Книги о Ленине

 

Глава 6

ДИКТАТУРА И ДЕМОКРАТИЯ - НА ПРАКТИКЕ

«Гораздо вероятнее, конечно, что и в мелких государствах без гражданской войны социализм не осуществится, и поэтому единственной программой интернациональной социал-демократии должно быть признание такой войны, хотя в нашем идеале нет места насилию над людьми».

Ленин В. И. О карикатуре на марксизм и об «империалистическом экономизме»

«Конституционными иллюзиями называется политическая ошибка, состоящая в том, что люди принимают за существующий нормальный, правовой, упорядоченный, подзаконный, короче: “конституционный” порядок, хотя его в действительности не существует. Может показаться на первый взгляд, что в современной России, в июле 191 года, когда конституции никакой еще не выработано, не может быть и речи о возникновении конституционных иллюзий. Но это - глубокая ошибка. На самом деле весь гвоздь всего современного политического положения в России состоит в том, что чрезвычайно широкие массы населения проникнуты конституционными иллюзиями».

Ленин В. И. О конституционных иллюзиях

 

6.1. РОСПУСК ВСЕРОССИЙСКОГО УЧРЕДИТЕЛЬНОГО СОБРАНИЯ

6.1.1. Демократическая иллюзия или историческая реальность?

РСДРП и Ленин всегда признавали необходимость созыва Учредительного собрания как части программы-минимум буржуазно-демократических преобразований. Однако после Февральской революции события быстро вышли за рамки «демократического этапа», вследствие чего изменилась и позиция Ленина, хотя, учитывая вероятность протеста со стороны других партий, он даже и в «Государстве и революции» еще не отказался от созыва Учредительного собрания. В то же время уже задолго до октября у него были серьезные сомнения в связи с созданием такого всероссийского собрания. Как свидетельствует эпиграф к настоящей главе, в отношении Учредительного собрания он придерживался своей сложившейся ранее точки зрения, согласно которой представление о буржуазно-демократической системе и возможности ее утверждения в России являются политической иллюзией. После февраля 1917 г. Ленин мыслил уже не категориями буржуазно-демократического режима, принявшего облик «бонапартизма», а однозначно выдвигал на передний план цели «пролетарского самоуправления» (коммуны), которое, как мы уже видели в предыдущей главе, должно было последовать за революционным периодом. В конечном итоге Ленин пытался в принципиальной и политической плоскости совместить идею выборов в Учредительное собрание и декларированные цели социалистической революции¹. После июльских дней (да и позже) Ленин, в отличие от меньшевиков, видел в Учредительном собрании своего рода советский конвент, который в конечном итоге был бы выразителем власти советов или, возможно, высшим Советом. В то же время он ни на минуту не предполагал, что без революции Учредительное собрание сумеет избежать участи «франкфуртской говорильни» или I Думы². «Чтобы... быть конвентом, для этого надо сметь, уметь, иметь силу наносить беспощадные удары контрреволюции, а не соглашаться с нею». В этой же статье о конституционных иллюзиях, посланной из подполья для опубликования в конце июля, Ленин однозначно выделил три позиции по вопросу об Учредительном собрании: «мелкобуржуазную эсеро-меньшевистскую», «большевистскую пролетарскую» и «буржуазную», - поместив всю эту проблематику в конкретный контекст политической классовой борьбы. «С самого начала революции, - писал он, - наметились два взгляда на Учредительное собрание. Эсеры и меньшевики, насквозь пропитанные конституционными иллюзиями, смотрели на дело с доверчивостью мелкого буржуа, не желающего знать классовой борьбы: Учредительное собрание провозглашено, Учредительное собрание будет, и баста! Что сверх того, то от лукавого! А большевики говорили: лишь в меру укрепления силы и власти Советов созыв Учредительного собрания и успех его обеспечен. У меньшевиков и эсеров центр тяжести переносился на юридический акт: провозглашение, обещание, декларирование созыва Учредительного собрания. У большевиков центр тяжести переносился на классовую борьбу: если Советы победят, Учредительное собрание будет обеспечено, если нет, оно не обеспечено. Так и вышло. Буржуазия все время вела то скрытую, то явную, но непрерывную, неуклонную борьбу против созыва Учредительного собрания»³.

Таким образом, очевидно, что в ленинском подходе принципиальные политические и правовые соображения составляли различные стороны одной и той же проблематики. Принципиальная позиция Ленина не изменилась и после октября, по его мнению, Советская власть в принципе нуждалась в Учредительном собрании. Изменилась «лишь» политическая ситуация, соотношение политических и классовых сил, так как и в январе 1918 г. еще нельзя было говорить об «укреплении власти Советов». Таким образом, до октября Ленин соглашался с актом созыва Учредительного собрания, хотя, как мы видели, он уже тогда искал политическую роль этого учреждения и намечал ему роль конвента. Уже тогда, летом 1917 г., ключевым вопросом был переход власти к Советам.

Когда в конце августа - начале сентября 1917 г. в Советах явно обозначилось изменение соотношения сил в пользу большевиков, Ленин, допуская возможность «мирного» развития революции, снова выдвинул лозунг «Вся власть Советам!». Этот лозунг еще допускал созыв Учредительного собрания, так как в то время Ленин еще считал возможным компромисс с «мелкобуржуазной демократией». «Компромиссом, - писал он, - является, с нашей стороны, наш возврат к доиюльскому требованию: вся власть Советам, ответственное перед Советами правительство из эсеров и меньшевиков»⁴.

Однако такая компромиссная ситуация не сложилась, «мелкобуржуазная демократия» не смогла самостоятельно стать на ноги. В т. н. предпарламенте (создание которого Ленин, использовав выражение Маркса, назвал «парламентским кретинизмом») сами партии категорически отвергли компромиссное предложение Ленина. Незадолго до начала восстания в уже цитированном письме И. Т. Смилге Ленин, надеявшийся на успешный захват власти, оптимистически отзывался и о выборах в Учредительное собрание, предположив, что большевики вместе с левыми эсерами смогут получить в нем большинство: «Вы можете начать сразу осуществлять тот блок с левыми эсерами, который один может нам дать прочную власть в России и большинство в Учредительном собрании»⁵.

Такова была историческая ситуация, от которой нельзя отделить и точку зрения Ленина на Учредительное собрание после октябрьского восстания. Анализ показывает, что в его оценке этого вопроса не произошло радикального, принципиального перелома.

 

Примечания:

¹ Р. Сервис пишет, что «большевики обещали выбранное народом правительство, но распустили Учредительное собрание». Service R. Lenin. Vol. III. P. 1. На самом деле все было сложнее, и сложившаяся ситуация должна рассматриваться в нескольких плоскостях. Это может быть показано в ходе взвешенного анализа, выводящего ход событий из конкретных обстоятельств политической классовой борьбы. Например, Сервис даже не ссылается на давно известные ученым факты: документы из архива партии эсеров ясно показывают, что уже в период избирательной кампании, в конце декабря 1917 г., правые руководители партии планировали в случае победы осуществить контрреволюционный поворот совместно с киевской Радой, Калединым на Дону и кавказскими и приволжскими националистическими организациями и группировками. (Помимо этого, как известно, шла подготовка к выступлению кадетов и вооруженной контрреволюции.) См.: Городецкий Е. Н. Рождение Советского государства 1917-1918. Наука. М., 1987. С. 273-281.

² Ленин В. И. О конституционных иллюзиях // Ленин В. И. ПСС. Т. 34. С. 37. (Впервые напечатано 4 и 5 августа 1917 г. в газете «Рабочий и солдат».) В статье «За деревьями не видят леса» Ленин спорил с Мартовым, который в августе отказался от своей прежней оценки июльских дней, когда он требовал перехода власти к Советам. Свой августовский поворот Мартов объяснял тем, что переход власти к Советам возможен «лишь в процессе гражданской войны». Однако Ленин возражал ему, указав на то, что гражданская война уже началась именно в июльские дни. При этом Ленин различал монархистскую и буржуазную контрреволюцию, «бонапартистскую буржуазную контрреволюцию», которая, собственно говоря, воплотилась в деятельности Временного правительства, принудившего большевиков уйти в подполье. Там же. С. 80 и далее. (Статья впервые была опубликована в газете «Пролетарий» № 6, 1 сентября (19 августа) 1917 г. с подписью: Н. Карпов.)

³ Там же. С. 36.

⁴ Ленин В. И. О компромиссах. Там же. С. 134. (Впервые напечатано в газете «Рабочий путь» № 3, 19 (6) сентября 1917 г.)

⁵ Там же. С. 266. Этот тезис Ленин повторил 1(14) октября 1917 г. в «Письме в ЦК, МК, ПК и членам Советов Питера и Москвы большевикам»: «С левыми эсерами мы явное большинство в стране. ... Большевики не вправе ждать съезда Советов, они должны взять власть тотчас». Там же. С. 340. См еще: Заседание Центрального Комитета РСДРП(б) 16(29) октября 1917 г. Доклад. Там же. С. 394-395. По мере приближения восстания Ленин все менее оптимистично относился к выборам в Учредительное собрание, но не отрицал необходимости их проведения. «Ждать до Учредительного собрания, которое явно будет не с нами, - считал он, - бессмысленно, ибо это значит усложнить нашу задачу». Заседание Центрального Комитета РСДРП(б) 10 (23) октября 1917 г. Доклад. Там же. С. 392. Причиной более пессимистичного (реалистичного) настроения Ленина было то, что он считал трудным привлечение голосов сторонников левых эсеров, так как левые эсеры еще не создали отдельной партии.

 

6.1.2. Дискуссии и псевдодискуссии: новое и старое в исторической науке

Нужно отметить, что в подходе к этой тематике в современной исторической литературе произошли интересные перемены. После распада СССР в 1991 г. российские (бывшие советские) историки, принадлежавшие к «западническому» направлению в исторической науке, осуществили открытый «презентистский» поворот, стараясь изобразить Учредительное собрание условием присоединения к западному парламентаризму, единственной прогрессивной (политической) цивилизации¹. В свою очередь, вдохновленные славянофильством националистически-патриотические консервативные историки писали о возвращении к «изначальным русским ценностям», к российскому «органическому национальному развитию». Следовательно, либеральные авторы выбрали преувеличение возможностей парламентаризма западного типа в период, предшествовавший Октябрьской революции 1917г., а консервативные течения славянофильской стороны видели в Учредительном собрании выражение российской специфики. Что же касается окрепшего направления «национального коммунизма», то его представители, наоборот, регистрируют в разгоне Учредительного собрания факт избавления от «западной заразы», знаменующего естественный путь русской революции². Эта последняя точка зрения, собственно говоря, представляет традиционную концепцию советской исторической науки в своеобразной романтическо-националистической, этатистской оболочке. Может быть, лучший советский исследователь данной темы, умерший несколько лет назад О. Н. Знаменский³, в работах, опубликованных в 1970-1980-х гг.⁴, считал, что Учредительное собрание представляет лишь исторический интерес, так как российские корни буржуазной демократии оказались слабыми и нежизнеспособными, а революция лишь придала форму спавшим в глубине силам. Историк не видел в разгоне Собрания диссонансного момента.

В исторических работах, практически независимо от их направленности, смешивались два вопроса. Вопрос о том, почему большевики разогнали Учредительное собрание, не был отделен от вопроса: почему они вообще смогли его разогнать? Хотя в исторической науке разделение объективных и субъективных моментов является, быть может, самой трудной теоретической задачей, в данном случае нужно (было бы) хотя бы имплицитно принять во внимание это методологическое требование. Ссылка на историческую органичность имеет в этой связи чисто идеологический характер. Несомненно, что вечные идеи всемирно-исторических изменений живут множеством жизней и в той или иной форме появляются во всех концах мира (в самой различной социальной среде), там, где имеется реальная или латентная возможность для их осуществления. В Россию не нужно было привносить идею конституционализма, ведь хорошо известны ее средневековые и позднейшие предпосылки и формы (от Земского собора до Думы). Но какая же связь была (могла быть) между этой линией развития и западноевропейской буржуазной идеей учредительных собраний? Как можно говорить в данном случае об органичности и линейности развития? Сторонники этой концепции просто не учитывают тех определяющих социальных и культурно-исторических различий, которые скрываются за этими двумя традициями конституционализма. Ведь конституционалистские устремления в правящих классах России означали нечто совсем иное (что-то похожее на одну из форм монархии), чем «современные», созданные на основании всеобщих и тайных выборов учредительные собрания, парламенты, порожденные американской и французской революцией или капиталистическим развитием Англии. Трудно было бы найти в России хотя бы одну социальную группу, которая представляла бы идею революционного конституционализма такого типа. Как я постарался показать в предыдущих главах, в изучаемую эпоху многие в России уже осознали, что историческое развитие России, как по своим конкретным политическим условиям, так и по социальной основе, социальной структуре, радикально отличалось от американского или французского. Особое значение это имеет и в наши дни, когда общественные науки с таким трудом соответствуют требованиям всеобщности и системного подхода⁵, особой склонностью к которому обладал Ленин.

В конце концов необходимо поставить вопрос: элементом какой (социальной и политической) системы можно считать Всероссийское учредительное собрание? Как известно, история самого Учредительного собрания была короткой и жалкой. Его члены собрались 5 января 1918 г. в петроградском Таврическом дворце, а утром 6 января, по приказу Ленина и большевистского руководства, начальник караула матрос Железняков разогнал Учредительное собрание, заявив, что «караул устал». Собрание имело немалое значение с точки зрения нового строя. Характер этого строя, который к тому же в 1918 г. был лишь в стадии становления, с трудом поддавался определению. Сами руководители революции не слишком верили тогда в то, что революционная власть в России сможет продержаться в одиночестве более нескольких месяцев. Как мы уже писали, сложившуюся к тому времени систему они сопоставляли с Парижской Коммуной. С тех пор в восточно-европейской (может быть, прежде всего в венгерской, восточно-германской и советской) марксистской историографии - но и не только в ней - стало традиционным стремление к точному определению возникавших в различные эпохи экономических и политических систем и ведение продолжительных дискуссий по этим вопросам. Ныне нам уже привычны крупные споры о характере сталинского режима, но речь идет не о каком-то специфически российском явлении, достаточно вспомнить о том, что, например, споры о режиме Хорти в венгерской исторической науке имеют уже сорокалетнее прошлое и по-прежнему не прекращаются. Каковы бы ни были причины этого явления, несомненно одно: сегодня, благодаря применению сравнительно-исторического метода, спектр исследований снова расширяется⁶. В венгерской исторической науке также продолжается полемика об исторических предпосылках современного парламентаризма в Восточной Европе, которая связана и с проблемой исторического характера режима Хорти⁷.

Оживление интереса к проблеме парламентаризма, конечно, неотделимо от крупных политических изменений 1989 г. Эти изменения поставили в центр функционирования политической системы парламент и парламентарные институты. Поэтому не удивительно, что в соответствии со старыми привычными структурами мышления началось преувеличение исторической роли парламентаризма. На службу политическо-легитимационным требованиям было поставлено и упрощенное (но именно поэтому широко распространенное в общественном мнении), ненаучное представление о том, что достаточно различать лишь две политические системы: парламентаризм (демократию) и диктатуру (однопартийную систему). Кажется, будто бы предан забвению тот факт, что в истории существовало много различных форм диктатуры и парламентаризма (причем с очень разным социальным и политическим содержанием, функциями) и что наряду с демократиями и диктатурами в истории и в наши дни, особенно в восточноевропейском регионе, наблюдались и наблюдаются другие политические системы. Иначе говоря, часто забывают о том, что парламент может функционировать и в рамках различного типа диктатур и может существовать при таком строе, который не является ни диктатурой, ни демократией⁸. (Как мы видели на страницах «Государства и революции», Ленина уже тогда угнетало, если кто-то говорил о демократии и диктатуре вообще, отвлекаясь от конкретного политического содержания и социальной, социологической и экономической обусловленности этих понятий).

История русской революции показывает, что в результате возрождения возникших в 1905 г. советов участвовавшие в революции социальные силы создали режим непосредственной демократии, который, пусть на короткое время, как в принципе, так и на практике, вышел за рамки традиционной оппозиции «демократия - диктатура». Однако было бы совершенно неисторично измерять пришедший в октябре 1917 г. к власти режим советов и деятельность воплотивших его революционных сил и их представителей меркой буржуазного учредительного собрания, как было бы ошибкой думать, что люди хотели привести к власти большевиков⁹. Революционный режим в принципе функционировал в форме рабочего самоуправления, в важнейших, принципиальных проблемах и функциональных недостатках которого отдавала себе ясный отчет и революционная демократия той эпохи. Если мы не хотим покинуть почву профессионализма, то должны анализировать изучаемое явление с точки зрения его собственной логики, структуры, возможностей, функции, понятий и целей. Такой системно-критический анализ был осуществлен еще Р. Люксембург в ее знаменитой работе 1918 г., надолго похороненной сталинским режимом (в венгерском переводе она тоже была опубликована только в 1980-е гг.)¹⁰. Ее анализ, независимо от того, в чем она была права, а в чем ошибалась, интересен потому, что сформулированная ею критика была историчной, иначе говоря, она старалась оценивать и критиковать большевиков, исходя из их собственных предпосылок и целей.

 

Примечания:

¹ Например, российский историк JI. Г. Протасов в своей работе об истории Всероссийского учредительного собрания (Всероссийское учредительное собрание: история рождения и гибели. РОССПЭН. М., 1997) представляет дело так, будто бы Учредительное собрание являлось предысторией «вестернизации» 1991 г., причем в обоих случаях можно говорить о прогрессивном «цивилизационном переломе». Западнический автор настолько увлекся, что в качестве аксиомы провозгласил Учредительное собрание высшей стадией демократии, как будто один институт может быть отождествлен с системой властных отношений.

² Фроянов И. Я. Октябрь семнадцатого (глядя из настоящего). Изд-во СПУ. Санкт-Петербург, 1997.

³ В сборнике, выпущенном к 70-летию О. Н. Знаменского его учениками и коллегами, он назван уже «российским» историком. Историк и революция. Изд-во «Дмитрий Буланин». СПб., 1999. См. еще: Городецкий Е. Н. Рождение Советского государства.

⁴ Знаменский О. Н. Всероссийское учредительное собрание: история созыва и политического крушения. Л., 1976; Он же. Интеллигенция накануне Великого Октября (февраль-октябрь 1917 г.). Л., 1988. После смены общественного строя Л. Г. Протасов в своей упомянутой выше книге вступил с ним в полемику, изображая Учредительное собрание «центральной идеей русской национальной мысли», на которой настаивали с момента своего образования, т. е. с рубежа веков или - самое позднее - с Первой русской революции, все политические партии и организации, требовавшие его созыва. Проблема заключалась «лишь» в том, что практически все политические партии и организации по-разному представляли себе функции и характер Учредительного собрания.

⁵ См. опубликованный в 1994 г. доклад руководимой Иммануилом Валлерстайном Комиссии Гульбенкяна: A tarsadalomtudomanyok jovojeert: nyitas es ujjaszervezes. Napvilag Kiado. Budapest, 2002. P. 54, etc.

⁶ В одной из своих статей Иван Харшани затронул историческую проблему определения характера системы в связи с изучением испанского либерализма. См.: Harsanyi I. A spanyol liberalizmus torteneti utja. In: Multunk, 1998, № 3-4. P. 299-343. Кажется, что в полупериферийных европейских странах от России до Испании существует некая общая тенденция, заключающаяся в том, что в острые исторические периоды, во время гражданской войны либерализм теряет здесь свою почву, перестает существовать как самостоятельная политическая сила, его политическая судьба во многом зависит от той роли и от тех интересов, которыми располагает буржуазная демократия развитых стран в полупериферийном регионе. Там же. С. 310-311.

⁷ Представляется характерным, что еще несколько лет назад на одном из «юбилейных» заседаний в Институте политической истории снова были подняты старые вопросы, типичные для историографических дискуссий, ведущихся ныне в нашем регионе. Отредактированный протокол заседания был опубликовал Л. Шипошем: А XX. szazad az 1945 utani tort6neti'rasban. In: Multunk, 1999, № 2. P. 233-257. С точки зрения интересующей нас проблемы стбит коснуться выступления И. Ромшича и П. Шипоша. Там же. С. 244-257. Ромшич подчеркнул, что режим Хорти, за исключением его «начала и конца», не был репрессивным режимом террора. Однако возникает вопрос, где начинается «начало» и «конец» режима. П. Шипош предостерегал от упрощений. Входят ли в понятие «репрессивный режим террора» жандармская власть в деревне, с помощью которой правящие классы удерживали в подчинении «три миллиона нищих», казнь Шаллаи и Фюрста, законы о евреях, нападение на Югославию и СССР, убийства на Украине, холокост в Кёрёшмезё и т. д.? Правда, режим Хорти не был фашистской диктатурой, но его вполне можно определить как «парламентскую диктатуру», при которой парламент является скорее карикатурой западноевропейских парламентов. Фашистская диктатура в Италии до 1926 г. функционировала в рамках «многопартийного» парламента, однако вряд ли этим определялся характер режима. Следовательно, количество партий само по себе еще не является решающим аргументом по вопросу о демократии и диктатуре, особенно если принять во внимание богатство форм демократии и диктатуры, не говоря уже о том, что и демократия содержит черты диктатуры не только в политической, но и прежде всего в экономической и социальной сфере.

⁸ Сошлемся здесь на расстрелявший легитимный парламент режим Ельцина, который можно определить как своеобразную комбинацию авторитарного и элитарного парламентаризма. Характерные черты такого режима в различных пропорциях присутствуют после смены общественного строя и в государственном устройстве других стран Восточной Европы. Об этом см.: Краус Т. О ельцинизме // Ельцинщина. Magyar Ruszisztikai Int6zet. Budapest, 1993. С. 75-103; Конец ельцинщины. Magyar Ruszisztikai Int6zet. Budapest, 1999.

⁹ Это очень хорошо сформулировал А. Рабинович в своей замечательной истории революции: «...Массы в Петрограде, которые в той или иной степени поддерживали большевиков, выступавших за свержение Временного правительства, сделали это не потому, что как- то симпатизировали идее прихода к власти одних большевиков, а потому, что верили: над революцией и съездом нависла угроза. Только создание представительного полностью социалистического правительства - за которое, как считали массы, и выступали большевики - могло дать им надежду, что не будет возврата к ненавистной жизни при старом режиме, что удастся избежать смерти на фронте, что Россия сумеет быстро выйти из войны и, вообще, жизнь станет лучше». Рабинович А. Большевики приходят к власти: Революция 1917 года в Петрограде. Прогресс. М., 1989. С. 334. (Первоначальное издание на английском языке: Rabinowitch A. The Bolsheviks Come to Power: The Revolution of 1917 in Petrograd. W. W. Norton and Co. New York, 1976.)

¹⁰ Luxemburg R. Az orosz forradalom. In: Rosa Luxemburg es az orosz forradalom. ELTE AJTK, Politikatudomanyi Fiizetek. Budapest, 1983. К работе R Люксембург мы еще вернемся, а пока лишь заметим, что высказанная ею критика свидетельствовала о том, что революционная диктатура (диктатура большевистской партии) и институты рабочего самоуправления существовали и рядом друг с другом, переплетаясь и усиливая друг друга и противостоя друг другу.

 

6.1.3. Историческая ситуация

Весной 1917 г. начало работу «Особое совещание», в работе которого приняли участие Н. И. Лазаревский, В. М. Гессен, В. Ф. Дерюжинский, Б. Э. Нольде и другие либеральные ученые. Это совещание осуществляло правовую подготовку Учредительного собрания, в ходе которого выяснилось, что представители «буржуазно-демократической власти» считают правовое регулирование решающим вопросом легитимации своей власти¹. Все это отчетливо отражалось и в правовом документе о порядке открытия Учредительного собрания, в котором считается очевидным, что именно Учредительное собрание должно «организовать высший орган исполнительной власти», как будто Центрального исполнительного комитета Советов вовсе и не существовало². Деление различных тем при выработке законов также показало, что вся власть должна была сосредоточиться в руках Учредительного собрания, советы как возможный источник власти даже не упоминались. Авторы документов мыслили исключительно категориями представительной власти, не ссылаясь на возможность непосредственной демократии. Правда, в то же время не предполагалось оставить землю в частной собственности, поскольку тогда доминировала концепция эсеров, предусматривавшая, по предложению Учредительного собрания, раздел общенародной собственности, но не намечавшая ее капитализации. (Как известно, концепция эсеров была перенята большевиками, больше того, они уже начали ее реализацию на практике, к чему мы еще вернемся позже). Однако в проекте Учредительного собрания не содержалось положения о немедленном выходе из войны, о котором было объявлено в особом декрете II съезда Советов. Несмотря на это, выборы прошли в порядке, хотя многие избиратели не отдавали себе отчета в том, какова ставка в этом голосовании. 1 января 1918 г. неизвестные лица обстреляли машину Ленина, что не предвещало ничего хорошего. Хотя стрелявшие не были найдены, предполагалось, что за покушением могли стоять члены партии эсеров, получившей большинство в Учредительном собрании. Ленин и его сторонники - уже по тактическим соображением - особо старались предотвратить любые насильственные действия против делегатов. Об этом свидетельствует телеграмма Ленина в штаб Красной гвардии от 3 (16) января 1918 г., в которой говорилось: «Совет Народных Комиссаров предписывает штабу Красной гвардии выдать для специальной внутренней охраны Таврического дворца тридцать (30) револьверов»³. Это предписание обосновывалось и тем, что в городе под руководством эсеров велась подготовка демонстрации. Руководитель партии В. М. Чернов вспоминал, что с помощью этой демонстрации ее организаторы намеревались морально скомпрометировать большевиков⁴, позже это уже казалось не слишком мудрым решением. По противоречивым причинам и при не поддающихся выяснению обстоятельствах демонстранты, двигавшиеся к Таврическому дворцу, были обстреляны⁵. По многим источникам, в ходе этого инцидента погибло 12 человек. Предписание председателя Совета Народных Комиссаров, данное в ночь с 5 на 6 (с 18 на 19) января, то есть как раз во время заседания Учредительного собрания, отражает намерение избежать дальнейшего насилия: «Предписывается товарищам солдатам и матросам, несущим караульную службу в стенах Таврического дворца, не допускать никаких насилий по отношению к контрреволюционной части Учредительного собрания и, свободно выпуская всех из Таврического дворца, никого не впускать в него без особых приказов»⁶. В телефонограмме, посланной 8 января в Народный комиссариат юстиции, Ленин выразил возмущение в связи с убийством двух бывших министров Временного правительства: «Я только что получил донесение, что сегодня ночью матросы пришли в Мариинскую больницу и убили Шингарева и Кокошкина. Предписываю немедленно: во-первых, начать строжайшее следствие; во-вторых, арестовать виновных в убийстве матросов»⁷. Ленин и другие руководители большевиков, видимо по тактическим соображениям, соединили технику роспуска с нежеланием распространения насилия, поскольку факт роспуска Учредительного собрания оказался связан с другими факторами, которые указывали на расширение и обострение сложившегося чрезвычайного положения.

В эти дни Ленин прежде всего занимался проблемой спасения Петрограда от голода. Временному правительству не удалось решить этой задачи «демократическими» средствами. Советское правительство - Совет Народных Комиссаров - продолжило работу с того пункта, где ее прекратило предыдущее правительство, т. е. с «указного» управления, так как наиболее эффективными казались в то время чрезвычайные меры. Тогда просто не было времени на правовую регламентацию, например, выдачи оружия (для охраны поездов с зерном нужны были вооруженные красногвардейцы), да, видимо, это и не считалось важнейшей задачей⁸. Социальные силы, составлявшие «фон» революции, ожидали применения насилия для защиты революции, рассматривая это насилие в качестве расплаты за прошлые, действительно тяжелые страдания или ответа на контрреволюционное насилие⁹. Вопреки современным модным утверждениям, нельзя преувеличивать роль Ленина и Совета Народных Комиссаров в развитии спонтанных процессов, в контролировании событий и развязывании насилия, нельзя проецировать более позднее положение дел на период 1917-1918 гг. В разрастании насилия играл роль именно тот факт, что большевистские руководители (и, конечно, руководители контрреволюционных организаций) не располагали необходимой информацией о реальных тенденциях развития событий и процессов.

Великая национальная идея, требование Учредительного собрания, рано или поздно (всегда в революционный или, во всяком случае, в кризисный период) захватила почти все значительные политические силы, хотя вес они представляли себе Учредительное собрание по-разному. Значительная часть крестьянства, в соответствии со своими общинными традициями, видела в создании конституции непосредственный, исключающий государство народный акт, истинное выражение которого виделось ему в крестьянских захватах земли. Левое крыло социал-демократии, как мы уже видели у Ленина, придавало Учредительному собранию роль революционного конвента, другие течения смотрели на него как на средство осуществления буржуазной или социалистической перестройки, к тому же у эсеров и меньшевиков были и сильные внутренние разногласия по вопросу об Учредительном собрании. Так, например, меньшевики на рубеже 1917-18 гг. видели в нем воплощение высшей власти, Мартов высказывал мнение, что Учредительное собрание не следует противопоставлять советам¹⁰. Мартов тоже понимал, что на восприятии Учредительного собрания сказывается то, что оно, как буржуазно-демократический институт, не имело прочных корней в глубинных слоях общественного мышления (и общественной деятельности), немногие понимали его роль, к тому же оно напоминало о прежних господах, в отличие от советов, считавшихся народными организациями.

Накануне октября все важнейшие политические силы, кроме, пожалуй, черносотенцев, требовали выборов в Учредительное собрание¹¹. Правда, по тактическим соображениям все относились к нему по-разному, но в конце концов было достигнуто единогласие в отношении проведения выборов¹². Как ни странно, результаты выборов преподнесли сюрприз именно социал-демократам. Главным образом разочарование постигло меньшевиков, которые получили всего 2% голосов, что дало им 20 депутатов из 765. Может быть, еще сильнее были разочарованы большевики, так как они не принимали концепцию разделения власти. В то же время, с точки зрения сохранения власти или роспуска Собрания, они находились в благоприятном положении, так как располагали прочным большинством в крупных городах и важнейших военных соединениях¹³. Известно, что большевики получили 24% (около 11 млн.) голосов, в то время как эсеры, собравшие более 19 млн. голосов, уверенно победили и располагали хорошими возможностями для заключения коалиции, ведь, помимо большевиков, ни одна из партий не соглашалась с концепцией и практикой «диктатуры пролетариата».

Уже упоминалось о том, что в сентябре 1917 г. Ленин еще считал, что в интересах мирного развития революции возможно широкое сплочение политических сил. За 52 дня до Октябрьской революции он предложил создать такую коалицию. «Компромиссом, - писал он, - является, с нашей стороны, наш возврат к доиюльскому требованию: вся власть Советам, ответственное перед Советами правительство из эсеров и меньшевиков. ... Оно могло бы обеспечить, с гигантской вероятностью, мирное движение вперед всей российской революции и чрезвычайно большие шансы больших шагов вперед всемирного движения к миру и к победе социализма. Только во имя этого мирного развития революции - возможности, крайне редкой в истории и крайне ценной, возможности, исключительно редкой, только во имя ее большевики, сторонники всемирной революции, сторонники революционных методов, могут и должны, по моему мнению, идти на такой компромисс. Компромисс состоял бы в том, что большевики, не претендуя на участие в правительстве,... отказались бы от выставления немедленно требования перехода власти к пролетариату и беднейшим крестьянам, от революционных методов борьбы за это требование»¹⁴.

