ГЛАВА XIV
ЛЕНИН И НАУЧНОЕ ПРЕДВИДЕНИЕ ИСТОРИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ
«Чудесное пророчество есть сказка. Но научное пророчество есть факт»1 — этими словами начинается статья В. И. Ленина «Пророческие слова». Написанная в тяжелое для молодой Советской республики время — в середине 1918 г., она посвящена сделанному за три десятилетия до того предсказанию Ф. Энгельса о возможных результатах мировой войны. С поразительной силой предвидения Энгельс описал разрушения и потрясения, которые вызовет война, крушение буржуазных империй и неизбежную победу пролетариата. Обращаясь к королям и государственным мужам буржуазии, Энгельс предупреждал их: «...если вы разнуздаете силы, с которыми вам потом уже не под силу будет справиться, то, как бы там дела ни пошли, в конце трагедии вы будете развалиной, и победа пролетариата будет либо уже завоевана, либо все ж таки неизбежна» 2.
Предвидение грядущего хода истории для марксистов, для политических деятелей рабочего класса не предмет праздного любопытства, а жизненная необходимость. Без истинного понимания перспектив общественного развития не может быть дальновидной политики. Чтобы наметить правильный курс в политике, нужно видеть не только нынешнюю расстановку классовых сил, но и возможное изменение ее в будущем. Только при этом условии марксистская партия может выработать правильную стратегию и тактику, не ковылять вслед за событиями, а смело прокладывать путь к осуществлению своих ближайших и конечных целей, вести за собой массы. Вот почему В. И. Ленин, говоря о тактике классовой борьбы пролетариата, подчеркивал не только необходимость объективного и всестороннего учета всей совокупности классовых отношений как внутри страны, так и на международной арене. Он отмечал также, что все классы и все страны должны рассматриваться не в статическом, а в динамическом виде, т. е. не в неподвижном состоянии, а в движении, движение же должно, в свою очередь, изучаться «не только с точки зрения прошлого, но и с точки зрения будущего...»3. Предвидение в политике и есть рассмотрение явлений с точки зрения их будущего.
Значение научного предвидения не исчерпывается тем, что оно дает возможность определить правильный курс практической деятельности. Оно позволяет также вселить в партию рабочего класса и идущие за ней массы уверенность в возможности завоевать победу, твердость духа, что крайне важно в тяжелой, полной трудностей революционной борьбе. Именно поэтому В. И. Ленин в один из опаснейших для молодой Советской республики моментов противопоставлял маловерам, людям, поддавшимся унынию, давшим себя запугать буржуазии, спокойную уверенность в будущем Энгельса, его оправдавшееся научное пророчество.
Современная эпоха делает проблемы научного предвидения, прогнозирования социального и научно-технического прогресса особенно актуальными. Это эпоха величайшей социальной революции, открывающей человечеству путь к социализму и коммунизму, и вместе с тем эпоха грандиозной научно-технической революции. И изменения в социальных отношениях, и развертывающийся невиданными в прошлом темпами научно-технический прогресс делают настоятельной необходимостью тщательный учет заложенных в настоящем тенденций, которые способны глубоко преобразить облик общества и условия жизни человека в ближайшие десятилетия. Борьба двух систем — социализма и капитализма, их соревнование в области экономики, техники и науки делают определение перспектив социального и научно-технического прогресса предметом острой идеологической борьбы.
В этих условиях уместно сделать попытку обобщить по этим вопросам идейное наследие Владимира Ильича Ленина, чей гений неизменно был устремлен вперед, который умел, никогда не отрываясь от реальной почвы настоящего, прозорливо предвидеть будущее.
1
То или иное отношение к проблеме предвидения зависит прежде всего от решения вопроса о закономерности, детерминированности явлений. Отказ от признания объективной закономерности ведет к отрицанию либо самой возможности научного предвидения, либо его научных основ. Характерна в этом смысле позиция махистов, которые утверждали, будто наука не знает законов, выражающих объективно необходимую связь явлений, она лишь описывает последовательность восприятий, дает обобщающее описание фактов, которое содержит в себе не больше чем перечень всех отдельных случаев.
Суть всей субъективистской линии в вопросе о причинности и необходимости в природе, несостоятельность которой вскрыта Лениным в «Материализме и эмпириокритицизме», состоит в отрицании объективной закономерности природы и выведении законов из тех или иных принципов, постулатов субъекта, из человеческого сознания. Противоположную же линию материализма В. И. Ленин выражает следующими словами: «Признание объективной закономерности природы и приблизительно верного отражения этой закономерности в голове человека есть материализм»4.
Объективная связь явлений, более или менее точно уловленная человеком,— вот что всегда лежит в основе успешного предвидения будущего. Тем и отличается научное предвидение от всякого рода религиозных или мистических прорицаний, что первое основано на изучении естественной, реально существующей связи между явлениями действительности.
Научное предвидение отличается и от эмпирических догадок о будущем, основанных на простом наблюдении сопутствующих явлений или внешних аналогиях. Основой научного предвидения является познание законов, раскрывающих внутренне необходимую, существенную, устойчивую связь явлений, что и позволяет заключать от известного к неизвестному и от настоящего к будущему.
Закон представляет собой форму всеобщности в природе. Он фиксирует известные необходимые отношения между явлениями, которые обязательно повторяются каждый раз, когда налицо есть соответствующие условия.
Конечно, приходится учитывать, что повторяемость в природе относительна. Всякое отдельное явление имеет свои специфические, неповторимые черты, которые не охватываются полностью общим понятием, законом. Царство законов представляет собой, по выражению Гегеля, спокойный образ являющегося мира. Всякий закон неполон, узок, охватывает только часть действительности. Мы не можем объяснить какое-либо отдельное явление, даже такое простое, как падение тела, только одним законом. Только множество законов дает возможность охватить явление в его конкретности. «Значение общего,— отмечал В. И. Ленин,— противоречиво: оно мертво, оно нечисто, неполно etc. etc., но оно только и есть ступень к познанию конкретного, ибо мы никогда не познаем конкретного полностью. Бесконечная сумма общих понятий, законов etc. дает конкретное в его полноте»5. В этом многообразии действительности и историческом характере ее познания и кроется причина того, что научное предвидение всегда охватывает лишь основные черты будущего и никогда не может исчерпать его полностью. Надо к тому же заметить, что одного знания общего закона далеко не достаточно для предвидения, необходимо еще возможно более полное знание условий, при которых он действует, так как в зависимости от этих условий результаты действия одного и того же закона могут быть различными. Всякий закон в своем осуществлении модифицируется многосложными обстоятельствами. Это особенно верно в применении к законам общественного развития. Нужно конкретно, всесторонне учитывать условия и обстановку данной эпохи и данной страны, чтобы видеть, какие видоизменения претерпевает общая историческая закономерность. «В противном случае,— заметил Энгельс,— применять теорию к любому историческому периоду было бы легче, чем решать простое уравнение первой степени» 6.
