«ОН ОСТАНОВИЛ ХАОТИЧЕСКИЙ РАСПАД РОССИИ»
«ОГОНЬ «АВРОРЫ» У НАС ВО ВЗОРЕ»?
В самом начале 1929 года В.В. Маяковский громыхнул в одном из стихотворений: «Мы живем приказом октябрьской воли. Огонь «Авроры» у нас во взоре. И мы обывателям не позволим баррикадные дни чернить и позорить». Поэт образно зафиксировал однозначно величальное отношение к революционному времени. Да, пожалуй, он и не преувеличил фанатичную веру в Октябрь, полыхавшую во взоре многих его соотечественников. Тем более, что позади были обнадеживающие годы НЭПа. Мало кто разобрался, что Сталин и его окружение втягивали партию и страну в огромный и смертельно опасный для народа эксперимент под вывеской «развернутого наступления социализма по всему фронту».
На этом фронте погибли миллионы людей.
Иск за эти жертвы предъявляют сегодня Ленину и Октябрю. К счастью, минули те времена, когда Октябрь воспринимался только в коленопреклонении. Однако мы как-то упустили, что обыватель-то остался на коленях и с особым сладострастием раба новой религии чернит сегодня 1917-й год.
Хочу успокоить тех, кто не приемлет Октябрьской революции по, так сказать, теоретическим соображениям, что я уважаю их право на собственное мнение. Имею в виду исключительно обывателей, то есть, согласно словарю С.И.Ожегова, людей, лишенных общественного кругозора, живущих мелкими, личными интересами.
Вся беда в том, что фанатичный пожар в их взоре всегда опасен: будь то огонь «Авроры» или всесжигающее пламя вандализма.
НУЖНО ДВИГАТЬСЯ ДАЛЬШЕ
Допустим, с обывателем ясно. Но мог ли предположить Маяковский, что и те, кто имеет широкий общественный кругозор, через несколько десятилетий будут клеймить Ленина за «трагическую ошибку» Октября? И при этом опираться на Г.В.Плеханова и меньшевиков, предупреждавших Владимира Ильича о том, что Россия не созрела для социалистической революции и социализма.
Но право же, неуклюжи эти попытки убедить общество в том, что они — нынешние ругатели Ленина — возвысились над его гением и разобрались в предоктябрьской ситуации глубже, чем вождь революции. Конечно, просчеты его сегодня видны отчетливо. Но зафиксировав их неоднократно, думается, следовало бы не злорадствовать, а двигаться дальше. В частности, разобраться, наконец, была ли Октябрьская революция преждевременной, даже если ее «подталкивал» такой титан, как Ленин, или она, подобно всем великим революциям, свершилась с исторической неизбежностью. Нельзя же в самом деле всерьез полагать, что революцию придумал и совершил лично Ленин.
В РЕВОЛЮЦИЮ ПОШЛИ НЕ ДУРАКИ
Отметая обвинения в том, что большевики поспешили с революцией и «залили страну кровью в гражданской войне», Ленин говорил: «Но разве вы, господа эсеры и меньшевики, не имели 8 месяцев для вашего опыта? Разве с февраля до октября 1917 года вы не были у власти вместе с Керенским, когда вам помогали все кадеты, вся Антанта, все самые богатые страны мира?... Нашелся ли бы на свете хоть один дурак, который пошел бы на революцию, если бы вы действительно начали социальную реформу? Почему же вы этого не сделали?»
Со своей стороны Ленин действовал решительно, видя, что народные массы, обладающие огромным революционным потенциалом, осенью 1917 года стали под знамена большевистской партии, которая увязала их демократические требования с лозунгами социалистического переворота. Разве кто-то сумел опровергнуть это? Предложить другой выход из тупика, руководствуясь научным анализом конкретной исторической ситуации?
Что же касается того, что страна не готова была для «введения социализма», то Ленин реально смотрел на перспективы. Он понимал необходимость выхода России из удушающей войны, решения задач буржуазно-демократической революции, постепенного осуществления переходных шагов и мероприятий, ведущих к социализму. В апреле 1918 года, когда от Октября не прошло и полугода, а все социалистические задачи громоздились впереди, он уверенно заявил: «...Ни тени и ни малейшего основания для отчаяния и уныния не вижу я в том, что русская революция решила сначала более легкую задачу — сшибить помещика и буржуазию, и стала теперь перед более трудной задачей социалистической...»
ДВА ВЗГЛЯДА НА РЕВОЛЮЦИЮ
Мемуарные «Записки о революции» меньшевика, публициста и экономиста Суханова посвящены периоду с февраля по октябрь 1917 года. Восемь революционных месяцев скрупулезно описаны на многих сотнях страниц общим объемом около 120 печатных листов. Это чуть ли не последняя книга, с которой серьезно работал Ильич — уже тяжело больной. В январе 1923 года, по его словам, «перелистывал эти дни записки Суханова о революции». В результате в течение 16 и 17 января Ленин продиктовал урывками свое мнение о них (статья «О нашей революции»).
В интересных и подробных записках Суханова через край лилась желчная неприязнь к Ленину, они напичканы личными выпадами против него, зачастую дешевыми. Скажем, описывая выступления вождя сразу после победы Октябрьской революции, Суханов уверял, что голова его «не переварила мешанины из Маркса и Кропоткина».
Ленин, который никогда и никому не спускал оскорблений в свой адрес в этот раз явно не счел нужным тратить время и силы на них. Он обрушился на концептуальные основы сухановского взгляда на революцию, разоблачив педантское понимание марксизма мелкобуржуазными демократами, полное неразумение ими революционной диалектики. Ленин, естественно, не хуже Суханова видел, что «у нас нет, как выражаются разные «ученые» господа... объективных экономических предпосылок для социализма». Однако он считал, что в России можно будет революционным путем «создать такие предпосылки цивилизованности... а потом уже начать движение к социализму».
На этом пути вождь собирался «догонять другие народы», что на практике у его наследников явно не получилось. Однако сие вовсе не означает, что Ленин был изначально неправ.
ИЗУЧИТЬ ЯЗЫК НАУКИ
Известный английский историк Э.Х.Карр закончил свою работу «Русская революция от Ленина до Сталина. 1917-1929» такими словами: «Русская революция 1917 года не смогла выполнить те задачи, которые она сама перед собой поставила, и осуществить те надежды, которые породила. Ее история полна ошибок и неясностей. Но она еще долго оказывала такое сильное воздействие на весь мир, как ни одно историческое событие нашей эпохи».
Этот вывод уникального и бесспорного знатока Октябрьской революции сделан еще тогда, когда у нас не принято было говорить об ее «ошибках и неясностях». Ныне все круто поменялось: сам Октябрь называют «ошибкой истории». На фоне бесконечно политизированных суждений и дешевых мнений трезвый научный язык профессора Тринити Колледжа в Кэмбридже выглядит недостижимо цивилизованным. Когда же мы овладеем этим языком?
МОРИС ПАЛЕОЛОГ ОБ «ОПАСНОМ ВОЖДЕ»
В мемуарах французского посла в России Палеолога, охватывающих время с января 1916 по май 1917 года, имя Ленина упоминается несколько раз. Особое внимание посол уделил ему после возвращения Владимира Ильича в Россию в апреле 1917 года: «... Приезд Ленина, — писал Палеолог, — представляется мне самым опасным испытанием, какому может подвергнуться русская Революция».
21 апреля дипломат посвятил ему немалую запись в своем дневнике. Он изложил вкратце даже биографию «знаменитого Ленина», подчеркнув, что видит в нем черты Савонаролы, Марата, Бланки и Бакунина. «Авторитет Ленина, — резюмировал Палеолог, — кажется... очень вырос в последнее время. Что не подлежит сомнению, так это то, что он собрал вокруг себя и под своим начальством всех сумасбродов революции; он уже теперь оказывается опасным вождем».
Наконец, перед самым отъездом из Петрограда во Францию — 14 мая — французский посол записал пророческую фразу: «В скором времени Керенский будет неограниченным властелином России... в ожидании Ленина».
ПРОСЧЕТ МИЛЮКОВА
Известно, что концепция перехода к социалистической революции (Апрельские тезисы), изложенная Лениным после возвращения в Россию, была встречена в штыки его противниками, внесла сумятицу в ряды большевиков. Кое-кто всерьез подумывал о том, что время Ленина кончилось.
