ВОЗВРАЩЕНИЕ К ДАВНЕЙ КЛЕВЕТЕ
В известинской статье "С беспощадной решительностью..." Волкогонов скороговоркой утверждал: "Не говорилось никогда о том, кто финансировал партию до революции...". При разоблачительной и обличающей направленности публикации это нужно понимать так: тут, дескать, не все чисто. Чувствуется своего рода перекличка с размашистыми, но безосновательными и бездоказательными утверждениями "Огонька", "Столицы", "Аргументов и фактов" и иных изданий. В них неоднократно очень уж старались убедить читателей в том, будто бы вопрос о финансовых связях большевиков с кайзеровской Германией можно считать решенным в положительном смысле. Так большевиков и их лидера тщатся представить продажными людьми, прислужниками германских монархистов и империалистов. Таково одно из направлений неаргументированной компрометации российских подлинных революционеров пишущим людом, потерявшим представление о совести, порядочности, научной объективности. Для них куда важнее дальний антиленинский, антисоциалистический прицел. Он у них сохраняется до сей поры. Одно из свидетельств тому — двухтомник "Ленин".
Чтобы направленный против В.И. Ленина удар получился сокрушительнее, Волкогонов снова и снова возвращается к давней клевете. Пусть сами читатели судят о степени аморальности "исследователя". Зная, что обвинительные утверждения десятилетия назад опровергнуты, он версию о так называемом пломбированном вагоне объединил со сфантазированными немецкими миллионами.
Посмотрим на волкогоновскую позицию, занятую в двухтомнике. В своей манере надуманное без пояснений и комментариев выдавать за истинное, достоверное, многословный автор написал: "Но ситуация была такой, что в переезде Ленина и его соратников в Россию были заинтересованы не только большевики, но и особенно германское военное руководство. Там давно следили за большевиками, оказывая им через подставных лиц крупную финансовую помощь" (1,198).
Казалось бы, деятель, имеющий монопольное право распоряжаться ранее секретными документами, сейчас раскроет все тайны взаимоотношений между большевиками и руководителями Германии, раскроет механику оказания громадной финансовой помощи. Но антиленинец, пугающий обнародованием громадного количества совершенно секретных материалов, уподобился дворянину, который позавидовал кузнецу и большой кусок металла превратил в пшик. Вот он как словесно оформлен: "Открытие партийных архивов в России после памятного августа 1991 года приблизило к разгадке многих исторических ребусов, составленных большевистской революцией. В целом феномен "немецкого золотого ключа" можно представить как дилемму мистификации и тайны. Автор настоящей книги в результате анализа огромного количества самых различных советских и зарубежных материалов пришел к выводу, что "немецкий фактор" — не мистификация, а историческая тайна, с которой уже давно шаг за шагом стягивается непроницаемый полог" (1,200). Раз "ученый" имеет перед собой громадное количество уникальных антиленинских документов, по элементарной логике, имеет возможность разоблачить теперь несимпатичного ему вождя большевиков. Но вот вывод: "Я не могу утверждать, что после моей книги все в этом вопросе станет ясно" (I, 200).
Давайте мы постараемся разобраться. Делать это легче благодаря тому обстоятельству, что суть проблем уже обсуждалась в печати. Этим, в частности, занимался доктор исторических наук А.М. Совокин, в № «Вопросов истории КПСС» за 1991 год опубликовавший статью "Миф о "немецких миллионах". В ней зафиксировал, что антикоммунизм определил пристрастия ряда изданий. Этим определяются содержание статей и книг, попытки выдать несуществующее за сущее. После Февральской революции буржуазные провокаторы, как констатирует ученый, распространяли клеветнические вымыслы, будто несколько широко известных меньшевиков причастны к немецким субсидиям, будто М. Горький и один из лидеров эсеров, министр Временного правительства В. Чернов работали на немцев. На эти клеветнические утверждения было обращено внимание в листовке под названием: "Клевещите!". (См.: КПСС в борьбе за победу Великой Октябрьской социалистической революции. С. 240 — 241). Главный же удар, понятно, наносился по В.И. Ленину и большевикам. С большей интенсивностью это проявилось после того, как Владимир Ильич после десятилетней вынужденной эмиграции возвратился в Россию через Германию и Швецию, когда он заявил, что и при новом составе Временного правительства война продолжает оставаться грабительской, империалистической, что прекратить ее нельзя без свержения буржуазного правительства, что эту идею необходимо широко пропагандировать, особенно в действующей армии. Именно после того выступления в Петрограде и в стране активизировалась погромная агитация. Тогда антиленинцы и взяли на вооружение версию о немецких миллионах, о шпионаже в пользу кайзеровской Германии.
Как говорится, из песни слова не выкинешь. Приходится с сожалением констатировать, что в кампанию дискредитации большевистской партии включились и такие известные в революционном движении деятели, как В.Л. Бурцев, Г.В. Плеханов. Давали показания следственной комиссии Временного правительства. Объективность обязывает вспомнить о заявлении, что они не допускают и мысли о личных финансовых связях Ленина с немецким правительством. Бурцев сказал, что он не располагает данными, указывающими на то, что Ленин непосредственно получал денежные суммы от немецких агентов. Следственной комиссии Г.В. Плеханов заявил, что он исключает всякую мысль о каких-либо корыстных намерениях Ленина. Однако оба придерживались точки зрения, будто партия большевиков имела материальную поддержку со стороны Германии, а Ленин не мог не знать об этом. Только такое мнение послужило основанием для работы комиссии Временного правительства, следователя по особо важным делам Александрова.
Расследование по делу большевиков продолжалось. Чины буржуазной юстиции располагали 26 книгами финансовых документов партии. Их, в частности, предъявили заведующему хозяйственными делами газеты "Правда" К.М.Шведчикову. Он показал, что газета не только окупала расходы по ее изданию и рассылке, но даже приносила прибыль. Следовательно, дефицита от издания не было. Об этом же говорилось в финансовом отчете ЦК РСДРП (б) VI съезду. И.Т. Смилга отметил, что "целый ряд материалов, необходимых для доклада, находятся в руках контрразведки". (Шестой съезд РСДРП (б). Протоколы. С. 38). Так что у органов следствия была возможность на основании многих документов и при использовании банковских счетов определить, откуда и какие суммы поступали в распоряжение большевиков. Но прокурор, несмотря на это, не смог привести обоснованные данные о связях В.И. Ленина и большевиков с немецкими властями. Не составляет труда понять, что если бы органы Временного правительства имели не фальсификации заведомых клеветников, а настоящие данные о "немецких миллионах", они бы их, безусловно, использовали и подняли бы невероятный антибольшевистский и антиленинский шум. Но чего не было, того не было.
