыпляющих классовую борьбу». Ведь в глазах Ленина для марксиста практически не могло быть большего греха. С другой стороны, по его мнению, идея бога не связывала личность с обществом, а «всегда связывала угнетенные классы верой в божественность угнетателей». Таким образом, Ленин рассматривал любую «народную форму» религии в рамках таких понятий, как «тупость», «темнота», «забитость», «классовое угнетение», манипуляция¹⁸. Утверждение Горького, что философский идеализм «всегда имеет в виду интересы личности», было отвергнуто Лениным и с философской точки зрения. «У Декарта, - возражал он, - по сравнению с Гассенди больше имелись в виду интересы личности? Или у Фихте и Гегеля против Фейербаха?» Особый упрек Горький получил за то, что его соображения не удовлетворяли элементарным методологическим требованиям: «Буржуазно Ваше определение (и ненаучно, неисторично), ибо оно оперирует огульными, общими, “робинзоновскими” понятиями вообще - а не определенными классами определенной исторической эпохи». Таким образом, «социология» и «теология» Горького выводила Ленина из себя не просто по соображениям фракционной борьбы, наоборот, он ощущал, что в его собственном окружении происходит искажение классового сознания¹⁹. Если считать, что в задачи партии входит защита этого классового сознания, то становится понятной теоретическая «острота» полемики Ленина, поскольку он понимал, что теоретическая и идеологическая дискуссия имеет вполне практическое значение.

Это искавшее дорогу к народу, к рабочему классу чистое, «стерильное», почти эстетизированное сознание, пронизывавшее и горьковскую «идею бога», нашло свое наиболее полное понятийное выражение в трудах Богданова, хотя философские построения последнего часто не выдерживали (марксистской) философской критики. Его «Тектология», а также написанная в 1914 г. и недавно опубликованная работа «Десятилетие отлучения от марксизма», честно говоря, содержат и дилентантские решения. Особенно проблематично теоретическое обоснование «пролетарской науки»²⁰. «Эмпириомонизм» вызвал гнев Ленина прежде всего потому, что отбросил «обязательный» для марксистов философский вопрос, необходимость выбора между материализмом и идеализмом. Богданов в качестве решения предлагал свою организационную науку, которую, несмотря на всю свою оригинальность и интересную постановку проблем, трудно ввести в историю марксистской философии.

Многие письма Богданова доказывают, что и сам он воспринимал направленные против него философские нападки в первую очередь как политические выпады²¹. Даже и в письме в редакцию «Пролетария», написанном в начале апреля 1909 г., он еще с возмущением протестовал против того, что эта редакция, располагавшая значительными материальными средствами, с нетерпимостью относится к «не вполне согласным с нею мыслящим оттенкам». При этом Богданов не без оснований обвинял Ленина и его единомышленников в том, что они бюрократическими средствами препятствуют открытию партийной школы, видя в ней конкуренцию²².

В августе - декабре 1909 г. и ноябре 1910 г.- марте 1911 г. партийные школы на Капри и в Болонье оказались отчасти удачным экспериментом (пока на них были деньги!) в том смысле, что Богданов и его сторонники передали рабочим-активистам свои идеи о перспективах российского рабочего движения. Однако организационная борьба между конкурирующими направлениями продолжалась. В январе 1910 г., когда Богданов лишился своего поста в ЦК, группа «Вперед» была признана в качестве «литературно-издательской группы» внутри партии. Ленин с некоторой завистью писал Рыкову о том, как сильны «впередовцы», располагавшие партшколой, 80 тыс. рублей и т. д. В организационном отношении Ленин мог опереться на то, что взаимоотношения Горького с Богдановым и Луначарским вскоре ухудшились. Горький отказался участвовать в партийной школе в Болонье и перестал публиковаться в газете «Вперед». В 1910 г. прежние сторонники Богданова: Алексинский, Покровский и В. Менжинский - объединились против «культурного марксизма» Богданова и Луначарского и опубликовали в газете «Вперед» статью, в которой теория «пролетарской культуры и науки» была названа ревизионистской. Покровский, устав от безрезультатных споров, вышел из группы «Вперед», а позже, в январе 1911 г., за ним последовал и Богданов. Практически вся богдановская фракция была разрушена идеологическими и организационно-политическими разногласиями²³.

