ГЛАВА V

НОВАЯ КНИГА О «ТАЙНАХ» РОДОСЛОВНОЙ ЛЕНИНА

Вместо послесловия

Мы готовили к публикации эту работу, когда вышла в свет новая книга М.Г.Штейна, рассказывающая о «тайнах» родословной Ленина. Михаил Гиршевич обратился к этой теме еще в начале 60-х годов. В своей новой работе он обобщил результаты как своего собственного исследования генеалогии Ленина, так и трудов многих авторов, занимавшихся в разное время этой проблемой. Задача книги, создатель которой считает себя преемником М.С.Шагинян, — завершить начатое ею дело, а именно: окончательно снять «завесу секретности с родословной Владимира Ильича»¹.

М.Г.Штейн, испытавший на себе давление сил, которые пытались и до сих пор, по его мнению, пытаются любыми путями скрыть правду о предках Ленина, особо настаивает на том, что «генеалогия — наука точная, подтасовок не терпит»². Полностью солидаризируясь с этой позицией, остановимся на отдельных сюжетах книги, где автор, на наш взгляд, изменяет заявленному подходу.

Прежде всего это касается характеристики прадеда Владимира Ильича по материнской линии, Мойши Ицковича Бланка. Мы уже упоминали, что комплекс документов о нем хранится в настоящее время в Архиве Президента Российской Федерации. Впервые для широкой общественности их прокомментировал В.В.Цаплин, участвовавший в изъятии этих документов из архивов Житомирской и Хмельницкой областей в 60-х годах³.

М.Г.Штейн вышеупомянутых документов не видел и считал, что они уничтожены. Следуя за В.В.Цаплиным, он, однако, безусловно принял его негативную оценку личности Мойши Бланка. Для тех, кто незнаком с работой Цаплина, напомним некоторые обстоятельства жизни Бланков в Староконстантинове и Житомире, из поскольку они проливают свет на атмосферу, в которой формировались личность и убеждения деда Владимира Ильича — А. Д. Бланка.

В начале XIX века мещанин Мойша Бланк был приписан к староконстантиновскому еврейскому обществу, занимался шинкарством — традиционным делом еврейского населения, жившего в черте оседлости. В его собственном доме находилось питейное заведение, приносящее ему каждую неделю 10 рублей серебром чистого дохода. Кроме того, в Новоград-Волынском уезде (повете) Бланк арендовал землю, засевая ее собственными силами цикорием. Был женат на женщине по имени Марем (Марьям), от брака с которой имел двух сыновей: Абеля и Сруля.

Документы свидетельствуют, что с 1803 года Мойша Ицкович оказался в перманентном конфликте с кагалом⁴. Так, в 1803 году его обвинили в краже чужого сена, в 1805 году против М.И.Бланка и шурина его, Вигдора Фроимовича, было возбуждено уголовное дело по обвинению их в незаконной продаже простой водки вместо фруктовой. Оба дела рассматривались в местном гражданском суде, который признал Бланка в обоих случаях невиновным. Комментируя события В.В.Цаплин заметил, что «этого оправдательного решения еще недостаточно для того, чтобы считать его идеально честным и безупречным представителем своего сословия даже с точки зрения господствовавшей в то время морали»⁵.

Само суждение Цаплина, на наш взгляд, вынесено без учета реалий внутренней религиозно-бытовой жизни еврейского общества в начале XIX века. Иначе его насторожило бы, что оба иска рассматривались в обычном порядке гражданского судопроизводства. Дело в том, что в местностях, присоединенных к России после разделов Польши, делами еврейского общества заведовал кагал, действовавший как орган самоуправления евреев. Вместе с тем, кагал ведал финансами общины, раскладкой податей, распоряжался различными статьями доходов, а также был наделен судебными функциями по делам разного характера, возникавшим между евреями. Несмотря на то, что Городское положение 1785 года уравняло евреев в правах с другими гражданами, в том числе ввело норму, чтобы дела между евреями разбирались не в еврейских, а в общих судах, на практике катально-раввинская организация сопротивлялась вмешательству нееврейской власти в дела своего внутреннего быта. Обычно заподозренный в краже или продаже негодной водки вызывался в катальный суд, допрашивался и в случае признания вины подвергался наказанию. У кагала, жестко регламентировавшего как общественную, так и частную жизнь евреев, оставались огромные материальные возможности, чтобы наказать ослушников. Однако в случае с Мойшей Бланком кагал почему-то решил расправиться с ним руками местной (нееврейской) власти.

В 1806 году М.Бланка обвинили в оскорблении катального Штейнберга и в доносе местным властям на то, что некоторые евреи или утаивают, или своевременно не приписывают к ревизии родившихся детей. Согласно еврейской традиции подобные действия рассматривались как тяжкие преступления против кагала. Доносительство государственной власти возбранялось под угрозой херема (проклятия). Подвергшийся херему становился изгоем, его преследование объявлялось богоугодным делом.

