ГЛАВА III

ВЕРСИЯ КАЛМЫЦКОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ УЛЬЯНОВЫХ

Широко бытует мнение, что на генеалогическом древе В. И. Ленина с отцовской стороны есть калмыцкая ветвь. В этой главе мы попытаемся показать, как возникла версия о калмыцких предках и кто был ее автором, насколько версия документально обоснована, кто и как отстаивает ее сегодня.

Первым исследователем истории семьи отца Ленина, Ильи Николаевича Ульянова, был Петр Иванович Усачев, заведующий Астраханским окружным архивным бюро и уполномоченный по Испарту ОК ВКП(б). С середины 20-х годов он приступил к поискам материалов о жизни Ульяновых в неразобранных тогда еще архивных фондах.

В 1929 году Усачев послал в Институт Ленина рукопись биографического очерка об И.Н.Ульянове, в котором впервые сообщалась профессия деда Ленина — Николая Васильевича Ульянова. Ответа из института Усачев не получил, но рукописью заинтересовалась М.И.Ульянова. Младшая сестра Ленина работала над книгой об отце и попросила астраханского исследователя сообщить, на основании каких данных он написал, что дед был портным¹. Усачев ответил: источником сведений была выявленная им в архиве книга «на записку мастеров» астраханской ремесленной управы за 1834 год. Петру Ивановичу был известен запрет на обнародование подобных материалов без разрешения Института Ленина. «По этим соображениям,— сообщал он,— моя работа пока что носит строго конфиденциальный характер, т.к. может быть, что не все впоследствии, чем я располагаю и буду располагать по моей работе, Институтом Ленина будет опубликовано»².

В следующем письме Усачев прислал Марии Ильиничне сделанные им фотографии семейных склепов Ульяновых и Горшковых (родственников Ульяновых) на астраханском Духосошественском кладбище и дома Ульяновых в Астрахани. Адрес дома был установлен Петром Ивановичем из выявленной им ревизской сказки 1835 года³.

Сведения Усачева о профессии деда и фотографию дома Мария Ильинична использовала в своей книге «Отец Владимира Ильича Ленина — Илья Николаевич Ульянов (1831-1886)». В книге, вышедшей в свет к 100-летию со дня рождения И.Н.Ульянова, сообщалось, что он «...происходил из бедной мещанской семьи, Дед его был крестьянином, а отец жил в городе и служил в каком-то торговом предприятии (по профессии он был портным)»⁴.

В том же году вышла и книга А.И.Ульяновой-Елизаровой «В.И.Ульянов (Н.Ленин). Краткий очерк жизни и деятельности», где, касаясь вопроса о национальных корнях отца, Анна Ильинична высказала мнение, что «по национальности Илья Николаевич был русским, но некоторая примесь монгольской крови несомненно имелась, на что указывали несколько выдающиеся скулы, разрез глаз и черты лица»⁵.

Документальное обоснование этой версии пытался найти в начале 30-х годов П.И.Усачев. В его архиве сохранилась стенографическая запись беседы с Е.И.Лисиной, помнившей брата и сестру И.Н.Ульянова — Василия и Федосью. Отвечая на вопросы исследователя, она так описала внешность Федосьи Ульяновой: «...темная, смуглая, некрасивая, скуластая, нос большой, ноздри большие». По свидетельству Екатерины Ивановны, сходства между братом и сестрой было мало, но «обличье» они имели «если всмотреться, то русское», люди были «русские, богомольные»⁶.

В беседе Усачева особо интересовал вопрос: какого происхождения была жена Николая Васильевича Ульянова — Анна Алексеевна? В ревизской переписи домовладения 1835 года указывалось, что она была дочерью мещанина Алексея Смирнова. Сестра ее, Татьяна Алексеевна, была крестной матерью Василия и Федосьи, до самой смерти жила вместе с ними. В одном из найденных Усачевым документов значилась чиновница Татьяна Алексеевна Смирнова, Лисина же описала родственницу Ульяновых как женщину из простонародья — и по одежде, и по разговору. В 1934 году Петр Иванович познакомил со стенограммой этой беседы М.И.Ульянову⁷. Однако выводов из своих исследований, как и выявленных архивных документов, самому Усачеву опубликовать так и не удалось.

Впервые сведения о семье Ильи Николаевича Ульянова, содержавшиеся в документах астраханского архива, обнародовала М.С.Шагинян в очерке «Предки Ленина», опубликованном в журнале «Новый мир» в 1937 году. Это был первый опыт писательницы изложения материалов по генеалогии Ульяновых, задачей которого, как она писала, было воссоздание истории восхождения в лице отца Ленина рода тружеников из «тьмы к свету» «путем изучения источников и силою творческого воображения»⁸. Здесь впервые появилась версия о калмыцких предках, поэтому остановимся подробнее на содержании очерка.

Важно отметить, что Мариэтта Сергеевна сама не занималась поисками документов по родословию Ульяновых. Отдав дань первооткрывателям-исследователям, автор подробно охарактеризовала состав используемых ею источников, особо подчеркнув, что правильное чтение документов, расшифровка заложенных в них «исторических показаний — это тоже заслуга астраханского архива»⁹.

В очерке приводилась запись из «Переписи домовладения января 29 1835 года», подписанная дедом Ленина. Николай Васильевич Ульянов значился в «Переписи...» 70-летним мещанином, женатым на 45-летней дочери астраханского мещанина Алексея Смирнова Анне. Супруги имели сыновей Василия (13 лет) и Илью (2 лет), дочерей Марью (12 лет) и Федосью (10 лет)¹⁰.

«Присмотревшись» к возрасту Н.В.Ульянова и членов его семьи, Мариэтта Сергеевна отмечала, что женился Николай Васильевич поздно, был старше своей жены на 25 лет, и последнего сына «старик Ульянов, женившись на шестом десятке», прижил уже в таком возрасте, «когда люди большей частью и не помышляют о детях»¹¹. Причину позднего брака Н.В.Ульянова писательница объясняла возможным происхождением его из крепостных крестьян. По ее версии, дед Ленина позволил себе обзавестись семьей, только выкупившись на волю, после долгих лет тяжкого труда оброчного. Прямых свидетельств этому в документах, которые видела Шагинян, не было. В качестве косвенных доказательств она использовала два документа, найденные в астраханском архиве. Первый, приказ N9 698, был указом Астраханской казначейской палаты от 21 апреля 1825 года, определивший: «...отсужденную от рабства, проживающую у Астраханского купца Михайлы Моисеева дворовую девку Александру Ульянову причислить по ее желанию в астраханское мещанство и для щету взнесть в окладную книгу на 1825 год, о чем предписать Астраханскому уездному казначейству и сему Магистрату указами с тем последнему, чтобы взыскал с нее, Ульяновой, за употребленную в Палате по сему делу вместо гербовой простую три листа бумаги деньги три рубли отправки для причисления в доход казны в здешнее уездное казначейство, которое обязано деньги сии до поступления в казну считать по ведомству сего Магистрата в недоимках, приказали: с прописанием оного указа, тебе, старосте Смирнову, дать сей приказ и велеть помянутую девку Ульянову причислить в здешнее мещанство на основании оного указа оной палаты и взыскать с нее за негербовую бумагу 3 листа три рубли, взнесть при сообщении сего Магистрата в здешнее уездное казначейство немедленном времени...»

Приказ № 902 гласил: «Указом Астраханское Губернское Правление от 10-го минувшего марта под № 3891-м о причислении в здешнее мещанство отсужденную от рабства дворовую девку Александру Ульянову приказали означенную девку Ульянову отдать ее тебе, старосте Смирнову, при приказе, которая при сем и посылается, и велеть написать о ней в двойном числе ревизскую сказку, представить в сей Магистрат при рапорте. Майя 14 дня 1825 года...»¹²

Выражение «отсужденная от рабства» писательница произвольно истолковала как «выкупленная из крепостной зависимости» и сделала вывод: «Александра Ульянова, «отсужденная от рабства», была крепостной¹³. Шагинян признавала, что об Александре не было в точности известно, кем она доводилась деду Ленина. Тем не менее совпадение фамилий Александры и Николая Васильевича послужило для нее основанием для предположения об их родстве, В качестве аргумента она привела довод: «В Астрахани коренных русских фамилий было мало. Очень многие произошли в ней от пришельцев, от крещеных калмыков и татар, и от выкупивших себя на волю оброчных крестьян»¹⁴.

Совпадение фамилии тестя Н.В.Ульянова, Алексея Смирнова, с фамилией мещанского старосты, адресата приказов, послужило писательнице поводом для развития версии. Произвольно вычленив из текста приказа № 902 слова «приказали означенную девку Ульянову отдать ее тебе, старосте Смирнову», она домыслила, что Александра была не только приписана к мещанскому сословию, но и «по-видимому, выкуплена на волю мещанским старостой Алексеем Смирновым, тестем Николая Васильевича Ульянова»¹⁵.

Неизвестно почему М.С.Шагинян решила, что тесть Николая Васильевича Ульянова и мещанский староста — одно и то же лицо. В тексте приказов имя старосты не называлось. Зато из метрических записей о крещении Ильи Николаевича и Василия Николаевича, выявленных к середине 30-х годов, следовало, что полное имя их деда со стороны матери было Алексей Лукьянович Смирнов¹⁶. Видимо, тождество этих людей автор документального очерка приняла без доказательств. Комментируя сведения о жене Н.В.Ульянова, почерпнутые из ревизской сказки 1835 года, Шагинян писала: «...Анна Алексеевна, урожденная Смирнова (фамилия, встречающаяся в Астрахани необычайно часто, о чем говорит даже разбираемая нами «сказка», где приложили руку двое Смирновых письмоводитель и казначей; есть документ о том, что отец Анны Алексеевны был крещеный калмык)¹⁷.

Мы специально выделили последнюю фразу этого пассажа, чтобы показать, в каком контексте впервые была высказана версия о калмыцких предках Ленина. Документ, о котором вскользь упоминает Шагинян, не был представлен в очерке. Те же документы, которые писательница подробно комментировала, не содержали и намека на калмыцкое происхождение Алексея Лукьяновича Смирнова. Забегая вперед скажем, что этот таинственный документ так никто до сих пор и не видел, но версия, высказанная мимоходом в 1937 году, получила статус доказанного факта.

Очерк «Предки Ленина» был прелюдией к изданию первой части романа М.С.Шагинян «Билет по истории». Работая над романом, писательница сочла возможным недостаток документальных фактов восполнить силой творческого воображения. «Воображать, вернее довоображать,— утверждала она,— по разрозненным деталям общий рисунок случая, о котором вы хотите рассказать читателю, как о реально бывшем, надо так, чтобы он действительно мог произойти и даже, в данных обстоятельствах, не мог не произойти, и чтоб современники, прочитав о нем, сказали: это в духе характера, в стиле эпохи, это более чем достоверно, это убедительно. Такою творческой фантазией, связующей детали в целое, обладали великие археологи прошлого, разгадывавшие письмена глубокой древности. Такой творческой фантазией должны обладать и художники, берясь за воссоздание прошлого»¹⁸.

Так, во многом благодаря творческому воображению автора, в романе «Билет по истории» появилось воспоминание И.Н.Ульянова: «Отец был стар, из оброчных, и выкупился, кажется, только к шестидесяти годам, тогда же и жену взял... В том, как их семья медленно восходила в его лице из тьмы к свету, была одна отличительная особенность: мать его, Смирнова, вышла из уважаемого в астраханском мещанстве крещеного калмыцкого рода...», ее отцом был «...головастый мещанский староста Смирнов, на которого Илья Николаевич, кстати, больше всех и лицом вышел...»¹⁹

Мы уже писали о том, какой резонанс вызвал выход в 1938 году первой части романа М.С.Шагинян. Читающая публика, уставшая от упрощений социального метода в трактовке истории, восприняла его как откровение. Запрещение книги, как это часто бывает, только подогрело интерес и нейтрализовало критическое восприятие изложенных фактов. Мало кто тогда обратил внимание, что сведения, сообщавшиеся писательницей, основывались в основном на зыбкой почве творческой интуиции. Тем более интересны замечания на рукопись романа Д.И.Ульянова, высказанные по горячим следам. «Может ли форма романа,— спрашивал он,— сколько-нибудь искупить неизбежные при ней фактические неточности и элементы фантазии? Думается, что нет... Например, на стр.46—47 автор очень категоричен в вопросе о происхождении Ильи Николаевича: «Потомок степных калмыков», «древняя азиатская кровь монгола»... Думаю, что так безоговорочно утверждать нельзя; автор берет на себя слишком большую смелость. Конечно, мы живем не в III империи, и расовые вопросы не имеют для нас значения; нам не важно, был ли отец Ильича «чистокровным» калмыком или калмыком такой-то пробы, но справедливость требует сказать, что автор романа, несмотря на свои изыскания в Астрахани, имеет не больше права, чем всякий другой из нас, делать такие категорические выводы»²⁰.

