О. В. КУУСИНЕН
Ленин жив
Величие Ленина и всемирно-историческое значение его жизни известно теперь каждому. Но молодому и среднему поколению порой трудно представить себе обаятельную личность этого великого государственного деятеля, его исключительно бережное отношение к друзьям и ко всем честным людям.
В беседах с Ильичей буквально каждый чувствовал, как сочеталась в его личности простая человеческая теплота с революционной пылкостью и энтузиазмом. С ним можно было говорить запросто, как с отцом или со все понимающим учителем.
Он слушает внимательно, но его выразительное лицо и, главное, глаза передают быструю смену мыслей и чувств. И когда он краткими, четко сформулированными фразами обстоятельно и глубоко поясняет волнующие тебя вопросы, поражаешься силе его гения.
Все сложное и запутанное оказывается легким и простым. Сразу же понимаешь, куда и с кем надо идти, что предпринять и какова основная линия нашей политики в данной конкретной ситуации. Все становится ясным как день. Возвращаешься после разговора с Лениным счастливым, убежденным в победе и с чувством безграничной преданности к нему, к Ленину.
И если бы кто-нибудь спросил, в чем мы, люди старшего поколения, особенно ясно ощущаем гений Ленина, то можно было бы ответить так: он представлялся нам ясновидцем в самом лучшем понимании этого слова.
По меткому выражению А. М. Горького, Ленин обладал редким умением видеть настоящее с высоты будущего.
В выступлениях Владимира Ильича на собраниях поражали его жизненная мудрость, сила духа и убеждения, всегда захватывавшие слушателей.
Рабочие и крестьяне чувствовали, что Ленин в глубине своего сердца всегда думал об их повседневных нуждах, он посвятил свою жизнь борьбе за их интересы и люто ненавидел всяческое угнетение и эксплуатацию трудящихся.
Народ любил Ленина безгранично, так же как и Ленин любил народ.
Под руководством Ленина социализм впервые перешел из теории в практику. Владимиру Ильичу не пришлось самому быть очевидцем победного шествия социализма в других странах.
Его жизнь оборвалась безвременно, но историческое дело Ленина, его идеи бессмертны.
Ю. Э. СИРОЛА
О чем спрашивал Ленин
Он умел задавать вопросы. Говорят, лет тридцать тому назад1 он готовил прокламацию в связи с забастовкой и беседовал с одним стачечником. В конце разговора тот, вытирая пот со лба, заявил: «Легче работать сверхурочно, чем отвечать на ваши вопросы».
Точно так же обливались потом во время беседы с ним многие интернационалисты, перед которыми он ставил вопросы, требующие прямого ответа, а они не могли его дать. Но большей частью Ленин спрашивал так искусно, в ходе непринужденной беседы, что собеседник даже не замечал этого.
Одна английская дама, миссис Сноуден, заметила, что после взятого у Ленина интервью у нее осталось такое ощущение, что на самом деле не она, а он ее интервьюировал. И добавила, что знаменитая ленинская улыбка отнюдь не всегда (и не ко всем) была любезной.
Но я ведь собирался рассказать о собственных впечатлениях. Первый раз он совершенно выжал меня своими вопросами в 1905 году, в день окончания всеобщей забастовки в Хельсинки. Я был тогда мало знаком с ним и не понимал незаурядности его личности, но мне запомнилось на всю жизнь, что на его вопросы надо было давать только правдивые ответы. К сожалению, мы тогда не очень серьезно отнеслись к оценке, которую он дал нам, когда жил у Аланне и Хаккила: «Они не настоящие социал-демократы». Слово «социал-демократ» в его устах тогда означало то же, что сейчас «коммунист».
Накануне открытия международного конгресса в Копенгагене в 1910 году мы случайно оказались соседями по столу в небольшом открытом ресторанчике на ужине, который датчане устроили в честь приехавших гостей. Когда графин с водкой по кругу дошел до нас, я спросил у Ленина:
— Вы позволите себе перед обедом рюмочку?
— Моя партия не запрещает этого,— был ответ. Мне стало неловко. Оказалось, ему была известна принятая съездом Социал-демократической партии Финляндии в Оулу резолюция, предписывающая партийным работникам быть всегда абсолютно трезвыми. Я часто вспоминаю этот небольшой инцидент. Вначале меня поразило, что он запомнил даже такое маленькое, мимоходом принятое решение. И лишь потом, став коммунистом, я понял главное: он придавал огромное значение партии и принятым ею решениям.
В частных беседах в кулуарах того же конгресса Ленин делал меткие критические замечания по поводу руководства делами конгресса. Например, в предложенной резолюции по вопросу о кооперации он указал на неточное употребление термина «социальное производство». Ему хотелось поговорить со мной о философии — он как раз написал книгу об идеалистических заблуждениях некоторых социалистов2 — но, к сожалению, я не мог поддержать с ним разговор на эту тему. В то же время он устраивал с нами, финнами, некоторые практические транспортные дела. Ведь тогда через Финляндию проходил один из этапов нелегальной революционной почты.
В дни Октябрьской революции 1917 года мне поручили от имени партии передать поздравления товарищу Ленину в Смольный. Поздравлений он не принял. «Ведь Керенский еще не побежден»,— сказал он. Но он охотно обсуждал вопрос об участии финской социал-демократии в общественном перевороте и о наших возможностях помочь революционному Петрограду.
В начале января 1918 года он говорил бургомистру Стокгольма Линдхагену, что руководство финской социал-демократии предало революцию. Мы пытались исправить это положение во время Красной Финляндии, но безуспешно.
Мне посчастливилось встречаться с Лениным в дни Красной Финляндии, а также летом 1918 года. Он с интересом следил за процессом нашего становления как коммунистов и дал нам в то время много хороших советов. Зимой 1919 года мы встретились при основании Коминтерна 3. Я жил тогда в одном из флигелей в Кремле с несколькими представителями других компартии Запада.