Однако, как мы уже видели в связи с вопросом о религии, было бы ошибкой думать, что идеологическая дискуссия служила для Ленина лишь средством политического и организационного вытеснения оппонента. Организационная борьба не могла заслонить другие глубинные причины раскола большевистской фракции. Как бы твердо и упорно ни боролся Ленин с Богдановым (а Богданов с Лениным), Богданов все же прекратил эту борьбу «по собственной воле», признав, что неспособен приспосабливаться к нуждам повседневной политической борьбы, реализовать свои философские взгляды в рамках рабочего движения. В марте 1912 г. Женевский кружок напрасно звал Богданова обратно в группу «Вперед», в ответ на этот зов Богданов писал: «...За последнее время со все большей ясностью для меня выступила, в прямом опыте работы, огромная важность революционно-культурной задачи. И я решил посвятить ей себя. Когда настанет момент, когда будут люди и средства, я употреблю все усилия к организации “Союза социалистической культуры”, который, как я полагаю, не будет партийной фракцией и не будет конкурировать с собственно политическими организациями»²⁴.

Почти два года спустя, 17 января 1914 г., Богданов в своем письме редакции «Новой рабочей газеты» писал о своем возможном отказе от публицистической работы и желании «посвятить себя научно-просветительской задаче», что, конечно, не помешало ему резко критиковать в опубликованных в 1913 г. философских работах материализм Плеханова, Ленина и Аксельрод²⁵. Пространные труды Богданова о Марксе и об организационной науке (тектологии) стали идейными экспериментами, осуществление которых на практике оказалось невозможным. Таким образом, не случайно, что он никогда не возвращался к партийно-политической деятельности. Итак, во фракционные дискуссии вторглись теоретико-стратегические идеи и концепции. Ленин прежде всего оказывал теоретико-идеологическую поддержку непосредственной организации политических боевых групп. Богданов обобщил свои взгляды в рамках вопроса о «культурной гегемонии рабочего класса». Как мы уже указывали выше, он считал, что уже в самодержавный период непосредственной задачей большевиков является создание пролетарской культуры, более свободной и творчески активной, чем буржуазная культура. Без этого культурного освобождения он не представлял себе социализма, за который стоило бы бороться. Уже по этим соображениям Богданов выступал против сближения Ленина с Плехановым, опасаясь того, что это сближение будет сопровождаться уступками меньшевистскому оппортунизму. Можно предположить, что и группа «Вперед» была создана с целью воспрепятствовать этому сближению²⁶.

В то же время «традиционные» конечные политико-стратегические выводы Ленина и Богданова, собственно говоря, совпадали, ведь оба они имели в виду перспективу революционного вооруженного восстания, хотя явно отличались друг от друга по совокупности идеологических и политических средств и по своим тактическим соображениям. По сравнению с Лениным, Богданов придавал более важное значение чисто социалистическому классовому самосознанию. В свою очередь, Ленин скорее подчеркивал практическо-«технические» аспекты антикапиталистического и антисамодержавного мышления, направленного на достижение политической революции. Как мы видели, Богданов отстаивал значение стерильной социалистической картины будущего, в центре которой стояла бы пролетарская культура. В противовес этому Ленин отвергал возможность самостоятельной пролетарской культуры, считая (так он думал и после октября 1917 г.), что первичной задачей является усвоение «соответствующих» достижений буржуазной цивилизации. Еще до того, как пролетариат будет иметь свою аутентичную классовую культуру, он уже перестанет существовать как класс, ведь целью является именно уничтожение классового общества. «Антиполитическая» аргументация Богданова, независимо от принципиальных соображений, казалось Ленину в тот момент совершенно бесполезной.

Могло показаться, что Богданов размышляет о будущем российского рабочего класса, имея в виду некое его интеллектуальное спасение. Во всяком случае, нечто подобное вырисовывается в «Отчете товарищам-большевикам», написанном Богдановым еще в июле 1909 г.: «...Социалистические основы классового сознания усваивались неглубоко и непрочно, социализм,  как мировоззрение, распространялся сравнительно мало». Внимание массы концентрировалось на лозунгах дня, которые, естественно, имели больше успеха в ее сознании, поскольку «ближе выражали ее собственное настроение». Богданов сожалел о том, что «среди самого пролетариата не успело сложиться достаточно сильное и влиятельное ядро из таких элементов, которые обладали бы полным и цельным социалистическим воспитанием и могли бы внести наибольшую сознательность в каждый акт переживаемой рабочими массами борьбы»²⁷.

