МЕТАМОРФОЗЫ Д. ВОЛКОГОНОВА
До своего шестидесятилетия генерал-полковник доктор философских наук профессор Д. А. Волкогонов выдавал себя за философа, а со следующего 1989 года, после выхода в свет политического портрета И. В. Сталина “Триумф и трагедия”, он рекомендуется уже как “известный историк”. Произошла метаморфоза и в составе его биографии. В мае 1990 года в известинской “Неделе” Волкогонов с гордостью заявлял: “Я уже написал два десятка книг”. В биографической справке, помещенной в № 17 “Роман- газеты” за 1991 год, уже говорится о написании им “более 20-ти книг, свыше 400 научных и публицистических статей по актуальным вопросам политики, философии и истории”. А в справочнике “Кто есть кто в России и ближнем зарубежье”, вышедшем в 1993 году, утверждается, что Волкогонов — “автор около тридцати книг на исторические и философские темы”.
Я еще в 1991 году пытался познакомиться со всеми трудами новомодного сановного коллеги, но смог выявить только 16 названий, из которых лишь 7 можно отнести к “книгам”. Это: “Этика советского офицера” (1973 г.), “Воинская этика” (1976 г.), “Методология идейного воспитания” (1980 г.), “Маоизм — угроза войны” (1981 г.), “Психологическая война. Подрывные действия империализма в области общественного сознания” (1983 и 1984 гг.), “Оружие истины. Критика буржуазной идеологии и ревизионизма” (1987 г.) и “Советский солдат” (1987 г.). Все остальное наследие генерала-философа — это популярные брошюрки, выходившие в основном в Воениздате, издательствах ДОСААФ и “Знание”: “Научно-технический прогресс и развитие личности” (1974 г.), “Моральные конфликты и способы их разрешения” (1976 г.), “На страже социалистического Отечества” (1978 г.), “Вооруженные силы в современном мире” (1984 г.), “Борьба идей и воспитание молодежи” (1983 г.) и др.
И по своему содержанию, и по форме они не превосходили уровень публикаций известных преподавателей Военно-политической академии им. В. И. Ленина — А. С. Миловидова, Б. М. Сапунова, Ю. И. Кораблева. Если в чем и превзошел Волкогонов этих своих наставников по академии, то — неуемной энергией по изданию своих творений. Характерный пример его изобретательности. В 1976 году в Воениздате вышло написанное им пособие для курсантов военных училищ “Воинская этика”. Уже в следующем году, в более популярном виде, издательство ДОСААФ выпускает генеральские “Беседы о воинской этике”. Наконец, в 1980-м в “Знании”, тоже брошюрой в 64 страницы, выходит опять “Воинская этика”. Спрашивается, можно ли эти работы (книга “Этика советского офицера” тоже тесно примыкает к ним) числить в библиографии одного автора как три “книги”?
Схожая картина просматривается и с серией “книг” о героях и героизме. В 1977 году “Знание” издало брошюру Волкогонова “О героях и героическом” (64 стр.). В том же году и в таком же точно объеме Воениздат выдает на гора его брошюру под названием “Школа героизма и мужества”. Эта же тема преобладает в брошюрах “Доблести”, вышедшей в “Молодой гвардии” в 1981 году, и “Феномен героизма (О героях и героизме)”, изданной в 1985-м в Политиздате, и, наконец, — в книге “Советский солдат” (Воениздат, 1987).
Значительное место в творчестве Волкогонова занимает пропаганда трудов классиков марксизма-ленинизма, решений съездов и пленумов ЦК КПСС. Помимо многочисленных статей в “Коммунисте Вооруженных Сил” и других ведомственных изданиях, этим проблемам посвящены брошюры “Идеологическая борьба и коммунистическое воспитание” (1977 г.), “Мировоззрение строителя коммунизма” (1987 г.), “Контрпропаганда: теория и практика” (1988 г.), “По заветам Ленина” (1988 г.).