«Положение о евреях» 1804 года лишило кагал права прибегать к суровым мерам воздействия на народ, в частности, предавать херему. Видимо, считаясь с этим, кагал решил уничтожить своего врага по-другому. В 1808 году 22 жителя Староконстантинова, Кременца и Бердичева обвинили его в поджоге города Староконстантинова. Пожар произошел 29 сентября 1808 года. Сгорело значительное количество строений. Бланка арестовали. Уголовное дело, начатое в Новоград-Волынском магистрате, передали в Сенат, где оно и было заслушано 3 июля 1809 года. Коллективный донос не убедил Сенат в виновности Бланка, и его освободили из- под стражи. Однако жить в Староконстантинове стало невозможно, и семья Бланков спешно перебирается в Житомир.

Комментируя эти драматические события, В.В.Цаплин видит их причину в несносном характере Мойши Ицковича, не сумевшего и не желавшего поладить с кагалом. Спору нет, характер у Бланка был действительно «неудобный». Однако в «Деле об убытках, понесенных Староконстантиновским мещанином М.И.Бланком по делу о поджоге будто им города Староконстантинова», хранятся документы, позволяющие предположить, что у этого конфликта была и иная подоплека.

Выявляя в 1965 году документы о семье Бланков в Государственном архиве Житомирской области, Цаплин получил это дело в день перед отъездом и знакомился с ним спешно⁶. Видимо, поэтому он пропустил содержащееся в деле прошение Мойши Бланка на имя императора от августа 1816 года. Семь лет спустя после своего отъезда из Староконстантинова, где остались дом и все имущество, Бланк пишет о причинах столь поспешного бегства: «Каким мщением пылали ко мне староконстантиновские евреи, упоенные фанатизмом якобы за религию свою. Они, считавшие меня отступником от религии потому, что я [своею] сохраняя истинный закон Моисея отвергал суеверные обряды к истинной религии не относящиеся и еще восставал противу буйственных их о христианской религии и исповедующих оную мнений, преследовали меня с таким остервенением, что жизнь моя всегда находилась в опасности, и я для сохранения оной должен был оставить собственный свой в городе Староконстантинове дом и искать спасение в губернском городе Житомире. Чтобы более иметь способов предохранения себя от преследования врагов моих и посягания на жизнь мою и нанимал для себя и семейства своего для жительства дом, тогда когда имел свой собственный и не мог в оном жительствовать»⁷.

Бланк объяснял причину конфликта с кагалом своим религиозным инакомыслием. Возможно, Цаплин не обратил внимания на этот документ, посчитав его уловкой ябедника. Однако в том же деле есть свидетельства противной стороны, которая в ходе судебной перепалки, среди прочих грехов, обвиняла Бланка и в том, будто он кичился, что следует «истинному Закону Моисея», в отличие от других, якобы погрязших в предрассудках. Эти документы позволяют предположить, что одной из причин конфликта Бланка с кагалом было его критическое отношение к внутреннему быту еврейского общества, а попытки возвысить голос протеста повлекли за собой в течение пяти лет четыре судебных разбирательства, целью которых было заставить его замолчать.

Интересно, что прошение Бланка на имя императора, написанное в августе 1816 года, не дошло до адресата, перехваченное местной администрацией. Вскоре произошел инцидент, ставший предметом нового судебного разбирательства, грозившего самому Бланку и его старшему сыну Абелю ссылкой на поселение в Сибирь. 18 ноября 1816 года М.Бланк пришел в дом к сыну, видимо, недавно женившемуся. Сына дома не было, а его молодая жена Малка Потца стала требовать у свекра обещанную за Абелем в приданое сумму денег. Началась перебранка. На крик собрались соседи, кто-то ударил Мойшу Ицковича сзади. На вопрос Бланка, кто его ударил, приезжий фактор Янкель Шиманович, остановившийся в доме сына, указал на Абеля. Мойша обратился в городскую полицию с просьбой взять под стражу сына за неповиновение родителю и причинение побоев. Абель был арестован. Началось следствие. Однако единственный свидетель, спровоцировавший Мойшу на прошение о взятии сына под стражу, исчез из города. 30 ноября М.Бланк подал новое прошение на имя гражданского губернатора с просьбой освободить сына, пострадавшего из-за наговора, и оставить его прежнее прошение без дальнейшего производства, предав его забвению.

Гражданский губернатор поручил городскому магистрату проверить законность прошений Бланка, а также обратить внимание на поведение отца и сына. 31 декабря был проведен допрос 12 житомирских евреев о поведении Бланков, и они под присягою его одобрили. Такой же опрос был проведен в Староконстантинове, где Бланки были записаны по ревизии. Здесь же 12 староконстантиновских евреев под присягой утверждали, что «с самого начала знания их Мошка Бланка оный Бланк был поведения самого худшего по еврейскому закону, подвергал себя неоднократно криминалу, замечен в разных воровских делах и блудодействованию»⁸.

