Самодельная подборка стихов о Ленине
Мы поставили на сайт уже несколько Самодельных подборок
http://leninism.su/posetiteli-sajta-o-lenine/4189-stixi-o-lenine.html
http://leninism.su/posetiteli-sajta-o-lenine/4254-samodelnaya-podborka-stikhov-o-lenine.html
http://leninism.su/posetiteli-sajta-o-lenine/4195-stixi-o-lenine53.html
http://leninism.su/posetiteli-sajta-o-lenine/4646-samodelnaya-podborka-stikhov-o-lenine-3.html
https://leninism.su/posetiteli-sajta-o-lenine/4795-samodelnaya-podborka-stikhov-o-lenine-4.html
http://leninism.su/posetiteli-sajta-o-lenine/4815-samodelnaya-podborka-stikhov-o-lenine-5.html
Посчитали, что в каждую подборку достаточно 30 стихов. Предлагаем присылать понравившиеся стихи
Стихи из этой подборки частично получены из непроверенных источников, поэтому, возможны ошибки, сомнительные авторы и т.п.
Эдуард Асадов
Баллада о Ленине и комсорге
Густой рассвет, улыбчивый и яркий,
Гудком разбужен, вспыхнул над рекой.
Перед заводом в Комсомольском парк
Стоит Ильич с простёртою рукой!
А среди лип, над самою водою,
Где ветерок прохладой напоён,
Могильный холм под красною звездою
Чугунною оградой обнесён.
На обелиске, убранном цветами,
Портрет парнишки в ленте кумача,
Глядящего влюблёнными глазами
На светлую фигуру Ильича.
Штурмфюрер Бранк был истинным баварцем.
Он, чёрт возьми, умел воображать!
И он считал, что с русским государством
Одной стрельбою трудно воевать.
Для россиян нужны любые меры.
Огонь и плеть, конечно, хороши,
И всё-таки неплохо, для примера,
Разрушить символ – гордость их души!
И тут, в сражённом русском городке,
Штурмфюрер Бранк придумает такое,
За что потом умнейшей головою
Он прослывёт и здесь, и вдалеке!
Как жили тут? И чем всегда дышали?
Увы, для Бранка это не секрет.
Для них здесь ничего дороже нет,
Чем Ленин, что стоит на пьедестале.
Бранк – шеф гестапо. Так чего же проще!
Он всё обдумал и назначил срок:
Назавтра сгонят жителей на площадь,
И он им славный преподаст урок!
Он утвердит порядок новой жизни.
С рассветом залп громовый прогремит,
И рухнет Ленин – символ коммунизма,
А над штандартом свастика взлетит!
И грянул гром, но ...раньше, до рассвета,
Когда дежурный в страхе прибежал
И доложил, что памятника нету.
Нет памятника, только пьедестал!
Вернуть! Найти! Перетряхнуть весь город!
Всем объявить, чтоб не хитрили зря:
Что целый город будет перепорот,
А каждый третий – выслан в лагеря!
Бранк брызгал пеной. Замысел срывался!
Но кто-то подлый в сумерки пришёл
И нашептал, что в деле замешался,
Скорей всего, подпольный комсомол.
Где комсомол? Никто о том не знает.
Но он проведал, тайно, cтороной,
Что тут одно семейство укрывает
Их вожака ячейки заводской.
–Я вам клянусь, хоть отрубите бороду,
Что это их подпольный атаман!
Он ранен был при обороне города
И не сумел уйти до партизан.
Но хоть и ранен, а немало знает.
К нему ведут все тайные пути.
Я не пойду… меня они узнают…
Но я скажу вам, как его найти…
На площади, покрытой снегом талым,
В полукольце винтовок и солдат,
Едва живой, не гнулся, а стоял он,
Стоял, как победители стоят.
Штурмфюрер Бранк терпенье потерял.
Он вынул кольт и крикнул, багровея:
–Где Ленин? Слышишь? Говори живее!–
И указал кивком на пьедестал.
–Хитрить не вздумай. Открывай секрет!
–Ильич ушёл! –вдруг ясно прозвенело.
–Ушёл!.. По государственному делу!..
И тут секрета никакого нет!
–Ах, вот как! А куда? Ты знаешь?
–Знаю!–Глаза как будто вспыхнули слегка.
–Он там, на фронте! На переднем крае!
Он в бой ведёт советские войска!
И к жителям:–Но он вернётся снова!
Не забывайте это никогда!
Он будет здесь. Навечно! Навсегда!
Клянусь вам честным комсомольским словом!
А вот от них не будет и следа!
Густой рассвет, улыбчивый и яркий,
Гудком разбужен, вспыхнул над рекой.
Перед заводом в Комсомольском парке
Стоит Ильич с простёртою рукой.
А среди лип, над самою водою,
Где ветерок прохладой напоён,
Могильный холм под красною звездою
Чугунною оградой обнесён.
На обелиске, убранном цветами,
Портрет парнишки в ленте кумача,
Глядящего влюблёнными глазами
На светлую фигуру Ильича.
Владимир Федоров
Солдаты Ильича
(Поэма в балладах)
- ПОЛОВОДЬЕ
1
Ночь.
Вешние звезды приметней.
Здесь в мае шумит ледоход.
С ружьем
Двадцативосьмилетний
Владимир Ульянов
Идет.
Зовет Енисей пробужденный,
Шушь
Глухо курлычет в ответ.
Охотник застыл удивленно:
В окне своем
Видит он свет.
Рванулся к дощатой ограде,
Неслышно взбежал на крыльцо
И радостно выдохнул:
- Надя! –
И рядом родное лицо.
До боли знакома одежда,
А взгляд затуманен слезой.
Застенчивая Надежда
С пушистой русой косой.
Такою хотел ее видеть,
Когда в одиночке тайком:
«К тюрьме,
На Шпалерную выйди!»
Записку писал молоком.
В тюремном дворе он по кругу
Ходил,
Видел неба кусок,
Пустую панель,
Но подругу…
Подругу увидеть не смог.
- Мы вместе! –
Он смотрит влюблено.
Как молодо сердце в груди!
Подполье
И Смольный бессонный –
Пока еще все впереди.
2
- Мы вместе! –
В неласковом крае
Друг друга
Без слов понимают
Два сердца единой судьбы.
Соратник,
Жена молодая,
Боец из «Союза борьбы»!
Беседка,
Увитая хмелем,
Что сами они привезли,
Родные цветы заалели
На грядках суровой земли.
Как низко ползет по округе
Сырой предрассветный туман!
Ильич улыбнулся подруге
В долине у диких Саян.
Над горкою коршун летает,
На горке Песчаной
Вдвоем
Задумались,
Молча мечтают,
Ильич посуровел:
- Споем…
Ни звука в синеющем поле,
Насупились сосны над ним.
- «Замучен тяжелой неволей…» -
Вновь брата он видит живым.
3
Как памятник дедам горячим,
Дом крепок,
Просторен и чист.
Женившись
На статной казачке,
Поставил его декабрист.
Клал бревна,
Не ведал про славу,
Не знал,
Что войдет сюда тот,
Кто в битвах
Двуглавой
Кровавой
Империи шею свернет.
«Владимир Иванов Ульянов»* -
Гласит петербургский диплом.
Он друг безлошадных Иванов,
Что ходят к нему всем селом.
Заходят,
Оборваны жутко.
- Родимый, не выдай, прошу…-
Он с горькой сыновнею шуткой
Село их назвал
«Шу-шу-шу».
Им жалобы пишет,
Прошенья,
Сдержав накипевшую грусть.
И твердо лица выраженье:
Не выдам,
Великая Русь.
Надежда подарок достала –
Заветную лампу:
- Пиши…-
И приговор капиталу
Он пишет в сибирской глуши.