Справедливость требует отметить, что всему сочиненному Дмитрием Антоновичем присуще завидная эрудиция и страстная убежденность в коммунистических идеях. Ныне былой ведущий армейский пропагандист по существу отрекся от своего литературного наследства и превратился в оголтелого антикоммуниста. Для того, чтобы представить метаморфозы этого ренегата, заглянем, хотя бы бегло, в его книги, благодаря которым он стал доктором наук, профессором, генерал-полковником и пр.
В брошюре “О героях и героическом” (1985 г.) он горячо убеждал читателей, что “самые великие герои в человеческой истории — вожди мирового пролетариата”, что “зарница мысли классиков марксизма-ленинизма осветила действительные законы развития человеческого общества”. А каким пафосом проникнуты строки книги “Оружие истины” (1987 г.): “Подлинными Прометеями разума стали классики научного социализма К. Маркс, Ф. Энгельс, В. И. Ленин. Зарница их мысли открыла и высветила законы, по которым развивается общество, пути освобождения трудящихся от социальной несправедливости, предвосхитила социальные контуры грядущего”.
А вот как Дмитрий Антонович, способствовавший в октябре 1993 года расправе с Верховным Советом Российской Федерации, вглядывался в глубь советской истории в 1987 году в своей книге “Оружие истины”: “Вся наша жизнь, ее образ, строй, черты призваны утверждать великую истину: социализм делает максимум возможного во имя человека, его блага, идеалов, ценностей. То, что в нашей жизни мы считаем обычным, естественным, является, если вдуматься, неотразимым аргументом нашей исторической правоты, верности наших идей, силы марксистской истины. Каждый в обществе, от министра до рабочего, — товарищи, каждый реально может быть избран в советский парламент — Верховный Совет; каждый имеет гарантированное право на труд, отдых, образование, медицинское и социальное обеспечение, жилье, гражданские свободы. Каждый! По существу, эти неотразимые аргументы — главные устои нашей борьбы с идеологическими инсинуациями классового врага.
Да, мы знаем,— продолжал автор, занимавший должность заместителя начальника ГлавПУРа Советской Армии и Военно-Морского Флота,— что у нас есть упущения, ошибки, недостатки. Не секрет, что, как отмечалось на январском (1987 г.) Пленуме ЦК КПСС, “на определенном этапе страна стала терять темпы движения, начали накапливаться застойные и другие чуждые социализму явления”. Но, будучи твердо убежденным в превосходстве социализма над капитализмом, наш летописец жизнеутверждающе призывает читателей проникнуться концепцией ускорения социально-экономического развития СССР на 1986—1990 годы и на период до 2000 года, разработанной XXVII съездом КПСС: “Подобные планы, имеющие глубокую научную основу, не могут не поражать нашего воображения. Они, эти планы, дают нам прекрасные аргументы в борьбе с теми, кто не перестает твердить о “кризисе социализма”... Наши устремления в будущее, способность ускорить общественное развитие подтверждают великие преимущества социализма”[2].
И не было в Советских Вооруженных Силах более неистового борца с “классовыми врагами” и инакомыслящими, нежели Волкогонов. Недаром писатель-эмигрант В. Максимов до сих пор вспоминает, как в годы перестройки генерал-философ называл советских диссидентов “агентами ЦРУ”, а Максимова — “уголовным преступником” и “лакеем империализма”[3]. Не менее уничижительной критике подвергались в книге “Психологическая война” и другие, всемирно известные диссиденты: “В буржуазных идеологических центрах на Западе стало модным, подхватив тезис какого-нибудь отщепенца, внутреннего эмигранта А. Сахарова, тут же делать глубокомысленные выводы, что это, дескать, прямое выражение взглядов “внутренней интеллектуальной оппозиции”... “Организаторам подобных диверсий,— по-прокурорски поучал Волкогонов,— стоило бы знать, что советская интеллигенция — плоть от плоти своего народа, живет его интересами, чаяниями и вносит огромный вклад в дело коммунистического строительства”.