Роман был реабилитирован в 1956 году. А через два года (1958) одновременно вышли в свет новая версия романа под названием «Семья Ульяновых» и новая редакция очерка «Предки Ленина (Наброски к биографии)». Сравнение новых публикаций с текстами 30-х годов показывает, что новых источников о родословной отца Ленина за эти годы не появилось. В 1937 году Мариэтта Сергеевна писала: «Если найдутся документы, подтверждающие родство Александры Ульяновой с дедом Ленина, то очевидно, что и Николай Васильевич происходил из крепостных»²¹. Документы не были найдены. Однако в новой редакции очерка Мариэтта Сергеевна рассказывала, что преподаватель Иркутского педагогического института М.Г.Гудошников обратил ее внимание на существовавшее в России еще в первые десятилетия XIX века «рабство»²².

Изучению истории этого явления была посвящена единственная работа — очерк С.С.Шашкова «Рабство в Сибири»²³. Историк рассматривал «рабство» как следствие колонизации Россией сибирских территорий. «Азиатцы», попадавшие к русским в плен во время вооруженных столкновений, набегов на их селения, подавления бунтов, превращались в живой невольничий товар. Такими же невольниками становились у «азиатцев» русские пленники. Киргиз-кайсаками (казахами) во время набегов на сибирские территории только с 1783-го по 1891 год по линии от прикаспийского Гурьева до Звериноголовска было угнано в плен 506 русских²⁴.

После падения Джунгарии25 во второй половине XVIII века «рабство» процветало в Юго-Западной Сибири, а значительную часть «рабов» составляли калмыки. Самыми деятельными поставщиками «рабов» в Сибирь вплоть до 1828 года были кочевавшие вдоль границ российских владений киргиз-кайсаки. Своих пленников, среди которых, кроме калмыков, было немало башкир, чувашей, они выменивали у россиян на товары и деньги. В голодные годы вместе с пленниками киргиз-кайсаки на меновых дворах российских крепостей продавали и своих детей. До обширных размеров торговля детьми дошла в начале XIX века, особенно с 1811-го по 1814 год, когда кочевники оказались в бедственном положении.

В начале XIX века «рабство», получившее законодательное обоснование, было ограничено²⁶, а в октябре 1825 года издается указ «О времени служения Киргиз-Кайсаков, Калмыков и других Азиатцев, приобретенных меною до 1808 года и после оного и о воспрещении на будущее время приобретать людей сего рода меною и куплею». Этот закон запретил «рабство» в будущем и определил срок освобождения всех «рабов»²⁷.

Теперь М.С.Шагинян стало известно, что «...выраженье «отсужденная от рабства» отнюдь не совпадает с принятыми в официальной терминологии словами «отпущенный на волю»²⁸. Под впечатлением от новых сведений она выстраивает новую версию происхождения деда Ленина — из «бесправных инородцев». Опираясь на работу Шашкова, силою творческого воображения она превращает Александру Ульянову в калмычку, девочкой проданную в рабство²⁹. Не имея, как и прежде, на то никаких документальных оснований, автор продолжает настаивать: «Трудно предположить, что Александра Ульянова и Николай Васильевич Ульянов не только однофамильцы, но и одинаково тесно связанные с семьей старосты Алексея Смирнова, были чужими людьми друг другу». Теперь ей становится ясно, «почему Александра Ульянова в марте, то есть за несколько месяцев до введения в действие закона 1825 года, о котором, разумеется, уже широко было известно, — выразила желание быть приписанной к мещанскому сословию. От купца Моисеева она «поступала», то есть переселялась в дом старосты Алексея Смирнова, тестя Николая Васильевича Ульянова, видимо, хлопотавшего о ее преждевременном освобождении»³⁰.

Следует обратить внимание, что и в 50-х годах Шагинян продолжает произвольно толковать приказы об «отсужденной от рабства» А.Ульяновой, которые, на наш взгляд, не содержали никаких намеков на заинтересованность старосты Смирнова в судьбе «дворовой девки», а были всего лишь указами должностному лицу оформить ее новый социальный статус. Во второй редакции очерка также не появилось и следов документов, подтверждающих калмыцкое происхождение бабки Ленина. Это не смущало Шагинян, для которой, по существу, главным был вывод: «Прошел ли Николай Васильевич крестный путь оброчного, вышел ли он из крепостных, выкупив «вольную», или из бесправных инородцев,— его поздний брак с крещеной калмычкой говорит о долгих и мучительных годах борьбы за свою долю в жизни. Тяжким трудом, из года в год сколачивал он копейку за копейкой, чтобы положить начало самому первому, самому естественному, законному, но и самому трудному для подневольного человека делу — семье»³¹.

С 1937 года М.С.Шагинян не занималась архивными поисками сведений о родословной отца Ленина. Новые документы о предках Ильи Николаевича Ульянова были разысканы в 60-е годы усилиями астраханских и горьковских архивистов. Благодаря им стало известно, что дед Ленина Николай Васильевич происходил из села Андросова Сергачской округи Нижегородской губернии. Документы, найденные в Государственном архиве Горьковской области, позволяли проследить уже три поколения Ульяновых, живших в Андросове. Прапрадед В. И. Ленина — Никита Григорьевич (1711— 1779), прадед — Василий Никитич (1733-1770) и дед — Николай Васильевич Ульянин (1769—1836) были крепостными крестьянами нижегородских помещиков. В 1791 году дед Ленина был отпущен помещиком М.С.Бреховым на оброк. В 1793-м и 1797 годах были изданы правительственные указы, разрешающие, в силу государственных интересов, не возвращать к помещикам с окраинных земель крестьян, засчитывая их владельцам как сданных в рекруты. Так Н.В.Ульянов, отрабатывавший оброк в Астраханском крае, стал государственным крестьянином, в 1808 году был причислен к мещанскому сословию, жил И работал вначале в селении Новопавловском Астраханской губернии, а затем переехал в Астрахань³².

В приказе 1799 года Астраханского земского нижнего суда старосте «общества старозашедших помещичьих крестьян» о причислении в это общество Николая Васильевича содержалось описание его внешности: «Ростом 2-х аршин 5 вершков, волосы на голове, усы и борода светлорусые, глаза карие, лицом бел, чист...»³³ А в списках мужского населения Астрахани для рекрутского набора 1837 года указывалось: «Николай Васильев Ульянин, у него дети Василий 14 лет, Илья — 2 лет. Коренного российского происхождения»³⁴. На основании новых документов исследователями был сделан вывод о русской национальности Н.В.Ульянова.

Комментируя документы, автор статьи в «Журналисте» И.Богданов замечал; «Писалось, будто дед Ильича принадлежал к крещеным калмыкам. Были и другие утверждения. Конечно, за желание видеть в Ильиче, этом великом интернационалисте, черты своей нации трудно кого-либо осудить. Вопрос о национальном происхождении может быть и не столь важный, но историческая чистота фактов — прежде всего»³⁵. Это замечание, правда, анонимное, задевало и М.С.Шагинян, авторитет которой в вопросе родословной Ленина к началу 70-х годов был почти непререкаем. Авторы, писавшие о романе «Семья Ульяновых», особо отмечали, что для его воплощения «нужно было «перещупать» все известные факты, проверить их точность и собрать «по крохам» все, что могло оживить образ прошлого»³⁶. В 1972 году труд Мариэтты Сергеевны был удостоен Ленинской премии. В 1974 году при переиздании очерка о предках Ленина М.С.Шагинян учла новые данные о происхождении Н.В.Ульянова из крепостных крестьян Нижегородской губернии, опустив предположение о его происхождении из «бесправных инородцев». Однако версии о его родстве с «отсужденной от рабства» Александрой и его браке с «крещеной калмычкой» оставила без изменений³⁷.

Попытки критического разбора документальной обоснованности этих версий предпринял А.С.Марков, автор книги «Ульяновы в Астрахани». Книга вышла в трех редакциях в 1969, 1970 и 1983 годах. Как мы увидим, взгляды автора за эти годы претерпели изменения.

В первом издании, следуя за М.С.Шагинян, Марков пишет, что тесть Н.В.Ульянова был мещанским старостой. Он привел новые данные о том, что тот имел большой дом около Казанской церкви, два каменных выхода с ледниками. «По сохранившимся рапортам в Астраханский магистрат, написанным собственноручно Алексеем Смирновым,— сообщал автор,— видно, что он имел завидный опыт составлять деловые письма»³⁸. К сожалению, Марков не указал документы, из которых были почерпнуты сведения.

В издании 1969 года Марков обратил внимание на то, что утверждение Мариэтты Сергеевны, будто Алексей Лукьянович Смирнов родом из крещеных калмыков, документально не доказано. Он допускал, что упомянутый в очерке документ мог оказаться среди утерянных во время Отечественной войны, но все же считал калмыцкое происхождение Смирнова маловероятным. По его мнению, в то время мещанским старостой вряд ли мог быть избран крещеный калмык, «поскольку мещанских старост выбирали из людей хорошо известных в городе, имеющих значительную недвижимую собственность и хорошо знающих грамоту»³⁹. Почему крещеный калмык не мог обладать этими достоинствами, автор не объяснил. Зато подробно остановился на вопросе: была ли Александра Ульянова родственницей деда Ленина?

По его мнению, утверждение писательницы об участии А.Смирнова в судьбе «отсужденной от рабства» девушки было основано на неверном толковании приказа № 902. Документ, считал Марков, свидетельствовал только о том, что Александра Ульянова «поступила» не в дом Алексея Смирнова, а во двор мещанского общества. Там мещанский староста «должен был внести всех бывших в рабстве людей в окладную книгу, взять с них деньги за гербовую бумагу, проверить, записаны ли они в новые ревизские сказки». На основании документов архива Астраханской области Марков утверждал, что «за 1825 год во двор мещанского общества к старосте Смирнову вместе с приказами Астраханского магистрата поступило немало лиц, подобных Александре Ульяновой. В числе их была «отсужденная от рабства девка Анна Родионова, Прасковья Иванова, Марья Григорьева и много других». Такое толкование приказа № 902 послужило основанием для вывода: «Видимо, Александра Ульянова и Николай Ульянов были просто однофамильцами»⁴⁰.

Кем же была Александра Ульянова? Автор предполагал, что купец Моисеев мог купить на рынках Хивы или Бухары попавшую в «жадные лады работорговцев» русскую пленницу или же степнячку-несмышленыша и крестить ее в русскую веру⁴¹.

Дальнейшие поиски в государственном архиве Астраханской области привели Маркова к выводу, что мещанский староста Смирнов и дед Ильи Николаевича Ульянова по материнской линии — разные люди. В издании 1983 года он утверждал: «Женился Ульянов на дочери бедного астраханского мещанина». Этот вывод автор сделал на основании «Сказки о домовом строении» (1805) отца Анны Алексеевны, где было записано: «Прозвание — Смирнов, имя и отчество — Алексей Лукьянович, чин и звание — мещанин астраханский». Из документа следовало, что дом выстроен самим Алексеем Лукьяновичем в 1790 году, был небольшим, в четыре квадратных сажени, и располагался на Луковской улице, где селилась астраханская беднота⁴².