Наконец, и сама мера повторяемости явлений не может быть одинакова в разных сферах действительности. Чем проще изучаемые явления, тем яснее выступает повторяемость их свойств, черт. Наоборот, чем выше мы поднимаемся по ступеням качественных состояний, переходя от низшего к высшему (скажем, от физики или химии к биологии или от биологии к общественным явлениям), тем больше осложняется повторяемость изучаемых явлений многообразными индивидуальными, неповторимыми чертами.
Этот объективный факт односторонне преувеличивается и используется рядом буржуазных философов для отрицания самой возможности применить критерий повторяемости к общественной жизни и, следовательно, установить закономерность исторического развития. Известна позиция представителей фрейбургской школы неокантианства (В. Виндельбандт, Г. Риккерт и др.), которые утверждали, что естествознание и история резко противоположны: естествознание имеет целью изучение повторяющихся явлений, обобщение, поэтому оно отбрасывает все индивидуальные особенности изучаемых объектов и устанавливает общие законы; история, напротив, имеет целью изучение индивидуальных событий со всеми их неповторимыми чертами, а потому исторические законы невозможны. Такая точка зрения означает, по существу, отрицание исторической закономерности, а следовательно, и возможности научного предвидения хода истории.
Неудивительно, что неокантианство оказалось в руках реакционной буржуазии весьма удобным оружием для борьбы с идеями научного социализма. Критикуя аналогичную позицию П. Струве, пытавшегося объявить закон стоимости фантомом, В. И. Ленин заметил: «В области естественных наук человека, который сказал бы, что законы явлений естественного мира — фантом, посадили бы в дом сумасшедших или просто осмеяли. В области наук экономических человека, щеголяющего так смело... в голом состоянии... охотно назначат профессором, ибо он, действительно, вполне пригоден для отупления буржуазных сынков»7.
Попытки объявить исторические события уникальными, неповторимыми и найти в этом специфику истории в отличие от естествознания совершенно несостоятельны.
Заметим прежде всего, что если понимать повторяемость в абсолютном смысле, то ее нет и в естествознании, ибо в природе не существует объектов абсолютно тождественных. Тем не менее это не препятствует естествоиспытателям создавать общие понятия путем отделения существенного от несущественного, необходимого от случайного. Но такой же процесс создания общих понятий имеет место и в познании исторических событий, и без него было бы невозможно не только объяснить, но даже описать исторические факты. Еще в конце прошлого века, критикуя субъективную социологию народников, В. И. Ленин превосходно обосновал возможность применения к познанию общественной жизни общенаучного критерия повторяемости.
Повторяемость внешних черт событий носит в той или иной степени случайный характер и, конечно, не может служить основанием для предвидения. Иное дело повторяемость существенных черт, которая выражает устойчивые, закономерные связи между явлениями. Именно такую повторяемость можно выделить, располагая научным критерием для ее обнаружения.
Социологи-субъективисты не могли, по мысли Ленина, заметить повторяемость и правильность в общественных явлениях различных стран вследствие того, что они ограничивались анализом идеологических общественных отношений и не шли глубже, не вскрывали лежащих в их основе материальных отношений. Стоило же выделить наиболее существенные, устойчивые связи, лежащие в основе общественной жизни, т. е. связи производственные, как тотчас обнаружилась повторяемость в истории разных стран. Выделение производственных отношений как экономической основы общества дало возможность «применить к этим отношениям тот общенаучный критерий повторяемости, применимость которого к социологии отрицали субъективисты»8.
Критерием повторяемости в истории является прежде всего категория общественно-экономической формации как исторически определенного типа общества, особого социального организма со свойственными ему специфическими законами развития. Категория формации, как разъяснял Ленин, дала возможность перейти от описания (и оценки с точки зрения идеала) общественных отношений к строго научному анализу их, исследующему то, что, например, обще всем капиталистическим странам, и в то же время выделяющему то, что отличает одну капиталистическую страну от другой.
В «Капитале» Маркса дан образец такого анализа. Раскрыв на примере Англии специфические законы капитализма, Маркс показал, что страна промышленно развитая показывает менее развитой стране лишь картину ее собственного будущего. Это дает возможность, если установлено, что данная страна вступила на путь капитализма, заранее определить, что она столкнется со свойственными этому способу производства явлениями — разорением мелких производителей, анархией производства и т. д. В то же время, как неоднократно подчеркивал Ленин, должны быть учтены и специфические особенности капитализма в данной стране, ибо, например, капитализм в Англии, Франции, Германии, России и т. д., несомненно, имел много своеобразных черт.
Наряду с категорией общественно-экономической формации большое значение для раскрытия закономерности социальных явлений имела марксистская теория классовой борьбы.
Там, где социологи-субъективисты видели действия лишь отдельных лиц, индивидуальные и потому неповторимые, марксизм открыл действия классов, масс, творящих историю. Теория классовой борьбы, указывал В. И. Ленин, потому и составляет громадное приобретение общественной науки, что она дала возможность подвести бесчисленные, не поддающиеся учету индивидуальные действия людей под общие законы. Никакая общественная наука не может взять на себя задачу предвидеть поведение и действия каждого отдельного человека: эти действия могут зависеть от множества обстоятельств его жизни, воспитания, взглядов, чувств и т. д. Однако предвидеть действия больших масс людей, целых классов вполне возможно, ибо они определяются констатируемыми с естественнонаучной точностью условиями их существования, коллективными интересами и т. д.
Изучая явления общественной жизни, мы имеем дело в большинстве случаев с законами статистическими, которые проявляются, в отличие от законов динамических, в сложных системах и позволяют предвидеть с большей или меньшей вероятностью поведение не отдельного элемента системы, а целого ансамбля, коллектива элементов. Подобного рода статистические законы действуют как в природе, так и в общественной жизни. Установление законов предполагает обобщение, переход от индивидуального, единичного к массовому, общему. «...Подведение «индивидуальностей» под известные общие законы давным-давно завершено для мира физического, а для области социальной оно твердо установлено лишь теорией Маркса»9. Теория классовой борьбы и дала возможность подметить известную повторяемость, закономерность в стремлениях людей и в движениях масс.
Классовый анализ общественных явлений потому и выступает как условие научного предвидения хода исторического развития, что он дает возможность обнаружить устойчивое в бесконечно сложном переплетении человеческих действий и исторических событий. Так, например, анализируя упомянутое предвидение Энгельса, Ленин отмечал, что кое-что из предсказанного им вышло иначе, ибо мир во многом изменился за тридцать лет, но еще больше подтвердилось. И это совпадение предвидения с действительностью Ленин объяснял тем, что «Энгельс давал безупречно точный классовый анализ, а классы и их взаимоотношения остались прежние» 10.