Подвергая разносу эмигрантские организации, контролируемые ЦРУ, наш летописец вновь бичует инакомыслящих: “Они стремятся вызвать диссидентство в социалистическом обществе, отвратительную разновидность социального ренегатства. В этих целях... назойливо муссируют имена предателей Родины типа Солженицына, Буковского, Плюща и им подобных. Для всех в Советском Союзе ясно, что эти люди никого не представляют, что это моральный шлак, социальные отбросы общества”[4].
Со временем, когда академик Сахаров станет одним из руководителей оппозиции в Верховном Совете СССР, а произведения Солженицына заполнят “Новый мир” и будут широко издаваться собраниями сочинений, корреспонденты столичной прессы припомнят Волкогонову ругань в адрес А. Сахарова., А. Солженицына, П. Григоренко и других диссидентов.
Генерал-философ, видимо, испугался судебного преследования и, выдавая себя за несмышленыша, признал в беседе с корреспондентом “Недели” в мае 1990 года, что “допустил в одной книге едкое высказывание по адресу А. Сахарова и А. Солженицина. Всего две строки. Глубоко это переживаю. Принес печатно извинения, но сам не успокоился. Не только мне, но и очень многим не было видно нравственное величие этих людей — в силу нашей идеологической зашоренности, слабой информированности”[5].
Читая эти неискренние и неуклюжие оправдания, невольно припоминаешь слова Ф. Ларошфуко: “Можно быть хитрее другого, но нельзя быть хитрее всех”. Ведь приведенные выше цитаты из книги “Психологическая война” ясно говорят, что там Дмитрий Антонович шельмовал академика и писателя не на “двух строчках”, а во много раз больше, и вряд ли они воспринимали слова “отщепенец” и “социальные отбросы общества” только как “едкое высказывание”. Я не являюсь единомышленником А. Сахарова и А. Солженицына, но и оскорбления Волкогонова по адресу политических оппонентов не приемлю.
Уловку же генерал-философа оправдать былую ненависть к “внутренней интеллектуальной оппозиции” своей “идеологической зашоренностью и слабой информированностью” не могу воспринять иначе как фарисейство. Ведь никто иной, как Дмитрий Антонович в 1980-х годах возглавлял ту особую сферу идеологической деятельности ГлавПУРа, которая называлась контрпропагандой, или, говоря его словами, “конкретным духовным оружием борьбы с классовым врагом”[6]. Именно Волкогонов располагал при содействии КГБ и других компетентных органов исчерпывающей информацией о жизни и деятельности А. Сахарова и А. Солженицына.
Эту информацию генерал-философ использовал при разработке принципов, форм и методов борьбы с классовыми врагами и инакомыслящими, которые подробнейшим образом изложены в книге “Оружие истины”. Для ведения “внутренней контрпропаганды”, по мысли автора, очень важен принцип “упреждения”, то есть, “формирование у всех советских людей коммунистического мировоззрения со школьных лет. Таким людям,— утверждал Дмитрий Антонович,— не опасны любые буржуазные шептуны у микрофона”. Впрочем, для “обеспечения невосприимчивости к буржуазной пропаганде”, необходимо принимать меры и для “ограждения населения, личного состава армии и флота от враждебных буржуазных влияний”.
Нетрудно заметить, что последняя установка Волкогонова по своему характеру ничем не отличается от предписаний, которые рассылались по стране за подписью секретаря ЦК КПСС М. А. Суслова. В таком же наступательном и бескомпромисном духе автор книги “Оружие истины” в 1987 поучал, как вести и внешнеполитическую контрпропаганду”: умелый показ “огромных преимуществ социализма”, который “оказался способным устранить, искоренить тысячелетнее зло эксплуатации”. При критике капитализма Волкогонов рекомендовал “убедительно доказывать”, что он “не может существовать без эксплуатации — социального и экономического гнета миллионов трудящихся. Само обращение в мире капитала — “господин” — отражает господство одних и подневольность других... Миллионы безработных, бездомных, обездоленных, выброшенных на улицу обществом, фарисейски называющим себя “свободным” — позорный столб, от которого капитализму не оторваться... Вот такая цена буржуазных лозунгов о “равных возможностях”[7].
