И. Крылов, кандидат юридических наук, Ленинград.

А. Бланк, кандидат исторических наук, г. Черновск.

ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ В. И. УЛЬЯНОВА В АДВОКАТУРЕ

По документам и воспоминаниям современников

В 1891 году Владимир Ильич Ульянов экстерном держал экзамен за курс юридического факультета перед испытательной юридической комиссией С.-Петербургского университета в составе профессоров В. И. Сергиевича, И. Я. Фойницкого, Н, Л. Дювернуа и др.

Экзаменационные билеты содержали сложные вопросы, требовавшие солидных и всесторонних знаний. Так, по государственному праву Владимир Ильич отвечал на вопрос о сословных учреждениях, куда входили данные по истории дворянских установлений, губернских и уездных собраний дворянства, о предводителе дворянства, о дворянском депутатском собрании, о сельском «самоуправлении», об уездных и губернских присутствиях по крестьянским делам. По истории русского права ему попался вопрос о положении «несвободных», в котором следовало осветить различные формы и степени зависимости холопов в феодальных княжествах древней Руси.

На экзамене по политической экономии и статистике Владимир Ильич отвечал на вопрос о заработной плате и ее различных формах, о германском статистике и социологе XVII века Конринге. В билете по энциклопедии и истории философии права Владимиру Ильичу достался вопрос о сочинениях Платона о законам, а по истории римского права — о законах, издававшихся выборными властями в период Республики и Империи. Кроме истории римского права, необходимо было сдать еще экзамен по так называемой «догме» римского права, где требовалось знание не только общих принципов римского права и отдельных институтов вещного, обязательственного, семейного и наследственного права, но и знакомство с подлинниками юридических документов древнего Рима; в частности с дигестами Юстиниана, Сложные вопросы выпали на долю молодого экстерна и по таким дисциплинам, как уголовное право и судопроизводство («Защита в уголовном процессе» и «Кража документов»), по гражданскому праву и судопроизводству («Исполнение, купля-продажа и поставка — различные виды передаточных договоров»), по международному праву («Право нейтралитета»). Особую сложность представлял экзамен по церковному праву, который считался у студентов и наименее интересным, и наиболее трудным в силу личных качеств экзаменатора, редко ставившего высшую оценку¹. Несмотря на известное недоверие и некоторую предубежденность к экстернам, комиссия признала знания Владимира Ильича по всем предметам университетского курса «весьма удовлетворительными», т. е. дала высшую оценку. Более того, В. И. Ульянов кончил первым в выпуске, насчитывавшем 134 человека, и 15 ноября 1981 г. ему был присужден, а 14 января 1892 г. вручен диплом первой степени. «Тогда многие удивлялись,— рассказывает А. И. Ульянова-Елизарова в своих воспоминаниях, что, будучи исключенным из Университета, он в какой-нибудь год, без всякой посторонней помощи, не сдавая никаких курсовых и полукурсовых испытаний, подготовился так хорошо, что сдал вместе со своим курсом. Кроме прекрасных способностей, Владимиру Ильичу помогла в этом большая трудоспособность».

Ко времени приезда в Петербург на экзамены В, И. Ульянов был уже широко образованным марксистом. Он осуществил перевод «Манифеста Коммунистической партии» на русский язык, вел пропаганду марксизма среди самарской молодежи и выступал с рядом рефератов, направленных против народничества. Один из членов руководимого им марксистского кружка в Самаре А. А, Беляков вспоминает, как в начале марта 1891 года Владимир Ильич буквально разгромил приехавшего в Самаpy народника Россиневича. «Это был первый триумф Владимира Ильича на большом собрании с участием широких кругов радикальной интеллигенции и учащейся молодежи, который разнес славу его как блестяще образованного экономиста и большого мастера-полемиста»².