Из этого тезиса вытекает организационный вывод, сделанный Богдановым: «Надо выработать новый тип партийной школы, которая, завершая партийное воспитание работника,... приготовляла бы надежных и сознательных руководителей для всех форм пролетарской борьбы». Даже продолжение тактики бойкота объясняется Богдановым не чисто политической рациональностью, а с точки зрения интеллектуальной выработки социалистической перспективы: «бойкот... является необходимой борьбою за удержание массового движения на чисто революционной почве»²⁸. Позже Богданов неоднократно возвращался к анализу «феномена Ленина». В письме от 23 июня 1912 г., адресованном членам женевского идейного кружка «Вперед», он, чувствуя растущее сочувствие взглядам Ленина, собственно говоря, с сожалением писал, что «Ленин ставит эти лозунги (“демократической республики”, “конфискации”. - Т. К.), как политикан, желая поднять свою революционную репутацию, и в то же время, не сомневаюсь, что ленинские кандидаты (на выборах в Думу. - Т. К.) спрячут их в карман на время кампании». По мнению Богданова, так же поступают и впередовцы, но без ясного понимания проблемы: «Избирательная же кампания пройдет, при таком отношении к делу, всюду на чисто меньшевистский манер». (Богданов с таким презрением пишет о политике, как будто она сильнее всего запачкивает чистоту революции)²⁹.

Интересно, что в письме от 11 декабря 1912 г. Богданов считал, что именно из-за столь презираемого им «политиканства» в России неизбежно должно будет произойти объединение социал-демократической интеллигенции с «ленинцами». «...О “радикализме” нашей с.-д. интеллигенции в ее массе и говорить, я думаю, не стоит, - писал он. - Не подумайте, что это пессимизм». Это «увлечение» политикой Богданов отождествлял с социал-демократическим оппортунизмом, означавшим «господство буржуазно-выработанных способов мышления над пролетарским опытом, буржуазно-выработанных методов политической борьбы и работы над защитой пролетарских интересов»³⁰. Он объяснял свой отказ сотрудничать во «впередовских» изданиях тем, что «не хотел бесполезно тратить сил», поскольку не так наивен, чтобы надеяться на свободное изложение своих мыслей, ведь в группе «Вперед» «3/4 против пролетарской культуры». «Я не могу допустить, - писал Богданов, -чтобы группа, окончательно изменившая платформе “Вперед” и всецело сведшая свои перспективы к дипломатическим комбинациям сначала с Плехановым, затем с Троцким, затем с меньшевиками, затем - не знаю с кем, - чтобы такая группа выступала как официальная представительница левого большевизма, а своим участием я подал бы повод думать, что допускаю это»³¹.

В письме от 9 июня 1913 г. Богданов пошел еще дальше и описал содержание понятия «ленинство». Он писал о сочетании «впередовцев и левых ленинцев» и дал следующее уточнение: «Под ленинством я здесь пониманию не связь с Лениным лично, а ту общую концепцию политики и политических методов, которую он лучше, чем кто-либо, выражает. Для впередовца политика социал-демократии есть выражение организационного процесса, происходящего в рабочем классе, комбинирующего и координирующего силы против классовых врагов. Для ленинца, хотя бы и самого левого (каковы были, например, многие отзовисты), политика есть специальное занятие, подчиненное своим специальным законам и способное развиваться более или менее независимо от общеклассового организационного процесса. Для впередовца политика рабочего класса есть органическая составная часть его революционной культуры, развернувшаяся, по историческим условиям, раньше и шире других сторон этой культуры; поэтому для впередовца политика ... по своему смыслу всегда остается в классовом масштабе. Для ленинца политика есть политика, она с успехом может быть групповой, кружковой и даже личной; искусство же политики есть искусство хорошего шахматиста, вовремя передвигающего подходящие фигуры на подходящие места, чтобы выиграть партию»³². На этом основании Богданов нападал на сближение Ленина с Плехановым, как бы они ни размежевывались слева и справа, и приветствовал разрыв впередовцев с ленинцами, поскольку считал, что их мышление несовместимо³³.