Общественная жизнь бесконечно сложна, она складывается из множества движений, совершающихся различными темпами, как типичных для данной эпохи, так и нетипичных, более или менее уклоняющихся от среднего типа и от среднего темпа. Учитывая все это при характеристике определенной эпохи, В. И. Ленин отмечал, что «мы не можем знать, с какой быстротой и с каким успехом разовьются отдельные исторические движения данной эпохи. Но мы можем знать и знаем, какой класс стоит в центре той или иной эпохи, определяя главное ее содержание, главное направление ее развития, главные особенности исторической обстановки данной эпохи и т. д.»11. Анализ положения и роли этого класса и дает возможность выделить основную линию исторического развития на каждом новом этапе общественного прогресса.
В отличие от законов природы, главная особенность социальных законов состоит в том, что это законы практической деятельности людей, которые осуществляются не помимо людей, образующих общество, а через их действия. Поэтому предвидение в общественной жизни, в сравнении с предсказанием явлений природы, вроде солнечных, лунных затмений и т. п., представляет собою предвосхищение результатов исторических действий самих людей. Но люди действуют в истории как существа, одаренные сознанием, волей, ставящие перед собой те или иные цели. Было бы нелепостью отрицать значение целей, их влияние на ход и исход событий. В то же время известно, что цель воплощает собою будущее. Но означает ли это, что будущее в истории определяет ход событий в настоящем и тем самым отвергается каузальность, причинная связь явлений? Разумеется, нет. Каузальность требует не отрицания воздействия целей на ход истории, а их причинного объяснения. Почему на определенных этапах истории возникают именно такие, а не иные цели? Что побуждает людей, представляющих определенные социальные силы, классы, бороться за или против их осуществления? Ответы на эти вопросы и позволяют обнаружить закономерность в истории.
Излюбленный прием критиков марксизма — отождествление закономерности с предопределением. Они сплошь да рядом приписывают марксизму фаталистическое представление об истории как процессе, в котором осуществляются какие-то предначертания. Такому взгляду они противопоставляют утверждение о творческой воле субъекта, выступающей у них как волюнтаристический произвол, отрицание какой бы то ни было исторической необходимости.
В действительности марксистский детерминизм, признание исторической необходимости отнюдь не умаляет значения активности субъекта. Но эта активность не равнозначна произволу. Хотя по мере хода истории обстоятельства, условия, при которых действует субъект, во все большей мере создаются деятельностью людей, последние никогда не могут выбирать их по своему усмотрению. Условия каждой эпохи определяют возможности, а также ставят перед людьми назревшие задачи, требующие разрешения. Но как и в какой степени эти задачи будут решены, зависит от самих людей, от их активной деятельности, от хода борьбы, в которой весомым фактором является их сознательность, энергия, воля и т. д.
Марксизму чуждо представление об однозначной детерминированности исторических событий. Признание исторической необходимости и вытекающего из нее общего направления общественного развития в данную эпоху отнюдь не означает отрицания многообразия возможностей. На любом этапе истории имеются различные и даже прямо противоположные возможности. В каких формах осуществится переход к более высокому типу хозяйства, победит ли данная конкретная революция или потерпит поражение — ответы на подобного рода вопросы не определены однозначно. Они не могут быть выведены из познания общей линии исторической необходимости, а нуждаются в анализе конкретных обстоятельств, многие из которых даже не могут быть заранее полностью учтены.
Как подходил В. И. Ленин к определению соотношения исторической необходимости и различных возможностей ее реализации, можно наглядно видеть на примере анализа им проблем развития капитализма и буржуазной революции в России. Ленин отмечал, что на сложившейся в стране экономической основе революция неизбежно должна быть буржуазной. Однако объективно возможны две основные линии развития: либо старое помещичье хозяйство сохранится, постепенно эволюционируя в чисто капиталистическое хозяйство; либо революция решительно разрушит все остатки крепостничества, и крупное помещичье землевладение прежде всего. Движение по тому или иному пути капиталистической эволюции Ленин связывал с двумя возможными исходами революции. «Преобразование экономического и политического строя России в буржуазно-демократическом направлении неизбежно и неустранимо. Нет такой силы на земле, которая могла бы помешать такому преобразованию. Но из сочетания действия наличных сил, творящих это преобразование, может получиться двоякий результат или двоякая форма этого преобразования. Одно из двух: 1) или дело кончится «решительной победой революции над царизмом» или 2) для решительной победы сил не хватит, и дело кончится сделкой царизма с наиболее «непоследовательными» и наиболее «своекорыстными» элементами буржуазии. Все бесконечное разнообразие деталей и комбинаций, предвидеть которые никто не в состоянии, сводится, в общем и целом, именно к тому или другому из этих двух исходов»12. В другом месте Ленин заметил, что «эта альтернатива, как всякие предположения относительно социального и политического будущего, намечает только главные и основные линии развития» 13.
Предвидения, касающиеся социального и политического будущего, часто выражаются в виде альтернативы. Перспективы общественного развития России в ту эпоху Ленин не формулировал однозначно. На основе анализа объективных общественных сил он выделил две главные возможности. От чего же зависела реализация той или другой? От хода борьбы, от того, хватит ли сил у революции, или их окажется больше на стороне контрреволюции. Результат борьбы нельзя было заранее предвидеть с полной точностью, а можно было определить лишь с той или иной степенью вероятности. Однако само выделение этих возможностей имело громадное практическое значение для сторонников революции: оно указывало им на то, что завоевание победы возможно при условии мобилизации всех их сил.
Общественная жизнь отличается крайней сложностью. Чтобы предвидеть будущее, нужно уметь уловить основную, необходимую линию общественного развития, нужно отделить существенное от несущественного. Основное направление общественного развития определяется экономической необходимостью. Но «экономическое движение как необходимое в конечном счете прокладывает себе дорогу сквозь бесконечное множество случайностей (то есть вещей и событий, внутренняя связь которых настолько отдалена или настолько трудно доказуема, что мы можем пренебречь ею, считать, что ее не существует) » 14.
Случайности входят в совокупный процесс исторического развития; они могут, в зависимости от обстоятельств, замедлять или ускорять его, вызывать те или иные зигзаги, изломы в общей линии развития. Но предвидеть все эти случайности и зигзаги невозможно. В то же время признание объективного существования случайностей не исключает возможности предвидения. Нельзя предвидеть каждую отдельную случайность, но вполне возможно определить совокупный результат их действия, выделить основную тенденцию, которая пробивает себе дорогу, как необходимость, сквозь целую массу случайностей, которые в той или иной мере уравновешивают друг друга.
Марксизм освободил идею необходимости от метафизической односторонности, свойственной старому механистическому мировоззрению. Он отверг фаталистическое представление о том, что все в мире, все события общественной жизни заранее предопределены и могут произойти только так, и не иначе. Такое представление не учитывает ни наличия случайностей и зигзагов в ходе исторического развития, ни того, что история представляет собою результат творчества и борьбы миллионов людей.