Несмотря на положительные отзывы житомирских евреев, городской магистрат Житомира, основываясь на показаниях староконстантиновских евреев, признал Мойшу и Абеля Бланков «неодобренными», постановил в целях «воздержания их впредь от худых поступков отдать их 6-ти житомирским оседлым и ни в чем неподозрительным жителям о честной их впредь жизни на поруки, а в случае не взятия на таковые, согласно указу 1763 года февраля 10-го числа сослать оных Мойшу и Абеля Бланков в Сибирь на поселение». За недоказанностью вины Абель был отпущен из-под ареста, а Мойше пришлось заплатить пятьдесят рублей ассигнациями за необоснованные прошения и дать подписку, что он впредь не будет затруднять начальство подобными жалобами.

Казалось бы, этот эпизод семейной жизни Бланков — еще одно свидетельство конфликтного характера Мойши Ицковича. Однако действия странного свидетеля, оговорившего сына перед отцом, спровоцировавшего Бланка на обращение в суд и исчезнувшего в момент следствия, дают основание предположить, что конфликт был организован. Действительно, новое судебное разбирательство, последовавшее вскоре после обращения Бланка за поддержкой к императору, дало возможность староконстантиновским евреям скомпрометировать его перед местной властью.

Обращаясь к императору, М.И.Бланк заявлял о своем несогласии с религиозным фанатизмом еврейского общества, сопровождавшимся нетерпимостью к окружающим христианам. Этого было достаточно, чтобы кагально-раввинская организация объявила его «преступником еврейского закона, погрязшим в блудодействии».

Конфликт Бланка с кагалом пришелся на первую четверть XIX века, когда русское правительство пыталось провести культурную реформу еврейского общества с целью преодоления его религиозно-национальной замкнутости. Эти попытки находили поддержку среди наиболее продвинутой части еврейства, понимавшей, что с переходом в русское подданство вовлечение в общегражданскую жизнь невозможно без культурного сближения с окружающим населением. Еще в последние десятилетия XVIII века среди польско-литовского еврейства распространились идеи немецкого философа Моисея Мендельсона (1729—1786), выступавшего за союз еврейской традиции и европейского просвещения. Сторонниками мендельсоновского движения часто выступали богатые еврейские купцы, имевшие торговые сношения с промышленными центрами Западной Европы. В первое десятилетие XIX века в отдельных местностях России в черте оседлости евреев стали самостоятельно появляться ячейки последователей Мендельсона. Крупнейшим еврейским просветителем первой половины XIX столетия считается Ицхак Бер Левинзон (1788-1860), большую часть жизни проживший в Кременце на Волыни. Он резко критиковал традиционное еврейское образование и призывал евреев изучать светские науки и русский язык⁹.

Взгляды еврейских просветителей — сторонников сближения с русским народом импонировали русскому правительству. Однако, по мнению еврейских историков, правительство само обессилило культурную реформу, не решившись в первой четверти XIX века упразднить власть катально-раввинского союза над еврейским народом. Официальный раввинат, озабоченный ослаблением своего влияния и продолжавший держать еврейский народ в тисках обрядовых стеснений, повел борьбу против попыток насаждения светского образования среди евреев. В этой борьбе он нашел себе сторонника в лице «заклятого врага» — хассидизма, появившегося, как известно, на Подолии¹⁰ и привлекшего к себе в конце XIX века значительное население Подолии, Волыни и Украины. Хассиды, выступавшие против схоластики официального раввината, с одинаковой ненавистью относились и к науке. Как пишет Ю. Гессен: «Хассиды и их противники были в одинаковой мере заинтересованы в том, чтобы кагал решительно выступил против малейшей попытки насадить просветительские идеи среди еврейского общества»¹¹. В этих условиях лиц, критически относившихся к внутреннему быту, принуждали молчать. Тот же Гессен отмечает: «Отдельные личности были совершенно бессильны бороться с кагалом, располагавшим материальными средствами, привлекавшим нередко на свою сторону местную администрацию, и его власть фактически не была умалена»¹².

Эти нормы внутреннего быта еврейского общества, как нам представляется, повлияли на судьбу М.Бланка и его сыновей. Вероятно, Мойша Бланк с самого начала своей жизни в Староконстантинове был чужаком. В отличие от М.Г.Штейна, мы не считаем версию В.В.Цаплина о том, что «М.И.Бланк поселился здесь будучи уже взрослым», безосновательной¹³. Нам удалось познакомиться с дневником Цаплина, который он вел, работая в 1965 году в архивах Житомирской и Хмельницкой областей. Записи в нем доказывают, сколь скрупулезно этот опытнейший архивист выискивал документы, касающиеся Бланков. Вряд ли поэтому не стоит доверять его утверждению, что в первой четверти XIX века фамилия Бланк на Волыни распространения не имела. Исследователь этимологии еврейских фамилий в СССР Абрам Соломонович Приблуда считал, что эта фамилия немецкого происхождения и означает в переводе с немецкого «белый»¹⁴. Возможно, Бланки пришли в Россию из Германии или из Австрии.