4
Сугробы белее березы,
Что зябнет на взгорке одна.
Такие ударят морозы,
Что речка промерзнет до дна.
Жгут ветры,
Свистящие грозно.
Он счастлив:
Всей грудью дышать!
И в воздухе звонком,
Морозном
Саянские звезды дрожат.
Певучи.
Сибирские сани.
Летят
Верстовые столбы.
- Мы в гневе и в радости с вами,
Друзья по «Союзу борьбы»!
К далекой Минусе мчатся
Сквозь стужу,
Сквозь ветер шальной,
Чтоб с теми в ночи повстречаться,
Кто с Лениным думы одной.
И в доме из бревен смолистых
Не будет пощады сейчас
Столичным ревизионистам,
Вертлявым любителям фраз.
Он верит:
«Искра» спаяет
Железных подпольщиков строй.
А тех, кто мутит,
Кто виляет,
Кто трусит, -
С дороги долой!
5
Вновь радостна зелень пригорка,
И ветры на запад
Зовут,
И дикие лебеди гордо
По вешним озерам
Плывут.
Шагает Ильич на маевку
Торжественно:
Он не один –
С Надеждой,
А рядом неловкий
Поляк поднадзорный в обновке
И с ним путиловец финн.
Шумит Енисей неуемный,
Шушь
Глухо курлычит в ответ.
Четыре борца.
И огромный
Распахнутый белый свет.
Запели согласно и строго,
Вызов бросая судьбе:
- «Смело, товарищи, в ногу,
Духом окрепнем в борьбе!..»
О мае поют.
- Глянь, Володя,
Как мчится большая вода!
Подобного половодья
Не видела я никогда.
Ильич молодой
Щурит очи:
- Сроднились весна и труд.
Сейчас с нами двое рабочих,
Потом
Миллионы придут!..
...........
- ЛЕГЕНДА
Ты слышал про крейсер «Аврора»?
А я тебе прямо скажу:
Такое видал я, парнишка,
Чего ты не сыщешь и в книжках.
Представь:
Я в окопе лежу.
Ко мне земляки подползают:
- Вставай, поднимайся, Игнат.
Мы вшей покормили – довольно!
Езжай, да не в Зимний,
А в Смольный,
Ты будешь от нас делегат.
Приехал я ночью в столицу,
А в Питере, парень, беда:
Шпики по окраинам рыщут,
Товарища Ленина ищут.
Шалишь!
Не найдут никогда.
Пускай говорят:
К этой буре
В Разливе Ильич дал сигнал!
Но я-то его на «Авроре»
В балтийском бушующем море
Своими глазами видал.
Надежные наши братишки
Меня проводили к нему.
Упорный,
С огнистой бородкой,
Идет он проворной походкой
И смотрит в кромешную тьму.
Избрали его капитаном,
И был я при нем кочегар.
- На Питер! – шумят ветераны,
Но Ленин прищурился:
- Рано. –
Он точный готовил удар…
А на море волны все круче,
Нас пеною всех обдает.
Вдруг видим:
Стал Ленин суровым,
Кивнул на край неба багровый,
Скомандовал:
- Полный вперед!
И угля мы в жаркие топки
Подбросили:
- Полный вперед! –
И двинул наш крейсер на город.
Нацелилась в Зимний «Аврора»,
Всю контру на мушку берет.
Балтийские ветры свистели,
Вскипали валы за бортом.
А Ленин при свете зарницы
Взглянул в комендорские лица –
И грянул над Питером гром.
Волною всех временных смыло,
Отбросило за океан.
Шарахнули жерла орудий:
«Пусть власть у нас новая будет –
Рабочих, солдат и крестьян!»
А Ленин стоял,
Коренастый,
И крепко держал он штурвал,
И видел он дальние дали,
Где спутники в небе летали
И мир капитала трещал.
Ты слышал про крейсер «Аврора»?
А я тебе, парень скажу:
Сам был пулеметчиком ярым,
А стал Ильича кочегаром
И званьем таким дорожу.
- НА КРАСНОЙ ПЛОЩАДИ
Звон курантов Спасской,
Самородный звон.
Командарм Киквидзе
Замер, восхищен.
Свет такой на Красной,
Как на гребне гор.
Повстречал Киквидзе
Удивленный взор.
- Васико! – Рванулся
К другу, что плечист.
Крепкие объятья
Горячи.
Вон как повернулось
Жизни колесо!
- Здравствуй, друг Володька!..
- Здравствуй, друг Васо…
Вижу, ты воюешь…
- Слышал, ты поэт…-
Стиснул Маяковский
Друга школьных лет.
Серая папаха,
Шашка на виду.
- А ведь я, Володька,
К Ленину иду…
На широкой Красной
Гомонит народ.
Часовой курносый
Замер у ворот.
Строгий бас поэта –
Пушечный салют:
- Все, в ком честь и совесть,
К Ленину придут.
Руку сжал Киквидзе,
Поглядел в упор.
Свет такой на Красной,
Как на гребне гор.
...........
VIII. ОКТЯБРЬСКОЕ ПОКОЛЕНИЕ
Тьма макромира
Непочатого
И микромира
Расщепление.
Век Королева
И Курчатова,
Их мыслей солнечных
Свечение.
Где небывалое
Рождается
В огненноликой
Коловерти,
Где дело смертью
Подтверждается
И утверждается
Бессмертье.
Мы шли с винтовками
И косами
На штурм дворцов
И околотков.
Ты дал десятки
Ломоносовых,
Народ великих самородков!
Пробил земное
Притяжение
Руками –
Нет, не опалить их!
Ты, на броню
Поднявший Ленина,
Гордись
Октябрьским поколением –
Вот главное
Твое открытье.
...........
- ПРОВИДЕЦ
Книги
Цвета гвоздики!
Жизнь
Помогите постичь.
Родной,
Прозорливый,
Великий,
Мне в душу
Глядит Ильич.
Читаю –
Свершается диво:
Темнеют
И тают снега
Весенняя Волга
Разливом
Раздвинула
Берега.
О, яркая мощь
Ледохода!
Грохочет у скал
Енисей.
Железными птицами
Годы
Летят над Россией
Моей.
Растаяли
Космы туманов
И стало над миром
Светлей.
На круче –
Владимир Ульянов,
И разум и совесть
Людей.
Он видит
Березы и кедры,
Высокий
Орлиный полет.
Навстречу
Колючему ветру
Владимир Ульянов
Идет.
Навстречу
Сибирским буранам,
Навстречу
Жестокой борьбе.
Навстречу
Победам и ранам,
Навстречу прекрасной судьбе.
Навстречу
Громадам из стали,
Поющим
В весенних полях,
Навстречу
Лучам магистралей,
Сибирским плотинам
В огнях.
Книги
Цвета гвоздики!
Жизнь
Помогите постичь.
Родной,
Прозорливый,
Великий,
Мне в душу
Глядит Ильич.
XII. МЫ ИЗ ТЕХ ВЛАДИМИРОВ
Мы из тех Владимиров,
Из тех сыновей,
Что в память об Ильиче
Называли
Солдаты
В буденовках до бровей,
А глаза
Колючим рукавом
Утирали.
Мы из тех Владимиров,
Из тех сыновей,
Что стояли
Насмерть
С отцами рядом
В обугленной
Деревеньке своей
Под Ленинградом
И Сталинградом.
Мы из тех Владимиров,
Из тех сыновей,
Что горели в танках,
Что прыгали в воздух
На тревожный сигнал
Партизанских огней
И сквозь черную бездну
Тянутся к звездам.
Мы из тех Владимиров,
Из тех сыновей,
Что своих сыновей
В теплых гнездах
Не холят
И священный огонь
Ильичевых идей
Погасить
Никому
Не позволят.
