1. КАЗАНЬ

1887–1889

 

   «Казань – место, где Владимир Ульянов совершил странный – не иррациональный, но крайне нерасчетливый – поступок, сломавший его жизнь».

   Речь, понятное дело, идёт об участии Владимира Ильича в студенческом выступлении, из-за которого его исключили из университета. Поступок, конечно, не самый расчётливый, но вот странным его точно не назовёшь. Данилкин, вон, в предыдущей главе прорисовал размашистыми штрихами психологическую связь аж через два поколения, а тут с детской непосредственностью удивляется тому, что младший брат пошёл по пути старшего. В таком случае, поведение Дмитрия Ильича и Марии Ильиничны должно было вообще вогнать Данилкина в ступор. Понятно, что это не Бог весть какое замечание, но автор с этих слов начал главу, и я сразу подготовился к худшему. Но нет, в океане бреда начали попадаться островки адекватности.

   «Фантомная ностальгия по «России-которую-мы-потеряли» и акунинская беллетристика превратили царскую Россию 1880-х в сознании современного обывателя едва ли не в утопию: «русское викторианство». На самом деле Россия после убийства Александра Второго представляла собой организм, страдающий от невроза, полученного в результате психотравмы 1861 года».

   Думаете, везде в Россиюшке было так плохо? Нет, был один счастливый оазис – Казань…

   «…где, в принципе, к началу XX века был нащупан баланс в отношениях богатых и бедных».

   Как это можно подтвердить, знает только автор.

   Рассказывая о современном Казанском университете, Лев Александрович снова порадовал адекватностью:

   «…атмосфера изменилась – студенты, даже воспринимающие бунт своих предшественников как романтическое и героическое событие, теперь более снулые; общественное благо интересует их сильно меньше, чем личное. Трудно представить в нынешнем университете дубль сходки 1887 года – даже как эхо событий на Болотной и Сахарова; кто будет сейчас распевать “Хвала тому, готов кто к бою! / За раз созданный идеал, / Кто ради ложного покоя / Его за грош не продавал…”».

   В следующем месте я просто поправлю автора:

   «Мало того, через четыре года он [Ленин, после исключения из университета] должен был тянуть жребий на предмет отбывания воинской повинности – раз уж не воспользовался студенческой “бронью”».

   Нет, как старший мужчина в семье (и единственный совершеннолетний), он призыву не подлежал.

   Ещё одно замечание по поводу авторской ремарки на отказ Владимиру Ульянову в отъезде на лечение за границу:

   «Отклонено; если больной – так езжай в Ессентуки, здраво рассудили в Министерстве образования».

   Рассудили не очень здраво, так как немногим раньше, в 1883 г. в Ессентуках лечилось всего лишь 5 тыс. человек. Дальше продолжу цитатой: «К большому наплыву приезжих Кавминводы оказались совершенно неподготовленными, катастрофически не хватало минеральной воды. На разработку и обустройство минеральных источников, неотложный ремонт ванных зданий и строительство новых требовались крупные суммы. Стало ясно, что без государственных средств дальнейшее развитие курортов невозможно, и правительственная комиссия, ознакомившись на месте с положением дел, высказалась против оставления курортов в частных руках... Курорты вернулись в ведение государства и вошли в подчинение Министерства государственных имуществ…

   … В мае 1894 г. вводится в эксплуатацию железнодорожная ветка, соединившая Пятигорск, Ессентуки и Кисловодск со станцией Минеральные Воды. Это способствовало значительному наплыву на Воды частных предпринимателей и коммерсантов, которые, предвидя большое будущее Кавминвод и возможность получения прибыли, развернули широкое строительство гостиниц, дач, частных лечебниц и санаториев. Резко возрос приезд больных. По посещаемости Ессентуки выходят на первое место, популярность их быстро растет, и курорт прочно завоевывает всероссийское и мировое признание».

 

   В принципе, «казанская» глава получилась неплохой, но у Льва Александровича очевидно где-то свербило, и он таки закончил мажорным аккордом, процитировав упомянутую выше телеграмму времён Гражданской войны:

   «По-моему, нельзя жалеть города, и откладывать дольше, ибо необходимо беспощадное истребление, раз только верно, что Казань в железном кольце».