Предположение о том, что конфликт с кагалом был вызван не только сложным характером Бланка, но и его стремлением к сближению с христианским окружением, подтверждает и тот факт, что в Житомире Мойша Ицкович довольно мирно уживался с евреями, несмотря на то, что рискнул отдать своих сыновей учиться в общеобразовательное христианское училище. Для подобного шага в то время нужно было иметь достаточно мужества. «Положение о евреях» 1804 года предоставило еврейскому населению доступ во все государственные школы. Однако призыв властей отдать еврейских детей в общие с христианами школы вызвал ожесточенное сопротивление кагалов. «Стремление кагалов, — писал Ю.Гессен, - было направлено к тому, чтобы еврейские дети не обучались не только в казенных школах, но и вообще у учителей-христиан и даже у немецких евреев. Их тревожило, что наука поколеблет в детях рвение в исполнении требований религиозно-обрядовой традиции»¹⁵. Закон 1804 года не носил принудительного характера, каждая семья самостоятельно должна была решать вопрос о поступлении детей в общую школу. Но, делая свой выбор, родители бросали вызов кагалу. С 1807 года, когда кагалам было предложено высказаться по сути культурной реформы, последние не щадили сил, чтобы задавить саму мысль о необходимости приобщения детей к светской культуре. Понятно, что осмелившийся преступить традицию, становился мишенью для соплеменников, вызывал их гнев и ненависть.

Сыновья Мойши Бланка росли в семье, постоянно конфликтовавшей с кагалом. Обучаясь в житомирском поветовом училище, они близко общались с христианами. В этих условиях, видимо, у молодых людей оформилось желание преодолеть замкнутый круг еврейского быта, включиться в общегражданскую жизнь российских подданных, поступить на государственную службу. Так случилось, что их путь к намеченной цели прошел через принятие христианства и ассимиляцию, означавшие разрыв с культурой своего народа.

На склоне лет крестился и сам Мойша Ицкович Бланк. Об этом мы узнаем из его письма к императору Николаю I от 18 сентября 1846 года. Первый публикатор этого письма, М.Г.Штейн, оценил его как «любопытнейший документ, характеризующий и эпоху, и личность автора — человека, который стремился причинить вред соплеменникам, может быть, даже без непосредственной пользы для себя»¹⁶. Чтобы убедиться в справедливости этой оценки, попробуем прочитать письма М.Бланка в контексте эпохи и, в частности, на фоне мер, предпринимавшихся правительством в 40-е годы XIX века для преобразования еврейского быта.

Обращаясь к императору с благодарностью за милости, оказываемые своим верноподданным, Бланк писал, что «и евреям была оказана великая милость учреждением школ для их детей, дабы они были в состоянии приобретать себе честным образом пропитание как то делают и другие образованные люди, а для достижения сего весьма полезен Указ, повелевающий, чтобы они одевались, как христиане. Но большая часть Евреев, т.е. нижний класс из них, почитает сей благодетельный указ как за несчастье»¹⁷. Как видно, Бланк приветствовал высочайший указ от 13 ноября 1844 года об учреждении особых общеобразовательных еврейских училищ, чем облегчался доступ еврейских юношей в другие общеобразовательные учебные заведения. Эта правительственная мера, и последовавший за ней в декабре 1844 года указ об упразднении кагалов, были сочувственно приняты общественностью. Так, МЛ.Песковский, в целом критически оценивавший законодательство о евреях николаевской эпохи, отмечал, что создание особых училищ для евреев было наиболее благоразумной и полезной мерой как для еврейства, так и для русского общества и государства. Однако это нововведение вызвало «в среде еврейства множество самых нелепых толков и породило даже панику» — и это «спустя 40 лет после того, как «Положением» 1804 года евреям предоставлено было обучать своих детей во всех существовавших общеобразовательных учебных заведениях. Совершенно бесполезно, значит, было одно только «предоставление» тогда евреям права на общее образование»¹⁸.

Об этом же неадекватном отношении еврейства к просветительным намерениям правительства писал императору и М.И.Бланк, делая при этом нелицеприятный вывод: «в самом деле Евреи недостойны монаршей милости, по закоренелой ненависти, которую они питают к христианам». При этом он оговаривался, что «в этом виноваты не столько они, бедные люди, как Раввины, которые воспрещают все христианские обычаи... Поистине эти бедные люди не виновны, но соблазняются Раввинами»¹⁹.

Бланк предлагал ряд принудительных мер к сближению евреев с христианами, считая, что принуждение, примененное во благо заблуждающимся, оправдано. Видимо, такой подход, вполне разделяемый высшими правительственными кругами, объясняет тот факт, что письмо житомирского мещанина выделили из многочисленных жалоб евреев, которыми, по утверждению современного историка, были завалены власти на протяжении всего царствования Николая I²⁰. 26 октября 1846 года, представляя записки крещеного еврея Бланка императору Николаю I, министр внутренних дел Лев Перовский писал: «Предложения Бланка состоят в том, чтобы запретить Евреям ежедневную молитву о пришествии Мессии и повелеть молиться за Государя Императора и весь августейший дом Его. Запретить Евреям продавать христианам те съестные припасы, которые не могут быть употребляемы самыми Евреями в пищу, как, например, квашеный хлеб во время пасхи и задние части битой скотины, запретить также христианам работать для Евреев в субботние дни, когда сии последние, по закону своему, работать не могут»²¹.

