О Владимире Ильиче (Последние годы жизни) - Известия ЦК КПСС № 4

Известия ЦК КПСС № 4

Больше чего-либо другого занимало Владимира Ильича в этот период сельское хозяйство. «Если нельзя заниматься политикой,— говорил он мне как-то,— надо заняться сельским хозяйством» и неоднократно возвращался потом к этому вопросу. Уже в середине июня, когда Владимир Ильич только что начал вставать, он завел речь о том, что в Горках следовало бы завести кроликов, использовав для них место, обнесенное сеткой, которое прежним владельцам Горок служило для игры в лаун-теннис¹³⁸. Кролики скоро были привезены, их приносили показать и Владимиру Ильичу, но в этот период своей болезни он в общем мало обращал на них внимания, хотя просил выписать из-за границы книги по кролиководству, а также по рыбоводству, куроводству и т. п., и поощрял Надежду Константиновну, которая одно время взялась следить за ними.

В этот период Владимира Ильича занимал вопрос о том, чтобы создать из Горок показательный образцовый совхоз для окрестных крестьян. Он усиленно советовал нам прочесть «Обновленную землю»¹³⁹, снестись с организаторами и работниками ее, выписать оттуда семена и различные растения, чтобы насадить их в Горках, устроить питомник и делиться всем этим с крестьянами.

«Пусть ни один клочек земли не останется здесь неиспользованным»,— говорил он мне, когда мы с ним гуляли по парку, и прикидывал, где что можно рассадить. В то же время Владимира Ильича очень интересовал вопрос о культуре белых грибов. О культуре шампиньонов мы знали. Первая книга, которую Владимир Ильич стал читать, когда это было ему разрешено (в конце июня), была книга об искусственном разведении шампиньонов, и садовнику было поручено, ознакомившись с этой книгой, завести культуру шампиньонов и в Горках. Но данных о разведении белых грибов мы найти не могли. Однажды в старом журнале «Семья и усадьба»¹⁴⁰, который оказался в библиотеке Рейнбота, и в котором Владимир Ильич просматривал картинки, он нашел заметку о разведении белых грибов в парке Кшесинской, где-то около Петербурга, на островах. Способ разведения состоял в том, что у белого гриба обрезалась земля вместе с мицелиями и разбрасывалась под тонким слоем земли на том месте, где гриб был найден. Решено было испробовать этот способ и в Горках. Отправляясь гулять в парк, Владимир Ильич требовал, чтобы на том месте, где находили белый гриб и разбрасывали обрезки, ставилась отметка с записью какого числа и месяца там был найден белый гриб. Как и во всем, за что он брался, Ильич требовал и здесь аккуратности и пунктуальности и нередко выговаривал мне, когда у меня для этих записей не хватало терпения. Затем он поручил мне разыскать специалиста по разведению белых грибов. Запрошен был Наркомзем, который ответил, что они могут указать и специалиста-теоретика и специалиста- практика. Первый был действительно разыскан и прислал нам свою книгу, в которой, однако, ничего не было о культуре белых грибов. Практика же, который по сведению Наркомзема жил где-то в Воронежской губернии, так и не удалось разыскать. Был еще проект дать объявление в газетах относительно поисков грибного спеца, но осуществлено это не было, так как по мере того как здоровье Владимира Ильича улучшалось и он все больше входил в политическую жизнь, разговоры на такие темы велись все реже, хотя интерес к ним Владимир Ильич проявлял и позднее.

К вопросу о заимствовании достижений «Обновленной земли» и о выписке семян и растений из Америки, Владимир Ильич возвращался несколько раз и осенью по переезде в город. Говорил он об этом и в марте 1923 года за день до потери речи. «Смотри же, чтобы семена были здесь через неделю. Скажи всем трем председателям...»,— говорил он, все более слабея.

Мысли о занятии чем-либо иным, а не политикой, приходили, однако, Владимиру Ильичу в голову лишь тогда, когда он чувствовал себя плохо и пессимистически смотрел на возможность выздоровления. Но стоило наступить хоть небольшому улучшению, как все мысли его направлялись опять- таки к политической деятельности.

Он все время стремился получить возможно больше «льгот» по части чтения газет, свидания с товарищами и т. п. Уже 15 июня, когда Владимир Ильич не имел еще разрешения вставать с постели, но чувствовал себя уже лучше, он попросил показать ему предписание профессора Ферстера и был очень огорчен, узнав, что чтение газет ему еще не разрешено, а видаться с товарищами он может лишь при условии не говорить с ними о политике. Это мало соблазняло его и он сказал, что при таком условии лучше не надо посещений. В следующие дни он все снова и снова возвращался к этому вопросу, жаловался на скуку, стремился перейти на положение здорового человека и с нетерпением ждал приезда Ферстера. Владимиру Ильичу казалось, что по части «льгот» он пользовался в меньшей степени, чем было обещано Ферстером, так как свиданий ему все еще не разрешали, а они смогли бы несколько заполнить день. «Хоть бы скорее все это было,— говорил Владимир Ильич,— а потом к черту весь синклит».

Насколько голова Владимира Ильича и тогда была полна политическими вопросами, видно из того, что 21 июня он, говоря Кожевникову, что без политики жить трудно, сказал ему: «Я уже подготовил сегодня свою речь к декабрьскому съезду 1922 года»¹⁴¹. Как известно, выступить на этом съезде Владимиру Ильичу не удалось, так как незадолго перед ним его поразил новый удар.

На консультации 24 июня, на которой присутствовали: Семашко, Клемперер, Крамер, Левин и Кожевников, Владимир Ильич расспрашивал врачей о сроке своего выздоровления и выяснил вопрос, чем ему можно заниматься. И был очень доволен, когда ему разрешили через несколько дней самому читать. Присутствием Н. А. Семашко Владимир Ильич воспользовался, чтобы поговорить с ним не только по медицинским вопросам. «Политикой заниматься мне не позволяют,— сказал он ему,— я Вас не стану расспрашивать, но вот что я Вам скажу: пусть в Гааге будут очень осторожны. Пусть в НКПС уладят тот конфликт, о котором я узнал перед болезнью... Каковы виды на урожай? Не грозит ли опасность от саранчи?» О газетных новостях Владимир Ильич расспрашивал в тот же день и Кожевникова, причем, узнав, что процесс правых эсеров еще не закончен, сказал: «Напрасно они это так делают, ведь на процессе занято столько нужных людей — Бухарин, Луначарский, Покровский, Крыленко и другие».