   Классический пример избирательного цитирования. Вот, допустим, вы прочитали этот документ в изложении г-на Данилкина и вам задают вопрос: что предлагает уничтожить кровавый маньяк Ленин? Разумеется - Казань, иначе этот отрывок понять просто невозможно. А теперь читаем оригинал: «Удивлен и встревожен замедлением операции против Казани, особенно если верно сообщенное мне, что вы имеете полную возможность артиллерией уничтожить противника. По-моему, нельзя жалеть города, и откладывать дольше, ибо необходимо беспощадное истребление, раз только верно, что Казань в железном кольце».

   Из текста понятно, что беспощадно истреблять предлагается всё таки противника, осознавая, что город при этом пострадает. По другому на войне не бывает, и не надо думать, что автор этого не понимает: в конце книги он пишет про войну вполне логичные вещи и не корчит из себя невинную девочку.

 

  1. САМАРА

1889–1893

    Самарская» глава начинается с рассказов о становлении Ленина, как марксиста. В политэкономии я не силён, поэтому особо не напрягался и просто внимал откровениям мудрого автора.

   «Марксизм… был еще и род софистики, теоретическая база, позволяющая побеждать в любом споре – социологическом, политическом, философском, историческом…

…множество материала, который можно было толковать и трактовать, исходя из собственных представлений о том, что сейчас правильно; выдвигая вперед одни соображения и пропуская мимо ушей другие, применяя их к конкретным политическим ситуациям – периодам голода, обострения классовой борьбы, реакции, прочитывая Маркса с помощью разных кодов, вы как бы адаптировали эту операционную среду под себя».

   Другими словами: марксизм, что дышло. Вроде бы никак иначе нельзя понять сказанное?

   «По сути, то, что называется «Маркс», – это такой Солярис, мыслящий океан, приглашающий к общению, но не гарантирующий того, что каждый выловит из него один и тот же набор для своей идеологической паэльи».

   А Данилкин хорош! Та же самая мысль, но уже для рафинированных интеллектуалов: вдруг они брезгливо пройдут мимо нормального объяснения? Держи паэлью, бро!

   «…Ленин часто декларативно говорил о запрете на любые ревизии Маркса…»

   Ага, кажется тоже понял: Ленин хотел, чтобы его «рецепт» марксизма был единственно правильным.

   «…Естественно – подставляясь под обвинения в «гелертерстве»: что он якобы даже и не понимает, где проходит грань между ревизионизмом и творческим осмыслением, следованием курсу – и рабским копированием, начетничеством. Разумеется, Ленин прекрасно осознавал серьезность таких обвинений…»

   А вот здесь уже непонятно: получается, что все, кто не глупее Данилкина, были в курсе, что марксизм – идеологический океан, в котором лови что хочешь. А Ленин пытается этот секрет Полишинеля сохранить, причём декларативно; причём понимая, что оппоненты правы… Так океан – марксизм, или не океан? Как можно скрыть нескрываемое? Г-н Данилкин, кажется я перестаю понимать Ваши аллегории.

   «…однако монополия – удобная вещь для того, кто ею владеет, и если вы даете слабину, то ваш конкурент может выловить из этого мыслящего океана что-то такое, что наведет людей на предположение, что вручить власть лучше не вам, а ему».

   На мой крестьянский взгляд, здесь автор явно оплошал: слишком откровенно высунулись в конце ослиные уши мысли, к которой он хочет подтолкнуть читателя.

   Дальше идут рассказы непосредственно о Ленине:

   «Возраст «самарского» Ленина – между Вертером (вначале) и Евгением Онегиным (перед отъездом), и все это время он то и дело демонстрирует то свою «шершавую оригигальность» (копирайт В. Засулич), то вкусы и манеры «особенного человека» из Чернышевского, не вписываясь ни в один из известных типажей».

   Да понял я уже, что читаю настоящего эрудита, понял!