Едва закончив эту статью, Ленин уже констатировал, что предложенный им компромисс потерял смысл, поскольку партия эсеров и «вся мелкобуржуазная демократия» связала свою судьбу с буржуазией. По прочтении субботних и воскресных газет Ленин объявил свое предложение запоздавшим, так как Керенский уйдет из партии эсеров и «укрепится при помощи буржуа». «Остается послать эти заметки в редакцию, - завершил статью Ленин, - с просьбой озаглавить их: “Запоздалые мысли”... иногда, может быть, и с запоздалыми мыслями ознакомиться небезынтересно»¹⁵. Несмотря на это, позже начались переговоры о таком сотрудничестве, об «однородном социалистическом правительстве». Представлявшие «мелкобуржуазную демократию» социалисты (эсеро-меньшевистский лагерь), в том числе ВИКЖЕЛЬ, Всероссийский исполком железнодорожного профсоюза, при котором велись тогда переговоры, вскоре показали, что даже после октября 1917 г. не желают принять программу революции, включая важнейшие декреты советской власти о земле и немедленном мире без аннексий и контрибуций¹⁶. При создании нового правительства, Совета Народных Комиссаров, Ленин, несмотря на протест многих большевистских руководителей (Каменева, Ногина и других), был уже непреклонен в вопросе о коалиции, ссылаясь на то, что революционное правительство, не способное проявить единогласие даже по важнейшим вопросам, обречено на гибель.

Только большевики и левые эсеры открыто признавались, в том числе и в Учредительном собрании, в том, что не видят выхода из создавшегося положения без осуществления диктатуры. В целом можно сказать, что в 1918— 1921 гг. в России не было такой политической силы, которая, придя к власти, не попыталась бы упрочить свое положение и стабилизировать положение на подвластной ей территории, установить по-разному понимаемый «порядок» с помощью диктаторских мер¹⁷. Оказавшись в оппозиции, эти же силы начинали протестовать против диктатуры, следуя объективной логике сохранения власти. На территории России устанавливалась «твердая власть» «с особой ролью в ней чрезвычайных органов, но прежде всего “чрезвычайщины”, сознательно, без всякой нужды, запускаемой правящими режимами ради сохранения власти»¹⁸. Не следует забывать о том, что быстрая поляризация политических сил началась уже после Февральской революции 1917 г., летом-осенью 1917 г. почти во всех газетах появлялись пророчества о гражданской войне и установлении диктатуры. Уже в апреле (по воспоминаниям А. И. Деникина в «Очерках русской смуты» - в начале апреля) 1917 г. правые, партия кадетов и стоявшие еще правее ее генералы и офицерство начали «поиск диктатора» для обуздания «революционного хаоса». Наконец, финансовые круги и промышленные магнаты сошлись на кандидатуре генерала Корнилова, хотя в числе возможных претендентов уже тогда упоминалось и имя будущего сибирского диктатора А. В. Колчака¹⁹.

 

Примечания:

¹ В этой связи см. сентябрьский документ в кн.: Учредительное собрание. Россия 1918. Стенограмма и другие документы. «Недра». М., 1991. С. 25-27.

² Там же. См. еще: Запись Особой комиссии по составлению проекта основных законов при Временном правительстве. Заседание 14 октября 1917 года. № 2. Там же. С. 35-38.

³ Ленин В. И. ПСС. Т. 50. С. 25.

⁴ Л. Г. Протасов подробно описал события этого дня. См.: Протасов Л. Г. Всероссийское учредительное собрание. С. 305-308.

⁵ Нельзя доказать, что приказ на эту акцию был дан большевистским центром, который к тому же и не был в ней заинтересован, так как во время Учредительного собрания советское правительство как раз пыталось доказать свои мирные намерения. Согласно протестам, сформулированным меньшевиками и эсерами, участвовавшими в демонстрации в защиту Учредительного собрания, «братоубийственный» расстрел демонстрации 5 января был осуществлен красногвардейцами. В этих документах говорилось о дюжинах жертв, а ответственность за произошедшее возлагалась на Ленина. См.: Меньшевики в большевистской России. 1918— 1924 г. Меньшевики в 1918 году. РОССПЭН. М., 1999. С. 92-102.

⁶ Ленин В. И. ПСС. Т. 50. С. 26.

⁷ Там же.

⁸ Там же. С. 28-33.

⁹ О социальном фоне гражданской войны см.: Party, State and Society in the Russian Civil War. Explorations in Social History. (Eds. D. P. Kocnkcr, W. G. Rosenberg, R. G. Suny). Bloomington, Indiana University Press, 1992. Богатый материал о тенденциях разрастания массового насилия содержится в кн.: Булдаков В. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. РОССПЭН. М., 1997.

¹⁰ См.: Ненароков Д., Павлов Д., Розенберг У. В условиях официальной и полуофициальной легальности. Январь декабрь 1918 г.// Меньшевики в большевистской России. С. 25.

¹¹ Протасов Д. Г. Всероссийское учредительное собрание. С. 12 20 и далее.

¹² Точки зрения по тактическим вопросам определялись тем, какой политической силе удастся использовать в своих целях Учредительное собрание в период революции. Было очевидно, что в условиях царизма невозможно созвать Учредительное собрание, так как это означало бы конец самодержавия, установление республики. Конечно, в России существовали утопии, провозглашавшие либеральную идею конституционной монархии, как будто Россия могла перенять английскую модель развития. Наиболее влиятельным представителем этой идеи был министр иностранных дел Временного правительства, известный историк П. Н. Милюков.

¹³ Соответствующие данные и их анализ см. в кн.: Городецкий Е. Н. Рождение Советского государства. С. 268-269.

¹⁴ Ленин В. И. ПСС. Т. 34. С. 134-135.

¹⁵ Там же. С. 139.

¹⁶ См. убедительный анализ В. И. Миллера: Миллер В. И. Гражданская война: исторические параллели // Миллер В. И. Осторожно: история! С. 143 152.

¹⁷ Историк Г. Д. Бордюгов, занимающийся этой тематикой, так характеризует безальтернативность сложившейся исторической ситуации: в 1917 г. «на политическую арену легально выходят две альтернативные формы демократии, советская, неопробованная, и “учредиловская”, опирающаяся на думские традиции и тяготеющая к европейским образцам. Носители обоих типов демократии обещали народу вывести страну из мировой войны и глубочайшего кризиса, причем на началах, исключающих режим Усиленной или Чрезвычайной охраны, с правилами которых, начиная с 1881 г., успело хорошо познакомиться большинство территорий Российской империи. История предоставила обеим сторонам и большевикам, и их политическим оппонентам возможность проверить эту ключевую установку. Довольно быстро идеи демократии лишились массовой поддержки. И советская и “учредиловская” ее формы, не найдя способы соглашения и компромисса, оказались в состоянии кризиса, сворачивают на путь использования казалось бы отживших систем. Выбор страна совершает не между советской и “учредиловской” формой демократии, а между диктатурами “красной” и “белой”. Советская демократия подчинила свои принципы однопартийной, обраставшей наслоениями милитаризма, диктатуре, “учредиловская” стала сотрудничать, а потом и подчинилась белым генералам, с их реставраторскими устремлениями». См.: Borgyugov G. A «kiilonlcgcs rendszabalyok cs a rcndkivuli allapot» a Szovjet Koztarsasagban cs a tobbi allamalakulatban Oroszorszag tcriilcten 1918 1920-ban. In: 1917 cs ami utana kovctkczett. P. 19 и далее

¹⁸ Там же. P. 19 20. Систематическую историю диктатур, установленных белыми генералами, см. в кн.: A tabomokok diktaturai a diktaturak tabomokai. Fchcrgardista rczsimck az oroszorszagi polgarhaboruban 1917 1920. Magyar Ruszisztikai Intczet. Budapest, 2005.

¹⁹ См. об этом: Злоказов Г. И., Иоффе Г 3. Из истории борьбы за власть в 1917 году. Сборник документов. ИРИ РАН. М., 2002. С. 44 46. (См. также все «Введение».)

 

6.1.4. Соображения Ленина (и большевиков)

На II Всероссийском съезде Советов, который, как известно, покинули меньшевики, факт свершения Октябрьской революции был декларирован передачей верховной власти съезду и выбранному на нем Центральному исполнительному комитету, перед которыми несло ответственность за свою деятельность новое правительство, Совет Народных Комиссаров. Сразу после октябрьского захвата власти была юридически оформлена одна из сущностных норм непосредственной демократии, право на отзыв депутатов¹, с помощью которой большевики попытались добиться радикализации представительной демократии. То, что большевики считали решающим вопрос о власти, отчасти вытекало из их теоретической точки зрения и принципиальной позиции, а отчасти - из конкретной исторической ситуации, которая в значительной степени обусловила обстоятельства открытия, деятельности и роспуска Учредительного собрания. Это с полной ясностью было сформулировано в сообщении СНК от 28 ноября 1917 г., в котором говорилось: «На Урале и на Дону Корнилов, Каледин и Дутов подняли знамя гражданской войны против Советов крестьянских, рабочих и солдатских депутатов»². Главной силой политически организованной контрреволюции в сообщении, не без основания, считалась партия кадетов во главе с П. Н. Милюковым, вследствие чего, учитывая чрезвычайное положение, эта партия была объявлена «партией врагов народа» и поставлена вне закона³. (Военная и политическая контрреволюция переплелись еще накануне октября, не стоит рассуждать о юридических тонкостях их разделения, поскольку тогда не удавалось обеспечить даже правовое регулирование гораздо более важных вопросов.)

В свете этого очевидно, что мысль о роспуске Учредительного собрания буквально витала в воздухе, о ней позволяла догадываться и резолюция ВЦИК, в которой, с одной стороны, смывалась разница между различными группами политической оппозиции, а с другой стороны, практически одновременно с Учредительным собранием созывался III Всероссийский съезд Советов: «На 5 января назначено открытие Учредительного собрания. Партии открытой и замаскированной контрреволюции, кадеты, меньшевики, правые эсеры, корниловцы и чиновники-саботажники, стремятся и надеются превратить Учредительное собрание в крепость богатых против бедных, в оплот имущих классов против рабочей и крестьянской власти»⁴. В то же время Учредительному собранию были поставлены условия, которых оно не могло выполнить, по существу от него требовалось отправление функций советов: «К лозунгу “Вся власть Учредительному собранию” присоединились все без исключения контрреволюционные элементы. ... Учредительное собрание сможет сыграть благотворную роль в развитии революции только в том случае, если оно решительно и безоговорочно станет на сторону трудовых классов, против помещиков и буржуазии, подкрепит Советскую власть, утвердит декреты о земле, рабочем контроле, национализации банков, признает права всех народов России на самоопределение и поддержит внешнюю политику Советов, направленную на скорейшее достижение демократического мира»⁵.

Все это выразилось в одобренной ВЦИК 3 января 1918 г. (написанной Лениным) «Декларации прав трудящегося и эксплуатируемого народа», принятой на созванном на 8 января съезде Советов, хотя первоначально этот документ, позже поднятый до ранга конституции, был подготовлен и для Учредительного собрания⁶.

Как и предвидела правовая комиссия, назначенная Временным правительством, нельзя было обойти вопрос о власти. В принципе она должны была знать и то, что поначалу руки Учредительного собрания были связаны не большевиками, впервые функции Собрания были присвоены самим Временным правительством, когда оно в сентябре 1917 г. вынесло суверенное решение по вопросу о власти, провозгласив в России республику⁷.

Конфликт из-за власти обозначился уже при открытии Учредительного собрания⁸. Когда эсер Лордкипанидзе с места обратился к собравшимся и предложил старейшему из депутатов, эсеру С. П. Швецову открыть заседание, левые депутаты и организованная (симпатизировавшая большевикам) публика сильным шумом и свистом выразили свое несогласие. Как только Швецов открыл заседание, на трибуну поднялся член большевистской фракции Я. М. Свердлов, который в качестве председателя ЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов еще раз открыл заседание. В своей речи он выразил надежду на то, что Учредительное собрание полностью признает все декреты и постановления советской власти и поможет советам раз и навсегда покончить с классовыми привилегиями. После этого он перечислил в пяти пунктах важнейшие декреты и цели революции и передал слово Лордкипанидзе, который сразу высказал противоположное мнение: «Нет иной власти, кроме власти Учредительного собрания»⁹.

Тем самым судьба Учредительного собрания была, собственно говоря, предопределена. Возможности компромисса не было. Перед тем как большевистская фракция покинула Учредительное собрание, она поручила Ф. Ф. Раскольникову и С. С. Лобову огласить следующую декларацию: «Громадное большинство трудовой России - рабочие, крестьяне, солдаты - предъявили Учредительному собранию требование признать завоевания Великой Октябрьской революции - советские декреты о земле, мире, о рабочем контроле и прежде всего признать власть Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов»¹⁰. Поскольку этого не произошло, на рассвете 6 января охрана Таврического дворца, как было описано выше, разогнала депутатов Учредительного собрания¹¹.

В декрете о роспуске Учредительного собрания была еще раз подчеркнута принципиальная позиция большевиков, согласно которой «старый буржуазный парламентаризм пережил себя,... он совершенно несовместим с задачами осуществления социализма»¹². Иначе говоря, принципиальная несовместимость буржуазного парламентаризма с послереволюционным режимом обнаружилась как властная, политическая реальность. С этого момента средства буржуазного парламентаризма всегда воспринимались средствами, «властной техникой» контрреволюции, которая обеспечивает возможности только для контрреволюционных сил. Конкретизируя эту точку зрения, Ленин писал в 3-м пункте проекта декрета о роспуске Учредительного собрания: «Для социалистической революции необходимы не так называемые “общенародные” учреждения буржуазного парламентаризма, а классовые учреждения трудящихся и эксплуатируемых масс. Развитие русской революции изжило буржуазный парламентаризм в ходе борьбы и соглашательства, создав советскую республику как форму диктатуры пролетариата и беднейшего крестьянства. Ни шагу назад»¹³.

В проекте декрета Ленин перекладывал ответственность на Учредительное собрание, ссылаясь на то, что, защищая власть имущих классов, оно не приняло «Декларации прав трудящегося и эксплуатируемого народа» и тем самым «разорвало всякую связь между собой и Советской республикой России»¹⁴. Следовательно, большевики могли сосуществовать только с таким Учредительным собранием, которое встроилось бы в структуру советской власти¹⁵.

 

Примечания:

¹ После того как советское правительство (СНК) особым постановлением от 27 октября подтвердило ранее назначенный срок проведения выборов, 12 ноября, Центральный Исполнительный Комитет, исходя из принципов истинной демократии и истинного народного представительства, издал 21 ноября декрет о праве «отзыва избирателями своих выборных», назвав это право «принципиальным положением истинного демократизма». Учредительное собрание. С. 54, 56.

² Там же. С. 57.

³ «Врагам народа, помещикам и капиталистам, не должно быть места в Учредительном собрании! Спасти страну может только Учредительное собрание, состоящее из представителей трудовых и эксплуатируемых классов народа!» Там же. С. 58-59. Уже в конце 1917 г. был издан декрет об аресте членов руководящих учреждений партии кадетов. См.: Декреты Советской власти. Т. 1. М., 1957. С. 161-162, 540.

⁴ Учредительное собрание. С. 61.

⁵ Там же. С. 61-62.

⁶ Там же. С. 64-66, а также: Ленин В. И. ПСС. Т. 35. С. 221-223.

⁷ Сагг Е. Н. The Bolshevik Revolution. Vol. I. См. Главу 1.

⁸ См. стенограмму заседания в кн.: Учредительное собрание. С. 68-69.

⁹ Там же. С. 68-71.

¹⁰ Там же. С. 140-142.

¹¹ 6 января 1918 г. был обнародован декрет о роспуске Учредительного собрания. Там же. С. 66-67.

¹² Там же. С. 67.

¹³ Ленин В. И. ПСС. Т. 35. С. 232.

¹⁴ Там же. С. 236. «Когда я слышу от противников Октябрьской революции крики о несбыточности и утопичности идей социализма, я обыкновенно в таких случаях задаю им простой и ясный вопрос: что заявление - Советы? Результатом чего является нарождение этих небывалых еще в истории развития мировой революции народных организаций»? Ленин В. И. Речь о роспуске Учредительного собрания на заседании ВЦИК 6(19) января 1918 г. // Там же. С. 238-239. «...Все, кто указывает нам на то, что мы, когда-то защищая Учредительное собрание, теперь его “разгоняем”, - у тех мысли нет ни зерна Пока существует Каледин, и под лозунгом “вся власть Учредительному собранию” скрывается лозунг “долой Советскую власть”, мы гражданской войны не избегнем, ибо ни за что на свете Советской власти не отдадим»! Там же. С. 240, 242.

¹⁵ Ленин по-разному объяснял относительно слабые результаты большевиков на выборах. Большинство, достигнутое эсерами, он отчасти относил на счет того, что избирательные списки были составлены на основании положения, существовавшего до революции, вследствие чего в них не было левых эсеров. Но, как бы то ни было, для Ленина и большевиков советская власть и буржуазно-демократический парламентаризм были и оставались несовместимыми.

 

6.1.5. Антивластный характер протестов рабочих

Ленин постепенно, «от случая к случаю», изучал и обобщал опыт этой исторической ситуации, имевший значение для теории и построения социалистических перспектив. Однако с самого начала проявилось неразрешимое противоречие, на которое Ленин поначалу практически не реагировал. В то время как в партийных документах формулировались принципы непосредственной демократии¹, известной по «Государству и революции», немалая часть рабочего класса чувствовала себя жертвой централизации власти вследствие ухудшения бытовых условий жизни и ликвидации органов самоуправления. Однако поначалу рабочие считали рабочие и крестьянские советы своими организациями, а не привычной в политике «господской забавой»². Ленин в Кремле думал, что можно одновременно служить «двум господам», советскому самоуправлению и стремлению к централизации власти. Это явное противоречие было порождено и усилиями по смягчению грозившего голода, снабжению крупных городов хлебом, хотя связанная с этим централизация поначалу могла казаться лишь результатом временных мер.

В этой ситуации в столице революции развернулось рабочее протест- ное движение. Ленину и большевистской партии пришлось определить свое отношение к протестам рабочих. За протестами против большевиков также стояли прежде всего продовольственные трудности, которые, естественно, использовались меньшевиками и эсерами в своих политических целях³. Силы, противостоявшие большевистскому правительству, Совету Народных Комиссаров, осознали ключевую важность «контроля над хлебом», поэтому политическая борьба упростилась до парафраза известного принципа: «Чей хлеб, того и власть».

Конечно, отдельные проявления солидарности с Учредительным собранием не означали приверженность буржуазной демократии. В действительности более частыми были выражения ностальгических чувств по отношению к монархии⁴. Вышеупомянутые протесты рабочих на заводах и фабриках крупных городов, прежде всего в Петрограде - в отличие, например, от инициированных меньшевиками протестов профсоюзов, требовавших демократической республики, - обычно проходили не под лозунгом Учредительного собрания, а с требованием свободы деятельности рабочего самоуправления, которая часто нарушалась революционным правительством в ходе постепенной концентрации власти. Весной 1918 г. на многих петроградских заводах сложилось «движение уполномоченных», которое выступило против централизаторских устремлений большевиков и нежелания властей тратить время на достижение согласия с рабочими. Таким образом, вскоре рабочие вступили в конфликт с «собственным государством»⁵.

В то же время не случайно, что ни одно рабочее выступление против властей не проходило под антисоветскими лозунгами (зато многие были направлены против большевиков), включая и антикоммунистическое Кронштадтское восстание в марте 1921 г. В обращении, подписанном председателем представлявшего восставших матросов Временного революционного комитета С. М. Петриченко и секретарем, мастеровым Тукиным, говорилось именно о сохранении советской власти⁶ и о том, что политический выход из тупика в стране, ввергнутой в кризис коммунистической партией, может быть найден путем перевыбора советов «на основании тайных выборов»: «Не поддавайтесь нелепым слухам, что будет в Кронштадте власть в руках генералов и белых. Это неправда. Она выполняет только волю всего трудового народа»⁷. В период гражданской войны все это было учтено и белогвардейской пропагандой, которая вела идеологическую кампанию не против советов как рабочих организаций, а, как правило, лишь против «беспочвенной, безбожной, чуждой, жидовской» власти большевиков. Нужно отметить, что даже члены протестных выступлений против власти, развернувшихся в 1921 г., в период введения НЭПа, лишь изредка обращались к требованию созыва Учредительного собрания, которое принадлежало сфере «большой политики», к чему массы, как мы уже подчеркивали, питали инстинктивное недоверие⁸.

Все эти факты подтверждали, что, как отмечала в своей критике и Р. Люксембург⁹, утвердилось господство системы институтов, отделившейся от рабочих масс. В программе большевистской партии 1919 года, по существу сформулированной Лениным, господство обособленных аппаратов власти над обществом считалось катастрофической угрозой непосредственной демократии и перспективе социализма¹⁰. Характерно, что на эту позицию ссылался один из петроградских руководителей меньшевистской партии Ф. И. Дан, арестованный в апреле 1921 г. после подавления Кронштадтского мятежа. В своих показаниях в Секретном отделе ВЧК, данных 19 апреля, он заявил: «...Лозунг Учредительного собрания, как непосредственную цель практической политики, я считаю вредным, т. к., благодаря настроению широких масс крестьянства, созданному в значительной степени политикой большевистского правительства, состав Учредительного собрания был бы в настоящее время в большинстве своем проникнут анти-революционными, анти-социалистическими и анти-рабочими настроениями, - вследствие чего и сам лозунг ... способен служить знаменем для сплочения всех сил контр-революции». Альтернативным путем, обрисованным Даном в ответ на поставленный ему вопрос, было восстановление рабочего самоуправления, поскольку иного социалистического решения не существовало: «Для настоящего момента считаю в России необходимым, в интересах трудящихся и, особенно, пролетариата, сохранение советской системы, но с тем, чтобы эта система была, согласно и теории ее, и ее конституции, действительно свободным самоуправлением трудящихся, а не замаскированной ширмой партийной диктатуры»¹¹.

Следовательно, в конечном итоге даже и та часть меньшевиков, которая продолжала придерживаться социалистической перспективы, не видела в будущем другой альтернативы сложившейся диктатуре пролетариата, кроме той, которую теоретически (в упомянутой выше партийной программе) и в юридическо-конституционной плоскости сформулировали и сами большевики. Хотя Дан, очевидно, с полным основанием предупреждал Ленина и большевиков об «опасности перерождения».

Р. Люксембург представляла в этом вопросе «третий путь» между Лениным, Троцким и большевиками, с одной стороны, и Каутским и меньшевиками-социал-демократами, с другой, стоя при этом ближе к большевикам: в то время как в политической практике большевиков «диктатура пролетариата» вступила в столкновение с рабочей демократией, из социал-демократической, каутскианской концепции демократии была удалена вся проблематика классового господства пролетариата. Р. Люксембург сформулировала свою критическую точку зрения, находившуюся между этими двумя плохими решениями. Согласно этой точке зрения, «непреходящая историческая заслуга большевиков» состояла в том, «что они впервые провозгласили конечной целью социализм как непосредственную программу практической политики». С другой стороны, большевики «не хотели и не могли доверить судьбы революции собранию, отражавшему вчерашнюю Россию Керенского, период колебаний и коалиции с буржуазией. Ну что же, оставалось только немедленно созвать вместо него Собрание, вышедшее из обновленной и продвинувшейся вперед России». Однако Р. Люксембург считала, что большевики, исходя из правильной принципиальной, политической позиции, сделали в своей повседневной политики как раз противоположные шаги. Прежде всего это касалось Ленина и Троцкого, которые «из специфической неспособности собравшегося в январе Учредительного собрания» сделали вывод «о ненужности никакого Учредительного собрания». К тому же они считали непригодным любое народное представительство, созданное во время революции на основании всеобщих народных выборов. По мнению Р. Люксембург, этой политике «совершенно определенно противоречит исторический опыт всех революционных эпох. По теории Троцкого, каждое избранное собрание отражает раз навсегда духовное состояние, политическую зрелость и настроение его избирателей только точно в тот момент, когда они подошли к урне для голосования»¹².

Иначе говоря, большевики недооценили представительную демократию в такой период времени, когда с объективными препятствиями столкнулось и функционирование самой непосредственной демократии. Для объективности заметим, что Р. Люксембург, в свою очередь, недооценила тот факт, что чрезвычайные обстоятельства гражданской войны и слабость демократических традиций, а также нестабильность советской власти, а позже и диктатуры пролетариата, - все это вместе неизбежно содержало в себе уже упомянутую систему чрезвычайщины как средство поддержания любой власти. Однако в политике большевиков были размыты границы между чрезвычайщиной и социалистической политикой, на что Р. Люксембург указала на напрашивающемся примере ограничения права на голосование буржуазии и бывшего класса помещиков. «В духе того толкования, какое Ленин - Троцкий дают пролетарской диктатуре, - писала Р. Люксембург, - избирательное право предоставляется только тем, кто живет собственным трудом, а все остальные его лишены. Ясно, однако, что такое избирательное право имеет смысл лишь в обществе, которое и экономически способно дать всем, кто хочет трудиться, возможность обеспечить себе собственным трудом зажиточную, культурную жизнь. ... В обстановке огромных трудностей, с какими вынуждена бороться Советская Россия, изолированная от мирового рынка и отрезанная от своих важнейших сырьевых источников, ... совершенно очевидно, что огромное число людей оказалось неожиданно оторванным от своих корней, выбито из колеи без малейшей объективной возможности найти в экономическом механизме какое-либо приложение своей рабочей силе. Это затрагивает не только классы капиталистов и помещиков, но и широкие слои мелкого и среднего сословия и сам рабочий класс. ... При таких обстоятельствах политическое избирательное право, имеющее экономической предпосылкой всеобщую трудовую повинность, мероприятие совершенно непонятное».

Р. Люксембург указала и на еще более глубокое и крупное противоречие, так как предвидела проблему периода НЭПа: лишая прав класс капиталистов, правительство одновременно намерено передать ему (бывшим частным собственникам!) в аренду национальную промышленность (такая идея была выдвинута уже весной 1918 г.)¹³. В этом смысле отношение к остаткам класса буржуазии влияло и на отношение к народу в целом, так как большевики не предвидели воздействия различных политических шагов, противоречивших друг другу и принципам самих большевиков. «...Совершенно очевиден, неоспорим тот факт, - писала Р. Люксембург, - что без свободной, неограниченной прессы, без беспрепятственной жизни союзов и собраний совершенно немыслимо именно господство широких народных масс». В этом смысле написала немецкая революционерка и теоретик свои ставшие афоризмом и многократно цитировавшиеся слова: «Свобода всегда есть свобода для инакомыслящих»¹⁴.

В конечном итоге решающим стало, конечно, не желание Ленина и Троцкого, а гражданская война и экономическая изоляция, слабость социальных движущих сил демократии, раздробленность и без того немногочисленного рабочего класса, его «милитаризация» и возвышение в аппараты власти, приверженность насильственным мерам в «верхах» и в «низах» общества. Таким образом, очевидно, что судьба Учредительного собрания в политическом смысле определялась не только позицией большевиков, ведь не увенчались успехом и попытки его «реанимации» вне сферы влияния советской власти. Недолговременная жизнь Собрания окончательно прекратилась в период развернувшейся летом 1918 г. гражданской войны на подвластных Колчаку территориях, хотя Колчак декларированно был приверженцем антибольшевистской политики¹⁵. В конце концов остатки Учредительного собрания, действовавшего под знаком идеологии т. н. чистой демократии, были уничтожены в период генеральской диктатуры насильственными средствами, характерными для периода гражданской войны¹⁶.

Есть авторы, которые сильно преувеличивают, романтически приукрашивают роль Учредительного собрания 1918 г.¹⁷ Если бы мы оценивали большевиков на основании их программы и революционных принципов, то через врата «коммунистического рая» (равенство, справедливость, освобожденное от всякой эксплуатации и угнетения, не иерархически построенное общество на базе непосредственной демократии и т. д.)¹⁸ прошло бы все человечество. По-настоящему сложно отделить друг от друга в ходе анализа объективные и субъективные моменты. На эту дилемму указала в своей упомянутой выше работе 1918 г. Р. Люксембург, писавшая о том, как трудно установить, где начинается исторически неизбежная, вынужденная концентрация власти, а где - история институционально обособленной диктатуры. Не следует упускать из виду того, что и в глазах революционеров того времени судьба революции «висела на волоске», колебалась между «текущим моментом» и «конечной целью», причем нельзя было исключить и возможности исторического поворота вспять. В марте 1918 г., предлагая изменить название партии, назвав ее «коммунистической», Ленин одновременно выдвинул на повестку дня и пересмотр программы партии. Суть этого пересмотра должна состоять «в возможно более точной и обстоятельной характеристике нового типа государства, Советской республики, как формы диктатуры пролетариата... Программа должна указать, что наша партия не откажется от использования и буржуазного парламентаризма, если ход борьбы отбросит нас назад, на известное время, к этой, превзойденной теперь нашей революцией, исторической ступени»¹⁹.

В то время Ленин обрисовал такую концепцию советов, которая отчасти гармонировала с положениями, изложенными в «Государстве и революции», однако он не учел того, что в действительности уже истощились те силы (десятки миллионов грамотных и культурных людей), которые могли бы в исторически исключительной ситуации обеспечить функционирование избирательной системы, строившейся снизу вверх. Людская энергия большей частью иссякла в борьбе с голодом. Для правильной оценки исторической действительности необходимо принять во внимание то, что десятки тысяч депутатов, избранных в советы в провинции, были в основном крестьянами с чрезвычайно низким уровнем политической и организационной подготовленности, причем доля членов Коммунистической партии среди них не достигала и одного процента. Мало стимулировала укоренение социал-демократии и обострявшаяся гражданская война²⁰.

Гражданская война, развернувшаяся летом 1918 г., привела к укреплению диктатуры Коммунистической партии, которая, правда, пользовалась немалой поддержкой народа. К этому времени относится неоконченная статья Ленина «О демократизме и социалистическом характере Советской власти». Повторив свои известные мысли о выбираемости и сменяемости депутатов советов, Ленин еще раз подчеркнул: «Советы сосредоточивают в своих руках не только законодательную власть и контроль за исполнением законов, но и непосредственное осуществление законов через всех членов Советов, в целях постепенного перехода к выполнению функций законодательства и управления государством поголовно всем трудящимся населением»²¹.

Характер ленинской роли в этом процессе и «обработки» им полученного опыта имеет и теоретическое значение. Из сказанного выше ясно видно, что чрезвычайное положение само по себе требовало складывающейся – в принципе (!)- снизу вверх и выражающей «классовую волю» централизации, которая привела бы к политической и властной стабилизации. Ленин, конечно, чувствовал наличие практической проблемы, но помнил и тот исторический опыт, согласно которому в случае буржуазии демократическое разделение власти осуществлялось только после укрепления ее классового господства, да и то только в наиболее развитых европейских странах, странах «ядра». В случае советской власти государство-коммуна изначально строилось не на разделении различных ветвей власти, а - теоретически - на гражданском, народном контроле за властью, осуществляемом общественными, «гражданскими» институтами. Автономные «гражданские» устремления и позже многообразно сталкивались с политическими и военными требованиями централизации, став, таким образом, препятствием на пути бюрократической централизации²².