Марков предположил, что Николай Ульянов, возможно, вначале тоже жил на Луковской улице и здесь познакомился с Анной Смирновой. По тем временам Анна Алексеевна считалась засидевшейся в девках. Ей было 23 года, когда она вышла замуж⁴³. Основываясь на ревизских сказках 1811-го и 1816 годов, Марков уточнил, что Мариэтта Сергеевна была не права, когда писала, что Николай Васильевич Ульянов женился на шестом десятке. Из документов следовало, что к моменту свадьбы ему было 42 или 43 года⁴⁴. Супруги прожили вместе почти четверть века, родив пятерых детей. Николай Васильевич умер в 1836 году, Анна Алексеевна — в 1871 году⁴⁵.

В книге «Ульяновы в Астрахани» Марков попытался собрать все, что удалось обнаружить в астраханских архивах вплоть до начала 80-х годов. Однако документов о калмыцких корнях в роду Ленина так и не удалось найти. Это не смутило М.Г.Штейна, который в начале 90-х годов вновь реанимирует версию, утверждая, что «происхождение отца Ленина Ильи Николаевича Ульянова уходит корнями в калмыцкий народ»⁴⁶.

В серии своих публикаций Михаил Гиршевич не приводит ни одного нового документа, касающегося родословия отца Ленина. Методом доказательства нерусского происхождения Ильи Николаевича Ульянова стало не обнаружение новых фактов, а выявление автором слабых мест в аргументации предшествующих исследователей и их критика. Единственным авторитетом для Штейна осталась М.С.Шагинян, чьи художественные произведения он не только возводит в ранг научных трудов, но и считает наиболее достоверными в интерпретации исторических источников.

Ради видимой объективности М.Г.Штейн констатирует: «К сожалению, подробностей о происхождении Анны Алексеевны Смирновой, в замужестве Ульяновой, ни в романе М.С.Шагинян, ни в работах Ж.А.Трофимова, ни, наконец, в книге А.С. Маркова «Ульяновы в Астрахани», где весьма детально описано происхождение ее супруга Николая Васильевича Ульянова... нет»⁴⁷. Как видим, даже немногочисленные сведения о семье Смирновых, почерпнутые Марковым из архивных документов, Штейн не принимает в расчет. Он обращает внимание на противоречивые сведения о тесте Н.В.Ульянова, которого в первом издании Марков представляет состоятельным мещанским старостой, а в последнем бедным астраханским мещанином. Штейн объясняет это конъюнктурной позицией автора. «Как мы знаем,— замечает он,— для В.И. годились только бедные предки»⁴⁸. При этом умалчивает, что Марков изменил свою позицию под влиянием новых данных архивного документа, подписанного собственноручно Алексеем Лукьяновичем Смирновым.

Штейн продолжает настаивать, что бабушка В.И.Ленина с отцовской стороны Анна Алексеевна Смирнова «вышла из уважаемого калмыцкого рода», вопрошая оппонентов: «...где убедительные доказательства того, что АЛ.Смирнов не является крещеным калмыком?»⁴⁹ Таких доказательств, в работах о родословной отца Ленина не нашли и мы. Это заставило нас обратиться к работам исследователей, изучавших быт калмыков в первой половине XIX века. Из работы Ф.А.Бюлера «Кочующие и оседло живущие в Астраханской Губернии инородцы», опубликованной в журнале «Отечественные записки» в 1846 году, мы узнали, что астраханские калмыки в то время кочевали на правом, нагорном берегу Волги, трудно расставались со своими местами и почти не поддавались ассимиляции. Только чрезвычайное обеднение заставляло их покидать степи, наниматься на работу в русских деревнях или городах. «Калмыки,— замечает автор,— обыкновенно знают лишь несколько русских слов... работают артелями на рыбных промыслах» или «бесконечно сменяющимися толпами вместе с другими кочевниками появляются в губернском городе для сбыта скота и покупки русских изделий»⁵⁰.

Первая попытка массового крещения астраханских калмыков была предпринята в 1744 году. При этом 3000 вновь обращенных для приучения к хлебопашеству и укреплению в вере переселили подальше от мест кочевий их соплеменников, в Симбирскую губернию. В 1764 году 200 кибиток крещеных калмыков было отправлено на Терек, в Моздок. Этот опыт оказался плачевным. К началу XIX века моздокские калмыки, например, полностью отпали от христианства, а среди приволжских калмыков случаи обращения в христианство были исключением. Ф.А.Бюлер приводит интересные данные о том, что и в 30-е годы XIX века количество обращенных в христианство калмыков, живущих в Астраханской губернии, было мизерно в сравнении с их общей массой. В 1841 году в астраханской епархии было обращено в христианство лишь 27 инородцев⁵¹. В таком историческом контексте представляется маловероятным, чтобы астраханский мещанин Алексей Лукьянович Смирнов, построивший в 1790 году в губернском городе собственный дом и грамотно заверивший все необходимые документы собственной подписью, происходил из «уважаемого в астраханском мещанстве крещеного калмыцкого рода».

Единственный довод Штейна в пользу калмыцкого происхождения Смирновых — это упоминание Шагинян о якобы виденном ею документе. По его мнению, Мариэтта Сергеевна почему-то не нашла способа включить документ в свою публикацию 1937 года. Он полагает, что писательница ошибалась, считая многие виденные ею документы утерянными во время Отечественной войны⁵². Штейн утверждает, что документ о калмыцком происхождении А.Л.Смирнова был изъят и мог попасть в Центральный партийный архив при ЦК КПСС как имеющий отношение к Владимиру Ильичу53. Мы проверили эту версию. В бывшем Центральном партийном архиве в папке особого хранения содержались документы, изъятые из архивов в 30-е годы, касающиеся исключительно рода Бланков. То же самое можно сказать и об особой папке № 3, хранящейся в Архиве Президента Российской Федерации. Никаких следов документа нет и в архиве Петра Ивановича Усачева, переданном в 1965 году, после его смерти на хранение в архив Астраханского обкома партии.

Не выдерживает критики и тезис Штейна о том, что «Илья Николаевич Ульянов не только со стороны матери — А. А, Смирно вой уходит корнями в калмыцкий народ. Со стороны его отца — Н.В.Ульянова — также могла быть и калмыцкая кровь». Он развивает гипотезу Шагинян о родстве Николая Васильевича с «отсужденной от рабства» якобы калмычкой Александрой Ульяновой. Правда, оговаривается, что эта версия пока документально не подтверждена⁵⁴.

Новым в работе Штейна является рассуждение о том, как толковать содержащееся в архивном документе указание, что дед Ленина был «коренного российского происхождения». С его точки зрения, эти слова означают лишь то, что человек родился в России. «Не важно, кто он по национальности — вепс, удмурт, татарин, черемис, чуваш, мордвин и т.д. Он — россиянин. Слово же «русский» означает конкретную национальность»⁵⁵. По утверждению же исследователя В.М.Кабузана, долгие годы специализирующегося на изучении народонаселения России⁵⁶, в первой половине XIX века этот термин использовался в официальных документах для указания на принадлежность к одному из трех коренных народов Российской империи: русскому, украинскому или белорусскому.

Штейн считает также, что приметы деда Ленина, приводимые в документах, не свидетельствуют о его русской национальности, поскольку достаточно близко совпадают с физическим типом мордвы-эрзя, составлявшей к началу XX века почти половину населения нагорной полосы, к которой относился и Сергачский уезд⁵⁷, откуда пошел род Ульяновых. С этим можно согласиться при одной существенной оговорке. В XVIII веке этнический состав Сергачского уезда не совпадал с этническим составом крепостного крестьянства. В абсолютном большинстве крепостными были русские крестьяне, и лишь незначительная часть — мордва⁵⁸.

Мы остановились так подробно на попытках различных авторов доказать инородческое происхождение рода Ульяновых, чтобы стало очевидно: до сих пор оно документально не подтверждено. Единственным свидетельством того, «что в жилах Владимира Ильича смешалась кровь разных народов, населявших Поволжье»⁵⁹, остаются черты его лица.

В этой связи стоит вспомнить интересное замечание Д.И.Ульянова, высказанное еще в 30-е годы. «Нет надобности,— писал он,— особенно разбираться в семейных летописях, чтобы объяснить раскосые глаза или выдающиеся больше обычного скулы. Если бы характеристика предков касалась существа дела, например, особого склада ума, каких-либо талантов или особых способностей и пристрастий, тогда бы это было важно. Но вопросы о чистокровности и кровности сами по себе не стоят ломаного гроша»⁶⁰.

В советское время ни один из исследователей не решался напрямую выводить черты характера Владимира Ильича или особенности его политического поведения из его родословной. Первооткрывателем здесь в определенном смысле стал писатель В.Солоухин. Опираясь на статью М.Г.Штейна «Род вождя», он своеобразно развивает версию М.С.Шагинян о возможном родстве «отсужденной от рабства» Александры Ульяновой с дедом Ленина по отцовской линии. «Александра Ульянова везде фигурирует без отчества,— подмечает автор. — Возможно, староста Алексей Смирнов, удочерив ее, дал ей свою фамилию, отчество и новое имя, чтобы на ней мог жениться Николай Васильевич»⁶¹. Как видим, богатое воображение писателя выстраивает схему инцеста. Произведя подобную спекуляцию, В.Солоухин продолжает: «Мое перо отказывается сделать последний вывод. Но не этим ли объясняются некоторые характерные признаки вырождения: облысение в 23 года, периодические приступы нервной (мозговой, как окажется впоследствии) болезни, патологическая агрессивность у «гениального» внука»?⁶²

«Перо писателя» оказалось разумнее его самого. Кровосмешения не могло быть, так как Анна Алексеевна Смирнова и Николай Васильевич Ульянов вступили в брак задолго до «отсуждения от рабства» в 1825 году дворовой девки Александры. В ревизской сказке 1816 года среди фамилий мещан на 541-й странице было записано: «Николай Васильевич Ульянин — 47 лет. Его сын Александр — 4 месяцев умре 1812 года. Николая Ульянина жена Анна Алексеевна — 28 лет». Таким образом, уже в 1812 году супруги Ульяновы потеряли своего первенца. Все эти сведения опубликованы А.С.Марковым еще в 1983 году⁶³.

Подводя итоги историографического обзора литературы о родословной В.И.Ленина по отцовской линии, следует отметить работу В.А.Могильникова, появившуюся в начале 90-х годов. Продолжая труд исследователей конца 60-х годов, выявивших три поколения крепостных крестьян рода Ульяниных, живших в селе Андросове, Могильников продолжил роспись еще на два поколения вглубь веков. Поколенную роспись рода исследователь начал с жившего в XVII веке Андрея Ульянина, крепостного крестьянина помещика Панова, и закончил представительницей 10-го поколения — Надеждой Владимировной, правнучкой Дмитрия Ильича Ульянова⁶⁴. Комментируя роспись, составленную Могильниковым, А.Н.Онучин обратил внимание на то, что «...родословная Ульяниных/Ульяновых дает два примера перехода из одного сословия в другое, факт для царской России далеко не обыденный. Из крепостного состояния через личносвободное сословие астраханских мещан к сословию потомственных дворян — такова история рода»⁶⁵.

Примечания:

¹ Марков А.С. Ульяновы в Астрахани. Волгоград:, 1983. С.76—77.

² РЦХИДНИ, Ф.14. Оп.1. Д.186. Л.1—2.

³ Там же. Л.З.

⁴ Ульянова М.И. Отец Владимира Ильича Ленина — Илья Николаевич Ульянов (1831—1886). Соцэкгиз, 193!. С.9.

⁵ Ульянова-Елизарова А.И. В.И.Ульянов (Н. Ленин). Краткий очерк жизни и деятельности. Партийное издательство, 1931. С.5.

⁶ Марков А.С. Указ.соч. С.81.

⁷ Там же. С.87—88, 80.

⁸ Шагинян М. Предки Ленина // Новый мир. 1937. №11. С.271; Она же. Билет по истории // Красная новь. 1938. Кн.1. С.24; Она же. Как я работала над «Семьей Ульяновых» // Шагинян М. Лениниана: Семья Ульяновых. Тетралогия. Очерки и статьи. М., 1977. С.775.