   «Единственный не имеющий отношения к семье персонаж женского пола, к которому можно – без особых оснований – привязать Ленина в самарский период, – это пламенная, изначально из группы «русских якобинцев-бланкистов» революционерка Мария Яснева-Голубева, на девять лет старше Ленина, высланная из столиц за народническую деятельность».

   Не знаю, что имеет ввиду Лев Александрович под словом «привязать», но, например в том же «кружке Скляренко» бывала М.И.Лебедева, с которой «Владимир Ильич был весьма дружен».

 

   Снова о ленинской внешности:

   «задним числом… она [М.П.Яснева-Голубева] опишет его как невидного, выглядевшего старше своих лет молодого человека».

   Не совсем так. Мария Петровна говорила, что таким он ей показался только в первый момент; ну и отметила заодно, что «прищуренные, с каким-то огоньком глаза» Владимира Ильича ей запомнились с первого же взгляда. Ох уж эти женщины))

   «…на праздновании нового, 1892 года [Ленин] очень неуклюже танцевал кадриль: «давал руку чужой “даме”, вместо своей, брал за талию вместо “дамы” случайно подвернувшегося кавалера из другой пары».

   Вообще-то в источнике говорится: «да не он один, а многие танцоры сильно путались», но автору почему-то очень хочется показать некоторую ущербность конкретно Владимира Ильича.

   «Его товарищи по марксистскому кружку вспоминают, что он являлся в гости, заваливался на хозяйскую постель (под ноги стелилась газета) и подавал голос лишь тогда, когда слышал от других участников посиделок явную ахинею; и вот когда на его «Ерунда!» обиженный начинал вскипать, ВИ вскакивал – и выливал на оппонента настоящий ушат критических помоев».

   Опять г-н Данилкин хочет к чему-то подтолкнуть читателя, меняя слова «ложился» и «продолжал беспощадную критику» на свои экспрессивные «заваливался» и «вываливал ушат помоев». Что вообще может означать словосочетание «критические помои»? Однозначно что-то ненужное, несущественное и т. п. Это ли подразумевалось в цитируемых автором источниках? А, г-н Данилкин?

 

   Авторские размышления об уровне развития капитализма в России:

   «Курьез в том, что после революции Ленин вынужден будет строить социализм в стране, которая явно еще не исчерпала прогрессивный ресурс капитализма, не прошла капиталистическую стадию развития. Но, чтобы не отдавать власть обратно буржуазии, которая могла бы, конечно, обустроить капитализм должным образом…»

   Стоп-стоп! Автор имеет ввиду, что буржуазия абстрактно могла это сделать, или всё таки в конкретных условиях 1917-го года? Тогда как этот «должный образ» выглядел бы? «РКМП 2,0»? Или сырьевой придаток развитых стран? Или нечто среднее? Или автор подразумевает, что все эти различия несущественны и «должный образ» будет достигнут при любом варианте развития событий?

   Далее обширная цитата, которую я разбил на пять частей:

   «…Ленин, по сути, возвращается к «друзьям народа», которые полагали, что капитализм России не нужен…»

   Капитализм в России был, и активно развивался. Владимир Ильич сам лично об этом целую книжку накатал. Одним из результатов этого процесса было возникновение промышленного пролетариата. А без него у Ленина ничего бы не вышло, как раз при любом развитии событий.

   «…и то, что Ленин соглашается принять аграрную программу левых эсеров, формально подтверждает его превращение в народника (разумеется, если бы вы сказали об этом ему самому, он выцарапал бы вам глаза…)»

   Ни хрена это не подтверждает, ни формально, ни по сути. Упрёки в «присвоении» эсеровской программы Ленину бросали открыто, и никакого истеричного рукоприкладства это не вызвало. Только презрительное недоумение, типа «что же вы сами зассали свою же программу выполнить, буржуйские прихвостни?». Факт в том, что эта «программа» уже фактически выполнялась стихийно, и Владимир Ильич оказался по сути дела единственным, кто имел мужество посмотреть в лицо фактам. И от этого он социал-демократом быть не перестал.

   «…как Богданову, который объяснил в 1909-м, что он, Ленин, истребитель меньшевиков, на самом деле и есть меньшевик».