Обвинения прокурора Петроградской судебной палаты буквально через несколько дней В.И. Ленин разоблачил в статье "Ответ", которая была опубликована 26 и 27 июля 1917 года в газете "Рабочий и Солдат". В самом ее начале сообщалось: "В газетах от 22 июля напечатано сообщение "от прокурора Петроградской судебной палаты" о расследовании событий 3 — 5 июля и о привлечении к суду, за измену и за организацию вооруженного восстания, меня вместе с рядом других большевиков". (Т. 34. С. 21). Скандальным названо дело, подделанное при участии клеветника Алексинского. Он в начале своей политической деятельности был социал-демократом. В годы первой российской революции примыкал к большевикам. В мрачный период реакции — отзовист, а в годы первой мировой войны — социал-шовинист, сотрудничал в нескольких буржуазных газетах. В 1917 году вошел в плехановскую группу "Единство". В июле 1917 года, сфабриковав совместно с военной контрразведкой фальшивые документы, оклеветал В.И. Ленина, большевиков. Весной 1918 года бежал за границу, где примкнул к лагерю крайней реакции.
В.И. Ленин убежденно написал о том, что опубликованием сфальсифицированного сообщения Временное правительство сугубо осрамит себя, поскольку грубость подделки особенно била в глаза. Затем написал, что документы, особенно появившиеся во враждебной большевикам прессе, должны быть тщательно собраны, проанализированы прокурором. Но последний свою обязанность не пожелал выполнить. Он игнорировал, в частности, сообщение эсеровской газеты "Дело Народа" о том, что второго июля в гренадерском полку большевики выступали, агитировали против использования оружия. Не захотел он заметить и то, что в воззвании, подготовленном и подписанном Центральным Комитетом партии 3 июля ночью, говорилось о необходимости придать движению мирный и организованный характер. Остались в тени и другие обстоятельства, свидетельствовавшие в пользу большевиков. Так что прокурор едва лишь задел фактический материал.
Совсем кратко в статье "Ответ" В.И. Ленин остановился на обвинении его в шпионаже и в сношениях с Германией. Следствие, повторяя клевету Алексинского, особенно грубо подтасовало факты. Пришлось Владимиру Ильичу вспомнить о своем аресте в самом начале мировой войны и зафиксировать такой казус: "Невероятно, что я арестован был, как русский подданный. Я был арестован по подозрению в шпионстве: местный жандарм принял за "планы" диаграммы аграрной статистики в моих тетрадках! Видимо, этот австрийский жандарм стоял вполне на уровне Алексинского и группы "Единства". Но я, кажется, все-таки побил рекорд по части преследования интернационализма, ибо меня в обеих воюющих коалициях преследовали как шпиона, в Австрии — жандарм, в России — кадеты, Алексинский и К0". (Т. 34. С. 30). Далее В.И. Ленин выразил надежду, что гнусная клевета на большевиков поможет пролетариату поскорее понять, где контрреволюция, и смести ее во имя свободы, хлеба голодным, земли крестьянам.
Активизировать свои действия могла бы юстиция Временного правительства. Автор статьи "Ответ" подсказал прокурору, который предпочитал оперировать темными намеками, что за два-три дня можно собрать необходимые данные и внести ясность. Такой совет работник буржуазной юстиции проигнорировал, помощь обвиняемого отверг. По всей вероятности, чувствовал себя неуверенно.
Дело приняло неожиданный для обвинителей оборот. Даже в условиях буржуазной республики опубликовавший непроверенные факты министр юстиции Переверзев был вынужден уйти в отставку. Почему о таком много говорящем факте не намерены вспоминать нынешние хулители В.И. Ленина? Не выгодно это им. Признай они это, придется согласиться с другими выводами. Ведь наряду с комиссией Временного правительства совершенно независимо от нее в Швейцарии работала созданная Центральным эвакуационным комитетом следственная комиссия. В нее входили представители Бунда, меньшевик и большевик. Председательствовал в ней меньшевик Ю. Райхесберг. Был сделан вывод об отсутствии каких-либо данных относительно секретных условий эмигрантов с германскими властями. На этот факт впервые обратил внимание американский исследователь А. Сени. Об этом, в частности, можно прочитать в книге О.Ф. Соловьева "Обреченный альянс", изданной в 1986 году, на страницах 206-207,253.
Стремящиеся показать В.И. Ленин в неприглядном свете "запамятовали" то, что между двумя революциями 1917 года проявился своего рода Интернационализм. Тогда в разгар шумной травли большевиков на помощь российским детективам пришли представители французской разведки. Очень уж они старались добыть достоверные доказательства причастности ленинцев к немецким финансам. Тем же самым занимались англичане. Но все их усилия были потрачены впустую, как и позже безрезультатными оказались поиски А. Солженицына при сборе материала для книги "Ленин в Цюрихе". По логике, окончательно и навсегда на клеветническом деле надо поставить точку.
Прошли годы. Много изменилось на планете. Несмотря на прогресс во всем, определенным силам в нашей стране потребовалось реанимировать, казалось бы, списанную в архив ложь. В год 75-летия Великого Октября в этом отношении повышенную активность проявили "Аргументы и факты". В третьем, номере за 1992 год публикуется материал с бросающим грязь заголовком — "Рейхсмарки для диктатуры пролетариата". Во вводной части сообщено, что сейчас история буквально перекраивается. Не уточнено лишь, по каким меркам, с учетом чьих политических вкусов. Ответ дает само содержание, когда факты вталкиваются, впихиваются в заранее определенную конструкцию и когда вновь демонстрируется мастерство подтасовки. Временами даже отдает детективным духом. К примеру, в первом разделе публикации с таинственным видом, со ссылкой на фотокопию документа, весьма похожего на агентурную сводку, сообщается, что для ослабления царского режима весной 1915 года русские социал-демократы проводили работу по организации стачки. За верх гениальности германских мидовцев выдана рекомендация кайзеру вбить клин между врагами и как можно скорее добиться сепаратного мира с тем или иным противником. При чем же здесь большевики? В одном из меморандумов обнаружен совет материально поддержать русскую фракцию большевиков. Но в Германии последовали ли такому совету? Есть ли хоть один документ, подтверждающий получение немецких денег большевиками, В.И. Лениным? На эти вопросы ни в этом случае, ни при других нападках оппоненты не в состоянии дать утвердительный ответ. При этом кайзеровской разведке начисто отказывают в способности изготавливать и подбрасывать всевозможные фальшивки, в том числе якобы при открытии счета Ленину.
