Василий Федоров
Ленинский подарок
На юге,
В подкове предгорья,
Где в марте отыщешь цветок,
У самого синего моря
Беленый стоит городок.
Бушует в нем зелень густая.
И мнится,
Коль с моря взглянуть,
Что там голубиная стая
Присела в пути отдохнуть.
Вот, кажется, город взовьется
И улетит далеко…
В нем сердце спокойнее бьется
И дышится людям легко.
Утрами
По улице тихой,
К шажку прибавляя шажок,
Чуть горбясь, седая ткачиха
На теплый идет бережок.
Не надо искать знаменитей:
Всю жизнь, что в труде прожила,
Она из тонюсеньких нитей
Большую дорогу ткала.
Трудилась,
Теперь отдыхает.
Ничто здесь ее не томит.
Она свою жизнь вспоминает,
А Черное море шумит…
*
В те дни,
Когда по снежным падям
Под Нарву шел за строем строй,
В настороженном Петрограде
Служила Надя медсестрой.
Бойцу привычно не бояться, -
Смерть у него одна, а ей
В ту пору довелось сражаться
Со множеством чужих смертей.
Она была храбра, но в стуже
Неотопляемых палат
Боялась Надя встретить мужа
Средь умирающих солдат.
И все ждала о мире слова,
Так страстно, как солдатки ждут…
День проходил, второй - и снова
К подъезду раненых везут…
Опять сестра бежит к воротам
По лестнице особняка.
Навстречу Наде быстрый кто-то:
«Носилки не нужны… Пока!..»
Порывист,
В жестах откровенен,
Столкнувшись с ней лицом к лицу,
Стремительно поднялся Ленин
По госпитальному крыльцу.
На многих рваные халаты,
Бинты замытые видны.
Ильич осматривал палаты
И повторял:
«Бедны, бедны!..»
То добрый,
То сурово-резкий,
Вступая в темноту палат,
Он видел чистыми до блеска
В то время
Лишь глаза солдат.
Они, подернутые горем,
Светлели перед Ильичем:
«Товарищ Ленин, мы вот спорим…»
Ильич подался:
«И о чем?»
Ответил юный, смуглолицый,
С повязанною головой:
«Мы спорим… Надо ль замириться
С буржуазией мировой?»
Ильич молчал
И только взглядом
Спросил: и вывод, мол, каков?
«Вот старики твердят, что надо».
«Вот, вот…
И я за стариков…
Когда за власть буржуи ссорятся,
Война народу не с руки…
Нет, нет! И пусть не хорохорятся
То-о-варищи меньшевики!
Мир, мир!
И только мир!»
При этом
Он, вглядываясь в полутьму,
Все щурился, как бы от света,
Который виделся ему.
*
Когда в глаза ему смотрели
Людей голодных сотни глаз,
Он видел, как они теплели
От гордой мысли, что у нас
Все будет,
Только б укрепиться,
Чтоб на просторах всей страны
Светил нам не огонь войны,
А плавок доменных зарницы.
Все будет,
Нужно лишь терпенье!..
У юной медсестры тогда
Забылись страхи и сомненья,
Забылись горе и нужда.
О многом
В этот миг забыли.
Почти никто не услыхал,
Как в ленинском автомобиле
Мотор голодный зачихал.
Ильич уехал, вслед солдатки
Глядели.
Вспомнили они:
«На нас заплатки и заплатки…»
«Да что ж мы?!»
«Надя, догони!..»
«Ты смелая!.. Проси не пищи,
Проси обувку… Должен дать…
Она на рынке стоит тыщи,
Обувка-то!..
А где нам взять?!»
Рванулась…
Вот пустырь, заводик…
Цель ближе… вот совсем близка…
И догнала
Чихавший фордик
У неисправного мостка.
Ильич,
На мостик выйдя древний,
Пока саперы чинят путь,
Как мужики порой в деревне,
Присел на бревна отдохнуть.
Смеялись
Лучики-морщинки,
И Надя, прямо как на грех,
Увидела его ботинки,
Поношенные, как у всех.
«Ну как просить?!» -
Вдруг тесно стало
Уже заученным словам.
Она шагнула и сказала:
«Я от солдаток…
С просьбой к вам,
Они… Они не просят пищи…
Обувку бы… Пар двадцать пять…
Она на рынке стоит тыщи,
Обувка-то!..
А где им взять?!»
«Да, верно», -
Ленин приподнялся
И, на ее взглянув башмак,
«А вам?» - спросил
И рассмеялся
И весело и грустно так.
Он стал,
Как показалось Наде,
С мастеровыми чем-то схож;
Прикинул, на ботинок глядя:
«Э-э, нет!.. Уже не подошьешь!»