27 июня состоялась консультация с прилетевшим из-за границы профессором Ферстером, которого Владимир Ильич ожидал с таким нетерпением. На консультации не было отмечено «никаких явлений апраксии и атаксии; при разговоре по-русски не было ни явлений парафазии, ни явлений афазии», по-немецки Владимир Ильич говорил хуже, чем до болезни, не мог нередко припомнить нужных слов. Написал быстро и правильно фразу, «только слово «чем» написал первоначально через ять, но потом сам же исправил. Запоминание фигур вполне правильное». Умножение «двухзначного числа на однозначное первый раз вследствие отвлечения внимания неправильно сделал, но когда сосредоточил внимание, сделал его правильно. После 10-минутной паузы правильно и очень быстро умножил 16 на 3; 54 на 7; 783 на 3; 789 на 12 и 189 на 123. Прочел небольшой отрывок очень бегло и с выражением, но запомнил только первую фразу. На вопрос Кожевникова, лучше ли он запоминает, когда ему читают вслух, ответил утвердительно».

29 снова состоялась консультация¹⁴², имевшая место через полтора часа после бывшего у Владимира Ильича спазма сосудов. «При исследовании рефлексов Бабинского, Оппенгейма, Россолимо, Менделя-Бехтерева не обнаружено. Клонуса стопы слева нет, справа 2—3 толчка». «Сила активных движений правых конечностей прекрасная, объем полный. При чтении вслух... Владимир Ильич из трех фраз запомнил первую. При прочтении второй повторил ее дословно тотчас по прочтении, через 2 и через 4 минуты. Когда была прочитана третья фраза, ее полностью Владимир Ильич не мог запомнить, из второй же повторил первую часть, а вторую часть вспомнил при подсказывании первого слова. При исследовании тахистоскопом «гриб» узнал при 25 делениях, подставку для яйца — при 30 делениях, цветы — при самой малой скорости, кошелек не узнал и только при самой медленной скорости сказал, что это что-то вроде чемодана».

При исследовании Владимира Ильича на консультации врачи давали ему обычно примеры на арифметические действия — счет удавался ему, как мы указывали, особенно в первое время болезни, хуже всего. Примеры не всегда удавалось решить правильно, и это очень волновало Владимира Ильича. В начале июля он сам пожелал заняться задачами, упражняться в счете, и с тех пор регулярно каждый день решал по несколько десятков примеров, сначала только на умножение, а затем и на комбинированные действия¹⁴³. И в это занятие Владимир Ильич вносил столь свойственное ему упорство и настойчивость: по несколько раз просматривал решения и вносил в них исправления. Перед тем, как взяться за задачи, Владимир Ильич клал перед собой часы, чтобы заметить, сколько времени брало у него решение примеров и сравнить затем в следующие дни, насколько улучшается возможность счета не только в смысле правильности решения, но и количества времени, потребного для этого.

А улучшение, хотя и медленное, безусловно отмечалось во все последующее время. Скоро Владимир Ильич сам стал составлять себе арифметические примеры, а кроме того занялся переложением небольших рассказов, чтобы упражнять запоминание прочитанного¹⁴⁴. Иногда он кроме того переписывал с книги, упражняя почерк, который первое время отличался от его обычного почерка, был неровный и довольно мелкий, а порой и «сумасшедший», как называл его сам Владимир Ильич.

Какая трагедия! С одной стороны подготовлять доклад для Всесоюзного* съезда Советов, который Владимир Ильич должен был делить в декабре 1922 года, с другой — практиковаться в примитивных упражнениях по русскому языку и арифметике. Такова была злая ирония, которую сыграла с ним болезнь. Интеллект сохранил всю свою силу и мощь, а какие-то мелкие сосуды головного мозга благодаря тромбозу отнимали у него возможность правильно писать и считать. Но он с упорством старался превозмочь эти недочеты и неуклонно прогрессировал в этом.

Одно время Владимир Ильич делал, на всякий случай, так сказать, попытки писать левой рукой, зеркальным почерком. Когда я рассказала ему, что видела в одном магазине писца, у которого совсем не было правой руки и он писал левой и при этом очень отчетливо и быстро, Владимир Ильич заинтересовался этим и просил меня хорошенько разузнать, как он пишет. А вместе с Владимиром Ильичем заинтересовались писанием левой рукой и мы, и на все лады практиковались в нем.

11 июля¹⁴⁵. Владимиру Ильичу было разрешено первое свидание и он в течение часа оживленно беседовал со Сталиным. «Свидание было продолжительнее, чем предполагалось,— отмечает Кожевников,— потому что трудно было прервать его».

Следующее свидание Владимир Ильич наметил с Каменевым на 13 и сам написал ему на следующий день письмо¹⁴⁶.

В тот же день Владимир Ильич спросил меня, были ли бюллетени о его болезни, какого содержания и очень смеялся, когда узнал, что в первом бюллетене было сказано о желудочно-кишечном заболевании, сопровождавшемся нарушением кровообращения. Во время консультации Владимир Ильич сказал по этому поводу: «Я думал, что лучшие дипломаты в Гааге, а оказывается они в Москве — это врачи, составившие бюллетень о моей болезни». Прочтя через несколько дней этот бюллетень, Владимир Ильич спрашивал Кожевникова: «Есть ли нарушение кровообращения» — вполне определенный медицинский термин,— и «могли ли из него все врачи сделать вывод, что у Владимира Ильича был паралич?». Этот вопрос был задан в связи с тем, что в одной из передовиц Бухарина упоминалось о том, что сведения заграничных газет о болезни Ленина— преувеличены и ложны.

Улучшение в здоровье, наступившее в это время, Владимир Ильич чувствовал и сам и 13 июля писал в письме к Фотиевой:

«Лидия Александровна! Можете поздравить меня с выздоровлением. Доказательство: почерк, который начинает становиться человеческим. Начинайте готовить мне книги (и посылать мне списки) 1) научные, 2) беллетристику, 3) политику (последнюю позже всех, ибо она еще не разрешена).

Пожалуйтесь Рыкову (Цюрупа уехал?) на всех секретарш: ведут себя плохо, болеют от малярии и пр. Пусть распишет их на отдых в Ригу, в Финляндию, под Москву и т. п. Думаю, что Рыков должен объявить выговор Смольянинову и Вам за нерадивую заботу о секретаршах.

Привет!

Ленин»¹⁴⁷.

Хорошее впечатление производил Владимир Ильич и на товарищей, навещавших его в то время. Сталин нашел его гораздо в лучшем состоянии, чем предполагал. По его словам состояние Владимира Ильича мало отличалось от бывшего до болезни. Каменев тоже говорил, что вид у Владимира Ильича не хуже, чем был зимой, когда он сильно уставал или не спал ночь, и что он не заметил бы, что Владимир Ильич перенес серьезнейшую болезнь, если бы этого не знал. Письмо, полученное от Владимира Ильича, по словам Каменева, написано прекрасно и почерк мало отличается от обычного почерка Владимира Ильича. Такое же впечатление произвел Владимир Ильич на Бухарина и на других товарищей, видавших его в то время¹⁴⁸.