В сухановских «Записках о революции» есть момент, где автор рассказывает о своей беседе с министром труда Временного правительства, меньшевиком М.И.Скобелевым и министром иностранных дел, лидером партии кадетов П.Н. Милюковым сразу после выступлений Ленина 4 (17) апреля 1917 года с Апрельскими тезисами. Скобелев оценил идеи Ленина как «бредовые», назвал его совершенно отпетым человеком, стоящим вне движения. Суханов в общем присоединился к этому и заявил, что Ленин в настоящем его виде до такой степени ни для кого неприемлем, что сейчас он совершенно не опасен для Милюкова. Тот якобы согласился.
Судя по дневнику Палеолога, Милюков тогда же сообщил ему, что выступления Ленина были крайне неудачными и «уже он теперь не оправится».
— Дай бог! — на русский манер ответил ему мудрый француз.
А сам записал в своем дневнике: «Но я боюсь, что Милюков лишний раз окажется жертвой своего оптимизма». Так оно и случилось. И кадет Милюков, и меньшевик Суханов очень просчитались тогда в оценке возможностей Ленина. Позже в своих воспоминаниях Милюков признавал: «Расчеты многих, что Ленин сам себя дискредитирует своими выступлениями, далеко не оправдались». Правда, он утверждал, что еще в апреле настаивал на аресте Ленина, но, увы, Временное правительство на это не решилось.
СУХАНОВ ЗАЩИЩАЕТ ЛЕНИНА
Несмотря на решительное неприятие большевистского вождя, Суханов однозначно заявил по поводу обвинений его в работе за деньги на германский генеральный штаб: «на Ленина была возведена чудовищная клевета». Он издевался над «бумажонками», которые якобы «неоспоримо подтверждали» измену Ленина, и упоминал их только затем, «чтобы показать степень подлости нашей либеральной прессы, которая отныне стала говорить о продажности Ленина как о факте, документально доказанном». Как будто о нынешней «независимой» прессе сказано!
И еще один психологически важный момент уловил в 1917 году Суханов. Обыватель, оказывается, в сами документы, направленные против большевистского вождя, не хотел вчитываться по существу: «Документ о подкупности — и этого довольно». Враги Ленина тогда не преминули широко воспользоваться этим. И в наше время — тоже.
РЕВОЛЮЦИЯ БЕЗ ЛЕНИНА?
Американский историк Рональд Кларк однозначно заявил, что «никакими данными справедливость употребления слова «шпион» в отношении Ленина не подтверждается». По его мнению, с юридической точки зрения выдвинутые против Ленина обвинения, несомненно представляются неубедительными. Однако Кларк считал, что Временное правительство упустило свой шанс избавиться от Ленина, используя его молниеносный арест летом 1917 года. Что касается некоторых заявлений о том, что такой арест вождя большевиков исключил бы возможность самой революции, то Кларк иронически заметил: «Конечно, думать, что без Ленина не было бы революции, — значит принимать желаемое за действительное...» В то же время ученый полагал, что несомненно без Ленина страна и революция пошли бы другим путем... хотя и не обязательно менее кровавым.
«ОТКУДА ОНИ СВАЛИЛИСЬ...»?
Мне представляются не более чем лукавством заклинания писателя В.А.Солоухина по поводу большевиков: «Никто не задумывается, откуда они свалились на российскую голову, по какому праву оказались у власти...» Ой ли! Задумывались и задумываются! Ленин еще в начале века предвосхитил сей интерес: «...Новая власть не с неба сваливается, а вырастает, возникает наряду со старой, против старой власти, в борьбе против нее». Да и знаменитый противник Октября и Ленина русский философ И.А.Ильин утверждал, что не с неба свалились на Россию большевики, а вышли из нее же.
Рассуждения такого теоретического уровня ценны, но все-таки особенно важно нынче прислушаться к объективным очевидцам, в том числе иностранным, октябрьских дней 1917 года, чтобы представить себе «по какому праву оказались у власти» большевики. Скажем, не так давно у нас впервые вышли «Записки о большевистской революции» капитана французской военной миссии в России Жака Садуля. Вот кое-что дословно из его записей в буквально первые дни после победы большевиков:
— Я вижу, как союзники нелепейшим образом разыгрывают битых тузов, — таких, как Керенский, Савинков, Каледин и т.д. — у которых нет ни популярности, ни реальной силы... Я не большевик. Сегодня же большевизм — это факт. Я его констатирую. Он — сила, которой, на мой взгляд, никакая другая сила в России не может противостоять... Огромное большинство в армии и, может быть, в массе рабочих и крестьян идет за большевиками...
Поистине не услышит это только тот, кто не желает слышать.
«...ЗНАЧИТ ПОБЕДИТЬ В РОССИИ»
15 (28) ноября 1917 года корреспондент агентства Ассошиэйтед пресс Г. Яррос один из первых иностранцев взял интервью у главы Советского правительства. В этот день стали известны результаты выборов в Учредительное собрание по Петроградскому (столичному) избирательному округу, где большевики получили шесть голосов из двенадцати, и корреспондент, естественно, поинтересовался мнением Ленина об этом. Ильич ответил:
— Я думаю, что эти выборы являются доказательством большой победы большевистской партии... Получить шесть мест из двенадцати в городе, где буржуазия (кадеты) очень сильна, значит победить в России.
Последние слова весьма симптоматичны, раскрывая сермяжную правду о том, где решалась судьба власти в России. Как известно, в целом по стране выборы в Учредительное собрание оказались не в пользу большевиков, но они добились решающего успеха в Петрограде и Москве. Как искусный политик, Ленин понимал, что этого вполне достаточно...
Впрочем, и сегодня серьезные политики понимают это.
НЕПРИМИРИМОСТЬ: ЛИАНОЗОВ И ЛЕНИН
В «10 днях, которые потрясли мир» Джон Рид передал свой разговор с «крупным русским капиталистом» и «кадетом по политическим убеждениям» С.Г. Лианозовым, состоявшийся незадолго до революционных событий октября 1917 года. Нефтепромышленник сказал, в частности, следующее:
— Что до большевиков, то с ними придется разделываться одним из двух методов. Правительство может эвакуировать Петроград, объявив тогда осадное положение, и командующий войсками округа расправится с этими господами без юридических формальностей... Или, если, например, Учредительное собрание проявит какие-либо утопические тенденции, его можно будет разогнать силой оружия... (подчеркнуто Д.Ридом — В.М.).
В свою очередь, Ленин в декабре 1917 года недвусмысленно заявил, что «всякая попытка, прямая или косвенная, рассматривать вопрос об Учредительном собрании с формально-юридической стороны, в рамках обычной буржуазной демократии, вне учета классовой борьбы и гражданской войны, является изменой делу пролетариата и переходом на точку зрения буржуазии». В этих словах уже была заложена реализованная вскоре возможность большевистского разгона Учредительного собрания.
Привожу эти заявления противоположных сторон единственно для того, чтобы напомнить очевидное: необходимо рассматривать все тогдашние действия как Ленина, так и его врагов в контексте исторического времени, чреватого гражданской войной. Бессмысленно и безнравственно делать вид, что Ленин и большевики действовали в политическом вакууме, самолично верша суд над историей. Мощные круги, смертельно ненавидящие большевизм, сталкивались со столь же непримиримой позицией Ленина и подпиравших его несметных сил, готовых идти до конца в «последнем и решительном бою».
Весь вопрос в том, за кем была в этой ситуации историческая правота. Что касается Ленина, то он не сомневался: в сентябре 1919 года в письме Горькому Владимир Ильич поставил Лианозова, к тому времени выехавшего за границу и игравшего видную роль среди белоэмигрантов в Прибалтике, в один ряд с А.И.Деникиным и А.В. Колчаком, заявив, что именно они «угрожают» миллионам рабочих и крестьян.
ЧЕРНОЕ И БЕЛОЕ
Касаясь обвинений Ленина в имморализме, макиавеллизме и дипломатическом коварстве, Кларк очень резонно заметил:
— Если исследовать жульнические приемы, применяемые в борьбе за власть западными партиями и правительствами с тем же вниманием к деталям, которое было проявлено к периоду создания ленинской империи, то оказалось бы, что существующая разница — это разница в методах и степени, а не разница между черным и белым.
Правда этот здравый голос неслышим для тех, у кого неважно также со зрением: они запросто твердят о черном, уставившись на белое.