Вдруг резче
Меж бровями складка,
И сразу смех и шутка - прочь!..
«Так, вот, товарищ делегатка…-
Вздохнул, -
Попробуем помочь!..-
Глаза прищурились в заботе
При виде сбитых каблуков. –
Вы молоды, вы доживете
До модных туфель и шелков…»
*
Весной,
К прилету первой стаи,
На улицах и берегах
Снег залежавшийся растаял,
И по Неве прошла шуга…
А Брестский мир
Был слишком краток;
Бойцов измученных леча,
Забыли двадцать пять солдаток
Про обещанье Ильича.
Однажды в дождь,
Грозовый, сильный,
Затмивший все и вся кругом,
За Надею пришел посыльный
И пригласил ее в ревком.
Шла под дождем она, по лужам,
Готовясь горе перенесть:
Ей все казалось, что о муже
Недобрую там скажут весть.
Шла медленно,
Не торопилась
К неведомой судьбе своей.
Коса под ливнем становилась
Все тяжелей и тяжелей…
Вот и вошла,
Не замечая,
Как потекли с нее ручьи.
Ее, всю мокрую, встречают
Суровые бородачи.
И самый старший из ревкома
Спросил у медсестры тогда:
«Сестра, вы с Лениным знакомы?»
Смутилась и сказала:
«Да!»
Тут бородач оправил китель, -
Должно, с кадетского плеча, -
И вытянулся: «Разрешите
Вручить подарок Ильича».
И Наде подали коробку.
«Неужто только мне одной?!» -
Подумала и робко-робко
Взяла подарок именной.
И даже вздрогнула немножко,
Когда вдруг скрипнули в руках
Красивые полусапожки
На аккуратных каблуках,
Не на шнурках, а на резинке…
И, кроме этих, именных,
Увидела в углу ботинки
Солдатские –
Для остальных.
Без красноречья, как умели,
Подарок Ленина вручив,
Заулыбались, подобрели
Суровые бородачи.
*
В подарок тот
Принарядиться
На праздник - вот бы хорошо!..
Дни пролетали вереницей,
А к Наде праздник
Все не шел…
Бывало, поглядит в окошко:
Вот, дескать, кончат воевать,
Она в своих полусапожках
Пойдет любимого встречать.
И милому на удивленье,
Чтоб он ничем не укорил,
Она расскажет, как ей Ленин
Сапожки эти подарил.
Но нет!
И ей, как многим женам,
Судьба тяжелый путь дала:
На муку чувствам береженым
Любимого не сберегла.
Но от беды у ней устало
Не опустилась голова.
В дни мирные ткачихой стала
Двадцатилетняя вдова.
А вскоре
Боль другой потери
Хлестнула по сердцу, как плеть…
Она жила, как бы не веря,
Что Ленин может умереть.
А эти траурные звуки?!
Нет, нет! Казалось, не в беде,
А просто вытянулись руки,
Уставшие в большом труде.
А скорбь!..
Она текла, как Волга.
Он для тебя, отчизна-мать,
Трудился так, что долго-долго
Ему придется отдыхать.
И день прощанья был неярок,
Боль, не стихая, сердце жгла…
В бесценный ленинский подарок
Обулась Надя и пошла.
Пришла.
Толпа у фабзавкома.
А снег над ней кружит, кружит…
«Ты, шепчут, с ним была знакома,
Иди к трибуне, расскажи…»
А что она в слезах расскажет,
Когда в глазах - круги, круги?..
То слезы вытрет,
То покажет
На дареные сапоги.
Сначала голос был невнятен,
Но вскоре даже с дальних мест
Стал удивительно понятен
Ее рассказ,
И этот жест,
И то, как вождь сказал в заботе
При виде сбитых каблуков:
«Вы молоды, вы доживете
До модных туфель и шелков…»
*
«За жизнь-то
Хлебнула я лиха.
Достаток повелся не вдруг…» -
Замолкла седая ткачиха
И радостно смотрит вокруг.
У стареньких
Счастье во взглядах,
Почти как у малых ребят.
Вон девушки в ярких нарядах,
Сбегая на берег, шумят…
Одна беззаботно смеется,
Другая с восторгом глядит:
Волна к ней навстречу несется,
И гребень на солнце горит.
Глядит и ткачиха влюбленно
На то, как за гребнем, вдали,
Приветствуя город беленый,
Спокойно идут корабли.
И кажется:
Слух отмечает,
Что тем кораблям из-за гор,
Как детям своим, отвечает
Заводов торжественный хор.
Все, все,
Что ее окружает,
Что радует сердце и глаз,
На сто голосов продолжает
Не конченный ею рассказ.
1953