Приезжая в Петербург на сессии весной и осенью 1891 года, В. И. Ульянов встречается с некоторыми петербургскими марксистами, а у преподавателя Технологического института Явейна получает для чтения марксистскую литературу, часть которой привозит затем с собой в Самару.

В январе 1892 года Владимир Ильич становится помощником самарского присяжного поверенного Н. А. Хардина. Выбор руководителя («патрона») не являлся случайным. Хардин был хороню известен как умный и всесторонне образованный представитель либерального самарского общества. До вступления в адвокатуру он много лет состоял председателем Самарской губернской земской управы, но от этой должности был отстранен по «высочайшему повелению» за «неблагонадежность». В. И. Ульянов познакомился с Хардиным заочно, еще во время проживания с семьей в Казани. Он переписывался с ним и заочно играл в шахматы (Хардин был известным в Поволжье шахматистом).

Н. А. Хардин с большим вниманием и интересом относился к своим помощникам. Он предоставлял им широкие возможности для проявления своей инициативы по делам и не стеснял их повседневной опекой. Особенно любил он дискуссии по вопросам теории права, которые охотно вел со своими молодыми помощниками.

«...Его дискуссии с В. И. Лениным в этой области были весьма интересны,— вспоминает Н. Самойлов,— потому что достаточно лет спустя — уже в начале девятисотых годов — мне приходилось слышать от Хардина сожаление, что Ленин не пошел по пути цивилиста»³.

В 1892 году Владимир Ильич выступал в суде в качестве адвоката 12 раз (первый раз — 5 марта, последний раз—17 декабря). Несколько дел в Самарском суде вел он и в январе—апреле 1893 года⁴. Всего, таким образом, деятельность Владимира Ильича в самарской адвокатуре продолжалась менее двух лет. О характере ее говорят хранящиеся в Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС подлинные судебные дела, по которым Владимир Ильич бы ступал защитником. Хотя семья Ульяновых жила в Самаре в весьма стесненных материальных условиях, основная адвокатская практика Владимира Ильича состояла из так называемых «казенных защит», не приносивших гонораров. Невзирая на это Владимир Ильич делал все, что мог сделать защитник в царском суде. Большинство его подзащитных являлись людьми, которых толкнули на преступление тяжелые условия жизни.

В 1892 году в Самаре свирепствовали два народных бедствия: голод и холера. Нужда давила трудящихся особенно жестоко.

Говоря о причинах, заставивших его пойти на кражу, подзащитный Владимира Ильича — безработный Бамбуров, объяснял в суде: «На кражу я решился по неимению средств к жизни, а на работы меня не принимали». Другой подзащитный — Зайцев говорил о том же: «работы нет и хлеба достать негде». Бамбуров обвинялся в краже трех горбушек хлеба и нескольких носильных вещей, а Зайцев — в краже хлеба.

Выступив в суде по одиннадцати делам о кражах, Владимир Ильич почти во всех случаях мог быть доволен результатами защиты. Одни его подзащитные были оправданы, а другие приговорены к минимальному наказанию.

Впрочем не ко всем подзащитным Владимир Ильич относился одинаково. Выступая по делу «симбирского мещанина Гусева», обвинявшегося в истязании своей жены, Владимир Ильич не нашел оснований добиваться снисхождения к истязателю.

Выступать Владимиру Ильичу приходилось чаще всего перед судом, рассматривавшим дела с участием присяжных заседателей, уже тогда его речи отличались железной логикой и огромной силой убеждения. Приезжавший в Самару вождь либеральных народников Михайловский после диспута с Владимиром Ильичом вынужден был признать, что речь его противника обладает простотой изложения, чеканной отчетливостью мысли и силой логики. В судебных речах В. И. Ульянова сила логики соединялась с блестящим анализом юридической стороны каждого дела. Некоторое представление об этом дают скупые строчки записи судебной речи Владимира Ильича по делу о железнодорожной аварии на станции Безенчуг Оренбургской железной дороги. Сущность дела сводилась к следующему. Стоявшие на станции порожние вагоны покатились по рельсам, гонимые сильными порывами ветра. Двигаясь, они столкнулись с ручным вагончиком, на котором возили воду. В результате столкновения ремонтный рабочий Наурское получил легкие телесные повреждения, а находившийся здесь же девятилетний мальчик Коротин был тяжело ранен и от полученных повреждений тут же скончался. По обвинению в неисполнении своих прямых обязанностей были преданы суду начальник станции Языков и стрелочник Кузнецов.