⁹ Шагинян М. Предки Ленина... С.266—267.

¹⁰ Там же. С.267.

¹¹ Там же. С.268-269.

¹² Там же. С.269-270.

¹³ Там же. С.270.

¹⁴ Там же:

¹⁵ Там же.

¹⁶ РЦХИДНИ. Ф.11. Оп.1. Д.3. Л.1; Марков А.С. Указ.соч. С.29, 88.

¹⁷ Шагинян М. Предки Ленина... С.268.

¹⁸ Шагинян М. Как я работала над «Семьей Ульяновых»... С.787.

¹⁹ Шагинян М. Билет по истории. С.24-25.

²⁰ Ульянов Д.И. Очерки разных лет: Воспоминания, переписка, статьи. 2-е изд. М., 1984. С. 144.

²¹ Шагинян М. Предки Ленина... С.270.

²² Шагинян М. Предки Ленина (Наброски к биографии) // Астрахань: Литературно-художественный сборник. Астрахань, 1958. С.95-96.

²³ Шашков С.С. Рабство в Сибири // Шашков С.С. Собр.соч. в 2-х т. СПб., 1898. Т.2. Ст.504-546.

Под именем Сибири в широком смысле этого слова понимаются все азиатские впадения России, за исключением Закавказья, Закаспийской области и Туркестана. Первоначально, когда в 16 и 17 вв. завершилось занятие коренной Сибири и после заключения с Китаем нерчинского и буринского договоров, границы ее составляли к Северу Северный Ледовитый океан, к Востоку Берингово и Охотское море, нынешние области Приморская и Амурская, далее Монголия, к Югу Китайская империя, к Западу р.Иртыш (Иртышская линия) до Омской крепости, затем Ишимская и Горькая линии до Оренбургской губернии, и, наконец, Уральские горы до берегов Северного океана (Энциклопедический словарь. СПб., Издательское дело, Брокгауз-Ефрон, 1900. Т.58. С.748).

²⁴ С расширением владений России в ХVIII-ХIХ вв. были созданы системы оренбургских и сибирских линий, главным образом из крепостей, редутов, маяков и т.п. Укрепленные линии не только охраняли владения, но и служили для зашиты местного населения от разрушительных набегов кочевников. Оренбургская линия проходила от г. Гурьева по р. Яику (Уралу) через г. Оренбург до Верхнеуральска. От крепости Звериноголовской начиналась Сибирская линия (БСЭ. 2-е изд. Т.ЗЗ. С.369—370).

Киргиз-кайсаки — в Российской империи самоназвание киргизов («кыргыз») ошибочно приписывали казахам («Киргиз-кайсаки», «киргиз-казаки», «киргизы»). (БСЭ. 2-е изд. Т.19. С.318).

²⁵ Чжунгария (Джунгария) — под этим именем, перешедшем в науку от китайских географов, разумеется территория, лежащая к северу от Тянь-Шаня и составлявшая некогда Чжунгарское царство... Войны с Китаем привели Чжунгарию к падению. С 1758 г. она окончательно вошла в состав Китайской империи, а с проникновением русских в глубь Средней Азии часть чжунгарских владений постепенно отошла к России, в состав областей Семиреченской и Семипалатинской... Чжунгары — народ монгольского происхождения. (Энциклопедический словарь. СПб., типография Акционерного общества Брокгауз-Ефрон, 1903. Т.76. С.805,808).

²⁶ Закон от 9 января 1757 года разрешал «привозимых киргизами разных наций пленников, всякого звания людям по недостатку в Сибири таких людей, которым по указам крепостных людей иметь велено, покупать и на товары выменивать...» (Полное собрание законов Российской империи. Собр.]-е. СПб., 1830. Т.ХVI. С.587, 329). Начало ограничению «рабства» было положено указами от 23 мая 1808 года «О водворении кочующих по близости Оренбургской линии Киргизцев» и «О распространении правил о водворении Киргизцев, и о покупке Российским поданным Киргизских детей по всей Сибирской линии». Теперь покупать и выменивать детей казахов разрешалось при условии их освобождения подостижению ими двадцатапятилетнего возраста (ПСЗ. Т.ХХХ. С.277). 13 февраля 1819 года срок «рабства» был также ограничен для «вымениваемых у Киргизцев Калмыков и других Азиатцев» (ПСЗ. T.XL. С.521).

²⁷ Шишков С.С. Указ.соч. Ст.543; ПСЗ. T.XL. С.520—525.

2⁸ Шагинян М. Предки Ленина (Наброски к биографии)... С.96.

²⁹ Историю «рабства» писательница в очерке изложила следующим образом: «В Сибири и Астрахани малолетние дети калмыков и киргизов могли быть проданы в рабство родителями или оказаться захваченными в плен в результате набега и потом проданными. Таких покупных «рабов» закон разрешал держать у себя и купцам. Об этом своеобразном рабстве подробно рассказывается у С.Шашкова. В положении от 1808 года это рабство ограничивалось тем, что достигший двадцатипятилетнего возраста «отсуждался от рабства». Законом же 1825 года право продажи в рабство малолетних киргизов и калмыков было окончательно запрещено» {Шагинян М. Предки Ленина (Наброски к биографии)... С.96). В очерке Мариэтта Сергеевна не называла национальность «отсужденной от рабства» Александры Ульяновой, но в новой версии романа появилось воспоминание И. Н. Улья нова «...о проданных в рабство купцам маленьких калмьщких девочках, — проданных от крайней нужды и нищеты их родными отцами и матерями» (Шагинян М. Семья Ульяновых. М., 1958. С.33-34). Сопоставление написанного в очерке и романе дало возможность читателям сделать вывод о калмыцком происхождении Александры Ульяновой,

³⁰ Шагинян М. Предки Ленина (Наброски к биографии)... С.96.

³¹ Там же.

³² Справка о происхождении рода Ульяновых сектора произведений И. Ленина ИМЛ при ЦК КПСС. Хранится в библиотеке Музея В. И. Ленина (филиал Государственного Исторического музея).

³³ Марков А.С. Ульяновы в Астрахани. Волгоград, 1970. С. 10.

³⁴ Шиайдштейн Е. Начало родословной // Волга. 1966. №8. С. 134-135.

³⁵ Богданов И. Нижегородской губернии крестьянин // Журналист. 1969. №6. С. 63.

³⁶ Гольдина Р.С. Ленинская тема в творчестве Мариэтты Шагинян. Ереван, 1969. С.49.

³⁷ Шагинян М. Предки Ленина (Наброски к биографии) // Шагинян М. Собр.соч, в 9 т. М., 1974. Т.б, С.658.

³⁸ Марков АС. Ульяновы в Астрахани // Волга. 1969. №4. С. 108.

³⁹ Там же. С.107—108.

⁴⁰ Там же.

⁴¹ Там же. С. 107.

⁴² Марков А.С. Ульяновы в Астрахани. Волгоград, 1983. С.22.

⁴³ Там же.

⁴⁴ Там же. С.21-22.

⁴⁵ Там же. С.34, 73.

⁴⁶ Штейн М.Г. Генеалогия рода Ульяновых //Литератор (Ленинград). 1990, №38.

⁴⁷ Он же. Род вождя // Слово. 1991. №2. С.78.

⁴⁸ Он же. Ульяновы и Ленины. Тайны родословной и псевдонима. СПб., 1997. С. 154.

⁴⁹ Там же. С.152—153.

⁵⁰ Бюлер Ф.А. Кочующие и оседло живущие в Астраханской Губернии инородцы // Отечественные записки, 1846. М7.С.З-5.

⁵¹ Там же. С.5; Там же. №8. С.64—70.

⁵² В очерке «Как я работала над «Семьей Ульяновых»« (впервые очерк полностью был опубликован в журнале «Вопросы литературы», 1963, №7) Шагинян писала: «Мне пришлось основательно поработать в архивах городов Пензы, Ульяновска, и Астрахани. В последней кое-какие документы Архива Калмыцкой автономной республики открывались работниками прямо при мне. К сожалению, этот архив, видимо, сильно пострадал во время Отечественной войны и после нее, так что многие виденные, переписанные и переснятые мной в тридцатых годах документы и старые фотографии сейчас утеряны. Во всяком случае, новью работники архива запрашивали меня недавно о фотографиях могильного памятника брата Ильи Николаевича, Василия Николаевича, и его отца». Использованная Шагинян в очерке фотография памятника на могиле В.Н.Ульянова была сделана П.И.Усачевым, а все документы — выявлены в архиве Астраханской области, который, в отличие от архива Калмыцкой АССР, действительно пострадал в годы войны (эти сведения приведены в работе В.В.Цаплина «Архивы, война и оккупация», хранящейся в Российском Государственном архиве экономики. Ф.777.. Оп.1. Д.44. Л.227-228, 442).

⁵³ Штейн М.Г. Ульяновы и Ленины... С.152—153.

⁵⁴ Там же. С. 156.

⁵⁵ Там же. С. 147.

Штейн рассуждает подобным образом, будучи уверенным, что указание документа относится только к Н.В.Ульянову и его сыновьям. На самом деле запись «коренного российского происхождения» сделана на листе документа по вертикали и относится ко всем там записанным (фотокопию документа см. в кн.: Говорят документы: о жизни и деятельности Ильи Николаевича Ульянова. В 3-х т. Ульяновск, 1995. Т.1. С.44).

⁵⁶ Доктор исторических наук В.М.Кабузан — автор ряда монографий, в их числе: «Изменения в размещении населения России в XVIII — первой половине XIX в. (По материалам ревизий)» (М.,1971), «Народонаселение России в ХVШ — первой половине XIX в. (По материалам ревизий)» (М., 1963), «Народы России в XVIII в.: Численность и этнический состав» (М., 1990), «Народы России в первой половине XIX в.: Численность и этнический состав» (М., 1992).

⁵⁷ Штейн М.Г. Ульяновы и Ленины... С. 148. .

⁵⁸ По сведениям подготовленной к изданию книги В.М.Кабузана «Крепостное население России в XVIII — середине XIX в.»

⁵⁹ Штейн М.Г. Ульяновы и Ленины... С. 148.

⁶⁰ Ульянов Д.И. В редакцию журнала «Красная новь» (по поводу 1-й части романа М.Шагинян «Билет по истории») // Ульянов Д.И. Очерки разных лет: Воспоминания, переписка, статьи. 2-е изд. М., 1984. С. 144.

⁶¹ Солоухин В. При свете дня. М., 1992. С.28, 31—33.

⁶² Там же. С.33-34.

⁶³ Марков А.С. Ульяновы в Астрахани. Волгоград, 1983. С.21—22.

Фамилия деда Ленина, Николая  Васильевича, писалась как «Ульянин» или «Ульянинов», а с 30-х годов XIX в. — как «Ульянов».

⁶⁴ Могильников В А. Предки В.И.Ульянова-Ленина. Пермь, 1995. С.8—14.

⁶⁵ Там же. С.3.

 

ГЛАВА IV

О НЕМЕЦКИХ И ШВЕДСКИХ ПРЕДКАХ

В этой главе мы рассмотрим те ветви генеалогического древа В.И.Ленина, которые имеют не российское, а западноевропейское происхождение. Прежде всего нас интересует его бабушка по материнской линии, Анна Ивановна Бланк, урожденная Грошопф. Именно от нее Владимир Ильич получил в наследство как немецкую, так и шведскую кровь.

Обращаясь к описанию немецкой ветви предков Ленина, необходимо сделать несколько предварительных замечаний. Главным источником для нас при рассмотрении родословной Владимира Ильича по линии Грошопф служат исследования немецких историков Георга фон Рауха¹ и Адальберта Брауэра², опубликованные в ФРГ. К поиску ленинских корней в Германии этих авторов подвиг роман «Семья Ульяновых», который они высоко оценивают и на который активно ссылаются, справедливо полагая, что М.С.Шагинян в своей книге во многом опирается на документы или устные сообщения родственников Ленина³. Сведения о немецких предках исследователи подкрепляют ссылками на источники в Германии, что особенно ценно для отечественных историков.