Чтение газет в это время еще не было разрешено Владимиру Ильичу, но иногда он каким-то таинственным, непонятным нам образом узнавал последние известия. Так, во время свидания с Бухариным¹⁴⁹, Владимир Ильич спросил его между прочим, что нового в Германии. На уклончивые ответы Бухарина Владимир Ильич сказал: «Ну, Ратенау ухлопали, а кого-нибудь еще ухлопали?», и при этом хитро улыбался. Пояснения, откуда он это узнал, Владимир Ильич не дал, и оставалось предполагать, что ему попал на глаза какой-нибудь клочок газеты, в котором было как раз об этом убийстве.

Одной из первых книг, которую Владимир Ильич читал в это время, была книга О. А. Ерманского «Научная организация труда и система Тэйлора»¹⁵⁰. 13 июля он прочел из нее 20 страниц и говорил, что чтение не утомило его, но тем не менее вечером чтение клеилось уже хуже, и Владимир Ильич лишь недели через три взялся опять за эту книгу.

13 июля Владимиру Ильичу были разрешены прогулки. Но в первый день, как обычно, Владимир Ильич не соразмерил свои силы,— ему хотелось «все осмотреть». Он быстрым шагом спустился с лестницы и также быстро, без остановок дошел до середины парка. Хотел идти дальше, но уступил уговорам и вернулся другой дорогой домой. Усталость, очевидно, все же сказалась, что признавал и сам Владимир Ильич, соглашаясь впредь быть осторожнее. На другой день он вынужден был отдыхать уже первое время на каждой скамейке (в парке были сделаны незадолго перед этим скамейки через каждые 10—15 сажен), а потом даже ложиться на траву, так как сидя уже не мог как следует отдохнуть. И в следующие дни Владимир Ильич ходил уже меньше, чаще садился отдыхать, а иногда лежал на траве во время прогулок в парке.

19 июля Владимиру Ильичу было разрешено и чтение газет, причем в течение трех дней Ферстер разрешил ему читать только старые газеты «за май, июнь и начало июля — затем и новые, пока только «Правду»»¹⁵¹. Разрешая Владимиру Ильичу чтение газет^152-155, Ферстер не учел, однако, что для него это чтение имело не то значение, как для всякого иного человека, интересующегося новостями. Читая газеты, Владимир Ильич входил уже во все области политической жизни и не мог со своей стороны не влиять на нее. Тем более, что он имел все время свидания, которые принимали мало-помалу форму настоящих докладов.

Владимир Ильич набросился на газеты, как голодный, и в первый же день читал их чуть не полтора часа подряд, делая лишь небольшие перерывы, когда появлялась головная боль,— остановить его не было возможности. И хотя потом он делал большие перерывы при чтении газет, но, несомненно, все же уставал, а, главное, волновался нередко по поводу тех или иных сообщений. Это бросалось в глаза, да и сам Владимир Ильич неоднократно признавал это в разговоре с нами и врачами. 27, например, Владимир Ильич сказал Ферстеру, что его взволновало и расстроило сообщение об убийстве Джемаль-паши¹⁵⁶,— он придал этому большое значение.

Состояние здоровья Владимира Ильича, несмотря на улучшение, не было в это время устойчивым, и всякое волнение или утомление сказывалось на нем. Сказывалось это и на его способности передавать прочитанное, и на арифметических задачах, и на почерке. Так было, например, 21 июля¹⁵⁷ Несмотря на то, что утром самочувствие Владимира Ильича было неплохое, упражнения удались ему хуже, чем в предыдущие дни, а в парке, когда он читал газету, с ним случился спазм. Лицо, по словам Надежды Константиновны, которая была в это время с Владимиром Ильичем, было скошено влево, движения правых конечностей были резко ослаблены, хотя полного паралича не наступило. В то же время Владимир Ильич говорил одно слово вместо другого. Это продолжалось 15 минут. «После этого Владимир Ильич вернулся из более отдаленной части парка, где он был, домой, но при этом приволакивал правую ногу. Наверх его внесли на кресле». «Когда я после этого (через 5 минут),— пишет Кожевников в своих записях,— пришел к Владимиру Ильичу, лицо его было симметрично, движения совершались в полном объеме и с вполне хорошей силой. Патологических рефлексов не было, но в речи еще были элементы парафазии, например, «перила скамейки» вместо «спинка скамейки». На голову Владимира Ильича был положен компресс, и его уложили в постель. Сначала Владимир Ильич никак «не хотел признать, что паралич явился результатом усталости, и даже пытался указать, что задачи и изложения, сделанные после обеда, не хуже предыдущих, но когда я, однако, перечел ему оригинал рассказа и его изложение, указал, что накануне в задачах ошибок не было, а сегодня их две, Владимир Ильич признал, что сегодня все сделано хуже, чем накануне, следовательно это результат усталости и этим вызван паралич». Владимир Ильич обещал сократить чтение до 1 1/2 часа в день.

Стараясь найти на другой день причину своего нездоровья накануне, Владимир Ильич решил, что он чувствует себя хуже и у него болела голова, потому что он прочел в отчете о деле эсеров о выпадах Гендельмана против Семенова¹⁵⁸, что его «взбесило». А между тем, читать этого и не надо было, так как процесс протекает помимо него.

Иногда Владимир Ильич и сознательно не читал некоторых статей, которые могли бы взволновать его, действуя таким образом из чувства самосохранения.

После припадка, который был 21 июля, Владимир Ильич дня три не выходил на прогулку, согласно запрещению врачей,— и в эти дни он особенно остро чувствовал бездействие и изнемогал от скуки.

25* на консультации врачей¹⁵⁹ Владимиру Ильичу снова были разрешены прогулки, а также чтение беллетристики два раза в день (Владимир Ильич просматривал беллетристику обычно по вечерам), по 15 минут с перерывом не менее 15 минут.

В июле и августе Владимиру Ильичу производились вливания мышьяка (0,15 и 0,3)— всего сделано было 10 вливаний. Вливания Владимир Ильич переносил хорошо, боли не было, но 31 июля через несколько (2—3) минут после вливания наступила резкая гиперемия лица**, продолжавшаяся полторы-две минуты. Наряду с мышьяком Владимиру Ильичу впрыскивали СаВг2 (4% по 5, 6, 8, 8 с половиной, 4, 0,16 кб. см.). После шестого впрыскивания (через полчаса) в области правого запястья на сгибательной стороне и на левом показались довольно резкие явления крапивницы: рука опухла, на ней белые, выпуклые возвышения, кожа красновата, теплее на ощупь, чем в остальных местах тела, умеренно зудит. Через полчаса явления эти прошли.