Автор статьи А. Цыганов эффект разорвавшейся бомбы громадной мощи возлагает на такой документ германского госсекретаря: "Берлин. 1.4. 1917. Немедленно! Секретно! Господину государственному секретарю имперского казначейства. Имею честь просить выделить в распоряжение иностранной службы для целей политической пропаганды в России сумму в размере пяти миллионов марок из средств главы 6 раздела II чрезвычайного бюджета". Неужели Цыганову совсем неведомо, что каждая воюющая страна ведет пропагандистскую и контрпропагандистскую работу, затрачивая на это денежные средства? Какое это имеет отношение к B.И. Ленину, большевикам, Октябрьской революции? Написавший статью "Рейхсмарки для диктатуры пролетариата" совсем и не стремился ответить на эти и подобные вопросы. Его цель — оклеветать большевиков и победоносную пролетарскую революцию, а не установить истину.
Более рельефно то же устремление проявилось в статье В. Милосердова "Сколько стоила Октябрьская революция?" в №29 — 30 "Аргументов и фактов". На уровне сенсации и одновременно обвинения преподнесено сообщение о том, что недавно "стали известны уникальные факты об основополагающей роли немецкого кайзеровского правительства в систематическом планировании и финансировании немецким руководством предреволюционной деятельности, революции Октября 1917 года, а также послереволюционного ленинского режима". Все это Милосердов взялся обосновать в 92-х газетных строчках. Понадеялся на увидевшие свет ранее секретные документы. Методика их преподнесения такая же, как в ранее упомянутой статье. Снова цитируется телеграмма о том, что министерству иностранных дел для политической пропаганды в России надлежит выделить пять миллионов марок. В другом документе эта сумма удвоена. Какое отношение они имеют к Октябрьской революции? Никакого. Но автор навязывает другой подход. Он же без логического основания, подменяя понятия, сформулировал такое утверждение: "Сегодня известны уже приблизительно 400 документов, и это еще не все, что может быть найдено, о финансировании Германии революции. Общая сумма денег, засвидетельствованная в уже имеющихся документах, составляет около 1 млрд. марок, потребовавшихся кайзеровскому правительству для того, чтобы хитроумным путем начать уничтожение потенциально богатейшей страны, которой являлась Россия времен Столыпина". Опять уместно спросить: "Где подтверждения, что перечисленные деньги пошли именно на свершение Октябрьской революции? Судя по всему, не это волнует газету и ее автора. Для них важнее то, что оригинальные документы немецкого министерства иностранных дел в Бонне, к которым удалось получить доступ австрийской писательнице Элизабет Хереш, были переданы членам Конституционного суда России, который взялся определять историческое лицо КПСС. Вон насколько своевременной оказалась находка!
Иные авторы, не стесняясь, оперируют данными жандармского генерала Спиридовича, белогвардейских пропагандистов, досужими вымыслами наподобие того, будто Ленин при помощи германского золота подкупил всех рабочих, которые поддержали вождя Октября. Такого рода версии в качестве оружия политической борьбы использовались в 1917 — 1920 годах. Были сюжеты о немецком золоте, о происхождении Владимира Ильича, о характере его болезни и другие. Ряд легенд и версий в двадцатые годы опровергли зарубежные эксперты. И вот весь неприглядный репертуар снова оказался на поверхности. В то же время антиленинцы не хотят замечать работу В. Хальвега "Возвращение Ленина в Россию в 1917 году". В ней собраны документы МИД кайзеровской Германии, хранившиеся в западных архивах. Они ни в коей мере не подтверждают обвинения В.И. Ленина и его соратников в получении немецких субсидий.
Есть необходимость напомнить о том, что миф о немецком золоте появился на свет летом 1917 года. Его авторами стали начальник контрразведки штаба Петроградского военного округа полковник Никитин и представитель французской контрразведки в Петрограде капитан Пьер Лоран.
Представители контрразведки Временного правительства пригласили к себе Алексинского и эсера Панкратова, которые подготовили заявление клеветнического характера. Фальшивка, несмотря на возражения членов Временного правительства, попала на страницы газеты "Живое слово". В статье А. Арутюнова "Был ли Ленин агентом германского Генштаба?", ("Столица". 1991. № 1) воспроизведена такая сцена: "Совещание уже подходит к концу, когда Ленин встал, взял со стола газету "Живое слово", несколько секунд стоял молча, а затем, повернувшись к Сталину, сказал: "Если хоть один малейший факт о деньгах подтвердится, то было бы величайшей наивностью думать, что мы сможем избежать смертного приговора". (С. 40). Достоверность такой сцены чрезвычайно сомнительна. Не мог же В.И. Ленин допускать возможности того, чего не было на самом деле! В материале "Живое слово" под сенсационным заголовком "Ленин, Ганецкий и К° — шпионы!" утверждалось, что деньги на агитацию большевики получали через некоего Сведсона, служившего в Стокгольме при германском посольстве. Деньги и инструкции будто бы пересылались через доверенных лиц. Таковыми названы Ганецкий, Парвус, Суменсон и Козловский, на имя которого в банке якобы имелось свыше двух миллионов рублей.
В том же номере "Живого слова" была помещена заметка "Кто разоблачил Ленина", которую процитировал Арутюнов. Есть в ней и такие слова:"... считаем своим революционным долгом опубликовать выдержки из только что полученных нами документов, из которых Русские граждане увидят, откуда и какая опасность грозит Русской свободе, революционной армии и народу, кровью своей свободу завоевавшим. Требуем немедленного расследования". ("Столица". 1991. № 1. С. 41). Одновременно с этим текстом были размножены листовки, которые на каждом углу раздавали бесплатно.
Через день после расстрела мирной июльской демонстрации в Петрограде газета "Речь" как о вполне доказанном писала: "Уже не будет ни у кого сомнений, что такая "политика", которую большевики с Лениным во главе вели, может диктоваться только из Германии, за счет темных источников". Судя по всему, такого же мнения придерживается Арутюнов. Он же не задумался, насколько обосновано заявление реакционной газеты.
Та же "Речь" 7 июля на правах сенсации преподнесла статью "Дело Ленина и К0". Есть в ней такая фраза: "По сведениям из Копенгагена, германский социал-демократ Гаазе, вождь левого крыла социал-демократов, проездом в Стокгольм в беседе в Копенгагене с русским журналистом утверждал, что известный д-р Гельфанд, он же Парвус, служит посредником между германским правительством и вашими большевиками и доставляет им деньги". Это тоже как достоверное в свою статью включил Арутюнов и задал вопрос: "Как же реагировал на все эти объявления Ленин, который не замедлил скрыться после опубликования вышеназванных статей?". Оказывается, как много можно исказить в одной фразе при умелом подходе! По автору "Столицы" выходит, что В.И. Ленин ушел в подполье не из-за того, что закончился мирный период развития революции, что Временное правительство начало репрессии против большевиков, а из-за публикации клеветнических статей. Слишком много чести им!
