ЛЕНИНСКИЙ СБОРНИК I
[Рецензия]
Очень изящно изданный, на хорошей бумаге, с хорошо исполненными фотографиями — особенно хороши факсимиле писем Владимира Ильича,— сборник этот является, как явствует из предисловия, первым из серии таковых, в которых предполагается опубликовывать «рукописи, письма, заметки и наброски Вл. Ильича».
Из опубликованных в первом сборнике рукописей исключительно интересна и неоценима для будущих биографов записка Ильича «Как чуть не потухла «Искра»1. Это — его запись и по свежей памяти, через неделю после происшедшего первого раскола с Плехановым, первого резкого разочарования в нем, пережитого очень глубоко Владимиром Ильичем. Это разочарование не только в корне изменило отношение Владимира Ильича к признанному вождю и учителю, но, как совершенно верно говорит в своем предисловии т. Каменев, явилось переломным моментом в жизни Владимира Ильича. Много бурь было в жизни Владимира Ильича. Эта первая буря разногласий между близкими сторонниками и соратниками была одна из наиболее глубоких. На поверхности она не отразилась, на ней царил «мертвый штиль». Никому, за исключением самых близких лиц, решено было не говорить об этой встряске, но, как в море, при кажущемся затишье качка бывает иногда особенно сильной, так же сильна была эта встряска в душе Владимира Ильича.
Уже тридцатилетним человеком, признанным вождем нескольких организаций России и Сибири приехал он за границу. Далекий по своей натуре от того, чтобы выставлять это свое, в сущности, уже большое место в складывающейся партии, свои научные работы, он был полон такого глубокого, такого искреннего преклонения перед старшим товарищем, родоначальником нашей партии, которое я редко встречала у молодых, неоперившихся птенцов. Помню, как он писал мне за границу из Сибири по получении через меня хвалебного отзыва о его работах со стороны П. Б. Аксельрода и Плеханова: «Его и Г. В. отзыв о моих работах — самое ценное, что я могу себе представить».
По приезде из Сибири в разгар разногласий между группой «Освобождение труда» и «Рабочим делом» он чрезвычайно категорически брал сторону первой, несмотря на упреки членов местных организаций в «безрукости» «стариков». Обвинения же последних в генеральстве и т. п. Ильичем просто отметались как вздорные.
И вот с места в карьер, без всякого даже достаточного повода, пришлось убедиться в самом нестерпимом, самом грубом и вместе с тем в самом ограниченном генеральстве!
В самом деле, ведь ничего более ограниченного, чем тактика Плеханова по отношению к Владимиру Ильичу и Потресову, нельзя было себе представить.
«Как это может умный человек поступать так глупо!» — воскликнула я, выслушав рассказ брата об этом инциденте тогда же, 30 августа 1900 года.
«Но дурак же ты, если не видишь, что мы теперь уже не те, что мы за одну ночь совсем переродились»,— говорит Владимир Ильич в своей записке (Ленинский сборник, с. 44).
«Не будь у нас влюбленности в Плеханова (там же, с. 41), относись мы к нему ровнее... мы не испытали бы такой «нравственной бани»... Это был самый резкий жизненный урок».
Этот урок заставил, несомненно, Владимира Ильича стать более настороженным по отношению ко всем людям. И влюбленная юность получает от предмета своей любви горькое наставление: «Надо держать против каждого камень за пазухой».
И обидно становится за ту глубину дружественных чувств, веры в лучшие свойства человека, которые были разрушены и оскорблены. Для многих и многих рисуются новые стороны Ильича, когда они читают:
«Ну, а раз человек, с которым мы хотим вести близкое общее дело, становясь в интимнейшие с ним отношения... пускает в ход по отношению к товарищам шахматный ход, тут уже нечего сомневаться в том, что это человек нехороший, именно нехороший, что в нем сильны мотивы личного, мелкого самолюбия и тщеславия, что он — человек неискренний» (там же, с. 40).
Как трогательно и юно звучит это «человек нехороший»!