* В университетском дипломе В.И. Ленина ошибочно напечатано «Владимир Иванов Ульянов», затем «Иванов» от руки исправлено на «Ильин».
Ленгстон Хьюз, американский поэт, писатель, драматург
Мой русский товарищ Ленин...
Мой русский товарищ Ленин,
Ты в мраморном гробу.
Дай вместо тебя я лягу,
А ты продолжай борьбу.
Я — Иван, крестьянин,
В глине мои сапоги.
Как мне бороться дальше!
Встань, растолкуй, помоги!
Мой русский товарищ Ленин,
Ты, как живой, в гробу.
Дай вместо тебя я лягу,
А ты нас веди на борьбу.
Я — Чико, я в Африке знойной
Сахарный режу тростник.
Ты бросил луч надежды
На черный наш материк.
Мой русский товарищ Ленин,
Не место тебе в гробу.
Дай вместо тебя я лягу,
Ты встань и зови на борьбу.
Я — Чжан, шанхайский кули,
Бастую много дней.
Для дела революции
И жизни не жаль своей.
Мой русский товарищ Ленин,
Я заповедь слышу твою:
«С рабочими я навеки,
И наше место — в строю».
Ленгстон Хьюз, американский поэт, писатель, драматург
Ленин
Ленин шагает по миру.
Границами его не сдержать,
Ни штыком, ни колючей проволокой
Его нельзя напугать.
Ленин шагает по миру.
Черные, желтые, белые ждут.
Язык для него – не преграда.
Все люди верят ему.
Ленин шагает по миру.
Заката красный рубец.
На рассвете наступит восход
Красной звезды, наконец.
К. Сейтлиев
Баллада о Ленине
Дома лежали в щебне и в пыли –
Шестое октября. Землетрясенье.
Ударила гроза из-под земли,
И город стал руинами в мгновенье.
…
К земле пригнула улицы беда.
А там, где шелестели листья сада,
Казался Ленин выше, чем всегда,
Над сумрачной равниной Ашхабада.
Земля дрожала. Это видел вождь.
Он видел всё: детей осиротевших,
Дымок кирпичный, пыльных листьев дрожь,
Как будто траур в этот час надевших.
Над грохотом и тишью городской
И ласково и командирски строго
Он каждому простёртою рукой
Уверенно показывал дорогу.
С погасшей бронзы сыпалась пыльца.
Стоял Ильич,
И жались на рассвете
К нему, ища защиты у отца,
Отцов своих лишившиеся дети.
По улицам клубились кучи пыли.
Любой карниз и камень нёс беду.
Но те, что возле памятника были,
Остались живы в Ленинском саду.
Отсюда шли и возвращались снова.
Сюда любой с надеждой приходил.
И сквер напоминал в тот час суровый
Штаб боевой, где Ленин – командир.
Он направлял и подвиг и работу
Среди слепой разверзшейся земли.
Отсюда разносили хлеб и воду,
Сюда, к подножью, раненых несли.
…
Казалось, что собрался весь народ
На горестной земле Туркменистана.
Москвичка приголубила сирот,
Украинка перевязала раны.
А Ленин,
Простирая руку ввысь,
Всех направлял уверенно и мудро.
У памятника Ленину сошлись
Народы
В то нерадостное утро.
…
Прошли недели, месяцы, года.
Поверженная стройкою упорной.
Отпрянула от города беда,
Как будто скрылась за грядою горной…
… Ильич простор окидывает взором.
Керамикой сверкает пьедестал,
Ковровым опоясанный узором.
И Ленин солнцу руку подаёт.
На светлой бронзе ни следа печали.
Касается лица его восход,
И кажется:
Два солнца повстречались.
Перевод с туркм. А.Кронгауза
Василий Федоров
Ленинский подарок
На юге,
В подкове предгорья,
Где в марте отыщешь цветок,
У самого синего моря
Беленый стоит городок.
Бушует в нем зелень густая.
И мнится,
Коль с моря взглянуть,
Что там голубиная стая
Присела в пути отдохнуть.
Вот, кажется, город взовьется
И улетит далеко…
В нем сердце спокойнее бьется
И дышится людям легко.
Утрами
По улице тихой,
К шажку прибавляя шажок,
Чуть горбясь, седая ткачиха
На теплый идет бережок.
Не надо искать знаменитей:
Всю жизнь, что в труде прожила,
Она из тонюсеньких нитей
Большую дорогу ткала.
Трудилась,
Теперь отдыхает.
Ничто здесь ее не томит.
Она свою жизнь вспоминает,
А Черное море шумит…
*
В те дни,
Когда по снежным падям
Под Нарву шел за строем строй,
В настороженном Петрограде
Служила Надя медсестрой.
Бойцу привычно не бояться, -
Смерть у него одна, а ей
В ту пору довелось сражаться
Со множеством чужих смертей.
Она была храбра, но в стуже
Неотопляемых палат
Боялась Надя встретить мужа
Средь умирающих солдат.
И все ждала о мире слова,
Так страстно, как солдатки ждут…
День проходил, второй - и снова
К подъезду раненых везут…
Опять сестра бежит к воротам
По лестнице особняка.
Навстречу Наде быстрый кто-то:
«Носилки не нужны… Пока!..»
Порывист,
В жестах откровенен,
Столкнувшись с ней лицом к лицу,
Стремительно поднялся Ленин
По госпитальному крыльцу.
На многих рваные халаты,
Бинты замытые видны.
Ильич осматривал палаты
И повторял:
«Бедны, бедны!..»
То добрый,
То сурово-резкий,
Вступая в темноту палат,
Он видел чистыми до блеска
В то время
Лишь глаза солдат.
Они, подернутые горем,
Светлели перед Ильичем:
«Товарищ Ленин, мы вот спорим…»
Ильич подался:
«И о чем?»
Ответил юный, смуглолицый,
С повязанною головой:
«Мы спорим… Надо ль замириться
С буржуазией мировой?»
Ильич молчал
И только взглядом
Спросил: и вывод, мол, каков?
«Вот старики твердят, что надо».
«Вот, вот…
И я за стариков…
Когда за власть буржуи ссорятся,
Война народу не с руки…
Нет, нет! И пусть не хорохорятся
То-о-варищи меньшевики!
Мир, мир!
И только мир!»
При этом
Он, вглядываясь в полутьму,
Все щурился, как бы от света,
Который виделся ему.
*
Когда в глаза ему смотрели
Людей голодных сотни глаз,
Он видел, как они теплели
От гордой мысли, что у нас
Все будет,
Только б укрепиться,
Чтоб на просторах всей страны
Светил нам не огонь войны,
А плавок доменных зарницы.
Все будет,
Нужно лишь терпенье!..
У юной медсестры тогда
Забылись страхи и сомненья,
Забылись горе и нужда.
О многом
В этот миг забыли.
Почти никто не услыхал,
Как в ленинском автомобиле
Мотор голодный зачихал.
Ильич уехал, вслед солдатки
Глядели.
Вспомнили они:
«На нас заплатки и заплатки…»
«Да что ж мы?!»
«Надя, догони!..»
«Ты смелая!.. Проси не пищи,
Проси обувку… Должен дать…
Она на рынке стоит тыщи,
Обувка-то!..
А где нам взять?!»
Рванулась…
Вот пустырь, заводик…
Цель ближе… вот совсем близка…
И догнала
Чихавший фордик
У неисправного мостка.
Ильич,
На мостик выйдя древний,
Пока саперы чинят путь,
Как мужики порой в деревне,
Присел на бревна отдохнуть.
Смеялись
Лучики-морщинки,
И Надя, прямо как на грех,
Увидела его ботинки,
Поношенные, как у всех.