В сложной обстановке после июльских дней, опубликовав несколько материалов, В.И. Ленин решительно опроверг выдвинутые против последовательных революционеров обвинения. Об этом Арутюнов упомянул и привел несколько ленинских цитат. Затем многообещающе написал: 'Теперь обратимся к фактам, каковы они есть на самом деле". ("Столица". 1991. № 1.С. 41). Сам же собственному призыву не последовал, но в то же время взялся уличать В.И. Ленина в лживости. Он недалеко ушел от других фальсификаторов, которые, если употребить не очень дипломатическое словосочетание, отличаются друг от друга только степенью бесцеремонности, иногда доходящей до нахальства.
Примем во внимание то, что антиленинцы часто называют нескольких деятелей. Один из них — довольно видный деятель польского и российского революционного движения Я.С. Ганецкий (Фюрстенберг). Арутюнов, что называется, ломился в открытую дверь, когда подсчитал, что только с середины марта до начала мая 1917 года Ганецкому были отправлены около двадцати ленинских телеграмм и писем. Он с полным основанием мог бы расширить временные рамки.
Упоминаются и другие фамилии. Чем же они привлекают антиленинцев?
"В потоке обвинений о связях большевиков с германской контрразведкой имена Ленина, Ганецкого и Козловского постоянно объединялись, — отмечено в статье "Дело Ганецкого и Козловского". — Да и само дело против Ленина в значительной мере базировалось на перехваченной коммерческой переписке Ганецкого, заведовавшего в 1917 году посреднической торговой фирмой в Стокгольме. Одним из корреспондентов и помощником Ганецкого был юрисконсульт М.Ю. Козловский". ("Кентавр". 1992.№1 — 2.С.71).
Предвзято относящийся ко всему Волкогонов "не заметил" того обстоятельства, что связанные с Ганецким и Козловским вопросы на заседаниях Центрального Комитета большевистской партии рассматривались восемь раз. Руководящий орган прежде всего интересовала морально-этическая сторона дела, стремление предотвратить такие действия его представителей, которые могли бы нанести урон авторитету крупнейшей российской политической партии.
Когда по Петрограду носились слухи, будто Ганецкий высылал в Россию для "Правды" значительные суммы сомнительного происхождения, якобы это немецкие деньги, К. Радек из Стокгольма писал В.И. Ленину о том, чего никак не хотят принять во внимание Волкогонов и ему подобные: "Если бы следователь, рассматривая коммерческие книги Ганецкого, нашел малейшее доказательство, что он занимается нечестной спекуляцией, то Ганецкий был бы отдан под суд". ("Кентавр". 1992. № 1 — 2. С.74).
В одном из документов о Ганецком говорится как о большевике, невинно привлеченном по нелепому обвинению в шпионаже (РЦХИДНИ, ф, 17, оп. 1а, д. 29, л. 3 — 5).
В заключение комиссии Центрального Комитета РСДРП (б) по делу М.Ю. Козловского от 25 октября 1917 года, в частности, констатировалось: "Никаких коммерческих сношений с Парвусом т. Козловский не имел, никаких денег посредственно или непосредственно т. Козловский не получал". ("Кентравр". 1992. №1-2. С. 79).
Восьмого ноября 1917 года в письме в ЦК РСДРП (б) К. Радек определенно сформулировал мысль: "В заключение заявляю: я не берусь выставлять свидетельство морали такому старому, заслуженному в партии и преданному товарищу, как т. Ганецкий. Я могу только подчеркнуть, что мы находим сотрудничество т. Ганецкого для Заграничного представительства абсолютно необходимым". (РЦХИДНИ, ф. 17,, оп. 1 а, д. 42, л. 21).
В своем двухтомнике Волкогонов написал о том, что "должен остановиться на двух исторических фигурах, сыгравших демоническую роль в российской истории. Речь идет об Александре Лазаревиче Гельфанде (Парвус, он же Александр Москович) и еще об одном лице, слабо вырванном из тьмы историческим светом, — Якове Станиславовиче Фюрстенберге (он же Ганецкий, он же Борель, Гендричек, Францишек, Николай, он же Мариан Келлер, он же Куба...).
Эти два весьма темных, злодейски талантливых человека сыграли в 1917 году роль невидимых пружин, толкавших стрелку революционного барометра к отметке "социальная буря". Нет, они не были возмутителями душевного настроения масс. Но они помогали Ленину и его соратникам опираться на конкретные финансовые возможности Германии. Многое говорит об этом" (1,201). По неперевернутой логике, дважды доктор наук и член-корреспондент академии должен обосновать свои утверждения. Но, верный своему правилу, он внимание читателей переключил на другое. Страдает здесь тем, на что чрезвычайно тактично указал Солженицыну, процитировал его фразу: Парвус "взялся сделать революцию в России и вывести ее из войны". По сути, это верно, хотя, как и любая лаконичная формула, она не может отразить все оттенки вопроса" (I, 203). А сколько подобных лаконичных формул разбросано по двум томам претенциозной книги!
Не заботясь об установлении истины, заботясь лишь об очернении великого человека, Волкогонов отдает предпочтение лишь тому, что может подкрепить его версию. Например, он больше доверяет утверждениям Д. Шуба, которого представил известным исследователем Ленина и ленинизма, чем составителям Биографической хроники из Института марксизма-ленинизма.
Односторонность подхода у Волкогонова проявилась и тогда, когда он сослался на статью А.Ф. Керенского "Парвус — Ленин — Ганецкий". В ней есть такое утверждение: "Временное правительство точно установило, что "денежные дела" Ганецкого с Парвусом имели свое продолжение в Петербурге в Сибирском банке, где на имя родственницы Ганецкого, некоей Суменсон, а также небезызвестного Козловского хранились очень большие денежные суммы, которые через Ниа-банк в Стокгольме переправлялись из Берлина при посредничестве все того же Ганецкого...". Но здесь же автор-обвинитель многословием и оговорками старается уйти от обоснования собственных утверждений, даже не упоминая о тех тысячах документов, которыми монопольно пользуется: "Большевики, обладая огромным опытом конспиративной работы, старались уничтожить прямые улики, свидетельствующие об их денежных и иных связях с немцами. Тем более что эти связи были многоступенчатые и о полной картине поступления средств в большевистскую кассу знали лишь несколько человек" (I, 206). При таком подходе вчерашнего армейского политработника можно публично обвинить в страшных злодеяниях, а потом посетовать на его умение заметать следы. Несколько позже трижды повторяется предположение "может быть", в частности, для утверждения, будто бы был негласный и даже не зафиксированный письменно союз большевиков с Германией. Черный мазок сделан. А в случае чего можно пояснить, что это-де всего-навсего предположение.