Защиту Языкова принял на себя Владимир Ильич. Он построил ее на требовании индивидуализации вины и наказания. Вина Кузнецова, говорил в своей речи Владимир Ильич, заключается в том, что он не подложил брусья под порожние вагоны, у е. допустил дефект исполнения. Языков не проверил действий Кузнецова и тем самым допустил дефект контроля. Проявленная ими халатность качественно различна, а между тем оба они преданы по ч. 2 ст. 1085 Уложения о наказаниях (Статья предусматривала наказания за неправильные при эксплуатации железных дорог действия или бездействия, допущенные по неосторожности или небрежности, в результате чего наступили несчастные последствия).

Владимир Ильич доказывал, что к Языкову данную статью применить нельзя, что он виновен лишь в недостаточном надзоре за действиями Кузнецова. Однако проявленная Языковым доверчивость объяснялась долголетней службой Кузнецова на железной дороге и его опытностью.

Исходя из приведенной аргументации, Владимир Ильич просил, в случае невозможности полного оправдания Языкова, применить к нему ч 3 ст, 1085, предусматривавшую ответственность за недостаточный надзор за лицами, принадлежащими к составу эксплуатационной службы. В качестве меры наказания в этом случае он просил избрать не арест или тюремное заключение, а денежное взыскание.

Весьма интересно отметить, что В. И. Ульянов применил в просительном пункте альтернативу, которая почему-то многими признается в современной практике недопустимой.

Хотя прокурор и возражал против изменения квалификации, суд согласился с аргументацией Владимира Ильича и применил к Языкову ч. 3 ст. 1085 Уложения о наказаниях, приговорив его к денежному взысканию в сумме ста рублей.

Нельзя не остановиться на той принципиальности и поразительной настойчивости, какие присущи были В. И. Ульянову при ведении уголовных дел. Широко известен в ленинской литературе случай с сызранским купцом Арефьевым, привлеченным Владимиром Ильичом к уголовной ответственности за самоуправство. Арефьев имел в Сызрани пароход с баржей, на которых монопольно перевозил через Волгу пассажиров и лошадей с повозками. Всякого лодочника, пытавшегося нарушить его «монополию», Арефьев возвращал на берег силой. Так случилось и с лодочником, перевозившим через Волгу Владимира Ильича и М. Т. Елизарова. Жалоба, поданная Владимиром Ильичом на Арефьева, разбиралась трижды. Первые два раза земскому начальнику, покровительствовавшему Арефьеву, удалось под разными предлогами отложить слушание дела. На третий разбор дела Владимир Ильич получил повестку уже зимой, в конце 1892 года. Он стал собираться в путь. Поезд из Самары отходил что-то рано утром или даже ночью; предстояла бессонная ночь, скучнейшие ожидания в камере земского начальника, на вокзалах и т. д. Мать Владимира Ильича всячески отговаривала его от поездки, но он заявил ей: «нет, раз я уж начал дело, должен довести его до конца». На этот раз не удалось уже больше оттянуть дело. Арефьев был приговорен к месяцу тюрьмы.

«Года два спустя,— рассказывает в своих воспоминаниях Д. И. Ульянов,— после описанной истории я, проезжая в поезде близко от Сызрани, случайно встретил в вагоне одного из сызранских знакомых Марка Елизарова. В разговоре он расспрашивал про него и его семью и чрезвычайно интересовался Владимиром Ильичем.