Да, по существу прав был Волкогонов, говоря и о преимуществах социалистического строя, и о пороках капитализма, и о коварности империалистической идеологической интервенции, и о необходимости проведения кропотливой работы по идейной закалке советских людей. Но сам-то он зачастую вел ее догматически-навязчиво и елейно-приторно. И если ведущий политрук теперь повернул свой идеологический курс на 180°, по ветру буржуазной “демократии”, то вправе ли пенять на “нашу идеологическую зашоренность”, если кто же, как не он сам, тогда ее и создавал? Вот уж поистине уникальный случай, когда “унтер-офицерская вдова” действительно “сама себя высекла”.
Даже беглый обзор того, что страстно пропагандировал генерал-философ в разгар работы над книгой о Сталине, убедительно свидетельствует, что он являлся ярым приверженцем социализма, правофланговым борьбы с буржуазной идеологией, а затем и горячим сторонником горбачевской перестройки. Примечательно в этом отношении интервью Волкогонова, которое он дал в качестве делегата XIX партконференции КПСС, напечатанное в газете “Труд” 19 июня 1988 года: “Курс, который избран на апрельском Пленуме 1985 года, является жизненно необходимым... Центральными пунктами обновления, а если точнее, ленинского Возрождения... представляются два: во-первых, решительное экономическое оздоровление. Во-вторых, широкая демократизация”.
С ортодоксальных большевистских позиций , несмотря на то, что так называемая “демократическая” печать уже яростно охаивала всю историю советского периода, создавалась и книга “Триумф и трагедия”. “Не ленинизм “виноват” в феномене сталинизма,— горячо убеждал Дмитрий
Антонович читателей в 1989 году со страниц журнала “Октябрь”.— Это антипод, сумевший ловко закамуфлироваться в марксистские одежды. Об этом мне хотелось с полной определенностью сказать, ибо все чаще раздаются голоса, пытающиеся генезис сталинизма усмотреть чуть ли не в “Коммунистическом манифесте”... Глубоко убежден, что проживи Ленин ёще хотя бы пять-десять лет, многое стало развиваться бы совершенно по-иному. Это не абсолютизация роли личности, а тех сил, которые держали в умах и руках великую идею”8. Что верно, то верно.
Но идея-идеей, а Дмитрий Антонович никогда не забывал об устройстве личных дел. Весной 1988 года, когда появилась реальная перспектива увольнения в запас в связи со своим 60-летием и ухудшением состояния здоровья, он, используя высокое служебное положение, проводит переселение родителей жены из Инзы Ульяновской области в Москву. Нашел он время и для защиты в Академии общественных наук при ЦК КПСС диссертации “Сталинизм: сущность, генезис и эволюция” и, заполучив диплом доктора исторических наук, переходит из ГлавПУРа на должность начальника Института военной истории. В этом весьма престижном “теплом местечке” можно было состоять на воинской службе до глубокой старости и продолжать пользоваться большими привилегиями (квартирами, дачами, загранкомандировками, элитными санаториями и пр.). А то обстоятельство, что сам-то он, новый начальник Института, был дилетантом в военной истории и, следовательно, не имел морального права руководить научно-исследовательской работой высокопрофессиональных историков, генерал-полковника вовсе не смущало.