«РОССИЯ НЕ ПОДНЯЛАСЬ БЫ ИЗ РАЗВАЛА»
Подводя итоги своего исследования «Ленин. Человек без маски», Кларк, в частности, писал по поводу переломного 1917 года: «Все же едва ли можно утверждать, что без гения и энергии Ленина Временное правительство в 1917 году не оступилось бы так или иначе и что Германия, перед тем как повернуть свои войска навстречу их окончательному поражению на Запад, не заключила бы с Россией мир, не менее унизительный, чем подписанный в Бресте. Без Ленина Россия могла быть избавлена от самых страшных ужасов гражданской войны, но маловероятно, что она смогла бы подняться из развала и разрухи после первой мировой войны без безжалостной реорганизации, проведенной им в стране и приведшей к стольким страданиям».
Привожу этот вывод не для того, чтобы присоединиться к нему или опровергнуть, но только затем, чтобы продемонстрировать истинную сложность проблемы в ее восприятии серьезным ученым. А то ведь у некоторых наших людей, обалдевших от дешевой газетной писанины, может сложиться впечатление, что диалектический подход к Ленину везде и всюду подменен огульным охаиванием.
ЛЕНИН И БЕРДЯЕВ
Ленин и Н.А. Бердяев. Удивительно разные личности и судьбы! Однако есть и то, что их объединяет, — оба они, хоть и в разной степени, принадлежат России и человечеству. Мы немало потеряли на том, что пытались отторгнуть Бердяева, замолчать жесткую критику Ленина крупнейшим, серьезнейшим его оппонентом. (Во многом прав был В.Г.Короленко, предупреждавший большевиков: «Вы не слышите независимой критики и все происходящее для вас получает одностороннее освещение»).
В автобиографическом «Самопознании» Бердяев обронил такую важную для понимания его личности мысль: «... Я никогда не собирался быть профессиональным революционером. Для этого я был слишком теоретиком, мыслителем, идеологом. Такова и была моя роль». Да, он действительно был самобытнейшим мыслителем, крупным религиозным теоретиком, идеологом и не был профессиональным революционером. Что касается Ленина, то он органически сочетал в себе качества теоретика, мыслителя, идеолога социалистической революции и профессионального революционера. В этом уникальном соединении была его, отличная от Бердяева, историческая роль.
ДОСТОИНСТВО МЫСЛИТЕЛЯ
Между Бердяевым и многими нынешними критиками Ленина лежит не только интеллектуальный, но и нравственный барьер. Чтобы глубже понять неприятие философом большевизма через двадцать лет после Октября («Истоки и смысл русской революции») и через тридцать лет («Самопознание») нужно помнить, что еще в годы гражданской войны он не скрывал своих взглядов. Скажем, в протоколе обыска во время первого ареста в 1920 году (Бердяева арестовывали дважды, правда ненадолго) было записано: «Бердяев заявил, что он противник большевизма, потому, что он христианин». На допросе у Ф.Э.Дзержинского Николай Александрович сразу сказал:
— Имейте в виду, что я считаю соответствующим моему достоинству мыслителя прямо высказать то, что я думаю.
(Кто из нынешних уничтожителей Ильича способен на такое?)
В голодной и холодной Москве, рискуя многим, Бердяев еженедельно устраивал в своей квартире своеобразные дискуссии по различным острым проблемам духовного характера. На одной из них, кстати, «обсуждался вопрос, Антихрист ли Ленин или нет». Безусловно, понятие сие рассматривалось не как бранное слово, клеймящее всякого противника богочеловека. Разговор шел в контексте христианского вероучения, где Антихрист — главный противник Христа, который должен явиться перед концом мира. В результате теоретико-религиозного спора решили, что вождь большевиков «не Антихрист, но лишь предшественник Антихриста».
СУЖДЕНИЯ БЕРДЯЕВА
Мне кажется, мы до сих пор не выяснили во всей полноте роль Бердяева в осмыслении феномена Ленина и Октября. Понятно, что подавляющее большинство людей просто не знают работ религиозного философа, но некоторые профессионалы иногда просто предпочитают умолчать его выводы.
Конечно, можно по-разному относиться к исходному постулату Бердяева о том, что наука только тогда «может подходить к проблеме смысла революции, если она религиозна по своей основе». Однако в методологическом, философском аспектах, бердяевские рассуждения стоят неизмеримо выше поверхностных деклараций новоиспеченных отрицателей Ленина.
В этом контексте представляют особый интерес, по крайней мере, три момента в концепции Бердяева: «суждение о революции вообще», «суждение о русской революции» и суждение о Ленине в русской революции.
БЕРДЯЕВ: «СУЖДЕНИЕ О РЕВОЛЮЦИИ ВООБЩЕ»
По Бердяеву, революция иррациональна, она свидетельствует о господстве иррациональных сил в истории. Нарастание этих сил означает, что старый режим не оправдан более никаким смыслом и что сама революция осуществляется через расковывание народной стихии. Смысл революции есть внутренний апокалипсис истории. Апокалипсис не есть только откровение о конце мира, о страшном суде, он есть также откровение о всегдашней близости конца внутри самой истории. В греховном, злом мире оказывается невозможным непрерывное, поступательное развитие. В нем всегда накапливается много зла, много ядов, в нем всегда происходят и процессы разложения. Слишком часто бывает так, что в обществе не находится положительных, творческих, возрождающих сил. «И тогда неизбежен суд над обществом, тогда на небесах постановляется неизбежность революции...»
Революция есть малый апокалипсис истории, как и суд внутри истории. Революция неминуемо связана со смертью, которая есть неизбежное следствие греха. Собственно, революция, как и война, есть грех и свидетельство о грехе. Но революция есть рок истории, неотвратимая судьба исторического существования. «В революции происходит суд над злыми силами, творящими неправду, но судящие силы сами творят зло...»
Принятие истории есть и принятие революции, принятие ее смысла, как катастрофической прерывности в судьбах греховного мира. Но революция ужасна и жутка, она уродлива и насильственна, как уродливо и насильственно рождение ребенка, уродливы и насильственны муки рождающей матери, уродлив и подвержен насилию рождающийся ребенок. Таково проклятие греховного мира. «И на русской революции, быть может больше, чем на всякой другой, лежит отсвет Апокалипсиса» (подчеркнуто мною — В.М.).
БЕРДЯЕВ: «СУЖДЕНИЕ О РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ»
Бесспорно, писал Бердяев, что в русской революции есть родовая черта всякой революции. Но есть и единичные, оригинальные черты, порожденные своеобразием исторического процесса и единственностью русской интеллигенции. Нигде больше такой революции не будет.
Прежде всего русская революция возможна была только как аграрная революция, опирающаяся прежде всего на недовольство крестьян и на старую ненависть их к дворянам-помещикам и чиновникам. Только аграрная революция сделала в России возможной диктатуру пролетариата, вернее диктатуру идеи пролетариата.
Кроме того, подчеркивал философ, русская коммунистическая революция в значительной степени была определена войной. Она родилась в несчастьи и от несчастья, несчастья разлагающейся войны, она не от творческого избытка сил родилась. Впрочем, революция всегда предполагает несчастье, всегда предполагает сгущение тьмы прошлого. В этом ее роковой характер.
Война с ее навыками и методами переродила тип старой русской интеллигенции, состоящей из мечтателей, сострадательных и всегда готовых пострадать. Появился новый тип милитаризованного нового человека, не стесняющегося в средствах и всегда готового к насилию, одержимого волей к власти и стремящегося быть не только разрушителем, но и строителем, организатором. Как и всякая большая революция, коммунистическая революция произвела смену социальных слоев и классов. «Революция освободила раньше скованные рабоче-крестьянские силы для исторического дела (подчеркнуто мною — В.М) И этим определяется исключительный актуализм и динамизм коммунизма. В русском народе обнаружилась огромная витальная сила, которой раньше не давали возможности обнаружиться».
«МОНАРХИЯ В РОССИИ САМА ПАЛА»
В «Истоках и смысле русского коммунизма» неминуемо натолкнешься на спрессованные до предела мысли, содержащие глубокий научный анализ и серьезные философские размышления об исторической судьбе императорской России. По точной оценке Бердяева, ее разложение началось давно. Ко времени революции старый режим совершенно разложился, исчерпался и выдохся. Война докончила процесс разложения. «Нельзя даже сказать, что февральская революция свергла монархию в России, монархия в России сама пала, ее никто не защищал, она не имела сторонников» (подчеркнуто мною — В.М). Религиозные верования народа, которыми держалась монархия, начали разлагаться... Подчиненное положение церкви в отношении к монархическому государству, утеря соборного духа, низкий культурный уровень духовенства — все это имело роковое значение.