4 августа через 40—45 минут после вливания мышьяка наступил довольно сильный припадок паралича***. На этом вливания мышьяка и впрыскивание СаВг2 были остановлены.

15 августа¹⁶⁰ Владимиру Ильичу было сделано первое впрыскивание папаверина (всего было сделано около 6 впрыскиваний). 24¹⁶¹ эти впрыскивания решено было временно прекратить.

3¹⁶² и 6 сентября¹⁶³ было произведено вливание мышьяка. После второго вливания тотчас же у Владимира Ильича было ощущение жара в лице и легкая его гиперемия. Скоро эти явления, однако, прошли.

Очень сказывались на Владимире Ильиче всякие изменения в атмосферном давлении, и при приближении и во время грозы он чувствовал себя обычно хуже.

7 августа Ферстер был у Владимира Ильича перед отъездом в Германию. Составлено было расписание на ближайшие две недели. Пункт о свиданиях был формулирован так: «Свидания разрешаются только когда врач находится в доме. Политические свидания совершенно не разрешаются». Этот пункт крайне взволновал и рассердил Владимира Ильича. Он потребовал: во-первых, чтобы на врача не возлагали «полицейских» обязанностей, а, во-вторых, заявил, что он совершенно не согласен с запрещением разговоров о политике во время свиданий, так как это равносильно полному запрещению свиданий. Были сделаны разные уступки, но Владимир Ильич продолжал волноваться.

Во время свидания с Орджоникидзе. Петровским и Крестинским¹⁶⁴ был взволнован, руки, в особенности правая, сильно тряслась, и Орджоникидзе нашел, что Владимир Ильич говорил плохо. В общем, однако, впечатление от свидания у всех троих хорошее. Но Владимир Ильич после свидания волновался еще больше— он боялся, что вследствие волнения он произвел плохое впечатление на своих посетителей.

При вторичном посещении врачей начал вырабатывать пункт о свиданиях, и в конечном результате он был формулирован так: «Свидания разрешаются с ведома врачей в случаях, когда у Владимира Ильича является настоятельная потребность выяснить какой-нибудь вопрос и если он его очень волнует, но свидания не должны продолжаться более получаса». Эту форму Владимир Ильич принял, но продолжал волноваться и только вечером стал немного бодрее. С Ферстером Владимир Ильич простился очень тепло и приветливо. Но нервы его не совсем успокоились еще и на следующий день.

10 августа состояние Владимира Ильича было уже несколько лучше, он был даже несколько экзальтирован и заявил за кофе: «Чувствую себя настолько хорошо, что съел бы за 100 человек», а позднее на консультации врачей говорил: «Что сегодня первый день, что он чувствует себя совсем хорошо» после бывшего в пятницу (четвертого) припадка. «В таком состоянии, как сейчас, он чувствует себя совершенно здоровым,— говорил Владимир Ильич Кожевникову,— если бы не повторяющиеся периодически параличи». «При объективном исследовании можно было только констатировать, что правый коленный рефлекс немного живее левого. В остальном полная норма, никаких намеков на патологические рефлексы».

Летом 1922 года я занялась фотографией, чтобы иметь возможность снимать Владимира Ильича. Наиболее удачные снимки относились как раз к десятым числам августа, когда я сняла Владимира Ильича и Надежду Константиновну около сосны, на одном из излюбленных мест прогулок Владимира Ильича¹⁶⁵ К этому времени относится и снимок Владимира Ильича на балконе на плетеном кресле¹⁶⁶ Владимир Ильич поощрял мои фотографические опыты, и, когда я показала ему эти два наиболее удачных снимка, он сказал, что можно послать их в Берлин Мюнценбергу для перепечатки и продажи в пользу Межрабпома¹⁶⁷. Так и было сделано, и снимки получили благодаря этому довольно большое распространение.

Позднее я снимала Владимира Ильича с товарищами, приезжавшими к нему. Из них наиболее удачными вышли снимки со Сталиным¹⁶⁸, Каменевым (13 сентября)¹⁶⁹ и Пятаковым (24 сентября)¹⁷⁰. Вначале Владимир Ильич сочувственно относился к этим моим пробам, а также к съемкам фотографа Лободы. (Снимки его были помещены в приложении к «Правде» — «Ильич на отдыхе»¹⁷¹), но позднее, в 1923 году, увидав одну свою фотографию в каком-то московском журнале, а может быть, и по другой причине — он тогда не мог уже говорить,— стал менее охотно соглашаться на фотографирование и иногда противился этому.

12 августа при исследовании профессором Крамером «запоминания, устойчивости внимания, комбинаторной способности, ретенции**** памяти», а также при опытах с текстами, было констатировано почти абсолютное восстановление этих функций у Владимира Ильича. «Рефлексы равномерные, патологических нет». В остальном также полная норма.

В промежуток между 13 и 15 сентября Владимир Ильич написал письмо к Всероссийскому съезду профсоюзов¹⁷²

Исследование 15 августа дало также вполне хорошие результаты как с физической стороны, так и с психической. А 19 августа Кожевников отметил в своем дневнике, что Владимир Ильич «последние три дня производит впечатление здорового человека».

Настроение у Владимира Ильича было ровное и даже веселое, самочувствие хорошее. Не налаживался только кишечник, и это беспокоило Владимира Ильича. «Если бы не это,— говорил он,— я чувствовал бы себя совсем хорошо».

25 августа Владимира Ильича исследовал вернувшийся из-за границы Ферстер¹⁷³. Результат от его исследований, так же как и от объективных исследований, получился прекрасный. Двигательная сфера была вполне нормальная. Все рефлексы в порядке. Патологических не было ни одного. На этой консультации Владимиру Ильичу было разрешено чтение всех московских газет, прогулки два раза в день (утром и вечером), свидания (по часу), чтение научных книг по полчаса в день. И 25 августа Владимир Ильич снова начал читать Ерманского, причем «усваивание и понимание было значительно лучше, чем при первой попытке три недели тому назад». В следующие четыре дня Владимир Ильич прочел 200 страниц Ерманского, на книгу которого он позднее (во второй половине сентября) начал писать рецензию «Ложка дегтя в бочке меда»*****, но окончить ее не успел.

26 Владимира Ильича исследовал по своему способу А. П. Нечаев в присутствии Ферстера и Крамера . «Результат получился весьма хороший. В первой части диаграммы результат значительно выше нормы. Воображение и воспроизведение слов ниже нормы. Исследование продолжалось 1 час 10 мин. с перерывом в 10 минут. Владимир Ильич от исследования не устал, но отнесся довольно скептически к этому методу, хотя настроение после него стало у Владимира Ильича лучше.