Работы вышеуказанных авторов находились в РЦХИДНИ (бывшем Центральном партийном архиве) с 70-х годов, но не публиковались и даже не были полностью переведены на русский язык. Между тем информация, которую они несут, уникальна. Перевод, сделанный автором этой главы, позволяет впервые детально проследить немецкую ветвь родословного древа Владимира Ильича вплоть до начала XVII века.

Немецкие историки изучили большой объем архивных документов как в гражданских, так и в церковных архивах Любека⁴, Ратцебурга, Шверина, Карлова — городов, входивших в герцогство Мекленбург или прилегавших к нему⁵. Именно здесь жили известные нам немецкие предки В. И. Ленина (см. Прилож. № 1).

Основную информацию Раух и Брауэр нашли в записях церковных книг о рождении, крещении и смерти. Ими использовались различные картотеки (например, профессиональные, в том числе «мельничная картотека»), частные архивы и другие источники.

Многие прадеды Владимира Ильича жили в Любеке, имевшем особые законы о гражданстве. Основанием для характеристики того или иного лица стали документы, предоставлявшие своим обладателям такое гражданство. Ведь звание «гражданин Любека» означало не только место проживания — оно свидетельствовало о высоком социальном положении человека⁶.

Среди немецких предков Владимира Ильича часто встречаются «масгера»: «мельничный мастер», «мастер-пивовар». Это были не просто специалисты-ремесленники в той или иной области — они владели значительным имуществом, имели свое дело, работников и относились к зажиточной и уважаемой части любекского общества⁷.

Документально подтвержденные сведения разрушают сложившийся у некоторых отечественных авторов стереотип о происхождении предков В. И. Ленина из «простых ремесленников». Среди них в Германии мы видим в основном людей из бюргерского сословия, причем далеко не бедных: это торговцы, пивовары, целая династия, связанная с мельничным производством, служащие городской и государственной администрации, священнослужителя.

Среди дальних родственников Владимира Ильича немецкие историки отмечают и большое число интеллектуалов того времени: врачей, аптекарей, докторов и магистров. По линии Эдлер-Берендс-Штуте это известные в Германии представители фамилии Курциусов: выдающийся археолог и историк, начавший раскопки древней Олимпии, Эрнст Курциус; профессор классической филологии Георг Курциус; известный романист, профессор Роберт Курциус; сенатор, член бундестага, трехкратный президент Любека Теодор Курциус и другие.

При исследовании западноевропейских корней В. И. Ленина авторы использовали не только германские источники, впервые цитируемые здесь на русском языке, но также и документы, хранящиеся в РЦХИДНИ, недоступные ранее для большинства специалистов. Это воспоминания А.А.Веретенниковой, сестры М-А.Ульяновой, написанные еще в конце прошлого века, а также послужной список И.Ф.Грошопфа, прадеда Владимира Ильича, и, кроме того, формулярный список К.И.Грошопфа, родного брата Анны Ивановны Бланк, бабушки Ленина. Документы не только несут ценную информацию, но и ставят ряд вопросов, ответить на которые еще предстоит. Однако сопоставление данных как из немецких, так и из отечественных архивов позволяет сделать некоторые выводы.

Итак, обратимся к рассмотрению родословного древа бабушки В.И.Ленина, А.И.Бланк, урожденной Грошопф. Будем при этом руководствоваться схемой (см. Прилож. №2), обращая внимание на нумерацию поколений и персональные номера. Проследим сначала ее отцовскую линию (по схеме сверху вниз), останавливаясь по ходу движения на брачных союзах мужчин этого рода.

Прадед Владимира Ильича и отец Анны Ивановны Бланк (III- № 7), Иоганн Готглиб (Готфрид) Грошопф (IV-N°12), как утверждает Брауэр⁸, происходил из старинной семьи владельцев и арендаторов мельниц в районе Ратцебурга (впервые она упоминается в документах 1362 года). Существует несколько вариантов написания фамилии: Грошопф, Гросшопф, Гросшофф, Гроскопп⁹. Здесь и далее мы будем называть Иоганна Готтлиба и его детей Грошопф, а его предков — Гросшопф (так ближе к немецкой транскрипции: «Gropschopf»).

Пока немецким историкам удалось документально подтвердить происхождение Иоганна Готтлиба Грошопфа от его прадеда — Иоганна Юргена Гросшопфа (VII-№ 30). Арендатор мельницы, мельничный мастер и церковный присяжный заседатель умер 4 ноября 1744 года в Рене, недалеко от Карлова и Штёве. Иоганн Юрген упоминается в документах как крестный своих внуков¹⁰.

Его сын, Йоахим (Иоахим) Эрнст Гросшопф (VI № 21) был, как и отец, мельничным мастером и арендатором мельницы. Он родился в 1703 или 1704 году и умер в Штёве в 1769 году в возрасте 65 лет¹¹. Бабушке Ленина, Анне Ивановне, он приходится прадедом. Его имя впервые упоминается в церковной книге Карлова в 1735 году в связи с его женитьбой на Абели Кристине Гютнер (Гюттнер) (VI-№ 22). У супругов родилось восемь детей, старшим из них был прапрадед Владимира Ильича, Кристоф Фридрих (Кристофер Фредерих) (V-№ 16), родившийся 3 марта 1736 года в Штёве¹², Брауэр предполагает, что брак его родителей был заключен по любви, так как жених и невеста происходили из разных социальных слоев. Для представителя многочисленного клана Гросшопфов, связанных с мельничным производством, естественнее было бы выбрать жену из своего круга, однако Абель Кристина родилась в семье священнослужителей. Ее родители — «молодой кистер» Иоганн Андреас Гютнер (VII-№ 31)¹³ и Сюзанна Маргарета, урожденная Домке (VII-№ 32), единственная дочь «старого кистера» Якоба Домке (VIII-№ 43)¹⁴. Свадьба супругов Гютнер-Домке состоялась 10 марта 1712 года в Карлове. В семье было не менее восьми детей. Старшая, Абель Кристина (VI-№ 22), прабабка Анны Ивановны Бланк, родилась 8 октября 1713 года в Карлове и умерла 19 апреля 1773 года в Штёве¹⁵.

Мать Абели Кристины, Сюзанна Маргарета Домке, была родом из Карлова. Родители ее, Якоб Домке (VIII-№ 43), кистер церкви в Карлове, и Гертруда Зунд (VIII-№ 44), поженились 25 октября 1677 года. Гертруда Зунд происходила из старой мекленбургской семьи служащих и ученых, среди которых было особенно много аптекарей и врачей. Сама она родилась 7 августа 1652 года в городе Пархиме, где ее отец, магистр Йоахим Зунд (IХ-№ 56), был управителем. Умер он в 1676 году¹⁶.

Вернемся к детям супругов Йоахима Эрнста Гросшопфа (VI-№ 21) и Абели Кристины Гютнер (VI-№ 22). Их старший сын, Кристоф Фридрих (V-№ 16), дед А.И.Бланк и прадед М.А.Ульяновой, прибыл в Любек, как считает Брауэр, по настоянию своего отца, в качестве хлебного маклера. Наследником мельницы в Штёве считался следующий за ним брат, Франц Вильгельм. Он рано умер, и аренда мельницы перешла к младшему в семье сыну — Андреасу Бонавентуре¹⁷.

21 февраля 1763 года Кристоф Фридрих Гросшопф женился на Кристине Маргарете Эдлер (Эделер, Эдделер) (V-№ 17). Первенец у супругов родился 10 марта того же года, (пару обвенчали по специальному разрешению совета консистории). Наконец, в том же году 7 июля, «Кристоф Фридрих Гросшопф, торговец», получил любекское гражданство, причем одним из двух поручителей был его тесть. Умер Кристоф Фридрих Гросшопф 16 апреля 1799 года, о чем свидетельствует книга регистрации смертей церковной общины св.Марии в Любеке. От брака Гросшопф-Эдлер появилось семеро детей, среди них — прадед Ленина, Иоганн Готтлиб (IV- № 12)¹⁸.

Его мать, Кристина Маргарета Эдлер (V-№ 17), родилась 23 октября 1735 года в Любеке и там же умерла 7 августа 1812 года. Ее родители — Иоганн Эдлер (VI-№ 23) и Кристина Маргарета, урожденная Берендс (VI-№ 24). Иоганн Эдлер, прадед А.И.Бланк, родился в Любеке в январе 1704 года, занимался торговлей льняным полотном, позднее стал таможенным писарем на плотине. В 1734 году, заплатив взнос в размере 10 рейхсталеров, он получил любекское гражданство и в том же году женился. Умер он в 1774 году¹⁹. Его первая жена, Кристина Маргарета Берендс, родилась 2 июля 1698 года, а умерла 25 октября 1735 года, через несколько дней после рождения своей единственной в браке с Иоганном Эдлером дочери. Очевидно, дочь назвали в честь матери Кристиной Маргаретой. Через два года после смерти жены вдовец вступил в новый брак²⁰.

Отец Иоганна Эдлера, Йоахим Эдлер (VII-№ 33), был купцом в Любеке. В 1694 году он женился на Магдалене Шультце (VII-№ 34), а в 1706 году умер, оставив сиротой двухлетнего сына. Магдалена Шультце, дочь ловца сельдей Иоганна Шультце (VIII-№ 45) и Магдалены Хайнеке (VIII-№ 46), через год вышла замуж вторично; умерла в 1729 году в Любеке. Свадьба ее родителей состоялась в 1667 году, но даты рождения супругов неизвестны. Умерла Магдалена Хайнеке в 1722 году» в Любеке, а смерть ее мужа не зарегистрирована. Возможно, он погиб, как многие моряки, в море. Есть лишь сообщение, что вдова вновь вышла замуж²¹.

Жена Иоганна Эдлера (VI-№ 23) и прабабка А.И.Бланк Кристина Маргарета (VI-Ме 24) была дочерью купца Маттиаса Берендса (VII-№ 35), умершего в декабре 1708 года. Он переселился в Любек, где женился в 1697 году на Эльзабе (Эльзбе) Штуте (Штудте) (VII-№ 36). Супруга происходила из старого любекского рода пивоваров, из поколения в поколение владевшего пивоварней на Вамштрассе. Немецкие архивы дают сведения о четырех поколениях этой семьи: 1) Эльзабе Штуте, родилась в Любеке 21 ноября 1670 года и там же в апреле 1756 года умерла; 2) ее отец, Иоганн Штуте (VIII-№ 47), родился около 1642 года и умер также в Любеке 1 апреля 1701 года, гражданин города, мастер-пивовар, владелец пивоварни; 3) его отец, Юрген Штуте Младший (IХ-№ 57), гражданин Любека, мастер-пивовар, владелец пивоварни; 4) его отец, Юрген Штуте Старший (Х-№ 62), мастер-пивовар. Даты жизни Штуте Юргенов (как старшего, так и младшего) неизвестны, но сохранились имена их жен: Юрген Старший был женат на Катарине Вульф (Х-№ 63), Юрген Младший — на Элизабете Хайтман (IХ-№ 58), дочери Ганса (Иоганна) Хайтмана (Х-№ 64) из Любека²².

Мать Эльзабы Штуте и жена Иоганна Штуте — Эльзаба Грунд (VIII-№ 48). Она умерла в начале 1674 года в Любеке, через год после рождения третьей дочери²³. Вдовец женился во второй раз в конце того же года на Кристине Захтлебен. От этого брака родилось еще шестеро детей, и именно по этой линии, через Иоганна Штуте, В.ИЛенин состоит в родстве с целой плеядой немецких интеллектуалов Курциусов, о которых говорилось ранее. Родителями Эльзабы Грунд были Кристина Фойгт (IХ-№ 60), дочь Йоа- хима Фойгта (Х-№ 67) из Любека, и Юрген Грунд (IХ-№ 59), гражданин Любека, мастер-пивовар, умерший в 1678 году в Любеке. Как и Штуте, семья Грувд занималась пивоварением. Отец Юргена Грунда, Генрих (Хинрих) Грунд (Х-№ 65), значится в документах как мастер-пивовар и гражданин Любека. Умер он в 1626 году. Его жену звали Абель Барбара (Х-№ 66). Известно также, что у него было две сестры и два брата, но о его родителях и родителях его жены сведения отсутствуют²⁴.