Как-то вечером Ленин заглянул к нам. Мы пили чай и беседовали. Он тут же заговорил о самом главном:
— Ну, а как крестьяне?
И тут уж пришлось туго. Он спрашивал, как обстоят дела с земельным вопросом. Много ли сельскохозяйственных рабочих в стране и каково их положение. Как обстоит дело с мелким и средним крестьянством. И он попросил каждого из нас дать ему краткую письменную информацию о том, как ставятся эти вопросы в наших странах.
В апреле 1920 года Ленину исполнилось 50 лет. Как раз перед этим проходила партийная конференция, и было решено после конференции отпраздновать его юбилей.
В конце заключительного заседания слово дали, как мне помнится, Преображенскому. Он изложил дело. Потом начал говорить Каменев. Ленин тут же собрал бумаги и пошел к выходу — кто-то вызвал его в канцелярию. В зале раздались возгласы «Просим!», что означало «Просим остаться!». Но он только махнул бумагами и сказал: «Дела». А когда требовали дела, то никакие другие обстоятельства не могли его удержать. Чествовать Ленина было невозможно.
В самые тяжелые дни революции Ленин вдохновлял людей и укреплял их боевой дух. Однажды я был у него в морозный зимний день. Телефон звонил, как обычно, не переставая (со временем звонок заменили световым сигналом). Кто-то спрашивал, очевидно, насчет дров. Лицо Ленина стало строгим и сосредоточенным. Он диктует в трубку, как будто издает декрет: «Количество должно быть выполнено безусловно! Никакая компенсация не выплачивается, нет возможности!» Этими несколькими словами он опять поддержал силу духа какого-то заколебавшегося комиссара. Он мог требовать от людей сверхчеловеческого напряжения сил. И ими была спасена революция, спасена Россия, был сохранен оплот мировой революции. Неудивительно, что люди преклонялись перед его упорством и непреклонностью.
Я случайно был в кабинете Ленина как раз в тот момент, когда было сломлено наступление Деникина. Разговаривая по телефону, он схватил карту и все отмечал на ней досконально. Затем показал мне, как продвигался фронт.
В тот раз или как-то позже он выяснял у меня, какие за границей появились книги о гражданской войне в Финляндии. Он слышал, что автор одной из них какой-то шведский офицер... Я сказал, что полковник Ялмарссон действительно выпустил книгу, но есть и другие. Он спросил, имеются ли какие-нибудь из этих книг на немецком языке. Я назвал книгу Гольтца. Ему захотелось познакомиться с книгой. Он тщательно изучал все перипетии гражданских войн. Так накапливался его опыт. Непостижимо только, где он брал время на все это.
Летом 1920 года мы с товарищем Гюллингом, только что вернувшимся из Стокгольма, поехали к нему посоветоваться о положении в Карелии. Он подробно расспрашивал, что мы знаем о Карелии и как относится наша партия и мы лично к автономной Карелии, верим ли мы в ее успех. Я признался в своих сомнениях... Мол, мало народу, нет почти промышленного пролетариата, активных сил мало и т. д... Но товарищ Гюллинг верил. И был готов действовать. Он рассчитывал на карельских крестьян. Они, безусловно, вдохновятся, ведь дело это для них свое. Ленин спрашивал и слушал с увлечением. Он видел перед собой человека, который верил и был готов рисковать. Таким надо дать возможность действовать.
В последний раз я видел Ленина осенью 1921 года. Он спрашивал, знаю ли я американских финнов и их покровителей, хлопочущих насчет Кузбасса4. Задав вопрос, Ленин сощурил один глаз, а другим стал буравить меня насквозь. Лучше всего было говорить то, что думаешь. Было такое ощущение, что он все равно выведает все, что его интересует, даже если захочешь что-нибудь скрыть. Он предупредил, что вопрос его очень серьезен. В это вложены средства, и развитие производства в этом районе имеет огромное значение. Нужно было подобрать надежных людей.
Потом мы говорили о высказываниях Маркса и Энгельса относительно диктатуры пролетариата. Среди них были такие, которые он не взял в «Государство»5. Я спросил, как он их понимает. Он сам перечислил целый ряд дополнительных положений, требующих разъяснений. Тут же было затронуто и письмо Энгельса к Бебелю 1880 года. Руководители немецкой социал-демократии скрыли это письмо, хотя в нем наиболее ясно и отчетливо представлены важнейшие проблемы революции.
— Да, совершенно очевидно, что Энгельс прекрасно понимал все трудности революции,— говорил Ленин, и его уставшее лицо принимало глубокое, неизъяснимо серьезное выражение.— Он пережил эти трудности.
— И все-таки,— отвечал я,— Энгельс был готов пойти на них, даже если бы это могло привести к новому 1793 году (год высшего подъема Великой французской революции и затем падения якобинцев).
— Да, 1793-й...— сказал Ленин, и на его лице на миг отразились моменты, когда «1793 год» грозил русской революции. Много раз Ленин на советских и партийных собраниях говорил: «Если не сделаем того-то и того-то, мы не пробьемся». Но вот пробились, направляемые им. И в этой титанической работе сгорали его нервы. Еще и пули контрреволюционной «социалистки» подорвали его здоровье.
1 Воспоминания написаны в 1925 году.— Ред.
2 Имеется в виду книга В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм».— Ред.
3 I конгресс Коминтерна проходил 2—6 марта 1919 года.— Ред.
4 Речь идет о соглашении с группой американских рабочих, прибывших в Россию, о передаче ей на определенных условиях части Кузнецкого каменноугольного бассейна в Сибири для его восстановления и эксплуатации. Так была создана Автономная индустриальная колония — Кузбасс («АИК —Кузбасс»).— Ред.