Стремясь все очернить, Волкогонов охотно цитирует Мельгунова, который в свою очередь ссылается на воспоминания Керенского, утверждавшего, что "несомненно, все дальнейшие события лета 1917 года, вообще вся история России пошли бы иным путем, если бы Терещенко удалось до конца довести труднейшую работу изобличения Ленина и если бы в судебном порядке документально было доказано это чудовищное преступление, в несомненное наличие которого никто не хотел верить именно благодаря его совершенно, казалось бы, психологической невероятности". Здесь же только что признавший недоказанность изобличения вождя российских большевиков, Волкогонов приписывает Керенскому авторство вывода: Керенский связь большевиков с немцами доводит до полной договоренности между сторонами, далеко выходящей за пределы уплаты денег в целях развала России по представлении одних и получении их для осуществления социальной революции в представлении других (I, 213). Сейчас, когда по существу взят курс на развал государства и его основополагающих институтов, многословный человек даже не задает риторический вопрос типа: а не платит ли кто из-за зарубежных толстосумов кому-то из продажных россиян?
Очень скор на антиленинские выводы И. Бунич в книге "Золото партии". По широте своей натуры он вместо К. Маркса и Ф. Энгельса учителем и наставником В.И. Ленина объявил Парвуса. Какая честь не по заслугам последнего! Автор не отягощенной доказательствами исторической хроники действует в стиле Волкогонова, к примеру, утверждая: "В марте 1917 года по договоренности Ленина с Парвусом Ганецкий временно остается в Стокгольме в составе так называемого "заграничного бюро ЦК", в чью задачу входил бесперебойный перевод денежных средств от немцев в Россию — большевикам". (И. Бунич. Золото партии. Историческая хроника. СПб, 1992. С. 29). Совершив несколькими страницами дальше молниеносный исторический экскурс, ретивый автор сделал ошеломляющее "открытие": "Получив от японцев первые два миллиона фунтов стерлингов, Парвус, не теряя времени, стал духовным вождем революции 1905 года". (Там же. С. 33). Знай, мол, наших! И после этого присваивает себе моральное право ленинскую публицистику назвать маразмом!
Иногда фальсификаторы сами признаются, что их позиция не очень-то прочная, но не отказываются от возможности бросить недобрый намек. Например, Арутюнов: "В журнале "Пролетарская революция" (1923, № 9) я прочитал текст письма Ленина из Петрограда Ганецкому в Стокгольм. Отправлено оно было 21 апреля (4 мая) 1917 года: "Дорогой товарищ, письмо № 1 (от 22 — 23 апреля) получено сегодня 21/IV — ст. ст. (старого cтиля — В.Ч.)... Деньги (2 тыс.) от Козловского получены". («Столица». 1991. № 1. С. 42). Не смутило автора им самим же признанное обстоятельство: письмо было опубликовано по копии, найденной в архиве министра юстиции Временного правительства.
Порой создается впечатление, что Арутюнов страдает шпиономанией. При упоминании денег сразу же полагает, будто они выплачены за услуги, оказанные германской разведке. Так случилось, когда в начале письма Я.С. Ганецкому и К.Б. Радеку прочитал: "Дорогие друзья! До сих пор ничего, ровно ничего: ни писем, ни пакетов, ни денег от вас не получили". (Т. 49. С. 437). Не помогло разъяснение Ганецкого, что упомянутые средства — из сумм Центрального Комитета, которые остались за границей.
Что бы ни делали большевики — все не по нраву, не по душе автору статьи в "Столице". Ему духовно ближе те, кто летом 1917 года развязал кампанию клеветы по поводу будто бы причастности к шпионажу Ганецкого, Коллонтай и других. В этом В.И. Ленин увидел подлое прикрытие похода на интернационалистов со стороны "республиканцев", желавших выгодно отличить себя от царизма распространением клеветы. Бездействовать, разумеется, было нельзя. Сторонники В.И. Ленина предпринимали возможные действия. Например, 22 июня (5 июля) в "Правде" была опубликована телеграмма Ганецкого из Стокгольма с опровержением лживых нападок на него в газете "День". В том же номере "Правды" также была напечатана телеграмма за подписями Вронского, Орловского и Радека о невиновности Ганецкого. Через несколько дней А.В. Луначарский в газете "Новая Жизнь" опубликовал "Письмо в редакцию". В нем бичевались клеветники при рассказе о парижском суде разных фракций РСДРП над Радеком. Но этого было мало. Большевики сами добивались гораздо большей гласности. В.И. Ленин посоветовал: "Надо постараться достать протоколы или полный приговор суда и, если невозможно издать его, переписать на машине в нескольких экземплярах и послать сюда. Если невозможно достать протоколы или приговор, желательно бы достать хотя бы письменный рассказ о суде кого-либо из парижан, участвовавших в суде, и издать хотя бы маленькую брошюру по-русски (в Христиании есть русская типография), дабы документально опровергнуть мерзкие клеветы". (Т. 49. С. 446).
Посчитал необходимым В.И. Ленин, чтобы Ганецкий документально опроверг клеветников, поскорее издав финансовый отчет о своих торговых делах. Желательно, чтобы этот документ был проверен и засвидетельствован шведским нотариусом или несколькими шведскими социалистами, членами парламента. Как видно, все рекомендовалось делать основательно и прилюдно. Арутюнов же назвал это заметанием следов и, следуя извращенной логике злопыхателя, сделал повисший в воздухе вывод: "Как видим, все становится на свои места. Вырисовываются звенья преступной большевистско-германской цепи: немцы (Сведсон) — Парвус — Ганецкий — Суменсон — Козловский — Ленин.
Алексинский и Панкратов оказались правы". ("Столица". 1991. № 1. С. 43). Вот как демонстрируется родство антиленинских душ!