— А ведь Арефьев-то просидел тогда месяц в арестном доме. Как не крутился, а не ушел. Позор для него, весь город знал, а на пристани-то сколько разговора было. До сих пор не можем забыть»⁵.

Владимир Ильич успешно вел не только уголовные, но и гражданские дела, В судебных архивах сохранились составленные им судебные бумаги и несколько подлинных гражданских дел, разбиравшихся с его участием. По одному из дел (по иску Мороченкова к Мелекесской посадской управе и имуществу Мороченковой) позицию Владимира Ильича разделил суд первой инстанции, а по другому делу (по иску Константинова к Шимковичу и Брискеру) его точку зрения признал суд второй инстанции.

Присяжный поверенный Н. А. Хардин был вполне доволен своим помощником, По воспоминаниям родных Владимира Ильича он высоко ценил его широкий кругозор, находчивость и диалектику. Однако уже в самарский период деятельности Владимир Ильич главную цель видел не в занятиях адвокатурой.

В Самаре Владимир Ильич продолжает глубокое изучение произведений Маркса и Энгельса. Знакомя с марксизмом самарскую молодежь, он часто выступает в кружках с рефератами, переводит на русский язык главы из книги Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства».

Именно в Самаре Владимир Ильич готовил материал для книги «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?», выход которой нанес сокрушительный удар народничеству.

И все же Владимир Ильич стремится в Петербург, где возможности для революционной работы были совсем иными.

Осенью 1893 года В. И. Ульянов переехал в Петербург и поступил помощником к присяжному поверенному М. Ф. Волькенштейну, о чем 3 сентября 1893 г. ему было выдано «свидетельство», Михаил Федорович Волькенштейн в Петербургскую адвокатуру вступил в 1884 году и после прохождения стажа в качестве помощника присяжного поверенного имел довольно обширную практику. Но адвокатская практика занимает в жизни В. И. Ульянова все меньшее место.

Он знакомится с петербургскими социал-демократами, входит в состав марксистского кружка технологов, так называемую группу «стариков», устанавливает связи с передовыми рабочими, а через них с рабочими кружками, в которых затем ведет пропагандистскую работу. Вскоре Владимир Ильич становится признанным руководителем петербургских марксистов, перед которыми он выдвигает задачу создать самостоятельную марксистскую рабочую партию,

К сожалению, данных о работе Владимира Ильича У Волькенштейна не сохранилось. Однако имеющиеся сведения говорят о том, что в Петербурге Владимир Ильич занимался адвокатской деятельностью. Некоторое время он посещал юридические консультации на окраинах города и конференции помощников присяжных поверенных, происходившие при канцелярии съезда мировых судей. В помещении этой канцелярии В. И. Ульянов проводил бесплатные юридические консультации для рабочих и вел ряд их судебных дел.

В письме к М. И. Ульяновой от 5 октября 1893 г. Владимир Ильич сообщает о произведенных им расходах по одному судебному делу (около 10 рублей), которое, может быть, будет вести. (См. Соч., т. 37, стр. 2).

В отчете Петербургского совета присяжных поверенных за 1894—1895 гг. имеются сведения о поступлении отчета от помощника присяжного поверенного В. И. Ульянова о имевшихся в его производстве делах.

Наконец, есть и прямые свидетели адвокатской деятельности Владимира Ильича в Петербурге. Мы имеем в виду воспоминания участника нелегальных рабочих кружков В. А. Князева. Вот что писал он в своих воспоминаниях: «В 1893 году умерла моя бабушка, и мне предстояло получить наследство. Зная, что я всегда могу получить совет со стороны товарищей, как мне поступить с тем, чтобы это наследство попало мне в руки, я обратился к ним. Они меня отправили к помощнику присяжного поверенного В. И. Ульянову, предупредив меня при этом, чтобы я адреса его не записывал, а запомнил бы, а если придется записать, то условно, прибавив к числам № дома и № квартиры число 9...