5 Имеется в виду книга В. И. Ленина «Государство и революция».— Ред.
К. МАННЕР
Несколько личных воспоминаний о товарище Ленине
Я был немного знаком с товарищем Лениным еще до 1912 года. Но поскольку я не владел русским языком, то это знакомство не могло стать более основательным. В то время мне и в голову не могло прийти, что когда-нибудь представится возможность так близко, под личным руководством Ленина учиться практическому применению марксизма, как это произошло потом, после финляндской революции, когда я находился в эмиграции в Советской России.
Еще летом 1912 года в Хельсинки, в редакции газеты Социал-демократической партии Финляндии, я познакомился с опытным большевиком, близким другом Ленина товарищем Шотманом, который в то время был, по-моему, членом Центрального Комитета РСДРП1. Вышло так, что мы с Шотманом и с небольшой группой друзей совершали воскресные прогулки на лоно природы. Во время этих прогулок он то и дело рассказывал о русских большевиках, об их работе и борьбе, и, конечно, о товарище Ленине.
Мы, финны, были обычными «западными» социал-демократами, правда с левым уклоном, сторонниками «решительной классовой борьбы» в духе Каутского. Впоследствии я заметил, что Шотман относился к нам с определенной осторожностью, как к людям, на которых можно надеяться, но за которыми надо еще внимательно следить, чтобы молодые всходы не заглохли.
Я тогда толком не знал, какое положение занимай Ленин в партии русских товарищей. Но из рассказов Шотмана я понял, что Ленин является центральной фигурой в этом движении.
Случилось так, что в те дни произошел провал в русском военном ведомстве в Хельсинки. Ряд русских и финских товарищей оказались в руках русской жандармерии и сотрудничавшей с ней финской полиции. Последовали ссылки в Сибирь. Среди сосланных были, между прочим, финские товарищи Тайми2 и Кокко3. Шотман мгновенно исчез из Хельсинки. Спустя некоторое время он вернулся обратно. Я каким-то образом понял тогда — уж не помню точно, как именно,— что Шотман ездил к Ленину докладывать о событиях в Хельсинки, и особенно по поводу неудач большевиков в военной организации. Я начинал понимать тогда, что Ленин — это центр, ядро, причем не только в области теории, но прежде всего в практической повседневной революционной борьбе.
Первый раз я встретился с Лениным лично тоже в Хельсинки. Это было осенью 1917 года, во время пребывания Ленина в Финляндии. Я был тогда членом исполнительного комитета Социал-демократической партии Финляндии и узнал о приезде Ленина сразу же.
Спустя некоторое время Густав Ровио, у которого Ленин остановился, сообщил мне, что Ленин собирается уезжать из Хельсинки. Ему надо было загримироваться с помощью парикмахера. Для этого нужна была подходящая квартира с телефоном. Г. Ровио сказал, что хотел бы воспользоваться моей квартирой.
Я согласился помочь, гордясь оказанным мне доверием.
В условленное время Ровио прибыл со своим подопечным. Ленин был необычайно оживлен. Но говорил тихо, как будто опасался стен. Настоящего разговора не получилось: я плохо говорил тогда по-немецки, а по-русски едва мог сказать что-нибудь вроде «здравствуйте». Однако с помощью Ровио мы все же немного побеседовали о положении финских рабочих. Ленин проявил большой интерес к тому, что я читаю, он тщательно просмотрел всю мою библиотеку. Библиотека была не ахти какая, как у обыкновенного финского социал-демократа. Но все же там нашлись книги Маркса в таком количестве, что Ленин счел возможным обратиться ко мне с просьбой. Он спросил: «У вас есть «Гражданская война во Франции»? Мне она нужна для работы». К сожалению, у меня ее не было. Мне стало неловко, так как я понимал, что Ленину она была нужна для настоящего дела.
Когда я впоследствии познакомился с его книгой «Государство и революция», многие части которой были написаны в Финляндии в то лето, мне пришло в голову, что книга Маркса нужна была Ленину именно для этой работы. Я все же указал ему точное место в Хельсинки, где он мог ее получить.
Цель визита Ленина ко мне в этот раз не была достигнута. Парикмахер, который должен был изменить неузнаваемо внешность Ленина, сбежал, как заяц, и Ленину пришлось возвращаться ни с чем. Прощаясь, он улыбнулся так мило, по-своему, подмигнул, слегка прищурив левый глаз.
Второй раз я встретил Ленина в Смольном, когда он, уже после победы Октябрьской революции, возглавлял молодое Советское государство. Это было, помнится, в самом конце 1917 года. В начале ноября в Финляндии произошла мощная всеобщая стачка. Рабочий народ поднялся. Обстановка была накалена. Буржуазия поджала хвост. У нее не было оружия. Русские солдаты были на стороне финского пролетариата. Тогда-то было самое время выступить. Пока шла всеобщая забастовка, мы получили из Петрограда от Ленина письмо с товарищеским пожеланием успеха в нашей борьбе. Возможно, это был деликатный намек, чтобы мы, финские товарищи, последовали примеру русских...
Мы, финны, все же не сумели последовать примеру и совету Ленина.
Вторая моя встреча с Лениным была связана преимущественно с провозглашением независимости Финляндии.