Итак, самые далекие (десятое поколение) предки В. И. Ленина, о которых мы имеем документальные свидетельства, жили в Германии на рубеже XVI—XVII веков.

Обратимся теперь к шведским корням Владимира Ильича. Их изучением занимались исследователи из Швеции Уно Виллерс и Кристина Бакман²⁵. Есть интересные сообщения и в упомянутой выше статье А.Брауэра.

Шведская линия родословной Ленина начинается с жены Иоганна Готтлиба Грошопфа — Анны Беаты Эстедт (IV-№ 13). Варианты написания этой фамилии различны: Эстедт, Остедт, Эштедт, Эрштедт (от транскрипции шведского написания «Ohrstedt»).

Анна Беата, или Анна Карловна, бабушка Марии Александровны и прабабушка Ленина, родилась, как считают Брауэр и Бакман, приблизительно в 1773 году в Петербурге. Такой уверенности нет у Виллерса — он не приводит даты ее рождения. Но все одинаково называют время свадьбы родителей: Карл Фредрик Эстедт (V-№ 18) и Анна Кристина Борг (V-№ 19) поженились в Петербурге 13 мая 1772 года²⁶. Скорее всего, исследователи, указывая приблизительную дату рождения Анны Карловны, исходили из сообщений о свадьбе родителей. В то же время, ее внучка, Анна Александровна Бланк, в замужестве Веретенникова, сообщает в воспоминаниях о кончине бабушки в 70-летнем возрасте²⁷. Если верить Анне Александровне (в написанных ею к концу жизни мемуарах много неточностей), можно допустить, что бабушка родилась в 1777 году, так как дата смерти известна точно: 23 февраля 1847 года.

Мать В. И. Ленина, М.А.Ульянова, вероятно, встречалась со своей бабкой, Анной Карловной. О бабушке, о визитах к ней вспоминала старшая сестра Марии Александровны, Анна Веретенникова. Она навещала ее в многоэтажном доме на 18-й линии по набережной Васильевского острова. Видимо, визиты сюда произвели на девочку неизгладимое впечатление. Забылась собственная квартира на Петербургской стороне (ее описание отсутствует), но дом дяди, Карла Ивановича Грошопфа, где жили и бабушка Анна Карловна, и ее сестра Каролина, остался ярким детским воспоминанием. «Бабушка моя,— писала Веретенникова,— должно быть, была очень хороша собой; я хорошо помню ее лет 60 от роду, и тогда она носила следы красоты, держалась всегда прямо, наружностью своей и туалетом очень занималась до самой смерти... она с утра затягивалась в корсет, взбивала волосы и румянилась»²⁸.

К моменту смерти Анны Карловны ее внучкам Маше и Ане было соответственно 12 и 15,5 лет. Но жили они в то время уже не в столице. Их отец, Александр Дмитриевич Бланк, в 1841 году покинул Петербург и в 1847 году работал на Урале²⁹. Маленькая Маша просто могла забыть бабушку, с которой встречалась до шести лет.

Вместе с Анной Карловной в доме ее сына доживала свой век сестра Каролина Карловна, «в то время уже очень пожилая девица». Красотой она не блистала, в отличие от сестры, и выглядела старше ее, хотя была моложе на десять лет. Зато, «...говорят, она была очень хорошо образована... Долгое время была гувернанткой у Топорниных, богатых помещиков Уфимской губернии, прожила у них двадцать с лишним лет, занимаясь воспитанием их многочисленных дочерей и сыновей... С бабушкой моей всегда говорила по-шведски»³⁰. Некоторые зарубежные исследователи почему-то упорно называют Каролину Карловну воспитательницей или гувернанткой Марии Александровны Бланк и ее сестер. Это, конечно, ошибка. Сестер Бланк воспитывала после смерти их матери, Анны Ивановны Грошопф, в замужестве Бланк (III-№ 7), ее родная сестра Екатерина Ивановна, приходившаяся Каролине Карловне племянницей.

Отец сестер Анны и Каролины Эстедт и прадед М.А.Ульяновой, Карл Фредрик (Фридрих) Эстедт (V-№ 18), родился в Швеции в городе Упсала 28 марта 1741 года. Этот город является родиной многих известных нам шведских предков Ленина³¹. Правда, К.Бакман выражает сомнение в национальной принадлежности Эстедов: в описи населения Стокгольма за 1730 год отец Карла Фредрика, Карл Рейнхольд (Рейнгольд) Эстед (VI-№ 25), упоминался как «родившийся в Ливонии»³². Мать Карла Фредрика, Беата Элеонора Нюман (Ниман) (VI-№ 26), была дочерью Нюмана Карла Петерсона (VII-№ 37)³³, сержанта артиллерии в армии Карла XII.

Скорее всего, будущие супруги Эстедт встретились в Стокгольме, где жили родственники Беаты Элеоноры (у ее деда и бабки, Петтера Карлсона Нюмана (VIII-№ 49) и Марии Брюнельсдоттер Хёк (VIII-№ 50), был собственный домик в южной части Стокгольма).

Позднее Карл Рейнгольд открыл свое дело в Упсале. Здесь в результате несчастного случая он стал инвалидом и умер в 1748 году³⁴. После его смерти семья осталась без средств к существованию.

Карл Фредрик Эстедт, несмотря на тяжелые обстоятельства, сумел выбиться в люди. В 1769 году он стал в Петербурге гравером, золотых дел мастером³⁵ и, если верить Виллерсу, не бросил ювелирное дело до самой смерти³⁶. К.Бакман сообщает о работе Эстедта в Стокгольме для герцога Карла (будущего Карла XIII) и о переезде его в 1782 году в Петербург³⁷. В этот период он работает учителем гравировки, что подтверждает и «Юбилейный справочник Императорской Академии художеств. 1764-1914 гг.»³⁸, в котором говорится о шведском уроженце Эштедте, ставшем в 1783 году преподавателем в классе «отливки из металла и чеканки». Но из-за начавшейся в 1789 году русско-шведской войны Карл Фредрик был уволен.

Здесь в России он и женился. Свадьба состоялась 13 мая 1772 года в церкви св.Катарины в Петербурге. Жена Эстедта, Анна Кристина Борг (V-№ 19), родилась в Упсале 1 апреля 1745 года. В российскую столицу она перебралась еще до свадьбы, вероятно, вслед за родственниками. Из семейства Боргов сюда переехали не менее семи человек. Анна Кристина работала экономкой у статского советника Аше. Ее родителями были Карл Борг (VI-№ 27), шляпник из Упсалы, умерший в 1750 году, и Анна Бритта, урожденная Новелина (VI-№ 28). Родилась Анна Бритта в 1713 году, а умерла в 1764³⁹. Карл Борг, сын Пера Монсона (VII-№ 39) и Карин Кнутсдотгер (VII-№ 40) из Виммерби, взял себе фамилию в честь родной фермы — Боргхульт⁴⁰. Он отличался необузданным нравом, постоянно оказывался замешанным в скандалы с родственниками, о чем свидетельствуют судебные протоколы. После его смерти вдова, Анна Бритта, взяла дело в свои руки, пока подросшие сыновья не сменили ее⁴¹. Надо думать, что ремесло она знала отлично, ведь Карл Борг выбрал себе в жены дочь своего мастера. Его тесть, Симон Новелиус (VII-№ 41), тоже шляпник, умер в 1733 году и оставил зятю свою шляпную мастерскую.

Симон вышел из семьи потомственных моряков: и его отец, Эрик Бертилсон (VIII-№ 53), и его дед, Бертил Йенсон (IХ-№ 61) связали свою судьбу с морем. Первый был процветающим шкипером в Вестеросе, второй — капитаном торгового судна из Арбоги. Сын и внук мореходов стал основателем династии шляпников, которая просуществовала четыре поколения. Женат он был на Катарине Аренберг (VII-№ 42), дочери Эрика Эриксона (VIII-№ 55), управляющего имением⁴².

Таким образом, как немецкие, так и шведские предки В. И. Ленина принадлежали в основном к бюргерскому сословию, правда, не очень высокого социального ранга. Среди них были ювелиры, шляпники, военные, моряки, служащие и фермеры.

Немецкая и шведская линии родословного древа Владимира Ильича пересеклись в Петербурге, в Михайловской церкви кадетского корпуса, 2 марта 1793 года при бракосочетании Иоганна Готглиба Грошопфа (IV-№ 12) и Анны Беаты Эстедт (IV-№ 13). Впоследствии Иоганн превратился в Ивана Федоровича, его детей величали Ивановичами (Карл Иванович, Анна Ивановна и т.д.), а Анна Беата стала Анной Карловной. Что знаем мы об этой супружеской паре — о прадедушке и прабабушке Владимира Ильича?

Родители Анны Ивановны, бабушки Ленина, представляли первое и второе поколение иностранцев, выходцев из Германии и Швеции, переехавших в Россию. Они не только быстро адаптировались, но и хорошо устроились на новой родине. По сохранившимся сведениям, обе семьи были достаточно обеспечены, блюли традиции отцов и дедов, сохраняли знание родных языков, которое прививали и детям. По-шведски говорили между собой сестры Эстедт — Анна и Каролина. Сестра Анны Ивановны, Екатерина Ивановна Грошопф, в замужестве Эссен, заменившая племянницам мать после смерти сестры и занимавшаяся их воспитанием, преподавала иностранные языки, в том числе и немецкий. Эту традицию продолжила и М.А.Ульянова. Все дети в ее семье благодаря урокам матери прекрасно знали немецкий. Показательна в этом отношении дощечка для хлеба в доме Ульяновых на Московской улице. Она сделана Сашей в подарок матери. Слово «хлеб» вырезано на ней по-немецки: «брот» («Brot»). И, наверное, Александр Ульянов очень любил немецкую поэзию, потому что незадолго до казни просил в тюрьме для чтения книгу стихов Г.Гейне.

Не сохранение ли это любви и памяти о родине предков, привитые новым, уже русским поколениям семьи? Не сразу менялись и религиозные убеждения. Так, дядя М.А.Ульяновой, Карл Иванович Грошопф, в формулярном списке о своей службе значится как лютеранин. А ведь он родился и вырос в Петербурге, и к моменту заполнения документа ему было 52 года⁴³. Его сестра, Екатерина Ивановна Эссен, только перед смертью приняла православие⁴⁴. Изредка посещала кирху и Мария Александровна Ульянова, которая официально являлась православной, хотя была в общем-то нерелигиозной женщиной⁴⁵. Детям передавалось не только знание языка, но и некоторые традиции, элементы культуры тех мест и тех социальных слоев, из которых происходили их предки.

Как уже ранее говорилось, прадед Ленина Иоганн Готтлиб (IV- № 12) родился в марте 1766 года в Любеке, в семье гражданина города, хлебного маклера и торговца Кристофа Фридриха Гросшопфа и Кристины Маргареты, урожденной Эдлер. 9 марта ребенка окрестили в кафедральном соборе города, о чем свидетельствуют документы храма. Из шести братьев и сестер Иоганна Гросшопфа двое умерло на первом году жизни (Иоганн Йоахим и Иоганна Элизабета). Две сестры оказались в России: согласно записям в книге кафедрального собора Любека, сделанным в 1810 году, одна из сестер, Рената Кристина, жила в Пернау (Пярну, Эстония), а другая, Хедвига Катарина, — в Москве⁴⁶.

Как пишет Раух, ссылаясь на архив Е.Амбургера, Иоганн Готтлиб Грошопф «в 1780 году приехал в С.-Петербург и в 1790 году вступил во владение фирмой Кристиан Фридрих Шаде и сын»⁴⁷. Мы можем лишь гадать о причинах переезда Грошопфа в Россию. Точных данных на этот счет нет. Как молодому человеку, оказавшемуся в чужой стране в четырнадцатилетнем возрасте, удалось в 24 года стать владельцем фирмы? Что это — талант к коммерции, везение? Не исключено. Но если предположить, что фирма принадлежала родственникам, возможно, бездетным, станет понятно, почему юношу, почти ребенка, посылают за границу, где он молодым человеком наследует дело.