Но если бы мы стали делать выписки, нам трудно было бы остановиться, пришлось бы переписать все произведение, глубоко искренние переживания которого изложены со свойственной Владимиру Ильичу сжатостью и силой. Отсылая поэтому читателя к самому этому произведению, которое, надеемся, будет перепечатываться, так как познать, почувствовать по нему Ильича можно лучше и глубже, чем по многим и многим статьям о нем и биографическим очеркам его жизни, мы скажем только, что и членов группы, с которой произошла коллизия, группы «Освобождение труда» эта запись рисует с замечательною яркостью и выпуклостью. Прежде всего, конечно, центральная фигура, Г. В. Плеханов, выступает в ней как живой человек со всеми его недочетами. Затем мы видим безграничную революционную преданность вместе с «героизмом раба» В. И. Засулич и, наконец, искренний, но мягкий и бесхарактерный, «не деловой»,— «по деловым вопросам П. Б. (Аксельрод.— А. Е.) мало что mitsprechen капп»2 (там же, с. 33), встает тоже во весь рост. Позднейшие биографы членов группы «Освобождение труда» не смогут обойтись без этих, только попутно даваемых, но таких ярких характеристик.
К сказанному добавим лишь, что сторонник Плеханова, член группы «Социал-демократ», о котором Владимир Ильич говорит на с. 47-й, был не Бауман, как ошибочно указано в сборнике, а Блюменфельд, заведовавший типографией и техникой «Социал-демократа».
Письма Владимира Ильича к А. М. Горькому также в высшей степени интересны. Они раскрывают нам переживания Владимира Ильича в другой, довольно мало освещенный период — в эпоху реакции 1908—1911 годов.
В оболочке личной переписки для нас выступает вся стойкость Владимира Ильича в трудное время второй эмиграции, когда, по его собственному выражению, он попал в Женеву, как в могилу. Из этой могилы он неустанно завязывает вновь разорванные нити, обличает одних, одобряет других все с той же энергией, с той же верой в конечную победу и с тем же мужеством. Письма эти являются ценными добавлениями к его книге «Материализм и эмпириокритицизм», борьбой против религиозных предрассудков в форме дружеской переписки. Масса ценных мыслей разбросана в них. Очень характерна также для Владимира Ильича способность возиться так с человеком, которого он считал полезным для пролетарского дела, класть столько терпения, труда на переубеждение его. Затем в них имеется материал для истории раскола с впередовцами, много характеристик отдельных товарищей, и все это освещается, как зарей, радостным чувством того нового подъема, который вызвал легальную печать — «Правду», «Мысль», «Просвещение». Большой и важный период жизни Вл. Ильича отпечатлелся в этих письмах.
Но, соглашаясь с Институтом имени Ленина, что все важно, что касается Ильича, мы никак не можем согласиться с тем фетишистским — не знаем, как иначе назвать это,— отношением к нему, которое проявилось в архивных справках к рукописям и письмам Ильича.
«Второй листок представляет собою оторванную половину листа глянцевитой почтовой бумаги, с резко выраженными мелкими продольными (по тексту) водяными линиями...» На первой странице в левом углу бланк синей типографской краской «Steindl’s Wiener Grand Cafe, Ziirich Bahnhofplatz»3... «Чернила везде одинаково темно-зеленые... Чернила с коричнево-водянистым оттенком, что свидетельствует о том, что они были разведены водой...»
К чему это? Кому это нужно? Сфотографированные экземпляры рукописей приложены,— это хорошо, это дает представление читателю о том, как писал Ильич, это памятка о нем. А кому надо знать, разбавленными или неразбавленными чернилами писал Ильич, в какой лавочке и в клеточку или в полоску покупал он бумагу? А если такие чудаки найдутся, то к их услугам собрание подлинных рукописей в Институте имени Ленина. Всем же прочим надо давать мысли Ильича, их развитие, ту среду, в которой они возникали, то влияние, которое они имели; надо давать биографические черточки о нем, а не подобную идолопоклонническую ерундистику.