Бердяев считал, что последний русский царь был фигурой трагической, он жестоко расплатился за зло прошлого, зло, совершенное династией. Во время первой мировой войны, перед февралем 1917 года все слои общества, кроме небольшой части высшей бюрократии и придворных, были если не против монархии в принципе, то против монарха и особенно против царицы. Это был конец династии.
По большому счету, к таким выводам пришли и большевики с Лениным во главе. Бердяев считал, что «религиозно обоснованная русская монархия была осуждена свыше, осуждена Богом». Ленин же на этот счет придерживался материалистического объяснения. Тем убедительнее выглядит совпадение конечного результата столь разного по методике анализа.
ЛЕНИН ОСТАНОВИЛ ХАОТИЧЕСКИЙ РАСПАД РОССИИ
Часто критики Октября опираются на авторитет крупных русских мыслителей, в частности высланных из России в 1922 году на «философском пароходе», скажем, философа Ильина. Он, как известно, назвал Октябрьскую революцию «величайшей катастрофой», произведенной в стране, которая культурно цвела, хозяйственно богатела и прогрессивно реформировалась.
Однако Бердяев придерживался, как известно, иного мнения. Более того, он без обиняков заявил, что «большевизм, давно подготовленный Лениным, оказался единственной силой, которая с одной стороны могла докончить разложение старого и с другой стороны организовать новое». Только большевизм оказался способным овладеть положением, только он соответствовал массовым инстинктам и реальным соотношениям. И он демагогически воспользовался этим. Такие оценки в устах яростного и талантливого противника большевиков многого стоят. Бердяев ничем не напоминает привычных нам уничтожителей Ленина, он пристрастен, но свято хранит достоинство честного исследователя.
Верный своей концепции, философ обращал особое внимание на то, что в русской, как, впрочем, и во всякой другой революции, произошло расковывание и сковывание хаотических сил. Народная толща, поднятая революцией, сбрасывает с себя все оковы, и приход к господству народных масс грозит хаотическим распадом. И вот именно в этой обстановке народные массы были дисциплинированны и организованны в стихии русской революции через коммунистическую идею, через коммунистическую символику. В этом, считал Бердяев, бесспорная заслуга коммунизма перед русским государством. России грозила полная анархия, анархический распад, он был остановлен коммунистической диктатурой, нашедшей лозунги, которым народ согласился подчиниться.
Итоговый вывод Бердяева о Ленине выглядит так: «Он остановил хаотический распад России, остановил деспотическим, тираническим путем» (подчеркнуто мною — В.М.)
СОВПАДЕНИЕ ВЗГЛЯДОВ
Казалось бы невозможным совпадение взглядов Ленина и Бердяева на русскую революцию. Все же оно было. Религиозный философ считал, что в России 1917 года «только диктатура могла остановить процесс окончательного разложения и торжества хаоса и анархии». На том стоял и вождь большевиков.
О ДИКТАТУРЕ В РЕВОЛЮЦИИ
Ленин прямо заявлял: «Господство одного класса исключает свободу и равенство». Но в условиях революции и гражданской войны, считал он, свобода и равенство представляют собой либо некритическое повторение лозунга буржуазной демократии, либо туманно-мечтательное стремление к социализму в абстрактном виде. Ибо «не может быть равенства с эксплуататором при его свержении», как «не может быть политической свободы для эксплуататоров». Ленин считал, что на этапе ожесточенной борьбы революционное насилие является «основным признаком» диктатуры. Но как только речь заходила о возможности мирного строительства, Владимир Ильич не уставал повторять, что диктатура пролетариата не исчерпывается насилием, имеет и созидательные функции.
По-моему, чрезвычайно важно разобраться в этом. Увидеть, наконец, Ленина в исторически конкретном времени. Судить о диктатуре пролетариата, говоря ленинскими словами, не вообще, не абстрактно, «а в XX веке, после империалистской войны».
Давайте предельно обнажим позицию Ленина в вопросе о диктатуре пролетариата в послеоктябрьской России. В сжатом виде это лучше всего сделать, по-моему, напомнив ленинские слова из «Очередных задач Советской власти» (апрель 1918 года): «Либо диктатура Корнилова, (если взять его за русский тип буржуазного Кавеньяка) (по словам Маркса, французский генерал Кавеньяк, жестоко подавивший в 1848 году восстание парижских рабочих, олицетворял собой «диктатуру буржуазии при помощи сабли». — В.М.), либо диктатура пролетариата — об ином выходе для страны, проделывающей необычайно быстрое развитие с необычайно крутыми поворотами, при отчаянной разрухе, созданной мучительнейшей из войн, не может быть и речи... Кого даже ход русской революции 1917-1918 годов не научил тому, что невозможны средние решения, на того надо махнуть рукой».
Известно, что, полемизируя с Каутским в 1918 году о диктатуре пролетариата, Ленин резко обвинял его в попытках «отговориться от насильственной революции». Что и говорить, нынче это можно использовать и используется против Ленина. Теперь видно, что Каутский во многом предвидел опасность инфляции в ходе борьбы за социализм тех демократических свобод и структур, которые присущи буржуазному обществу.
Ленин же исходил из того, что пора развития революционных событий «всеобщим голосованием» исчерпала себя ко времени первой мировой войны: «Пришла пора революций (1917-), когда развивает ход революции пролетариата его гражданская война». Может, кто-то лучше и глубже Ленина осмыслил это время распада России? Может, кто-то другой спас бы ее от национальной катастрофы? По крайней мере, Бердяев отвечал на эти вопросы отрицательно.
Однако с исторической дистанции в семь десятилетий вызывает немало размышлений черточка, поставленная Лениным после исходного семнадцатого года. За ней — надежда и расчет на целый ряд социалистических революций, которые в обозримом будущем сольются в общемировую победу. В этом контексте гражданская война пролетариата, по Ленину, ускоряла победу революции, а диктатура пролетариата, как насилие, должна была просуществовать недолго.
Здесь коренятся серьезные теоретические и практические просчеты Ленина.
«ТЯЖЁЛЫЕ ОШИБКИ ЛЕНИНА»
Австрийский философ, один из теоретиков австро-марксизма М.Адлер еще в 1924 году попытался ответить на вопрос, почему великий реалист Ленин вел такую нереальную политику в отношении международной социалистической революции: «это была прежде всего ошибка в переоценке революционной силы мирового пролетариата, который, благодаря тогдашней слабой осведомленности о мировых событиях, казался ему действительно подготовленным; впрочем, это тогда не он один предполагал вследствие русской пролетарской революции и лихорадочно ускоренного войной возмущения пролетариата во всех других странах»
Каутский также считал, что Ленин, хотя он долго жил в Европе как эмигрант, не дошел до полного понимания ее политического и социального своеобразия. Он утверждал, что политика Ленина по отношению к загранице покоилась на ожидании мировой революции, а это с самого начала должно было для каждого, знающего Западную Европу, явиться иллюзией.
Трудно сейчас не согласиться с подобными суждениями, кои в свое время столь презрительно высмеивал Ильич. Однако счел бы сюжет незавершенным без одной малоизвестной мысли того же Адлера: «Это были тяжелые ошибки Ленина... но именно здесь-то Ленин и был тем человеком, который мог бы их преодолеть, если бы ему не помешала длительная болезнь и преждевременная смерть».
МИРОВОЕ СОГЛАШЕНИЕ ИЛИ МИРОВАЯ РЕВОЛЮЦИЯ?
В работе «Заметки публициста» (февраль 1920 года) Ленин рассматривает, в конкретных условиях времени, переход к социализму, предложенный Бауэром: «в упорядоченной, урегулированной форме» соглашения рабочих с капиталистами. Реакция Ленина крайне резкая — он обзывает Бауэра «социал-предателем», «ученым дураком», Но все-таки не отбрасывает идею в принципе, с порога. Владимир Ильич отмечает, что такой переход, несомненно, самый выгодный, говоря абстрактно. Точно так же «теоретически», т.е. в данном случае вполне «абстрактно», он признает возможность стечения обстоятельств, при которых предлагаемый Бауэром переход стал бы возможным. Ленин даже смоделировал гипотетическую ситуацию: если бы в девяти крупных капиталистических государствах правительства находились в таком незавидном положении, как в России Н.Н.Юденич, Колчак и Деникин с их министрами, то можно допустить, что в десятой стране капиталисты предложили бы рабочим мирную «экспроприацию экспроприаторов», откупившись передачей им значительной части доходов. «...И ровно ничего худого со стороны рабочих этой страны не будет, если они это предложение деловым образом обсудят и... примут».