Как сообщает М.Г.Штейн, в декабре 1846 года Комитет для определения мер коренного преобразования евреев в России, опираясь на записку Бланка, принял решение: «сделать через Министерство Внутренних Дел распоряжение о строгом подтверждении и наблюдении, чтобы при Богомолении Евреев непременно совершаемы были установленные молитвы за Государя и Императорскую Фамилию, подвергая виновных в неисполнении сего преданию суду по законам». Комментируя этот факт, Штейн заключает: «Бланк добился своего — не только новой молитвы, но и усиления враждебного отношения николаевского режима к ни в чем неповинным людям... По ненависти к своему народу Д.Бланка можно сравнить, пожалуй, только с другим крещеным евреем — одним из основателей и руководителей Московского Союза русского народа В.А.Грингмутом»²². Столь эмоционально выраженный приговор, на наш взгляд, мало согласуется с историческими реалиями.

В книге Ю.Гессена «История евреев в России», в главе, посвященной законодательству о евреях 40-х годов XIX столетия, автор писал: «Мысль о необходимости внести культурное преобразование в еврейский быт упорно держалась в правительственных кругах благодаря воздействию самих евреев, тех немногих из них, которые относились критически к жизни в черте оседлости; одни действовали в этом отношении открыто, другие — тайно; одни влияли непосредственно на представителей бюрократии; другие косвенным путем, высказывая свои мысли во всеуслышанье, находя в еврейской среде адептов, выступавших потом уже от своего имени. Не все говорили одно и то же о характере средств, с помощью которых следовало осуществить реформу, но нет сомнения, что отдельные евреи сочувствовали, в принципе, системе репрессивных мер, положенной правительством... в основу своей преобразовательной деятельности»²³.

Среди видных представителей еврейства, повлиявших на содержание правительственных реформ николаевской эпохи, Ю.Гессен называет выдающегося еврейского просветителя Ицхака Бер Левинзона; учителя, секретаря Варшавского еврейского комитета Германа Иезеаковского; крупного откупщика, коммерции советника Литмана Фейгина. Гессен приводит содержание записки Г.Незеаковского, составленной по предложению министра внутренних дел Д.Н.Блудова, которая гласила: «Все знают, что в России евреи, почти без исключения, преданы телом и душою невежеству, фанатизму и обману, что умственные их способности подвизаются на поприще корыстолюбивых рассчетов, что каждое ремесло, требующее трудов и стараний, им ненавистно, что для них Отечество не существует,., и что в надежде на другое, баснословное, раввинами им обетованное отечество, пренебрегают мерами, принятыми для их преобразования»²⁴.

Эти соображения по степени неприятия рутины жизни русского еврейства намного превосходят то, что писал в своей записке Бланк, однако Гессену не пришло в голову обвинить их автора в ненависти к своему народу. Он указывал на односторонность позиции радетелей просвещения, не останавливавших внимание правительства на правовых стеснениях евреев в России, которые, по его мнению, обусловливали экономическое убожество еврейского населения и вместе с тем препятствовали культурному общению евреев с окружающим населением. Объясняя эту односторонность, Гессен подчеркивал: «То было время умственной и нравственной аберрации. Всякое средство считали пригодным для достижения цели. Грубая сила, которою злоупотреблял ортодоксальный господствующий класс, заставляла и прогрессистов идти по пути насилия. Лозунг — кто не со мной, тот против меня — затемнил сознание даже лучших людей»²⁵. Что же говорить о перекосах в сознании рядового мещанина, который, вероятно, был всего лишь адептом критиков духовного состояния русского еврейства?

В опубликованном М.Г.Штейном письме М.И.Бланка к императору он упоминал: «...еще 7 июня 1845 года я писал то же самое, что и теперь, и отправил мое послание Г-ну Губернатору для дальнейшей пересылки. Но я полагаю, что Евреи нашли средства воспрепятствовать отправлению моего письма»²⁶. Бланк ошибался. Его письмо было передано в управление Киевского военного, Подольского и Волынского генерал-губернатора, оттуда 16 июня 1845 года направлено в Петербург, шефу жандармов графу Алексею Федоровичу Орлову. В сопроводительном письме сообщалось: «…Бланк, как доносит мне Житомирский Губернатор, есть выкрест из Евреев, неспокойного характера: ябедник, имеет за собою несколько ябеднических дел и совершенно не одобряется в поведении»²⁷. Отрицательный отзыв местных властей об авторе письма был воспринят в III-м отделении Собственной Е.И.В.Канцелярии спокойно. Может быть, потому, что, по замечанию современного историка Б.Натанса, «за первую половину XIX века евреи приобрели в русских правительственных кругах репутацию сутяжников» из-за многочисленных жалоб, касающихся их личных интересов либо интересов их общины²⁸. 27 июня 1845 года управляющий III-м отделением генерал Л.В.Дубельт, входивший в состав Комитета для определения мер коренного преобразования евреев в России, направил донесение Бланка, написанное на еврейском языке, в азиатский департамент МИД с просьбой «перевести оное на русский язык и доставить вместе с оригиналом к графу Алексею Федоровичу» (Орлову. — авт.)²⁹.