30¹⁷⁵ было повторное исследование Нечаева, давшее в общем удовлетворительный результат. Утомляемость не особенно сильная. Внимание устойчивое. В этот день Владимир Ильич чувствовал себя бодрым, полным энергии и высказывал опасение, что ему трудно будет в таком состоянии ждать еще целый месяц возвращения к работе.

В это время, когда тревоги за его здоровье были менее остры, мы целиком наслаждались обществом Ильича, который и к нам проявлял очень много внимания и заботливости. Он бывал весел, шутил. Объектом для шуток бывали, между прочим, нередко костюмы Надежды Константиновны, которая вообще крайне мало обращала внимания на свою внешность. Она никак не решалась, например, надеть шелковое платье, которое ей преподнесли ее сослуживицы по Главполитпросвету, считавшие, что она одевается недостаточно хорошо. Кажется, только один раз решилась она обновить его, и то на какой-то вечер на заводе, где можно было не снимать шубу, а потом отдала его в числе других вещей на фронт во время сбора их в период гражданской войны. Кроме того, Надежда Константиновна, как и Владимир Ильич, очень не любила ездить по магазинам за покупками, стеснялась этого и не привыкла тратить время на заботы лично о себе. Обыкновенно о ее платьях и других принадлежностях ее костюма заботились другие. Но и тут дело обходилось не всегда гладко. Особенно трудно бывало поладить с ней во времена военного коммунизма.

«Купи Наде валенки,— скажет, бывало, Владимир Ильич,— у нее зябнут ноги». Валенки давали по ордерам. Достанешь, доложив об этом Ильичу. Проходит день — валенок нет. Что такое? Где же они? Начинаются поиски, и, наконец, выясняется, что Надежда Константиновна отдала их кому-то, кто, по ее мнению, больше в них нуждайся.

«Надо достать другие»,— резюмирует Ильич, но меня это мало устраивает.

«Володя, скажи Наде, чтобы не отдавала валенок, а то и с другими та же история будет, ведь, неудобно же так часто ордера брать». И дело, благодаря его вмешательству, улаживается.

Однако, надо быть все время начеку. Вдруг начинает исчезать куда-то белье Владимира Ильича. Что за история? Что же он носить-то будет?

«Надя, ты не брала ли из шкафа Володино белье?» — спрашиваю я Надежду, догадавшись, что это дело ее рук.

«Да, знаешь ли, пришел ко мне один парень, ничего-то у него нет, вот я и дала Володины штаны и рубашку».

«Да ты бы ему,— говорю я,— денег дала».

«Да что же он на деньги теперь достанет»,— вполне резонно возражает Надежда Константиновна, так как во времена военного коммунизма деньги действительно мало могли помочь. Но и меня мало соблазняет перспектива снова хлопотать об ордерах. Мое недовольство на такой образ действий недолго, однако, действовало на Надежду Константиновну, и через некоторое время приходилось опять констатировать какую-либо пропажу.

Иногда какую-либо часть своего костюма, привыкнув к ней, Надежда Константиновна носила так долго, что та приобретала совершенно прозрачный из-за дыр и потому малоприличный вид. В таких случаях вставал вопрос о том, чтобы спрятать у нее эту вещь и заменить ее другой, новой. Но это было не так-то просто. Надежда Константиновна могла быть недовольна на такое узурпирование ее права носить то, что ей хотелось. Для улаживания дела приходилось прибегать к помощи Владимира Ильича. Вытащив и продемонстрировав ему какую-нибудь часть костюма Надежды Константиновны, пришедшую в полную негодность, в такое состояние, что оставалось только «приделать ручку», чтобы легче забросить ее или отдать в музей древностей, как мы говорили шутя, и, выслушав мнение Ильича о том, что действительно ее давно пора изъять из употребления, я обращалась к нему с просьбой поддержать меня в случае недовольства Надежды Константиновны за мое самоуправство. Ильич весело соглашался. План похищения выполнялся благодаря этому прекрасно.

«Где моя юбка (или кофта?),— спрашивала меня с недовольным видом Надежда Константиновна.— Ты опять спрятала ее?»

«Она отправлена в музей древностей»,— отвечала я.

И Надежда Константиновна, видя, что Владимир Ильич весело хохочет при этом и выражает полное одобрение моему образу действия, сразу сдавала и утихомиривалась.

Какой-то английский корреспондент, побывавший у Надежды Константиновны в Наркомпросе, описал затем эту встречу, упомянув и о наружности и костюме Надежды Константиновны. Заметка эта была озаглавлена “The first lady” (буквально— «Первая дама», как называют жену премьер-министра в Англии). Но Владимир Ильич, который, как и мы, немало потешался, читая это описание, заявил, что правильнее было бы озаглавить заметку иначе, а именно: «Первая оборванка». Так это название и оставалось на некоторое время за Надеждой Константиновной.

Но нередко беседы имели и более серьезный характер.

31 августа¹⁷⁶ в моих записях стоит следующее: «Сегодня речь зашла о китайском языке, который состоит из слогов, и о том, что надо бы ввести один алфавит, что можно будет сделать только после революции. Ильич заметил при этом, что, по всей вероятности, и в Западной Европе после революции придется ввести новую экономическую политику. Разве только Швейцария и Германия смогут обойтись без этого».

Очень часто приезжали к Владимиру Ильичу и товарищи, причем свидания продолжались обычно больше часа. В это время и в дальнейшем они носили нередко характер настоящих докладов. Товарищи приезжали с туго набитыми портфелями и во время своей беседы с Владимиром Ильичем вытаскивали различные документы и ссылались на них. За это время Владимир Ильич виделся с председателем Азербайджанского ЦИКа¹⁷⁷, Сталиным, Владимировым, Смилгой, Рыковым, Орджоникидзе, Петровским, Мещеряковым¹⁷⁸ и другими.

Примечания:

* В документе описка, правильно: «Всероссийского».

** Гиперемия лица — увеличение кровенаполнения сосудов лица.

*** Далее помета М. И. Ульяновой: «(См. стр. 43)» — ссылка на страницу рукописи, на которой описан такой же случай реакции В. И. Ленина на впрыскивание мышьяка (см. «Известия ЦК КПСС», 1991, № 3, с. 195.).

**** Ретенция — хранение.

***** Далее в документе: «(см. т. XXVII, с. 309)» — второго издания Сочинений В. И. Ленина. См. также Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 45, с. 206—207.

¹³⁸ Лаун-теннис— игра на открытом воздухе при участии 2, 3 и 4 человек, которые при помощи палочек с рукояткой и широкой обтянутой ремешками рамкой перекидывают друг другу мячи, стараясь не дать им упасть на землю.