Известно, что в политике марксисты всегда стремятся всесторонне учесть обстоятельства и взвесить шансы на победу, но предсказать ее в каждом отдельном случае с абсолютной уверенностью нельзя. И дело тут вовсе не в несовершенстве наших знаний, не в ограниченности нашего разума, а в том, что этот исход не предопределен. Историю человечества нельзя рассматривать как провиденциальный процесс, в котором все заранее «запрограммированно».
Ленин с величайшим презрением высказывался об оппортунистах, требовавших, чтобы революция предпринималась только при абсолютно благоприятных шансах. «...Попытка учесть наперед шансы с полной точностью была бы шарлатанством или безнадежным педантством»15,— писал он. С убийственной иронией Ленин говорил, что «таких революций не бывает, какие «готовы» признать и Турати и Каутский,— именно таких, чтобы можно было наперед сказать, когда именно революция вспыхнет, насколько именно велики шансы ее победы» 16.
Это, однако, нисколько не подрывает основания наших действий. Как раз наоборот. Мы знаем, что в конечном счете наше дело победит с исторической необходимостью, в каждой же отдельной схватке исход борьбы заранее не предопределен, и это обязывает нас к активной революционной деятельности. От неукротимой воли к победе революционных сил, от их подготовленности, от их связи с широчайшими массами будет во многом зависеть результат борьбы; от сознательных революционных действий будут зависеть и сроки окончательной победы коммунизма.
Познавая необходимость исторического развития, руководствуясь этим знанием в своей практической деятельности, революционные силы получают возможность активно преодолевать всякие неблагоприятные случайности, возникающие на их пути.
Есть еще одно важное обстоятельство, объясняющее, почему невозможно предвидеть заранее все детали исторического процесса. Нельзя забывать о том, что историю делают миллионы масс, которые постоянно вносят в нее свое новое, творческое. Поэтому история оказывается всегда богаче содержанием, чем это можно предвидеть заранее, определяя теоретически ее дальнейшие пути.
«История вообще,— писал В. И. Ленин,— история революций в частности, всегда богаче содержанием, разнообразнее, разностороннее, живее, «хитрее», чем воображают самые лучшие партии, самые сознательные авангарды наиболее передовых классов. Это и понятно, ибо самые лучшие авангарды выражают сознание, волю, страсть, фантазию десятков тысяч, а революцию осуществляют, в моменты особого подъема и напряжения всех человеческих способностей, сознание, воля, страсть, фантазия десятков миллионов, подхлестываемых самой острой борьбой классов»17.
Историческое творчество всегда несет в себе момент непредвидимого. Отсюда, однако, не следует, что творчество вообще отрицает предвидение, как это утверждают сторонники теории «творческой», или эмерджентной, эволюции. Их основная идея была высказана еще А. Бергсоном: признавать, что «каждый момент приносит с собой что-нибудь, что новое бьет беспрерывной струей, что хотя и можно сказать, после появления каждой новой формы, что она есть действие определенных причин, но что нельзя предполагать возможности предвидения того, чем будет эта форма... вот это все мы можем чувствовать в нас и угадывать, путем симпатии, вне нас, но не можем ни выразить в терминах чистого мышления, ни мыслить, в узком смысле этого слова» 18. Творческая эволюция для сторонников подобных взглядов иррациональна; новое качество выступает у них как непредвидимое, рождающееся внезапно. Такой взгляд столь же односторонен, как и представление о том, что новое является простым повторением прошедшего и настоящего.
Процесс развития постоянно приносит с собой нечто новое, невиданное раньше. Но это новое не рождается по чьему-то произволу, совершенно независимо от старого. Оно является закономерным результатом предшествующего развития. И в природе и в обществе новое рождается из старого. А раз новое возникает из старого, то, естественно, возможно предвидеть — хотя бы в общих чертах — появление этого нового. Люди, созидающие будущее, всегда решают противоречия настоящего. Поэтому, раскрывая противоречия действительности, можно предсказать и пути их разрешения, а следовательно, и конечные их результаты, хотя бы они и не были известны по прошлому опыту.
Именно таков был механизм предвидения Маркса о наступлении коммунизма. Анализ противоречий капитализма и предпосылок нового общественного строя, созревающих в его недрах, дал возможность Марксу с научной точностью предсказать основные черты нового общественного строя, никогда ранее не существовавшего в истории.
«Вся теория Маркса,— отмечал В. И. Ленин,— есть применение теории развития — в ее наиболее последовательной, полной, продуманной и богатой содержанием форме — к современному капитализму. Естественно, что для Маркса встал вопрос о применении этой теории и к предстоящему краху капитализма и к будущему развитию будущего коммунизма.
На основании каких же данных можно ставить вопрос о будущем развитии будущего коммунизма?
На основании того, что он происходит от капитализма, исторически развивается из капитализма, является результатом действий такой общественной силы, которая рождена капитализмом. У Маркса нет ни тени попыток сочинять утопии, по-пустому гадать насчет того, чего знать нельзя. Маркс ставит вопрос о коммунизме, как естествоиспытатель поставил бы вопрос о развитии новой, скажем, биологической разновидности, раз мы знаем, что она так-то возникла и в таком-то определенном направлении видоизменяется»19.
В этих словах Ленина показаны с полной ясностью научные основы предвидения. Изучая явления природы и общества, наука имеет возможность открыть направление и тенденции их движения, видеть, куда ведет развитие, а значит, предвидеть. Именно потому, что Маркс рассматривал современное ему капиталистическое общество в его развитии и в его противоречиях, он смог правильно определить основные черты будущего коммунистического общества. Предвидение Маркса о характере будущего строя было, стало быть, основано на всестороннем изучении прошлого и настоящего.
Обратим, однако, внимание на то, что предвидение Маркса охватывало лишь основные черты будущего. «Мы не претендуем на то, что Маркс или марксисты знают путь к социализму во всей его конкретности.— предупреждал Ленин в 1917 г.— Это вздор. Мы знаем направление этого пути, мы знаем, какие классовые силы ведут по нему, а конкретно, практически, это покажет лишь опыт миллионов, когда они возьмутся за дело»20.
Попытки заранее теоретически предусмотреть во всех подробностях путь к социализму Ленин отвергал по двум причинам: во-первых, это означало бы подменять науку фантазией, научное предвидение — пустыми догадками о будущем; во-вторых, это означало бы с самого начала связать себе руки в практической работе. Так, например, при обсуждении Программы партии в 1917 г. Ленин писал, что указать будущую организацию производства и распределения можно только в общей форме. «Идти дальше сейчас, пускаться в конкретизацию отдельных мероприятий, мне кажется, нецелесообразно. После основных мер нового типа, после национализации банков, после приступа к рабочему контролю многое будет виднее, и опыт подскажет массу нового, ибо это будет опыт миллионов, опыт строительства новых порядков экономики сознательным участием миллионов... Но в программу вносить чрезмерную детализацию преждевременно и может даже повредить, связав нам руки в частностях. А руки надо иметь свободными, чтобы сильнее творить новое, когда мы вступим вполне на новый путь» 21.