Документы вернулись в III-е отделение в июле 1845 года. Перевод с еврейского гласил:

«Всемилостивейшему Отцу и Государю нашему Императору Николаю Павловичу, да ниспошлет Ему Всевышний долголетнюю жизнь, мир, благословение и да споспешествует Ему во всех делах!

Каждый разумный человек сознает благодеяние, оказанное Вашим Императорским Величеством Еврейскому народу, высочайшим повелением об определении еврейских детей в училища и наблюдении за приличною для него одеждою, что способствует к образованию сего народа; но низший класс сей нации смотрит на эту Императорскую милость, как на несчастие. Действительно он мало заслуживает сей милости; ибо я сам (воспринявший  Св. Крещение 1-го января сего года на 90-м году от рождения и с тех пор посещая Церковь, в коей приносятся молитвы о благоденствии Государя Императора, Наследника и Царской фамилии) замечал, что Евреи, хотя и предписано им Талмудом молиться о здравии Царствующего Императора, того не исполняют даже и в самый день примирения, не смотря на то, что они проводят тот же целый день в молитве в Синагоге. Хотя и есть в их молитвенных книгах форма возношений только имени Императора, а не Императорской Фамилии: но и эта никогда не исполняется и существует для одного вида. — В самой, одежде и образе жизни, Евреи столь отдаляются от Христианских обычаев, что соделываются недостойными излиянных на них Монарших милостей; но тому виною суть их законоведцы, которые им воспретили принять обычаи других наций. Уже более 30-ти лет, как я узнал о таковых заблуждениях, отдал двух сыновей своих в училища, и лет 20 тому назад отправились они в Петербург, приняли Христианскую веру и изучились медицине, в последствии один из них умер там же, а другой определен на службу в Перми. — Жена моя, препятствовавшая мне до сих пор креститься, наконец тоже умерла и я решился провести остаток жизни в лоне Православной веры. Между Евреями многие склоняются к той же цели, но не смеют обнаружить желание, опасаясь лишиться отеческого наследства или удерживаемые женами от желания их соединиться с Христианами, а потому остаются в ожидании, что только Высочайшем по сему обстоятельству повелением разрушится наконец ненависть между Евреями и Христианами. Евреи не должны бы ненавидеть Христиан, ибо сии последние во многих отношениях приносят им пользу, откупая у них негодное к их употреблению мясо и квасный хлеб во время Пасхи. — И то и другое Евреи по религиозным их правилам должны бы бросить в воду, если б их Христиане у них не перекупали. Равным образом и в Синагогах в день Шабаша и примирения, когда никто из Евреев не может зажечь свечей, прислуживают им Христиане. Кроме того Евреи приобретают пропитание свое посредством торговли с Христианами. — Но Евреи пребывают в беспрерывном ожидании пришествия Мессии и каждодневно читают такую молитву: верую в пришествие Мессии и во освобождение наше из изгнания, — из чего явствует, что они не могут быть ни добрыми подданными, ни друзьями Христиан, когда надеются в скором времени быть перемещенными в собственную свою землю. И так, чтобы привести в исполнение благодетельные намерения Вашего Императорского Величества в отношении образования Евреев необходимо Высочайшее повеление, в силу коего им воспрещается пользоваться впредь вышесказанными выгодами, получаемыми от Христиан, равномерно молитвы о освобождении по средством Мессии, как противные присяге подданства, воспретить; вместо того приказать им молить в Синагогах в праздничные и Сабашные дни за Ваше Императорское Величество, за наследника Престола и за всю Царскую Фамилию, а Раввинам не дозволить более объездов по своим приходам, ибо они соблазняют Евреев к лжеумствованию. Тогда только можно ожидать преобразования Евреев и тогда только они признают с благодарностью добрые намерения Вашего Императорского Величества, (подписано) Дмитрий Иванов Блох 5. Июня 1845.»³⁰

Выявленное нами письмо, хранящееся в Государственном архиве Российской Федерации, в фонде III-го отделения Собственной Е.И.В. Канцелярии, по содержанию в основном совпадает с документом, опубликованном М.Г.Штейном. Тональность его более сдержанная. Оно воспринимается как основа второго письма, в котором было усилено эмоциональное неприятие предрассудков евреев в отношении христиан, а также конкретизированы некоторые детали биографии автора. Именно в этих деталях письма имеются разночтения. Так, в первом письме автор сообщал, что воспринял святое крещение 1 января 1845 года на 90-м году от рождения, а во втором писал, что был крещен 1 января 1835 года. Есть фактические различия и в других сюжетах писем. Например:

Обращает на себя внимание и тот факт, что первое письмо подписано: «Дмитрий Иванов Блох», второе — «Дмитрий Бланк».

Происхождение этих еврейских фамилий разное. По свидетельству немецкого исследователя еврейских фамилий Геннце, «блохами» или «блиохами» назывались в Германии выходцы из Валахии, иногда из Италии. Фамилия же Бланк, означающая в переводе с немецкого «белый», родилась как кличка, обозначающая индивидуальные особенности внешнего облика, в частности, цвет волос³³.