На звонок дверь мне открыла квартирная хозяйка, заявив, что Ульянова дома нет, но он скоро будет, и разрешила мне обождать его в его комнате. Комната имела два окна. Меблировка ее была очень скромная: железная кровать, письменный стол, три-четыре стула, комод. Осмотрев все, я задумался: «Что это за адвокат, и возьмется ли он за мое дело...». Раздался звонок, и вскоре в комнату вошел мужчина. «А, вы уже ждете?— сказал он мне, при этом быстро, скинул пальто и стал расправлять немного помятый фрак,— «Ну-с, одну минуточку: я сейчас переоденусь, и мы с вами займемся».

Посмотрев этому адвокату в лицо, я обомлел: да это же ведь Николай Петрович! (Под этим именем Владимир Ильич руководил конспиративными рабочими кружками.— Авторы). Пока я приходил в себя, передо мною появился переодетый в другую одежду Николай Петрович и, указывая на стул, обратился ко мне: «Вы расскажите мне все по порядку». Сев, я, как умел, начал рассказывать, а он, перебивая меня, требовал пояснений, как бы вытаскивал из меня один факт за другим. Узнав от меня, что бабушка моя умерла в услужении у одного генерала и что последний может присвоить наследство, хотя и имеет собственный каменный дом в три этажа, Николай Петрович потер руки и сказал с ударением на этих словах: «Ну, что же, отберем дом, если выиграем. Затруднение лишь в том, что очень трудно отыскать посемейный список, так как покойная из крепостных.

Сказав это, он взял бумагу и стал писать прошение для получения ревизских сказок. Написав его, он указал мне, куда придется ходить, куда подавать, и велел по получении того или иного сообщения по делу прийти к нему»⁶.

В рассказах о своих встречах с В, И. Лениным в период зарождения партии М, А. Сильвин приводит очень интересные факты, касающиеся его юридической практики. Когда он однажды спросил у Владимира Ильича, как идет его юридическая работа, то получил ответ, что работы в сущности никакой нет, что за год, если не считать обязательных выступлений в суде, он не заработал даже столько, сколько стоит помощнику присяжного поверенного выборка документов на ведение дел. Однако, по свидетельству того же М. А. Сильвина, Владимир Ильич посещал консультации на окраинах города.

К сожалению, ни подлинные судебные дела, которые вел в Петербурге Владимир Ильич, ни его личное дело в Совете присяжных поверенных не сохранились. Все это погибло, очевидно, при пожаре здания Петербургского окружного суда в первые дни февральской революции.

Деятельность Владимира Ильича в Петербургской адвокатуре продолжалась еще меньше, чем в Самаре. В ночь с 8 на 9 декабря 1895 года он был арестован.

Однако и за это короткое время Владимир Ильич сумел завоевать уважение не только со стороны своего «патрона», но и более широкого круга адвокатов. Сохранился один документ, ярко свидетельствующий об этом.

Примерно через полгода после ареста председатель Петербургского совета присяжных поверенных В. О. Люстих обратился со следующим письмом на имя вице-директора департамента полиции Зволянского»⁷:

«М. г.

Сергей Эрастович.

Позвольте обратиться к вашему доброму содействию по следующему поводу: помощник присяжного поверенного Вл. Ил. Ульянов довольно давно уже арестован по обвинению в государственном преступлении; мать и сестра его удостоверяют, что за это время здоровье его сильно расстроилось, и просят освободить его до решения дела на поручительство; присяжный поверенный Вояькенштейн, При котором г. Ульянов состоит помощником, также об этом просит и готов принять сам поручительство. Зная вас как человека, всегда готового оказать посильную помощь страдающим, если обстоятельства это позволяют, я и решился просить вас не отказать в содействии Ульянову к освобождению его, с поручительством матери или г. Волькенштейна.