«Ну как просить?!» -
Вдруг тесно стало
Уже заученным словам.
Она шагнула и сказала:
«Я от солдаток…
С просьбой к вам,
Они… Они не просят пищи…
Обувку бы… Пар двадцать пять…
Она на рынке стоит тыщи,
Обувка-то!..
А где им взять?!»
«Да, верно», -
Ленин приподнялся
И, на ее взглянув башмак,
«А вам?» - спросил
И рассмеялся
И весело и грустно так.
Он стал,
Как показалось Наде,
С мастеровыми чем-то схож;
Прикинул, на ботинок глядя:
«Э-э, нет!.. Уже не подошьешь!»
Вдруг резче
Меж бровями складка,
И сразу смех и шутка - прочь!..
«Так, вот, товарищ делегатка…-
Вздохнул, -
Попробуем помочь!..-
Глаза прищурились в заботе
При виде сбитых каблуков. –
Вы молоды, вы доживете
До модных туфель и шелков…»
*
Весной,
К прилету первой стаи,
На улицах и берегах
Снег залежавшийся растаял,
И по Неве прошла шуга…
А Брестский мир
Был слишком краток;
Бойцов измученных леча,
Забыли двадцать пять солдаток
Про обещанье Ильича.
Однажды в дождь,
Грозовый, сильный,
Затмивший все и вся кругом,
За Надею пришел посыльный
И пригласил ее в ревком.
Шла под дождем она, по лужам,
Готовясь горе перенесть:
Ей все казалось, что о муже
Недобрую там скажут весть.
Шла медленно,
Не торопилась
К неведомой судьбе своей.
Коса под ливнем становилась
Все тяжелей и тяжелей…
Вот и вошла,
Не замечая,
Как потекли с нее ручьи.
Ее, всю мокрую, встречают
Суровые бородачи.
И самый старший из ревкома
Спросил у медсестры тогда:
«Сестра, вы с Лениным знакомы?»
Смутилась и сказала:
«Да!»
Тут бородач оправил китель, -
Должно, с кадетского плеча, -
И вытянулся: «Разрешите
Вручить подарок Ильича».
И Наде подали коробку.
«Неужто только мне одной?!» -
Подумала и робко-робко
Взяла подарок именной.
И даже вздрогнула немножко,
Когда вдруг скрипнули в руках
Красивые полусапожки
На аккуратных каблуках,
Не на шнурках, а на резинке…
И, кроме этих, именных,
Увидела в углу ботинки
Солдатские –
Для остальных.
Без красноречья, как умели,
Подарок Ленина вручив,
Заулыбались, подобрели
Суровые бородачи.
*
В подарок тот
Принарядиться
На праздник - вот бы хорошо!..
Дни пролетали вереницей,
А к Наде праздник
Все не шел…
Бывало, поглядит в окошко:
Вот, дескать, кончат воевать,
Она в своих полусапожках
Пойдет любимого встречать.
И милому на удивленье,
Чтоб он ничем не укорил,
Она расскажет, как ей Ленин
Сапожки эти подарил.
Но нет!
И ей, как многим женам,
Судьба тяжелый путь дала:
На муку чувствам береженым
Любимого не сберегла.
Но от беды у ней устало
Не опустилась голова.
В дни мирные ткачихой стала
Двадцатилетняя вдова.
А вскоре
Боль другой потери
Хлестнула по сердцу, как плеть…
Она жила, как бы не веря,
Что Ленин может умереть.
А эти траурные звуки?!
Нет, нет! Казалось, не в беде,
А просто вытянулись руки,
Уставшие в большом труде.
А скорбь!..
Она текла, как Волга.
Он для тебя, отчизна-мать,
Трудился так, что долго-долго
Ему придется отдыхать.
И день прощанья был неярок,
Боль, не стихая, сердце жгла…
В бесценный ленинский подарок
Обулась Надя и пошла.
Пришла.
Толпа у фабзавкома.
А снег над ней кружит, кружит…
«Ты, шепчут, с ним была знакома,
Иди к трибуне, расскажи…»
А что она в слезах расскажет,
Когда в глазах - круги, круги?..
То слезы вытрет,
То покажет
На дареные сапоги.
Сначала голос был невнятен,
Но вскоре даже с дальних мест
Стал удивительно понятен
Ее рассказ,
И этот жест,
И то, как вождь сказал в заботе
При виде сбитых каблуков:
«Вы молоды, вы доживете
До модных туфель и шелков…»
*
«За жизнь-то
Хлебнула я лиха.
Достаток повелся не вдруг…» -
Замолкла седая ткачиха
И радостно смотрит вокруг.
У стареньких
Счастье во взглядах,
Почти как у малых ребят.
Вон девушки в ярких нарядах,
Сбегая на берег, шумят…
Одна беззаботно смеется,
Другая с восторгом глядит:
Волна к ней навстречу несется,
И гребень на солнце горит.
Глядит и ткачиха влюбленно
На то, как за гребнем, вдали,
Приветствуя город беленый,
Спокойно идут корабли.
И кажется:
Слух отмечает,
Что тем кораблям из-за гор,
Как детям своим, отвечает
Заводов торжественный хор.
Все, все,
Что ее окружает,
Что радует сердце и глаз,
На сто голосов продолжает
Не конченный ею рассказ.
1953
Илья Сельвинский
Баллада о ленинизме
В скверике, на море,
Там, где вокзал,
Бронзой на мраморе
Ленин стоял.
Вытянув правую
Руку вперед.
В даль величавую
Звал он народ.
Массы, идущие
К свету из тьмы,
Знали: «Грядущее –
Это мы!»
Помнится сизое
Утро в пыли.
Вражьи дивизии
С моря пришли.
Чистеньких, грамотных
Дикарей
Встретил памятник
Грудью своей!
Странная статуя...
Жест - как сверло,
Брови крылатые
Гневом свело.
- Тонко сработано!
Кто ж это тут?
«ЛЕНИН».
Ах, вот оно?
- Аб!
- Гут!
Дико из цоколя
Высится шест.
Грохнулся около
Бронзовый жест.
Кони хвостатые
Взяли в карьер.
Нет статуи,
Гол сквер.
Кончено! Свержено!
Далее - в круг
Входит задержанный
Политрук.
Был он молоденький,
Двадцать всего.
Штатский в котике
Выдал его.
Люди заохали...
(«Эх, маята!»)
Вот он на цоколе,
Подле шеста;
Вот ему на плечи
Брошен канат.
Мыльные каплищи
Петлю кропят...
- Пусть покачается
На шесте.
Пусть он отчается
В красной звезде!
Всплачется, взмолится
Хоть на момент,
Здесь, у околицы,
Где монумент,
Так, чтобы жители,
Ждущие тут,
Поняли. Видели,
- Ауф!
- Гут!
Желтым до зелени
Стал политрук.
Смотрит.
О Ленине вспомнил.
И вдруг
Он над оравою
Вражеских рот
Вытянул правую
Руку вперед -
И, как явление
Бронзе вослед,
Вырос
Ленина
Силуэт.
Этим движением
От плеча,
Милым видением
Ильича
Смертник молоденький
В этот миг
Кровною родинкой
К душам проник...
Будто о собственном
Сыне - навзрыд
Бухтою об стену
Море гремит!
Плачет, волнуется,
Стонет народ.
Глядя на улицу
Из ворот.
Мигом у цоколя
Каски сверк!
Вот его, сокола,
Вздернули вверх;
Вот уж у сонного
Очи зашлись...
Все же ладонь его
Тянется ввысь -
Бронзовой лепкою,
Назло зверью,
Ясною, крепкою
Верой в зарю!