Вот так. Дело за малым, за тем, чтобы все это было совершенно реально. Ибо предполагало, по словам Ленина, «абсолютную прочность победы пролетариата, абсолютную безнадежность положения капиталистов, абсолютную для них необходимость и их готовность оказать добросовестнейшее подчинение». Таких условий в полном объеме не было даже в России, где, «капиталисты разбиты после отчаянного их сопротивления». Что же говорить о Западе, где положение вождей капитализма «в данную минуту» состоит в том, что «они еще у власти». Однако даже терминология эта свидетельствует, что лидер большевиков исходил из краткосрочности такого состояния и обреченности капитализма.
За этим, по-моему, кроется трагедия политической культуры конфронтационности, доминировавшей во время Ленина. С одной стороны, мировой капитализм, естественно, не собирался сдаваться без ожесточенной борьбы, более того, мощно поддерживал антибольшевистские силы в России. С другой стороны, победа Октября в России неразрывно связала Ленина, большевиков с надеждой на мировую социалистическую революцию, призванную повсеместно вырвать власть из рук эксплуататоров и стать началом конца всей системы капитализма.
Одна из величайших в истории несостоявшихся надежд!
Однако будем помнить, что Ленин призывал не к интервенции с оружием, а к мирному сосуществованию государств.
«ПОРОДИТЬ ВСЕМИРНУЮ РЕВОЛЮЦИЮ»
На пути к мировой социалистической революции были упущения теоретического характера и трезвые рассуждения, грубые практические ошибки и святое стремление помочь мировому пролетариату. Но даже в последней своей диктовке Ленин не сомневался: «На нашей стороне тот плюс, что весь мир уже переходит теперь к такому движению, которое должно породить всемирную социалистическую революцию».
Сколько раз у разных людей, но удивительно похоже прорывалась эта несбыточная мечта во время и после Ленина. На 1 съезде Советов СССР в декабре 1922 года делегат от Украины крестьянин Одинец выразил уверенность, что Союз будет продвигаться постепенно вперед: «от Москвы до Варшавы, от Москвы до Кракова, от Кракова до Берлина, от Берлина до Лондона, от Москвы до Владивостока, а затем от Пекина до Токио, до Парижа...».
Пройдет еще почти два десятка лет и замечательный поэт П.Д.Коган намного красивее, но столь же наивно и самоуверенно выразит эту пьянящую иллюзию: «Но мы еще дойдем до Ганга, но мы еще умрем в боях, чтоб от Японии до Англии сияла Родина моя».
Да, немало лет многие жили эйфорией всепланетарной победы социализма. Кто же мог усомниться в том, во что верил сам Ленин?
«МЫ ЗНАЛИ ПАРТИЮ ОДНУ»
Тот же Павел Коган, погибший в 1942-м двадцати четырех лет от роду, оставил пронзительно-беспощадную картинку, рисующую, как его поколение ориентировали на мировую революцию. В детском садике «педолог тетя Надя» предлагает ребятишкам: «Мы наших кукол, между прочим, посадим там, посадим тут. Они — буржуи, мы — рабочие, а революции грядут. Возьмите все, ребята, палки, буржуи платят нам гроши: организованно, без свалки буржуазию сокрушим! Сначала кукол били чинно и тех не били, кто упал, но пафос бойни беспричинной уже под сердце подступал. И били в бога, и в апостола, и в христофор-колумба мать, и невзначай лупили по столу, чтоб просто что-нибудь сломать».
Этот детский погром ужаснул одного из мальчишек, потряс его незащищенную душу: «Он бросил палку и заплакал, и отошел в сторонку, сел, и не мешал совсем, однако, сказала тетя Надя всем: что он неважный октябренок и просто лживый эгоист, что он испорченный ребенок и буржуазный гуманист».
По-моему, в мировой поэзии нет иных подобных строк, анатомирующих эту болезнь советской системы...
Впрочем, можно заявить, что Ленин к ней не причастен. Только ведь сам поэтический герой Когана признавался о своем поколении: «Двенадцатилетние чекисты, принявши целый мир в родню, из всех неоспоримых истин мы знали партию одну». Напоминаю, что все эти поразительные откровения сделаны молодым поэтом на рубеже 30-х и 40-х годов нашего века.
МОЖЕТ ЛИ ТРАВА РАСТИ БЕЗ КОМИССАРОВ?
Бердяев писал, что Ленин не предвидел бюрократической опасности после революции. Спорное утверждение. Другое дело, что вождь большевиков смотрел на проблему бюрократизма иначе, чем Н.Бердяев, или, скажем, М.Вебер. Но уже в работе «Государство и революция» Ленин заявил, что пролетарская власть «сразу примет меры, чтобы в корне подрезать бюрократизм», доведет «эти меры до конца, до полного уничтожения бюрократизма, до полного введения демократии для народа».
Пожалуй, в этих словах таилась недооценка сложности проблемы бюрократии. Хотя трудно согласиться с тем, что после победы социалистической революции Ленин был здесь «особенно утопичен и очень наивен», как писал Бердяев. Совсем наоборот, по мере того, как на глазах Ленина губительно перерождался аппарат, все большее место в его политической деятельности занимали вопросы демократизации внутрипартийной жизни. Жестко, но однозначно определив, что «самый худший у нас внутренний враг — бюрократ», Ленин столь же определенно заявил: «От этого врага мы должны очиститься и через всех сознательных рабочих и крестьян мы до него доберемся».
Однако на практике все оказалось неизмеримо сложнее. Были на то объективные причины, было, вероятно, и преувеличение реальных возможностей, сильно урезанных, как оказалось, низким культурным уровнем масс. Было и неуемное, вышедшее из разумных границ державное стремление «все взять в свои руки, даже то, что отлично шло и до сих пор... без начальственного вмешательства». Написав эти слова в 1919 году, Короленко назвал такое стремление «худшей стороной бюрократизма» новой власти: «Большевикам действительно кажется, что нельзя даже траве предоставить расти на воле и солнце, а надо непременно подтягивать ее мерами «комиссаров» и их подчиненных».
В результате до бюрократизма не добрались, от него не очистились.
«...ЧЕГО ТАК ОПАСАЛСЯ ЛЕНИН»
Раковский — крупный политик и государственный деятель (в 1919 — 1923 гг. был председателем Совнаркома Украины), анализировавший бюрократизм, так сказать, изнутри, на мой взгляд, осмыслил его не менее глубоко, чем философ Бердяев. Однако он, хорошо знавший к тому же и самого Ленина, не стал приписывать ему, как это сделал Бердяев, политическую и философскую недальнозоркость в вопросе о партсовбюрократизме. Он-то прекрасно видел, что Ленин первый в руководстве РКП (б) осознал величайшую опасность бюрократического перерождения партийно-государственного аппарата. Он то прекрасно чувствовал ленинскую тревогу по поводу неизбежных метастаз бюрократизма, особенно в партии.
Хотя, как писал Раковский в 1928 году в одном из писем Троцкому, при жизни Ленина аппарат, особенно партийный, еще не имел десятой доли той власти и того могущества, которые обрел при Сталине, «и поэтому теперь все то, чего так опасался Ленин, стало в десятки раз опаснее».
Эта ленинская тревога не осталась не замеченной и другими.
Скажем, другой видный советский деятель, Н.А.Скрыпник, говорил в апреле 1923 года: «Опасность состоит в том, что... мы слишком аппаратизируем партийную волю, — другими словами, здесь перед нами стоит опасность, отмеченная в последнем письме тов. Ленина (очевидно, речь идет о статье «Лучше меньше, да лучше» — В.М.), бюрократизация партийной воли».
НА ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ
В прошлом году на выставке «И снова покушение?...» в Центральном музее В.И. Ленина, рассказывавшей о драматических событиях 30 августа 1918 года и последствиях их, был представлен оригинальный экспонат: книга с посвящением на выздоровление Ленина. Это «Новый завет» (издан в Петрограде в 1917 году), подписанный в сентябре 1918 года неким А. Пономаревым — беспартийным москвичом: «Сей Самый Верный Талисман: В.И.Ульянову- Ленину! От самого Бога Любимого и Всемогущего!!!