Судя же по дальнейшему ходу событий, Дмитрий Антонович отдавал предпочтение не военной истории, а общественно-политической деятельности, которой он целиком и поглощен уже в 1989 году, во время борьбы за депутатский мандат в Верховный Совет СССР. Вступив в нее как коммунист, всецело разделявший решения XXVIII съезда КПСС, он проиграл выборы, ибо в моде стали партократы, которые успели напялить на себя “демократические” одежды и крикливо критиковали созданную ими же административно-командную систему.
Поражение на выборах для 62-летнего генерал-полковника со слабым здоровьем, но выслужившего военную пенсию, обеспечивающую в старости относительный достаток, — отнюдь не трагедия. Но тщеславного Дмитрия Антоновича беспокоило нечто другое. Если раньше столичные издательства ежегодно выдавали на гора его брошюры и книги о духовном богатстве и доблестях советских воинов, директивные трактаты о борьбе с буржуазной идеологией и ревизионизмом, то теперь их не возьмется тиражировать даже издательство “Знание”. Не спасал пошатнувшееся положение дважды доктора наук и сочиненный им обличительный политический портрет Сталина, так как в нем по-прежнему утверждалось, что суд над Иосифом Виссарионовичем “кощунственно превращать в суд над Лениным, как это порой пытаются ныне делать, ибо он не ответственен перед нами за дело, которое могло быть выполнено несколькими поколениями”[9].
И в какой-то момент глубоких раздумий на Дмитрия Антоновича снизошло озарение: можно не только остаться на плаву, но даже укрепить свои позиции на политическом Олимпе, стоит только переметнуться в стан “демократов”. Для начала он внес такие новые штрихи в свою биографию, как расстрел отца в конце 1930-х годов и собственное освобождение с поста заместителя начальника ГлавПУРа чуть ли не по политическим мотивам. Одновременно Волкогонов подключился к атакам межрегиональной депутатской группы на горбачевскую перестройку, к требованиям от союзных “верхов” “конкретных достижений, которые почувствовал бы народ”[10].
С явно популистской программой включился он в предвыборную борьбу за место в Верховном Совете РСФСР по Оренбургскому территориально-национальному округу и, при поддержке “демократов”, заполучил-таки депутатский мандат, а потом и пост заместителя председателя Совета национальностей российского парламента. Однако перспектива постоянно восседать в президиуме и повседневно заниматься конкретным делом не очень-то устраивала Дмитрия Антоновича и он, считая себя уже “художником” пера, покинул почетное кресло, заделавшись одним из лидеров “Левого центра”. В новом качестве он усилил нападки на М. Горбачева, в огород которого камешки уже не бросал только ленивый: у Президента СССР нет, мол, новых идей, да и к рынку он должен был повести страну еще года два- три назад и т. п. Не представляли новизны и его требования о необходимости преобразования КПСС в партию социал-демократического толка и коренной реорганизации политорганов в Вооруженных Силах.
Между делом Дмитрий Антонович по очень смешной цене приватизировал прекрасную государственную дачу в престижном пригороде столицы, подписывал контракты на издание за рубежом книги о Сталине. Эти дела, естественно, тоже были замечены вездесущими журналистами. Один из них писал в “Советской России” 5 июня 1991 года: “Замечательно, что один из лидеров “Левого центра” — историк, писатель, публицист (а теперь и советник председателя по вопросам обороны и безопасности) Д. А. Волкогонов издает свою книгу в Великобритании, но... почему на ее презентацию с 28 февраля по 6 марта он должен был отправиться в страну туманного Альбиона за государственный счет?”. В этой же стране Дмитрий Антонович предпочел сделать себе операцию по удалению опухоли.
Депутатские дела не только не мешали генерал-философу-историку заниматься литературным творчеством, а, наоборот, придали ему второе дыхание: весной 1990 года он, не завершив еще книги о Л. Д. Троцком, заявляет о своем желании “взяться за книгу о Ленине”. И, словно многоопытный предприниматель, во время выступления в Ленинградском концертном зале интригующе пояснил, почему именно о Владимире Ильиче: “До сих пор у нас не было о нем честной книги”.