История была для Ленина результатом творчества многомиллионных масс народа. А «ум десятков миллионов творцов создает нечто неизмеримо более высокое, чем самое великое и гениальное предвидение» 22. Поэтому научное предвидение, которое дает партия, вооруженная теорией, должно быть соединено с практикой широчайших масс.
Только практика, и притом практика миллионных масс трудящихся, творящих историю, способна конкретизировать научное предвидение. Весь послеоктябрьский опыт КПСС показывает, как в процессе строительства социализма и коммунизма партия, опираясь на массы, обобщая результаты их почина, разрабатывала дальше свое понимание черт нового общества и путей его строительства. Таким образом, научное предвидение, как и вообще научное познание, представляет собою процесс; оно развивается и конкретизируется в ходе развития самой действительности и ее преобразования.
В связи с этим В. И. Ленин указывал, что нельзя основывать политику партии на попытке предугадывать точный срок надвигающейся революции. Он предостерегал против утопических попыток заниматься пустыми гаданиями насчет того, чего не ведает никто. Партия должна строить свою политику на строго научной основе.
Когда в 1918 г. «левые» коммунисты пытались предательски поставить молодую Советскую республику под удар германского империализма, они маскировали свою провокаторскую политику шарлатанскими пророчествами насчет того, что в Германии должна «в ближайшие дни» наступить революция. Ленин отвечал им: «Нет сомнения, что социалистическая революция в Европе должна наступить и наступит. Все наши надежды на окончательную победу социализма основаны на этой уверенности и на этом научном предвидении... Но было бы ошибкой построить тактику социалистического правительства России на попытках определить, наступит ли европейская и особенно германская социалистическая революция в ближайшие полгода (или подобный краткий срок) или не наступит. Так как определить этого нельзя никоим образом, то все подобные попытки, объективно, свелись бы к слепой азартной игре»23. Мы видим, что Ленин разграничивает две стороны вопроса: 1) неизбежность социалистической революции в Европе и 2) определение момента ее наступления. В докладе на VII съезде партии Ленин иронически говорил по адресу «левых коммунистов»: «Хорошо, если немецкий пролетариат будет в состоянии выступить. А вы это измерили, вы нашли такой инструмент, чтобы определить, что немецкая революция родится в такой-то день?» 24
Таким инструментом общественная наука не располагает и не может располагать. Она дает средства предвидеть основное направление общественного развития, вытекающее с необходимостью из ее законов, но не может брать на себя предсказание всех отдельных событий, их точных сроков. Если бы она попыталась это сделать, то это привело бы к подмене социальной науки знахарством.
Значит ли это, что предвидение конкретных событий и их сроков вообще невозможно? Разумеется, нет. По мере развертывания хода событий открывается возможность конкретизировать предвидение. Эта возможность тем более расширяется, есля ожидаемое событие входит в сферу практической деятельности людей, не только стремящихся предвидеть его, но и борющихся за его осуществление. Вероятно, в начале 1917 г., сразу же после победы Февральской революции, никто, в том числе и Ленин, не взялся бы определить, что следующая революция в России одержит победу через восемь месяцев. Но по мере того, как социалистическая революция в России назревала, возможные сроки ее осуществления становились яснее, а накануне решающего штурма В. И. Ленин с величайшей точностью определил момент выступления, что имело решающее значение для победы революции. Таким образом, в процессе революционной практики предвидение общего направления исторического развития конкретизируется и уточняется. В ходе борьбы, всесторонне изучая обстановку, марксистская партия получает возможность предвидеть и важнейшие события будущего и сроки их наступления.
В признании такой возможности состоит одна из особенностей марксистской тактики в отличие от тактики оппортунистической. Многие представители оппортунизма, начиная с Фольмара, ополчались против «прорицательства», призывали строить тактику партии исключительно на учете требований сегодняшнего дня25. Некоторые из них пытались при этом отрицать и самую возможность научного предвидения исторических событий. На этом основании, например, один из зачинателей оппортунизма, Э. Бернштейн, отвергал возможность научного социализма, как такового. Предвосхищение будущих событий всегда до известной степени утопия, заявлял Бернштейн. «Основа всякой действительной науки — это опыт, свое здание она строит на накопленном знании. Социализм же является учением об общественном строе будущего и именно поэтому-то наиболее в нем характерное не поддается строго научному установлению» 26. Впоследствии подобного же рода доводы подхватили сторонники так называемого «индуктивного социализма» (вроде К. Реннера и др.), которые утверждали, что социализм должен опираться исключительно на опыт сегодняшнего дня, отличающийся как от прошлого, так и от будущего.
Однако при такой постановке вопроса остается неизвестным, почему из опыта настоящего не могут быть извлечены выводы для будущего. Конечно, опыт каждого исторического периода своеобразен, но это отнюдь не лишает его поучительности для других периодов. Все дело лишь в том, чтобы этот опыт применялся не догматически, а творчески, с учетом изменений, происходящих в реальной жизни.
Марксистская тактика противоположна как правому оппортунизму со свойственной ему близорукостью или даже слепотой, так и субъективистскому забеганию вперед, «левацкому» отрыву от действительности, волюнтаризму. Она соединяет реализм в учете настоящего с умением заглядывать в будущее, смотреть вперед.
«Мы не можем удовлетвориться тем,— подчеркивал В. И. Ленин,— чтобы наши тактические лозунги ковыляли вслед за событиями, приспособляясь к ним после их совершения. Мы должны стремиться к тому, чтобы эти лозунги вели нас вперед, освещали наш дальнейший путь, поднимали нас выше непосредственных задач минуты. Чтобы вести последовательную и выдержанную борьбу, партия пролетариата не может определять своей тактики от случая к случаю. Она должна в своих тактических решениях соединять верность принципам марксизма с верным учетом передовых задач революционного класса»27.
Чтобы смотреть вперед, нужно проникать в сущность явлений, выявлять их внутренние противоречия. Те, кто ограничиваются поверхностным наблюдением явлений, неизбежно приходят к рутинерским выводам. Будущее представляется им простым повторением прошедшего и настоящего. Чем чаще повторялось то или иное событие в прошлом, говорят сторонники этой точки зрения, тем с большей уверенностью надо ожидать его появления в будущем. При таком подходе к изучению действительности они не добираются до ее сущности, в которой именно и зреет отрицание старого. Поэтому филистерам, скользящим по поверхности явлений, гибель старого представляется неожиданной, нарушающей закономерность. Они оказываются неспособными понять события в их развитии. Это неоднократно отмечал Ленин. Выступая на IV съезде РСДРП, Ленин говорил об одном из представителей меньшевизма, что он «преклоняется перед минутой, он замечает лишь явления, лежащие на поверхности, и не замечает совершающегося в глубине. Он не изучает явления в их развитии»28. Марксизм же требует, чтобы мы вскрывали процессы, происходящие в глубине, в сущности предмета, где обычно назревают силы, отрицающие данное явление при временном сохранении его старых форм, оболочек. «Поэтому марксист первый провидит наступление революционной эпохи и начинает будить народ и звонить в колокол еще тогда, когда филистеры спят рабским сном верноподданных» 29.