1942
Тураб Тула
Музей В.И. Ленина в Ташкенте
Не здание - создано чудо из камня,
Любовью слагали его, не руками.
Узоры резные - то песня сердец.
Дворец величавый - Востока венец!
Он книга любви нашей, памяти нашей,
Полетом мечты вдохновенной украшен.
Он дом наш, куда возвращаемся снова, -
Здесь Ленина дело, здесь Ленина слово!
Здесь города сердце, здесь мыслей истоки,
Здесь видим мы Разум, Мечту, Человечность!
Не здание это - сердечные строки
Письма, и его назначение - вечность!
Перевод с узбекского
З. Телесин
Полесская легенда о Ленине
Вовек не забуду
Истории этой,
Её я узнал
В позапрошлое лето
У нас на Полесье,
В деревне Залесье,
От тётки Олеси,
А тетка Олеся
От деда Игната,
Чья за мостом хата,
Ему рассказала
Доярка Параска,
Неведомо где
К ней пристала
Та сказка.
Теперь поделюсь
Той историей с вами,
Её расскажу вам
Своими словами.
Садитесь послушать,
Коль время найдётся,
И вам она, знаю,
По сердцу придётся.
Когда-то в глухие,
Далёкие годы,
В тяжёлые годы,
Во тьму-непогоду
Из тёмных урочищ,
Сырых и дремучих,
Где сосен вершины
Скрываются в тучах,
Где едкий туман
Над болотом клубится,
Явилась какая-то
Чёрная птица.
…
Никто не видал ещё
Птицы подобной:
Клюв чёрный,
Хвост чёрный,
Вид страшный,
Нрав злобный.
Когтища крюками,
А крылья как тучи.
Зловеще ощерился
Гребень колючий.
Две злых головы
Под короной кровавой:
Одна – смотрит влево,
Другая – направо.
Где тень распростёрла
Двуглавая птица,
Там хлеб на полях
Перестал колоситься,
Печальными стали
Весёлые лица.
Там песни не пели,
Там ветры не дули, -
На крыльях
У сгорбленных мельниц уснули.
Не вился дымок
Над трубой, как ведётся.
Журавль деревянный
Застыл у колодца.
Давно уже
Дров мужики не кололи
И бабы полоть
Не ходили на поле,
Лишь плакала песня
О тягостной доле.
Зловещая птица,
Двуглавая птица!
Везде её тень,
Как проклятье, ложится.
Все к ней с уговором, -
И так, мол, и этак,
Мол, ты пожалей
Наших родненьких деток!
Но просьбами люди
Добра не добились.
Железные когти
Аж в душу вонзились.
От кары уходит
Она невредима, -
Ей целишься в сердце,
А пуля всё мимо.
Кто встал в этот памятный день
Спозаранку,
Увидел,
Как через лесную полянку
Прошёл человек
Невысокого роста,
С бородкою светлой,
Одет очень просто.
Он полы пальто
Распахнул по дороге,
Обуты в ботинки
По-летнему ноги;
Кепка под мышкой
(В такую-то сырость!),
Приблизился он –
На глазах словно вырос,
Присел на завалинке
Крайнего дома,
Как будто со всеми
Давно уж знаком он.
Такой крутолобый,
Такой ясноглазый, -
Прищурился он
И увидел всё сразу.
- Дзень добры!
- Дзень добры!
Так жить не годится!
Как можно,
Товарищи,
С этим мириться?
Одни говорят,
Это было в Заполье,
Другие – случилось
Когда-то в Заголье.
Кто видел на Пине его,
Кто на Соже, -
На Припяти –
Там его видели тоже.
…
За ним шёл народ
От привала к привалу,
И всё прибывало,
И всё прибывало.
И всех человек тот
Дорогой лесною
Повёл против птицы двуглавой
Войною.
Шли топью, болотом,
Где тропкой, где бродом,
Всем скопом, всем сходом,
На птицу походом,
Пока не сломали ей
Чёрные крылья,
Пока не свалили её
В чернобылье…
Перевод с идиш Т.Спендиаровой
Аалы Токомбаев
Счастье
Днями вешними думаю часто о том,
Доискаться до сути пытаясь с пристрастьем,
Как в простом, человеческом сердце моем
Уместилось такое безмерное счастье?
И единственный в том нахожу я ответ,
Что наполнено сердце мое до предела
Счастьем славить Октябрьский немеркнущий свет,
Счастьем славить бессмертного Ленина дело.
Перевод с киргизского
Александр Исбах
Баллада о Ленине и Ли-Чане
В Пекине люди из разных стран,
В Пекине так много улиц,
По улицам долго бродил Ли-Чан,
Забитый китайский кули*.
Потом по полям. Надсмотрщик зол:
Что ни день больно бьет Ли-Чана;
С тех пор как Ли-Чан на поля пришёл,
Не спина у него, а рана.
На полях, где растёт ароматный чай,
Раз повеяло тёплым ветром,
Коренастый прохожий в полях невзначай
Потерял листок газеты.
И один из рабочих, избитый, больной
Прочёл про страну такую,
Где правят своею свободной страной
Не мандарины*, а кули.
И там, на смятом газетном листе,
Что лежал на дрожавших коленях,
Нарисован был старший свободных тех,
И имя стояло: «Ленин».
И бедные кули на чайных полях
С тех пор ежедневно, ночью,
Слагали десятки прекрасных саг,
Как Ленин сумеет помочь им,
О том, что должен пасть мандарин,
Что с полей и риса и чая
Ленин созовёт в мятежный Пекин
Кули всего Китая.
Днём – под солнцем, днём – под хлыстом,
Ночью – в кругу, на коленях
Мечтали долго, шептали о том,
Кто в России зовётся Ленин.
И глядели на старый, измятый лист,
На прищуренный глаз портрета.
Долго глядели, забывши хлыст,
На измятый лист газеты.
Выгнан Ли-Чан. Снова попал
В Пекин, неуютный город.
Много улиц. Течёт толпа.
Ли-Чана грызёт голод.
Вдруг слышит Ли-Чан газетчика крик
И в крике слышит волненье:
Умер самый большой большевик –
Умер в России Ленин.
Ли-Чан качнулся, Ли-Чан побледнел,
Потемнело в глазах Ли-Чана,
Ли-Чан на ступеньку дома присел,
Ли-Чана глаза в тумане.
Умер Ленин. Как же они?
Как же китайские кули?
Неужто всю жизнь влачить свои дни
Под хлыстом и угрозой пули?
Умер Ленин. Тот, что с листа
Подавал к восстанию знак им.
Никогда не плакал Ли-Чан от хлыста,
А теперь Ли-Чан заплакал.
*Кули - Носильщик, грузчик, чернорабочий (в Китае, Японии и в некоторых других странах Азии)
*Мандарин — данное португальцами название чиновников в имперском Китае
Дон У Тен
Портрет
Босой ногой о камень спотыкнувшись,
«Ничуть не больно!» - говорит старик.
Он раньше плохо жил. И спотыкался
На мягкой пашне, на чужой земле.
Его тогда никто не замечал.
И дальше чем до ближнего селенья
он никогда, бывало не ходил.
А ныне он просторный дом построил.
И на него с портрета смотрит Ленин
с таким вниманьем, будто бы читает
всю долю по морщинам старика.
Быть может,
кто велел портрет повесить?
Нет, нет! Приказа не было такого!
Портрет повешен стариком.
И, проработав день в кооперативе,
легко перешагнув через порог,
по вечерам старик встречает дома
вождя и друга задушевный взгляд.
И он стоит с улыбкой, будто слышит
отца благожелательного голос,
который в дом заботливой рукою
привел вола в подарок сыновьям…
Состарился старик. Спина согнулась.