Обязательно следует указать на своеобразное противоречие в мышлении Богданова. Отвергая «политику как занятие», политику менее, чем «в классовом масштабе», а также людей, которые профессионально занимаются ей, он обходил молчанием именно «техническо-организационные» вопросы движения. Иначе говоря, он не реагировал на то проблематичное обстоятельство, что те, кто разделял его понимание политики, в повседневной борьбе «отрекались» именно от революции (которая в то время была отчасти тождественна вооруженному восстанию) как практического действия. Ведь при «профессиональной подготовке» революции, восстания нельзя пренебрегать институтами «массовой политики», включая парламент, как средствами просвещения масс, не следует отказываться от возможностей создания благоприятной ситуации, необходимой для успеха вооруженного восстания. В качестве «основателя организационной науки» Богданов - как кажется сегодня, несколько наивно - не задавался вопросом: как можно обеспечить присутствие большевизма в России, если посредничество, связь между повседневными рефлексами, интересами рабочих и перспективной целью социализма осуществляется только с помощью митингов и партийных школ? Именно ленинская «организационная» концепция влияния на массы привлекла внимание к проблемам, которые нельзя было обойти стороной.

Взгляды Богданова на соединение теории с практикой вызывают непроизвольные ассоциации с такими тезисами Дёрдя Лукача, как «тождественность объекта и субъекта» и «вмененное классовое сознание», которые становятся «актуальными» только в редкие моменты, в короткие периоды революций. Ленин с характерным для него просветительским запалом во имя «дела» сознательно примирился с той односторонностью, которая вытекала из того факта, что в буржуазной политике авангардный отряд имеет право представлять весь рабочий класс, - а позже революция все устроит. Таким образом, уже тогда настоящей проблемой было не отношение к «профессионализму» и не «участие в буржуазной политике», так как «в глубине» уже вырисовывалось оказавшееся в будущем непреодолимым противоречие, состоявшее в господстве «профессиональных аппаратов» над рабочим движением. В свете этого ни ленинский «Материализм и эмпириокритицизм», ни философия Богданова, ни вся «философская дискуссия» не внесли ничего полезного в развитие марксистской теории и политики.

В 1912 г. меньшевики с немалой завистью поставили вопрос: в чем причина того, что интеллектуальная и политико-организационная сила Ленина и шедших за ним большевиков проявилась и в сердце России, Петербурге? Мартов лишь позже понял, что Ленин и его последователи контролировали в это время множество социал-демократических структур и организаций в России³⁴, не говоря уж о «Правде». В апреле 1912 г. было продано 29 000 экземпляров «Звезды», меньшевики смогли «наладить» лишь постоянный выпуск еженедельника («Живого дела»), хотя в мае выпускали и газету «Невский голос». Однако в 1913-1914 гг. было продано вдвое больше экземпляров «Правды», чем меньшевистского еженедельника. В конце 1912 г. рабочие избиратели выбрали в Думу шесть большевиков и ни одного меньшевика. Позже Мартов в письме Потресову заметил, что поражение меньшевиков в рабочей курии еще раз показало, что меньшевики поздно осознали растущую опасность ленинизма и преувеличили значение его временного исчезновения³⁵. В 1913 г. серия поражений меньшевиков продолжалась на выборах в петербургском профсоюзе сталелитейщиков, где большинство получили большевики. Однако в действительности залогом успехов большевиков были не только их организационные результаты, но и то, что они стремились связать отдельные, повседневные требования рабочих с «перспективой пролетарской революции», «критикой режима», что основывалось на сочетании легальной «работы в массах» и нелегальной деятельности.

Новый подъем рабочего движения был прерван началом мировой войны и волной национализма, которая с 1916 г. почти незаметно «реабилитировала» большевизм Ленина. Февраль 1917 г., анализ его последствий и подтверждение сложившихся организационных принципов проявились в ходе октябрьской революции. «Интеллигентские дискуссионные клубы» Богданова не смогли сыграть своей исторической роли именно тогда, когда в принципе имели для этого больше всего возможностей³⁶.

 

Примечания:

¹ Ленин В. И. ПСС. Т. 47. С. 145.

² Там же. С. 141.

³ «С Плехановым, когда мы работали вместе, мы не раз беседовали о Богданове. Плеханов разъяснял мне ошибочность взглядов Богданова, но считал это уклонение отнюдь не отчаянно большим. Превосходно помню, что летом 1903 года мы с Плехановым от имени редакции “Зари” беседовали с делегатом от редакции “Очерков реалистического мировоззрения” в Женеве, причем согласились сотрудничать, я - по аграрному вопросу, Плеханов - по философии против Маха. Выступление свое против Маха Плеханов ставил условием сотрудничества... Плеханов смотрел тогда на Богданова как на союзника в борьбе с ревизионизмом, но союзника, ошибающегося постольку, поскольку он идет за Оствальдом и далее за Махом». Там же. С. 141-142.