Разночтения в текстах писем могли быть следствием ошибок в переводе с еврейского. К сожалению, оригинал письма, выявленного М.Г.Штейном, не сохранился. Располагая оригиналом на еврейском языке, сохранившимся в деле III-го отделения, мы обратились за помощью к лингвистам, специалистам по ивриту и идишу. Одни из них сразу отказались переводить еврейский текст середины прошлого века, другие столкнулись с проблемой его прочтения из-за незнакомого им способа написания. Заключение по тексту смог дать только старший научный сотрудник отдела рукописей Российской Государственной библиотеки И.В.Медведев, долгое время занимающийся исследованием рукописей хассидов.

По его мнению, в рукописи письма прослеживаются три разных почерка. Шапка написана на иврите оригинальной хассидской скорописью, распространенной среди хассидов западных губерний Российской империи, сформировавших, как известно, не только свой собственный стиль богослужения, но и свой стиль письменности. Основная часть письма написана другим человеком на идише, также со стилизацией под хассидскую графику, В письме много германизмов, причем немецкие слова написаны еврейскими буквами, встречаются и русские слова, написанные еврейскими буквами. Проанализировав графику основного текста письма, эксперт выдвинул предположение, что автор мог происходить из Германии или Прибалтики, а грамоте обучался у хассидов. Человек этот, безусловно, образованный, пренебрегавший даже в письме строгими канонами еврейской письменной традиции. Об этом свидетельствует, например, употребление арабских цифр, недопустимое в еврейской среде.

Содержание письма также свидетельствует о том, что автор был приверженцем идей Гаскалы, близким к кругам просвещенцев.

Порвав с иудейством, он тем не менее предупреждает в письме к императору об опасности принуждения евреев к крещению, считая, что единственный путь к преодолению отчуждения евреев и христиан — это образование. «Надеюсь, — заканчивает он письмо, на наступление времен просвещенных для евреев, рожденных на территории этой великой страны». По утверждению эксперта, письмо подписано: «Дмитрий бен Изик Бланк». Причем подпись сделана малограмотным человеком: буквы как бы срисованы с прописей и составлены в слова так, как ребенок составляет слова из разрезной азбуки.

Пока нам не удалось объяснить причину явных несоответствий этих документов, ставящих под сомнение подлинность их авторства. Но справедливости ради следует сказать, что содержание писем с большой натяжкой может служить основанием сурового приговора, вынесенного М.Г.Штейном прадеду Ленина М.И.Бланку. На наш взгляд, это особенно важно подчеркнуть, поскольку книга Штейна создает философскую опору для любителей прямых аналогий. Так, подчеркивая значение тщательного изучения генеалогии Ленина для понимания его как человека и политика, Штейн обращается за поддержкой к высказыванию основателя аналитической психологии К.Ю.Юнга: «...причинной связью с родителями едва ли можно объяснить, чем является ребенок, как отличная от родителей индивидуальность. Можно даже рискнуть предположить, что не родители, а скорее генеалогия родителей (деды и прадеды, бабки и прабабки) являются подлинными прародителями детей и больше объясняют их индивидуальность, чем сами непосредственные и, так сказать, случайные родители»³⁴.

Опираясь на это положение, известный политик и ученый Г.Х.Попов в рецензии на книгу М.Г.Штейна приходит к выводу: «... не оставив Ленину ни земель, ни фабрик, ни капиталов, предки оставили ему гораздо более важное — добротную генетическую наследственность. Откуда же тогда ряд очевидно отрицательных черт Владимира Ильича? Судя по всему, от прадедушки Моисея Ицковича Бланка.»³⁵ Следуя за Штейном в перечислении отрицательных деяний прадеда Ленина, Попов усиливает обвинительный пафос. «Бланк, — утверждает ученый, — добивался усиления враждебного отношения николаевского режима к ни в чем не повинным евреям. Царизм реализовал даже идею Бланка о запрете евреям носить национальную одежду» (выделено нами — авт.)³⁶.

Из доступных любому читателю многочисленных трудов по истории евреев в России Гавриил Харитонович Попов мог бы узнать о том, что еще «Положение о евреях» 1804 года запрещало им носить национальную одежду за пределами черты оседлости. «Положение» 1835 года подтвердило этот запрет. «Положение о коробочном сборе» 1844 года установило плату за ношение еврейской одежды — с тем, чтобы полученные средства были направлены на создание общеобразовательных школ для еврейских детей. И все это было сделано без ведома мещанина из Житомира М.И.Бланка. Ю.Гессен в уже цитированном нами труде писал: «На дело просвещения был обращен и другой сбор — с традиционного платья. Он, впрочем, имел и самостоятельную цель, так сказать, культурную: бороться с одеждою, которая, по мнению правительства, отделяла евреев в общественной жизни от христиан. Эта точка зрения разделялась и прогрессивными евреями»³⁷. Среди ходатаев перед императором, добивавшихся в 40-х годах XIX века издания высочайшего повеления о запрещении носить еврейскую одежду, Гессен называет поэта и педагога Соломона Залкинда, библиофила Матеса Страшуна, пользовавшегося большим научным авторитетом в еврейском научном мире, и, наконец, видного писателя Мордехая Арона Гинцбурга. Как видно, Г.Х.Попов возводит напраслину на Бланка, заключая при этом: «Какая степень ненависти, остервенения, злобной мстительности должна была быть у этого прадеда Владимира Ильича! И как много аналогий возникает при сравнении отношения Бланка к евреям с отношением Ленина к своим политическим оппонентам!»³⁸