Меня вместе с двумя товарищами4 от Социал-демократической партии Финляндии послали делегатами к Ленину советоваться по этому вопросу. Как я уже говорил, мы встретились с ним в Смольном. В просторной пустой комнате на верхнем этаже тускло светила небольшая лампочка. В комнате не было почти никакой мебели. Мы сели за старый обшарпанный стол. Изложили наше дело. Ленин сказал: «Конечно, Финляндия должна стать независимой, мы, большевики, не против этого; как вы уже знаете, мы делаем все, чтобы вам помочь». И большевики доказали это. Потом говорили о нашей всеобщей забастовке. Ленин задавал вопросы, мы отвечали. Мы чувствовали (во всяком случае, я), что совершили ошибку. Но Ленин не упрекал и не ругал нас. Он объяснил, и мне стало ясно, что надо было делать тогда и как надо поступать в дальнейшем. Ленин, по всей вероятности, смотрел на нас теми же глазами, что и Шотман в 1912 году.
Эта встреча с Лениным подействовала, по крайней мере на меня, так, что в нас созрели мужество и решимость пойти на захват власти, что мы и сделали потом, в конце января, правда с большими колебаниями и сомнениями. Эта встреча с Лениным и его отношение к нашим ошибкам запомнились так отчетливо еще и потому, что сразу же после этого мне пришлось встретиться с Троцким. Он также работал в Смольном в маленькой комнатушке, заваленной бумагами.
Когда мы с товарищами предстали перед ним, кратко изложили наше дело и стали обсуждать события великой стачки в Финляндии, он словно ударил нас молотом: «Никогда в жизни вам не простят, что вы не захватили власть в ноябре». Я отнюдь не хочу сказать, что критика Троцкого была незаслуженной. По отношение к нам Ленина имело гораздо более вдохновляющее и воспитывающее действие, чем эти резкие слова Троцкого.
Третий раз я встретился с Лениным в его рабочем кабинете в Кремле в начале мая 1918 года. Три месяца нашего революционного сражения в Финляндии закончились. Мы потерпели поражение. Мы видели и сознавали, что совершили много ошибок. Мы были подавлены и разбиты также морально. Ленин пригласил нас с Куусиненом к себе. Нас мучила совесть, мы шли невесело, и душа болела, как у людей, плохо сделавших свое дело. «Что же он нам скажет теперь? — думал я.— Будут ли его слова еще более суровы, чем слова Троцкого, сказанные несколько месяцев тому назад?» Вошли в кабинет Ленина. К моему изумлению, он обнял нас и сердечно пожал нам руки. Он не упрекал нас и не был резок. Наоборот, успокаивал. Он сказал: «Не надо сдаваться и терять мужество. Надо готовиться лучше действовать в следующий раз». Потом мы долго обсуждали отдельные конкретные эпизоды нашей революции. Получали наставления. Он говорил нам о необходимости изучать азбуку коммунизма.
Надо сказать, что в дальнейшем Ленин следил за молодым коммунистическим движением Финляндии и всячески помогал ему. Но это долгий рассказ. Во время этих же трех встреч, за которыми последовали еще несколько, у меня сложился образ Ленина как революционного политика и вождя и как товарища. Это образ яркий и незабываемый. Он нас воспитывает и учит. Ленин был велик во всем. Хочется сказать — непобедимый.
Ленинград, 8 февраля 1924 г.
1 Здесь автором допущена неточность. А. В. Шотман был введен в состав ЦК и Русского бюро ЦК РСДРП в 1913 году на «Августовском» совещании в Поронино,— Ред.
2 Тайми А. П. (1881—1955)—член РСДРП с 1902 года. В 1907—1908 годах — член Хельсинкского военного комитета РСДРП. Неоднократно арестовывался. В 1915 году сослан в Туруханский край. В 1917 году — делегат Апрельской конференции. В 1912—1935 годах — член ЦК Компартии Финляндии. В 1928 году был приговорен финским судом к 15 годам каторжных работ. Был освобожден в мае 1940 года и переправлен в СССР. В 1940—1944 годах — заместитель председателя Совнаркома Карело-Финской ССР и депутат Верховного Совета СССР.- Ред
3 Кокко А. Г. (род. 1892). В революционное движение вступил в 1908 году. Член Коммунистической партии Финляндии с августа 1920 года. Вел работу по распространению нелегальной литературы. С 1930 года — в СССР.— Ред.
4 Э. Гюллииг и К. Вийк.— Ред.
К. X. ВИЙК
Воспоминания о Ленине
Ленин познакомился с финнами еще в то время, когда первая русская революция была подавлена и он направился через острова Турку в Швецию. Это путешествие, так же как и целый ряд других, было организовано нашим замечательным товарищем из Турку, торговцем лесом Вальтером Боргом (умер в 1918 году).
По всей вероятности, еще с того времени у Ленина сложилось впечатление, что финны — прекрасные конспираторы и сторонники осторожных действий, как он сказал мне однажды.
Я познакомился с Лениным только в 1910 году, когда в Копенгагене проходил конгресс II Интернационала. Русские имели тогда значительное число представителей, среди которых был Ленин.
Он хотел встретиться с финнами. Встретились в небольшом ресторане. Помню, что передо мной на столе был омар. Рядом сидел Ленин, и перед ним почти ничего не было.
Это мое первое наблюдение подтверждалось неоднократно в дальнейшем. Ленин жил очень скромно, и особенно скромен был в еде.
Ленин сразу же начал разговор о деле. Он хотел переправлять большевистскую литературу из-за рубежа через Финляндию в Россию. Но как это сделать? Я вызвался получать пакеты по почте и пересылать их дальше. Но Ленин не одобрил этого: все надо было конспирировать.
То, в чем остро нуждалась Россия, стало для него основным принципом жизни.
РАБОЧИМ НАДО СКАЗАТЬ ПРАВДУ
Вскоре я снова сделал этот же вывод в другом, более важном деле. На конгрессе в Копенгагене встал вопрос, поднятый французскими товарищами, о том, что в ответ на разразившуюся войну рабочие должны объявить всеобщую забастовку. Я спросил в письме мнение Ленина по этому поводу.