 

Примечания:

¹ Более известное обобщение этой позиции можно обнаружить в полемике Ленина с Каутским, в которой указанное противоречие получило почти парадигматическое выражение. См.: Ленин В. И. Пролетарская революция и ренегат Каутский // Ленин В. И. ПСС. Т. 37. С. 235- 338. Эта полемическая работа была ответом на брошюру К. Каутского «Диктатура пролетариата», в которой указывалось на противоречия политического угнетения. В своей работе Ленин, ссылаясь на «Государство и революцию», бичевал буржуазно-либеральное «вырождение» Каутского и вождей II Интернационала и одновременно оправдывал подавление протестов рабочих в России, как будто диктатура пролетариата может использоваться и против пролетариата, и указывал на то, что «диалектика конкретна и революционна, “переход” от диктатуры одного класса к диктатуре другого класса она отличает от “перехода” демократического пролетарского государства к не-государству (“отмирание государства”)». Там же. С. 336. Но можно ли перейти к «не-государству» вопреки сопротивлению значительной части пролетариата?

² Об антивластной традиции рабочей самоорганизации см.: Чураков Д. Протестное движение рабочих в период складывания советского государства // Альтернативы, 1992, №2. С. 98 101

³ Бытовые факты жизни, социальная, экономическая и политическая природа голода раскрыты в монографии: Илюхов А. А. Жизнь в годы перемен: материальное положение городских жителей в годы революции и гражданской войны. РОССПЭН. М., 2007. Значение огромного фактического материала, накопленного в этой книге, не уменьшается из-за того, что интерпретация, предложенная ее автором, пронизана характерными сегодня антикоммунистическими эмоциями, что напоминает обязательную «идеологичность» работ советской эпохи.

⁴ Уже тогда на основании характерной ностальгии были сформулированы такие лозунги, как «долой большевиков, долой конину, давай царя, давай свинину». Правда, до октября рабочие в большинстве своем активно поддерживали лозунг Учредительного собрания, которое, по их мнению, должно было спасти Россию от самодержавия и лишений, дать землю крестьянам и т. д. При этом Учредительное собрание не противопоставлялось советам, воспринималось в качестве своего рода «народного революционного центра», однако тот факт, что земля была дана советами, а не Учредительным собранием, в.значительной мере ослабило симпатию к последнему даже в провинции, ведь большинство провинциального населения не приняло участия в выборах.

⁵ См.: Чураков Д. Протестное движение рабочих.

⁶ В советской исторической науке в течение десятилетий восстание изображалось так, как будто оно было организовано белогвардейцами или «меньшевистско-эсеровской контрреволюцией». Историки исходили из того, что в случае победы Кронштадтский мятеж привел бы к «победе контрреволюции». См., напр.: Шетинов Ю. А. Мелкобуржуазные партии в Кронштадтском мятеже 1921 года // Вестник Московского университета, 1974, № 3. С. 28. По данным автора статьи, на острове Котлин было 27 тыс. матросов и около 30 тыс. гражданских жителей, в том числе более 2200 коммунистов.

⁷ Обращение Временного революционного комитета к крестьянам, рабочим и красноармейцам // Кронштадт 1921. Документы о событиях в Кронштадте весной 1921 года. (Сост. В. П. Наумова, А. А. Косаковского). М., 1997. С. 55-56.

⁸ См. написанную на основании архивных документов статью: Яров С. В. Рабочие и Учредительное собрание: 1921 // Историк и революция. СПб., 1999. С. 201-214

⁹ Luxemburg R. Az orosz forradalom.

¹⁰ Историческое изложение этой проблематики см. в кн.: Краус Т. Советский термидор

¹¹ Протокол допроса Дана // Кронштадт. 1921. С. 267.

¹² Luxemburg R. Az orosz forradalom. P. 15, 25.

¹³ Там же. P. 27 28. Экономических проблем я коснусь в 8-й главе настоящей книги.

¹⁴ Там же. С. 29.

¹⁵ Подробнее об этом см.: Иоффе Г. 3. Колчаковская авантюра и ее крах. Изд-во «Мысль». М., 1983. С. 56-63 и Krausz T. Az Osszoroszorszagi Alkotmanyozo Gyules аs a bolsevikok // Del-Europa vonzasаban. Tanulmanyok Harsаnyi Ivаn 70. sziiletesnapjara. P6cs, 2000. P. 1-15. (Отдельный оттиск).

¹⁶ Иоффе Г. 3. Колчаковская авантюра и ее крах. С. 60-63. В Самаре, а потом и на различных сибирских территориях (на Урале, в Омске и т. д.) возникли группировки под лозунгом Учредительного собрания, там, где была свергнута советская власть, создавались территориальные эсеровские правительства, однако лишь самарское «правительство» претендовало на всероссийское значение, остальные политические образования, как правило, быстро маргинализировались и дробились, оказались неспособными образовать «центр» между крайними правыми и левыми. См.: Zayer Rupp S. The Struggle in the East: Opposition Politics in Siberia, 1918. Pittsburgh, 1998. (The Carl Beck Papers in Russian and East European Studies, No. 1304.)

¹⁷ Л. Г. Протасов принимает всерьез перспективу производственной демократии, фигурировавшую среди целей Учредительного собрания (Протасов Л. Г. Всероссийское учредительное собрание. С. 324), хотя на самом деле она была аутентичной частью теоретической программы большевиков в «Государстве и революции». Протасов как будто не понимает, что на основании капиталистической частной собственности невозможна никакая производственная демократия.

¹⁸ См., например, принятый 3 января и выполнявший функцию конституции документ («Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа»), подготовленный от имени ВЦИК и отвергнутый Учредительным собранием.

¹⁹ Ленин В. И. ПСС. Т. 36. С. 58.

²⁰ Богатый материал по этому вопросу содержится в кн.: Гимпельсон Е. Г. Советы в годы интервенции и гражданской войны. «Наука». М., 1968.

²¹ Ленин В. И. ПСС. Т. 36. С. 481.

²² История сталинизма, означавшего гибель непосредственной демократии, не является темой настоящей книги. Мною сделано уже несколько попыток освещения этой темы, в том числе и в уже цитированной книге Allamszocializmus.

 

6.1.6. Какая диктатура?

В политической и политологической публицистике наших дней господствует мнение, что Ленин ввел или, по крайней мере, намеревался ввести неограниченную личную диктатуру. Такое предположение вытекает либо из сильного упрощения, либо из недопонимания произошедшего. Здесь мы не будем подробно останавливаться на анализе этой проблемы с точки зрения политической истории, лишь отметим, что, даже если бы Ленин и хотел ввести личную диктатуру, это ему не удалось бы, так как для этого просто не было необходимых политических предпосылок. Между прочим, сам Ленин понимал это лучше, чем многие из «инакомыслящих» того времени. В этой связи необычайно важны те документы, которые в советскую эпоху были убраны по цензурным соображениям из «Полного собрания сочинений» Ленина.

В январе 1919 г. к Ленину обратился с личным письмом известный русский историк Н. А. Рожков¹. Особый интерес этого письма состоит в том, что в политическом отношении они порвали друг с другом еще во время Первой русской революции. Рожков, который первоначально был большевиком, в 1908 г. присоединился к меньшевикам, в результате чего до 1914 г. нашлось немало пунктов, по которым он расходился с Лениным². Письмо историка было послано Ленину не через почту, а при личном посредничестве и частичной поддержке А. М. Горького³. Этот редкий в своем роде документ многое проясняет относительно мышления людей того времени и свидетельствует о том, что идея введения диктатуры была, так сказать, популярной и в кругу левых политических мыслителей, противостоявших Ленину. Ссылаясь на распространение голода, Рожков считал создавшееся положение настолько трагическим, что предлагал отказаться от «нормальных» методов власти и ввести единоличную диктатуру, поскольку иначе считал возможной установление контрреволюционной диктатуры, которую, по его мнению, необходимо было обязательно предотвратить. «Владимир Ильич, - писал Рожков, - я пишу Вам это письмо не потому, что надеюсь быть Вами услышанным и понятым, а по той причине, что не могу молчать, наблюдая положение, которое мне кажется отчаянным, и должен сделать все зависящее, чтобы предотвратить угрожающие несчастья.... Хозяйственное, в частности, продовольственное положение советской России совершенно невозможно и с каждым днем ухудшается. Близится конечная страшная катастрофа. ... Положение здесь таково, что, например, половина (подчеркнуто Н. А. Рожковым. - Т. К.) населения Петрограда обречена на голодную смерть. При таких условиях вы не удержитесь у власти, хотя бы никакие империалисты и белогвардейцы Вам непосредственно и не угрожали»⁴.

В центре аргументации Рожкова находится указание на явление, хорошо известное всем русским историкам. В голодные годы часто наблюдается высвобождение сил хаоса и террора, распад империи, страны на мелкие части или, наоборот, непомерная централизация. Исторические силы террора действовали в русских селах, выражая противоречие между хаосом, дезорганизацией, старым мышлением и новыми условиями⁵. Однако Рожков считал, что введение единоличной диктатуры должно было произойти параллельно с немедленным отказом от как раз утвердившегося в то время военного коммунизма. Иначе говоря, он предлагал отказаться от принудительных поставок зерна, от государственной монополизации торговли, прежде всего торговли хлебом, и разрешить свободную торговлю. «Не помогут, - писал он, - и все Ваши угрозы заградительными отрядами: в стране господствует анархия, и Вас не испугаются и не послушают. Да если бы и послушали, то ведь дело не в этом, - дело в том, что вся Ваша продовольственная политика построена на ложном основании. Кто бы мог возражать против государственной монополии торговли важнейшими предметами первой необходимости, если бы правительство могло снабжать ими население в достаточном количестве»?⁶

Собственно говоря, Рожков, предлагая упразднить заградительные отряды, разрешить свободную торговлю продуктами питания и организовать всероссийский рынок, сформулировал основные требования будущей новой экономической политики⁷. Это время было насыщено представлениями о диктатуре, существовавшими как у левых, так и у правых, но оригинальность Рожкова заключалась в том, что он предлагал одновременное восстановление рыночной экономики и введение личной диктатуры коммунистического вождя, которая должна была стать превентивной диктатурой, предотвращающей приход к власти контрреволюционного диктатора. «Мы с Вами разошлись слишком далеко, - писал Рожков Ленину. - Может быть и даже всего вероятнее, мы не поймем друг друга. Но положение, по-моему, таково, что только Ваша единоличная диктатура может пресечь дорогу и перехватить власть у контрреволюционного диктатора, который не будет так глуп, как царские генералы и кадеты, по-прежнему нелепо отнимающие у крестьян землю. Такого умного диктатора еще пока нет. Но он будет... Надо перехватить у него диктатуру. Это сейчас можете сделать только Вы, с Вашим авторитетом и энергией. И надо сделать это неотложно и в первую голову в наиболее остром продовольственном деле. Иначе гибель неизбежна. Но, конечно, этим ограничиваться нельзя. Надо всю экономическую политику перестроить, имея в виду социалистические цели (подчеркнуто Н. А. Рожковым. - Т. К.). И опять- таки нужна будет для этого диктатура. Пусть съезд советов облечет Вас чрезвычайными полномочиями для этого. ... Ваше дело судить и решить, нужно ли это»⁸.

Ленин, насколько можно судить по стилю его ответного письма, ни на секунду не колебался, отвергая предложения Рожкова, однако письмом историка нельзя пренебречь ни в том, что касается теоретической оценки сложившегося положения, ни в отношении его конкретного политического содержания. И хотя речь идет о человеке, отдаленном от центра политической жизни, собственно говоря, не о политике, его письмо все же выходило за рамки простой личной инициативы. Такие меньшевистские руководители, как Ф. И. Дан и Ю. О. Мартов, уже в ноябре 1917 г. предусматривали в качестве альтернативы осужденному ими захвату власти большевиками возможность «антисемитской черносотенной диктатуры», вследствие чего запретили своим товарищам по партии участвовать в подготовке вооруженных выступлений против советской власти и большевиков, даже несмотря на то что многие меньшевики, изучая социальную базу большевистской революции, видели в ней «люмпенские элементы» и «солдатскую реакцию»⁹. Следовательно, мысль о возможном появлении белогвардейского диктатора не была только «манией» Рожкова и большевиков, вскоре она воплотилась в фигурах Колчака и Деникина.

С теоретической и историко-политической точки зрения еще более интересно то, в какой степени Ленин чуждался идеи личной диктатуры и чем он при этом руководствовался. В своем ответе Рожкову¹⁰ Ленин рассматривал эту идею отнюдь не в идеологической плоскости. Сам факт существования ответного письма (Ленин особенно неприязненно относился к ренегатам) свидетельствует о том, что Ленин обнаружил в письме Рожкова постановку существенных практических вопросов¹¹. Несколько недель спустя, 13 марта 1919 г., он, не называя имен, вернулся к содержанию письма в своей речи на митинге в Железном зале Народного дома в Петрограде (эта речь также не была опубликована в советскую эпоху)¹².

В ответном письме Рожкову Ленин выделил моменты, которые хорошо освещают его теоретическую и политическую позицию. Он писал, что именно историку-экономисту необходимо принимать во внимание социальные последствия экономической политики и содействовать помощи, оказываемой бедным слоям населения, привлекать к этому делу интеллигенцию, а также поддерживать расширение общественной самоорганизации, так как восстановление свободы торговли в условиях невиданного хаоса и нищеты означало бы «победу имущих над неимущими», подорвало бы основы режима и вернуло бы господство класса собственников. «Не о свободе торговли надо думать - именно экономисту должно быть ясно, что свобода торговли при абсолютном недостатке необходимого продукта равняется бешеной, озверелой спекуляции и победе имущих над неимущими. Не назад через свободу торговли, а дальше вперед через улучшение государственной монополии к социализму. Трудный переход, но отчаиваться непозволительно и неразумно. Если бы беспартийная или околопартийная интеллигенция, вместо серенад насчет свободы торговли, составила экстренно группы, группки и союзы для всесторонней помощи продовольствию, она бы помогла делом серьезно, она бы уменьшила голод»¹³.

Ленин не принял всерьез возможность единоличной диктатуры как формы правления, поскольку в организационном плане это привело бы к разрушению уже сложившегося аппарата. Не следует забывать и о том, что именно этот период был кульминационным в построении экономики военного коммунизма. В январе-феврале 1919 г. СНК принял целый ряд мер. Как раз 11 января, в день, которым было помечено письмо Рожкова, был принят декрет о продразверстке. С другой стороны, введение единоличной диктатуры означало бы отказ советов от выдвижения альтернативы буржуазной демократии, «учредительству», то есть отказ от перспективы создания демократии иного типа. Введение партийной диктатуры, как конкретизации диктатуры пролетариата, еще могло быть обосновано чрезвычайной ситуацией, однако понятие личной диктатуры до того времени отсутствовало в политическом словаре большевизма, в его представлениях и теоретической традиции. (Не случайно, что, когда десять лет спустя Сталин практически установит режим личной диктатуры, он будет популяризировать его в качестве демократии!). «Насчет “единоличной диктатуры”, - писал Ленин Рожкову, - извините за выражение, совсем пустяк. Аппарат стал уже гигантским - кое-где чрезмерным - а при таких условиях “единоличная диктатура” вообще неосуществима и попытки осуществить ее были бы только вредны. Перелом в интеллигенции наступил. Гражданская война в Германии и борьба именно по линии: Советская власть против “всеобщего, прямого, равного и тайного, то есть против контрреволюционной учредилки” - это борьба в Германии даже самые упрямые интеллигентские головы прошибает и прошибет. ... У себя в России считали это “только” “дикостью” большевизма. А теперь история показала, что это всемирный крах буржуазной демократии и буржуазного парламентаризма, что без гражданской войны нигде не обойтись,... придется интеллигенции придти к позиции помощи рабочим именно на советской платформе»¹⁴.

Горький, переславший Ленину письмо Рожкова, приложил к нему и свое письмо, в котором также высказался в пользу установления личной диктатуры, но, в отличие от Рожкова, призывал Ленина в то же время не разрешать свободной торговли и сохранить государственную монополию торговли¹⁵. В упомянутой речи, произнесенной 13 марта, Ленин вернулся к этим проблемам в связи с конкретными трудностями Советской власти. Интерес этой речи, не публиковавшейся в советскую эпоху, состоит, помимо прочего, в том, что Ленин показал в ней связь борьбы с голодом с актуальными событиями гражданской войны, которая велась против внутренней контрреволюции.

Необходимо помнить, что ни продразверстку, ни государственную монополию торговли изобрели отнюдь не большевики. Продразверстка была введена царским правительством 29 ноября 1916 г., а монополия торговли хлебом была узаконена в первый день власти Временного правительства, 25 марта 1917 г., а осенью того же года Временное правительство направило в села вооруженные отряды для конфискации продовольствия. (Другой вопрос, какова была эффективность этих мер.) Однако шаги, предпринятые Лениным для смягчения голода, не продолжали механически эту практику. Комментируя судьбу ранее не опубликованных документов Ленина, В. Т. Логинов, в согласии с результатами исследований В. Бруса и некоторых советских историков 1970-1980-х гг., справедливо указал на то, что в конце апреля 1918 г. Ленин еще исходил из возможности мирного получения хлеба из деревни с помощью товарообмена. А несколько дней спустя он поставил в СНК вопрос о введении продовольственной диктатуры. Причиной этого было просто то, что в апреле-мае традиционные источники хлеба оказались изолированными от центральных областей. На Украине германские оккупанты привели к власти гетмана Скоропадского. В мае восстание пленных чехословаков отрезало от Центра Сибирь и часть Поволжья, более того, в июне прервались и связи с Северным Кавказом. Эта изоляция не предвещала ничего хорошего¹⁶.

С точки зрения нашей темы важно, что меры опиравшегося на ограничение демократии военного коммунизма, усиливая друг друга, оказывали определяющее влияние и на такие области повседневной жизни, как транспорт и передвижение населения. Вся цепь этих принудительных мер вела к складыванию директивной экономики, которая, конечно, не могла служить базой для сколько-нибудь стабильного, демократического правительства. «Советская диктатура», политическую форму которой придала Коммунистическая партия, сумела обеспечить разгром военной контрреволюции и диктатуры белогвардейских генералов на фронтах гражданской войны¹⁷. Однако деятельность и бюрократизация усиливавшегося государственного и партийного аппарата поставили Ленина и большевиков перед совершенно новыми проблемами. Как можно обуздать протестующие, «инакомыслящие» группировки, принадлежащие к социальной базе самих большевиков? До какой точки можно оправдывать угнетение и когда революция начинает превращаться в свою противоположность?

В то время, в 1918 г., стоявшая (точнее, сидевшая в тюрьме) вдали от событий Р. Люксембург была единственной, кто постарался дать марксистскую, внутреннюю критику русской революции. Не случайно, что и меньшевики видели в сформулированной Розой Люксембург критике большевизма подтверждение своей собственной аргументации. Мартов дошел до того, что в письме, написанном из Берлина С. Д. Щупаку 23 декабря 1921 г., оценил работу Р. Люксембург как оправдание мнений К. Каутского: «Здесь - сенсация, о которой, вероятно, Вы уже слышали: Пауль Леви издал, наконец, антибольшевистскую брошюру Розы (писана в сентябре 1918 г.), которую коммунисты скрывали 3 года и в которой она ругательски их ругает не только за Брестский мир, но и за разгон Учредительного собрания. В постановке вопроса о диктатуре и демократии она почти буквально сходится с Каутским, так что впечатление от этой публикации колоссальное»¹⁸.

Понятно, что у любого документа, в том числе и у брошюры Р. Люксембург, может быть несколько прочтений и интерпретаций. Однако отождествление Мартовым позиций Люксембург и Каутского было более чем недоразумением, оно имело психологические причины, источник которых достаточно прозаичен: желание механически оправдать собственную политическую точку зрения. Действительно, могли ли Каутский или Мартов когда-либо в ходе революции хотя бы на мгновение согласиться с многократно цитированными строками Р. Люксембург, написанными в тюрьме в 1918 г.? Она писала: «Пусть германские правительственные социалисты вопят, что господство большевиков в России - это искаженная картина диктатуры пролетариата. Если она была или является таковой, то только потому, что она - результат поведения германского пролетариата, которое было искаженной картиной социалистической классовой борьбы. Все мы подвластны закону истории, а социалистическая политика может осуществляться лишь в международном масштабе. Большевики показали, что они могут все, что только в состоянии сделать истинно революционная партия в границах исторических возможностей. Они не должны стремиться творить чудеса. Ибо образцовая и безошибочная пролетарская революция в изолированной стране, истощенной мировой войной, удушаемой империализмом, преданной международным пролетариатом, была бы чудом. В этом отношении Ленин и Троцкий со своими друзьями были первыми, кто пошел впереди мирового пролетариата, показав ему пример; они до сих пор все еще единственные, кто мог бы воскликнуть вместе с Гуттеном: “Я отважился!”»¹⁹.

В этот контекст укладывается и истинный смысл критических замечаний Люксембург, ее критики террора: «Свобода всегда есть свобода для инакомыслящих». Настоящая теоретическая и практическая проблема состоит в том, существовала ли реальная возможность разрешения возникшего противоречия?

 

Примечания:

¹ Много лет назад я тоже занимался принадлежавшей Рожкову концепцией русской истории. См.: Krausz Т. Partvitak es tortenettudomany. Pp. 113, 62-65, 119, 143-145. Однако до сих пор мало говорилось о том, что Рожков, как меньшевик, и после 1917 г. активно занимался политикой.

² В 1922 г. Рожков, по предложению Ленина, был выслан из Петрограда в Псков, где он работал до смерти, наступившей в 1927 г. В этой связи см. письмо Ленина Сталину, которое тоже не было опубликовано в советское время. Ленин В. И. Неизвестные документы. С. 545, 579-580.

³ Там же. С. 268-269. Письмо Рожкова, написанное 11 января 1919 г., см. еще в кн.: Меньшевики в большевистской России. Меньшевики в 1919-1920 гг. РОССПЭН. М., 2000. С. 78-79.

⁴ Ленин В. И. Неизвестные документы. С. 268.

⁵ Этот комплекс явлений документируется огромным архивным материалом: Общество и власть. Российская провинция. Т. 1. 1917 - середина 30-х годов. Москва - Нижний Новгород - Париж, 2002. Трудности, с которыми столкнулась новая власть, адресованные центральной власти просьбы об оружии и поддержке в борьбе с хаосом, бандитизмом и «кулаками» в парадигматической форме отражаются, например, в «Отчете работы 1-го отряда коммунаров в г. Воскресенском и рядом лежащих деревнях», датированном 3 октября 1918 г. Там же. С. 65- 69.

⁶ В. И. Ленин. Неизвестные документы. С. 268.

⁷ «Сохраните Ваш аппарат снабжения и продолжайте его использовать, но не монополизируйте торговлю ни одним предметом питания, даже хлебом. ... Если Вы этого не сделаете, - сделают Ваши враги. Нельзя в XX веке превращать страну в конгломерат средневековых замкнутых местных рынков: в наше средневековье, когда население в пределах нынешней Советской России было в 20 раз меньше, это было естественно. Теперь это - вопиющая нелепость». Там же.

⁸ Там же.

⁹ Подробнее об этом см.: Краус Т. Советский термидор. С. 49-53.

¹⁰ Письмо Н. А. Рожкову. 29 января 1919 г.// В. И. Ленин. Неизвестные документы. С. 266-267.

¹¹ В ответном письме Ленин в очень вежливой форме реагировал на предложения Рожкова: «Николай Александрович! Очень рад был Вашему письму - не по его содержанию, а потому, что надеюсь на сближение благодаря общей фактической почве советской работы». Там же. С. 266.

¹² Там же. С. 270-276.

¹³ Там же. С. 267. Характерную предупредительную информацию о трудностях с продовольствием Президиум ВЦИК получил 28 марта 1919 г. из Самары от известного военного руководителя М. В. Фрунзе, требовавшего срочной посылки «ответственных лиц» в Уральск: «Грозит гибелью запасов продовольствия, а также мяса, рыбы. При изобилии продуктов наблюдается исчезновение их с рынка, и на этой почве растут озлобления». Переписка Секретариата ЦК РКП(б) с местными партийными организациями. (Январь-март 1919 г.). Сборник документов. М., 1971. С. 521.

¹⁴ Ленин. В. И. Неизвестные документы. С. 267.

¹⁵ Там же. С. 269.

¹⁶ Логинов В. Т. Послесловие. Там же. С. 584.

¹⁷ Не случайно, что позже Ленин вернулся к этой тематике. В 1919г. он опубликовал в декабрьском номере журнала «Коммунистический Интернационал» пространную полемическую статью об Учредительном собрании, в которой объяснял причины победы большевиков в свете данных о выборах в Учредительное собрание. Ленин был прав в том, что в конечном итоге судьбу революции решили не выборы, а исход гражданской войны (Ленин В. И. Выборы в Учредительное собрание и диктатура пролетариата // Ленин В. И. ПСС. Т. 40. С. 1-24).

¹⁸ Из письма Ю. О. Мартова С. Д. Щупаку. Берлин, 23 декабря 1921 г. // Меньшевики в 1921-1922 гг. РОССПЭН. М., 2002. С. 393.

¹⁹ Luxemburg R. Az orosz forradalom. P. 35.

 

6.2. НАСИЛИЕ И ТЕРРОР: ПРИЧИНЫ И СЛЕДСТВИЯ

Со времени распада СССР представители различных направлений в исторической науке пытаются путем «деконструкции» структуры «исторического повествования» втиснуть все наследие Ленина в нарратив насилия и террора.

В действительности у Ленина не было специальной теории насилия и террора, хотя его взгляды и действия в этой области могут быть реконструированы с необходимой полнотой. В конце XIX - начале XX в. революционеры не отрицали неизбежности насилия в процессе революционных изменений. Ленин был знаком с теоретическими рассуждениями, сформулированными Энгельсом в полемике с Дюрингом, который тоже признавал определенную роль насилия, но лишь со свойственной ему осмотрительностью, что вызвало заметный гнев Энгельса. «Лишь со вздохами и стонами допускает он возможность того, что для ниспровержения эксплуататорского хозяйничанья понадобится, может быть, насилие - к сожалению, изволите видеть, ибо всякое применение насилия деморализует, дескать, того, кто его применяет. И это говорится несмотря на тот высокий нравственный и идейный подъем, который бывал следствием всякой победоносной революции»¹.

Таким образом, Ленин унаследовал ту концептуальную основу, согласно которой источники насилия в истории выводятся из экономических противоречий, противоположности интересов, классового угнетения в современном обществе. Конечно, история XX в. показывает, что существует огромная разница между теоретическим подходом к насилию и его практическим применением. В этой связи определяющую роль сыграло то, что в ходе борьбы за власть во время гражданской войны в России столкнулись такие непримиримые политические и социально-экономические интересы, теоретические и культурные традиции и «логики», которые концентрированно вызвали к жизни самые ужасные формы насилия. Политическая классовая борьба велась в России до самых крайних пределов. Однако революция не только не принесла прекращения насилия и террора, но и распространила его применение в самых различных формах и с различным содержанием, не говоря уж о дальнейшей, одновременно сложной и ужасной истории насилия².

В незаконченной работе «Молодой Ленин» Л. Д. Троцкий верно отметил, что Ленин в течение нескольких лет разработал взвешенную точку зрения, касающуюся террора³, суть которой в том, что обычно террор является лишь вспомогательным средством политической и вооруженной борьбы и должен применяться только в крайнем случае. Уже после поражения восстания 1905  г. Ленин рассматривал террор и всякие партизанские акции в качестве средства вооруженного восстания и связывал его с государственной тиранией. Классическим воплощением этой позиции стала написанная в августе 1906  г. статья «К событиям дня». Название статьи действительно выражает ее суть, поскольку Ленин высказал свое мнение о терроре как технике политической и вооруженной борьбы в связи с такими событиями, как нападения на полицию в Варшаве и других польских городах, покушение на Столыпина и успешная акция, в ходе которой эсерка 3. В. Коноплянникова 13 августа 1906 г. убила генерала Г. А. Мина, руководившего кровавым подавлением московского вооруженного восстания. Ленин считал, что политическая необходимость в таких выступлениях определяется тем, как, благоприятно или неблагоприятно для социалистов, они влияют на «настроение масс». Он утверждал, что вооруженные партизанские выступления допустимы как метод борьбы с самодержавием, с государственной тиранией, но отвергал их как метод «экспроприации частных имуществ», поскольку революция воюет не с отдельными лицами, а с режимом. Поэтому, как отметил Ленин, партия в принятой на съезде резолюции правильно «отвергает совершенно экспроприацию частных имуществ», признавая при этом «неизбежность активной борьбы против правительственного террора и насилий черносотенцев», включая «убийство насильников» и захват оружия полицейских и вообще «оружия и боевых снарядов, принадлежащих правительству»⁴.

Год спустя, уже после победы контрреволюции, Ленин, обобщив накопленный опыт, считал, что террористический ответ на террор властей только усугубил бы масштабы поражения. По его мнению, в т. н. мирное время применение террористических средств было бы бессмысленным и вредным с точки зрения революционной борьбы, массового движения. В конце III конференции РСДРП, проходившей в г. Котке (Финляндия) 21-23 июля (3-5 августа), на заседании большевистской фракции Ленин и Рожков сделали заявление, в котором отвергали метод террора. В сложившейся тогда ситуации метод террора был нецелесообразным, поскольку, как говорилось в заявлении, «сейчас единственным методом борьбы должна являться научная пропаганда и Государственная дума как агитационная трибуна». Ленин и Рожков даже грозили уходом из партии, если их товарищи отклонят их заявление⁵.

 

Примечания:

¹ Энгельс Ф. Анти-Дюринг. Переворот в науке, произведенный господином Евгением Дюрингом // Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения, 2-е изд. М., 1961. С. 189.

² Об этой истории см. наш сборник: GULAG. A szovjet taborrendszer tortenete. Tanulmanyok cs dokumentumok. Szerk.: Krausz Tanias. Pannonica. Budapest, 2001.

³ Cm.: Trotsky L. Young Lenin. New York, 1972. Наша ссылка дана по русскому переводу этой книги: Троцкий JI. Дневники и письма / Под ред. Ю. Фельштинского. Harvard, Houghton Library, Hermitage, 1986. С. 190-191.

⁴ Ленин В. И. ПСС. Т. 13. С. 366-367.

⁵ В. И. Ленин. Неизвестные документы. С. 27.

 

6.2.1. Стихийность и организованность

В новой исторической науке уже обращалось внимание на то обстоятельство, что революционная перестройка 1917 года проходила в различных социальных плоскостях с применением различных средств и при участии социальных слоев, располагавших различным культурным уровнем и психологическими характеристиками. Начиная с 1914 г., значительные социальные группы населения были затронуты определенным культом насилия¹. Не преуменьшая значения специфических российских традиций насилия как «благоприятной почвы» для его проявления в будущем², нужно сказать, что основным источником современного насилия была сама мировая империалистическая война, расшатавшая и без того колебавшиеся институты и структуры социального сотрудничества и морально освободила и высвободила убийственные инстинкты, после чего средства, применявшиеся «общинной революцией», легко распространились при посредничестве вооруженных солдат из крестьян³.