Он утверждает, что Ильич – кореец,
и разве можно с ним не согласиться,
когда улыбку дал ему Ильич.
Перевод с корейского Н. Глазкова
Сикстен фон Иегерфельт
Могучая сосна
Белые дали.
Темные тучи.
Тяжкой печали
полон земной простор.
Сегодня сосна упала,
которой не было лучше,
не стало сосны могучей…
Глухо рокочет бор.
Всех прямей,
с величавой кроной,
она любых ураганов
выдерживала напор.
Ветер не станет больше
шептаться с кроной огромной,
в траурные одежды
природа облачена.
Кто всечасно и безраздельно
жизнь отдавал за народ,
не умер и не умрет,
если даже по ветру развеян
или предан могиле прах.
С безупречной душою,
с волей крепче, чем сталь,
то гигантское дерево
в человечьем росло лесу, -
человек, чьей жизни красу
сломила только что смерть.
Но великим его делам
вовеки не умереть.
Поколенья скорби полны –
борца великого нет.
Но не скроет могилы тьма
его оружия свет.
То оружье из рук бойца
в наследство принял народ.
Может быть, не под силу слабым оно,
но в солнечной воле с ним суждено
вечно шагать вперед.
С безупречной душой,
с волей крепче, чем сталь,
упало гигантское дерево
в государстве труда.
Но полон силой его
поколений вечный прилив,
не погаснет вовек этот красный огонь,
Ленин всегда жив!
Перевод со шведского В. Тушновой
Александр Твардовский
Памяти Ленина
1
В глухую, безвестную волость,
Где лес от села до села,
При мне эта страшная новость
По санному следу пришла.
Она перед тем на рассвете
Весь шар облетела земной
И все провода на планете
Успела заполнить собой.
А тут и не дальние дали,
Да глушь - заповедный удел.
Мы даже гудков не слыхали,
Лишь ветер по трубам гудел.
Но в тяжком негаданном горе
Была в это утро равна
Столицам деревня Загорье,
Лесная моя сторона.
Стояла над скопищем сонным
Снегами заваленных крыш,
Над миром, бедой потрясенным,
Морозная жесткая тишь.
И полоз, рыдающий в поле,
И утренний скрип журавля
Отчетливы были до боли,
Отсюда слышны до Кремля.
Зачем это снова и снова
Звучит их нещадная песнь,
Когда уже сказано слово,
Когда уже слышана весть?
И каждому было с той вестью
Не в силах сидеть одному,
Большие и малые, вместе
Собрались мы в школьном дому.
А в школе до этого часа,
Как начал сходиться народ,
Ребятам из старшего класса,
Нам было довольно хлопот.
Мы в ельник ходили гурьбою,
Что был на задах невдали,
Ломали морозную хвою,
Охапками в школу несли.
Недетской заботою - дети -
Мы были в то утро полны.
И ветки еловые эти
Не к празднику были нужны.
Не праздника ради мы сами
Спустили над школьной стеной
Знакомое красное знамя,
Подшив его черной каймой.
Помыла полы сторожиха,
И люди в назначенный срок
С надворья морозного тихо
Ступили на школьный порог.
И незачем было к порядку
Просить, как на сходке в селе,
Когда наш учитель тетрадку
Свою разложил на столе.
Никто не садился. Стояли.
И были, казалось, полны
Не только глубокой печали,
Но чувства какой-то вины.
Стояли в заплатанной грубо
Овчине, обвиснувшей с плеч.
Беззвучные двигались губы
У многих, что слушали речь.
А слушали с думой суровой
И строгостью горькой лица,
Чтоб всю, до единого слова,
Вместить бережливо в сердца.
Ту скорбную истовость схода
С годами я помню живей.
Великая сила народа
И вера мне видится в ней.
Не в ту ли годину прощанья
В своей ощутил он груди
Готовность на все испытанья,
Что ждали его впереди?
Не в горе ль своем молчаливом,
Поникнув тогда головой,
Уже он был полон порывом
На подвиг неслыханный свой?
Порывом на жертвы, на муку,
Что вряд ли под силу иным,
На трудную с прошлым разлуку,
На встречу с грядущим своим.
Порывом, исполненным страсти,
На чудо свершающий труд
И волей к нелегкому счастью
И славе, что с бою берут.
Не тем ли огнем устремленным
Горели сердца у людей
И в траурном зале Колонном,
И в школе далекой моей?
Да, в час, как навек провожали
Учителя, друга, отца,
В своей обрели мы печали
Решимость идти до конца.
2
Есть горе души одинокой,
Есть горе друзей и родни.
Живет оно в сердце до срока,
Хотя бы и долгие дни.
Но горе народа бессрочно,
И так велика его власть,
Что внукам оно правомочно
И правнукам на душу пасть.
Мы только в заботах о деле,
Завещанном нашей судьбе,
Печали предаться не смели
И боль подавляли в себе.
И если б мы были иными,
Согбенными горем своим,
Мы памяти б той изменяли,
Которую свято храним.
А спросим друг друга, брат брата,
Товарищ товарища. - Нет!
Утрата осталась утратой,
И нету ей давности лет.
И может, что ближе мы к цели,
Указанной нам Ильичем,
Не меньше, чем прежде скорбели,
А больше мы будем о нем.
В трудах и боях возмужала
Советская наша земля,
Его мировая держава,
Свободных народов семья.
Ее благородным победам
История дань воздает.
И ею проложенным следом
Полмира сегодня идет.
Ей гимны слагают поэты
Всех сущих народов иных…
Ему бы увидеть все это,
Что видел он в думах своих.
Ему бы, ему бы, родному,
Подняться из гроба сейчас.
И горечь той мысли знакома,
Присуща любому из нас.
Не смеркнула скорбная дата,
Горит ее памятный свет.
Утрата осталась утратой,
И нету ей давности лет.
Бессрочна она и безмерна,
И мы ее в вечность несем.
Как Ленина дело бессмертно,
Так память бессмертна о нем.
3
Не тысяча лет миновала
С той памятной миру зимы,
Когда – от велика до мала –
Остались без Ленина мы,
Когда с ним столица прощалась
И каждое наше село.
Не тысяча лет насчиталась,
Но, может быть, больше прошло…
…Я помню, в суровом молчанье,
С застывшею горечью лиц
Из школьного зданья сельчане
В тот вечер домой разошлись.
И вот уже дверь сторожиха
Тихонько впотьмах заперла.
И стало пустынно и тихо
В том классе, где сходка была.
Где я по погоде жестокой
Остался один на ночлег,
Тринадцатилетний, далекий
Теперь от меня человек.
В ушанке, в суконной поддевке,
Расчетливо сшитой на рост.
Но память об этой ночевке
Я через все годы пронес…
Синели в окошке сугробы
Под лунным морозным лучом.
И вот я как будто у гроба
Остался один с Ильичем.
И страшным ничто не казалось
Мне в эти часы одному,
Но острая горькая жалость
Меня охватила к нему.
Пусть в давнюю эту годину
Я был еще попросту мал.
Я книжки его ни единой
Еще и в руках не держал.
Я видел его на портрете,
Я слышал от старших о нем
Не больше, чем сверстники дети
В краю захолустном моем.
Но помню, от горя слабея,
Я с чувством единственным лег,
Что я его больше жалею,
Чем кто бы то ни было мог.
И что при нужде неминучей,
Как смерть ни страшна самому,
Уж лучше бы мне эта участь,
Но только б она не ему.
И если такою заменой
Уже не вернуть ничего,
Тогда я хочу непременно
Погибнуть за дело его.
Я буду служить ему честно,
Я всю ему жизнь посвящу,
Хотя и не будет известно
О том никогда Ильичу.