Как марксист, он отверг эти захватывающие, но нереальные, далекие от практической жизни идеи. Однако он сделал очень важную оговорку: «Конечно, мы обязаны сказать рабочим, что они не смогут освободиться без революционной борьбы, было бы преступно не говорить об этом трудящимся». Мне показалось тогда, что у Ленина был слишком русский взгляд на это дело. Но в душе каждого руководителя рабочих надо было заронить идею о том, что рабочим необходимо сказать правду, преступление не делать этого по каким-то «тактическим соображениям».
НАЧАЛО МИРОВОЙ ВОЙНЫ
Во время мировой войны вести от Ленина приходили через связных. К нам приехал молодой, умный и очень энергичный рабочий-металлург Александр Шляпников с рекомендацией от Ленина. Он прибыл с целью организовать переброску большевистской литературы из-за рубежа через Финляндию в Россию. Это было тогда очень важно, поскольку граница между Россией и Германией стала фронтом. Шляпников побывал на местах и все организовал, особенно в Торнио. Там был специальный агент (финн), который перевозил большевистскую литературу через границу и пересылал ее мне в Хельсинки. Отсюда мы переправляли ее в Териоки (ныне Зеленогорск, Ленинградской области), хорошенько спрятав под грузом с кусковым сахаром. Большевики Петербурга приезжали за литературой в Териоки и потом распространяли «по всей России», как шутил Шляпников. Ни о каких больших количествах, конечно, не могло быть и речи, но даже то, что удавалось доставить в Россию, вероятно, сыграло свою роль в подготовке революции.
ЛЕНИН ВОЗВРАЩАЕТСЯ ОБРАТНО
Как только началась революция, Ленин вернулся из Швейцарии домой. Я встретил его на Мойке, где помещались большевики. Он сразу же, как обычно, воспользовался случаем выяснить настроения в Финляндии, наше отношение к Временному правительству, перспективы на будущее и т. д. Казалось, он был доволен полученными сведениями, а я, со своей стороны, смог на следующий день, в праздник Первомая, объявить собравшимся в зоологическом саду трудящимся Хельсинки, что Ленин приветствует наши стремления и надежды.
Он уже давно поддерживал нас, так же как и другой большой друг нашей страны, Александра Коллонтай, которая досконально знала нашу жизнь и всегда искренне и сердечно следила за судьбой нашего рабочего движения.
Ленин и его партия были сторонниками самоопределения наций. Они требовали земли для крестьян и мира для России. Партию большевиков поддерживали все, кто хотел того же самого, и поэтому эти три основных вопроса стали тремя могучими орудиями в борьбе против буржуазно-меньшевистского правительства.
Авторитет большевиков продолжал расти. Но им пришлось столкнуться и с большими трудностями. Начались преследования. Ленин вынужден был уйти в подполье, хотя не все товарищи понимали это.
ЛЕНИН В ФИНЛЯНДИИ
В то время укрываться в Финляндии было более безопасно, чем в России. Случилось так, что в один прекрасный летний день мне приказали ехать в Лахти, чтобы сопровождать Ленина в Хельсинки.
Я сделал все, что было приказано, и все обошлось хорошо, тем более что Ленин был отлично загримирован. Он прожил с нами сутки, и, когда он уехал, я сказал матери, что этот господин — самый известный человек из всех, кто приезжал в наш дом. Мать ответила: «Тогда наверняка это был Ленин!»
После этого Ленин жил у начальника полиции Г. Ровио, затем у А. Усениуса, а потом еще у одного финского товарища...
Очень интересно проследить жизнь Ленина в то время. Не было и в помине подавленности, бесплодной мечтательности, что так характерно для жизни эмигранта.
Надо признать, что обстановка тогда не давала к этому повода.
Влияние большевистской партии к концу лета было так велико, что, даже находясь в эмиграции, Ленин оставался вождем, который руководил и отдавал приказы. Ежедневно он посылал письма, в которых советовал, вдохновлял и предостерегал...
Если смотреть в целом, то в 1917 году партия большевиков была единственной целенаправленной и энергичной партией, политической силой в стране. Она не могла не захватить власть.
И когда она захватила власть, она решила вопрос о независимости Финляндии.
Верный своим идеям и своим обещаниям, Ленин признал самостоятельность нашей страны.
ПОСЛЕДНИЙ РАЗГОВОР
Весной 1918 года, в период Красной Финляндии, готовилось государственное соглашение между Финляндией и Советской Россией. В Петрограде, где обсуждался этот вопрос, находилась делегация парламента, но возникли некоторые затруднения. Большевики, рьяные интернационалисты, требовали, чтобы проживающие в Финляндии советские граждане получили муниципальные права, которыми пользовались только граждане страны. Члены делегации не соглашались на это. Переговоры были приостановлены.
Однажды я позвонил в Смольный, чтобы передать нашим представителям несколько инструкций от нашей парламентской делегации. Но поскольку их не оказалось тогда в Смольном и линия была свободна, я подумал, что неплохо бы переговорить с Лениным. Ленин взял трубку и попросил доложить о делах в Финляндии. Я рассказал о заминках в наших переговорах. Ленин, оказывается, ничего не знал об этом и обещал разобраться. Все выяснилось. Большевики отказались от своих требований, и соглашение было достигнуто. Я больше не встречал Ленина, но знаю, что он всегда с интересом следил за судьбой трудящихся Финляндии.
Э. ТОРНИАЙНЕН
На беседе у Ленина
В мае 1917 года, работая корреспондентом «Тюемиес» в Петрограде, я познакомился с великим человеком, которого знал прежде только по имени, хотя он по-своему влиял на мою работу еще в 1905—1908 годах, будучи одним из главных руководителей совсем другой партии. Этот человек, Владимир Ильич Ульянов-Ленин, стал особенно известен весной и летом 1917 года в связи с великой революцией в России.