Таким образом, в период гражданской войны советская власть не получала «снизу», со стороны своей непосредственной социальной базы, импульсов, которые ограничивали бы применение насилия. В свою очередь, развертывание монархистской военной контрреволюции лишь усиливало применение насилия новой властью как важнейшее средство ее выживания. Собственно говоря, контрреволюция, по крайней мере в историческом аспекте, является частью революции. Уже в феврале-марте 1917 г. во многих крупных городах прошли уличные бои, а затем последовали июльские дни, корниловское восстание, стихийные крестьянские восстания, а осенью - октябрьский захват власти большевиками в Петрограде и Москве. Вслед за этим революция пронеслась по всей России. И все же психология гражданской войны зародилась не в вооруженных столкновениях 1918 г. и не в иностранной интервенции, а в царском режиме, в течение столетий угнетавшем народы, и в потоках крови Первой мировой войны. На этой «благодатной» для насилия почве выросли насилие и террор послеоктябрьской эпохи с характерными для них средствами и институтами. Следовательно в причинно-следственном аспекте революция была не причиной, а скорее следствием насилия⁴. Среди причин революции решающую роль играла мировая война.

После взятия власти теоретической и политической основой позиции Ленина было то, что слабость и нерешительность новой власти может лишь увеличить силу и шансы старых правящих классов, их контрреволюционного сопротивления. Ленин считал смешным, что в первые недели, месяцы после революции большевики отпустили под честное слово не только нескольких министров Временного правительства - участников юнкерского бунта 29-го октября, но и самого жестокого, позже активно поддерживавшего фашистов казачьего генерала Краснова, который, вместе со многими юнкерами, немедленно продолжил вооруженную борьбу с советской властью.

Ленин, конечно, видел, что эскалация террора трояко коренилась в российской действительности. В России 1917 г. уже чувствовались наследие Первой мировой войны и обострение внутренней классовой борьбы, зародился вирус гражданской войны на взаимное уничтожение. В наши дни при изучении истории послереволюционного террора многие, в соответствии с новым каноном, забывают о том, что генерал-монархист Л. Г. Корнилов уже в январе 1918 г. дал Добровольческой армии приказ «пленных не брать»⁵. Это был уже тот голос террора, который предвещал повседневные ужасы гражданской войны, выход террора из-под контроля⁶. Процесс эскалации насилия определялся не какими-либо предварительными теориями, его нельзя было предвидеть в его уникальности. В нем в комбинации, обусловленной конкретными обстоятельствами, сочетались русская революционная традиция (например, «пугачевщина») и определенные составные части марксистской теории (например, «диктатура пролетариата»). Не отрицая роль кровопролития в традиции бунтов против самодержавной власти, имеет смысл вспомнить точку зрения Бакунина, которая в другой форме появилась среди ценностей различных революционных течений, в том числе и среди ценностей, которым следовал Ленин. В прокламации «К офицерам Русской армии», написанной в женевском изгнании в январе 1870 г., в год рождения Ленина (Ленин, видимо, был знаком с этой прокламацией), Бакунин утверждал, что, несмотря на неизмеримые страдания народа, в ходе освободительной борьбы почти не будет кровопролития, если армия выступит на стороне народа. В этом случае «будет только поголовное изгнание за пределы России всех дармоедов и белоручек». «Стенька Разин, - продолжал Бакунин, - который поведет народные массы в будущем, столь явно приближающемся разгроме Всероссийской Империи, будет не богатырь одинокий, а Стенька Разин коллективный»⁷. В 1917 г. этот «коллективный Стенька Разин» воплотился в крестьянских восстаниях, в Ленине, в Красной армии и ЧК. Конечно, теория, которой Ленин оправдывал революционное подавление, восходила не к бакунинским источникам. Диктатура пролетариата, как специфический способ отправления власти, возникла и стала «материальной силой» в сфере притяжения массовой демократии, причем, как мы видели, с целью сломить сопротивление правящих классов и создать режим непосредственной демократии. В конечном итоге источник проблемы состоял в том, что подавление осуществлялось не только по отношению к правящим классам, но и, как было описано выше, по отношению ко всем, кто по каким-либо причинам выступил против распоряжений новой власти. Мы видели и то, как параллельно с углублением террора и насилия постепенно сходила с повестки дня, превращалась в теоретический или конституционно-правовой вопрос задача расширения непосредственной демократии. Несмотря на то что Ленин не желал утонуть в водовороте мер по сохранению власти, перерождение великих целей с самого начала было реальной опасностью. Ленин буквально с первого дня революции находился в Кремле как бы на военном посту. Он постепенно усвоил т. н. военное поведение, соответствовавшее чрезвычайной ситуации, хотя, конечно, располагал точными знаниями о неизбежности применения и функциях террора в ходе французской революции или гражданской войны в США. Многое о возникшем положении выясняется из двух телеграмм, отправленных Лениным в первое послереволюционное время. Первая из них была написана 13 (24) января 1918 г.: «Харьков. Народный секретариат, Штаб Антонова, Орджиникидзе. Москва. Главнокомандующему Муралову, Президиуму Совдепа. Мы получили сообщение, что между Орлом и Курском образовался затор, мешающий движению поездов с углем и хлебом. Всякая остановка грозит голодом и остановкой промышленности. Подозреваем саботаж железнодорожников в этом месте, ибо там не раз бывали случаи саботажа. Настоятельно просим принять самые беспощадные революционные меры. Просим послать отряд абсолютно надежных людей. Всеми средствами продвигать вагоны с хлебом в Петроград, иначе грозит голод. Сажайте на паровозы по несколько матросов или красногвардейцев. Помните, что от вас зависит спасти Питер от голода. Ленин».

Два дня спустя Ленин снова «умолял» Антонова-Овсеенко и Орджоникидзе: «Ради бога, принимайте самые энергичные и революционные меры для посылки хлеба, хлеба и хлеба!!! Иначе Питер может околеть. Особые поезда и отряды. Сбор и ссыпка. Провожать поезда. Извещать ежедневно. Ради бога!»⁸.

Как уже говорилось выше, основные вопросы, как, например, сбор и транспортировка хлеба, можно было решить лишь военными методами, точнее говоря, в данной ситуации невозможно было обойтись без военных методов, следовательно, Ленин под влиянием обстоятельств начал действовать так, как «принято» на военном положении, и вынужден был импровизировать. На его решения в значительной степени влияли такие разнородные факторы, как недостаток информации, боязнь падения режима, раскрытие настоящих или мнимых заговоров, формирование военной контрреволюции и т.д.⁹ Друг рядом с другом сосуществовали стихийно образовавшиеся народные органы, как, например, Военно-революционный комитет (из которого отчасти вскоре была создана ЧК) и местные советы, с одной стороны, и органы централизации с СНК на вершине, который в принципе был подотчетен ВЦИК, а точнее - Всероссийскому съезду советов, - с другой стороны. В то же время сохранялись сильные патерналистские отношения, на которые смогла опереться власть Центра, более того, личная власть Ленина. Наличие этих различных уровней власти породило своеобразный хаос. Первые решения властей также показывают, что Ленин был вынужден действовать в таких неожиданных ситуациях, о которых едва ли думал раньше. Уже в первые дни революции он столкнулся с проблемой алкоголизма, дезорганизовавшей и часть красногвардейских частей. Хорошее вино и спирт он намеревался продать за границу, чтобы «не отравлять» и не деморализовать местное население¹⁰. Скоро сложилась и практика взятия заложников¹¹, а также заключения организованной оппозиции в концентрационные лагеря как средство и метод «временной изоляции от общества», возникший во время Первой мировой войны и даже еще ранее, в период англо-бурской войны.

На эскалацию насилия и террора указывали и другие явления. Огромное возбуждение вызвали террористические акты против деятелей советской власти. К числу наиболее ярких примеров относится убийство одного из руководителей петроградских большевиков В. Володарского, позже, 30 августа 1918 г., был убит председатель Петроградской ЧК М. С. Урицкий и в тот же день эсерка-фанатичка Ф. Каплан совершила известное покушение на Ленина. Отвечая на «белый контрреволюционный террор», ВЦИК 2 сентября 1918 г. приняло резолюцию, напечатанную на следующий день в «Правде». В резолюции говорилось, что «на белый террор врагов рабоче-крестьянской власти рабочие и крестьяне ответят массовым красным террором против буржуазии и её агентов». Ленин теоретически и практически выступал за массовый, устрашающий террор государственного характера. В то же время он по-прежнему отвергал индивидуальный террор, личную месть, считая их бесполезными и бессмысленными. Можно считать символичным случай со служащей Царицынского жилищного отдела Валентиной Першиковой, которая была арестована в марте 1919г. за разрисовку портрета Ленина, вырванного из какой-то брошюры. Начальник одного из участков царицынской милиции В. С. Усачев и красноармеец Минин обратились к Ленину с просьбой об освобождении Першиковой, в ответ на которую Ленин послал председателю губернской ЧК следующую телеграмму: «За изуродование портрета арестовывать нельзя. Освободите Валентину Першикову немедленно, а если она контрреволюционерка, то следите за ней». На телеграмме сохранилась пометка Ленина о передаче всего материала фельетонистам¹². Множество документов подтверждает тот факт, что вождь революции даже в кульминационные периоды гражданской войны выступал против чекистских и бюрократических злоупотреблений, совершенных в ущерб «маленьким людям». Вот одна из иллюстраций этого факта. 29 марта 1919 г. Ленин направил Череповецкому губисполкому следующую телеграмму: «Проверьте жалобу Ефросиньи Андреевой Ефимовой, солдатки деревни Новосела, Покровской волости, Белозерского уезда, на отнятие у нее хлеба в общий амбар, хотя у нее муж в плену пятый год, семья - трое, без работника. Результат проверки и ваших мер сообщите мне»¹³.

В мышлении и политике Ленина массовый террор времен гражданской войны был самым крайним средством борьбы с врагами, которое он применял в зависимости от конкретных дел, случаев, ситуаций или применения которого он иногда напрасно добивался¹⁴. В иных ситуациях, однако, он критиковал применение террора и насилия, мотивированных политическим, властным расчетом и социальными, классовыми соображениями. Он часто требовал ограничения применения террора, больше того, прекращения конкретных злоупотреблений властью и наказания виновных сотрудников ЧК. Так, например, в телеграмме М. И. Лацису от 4 июня 1919 г. с ужасом протестовал против положения в ЧК на Украине: «Каменев говорит - и заявляет, что несколько виднейших чекистов подтверждают, - что на Украине Чека принесли тьму зла, будучи созданы слишком рано и впустив в себя массу примазавшихся. ... Надо подтянуть во что бы то ни стало чекистов и выгнать примазавшихся»¹⁵. Ленин знал, что и большинство в ЧК составляют полуграмотные, политически не подготовленные молодые люди, включая таких «случайных карьеристов» и «безыдейных» людей, которые появляются везде, где надеются найти власть и материальную обеспеченность.

Таким образом, насилие было не только продуктом прошлого, мировой и гражданской войны¹⁶, но и неотъемлемой частью становления нового строя. Лучше всего это выразилось в том факте, что единственным возможным средством для обуздания самоуправства новой бюрократии тоже была угроза насилия, ведь на создание нового правового порядка ушли позже еще целые годы. Например, в апреле 1919 г. в Княгининском уезде местные власти принуждали крестьян к вступлению в артели и коммуны, что от имени СНК было категорически запрещено Лениным, защищавшим крестьянство, образовывавшее хребет Красной армии: «Недопустимы какие бы то ни было меры принуждения для перехода крестьян к общественной обработке полей. Неисполнение этого будет караться со всей строгостью революционного закона». 10 апреля 1919 г. в газете «Известия ВЦИК» было опубликовано циркулярное письмо, подписанное Лениным и наркомом земледелия С. П. Середой. Вот полный текст этого письма: «В Наркомзем поступили сведения, что в целях организации советских хозяйств, коммун и других коллективных объединений земотделы, упсовхозы отбирают поступившие в пользование крестьян земли нетрудовых владений, вопреки смыслу статьи 9 Положения о социалистическом землеустройстве. Подтверждается недопустимость подобных явлений. Все земли, находящиеся ко времени опубликования Положения о социалистическом землеустройстве в трудовом пользовании крестьян и предоставленные им на основании постановлений или инструкций уездных или губернских земотделов, никоим образом не могут быть отчуждаемы принудительным путем для организации советских хозяйств, коммун и прочих коллективных объединений. Изъятие земель из пользования крестьян для указанных организаций допустимо лишь при добровольном согласии, в порядке землеустройства. Недопустимы меры принуждения для перехода крестьян к общественной обработке, в коммуны и другие виды коллективного хозяйства. Переход к коллективным формам осуществляется лишь при точном соблюдении требований Положения, без всяких принуждений со стороны власти. Неисполнение настоящего распоряжения карается по законам революционного времени. Возможно шире осведомите население о настоящем распоряжении»¹⁷.

Под влиянием эскалации террора Ленин - хотя это и замалчивается историками типа Д. А. Волкогонова, Р. Пайпса и Ю. Г. Фельштинского - был вынужден из властных соображений навести порядок в деятельности ЧК и трибуналов, не исполнявших законы и предписания. Во время гражданской войны ведомственные организации могли совершать аресты на основании доносов, без всяких предварительных доказательств. Ленина приводила в гнев открытая бесчеловечность созданных по его инициативе административных властей и органов внутренних дел. Это подтверждается множеством документов, однако вместо их перечисления¹⁸ целесообразнее показать некоторые шаги, предпринятые Лениным для укрощения вышедшего из-под контроля террора, и его позицию по этому вопросу, что, быть может, позволит сделать и некоторые теоретические выводы.

В начале 1922 г., с реорганизацией ЧК и созданием официального ведомства - ГПУ, последнему были поставлены задачи защиты советской власти и власти Коммунистической партии, устрашения, вытеснения и административной ликвидации политической оппозиции¹⁹. На повестку дня было выдвинуто определение правовых рамок террора, что может восприниматься как своего рода юридическое обобщение опыта гражданской войны и появления новой ситуации. Параллельно с прекращением репрессий периода военного коммунизма Ленин искал и в своеобразной форме нашел возможности обуздания влияния новой буржуазии. В мае 1922 г. в связи с формированием революционного правового порядка он решительно высказался за прекращение произвола и «узаконение террора». По поводу проекта Уголовного кодекса РСФСР Ленин писал Д. И. Курскому, что необходимо «открыто выставить принципиальное и политически правдивое (а не только юридически-узкое) положение, мотивирующее суть и оправдание террора, его необходимость, его пределы». Из замечаний Ленина выясняется, что он стоял за ужесточение мер против политической оппозиции (особенно если речь шла о связи с «международной буржуазией»), вплоть до расширения применения «высшей меры наказания», и в то же время «релятивизировал» эту меру, добавив, что она может быть заменена «высылкой за границу, по решению Президиума ВЦИКа»²⁰. Таким образом, в свете этого видно основное направление деятельности Ленина. Из сформулированных им документов однозначно выясняется, что крупномасштабное наступление на священников, церковь и буржуазную интеллигенцию, осуществленное в 1922 г., было своего рода «завершением» гражданской войны, изоляцией, изгнанием тех политических противников, которые во время гражданской войны поддерживали из тыла белогвардейцев, монархическую контрреволюцию, антисоветский лагерь и после их поражения сохранили важные позиции в духовной и политической жизни советского общества. В то же время стало очевидным складывание того катастрофического комплекса взглядов, согласно которому всякая политическая оппозиция причислялась к лагерю контрреволюции.

Донесения ОГПУ о настроениях масс в первую очередь и в основном выражали, пользуясь словами Теренса Мартина, «глубокое недоверие советского руководства по отношению к народу, боязнь возникновения стихийных беспорядков»²¹. Эти документы скорее или в первую очередь выражали то противоречие, что Ленин и советские руководители в то время очень хотели и в то же время не могли, были не способны соответствовать намеченным ими же целям, не смогли преодолеть те социальные и исторические предпосылки, из которых выросла сама революция²².

 

Примечания:

¹ См.: Булдаков В. Красная смута.

² См.: Евреинов Н. История телесных наказаний в России. СПб., 1913.

³ Buharajev V. 1917 - Az obscsina-forradalom pirruszi gyozelme. In: 1917 ёв ami utana kovetkezett. P. 47-48. Характеризуя традиционный крестьянский образ жизни, автор пишет о том, что в 1917 I. реализовывались соображения этики выживания: «Крестьяне стремились защитить от насилий “своих” помещиков, новых помещиков, конечно, уже не щадили. Сельская община была беспощадна с теми, кто использовал землю не в традиционных целях натурального хозяйства, а ждал от нее прибыли, с купцами, банками и всеми, кто непосредственно не занимался обработкой земли». Там же.

⁴ Из революции, из некой необъяснимой болезненной мании власти, присущей Ленину и большевикам, выводит красный террор Ю. Г. Фельштинский, сотрудник Архива Троцкого Хогтонской библиотеки Гарвардского университета, получивший известность еще в 1980-е гг. (Фельштинский Ю. Г. О терроре и амнистиях первых революционных лет // ВЧК-ГПУ. Документы и материалы. (Ред. Ю. Г. Фельштинский). Изд-во гуманитарной литературы. М., 1995. С. 3-25).

⁵ Иоффе Г. 3. Белое дело. Генерал Корнилов. Л., 1989. С. 233.

6 В уже упомянутой работе В. И. Миллер отметил, что насилие и террор пустили такие глубокие корни во время гражданской войны, что их «воздействие» чувствовалось и десятилетиями позже в таких событиях, как уничтожение польских офицеров в Катыни или, например, в акциях власовцев и красновцев, действовавших в составе Вермахта. См.: Миллер В. И. Осторожно: история! С. 62.

⁷ Бакунин М. А. К офицерам Русской армии // Революционный радикализм в России: век девятнадцатый. «Археографический центр». М., 1997. С. 280, 281.

⁸ Ленин В. И. ПСС. Т. 50. С. 29, 30.

⁹ Это доказывается ныне уже огромным архивным материалом. Из новых публикаций см., например: «Совершенно секретно»: Лубянка - Сталину о положении в стране (1922-1934). Т. 1.4. 1. ИРИ РАН, The Edwin Mellen Press, N. Y., London, Canada, 2000. Естественно, Ленин тоже получил первые обзорные донесения ЧК-ОГПУ, из которых явствовало, что для широких кругов населения характерно сопротивление советской власти или скорее неопределенное недовольство из-за голода, хаоса и нестабильности.

¹⁰ Так, в записке в Военно-революционный комитет он спрашивал: « Есть ли бумажка от Военно-революционного комитета, чтобы спирт и вина не выливались, а тотчас были проданы в Скандинавию? Написать ее тотчас». 9 (22) ноября 1917 i. ВРК принял соответствующее решение: «Реквизированное вино (30 000 ведер) вывезти за границу». См.: Ленин В. И. ПСС. Т. 50. С. 5, 403.

¹¹ В записке наркому продовольствия А. Д. Цюрюпе, написанной 10 августа 1918 г., Ленин писал: «Я предлагаю “заложников” не взять, а назначить поименно по волостям. Цель назначения: именно богачи, как они отвечают за контрибуцию, отвечают жизнью за немедленный сбор и ссыпку хлеба. Инструкция такая (назначить “заложников”) дается а) комитетам бедноты, б) всем продотрядам...». Там же. С. 145.

¹² Там же. С. 267, 474-475.

¹³ Там же. С. 272, 476-477.

¹⁴ Письмо Г. Е. Зиновьеву, а также Лашевичу и другим членам ЦК от 26 июня 1918 г.: «Тов. Зиновьев! Только сегодня мы услыхали в ЦК, что в Питере рабочие хотели ответить на убийство Володарского массовым террором и что вы (не Вы лично, а питерские цекисты или пекисты) удержали. Протестую решительно! Мы компрометируем себя: грозим даже в резолюциях Совдепа массовым террором, а когда до дела, тормозим революционную инициативу масс, вполне правильную. ... Террористы будут считать нас тряпками. Время архивоенное. Надо поощрять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров, и особенно в Питере, пример коего решает». Там же. С. 106. Телеграмма И. В. Сталину в Царицын. 7 июля 1918 г. в 1 час ночи: «Сегодня около 3-х часов дня левый эсер убил бомбой Мирбаха. Это убийство явно в интересах монархистов или англо-французских капиталистов. Левые эсеры, не желая выдать убийцу, арестовали Дзержинского и Лациса и начали восстание против нас. Мы ликвидируем сегодня же ночью беспощадно и скажем народу всю правду: мы на волосок от войны. У нас заложниками сотни левых эсеров. Повсюду необходимо подавить беспощадно этих жалких и истеричных авантюристов, ставших орудием в руках контрреволюционеров». Там же. С. 114.

¹⁵ Там же. С. 338. См.: Фельштинский Ю. Г. О терроре и амнистиях. С. 19.

¹⁶ В обостренной исторической ситуации была использована и такая форма массового террора, как распространившиеся во время мировой войны «концентрационные лагеря» (конечно, не тождественные сталинским, а тем более - гитлеровским): «Необходимо организовать усиленную охрану из отборно надежных людей, провести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города» (Ленин В. И. ПСС. Т. 50. С. 143-144).

¹⁷ Там же. С. 381, 495.

¹⁸ Можно сослаться, например, на письма Н. П. Брюханову от февраля 1919 г. и на телеграмму Ярославскому губисполкому. См.: Там же. С. 260, 256.

¹⁹ Партийные документы, связанные с организацией ОГПУ, см. в кн.: Лубянка. Сталин и ВЧК - ГПУ - ОГПУ - НКВД. Январь 1922 - декабрь 1936. (Под ред. А. Н. Яковлева). МФД. М., 2003. С. 10-27.

²⁰ Ленин В. И. ПСС. Т. 45. С. 189-190.

²¹ См.: «Совершенно секретно». С. 22.

²² Ежемесячные обзоры ОГПУ, информировавшие советское руководство о настроении населения, представляли собой новую форму экономической и политической информационной деятельности органов государственной безопасности, появившуюся во второй половине 1921 I. Эти обзоры подготавливались на основе информации областных - губернских органов безопасности и милиции, а также государственных, партийных и профсоюзных организаций. Обзоры, конечно, посылались и Ленину и в хронологически систематизированной форме хранились в его архиве. Третья Всероссийская конференция чрезвычайных комиссий (июнь 1919 г.) возложила ответственность за сбор политической информации на Секретный отдел ВЧК. В декабре 1921 г. в составе нового Секретно-оперативного управления был создан Информационный отдел (ИНФО). Эта система была еще более усовершенствована при создании ГПУ. В обзорах «следовало отражать настроение “всех групп населения и факторов, влияющих на изменение этих настроений,” в частности связанных с мероприятиями советской власти...». Виноградов В. К. Об особенностях информационных материалов ОГПУ как источника по истории советского общества // «Совершенно секретно». С. 31, 33, 43, 45 и далее.

 

6.3. ВОЛНА РЕПРЕССИЙ 1922 г.: ЗАВЕРШЕНИЕ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ

Необходимо напомнить читателю о том, что с лета 1918 г. Ленин видел главный источник террора в интервенции западных держав. Лишь для примера сошлюсь на политический доклад ЦК, сделанный Лениным на VII Всероссийской конференции РКП(б). В этом докладе Ленин, отвечая на западную критику, обвинявшую советскую власть в терроризме, особо остановился на проблеме террора и заявил: «До сих пор больше всего мерзкая буржуазия в Европе обвиняла нас в нашем терроризме, в нашем грубом подавлении интеллигенции и обывателя. На это мы скажем: “Все это навязали нам вы, ваши правительства”. ... Это был настоящий террор, когда против страны, одной из наиболее отсталых и ослабленных войной, объединились все державы. ... Наш террор был вызван тем, что против нас обрушились такие военные силы, против которых нужно было неслыханно напрягать все наши силы». С другой стороны, он указал на то, что мелкая буржуазия, средние элементы, интеллигенция с большим трудом переносили тяжесть гражданской войны, поскольку «они десятки лет были привилегированными, но мы должны в интересах социальной революции эту тяжесть возложить и на них». А перенесение этих тягот в интересах победы в гражданской войне требовало, как подчеркнул Ленин, «строжайшей военной дисциплины»¹.

В объяснении нуждается волна репрессий, поднявшаяся в 1922 г. и направленная на подавление сопротивления церквей, буржуазной интеллигенции и политической оппозиции. Прежде всего необходимо выяснить политические причины этих репрессий, ведь гражданская война к тому времени практически завершилась. Во-первых, несомненно, что фоном этой волны репрессий была боязнь социальных и политических следствий новой экономической политики в условиях международной изоляции, к тому же со свежим опытом военной интервенции западных держав. Появление новой буржуазии, восстановление рынка и других элементов капитализма, а также связанные с этим социальные, культурные и идеологические конфликты (более конкретно мы остановимся на них позже) породили чувство страха и неопределенности, охватившее руководителей, членов и сочувствовавших партии большевиков. Конкретной причиной этого страха было то, что различные силы, противостоявшие советской власти, могли объединиться, так как НЭП, с одной стороны, открывал перед ними более широкие возможности, а с другой стороны, порождал те социальные элементы, которые были способны или казались способными свергнуть советскую власть². Ныне нелегко понять этот страх, однако в этом может помочь исторический подход. Далее, психоз большевиков, связанный с боязнью потерять власть, получил новые импульсы в исторической ситуации, сложившейся после победы в гражданской войне³. Белые армии и армии интервентов были разгромлены на полях сражений гражданской войны, однако большевистские руководители считали, что военное поражение контрреволюции не повлекло за собой ее полного политического поражения. По их мнению, нетронутой осталась тысячелетняя опора монархии, Русская православная церковь, с ее организацией и духовно-политическим влиянием, а кроме этого, выжили и контрреволюционные партии, готовые к свержению руководимой большевиками советской власти.

Наиболее дестабилизирующим фактором, составлявшим фон этого психоза, был ужасный голод 1921-22 гг., затронувший примерно 20 миллионов человек. По некоторым данным в результате страшной засухи умерло, в основном в Поволжье, более 5 миллионов человек. Это событие легко могло подорвать легитимацию власти коммунистической партии и ее социальных целей и оторвать советскую власть от ее социального базиса. Продолжительный голод и стихийные бедствия с очевидностью показали советским руководителям, в том числе и Ленину, что длительные лишения изменяют психологию, мировидение людей, их отношение к власти и интеллектуальные возможности. Наряду с энтузиазмом и настоящим героизмом, у очень многих людей наблюдалась деградация личности, на что в свое время обратил внимание и всемирно известный врач, профессор В. М. Бехтерев. Многих доводили до отчаяния борьба с голодом, страдания, «естественность голодной смерти», «благоприятствовавшие» распространению преступности, болезней, эпидемий и сокращению работоспособности⁴.

Начиная с 1916 г. проблема голода была наиболее жгучей для всех российских властей, а в 1919 г. она расширилась до масштабов международного конфликта. Создание весной 1919 г. т. н. Нансеновской комиссии под эгидой Красного Креста свидетельствовало о том, что голод в России считался катастрофой европейского масштаба. Ленин приветствовал инициативу Ф. Нансена, норвежского исследователя Арктики, стремившегося помочь голодающим, но в то же время показал, как державы, участвующие в интервенции, обратили его гуманитарные цели против советской власти. В мае 1919 г. Нансен передал Ленину ответ правительств стран Антанты, в котором помощь голодающим обуславливалась приостановкой военных действий на территории России. При этом в ответе не говорилось о том, что эти военные действия велись главным образом именно «благодаря» державам Антанты. Ленин предлагал направить Нансену ответ советского правительства, в котором разоблачалось бы лицемерие держав Антанты, но с благодарностью принималась бы международная помощь, организуемая Нансеном⁵.

В 1921 г. проблема голода встала иначе. В июле 1921 г. представители находившейся в оппозиции к большевикам интеллигенции, известные противники советской власти создали первую комиссию помощи голодающим в рамках сотрудничества с советской властью. Ленин, как и в 1919 г., ясно понимал, что гуманитарная катастрофа может подорвать легитимацию новой власти. С точки зрения вопроса о власти получалось, что проблему голода желают «решить» политические силы, навязавшие России гражданскую войны, и международные политические группировки, инициировавшие интервенцию, то есть великие державы, находившиеся в состоянии войны с Советской Россией, финансировавшие белых генералов и ответственные за голод в стране⁶. Следовательно, проблема голода в значительной степени являлась фоном для новой волны репрессий, той «средой», в которой она разворачивалась.

В конечном итоге, чтобы понять причины репрессий, необходимо принять во внимание, что русская революция не является исключением в ряду остальных революций в том смысле, что политическая борьба в ней не закончилась до тех пор, пока не было сломлено влияние социальных слоев, поддерживавших старый режим. Если обратиться к истории французской, английской или американской революции, то можно видеть, что везде состоялась расправа со сторонниками старого режима. В своеобразных российских условиях положение осложнялось тем, что в ходе гражданской войны движущие силы нового строя, прежде всего городской рабочий класс, постепенно ослабевали, что отразилось на хрупкости новой политической власти, на уязвимости ее социальной базы.

 

Примечания:

¹ Ленин В. И. ПСС. Т. 39. С. 354-356.

² В своих статьях и прочих документах Ленин и Троцкий часто ссылались expressis verbis на то, что НЭП объективно создал «новых» социальных и политических противников советского режима. Об этом свидетельствует написанное тогда письмо Троцкого о взаимоотношениях между партией и государством: Пометка на письме Л. Д. Троцкого членам Политбюро ЦК РКП(б) // В. И. Ленин. Неизвестные документы. С. 513-514. В связи с церковью и высылкой групп интеллигенции см.: Там же. С. 515-523, 544-547, 550-559.

³ Как мы видели, конкретные события и определенный «психоз» были связаны и с введением красного террора летом 1918 г., это отразилось, например, и на судьбе царской семьи. Судьба царя сложилась иначе, чем планировалось заранее, большую роль в ней сыграли спонтанные элементы. Казнь царской семьи (17 июля 1918 г.) обычно служит в современных работах доказательством «кровожадности» Ленина, хотя Ленин и советское руководство собирались обнародовать преступления царя на открытом судебном процессе. Этот процесс не состоялся по политическим причинам. Между прочим, нет никаких прямых доказательств того, что Ленин лично дал указание о казни царской семьи. Решение было принято в зависимости от актуальной политической и военной ситуации, так как возникли опасения, что царь и его наследники будут освобождены и станут эмблематичными фигурами контрреволюции. Вскоре после казни белые действительно заняли Екатеринбург. Документ о казни был подписан председателем Исполкома Уральского совета А. Г. Белобородовым в Екатеринбурге, где содержалась под стражей царская семья. Этот документ оповещал общественное мнение о том, что «Президиум Областного совета постановил расстрелять бывшего царя Н. Романова. В ночь на 16 июля 1918 г. приговор приведен в исполнение». Содержавшаяся в документе ссылка на царскую семью была вычеркнута от руки, поскольку и уральские большевики считали необходимым умолчать о казни детей, собственно говоря, стыдились ее, как не упоминалось о ней и позже в советской исторической науке. Документ о казни уже давно хорошо известен, так как его разборчивая цветная фотокопия была опубликована несколько десятилетий назад в кн.: Bildung der Russischen Revolution. Berlin-Frankfurt/M, 1978; репринт 1979. P. 179.