Нигде не обнаруживается ярче столкновение рутинерского и революционного подходов к действительности, чем в политике. Свое убеждение в том, что существование капиталистического строя незыблемо, что все в политических и экономических отношениях останется «по-старому», оппортунисты всегда выдавали за «реалистический подход», упрекая большевиков в утопизме. «Всякие оппортунисты,— писал Ленин,— любят говорить нам: учитесь у жизни. К сожалению, они понимают под жизнью только болото мирных периодов, времен застоя, когда жизнь едва-едва движется вперед. Они отстают всегда, эти слепые люди, от уроков революционной жизни. Их мертвые доктрины оказываются всегда позади бурного потока революции, выражающего самые глубокие запросы жизни, затрагивающие наиболее коренные интересы народных масс»30. «...Им совершенно чужда революционная диалектика марксистского реализма, подчеркивающего боевые задачи передового класса, открывающего в существующем элементы его ниспровержения»31. В этих замечательных словах прекрасно очерчена суть марксистского понимания историзма. Будущее нельзя понять без изучения прошлого и настоящего. Но будущее представляет собой не только продолжение настоящего, как это кажется поверхностному наблюдателю, а и его отрицание.
Обнаружение в настоящем ростков будущего, умение видеть в реальной жизни не только силы, сохраняющие старое, но и силы, разрушающие его, созидающие новое,— вот что позволяет предвидеть будущее.
Вместе с тем очевидно, что на различных исторических этапах развития общества степень зрелости элементов нового весьма неодинакова. Поэтому границы научного предвидения зависят от созревания самих общественных отношений, от того, в какой мере успели сложиться в настоящем элементы будущего. Могут быть и такие периоды истории, когда эти элементы еще не выросли и поэтому будущее может быть лишь предметом догадки, но еще не научного предвидения32. Для определения правильной линии действия крайне важно поэтому не только видеть то, что реально возможно предусмотреть, но и трезво учитывать то, что еще не поддается предвидению. В. И. Ленин подчеркивал, например, в 1917 г., что, говоря о перспективе отмирания государства, следует оставить открытым вопрос о сроках или о конкретных формах отмирания, ибо материала для решения таких вопросов тогда еще не могло быть. Когда «левые» коммунисты пытались забежать вперед и провозгласить быстрейшее отмирание государства, В. И. Ленин решительно возражал против этого: «Об этом сейчас говорить рано. Когда еще государство начнет отмирать?.. Заранее провозглашать отмирание государства будет нарушением исторической перспективы»33. Допускать субъективизм, подменять реальный процесс развития пустыми домыслами о будущем — значило бы подвергать партию серьезной опасности. Когда на VIII съезде РКП (б) один из не в меру увлекающихся товарищей заявил, что в Программе партии следует говорить не о том, что есть, а о том, чего нет, Ленин высмеял это утверждение. «...Мы должны исходить из абсолютно установленного»34,— подчеркивал он.
Наряду с объективными предпосылками, определяющими возможность и границы предвидения, большое значение имеют, разумеется, и субъективные предпосылки: общественное положение субъекта предвидения, его мировоззрение, знания, политический опыт, умение анализировать события, проницательность и, наконец, историческое чутье. Более или менее полное сочетание всех этих качеств отличает выдающихся деятелей истории. Недаром Г. В. Плеханов определял великого человека как такого, который видит дальше других и хочет сильнее других.
Вместе с личными качествами большое влияние на способность предвидения общественного развития оказывает классовая позиция субъекта. К концу гражданской войны В. И. Ленин отмечал провал расчетов империалистов, предпринявших интервенцию против молодой республики Советов. «...Мы ясно видим,— говорил он,— в чем было дело: мы оказались правы в самом основном. Мы оказались правы в своих предвидениях и в своих расчетах»35. «...Наш расчет, в большом масштабе взятый, оказывается более правильным, чем их расчет. И не потому, что у них нет людей, которые умеют правильно рассчитывать... а потому, что нельзя рассчитывать правильно, когда стоишь на пути к гибели»36.
Ясно, однако, что революционная классовая позиция сама но себе еще не обеспечивает успешного предвидения, она только делает взгляд зорче и облегчает возможность правильного подхода к оценке явлений. Но для того, чтобы эту возможность превратить в действительность, нужен серьезный, вдумчивый, трезвый марксистский анализ действительности. Не принимать желаемое за действительное, учитывать всесторонне тенденции и контртенденции — таково условие научного познания общественной жизни.
Равным образом было бы упрощением понимать слова Ленина в том смысле, будто буржуазные идеологи и политики вообще не способны предвидеть. Среди них есть немало проницательных и опытных политиков, людей, которые, по выражению Ленина, умеют правильно рассчитывать. Но их стремление повернуть историю вспять, несмотря на правильный учет расстановки сил в отдельных событиях, опрокидывает в конечном счете их прогнозы. Об этом свидетельствуют такие факты, как провал расчетов империалистов в первой и второй мировых войнах и др. Вместе с тем нельзя не учитывать, что империализм — опытный и коварный враг, что и наши противники учатся на историческом опыте и уроки истории не проходят для них бесследно. Задача марксистов-ленинцев состоит в том, чтобы использовать в полной мере для научного анализа действительности и предвидения тенденций ее развития те преимущества, которые дает им их передовая общественная позиция и их передовое мировоззрение.
2
Строительство нового общества выдвигает предвидение социальных процессов как практическую задачу, без которой невозможно управление ими. Эта задача приобретает особое значение в связи с развертывающейся ныне научно-технической революцией. С расширением масштабов производственной деятельности и дальнейшим обобществлением процессов труда сама жизнь все более властно требует сознательного регулирования жизнедеятельности общества и его воздействия на природу.
Особенность современного этапа взаимодействия общества и природы состоит в том, что вся поверхность земного шара становится поприщем деятельности человека, который использует почти все вещества земной коры и виды природной энергии и уже выходит за пределы Земли, в космос. Однако вместе с расширением масштабов деятельности человека растет и опасность его неуправляемого воздействия на природную среду. Побочным результатом этой деятельности является нарушение равновесия между различными процессами в природе, загрязнение вод и воздуха таким количеством промышленных отходов, радиоактивных веществ и т. д., что это может создать угрозу существованию человечества.
Чтобы избежать подобных опасностей, надо относиться к природе как к единому целому, в котором все находится в связи друг с другом, а это весьма затруднено в обществе, основанном на частной собственности, где развитие производства подчиняется своекорыстным интересам отдельных собственников. Однако при современных масштабах производства даже буржуазному миру приходится задумываться над последствиями своего хозяйничанья в природе: без этого станут неизбежными настоящие катастрофы.