Валпас, посылая меня корреспондентом «Тюемиес» в Петроград, настаивал, чтобы я брал интервью у всех известных революционеров. Естественно, что прежде всего я пытался найти Ленина. Он лучше всех знал, что же будет дальше.
Прошло два месяца после свержения царского самодержавия. Советы боролись за власть. Жизнь была напряженная и захватывающая. В такой обстановке попасть к вождю революции было нелегко. Но мне сопутствовала удача и вскоре посчастливилось встретиться с Лениным. Он принял меня как представителя «Тюемиес» в редакции «Правды». В то время имя этого великого человека не действовало еще так магически, чтобы заставить дрожать от волнения, когда входишь в его комнату. И все же я чувствовал некоторую робость, задавая вопросы человеку, который уже тогда держал в своих руках судьбу рабочего класса России.
Ленин принял меня очень радушно, но я заметил, что он осторожный политик. Я уже заранее предположил, что Ленин не скажет ничего существенного для опубликования в финской социал-демократической газете, но задавал свои вопросы, так как даже сам факт, что такой известный человек дал интервью, был очень важен для рабочей газеты. Ленин согласился дать интервью только при условии, что сам продиктует весь текст. Он был очень краток. «Большевики борются,— сказал Ленин,— за большинство в Советах рабочих и солдат. Советы смогут удержать власть только в том случае, если их поддержит прочное большинство»1.
Произвело ли это интервью впечатление на читателей «Тюемиес» — не могу сказать. Но для меня эти встреча имела огромное значение: ведь я собственными глазами увидел человека, о котором уже тогда говорил весь мир. Знакомство с Лениным в дальнейшем оказалось для меня очень полезным. И думаю, есть смысл рассказать о встречах и беседах с ним. Их было не так уж много.
После этой первой встречи я долго не видел Ленина. Я слышал, что он скрывался в Финляндии и что Ровио — его старый друг — устроил ему конспиративную квартиру в Хельсинки.
И только в период гражданской войны, когда я вместе с Сирола работал в Петрограде, я вторично встретился с Лениным. Затрудняюсь теперь точно сказать ради каких переговоров мы прибыли в Смольный. Мне запомнилось, что Ленин взял нас с Сирола под руку и повел в другую комнату. Там он и Сирола беседовали, а я при этом присутствовал. Переводчик им был не нужен, поскольку оба говорили по-немецки. Насколько я помню, Ленин быстро ушел из-за каких-то неотложный дел. Он был тогда главой Советской России, но обращался с людьми так же непосредственно и дружелюбно, как и раньше.
После этого я видел Ленина в марте 1918 года на VII съезде РКП (б), где я выступал с приветствием от финнов. Он был тогда очень занят: выступал с речью и готовил проект резолюции. На разговоры и беседы времени у него почти не оставалось.
Затем я встретил Ленина в Московском Кремле весной 1918 года. Я уезжал тогда в Берлин вместе с дипломатической миссией от Советской России. С послом Иоффе, главой нашего представительства, мы перед отъездом поехали в Кремль к Ленину...
В просторной комнате за большим столом сидел коренастый, крепкого сложения, очень скромного вида человек. Он улыбался, и трудно было поверить, что на плечах этого человека лежала ответственность за всю Россию и весь ее народ. Он дружески пожал нам руки. Поинтересовался здоровьем каждого из нас. Держался просто, без какой-либо нарочитой серьезности.
Его рабочая комната говорила о скромности этого великого человека. Мебель в ней была самая обычная; Большой стол, несколько стульев, большой книжный шкаф, полный книг. Говорили, что во второй, смежной комнате была его спальня.
Когда все ушли и я остался с Лениным наедине, он спросил у меня: «Что вы будете делать теперь, когда немцы уже в Бьерке?» В те дни в газетах появились неверные сведения о высадке немцев в районе Койвисто (наша беседа произошла 16 апреля 1918 года).
Я ответил, что ничего не могу сказать по этому поводу, так как совершенно не связан с этими делами, но, по всей вероятности, Отто Куусинен, который должен прибыть, может что-нибудь пояснить...
Больше я ничего не помню о наших разговорах, но сама встреча запомнилась мне навеки.
Прошел целый год, прежде чем я снова увидел его.
Вернувшись из-за границы по настоянию находившегося в России центрального органа финских социал-демократов, я начал переводить на финский язык известную работу Ленина «Государство и революция». Работал я летом 1918 года в деревне Марьино на берегу Невы. К осени перевод был готов, и после того, как Вяйне Иокинен проверил его, он был опубликован.
Перед этим Ленин прислал мне написанное им краткое предисловие к готовящемуся новому русскому изданию книги, с тем чтобы оно появилось и в финском переводе. И я понял, что Ленин был заинтересован в переводе книги на финский язык.
Летом 1919 года я совершил поездку в Киев. К этому времени финская социал-демократическая организация в России превратилась в Коммунистическую партию Финляндии. Центральный Комитет партии руководил делами всех финских эмигрантов. Мои переводы также шли за его счет. Так как я часто болел, то Центральный Комитет направил меня вместе с Ээро Хаапалайненом на Украину, чтобы мы организовали там нечто вроде дома отдыха для наших красных инвалидов в одном из монастырей около Киева. Третьим из нас был Куусинен, которому также необходимо было подкрепить здоровье. Чтобы лучше все организовать, мы решили заехать к Ленину и запастись надежными и действенными рекомендательными письмами.
Мы приехали в Кремль, но случилось так, что Левин не смог принять нас из-за каких-то срочных дел.
Несмотря на это, о нашей просьбе ему было доложено, и он отнесся чрезвычайно благосклонно к цели нашей поездки. Нам вручили очень торжественное, подписанное Лениным рекомендательное письмо в двух экземплярах, которое призывало всех должностных лиц Российской Советской Федеративной Социалистической Республики оказывать нам всяческую помощь и поддержку.