...Дабы Вы были вполне здоровы, счастливы...»
Пономарев отслужил три молитвы (31 августа, 8 и 10 сентября 1918 года) во здравие Ленина, а затем посвятил ему соответствующую запись на обложке издания второй, христианской части Библии.
Необычный экспонат дает возможность прикоснуться к особому некоммунистическому миру верующих, искренне молившихся за выздоровление вождя той осенью 1918 года. Недостойно преуменьшать в угоду сегодняшней конъюнктуре огромную популярность Ленина среди верующего народа, который во многом связал свои лучшие надежды с его именем.
ТРИ ВОПРОСА
Во второй половине мая 1920 года Ленин принял у себя видного английского ученого, философа, общественного деятеля, аристократа Бертрана Рассела, приехавшего в Россию с делегацией тред-юнионов и лейбористов. Их беседа для нас осталась практически неизвестной, хотя, в изложении Рассела представляет немалый интерес.
Прежде всего, несколько непосредственных впечатлений визитера из Англии от Ленина: «Очень хорошо, просто превосходно говорит по-английски. Отношение дружеское и очевидно простое — абсолютно без следа надменности, в полную противоположность Троцкому. Ничего ни в его одежде, ни в манерах не выдает, что это человек, отмеченный властью. Он глядит на посетителя весьма пристально, прищурив один глаз. Повелителен, спокоен, не ведает страха, чужд своекорыстия — воплощенная теория. Концепция исторического материализма у него просто в крови. Он похож на профессора, страстно желающего, чтобы его теория была понята, и приходящего в ярость когда ее не понимают или с нею не соглашаются. Это сходство еще увеличивается его склонностью к подробному разъяснению и развитию этой теории».
По-моему любопытная характеристика, сделанная аналитиком с очень цепким взглядом. Рассел задал Ильичу три вопроса. Ответы на них, пропущенные через критическое восприятие гостя, помогают ощутить не только время и ситуацию, в которой жил и действовал Ленин, но и его методологические позиции.
Итак, первый вопрос: представляет ли Ленин, и насколько глубоко, своеобразие английских условий?
Ленин признал, вспоминал ученый, что в настоящий момент на революцию в Англии шансов практически нет, ее рабочий класс еще не приходит в раздражение от парламентарного образа правления. Он выразил надежду, что этого можно будет достичь в случае прихода к власти лейбористской партии, особенно, если премьер-министром станет Гендерсон. Но когда Рассел предположил, что в Англии все возможное может произойти без кровопролития, Ленин отверг это предположение как фантастическое.
Резюме Рассела было следующим: «Ответ меня не удовлетворил... У меня сложилось впечатление, что тут у него мало знаний и психологического чутья». Думаю, дело не только в отсутствии знаний и чутья, но в известной особой сориентированности помыслов Ленина, которую хорошо почувствовал англичанин.
Второй вопрос: считает ли руководитель большевиков возможной полную и окончательную победу коммунизма в стране, где подавляющее большинство населения составляют крестьяне?
По словам интервьюера, Ленин согласился, что это трудно. Он критически отозвался об обмене, к которому принуждают крестьянина, то есть обмене продовольствия на бумажные деньги. К обесцениванию русских бумажных денег он отнесся как к явлению комическому. Однако утверждал, что все наладится, когда появятся товары, нужные крестьянам. В этой связи важное значение имеет электрификация промышленности, которая для России технически необходима и займет 10 лет. Но главные надежды Ленин возлагал на снятие экономической блокады.
Он описывал Расселу расслоение, происходящее между богатыми и бедными крестьянами, и правительственную пропаганду, развернутую среди последних против первых. Якобы с удовлетворением говорил о преимуществах, которые получало правительство из-за зверств Колчака и Деникина.
Третий вопрос Рассела: не приведет ли возобновление торговли с капиталистическими странами к созданию центров капиталистического влияния и затруднению в сохранении коммунистических идей?
Ленин согласился, что трудности возникнут, но что они будут несравнимыми с военными тяготами. Добавил, что еще два года назад ни он, ни его коллеги не думали, что смогут выстоять против враждебности всего мира. Он относит это на счет завистливости и расхождения интересов разных капиталистических стран, а также на счет большевистской пропаганды. Кстати, изложение этого, как и предыдущих ответов Ленина, свидетельствует о том, что, его речь передана Расселом не только в явно конспективном виде, но и в упрощении, за которым едва только можно угадывать мощную ленинскую мысль. Однако же некоторые слабости позиции вождя большевиков были схвачены гостем удачно.
Подводя итоги встречи с Лениным, Рассел писал: «Думаю, что источниками его силы являются честность, смелость и непоколебимая вера — религиозная вера в учение Маркса, заменившая веру христианских мучеников в существование рая небесного...»
Уже после смерти вождя Рассел еще раз обратил внимание на то, что без этой веры Ленин никогда не смог бы овладеть дикими силами, которые вырвались на свободу в России. Расселу принадлежат слова о том, что «наш век войдет в историю веком Ленина и Эйнштейна».
КТО ПОТЕРПЕЛ НЕУДАЧУ?
Еще один англичанин, посетивший Ленина в 1920 году, — деятель лейбористской партии Д. Ленсбери — зафиксировал в своих воспоминаниях ленинское видение развития социалистической революции у него на родине.
Ленсбери писал: когда Ленин увидел, что мой ум не воспринимает его теорию о победе социализма насильственным путем в Англии или где-нибудь в другом месте, и что я полагаюсь исключительно на изменение интеллектуальных и моральных представлений у отдельных людей путем осуществления христианских принципов любви и братства, он не оборвал меня с презрением или сарказмом, а с веселым смехом сказал:
— Неважно каким путем придет социализм. Возвращайтесь в Англию и попробуйте ваш путь любви и мирного убеждения. Вы считаете, что можете победить таким путем. Я полагаю, что вы потерпите неудачу, но я был бы рад если бы вы оказались правы.
ЖИЗНЬ ПОКАЗАЛА НАШУ ОШИБКУ
Кое-кто считает, что для доказательства «негениальности» Ленина достаточно напомнить людям его несбывшиеся «эпохальные прогнозы», скажем, о «сроках прихода коммунизма».
Судя по всему, имеется в виду хрестоматийно известное заявление Ленина на III съезде РКСМ в октябре 1920 года о том, что поколение пятнадцатилетних «через 10-20 лет будет жить в коммунистическом обществе». На уровне обыденного сознания факт этот иногда срабатывает. Но серьезно ли делать с ним погоду на научном уровне?
Так ли уж примитивен был Ильич в осмыслении коммунизма, понимании допущенных им здесь теоретических и практических просчетов? Да нет же! И примеров тому множество.
Не стану, как некоторые, одним росчерком пера решать сложную и спорную научную проблему или списывать ее в архив, как у нас уже списывали туда капитализм. Напомню только в связи с очень конкретным упреком в адрес Ильича, что ровно через год после упомянутого заявления Ленин, размышляя о «военном коммунизме» и плюсах «государственного капитализма», сформулировал вот этот жесткий вывод:
«Переход к «коммунизму» очень часто (и по военным соображениям; и по почти абсолютной нищете; и по ошибке, по ряду ошибок) был сделан без промежуточных ступеней социализма...» Он признавал, что большевики действительно надеялись непосредственными велениями пролетарского государства наладить производство и распределение продуктов по-коммунистически в мелкокрестьянской стране, но «жизнь показала нашу ошибку». Ленин прямо говорил о том, что потребуется «ряд переходных ступеней: государственный капитализм и социализм, чтобы подготовить — работой долгого ряда лет подготовить — переход к коммунизму».
Недаром в конце жизни он пришел к выводу, что целая эпоха понадобится для того только, чтобы «оказаться вполне социалистической страной». Так что не планировал Ильич приход коммунизма в 30-х годах... Кстати, Бердяев, знавший большевистского лидера получше нынешних его оппонентов, писал, что «Ленин совсем не думал, что после октябрьской революции в России окончательно осуществится коммунистическое общество».
Но дело даже не в этом. Прогнозы вождя безусловно требуют критического разбора. Некоторые из них, например, о победе мировой социалистической революции, действительно не сбылись. Но, мне кажется, более важным критерием гениальности Ленина является то, что он успел сделать при жизни, нежели, что прогнозировал.