С другой стороны, все больше растет потребность в прогнозировании общественных результатов развития производства и научно-технической революции (например, роста больших городов и т. д.). Растущее обобществление процесса производства все более властно требует его общественного регулирования. Уже образование трестов Ф. Энгельс, а затем В. И. Ленин оценивали как начало внесения планомерности в производство, как фактическое признание необходимости его планомерной организации. «...Нельзя по-прежнему толковать капитализм, как отсутствие планомерности. Это уже устарело: если есть тресты, то отсутствия планомерности уже нет» 37. В еще большей мере это характерно для государственно-монополистического капитализма. Характеризуя эту форму капитализма в Германии во время первой мировой войны, В. И. Ленин отмечал, что обстоятельства заставили «перейти к регулированию всей хозяйственной жизни свыше, чем полусотни миллионов человек из одного центра»38. «Сейчас мы имеем прямое перерастание капитализма в высшую планомерную форму его»39.
И хотя в дальнейшем отпали те преходящие обстоятельства, связанные с войной, которые вынуждали регулировать экономику, развитие государственно-монополистического капитализма и растущее обобществление производства все больше заставляют капиталистов приспосабливать к нему свои экономические отношения. В ряде стран осуществляется «программирование» развития экономики, разрабатываются программы государственных капиталовложений в народное хозяйство, особенно в отрасли, связанные с научно-технической революцией, с военными целями и т. д. Понятно, что вмешательство буржуазного государства в экономическую жизнь осуществляется в интересах крупнейших монополий и уже вследствие одного этого не может обуздать стихийные силы экономического развития. И это также предвидел Ленин. «Полной планомерности,— предупреждал он,— конечно, тресты не давали, не дают до сих пор и не могут дать»40.
Такую планомерность призван и способен дать лишь социализм. Его характеризуют не только всеобъемлющие масштабы планомерной организации производства, но и принципиально иная, чем при капитализме, цель, во имя которой она осуществляется. В замечаниях на проект Программы партии, составленный Плехановым, Ленин отмечал, что планомерную организацию общественного производительного процесса «пожалуй, еще и тресты дадут», но только при социализме и коммунизме «направителем планомерности» становится все общество, которое организует производство «для обеспечения полного благосостояния и свободного всестороннего развития всех членов общества»41.
Такое производство нельзя осуществлять без плана. Поэтому жизненной необходимостью для социализма является единое общегосударственное планирование. Социализм требует комплексного планирования развития производительных сил и вытекающих из него изменений в социальных отношениях. А для того, чтобы успешно планировать, необходимо заглядывать в будущее, определять перспективы развития производства, науки, общественной жизни в целом.
Первым примером научного определения путей экономического и социального развития, которое легло в основу общегосударственного хозяйственного плана, явился разработанный по замыслам В. И. Ленина план электрификации народного хозяйства. В этом плане были объединены воедино данные научно-технического и социального прогноза. Он явился прообразом народнохозяйственных планов пятилеток, осуществление которых преобразило весь облик Страны Советов.
Чем выше достигнутая обществом ступень научно-технического прогресса, тем важнее предвидение перспектив его дальнейшего пути. Нынешний этап развития социалистической экономики, когда решаются задачи ее интенсификации, максимального повышения эффективности общественного производства, требует при выработке перспективных планов выбора оптимальных вариантов развития народного хозяйства.
Научные предвидения классиков марксизма-ленинизма (например, предвидения неизбежности перехода к социализму) носили по преимуществу качественный характер. Прогнозирование же развития народного хозяйства требует установления определенных количественных показателей, что невозможно без широкого применения математических методов к решению проблем политической экономии, а также без социологических исследований. Уже сейчас при помощи математических методов оказывается возможным успешно моделировать соотношение производства и потребления, спроса и предложения и т. д. Применение электронно-вычислительных машин позволяет решать многие сложные вопросы оперативного управления народным хозяйством (например, определять наиболее эффективные пути грузопотоков, организации материально-технического снабжения и пр.). Однако само собой разумеется, что кибернетика не может заменить собою науку управления, математика — политическую экономию или социологию. Они должны быть поставлены на службу последним. При этом условии будет достигнуто сочетание качественного и количественного анализа, которое способно значительно расширить возможности научного прогнозирования социальных явлений.
В условиях современного капитализма широкое развитие получила так называемая футурология, которая претендует на роль особой науки. Несомненно, это говорит о необходимости для современного общества прогнозирования, что должно быть полностью учтено и при социализме. Однако буржуазная футурология лишена строго научной базы. Автор термина «футурология» — западногерманский профессор О. Флехтхейм видел ее назначение если не в устранении внутренних противоречий капитализма, то по крайней мере в сведении их к терпимой мере. Буржуазная футурология пытается решить внутренне противоречивую задачу: с одной стороны, с помощью прогнозирования как-то содействовать приспособлению экономических и социальных отношений к требованиям научно-технической революции; с другой стороны, использовать социальное прогнозирование в идеологических целях обоснования «вечности» капиталистических порядков, неизбежности деления общества на «элиту» и нетворческую массу и т. д. Поэтому буржуазные футурологи часто соединяют смелые естественнонаучные прогнозы с консервативными и прямо реакционными взглядами на развитие социальных процессов.
Марксистское понимание закономерностей социальных процессов дает прочную базу для прогнозирования. Прогнозирование развития производительных сил и связанных с ним изменений социальных отношений — чрезвычайно сложная задача, требующая комплексного использования данных множества как естественных, технических, так и социальных наук.
Заслуживает внимания вопрос о соотношении различных категорий, в которых так или иначе выражается информация о будущем: научного предвидения, прогнозирования, планирования. По этому вопросу существуют различные точки зрения43. Не вдаваясь в детали, отметим лишь некоторые аспекты в соотношении прогнозирования и планирования. План в условиях социализма отличается от прогноза прежде всего тем, что он представляет собою не просто предвосхищение будущего, но и программу практической деятельности. План определяет направление хозяйственного развития не в порядке простого предвидения будущего, а в порядке программы, которая должна быть осуществлена и имеет директивную силу для государственных и хозяйственных организаций. В этом, между прочим, одно из отличий социалистического планирования от государственного программирования экономики в капиталистических странах, которое носит, как правило, лишь «индикативный» (т. е. рекомендательный) характер и осуществляется на основе соглашений государства с монополиями.
Планирование в социалистическом обществе отнюдь не делает излишним прогнозирование, как это иногда упрощенно представляли себе в прошлом. Прогнозирование (и притом часто на более длительный срок, чем планирование) является необходимым условием выработки реального, научно обоснованного плана. Прогнозирование — один из видов научного предвидения. Едва ли можно строго разграничить эти понятия. С известной долей условности можно лишь сказать, что в отличие от научного предвидения, способного охватывать в условиях социализма перспективы развития общества в целом (например, предвидение путей строительства коммунизма), прогнозирование решает более узкие, конкретные вопросы (например, определяет, каков будет энергетический баланс страны к определенному времени, скажем к 1980 или 2000 г., когда могут быть решены те или иные практические задачи). Чтобы обеспечить действительно планомерное и наиболее эффективное развитие экономики, необходимо прогнозировать развитие народного хозяйства по крайней мере на 5—10 лет дальше срока планирования. Прогнозирование охватывает не только возможные результаты нашей сознательной деятельности, воплощаемые в плане, но и стихийные процессы в природе и общественной жизни, которые не поддаются или лишь в известной мере поддаются сознательному регулированию (например, демографические процессы). Прогнозирование возможных вариантов дальнейшего развития народного хозяйства помогает положить в основу планирования оптимальный для общества вариант.