⁴ О голоде см.: Илюхов А. А. Жизнь в годы перемен. Особенно с. 184-185.

⁵ Ленин В. И. ПСС. Т. 50. С. 304-306.

⁶ Секретарь ИККИ Я. А. Берзин, бывший в то время полпредом РСФСР в Швейцарии, в интересах более положительной международной оценки страны считал неправильным арест членов комитета. Ленин в личном письме Берзину дал на это грубый ответ, заметив, что Ж. Нулансу, бывшему французскому послу в России, который в 1921 г. был председателем «Международного комитета помощи России по борьбе с голодом», именно для сохранения международного престижа «надо было дать в морду». См.: В. И. Ленин. Неизвестные документы. С. 468.

 

6.3.1. Изъятие церковных ценностей и голод

Волна репрессий, возникшая на указанной выше основе, пронеслась по социальным группам и институтам, связанным со старым режимом. Под давлением конкретных обстоятельств коммунистическая партия, защищая свое политическое и идеологическое господство, желала освободиться от тех руководящих фигур политической оппозиции, о которых можно было предположить, в том числе и по опыту гражданской войны, что они не заинтересованы в политическом (и идеологическом) компромиссе или просто не пойдут на такой компромисс. В конце концов волна репрессий стала предупреждением внутренней политической оппозиции и Западу, - предупреждением, демонстрировавшим силу советской власти и ее решимость не останавливаться на выбранном пути при сохранении властной монополии Коммунистической партии¹.

Ленину и большевикам казалось, что наиболее значительная роль в сопротивлении новой власти принадлежала православной церкви. Бывшие советские исследователи, как, например, Н. Н. Покровский², рассматривают весь акт экспроприации (изъятия, конфискации) церковных ценностей советской властью и вообще отношение большевиков и Ленина к церкви в качестве моральной и правовой проблемы. С одной стороны, Покровский говорит о существовании январского декрета 1918 г., лишившего религиозные организации права на собственность. С другой стороны, он ретроспективно вступает в моральный спор с советскими политиками той эпохи, как будто Ленин и большевики не приводили моральных аргументов, оправдывавших политическую ликвидацию православной церкви. Доступные ныне документы показывают характерные черты политической и идеологической позиции Ленина по данному вопросу.

Как мы уже неоднократно показывали, Ленин обдумывал все свои важнейшие политические решения в исторической перспективе, это относится и к репрессивным мерам. Быть может, не слишком известно, что Февральская революция не отделила церкви от государства. Между тем за долгие годы в широких слоях русского общества накопилась значительная неприязнь по отношению к государственной религии и государственной церкви, хотя старшие поколения по-прежнему поддерживали церковь. Церковь пережила гражданскую войну, оставаясь серьезным противником новой власти. В 1917 г. численность духовенства, обычно поддерживавшего черносотенцев и белогвардейцев, превышала 200 тыс. человек. 20 января 1918 г. был принят подписанный Лениным декрет о свободе совести, провозгласивший и свободу от религии. Согласно этому декрету, в государственных школах прекращалось преподавание религиозных вероучений, церковный брак был заменен гражданским, а церковное имущество было объявлено «народным достоянием». Избранный после Октябрьской революции патриарх Тихон отверг и осудил основные положения декрета. Больше того, в первую годовщину революции он направил в СНК обращение, в котором бичевал политику большевиков, Брестский мир и уничтожение господства частной собственности. Еще раньше, в январе 1918 г., он анафематствовал всех, кто имел отношение к актам «революционного самосуда». В этом смысле к числу подвергнутых анафеме относился и Ленин, хотя его имя не было названо. Под анафему подпадала и борец за эмансипацию женщин А. М. Коллонтай, руководившая попыткой реквизиции Александро-Невской лавры. По этому поводу Ленин заметил, что она попала в хорошую компанию вместе со Стенькой Разиным и Львом Толстым. Давно известно, что Ленин считал русскую православную церковь самой верной опорой царского самодержавия. Однако он никогда не отождествлял церковь с религией и наоборот. Мы уже упоминали о его взгляде на религию как на «опиум народа», но ныне мало известно, что он не намеревался ни запретить, ни сделать невозможным отправление религиозных обрядов, больше того, во время гражданской войны выступал против перегибов в этой области³. Однако, с другой стороны, он не смешивал с этим партийные дела. Он принципиально возражал против участия членов партии в церковных обрядах, считал недопустимым для них вероотправление. 30 мая 1919 г. в записке в Оргбюро ЦК Ленин писал: «Я за исключение из партии участвующих в обрядах»⁴.

После потоков крови, пролитой во время гражданской войны, Ленин хотел вытеснить церковную организацию, которую он называл «средневековой», на периферию политической и духовной жизни. Речь шла не только о том, что церковь с оружием в руках воевала против советской власти, но и о том, что большевики стремились добиться институционально оформленной культурной гегемонии, которая заменила бы прежнюю идеологическую монополию («старую культуру») православной церкви. В качестве первого шага было принято решение о быстрой ликвидации неграмотности, о культурном возвышении народных масс и «распространении новой, социалистической культуры»⁵.

Следовательно, зимой-весной 1922 г. Ленин, охваченный настроением «теперь или никогда», считал, что настало время для столкновения с православной церковью и патриархом Тихоном⁶. По его инициативе Совет Народных Комиссаров и высшие советские органы организовали сбор средств в помощь жертвам поволжского голода 1921-22 гг.⁷, в связи с этой мерой и было вынесено решение о конфискации церковного имущества, церковной движимости, в ответ на которое патриарх Тихон 28 февраля призвал верующих к открытому сопротивлению, говорил об изъятии священных предметов как о «святотатстве». В Шуе верующие прогнали из церкви комиссию по изъятию ценностей. Произошло столкновение войск с демонстрантами, в ходе которого было ранено около 40 человек - 16 верующих и 26 красноармейцев. Эти события дали Ленину повод сформулировать получивший ныне известность секретный антицерковный документ.

В уже упомянутом письме Ленина Молотову для членов Политбюро⁸, скрывавшемся в советскую эпоху, намечены контуры акции ГПУ, соответствующей указанной выше политической стратегии⁹. Официально Ленин поручил руководство акцией председателю ВЦИК М. И. Калинину, который должен был стать единственным «источником информации» для прессы. В действительности же руководство было поручено Троцкому, причем Ленин отметил, что это должно держаться в строгом секрете, так как еврейское происхождение Троцкого дало бы новый «материал» для антисемитской пропаганды белогвардейцев и церкви¹⁰. (Еврейское происхождение Троцкого вызвало проблемы уже при назначении его наркомом.) В письме Ленина расправа с церковью обосновывается несколькими причинами. Главной мотивацией, конечно, было преодоление ожидаемого сопротивления изъятию церковных ценностей. В этой связи нужно сказать, что Ленин (благодаря Троцкому) многократно переоценил объем и ценность подлежавшего конфискации имущества¹¹ и одновременно недооценил инстинкт самозащиты церкви, то есть тот факт, что церковные ценности уже ранее были укрыты в «надежном месте». Несмотря на то что Ленин считал православную церковь «последним оплотом белогвардейской черносотенной контрреволюции», «изъятие ценностей», конечно, одинаково распространялось на все вероисповедания.

Военный стиль ленинского письма, выражения вроде «решающее сражение», «разбить неприятеля» и т. д. показывают, что Ленин действительно готовился к решающей схватке. Далее, он принял во внимание, что, вопреки первоначальным планам, население очень медленно переходило к активной поддержке нового режима, и ему казалось, что определенную роль в этом играет и церковь. Главным образом от большевиков отдалились средние и зажиточные слои крестьянства, недовольные порядками времен гражданской войны и военного коммунизма. Церковь могла стать политическим союзником именно этих слоев. С этими фактами связана приводимая ниже самая жестокая, устрашающая мысль письма (хотя свою роль здесь играет и чувство мести, значение которого часто преувеличивается в модной ныне интерпретации): «Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше.

Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать»¹².

В действительности речь шла о реализации побед, достигнутых на фронтах гражданской войны, в области политики, чего нельзя было добиться без применения террора. Несомненно, что Ленин все еще находился под влиянием психологии «кто кого», характерной для гражданской войны, без учета этого факта невозможно понять серию репрессий 1922 г. При чтении обзоров ГПУ создается впечатление, что этот психоз овладел и аппаратом новой власти. Уже весной Ленин получил из крупных городов много известий о различных формах сопротивления, оказываемого церковью. В различных местах страны проходили и демонстрации рабочих, в этих случаях было бы трудно доказать наличие организованных призывов со стороны церкви¹³. В упомянутом выше письме Ленин ссылался на сообщение Российского телеграфного агентства о «подготовляющемся черносотенцами в Питере сопротивлении» декрету об изъятии церковных ценностей (23 февраля 1922 г.). Он считал, что «черносотенное духовенство во главе со своим вождем совершенно обдуманно проводит план дать нам решающее сражение», но делает это в неблагоприятный для него момент, совершая «громадную стратегическую ошибку»¹⁴. Нет никаких оснований утверждать, что события в Шуе¹⁵ были исходным пунктом для осуществления какого-либо плана сопротивления. В свете документов ныне можно утверждать, что там произошло скорее местное выступление.

Под влиянием ожидаемых событий Ленин предложил усилить «секретнополицейский» характер сбора церковных ценностей¹⁶. Шуйский протест, сопровождавшийся беспорядками, пришелся кстати: «...Для нас именно в данный момент представляет из себя не только исключительно благоприятный, но и вообще единственный момент, когда мы можем 99-ю из 100 шансов на полный успех разбить неприятеля наголову и обеспечить за собой необходимые для нас позиции на много десятилетий. Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией и не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления»¹⁷. Таким образом, Ленин был уверен в том, что большинство крестьянства в данный момент не поддержит духовенство, если оно будет сопротивляться декрету советской власти. Ссылаясь на «одного умного писателя», под которым он имел в виду Макиавелли, он писал, что народные массы не вынесут длительного применения жестокостей, поэтому жестокости нужно осуществлять «самым энергичным образом и в самый краткий срок»¹⁸.

Ленин надеялся получить от изъятия прибыль в несколько сотен миллионов золотых рублей¹⁹, часть которой предполагалось обратить на ликвидацию голода, а другую часть - сосредоточить в государственном фонде, обеспечивающем государственную деятельность и хозяйственное строительство. Ленин - ошибочно - придавал важное политическое значение созданию такого фонда в период подготовки к Генуэзской конференции, обещавшей восстановление экономических связей с Западом, в то время как сотрудники дипломатической службы считали неактуальным с внешнеполитической точки зрения радикальное выступление против церкви. В отличие от них, Ленин смотрел на дело исходя из того, что великие державы понимают лишь язык силы, поэтому он оценивал акцию против церкви и в качестве своего рода демонстрации силы.

Видя в церкви лишь «придаток» белогвардейщины и черносотенства, Ленин, несомненно, недооценил ее социальные корни. Социально-политическая роль православной церкви не исчерпывалась этим, хотя характер ее участия в гражданской войне послужил главной причиной того, что ее влияние на общество и моральный авторитет резко ослабли и в итоге она была политически дискредитирована. С другой стороны, представление Ленина об «уничтожении» церкви также необходимо сопоставить с действительностью. Было бы ошибкой понимать под этим действительное, физическое уничтожение православной церкви или хотя бы такое намерение²⁰. В конце концов выступление против церкви не привело к насильственным акциям протеста в широких слоях населения. Это выясняется из обзоров ГПУ, предназначенных для информирования высшего руководства. По логике аппарата власти, меры по устрашению считались «успешными»²¹.

 

Примечания:

¹ В наши дни доступно огромное количество архивных материалов об изъятии церковных ценностей, что в значительной степени является заслугой А. Н. Артизова и его коллег. См.: «Очистим Россию надолго...». Репрессии против инакомыслящих. Конец 1921 - начало 1923 (Под ред. А. Н. Артизова, В. С. Христофорова). МФД. М., 2008. Сборник объемом в 800 страниц, содержащий основную документацию, касающуюся высылки интеллигенции, включает в себя 377 архивных документов. См. еще: Артизов А. Н. «Очистим Россию надолго...». К истории высылки интеллигенции в 1922 г. // Отечественные архивы. 2003. № 1. С. 65-97. См. также иную интерпретацию истории «философского парохода»: Дмитриева Н. А. «Летучий голландец» российской интеллигенции. Очерки истории философского парохода // Скепсис №3/4, 2005. С. 79-102.

² Н. Н. Покровский опубликовал документы об отношениях советской власти и церкви и в предисловии к публикации подробно проанализировал обстоятельства изъятия церковных ценностей: Политбюро и церковь 1922-1925 гг. РОССПЭН. М.-Новосибирск, 1997. См еще: Покровский Н. Н. Источниковедение советского периода. Документы. Политбюро первой половины 1920-х гг. // Археографический ежегодник за 1994 г М., 1996. С. 18-46.

³ Несмотря на свою враждебность церкви и религии, Ленин в интересах политической целесообразности не раз выступал против местных перегибов, примером чего может служить его записка от 2 апреля 1919 г., адресованная представителю группы граждан Ягановской волости Череповецкого уезда В. Бахвалову. В ответ на переданную Бахваловым просьбу разрешить закончить строительство храма, начатое еще в 1915 г., Ленин писал: «Окончание постройки храма, конечно, разрешается; прошу зайти к наркому юстиции т. Курскому, с которым я только что созвонился, для инструкции». См.: Ленин В. И. ПСС. Т. 50. С. 273.

⁴ Там же. С. 330.

⁵ На месте церкви Ленин думал поставить театр, который должен был стать институтом духовного и морального «обновления», «совершенствования» человека и общества, атеистического просвещения и передачи эстетических и культурных ценностей. Примерно так же он смотрел и на кинематограф, предназначая ему не просто агитационную функцию, а приблизительно ту социальную роль в коллективном воспитании и «самовоспитании», которую позже играло телевидение.

⁶ См. «строго секретное» письмо Ленина Молотову от 19 марта 1922 г. См.: В. И. Ленин. Неизвестные документы. С. 518-519. В судьбе патриарха Тихона позже наступил резкий перелом, вместо проклятия советской власти он начал подчеркивать ее признание, что в свое время вызвало немалое удивление. Это хорошо отражается в дневниковой записи известного писателя М. А. Булгакова, сделанной 11 июля 1923 г.: «...Патриарх Тихон вдруг написал заявление, в котором отрекается от своего заблуждения по отношению к Соввласти, объявляет, что он больше не враг ей и т.д. Его выпустили из заключения. В Москве бесчисленные толки, а в белых газетах за границей - бунт. ... Смысл: советской власти он друг... Никаких реформ в Церкви, за исключением новой орфографии и стиля». Булгаков М. А. Дневник. Письма. 1914- 1940. Изд-во «Современный писатель». М., 1997. С. 51.

⁷ См.: Телеграмма В. И. Ленина и В. М. Молотова всем губернским и областным комитетам РКП(б). 30 июля 1921 г. // В. И. Ленин. Неизвестные документы. С. 463-464. Засуха охватила такие обширные территории страны, что это привело бы к катастрофе даже в условиях нормально функционирующей экономики, а тем более - в хаотической ситуации, сложившейся по окончании гражданской войны.

⁸ Письмо В. М. Молотову для членов Политбюро ЦК РКП(б). 19 марта 1922 г. В. И. Ленин. Неизвестные документы. С. 516-519.

⁹ Главным организатором акции был Л. Д. Троцкий при непосредственной поддержке Ленина и Сталина. Молотов попытался несколько смягчить проект Ленина Троцкого, нацеленный по существу на полную политическую ликвидацию церкви. См. цитированную статью Н. Н. Покровского. С. 28 31.

¹⁰ См.: В. И. Ленин. Неизвестные документы. С. 517 519. Арест Тихона Ленин считал нецелесообразным, хотя Тихон и «несомненно стоит во главе всего этого мятежа рабовладельцев». См.: Nedava J. Trotsky and the Jews. P. 120 и Krausz T. Kutatas kozben. Mcgjegyzesek a Lenin-tematikahoz az “dj” dokumcntumok fenyeben. In: Krausz T. Lenintol Putyinig. La Vcntana. Budapest, 2003. P. 15 27.

¹¹ По официальным источникам, к 1 ноября 1922 г. было изъято: золота 33 пуда 32 фунта, серебра 23 997 пудов 23 фунта, бриллиантов 35 670 штук и т. д., оценочная стоимость которых (за исключением антикварных вещей) составляла 4 650 810 золотых рублей. Была получена лишь малая часть того, чего ожидал Троцкий. Троцкий объяснял ничтожность суммы тем, что во время гражданской войны белые в сотрудничестве со священниками вывезли церковное золото за границу. Н. Н. Покровский считает, что церковные ценности были разграблены воюющими сторонами. Тем самым он вступает в противоречие с тезисом, что изъятие ценностей означало распродажу старой России. Из полученной в результате изъятия суммы 1 млн рублей был, по предложению Троцкого, истрачен на закупку хлеба для голодающих, и значительных средств потребовало проведение самой кампании. См.: Политбюро и церковь. С. 12 14, 79 80 и далее.

¹² В. И. Ленин. Неизвестные документы. С. 518-519.

¹³ Были города, губернии, заводы, где рабочие выступили против изъятия церковных ценностей. Против него протестовали рабочие целого ряда московских и петроградских заводов. «28 марта после собрания верующих в Театре революционной эстрады толпа двинулась по Литейному проспекту с пением псалмов, приглашая попутно проходящих на собрание по поводу изъятия церковных ценностей». Госинформсводка за 1 и 2 апреля № 29/293 // «Совершенно секретно». С. 132.

¹⁴ В. И. Ленин. Неизвестные документы. С. 516.

¹⁵ 13 марта комиссия, созданная согласно декрету ВЦИК от 23 февраля 1922 г. «О порядке изъятия церковных ценностей, находящихся в пользовании групп верующих», объявила в шуйском соборе об изъятии ценностей, однако под влиянием толпы возбужденных верующих перенесла работу на 15 марта. Перед этим комиссия в спокойной обстановке взяла на учет ценности синагоги. 15 марта на Соборной площади собралась большая толпа. Подъехавшая конная милиция была встречена угрозами и камнями, вслед за чем прибыла полурота сухопутного полка. Из толпы раздались выстрелы, после чего командир красноармейцев приказал стрелять в воздух. Второй залп был в толпу, которая после этого разбежалась. Было убито 4 человека, легко ранено - 10 человек. В конце концов было собрано около 10 пудов серебра, драгоценные камни, жемчужные ризы и другие ценности. В Шую была послана комиссия из авторитетных лиц, которая пришла к выводу, что уездная комиссия по изъятию ценностей действовала правильно, и предложила местным властям выяснить виновных в сопротивлении властям и передать их для примерного наказания в Ревтрибунал. Там же. С. 519-520.

¹⁶ Вслед за этим Ленин одобрил телеграмму Политбюро о временной приостановке изъятий. По его мнению, это должно было создать у «противника» впечатление, «будто бы мы колеблемся, будто ему удалось нас запугать». В то же время Ленин настаивал на строгом наказании виновных в шуйских событиях. «Самого патриарха Тихона, - писал он, - я думаю, целесообразно нам не трогать, хотя он несомненно стоит во главе всего этого мятежа рабовладельцев. Относительно него надо дать секретную директиву Госполитупру, чтобы все связи этого деятеля были как должно точнее и подробнее наблюдаемы и вскрываемы, именно в данный момент. Обязать Дзержинского и Уншлихта лично делать об этом доклад в Политбюро еженедельно». Там же. С. 518.

¹⁷ Там же. С. 516.

¹⁸ Там же. С. 517.

¹⁹ Нарком внешней торговли Л. Б. Красин попытался взять на себя нелегальную реализацию конфискованных ценностей за границей и критиковал завышенные представления Троцкого о размерах возможной прибыли. Даже работники Коминтерна занимались реализацией ценностей и использовали вырученные таким образом деньги на поддержку международного революционного движения. Однако Н. Н. Покровский впадает в крайность, говоря о «готовности большевистских лидеров идти в разрушении своей страны до конца ради верности призраку перманентной мировой революции». См.: Политбюро и церковь. С. 12-14, 20. На самом деле музейные ценности не выпускались в рыночный оборот. В соответствии с декретом «О порядке изъятия церковных ценностей, находящихся в пользовании групп верующих», в целях охраны культовых предметов, имевших историческую и художественную ценность, «вещи бесспорно музейного значения» передавались «на хранение в отдел музеев». Подлежавшие конфискации предметы, необходимые для проведения богослужения, заменялись менее ценными. См.: Дмитриева Н. А. «Летучий голландец» российской интеллигенции. Очерки истории философского парохода // Скепсис. №3/4. 2005. С. 82.

²⁰ Существует много работ на эту тему. Н. Н. Покровский ссылается на следующие: Регельсон Л. Трагедия Русской Церкви. 1917-1945. Paris, (1977). С. 285, 314; Алексеев В. А. Иллюзии и догмы. М., 1991. С. 204; Поспеловский Д. В. Русская Православная Церковь в XX веке. М., 1995. С. 106. Считается, что в ходе изъятия 1922 г. в стране произошло 1414 кровавых инцидентов. Есть сведения, что в ходе всероссийской кампании в результате столкновений и по приговорам судов погибло и было расстреляно 8100 человек. Говорится и о том, что в связи с изъятием церковных ценностей в 1922 г. было поднято 231 судебное дело, по которым были вынесены приговоры 732 человекам. См.: Политбюро и церковь. С. 78. 8 мая 1922 г. в связи с событиями в Шуе московский трибунал приговорил 11 человек (священников, благочинных и граждан) к высшей мере наказания, 4 человек - к 5 годам, 13 - к 3 годам, 10 - к одному году заключения. Осужденные к высшей мере наказания обратились с жалобой в Кассационный отдел Высшего трибунала, который ходатайствовал перед ВЦИК о смягчении приговора. Приговор пяти священникам был оставлен в силе, шести осужденным высшая мера была заменена пятью годами лишения свободы. Л. Б. Каменев с самого начала настаивал на отмене всех приговоров, в конце концов восторжествовало «промежуточное» мнение. См.: В. И. Ленин. Неизвестные документы. С. 522-523.

²¹ Госинформсводка за 4 апреля № 31/296. «В г. Шуе после событий, имевших место 14 марта, со стороны духовенства и верующих никаких выступлений против изъятия ценностей не было». «Совершенно секретно». С. 148. Госинформсводка за 1 и 2 апреля № 29/293. Согласно данным об изъятии церковных ценностей по Северному краю, «работа комиссии проходит спокойно». В Псковской губернии: «Работа комиссии по изъятию церковных ценностей проходит без особых конфликтов. В большинстве духовенство к изъятию относится пассивно. Часть духовенства и антисоветские элементы ведут скрытую агитацию среди масс населения, вследствие чего отношение к изъятию большинства населения недоброжелательное». Там же. С. 132-133.

 

6.3.2. Высылка интеллигенции

Среди других «не знающих моральных границ» политических шагов Ленина, проявлений его антигуманной террористической политики упоминается тот факт, что в 1922 г., почти одновременно с антицерковной кампанией, он выступил с инициативой высылки из Советской России 228 известных представителей русской интеллигенции (от Н. А. Бердяева до П. А. Сорокина и членов редакции журнала «Экономист»)¹. Ссылка, являвшаяся традиционной частью русской политической культуры, входила и в ленинскую «традицию». Как и в случае с духовенством, Ленин не пользовался специальными теоретическими аргументами, теоретическим оправданием и при высылке оппозиционной интеллигенции, однако и в этом случае есть возможность проникнуть во внутренние «тайны» его политического мышления.

В свете новейших исследований ясно вырисовывается, что Ленин с помощью описанных ниже диктаторских мер стремился повысить шансы советской власти на выживание «ценой наименьших жертв», то есть по принципу «высылка вместо расстрела». Будучи инициатором и «стратегом» этой акции, Ленин разработал ее с точно такой же осмотрительностью и скрупулезностью, как и наступление на церковь.

Возможность и конкретные условия изгнания были открыто сформулированы Лениным 12 марта 1922 г. в статье «О значении воинствующего материализма»². Суть акции была изложена им 19 мая в секретном письме Ф. Э. Дзержинскому. Политбюро ЦК на заседаниях 24 мая и 8 июня без возражений поддержало конкретные предложения Ленина. Осуществление репрессивных мер - не без тенденциозности - было связано с завершением судебного процесса над эсерами. Составление окончательного списка подлежавших высылке лиц было поручено комиссии из 3 человек (Л. Б. Каменева, Д. И. Курского и И. С. Уншлихта)³. Здесь нет нужды останавливаться на технических и организационных подробностях акции, осуществленной ВЧК-ГПУ, однако необходимо коснуться тех предпосылок, которые толкнули Ленина на эту акцию.

Конкретное исследование подчеркивает значение разнородных, наслаивавшихся друг на друга причин, отделенных друг от друга в историческом пространстве и времени. Неприязнь, испытываемая революционерами по отношению к определенной части бунтовавшей, сопротивлявшейся или только недовольной интеллигенции, помимо указанных выше властных, политических соображений, отчасти опиралась и на иные исторические предпосылки. Корни этой неприязни уходили как минимум к 1909 году, ко времени публикации одиозного сборника «Вехи», к позиции его известных авторов (Н. А. Бердяева, М. О. Гершензона, С. Н. Булгакова, С. Л. Франка, П. Б. Струве и др.), которые и в годы гражданской войны, и после введения НЭПа излагали свои взгляды в соответствии с характерной для них «антибольшевистской, антисоциалистической и антиматериалистической» системой ценностей. Кроме того, и здесь сыграла свою роль проблема голода. Другая группировка интеллигенции, входившая в Помгол (Всесоветский комитет помощи голодающим, создан 21 июля 1921 г.), в кампании против голода отказалась от пути сотрудничества с советским правительством, считала проблему голода признаком беспомощности советского правительства и стремилась подорвать его авторитет на Западе. Позже намерение Комитета послать на Запад делегацию вызвало тяжелый конфликт во ВЦИК, в конце концов дело дошло до арестов, и 27 августа Комитет был распущен.

Курс на сотрудничество со «старой» интеллигенцией («привлечение специалистов»), который как раз после введения НЭПа активно поддерживался Лениным, натолкнулся на сопротивление группы ведущих интеллектуалов, которые не хотели служить политике большевистского правительства. Еще в 1970-е гг. была опубликована пространная книга, автор которой, говоря о «вовлечении старой интеллигенции в строительство социализма», упомянул и об «акции» против представителей интеллигенции, не умолчав и о том, что в 1922 г. на основании ст. 57 Уголовного кодекса РСФСР по обвинению в «контрреволюционной пропаганде и агитации» был прекращен выход наиболее известных буржуазных журналов «Экономист», «Экономическое возрождение», «Мысль» и т. д. В книге, хотя и неточно, говорится о высылке в северные губернии «160 наиболее активных буржуазных идеологов» (Е. Д. Кусковой, С. Н. Прокоповича, А. С. Изгоева и других)⁴. Однако в ней не раскрыта сложная политическая борьба, из которой родилась «операция по высылке».

Помимо множества упомянутых факторов, «обезглавливание» старой интеллигенции подготавливалось борьбой за руководящие посты, развернувшейся в высших учебных заведениях. В этой борьбе сторонники советской власти без ее непосредственной поддержки не имели шансов на рубеже 1922-23 гг. добиться серьезного влияния в университетах и редакциях интеллигентских журналов, к тому же в конце 1921 - начале 1922 г. развернулись забастовки в университетах, которые также были остановлены насильственными мерами⁵.

По предложению Ленина, 7 членов Помгола были сосланы в мелкие города России. Позже им была предоставлена возможность поселиться в губернских столицах, за исключением Петрограда, Москвы, Киева, Одессы и Харькова, или выехать за границу «за свой счет»⁶.

Тем временем, опираясь на инструкцию Ленина, коммунистическая интеллигенция приступила к критике буржуазного мышления, подготавливая идеологическую почву для вытеснения, удаления его представителей. Более того, Ленин прямо предложил обязать членов Политбюро «уделять 2-3 часа в неделю на просмотр ряда изданий и книг» и систематически собирать «сведения о политическом стаже, работе и литературной деятельности профессоров и писателей»⁷. Известно, что Ленина еще задолго до событий 1922 г. занимала мысль о высылке «старой» интеллигенции за границу. В апреле 1919 г. он дал интервью американскому журналисту Линкольну Стеффенсу, прибывшему в Россию по поручению Уильяма Буллита (первого американского посла в СССР). На вопрос о красном терроре Ленин ответил: «Он (террор. - Т. К.) наносит революции тяжелые удары как изнутри, так и извне, и мы должны выяснить, как избегать его, контролировать или направлять его. Но мы должны больше знать о психологии, чем мы знаем сейчас, чтобы провести страну через это безумие. Террор служит тому, чему должен служить... Мы должны найти какой-то путь, как избавиться от буржуазии, высших классов. Они не дадут нам совершить никакие экономические перемены, на которые они не пошли бы до революции, поэтому их надо вышибить отсюда. Я лично не знаю, как можно запугать их, не прибегая к казням. Конечно, они вредны как вне, так и внутри страны, но все же меньше будут вредить в эмиграции. Единственное решение я вижу в том, чтобы угроза красного террора способствовала распространению ужаса и вынуждала их бежать. ... Необходимо сломить абсолютное, стихийное сопротивление старых консерваторов, а прежде всего - упрямых либералов...»⁸.

Эта позиция была подкреплена оправдывающей террор аргументацией Троцкого. Троцкий высказался так же откровенно, как и Ленин. Информируя международное общественное мнение в интервью американской журналистке Л. Брайант-Рид, напечатанном 30 августа 1922 г., он заявил, что речь идет о «проявлении гуманности большевиков». «Те элементы, - сказал он, - которые мы высылаем или будем высылать, сами по себе политически ничтожны. Но они - потенциальное оружие в руках наших врагов. В случае новых военных осложнений ... все эти наши непримиримые и неисправимые элементы окажутся военно-политической агентурой врага. И мы будем вынуждены расстреливать их по законам войны. Вот почему мы предпочитаем сейчас в спокойный период выслать их заблаговременно»⁹.

Однако и в ходе самой операции возник неизбежный и роковой вопрос: кто и по каким признакам может отделить «друзей от врагов». Этот вопрос вызвал серьезные сложности уже в августе и сентябре 1922 г., так как за некоторых из 230 подлежавших высылке интеллигентов заступились такие близкие Ленину большевистские руководители, как А. В. Луначарский, Г. М. Кржижановский, Л. Б. Каменев, А. К. Воронский (который поручился за писателя Е. И. Замятина), В. В. Осинский (ходатайствовавший за известного экономиста Н. Д. Кондратьева) и другие. Они ссылались на научные, экономические и политические интересы государства, связанные с сутью НЭПа¹⁰. Не совсем ясно, чего ожидали от «гуманитарной» интеллигенции представители советской власти. Суть была не в идеологической поддержке власти, а в ее признании и приспособлении к ней, хотя встречается и мнение, что Ленин и его сподвижники ожидали похвал власти. Время похвал наступит позже, в другую эпоху. В то же время выдворение «инакомыслящих» не может заслонить тот факт, что одна часть антисоветской эмиграции стремилась вызвать обострение внутренних противоречий в России, главным образом в области культурной жизни, а другая ее часть в определенном смысле положительно относилась к Советской России.