⁴ Ласло Сиклаи правильно пишет, что ленинский ответ на «основной вопрос философии», данный в «Материализме и эмпириокритицизме», коренился в самих событиях эпохи. Речь шла не просто о выходе на передний план религиозных идей, а о том, что «философские школы и идейные течения, которые опирались на теоретические выводы, сделанные из подрыва традиционной физической картины мира», искали «спасение» в отказе от «старого материализма». Одностороннее выделение отношения между материей и сознанием, гносеологического аспекта, вытекало из указанной идеологической задачи. Sziklai L. A materializmus es empirokriticizmus tortenelmi tanulsagai. P. 218-219.

⁵ В цитированном письме к Горькому Ленин писал по поводу вышедших тогда «Очерков философии марксизма»: «Я прочел все статьи..., и с каждой статьей прямо бесновался от негодования. Нет, это не марксизм! (...) Уверять читателя, что “вера” в реальность внешнего мира есть “мистика” (Базаров), спутывать самым безобразным образом материализм и кантианство (Базаров и Богданов), проповедовать разновидность агностицизма (эмпириокритицизм) и идеализма (эмпириомонизм), - учить рабочих “религиозному атеизму” и “обожанию” высших человеческих потенций (Луначарский)...! Нет, это уже чересчур». Ленин В. И. ПСС. Т. 47. С. 142-143.

⁶ См.: Szabo A. Gy. A proletarforradalom vilagnezete. P. 22-26 и далее.

⁷ Марсело Мусто в одной из своих статей (Musto М. Korunknak cimzett biralat: Karl Marx ujrafelfedezes6hez. In: Eszmelet, № 76. P. 69-83) верно сослался на А. Грамши, отметившего, что в вышедшей в 1921 г. книге «Теория исторического материализма» Н. И. Бухарин вернулся к этой «недиалектической» концепции, которая к тому времени уже вызвала и несогласие Ленина. Бухарин «социологизировал» марксистскую философию, а диалектику подменил «вульгарным эволюционизмом» и «законом причинности». См.: Gramsci A. Filozofiai l'rasok. P. 179— 181, 190, 194.

⁸ Там же. Р. 227-228. В 1938 г. с марксистской критикой Ленина выступил А. Паннекук (Lenin as Philosopher, A Critical Examination of the Philosophical Basis of Leninism. New York, 1948). В его работе, вызвавшей очень противоречивые оценки специалистов, понимание Лениным религии «социологизировано», определено как «материализм среднего класса».

⁹ Ленин В. И. ПСС. Т. 55. С. 277-278. Политические и идеологические эмоции Ленина отразились в его замечании по поводу цензуры. «Между прочим, - писал он А. И. Ульяновой- Елизаровой 8 ноября 1908 г. из Женевы, - если бы цензурные соображения оказались очень строги, можно было бы заменить везде слово “поповщина” словом “фидеизм” с пояснением в примечании... Это на случай - для пояснения характера уступок, на которые я пойду». Там же. С. 256-259. Неприязненное отношение Ленина к Богданову и его единомышленникам чувствуется и в одном из его писем Горькому: «... все мои симпатии они толкают к Плеханову! Надо же иметь физическую силу, чтобы не давать себя увлечь настроению, как делает Плеханов! Тактика его - верх пошлости и низости. В философии он отстаивает правое дело. Я - за материализм против “эмпирио-” и т. д.». Там же. Т. 47. С. 135. В другом письме А. И. Ульяновой-Елизаровой Ленин писал: «Не смягчай, пожалуйста, мест против Богданова и поповщины Луначарского. Отношения с ними у нас порваны совсем. Не к чему смягчать, не стоит». В следующем письме, написанном три дня спустя, он по существу повторил то же самое. Там же. Т. 55. С. 278, 280. В конце концов Ленин остался доволен изданием книги: «Книгу получил и нахожу, что издана хорошо. ... В общем я доволен изданием». Там же. С. 291.

¹⁰ Donath P. A csak politikailag relevans... P. 81-83. Позже Богданов написал целую книгу об «истории своего отлучения». К этой книге мы вернемся позже.

¹¹ Donath P. Elmelet es gyakorlat. P. 174-184, 187-193. Scherrer J. Culture рго1erienne et religion socialiste entre deux revolutions: Les Bolsheviks de gaushe. Europa 2/2 1979. P. 69-70.