С горячей и чистой любовью
Я клятву свою произнес.
И сумка моя в изголовье
Намокла от радостных слез.
И к ней приникая устало,
Я так и уснул до утра.
Проснулся - уже рассветало,
Дрова принесли со двора.
А там свирепела погода,
Со стоном по улице шел
Январь незабвенного года…
В тот год я вступил в комсомол.
А. Решетов
Ильич
… Ленин умирал обидно рано.
Мог бы жить Ильич ещё и жить,
Если бы не пулевая рана,
Если бы людей так не любить.
Но любил он так,
Что не состаришь,
Время, ленинского сердца стук.
Он всегда товарищам товарищ,
Отвергающий богов и слуг.
В нём свою мы обретаем силу
Продолжать и начинать дела.
Меркнут боги.
Человека миру
Мать
Весной
На Волге родила.
Алексей Сурков
Чтоб разбудить все силы человечьи...
Чтоб разбудить все силы человечьи,
Нужна была Октябрьская гроза.
Нам руки Ленин положил на плечи,
Отцовским взглядом заглянул в глаза.
И осветилась сразу ярким светом
Даль времени до самой глубины,
Как будто мы прочли во взгляде этом
Свою судьбу, судьбу своей страны.
Как будто спала с наших глаз завеса
И новый век пробрезжил сквозь туман.
Так путника сквозь влажный сумрак леса,
Зовет в иные дали океан.
Так у бескрылых вырастают крылья,
Когда зовет простором высота…
Мы поняли тогда, что стала былью
Во тьме веков созревшая мечта.
И. Бауков
Я Ленина видел
Я знаю – Ленин
В сердце отчизны
Лежит в мавзолее
Под мраморной крышей.
Но если ошибку
Я делаю в жизни –
Мне кажется: Ленин
Узнает,
Услышит.
Я Ленина видел
В Москве, в мавзолее.
Я этого дня позабыть не смогу…
Поток беспрерывный людей
С волнением
Спускается по гранитным ступеням,
Затем приглушённый голос:
- Л е н и н .
…
Лежит, как живой,
Словно в майском рассвете,
Вождь народов,
Товарищ,
Воин,
Как будто готовый
Пришедшим ответить:
"Делами вашими?
Да, доволен!"
Михайло Стельмах
Единство
Сердца осеняет великое знамя,
Оно, точно солнце, сияет над нами,
И Ленин бессмертный на нем, как всегда.
Под знаменем этим достигли мы славы,
Достигли величия нашей державы
В суровые годы борьбы и труда...
Засеяно дружбою поле родное,
Никто не нарушит единство такое,
Республики наши в единстве растут!
Мы в этом могучем единстве навеки
Слились, как сливаются мощные реки,
И светят нам звезды в старинном Кремле.
Идем мы одной богатырской дорогой,
И это является верным залогом,
Что будут и счастье и мир на земле!
Перевод с украинского
Михаил Исаковский
У мавзолея Ленина
Проходит ночь. И над землёй всё шире
Заря встаёт, светла...
Не умер он: повсюду в этом мире
Живут его дела.
И если верен ты его заветам –
Огням большой весны,–
В своей стране ты должен стать поэтом –
Творцом своей страны.
На стройке ль ты прилаживаешь камень,–
Приладь его навек,
Чтобы твоими умными руками
Гордился человек.
Растишь ли сад, где вечный голод плакал,
Идёшь ли на поля,–
Работай так, чтоб от плодов и злаков
Ломилась вся земля.
Услышишь гром из вражеского стана
У наших берегов,–
Иди в поход, сражайся неустанно
И будь сильней врагов!
Какое б ты ни делал в жизни дело,
Запомни – цель одна:
Гори, дерзай, чтоб вечно молодела
Великая страна;
Чтобы, когда в холодные потёмки
Уйдёшь ты – слеп и глух,–
Твоё бы имя понесли потомки,
Как песню, – вслух.
Сулейман Стальский
Ленин
Великий Ленин, наш отец,
Ушел, покинув мир сегодня,
Какой холодный для сердец
И многодумный день сегодня!
Ушел Ильич наш дорогой,
И солнце меркнет над землей,
И горе черною рекой
На нас нахлынуло сегодня.
Мир тесен стал, а ночь длинна,
Легла над миром тишина,
И в тишине, тобой полна,
Заплачет музыка сегодня.
В садах плодовые кусты
Роняют красные цветы, -
Вождя и друга бедноты,
Не стало Ленина сегодня.
Ах, Сулейман, твой скорбен взгляд,
И руки в горести дрожат.
Костры на улицах горят…
Какой холодный день сегодня!
М. Тимофеев-Терёшкин
У мавзолея Ленина
Столетия над миром возвышающийся,
Зубчатостенный Кремль увидевши,
Остановись!
Шагая возле места Лобного,
Веками плач и стон народный слышавшего,
Остановись!
На Красной площади, гранитом облицованной,
Взгляни на звёзды наши незакатные
И, вспомнив все пути, в борьбе пройдённые,
Прекрасному созвездью Ленина –
Родимой партии –
С любовью поклонись!
Сияющему солнцем мрамору,
Гробнице – мавзолею,
Святыне государства нашего,
Величественной, светлой усыпальнице,
С любовью поклонись!
Бессмертного отца народов Ленина,
Рабочих и крестьян водителя,
В борьбе приведшего
К свободной жизни, к радости,
Душой своей благодари!
Всесильной мудростью своей вооружившего,
Народы всей земли
К борьбе поднявшего,
Навеки памятного миру
Ленина лицо увидевши,
Душой своей благодари!
Предвозвестившего борьбы сиянье грозное,
Вождя любимого,
Бессмертного, как солнце, Ленина
Благослови!
Прославленное во вселенной имя светлое
В сыновнем сердце повторяя с трепетом,
Отдай отчёт сияющему знамени,
Великого вождя-учителя
Благослови!
Как тёплый дождь по озимому семени
Готовит всходы будущей весны,
Так поднимают всех людей заветы Ленина
Во имя человеческой весны.
Пер.с якут. А.Ольхона
Владимир Сосюра
Траурный марш
Сегодня не с нами наш вождь, наш Ильич,
Остались одни мы в дороге.
Но звучен, как прежде, призывный наш клич,
И враг, как и прежде, в тревоге.
Наш путь бесконечен, но мы не одни, -
Нам воля ушедшего светит
На фабрике, в поле – в рабочие дни
Коммуны мы звездные дети.
На желтом Востоке народы встают,
Срывают ярмо капитала.
По черному Югу орудия бьют,
Там черная молодость встала
Волнуйся, рабочих голов океан!
Мы Ленина память лелеем.
Вздымайтесь, оркестры! Греми, барабан!
Наш дух – что ни шаг, то смелее.
Мы дня не забудем (нежданный удар);
Мы все этот миг сохранили,
Рыдали рабочие – молод и стар,
Когда мы вождя хоронили.
На наших знаменах был траурный клич:
«Сомкнитесь плотнее рядами!»
Лежал в гимнастерке умерший Ильич,
Но словно живой перед нами.
Прислушайтесь, други: и рокот и гром
На Западе, в вражеском стане.
Туда наши думы. Мы терпим и ждем,
Когда там рабочий восстанет.
Мы землю в коммуну, в Эдем обернем,
Нам зори пророчат удачу.
Мы в край электрический бодро идем,
Вокруг же смеются и плачут.
Нам звезды на лбы положили печать,
И звезды нам светят в дороге.
А там, у дороги остались лежать
Руины разбитого бога.
Так будем едины! Мы – радость житья,
Мы все от станка и от плуга.
Сегодня справляем мы память вождя,
Вождя и товарища-друга.