В пользу этого предположения говорят имена владельцев. В Западной Европе, где отсутствуют специфические «русские» отчества, связь с предками в именах все же существует. Ребенку дают традиционно не одно, а несколько имен, как правило, по крестным, которыми чаще всего бывают родственники отца или матери. Иногда имя передается «по наследству» от отца к сыну или внуку, как по отцовской, так и по материнской линиям. Имена Фридрих, Кристиан или Кристина неоднократно встречаются как среди прямых предков Иоганна Готтлиба, так и среди его родственников. Также подтверждает эту возможность наличие значительного числа представителей клана Гросшопфов, переехавших в Россию: кроме уже упомянутых ранее сестер Иоганна Готтлиба, можно назвать, как считает Раух, то ли его дядю, то ли кузена, уроженца Любека Кристиана Дитриха Гросшопфа. Он обосновался в Риге, где стал в 1799 году старшиной купеческой гильдии и именитым гражданином города⁴⁸. Не исключено, что какая-то Гросшопф вышла замуж за некоего Шаде и обосновалась в Петербурге. Напомним, однако, что это — только версия.

Дела у фирмы Грошопфа шли, очевидно, неплохо, если он смог приобрести многоэтажный дом на 18-й линии Васильевского острова. Оставил ли позднее Иоганн Готтлиб свою фирму или совмещал работу в ней со статской службой, неизвестно. Только с июля 1795 года он зачислен на должность публичного нотариуса, а с июня 1801(1806?) года является консулентом в Государственной юстиц-коллегии Лифляндских, Эстляндских и Финляндских дел. Об этом свидетельствует послужной список «Ивана Федорова сына Грошопфа 1801»⁴⁹. Впрочем, как утверждает М.Г.Штейн, дата эта скорее всего ошибочна. В доказательство он приводит несовпадение данных о рождении детей, прежде всего Карла и Каролины. Добавим, что об этом же свидетельствует и возраст самого И.Ф. Грошопфа, которому, как указано в документе, «40 лет от роду». А так как родился он в 1766 году, то послужной список заполнялся, вероятно, в 1806-м, а не в 1801 году.

В более позднем источнике — любекском реестре родов за 1810 год — Иоганн Грошопф называется уже «губернским секретарем»⁵⁰. Такой чин для человека «за сорок» не очень престижен — всего-то 12-й класс, согласно Табели о рангах. Но в России государственная служба была единственным способом занять более высокую социальную ступень и получить дворянство. Быстрое продвижение по служебной лестнице, награждение орденами способствовали в этом не только самому чиновнику, но и его жене, детям. Возможно, именно стремление Иоганна Грошопфа получить дворянство и подвигло его поступить на службу. Низший, 14-й класс службы по Табели о рангах давал пожизненное, то есть личное дворянство. Жена личного дворянина также приобретала личное дворянство. «Дети личных дворян пользовались статусом «обер-офицерских детей», а с 1832 года — потомственных почетных граждан»⁵¹. Есть косвенное подтверждение того, что Грошопф получил личное дворянство. В 1848 году в формулярном списке его сына, действительного статского советника Карла Грошопфа, среди других сведений о нем сообщалось: «Из обер-офицерских детей»⁵².

А.А. Веретенникова приводит в своих воспоминаниях рассказы о деде, И.Грошопфе, которые она ребенком могла слышать от старших: «Силы и здоровья он, говорят, был богатырского, никогда не хворал, не верил никаким докторам и лекарствам... но раз в месяц принимал касторку, утверждая, что любой механизм, в том числе «человеческий», нуждается в чистке»⁵³.

Дата его смерти, как считает Раух, не установлена⁵⁴. Брауэр же указывает: «приблизительно 1845 год»⁵⁵, что, на наш взгляд, вызывает большое сомнение. Во-первых, потому, что А.А.Веретенникова, родившаяся в 1831 году, хорошо помнила бабушку, Анну Карловну, но никогда не видела деда, а ведь в 1845 году ей было 14 лет! В воспоминаниях она пишет, что дед умер еще до свадьбы своей дочери Анны, матери Веретенниковой, «около 70 лет, оставив жену и семь человек детей»⁵⁶. Во-вторых, исследователь ленинских предков М.Г.Штейн считает, что И.Ф.Грошопф скончался не позднее 1822 года, ссылаясь на «Указатель жилищ и зданий в С.-Петербурге, или Адресную книгу с планом на 1823 год» Адлера. Там владельцем дома на 18-й линии Васильевского острова значатся наследники Ивана Федоровича⁵⁷. Значит, ко времени смерти ему было не «около 70», как пишет внучка, а около 60 лет. Выше уже указывалось: несоответствий в воспоминаниях Веретенниковой много.

Всех семерых детей, оставшихся после смерти их отца, Иоганна Готглиба (Ивана Федоровича), Анна Александровна поименно не называет. Поэтому мы не можем сказать, кого именно из восьми детей, перечисленных в послужном списке сорокалетнего И.Ф.Грошопфа, не осталось в живых ко времени его кончины. В документе названы: Карл, Александра, Иван, Густав, Анна, Катерина, Каролина и Амалия (перечислены здесь по старшинству)⁵⁸. Возможно, раньше отца умерла Амалия, о которой какие-либо сведения отсутствуют. А может быть, раньше Ивана Федоровича скончался и Иван Иванович⁵⁹.

Больше всего сведений мы имеем о Карле Ивановиче: не только воспоминания племянницы, но и официальные документы. Из «Формулярного списка о службе действительного статского советника Грошопфа» от 1848 года⁶⁰ мы узнаем, что ему 52 года, следовательно, родился он в 1795-м или 1796 году. Это никак не совпадает со сведениями из послужного списка его отца, согласно которому год рождения Карла Ивановича — 1791-й, что опять-таки вызывает сомнение: свадьба родителей состоялась в 1793 году. Если допустить, что послужной список отца заполнялся все-таки в 1806-м, а не в 1801 году и что возраст Карла к тому времени — не 15, а 13 лет, то все встает на свои места: он был первенцем в семье и родился или в самом конце 1793-го, или в начале 1794 года.

Формулярный список К.И.Грошопфа свидетельствует: он ступень за ступенью продвигался по служебной лестнице, получал чины и награды — ордена св.Станислава, св.Владимира и св.Анны разных степеней и даже табакерку с именем императора, украшенную бриллиантами⁶¹. Раух по немецким источникам дополняет цитируемый нами документ: «Карл Фридрих был вице-директором Департамента внешней торговли и умер в 1865 году в чине тайного советника»⁶², следовательно, после 1848 года Карл Иванович успешно продолжил свою карьеру и поднялся еще на одну ступень с 4-го класса на 3-й, согласно Табели о рангах. Что и говорить, блестящая карьера, сделанная упорным трудом. Неясно только, почему немецкие документы называют Карла Грошопфа третьим сыном в семье. Этому противоречат и формулярный список самого Карла Ивановича, и послужной список его отца.

В адресе-календаре К.Нистрема за 1844 год по Санкт- Петербургу среди владельцев домов упоминается некий «Грошоперъ», владеющий домом в 5-м квартале Васильевской части на 18-й линии «против нового адмиралтейства»⁶³. «Грошоперъ» скорее всего, искаженное «Грошопф», так как тот же Нистрем в другом аналогичном издании — в томе, где сообщаются сведения о столичных чиновниках, — называет и место жительства Карла Ивановича. В Департаменте внешней торговли, в первом отделении, числится «Грошопфъ Карл Иванович, Д. Ст. Сов., Управл., въ 18-й лин. Вас. ч. по набережной соб. домъ»⁶⁴. Именно его дом на набережной Васильевского острова вспоминает Анна Веретенникова⁶⁵. Она же оставила описание дяди, который, как и его дом, хорошо запомнился девочке. Карл Иванович отличался высоким ростом, лицо его хранило следы перенесенной оспы. Это, бесспорно, был человек серьезный, образованный и музыкальный. «Книг у дяди было множество, вдоль всех стен стояли шкафы с книгами и нотами, — сообщает Анна Александровна, — дядя был страстным музыкантом и отлично играл на скрипке. Скрипок у него было штук восемь...»⁶⁶ Дядя не был женат. Последнее подтверждают и данные из формулярного списка, где о К.Грошопфе сообщалось: холост. Кроме того, в документе указывалось вероисповедание — лютеранин, а также жалование — 1143 рубля 68 копеек и, как уже упоминалось, происхождение — «из обер-офицерских детей»⁶⁷.

Еще один сын Иоганна Готтлиба и Анны Беаты, Густав, был старшим таможенником в Риге⁶⁸. Раух сообщает о нем: «Густав Адольф (1797—1864) стал директором таможни в Риге, купил поместье в Ковно и стал называть себя фон Грошопф»⁶⁹, что, добавим, было вполне логично, если он получил дворянство. Раух считает Густава вторым сыном в семье, а Карла — третьим, но, судя по формулярному списку последнего и по послужному списку отца, это не так. Карл, как уже указывалось выше, был старшим, а Густав — третьим из сыновей.

Вторым сыном супругов Грошопф был Иван Иванович. В записках Веретенниковой он не упоминается, возможно, потому, что умер в 1825 году и был похоронен на Смоленском кладбище в Петербурге. Раух утверждает, что «Иван (возможно, Иоганн) Иванович пошел по военной линии и в 1822 году имел чин майора»⁷⁰, хотя Штейн, в свою очередь, выражает сомнения по этому поводу⁷¹.

Что касается сестер Грошопф, то, судя по служебному списку отца, их было пятеро. Раух называет двух — Анну и Екатерину, Веретенникова упоминает, кроме названных, еще одну. «Старшая тетка моя, Александра Ивановна Пясь, была замужем за аптекарем в Киеве»⁷², — пишет она. Другой информации об Александре Ивановне не имеется. Также как и об Амалии Ивановне. Екатерина Ивановна вышла замуж за казанского чиновника Константина Егоровича фон Эссена, но быстро овдовела и, как мы уже знаем, занималась позднее воспитанием осиротевших детей своей сестры, Анны Ивановны. Дата рождения ее, указанная родственниками, 1789 год⁷³, явно ошибочна: вспомним, что родители поженились в 1793 году. Возможно, это описка, и на самом деле речь шла про 1799 год. Но если считать, что послужной список отца, Ивана Федоровича, заполнен в 1806 году, когда ей было 5 лет, то родилась Екатерина Ивановна, скорее всего, в 1800-м или 1801 году. Не вызывает сомнения дата ее смерти. Е.И.Эссен скончалась в сентябре 1863 года в Кокушкине, через две недели после свадьбы племянницы Марии Александровны Бланк с Ильей Николаевичем Ульяновым, приняв перед смертью православие⁷⁴.

Незадолго до кончины стала православной и Каролина, следующая из сестер. Она вышла замуж за коллежского секретаря Владимира Ивановича Биуберга, который крестил ее племянницу Екатерину Александровну Бланк. Умерла Каролина Ивановна в декабре 1877 года в возрасте 73-х лет, о чем сообщает надпись на могильном камне Смоленского лютеранского кладбища в Петербурге⁷⁵.

Учитывая вышеизложенное, попытаемся установить приблизительную последовательность появления детей в семье Грошопф-Эстедт:

1) Карл, конец 1793-го или начало 1794 года - 1865;

2) Александра, 1794/95—?

3) Иван, 1795/96-1825(7);

4) Густав, 1797—1864;

5) Анна, 1798/99-1838;

6) Екатерина, 1800/01—1863;

7) Каролина, 1804—1877;

8) Амалия, 1805-?