В двухтомнике сообщается: в конце января 1919 года Чичерин прислал Троцкому телеграмму, в которой говорилось следующее: "Только что полученное радио сообщает, что парижская газета "Опллер" передает сообщение нью-йоркской газеты из вечерней "Таймс" следующего содержать: легенда о сношениях большевистских вождей с Германской империей окончательно опровергается. В январе 1918 года русские контрреволюционеры послали полковнику Робинсу серию документов, доказывающую связь между германским правительством, Лениным и Троцким. Робинс произвел расследование и обратился к Гальперину, который признал, что многие из этих документов были в руках правительства Керенского и являются несомненным подлогом... Бывший издатель "Космополиен магазэн" Верста Сиссон согласился с Робинсом, однако позднее Сиссон переменил мнение. После долгих блужданий документы были проданы за 100 тыс. рублей американцам...", (ЦГАСА, ф, 33987, оп. 2, д. 79, л. 90). Казалось бы, все яснее ясного. Легенде навек оставаться легендой. Но осведомленный специалист по вождям делает, как ему кажется, очень уж умный ход, направив вопрос не по тому адресу: "Чичерин не задает себе и Троцкому одного-единственного вопроса: если документы, как утверждает Робинс, фальшивка, почему за них дали 100 тысяч..." (I, 225). Лучше было бы расспросить Робинса. Ретивый обвинитель опять слукавил, если не выразиться резче. Можно ли предположить, что он не читал периодику 1991 года, тем более по интересующей его проблеме? Нет, конечно. Иначе какой он ученый. Тем не менее Волкогонов делает ВИД, будто не существует никаких других доводов. Преднамеренно он не упомянул о том, что в конце 1918 года в США вышла книга историка Сиссона "Немецко-большевистская конспирация". Из нее некоторые документы "Столица" воспроизвела в первом и четвертом номерах за 1991 год. Профессор В.Т. Логинов оперативно привлек внимание к такому обстоятельству: авторы современных публикаций не учли того, что это была фальшивка, которую разоблачили "буквально через несколько месяцев после выхода книги Сиссона. Выяснилось, что приобретенные им материалы были приобретены у питерского черносотенного журналиста Б. Семенова. А он со своими сообщниками изготовил их, использовав для этого выкраденные бланки Совнаркома и НКИД. Семенов публично признался в подделке". ("Гласность". 1991. № 21. С. 6). Таков один из источников, не устраивающий ниспровергателя марксистских авторитетов. Если бы набрасывалась черная тень, тогда было бы иное дело.
Вопрос о немецких деньгах опять был поднят в 1921 году. Эдуард Бернштейн, которого антиленинец наградил эпитетом "знаменитый", в органе германской социал-демократии "Форвертс" опубликовал большую статью. В двухтомнике специально подчеркнуто, что Бернштейн не хотел запятнать свое имя легковесными версиями. Поэтому, мол, долго и готовил статью. Волкогонов почти на целую страницу привел фрагмент с такими утверждениями: "Ленин и его товарищи получили от правительства кайзера огромные суммы денег на ведение своей разрушительной агитации. Я об этом узнал еще в декабре 1917 года. Через одного моего приятеля я запросил об этом одно лицо, которое благодаря тому посту, который оно занимало, должно было быть осведомлено, верно ли это. И я получил утвердительный ответ. Но я тогда не мог узнать, как велики были эти суммы денег и кто был или кто были посредником или посредниками (между правительством кайзера и Лениным)... Теперь я из абсолютно достоверных источников выяснил, что речь шла об очень большой, почти невероятной сумме, несомненно, больше пятидесяти миллионов золотых марок, о такой громадной сумме, что у Ленина и его товарищей не могло быть никакого сомнения насчет того, из каких источников эти деньги шли".
Несмотря на то, что немецкий деятель сослался в статье на очень достоверные источники, колоссальность суммы испугала самого Волкогонова. Он использовал тактический маневр: "Возникает только вопрос: действительно ли так велика сумма немецкой "помощи" большевикам?
Думаю, что Бернштейн привел обобщенные финансовые данные за все годы, начиная с 1915-го..." (I, 223).
В другой статье, опубликованной через несколько дней в той же газете, Бернштейн бросил вызов "коммунистам Германии и российским большевикам: он готов предстать перед судом, если они находят, что он оклеветал Ленина. Но центральные комитеты двух коммунистических партий, — с ехидством написал Волкогонов, — многозначительно промолчали, фактически невольно признав неотразимость утверждений и аргументов Бернштейна" (I, 223). Дело в другом. После того, как была названа громадная сумма, после проверки архивов германское правительство ответило, что не располагает никакими данными, подтверждающими такой слух.
Почему же после значительного перерыва всплывают все те же легенды и мифы, которые активно перепевались ранее разве только в кругах белой эмиграции? Видимо, клеветнические версии снова потребовались как карта в политической игре. Карта, надо сказать, изрядно потрепанная и не единожды битая. Ее пускают нынче в ход, несмотря на неблагоприятные для антиленинцев обстоятельства. Вот одно из них. В 1940 году в Париже вышла книга эмигрантского буржуазного историка СП. Мельгунова "Золотой немецкий ключ большевиков". Автор отметил, что ему лично версия официальной или полуофициальной договоренности Ленина с германским империализмом представляется совершенно невероятной. Идя по стопам Бурцева и Плеханова, эмигрант сожалел, что расследование о связи большевиков с немцами, предпринятое Временным правительством, сошло на нет. Мельгунов продолжил это "расследование" и вновь не сумел доказать причастность большевиков к получению немецких субсидий. Просто он повторил прежние домыслы о том, что якобы Ганецкий и Козловский имели дело с Парвусом, а тот был агентом немецкого правительства, будто деньги переводились через некую Суменсон. В делах комиссии нет обоснованных данных о получении Ганецким и Козловским денег от Парвуса или других немецких агентов. Привлек внимание такой момент. Кроме общих рассуждений и догадок, в деле имеются заявления, прямо противоположные обвинительным. В частности, один из клеветников, автор статьи "Дело Ганецкий — Козловский — Парвус", некто Э.Гуревич заявил комиссии: "У меня нет никаких сведений и фактов, доказывающих, что Парвус, Ганецкий и Козловский состоят агентами германского правительства". (РЦХНДНИ, ф. 4, оп. 3, д. 41, л. 108 а, об.).
Вопрос о близких отношениях Парвуса с немецкими правительственными кругами поднимался еще в начале первой мировой войны. Что касается Ганецкого и Козловского — польских социал-демократов, сотрудничавших с большевиками, то Центральный Комитет партии, в 1917 году изучив обвинения в их адрес в причастности к деятельности Парвуса, кроме коммерческих дел и участия в копенгагенском обществе для анализа социальных последствий войны, организованном Парвусом, компрометирующих данных не обнаружил. Это прозвучало и на заседании следственной комиссии Временного правительства. Польский социал-демократ Б. Веселовский сообщил комиссии, что сам Ганецкий отрицал какие-либо отношения с Парвусом. Он заявил также, что исключает возможность коммерческой деятельности со стороны Козловского, так как он слишком занят в Петрограде юридической практикой. В итоге ни комиссии Временного правительства, ни кому-либо другому не удалось доказать виновность Ганецкого и Козловского. Но нынешние антиленинцы предпочитают об этом не вспоминать, поскольку это их не устраивает.