Это иллюстрируется интересным документом, письмом Горького Бухарину, написанным в июне 1922 г. и содержащим впечатления автора письма об эмигрантской интеллигенции в Берлине. Коснувшись одной из своих статей, Горький писал, что «кое-кого она убедила в том, что советская власть - власть исторически оправданная... Слышу, что наиболее порядочные люди из эмигрантов говорят: статья примиряет с советской властью, что, действительно, только большевизм мог оживить крестьянство. Вопрос о жестокости - мой мучительнейший вопрос, я не могу отрешиться от него. Всюду наблюдаю я бессмысленное озверение, - вот, сейчас, здесь травят Алексея Толстого, вероятно, сегодня ему устроят публичный скандал. С какой дикой злобой пишут о нем “Руль” и “Голос”»¹¹.

Н. А. Дмитриева считает, что административная ссылка, т. е. ссылка или высылка без суда, была придумана не большевиками. При царском режиме она широко применялась по отношению к представителям политической оппозиции. Советская власть переняла многие элементы старой администрации, не является исключением и интересующий нас случай. Между прочим, Соловецкие острова вместе с монастырем еще в 1922 г. были переданы ГПУ для создания там концентрационных лагерей для политических заключенных. Пассажиров «философского парохода» могли ведь послать и туда, а не в Германию. Год спустя, 27 мая 1923 г., Ф. Э. Дзержинский в письме И. С. Уншлихту выразил сомнение в целесообразности широких высылок по подозрению. С этого времени практика высылок прерывается, уступив место гораздо более жестоким мерам наказания¹².

 

Примечания:

¹ Макаров В. Г., Христофоров В. С. Предисловие // Высылка вместо расстрела. Депортация интеллигенции в документах ВЧК-ГПУ 1921-1923. «Русский путь». М., 2005. С. 41.

² Ленин В. И. ПСС. Т. 45. С. 23-33

³ Артизов А., Макаров В., Христофоров В. Введение // «Очистим Россию надолго...». С. 6-7.

⁴ Федюкин С. А. Великий Октябрь и интеллигенция. Из истории вовлечения старой интеллигенции в строительство социализма. Изд-во «Наука». М., 1972. С. 286-288. Ясно, что Федюкин был знаком лишь с частью документов, опубликованных Артизовым, так что его данные и точка зрения уже устарели.

⁵ Докладная записка ГПУ в Политбюро ЦК РКП(б) «Об антисоветских группировках среди интеллигенции» // Отечественные архивы. 2003. № 1. С. 76. См. еще: Дмитриева Н. А. «Летучий голландец» российской интеллигенции. Очерки истории философского парохода // Скепсис. № 3/4. 2005. С. 91.

⁶ Там же. С. 88.

⁷ «Очистим Россию надолго...». С. 109. См. еще с. 6-7.

⁸ Дмитриева Н. А. Указ. соч. С. 86. См. еще: Мельниченко В. Личная жизнь Ленина. С. 216-217.

⁹ «Очистим Россию надолго...». С. 317.

¹⁰ Артизов А., Макаров В., Христофоров В. Введение. С. 11.

¹¹ Письмо А. М. Горького Н. И. Бухарину. 1. VI. 22. РГАСПИ. Ф. 329. Оп. 2. Д. 4. Л. 9.

¹² Дмитриева Н. А. Указ. соч. С. 93.

 

6.3.3. Уроки процесса над эсерами

Сообщение о будущем процессе над эсерами было обнародовано в конце февраля 1922 г., почти одновременно с вынесением решения о наступлении на церковь. Сам процесс проходил с 8 июня по 7 августа 1922 г. Он был наиболее типичным элементом ликвидации антикоммунистической политической оппозиции, частью завершения гражданской войны, актом показа обществу прошлых и настоящих «преступлений» подсудимых с целью убедить людей в том, что те, кто пошел против советской власти, неминуемо попадают в «лагерь контрреволюции», поэтому с ними нужно расправиться.

Здесь необходимо напомнить о том, что упомянутая выше «политическая деятельность» как источник террора почти с самого начала переплелась с ролью «мелкобуржуазной демократии» в революции и гражданской войне. Значение этого Ленин подчеркнул в знаменитой речи, произнесенной 27 ноября 1918 г. на собрании партийных работников Москвы. Обобщая накопившийся к тому времени опыт гражданской войны, Ленин сказал: «Вы знаете, что по всей России во время чехословацкого выступления, когда оно проходило с наибольшим успехом, в это время по всей России шли кулацкие восстания. Только сближение городского пролетариата с деревней укрепило нашу власть. Пролетариат, при помощи деревенской бедноты, только он выдерживал борьбу против всех врагов. И меньшевики и эсеры в громадном большинстве были на стороне чехословаков, дутовцев и красновцев. Это положение требовало от нас самой ожесточенной борьбы и террористических методов этой войны. Как бы люди с различных точек зрения ни осуждали этого терроризма (а это осуждение мы слышали от всех колеблющихся социал-демократов), для нас ясно, что террор был вызван обостренной гражданской войной. Он был вызван тем, что вся мелкобуржуазная демократия повернула против нас. Они вели с нами войну различными приемами - путем гражданской войны, подкупом, саботажем. Вот такие условия создали необходимость террора. Поэтому раскаиваться в нем, отрекаться от него мы не должны»¹.

Опыт, накопленный к 1922 г., не смягчил отношения Ленина к «мелкобуржуазной демократии». Известно, что в ходе процесса руководители эсеров были осуждены по обвинению в «контрреволюционной антисоветской деятельности». Подготовка процесса была предана широкой гласности. На передний план были выдвинуты состоявшиеся раньше эсеровские покушения на представителей советской власти, а также дальнейшая организованная политическая деятельность против власти. Цель этого почти не скрывалась: втиснуть «социалистическую оппозицию» в категорию «антисоветской и контрреволюционной интеллигенции». Причем речь шла не о какой-либо «антиинтеллигентской» установке Ленина, хотя, как мы видели, такая установка была для него в определенной степени характерна и вытекала, с одной стороны, из классовой позиции (интеллигенция располагает интересами, отличными от интересов рабочего класса), а с другой стороны, из политического опыта, показывавшего, что из-за своего «индивидуализма» значительная часть интеллигенции не подчинится «коллективистскому порядку и дисциплине», установленным советской властью. Однако в данном случае, как мы уже подчеркивали, целью Ленина являлось укрепление советских политических институтов, этой цели был подчинен и вопрос об эсерах.

Во всяком случае в ходе процесса сила партии эсеров, некогда самой многочисленной в России, была окончательно подорвана, часть ее членов, как и члены других политических организаций, например Бунда, еще раньше присоединилась к большевикам. Причиной этого можно считать отчасти «всасывающее влияние» власти, а отчасти то, что под влиянием победы в гражданской войне многие искренно перешли на сторону советской власти. Если верить сообщениям ГПУ того времени, процесс над эсерами - несмотря на несогласие внутренней оппозиции и зарубежные протесты - нашел положительный отклик в широких слоях общества. Жажда порядка оказалась сильнее многих важных требований демократии, люди редко задумывались о смысле и значении выбора между однопартийной и многопартийной системой, апатия и разочарование не способствовали распространению в обществе теоретической и правовой чуткости. А те, кто задумался над этим вопросом, находясь на стороне советской власти, поддерживали большевиков как «политических выразителей» этой власти.

Все советские руководители от Луначарского до Ленина высказали свое мнение о справедливости и политическом значении процесса, совершенно не отрицая его политический характер. Больше того, они сами разработали его «концепцию», что было особенно важно, так как на скамью подсудимых были посажены социалисты. При этом мало внимания уделялось правовому обоснованию процесса.

В конечном итоге репрессии против эсеров и меньшевиков также включали в себя намерение власти добиться «добровольного» отъезда руководителей этих партий за границу или их изоляции в отдаленных губерниях страны². Больше того, опубликованные документы «процесса над правыми эсерами» показывают, что Ленин и другие большевистские руководители, ссылаясь на политическое и военное сопротивление эсеров во время гражданской войны, требовали от привлеченных к суду эсеровских политиков признаний и гарантий на будущее. Они ждали от них отказа от военного и политического сопротивления советской власти, однако их постигло разочарование, даже несмотря на то что обвинителями на процессе выступали такие большевистские руководители, как Н. И. Бухарин, А. В. Луначарский или Г. Л. Пятаков, которые теоретически и политически проанализировали политическую деятельность эсеров, организацию ими самарского «альтернативного» правительства, Комитета членов Учредительного собрания, вооруженное сопротивление Красной армии, словом, историческую роль эсеров в гражданской войне. Собственно говоря, подсудимым было предъявлено обвинение в «измене», так как правые эсеры «с оружием в руках выступили против диктатуры пролетариата». Согласно газетным отчетам того времени, Пятаков задал обвиняемым вопрос, каково было бы их поведение, «если бы они были освобождены из-под стражи: будут ли они вести вооруженную борьбу против советской власти? Товарищ Пятаков подчеркивает, что для Трибунала чрезвычайно важно знать это при вынесении приговора»³. Дав смелые ответы, руководители эсеров однозначно заявили о сохранении прежних взглядов, как это сделала, например, и не входившая в руководство Е. А. Иванова-Иранова: «Если бы я очутилась на свободе, я поступила бы так, как подсказала бы моя ненависть к вам, которая живет во мне с октября 1917 г.»⁴.

Быть может, наиболее авторитетный и известный руководитель партии, А. Р. Гоц, в длинной речи, произнесенной в качестве «последнего слова», заявил: «Мы признательны вам за то, что вы дали нам возможность этот ответ высказать полностью, и если эта наша исповедь, которую мы здесь высказали, волею судеб явится нашим завещанием, то мы считаем, все-таки, что мы свой долг выполняем до конца и выполним его до самого последнего конца, так, как подобает его выполнить революционерам. И что бы вы нам сейчас не судили, мы, если вы нас осудите, мы умрем как революционеры мужественно, глядя смерти в глаза. Если нам суждена жизнь, то мы будем жить как социалисты, работая во имя социализма, как мы работали до сих пор и как мы этот социализм понимаем»⁵.

Хотя под давлением международной социал-демократии смертные приговоры были заменены лишением свободы, Ленин и другие руководители большевиков убедились в том, что политическая оппозиция не примирится с диктатурой большевистской партии. А между тем настоящей ставкой в этом процессе было как раз демонстративное завершение административной ликвидации «антисоветских политических партий»⁶.

Ныне уже не вызывает сомнений, что такой пренебрегающий правовыми процедурами способ удаления политической и идеологической оппозиции был не просто «плохим примером» на будущее, но и прокладывал путь применению таких мер, следствием которых стала бесконтрольность всего процесса изоляции политических противников. Ленин и большевистское руководство воздвигли для своих политических противников и, как выяснилось позже, для свободы мысли в целом полицейские преграды, не поставив перед собой конкретно вопроса о возможности ликвидации этих преград. Главным остался вопрос, поднятый еще в октябре 1917 г.: «Удержат ли большевики государственную власть?»

До сих пор мы старались показать сложное отношение Ленина к политическому принуждению, к насилию и террору, следуя логике определенной цепи событий. Однако, по всей видимости, картина будет более полной, если мы рассмотрим эту проблему и ход мысли Ленина на примере процесса, затронувшего иные, более широкие массы. Если мы хотим разобраться в проблеме насилия и террора в русской революции и на заре советской истории, то едва ли не самой пригодной для этого будет тема судьбы российских евреев, которой уделяется не слишком много внимания в новейших обобщающих трудах по истории революции⁷. При рассмотрении «еврейского вопроса» ярче вырисовывается непосредственное столкновение Ленина с террором, насилием, антисемитизмом и расизмом и мотивы его подхода к этим явлениям.

 

Примечания:

¹ Ленин В. И. ПСС. Т. 37. С. 214.

² Конечно, эти цели ВЧК-ГПУ было хорошо поняты и самими арестованными и протестовавшими меньшевиками, о чем свидетельствует множество документов: Протест ЦК РСДРП во ВЦИК в связи с расширяющейся политикой репрессий против социал-демократов (Москва, 8 декабря 1921 г.); Заявление в президиум ВЦИК группы социал-демократов, заключенных Бутырской тюрьмы (12 декабря 1921 г.) и т. д. // Меньшевики в 1921 1922 гг. РОССПЭН. М., 2002. С. 387-391 и далее

³ Судебный процесс над социалистами-революционерами (июнь-август 1922 г.). Подготовка. Проведение. Итоги. Сост. С. А. Красильников, К. Н. Морозов, И. В. Чубыкин. РОССПЭН. М., 2002. С. 512.

⁴ Там же. С. 513.

⁵ Там же. С. 778.

⁶ Ленин принял отмену смертных приговоров, но считал неправильным заключение соглашения между представителями трех Интернационалов на условии неприменения смертной казни к эсерам. В конце концов, как уже упоминалось, смертные приговоры были вынесены, но не были исполнены. Между прочим, на процессе присутствовали наблюдатели от западноевропейских социал-демократов. См. статью Ленина «Мы заплатили слишком дорого», опубликованную в «Правде» 11 апреля 1922 г. (Ленин В. И. ПСС. Т. 45. С. 140-144).

⁷ В уже цитированной репрезентативной работе «Драма русской истории» об истории погромов говорится лишь то, что генерал Деникин, руководитель Добровольческой армии, ответственной за значительную долю массовых убийств, в своих мемуарах упомянул о «погромах еврейского населения» как об одной из причин поражения белых. См.: Драма российской истории. С. 333.

 

6.4. ЛЕНИН И ПОГРОМЫ

«А, жидовская морда! - исступленно кричал пан куренной, - к штабелям его, на расстрел! Я тебе покажу, як по темным углам ховаться. Я т-тебе покажу! Что ты робив за штабелем? Шпион!.. Но окровавленный не отвечал яростному пану куренному. Тогда пан куренной забежал спереди, и хлопцы отскочили, чтобы самим увернуться от взлетевшей, блестящей трости. Пан куренной не рассчитал удара и молниеносно опустил шомпол на голову. Что-то в ней крякнуло, черный не ответил уже “ух”...»

Булгаков М. А. Белая гвардия

 

6.4.1. Так называемый еврейский вопрос: корень проблемы

Среди первых друзей и соратников Ленина, в том числе и в редакции «Искры», было много евреев или революционеров еврейского происхождения, наиболее известными из которых были Мартов и Троцкий, будущие политические ученики Каменев и Зиновьев, партийные борцы-нелегалы Таратута и Розалия Землячка, Свердлов и Урицкий, Литвинов, а также историк Ярославский¹. В то же время немало евреев можно найти и среди его противников, вспомним, например, Фанни Каплан, совершившую на него покушение. Хотя в партии большевиков было меньше революционеров-евреев, чем среди меньшевиков, Ленин имел возможность достаточно хорошо изучить способности и привычки еврейских революционных интеллигентов, их образ жизни и мышление.

Хотя Ленин и не вел самостоятельных исследований по «еврейской тематике», из его многочисленных высказываний вырисовываются контуры связной, хотя и подверженной внутренним изменениям и уточнениям теоретической и политической позиции. Как выясняется из его ранних работ, он уже в молодости познакомился с посвященной евреям интеллигентской литературой и данными официальной статистики. Статистические ежегодники стали важными источниками его исследований уже с 1890-х гг. Прежде всего он, конечно, знал данные переписи населения 1897 г., которые указали на некоторые важные особенности развития российского еврейства, на своеобразие характерной для него структуры разделения труда. Также он получил широкую информацию по этому вопросу в результате систематического изучения ведущих журналов того времени, не говоря уже о его знакомстве с наиболее значительными марксистскими трудами по еврейскому вопросу, прежде всего с работами Каутского (хотя статья Маркса о еврейском вопросе и была частью российского социал-демократического дискурса, Ленин не откликнулся на нее, не проявил к ней интереса, зато ее высоко ценил Луначарский)². В то же время, даже несмотря на свои симпатии к евреям, он совершенно не интересовался еврейской философской и религиозно-мессианской традицией, не занимался и ее специфическими марксистскими тенденциями³.

Как известно, одной из составных частей «еврейского вопроса» как исторической, политической и теоретической проблемы была та особенность, что в России еврейство было единственным многочисленным народом, который как до, так и после революции мог считаться т. н. экстерриториальной национальностью⁴. На рубеже столетий половина 10-11 миллионного еврейства жила в царской империи, подавляющее большинство - в т. н. черте оседлости на западной окраине империи благодаря антисемитскому законодательству, многочисленным предписаниям государственного антисемитизма и сотням законодательных ограничений⁵. Как будет видно ниже, Ленина сильно занимал тот факт, что накануне мировой войны, в 1914 г., около трети (600 тыс. чел.) экономически активного еврейского населения принадлежало к пролетариату⁶.

С еврейской проблематикой Ленин столкнулся относительно рано, в начале своей политической карьеры, причем, конечно, в связи с состоянием рабочего движения. В сентябре 1903 г. в кругу редакторов «Искры» Плеханов вспылил из-за Бунда и «еврейского шовинизма», настаивая на удалении бундовцев из РСДРП. Ленин, в принципе тоже выступавший против «сепаратизма» Бунда, решительно отверг «нетерпимость» Плеханова и его грубый и с организационной точки зрения бесплодный подход к этому вопросу⁷. Впервые Ленин опубликовал статью о евреях в «Искре» в феврале 1903 г. В статье шла речь о борьбе с антисемитизмом и об условиях этой борьбы в связи со спором между екатеринославским комитетом партии и Бундом. Уже тогда он представлял себе эффективную борьбу с антисемитизмом только в сотрудничестве с русскими рабочими и отвергал сепаратистскую позицию Бунда, считавшего себя единственным представителем еврейских рабочих⁸. Хотя, как представляется ныне, Ленин несколько недооценил значение тех групп русского рабочего класса, которые были заражены антисемитскими предрассудками, вряд ли можно найти убедительные аргументы против целесообразности совместной, национально не разделенной борьбы «еврейских» и «христианских» рабочих с антисемитизмом.

1 июня 1903 г. Ленин во второй раз выступил по данной тематике в той же «Искре» в связи с печально известным кишиневским погромом. Исходя из факта распространения и «богатой истории» погромов, а также конкретного анализа событий и функции кишиневского погрома (6-7 апреля 1903 г.) Ленин подчеркивал «выдающуюся» роль определенных групп русской интеллигенции и членов правительства, чувствовал возникновение определенного сотрудничества, без которого погромы были бы невозможны. Уже «эпидемия погромов» 1881 г. поставила вопрос о своего рода совместной деятельности интеллигенции и властей по развертыванию погромов. Уже тогда важную роль играло «образованное общество», часть интеллигенции, непосредственно взявшая на себя духовно-психологическую подготовку и оправдание погромов. Кишиневские события дали этому еще одно, однозначное доказательство⁹.

Больше того, видя в этих погромах признак «разложения самодержавия», разложение «государственного порядка, Ленин сформулировал тем самым положение, важное с точки зрения позднейшей истории погромов. В конечном итоге аналогичный признак он заметил и в развитии зубатовского полицейского социализма, который служил манипулированию рабочим движением в интересах властей путем использования средств тайной полиции. За кампанией антисемитских погромов Ленин увидел то, что указанные силы «искусственно и, несомненно, вполне сознательно, с хладнокровным расчетом, разжигают племенную и религиозную борьбу для того, чтобы отвлечь народные массы от социального и политического протеста, на путь которого они уже начали вступать»¹⁰. Ленин подчеркивал, что министр внутренних дел Плеве и руководство полиции и армии сознательно опирались на кишиневский и вспыхнувшие позже другие погромы, делая ставку на «инстинкты» массы в борьбе с революционным движением. Он писал: «Организация реакционных лавочников, приказчиков и темных босяков под флагом, на котором написано “бей жидов!”, является естественным дополнением к той организации темных рабочих, которою, с легкой руки Зубатова, занимаются жандармы, попы и “националисты” из общества. Боевые дружины для избиения евреев превращаются за пределами черты оседлости в отряды мясников и извозчиков для избиения “студентов” и рабочих-демонстрантов, как это было Саратове 5 мая 1902 г. и в Томске 19 февраля 1903 г.»¹¹.

Стремясь найти противовес этим устремлениям властей, Ленин подчеркивал, что в противостоянии антисемитскому, погромному самодержавию еврейские рабочие не выиграют от организационного обособления Бунда от РСДРП. В еще меньшей степени показывает правильную перспективу сионизм, который отвлекает «довольно культурные силы еврейского пролетариата» от революционной борьбы во имя утопических устремлений. Однако, по мнению Ленина, антисемитские выступления и «мобилизация реакционных сил» способствуют «мобилизации сил революции». С этой достаточно механистической точкой зрения перекликается преувеличенное утверждение Ленина, согласно которому «сионистское движение непосредственно гораздо более грозит развитию классовой организации пролетариата, чем антисемитизм, и, так как для нас, социал-демократов, не существует “избранных” и “неизбранных” народов, то мы никак не можем отказаться от задачи борьбы с “предрассудками еврейской массы”. Бунд, по-видимому, хотел бы, чтобы эта задача была признана его специальной монополией»¹².

По мнению Ленина, борьба с антисемитизмом и погромами будет успешной только в том случае, если на защиту «панически настроенных» евреев активно выступят «русские пролетарии». Еврейские организации считали эту точку зрения Ленина простым предположением, а не выражением единой политической стратегии. В то же время знаток этого вопроса, будущий руководитель еврейской секции большевистской партии С. Диманштейн верно заметил, что Ленин видел своего рода конкуренцию между своей партией и политическими силами, заинтересованными в существовании обособленной организации евреев, прежде всего Бундом¹³. Несомненно, что русское рабочее движение сильно страдало от нехватки кадров, и Ленин вступил в борьбу с Бундом также и с целью привлечь на свою сторону интернационалистски настроенных бундовцев¹⁴.

Наконец, Ленин «столкнулся» с еврейской проблематикой как раз во время создания партии, то есть проведения II съезда, когда была выдвинута цель основания единой и централизованной социал-демократической партии, независимой от национальной принадлежности ее членов. В противовес этому Всеобщий еврейский рабочий союз России, Польши и Литвы, Бунд, представлял идею создания РСДРП как федеративной партийной организации, стоящей на почве национальной автономии. Принципиальную основу такого представления составляло то, что в России евреи были «национальностью» (как это уже раньше было сформулировано на IV съезде Бунда) и только Бунд может с полным правом представлять еврейский пролетариат.

После продолжительной и страстной дискуссии большинство созванного летом 1903 г. II съезда, включавшее Плеханова, Ленина и Мартова, отвергло сепаратизм бундовцев¹⁵, не оказавшись, однако, при этом достаточно восприимчивым к своеобразию положения, образа жизни евреев в империи. Таким образом, было признано, что организационное единство важнее свободы национального обособления, поэтому в сформулированном Лениным постановлении съезда говорилось о том, что существующее положение однозначно «выходу Бунда из РСДРП»¹⁶. То, что казалось однозначным по логике революционной партии, представлялось Бунду двусмысленным с точки зрения предполагаемых особых интересов еврейства, особенно еврейского пролетариата. Не следует забывать, что в период распространения погромов сложилось исключительное положение, на что было очень ясно указано в одном из документов одесской организации Бунда в апреле 1903 г. Суть этого документа в том, что еврейство является наиболее преследуемым народом в России, «кровавый навет» на которого является частью повседневной пропаганды православного духовенства¹⁷. После завершения съезда в Лондоне Ленин, знакомый с уроками погромов, посвятил отдельную статью проблемам отношения Бунда к РСДРП и положения евреев в России¹⁸. Его концепция опиралась на современную ему, главным образом марксистскую литературу, прежде всего на работы немецких, французских и австрийских авторов. Главным образом его заставила задуматься та тенденция аргументации Бунда, которая «состоит в апелляции к идее еврейской нации». Ссылаясь на авторитет Каутского, Ленин практически отождествлял политические последствия еврейского сепаратизма с антисемитскими устремлениями властей и крайних правых, поскольку и те и другие приводят к одинаковому результату, отрицают ассимиляцию еврейства. «К сожалению только, эта сионистская идея - совершенно ложная и реакционная по своей сущности, - писал он. - “Евреи перестали существовать как нация, немыслимая без определенной территории”, - говорит один из самых выдающихся марксистских теоретиков Карл Каутский (см. № 42 “Искры” и отдельный оттиск из него: “Кишиневская резня и еврейский вопрос”, стр. 3). ... Бундовцам остается разве только разработать идею особой национальности русских евреев, языком которой является жаргон, а территорией - черта оседлости. ... Неужели можно объяснять случайностью тот факт, что именно реакционные силы всей Европы и особенно России ополчаются против ассимиляции еврейства и стараются закрепить его обособленность? Еврейский вопрос стоит именно так: ассимиляция или обособленность? ... Идея еврейской национальности противоречит интересам еврейского пролетариата, создавая в нем прямо и косвенно настроение, враждебное ассимиляции, настроение “гетто”». Ассимиляция - «это единственно возможное разрешение еврейского вопроса, и мы должны поддерживать все то, что способствует устранению еврейской обособленности»¹⁹.

Смотря на это глазами современного человека, живущего спустя шестьдесят лет после холокоста, можно сказать, что Ленин и, конечно, Мартов, Каутский, да уже и Маркс явно преувеличили готовность и способность российского (и европейского) общества «принять» евреев. В противоположность Ленину «отец русского марксизма» Г. В. Плеханов продумал сионистскую перспективу и в качестве реальной альтернативы. Ему казалось, что такая перспектива была бы хуже возможности европейской ассимиляции евреев. Сравнив возможность создания еврейского государства с возникновением Либерии, он указал на то, что оно не решило проблем негров, живущих в Северной Америке. В интервью, данном в октябре 1905 г. руководителю российских сионистов Владимиру Жаботинскому («Хроника еврейской жизни»), Плеханов высказал следующее мнение по поводу еврейского государства в Палестине: «Что касается меня, то я не верю в сионизм, но не потому, что он неосуществим. Я не верю в сионизм как в средство спасения еврейских масс. ... Предположим, что в Палестине уже есть еврейское государство с двух-, трехмиллионным населением. Такое государство не смогло бы принять все еврейские массы в целом. Оно также было бы неспособно защитить еврейский народ от антисемитизма. ... Полное решение еврейского вопроса невозможно в условиях существующей социальной системы. ... Я уже много раз обращал внимание бундовцев на то, что они - сионисты, боящиеся морской болезни»²⁰. История вскоре подтвердила обоснованность скептической точки зрения Плеханова: поворотным пунктом в этом смысле стал 1905 год.

 

Примечания:

¹ Б. Пинкус отметил, что абсолютное большинство революционеров-евреев, присоединившихся к партии большевиков, составляли интеллигенты, пролетарское происхождение имел лишь Лазарь Каганович, который в 1917 г. был еще незначительной фигурой. Все они нашли в централизованной партии интернационалистское сообщество, которое в полной мере приняло их в свои ряды. См.: Pinkus В. The Jews of the Soviet Union. The History of a National Minority. Cambridge, Cambridge University Press, 1989. P. 77-79.

² Nedava J. Trotsky and the Jews. Philadelphia, The Jewish Publication Society of America, 1971. P. 69.

³ См. интересную статью о сочетании еврейского мессианизма и революционного мышления: Lowy М. Zsido messianizmus es anarchista utopiak Kozep-Europaban (1905-1923). In: Zsidokerdes Kelet-es Kozep-Europaban. Budapest, ELTE AJTK, 1985. P. 213-244.

⁴ Этой тематикой я подробно занимался в ходе моих прежних исследований: Krausz Т. Bolsevizmus es nemzeti kerdes. P. 49-80.

⁵ Первая обобщающая работа в обширной литературе: Гессен Ю. И. История еврейского народа в России. 1.2. Ленинград, 1925-26. (Репринт, Москва; Иерусалим, 1993). О литературе см.: Кельнер В. Русская интеллигенция и «еврейский вопрос» в начале XX века. Русско-еврейский историко-литературный и библиографический альманах. Москва, 2004. № 4 5; Kiler J. Imperial Russia’s Jewish question, 1855 1881. Cambridge, 1995.

⁶ Трайнин И. П. СССР и национальная проблема. По национальным республикам и областям Советского Союза. Москва, 1924. С. 5 6; Будницкий О. В. Российские евреи между красными и белыми (1917 1920). Москва, РОССПЕН, 2005. С. 30 33.

⁷ Этот эпизод приводится в кн.: Nedava J. Trotsky and the Jews. P. 51.

⁸ Ленин В. И. Нужна ли «самостоятельная политическая партия» еврейскому пролетариату? // Ленин В. И. ПСС. Т. 7. С. 117 122. В 1898 u Бунд вступил в РСДРП, однако сохранил этнический принцип своей организации.

⁹ Следует помнить, что усиление антисемитизма в юго-западных и южных губерниях в начале XX в. было связано с тем, что правительство увеличило число негородских поселений, в которых могли селиться евреи, пытаясь уменьшить концентрацию беднейшего еврейского населения в городах «черты оседлости». Однако это не предотвратило ни массового присоединения евреев к социалистическому движению, ни обострения социальных конфликтов. Именно в этом регионе (особенно в Киевской и Бессарабской губерниях) произошли самые жестокие погромы. См. одну из новейших работ по этой теме: Гатагова Л. С. Межэтнические отношения // Россия в начале XX века. С. 146-152.

¹⁰ Ленин В. И. Мобилизация реакционных сил и наши задачи // Ленин Н. О еврейском вопросе в России. Предисл. П. Лепешинского. Введ. С. Диманштейна. Изд-во «Пролетарий». Запорожье, 1924. С. 28. Впервые опубликовано в «Искре» №41, 1 июня 1903 г.

¹¹ Там же. С. 30.

¹² Там же. С. 34-36. См. еще: Ленин В. И. ПСС. Т. 7. С. 121-122, 97-98, 322-325.

¹³ Социальная основа сильной организованности Бунда определялась прежде всего тем фактом, что еврейский пролетариат с самого начала учился классовой борьбе в многонациональных российских городах. Чисто еврейских городов никогда не существовало. По данным, характеризующим период после победы революции, на Украине советские граждане еврейской национальности составляли 22,7% населения, а в Белоруссии этот показатель равнялся 40,2%. Ср.: Зингер Л. Дос бенайте фолк. М., 1941.

¹⁴ См. введение С. Диманштейна к брошюре: Ленин Н. О еврейском вопросе в России. С. 11.

¹⁵ О партийной дискуссии по этому вопросу см.: Второй съезд РСДРП. Июль-август 1903 года. Протоколы. Москва, 1959. С. 51, 60-107.

¹⁶ Там же. С. 89-90; Ленин В. И. ПСС. Т. 7. С. 300. На съезде была отклонена предложенная Бундом формулировка (§ 2 устава Бунда), которая звучала следующим образом: «Бунд есть социал-демократическая, не ограниченная в своей деятельности какими-либо районными рамками, организация еврейского пролетариата и входит в партию в качестве его единственного представителя». Там же, с. 501.