¹² Ленин В. И. ПСС. Т. 12. С. 142-143

¹³ Там же. С. 146.

¹⁴ Письмо было написано 13 или 14 ноября 1913 г. Там же. Т. 48. С. 226-227.

¹⁵ «Миллион грехов, пакостей, насилий и зараз физических гораздо легче раскрываются толпой и потому гораздо менее опасны, чем тонкая, духовная, приодетая в самые нарядные “идейные” костюмы идея боженьки. Католический поп, растлевающий девушек (о котором я сейчас случайно читал в одной немецкой газете), - гораздо менее опасен именно для “демократии”, чем поп без рясы, поп без грубой религии, поп идейный и демократический, проповедующий созидание и сотворение боженьки». Там же. С. 227.

¹⁶ Там же. С. 226-228.

¹⁷ Там же. С. 231.

¹⁸ Там же. С. 232.

¹⁹ Там же. С. 232-233.

²⁰ Неизвестный Богданов. Богданов А. А. Десятилетие отлучения от марксизма. Юбилейный сборник (1904-1914). Книга 3. М., 1995. Особенно с. 66-86.

²¹ Ленин, со своей стороны, как бы завершая свою дискуссию и борьбу с Богдановым, 25 февраля 1914 г. ответил в большевистской газете «Путь правды» на протест 13 «левых большевиков», выступивших против исключения Богданова из редакции. Ленин объяснял «ссылку» Богданова из большевистской прессы чисто философскими и принципиальными причинами. См.: Ленин В. И. Об А. Богданове // Ленин В. И. ПСС. Т. 24. С. 338-341.

²² В расширенную редакцию «Пролетария» («БЦ»). 11 апреля 1909 г. // Неизвестный Богданов. А. А. Богданов и группа РСДРП «Вперед» (1908-1914 гг.). Книга 2. М., 1995. С. 159.

²³ В то же время в созданной Лениным в 1912 г. «Правде», хотя и не без конфликтов, постоянно работали многие «левые большевики»: Алексинский, Базаров, Богданов, Вольский, Лядов, позже - Луначарский и Мануильский. В начале 1913 г. Богданов опубликовал в «Правде» серию статей о системе Тейлора. Другой вопрос, что Ленин, следивший за этими событиями из Кракова и Поронино, старался вытеснить Богданова из редакции, что ему и удалось в конце 1913 г. См.: Biggart J. Antileninist Bolshevism. P. 18-19.

²⁴ Неизвестный Богданов. Книга 2. С. 23.

²⁵ Там же. С. 23.

²⁶ Там же. С. 16-17.

²⁷ Там же. С. 175.

²⁸ Там же. С. 175, 178-183. В 1909 г. участие в выборах в Думу уже казалось возможной стратегией, однако при этом такое участие отвергалось как главное направление борьбы: «На июльской конференции 1907 года из 10 большевистских делегатов один Ленин стоял за участие в Думе». Выступая против бойкота III Думы, Ленин написал в конце июля 1907 г. большую статью под заголовком «Против бойкота». Ленин В. И. ПСС. Т. 16. С. 1-36.

²⁹ Неизвестный Богданов. Книга 2. С. 218-220.

³⁰ Там же. С. 224.

³¹ Там же. С. 225.

³² Там же. С. 231-232.

³³ Там же. С. 231-233.

³⁴ Когда большевики во главе с Мануильским в Думе порвали с меньшевиками (целью Ленина была именно свобода действий), Мартов с товарищами обратились в Интернационал с просьбой снова объединить их с большевиками. См.: Getzler I. Martov. A political Biography of a Russian Socialdemocrat. Cambridge Univ. Press - Melbourne Univ. Press, 1967. P. 137.

³⁵ Подробнее см.: там же. P. 134-135.

³⁶ В статьях Богданова, опубликованных в январе 1918 г. в «Новой жизни», обозначилась его оценка октябрьской революции, согласно которой перестройка политических институтов России должна была быть осуществлена не Советами, а Учредительным собранием. См. Biggart J. Antileninist Bolshevism. P. 24.