Этот документ открыл перед нами двери всех государственных учреждений и помог нам во время поездки в тогдашних суматошных и неорганизованных дорожных условиях. Больше всего в этом документе значила подпись Ленина. Многие советские служащие рассматривали этот документ с единственной целью увидеть личную подпись Владимира Ильича. Я помню, как один начальник станции, не видевший раньше подписи Ленина, был очень рад, что увидел ее в документе финнов. Жаль только, что письмо в Киеве исчезло: карманники вытащили у меня бумажник с деньгами и всеми документами. Но второй экземпляр его сохранился у Хаапалайнена.
Вернувшись с Украины, я занялся в Москве переводами по заданию Центрального Комитета. Осенью 1919 года ЦК предложил мне перевести для Ленина изданную в Финляндии книгу К. X. Вийка «Уроки жестокого испытания». Кажется, передал мне это Юрье Сирола, заметив, что Ленин хорошо знает Вийка и проявляет большой интерес к его работе.
Я перевел книгу и решил доставить ее Ленину в Кремль. Дело считалось таким важным, что мне выдали пропуск к Ленину. Он принял меня сердечно, в той же комнате, что и раньше, интересовался моими делами, самочувствием и т. д. Удивительно, что у этого дружелюбного человека, на плечах которого лежала огромная ответственность, всегда хватало времени на то чтобы проявить интерес и поговорить о личных делах простого человека.
Ленин был доволен моей работой и считал переведенную мной книгу очень интересной...
Больше я с Лениным не встречался. Раза два после этого я говорил с ним по телефону. Последний наш разговор произошел во время моей болезни. Ленин настаивал на определении меня в стационар. Но я не хотел лежать в больнице и поправился понемногу и так.
Уже в Финляндии я узнал о смерти этого великого человека.
1 Это интервью опубликовано в «Тюемиес» 8 мая 1917 года. Прим. к финскому изданию.
Э. ХААПАЛАЙНЕН
Мои встречи с Лениным 1
В оставленных после себя обширных воспоминаниях Ээро Хаапалайнен очень подробно рассказывает об отношении Социал-демократической партии Финляндии к русским революционерам, в особенности о той помощи, которую оказывали руководство партии и газета «Тюемиес» приезжающим в Финляндию на съезды и уезжающим затем в эмиграцию русским революционерам. Работая в редакции «Тюемиес», Хаапалайнен принимал активное участие в организации проезда в апреле 1906 года из Петербурга в Стокгольм делегатов IV съезда РСДРП. Хаапалайнен участвовал в работе съезда в качестве представителя Социал-демократической партии Финляндии. Из его воспоминаний об этом съезде, а также о более поздних временах взято только то, что касается его встреч с Лениным.
«Аграрный вопрос,— рассказывает Хаапалайнен,— был первым в повестке дня. Докладов было всего пять. Товарищ Ленин был первым докладчиком.
Делегаты съезда с огромным вниманием слушали речь Ленина. Он доказывал, что предложение меньшевиков о передаче земли помещиков земствам, которые затем сдавали бы ее в аренду крестьянам, вовсе не решает аграрного вопроса. Крестьяне не одобрят этого, так как бедняк не сможет выкупить землю и останется вечным должником. Программа меньшевиков о муниципализации земли получила убийственную критику.
Еще до этого в брошюре об отношении рабочей партии к аграрному вопросу2 Ленин четко сформулировал свои взгляды, а также взгляды большевиков на эту проблему.
Теперь же Ленин показал съезду, что единственно правильное, революционное решение аграрной проблемы предполагает передачу всех земель дворян и помещиков государству, а затем крестьянам в безвозмездное пользование, после того как трудящиеся захватят власть в свои руки. Это была программа большевиков о национализации земли.
От имени меньшевиков докладчиком выступил Маслов, их «аграрный теоретик». К его позиции склонялись и другие докладчики. Дебаты продолжались долго. Никакого взаимопонимания нельзя было достигнуть, хотя «колеблющиеся» депутаты пытались найти компромиссные решения. Как председатель съезда, Ленин предложил разъяснить свою позицию по аграрному вопросу Социал-демократической партии Финляндии. Меня не уполномочивали выступать, и я смог высказать только личное мнение.
Я пытался доказать, что, на мой взгляд, предложенная меньшевиками «муниципализация» передает землю в собственность муниципалитета и, так же как и в буржуазном обществе, отнюдь не решает вопроса о земле в пользу трудящихся крестьян. В связи с этим в Финляндии также надо конфисковать и передать государству земли крупных владельцев, чтобы в дальнейшем отдать их крестьянам безвозмездно. Я пытался представить революционное решение аграрного вопроса и поддержать позицию большевиков.
Вопросы о выборах в Государственную думу, о задачах классовой борьбы и оценке революционного движения на современном этапе также заняли много времени.
Меня особенно интересовал первый вопрос, так как между правыми и левыми «сильтасаарельтскими» группировками в партии были большие разногласия по поводу отношения к парламентским выборам в 1906 году.
Правые призывали к участию в выборах, а левые призывали саботировать их, пока выборы в сейм не будут проводиться при всеобщем и равном голосовании. По мнению меньшевиков и их признанного авторитета Плеханова, надо было обязательно участвовать в выборах и в Думе сотрудничать с кадетами. Меньшевики предложили «парламентаризм» как путь борьбы для рабочих. Руководители Шведской социал-демократической партии во главе с Брантингом поддержали позицию меньшевиков. Ленин четко указал, каким образом делегаты рабочих и крестьян должны использовать трибуну Государственной думы для дела революции...