М.Г.Штейн начинает свою последнюю книгу о родословной Ленина с вопроса к его племяннице О.Д.Ульяновой, упорно признающей лишь русскую, шведскую и немецкую ветви в родословной Ульяновых. Зачем, вопрошает автор, когда фактически уже не действует цензура, когда сняты многие ограничения, заявлять об отказе от своих еврейских предков по линии бабушки М.А.Ульяновой (в девичестве Бланк)? Нам представляется, что в такой позиции единственной прямой наследницы Ульяновых скорее выражен протест против распространенной сегодня практики использовать родословную Б.И.Ленина для его дискредитации. Анализ доступных в настоящее время исследователям документов убеждает нас, что по материнской линии на генеалогическом древе И. Ленина есть русская, шведская, немецкая и еврейская ветви. Вместе с тем мы разделяем и точку зрения ОД.Ульяновой, что «пока вопрос о предках В. И. Ленина по линии его деда — потомственного дворянина Александра Дмитриевича Бланка — требует дополнительного исследования»³⁹.

Примечания:

1 Штейн М.Г. Ульяновы и Ленины. Тайны родословной и псевдонима. СПб., ВИДР. 1997.

2 Там же. С.6.

3 См.: Цаплин В.В. О жизни семьи Бланков в городах Сгароконстантинове и Житомире // Отечественные архивы. 1922. №2. С.38—45,

4 Архив Президента Российской Федерации. Особая папка №3: Дело об убытках, понесенных староконстантиновским мещанином М.И.Бланком по делу о поджоге будто им города Староконстантинова; Определение присутствия Волынского главного суда 16 января 1826 года.

5 Цаплин В.В. Указ.соч. С.40.

6 АЭРФ. Ф.777. Оп.1. Д.45. Л.144.

7 Архив Президента Российской Федерации. Особая папка №3: Дело об убытках, понесенных староконстантиновским мещанином М.И.Бланком по делу о поджоге будто им города Староконстантинова. Л.39.

8 Архив Президента Российской Федерации. Особая папка №3: Волынский главный суд. Протоколы Волынского главного суда. 5 января 1317 года.

9 Аграновский Г. Типография Роммов и еврейские просветители в середине XIX столетия // История евреев в России. СПб., 1993. С.117.

10 Голицын Н.Н. История русского законодательства о евреях. СПб., 1888. с 371.

11 Гессен Ю. История евреев в России. СПб., 1914. С.108.

12 Там же. С. 107.

13 Цаплин В.В. Указ.соч. С.38.

14 РЦХИДНИ. Ф.645.

15 Гессен Ю. Указ.соч. С.122.

16 Штейн М.Г. Указ.соч. С.43.

17 Там же.

18 Песковский MЛ. Роковое недоразумение: Еврейский вопрос, его мировая история и естественный путь к разрешению. СПб., 1891. С.305—306.

19 Штейн М.Г. Указ.соч. С.43-44.

20 Клир Джон. Русская война против «Хевра кадиша» // История евреев в России. Проблемы источниковедения и историографии. СПб., 1993. С.110.

21 Документ был выявлен и впервые опубликован Г.МДейчем. См.: Еврейские предки Ленина: Неизвестные архивные документы о Бланках. Нью-Йорк, 1991. С.20.

22 Штейн М.Г. Указ.соч. С.46.

23 Гессен Ю. Указ.соч С.209.

24 Там же. С.214-215.

25 Там же. С.217.

26 Штейн М.Г. Указ.соч. С.45.

27 ГАРФ. Ф.109. Оп.1. Эксп.1845 г. Д.131. Л.1-1об.

28 Натанс Б. За Чертой: Евреи, русские и «еврейский вопрос» в Петербурге (1855—1880) Ц Вестник Еврейского Университета в Москве. М,-Иерусалим, 1994. №2(6). С.20.

29 ГАРФ. Ф.109. Оп.1. Эксп. 1845 г. Д.131. Л.2.

30 Там же. Л.6—8об.

31 Там же. Л.6 об—7.

32 Штейн М.Г. Указ.соч. С.44. .

33 Приблуда АС. Фамилии евреев в СССР. Рукопись, С.72—73. РЦХИДНИ. Ф.645.

34 Штейн М.Г. Указ.соч. С.6.

35 Попов Г.Х. Родословная Ленина // Известия. №72. 18 апреля 1998. С.5.

36 Там же.

37 Гессен Ю. Указ.соч. С.232.

3 Попов Г.Х. Указ.соч.

38 Ульянова ОД. Родословная вождя // Правда. №4 (27823). 21—23 января 1998. С.2.

ПРИЛОЖЕНИЯ