¹³⁹ Гарвуд А. Обновленная земля. Сказание о победах современного земледелия в Америке. М., 1919.

¹⁴⁰ 5—7 июля 1922 г. В. И. Ленин сделал выписки из журнала «Семья и усадьба» о посеве грибницы и уходе за ней.

¹⁴¹ В. И. Ленин сказал это в беседе с А. М. Кожевниковым 22 июня 1922 г., а не 21 июня, как указывает М. И. Ульянова.

¹⁴² Имеется в виду X Всероссийский съезд Советов (23—27 декабря 1922 г.). В. И. Ленин планировал выступить на съезде, отбирал необходимые книги, вырезки из газет, ознакомился с докладом заместителя председателя ВСНХ В. П. Милютина и другими материалами. Он написал конспект речи (см. Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 45, с. 440—441), но ухудшение здоровья не позволило В. И. Ленину участвовать в работе съезда.

¹⁴³ В этот день консультировали О. Ферстер и Г. Клемперер. По окончании консультации, прощаясь с Клемперером, В. И. Ленин спросил, уезжает ли он на следующий день. Но, услышав, что остается еще на несколько дней, В. И. Ленин был несколько смущен.

Это, видимо, связано с тем, что еще 20 июня 1922 г. В. И. Ленин вторично поставил перед И. В. Сталиным вопрос об отправке Г. Клемперера в Германию. В. И. Ленин писал: «Если Вы уже оставили здесь Клемперера, то советую, по крайней мере 1) выслать его не позже пятницы или субботы из России, вместе с Ферстером, 2) поручить Рамонову вместе с Левиным и другими использовать этих немецких врачей и учредить за этим надзор.

Ленин.»

(ЦПА, ф. 2, on. 1, д. 25993; автограф Н. К. Крупской).

И. В. Сталин направил письмо В. И. Ленина на голосование членам Политбюро, которые написали на письме свои мнения: «По тону записка весьма утешительна, ибо свидетельствует о «бдительности», но согласиться на эти предложения, конечно, нельзя. Троцкий.

Немцев оставить, Ильичу — для утешения — сообщить, что намечен новый осмотр всех 80 товарищей, ранее осмотренных немцами, и ряда больных товарищей сверх того. Г. Зиновьев.

Согласен с Зиновьевым. М. Томский.

Правильно. Л. Каменев.

Согласен. И. Сталин».

¹⁴⁴ Сохранились две тетради с упражнениями по арифметике, которые решал В. И. Ленин. В них решения с 30 июня по 22 августа 1922 г. Есть также тетрадь с упражнениями по русскому языку с записями с 5 июля по 16 августа 1922 г.

В сохранившейся тетради имеются три строки первого пересказа под заголовком «Два товарища», написанного В. И. Лениным 11 июля 1922 г.: «Шли по лесу два товарища. Выбежал медведь и напал на них. Оба бросились бежать. Один...

¹⁴⁵ В этот день В. И. Ленин проснулся в 9 часов. После завтрака решал задачи — медленно, но без ошибок. В 12 час. 30 мин. приехал И. В. Сталин. Беседовали час. В. И. Ленин немного волновался, но свидание прошло гладко. Говорили об урожае, который ожидается лучше прошлогоднего; о процессе над эсерами, к которым будет применена условная амнистия, но, если они будут бороться против Советской власти, амнистия будет отменена (подробности о встрече см. Сталин И. В. Сочинения, т. 5, М., 1952, с. 134—135). На следующий день И. В. Сталин писал Г. К. Орджоникидзе: «Вчера первый раз после полуторамесячного перерыва врачи разрешили Ильичу посещение друзей, был я у Ильича и нашел, что он оправился окончательно. Сегодня уже имеем от него письмецо с директивами. Врачи думают, что через месяц он сможет войти в работу по-старому» (ЦПА, ф. 558, on. 1, д. 2397, л. 1). После встречи В. И. Ленин рассказал А. М. Кожевникову о состоявшейся беседе, потом, охарактеризовав позицию Н. И. Бухарина, Г. Л. Пятакова и К. Б. Радека в 1918 г., перешел к проблемам конференции в Гааге, где, по его мнению, события развиваются слишком быстро, поэтому наметившийся раскол среди участников не будет глубоким. Большое значение В. И. Ленин придавал заявлению в английском парламенте о том, что Япония осенью эвакуируется с Дальнего Востока. День был напряженный, поэтому утомил В. И. Ленина. Ужинал он хорошо, лег спать рано.

¹⁴⁶ В. И. Ленин послал следующее письмо: «12/ѴІІ. т. Каменев! Ввиду чрезвычайно благоприятного факта, сообщенного мне вчера Сталиным из области внутренней] жизни нашего ЦК, предлагаю ЦК сократить до Молотова, Рыкова и Куйбышева, с кандидатами Кам[енев], Зин[овьев] и Томск[ий]. Всех остальных на отдых, лечиться. Сталину разрешить приехать на авг[устовскую] конференцию. Дела замедлить — выгодно кстати и с дипломатической] точки зрения.

Ваш Ленин.

P. S. Приглашаю на днях Вас к себе, хвастаю моим почерком: среднее между каллиграфическим и паралитическим (по секрету).

PPS. Только что услышал от сестры [М. И. Ульяновой — ред.] о бюллетенях, вами обо мне выпущенных. И хохотал же! «Послушай, ври да знай же меру»!»

В. И. Ленин виделся с Л. Б. Каменевым 14 июля 1922 г. Беседа началась в половине первого и продолжалась полтора часа (из них 30 минут за обедом). В. И. Ленин жадно слушал Л. Б. Каменева, задавал вопросы, интересовался буквально всем. По-видимому, ему было особенно приятно узнать о стабилизации рубля и прекрасном урожае. Беседовали о положении в Наркомате путей сообщения, о будущей работе Ю. В. Ломоносова. После обеда В. И. Ленин ушел с Л. Б. Каменевым к себе в комнату на 5 минут «посекретничать».

¹⁴⁷ Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 54, с. 273.

¹⁴⁸ В связи с разрешением врачами свиданий с В. И. Лениным Политбюро ЦК РКП(б) 20 июля 1922 г. приняло следующее решение: «а) Свидания с т. Лениным должны допускаться лишь с разрешения Политбюро без всяких исключений, осуществляются же через т. Енукидзе.

б) Поручить тт. Сталину, Енукидзе и Троцкому переговорить с врачами» (ЦПА, ф. 17, оп. 3, д. 304, л. 5).

¹⁴⁹ Свидание В. И. Ленина с Н. И. Бухариным было 16 июля 1922 г., утром и вечером. Разговор о В. Ратенау состоялся после ужина.