 

3.2.3. Конец «идеологического спасения»

Как только произошел партийный раскол 1903 г., Троцкий захотел уже с 1904 г. «снова объединить» партию¹. Однако, несмотря на все его усилия, это не удалось ему даже в течение десятилетия. Там, где все хотят объединять, это обычно никому не удается. Быть может, Ленин первым понял, что РСДРП не может быть восстановлена в первоначальном виде. В 1908 г. Троцкий создал печатный орган украинского социал-демократического союза «Спилка» - газету «Правда» (которая так хорошо редактировалась, что, позавидовав ее успеху, Ленин позже назвал «Правдой» и газету большевиков). Почувствовав важную особенность развития социал-демократического движения в России, а именно его интеллигентский характер, перевес интеллигенции в его руководстве, Троцкий провозгласил, что «рабочие должны взять в руки собственную партию. Рабочие делегаты от Советов и особенно от профсоюзов, потому что они собрали очень важный опыт рабочей самоорганизации»². Позже в той же газете можно было прочесть, что «массам непонятна дискуссия меньшевиков и большевиков, уже не говоря о расколе»³.

Конечно, Ленин был готов к согласованию различных направлений только в том случае, если инициатива и определяющие силы оставались на его стороне. (Нужно заметить, что в ходе этих дискуссий Ленин получил значительную политическую и литературную поддержку в первую очередь от Каменева и Зиновьева, о которой здесь нет возможности писать подробнее)⁴. Троцкий по существу интерпретировал намерения Ленина в контексте «диктаторских» целей и личных мотивов, так он воспринял и январскую партийную конференцию 1912 г., а также созданный на ней первый самостоятельный большевистский Центральный Комитет, который был оценен им как первый шаг к созданию «сверху» новой партии. В материалах организованной им, но провалившейся «августовской конференции» (августовский блок), опубликованных в 1912 г., Троцкий оценил создание этого органа как «партийный раскол»⁵.

В марте 1912 г. в «Правде» Троцкого было опубликовано сообщение о создании «Организационного комитета РСДРП», вокруг которого могут собраться «все жизнеспособные социал-демократические группировки»⁶. Лишь фракция Ленина, организовавшая в январе собственную конференцию, была названа как препятствующая объединительному процессу⁷. Занять позицию над фракциями было невозможно и раньше. Существовало так много разных направлений, от впередовцев до ликвидаторов, что из них можно было создать по крайней мере три партии. В «Извещении о конференции» Троцкий так писал об этом: «Не имея возможности опереться на партийные низы, Центральный комитет распался вследствие внутренних трений, причем ленинская группа выкинула знамя “двух партий” и под этим знаменем мобилизовала наиболее непримиримые и раскольнически настроенные элементы прежней большевистской фракции»⁸. Тем самым он почти признал тот факт, что ему не удалось оставить после себя значительных организационных «достижений», в то время как считавшаяся малозначительной ленинская конференция оказалась историческим шагом. Это лучше всего подтверждается тем, что пять лет спустя к Ленину - в противоположность большинству руководителей меньшевиков, «остановившихся» на лозунге буржуазно-демократической республики, - присоединился и сам Троцкий.

Изучение архивных источников подводит историка к выводу, что в условиях нелегальной деятельности важнейшим для Ленина было функционирование под его руководством такой нелегальной организации, политической целью которой было бы сохранение теоретически выработанных перспектив демократической и пролетарской революции. Такая нелегальная партия стала точкой кристаллизации российского рабочего движения, позволившей в конечном итоге, когда существующий режим оказался в кризисе и рухнул, интегрировать революционные направления в одну крупную организацию. Характерно, что в августе 1917 г. дорогу в большевистскую партию нашла и организация т. н. «межрайонцев», символизировав тем самым, что новая революция породила и новую массовую партию.