¹⁷ Всеобщий еврейский рабочий союз в Литве, Польше и России. Bund Archives, New York. На венгерском языке: Zsidok Oroszorszagban 1900-1929. Magyar Ruszisztikai Intezet, MTA Judaisztikai Kutatocsoport. Budapest, 1995. P. 65-67.

¹⁸ Положение Бунда в партии //Ленин В. И. ПСС. Т. 8. М., 1972, с. 65-76. (Впервые статья была опубликована в «Искре» от 22 октября 1903 г.)

¹⁹ Там же. С. 72-75.

²⁰ Nedava J. Trotsky and the Jews. P. 194, 272.

 

6.4.2. 1905 год

В работах Ленина, написанных во время революции 1905 г., разрастающийся антисемитизм и погромы были показаны как ряд событий, как организуемый сверху процесс, уяснению которого способствовало придание огласке происков тайной полиции в дни революции. Оказалось, что царское правительство и царские официальные органы пытались замаскировать свое участие в погромах с целью представить их естественным взрывом народного гнева, направленного против «еврейских бунтовщиков», «еврейских революционеров». Ленин считал погром одной из составных частей, органическим атрибутом «техники» управления контрреволюцией. В статье, написанной буквально на другой день после начала революции, в феврале 1905 г., он поставил «разжигание национальной вражды» и организацию черных сотен в связь с ослаблением полицейской власти. «Ослабели пружины полицейских механизмов, - писал он, - недостаточны одни только военные силы. Надо разжигать национальную расовую вражду, надо организовывать “черные сотни” из наименее развитых слоев городской (а затем, разумеется, и сельской) мелкой буржуазии, надо пытаться сплотить на защиту трона все реакционные элементы в самом населении, надо превращать борьбу полиции с кружками в борьбу одной части народа против другой части народа. Именно так поступает теперь правительство, натравливая татар на армян в Баку, пытаясь вызвать новые еврейские погромы, организуя черные сотни против земцев, студентов и крамольных гимназистов. ... Мы знаем, что на разжигании расовой вражды правительство уже не выедет теперь, когда рабочие стали организовывать вооруженный отпор погромщикам...»¹.

Ленин писал не только о «разжигании расовой вражды», но и о ее сознательно спланированной форме, конечной целью которой было развязывание гражданской войны, то есть подавление революции. В свою очередь, Ленин считал, что именно гражданская война предотвратит победу контрреволюции. В его представлении гражданская война (собственно говоря, он писал тогда о превентивной гражданской войне!) должна была привести к власти, находившейся в руках кучки привилегированных тунеядцев, многомиллионные массы угнетенных, положив конец всякому, в том числе и национальному и расовому угнетению. Ленин удивительно рано почувствовал значение «еврейского вопроса» в борьбе между революцией и контрреволюцией. В предисловии к «Извещению о III съезде РСДРП», изданному на еврейском языке, Ленин по-прежнему считал сплочение еврейских и нееврейских рабочих важнейшей предпосылкой революционного сопротивления царизму².

В соответствии с этой точкой зрения Ленин буквально с ликованием встречал любую информацию о совместных выступлениях еврейских и русских рабочих против погромов. Для Ленина имели важность все случаи, когда рабочие сами выступали против погромщиков, поскольку в боевых отрядах черносотенцев³ было много рабочих, которые, как правило, не относились к организованному пролетариату крупной промышленности, а были составной частью организованного базиса контрреволюции. В августе 1905 г. Ленин писал из Швейцарии о соглашении большевиков с Бундом и меньшевиками в борьбе против погромов: «...На время горячих событий ... произошло соглашение у большевиков и с меньшевиками и с Бундом. “Общие сборы денег на вооружение, общий план действий и т.д.”»⁴. Правда, Ленин чрезмерно отождествлял черносотенцев, самодержавие и правительство и не показывал внутриправительственные силы, отвергавшие погромы, что вытекало из практических устремлений, приоритетов революционного политика. В то же время не только Ленин, но и остальные российские марксисты хорошо знали, что во многих местах, в том числе и в центре России, между черными сотнями и «отсталыми», привязанными к земле и своим деревням, неграмотными слоями пролетариата возникла органичная связь, что учитывалось принадлежащими к социал-демократии рабочими при разработке различных форм революционной борьбы⁵. В одной из статей, написанной 20 сентября 1905 г., Ленин обратил внимание на то, что самодержавие превратило еврейство в «самую революционную среду» в зоне оседлости, именно евреи «поставляли главные кадры революционеров»⁶. Важность этого ленинского утверждения признается по прошествии 100 лет и современными историками. Отмеченная им тенденция выявилась уже в годы, предшествовавшие революции 1905 г., и подтверждается данными, согласно которым в 1901-1903 гг. среди лиц, арестованных за политические преступления, евреи составляли около 29,1% (2269 человек), а в 1905 г. евреи составляли 34% всех политических арестантов⁷.

Ленин одним из первых понял, что угнетенные массы евреев, именно в силу своих культурных и социальных способностей, становятся опорой революции. Он был первым, кто обратил внимание на то, что в рамках контрреволюции лозунг «бей жидов», то есть антисемитизм и погромы, смыкаются с враждебностью к социал-демократии, к левым силам. «Еврейство, - писал он, - несло семя социализма в более отсталую русскую рабочую массу. Этого было достаточно, чтобы слово “еврей” стало символом революции в глазах правительства. ... За кишиневскими погромами шли десятки других еврейских погромов; борьба против революции перекинулась внутрь России»⁸.

В конце ноября Ленин вернулся в Россию и смог вблизи наблюдать за тем, как после подавления московского вооруженного восстания (в декабре 1905 г.) контрреволюция во всей России, в Белостоке, Луганске, Вологде и т.д., еще охотнее разыгрывала карту антисемитизма и погромов. Картина, вырисовывающаяся в работах Ленина, однозначна: погромы - организованное явление, которое стимулируется сверху, погромщики действуют под влиянием подстрекательств и подкупа. При оценке белостокского погрома Ленин опирался на телеграмму выборщика белостокских граждан: «Начался еврейский погром, подготовленный заранее. ... Погром усердно агитировался уже две недели; по улицам, в особенности по вечерам, раздавались прокламации, призывающие к избиению не только евреев, но и интеллигенции; полиция смотрела на это сквозь пальцы»⁹. Комментируя давно знакомую картину, Ленин отметил, что «в правительственных типографиях печатаются воззвания об избиении евреев», «полиция бездействует в начале погрома». Более того: «Войска молча смотрят на подвиги черной сотни. А потом, - потом та же полиция продолжает комедию суда и следствия над погромщиками. ... Подлое подстрекательство, подкуп и спаивание подонков нашей проклятой капиталистической “цивилизации”, зверское избиение вооруженными безоружных...»¹⁰. Подавление революции привело к дальнейшему укоренению антисемитизма во все более широких слоях общества, особенно в черте оседлости и на соседних с ней территориях.

 

Примечания:

¹ Ленин В. И. Предисловие к брошюре «Докладная записка директора Департамента полиции Лопухина» // Ленин В. И. ПСС. Т. 9. С. 333.

² Ленин В. И. К еврейским рабочим // Ленин В. И. ПСС. Т. 10. С. 266-269.

³ Bebesi Gy. A feketeszazak. Az orosz szelsojobb kialakulasa es tortenete a szazadelon. Magyar Ruszisztikai Int6zet. Budapest, 1999.

⁴ Ленин В. И. Черные сотни и организация восстания // Ленин В. И. ПСС. Т. 11. С. 189— 193. («Пролетарий». 29 августа 1905 г.)

⁵ Омельянчук И. В. Социальный состав черносотенных партий в начале XX века // Отечественная история, 2004, № 2. С. 87-89.

⁶ Ленин Н. О еврейском вопросе в России. С. 44.

⁷ Будницкий О. В. Российские евреи между красными и белыми. С. 53.

⁸ Ленин Н. О еврейском вопросе в России. С. 44-45. (Этой статьи Ленина по неизвестным причинам нет в полном собрании его сочинений, в 11 том которого она должна была быть включена.)

⁹ Ленин В. И. Реакция начинает вооруженную борьбу // Ленин В. И. ПСС. Т. 13. С. 199.

¹⁰ Там же.

 

6.4.3. Сепаратизм или ассимиляция?

В период от поражения революции до начала Первой мировой войны, взгляды Ленина по еврейскому вопросу практически не изменились. Идеологически и теоретически он всегда решал данную проблему под знаком тезиса о «демократической и добровольной ассимиляции», хотя его ответы всегда вырастали из таких вопросов, которые скорее указывали на невозможность ассимиляции. «Средневековая» Россия и «сепаратистский» Бунд, которые, собственно говоря, предполагали существование друг друга, не поддавались рациональным и революционным аргументам Ленина, что в его понимании говорило не против, а как раз за революцию. Хорошо зная экономическую и социальную историю современной ему России, он понимал и то, что социальный фон деятельности Бунда образовывали «объективно» изолированные еврейские рабочие с их мелкопроизводственными корнями и своеобразной психологией¹.

Известно, что национальный сепаратизм был в определенном смысле «слабым местом» всего восточноевропейского рабочего движения. С одной стороны, противостоявшие монархиям национально-освободительные движения находились еще под контролем старой интеллигенции, духовенства, дворянства или складывающейся буржуазии - в зависимости от того, о какой восточноевропейской стране идет речь. С другой стороны, было непросто согласовать устремления этих движений с социально-политическими целями рабочего движения, так как они сильно отличались по своему руководству, идеологии и социальной базе, вследствие чего конкуренция между ними обычно была сильнее солидарности².

В этом смысле российская социал-демократия никогда не отодвигала на задний план организационные и политические цели рабочего движения, причем наиболее последовательным в этом плане был, по всей вероятности, именно Ленин. Однако он скоро понял особую политическую роль национализма и поэтому, как уже было показано в одной из предыдущих глав, придерживался идеи политического сплочения угнетенного населения, крайне неоднородного по своему этническому составу³. В 1913 г. внимание Ленина сосредоточилось на различиях в подходе к еврейскому вопросу в России и Западной Европе. В этой связи он подчеркивал деструктивное влияние системы образования, разграниченной по религиозно-национальному признаку. «Крайнее проявление современного национализма, - писал Ленин, - это - проект национализации еврейской школы. ... В чем же состоит эта национализация? В том, что евреев хотят выделить в особые еврейские учебные заведения (средние). Во все же остальные учебные заведения, и частные, и правительственные, двери для евреев хотят закрыть совершенно. В довершение этого “гениального” плана предполагается ограничить число учащихся в еврейских гимназиях знаменитой “процентной нормой”! Во всех европейских странах подобные меры и законы против евреев существовали только в мрачную эпоху средних веков, инквизиции, сожжения еретиков и прочих прелестей. В Европе евреи давно получили полное равноправие и все больше сливаются с тем народом, среди которого они живут. ... Интересы рабочего класса - как и вообще интересы политической свободы - требуют, наоборот, самого полного равноправия всех без исключения национальностей данного государства и устранения всяческих перегородок между нациями. ... Пример передовых стран всего мира - хотя бы Швейцарии в Западной Европе или Финляндии в Восточной Европе - показывает нам, что только последовательно-демократические общегосударственные учреждения обеспечивают наиболее мирное и человеческое (а не зверское) сожительство разных национальностей без искусственного и вредного разделения школьного дела по национальностям»⁴.

В этой связи примером для Ленина была Западная Европа, во всяком случае некоторые западные страны, так как в политической жизни России все еще применялись «средневековые» приемы: «На востоке Европы есть страна, где до сих пор возможны дела вроде дела Бейлиса, где евреи осуждены гг. Пуришкевичами на положение хуже негров. В этой стране возник недавно в министерстве проект национализации еврейской школы. К счастью, эта реакционная утопия едва ли осуществится.... В Австрии культурно-национальная автономия осталась в значительной степени литературной выдумкой, которую не взяли всерьез сами австрийские с.-д. Зато в России ее приняли в программу все буржуазные партии еврейства и несколько мещанских, оппортунистических элементов разных наций...»⁵. За делом Бейлиса стояла вся «черносотенная культура», фанатичным сторонником черносотенцев был и сам царь, как показывают его дневниковые записи. Царь считал «Протоколы сионских мудрецов» блестящей книгой, пока Столыпин не сообщил ему, что речь идет об обыкновенной подделке. Между прочим, и сам министр внутренних дел Макаров во время процесса Бейлиса поддерживал черносотенную партию «Союз российского народа»⁶.

Как мы видели в одной из предыдущих глав, Ленин проанализировал и явление углубления «этнического сепаратизма» в России и за ее пределами в результате военных конфликтов. Позиция Ленина по вопросу национального сепаратизма основывалась на сделанном из анализа капиталистических отношений выводе о том, что международный капитал, всегда достигающий экономических соглашений, в то же время на рынке рабочей силы и в повседневной жизни противопоставляет друг другу представителей труда, рабочих, по национально-этническому признаку. «Остается, - писал Ленин в “Критических заметках”, - та всемирно-историческая тенденция капитализма к ломке национальных перегородок, к стиранию национальных различий, к ассимилированию наций, которая с каждым десятилетием проявляется все могущественнее, которая составляет один из величайших двигателей, превращающих капитализм в социализм»⁷.

В соответствии с этим Ленин горячо нападал на скрывавшиеся за лозунгом «национальной культуры» романтические, устремленные в прошлое взгляды, проявившиеся в стремлении к еврейскому сепаратизму и разрушавшие революционный потенциал, заложенный в еврействе благодаря его социальному положению и культуре: «Но есть другие элементы в еврейской культуре и во всей истории еврейства. Из 10,5 миллионов евреев на всем свете немного более половины живет в Галиции и России, отсталых, полудиких странах, держащих евреев насилием в положении касты. Другая половина живет в цивилизованном мире, и там нет кастовой обособленности евреев. ... Кто прямо или косвенно ставит лозунг еврейской “национальной культуры”, тот (каковы бы ни были его благие намерения) - враг пролетариата, сторонник старого и кастового в еврействе, пособник раввинов и буржуа. Наоборот, те евреи-марксисты, которые сливаются в интернациональные марксистские организации с русскими, литовскими, украинскими и пр. рабочими, внося свою лепту (и по-русски и по-еврейски) в создание интернациональной культуры рабочего движения, те евреи - вопреки сепаратизму Бунда - продолжают лучшие традиции еврейства, борясь против лозунга “национальной культуры”»⁸.

Когда Ленин в своем знаменитом докладе о революции 1905 г., сделанном 9 (22) января в цюрихском Народном доме на собрании швейцарской рабочей молодежи, говорил о России рубежа столетий, ему самому, видимо, бросилась в глаза именно неизменность позиции самодержавия по еврейскому вопросу, ухудшение положения дел в стране. В то же время он обрисовал видившееся ему будущее, когда антисемитская, погромная политика царизма бросит значительные массы еврейства в объятия революционных левых сил: «...Ненависть царизма направилась в особенности против евреев. С одной стороны, евреи доставляли особенно высокий процент (по сравнению с общей численностью еврейского населения) вождей революционного движения. И теперь евреи имеют, кстати сказать, ту заслугу, что они дают относительно высокий процент представителей интернационалистического течения по сравнению с другими народами. ... С другой стороны, царизм умел отлично использовать гнуснейшие предрассудки самых невежественных слоев населения против евреев. Так возникли погромы, в большинстве случаев поддержанные полицией, если не руководимые ею непосредственно, - в 100 городах за это время насчитывается более 4000 убитых, более 10 000 изувеченных, - эти чудовищные избиения мирных евреев, их жен и детей, вызвавшие такое отвращение во всем цивилизованном мире. Я имею в виду, конечно, отвращение действительно демократических элементов цивилизованного мира, а такими являются исключительно социалистические рабочие, пролетарии»⁹.

В 1917 г. слова Ленина стали актуальными, больше того, в результате поворота во всемирной истории, отчасти противоречившего ожиданиям Ленина, вместе с войной, гражданской войной, революцией и контрреволюцией на сцене истории появились ранее неизвестные методы геноцида евреев, который к тому же приобрел невиданную до этого массовость¹⁰.

 

Примечания:

¹ Это важное обстоятельство подчеркивал в 1924 г. и С. Диманштейн, издавший работы Ленина, касающиеся еврейского вопроса: «Недостаточное участие еврейских рабочих в крупном производстве, их близость к мещанской среде в мелком производстве и национальный гнет самодержавия сделали возможным господство Бунда среди еврейских рабочих “черты оседлости”, тем паче, когда наша партия из-за языка (не зная идиша. - Т. К.) не была приспособлена к еврейской работе...» (Ленин Н. О еврейском вопросе в России. С. 13).

² Niederhauser Е. A nemzeti ujjaszuletesi mozgalmak Kelet-Europaban. Akadёmiai Kiado. Budapest, 1977; Palotas E. А Ва1kan-kedres az osztrak-magyar cs az orosz diplomaciaban. Akadёmiai Kiado. Budapest, 1972.

³ В августе 1913 г. в польской деревушке Поронино большевики под руководством Ленина организовали партийную конференцию по национальному вопросу. В принятом постановлении в соответствии с политикой «национально неограниченного классового единства» подчеркивалась «реакционность» разделения школьного образования по национальностям. См.: Az SZKP kongresszusainak, konferenciainak es KB plenumainak hatarozatai. I. tesz. Budapest, 1954. P. 363.

⁴ Ленин В. И. Национализация еврейской школы // Ленин В. И. ПСС. Т. 23. С. 375-376.

⁵ Ленин В. И. Критические заметки по национальному вопросу //Ленин В. И. ПСС. Т. 24. С. 135.

⁶ См. об этом: Лакер У. Черная сотня. «Текст». М., 1994. С. 62—63; Bebesi Gy. A feketeszazak.

⁷ Ленин В. И. ПСС. Т. 24. С. 125.

⁸ Там же. С. 122-123.

⁹ Там же. Т. 30. С. 324.

¹⁰ Причиной самого геноцида как такового в 1915 г. в конечном итоге также стала Первая мировая война. Известен факт, что в обстановке военных поражений турецкие войска и вооруженные банды уничтожили сотни тысяч, а по некоторым данным, полтора миллиона армян.

 

6.4.4. От Мировой до Гражданской

Возглавив революционное правительство, Совет Народных Комиссаров, Ленин буквально с первого дня после Октябрьской революции был вынужден уделить серьезное внимание вопросам, связанным с евреями. Два обстоятельства пролили свет на эту проблему. С одной стороны, Ленин ясно понимал, что сама империалистическая война привела в действие массовый террор против евреев, с другой стороны, сотни тысяч, а по некоторым данным, по крайней мере миллион евреев, выселенных или эвакуированных из-за военных действий или антисемитских предрассудков, были вынуждены работать (если могли устроиться на работу) в заводской промышленности, перемещенной с западных окраин вглубь России. Наряду с этим «из-за войны значительное количество еврейской средней интеллигенции оказалось в русских городах. Они сорвали тот генеральный саботаж, с которым мы встретились сразу после Октябрьской революции и который был нам крайне опасен»¹. В результате такого «распыления» «революционных кадров» не только усилилось преследование евреев и возрос антисемитизм, но и на самом деле продвинулась «подготовка» революционного лагеря.

Историки выяснили, что усиление антисемитизма и развертывание погромных явлений было непосредственным результатом политики военного руководства, придерживавшегося антисемитских убеждений, а также возникновения и событий мировой войны. Верховное командование обвинило в «измене» все еврейское население. Пропаганда превратила евреев в козлов отпущения во всем, что касалось военных поражений и ухудшения условий жизни («предатели, шпионы, виновники повышения цен, спекулянты» и т.д.). Погромы всегда и везде вспыхивали для удовлетворения мстительности и грабительских инстинктов солдат, отступающих частей, казаков. Прошли годы, прежде чем гражданское население, в первую очередь определенные группы крестьянства, присоединились к этой вакханалии антисемитских убийств, которая лишь временно смягчилась в год революций, в 1917 г., чтобы затем с новой силой вспыхнуть в ходе гражданской войны, когда классовые противоречия обострились до крайнего предела².

Ленин и большевики уже с первых дней революции выступали против антисемитских эксцессов, которые, видимо, поначалу неожиданно для них, заразили и их собственный «лагерь». Первые погромы после Октябрьской революции были осуществлены весной 1918 г. в Черниговской губернии формировавшимися, еще не знакомыми с дисциплиной и строгим военным порядком отрядами Красной армии, отступавшими с Украины под натиском германских войск. В г. Мглине командир одного из отрядов красных, крестьянин Зорин, услышав о первых ужасах погрома, застрелил на месте двух погромщиков, однако затем вынужден был спасаться бегством³.

Между тем II Всероссийский съезд Советов, состоявшийся на второй день после Октябрьской революции, с 8 на 9 ноября, в «Постановлении о борьбе с контрреволюцией» предписал местным советам выступать против «“антиеврейских” и каких бы то ни было погромов», тем более что Дума и Временное правительство оказались неспособны применить эффективные меры против этой «болезни»⁴. Однако следует подчеркнуть, что разрушение «привычного» порядка и хаос привели к распространению погромных настроений, которые нельзя было обуздать «обычными мерами»⁵.

28 апреля 1918 г. Московский совет принял особое постановление «Об антисемитской погромной агитации в Москве и Московской области». В нем подчеркивалось, что необходимо обратить особое внимание «на черносотенную антисемитскую агитацию духовенства, являющуюся частью его контрреволюционной деятельности». Строго соблюдая классовую точку зрения, совет считал излишним «создание особой боевой еврейской организации»⁶. Под влиянием событий Ленин в качестве председателя Совнаркома требовал дальнейших и радикальных мер в борьбе против антисемитизма. Благодаря его усилиям Совнарком 27 июля 1918 г. опубликовал свой знаменитый декрет, проект которого первоначально был внесен Свердловым. Ленин не только во многих местах проредактировал текст декрета, но и сделал «более радикальным» выступление советской власти против антисемитизма, предписав всем советам «пресекать в корне антисемитское движение». Документ ставил вне закона всех лиц и организации, ведущие погромную агитацию. Эти замечания Ленин особо написал на документе красными чернилами⁷.

Опубликованный декрет в конце концов получил название «О пресечении в корне антисемитского движения». В нем говорилось о том, что контрреволюционные погромы, как правило, вспыхивают в прифронтовой полосе, таким образом подчеркивался их «военный характер». Подписавшие декрет советские руководители указали на историческую тенденцию, выражавшуюся в своеобразном переплетении антисемитизма и контрреволюции. Антисемитизм был для контрреволюции средством приобретения опоры в массах, что, согласно этому и другим документам, воплощалось в «антисемитской агитации черносотенного духовенства». Значение этого документа состоит в том, что характерный для него подход к вопросу отразился во многих позднейших советских документах и статьях в качестве важнейшего идеологического мотива борьбы против антисемитизма и погромов: «Еврейские буржуа враги нам не как евреи, а как буржуа. Еврейский рабочий нам брат. ... Совет Народных Комиссаров объявляет антисемитское движение и погромы евреев гибелью для дела рабочей и крестьянской революции и призывает трудовой народ Социалистической России всеми средствами бороться с этим злом. Национальная вражда ослабляет наши революционные ряды, разъединяет единый, без различия национальностей, трудовой фронт и на руку лишь нашим врагам»⁸.

Для большевиков тоже стало неожиданностью переходящее в геноцид распространение погромов на Украине и в России с конца 1918 до конца 1920 г. Большинство из сотен погромов были осуществлены Добровольческой армией генерала Деникина и украинскими вооруженными бандами петлюровцев от имени Директории «Украинской народной республики», причем по числу совершенных убийств последние далеко «превзошли» даже деникинцев. Рейды погромщиков привели к зверскому уничтожению многих десятков тысяч, а по некоторым данным, двухсот тысяч человек⁹.

В конце 1919 г. Ленин поставил задачу подготовить особый доклад для ЦК РКП о положении еврейских рабочих и трудящихся и о задачах советской власти в области работы среди евреев. В относящейся к нашей теме части подготовленного документа подчеркивалось, что на Украине «погромная волна вконец испортила отношения между крестьянством и евреями и вообще отравила всю общественную жизнь края ядом антисемитизма»¹⁰. Антисемитизм и погромы были идеологической цементирующей силой белогвардейско-офицерской диктатуры, символизируемой именами Деникина или Колчака, и белогвардейской контрреволюции в целом. Сходным было и положение на петлюровской Украине, где свержение советской власти с польской помощью - после поражения немцев в мировой войне - укрепило силы антисемитизма. Антисемитские топосы, утвердившиеся на первом этапе мировой войны, претерпели значительные политические и идеологические изменения, что побудило большевиков к быстрой реакции. К традиционным определениям «злых евреев» - «христоубийцы», «предатели», «шпионы», «виновники повышения цен», «спекулянты» и т.д. - пропагандистский центр Добровольческой армии (Осваг) и его идеологические «переводчики» добавили фигуру «советского комиссара-коммуниста». В результате этого убийства «алчных евреев», кто бы их ни совершал - казаки или петлюровцы, всегда сопровождались массовыми грабежами, что получало моральное «оправдание» в белогвардейской агитации и пропаганде: «Бей жидов - спасай Россию!» (или Украину) или «Бей жидов - долой коммуну!». На «глубину» «погромного» антисемитизма указывали не только сами погромы, но и то, что значительная часть либеральной интеллигенции, которая ранее группировалась в партии кадетов, скатилась до белогвардейской антисемитской пропаганды, будь то, например, сдержанный «асемитизм» П. Струве или призывавший к погромам антисемитизм бывшего либерала-веховца, священника и религиозного философа С. Булгакова. Взгляды последнего включали в себя фундаментальный предрассудок того времени, по которому русская революция «была напущена на Россию из-за границы евреями», причем этот предрассудок дополнялся традиционным антисемитизмом официальной православной церкви¹¹. В то время как черносотенное движение уже годами раньше прекратило свое существование, его идеология «впиталась» в мышление широких слоев общества, которое в значительной степени само стало «черносотенным».

Из массы документов и исследований однозначно выясняется, что белые, по крайней мере учитывая международную реакцию, старались «скрыть» сам факт погромов, в то время как большевики, как раз наоборот, с самого начала сообщали о погромной агитации и погромах, осуществленных Красной армией, и предали это явление самой широкой гласности¹². Ленин и узкое большевистское руководство имели точные сведения о погромах, знали страшные факты, связанные с антисемитизмом; Диманштейн информировал о происходящем лично Ленина¹³.

Реакция Ленина, Троцкого и других советских руководителей на погромы была решительной, опиравшейся на убеждения и обдуманной, но в то же время и гибкой, приспосабливавшейся к быстро изменявшейся ситуации и нацеленной на поиск оптимальных решений (в этой области также можно было воспользоваться опытом 1905 года). Позиция Ленина и Троцкого в связи с национальным составом Красной армии состояла в том (и, принимая во внимание их взгляды на партию и государство, не могла быть иной), что Красную армию, как и партию, нецелесообразно организовывать на национальной основе, ведь интернационалистская революция не должна отравляться тем самым национализмом, который является идеологией, объединяющей белых. Белые с их антисемитской идеологией и обещанием «единой и неделимой России» казались реставраторами старого царского режима. Деникин и Врангель охотно видели бы на месте большевистского режима своего рода «модернизованную монархию»¹⁴. Ленин, как и все большевики, постоянно подчеркивал, что белые находятся «на содержании» у Запада, опираются на его поддержку, что дискредитировало их «демократическую», «национальную» пропаганду. Ленин же смог оставаться интернационалистом и при этом встать на «оборонческую позицию» в противовес интервенции, на позицию нового, социально обоснованного «государственного патриотизма» и защиты нового отечества, что позволило ему назвать белых представителями «французского, английского и американского капитала»¹⁵.

Следуя политическим и теоретическим соображениям Ленина, большевистские руководители стремились органически ввести вооруженную самооборону евреев в рамки Красной армии. По указу Совнаркома от 17 ноября 1918 г. был закрыт «Союз евреев-воинов», после чего произошло независимое от национальных различий вхождение евреев в Красную армию. Советская власть стесняла деятельность еврейских сепаратистских и национальных (сионистских) организаций явно буржуазного характера. После закрытия упомянутого «Союза» было ликвидировано «Центральное бюро еврейских общин», а его имущество было передано местным советам, тем самым был положен конец существованию параллельного советам властного центра, опиравшегося на национальные «корни». Как подчеркивалось в декрете, принятом в ноябре 1918 г., «Бюро» и еврейские общины «ведут вредную политику, направленную к затемнению классового самосознания еврейских рабочих масс», и, «беря на себя исполнение правительственных функций», осуществляют эту деятельность «в антипролетарском духе», поэтому эти организации решено «закрыть навсегда». Вытеснение еврейских буржуазных и сионистских организаций из политической жизни компенсировалось оказанием социальной помощи массам бедных евреев, условия жизни которых ухудшились отчасти из-за экономической политики военного коммунизма¹⁶. На облегчение жизни евреев был нацелен целый ряд декретов и практических мер и позже, в 1920 г. Руководящую роль в этом играл Наркомнац, его Еврейский комиссариат и Еврейская секция большевистской партии, которую активно организовывало само Политбюро¹⁷.

В то же время власти не препятствовали легальной деятельности сионистских социалистических организаций («Поалей Цион»), больше того, когда весной-летом 1919 г. советская власть оказалась на краю гибели, были приложены усилия для привлечения в Красную армию как можно большего количества евреев с пострадавших от погромов территорий. К весне 1919 г. в ЦК Бунда получили перевес силы, выступавшие за соединение с Коммунистической партией¹⁸. Об этом своем намерении они сообщили телеграммой, направленной в апреле в Москву, и одновременно с этим ЦК Бунда мобилизовал членов своих организаций в возрасте от 18 до 25 лет в ряды Красной армии¹⁹. Подобные акции были особенно необходимы потому, что среди красноармейцев велась сильная антисемитская агитация в духе белогвардейско-черносотенной пропаганды, утверждавшей, что причиной всех бед и трудностей являются «еврейские комиссары».

Когда волна белогвардейских и петлюровских погромов достигла кульминации, изменилась политика как Ленина и большевиков, так и еврейских, главным образом сионистских, рабочих организаций. Это в концентрированной форме продемонстрировал VII съезд советов (декабрь 1919 г.), на котором различные еврейские партии единодушно встали на сторону советской власти, но, в отличие от большевиков еврейской национальности, питали иллюзорные надежды на создание в будущем в Палестине еврейского социалистического государства²⁰. Различные течения «Поалей Цион» (Еврейская социалистическая партия и Еврейская коммунистическая партия) с такой же решимостью выступили на стороне советской власти и Красной армии, но при этом не отказались от перспективы создания социалистического государства в Палестине²¹. В конце 1919 г. в уже цитированном нами обобщающем документе, подготовленном еврейской секцией при ЦК РКП, утверждалось, что вместо прежних надежд и ожидания реставрации капитализма широкие круги еврейской мелкой буржуазии также начали искать способ приспособиться к новым политическим и экономическим условиям. Таким образом, несмотря на ограничение, а потом и упразднение иудаизма и религии вообще, началось приспособление все более широких слоев еврейского населения к новым советским условиям. В 1923 г. 5,2% членов партии составляли евреи²². Этот процесс может быть показан единственной цифрой: в 1920 г. доля смешанных браков между евреями и неевреями составляла примерно 34%, что, пользуясь понятием, часто употреблявшимся Лениным, называли ассимиляцией. В массовых масштабах перед евреями открывались такие жизненные возможности, о которых ранее нельзя было и мечтать.