¹⁵⁰ Ерманский О. А. Научная организация труда и производства и система Тейлора. М., Госиздат, 1922. Эта книжка сохранилась и находится в библиотеке в квартире В. И. Ленина в Кремле (см. Библиотека В. И. Ленина в Кремле. Каталог. М., 1961, с. 349).

¹⁵¹ В 12 час. состоялась консультация О. Ферстера и В. В. Крамера, во время которой В. И. Ленин попросил разрешение на чтение газет. После осмотра врачи дали согласие, но лишь на прессу прошлых месяцев. В. И. Ленина это решение очень обрадовало. В течение дня раза 3—4 принимался просматривать газеты, но как только начинала болеть голова, прекращал чтение. В этот день В. И. Ленин написал И. В. Сталину: «Поздравьте меня: получил разрешение на газеты! С сегодня на старые, с воскресенья на новые!» (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 54, с. 273).

^152-155 Когда Владимиру Ильичу разрешили чтение газет, он просил меня иногда вырезывать и наклеивать в особую тетрадь заинтересовавшие его и нужные ему для работ статьи и заметки. Перечисляю некоторые из них: «Мировая безработица»¹⁵², № 180 «Правды» от 12 августа 1922 г.; «Чехословакия. Война войне» , №212 «Правды» от 21 сентября; «Международный конгресс рабочей помощи Советской России» С. Таир ¹⁵⁴, № 212 «Правды»; «Спецы» Ф. Кин ¹⁵⁵ (Фрум- кин— беспартийный «спец», статья которого очень заинтересовала Владимира Ильича, он неоднократно упоминал о ней и просил меня переговорить с автором, передать ему мнение Ильича и выяснить, где он работает), №197 «Правды» от 3 сентября.— М. У

¹⁵² «Мировая безработица» — заметка, составленная по № 8 «Райхсарбайтблатт» («Имперского бюллетеня труда») германского правительства, со сведениями о количестве безработных в Европе (4 млн. человек), в Америке (не менее 3—4 млн. человек) и о экономических потерях (65 млрд. франков золотом), вызванных безработицей, а также о мерах борьбы с ней.

¹⁵³ «Война войне!» — воззвание Исполкома Коммунистической партии Чехословакии, напечатанное в газете «Руде право» от 19 сентября 1922 г. В нем подчеркивалось, что соглашения буржуазных правительств направлены против Советской России и противоречат интересам Чехословакии. Исполком КПЧ призвал всех трудящихся следить за развитием событий, быть начеку и готовиться «к открытой борьбе против планов правящей клики и против войны». 21 сентября 1922 г. В. И. Ленин, просматривая газеты, обратил внимание на информацию РОСТА в «Правде» об издании этого воззвания и поручил В. А. Смольянинову найти и прислать воззвание.

¹⁵⁴ «Международный конгресс рабочей помощи Советской России» — статья С. Таира об итогах 10-месячной деятельности Межрабпома и о докладе В. Мюнценберга на его третьем конгрессе.

¹⁵⁵ Ф. Кин (Фрумкин) в статье ««Спецы» (Опыт статистического обследования)» приводил данные опроса 230 беспартийных инженеров, работающих в советских учреждениях и трестах, об их отношении к Советской власти, к работе, взяточничеству, о том, что они читают и как представляют перспективу развития народного хозяйства. Готовясь к выступлению на X Всероссийском съезде Советов в декабре 1922 г., В. И. Ленин наметил использовать статью в своем выступлении, в конспекте речи он пометил: «20. Статья Кина» (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 45, с. 441).

¹⁵⁶ 27 июля 1922 г. в 11 ч. 30 м. приехали О. Ферстер и В. В. Крамер. В беседе с ними В. И. Ленин рассказал, что 26 июля из газеты «Правда» узнал об убийстве в Тифлисе Джемаль-паши — военного и государственного деятеля Турции, одного из лидеров партии «Единение и прогресс». В. И. Ленин очень расстроился, хотел по этому поводу писать И. В. Сталину, но потом передумал.

После отъезда врачей в 12 ч. 30 м. В. И. Ленин дважды, по 15 минут, читал вчерашние и свежие газеты, знакомился с материалами о Гаагской конференции; вечером читал издаваемый П. Струве в Праге журнал «Русская мысль». А. С. Енукидзе интересовался у врачей, допустят ли они в субботу к В. И. Ленину американского корреспондента, и получил категорический отказ.

¹⁵⁷ 21 июля 1922 г. так сложилось для В. И. Ленина: спал хорошо; утро провел в саду, где читал газеты два часа; возвращаясь домой на обед, почувствовал холод в правой ноге, но дошел домой один. После обеда лежал и два часа читал газеты. Узнав о предстоящем приезде А. Я. Беленького, позвонил П. П. Пакалну и просил его передать А. Я. Беленькому зайти к В. И. Ленину. Однако, через 5 минут вручил для А. Я. Беленького записку с просьбой проследить за ремонтом квартиры в Кремле и о работах, которые необходимо в ней выполнить. Потом занимался, но результаты были несколько хуже, чем накануне. Затем вместе с Н. К. Крупской пошел в сад, разговаривал о политике, читал газеты и... неожиданный спазм. Вечером, беседуя с А. М. Кожевниковым, согласился, что это результаты усталости, и обещал сократить время чтения газет. Сообщая о случившемся, Н. К. Крупская писала Г. Е. Зиновьеву: «Вчера Владимир Ильич сорвался, читал четыре часа подряд газеты — опять приключился припадок, а мы с ним стали уж мечтать о том, что будем делать зимой, и говорить о том, как хорошо, что все прошло» (ЦПА, ф. 12, оп. 2, д. 205, л. 1).

¹⁵⁸ По-видимому, В. И. Ленин имеет в виду намеки члена ЦК партии эсеров М. Я. Гендельмана-Грабовского на то, что брошюра члена центрального боевого отряда эсеров Г. И. Семенова (Васильева) «Военная боевая работа партии социалистов-революционеров за 1917—1918 гг.» (Берлин, 1922) якобы инспирирована ГПУ, в силу чего Г. И. Семенов на процессе «занимает особое положение среди обвиняемых и уверен в благоприятном для него исходе».

¹⁵⁹ Консультировали В. И. Ленина О. Ферстер и В. В. Крамер. Беседуя с врачами, был оживлен; вечером читал в утвержденном ими режиме.

¹⁶⁰ 15 августа 1922 г. состоялась часовая беседа В. И. Ленина с И. В. Сталиным о работе Наркомата рабоче-крестьянской инспекции. Исследования в этот день проводил В. Крамер, которые с последующими занятиями дали хорошие результаты. Свидание с И. В. Сталиным В. И. Ленина утомило, поэтому вечером он ощущал в ногах слабость.