Помещенные в сборнике «Основные вехи» для календаря жизни В. И. Ленина нужны. Укажем на некоторые пропуски и неточности в них.
«9. 1887 г. август — замечен полицией в сношениях с революционерами».
Если это указывается на основании полицейских данных, то несомненно, что полиция забегала вперед по отношению к нему, как к брату казненного. Опущено: весной 1890 года получил разрешение сдавать экстерном экзамен при Петербургском университете. (Между прочим, в исторической работе надо оставлять старое название Петербург, иначе придется сказать, что Петр Великий основал Ленинград.)
24. Неверно, что Владимир Ильич читал марксистские доклады в городах Поволжья. Он заезжал в Нижний проездом в Петербург, познакомился с тамошними марксистами, Скворцовым и другими, и читал им свои рефераты. Но это не то, что читать доклады по городам.
26. Весной 1894 года Ильич писал о Михайловском. Другие же две части «Что такое «друзья народа»...» были написаны им раньше, в Самаре.
30. Можно вставить: и для лечения и отдыха после воспаления легких.
33. Неверно, чтобы Ленин предпринимал объезды. В Москве он был у родных по возвращении из-за границы. В Орехово-Зуево ездил вместе со мною и М. Т. Елизаровым для осмотра Морозовской фабрики. У М. Т. был товарищ, служивший на фабрике доктором. Поездка была обставлена как семейная partie de plaisir4. В. И. уходил, правда, конспиративно повидаться в Орехово-Зуеве с местными социал-демократами, как видался с таковыми и в Москве, но нельзя сказать, что предпринимал объезды: в то время для человека с его фамилией это было равносильно тому, чтобы сразу влететь, а В. И. берег свои силы. В Вильне, вероятно, останавливался проездом из-за границы.
48. Н. К. Крупская приехала к Ленину не из Уфы, а прямо из Питера. Она подавала специальное прошение о разрешении отбывать ссылку в Сибири вследствие предполагаемого своего выхода замуж за Владимира Ильича и получила это разрешение, как и 3. П. Невзорова, на условии, что, если не выйдет замуж, должна вернуться в Уфу.
56. Надо вставить: получает разрешение выехать за границу и заграничный паспорт.
62. Неверно: мать Ленина ездила специально в департамент полиции просить разрешение для сына съездить до отправки за границу в Уфу к жене и получила это разрешение. В. И. поехал в Уфу вместе со мною и с матерью. Съездить нелегально ему, только что освобожденному из-под ареста, к жене, находящейся под гласным надзором, было бы совсем невозможно.
72. Брошюру «Что делать?» Ленин писал в 1901 году. Помню, как он рассказывал мне о ней, о ее плане весною 1901 года, когда мы уходили с ним вечером побродить по улицам Мюнхена, а потом заходили в какой-нибудь трактирчик выпить пива; помню, как он убегал от Мартова, от всех разговоров, потому что находился в периоде творчества.
84. К Ленину ездило из России много товарищей, происходило много имевших значение для партии переговоров. О всех них не упоминается, а приезд охранника Гапона отмечается как какая-то веха в жизни Ленина. Это надо выбросить.
1907 год. Опущено, что в 1907 году была сдана Лениным в изд-во «Зерно» (издатель Кедров) книга «Аграрная программа социал-демократии в первой русской революции». Напечатанная уже книга была запрещена цензурой и не получила распространения. Этот факт опущен и в статье Каменева, который говорит лишь о том, что для книги до семнадцатого года не находилось издателя.
Вот главнейшие, замеченные нами, пропуски и неточности.
Пролетарская революция. 1924, № 7, с. 253—257
Примечания:
1 См.: Ленин В. И. Как чуть не потухла «Искра»? — Полн. собр. соч., т. 4, с. 334— 352. Ред.
2 — Может сказать (см.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 4, с. 334. Ред
3 «Wiener Grand Cafe» Штейндля, Цюрих, вокзальная площадь. Ред.
4 — Увеселительная прогулка. Ред