Анна Ивановна Грошопф, пятый ребенок в семье, стала женой А.Д.Бланка (III-№7) уже после смерти своего отца. К сожалению, нам неизвестно точное время их свадьбы. Брауэр предполагает, что она состоялась приблизительно в 1820 году. В тот год АД.Бланк как раз поступил в Медико-хирургическую академию. Однако дочь Анны Ивановны и Александра Дмитриевича, Анна Веретенникова, писала, что родители поженились, когда отец, окончив академию и отслужив в Смоленской губернии, приехал в Петербург. Академию Бланк окончил в 1824 году⁷⁶, а из Смоленской губернии, где Александр Дмитриевич служил в городе Поречье, он вернулся в Петербург в конце 1825 года, так как был «переведен в штат Санктпетербургской Полиции на вакансию Частного врача того же 1825 года октября 3-го»⁷⁷. Полагаем, что свадьба не могла быть позднее самого начала 1830 года — в сентябре этого года родился первый ребенок в семье. Итак, бракосочетание АД.Бланка и А.И.Грошопф не могло состояться ранее конца 1825 года и позднее начала 1830 года. Скорее всего, произошло оно в 1829 году. Того же мнения придерживается и Штейн. Эта дата объясняет и брак «безродного» выкреста Бланка с невестой из дворянской благополучной семьи Грошопфов: отец семейства умер, невесту не первой молодости необходимо было «пристроить» за более или менее приличного человека.

С 1830 года в семье стали появляться один за другим дети. Всего их было шесть:

1) Дмитрий, 9.IX.1830—1850;

2) Анна, 30.VIII.1831—1897, в замужестве Веретенникова;

3) Любовь, 29.VIII.1832—24.XII.1895, в первом браке — Ардашева, во втором — Пономарева;

4) Екатерина, 25.XII.1833—1880(1883), в первом браке — Алехина, во втором — Залежская;

5) Мария, 22.11.1835—12.VII. 1916, в замужестве Ульянова;

6) Софья, 24. VI. 1836—1897, в замужестве Лаврова⁷⁸.

Совместная жизнь Анны Ивановны и Александра Дмитриевича оказалась недолгой. В 1838 году от туберкулеза легких супруга скончалась. Она не могла заглянуть в будущее и узнать, что одной из ее дочерей, а именно Марии Александровне, суждено было выйти замуж за Илью Николаевича Ульянова и стать матерью человека, вошедшего в историю крупнейшей политической фигурой XX века, — Владимира Ильича Ульянова (Ленина).

Примечания:

1 Rauch G., von. Lenins Lobecker Ahnen // Zeitschrift des Vereins fur Liibcckische Geschichte und Altertumskunde, Bd.40. Lubeck. 1960.

2 Brauer A. Lenins Vorfahren im Liibecker und mecklenburgischen Raum und ihre Anverwandten // Genealogie. Hf. 5. 1970.

3 Шагинян М. Семья Ульяновых. М., 1938.

4 Город Любек расположен на севере Германии, в 15 км от Балтийского моря, при впадении в реку Траве ее притока Вакинец, на Трава-Эльбском канале. Город был основан в 1143 г. близ разрушенного славянского поселения Любеч (1137 г.). С 1226 г. получил право вольного имперского города, а в ХШ-ХV вв. возглавлял Ганзейский союз. Победа Швеции в тридцатилетней войне повлекла за собой упадок балтийской торговли и отрицательно сказалась на положении Любека: падает его экономическое и политическое значение. В 1806 г. после захвата и разгрома города французскими войсками Любек вошел в империю Наполеона. С 1815 г. он стал вольным ганзейским городом в составе Германского союза, а в 1871 г. был включен в Германскую империю. (См.: Новый энциклопедический словарь. Брокгауз-Ефрон. Пг., 1916. Т.25. С.175).

5 Герцогство Мекленбург состояло из двух великих германских герцогств: Мекленбург-Стрейлитц и Мекленбург-Шверин. Последнее находится на берегу Балтийского моря и на северо-западе граничит с областью города Любека. Название Мекленбург восходит ко времени поселения здесь полабских славянских племен бодричей и лютичей и основания их города, называвшегося Микилинбор (Микулин бор?) близ теперешнего города Висмара. В XII в. славянские племена были завоеваны саксонским герцогом Генрихом Львом. Сын последнего князя бодричей, приняв христианство, в качестве вассала получил обратно свои земли. От него по прямой линии происходят герцоги Мекленбургские, династия которых единственная в Западной Европе имеет славянское происхождение. Интересно, что вплоть до XVII—XVIII вв. население оказывало сопротивление германизации и сохраняло славянскую культуру и обычаи. В 1867 г. Мекленбург вошел в СевероГерманский союз, а в 1871 г. — в Германскую империю. (См.: Новый энциклопедический словарь. Брокгауз-Ефрон. 1896. Т.37. С.2).

6 Вплоть до начала XX в. в Любеке сохранялось деление жителей на подаа- ных («Staatsangeborige») и граждан («Burger»), причем политические права принадлежали только последним. Гражданство могло быть приобретено лишь после пятилетнего пребывания в городе, с уплатою подоходного налога на доход не менее, чем в 1200 марок (конец XIX в.). Правом участвовать в выборах пользовались граждане, достигшие 25-летнего возраста. Насколько узка была эта прослойка, можно судить по тому, что в выборах в конце XIX в. участвовало только 8% населения Любека. (См.: Новый энциклопедический словарь. Брокгауз-Ефрон. Пг. 1916. Т.25. С. 175).

7 Немецкий термин «meister» (майстер) не соответствует буквальному русскому переводу, означающему специалиста высокого профессионального уровня. В середине века он говорил о принадлежности к ремесленному цеху-гильдии. Название цеха свидетельствовало о профессии человека, а добавление «мастер» — о наличии у него своего собственного дела, мастерской, средств производства. Стать мастером, т.е. полноправным членом цеха, можно было, пройдя путь: ученик- подмастерье-мастер. Но фактически переход этот, означавший продвижение по социальной лестнице, могли одолеть далеко не все, т.к. существовали строгие правила сдачи экзаменов на мастера. В разных городах критерии выдвигались разные, к тому же со временем требования для кандидатов в мастера все возрастали. «Уставы ганзейских городов Германии, и среди них прежде всего Любека, предъявляли к новичкам бапее высокие требования относительно их социального происхождения и моральных достоинств, чем какие-либо другие». (Полянский Ф.Я. Очерки социально-экономической политики цехов в городах Западной Европы в ХIV -ХV вв. М., 1952. С.211-212). Таким образом, стать мастером, особенно в Любеке, было непросто. Это была замкнутая корпорация, имевшая высокий общественный статус.

8 BrauerA. Op. cit. S.134.

9 Ibid. S.138.

10 Ibid. S.137.

11 Ibid. S. 142.

12 Ibid. S.137.

13 Кистер — священнослужитель, занимающийся в церкви различными хозяйственными вопросами.

14 BrauerA. Op. cit. S.137.

15 Ibid. S. 138.

16 Ibid.

17 Ibid. S.135.

18 Ibid. S. 136.

19 Ibid. S.138.

20 Ibid. S.138-139-

21 Ibid. S. 139.

22 Ibid. S.

23 Ibid. S. 140, 143.

24 Ibid. S.141, .

25 Виллерс У. Ленин в Стокгольме. Стокгольм, 1970; Бакман К. Новое о шведских предках В. И. Ленина // Новая и новейшая история. 1997. №3.

26 Виллерс У Указ.соч. С.З; Brauer A. Lenins Vorfahren im Liibecker Op. cit. S. 142; Бакман К. Указ соч. С. 161.

27 РЦХИДНИ. Ф.II. Оп.2. Д.24. Л.51.

28 Там же. Д.52. Л.905.

29 Там же. Д.24. Л.51.

30 Там же. Л.50,

31 Упсала находится в 66 км от Стокгольма на реке Фюрис. Это центр Уп- сальского лена и университетский город с 1477 г. С древнейших времен здесь проходили сельскохозяйственные ярмарки, процветала торговля, но промышленность даже в конце XIX в, была развита незначительно. (БСЭ. М. 1977. T.27. С.51-52). См. Прилож. №3.

32 Бакман К. Указ.соч. С. 160.

33 Там же. С.161.

34 Там же.

35 Там же.

36 Виллерс У. Указ.соч. С.З.

37 Бакман К. Указ.соч. С.161.

38 Кондаков С.Н. Юбилейный справочник Императорской Академии художеств. 1764-1914 гг. СПб., 1914. 4.1-4. С.113.

39 Виллерс У. Указ.соч. С.З.

40 В Швеции еще в XVIII в. далеко не все имели постоянную фамилию. Простые люди чаще пользовались отчествами или прозвищами. Так, сын какого-нибудь Карла становился Карлсоном, а дочь Ханса — Хансдоттер. Меняя свое социальное положение, становясь ремесленником, торговцем, человек мог произвольно взять себе фамилию. Например, при вербовке в солдаты или матросы можно было получить фамилию-прозвище: «Хёк» — «Ястреб». Более образованные люди, поступая на службу или становясь священнослужителями, чаще старались взять фамилию с латинизированным окончанием на «ус». Часто родные братья носили разные фамилии. Сегодня это не только требует пояснения, но и затрудняет поиски в архивах.

41 Бакман К. Указ.соч. С. 164.

42 Там же. С. 162,

43 РЦХИДИ. Ф.13. Оп.1. Д.138. Л.1.

44 Там же. Ф.11. Оп.5. Д.61Л.35.

45 Устное сообщение сотрудников музея В. И. Ленина в Ульяновске.

46 BrauerA. Op. cit. S. 136.

47 Rauch G., von. Lenins Lubecker Ahnen. S.98.

48 Ibid. S.99.

49 Штейн М.Г. О немецких родственниках В.И.Ульянова (Ленина) // Из глубины времен. Альманах. (СПб). 1994. № 3. С. 186-187.

50 BrauerA. Op. cit. S. 135.

51 Шепелев Л.Е. Титулы, мундиры, ордена. Л., 1991. С.31.

52 РЦХИДНИ. Ф.13. Оп.1. Д.138.

53 Там же. Ф.11. Оп.2. Д.24. Л.50.

54 Rauch G., von. Op. cit. S.101.

55 BrauerA. Op. cit. S. 142.

56 РЦХИДНИ. Ф.П. Оп.2. Д.24. Л.50.

57 Штейн М.Г. Указ.соч. С. 179.

58 Там же. С. 187.

59 Там же. С. 180.

60 Штейн упоминает также формулярные списки 1820, 1825, 1841 и 1857 гг., отмечая, что в них даты рождения К.И.Грошопфа различны: 1790, 1794 и 1796 гг.

61 РЦХИДНИ. Ф.13. Оп.1. Д.138.

62 Rauch G., von. Op. cit. S.100.

63 Нистрем К. Адрес-календарь. Наглядный указатель С-Петербурга, Приложение. СПб., 1844. С.4.

64 Нистрем К. Адрес-календарь санктпетербургских жителей. Т.2. Календарь чиновников. СПб., 1844. С.360.

65 РЦХИДНИ. Ф.11. Оп.2. Д.24. Л.52.

66 Там же.

67 Там же. Ф.13. Оп.1 Д.138.

68 Томуль Е. За строкой архивных документов // Истоки: Вестник Ульяновского филиала Центрального музея В. И. Ленина. 1990. №1.

69 Rauch G., von. Op. cit. S.100.

70 Ibid.

71 Штейн М.Г. Указ.соч. С. 180.

72 РЦХИДНИ. Ф.11. Оп.2. Д.24. Л.52.

73 Там же. Ф.11. Оп.5. Д.61. Л.34. Альбом «Семейная хроника деда В. И. Ленина», составленный К.К.Ардашевой-Желиговской и Т.П.Жакоеой-Басовой в 1972 г.

74 Там же.

75 Штейн М.Г. Указ.соч. С Л SO.

76 История Императорской Военно-медицинской академии (б. Медикохирургической) 1798-1898 гг. Приложение. СПб., 1898. С. 133.

77 РЦХИДНИ. Особая папка № 3. Д. № 59/632. ФЛ291. Оп.Ю. Медицинский департамент. Из Центрального государственного исторического архива г Ленинграда.

78 Там же. Ф.11. Оп.2. Д.52. Л.932; Там же. Ф.11. On.5. Д.61. Л.2.