В специальной работе, посвященной прогностике при социализме, немецкий философ Г. Эделинг следующим образом формулирует различие между прогнозированием и планированием: «Тот, кто прогнозирует, ставит вопрос: чего можно ожидать в будущем на базе современного и возможного в дальнейшем научного познания общественных процессов, если та или иная объективная закономерная связь явлений будет положена в основу современных и ожидаемых в будущем условий?
Тот, кто планирует, ставит вопрос: что должно делать и чего достигнет общество в какой-либо области общественной жизни и в какой срок? Какие общественные силы должны быть мобилизованы при данных обстоятельствах, в данном месте и в данное время, чтобы достигнуть намеченных руководством общественных целей?»43
План в отличие от прогноза рассматривается здесь как система указаний, стратегических наметок. Планирование вносит организующее начало в деятельность общества, чего не может и не призвано обеспечивать прогнозирование, взятое само по себе. План в социалистическом обществе не только содержит в себе предвидение определенных результатов хозяйственного развития, но и является организующей, мобилизующей силой, которая побуждает добиваться намеченной цели. Именно поэтому в ходе выполнения планов обычно раскрываются новые резервы, источником которых является инициатива широчайших масс трудящихся. Ввиду организующей роли планирования открываются большие, чем при стихийном развитии, возможности и для научно обоснованного прогнозирования. Известный английский ученый С. Лилли в статье «Может ли предвидение стать иаукой?» попытался количественно выразить степень точности прогнозов, сделанных в начале XX в. Рассмотрев факторы, от которых зависит повышение точности прогнозов, Лилли приходит к выводу: «Техническое прогнозирование должно быть важным элементом, помогающим планировать будущее... В то же время является фактом то, что лишь планирование может сделать более реальным само это прогнозирование» 44.
Как прогнозирование, так и планирование являются элементами научного руководства или управления жизнью социалистического общества. Социализм создает возможность и в то же время требует научного руководства экономическими и социальными процессами. Можно сказать, что преимущества социализма как общественной системы не могут быть полностью выявлены и реализованы без такого руководства.
Научное руководство развитием общества возможно лишь при объективном познании социальных процессов и выработке наиболее эффективных средств воздействия па их развитие. Любое общественное явление, будь то распределение трудовых ресурсов страны пли состояние и уровень развития общественного сознания, испытывает на себе воздействие множества факторов и, в свою очередь, влияет на другие стороны жизни общества. Распределение трудовых ресурсов по территории страны зависит, например, от исторически сложившегося размещения населения, направлений миграции, ряда демографических факторов, уровня доходов населения в разных районах, степени удовлетворения его материальных и культурных потребностей и т. д. Какие из этих факторов наиболее существенны, как можно повлиять на них — подобные вопросы невозможно решать, не опираясь на данные пауки, без серьезных научных исследований. А подобные исследования должны не только правильно отражать состояние и связь между явлениями сегодня, но и составлять основу для прогнозирования их дальнейших изменений. Вытекающие из социального прогнозирования рекомендации не остаются в социалистическом обществе благими пожеланиями. Оно имеет возможность вырабатывать на их основе планы и концентрировать необходимые средства для их реализации. Система научного руководства обществом должна включать в себя и экспериментальную проверку рекомендаций, и контроль за реализацией и степенью эффективности принятых планов деятельности.
Марксизм-ленинизм ставит решение всех социальных вопросов на научную, историческую почву, «не в смысле одного только объяснения прошлого, но и в смысле безбоязненного предвидения будущего и смелой практической деятельности, направленной к его осуществлению...»45. Эта отмеченная И. И. Лениным коренная особенность марксистской теории определяет научный подход к исследованию социальных процессов и выработке практических рекомендаций, дает прочную научную базу для руководства строительством коммунистического общества.
Примечания:
1 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 36, стр. 472.
2 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 361.
3 В. И. Ленин. Полы. собр. соч., т. 26, стр. 77,
4 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 18, стр. 159.
5 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 29, стр. 252.
6 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 37, стр. 395.
7 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 25, стр. 46.
8 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 1, стр. 137,
9 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 1, стр. 430.
10 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 36, стр. 473.
11 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 26, стр. 142.
12 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 11, стр. 43.
13 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 12, стр. 300—301.
14 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 37, стр. 395.
15 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 14, стр. 378—379.
16 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 30, стр. 347.
17 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 41, стр. 80—81.
18 А. Бергсон. Творческая эволюция. М.—Спб., 1914, стр. 147.
19 В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 33, стр. 84—85.
20 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 34, стр. 116.
21 Там же, стр. 376.
22 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 35, стр. 281.
23 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 35, стр. 245.
24 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 36, стр. 19.
25 См. «Protokoll liber die Verhandlungen des Parteitages des Sozialde-mokratischen Partei Deutschlands». Abgehalten zu Erfurt. Verlag «Vor-warts». Berlin, 1891, S. 185.
26 Э. Бернштейн. Возможен ли научный социализм? Одесса, 1906, стр. 28. На русской почве такого же рода идеи проповедовали «легальные марксисты», «экономисты» и др. См., например, С. Булгаков. Капитализм и земледелие, т. II. СПб., 1900, стр. 457—458.
27 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. И, стр. 141. (Курсив мой.—Авт.).
28 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 12, стр. 374.
29 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 14, стр. 158—159.
30 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. И, стр. 191.
31 Там же, стр. 137.
32 См. Ю. А. Васильев. В. И. Ленин и некоторые вопросы научного предвидения в общественной жизни. Минск, 1962, стр. 48.
33 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 36, стр. 66.
34 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 38, стр. 175.
35 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 44, стр. 293.
36 Там же, стр. 303.
37 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31, стр. 355.
38 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 30, стр. 347.
39 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 31, стр. 444.
40 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 33, стр. 68.
41 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т.' 6, стр. 232.
42 См.: И. В. Бестужев-Лада. Прогнозирование как одна из категорий подхода к проблемам будущего. В сб. «Проблемы общей и социальной прогностики», вып. 1. М., 1968.
43 Herbert Edeling. Prognostik und Sozialismus. Zur marxistisch-leninis-tischen Prognostik moderner Produktivkrafte in der DDR. Berlin, 1968, S. 221.
44 Цит. по кн.: Г. М. Доброе. Наука о науке. Киев, 1966, стр. 221.
45 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 26, стр. 75.