Прошу принять уверение в совершенном моем уважении и преданности.

В. Люстих».

Письмо не возымело никакого действия. Владимир Ильич оставался в тюрьме до высылки его в начале 1897 года по «высочайшему повелению» в Восточную Сибирь под гласный надзор полиции сроком на три года.

Не оставил адвокатскую деятельность Владимир Ильич и в сибирской ссылке⁸.

Н. К. Крупская в своих воспоминаниях о В. И. Ленине рассказывает: «По воскресеньям он завел у себя юридическую консультацию. Он пользовался большой популярностью как юрист, так как помог одному рабочему, выгнанному с приисков, выиграть дело против золотопромышленника. Весть об этом выигранном деле быстро разнеслась среди крестьян. Приходили мужики и бабы и излагали свои беды. Владимир Ильич внимательно слушал и вникал во все, потом советовал»⁹,

Об одном конкретном случае юридической помощи, оказанной Владимиром Ильичем, говорит в своих воспоминаниях колхозник из сельскохозяйственной артели имени Крупской в селе Шушенском, А, П. Родин. «В селе нашем проживал в то время богатый купец Симон Ермолаев; хозяйство у него было большое. Одного рогатого скота имел больше ста голов. Пастух свой был. И прорвись как-то ермолаевское стадо через поскотину бедняка Проникова на полосу крепкого мужика Зацепина. А там хлеб стоял в суслонах. Ну и, ясное дело, с кого-то надо было Зацепину получить за потраву. А поскотину-то коровы разломали как раз в том месте, где мой тесть городил. Раньше такой порядок был: выгона от скота отгораживались от лугов и пашен поскотиной, и каждому хозяину приходилось загораживать определенный участок.

Ну что же, богатый с богатым судиться не будет; скот ихний, хлеб — тоже, все, почитай, было ихним. Кого винить? Зацепин подает в суд на моего тестя Проникова. Суд присудил взыскать с моего тестя в пользу истца что-то рублей 50 Деньгами, да сколько-то хлебом.

Обидно стало старику. Пошел к Строганову (он возил ему товары с Минусинской пристани) и высказал свою обиду; Тот выслушал, подумал-подумал и сказал: — Погоди, я у Владимира Ильича спрошу. Он тебе бумагу напишет...

Через день-другой Строганов говорит тестю:

— Иди к Ульянову. Он пообещал написать прошение в суд.

Тесть пошел. Владимир Ильич выслушал его, попросил подыскать грамотного человека и с ним прийти к нему. Сказал, что самому ему писать нельзя, только продиктовать может, чтобы в суде не узнали, кто составлял прошение.

Пошли мы двое к Владимиру Ильичу. Провел он нас в комнату, усадил, дал мне бумагу, карандаш, и начали мы писать. Он ходит взад и вперед по комнате и диктует, а я пишу. Записал я все, что он говорил, он бумагу перечитал, почеркал-почеркал, поправил и сказал:

— Теперь перепишите все это начисто, да так, чтобы дома вам никто не помешал, и подавайте в суд.

Показал как озаглавить прошение, растолковал, куда и к кому обращаться, и мы вышли.

Подал мой тесть прошение на пересуд, и остался Зацепим непричем...»¹⁰

О своей подпольной адвокатской деятельности Владимир Ильич вспоминал позднее в речи на XI съезде РКП(б): «...25 лет тому назад, когда я был в Сибири в ссылке, мне приходилось быть адвокатом. Был адвокатом подпольным, потому что я был административно-ссыльным и это запрещалось, но так как других не было, то ко мне народ шел и рассказывал о некоторых делах. Но самое трудное было понять, в чем дело. Придет баба, начинает, конечно, с родственников, и неимоверно трудно было добиться, в чем дело, Я говорю: «Принеси копию». Она рассказывает о белой корове. Ей говоришь: «Принеси копию», тогда она уходит и говорит «Не хочет слушать без копии о белой корове». Так мы и смеялись в своей колонии над этой копией. Но маленький прогресс мне удалось осуществить: приходя ко мне, тащили копию, и можно было разобраться, в чем дело, почему жалуются и что болит» (Соч., т, 33, стр. 264—265).