«ЗАБЕРЁМ ОПЯТЬ В РУКИ»?
В конце декабря 1919 года Ленин написал Л.Б.Каменеву небольшую записочку, в которой были такие слова: «Давайте, мы, великороссы, проявим осторожность, терпение и т.п. и понемножко заберем опять в руки всех этих украинцев, латышей...»
Эта часть записки до сих пор не опубликована.
Понятно почему. Но все же спокойно и конкретно посмотрим, как выглядят эти малоприятные ленинские слова в контексте его реальной позиции в национальном вопросе.
Незадолго до записки — 28 декабря 1919 года — Ленин написал известное «Письмо к рабочим и крестьянам Украины по поводу побед над Деникиным». В нем, как известно, Владимир Ильич предельно четко изложил суть своего взгляда на национальную политику: «Мы хотим добровольного союза наций... который был бы основан на полнейшем доверии, на ясном сознании братского единства, на вполне добровольном согласии. Такой союз нельзя осуществить сразу; до него надо доработаться с величайшей терпеливостью и осторожностью...» Таков реальный контекст, в котором Ленин неоднократно писал о терпении и осторожности, упоминаемых и в записке Каменеву.
А как же со словами о том, что «понемножко заберем опять в руки всех этих украинцев, латышей»? Я бы не стал отрицать того, что здесь Ленину как раз изменили те самые осторожность и терпеливость, столь необходимые, по его справедливому мнению, в национальном вопросе. Пожалуй, словосочетание «всех этих» можно трактовать как оскорбительное.
Вспомним, что в начале того же декабря 1919 года состоялась VIII Всероссийская конференция РКП (б), рассмотревшая, в частности, вопрос «О Советской власти на Украине». Был жаркий спор о «самостийности» украинских товарищей. Ленину пришлось объясниться, что «это слово... употреблялось в шутку» и для него вовсе не означало отрицание государственной независимости Украины: «Мы упрекали в самостийности в смысле нежелания считаться с московскими взглядами Центрального Комитета, находящегося в Москве».
По всей вероятности, в этом смысле Ленин и в записке Каменеву написал о том, чтобы «забрать в руки» украинцев. Впрочем, нам известно, чем закончилось большевистское стремление к централизации власти.
ПРОРОЧЕСТВО 30 ДЕКАБРЯ 1922 ГОДА
Достаточно трезвыми глазами прочитать ленинскую диктовку «К вопросу о национальностях или об «автономизации» (30-31 декабря 1922 года), чтобы убедиться, что Ленин явно не жаловал созданный под рукой Сталина Союз ССР.
Уже первая фраза свидетельствует об этом: «Я, кажется, сильно виноват перед рабочими России за то, что не вмешался достаточно энергично и достаточно резко в пресловутый вопрос об автономизации, официально называемый, кажется, вопросом о союзе советских социалистических республик».
Как видим, Ленин демонстративно употребляет это название с маленькой буквы. Но не только. Он дает ясно понять, что воспринимает новый союз как олицетворенную сталинскую идею автономизации, то есть вхождения независимых советских республик непосредственно в РСФСР на правах автономных. Кроме того, Ленин пророчески предупредил, что «свобода выхода из союза», которой мы оправдываем себя, окажется пустою бумажкой...»
Не забудем, что продиктовано это 30 декабря 1922 года — в день образования Союза ССР.
Итак, тяжело больной Ленин, осознавая невозможность своего личного присутствия и влияния, предвидел, что Сталин будет создавать унитарное государство и не откажется от замысла превратить в обыкновенную фикцию суверенитет союзных республик. В сравнении с такой перспективой, по мнению Владимира Ильича, «вред, который может проистечь для нашего государства от отсутствия объединенных аппаратов национальных с аппаратом русским, неизмеримо меньше, бесконечно меньше...».
Прав, ох как прав оказался Ленин!
НЕУСЛЫШАННОЕ ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ
Есть в диктовке жесткая ленинская квалификация личного участия Сталина в образовании Союза ССР: «Я думаю, что тут сыграли роковую роль торопливость и администраторское увлечение Сталина, а также его озлобление против пресловутого «социал-национализма». Озлобление вообще играет в политике обычно самую худую роль».
Неизвестная история рождения этих ленинских строк вкратце такова. После первой перепечатки та часть текста, в которой шла речь о сталинском озлоблении, выглядела следующим образом: «его озлобление против социал-национализма». И вот здесь Ленин, который писать уже не мог, все-таки делает своей рукой две принципиальные поправки. Он берет в кавычки слова «социал-национализма» и вставляет перед ними слово «пресловутого». Каждая из этих двенадцати букв выведена отдельно и, чувствуется, с огромным трудом.
По сути своими правками Ленин как бы попытался дважды оградить от сталинского произвола тех представителей национальностей, которые стояли за подлинный, а не бумажный суверенитет советских республик в составе СССР. Если хотите, приведенная фраза из диктовки явилась политическим и нравственным предостережением Ленина по поводу возможных тяжелых последствий имперских амбиций Сталина в национальной политике.
ВЕРНУТЬСЯ НАЗАД
В той части упомянутой ленинской работы, которая была продиктована 31 декабря 1922 года, Владимир Ильич, как известно, подробно рассмотрел вопрос о том, «какие же практические меры следует предпринять при создавшемся положении» (в связи с образованием Союза ССР). В заключение сюжета Ленин произнес казалось бы неожиданную фразу: «Причем не следует зарекаться заранее никоим образом от того, чтобы в результате всей этой работы вернуться на следующем съезде Советов назад, т.е. оставить союз советских социалистических республик лишь в отношении военном и дипломатическом, а во всех других отношениях восстановить полную самостоятельность отдельных наркоматов» (речь шла о наркоматах республик, вошедших в Союз ССР).
Не прислушались. Не вернулись назад ни на следующем, ни на дальнейших съездах. Почти семьдесят лет понадобилось для того, чтобы постичь истину, извлеченную Лениным уже на второй день после создания Советского Союза.
ПЕРВЫЕ ЗВОНКИ
Известно, что 16 апреля 1923 года — накануне открытия XII съезда РКП (б) — Л.А.Фотиева передала в Политбюро ЦК ленинскую диктовку «К вопросу о национальностях или об «автономизации».
Казалось, что соображения, мысли Ленина неизбежно будут переданы по адресу — съезду партии.
Произошло все несколько иначе. 18 апреля 1923 года — на второй день работы съезда — состоялось заседание президиума, на котором был заслушан вопрос: «О записках т. Ленина по национальному вопросу, в частности, по грузинскому вопросу».
И что же, было принято решение огласить ленинский текст на заседании съезда? Отнюдь. Постановили, что члены президиума зачитывают «этот материал на делегациях съезда», естественно, с необходимыми комментариями. Более того, принимается и такое решение: «Упомянутой записки и материалов на секции по национальному вопросу не оглашать». Так, еще при жизни Ленина, на секции съезда, которая специально рассматривала тезисы ЦК РКП (б) «Национальные моменты в партийном и государственном строительстве», запрещалось оглашение его мыслей.
За этим видится зловещая фигура Сталина, который никак не мог допустить, чтобы беспощадные оценки и выводы из ленинской диктовки прозвучали на общем заседании съезда или хотя бы на его секции по национальному вопросу (в работе секции принимали участие 100 человек, считающих высшим авторитетом Ленина, а не его — Сталина).
Опираясь на ядро, сложившееся в Политбюро ЦК РКП (б), Генсек сумел пригасить пламя, которое грозило обжечь его.
Выступая на съезде Г.Е.Зиновьев активно отстаивал идею сокрытия ленинских записок от партии: «Дело тут вовсе не в личных нападках, — заслонял он собою Сталина и говорил явную неправду. — Товарищи, которые непосредственно заинтересованы, первые требовали публикации этого письма...» Почему же не опубликовали? «Президиум съезда, — заявил Зиновьев, — принял по этому поводу единогласное решение: не публиковать пока этого документа...» Как известно, прозвучавшее из уст Зиновьева «пока» растянулось более чем на тридцать лет.
Каменев же, кстати, председательствовавший на заседании президиума съезда, заявил на съезде, что решение президиума о ленинских диктовках «принято в общих интересах партии». Это был один из первых звонков, который сигнализировал, что верхушка во главе со Сталиным начинала лично определять интересы всей партии, не спрашивая саму партию. Через год, на XIII съезде РКП (б), точно так же — по делегациям — будет зачитано ленинское «Письмо к съезду».