Тем более, что временами появляются желанные зацепки. Так, в 1985 году издательство "Телекс" в Париже переиздало книгу Мельгунова "Золотой немецкий ключ большевизма". Вновь предпринималась попытка поднять так называемую проблему финансирования немцами большевиков в период подготовки и осуществления ими Октябрьской революции. Волкогонов лукавит или демонстрирует собственную неосведомленность, утверждая, будто о финансовых делах партии никогда не говорилось. Есть публикации. В апреле 1991 года в печати сообщалось: финансовые документы ЦК партии изучил В.В. Аникеев. Еще в 1969 году он издал хронику "Деятельность ЦК РСДРП (б) в 1917 году". Он же издал монографию "Документы Великого Октября". В ней же при желании Волкогонов мог изучить раздел "Финансовые документы ЦК РСДРП (б)". Приходно-расходная книга и месячные финансовые отчеты дают довольно полное представление о поступлениях в кассу Центрального Комитета, о расходах партии. Когда особенно громко клеветники кричали о германских субсидиях в десятки миллионов марок, в июле в кассу поступили всего 14 060 рублей 72 копейки, в августе — 72 343 рубля 89 копеек. Как видим, даже до одного миллиона чрезвычайно далеко. К моменту свершения Октябрьской революции в большевистской партийной кассе насчитывалось только 8 245 рублей 45 копеек. Где же те миллионы рейхсмарок для диктатуры пролетариата, о которых в начале 1992 года оповестили "Аргументы и факты" и о которых теперь написал Волкогонов в объемистом издании? Аникеев на основе изучения финансовых документов пришел к следующему выводу: "За восемь месяцев революции от февраля к Октябрю видно, что ЦК полностью обеспечивал все свои денежные расходы за счет средств, поступавших от партийных изданий, пожертвований рабочих, солдат, крестьян, от процентных отчислений с доходов партийных комитетов". (Аникеев В.В. Документы Великого Октября". М, 1977. С. 206). Другие документы не дают никакого повода для разговора о получении каких-либо средств от иностранного государства.
Есть такие документы, которые свидетельствуют о щепетильном отношении большевиков к денежным средствам, исходящим из зарубежных источников. Вот пример. За месяц до социалистической революции на заседании ЦК РСДРП (б) Н.А. Семашко доложил, что швейцарский социал-демократ К. Моор, получивший большое наследство, решил передать деньги большевикам. Характерен подход ЦК к этому вопросу. Решили отказаться от предложения, поскольку было невозможно проверить источник появления предлагаемых средств. Правда, несколько позже, как установила комиссия ЦК, было получено от К. Моора 38430 долларов, которые в 1926 году были возвращены. Об этом рассказала газета "Рабочая трибуна" 14 апреля 1990 года.
Через два с лишним года была обнародована совсем другая версия. Ее в "Российской газете" 29 сентября 1992 года обнародовал бывший руководитель кафедры Академии общественных наук при ЦК КПСС, а ныне рьяный антиленинец А. Латышев. Он из публикации в публикацию повторяет одни и те же "ужасные" факты, хотя издания разные. Он же стал рецензентом волкогоновского двухтомника. Так что объединили свои усилия два единомышленника.
Под рубрикой "Историю читая заново" Латышев в "Российской газете" целую страницу занял статьей "Немецкие деньги для Ленина". Речь идет о взаимоотношениях В.И. Ленина со швейцарским социал-демократом Карлом Моором, которого назвал одним из поставщиков немецких денег в большевистскую кассу. Бездоказательно пытался опровергнуть доводы В.Т. Логинова. Полностью проигнорировал тот момент, что Моору его деньги вернули. Приведя фрагменты из нескольких ленинских писем, источник не указал. Тем самым нарушил элементарное правило использования источников.
Давайте посмотрим, где обещанная читателям сенсация. Вот из документа видно, что Моор защищал интересы Ленина перед бернскими полицейскими властями в начале 1915 года. Нет здесь ничего интригующего. Рукой Моора написано и Лениным подписано заявление о продлении местными властями разрешения на проживание русского эмигранта в швейцарской столице. Опять мимо. То же самое можно сказать в связи с предположением, что Моор мог быть автором донесений. Но мог и не быть. К чему гадания? Из статьи Радека 1932 года взята фраза о Мооре: "Немедленно после Февральской революции он переехал в Стокгольм, где оказывал помощь заграничному представительству большевиков". Но как сюда ради сенсационного разоблачения притянуть немецкие миллионы? Ожидаемого эффекта не дало повторение общеизвестного факта в волкогоновской манере о том, что органы дознания при Временном правительстве подготовили 21 том дела по обвинению Ленина и других большевиков в государственной измене. За это — добавил бы объективный человек — министр лишился своего поста.
Неуклюжесть Латышева проявилась и тогда, когда он против большевиков постарался использовать им же сообщаемый факт: "... на заседании ЦК РСДРП (б) 24 сентября 1917 года секретарь и казначей Заграничного бюро ЦК РСДРП Н.А. Семашко, бывший проездом в Стокгольме и встретившийся там с Моором, доложил, что тот решил передать полученное им крупное наследство большевикам, но партийное руководство категорически отклонило это предложение и постановило, поскольку невозможно было проверить источник этих средств, — "всякие дальнейшие переговоры по этому поводу считать недопустимыми". Что здесь криминальное или аморальное можно найти?
Ничего нового по сути дела не вносит Волкогонов. Он повторил упомянутые Латышевым факты. Затем в девяти книжных строчках дважды свои утверждения выдал за бесспорно достоверные, абсолютно истинные: "Моор лукавил: наследство в Германии он получил еще в 1908 году. Предложенные деньги ("наследство") были выделены германским командованием для поддержки большевиков. Авторы этой операции надеялись, что подобной акцией Моор сможет заслужить особое доверие и войти в контакты с самым высшим руководством большевиков" (I, 228). Слукавил Волкогонов. Только вот ему, как и Латышеву, не хватило одной мелочи — доказать, что деньги были выделены немецким командованием именно на эти цели и были переданы именно российским большевикам. Но сделать этого упомянутые здесь и другие антиленинцы никак не смогут по той причине, что большевики никаких подобных сумм не получали.