Степан Щипачёв
Дворец Советов
На сто кварталов ляжет тень косая.
Стряхнув леса, он встанет над Москвой,
Сверкающий, почти что звёзд касаясь
Открытой ленинскою головой.
Полёт мечты, упорство и терпенье
В граните, мраморе соединим.
Мы на широкие взойдём ступени –
Всё человечество пройдёт по ним.
Белея, чайки полетят от порта,
И мрамора коснутся облака,
И вечно будет над землёй простёрта
Стремительная Ленина рука.
Сергей Смирнов
Товарищу
Кто б ни был ты, но если верен ты
Стране моей и в этом неизменен –
Из Минска, из Одессы, из Читы
Приди туда, где похоронен Ленин…
Потом пройди к подножию стены,
Которая седеет год от года,
В которой похоронены сыны
И дочери рабочего народа.
И ты нигде не сможешь позабыть,
Что ничего дороже нет на свете,
Как честь – хотя бы в малой мере – быть
И умереть таким, как люди эти.
Всеволод Емелин
Баллада о Ленине
Разгулялась хохлатская сволочь
Беспрепятственно рвется из жил
В Межигорье притих Янукович
«Беркут» черные крылья сложил.
Понастроили всюду баррикады
Запалили десятки костров
Как кругами из дантова ада
Опоясали мать городов.
Только встал на пути у бандитов
Когда власть охватил паралич
Одинокий москаль из гранита
Храбрый Ленин Владимир Ильич.
Эти полумонгольские скулы
И сократовский лоб вырубал
Выдающийся скульптор Меркуров
Чтоб украсить Шевченки бульвар.
Ленин всюду фашистов пугает
Он погромщиков видит насквозь
И на шее рукой негодяя
Был затянут промасленный трос.
Повалили на землю скульптуру
Проявив правовой нигилизм
А потом окруживши фигуру
Учинили над ней вандализм.
Замолчало великое слово
Раскололся карельский гранит
И вот статую вечно живого
Всевозможная нечисть сквернит.
Его били какой-то железкой
Издеваясь над трупом врага
Он внесен в каталоги ЮНЕСКО
Хотя нет, не внесен ни фига.
Торжествует под черною маской
Ненасытная месть палача
Но молчат комбинаты Луганска
И донецкие шахты молчат.
Вот уже продают на базаре
Части тела его, кисти рук
Но позорно молчат пролетарии
Хоть он был им товарищ и друг.
Равнодушия, мещанства и лени
Непосилен чудовищный груз
Нет не скоро поднимет колени
Украина и братская Русь.
Все равно в суматохе явлений
Мы вернемся на правильный курс
На бульвар восстановленный Ленин
Украина в Таможенный союз!
2013
Дмитрий Смирнов
Теплеет климат на земле
Чтобы писать, мне нужен мир,
Но разве только мне он нужен?
В глубокой шахте бригадир
Лелеет мысль сегодня ту же.
А перекиньтесь-ка на БАМ,
Спросите девушку на трассе,
О чем она мечтает там?
Ей нужен мир, ей нужно счастье.
О мире думает в цеху
Рабочий шумного Детройта,
Мир нужен так же пастуху,
Как тем, кого сплотила стройка.
Прочнее мир. И с каждым днем
Все глуше отзвук напряженья.
Когда разрядкою живем –
Добрее в мире отношенья.
В огне бушующих начал
Рождался мир, что нынче светел:
Нам щедро Ленин завещал
Идею мира на планете!
Дмитрий Осин
Палата Ленина
Есть старый корпус в Боткинской больнице,
кирпичный, потемневший, неприметный,
а в нем, почти у двери, угловая,
с одним окном палата наверху.
Апрельским утром, пасмурным, туманным,
туда приехал Ленин и, устало
шагнув к крыльцу, вдохнув всей грудью терпкий,
зовущий запах листьев молодых.
«Весна… весна!» - подумал он, зажмурясь,
взглянул вокруг и вспомнил почему-то
Симбирск и Волгу и как пахли в парке
весенние над кручей тополя…
В тот год с войны домой на передышку
пришли солдаты и – как пелось в песнях, -
весной перековав мечи на плуги,
взялись за сев, за мирные дела.
И Ленин по пути в больницу думал
о них, о севе, о весне – и тоже,
как вся страна, той передышке мирной
душой и сердцем был в то утро рад.
Из боя в бой в одном строю со всеми
бессменно шел и тяжко был он ранен
в жестокой схватке и три года пулю,
перемогаясь, как солдат, носил.
Чуть отклонившись, не затронув сердца,
она с тех пор в плече, застряв, сидела
и шевелилась трудно и колюче,
едва лишь вверх он руку поднимал.
Всей силой воли боль перемогал он,
терпел, крепился, сам еще не веря,
что вот теперь, когда минули беды,
для мирной стройки недостанет сил.
И вдруг сказалось все: война, раненье,
бессонница, безмерная работа;
и, все дела оставив, здесь, в больнице,
он очутился, уступив врачам.
А день апрельский тепел был и светел,
и крепко пахла смолкою весенней
раскрывшаяся за ночь молодая
и клейкая на тополях листва.
И в операционной тоже пахло
той смолкой; там хирург и ассистенты,
надев халаты, мыли спиртом руки
и в тишине шептались меж собой.
А Ленин, распахнув халат больничный,
спешил по коридору, глядя в окна
на весь зеленый, весь в прозрачной дымке,
старинный распускающийся сад.
О чем он думал? О весне? О жизни?
О будущем? О мирной передышке?
Или о чем-то, что порой, бывает,
еще и словом сам не назовешь?
Казалось, даже и сейчас он видел
прищуренным, устало-зорким глазом
отсюда – всю от края –
войною разоренную страну,
все города – без света и без хлеба,
разрушенные шахты и заводы,
железные дороги, села, избы,
пустые, одичавшие поля.
О них он помнил и в Кремле сегодня,
и по дороге, выбравшись в больницу,
решив все силы после съезда бросить
на этот новый и открытый фронт…
Порою глаз его приоткрывался,
нетерпеливо спрашивая: «Скоро?»
И каждый раз Семашко, обернувшись,
Вполголоса шептал: - Сейчас… сейчас!
Сновали сестры, душно пахло йодом,
неторопливо о подставку звякал
то брошенный зажим, то расширитель,
то солнечным лучом сверкающий зонд.
Потом хирург промолвил ассистентам:
- Ну, вот она! – и вдруг пинцетом, что ли,
до самой кости углубившись в рану,
там что-то очень бережно достал.
Чуть сплющенная, черная, большая,
на злобную змеиную головку
она была похожа и, сдавалось,
еще могла ужалить невзначай.
И сразу все вздохнули облегченно:
и ассистенты, и хирург, и сестры, -
и солнце жарко брызнуло по стеклам,
как сквозь разорванные облака…
Есть старый корпус в Боткинской больнице,
кирпичный, потемневший, неприметный,
а в нем, почти у двери, угловая,
с одним окном палата наверху.
В ней Ленин, с операции вернувшись,
лежал в тот день, весенний, тихий, светлый,
в ней отдыхал он, силы набирался,
неплотно веки и во сне прикрыв.
А у дверей, в большом саду больничном
стояла тишина, оберегая
его покой, и только лапка клена
по-детски барабанила в окно.
Забывшись, он лежал, дыша глубоко,
повыше приподняв плечо в повязке,
и солнечные зайчики играли
на одеяле под его рукой.
О чем он думал снова, как проснулся,
на потолок, на эти стены глядя,
забыв о пуле, что принадлежала
теперь уже истории одной?
О плане ГОЭЛРО? О коммунизме?
О днях, что нашим дням придут на смену,
когда, соединясь, одной семьею
народы жить по-новому начнут?