   Я думаю, ниже мы ещё посмотрим, кто, кому и что объяснил.

   «…Как и его превращение после 1922-го в «крестьянского вождя»: пролетариата к этому моменту в России окажется слишком мало, чтобы опереться на него, – да и Кронштадт покажет его ненадежность».

   Что-что показал Кронштадт?? С какого хрена восстание балтийских моряков свидетельствует о ненадёжности конкретно пролетариата, а не самих моряков, или там крестьянства? Потому, что они выдвинули «пролетарские» лозунги? Так им Калинин, ЕМНИП, тоже «пролетарским кулаком» грозил.

   «Так Ленин возвращается к тому, что ключевой класс в России, как ни крути, – крестьянство».

   Ага, «Марина открыла для себя прокладки “Олвейс”!». Раньше-то лопух-Ильич о том, что в крестьянской стране надо будет что-то с крестьянством делать, особо не задумывался.

 

   Ульяновы переезжают в деревню:

   «Теоретически удаление Ульяновых в Алакаевку – за 70 километров от Самары – тоже вписывалось в народническую модель поведения: интеллигентная семья обустраивается на земле; другое дело, что Ульяновы приехали сюда не столько для того, чтобы стать ближе к народу, сеять разумное, доброе, сколько с намерением построить там капиталистическое агропромышленное предприятие».

   Я уже не раз встречал утверждения о том, что Ульяновы хотели заделаться передовыми помещиками в Алакаевке. Данилкин сейчас намекает вообще чуть ли не на агрохолдинг. Я не настаиваю, разумеется, на первом варианте («сеять разумное» и т. п.), но и с капиталистическим предприятием перебор: на какие, собственно, шиши? Там даже у предыдущего владельца (обладавшего несопоставимо бОльшими ресурсами) ничего в этом плане не вышло.

   «Всеведущий биограф Ленина Волкогонов утверждает, что ВИ «даже подал в суд на соседских крестьян, чей скот забрел на посевы хутора», – и выиграл дело».

   Насколько я знаю, факт был в том, что у Ульяновых украли корову, а потом возместили ущерб деньгами. Под шаловливым пером бывшего «верного ленинца» это выродилось в форму «судился», а позднейшие фантасты от себя добавили, что суд выиграл. Кстати, к концу книги образ «всеведущего биографа» в глазах автора почему-то существенно поблек, и г-н Данилкин выразил сомнение, что Волкогонову вообще стоило издавать свой «ленинский» опус.

   «…Они [Ленин с колонистами] обсуждали, что делать с оставшимися без помещиков и в общине крестьянами – тем «токсичным» классом, который явно не в состоянии гарантировать России конкурентоспособность в гонке со странами Запада. Уже тогда страх, что Россия станет колонией Запада, терзал патриотическую интеллигенцию. Одним из рецептов сопротивления было донести до крестьян, что община – это и есть социализм, ну или почти социализм, и раз так, крестьяне, сами того не осознавая, – ходячие бациллы социализма, так что никакая Европа им не нужна».

   Замечательный рецепт. Доходчивый очень. Крестьянская община мешает конкуренции с Западом, поэтому ей надо объяснить, что она – социализм, и тогда Запад общине будет не нужен. Самое оно, ага.

 

   Про голод 1891-1892 годов:

   «Маркс сделал его толстокожим; и, пожалуй, если бы в Самаре выходил сатирический журнал вроде нынешнего «Charlie Hebdo», то ВИ посчитал бы политически правильным опубликовать карикатуру на голод; исповедуемый им символ веры вынуждал его защищать точку зрения, согласно которой голод – «по большому счету», «объективно» – благо, потому что разрушает сознание и привычный быт крестьян, выгоняет их – очень кстати разуверившихся в религии и общине – из деревни в город, где они «вывариваются в фабричном котле», превращаются в промышленный пролетариат, вырабатывают новое классовое сознание – и становятся могильщиками буржуазии. Прогресс так выглядит, нравится это кому-то или нет».

   Сколько уже можно пороть эту чушь? Объективно прогрессивными были последствия голода, а не сам голод.

Joomla templates by a4joomla