 

Примечания:

¹ Ленин предполагал, «что будущий исследователь влияния империалистической войны на Октябрьскую революцию не учтет должным образом громадного значения влияния некоторых фактов, как, например, того, что из-за военных действий была эвакуирована фабрично-заводская промышленность Прибалтийского края и других окраин в Центральную Россию, а затем из окраин было эвакуировано в значительном количестве еврейское население, по крайней мере, более активные элементы, вглубь России». См.: Диманштейн С. Введение// Ленин Н. О еврейском вопросе в России. С. 17.

² «Политика преследования евреев явилась не только результатом личного антисемитизма главнокомандующего - великого князя Николая Николаевича и в особенности начальника его штаба генерала Н. Н. Янушкевича. Эта политика предусматривалась военной теорией; сведения о вредных и полезных элементах населения офицеры получали в военных училищах и академиях. ... Евреи очень подходили на роль виновников военных неудач и материальных неурядиц. В то же время они были совершенно беззащитны». См.: Будницкий О. В. Российские евреи между красными и белыми. С. 286-287, 290. Наиболее полный сборник документов о погромах: Книга погромов. Погромы на Украине, в Белоруссии и европейской части России в период Гражданской войны 1918-1922 гг. Сборник документов. РОССПЭН. М., 2007.

³ Будницкий О. В. Российские евреи между красными и белыми. С. 119. В своей прекрасной книге О. В. Будницкий недостаточно подчеркнул тот факт, что у красных антисемитизм и антисемитские и всякие другие погромы всегда считались тяжелейшими преступлениями, в то время как у петлюровцев, казаков и белых они вообще не считались преступлениями, если не считать «протестом» против них бессильные обращения Деникина к своим солдатам.

⁴ Костырченко Г. В. Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм. «Международные отношения». М., 2003. С. 55.

⁵ 21 января 1918 г. Совет Народных Комиссаров создал Еврейский комиссариат, действовавший при Наркомате по делам национальностей, во главе которого стоял И. В. Сталин.

⁶ Подробнее об этом см.: Krausz Т. Bolsevizmus ёв nemzeti kerdes. P. 54-55

⁷ Луначарский А. В. Об антисемитизме. М.; Л., 1929. С. 38; Бонч-Бруевич В. Об антисемитизме // Против антисемитизма. Л., 1930. С. 13.

⁸ Политика советской власти по национальному вопросу за три года 1917-1920. Народный Комиссариат по делам национальностей. Государственное издательство. М., 1920. С. 31. Декрет подписали Ленин, Сталин и Бонч-Бруевич.

⁹ В ходе критического анализа новейших данных О. Будницкий на основании литературы и широкой базы источников приводит следующие цифры: в 1918-1920 гг. на Украине в 1300 населенных пунктах произошло свыше 1500 еврейских погромов. По разным оценкам, были убиты от 50-60 до 200 тыс. евреев. Около 50 тыс. женщин стали вдовами, около 300 тыс. детей остались сиротами. Были совершены много сотен страшнейших убийств и изнасилованы тысячи женщин и девочек. Зверство пыток и убийств превзошло любую человеческую фантазию, только холокост может «соревноваться» с этими ужасами. См. об этом: Багровая книга, 1922. (С предисловием Горького). На венгерском языке: Zsidok Oroszorszagban. См. еще: Милякова Л. Б. Введение // Книга погромов. С. Ill—XXVIII; Павлюченков С. П. Еврейский вопрос в революции, или о причинах поражения большевиков на Украине в 1919 году // Павлюченков С. П. Военный коммунизм: власть и массы. М., 1997. С. 251-263.

¹⁰ Докладная записка Центрального бюро Еврейских коммунистических секций при ЦК РКП и Главного бюро Еврейских коммунистических секций при ЦК КПУ // Ленин Н. О еврейском вопросе в России. С. 85-86.

¹¹ Будницкий О. В. Российские евреи между красными и белыми. С. 69-70, 268-271, 344- 346, 354-361. Окружавшие Деникина кадетские политики и интеллигенты практически без возражений приняли к сведению, что его войска только на Украине совершили более 200 погромов. Либералы все подчиняли достижению военных побед, пожертвовав всей своей буржуазно-демократической программой ради офицерской диктатуры. К этой теме см. еще: Usakov A. A zsidok es az orosz forradalom. Adalekok a kerdes felvet6sehez. In: 1917 es ami utana k6vetkezett. P. 160-168. Иногда А. Ушаков как будто и сам попадает под влияние предрассудков белогвардейской пропаганды, так как не поясняет, что большая доля евреев в различных партиях и среди комиссаров была связана с тем, что по известным причинам среди евреев наблюдалась более высокая доля грамотных, интеллигенции.

¹² Эта точка зрения отразилась в статье будущего комиссара Первой Конной армии Ил. Вардина под названием «Против еврея - за царя», опубликованной в «Правде» 14 мая 1918 г.: «...Борьба с еврейством неразрывно связывается с борьбою против власти Советов, против партии коммунистов. “Бей жидов - спасай Россию, долой коммунистов и комиссаров!” Этот клич неизменно раздается везде, где только поднимается на борьбу темная сила попов, помещиков, кулаков и лавочников». Он же писал в «Правде» от 12 июня, что «“жид” был той костью, которой царь и помещики пытались заткнуть глотку голодным рабочим и крестьянам». Цит. по кн.: Будницкий О. В. Российские евреи между красными и белыми. С. 129.

¹³ Ленин Н. О еврейском вопросе в России. С. 16-17.

¹⁴ Историческую характеристику белых генеральских диктатур и устремлений их вождей см. в кн.: Halasz I. A tabomokok diktaturai - a diktaturak tabomokai. Fehergardista rezsimek az oroszorszagi polgarhaboruban 1917-1920. Magyar Ruszisztikai 1тёгеГ Budapest, 2005. Cm. главным образом: p. 109, 246.

¹⁵ Подробнее см.: Krausz T. Bolsevizmus es nemzeti kerdes. In: Vilagossag. 1980. №11, p. 681-688. Между прочим, появляющееся в исторических работах мнение, что Ленин был «космополитом», не основывается на сколько-нибудь объективном изучении документов.

¹⁶ Об этом подробно пишет Г. В. Костырченко в кн. «Тайная политика Сталина». С. 60-87

¹⁷ Постановление Наркомнаца об оказании помощи Сетмассу (Всероссийский Союз еврейских трудящихся масс). Жизнь национальностей, 1 августа 1920 г. и Политика советской власти. С. 34-35.

¹⁸ Прошли те времена, когда Бунд после Февральской революции, как и раньше, поддерживал политику меньшевистского течения в РСДРП и в соответствии с этим настаивал на сотрудничестве с Временным правительством. Белогвардейская контрреволюция, погромы и преследования евреев поставили Бунд на сторону большевиков.

¹⁹ Ср.: Krausz T. Bolsevizmus ёs nemzeti kerdes. Р. 52-54.

²⁰ Седьмой Всероссийский съезд Советов рабочих, крестьянских и казачьих депутатов. (5-9 декабря 1919 года, в Москве). Стенографический отчет. М., 1920. С. 22-24.

²¹ Там же. С. 24-28.

²² Вeladi L. A bolsevik part kongresszusai a szamok tukreben 1917-1939. In: Vilagt6rt6net, № 3. P. 86-89. В 1918-1923 гг. прибл. 15% делегатов съездов составляли лица еврейской национальности. Однако верно утверждение, что большинство еврейских руководителей уже не знало еврейского языка, и это относится и к Диманштейну, который в начале столетия начал свою карьеру раввином. Об этой тенденции см.: Агурский С. Еврейский рабочий в коммунистическом движении. Минск, 1926.

 

6.4.5. Антисемитизм и политическая тактика

Наиболее «эффективным» и «успешным» приемом белогвардейской пропаганды среди бойцов Красной армии, вероятно, было утверждение, что евреев «слишком много» в невоюющих частях и почти не видно в окопах. Конечно, цель белогвардейской пропаганды состояла в том, чтобы противопоставить красноармейцев «засилию еврейских комиссаров». Евреи изображались исключительно как представители советской власти, чему, вероятно, очень удивлялись миллионы граждан еврейского происхождения. Число евреев в рядах большевиков, в том числе и на высших властных постах, не было столь велико, каким его старалась представить белогвардейская пропаганда¹. Не намного больше соответствовал истине и популярный пропагандистский лозунг «еврейской ЧК»². Ленин знал, что как у белых, так и у красных служило много бойцов и командиров, побывавших в обеих армиях и распространивших в них пропаганду обеих сторон, на что каждая армия реагировала по-своему. Наркомвоенмор Троцкий в особом приказе откликнулся на антисемитскую пропаганду, появившуюся в рядах Красной армии³.

Политическая концепция Ленина не может быть реконструирована без ясного представления о личном отношении Ленина к «еврейскому вопросу».

Политическая и эмоциональная позиция Ленина хорошо отражается в случае с листовкой Максима Горького «О евреях», происшедшем в 1919 г., во время кульминации белогвардейских погромов⁴. По своеобразному рассказу С. Диманштейна, он хотел убедить председателя Совнаркома в том, что Горький перестарался, «перехвалил» еврейский народ, вследствие чего листовка казалась Диманштейну, как говорится сегодня, «контрапродуктивной» и он предложил задержать ее распространение. Ленин считал необыкновенной удачей, что все большая часть еврейской интеллигенции и рабочего класса переходила на сторону советской власти. В своих уже не раз цитированных воспоминаниях 1924 г. Диманштейн писал: «Надо сказать, что в разговорах со мной Ленин неоднократно подчеркивал все значение евреев для революции не только в России, но и в других странах, и насколько важно для революции скорее ликвидировать результаты несправедливости к еврейским трудовым массам из-за грехов капиталистического и религиозного мира»⁵. Быть может, именно поэтому Ленин не согласился с Диманштейном, который считал, что «неимоверный дифирамб» Горького евреям и их роли в революции лишь подольет масла в огонь антисемитизма. И хотя Ленин признал, что преувеличенное выделение этих моментов может принести вред, он в то же время согласился с содержанием листовки Горького и не видел надобности в ее задержании⁶.

Несмотря на «чрезмерную компенсацию», заметную в действиях Диманштейна, позиция Ленина была характерна и для общего подхода Ленина к национальному вопросу, согласно которому коммунисты каждой национальности должны воевать с националистическими и религиозными предрассудками и идеологиями прежде всего в рамках собственной национальности. Однако в данном случае чрезмерное следование этой позиции привело - об этом Диманштейн умолчал - к конфликту между Горьким и руководством «еврейской секции». В упомянутой листовке Горький практически выступил в защиту в основном поддерживавших советскую власть социалистических сионистских партий, которые, в отличие от несоциалистических сионистских партий, еще не преследовались властями. Обвиняя Диманштейна и его единомышленников, Горький писал: «У евреев есть свои партии, враждебные друг другу: евреи-сионисты хотят переселения в Палестину... а другие против этого и враждуют с сионистами, закрывая их школы, синагоги, запрещая обучать детей еврейскому языку»⁷.

Хотя и нет документов, свидетельствующих о том, что Ленин остановил преследование «буржуазного (т.е. религиозного. - Т. К.) сионизма», до 1919 г. его представители не привлекались к суду. В апреле 1920 г. сотрудники ЧК арестовали около 100 участников московской конференции сионистов. Через несколько месяцев арестованные - согласно некоторым источникам, благодаря вмешательству Ленина - были выпущены на свободу, однако 19 активистов движения были без суда, в административном порядке приговорены к 5 годам тюрьмы⁸. Позже Ленин неоднократно встречался с Горьким, просившим о смягчении ограничений, наложенных на еврейскую культуру и политическую деятельность⁹.

Ленин считал настолько важным противодействие антисемитизму и погромам, что в конце марта 1919 г. записал на граммофонную пластинку знаменитую речь «О погромной травле евреев». Однако в этой речи он не подчеркивал т. н. «заслуг» евреев, а попытался дать такую социальную, политическую и классовую характеристику антисемитизма и погромов, которая была бы понятна даже самим простым рабочим. «Когда проклятая царская монархия доживала свое последнее время, она старалась натравить темных рабочих и крестьян на евреев. ... Ненависть измученных нуждой рабочих и крестьян помещики и капиталисты старались направить на евреев. И в других странах приходится видеть нередко, что капиталисты разжигают вражду к евреям, чтобы засорить глаза рабочего, чтобы отвлечь их взоры от настоящего врага трудящихся - от капитала. Вражда к евреям держится прочно только там, где кабала помещиков и капиталистов создала беспросветную темноту рабочих и крестьян»¹⁰.

Конечно, в направленной против антисемитизма агитационной речи невозможно взвешенно осветить проблему, но ленинский метод и без того ясен: вместо национально-этнических и религиозных компонентов в центр внимания поставлены классовые противоречия. Таким образом Ленин указал на то, что он защищает не евреев как таковых, а «массы еврейских трудящихся», являющихся такими же жертвами режима, как русская беднота: «Не евреи враги трудящихся. Враги рабочих - капиталисты всех стран. Среди евреев есть рабочие, труженики, - их большинство. Они наши братья по угнетению капиталом, наши товарищи по борьбе за социализм». В то же время он подчеркивал, что «среди евреев есть кулаки, эксплуататоры, капиталисты, как и среди русских, как и среди всех наций. Капиталисты стараются посеять и разжечь вражду между рабочими разной веры, разной нации, разной расы. ... Богатые евреи, как и богатые русские, как и богачи всех стран, в союзе друг с другом, давят, гнетут, грабят, разъединяют рабочих. ... Позор тем, кто сеет вражду к евреям, кто сеет ненависть к другим нациям»¹¹.

Строгий, иногда несколько упрощенный классовый подход и интернационализм Ленина были оправданы повседневными событиями гражданской войны. Прежде всего это относится к тому, что еврейство было сильно разделено не только в политическом, но и в социально-экономическом отношении. Евреев можно было встретить почти в каждой партии и во многих армиях от отрядов Махно до Добровольческой армии Деникина (пока их не удалили оттуда). Белогвардейцы и петлюровцы с помощью цензуры не допускали в прессу информацию о погромах и в то же время не хвастались и тем, что, хотя в колчаковской Сибири и на деникинском юге России антисемитизм был существенным атрибутом диктатуры, местные группы еврейской буржуазии, прежде всего еврейские общины Уфы и Томска, сотрудничали с Колчаком, и, вероятно, поэтому там не были запрещены буржуазные течения сионистских организаций. Еврейские капиталисты финансировали и первые «авантюры» Добровольческой армии. Представители еврейской крупной буржуазии Ростова спасли стоявшие на грани провала первые эксперименты белого движения и предложили поддержку контрреволюционному выступлению ростовского казачества, которое стало одним из исходных пунктов антисемитских злодеяний¹².

Конечно, антисемитские явления проявились и в Красной армии, так как красноармейцы были выходцами из того же общества, что и белогвардейцы. Литературным «пособием» по этой теме по сей день является непревзойденный шедевр Исаака Бабеля «Конармия». В этом цикле новелл в художественной форме вскрыты эти проблемы и показано, как бойцы Первой Конной армии впутались в антисемитские погромы во время советско-польской войны летом-осенью 1920 г. Политическая и теоретическая позиция Ленина в связи с этими событиями может быть реконструирована достаточно хорошо.

 

Примечания:

¹ См. данные О. В. Будницкого. Касаясь политической репрезентации еврейства, он пишет: «По нашим подсчетам - при всей их условности - в политическую элиту России в 1917 — первой половине 1918 г. входило немногим более трех тысяч человек. К политической элите нами отнесены депутаты Учредительного собрания, члены ВЦИК, участники Демократического совещания, члены Временного Совета Российской Республики (Предпарламента), Центральных комитетов общероссийских партий, т.е. наиболее значительных представительных органов 1917 - первой половины 1918г. Хронологические рамки определяются Февральской революцией, с одной стороны, и установлением однопартийной диктатуры в Советской России в июле 1918 г. - с другой. В политическую элиту входило свыше трехсот евреев, присутствовавших во всем спектре российских политических партий и течений - от крайне левых (анархисты, большевики) до оказавшихся на правом фланге кадетов. Евреи входили в ЦК практически всех значительных политических партий России. Причем в Центральных комитетах левых партий - большевиков и эсеров - евреи составляли, как правило, от четверти до трети их членов». См.: Будницкий О. В. Российские евреи между красными и белыми. С. 77-78. См. еще: Usakov A. A zsidok es az orosz forradalom.

² Хотя евреи были нужны советской власти и в ЧК, ведь всего менее 1% ее работников имели высшее образование, немало из них попали в ЧК «случайно», нередко среди них встречались и преступные элементы. В сентябре 1918 г. & центральном аппарате ВЧК служили 781 сотрудник и служащий. Евреи составляли 3,7% общего числа сотрудников. Более высокой была доля евреев среди руководства ВЧК (8,6%). В конце 1920 года во всех губернских ЧК работали приблизительно 50 тыс. сотрудников. Доля чекистов различных национальностей была следующей: русские - 77,3%, евреи - 9,1%, латыши - 3,5%, украинцы - 3,1%, поляки - 1,7%, немцы - 0,6%, белорусы - 0,5%. Примерно такое же соотношение различных национальностей наблюдалось и в аппарате советов. Ср.: Будницкий О. В. Российские евреи между красными и белыми. С. 137-138.

³ На заседании Политбюро в начале апреля 1919 г. был обсужден доклад наркомвоенмора, в котором говорилось, что большой процент работников прифронтовых ЧК, прифронтовых и тыловых Исполкомов и центральных советских учреждений составляют латыши и евреи, в то время как непосредственно на фронте этот процент невелик, поэтому среди красноармейцев ведется шовинистская агитация, встречающаяся с определенным сочувствием. Исходя из этого, Троцкий считал необходимой перегруппировку партийных сил в интересах более равномерного распределения трудящихся всех национальностей. The Trotsky Papers. Vol. I. Hague-Paris, 1971. P. 730. См. еще письмо Чичерина Ленину (22 октября 1919 г.). См.: Там же. С. 722-724.

⁴ В связи с Диманштейном, Агурским и другими большевистскими руководителями еврейского происхождения необходимо указать на известный факт, что еврейские интернационалисты действительно участвовали в борьбе с религией, православной верой, однако никто в Советской России не боролся решительнее их с «затемнявшими классовое сознание» еврейскими религиозными организациями и против сионизма, доходя при этом до границы фанатизма, а то и переходя ее.

⁵ Ленин Н. О еврейском вопросе в России. С. 16.

⁶ Там же. С. 18.

⁷ Максим Горький. Из литературного наследия: Горький и еврейский вопрос. Сост.: Агурский М., Шкловская М. Иерусалим, 1986. С. 275. Кроме этого отношение Горького и отчасти Ленина к евреям рассматривается в работе: Агурский М. Горький и еврейские писатели // Минувшее. Исторический альманах. Т. 10. М.-Л. (СПб.), 1992. Прежде всего с. 184-192.

⁸ Агурский М. Горький и еврейские писатели. С. 185-187.

⁹ Например, Горький, при поддержке Ленина и вопреки стараниям Евсекции ЦК, добился, чтобы еврейский театр «Хабима» получил государственное признание. Позже Горький «выхлопотал» у Ленина разрешение на отъезд за границу для известного еврейского поэта X. И. Бялика и других, однако отношения Ленина с руководителями Евсекции еще больше испортились. Там же. С. 187, 191.

¹⁰ Ленин В. И. ПСС. Т. 38. С. 242.

¹¹ Там же. С. 242-243.

¹² Ср.: Krausz Т. Bolsevizmus es nemzeti kerdes. P. 54; Будницкий О. В. Российские евреи между красными и белыми. С. 185-186.

 

6.4.6. Первая Конная армия и погромы

Поражение Красной армии под Варшавой в конце лета 1920 г. было последним крупным столкновением в советско-польской войне¹, после которого отдельные обнищавшие, деморализованные красноармейские части «прославились» учиненными ими погромами. То, что погромы перекинулись даже на некоторые дивизии легендарной красной Конармии, ясно показало советскому правительству, что погромный антисемитизм - это тот вирус, распространение которого в данной исторической ситуации даже в собственных рядах нельзя будет остановить с помощью экономических и социальных мер (хотя именно тогда в серьезной форме начались размышления о ликвидации военного коммунизма), так как в данном случае речь шла об особенностях развития целого исторического региона. Антисемитизм «двигал» и солдатами польской армии² (добавим к этому, что он был написан и на знаменах контрреволюции в Венгрии и Румынии). Было ясно, что борьба с антисемитизмом потребует долгого времени.

Целые полки армии, отступавшей из-под Варшавы, были охвачены диким антисемитизмом, жаждой грабежа и смутным бунтом против центральной власти, важнейшими представителями и орудиями которой повсеместно считали евреев под старым лозунгом «Бей жидов - спасай Россию!». Отдельные части отступавшей Конармии Буденного совершили целую серию страшных преступлений, известия о которых очень быстро дошли до Кремля, и в результате вмешательства сверху виновные были осуждены в конце октября в Елизаветграде. Вмешательство советской власти и Коммунистической партии значительно способствовало тому, что красноармейцы совершили лишь небольшую долю погромов во время гражданской войны³.

В свете этого нельзя принять всерьез мнение Р. Пайпса, согласно которому руководитель советского правительства Ленин равнодушно относился к ужасам погромов и его не волновали погромные эксцессы бойцов Первой Конной армии. Пайпс попытался доказать это свое мнение тем, что Ленин написал «в архив» на подготовленной 18 ноября 1920 г. записке Центрального бюро Евсекций о погромах, совершенных бойцами Первой Конной армии в районе Житомира⁴. Историк умолчал лишь о том, что большинство виновных (ок. 400 человек) еще за три недели до этого были казнены или приговорены к принудительным работам. В полную противоположность утверждениям Пайпса, Ленина настолько интересовало дело погромов, учиненных отрядами Первой Кониной армии, что он лично встретился с ее командирами. Начальник Политотдела Конармии И. В. Вардин (Мгеладзе) писал об этой встрече на страницах официальной конармейской газеты «Красный кавалерист», издаваемой Политотделом. Ленина лично информировали о разоблачении и осуждении убийств и грабежей, совершенных 31, 32 и 33 полками 6-й дивизии⁵. Из номера «Красного кавалериста» за 5 октября выясняется, что командующий армией С. М. Буденный лично встретился с Лениным. В номере за 10 октября, то есть более чем за месяц до появления упомянутого выше документа, говорилось об активной борьбе против антисемитских погромов. В статьях «Красного кавалериста» сообщалось о том, что погромы, проходившие под лозунгом «Бей жидов и коммунистов», привлекли внимание высших органов. 2 октября Реввоенсовет Первой Конной армии разоружил 31,32 и 33 полки. Солдаты добровольно выдали всех главных виновников, которые предстали перед судом по обвинению в попытке «свержения рабоче-крестьянской власти» и ослаблении боевой готовности. Главные виновники погромов были расстреляны, а остальные участники были приговорены к принудительным работам сроком от 5 до 20 лет⁶.

В следующих номерах газеты также отводилось много места появлению в армии национальной вражды и юдофобии и «укреплению международной солидарности рабочих». В номере «Красного кавалериста» за 8 ноября 1920 г. Вардин практически дословно воспроизвел ленинские мысли из речи 1919 г.⁷ Мы видели, что Ленин и большевистское руководство воспользовались для борьбы с погромами средствами государственного террора. В качестве примера можно привести не опубликованные до 1990 г. и замалчивавшиеся ленинские документы, датируемые концом осени 1920 г. и связанные с террористической деятельностью белых⁸. История возникновения этих документов связана с тем, что, несмотря на заключенные с Советской Россией договоры, на территории прибалтийских государств беспрепятственно велась вербовка бойцов в вооруженные отряды врангелевцев и Бей-Булак-Балаховича, которые свободно вторгались из прибалтийских государств и Финляндии на советскую территорию, грабили и терроризировали местное население. Наряду с другими дипломатическими протестами, 28 октября за подписью Л. Б. Красина была направлена нота правительству Великобритании, в которой, помимо прочего, говорилось, что советское государство прекратило войну с существующими правительствами Финляндии, Эстонии, Латвии и Литвы, «но состояние войны продолжает существовать... Вооруженные банды, не подчиняющиеся никакому правительству, продолжают вести враждебные действия против граждан обеих Советских республик (РСФСР и Украины). Эти вооруженные силы под командованием Балаховича и Петлюры снабжаются снаряжением и вооружением державами Антанты..., поэтому эти державы являются главным образом ответственными за продолжающие страдания и кровопролития, причиняемые их действиями... Правительства Российской и Украинской республик примут все необходимые меры для освобождения своих стран от этих нарушителей мира и для того, чтобы положить конец их незаконным действиям... Лишь уничтожением, расформированием или сдачей вооруженных сил этих мародеров можно будет восстановить мир»⁹. В ноябре 1920 г. северо-западнее г. Мозыря частями Красной армии банды Балаховича были разбиты, остатки перешли на территорию Польши, где 26 ноября были разоружены в присутствии представителя Советской России.

В первой записке Склянскому Ленин наметил следующие контрмеры: «Недостаточно послать дипломатический протест.... Принять военные меры, то есть постараться наказать Латвию и Эстляндию военным образом, например, “на плечах” Балаховича перейти где-нибудь границу хоть на 1 версту и повесить там 100-1000 их чиновников и богачей». А многократно цитированный отрывок из второй записки Склянскому звучит так: «Под видом “зеленых” (мы потом на них и свалим) пройдем на 10-20 верст и перевешаем кулаков, попов, помещиков. Премия: 100 000 рублей за повешенного»¹⁰.

Этот документ - страшный продукт психоза гражданской войны и террора, и это, конечно, не отменяется и вызвавшей его причиной, хотя в интерпретации Пайпса и похожих на него историков именно замалчивание причин делает непонятными ленинские предложения о применении террористических мер. Эти историки не занимаются рассмотрением того, были ли осуществлены эти меры и насколько серьезно относился Ленин к содержащимся в записках цифрам, ведь в данном случае речь идет несомненно о «мести», о мерах государственного террора, которые не были осуществлены. В связи с этим В. Т. Логинов, опубликовавший ленинские документы, отметил, что, несмотря на заключение мира между Советской Россией и Польшей, Эстонией, Латвией и Литвой, Б. Савинков, эсер-террорист, прошедший извилистый жизненный путь и в итоге примкнувший к белым, помог Балаховичу сформировать из числа белогвардейцев, бежавших в прибалтийские государства, несколько крупных и хорошо вооруженных отрядов. Эти отряды совершали «рейды» на территории Белоруссии и при подходе частей Красной армии снова уходили на земли прибалтийских государств. На основании сообщений зарубежной прессы того времени Логинов описывает зверства отрядов Балаховича, напоминающие погромы деникинцев, унесшие жизни десятков тысяч евреев: «Балахович вступил в Плотницу 2 октября, немедленно собрал всех евреев и потребовал денег. После того как евреи отдали все свои вещи, начались самые дикие убийства и пытки. У Моисея Плотника оторвали нос, а затем повесили его. Путерман, у которого изрубили шашками все семейство, сошел с ума и начал танцевать, а потом был расстрелян. Ефрему Поляку сначала отрубили руку, а потом с него живого содрали кожу. Илья Финкельштейн сожжен живым. Всех женщин и девушек в городе, вплоть до 9-летних детей, изнасиловали. 600 беженцев из Плотницы находятся сейчас в Пинске в невообразимой нужде»¹¹. В октябре-ноябре 1920 г. похожие ужасы наблюдались и во многих других городах, заставив вспомнить кровавые события 1918— 1919 гг. Поистине невообразимые зверства Балаховича и его белогвардейцев, сравнимые только со зверствами нацистов, вызвали в то время отклики практически во всей Европе¹². За укрывание и поддержку этих белогвардейцев, совершавших массовые убийства и грабежи, Ленин грозил жестокими репрессиями, взятием заложников и казнями.

У Ленина и большевиков было довольно смелости для ведения теоретической, политической и военной борьбы с антисемитской политикой и идеологией, затопившими в крови XX век, в свете последовавшего позже холокоста это может считаться важной исторической заслугой. Вероятно, прав один из цитированных нами российских историков, утверждая, что, с одной стороны, эти погромы были предвестниками холокоста, поскольку белогвардейцы и петлюровцы физически уничтожали массы евреев независимо от пола, возраста и социальной принадлежности последних. С другой стороны, повторим, что Ленин, вероятно, был первым, кто осознал значение соединения антисемитизма и антикоммунизма в идеологии и террористической практике белых в период гражданской войны¹³.

 

Примечания:

¹ Об этом см.: Krausz Т. Lenin es a lengyel-szovjet haboru. In: Eletiink Kelet-Europa. Tanulmanyok Niederhauser Emil 80. szuletesnapjara. P. 120-126.

² Множество документов рассказывает об украинских и белорусских погромах польских оккупационных войск. См.: Книга погромов. С. 631-632 и далее. Сообщения об этих зверствах можно найти и на других страницах этой книги.

³ «Книга погромов» и в этом отношении содержит богатый материал. Во «Введении» к ней дается статистика об участниках погромов. См. еще донесения о преступлениях бойцов 6-й кавалерийской дивизии 1-й Конармии (с. 424-428), заявление Ц. Левенберг из местечка Орехова, рассказывающее о погромах и убийствах, совершенных махновцами (с. 530). В Конармии были и «погромные рыцари», сочувствовавшие «батьке Махно» и распространявшие среди бойцов следующие настроения: «идем почистить тыл от жидов», «идем соединиться с батькой Махно», «бей жидов, комиссаров и коммунистов». Там же. С. 425.

⁴ The Unknown Lenin: From the Secret Archive. Ed. R. Pipes. New Haven and London, 1996. P. 117-118. Подробную критику взглядов Пайрса см. в работе: Budnyickij О. Jews, Pogroms and the White Movement: A Historiographical Critique. In: Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. Fall 2001. Vol. 2. No. 4. P. 752-753 и далее.

⁵ Красный кавалерист, 11 октября 1920 г. На венгерском языке см.: Zsidok Oroszorszagban. P. 77.

⁶ Красный кавалерист, 10 октября 1920 г. На венгерском языке см.: Zsidok Oroszorszagban. P. 76-77.

⁷ Там же. Р. 80.

⁸ См. записки Ленина Э. М. Склянскому, написанные в конце октября - ноябре 1920 г. // В. И. Ленин. Неизвестные документы. С. 399-400.

⁹ Там же.

¹⁰ Там же.

¹¹ Там же. С. 586.

¹² Документы о зверствах отрядов Балаховича см. в кн.: Книга погромов. С. 609-611,619, 623, 630-659 и далее.

¹³ Упомянутый автор прав и в том, что позже нацисты самостоятельно пришли к холокосту и не нуждались в «инструкциях» русских крайне правых, как ошибочно отмечается в работах Пайпса и Лакера. Пайпсу, идущему по следам Нольте, «связь с Россией» нужна, чтобы вывести нацизм, больше того, сам холокост из истории русской революции, как будто именно в этом, а не как раз в противоположном и состояло наследие Ленина. См.: Krausz Т. Antiszemitizmus - holokauszt - allamszocializmus. Nemzeti Tankonyvkiado. Budapest, 2004.