ССЫЛАЯСЬ НА ВОЖДЯ
Казалось бы, сделано все возможное, чтобы избежать на XII съезда настоящего, серьезного разговора о ленинской диктовке «К вопросу о национальностях или об «автономизации». Однако уже первый делегат, который выступил после доклада Сталина по национальному вопросу Буду Мдивани, ссылается на нее!
- Что же, товарищи, нам, собственно говоря, нужно в этом национальном вопросе? Нам нужно то, чему нас учил всегда Ильич и к чему нас призывал в последних своих письмах, известных съезду через отдельные делегации...
Его прерывает председательствующий — Каменев:
- Товарищ Мдивани, нужно слушаться председателя. Решено, что письма эти будут сообщены делегациям и здесь опубликовываться не будут.
- Я не публикую, — резонно ответил Мдивани, — я только отдельные места цитирую.
- Сумма мест и есть публикование, — парировал Каменев. — Я просил бы воздерживаться от действительного опубликования того, что мы решили не опубликовывать.
- Однако ленинская мысль пульсирует в уме и душе грузина Мдивани, и он бросает в адрес грузина Сталина, не называя его, хлесткие слова:
— Нечего выказывать административное рвение, нечего руководствоваться озлоблением против пресловутого социал-национализма (Мдивани дословно повторяет ленинскую оценку Сталина! — В.М.), ибо, если вы этим думаете заниматься, то, поспешив, вы создадите такие формы, которые вам придется пересматривать... Чем сильнее будут развиваться наши отдельные республики, тем сильнее будет наш Союз Республик.
В результате Сталин вынужден был признать на съезде, что «тут очень многие ссылались на записки и статьи Владимира Ильича». В то же время было совершенно ясно, что Сталину все сошло с рук: критика в его адрес, в том числе ленинская, была фактически нейтрализована.
ОН ЖАЛЕЛ ОБ ОТСУТСТВИИ ЛЕНИНА
На XII съезде партии выступил политик, не побоявшийся показать колоссальную разницу между Лениным и Сталиным в понимании национального вопроса. Это был председатель Совнаркома Украины Христиан Раковский, который свое выступление начал так: «Если по целому ряду причин нам приходится жалеть об отсутствии Владимира Ильича в нашей среде, то национальный вопрос является одной из этих причин... Это один из тех вопросов, который, — это нам нужно на партийном съезде открыто и честно сказать, — сулит гражданскую войну, если мы по отношению к нему не проявим необходимой чуткости и необходимого понимания...»
Раковский считал, что сталинская линия в национальном вопросе по сути ведет к упразднению независимых советских республик, превращая их в автономии России. Поэтому выход из ситуации, по мнению Раковского, «нам здесь товарищ Ленин показал бы со всей своей авторитетностью вождя и со всей проницательностью своего гения».
По сути дела, Раковский дал понять делегатам XII съезда партии, что Генеральный секретарь ЦК РКП (б) Сталин, выступивший с основным докладом по национальному вопросу, не обладает ни ленинским авторитетом, ни ленинской проницательностью.
НЕ ПРЕДАВШИЙ ЛЕНИНА
На заседании секции по национальному вопросу XII съезда партии Раковский бил не в бровь, а в глаз:
- Что говорил Владимир Ильич в своих письмах? Где центр тяжести? Он заключается в том, что в нашем союзном строительстве мы проявили «администраторское увлечение» и торопливость. В этом вся суть недочетов нашего союзного строительства... Явилось ли это администраторское увлечение результатом исторически объективных причин?.. Нет, и это я говорю самым решительным образом...
Нетрудно заметить, что Раковский солидаризуется с Лениным, повторяя его убийственные слова о роковой роли торопливости и администраторского увлечения Сталина в образовании СССР.
- В отношении к союзным республикам, — продолжал Раковский, — нам надо остерегаться, не повторять примера колонизаторских государств. Мы должны остерегаться, чтобы наши центральные хозяйственные органы не посмотрели бы на эти республики, как на объект своей эксплуатации.
Для многих эти слова звучали тогда кощунственно. Но Раковский по сути смело процитировал не подлежащее озвучиванию ленинское предостережение об опасности попасть в условиях Советского государства «хотя бы даже в мелочах, в империалистские отношения к угнетаемым народностям».
- Мы видим, что идет борьба за сосредоточение богатства всех республик в руках центральных органов... Против этого нужно противостоять. Каким образом? Только одним: сократить права центральных органов и усилить права местных органов. Если центральным органам будем давать такие колоссальные права, то можно принимать сотни резолюций, но будет продолжаться та же великодержавная политика, которая была до сих пор.
Нужно ли убеждать читателя в том, что историческая правота Раковского полностью подтвердилась? Нужно ли много говорить о том, что вектор выхода из тупика союзного строительства предсовнаркома Украины определил правильно?
Как и Ленин, Раковский понимал, что Сталин превратит документы о создании Союза ССР в «пустые бумажки», а на деле будет создавать унитарное государство, лишающее реальной самостоятельности союзные республики. Только Ленин в апреле 1923 года уже не в состоянии был лично повлиять на события, а Раковский продолжал самоотверженную борьбу против Сталина. Он был одним из очень немногих крупных деятелей партии, не изменивших Ленину в трагическое для него время.
КТО ВИНОВАТ?
В одной из статей в 1990 году мне довелось сравнивать исторические результаты усилий Ленина и тогдашних «перестроечных властей» в интернациональном сплочении страны:
«Конечно, исторические аналогии — дело рискованное. Но поучительное. Скажем, стоило бы задуматься над тем, что Ленин получил от царской России очень нелегкое наследие в национальной сфере.
Естественно, что тогда национальный вопрос обострялся жесточайшей классовой борьбой. В этих экстремальных условиях Ленин и руководимая им партия, несмотря на трудности и просчеты, в конечном счете сумели сплотить рабочих и крестьян многонациональной страны во имя победы над интервентами и внутренней контрреволюцией, привести их к созданию Союза ССР. Для этого понадобилось пять лет.
Столько же времени прошло после начала перестройки. На первых порах обострение межнациональных отношений в стране объяснялось как раз тем, что мы получили тяжелое наследие из проблем, которые накапливались десятилетиями, а в условиях перестройки вырвались наружу. Однако с ухудшением ситуации набор объяснений расширялся, включая в себя допущенные в последнее время ошибки, объективные трудности развития страны, становления демократии, рынка и т.д. Кажется, мы снова, как и в прошлом, втягиваемся в порочный круг, когда все негативные явления и процессы получают официальное добротное объяснение, но в реальной жизни позитивных сдвигов люди не ощущают».
Спустя еще три года, в том числе и при новых властях, количество разъяснений, трактовок умножилось, выросли ряды «радетелей» за те или иные национальные интересы. Но ситуация в межнациональной сфере только усугубилась, окрасилась в еще более трагические тона, неразрывно увязалась в нашем сознании с обильно пролитой кровью и многими человеческими жертвами.
Глупо и дико было бы по прежнему винить во всем этом... Ленина. Но кто же в действительности виноват?!
ИСТОРИЧЕСКИЕ АНАЛОГИИ
В последнее время мы, кажется вошли во вкус исторических аналогий. Не только в научном и политическом, но даже в обывательском лексиконе пестрят сравнения — разумные, не очень и просто глупые — нынешней ситуации с 1917 годом и послеоктябрьским временем Ленина. Что ж, даст Бог, это поможет людям разобраться, наконец, кто тогда остановил хаотический распад России и кто нынче не в состоянии сделать это.
СУД ИСТОРИИ — ВПЕРЕДИ
Что и говорить, почти семьдесят лет, прошедшие после смерти Ленина, — это немалый отрезок исторического времени, выводы из них можно делать о многом, в том числе о концептуальных просчетах и неудачах. Но наивно и неразумно было бы принимать нынешние политико-публицистические инвективы в адрес Ильича за окончательный приговор ему. На мой взгляд, ничуть не устарели вот эти слова Устрялова: «Его хотят судить современники; напрасно: его по плечу судить только истории»... Так вот, этот суд еще впереди, и он обязательно разберется, кому принадлежит действительная, а не мнимая историческая правота.
Хотя, думаю, в оставшиеся немногие годы XX века крупная политическая суета и мелкое людское тщеславие не позволят сказать цивилизованную полную правду о Ленине. Но я верю, что XXI век это сделает.