Есть и такой пример проявления большевиками щепетильности. По соображениям морального характера В.И. Ленин принципиально отверг проект дальнейшего совместного издания журнала "Коммунист" вместе с Г. Пятаковым и Е. Бош.
Разными были источники, из которых пополнялась партийная касса. Н. Валентинов, например, написал, что "большевики оказались великими мастерами извлекать — с помощью сочувствующих им литераторов, артистов, инженеров, адвокатов — деньги из буржуазных карманов во всех городах Российской империи". ("Волга". 1992. № 2. С. 89).
Тот же автор назвал еще один источник. Вспомнил, что борьба Ленина с меньшевизмом в 1908 — 1914 годах шла нарастающим темпом, принимала ожесточенный характер. Все осложнялось тем, что в распрю был привнесен огромной важности для всей партии денежный вопрос. Затем пересказал историю, о которой в 1906 году А.М. Горький написал статью "Дело Николая Шмита". Коснувшись этого дела, Н. Валентинов с ноткой безнадежности заметил, что вряд ли мы когда-либо узнаем о нем. Предположил, что никого из главных участников, свидетелей этого кусочка истории нет в живых.
Бывший большевик и меньшевик ошибся в мрачное предположении. Историю рассказать нашлось кому. Большевистская партия получила от члена богатейшей купеческой династии Москвы огромный капитал. Предоставим слово автору книги "Драгоценные автографы" Е.А. Таратута. Она рассказала, как сражался и был арестован владелец фабрики Николай Шмит. Предвидя свою гибель, капиталист-революционер сообщил старшей сестре свою волю — передать остатки своего имущества в распоряжение партии большевиков.
Сестра Елизавета наследство, полученное от брата, передала большевикам. Но она хотела отдать для революции и те деньги, которые завещал ей дед Викула Морозов. Но для этого надо выполнить поставленное им условие — выйти замуж за дворянина. С помощью В.И.Ленина нашли для заключения фиктивного брака жениха, на роль которого согласился организатор добывания и транспортировки оружия для революционеров A.M. Игнатьев. При близком участии Владимира Ильича бракосочетание состоялось в Париже. На самом деле Елизавета уже фактически была женой Виктора Таратута. Через некоторое время сыновья Викулы Морозова выделили Елизавете ее долю наследства, оставшегося от брата, а так-же то, что ей завещал дед. Вместе это составило 190 тысяч рублей золотом. Деньги через отделение Лионского банка были переведены в Париж.
В 1975 году вышел XXXVIII Ленинский сборник, в котором опубликованы документы, касающиеся наследства.
В жизни Таратута были трудные моменты. В 1910 году недруги повели против него яростную атаку и обвинили во всех грехах. Даже была создана следственная комиссия. В.И. Ленин вместе с товарищами со специальным письмом обратился в эту комиссию. Писал, что вокруг Виктора была создана ненормальная атмосфера ожесточенной политической борьбы, фракционной злобы и личной ненависти. Вспомнил, как месяцы и годы с Л.Б. Красиным, членом Большевистского центра, В. Таратута долго, упорно, отчаянно боролся за то, чтобы большевики больше получили средств. "Мы заявляем, — отметил В.И. Ленин, — что все дело о наследстве Виктор вел вместе с нами, по нашему поручению, под нашим контролем; мы целиком за это дело отвечаем все...". (Ленинский сборник XXXVIII. С. 33). В 1912 году В.И. Ленин подробно изложил историю наследства и дара Елизаветы Шмит, переданных большевикам. Сделано это было в связи с тем, что меньшевики стали претендовать на это наследство. Часть полученных денег большевики передали в распоряжение международной комиссии так называемого "третейского суда". В него входили К. Каутский, Ф. Меринг и К. Цеткин. Они являлись "держателями" этих денег.
На полученные от брата и сестры Шмит деньги большевистская партия существовала несколько лет. Они использовались для созыва конференций, издания партийной литературы. На них жили товарищи, вынужденные эмигрировать из России и оказавшиеся без средств. Н.К. Крупская, вспоминая те годы, писала, что большевики получили прочную материальную базу. Рассказала о Н. Шмите, который и после своей смерти служил борьбе за рабочее дело.
Положение с этими деньгами значительно осложнилось после свержения самодержавия. Оставшаяся во французском банке часть была арестована. Ее отказывались вернуть вкладчику. Снова предстояла борьба. Получилось так, что из Франции вернулись все политические эмигранты. Только В. Таратута остался в Париже. О нем по Москве стали ходить различные слухи. Наконец он в 1919 году вернулся в Москву, выполнив ленинское поручение.
Всю эту историю в сварливом тоне авторы статьи "Отцы-основоположники" коммунистического рабства" В. Кругов и Л. Верес уместили в одном абзаце: "Господин Гельфанд не был единственным кормильцем революционной семейки. В ряду ленинских содержателей мы видим, например, члена богатейшей московской купеческой династии Николая Шмидта (так с ошибкой широко известная фамилия написана авторами — В.Ч.), владевшего к тому же лучшей мебельной фабрикой в России. О получении денег от Шмидта, кроме Ленина и его семейки, знал один Богданов, тогда еще очень друживший с "вождем" и ведавший сбором дани в его казну. В конце концов Шмидт попадает в тюрьму и через год гибнет там при весьма загадочных обстоятельствах. После смерти Шмидта его капиталы переходят в руки Ленина". (Вождь. Ленин, которого мы не знали. Саратов, 1992. С. 250). В данном случаев краткость отказывается быть сестрой таланта Процитированный же абзац создает определенное мнение об авторах публикации.
Все это о том именно, о чем, по утверждению Волкогонова, у нас никогда не писали. Сам он сказал ли "новое слово" в двухтомнике? Остался верен своей манере признаваемое собой выдавать за истину в последней инстанции. При подробном пересказывании истории Н.П. Шмита сразу за бесспорное выдал самоубийство молодого арестованного, будто его собирались выпустить на поруки и дал понять, что здесь не все чисто. Сумел все это сжать в единственную фразу: "Остается тайной, почему H.П. Шмит, которого собирались выпустить из тюрьмы на поруки семьи, неожиданно покончил с собой" (I, 106). Затем Волкогонов некорректно поставил знак равенства между партийной кассой и Лениным.
Опять же ничем не обосновывается утверждение клеветнического характера: "... Крупные денежные инъекции Берлин продолжал осуществлять и после октября 1917 года" (I, 223). Ничего существенно не меняет ссылка на немецкий сборник документов "Германия и революция в России 1915 — 1918 гг.".
Опять же сделана предусмотрительная ссылка на ленинскую осторожность.