Но настоящая «критика» «партийной концепции» Ленина и большевиков была осуществлена в ходе революционного подъема в Европе, когда оказалось, что «партии нового типа» не смогли прочно овладеть властью на Западе. Революционеры, в том числе, конечно, и Ленин, с разочарованием приняли к сведению, что революционизация пролетариата не удалась или же удалась только отчасти, что сделало невозможными успешные революции на Западе. Изучая «причины неожиданного идеологического кризиса» (выделено мной. – Т. К.) пролетариата, молодой Лукач в «Истории и классовом сознании» пришел к конечному выводу, что подчеркиванием «меньшевизма», «экономизма» рабочего класса, его «омещанивания» или роли «рабочей аристократии», вероятно, не «вполне охватывается тотальность, и, тем самым, суть нашего вопроса». Сетуя на «границы революционной стихийности», он нашел выход в повышении «решающей, даже предрешающей исход роли» коммунистической партии, ленинской организации⁹. С 1902 по 1922 г. основная проблема так или иначе, в той или иной форме состояла в том, где пределы этой «решающей роли» партии. Прозрение наступило позже, после сталинской эпохи. Престарелый Лукач уже искал «слабый пункт» ленинской (и своей прежней) позиции¹⁰. Теперь уже пожилой философ видел основную проблему не в «идеологической отсталости пролетариата» и вместо этого обратил внимание на изменения в характере капиталистической экономики, их духовно-психологическое влияние: «Единственно значительная - своевременно не обнаруженная и потому неверно критикуемая - слабость этой грандиозной концепции Ленина, в которой Маркс действительно революционным образом вписывается в современность, - это то, что она сосредоточена исключительно и безусловно на преобразовании идеологии (выделено мной. - Т К.) и потому недостаточно конкретно показывает связь этого преобразования с изменением объекта, подлежащего переделке, то есть капиталистической экономики»¹¹. Не выясняется, какие экономические тенденции порождают тред-юнионистское сознание, а какие - революционно-политическое классовое сознание пролетариата, разница между ними остается скрытой. Казалось, что концом «идеологического спасения» стала сама революция. Однако несостоявшаяся европейская революция и изоляция российской революции перевели «идеологическое спасение» рабочего класса в новую историческую позицию.

 

Примечания:

¹ Троцкого, который, к большому разочарованию Ленина, поначалу присоединился к меньшевикам, последние уже в 1904 г. «подозревали» в том, что он хочет стать «примирителем», и сразу обвинили его в желании создать третье направление, третью партию. Троцкий с обидой писал об этом в одном из своих писем Мартову. См.: Nic. Coll. (Box 1). № 17. Hoover Institution Archives, 51-59. 3-4.

² Правда, 3(16) октября 1908 г. № 1. С. 1.

³ Правда, 17 (30) декабря 1908 г. № 2. С. 10.

⁴ См, например: Зиновьев Г. Е. Сочинения, т. IV. Борьба за большевизм из эпохи «Звезды» и «Правды» (1913-1914 гг.) Госиздат. Л., 1926; а также т. III (1924).

⁵ В декабре 1911 г. участники совещания представителей меньшевиков-партийцев (плехановцев) и впередовцев обратились к редакции венской «Правды» Троцкого для обсуждения предложения об объединении всех партийных течений и направлений. Секретарь редакции «Правды» Троцкого А. А. Иоффе считал это предложение достойным всяческого одобрения. Позже группа «Вперед» поддержала Организационный комитет, состоявший из меньшевиков, ЦК СДП Латвии и представителей «Правды» Троцкого и Бунда, однако на конференцию был послан только один представитель впередовцев, Г. А. Алексинский, да и тот лишь с совещательными полномочиями, поскольку действия Троцкого стали неконтролируемыми. На конференции не было представителей центральных групп из России. Алексинский тоже не признавал того, что была собрана «конференция организаций РСДРП», больше того, покинул августовскую конференцию до ее закрытия, не желая брать на себя ответственность за это мероприятие. См.: Biggart J. Antileninist Bolshevism. P. 256.

⁶ В связи с этим характерно, что объединительная попытка Троцкого, т. н. августовский блок, в 1912 г. была отвергнута даже маниакальными партийными объединителями, считавшими, что она направлена против (воображаемого ими) единства партии. Между прочим, поддержавший августовскую конференцию «Марк» (Любимов), представлявший приглашенную на конференцию газету «За партию», в письме С. Семковскому от 31 августа 1912 г. уже тогда ухватил суть проблемы: «Ваша конференция по существу не партийная конференция, она только углубляет тот организационный раскол, который был начат Лениным. Метод организации конференции мало говорит о желании единства партии. Фракция «За партию» не будет принимать никакого участия в такого рода экспериментах, которые разрушают партию». Nic. Coll. № 119.

⁷ Правда, 14 (27) марта 1912 г. № 24. С. 1.

⁸ Извещение о конференции организаций РСДРП. Изд. Организационного комитета, 3 сентября 1912 г.// Конференция РСДРП 1912 года. Документы и материалы. М.: РОССПЭН, 2008. С. 913.

⁹ Лукач Д. Политические тексты. М.: Три квадрата, 2006. С. 190-191.

¹⁰ Лукач Д. К онтологии общественного бытия. Пролегомены. М.: Прогресс, 1991. С. 304.

¹¹ Там же.