В Стокгольме я встретился с Лениным впервые. Я видел, как искусно он полемизировал. Плеханов, которого мы привыкли считать большим авторитетом, основателем социал-демократической партии и подлинным марксистом, был совершенно побежден в полемике с Лениным. Заслуга Ленина и в том, что колеблющиеся элементы очень часто переходили на сторону большевиков и во многих вопросах большевики, хотя и были в меньшинстве на съездах и конгрессах, оказывались победителями при голосовании. Ленин всегда присутствовал на собраниях. И когда читаешь его письма рабочим из Петербурга о партийных собраниях, видишь, что он знал досконально малейшие детали в обсуждениях».
Следующая встреча Ээро Хаапалайнена с Лениным произошла в Смольном в январе 1918 года, во время гражданской войны в Финляндии, когда Хаапалайнен был главнокомандующим Красной гвардии и уполномоченным по внутренним делам в рабочем правительстве. Он доложил В. И. Ленину о положении дел в Финляндии и сказал о причинах своего визита.
«Красное правительство Финляндии, которое занимало юг страны и имело Красную гвардию, не изменило своего отношения к Советской России. Оно считало, что Финляндия должна оставаться самостоятельной страной. Декабрьские решения о самоопределении Финляндии оставались в силе и при Красном правительстве. Оно приступило к их осуществлению. И 1 марта 1918 года был заключен договор между Россией и Финляндской Социалистической Республикой. Со стороны Красного правительства Финляндии его подписали Э. Гюллинг и О. Токой. По этому договору находящиеся на территории Финляндии крепости должны были оставаться в руках Советской России, так как у Красной Финляндии не было возможности содержать их. Кроме того, полагали, что Финляндия уже никогда не будет воевать с Советской Россией, поэтому лучше всего было передать их на попечение русских. Когда это представительство вернулось в Хельсинки, выяснилось, что Красное правительство Финляндии думало иначе. Что это за самостоятельное государство, если на его территории находятся чужие крепости! Поэтому меня командировали к Ленину, чтобы изменить такое положение. Хотя на всех фронтах шли бои, меня отправили в Петроград как уполномоченного от «комиссии по согласованию».
Приехав в Петроград, я сразу же направился в Смольный и был сразу принят Лениным. Я изложил ему дело. Он выслушал внимательно и начал расспрашивать о причинах, побудивших нас изменить заключенный уже договор. Он, со своей стороны, считал, что теперь не время решать вопрос о крепостях, так как еще шли бои и Красное правительство Финляндии не могло справиться с обеспечением техникой и людьми этих больших сооружений.
Но поскольку я поддерживал позицию своего правительства, Ленин счел необходимым более тщательно разобраться в этом вопросе и поручил Л. Каменеву обсудить со мной, как быть с Выборгской крепостью.
После обстоятельной беседы с Каменевым было решено передать крепость Выборг Финляндии. Мы доложили наше решение Ленину, и он сразу же одобрил его. Не помню точно, было ли это соглашение сразу зафиксировано на бумаге.
Ленин расспрашивал меня и о положении в нашей стране, о том, как шла борьба против белофиннов. Его очень интересовало все, что касалось Финляндии. Во время беседы он не раз говорил, что трудящиеся Петрограда сразу же перейдут к мирному труду, как только наступит окончательный мир. Рабочие-путиловцы посылали ему различные снаряды для пушек, и на подоконниках в комнате Ленина была целая «выставка» этих снарядов. Показывая «выставку», Ленин говорил с улыбкой, что на фронте очень много такого металла, а его надо бы предназначить для других целей. Из этого металла можно было бы изготовить плуги, которые так нужны крестьянам. Но империалисты позаботились о том, чтобы русский пролетариат еще многие годы не мог выплавлять металл для плугов».
Далее Хаапалайнен рассказывает о том, какую большую заботу проявил Ленин об отступающих из Финляндии красногвардейцах и их семьях, а также о его участии в организации снабжения их продовольствием и мест в домах отдыха для инвалидов гражданской войны. По этому поводу Хаапалайнен вместе с двумя другими товарищами3 был послан Коммунистической партией Финляндии в Москву на встречу с Лениным. Хаапалайнен говорит об этом:
«На этот раз мы к Ленину не попали. Хотя с помощью товарища А. Шотмана нам была организована в Кремле встреча с Лениным, который хотел услышать от нас рассказ о положении и настроениях финских эмигрантов. Но когда мы прибыли в Кремль, товарищ Енукидзе4 нам сообщил, что Ленин не может нас принять из-за какого-то очень важного заседания и просит приехать на другой день. Но у нас уже были куплены на следующий день билеты в Киев. Так как мы уже не могли откладывать поездку, то пришлось отказаться от этой встречи. Узнав об этом и пожелав все-таки при всей спешке помочь нам, Ленин написал нам в дорогу рекомендательное письмо5, которое передал через товарища Енукидзе.
Исключительно благодаря этому письму наши дела устроились хорошо. В Наркомате социального обеспечения нам быстро дали сведения, с кем связаться на Украине для организации места отдыха инвалидам и семьям красногвардейцев».
1 Воспоминания опубликованы на финском языке в изложении.— Прим. перев.
2 Имеется в виду брошюра В. И. Ленина «Пересмотр аграрной программы рабочей партии», написанная в марте 1906 года. Брошюра, вышедшая в Петербурге в начале апреля 1906 года, содержит мысли, изложенные Лениным в докладе по аграрному вопросу на IV (объединительном) съезде РСДРП. В сентябре 1906 года царское правительство наложило на брошюру арест В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 12, стр. 239—270).— Ред.
3 О. Вилми и Э. Торниайнен.— Ред.
4 А. С. Енукидзе с октября 1918 года по 1923 год член Президиума и секретарь Президиума ВЦИК.— Ред.
5 См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 50, стр. 309.— Ред.