Ценное свидетельство о ленинской тактике защиты оставил в своих воспоминаниях П. Н. Лепешинский, находившийся вместе с Владимиром Ильичом в сибирской ссылке.

В начале 1898 года социал-демократ С. Г. Райчин при помощи своих товарищей и с их ведома совершил удачный побег из ссылки. В связи с этим власти предприняли репрессии по отношению к политическим ссыльным. Побег Райчина вызвал резкий протест со стороны ссыльных народников, которые обвиняли социал-демократов в нарушении «ссыльной этики», выразившейся в том, что их мол, на предупредили о готовящемся побеге и не дали возможности приготовиться к репрессиям и обыскам. Народники потребовали специального товарищеского суда над В. В. Старковым и Г. М. Кржижановским, принимавшими участие в подготовке побега Райчина. «Приехал из «Шуши» Владимир Ильич и взял на себя представительство интересов обвиняемой стороны (Старкова и Кржижановского) — пишет П. П. Лепешинский.— Он великолепно повел тактику формально-юридического процесса... Не давая воли своим субъективным реакциям на политические выпады противников, он с карандашом и бумажкою в руках записывал их ответы на предлагаемые им вопросы. На чем основано такое-то утверждение или такая-то квалификация? Где факты? Какие документальные доказательства? Какие улики? Имеются ли свидетельские показания? И т. д, и т. д.»¹¹

Адвокатской деятельностью пришлось Владимиру Ильичу заниматься и в более поздние годы, хотя и в совершенно необычных для этого условиях.

В августе 1914 года австрийские власти арестовали В. И. Ульянова и заключили в тюрьму в местечке Новый Тарг. По материалам польских исследователей Владимир Ильич быстро завоевал уважение своих товарищей по заключению, преимущественно крестьян. Он писал для них прошения, давал юридические советы,., Дела были обычные: неуплата налогов, просроченные документы, пользование чужим полупаском при переходе границы, неподчинение местным властям и т. п.¹².

Документы и воспоминания современников об адвокатской деятельности В. И. Ульянова, хотя их сохранилось весьма мало, все же позволяют сделать вывод о его исключительном внимании к нуждам трудящихся, о постоянной готовности прийти к ним на помощь своими юридическими знаниями. Таким был адвокат Владимир Ильич Ульянов в глазах современников, таким навсегда он останется и в памяти трудящихся.

Примечания:

¹ М. Цвибак, Владимир Ильич Ульянов на государственном экзамене, «Красная летопись» 1925 г, № 1, стр. 139—144,

² А. Беляков, Юность вождя, Воспоминания   современника В.И.  Ленина, М., 1958, стр. 69.

³ «Пролетарский суд» № 3, 1925, стр. 12.

⁴ См. И. Стерник. Из деятельности В. И. Ульянова в качестве защитника, «Советская юстиции» 1958, № 4.

⁵ «Воспоминания о В. И. Ленине» т, 1, стр. 68.

⁶  «Воспоминания  о В.  И. Ленине», т. 1, М. 1956, стр. 120.

⁷ «Красный Архив», стр. 114—115.

⁸ См. В. Шахматов, Из жизни Ильича в селе Шушенском, «Советская юстиция», 1959 г. № 4.

⁹ «Воспоминания о В. И. Ленине», т. I, стр. 84.

¹⁰ М. Москалев, В. И. Ленин в Сибири, М.г 1957, стр. 102.

¹¹ П. Н. Лепешинский, На повороте, М. 1955, стр. 97.

¹² См. В. Найдус, Ленин в Польше, М. 1957, стр. 152.