¹⁶¹ 24 августа 1922 г. консультировали О. Ферстер и В. В. Крамер, провели ряд исследований, которые дали прекрасные результаты. Врачи разрешили В. И. Ленину прогулки перед обедом и вечером, чтение научных книг (по желанию) не более получаса и свидания с товарищами — час в день.

¹⁶² 3 сентября 1922 г. В. И. Ленин совершил прогулку в лес. Вернулся через полтора часа очень довольный. Поджидавшие фотографы снимали его в экипаже, в саду, с детьми, в комнате. Сохранились снимки фотографа В. В. Лободы (см. Ленин. Собрание фотографий и кинокадров. Т. 1. Фотографии 1874—1923. М., 1990, с. 360—376).

¹⁶³ В 10 ч. 30 м. В. И. Ленин и Н. К. Крупская уехали в лес. Погода была хорошая.

В. И. Ленин много гулял, собирал грибы и поездкой остался очень доволен. По возвращении в Горки, увидел поджидавших его врачей, выскочил из экипажа и почти бегом отправился в дом. О. Ферстер разрешил ему чтение иностранных и белогвардейских газет, что немного взволновало В. И. Ленина. С 17 ч. 10 м. до 18 ч. 20 м. В. И. Ленин беседовал с Л. М. Хинчуком о его брошюре «Центросоюз в условиях новой экономической политики».

¹⁶⁴ Встреча В. И. Ленина с Г. К. Орджоникидзе, Г. И. Петровским и Н. Н. Крестинским состоялась 7 августа 1922 г. с 11ч. 40 м. до 12 ч. 25 м. Эта беседа и встреча с врачами отрицательно сказались на самочувствии В. И. Ленина. Он попросил брома, плохо обедал, днем не мог уснуть. Написал письмо И. В. Сталину и потребовал отправить его с нарочным (письмо не обнаружено).

¹⁶⁵ Этот фотоснимок не обнаружен.

¹⁶⁶ Ленин. Собрание фотографий и кинокадров. Т. 1. Фотографии 1874—1923. М., 1990, с. 383.

¹⁶⁷ Межрабпом— международная рабочая помощь— международная организация пролетарской солидарности, основана в сентябре 1921 г. в Берлине Международной конференцией комитетов помощи населению голодающих районов Советской России. Координировал ее деятельность ЦК Межрабпома, находившийся в Берлине, а с 1933 г.— в Париже. Межрабпом прекратил свою деятельность в 1935 г.

¹⁶⁸ См. Ленин. Собрание фотографий и кинокадров. Т. 1. Фотографии 1874—1923. М., 1990, с. 378, 379.

¹⁶⁹ См. там же, с. 382.

¹⁷⁰ См. там же, с. 381. Г. Л. Пятаков был у В. И. Ленина в Горках 24 сентября 1922 г. с 12 до 15 часов. Беседа шла по вопросам организации работы и очередных задачах Госплана.

¹⁷¹ Правильное название приложения— «Тов. Ленин на отдыхе» (приложение к газете «Правда» № 215, 1922, 24 сентября). В приложении было опубликовано шесть снимков фотокорреспондента газеты «Правда» В. В. Лободы (см. Ленин. Собрание фотографий и кинокадров. Т. 1. Фотографии 1874—1923. М., 1990, с. 360, 364, 366, 368, 372, 376).

¹⁷² Далее в документе: «(см. XXVII т. Сочинения, с. 303)» — второго издания Сочинений В. И. Ленина. См. также Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 45, с. 209—210. Пятый Всероссийский съезд профессиональных союзов состоялся в Москве с 17 по 22 сентября 1922 г. Письмо В. И. Ленина было оглашено вечером 17 сентября на первом заседании (см. Ленин В. И. Полн. собр. соч., т .45, с. 209—210).

¹⁷³ О. Ферстер осматривал В. И. Ленина 26 августа 1922 г., а 25 августа В. И. Ленин виделся с X. Г. Раковским, который приехал в Горки в 11 ч. 45 м. и уехал в 13 ч. 30 м. Беседа была непродолжительной.

¹⁷⁴ Врачи О. Ферстер, В. В. Крамер и А. П. Нечаев приехали в Горки в 11 ч. 20 м. А. П. Нечаев проводил психологическое обследование по своему методу. Врачи уехали в 15 ч. 30 м.

¹⁷⁵ 30 августа 1922 г. В. И. Ленин после завтрака занялся своей библиотекой, отбирал книги для чтения, откладывал для отправки в Москву. Спросил у А. М. Кожевникова, можно ли приняться за рецензию книги А. Ерманского.

В 12 ч. 15 м. приехал И. В. Сталин. Ленин окружен грудой книг и газет (ему разрешили читать и говорить о политике без ограничения). Нет больше следов усталости, переутомления. Нет признаков нервного рвения к работе,— прошел голод. Спокойствие и уверенность вернулись к нему полностью... наша беседа на этот раз носит более оживленный характер.

Внутреннее положение... Урожай... Состояние промышленности... Курс рубля... Бюджет...

Внешнее положение... Антанта... Поведение Франции... Англия и Германия... Роль Америки...

Эсеры и меньшевики...

Белая пресса... Эмиграция... Невероятные легенды о смерти Ленина...

Товарищ Ленин улыбается и замечает: «Пусть их лгут и утешаются, не нужно отнимать у умирающих последнее утешение»»,— вспоминал И. В. Сталин о беседе с В. И. Лениным (см. Сталин И. В. Соч., т. 5, с. 135—136).

В 17 ч. 30 м. приезжали врачи О. Ферстер, В. В. Крамер и А. П. Нечаев, уехали они в 20 ч. 30 м.

¹⁷⁶ В этот день с 13 ч. 40 м. до 15 ч. 10 м. В. И. Ленин беседовал с А. И. Свидерским о работе Наркомата рабоче-крестьянской инспекции и его отдела нормализации работы государственного аппарата. В 19 час. разразилась сильная гроза, и В. И. Ленин вынужден был принять лекарство. Вечером много читал, просматривал привезенные из Москвы новые книги.

¹⁷⁷ Десятиминутная беседа В. И. Ленина с Председателем ЦИК Азербайджанской ССР С. А. Агамали оглы состоялась 11 августа 1922 г. в присутствии А. С. Енукидзе. В. И. Ленин расспрашивал о работе Союзного Совета Федеративного Союза Социалистических Советских Республик Закавказья, о положении в Азербайджане и отношении трудящихся к проекту создания нового алфавита, о Красной Армии республики.

¹⁷⁸ Беседа В. И. Ленина с Н. Л. Мещеряковым и Е. А. Преображенским проходила вечером 21 августа 1922 г.